Требуется государь?
Требуется государь?
Владимир Махнач
Тема
монархии и монархизма в России за последние годы стала предметом частых, иногда
назойливых обсуждений. С одной стороны, это свидетельствует о востребованности
если не самой монархии, то хотя бы размышлений на эту тему. Ведь по своей
природе Россия — монархическая страна. К тому же, поскольку начиная с 1917 года
ни один режим в стране нисколько нелегитимен, можно считать, что монархию у нас
никогда и не упраздняли. Возьмем для примера Испанию при Франкj: она являлась
монархией, хотя и не управлялась монархом, но считалось, что это "период
временных затруднений". Вот и мы в праве так же относиться к своему XX
веку.
Однако
назойливость нынешних обращений к этому предмету свидетельствует о том, что
существует не только социальная, но и конкретная политическая
заинтересованность в данной теме. Люди, которые стремятся понять, чем монархия
была удачна, достойны всяческого уважения, даже если они недостаточно
исторически образованы. Люди же, которые от собственного неумения управлять
стремятся ухватиться и за эту "соломинку", могут быть
охарактеризованы как очередные российские разрушители. Не наша задача указывать
на кого-то пальцем. В нынешней России есть, видимо, и те, и другие.
Впрочем,
интерес к монархии имеет положительный смысл -— и в случае, если российской
монархии будет суждено восстановиться, и даже в противном случае. Ведь это
необходимый момент национального культурного самопознания. Монархический
потенциал в России несомненно существует, потому что Россия — страна одной из
самых глубоких монархических традиций. В этом отношении, как, впрочем, и во
многих других, Россию можно сравнить с Англией, которая на всех поворотах своей
истории никогда не могла отказаться от монархии, понимая, что образовавшийся
вакуум заполнить будет нечем. Даже если, как в наше время, страна управляется
вполне республикански.
Но
если монархия стара, как мир, и если прообразом монархического правления
является, без всякого сомнения, семья (рискну утверждать, что первым монархом
был Адам, а Ева — обществом), то выходит, что монархия старее государства, ибо
уходит корнями в догосударственное бытие человека.
Однако
просто сказать "монархия" — значит не сказать еще ничего. К
сожалению, советская школа оставила в наших современниках весьма прискорбное
представление о том, что монархия бывает либо конституционной, либо абсолютной.
И споры сейчас проходят между либеральными публицистами, заявляющими, что, мол,
хорошо бы ввести монархию, но только конституционную, и публицистами, которые
утверждают, что в нашей традиции монархия самодержавна. И ставят при этом
парадоксальный знак равенства между самодержавием и абсолютизмом.
На
самом деле, абсолютизм как идея родился в XVI веке, а воплотился в XVII. Это
очень новая форма монархии. Конституционная монархия как идея родилась в XVIII
веке. Эта форма еще новее. Очевидно, что до этого мир пережил несколько
тысячелетий монархического развития. История знает примеры традиционной
сакральной монархии в Древнем Египте, деспотических монархий Переднего Востока,
а также сословных и сословно-представительных монархий. Обратимся к тому, что
уже было опробовано в нашем отечестве, так как то, что опробовано не было,
вызывает самые серьезные опасения.
Согласно
американским исследованиям начала 90-х годов, перенос форм западной демократии
в экваториальную Африку приводит к такой безобразной коррупции, которая даже
нам, в бывшем РСФСР, не снилась... С другой стороны, у тех же африканцев
существуют свои старинные демократические традиции выборов старейшин и выборов
старейшинами этнического короля, полномочия которого утверждаются (или не
утверждаются) раз в год. Таким-то вот образом и правовая традиция имеет место,
и народы оказываются вовсе не таким уж отсталыми и привыкшими к деспотическому
правлению... Важно то, что живет и выживает лишь своя монархия, а не чужая, и
своя демократия, а не привнесенная.
Монархия
в России уходит корнями в догосударственный период, в те времена, когда мы
можем говорить еще не о собственно русских, а лишь о славянах. Прокопий
Кесарийский указывает, что у славян были князья. Видимо, тогда, в шестом веке,
государственности в полном смысле слова еще не был о, разве что начальная
варварская предгосударственность. Отсюда мы можем перебросить мостик в наш домонгольский
период и увидеть монархический элемент власти во всех землях без исключения.
Этот институт — власть князя. Но что это за власть? Еще Василий Осипович
Ключевский отмечал служилый характер княжеской власти, сложившийся оттого, что
города, появлявшиеся на транзитных торговых путях, были просто сильнее князей с
их дружинами. И князь избирал более уютную форму жизни: поступал на службу
городу. Даже Олег, мечом захватив город и убив Аскольда, остальную часть жизни
ревностно служил интересам Киева. Защищал город, когда нужно, и воевал, где
городу было надо.
И
так же себя вели все другие князья. Неудачных же князей выгоняли.
Конечно,
князь не был наемником на службе города. В Новгородской летописи мы видим, что
годичный период отсутствия князя заставляет тужить всех жителей. Отчего так? А
оттого, что не имеющий князя город воспринимался как пригород, как город
неполноправный. Монархия как признак единства и полноправия земли и княжества
воспринималась всеми поголовной была, таким образом, востребована обществом.
