s Magazineи Annual Registerв указанные года.
Цель нашего исследования - установить, как авторы описывали Российскую империю читателям французских и британских изданий в указанный период и какие образы эти описания могли вызывать у их читателей .Для реализации этой цели представляется важным решить следующие задачи:
1) Выявив круг авторитетных изданий, определить их особенности, включая источники и формат подачи информации, круг освещаемых ими тем и т.д.
) Проанализировать состав информации в прессе о российской внутренней политике и жизни внутри империи как таковой для определения интереса публики к России самой по себе, без факторов, которые могли затрагивать её интересы - т.е. без внешней политики
) Изучить материалы о России как субъекте международных отношений - наиболее актуальные для западноевропейских читателей публикации, имеющие свою специфику.
) Сопоставить материалы франкоязычной и англоязычной прессы, чтобы выяснить особенности представлений о России читателей газет в Голландии, Франции и Британии.
Исходя из задач исследования сложилась и структура работы в которой помимо введения, содержащего постановку целей и задач, обзор историографии и характеристики источников, имеется две главы - об освещении в прессе событий внутри России и об описании внешней политики империи. Такое разделение обусловлено разницей в подаче этих тем, и, следовательно, разным воздействием на общественное мнение. Отдельный разбор позволит подробней раскрыть специфику каждой темы.
Историографический обзор.
При рассмотрении историографии для нашей работы представляется разумным разделить литературу на четыре тематических блока, каждый из которых имеет значение для исследования -пресса XVIII века, образ России в Европе того же время, международные отношения в Европе середины столетия, а также внутренняя политика в России конца 1750х - начала 1760х.
Периодические издания XVIII привлекают немало внимания исследователей. Газеты и журналы, особенно европейские, изучаются с самыми разными подходами. Одни исследования обозревают прессу того или иного периода в целом, другие фокусируются на отдельных аспектах изданий или событиях которые они освещали. Тем не менее, учитывая многообразие материала, полноправно называть тему «изученной» ещё определённо рано.
Одной из лучших общих работ об английской является монография Дж. Блэка «Englishpressinthe Eighteenthcentury». Это действительно успешное исследование представляет собой обзор истории всех значимых британских изданий столетия и их особенностей. Исследователь показывает, как путём расширения спектра тем и профессионализации журнализма периодика в Британии превратилась из обычных источников информации в важнейший инструмент формирования общественного мнения. Также в работе подробно разбирается динамичное развитие цензуры и отношения прессы с парламентом.
Из общих работ на эту тему также следует отметить монографию Дерека Хадсона «British Journalists and newspapers». Целью работы было проследить развитие английской прессы от её зарождения вплоть до XX века, поэтому она представляет из себя скорее общий обзор темы чем рассмотрение конкретных вопросов. Тем не менее, исследователю удалось определить многие особенности английской журналистики, а также очертит круг тем, интересных для публики и изданий.
Что касается исследований французской периодики, то среди них преобладают работы, посвященные более узким проблемам.
К примеру, недавняя книга Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» раскрывает немало интересных деталей о функционировании цензуры во Франции середины XVIII века. На примере распространения одного высмеивающего правительство стихотворения, историк показывает механизмы оценки «неприемлемых» публикаций и работу цензоров по прекращению их публикации и изъятию из оборота. Один из важных выводов исследования - больше всего властей раздражала не критика политики, а негативные отзывы о самых влиятельных аристократах и членах королевской семьи. Конечно, к теме нашего исследования этот сюжет имеет довольно опосредованное отношение, но всё же помогает правильно оценить границы возможностей для прессы писать свободно.
В исследовании Ф. Вейла «Un episode de la "guerre" entre la 'Gazette de France' etles hollandaises» рассматривается конкуренция между французскими и франкоязычными голландскими газетами в первой половине XVIII века. Голландские газеты, будучи во многом более независимыми и содержащие больше информации, тем самым привлекали больше читателей. Более того, к 1759 г., голландские издатели добились понижения тарифов во Франции, став более доступными подписчикам. В итоге французские издания были вынуждены изменить свой формат чтобы справиться с конкуренцией. Работа содержит ценные комментарии о структуре и функционировании прессы того периода.
Внутренняя политика Российской империи в середине XVIII века изучена весьма подробно. Исследователи детально рассматривают как реформы и проекты монархов, так и карьеры придворных, а также борьбу дворянских партий.
Одними из важнейших работ о придворной политике того периода являются «Эпоха дворских бурь» И.В. Курукина содержащая детальный анализ дворцовых переворотов от их подготовки до последствий для участников и страны в целом. Для нашего исследования особенно ценны сведения об известности переворота 1762 года.
Исследования Семилетней войны в Восточной Европе обычно описывают не конфликт в целом а его отдельные аспекты. Российские учёные чаще всего обращают внимание на предвоенную «Дипломатическую революцию» и её последствия. Редкие исключения представляют собой исследование П. Черкасова «Елизавета Петровна и Людовик XV» и М. Анисимова «Семилетняя война и российская дипломатия в 1756-1763 гг.». Авторы подробно разбирают роль России в международных отношениях как до, так и во время конфликта. Особенно ценен анализ деятельности самих дипломатов и послов, раскрывающий развитие отношений европейских держав в это время. Существенная разница между работами заключается в сосредоточении Черкасова на русско-французских отношениях, Анисимов же рассматривает российскую дипломатию того времени в целом. Это даёт каждой работе индивидуальную ценность.
Зарубежные историки, вполне ожидаемо, куда больше внимания уделяют конфликту Великобритании и Франции, уделяя войне на востоке куда меньше внимания. Впрочем, существует несколько работ, посвящённых более специфичным проблемам того периода, что делает их ценными и для нашего исследования. Помимо прочего, внимания заслуживает исследование Д. Райли «The Seven Yearswarand the Old Regimein France». Главной темой книги является французская экономика того периода. Историк предоставляет обильные данные о торговле и финансах во время войны. Также книга содержит довольно подробный анализ политики и общественного «кризиса уверенности» - общей усталости от войны и растущего желания мира как среди аристократии, так и среди третьего сословия. Это позволяет в определённой степени понять настроение французской публики в рассматриваемый период.
Образ России на Западе в XVIII веке - весьма привлекательная тема для исследователей. В последнее время исследователи всё чаще анализируют образы русских и их правителей в европейских романах, мемуарах, научных трудах и даже на картах. Разумеется, нельзя не упомянуть фундаментальное для этой темы исследование Л. Вульфа «Изобретая Восточную Европу». В ней рассматривается формирование представлений о Восточной Европе как об отдельном регионе, одновременно похожем на запад континента и отличающимся от него. Помимо этого, автор рассматривает отдельные особенности образа России, включая рассуждения о деспотизме царей и удивительных возможностях, открывающихся перед иностранцами в их стране.
