Дьяки второй четверти XV в.: происхождение и социальные связи
Дьяки второй четверти XV в.: происхождение и социальные связи
Вторая четверть - середина XV в. были важным этапом в становлении Русского централизованного государства. Одним из факторов укрепления власти великих князей Московских было формирование аппарата государственного управления. Ключевыми фигурами здесь становились государевы дьяки.
Известно 14 дьяков Василия II. Это Аникей [1], Василий Беда [2], Илья Безстуж [3], Степан Бородатый (Ростовец) [4], Иван Давыдов [5], Иван Колудар Владимирович Ирежский [6], Алексей Полуектов [7], Иван Поповка [8], Путило [9], Иван Ростовец [10], Иван Скорик [11], Алексей Стромилов [12], Терентий [13] и Андрей Ярлык [14].
К этому же периоду относится первое упоминание о представителях нижнего этажа столичной канцелярии. Великокняжеский подьячий Ушак писал акт, датируемый примерно 1425-1440 гг.
В той же роли выступили Никула (1453 г.)
Демех Трегубов (1432-1445 гг.) [17] и Семен Дичко (1461-1464 гг.) [18]. Сюда же следует, видимо, отнести Ивана Неронова и Терпигора. В актах они названы просто подьячими без указания на принадлежность к великокняжеской канцелярии [19]. Самым знаменитым из подьячих Василия Темного был Василий Беда, участвовавший в весьма деликатной миссии по отравлению Дмитрия Шемяки и пожалованный за верную службу в дьяки. Всего получается семь подьячих.
Тот факт, что подьячие появляются на страницах документов позднее дьяков, сам по себе, конечно, не свидетельствует о более позднем возникновении самого института подьячих. Всякие сомнения, на наш взгляд, рассеивает сочетание этого факта с информацией великокняжеских духовных, где никакие подьячие не упоминаются, только дьяки. Институт великокняжеских дьяков существовал уже в первой половине XIV в. Подьячие великого князя появляются только во второй четверти XV столетия. Думается, что подьячих породили те же процессы, что в своё время вызвали появления дьяков. Расширение территории Московского великого княжения не могло не усложнять системы управления государством, а следовательно, и управленческого аппарата. Дьяку неизбежно должен был понадобиться помощник в лице подьячего.
Рассмотрение проблемы происхождения дьяков второй четверти XV в. начнём с дьяков великокняжеской канцелярии. Василий Иванович Беда. Александр (Алехно) Федосеевич Белеутов в своем завещании (явлено митрополиту Филиппу 2 июня 1472 г.) называет Василия Ивановича братом [20]. Несовпадение отчеств указывает на то, что Александр и Василий были двоюродными братьями. Обращение к родословию Белеутовых показывает, что ни одного Василия Ивановича среди двоюродных братьев Александра Федосеевича нет [21]. Осторожное предположение
А.А. Зимина о тождестве дьяка Василия и Василия Ивановича Клушина Белеутова следуетотвести, так как сам исследователь справедливо указывает, что тот был племянником Александра Федосеевича, а не братом [22]. Совпадение имени-отчества ничего не значит при чрезвычайной распространенности в то время имен Иван и Василий. Остаются два возможных вывода. Великокняжеский дьяк Василий Иванович либо был сыном тетки Александра Федосеевича Белеуто - ва, сестры его отца Федосея Александровича, либо двоюродным братом по материнской линии, сыном сестры или брата матери, жены Федосея Александровича. Скорее всего, верен второй вариант. Отец дьяка, учитывая социальный статус дьяков в первой половине XV в., вряд ли был знатным человеком. Сложно предположить, что боярин выдал за него свою дочь. Невеста могла быть в социальном отношении ниже жениха, но не наоборот.
Александр Федосеевич происходил из старинной аристократической фамилии. Дед нашего героя Александр Андреевич Белеут был боярином Василия I. Старший из четырех сыновей Александра, Федосей, отец Алехна Белеутова, еще в молодости отъехал в Литву, где и погиб.