Даже Новгород, в эпоху классического средневековья управлявшийся
республикански, никакие мог обойтись без князя.
Однако
нельзя не заметить, что хотя князь и полновластен, и может воевать, но если он
решил это сам, то и воевать будет один — со своей дружиной и добровольцами.
Ополчить же город может только город своим вечевым решением. Таким образом, в
домонгольский период мы имели политическую систему, в которой монархическому
элементу княжеской власти содействует не менее мощный аристократический элемент
— боярство и демократический городской элемент.
С
разрушением русских городов в XIII-XIV веках, в ходе иноземных вторжений,
демократический элемент почти исчез. Однако разве не оставалась при этом
традиция низовой демократии на Руси? Она была всегда. Сельский сход и сход
волостной, городские сотни и слободы — это демократические учреждения.
В
Судебнике Ивана III 1497 года устанавливается, что ни один судья не должен
судить без "лучших людей". В этом — зачаточная форма института суда
присяжных, и, несомненно, она уходит корнями в еще более древнюю традицию. Так
что на низовом уровне демократическая традиция у нас, конечно, существовала.
А
аристократическая? Она была сильна у нас, как и у всех народов индоевропейского
корня. Более того, она была актуальна на национальном уровне. Русский с трудом
смирялся с тем, что на смену родовитому аристократу приходил служилый дворянин.
Это отношение сохранялось даже в простонародном слове "барин",
восходящем к "боярину". Не служилый человек, а аристократ, несущий
ответственность за судьбы нации и культуры,—-вот кто был нужен русскому мужику.
И мужик был абсолютно прав в своей социальной интуиции и нисколько не унижен
этим чувством. .
Аристократическая
традиция сохранялась во всех русских княжествах. И знаменитейший из князей
московской династии Дмитрий Иванович Донской в своем завещании требует от
сыновей не только любить и награждать, но и советоваться по каждому поводу с
боярством. Б.С.Веселовский, бесспорный знаток той эпохи, назвал время Дмитрия
Донского "золотым веком русского боярства".
Итак,
вплоть до создания единой державы Иваном III, расширившим Думу за счет
титулованной знати, Россия управлялась монархией с аристократией. Но страна
стала слишком большой, и Иван III выдвигает в первый ряд проблему расширения
социальной базы правящего слоя.
Развитие
этого процесса приходится на середину XVI века, и мы получаем монархическую
традицию уже не в конфедерации земель и княжеств, а в единой державе, на
общегосударственном уровне. Теперь это — царь, бояре и Земский собор. А кроме
того — земское самоуправление, институты земских и губных старост с
целовальниками, и в городах — известные нам сотни и слободы. Так в целом
завершается формирование сословной монархии в виде монархии
сословно-представительной. То есть монархии с парламентом. А то, что Земский
собор и был аналогом западного парламента, убедительно доказал академик Черепнин.
Таким
образом, наша национальная традиция полностью соответствует идеальному
устройству государства, по мысли величайшего греческого историка Полибия:
монархия, аристократия и демократия в одной системе. Что с этим боролось в
нашей истории? Антиаристократическая тирания Ивана IV и тирания Петра I,
стремившегося разгромить как аристократическую, так и демократическую традицию,
навязав стране управление бюрократическое. Занятно, но сейчас мы живем в
государстве, которое устроило бы Петра. Одна наша столичная бюрократия в 2,7
раза превосходит по числу чиновников суммарный аппарат СССР, РСФСР и ЦК КПСС
недавних времен.
Но
эта традиция никогда не будет воспринята русской нацией и рано или поздно,
более или менее болезненно (желательно, чтобы менее) будет изжита. Так уже
случалось в истории. В прошлом столетии она была изгнана Великими реформами Александра
II. Царя-Освободителя следует воспринимать не как западника, модернизировавшего
Россию по европейским меркам, а как восстановителя традиции XVII века. А в
царствование последнего государя Николая Александровича мы получили не только
низовую демократическую традицию, но и завершение ее на общенациональном
парламентском уровне Государственной думы. Причем отметим, что место для
аристократии, при всей ее ослабленности, резервировалось политической системой
постоянно: в этом состоял смысл существования и деятельность пусть и квази-, но
все-таки аристократического Государственного совета.
Присмотритесь:
большую часть нашей истории мы живем с монархией, взаимодействующей с
аристократией и демократией. И большую часть неприятностей получаем от
бюрократического правления. Должно же это нас когда-нибудь чему-нибудь научить!
Земство как низовая демократия и Земский собор как проекция низовой демократии
на общегосударственный уровень— необходимые условия восстановления
монархического правления в России. Труднее восстановить аристократию. Но это
стоит любых трудов и затрат. До сих пор барин, в отличие от интеллигента,
национально востребован.
Хотелось
бы напомнить и об опасностях иного пути. Негодный, несословно-представительный
государь упраздняется сословными учреждениями, как Василий Шуйский, или — при
отсутствии этих учреждений — убивается, как Петр III, которого, конечно,
низложили бы, но в той политической системе это некому было сделать, и царь
лишился жизни.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.safety.spbstu.ru