Тема образов развивается и в исследованиях идеологии империи и её связи с европейской культурой. Во многих работах, среди которых следует особенно выделить «Мифы империи» В. Проскуриной и «Кормя двуглавого орла» А. Зорина, анализируются большие массивы разнообразных источников и обнаруживаются связи между философией, художественной литературой и государственной политикой. Разумеется, исследователи рассматривают и восприятие российской идеологии в Европе, что дополняет общую картину.
Однако исследования образов России и прессы XVIII века пересекаются довольно редко. Иногда материалы из периодических изданий используются в работах о внешней политике или истории культуры, но совсем нечасто становятся самостоятельным предметом исследования.
Некоторые историки всё же рассматривают публикации о России в газетах и журналах сами по себе, однако часто результаты их изысканий остаются описательными, без какого-либо анализа. Это, само собой, не лишает их научной ценности, но всё же ограничивает глубину полученных результатов.
Разумеется, заслуживающие внимания исследования темы всё же существуют. Так, статья Ж. Дюлака «Gazettessousinf luence: le Courrierdu Bas-Rhin, la Gazettedes Deux-Pontsetlessujet stouchantla Russievers 1770 » и соответствующая глава из книги Е.Б. Смилянской и М.Б. Велижева «Россия в Средиземноморье» не просто описывают публикации европейских журналистов о русско-турецкой войне 1768-1774 гг., но и анализируют основные приёмы получения и публикации новостей, а так же их восприятие публикой.
Однако эти работы освещают лишь небольшую часть проблемы интерпретации роли России в европейской прессе, почти все оставшиеся события XVIII века остаются неизученными. Мы надеемся хотя бы частично заполнить небольшую часть этой лакуны в историографии нашим исследованием.
Источниковая база.
Стоит отметить один аспект методологии нашей работы. Большинство исследований прессы ограничивается сбором общих данных из публикаций и восстановлением политического и культурного контекста. Такой подход вполне работает для обозрения общих тенденций в периодических изданиях, однако понимание образов, которые они создают для публики, требует так же учёта некоторых особенностей, таких как запросы читателей на определённые темы, цензура, источники информации, частоту выхода номеров и прочие детали.
Исходя из этого, нами были выбраны 4 издания, представляющие разные типы прессы, и, следовательно, разными способами воздействовавшие на своих читателей.
«Gazettede France» была официальной газетой французского правительства и представляет прессу, наиболее близко выражавшую мнение властей. Основанная в 1631 году знаменитым Теофастом Ренодо, эта газета считается первым европейским периодическим изданием в современном понимании. Во многом, именно она создала те методы сбора и подачи информации, которые затем копировались другими изданиями в XVIII веке. Больше ста лет Gazette управлялась наследниками Ренодо, которые пользовались монополией на политические новости. Однако в 1762 году она перешла в ведомство министерства иностранных дел и приобрела подзаголовок «Официальный орган королевского правительства».С одной стороны, связь с властью давала газете дополнительные ресурсы, с другой - ограничивала свободу авторов.
Министерство уделяло немало внимания «правильной» подаче новостей и отбору материалов. Таким образом, материалы газеты позволяют нам установить не только мнение её читателей, но и позицию правительства.Amsterdamже представляет сравнительно независимые новостные издания, пользовавшиеся большей свободой. Во Франции Gazette DAmsterdam относили к числу так называемых «периферийных газет» - иностранных франкоязычных газет, не имевших «королевской привилегии на печать» и распространявшихся почтовым ведомством. Такие газеты, несмотря на заграничное происхождение, были ориентированы, в первую очередь, именно на французов.
Многие из них, включая амстердамскую газету, пользовались большой популярностью у публики благодаря публикации более разнообразных и непредвзятых текстов чем многие французские издания. Разумеется, цензура для них оставалась значимым фактором. Власти могли конфисковать тираж того или иного номера за особенно крамольное содержание или вовсе запретить распространение издания. Но цензура во Франции того периода была уже не слишком жесткой, и даже при всём желании редко могла полностью остановить циркуляцию запрещённых текстов. Впрочем, газета Дю Бреев обычно была весьма лояльна к нормам этикета Старого Порядка. О монархах и знати в ней писали неизменно тактично и с ожидаемым почтением, полными титулами и т.д. Поэтому опасаться внимания цензоров GazettedAmsterdam не приходилось.s Magazine представляет другой вид прессы - ежемесячный журнал. Главная особенность этого формата - куда большие возможности для комментирования и выражения личного мнения у авторов статей. Это позволяет куда лучше определить, как именно журналисты подавали читателем образы тех или иных событий.
Это имеет довольно большое значение, так как журнал был одним из самых популярных изданий в Британии того периода. Его авторы первые сумели обойти запрет на публикации о заседаниях парламента и открыто говорили об острых политических темах. Помимо этого, Gentlemans Magazine содержал удивительно разнообразные материалы - в нём публиковались не только новости, но и поэзия, научные эссе, переписка редактора с читателями и многое другое. Это привлекало широкую аудиторию и делало мнение журнала авторитетным.
Помимо часто встречающихся открытых комментариев, Gentlemans Magazine отличается от газет и периодичностью публикаций - его номера выходили раз в месяц. Поэтому, журналисты обычно не имели возможности писать о событиях сразу же после поступления новостей. Однако это позволяло им составить более подробную и разностороннюю оценку известий, тем самым формируя более устойчивые образы.
Таким же вполне независимым изданием был Annual Register. Его основателем и первым редактором был Эдмунд Бёрк - знаменитый интеллектуал, публицист, а в будущем и парламентарий. К тому момент он уже успел приобрести первую известность и занять яркую политическую позицию, что определённо делало его издание авторитетным. Ключевое отличие Annual Registerот других изданий заключается в его крайне нестандартном формате. Журнал выходил раз в год, обычно в начале февраля. В каждом из номеров описывались и анализировались главные события ушедшего года. Спектр тем был весьма широк, но большая часть материалов была посвящена политике. Авторы анализировали самые значительные события, в своём роде подводя итоги случившегося. Разумеется, заметную долю их внимания привлекала и Россия.
Формат Annual Register позволяет увидеть общественное мнение в его относительно устоявшемся виде - после получения и осмысления авторами статей всей информации о произошедших событиях. Ведь спустя некоторое время, первые впечатления могли измениться, и Annual Register отражает именно финальную форму сложившегося восприятия событий.
Пожалуй, больше всего нужных нам материалов из всех трёх изданий содержат именно GazettedeFrance и GazettedAmsterdam. Известия о России содержатся приблизительно в 500 из 615 номеров, выпущенных газетами за три года. К тому же, сам формат газеты имеет значимое преимущество перед другими видами прессы. Короткие промежутки между публикациями и «специализация» именно на новостях позволяли ей информировать читателей о происходящем намного быстрее, чем журналы, и формировать первые мнения и впечатления публики.
Это, впрочем, никак не умаляет значения Gentlemans Magazine и Annual Register. Ведь, во-первых, амстердамская газета была рассчитана на франкоязычных читателей, англоязычные же предпочитали «свою» прессу. Во-вторых, журналы имели возможность описывать новости куда более подробно и красочно, оказывая большее влияние на общественное мнение.