С.Б. Веселовский относит эти события к первой четверти XV столетия [23]. Отъезд навсегда испортил карьеру всем потомкам Федосея Александровича.
О братьях Федосея Романе, Федоре и Григории, дядьях Алехна Белеутова, мы знаем немного. Родословцы утверждают, что первые двое были боярами великого князя Василия Васильевича. С.Б. Веселовский писал, что это «весьма вероятно, но нуждается, конечно, в подтверждении показаниями актов» [24]. В отношении Романа таких показаний до сих пор не найдено, как и вообще каких бы то ни было биографических сведений, кроме указанных в родословцах. По поводу Федора родословцы, видимо, точны. В 1462 г. Федор Михайлович Челядня и Федор Александрович Белеутов ездили с посольством в Новгород [25]. Именование по отчеству «с ви - чем», наравне с несомненным боярином Федором Челядней, с высокой долей вероятности указывает на боярство и самого Федора Александровича Белеутова. Более о его служебных назначениях упоминаний нет. Трижды Федор проходит в источниках как частное лицо - послух в двух актах в Московском уезде и в духовной своего племянника [26]. Его земельные владения располагались в Волоцком уезде [27]. О младшем из братьев - Григории - каких-либо дополнительных данных найти не удалось.
Александр Федосеевич и его младший брат Михаил в Литве не прижились и примерно во второй четверти XV столетия вернулись на родину [28]. Об Александре мы имеем три упоминания. Дважды - в 1440-1445 гг. и в 1468-1462 гг. - он выступил послухом в актах в Рузском и Дмитровском уездах, а около 1472 г. составил духовную [29]. Жена и дети Алехна получили в наследство обширную вотчину в Дмитровском уезде [30].
В 1485-1490 г. иммунитетную грамоту на вотчину в волости Хорвач Тверского уезда получил Михаил Белеутов [31]. Судя по времени, это достаточно глухое упоминание относится к младшему брату Алехна Белеутова. Тверская земля вплотную примыкала к Волоцкому, Рузскому и Дмитровскому уездам, где располагалось основное ядро вотчин Белеутовых.
Двоюродные братья Александра Федосеевича Иван Клуша и Андрей упоминаются в источниках лишь один раз в уже упомянутой выше духовной 1472 г. У Григория Александровича Белеутова было четыре сына - Иван, Константин, Вельямин и Тимофей. Двое последних носили прозвище Кляпик [32]. Иван, кроме как в родословцах, не упоминается. Константин и Вельмин известны только по духовной Алехна Белеутова. Тимофей Григорьевич в 1490-1500/01 гг. участвовал в судебном разбирательстве поземельного спора в Берендееве стану Дмитровского уезда [33].
Какие-либо служебные назначения этого поколения Белеутовых неизвестны, что косвенно свидетельствует о том, что никаких высоких чинов и ответственных должностей они не стяжали. Вотчины их располагались в Дмитровском уезде и в Твери.
Таким образом, двоюродный брат Василия Беды отечеством был добр. Александр Федосеевич происходил из аристократической фамилии. Его дед и дядя бывали в боярах. Однако ни сам Александр, ни другие представители его поколения карьеры не сделали. То есть применительно ко второй половине XV в. Белеутовы представляли собой измельчавшую аристократическую фамилию, потерявшую свое положение в рядах знати и, скорее всего, опустившуюся в рядовой состав Государева Двора [34]. Даже если брак родителей Василия Беды и был откровенным мезальянсом, мы смело можем отнести государева дьяка Василия Ивановича к числу выходцев из дворян.