Таким образом, совместное использование всех трёх изданий позволяет рассмотреть формулируемое прессой общественное мнение более полно, с разных ракурсов.
К сожалению, сколько-либо точно установить личности информаторов почти невозможно. Редакторы не указывали имена авторов писем, и догадываться кто именно поставлял им новости можно лишь по косвенным признакам. Во-первых, как минимум большинство репортёров имели связь с дворами стран, в которых находились, так как большинство информации поступало именно оттуда. Во-вторых, не исключено, что письма в издания писали местные жители, так как в сообщениях из разных городов часто встречаются слова «наш двор» или «наш государь». Также, репортёры обычно выражали солидарность с действиями местных правительств.
Впрочем, письма из России вряд ли были написаны кем-либо для кого русский был родным языком. Это предположение основано на довольно грубых ошибках в написании фамилий и названий, вероятно были совершены иностранцем. К примеру, княгиня Дашкова и князь Долгорукий фигурирует в газетах как «princesse DAshkova» и «prince DOlgoruki, а старообрядцы названы «сектой Каскольников». Впрочем, как будет показано ниже, можно с уверенностью сказать, что как минимум у Gazettede France и GazettedAmsterdam было двое, а может и больше репортёров в России.
Глава 1. Внешняя политика России
.1 Боевые действия и дипломатия 1761 г.
Из всех информационных поводов 1761 года наибольшее внимание привлекала, разумеется, война. Конфликт приобрел действительно всемирный масштаб и заметно отражался и на жизни в местах далёких от сражений. Об этом писали многие популярные публицисты - самым знаменитым примером можно назвать «Кандида» Вольтера.
Пресса стремилась удовлетворить интерес читателей к положению дел на фронтах. Большая часть новостей, опубликованных в 1761 году, была посвящена именно этой теме. Подробно описывались передвижения армий, смены командования и сражения. Иногда описание особенно значимого столкновения могло занимать в два или три раза больше места, обычно отводимого для одной новости. Некоторые номера GazettedAmsterdam и вовсе почти полностью состояли из сообщений, рассказывающих о военных действиях. Примечательно, что франкоязычные издания больше концентрировались на европейском театре военных действий, в то время как в Англии внимательней наблюдали за кампаниями в колониях и на море.
Военные действия в Восточной Европе занимали двоякое положение в восприятии западноевропейской публики. С одной стороны, конфликт между Австрией, Пруссией и Россией не затрагивал ни французских ни британских интересов напрямую. Однако дополнительное дипломатическое напряжение было вызвано опасным положением Ганноверского княжества, находившегося в личной унии с Великобританией. Несмотря на его удалённость, в Англии княжество виделось как важная территория, полноправное владение короля, имеющее значение для всей страны. К тому же, австро-прусский конфликт был интересен для западноевропейской публики сам по себе, хотя бы из-за его важности для уже давно привлекавшего внимание Европы Фридриха II. Поэтому известия о столкновениях на востоке континента регулярно попадали в прессу.
Большая часть новостных заметок о России в 1761 году была связанна как раз с боевыми действиями. По неизвестной причине с марта по октябрь письма из Петербурга в газеты не приходили вовсе. Однако это компенсировалось обилием сведений из Польши, Германии и Австрии, с описанием действий российской армии.
Безусловно, журналисты и их читатели видели в ней значимую военную силу. Это заметно хотя бы по частоте публикаций -корпусы Румянцева, Бутурлина и Тоттлебена упоминаются в большинстве сообщений из Восточной Европы, в то время как действия шведских войск почти не освещались. Нередко их эффективность особенно подчёркивалась в посланиях из союзных держав - к примеру, в письме из Вены, сообщающем о соединении российской армии с войсками фельдмаршала Дауна, говорилось что «русские полны желания сражаться и несомненно достигнут больших успехов». Примечательно рассуждение одного из авторов Gentlemans Magazine о неудавшемся в 1755 году договоре о субсидиях, в обмен на которые Елизавета Петровна должна была передать британскому командованию корпус своих войск. Убеждая читателей, что найм солдат из Гессена был лучшим решением, журналист всё же признал «высокие способности» русских.
Вплоть до июня в изданиях пытались определить куда отправятся три корпуса, расположенные в Познани, основывая на этом прогнозы российской кампании. Другой темой было снабжение российской армии. Поставки амуниции действительно были важной проблемой на европейском театре военных действий, а российская армия испытывала особые проблемы с получением необходимого через Польшу. Британские журналисты использовали это как возможность раскритиковать «неспособность русских организовать свои магазины».
Разумеется, издания не могли не обратить внимания на измену Г. Тоттлебена. Генерал был арестован 19 июня по подозрению, позже оправдавшемуся, в сговоре с Пруссией. Издания быстро отреагировали на произошедшее - в Gentlemans Magazine случившееся охарактеризовали как повод для конфликта австрийского и российского командования, который задержит общее наступление. В амстердамской газете же Тоттлебена назвали «бесчестным предателем» и затем даже отслеживали его конвоирование в Петербург. В обоих изданиях сообщалось и о роли в переписке Саббатков - двух польских евреях, отца и сына - именно они доставляли письма.
С августа практически центральной темой сообщений из Восточной Европы становится осада Кольберга. Долгая битва за укреплённый прибрежный город стала одним из важнейших эпизодов войны - контроль над ним открывал проход в Западную Пруссию и облегчал операции на Балтике. В осаде принимали участие не только российские, но и шведские и австрийские силы. Разумеется, настолько масштабное столкновение привлекло внимание изданий и освещалось во всех деталях.
Примечательно несходство сообщений описывающих действия армий в тот период. Так, во французских газетах чаще встречались известия об успешных «предприятиях» русских, особенно в сообщениях из Польши. Рассказывалось об удачных рейдах на прусские позиции и обилии трофеев. Английские же издания были более критичны по отношению к армии Румянцева, а если и сообщали о её успехах, то подчёркивали героическое сопротивление пруссаков и порицали «хвастовство» русских, по их мнению, преувеличивающих количество пленных. Стоит отметить, что некоторые отчёты из российской армии действительно выглядели довольно удивительно - согласно докладу Бутурлина, в одной из крупных битв в Польше его армия не потеряла ни одного человека, зато взяла 4000 пленных.
Оценки успехов осаждающих и осаждаемых также долгое время разнились. Даже спустя три месяца осады по данным из прессы было неясно кто выйдет победителем - в ноябре одни сообщения говорили о превосходящей позиции Румянцева, а другие утверждали, что «русские, очевидно, не возьмут город». В письме из Гамбурга, написанного 15 декабря за день до взятия Кольберга - сообщалось о стойкости защитников города и отражении очередной атаки русских.