Колудар Ирежский. Отец дьяка Владимир Иванович был угличским землевладельцем [35]. Это единственный известный факт его биографии. О матери дьяка мы не имеем никакой информации, кроме имени. Сын Ивана Владимировича Борис тоже никаких следов в источниках не оставил. Дьяк, его родители и сын не были единственными представителями рода Ирежских. Применительно ко второй половине XV в. известен Александр Гаврилович Ирежский, вотчинник Бежецкого Верха [36]. В первой половине
XVI столетия жили вдова Александра Евфимия, его сыновья Елизарий и Иван, невестка (жена Елизария) Варвара Григорьевна. Они упоминаются в источниках почти исключительно как частные лица, бежецкие вотчинники и послухи в бежецких же актах [37]. В 1530/31 г. послухом в акте в Солигаличском уезде выступил Дмитрий Борисович Ирежский [38]. Из служебных назначений Ирежских этого периода известно только одно. В 1515/16 г. Елизарий Ирежский по указу вел. кн. Василия Ивановича произвел земельный разъезд в Бежецком Верхе [39].
Дозорная книга церковных приходов Бежецкого Верха, датированная примерно серединой 70-х гг. XVI в., фиксирует в Городецком уезде с. Иреш [40]. Это, вне всякого сомнения, родовое гнездо Ирежских. Можно предполагать, что в первой половине XV в. Ирежские были либо мелкими неслужилыми вотчинниками, либо детьми боярскими. Представители первой из этих двух категорий населения встречаются редко. Более вероятным является дворянское происхождение Ирежских.
Иван Поповка. Упоминается источниками единственный раз, как вкладчик Кириллова-Белозерского монастыря. Оформляя дарение обители своей вотчины, он отмечает: «Что есмь был дал зятю своему Данилу Башмаку» [41]. С.Б. Веселовский пояснил, что в данном акте имеется в виду Данила Васильевич Башмак из рода Прота - сия. Зять - это муж дочери или сестры Ивана Поповки, а часть деревень Чепринского села, в таком случае, была дана Данилу в приданое.
Потомки Протасия были одним из древнейших аристократических родов. Со временем Про - тасьевичи сильно размножились и служебная карьера разных ветвей рода складывалась неодинаково.
Данила Башмак относился к младшей линии рода, пошедшей от Юрия Грунки. То обстоятельство, что Башмаковы «повелись» от Юрия Грунки, зафиксировано «Государевым родословцем». Однако поколенной росписи Башмаковых нет ни в родословных книгах редакции 43-й главы, ни в родословцах редакции 43-й главы с приписными [42]. Данила Башмак и его потомки есть только в родословцах редакций начала XVII в. и Патриаршей.
Зять дьяка Ивана Поповки, судя по этим источникам, приходился Юрию Грунке праправнуком. Дед Данилы Башмака Федор Пьяница, его отец, родные и двоюродные дядья известны только по родословцам. Непохоже, чтобы наш герой был «отечеством добр». Понятна в связи с этим причина, по которой разрядные дьяки середины XVI в., составители «Государева родословца», не стали утруждать себя реконструкцией генеалогии Башмаковых.
Из биографии самого Данилы Васильевича нам известно три факта. В 1446/47 г. он прибыл в качестве гонца в литовский Мстиславль, где собрались верные свергнутому Василию Темному вассалы. Данила привез весть об освобождении великого князя из заточения и передаче ему в удел Вологды [43]. В 1450-1467 гг. он выступил послухом в купчей Петра Игнатьевича Морозова в Кинеле Переславского уезда [44]. В 14621470-х гг. произвел размежевание земель великого князя и Троице-Сергиева монастыря в том же стану того же уезда [45]. Всё это службы рядового сына боярского.
Старший из троюродных братьев Данилы Башмака Василий Федорович Вельяминов перешел на службу в удел кн. Юрия Васильевича и занял там высокое положение. 4 июля 1472 г. он командовал полком своего сюзерена в сражении на р. Шелони [46]. Как боярин кн. Юрия сидел у его духовной в том же году [47]. Младший брат Василия Иван Аксак известен в ок. 1480-1500-х гг. как послух в купчей в Дмитровском уезде [48]. Другой брат, тоже Федор иными источниками, кроме родословцев не упоминается.