На взятие города репортёры также отреагировали оживлённо. В письмах из Вены и Гамбурга произошедшее характеризовалось как значительная победа, означающая установление контроля Россией над Померанией. Из Петербурга же сообщалось о празднованиях в честь «большого успеха» и щедрых наградах участникам осады и даже гонцу, доставившему новость об окончании осады. Тон сообщений позволяет предположить, что в этот момент победа России в войне казалась особенно вероятной, что лишь усилило последующее удивление от заключения сепаратного мира.
Примечательно, что репортёры были весьма неплохо осведомлены о положении дел в войсках, в том числе и российских. Сообщения об отправке подкреплений или движении корпусов вряд ли могут вызвать удивление, хотя бы потому что их сложно не заметить. Однако нередко в прессе указывались численности отрядов, фамилии младших офицеров и даже планы генералов. Такую информацию было намного сложнее получить путём обычного наблюдения, поэтому вероятней всего у изданий были источники в самих войсках. В подтверждение этого говорят и иногда встречающиеся слова «согласно письмам из российской армии…».
Интересной деталью образа России во время войны были и рассказы о положении оккупированных российской армии территорий. В этом плане тон сообщений сильно разнился в зависимости от издания. В Gazette DAmsterdam было напечатано обращение генерала Румянцева к жителям Померании. Им рекомендовалось сохранять спокойствие, не конфликтовать с солдатами, прекратить переписку с адресатами на территории Пруссии и не покидать домов без необходимости. Померанцы также должны были выбрать представителей для обсуждения с Румянцевым контрибуции и снабжения армии. Обращение сопровождалось комментарием «Генерал-лейтенант очень доволен дисциплиной своих солдат».s Magazine же ситуацию освещал более резко. В январском номере говорилось что «русские продолжают вторжение в Померанию и соседние регионы, грабя остатки несчастных местных жителей с безжалостным варварством». С негодованием о преступлениях солдат и позже, в том числе и при описании осады Кольберга - журналисты сочувствовали «несчастным горожанам, страдающим от долгого конфликта».
В 1763 тема присутствия российских войск заграницей была поднята ещё раз, в связи с их выводом из Польши. В письмах из Данцига репортёр Gazettede France почти обеспокоенно сообщал, что расположившийся неподалёку корпус не спешит покидать лагерь несмотря на наступающие холода и бездорожье, что может заставить солдат отложить возвращение надолго. Также, в газетах сообщалось о конфликтах между российскими солдатами и поляками у деревни Забу, приведшим к вооружённому столкновению солдат со шляхтой. Король потребовал наказания виновных, российские же представители принесли свои извинения.
Примечательно, что в Польше присутствие российских солдат было особенно волнующей темой. Покровительство Елизаветы «диссидентам» в литовских воеводствах породило опасения силового вмешательства российского правительства. Поэтому столкновения солдат с местным населением не могли не вызывать острой реакции в Варшаве.
Вполне возможно, что подобные детали усиливали позже ставший особенно популярным образ российской армии как «варварской орды». В дальнейшем отождествление русских с воинственными дикарями становилось всё более популярным - во Франции оно достигло своеобразного пика во время Революционных войн. Тогда в газетах Павла I описывали как опасного безумца, а Суворова - как непредсказуемого самодура. Нахождение же русской армии в Италии, согласно уже устоявшейся модели, сравнивалось с нашествием варваров.
Таким образом, и рядовые столкновения и последняя крупная операция российской армии за 1761 год получили довольно подробное освещение в прессе. И в целом, эти публикации закрепляли в общественном мнении образ России как важной военной и дипломатической силы. Спустя год авторы Annual Registerписали, что тогда от Елизаветы и её генералов зависела судьба не только Пруссии, но и всей Северной Европы. В Gentlemans Magazine даже допускали возможный конфликт Вены и Петербурга за влияние в Германии.
Поэтому во внимании, с которым издания следили за последующими событиями нет ничего удивительного. Новости из России описывались всё более детально и всё чаще вызывали внимание корреспондентов за её пределами.
.2 Сепаратный мир и планирование новой дипломатической системы 1762 г.
В письмах из Австрии и Германии, для которых участие России в войне было особенно важно, на протяжении двух месяцев почти постоянно фигурировали рассказы об аудиенциях послов, переписке генералов Чернышёва и Румянцева с Петербургом и заверениях Петра в верности союзам. В феврале репортёр GazettedAmsterdam в Вене даже отметил резко возросшее количество корреспонденции российского посла.
Конечно, всё это не могли не вызвать определённых догадок. В конце месяца в письме из Парижа уже открыто говорилось о «слухах о сделке между царём и королём Пруссии». Неуверенность в надёжности союза высказывалась и в письме из Вены. Впрочем, в амстердамской газете эта тема освещалась довольно нейтрально. В GentlemansMagazine же о возможности заключения мира писали ярче и даже радостней. Журналисты подчёркивали большие возможности, открывшиеся перед Петром по установлению мира, и намекали читателям на то, что царь всё же ими воспользуется. Большой акцент делался на разнице в обращении с дипломатами в Петербурге, а также на явное удовольствие, отразившееся на лице прусского короля после получения тайного сообщения из России. Помимо этого, авторы утверждали, что Пётр слишком благоразумен «чтобы преследовать сомнительную политику, истощающую, а не обогащающую его подданных».
Конечно, пресса не давала уверенных прогнозов а сама по себе публикуемая информация не давала оснований для точных выводов. К тому же, в газетах появлялись и совсем иные сообщения - письма из Петербурга убеждали читателей, что царь останется верным союзным обязательствам, в том же поначалу выражали уверенность репортёры из Вены и Парижа.
Поэтому выход Российской империи из войны всё же не стал для западноевропейской публики неожиданным. Как писал спустя 9 месяцев автор Annual Register «в начале года никто не ожидал такого внезапного решения». Газеты описали случившиеся сухо, не давая комментариев. Британские же издания благосклонно оценили «мудрое решение» царя и в целом восприняли новость с радостью. В этом случае мнение авторов было особенно близко к правительственному, ведь отказ России от сражений избавлял англичан от необходимости участвовать в восточноевропейском конфликте.
Подробно освещался также и сам союз между Пруссией и Россией.
Неоднократно подчёркивалось особенно приветливое обращение царя с прусским посланником - бароном Гольцом, и прохладное отношение к французскому и австрийскому послам. Из Вены писали о прибытии в прусские войска русского корпуса - репортёр не удержался от ремарки о «странности» ситуации, в которой «совсем недавно сражавшиеся вместе солдаты теперь вынуждены воевать друг против друга». В дальнейшем, этот корпус ещё не раз привлекал внимание прессы, а в августе Gentlemans Magazine даже отдельно описывал его выход из прусской армии.
Но важнее всего, что уже в марте в прессе стала подниматься тема следующего проекта Петра во внешней политики - войны против Дании.