Федор Алексеевич Великого Вельяминов дважды - в 1450-1467 и ок. 1468-1472 гг. - выступает в роли послуха в Кинеле Переславского уезда и Ижевском стану Дмитровского уезда соответственно [49]. В начале XVI в. он участвовал в посольстве в Данию [50].
Младшие троюродные братья нашего героя - Андрей Шарап и Иван Щадра Соловцовы - известны только по родословцам. Исключение составляет Иван Истленье. Ок. 1448 г. он выступил послухом в данной Игнатия Васильевича Минина в Звенигородском уезде [51].
Таким образом, Данила Башмак, зять дьяка Ивана Поповки, был представителем захудалой ветви потомков Протасия. Представители её либо ушли на службу в удел, либо слились с рядовой массой детей боярских. Служба последних соответствовала как дворовой, так и городовой.
Великокняжеский дьяк Иван Поповка, выдавший свою дочь или сестру за мелкого провинциального сына боярского, видимо, был под стать своему зятю. Можно уверенно предполагать в дьяке выходца из дворянской среды.
Социальные связи дьяков прослеживаются в двух случаях, применительно к Василию Беде и Ивану Поповке. Оба случая разобраны выше. Родственники этих приказных деятелей - представители измельчавшей до положения рядовых дворян аристократии. В духовной Андрея Ярлыка мимоходом упоминается его племянник Илей-ка. Кроме имени о нем ничего не известно. То же самое можно сказать и о зяте дьяка Степана Бородатого Иване Дмитриевиче. Попытка Ю.Г. Алексеева отождествить его с дьяком Иваном Ростовцем интересна, но не совсем удачна. К сожалению, автор не привел никаких доказательств своей гипотезы [52]. Одного совпадения столь распространенных имен недостаточно. Тот же малопродуктивный метод использовал и С.В. Стрельников [53].
Только в четырех случаях из 14 у нас есть конкретная информация о детях дьяков (Степан Бородатый, Алексей Полуектов, Алексей Стромило и Иван Владимирович Ирежский). Если о Борисе Ивановиче и Илье Степановиче мы не знаем ничего, кроме имени, то карьера потомков Алексея Стромилова демонстрирует яркий пример социального роста, благодаря дьяческой службе. Столь же примечательна фигура Романа Алексеева. Здесь мы имеем первый пример наследования дьяческой службы в пределах одной семьи.
Всего, таким образом, из 14 дьяков вел. кн. Василия Васильевича социальное происхождение может быть более или менее точно определено у четверых. Это Василий Беда, Колудар Ирежский и Иван Поповка, выходцы из дворянской среды, и Алексей Стромилов - из духовенства. Трое из 14 - это 21,4%; 1 - 7,1%. Остальные 10 человек попадают в категорию лиц, чьё социальное происхождение установлению не поддаётся.
В эту категорию попадает и Алексей Полуектов. Его основная служба пришлась на правление Ивана III, но уже при вел. кн. Василии Васильевиче Алексей был весьма приближенным к трону человеком. Ермолинская летопись, повествуя о ликвидации независимости Ярославского княжества, отмечает, что старому великому князю советовал лишить тамошних князей их вотчин дьяк Алексей Полуектович [54]. Видимо, это обстоятельство и натолкнуло А.А. Зимина на вывод о происхождении Алексея из числа ярославских вотчинников. Других оснований для такого предположения не видно. Но эти основания весьма не прочны, так как мотивы поведения нашего героя доподлинно неизвестны. Столь же неосторожно на основании одного гипотетического положения строить новое и считать дворовых детей боярских-ярославцев Грязного и Алешу Федоровичей Алексеевых Полуектовых внуками дьяка [55].
Следует отвести и гипотезу С.В. Стрельникова, полагавшего, что отцом Алексея Полуектова мог быть дьяк Полиект, упомянутый в ростовском соборном синодике. В перечне родственников дьяка из текста синодика нет никакого Алексея. Сыном Полуекта там прямо назван некий Феодор. Совпадений имени одного дьяка с отчеством другого явно недостаточно. Не добавляет ясности и то обстоятельство, что оба персонажа связаны с Ростовом. Ведь биография Алексея Полуектова складывалась не только в Ростове.