План завоевания Шлезвига был, пожалуй, одной из самых спорных идей Петра. Сомнения в его целесообразности выражали не только историки, но и современники. Политическая элита империи разделилась на поддерживающих поход и всеми силами пытавшихся предотвратить его. Из политической элиты в первую группу входили П.А. Румянцев С.Р. Воронцов Во второй же было большинство высокопоставленных сановников и сам канцлер - М.И. Воронцов. В этом вопросе царя не поддерживал даже Фридрих II. Конечно, если журналисты и знали о таких тонкостях, то предпочитали о них молчать. Но о самом растущем напряжении между странами издания писали довольно открыто.
Примечательно, что в одном из писем из России отрицались намерения царя начинать войну, а все утверждавшие что тот желает завоеваний обвинялись в клевете. Однако новости из других источников говорили об обратном. В газетах писали о мобилизации армии и устройстве крупного лагеря недалеко от Санкт-Петербурга. Из Гамбурга, где с заметным беспокойством писали о занятии русским корпусом Померании и невозможности с уверенностью сказать куда он отправится дальше - в Россию, или на север. Освещались и приготовления к войне в Дании - репортёры не комментировали известия о передвижении войск, строительстве укреплений и визите короля в Гольштейн, но на фоне других новостей значения этих событий было понятно. Из Копенгагена в Gazettede France даже писали о слухах, согласно которым российские войска уже выдвинулись к Шлезвигу. Вне зависимости от правдивости таких сообщений, они определённо создавали у читателей образ кризиса в русско-датских отношениях.
Английские же издания прямо говорили о возможной войне, при том весьма критично. Несмотря на отсутствие официального союза, отношения между Англией и Данией были довольно тёплыми, и их лишь поддерживало распространённое среди датчан англофильство. Поэтому неудивительно, что энтузиазм англичан, вызванный предсказаниями мира в феврале, заметно угас уже к концу марта. Авторы AnnualRegister утверждали, что альянс России с Пруссией не принёс Европе никакого добра и только лишил империю последних завоеваний, оставив весь регион в напряжении, обещая новые столкновения. Помимо неприятия самой идеи замены одного конфликта на другой, авторы возмущались и тем, что атакой на Данию царь стремился удовлетворить узкие, почти эгоистичные амбиции, пренебрегая интересами своей страны.
В прессе рассказывали и о более частных деталях дипломатии Петра III. В частности, освещался конфликт императора и французского посла Бретйеля. Согласно новому указу, все иностранные дипломаты должны были сначала нанести визит Георгу Готторпскому, и лишь потом могли быть допущены к аудиенции при дворе. Бретейль же счёл это нарушением его прав как посла и отказался, в результате чего император потребовал его возвращения на родину.
Следует отдельно отметить одну связанную с прессой деталь истории Бретейля. Согласно донесению П.Г. Чернышёва, после начала скандала в Петербурге, во французской прессе проходящей через цензуру министерства иностранных дел Пётр стал называться «царём». Посол обратился с жалобой к Шуазелю, требуя использовать исключительно императорский титул - министр же ответил пространным обещанием изучить вопрос, при этом написав в ответном письме «его царское величество». И действительно, вплоть до переворота, российский монарх не назывался императором, что было практически повсеместной практикой до и после скандала. В британской же прессе разнице между титулами придавали мало значение, так как иногда в одной статье могли встретиться как «царь»,так и «российский император».
Само собой, переворот 28 июня вызвал бурную реакцию прессы, в том числе и в отношении внешней политики. Как отмечали британские авторы спустя полгода, в Западной Европе «ожидали что смена правительства повлечёт резкие перемены в системе международных дел». В первую очередь журналистов, как и большую часть Европы, интересовали планы новой императрицы об участии в войне. Многие полагали, что Екатерина решит вернуться к политике Елизаветы и восстановит союзы с Францией и Австрией.
У этих мыслей были и более практические основания - к примеру, узнав о перевороте, возвращавшийся в Россию вместе со своим корпусом генерал Салтыков повернул назад и восстановил контроль над частью потерянных после перемирия территорий, включая Кёнигсберг. Разумеется, информация об этом попала в газету и сделала предположения о возобновлении войны более правдоподобными.
.3 Конфликт с Польшей 1763 г.
Важнейшей темой международных отношений 1763 года в Европе было, разумеется, окончание Семилетней войны. Пресса детально освещала слухи о мире, переговоры и, наконец, заключение Парижского и Губертусбургский договоров. Однако это не лишало российскую внешнюю политику места на страницах изданий.
В первые месяцы 1763 года издания уделяли внимание и завершению Екатериной внешнеполитических вопросов предыдущего царствования. Журналисты сходились во мнении что императрица намерена продолжать укреплять союзные отношения с Пруссией, однако писали об этом без опасений, акцентируя внимание не на возможной военной угрозе, а о «безопасности и коммерческом интересе» государств - в GentlmansMagazine писали и о желании Екатерины заключить союз с Британией.
Интересовало прессу и будущее русско-австрийских отношений. К примеру, британские журналисты обратили внимание на обеспокоенные требования австрийского посла подтвердить, что союз с Пруссией не противоречит договорам между Петербургом и Веной.
Другой проблемой «унаследованной» Екатериной от предыдущего царствования были разногласия с Данией. В начале января в Gazettede France ещё писали что планы императрицы в отношении Гольштейна ещё неизвестны. Однако затем в газетах освещались переговоры между Екатериной и Фредериком V о компромиссе в территориальном споре, при этом подчёркивался доброжелательный тон как послов, так и самих монархов. Пресса давала читателям понять, что конфликт вокруг Гольштейна хотя бы временно закончился.
Иногда упоминались и более локальные проблемы России в международных отношениях. К примеру, рассказывалось о попытках урегулировать спор о границах в Азии, при этом репортёры утверждали, что Китай пытается склонить на свою сторону «племена калмыков и монгольские орды».
Однако главным предметом внимания прессы и её читателей стали русско-польские отношения, пережившие в 1763 г. серьёзный кризис. Это был локальный конфликт и, разумеется, он вызывал меньше интереса чем завершение общеевропейского конфликта. Тем не менее, репортёры не только из Петербурга, но и из Варшавы, Дрездена и Гамбурга стабильно информировали публику о положении дел на востоке континента и роли Росси в нём.
Пожалуй, больше всего внимания вызвал спор о Курляндском герцогстве. Императрица стремилась усилить позиции России на Балтике, но не желала конфликтов с сильными государствами. Речь Посполитую же, чьим де-юре вассалом и являлась Курляндия, она считала относительно слабым соседом, чьи правители вряд ли станут препятствовать российским интересам.
В 1758 году сын Августа III Карл, получив согласие Елизаветы, был новым герцогом Курляндии. Предыдущий правитель - Эрнст Бирон - в это время пребывал в ссылке в Ярославле. Однако Пётр III вернул его в Петербург, а Екатерина приняла решение с его помощью расширить российскую сферу влияния.
В январе газеты описывали прибытие графа Симолин в Митаву с декларацией, согласно которой императрица восстанавливала Бирона в герцогских правах. С ним прибыл и сам Бирон, поселившийся в центре города - однако об этом прессе стало известно позже. Чуть позже пришли известия из Варшавы -российский посол объяснил «неотступность царицы в отношении Бирона», что вызвало «негодование» короля. Само письмо корреспондента так же выражало осуждение действий России. В дальнейшем, большая часть сообщений о развитии конфликта поступала именно из Польши, где автор писем всегда принимал сторону короля. Поэтому вероятней всего, у читателей сложился скорее негативный образ экспансии Екатерины в Прибалтику.
Конфликт развивался стремительно. В феврале, при помощи прибывших российских войск, Симолин провёл секвестр герцогства, по сути лишая Карла власти. В письме из Дрездена его действия охарактеризовали как «абсолютно несправедливые», из Варшавы же поступали известия о попытках урегулировать вопрос дипломатически и созвать сейм. В дальнейшем, на протяжении двух месяцев - с мая по июль - на первой странице GazettedAmsterdam печаталась общая сводка событий в Курляндии, что свидетельствует о большом интересе авторов и читателей к конфликту.
Эти письма писал репортёр из Варшавы и, разумеется, описывали действия русских критично. Если в начале конфликта сообщения были написаны в относительно спокойном тоне, то со временем они становились всё более враждебными, даже после фактического восстановления власти Бирона. К примеру, в одном из них, с возмущением рассказывалось, что «друг Бирона» Симолин приказал казнить магистрата Митавы за отказ подготовить празднества по поводу возвращения герцога. Описывались «дерзкие преступления» русских солдат и нежелание дипломатов компенсировать ущерб гражданскому населению.
Эта критика противопоставлялась описанию почти героического поведения Карла - согласно польскому репортёру, в споре с российским генералом он заявил «Как бы мало уважения я не испытывал к приказам царицы, я обязан повиноваться решениям короля».Подчёркивались и нарушение его прав - из Польши писали, что даже предложение ренты взамен на герцогство оскорбительно для Карла - такое решение подойдёт лишь для Бирона.France описывала события более сдержанно, воздерживаясь от совсем открытых оценок. Тем не менее, авторы обращали внимание на нарушение прав Речи Посполитой и справедливость требований короля признать Курляндию вассалом Республики. Рассказывали на страницах газеты и о недовольстве знати, как польской, так и курляндской.
Исход конфликта был предопределён в апреле, когда Август III приказал сыну оставить герцогство. Однако тема продолжала освещаться в газетах до осени, а репортёры продолжали отстаивать легитимность того или иного претендента. Рассказывалось и о неудачной миссииграфа Борча, отправленного в Москву для достижения компромисса с Екатериной - при этом в сообщениях из Варшавы критиковалось нежелание русских вступать в переговоры, а в сообщениях из Москвы - грубое поведение самого посланника и необоснованность его требований.
Примечательно, в сентябрьском письме из Дрездена Карла всё ещё называли законным герцогом, хотя к тому моменту он не только потерял титул, но и уехал из Митавы. Впрочем, в то же время парижский репортёр называл Станислава Лещинского, претендовавшего на польский трон в 1703 и 1733 гг., «королём Польши».
Письма в газеты из России довольно редко касались курляндского конфликта и, хотя в них и приводились доводы в пользу позиции императрицы, хотя бы из-за количественного соотношения с сообщениями польских репортёров они, вероятней всего, оказывали меньший эффект на мнение читателей. В мае даже был напечатан манифест Екатерины II, в котором обосновывались права Бирона и отвергались претензии Польши - однако он мерк на фоне десятка писем с противоположным посылом из Польши и Саксонии.
Новым поводом для недовольства стал проход по территории Литвы российского корпуса. Узнав о движении российских войск к польской границе в газетах с беспокойством отмечали, что их цель неизвестна и может спровоцировать новый конфликт.
Вскоре появились сообщения о попытках принца-примата «успокоить волнения» и узнать зачем и куда идёт армия. Российский фельд-маршал - чья фамилия не была указана - ответил в письме, что российские войска имеют полное право на проход по территории Польши после событий 1709 года, когда ими был восстановлен на престоле Август IIи что их присутствие во время прохода к Киеву лишь вернёт в Литву утраченный порядок. Такое объяснение, судя по всему, не успокоило польскую публику, и в следующих номерах вновь была поднята тема компенсаций за ущерб от солдат в начале года.
В ответ на резкие требования компенсации Екатерина издала декларацию, в которой выражала огорчение по поводу ухудшению отношений с «древним другом и союзником» и надежду на скорое восстановление взаимопонимания. В целом, сообщения из России обычно говорили о конфликте с Речью Посполитой в скорее примирительном тоне, лишь изредка подчёркивая правоту требований императрицы. В октябре письмо из Петербурга даже утверждало, что «все разногласия с Польшей улажены». Однако уже в следующем номере и российский и польский корреспондент вновь сообщали о взаимном недовольстве и сложностях в достижении компромиссов.
Последней важной новостью из Польши в 1763 была, разумеется, смерть Августа III. Уход монархов из жизни был важной темой, поэтому сообщения об этом приходили не только из Польши, но и из других европейских столиц. Однако наибольший интерес смерть короля вызвала, разумеется, в соседних странах.
К середине века Речь Посполитая постепенно теряла возможность проводить самостоятельную политику, становясь всё более зависимой от Австрии и России. Не в последнюю очередь это произошло благодаря практике избрания короля на сейме, где решения депутатов часто зависели от влияния внешних сил. Именно так получили власть Август IIи Август III. Было вполне ожидаемо, что соседи, в первую очередь - Россия, попытаются вновь повлиять на ситуацию в Польше.
Франкоязычные издания, в отличие от английских, не затрагивали эту тему напрямую. Однако некоторые детали писем репортёров довольно открыто показывают настоящее положение дел. Так, в ноябрьском письме из Вены сообщается что в Варшаву отправлен посол с целью «помочь правильно провести грядущие выборы». Ещё более откровенно об этом писали из Петербурга. Корреспондент сообщал о скорби, с которой двор встретил известия о смерти польского короля и упоминал о неких «давно приготовленных мерах для сохранения порядка в Республике во время выборов короля».
Как известно, спустя некоторое время Россия действительно в некотором смысле поддержала упорядоченность выборов. Корпус из 7000 солдат подошёл к Варшаве чтобы гарантировать избрание Станислава Понятовского - почти так же корону получил и Август III.
Таким образом, во многом благодаря репортёрам из Польши и Саксонии, в этот период внешняя политика России представала перед французскими читателями не в лучшем виде. Екатерина II была показана ими как агрессор, открыто нарушающий законы ради экспансии. Впрочем, так как их сообщения не встретили отклика от других репортёров, эффект их критики был ограниченным.
Стоит отметить разницу между реакцией на напряжение русско-польских отношений во французских газетах и в Gentlemans Magazine. В то время как первые живо реагировали на каждую новость из Курляндии и в целом создавали у читателей образ довольно серьёзного конфликта, авторы последнего эмоционально высказались о ситуации лишь в марте. Тогда сложившееся положение оценивалось как потенциальное «пламя новой войны», журналисты писали об общем замешательстве и «большой суровости» действий русских.