Слово «дьяк» в контексте источника явно означает младшего священнослужителя. Так что нельзя говорить о трех поколениях дьяков [56].
Сыном Алексея Полуектовича, видимо, был дьяк Ивана III Роман Алексеев. Это предположение выдвинул Ю.Г. Алексеев, и звучит оно весьма убедительно. Тот факт, что у Алексея был сын Роман, бесспорен. Здесь мы имеем прямое указание источников. Известно, что дьяк владел вотчиной в Ростове и имел какие-то личные связи с ростовскими землевладельцами. В Ростове же были имения и у Романа Алексеева [57]. Сыновей Романа и внуков Алексея Полуектова звали Юрий, Иван и Борис и фамилия-дедечество их была Алексеевы, а не Полуектовы [58].
Те великокняжеские дьяки, чьё социальное происхождение не поддаётся определению, по всей видимости, в основном были людьми простыми. Какая-то часть из них - это слуги-мини - стериалы. Холопское происхождение можно полагать у Терентия, Путила, Аникея. Они, как и дьяки предшествующих эпох, именуются односложно, календарным или некалендарным именем. Возможно, из той же среды происходил и Андрей Ярлык. Его подпись на духовной Есипа Дмитриевича Акинфова, явленной митрополиту Ионе 5 марта 1459 г., сделана на уйгурском или монгольском языке [59]. Применительно к исследуемой эпохе, в России это языки скорее экзотические. Как мог попасть к нам их носитель? Возможно, был куплен на невольничьем рынке.
В Иване и Степане Ростовцах можно предполагать посадских, выходцев из Ростова. Если последнее в принципе можно считать фактом (связи Степана с Ростовом подтверждаются документально), то первое, конечно, гипотеза. Прозвания, указывающие на место происхождения, характерны для представителей разных социальных групп.
При всей условности наших арифметических выкладок, можно уверенно сделать некоторые выводы. Во-первых, со второй четверти XV в. наблюдается процесс проникновения в среду великокняжеских дьяков выходцев из дворянской среды. Во-вторых, служба в дьяках начинает играть роль своего рода «социального лифта», благодаря которому талантливый выходец из простонародья мог попасть в число служилых людей по отечеству. В-третьих, можно заметить пока ещё слабую тенденцию к превращению дьячества в наследственную профессию.
Все эти процессы, судя по всему, были вызваны дальнейшим усложнением задач государственного управления и ростом значения письменного делопроизводства в функционировании аппарата власти. Дьяческая служба постепенно переставала быть чисто хозяйственным занятием. Великокняжеские дьяки уже не только «ведали прибытки», но и приобретали реальную власть. Дворянство начинало ощущать притяжение этой власти. Первыми отреагировали представители его низших прослоек, которым традиционная дворянская служба давала немного шансов достичь карьерных свершений и материального благосостояния.
Примечания
князь московский дьяк
1.Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV - начала XVI в. (далее - АСЭИ). М., 1964. Т. 3. №392.
2.Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. М., 1975. С. 520; Зимин А.А. Дьяческий аппарат в России второй половины XV - первой трети XVI в. // Исторические записки. М., 1971. Вып. 87. С. 225-226.
3.Веселовский С.Б. Указ. соч. С. 48.
4.Там же. С. 451; Зимин А.А. Указ. соч. С. 228.
5.АСЭИ. М., 1958. Т. 2. №446.
6.Веселовский С.Б. Указ. соч. С. 253.
7.Там же. С. 19, 420-421; Зимин А.А. Указ. соч. С. 261-262.
8.Веселовский С.Б. Указ. соч. С. 424.
9.Каштанов С.М. Очерки русской дипломатики. М., 1970. С. 374.
10.АСЭИ. Т. 3. №49.
11.АСЭИ. Т. 2. №346.
12.Веселовский С.Б. Указ. соч. С. 498.