Однако спустя месяц тон резко изменился - почти флегматично отмечалось что вопрос в Курляндии ещё далёко разрешения и предсказывалось дальнейшее развитие событий: король попытается привлечь дипломатическую поддержку и сохранить титул за своим сыном, однако его противопоставить России достаточную силу предопределяет победу Бирона. Показательно, что абзацем выше говорилось о восстановившемся в Европе спокойствии, которому содействуют правители всех крупных стран. В Annual Register, рассказывая о ситуации в Польше, Курляндию и вовсе не упомянули, ограничившись лишь перепечаткой письма российского канцлера к польскому послу в Петербурге. За полгода инцидент либо забылся, либо уже не вызывал интереса.
С другой стороны, британские журналисты больше писали о перспективах, которые открывали выборы короля. Они отмечали, что лояльность правителя Польши важна для Пруссии, Австрии и России и признавали, что эти три государства окажут влияние на сейм. Обсуждались и возможные коалиции - авторы Gentlemans Magazine предполагали, что Фридрих II и Екатерина объединят усилия против Марии-Терезии, чтобы не позволить ей монополизировать власть над Речь Посполитой. О возможности же поляков проводить самостоятельную политику издания не писали вовсе, судя по всему, вовсе не считая это возможным.
В этих заметно разнящихся оценках проявляется косвенное влияние политики даже на независимые издания. Во Франции положение дел в Польше считалось важным вопросом. Причинами для этого были как общие политические вопросы, так и долгие попытки сделать королём «своего» претендента. К тому же, проигрывая в войне французы были озабоченны вопросами международного права, а действия Симолина и Кайзерлинга в Курляндии были почти единогласно признаны нарушением законов взаимоотношений государств.
Для Великобритании же Польша почти не представляла никакого интереса. Положение в Восточной Европе волновало политиков и общество лишь в контексте отношений крупных держав - России, Австрии и Пруссии. Поэтому освещая польскую политику, журналисты уделяли больше внимания соотношению внешних влияний и пытались прогнозировать дальнейшее развитие событий, не вдаваясь в юридические детали и мало говоря об аргументах сторон, ограничиваясь подходом realpolitik.
Это характерно для всех публикаций о российской внешней политике в рассматриваемый нами период. Сам состав упоминаемых событий оставался одним и тем же вне зависимости от издания, разве что в газетах некоторые сюжеты описывались чуть подробней, а в журналах чаще пытались предсказать дальнейшее развитие событий. Однако оценки и значимость тех или иных тем во многом определялись интересами страны, в которой проживало большинство читателей издания.
Несмотря на эту разницу в точках зрения, один аспект освещения международных отношений, оставался неизменным. Издания описывали внешнюю политику Российской империи как политику одной из важнейших сил Европы, способной контролировать положение дел не только в своём регионе, но и на всём континенте.
Несмотря на важность новостей о войне и дипломатии, издания не забывали рассказывать читателям и о жизни в других странах. В первую очередь это, разумеется, относилось к внутренней политике, особенно к тем её проявлениям, которые могли повлиять на международные дела. К таковым можно отнести не только очевидные перемещения войск, декларации о внешней политике и общение монархов с иностранными послами, но и смена высокопоставленных должностных лиц, перемены при дворе и самые крупные реформы.
Глава 2. События в России
.1 Жизнь в России, социальные и культурные сюжеты
Публикации о происходящем в других странах не связанные с государственными делами преподносились в разных формах. В GazettedAmsterdam нередко рассказывали о новшествах культуры в европейских столицах - репортёры рассказывали о спектаклях, балетах, новых книгах известных авторов и, разумеется, празднествах при дворах. Статьи Gentlemans Magazine были самыми разнообразными - от биографий зарубежных политиков и учёных, до описаний «удивительных» мест, традиций и событий. В Annual Register же, очевидно, попадали лишь самые интересные и запоминающиеся для публики истории, поэтому обычные сведения о других странах там почти не появлялись. Gazettede France в этом отношении какой-либо системы не придерживалась вовсе.
Для начала рассмотрим о чём писали репортёры вне политики.
Самыми нейтральными, пожалуй, были новости о чрезвычайных происшествиях. К примеру, о сильном землетрясении в Сибири сообщали и в амстердамской газете, и в Gentlemans Magazine. Репортёры рассказывали и о пожаре в Петербурге в 1763 г., описывая распространение огня и приблизительный масштаб урона. Бедствия освещались сухо, без каких-либо комментариев.
Часть публикаций, связанных с науками также касалась России. В Gentlemans Magazine приходило подробное описание Камчатки и её жителей и рассказ об экспериментах с «созданием искусственного холода» в Петербурге. Упоминались и посещавшие Россию для исследований иностранцы, такие как аббат Шапе Атерош, желавший наблюдать проход Венеры перед Солнцем в Тобольске. Во второй половине XVIII века интерес к естественным наукам в Европе выходил на новый уровень, поэтому определённой группе читателей эти сведения были весьма интересны. Иногда в изданиях упоминалась Императорская Академия Наук и Художеств. Репортёры довольно подробно рассказывали о научных конкурсах, условиях участия и, разумеется, победителях. Также освещались выступления академиков и визит в Академию императрицы.
Темы религии в России издания касались редко и лишь по особенным поводам. Примечательны сообщения в газетах о «Каскольниках» - так во французских изданиях называли старообрядцев. По ошибке либо репортёров, либо издателей, употреблялось именно написание «Kaskolniques». В Gazettede France они описывались как секта, отколовшаяся от греческая Церкви, а единственным отличием от традиционного православия называлась вера в необходимость креститься двумя пальцами.
Упоминались «Каскольники»в связи с рассказом о прошении, поданного императрице от бежавших в Польшу старообрядцев, просящих безопасного возвращения на родину. Спустя некоторое время, в газете описывалось заседание Сената, на котором было принято решение относиться к староверам терпимо, пока те не мешают общественному порядку.
Изредка издания писали и о конкретных церковных деятелей. Наибольшую популярность у прессы за рассматриваемый период приобрёл Димитрий Сеченов -Митрополит Новгородский. В 1762 году он стал известен благодаря своим красноречивым выступлением в поддержку правительство и даже приобрёл поддержку при дворе. Журналисты называли «самым влиятельным священником в России» и публиковали его речи. Разумеется, таким вниманием он был обязан не столько своему личному благочестию или сану, сколько политическому влиянию. Это и подтверждается и тем, что после конфликта с императором, вызванным критическими отзывами о реформе церкви и повлёкшим опалу митрополита, Сеченов пропадает со страниц изданий и затем упоминается лишь пару раз в связи с торжествами 1763 года.