13.АСЭИ. Т. 2. №444.
14.АСЭИ. М., 1952. Т. 1. №326; Т. 2. №93, 354, 359, 361, 373; Т. 3. №40, 44, 100, 479; Каштанов С.М. Указ. соч. С. 362; Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.; Л., 1950. №57.
15.Веселовский С.Б. Указ. соч. С. 533; АСЭИ. Т. 1. №51.
16.АСЭИ. Т. 2. №353.
17.Веселовский С.Б. Указ. соч. С. 521.
18.Акты феодального землевладения и хозяйства XIV-XVI веков (далее - АФЗХ). М., 1951. Ч. 1. №287.
19.АСЭИ. Т. 1. №389; Назаров В.Д. Акты XV века из архива Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря. №4 // Русский дипломатарий. Вып. 4. М., 1998.
20.АСЭИ. Т. 3. №67.
21.Родословная книга по трем спискам, с предисловием и азбучным указателем // Временник Императорского Московского общества истории и древностей российских. М., 1851. Кн. 10. С. 101.
22.Зимин А.А. Указ. соч. С. 225.
23.Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 293.
24.Там же. С. 295.
25.Чернов С.З. Волок Ламский в XIV - первой половине XVI в. М., 1998. С. 187.
26.АСЭИ. Т. 1. №167; АФЗХ. Ч. 1. №29.
27.Чернов С.З. Указ. соч. С. 182-188.
29.АСЭИ. Т. 1. №379; Т. 2. №346; Т. 3. №67; Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 294.
30.Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 294-295.
31.Антонов А.В. Частные архивы русских феодалов XV - начала XVII века. №260 // Русский дипломатарий. М., 2002. Вып. 8.
32.Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 295.
33.АСЭИ. Т. 2. №406.
34.Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 295.
35.АСЭИ. Т. 1. №229.
36.Там же. №281.
37.АСЭИ. Т. 1. №644, 645; Акты Русского государства 1505-1526 гг. (далее - АРГ) М., 1975. №1, 47, 110, 162, 180, 193, 247; Вкладная книга Троице-Сер - гиева монастыря. М., 1987. С. 153-154.
38.РГБ НИОР. Ф. 303. Кн. 532. Л. 1057 об.
39.АРГ. №144.
40.Писцовые книги Новгородской земли. М., 2001. Т. 3. С. 209.
41.АСЭИ. Т. 2. №89.
42.Родословная книга князей и дворян российских и выезжих, содержащая в себе родословную книгу, собранную и сочинённую в Розряде при царе Феодоре Алексеевиче и по временам дополняемую и которая известна под названием Бархатной книги. М., 1787. Ч. II. С. 21; Памятники истории русского служилого сословия. М., 2011. С. 103.
43.Зимин А.А. Витязь на распутье: Феодальная война в России в XV в. М., 1991. С. 118; Полное собрание русских летописей (далее - ПСРЛ). М., 2000. Т. XII. С. 72.
44.АСЭИ. Т. 1. №241.
45.Там же. №328.
46.Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 228; ПСРЛ. М., 2004. Т. XXIII. С. 159.
47.Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 228; Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV - первой трети XVI в. М., 1988. С. 160; Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.; Л., 1950. №68.
48.АСЭИ. Т. 1. №546.
49.Там же. №241, 380.
50.Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. С. 228.
51.АФЗХ. Ч. 1. №95.
52.Алексеев Ю.Г. У кормила Российского государства. СПб., 1998. С. 161-162.
53.Стрельников С.В. Землевладение в Ростовском крае в XIV - первой трети XVII века. М.; СПб.,
2008.С. 121.
54.ПСРЛ. Т. XXIII. С. 158.
55.Зимин А.А. Дьяческий аппарат в России второй половины XV - первой трети XVI в. // Исторические записки. М., 1971. Вып. 87. С. 261-262.
56.Стрельников С.В. Указ. соч. С. 121.
57.Алексеев Ю.Г. Указ. соч. С. 161-162, 182.
58.Там же. С. 202.