Наконец последний эпизод церковной истории, вызвавший внимание прессы - дело Арсения Мацеевича, Ростовского митрополита. Тогда он стал известен благодаря своей критике секуляризации и вмешательства правительства в церковные дела, которая быстро вызвала недовольство Сената. Мацеевич был доставлен в Москву, где его осудил Синод. Впрочем, история также подавалась в политическом контексте - репортёры подчёркивали не значение произошедшего для священства, а проявление «знаменитого милосердия императрицы», выразившимся в смягчении наказания и замене казни ссылкой.
Определённый интерес вызывала российская экономика. Вопреки распространённому мнению, войны XVIII века не всегда представляли непреодолимое препятствие для торговли. Так, во Франции, понёсшей самые крупные потери от конфликта, несмотря на возросшее количество банкротств и сокращение импорта, коммерция отнюдь не прекратилась и не претерпела радикальных изменений. Поэтому сообщения об экономике в других странах вполне могли вызывать не только обычное любопытство, но и деловой интерес.
Так, в изданиях упоминались открытия новых российских мануфактур и даже отмечалось их качество. И разумеется репортёры сообщали о затрагивающей торговлю политике - к примеру, о просьбах посла из Нидерландов защитить голландскую торговлю или об указе о свободе торговли хлебом в Архангельске.
Что касается новостей искусства, то в газетах о них писали достаточно часто, но почти исключительно из Франции. Gentlemans Magazineи Annual Register писали о них даже больше, но также обычно ограничивались Великобританией. Поэтому о литературе, театре и музыке в России, как и в большинстве европейских стран, рассматриваемые издания не рассказывали почти ничего. Однако в деталях освещалась придворная жизнь.
Разумеется, события двора описывались не полностью, некоторые торжества не упоминались вовсе. Так, несмотря на то, что в Петербурге восшествие Петра на престол отмечали долго и масштабно, издания об этом не сообщали. Но те торжества, которые всё же освещались, доходили до читателей во всех деталях. Примером может послужить сообщение о похоронах Елизаветы. Несмотря на ограничения газетного формата, их описание не только подробно, но и почти поэтично - репортёр не скупился на эпитеты и похвалы величественной атмосфере, а также стремился передать обстановку во всей полноте, упомянув даже цвета сбруй у впряжённых в траурную повозку с гробом лошадей.
Ещё подробней описывалась коронация Екатерины. Журналисты передавали все заметные детали празднеств - поездка из Петербурга в Москву, сопровождение, торжественный въезд в город, подарки приближённым, визит в Троицкий монастырь и многое другое. Отдельно описывались и более мелкие детали. В газете даже отметили количество камней и карат в новой короне, правда не совсем точно.
Иногда описание церемоний отражало и состояние других сфер государства. При описании возвращения императрицы в Петербург репортёр отмечал внушительный вид солдат и артиллерии, участвовавших в процессии. Рассказ же о визите Екатерины в Кронштадт включал в себя комплименты не только офицерам и торжественной канонаде, но и крупным военным кораблям.
.2 Политика и администрация
В 1761 внутренняя политика в России освещалась довольно скупо - большая часть внимания отдавалась военным действиям. Особенно заметен недостаток новостей в сравнении с двумя последующими годами, когда сообщения о новых решениях монархов приходили регулярно.
На фоне общего затишья выделился визит в Петербург картлийского царя Теймураза II, пытавшегося заручаться российской поддержкой против Персии. В газетах отмечали, что Багратиону удалось расположить к себе императрицу и двор и даже перепечатывали его речи, поздравление великой княгини с днём рождения и её ответ. Одно письмо даже содержало описание Грузии, её истории и конфликтов с соседями.
О самой Елизавете Петровне издания писали мало. Иногда сообщалось о приёмах послов и совещаний с членами Конференции. Однако к концу года репортёры начали обращать внимания на ухудшение здоровья царицы. 31 декабря в Gazettede France было опубликовано сообщение о взволнованности подданных «критическим состоянием» здоровья государыни и о молебнах за её выздоровление во всех церквях Петербурга - однако по словам репортёра императрица уже выздоравливает и причин переживать больше нет.
Как известно, эти выводы оказались поспешными и спустя пять дней Елизавета умерла. Издания освещали произошедшее схоже. Об ушедшей писали с почтением и даже с некоторой скорбью. Особенный акцент в этих небольших некрологах делался на мягкости и человеколюбии её внутренней политики. В газетах сожалели об уходе «великой правительницы» и напечатали её короткие биографии. Приход Елизаветы к власти тактично характеризовался как возвращения того, что она имела «по праву рождения», само же правление превозносилось как мудрое и добродетельное. Особенно отмечался тот факт, что за 21 год царствования никто не был предан смертной казни. Отдельно отмечалось, что за это императрица была прозвана «Милосердной» и что история не знает других монархов, которые имели такой «почётный титул». Далее отмечены присутствовавшие при кончине императрицы и прокламация Петра III, последовавшая сразу после этого.
В Gentlemans Magazine упоминали «страсти царицы, правившие двором в Петербурге», но всё же хвалили её политику, достойное принятие смерти и благородное решением амнистировать 40000 заключённых.Register же, спустя год после её кончины они одарили Елизавету Петровну ещё более щедрыми комплиментами. По их мнению, при ней империя управлялась мягче и стабильней, чем при любом из её предшественников. Елизавете удалось вывести Россию из состояния упадка, в котором она пребывала после смерти Петра. Она упорядочила финансы, покровительствовала развитию наук и искусств и улучшила положение армии.
Смерть Елизаветы интересовала журналистов и их читателей не только сама по себе, но и из-за последовавшего за ней восшествия на трон Петра III. А смена правителя в такое время могла повлиять на многое, в первую очередь - на международные отношения. В нескольких номерах большая часть новостей из России была связана с вручением новых в верительных грамот послами и передвижениях войск. Что касается известий о дворе, то их было немного и все они были довольно лаконичны. Часто упоминались фамилии Чернышёвых, Воронцовых и Бутурлиных и Румянцевых, но о них обычно писали в связи с событиями внешней политики, ведь члены этих семейств занимали важные должности в армии и посольствах. Не упустили репортёры и такого важного для петербургского двора события как смерть П.И. Шувалова, заметно ослабившая позиции его клана. Впрочем, анализа или комментариев это довольно значимое событие не нашло. Всё внимание прессы и в Амстердаме, и в Лондоне было приковано к дипломатии царя.
С новой стороны Пётр открылся для журналистов и их читателей в феврале, вместе со стартом его масштабных реформ. Наибольший интерес вызывал Манифест о Вольности дворянства. Его в прессе восприняли особенно хорошо, подчёркивая и саму важность закона, и глубокую благодарность дворян. В Gazett DAmsterdam охарактеризовала Манифест как символ «яркого расположения императора к знати», не забыв упомянуть и о желании аристократов воздвигнуть императору памятник.
Английские издания, в целом, описывали первые реформы Петра в том же хвалебном тоне, но с одним интересным отличием - в них больше внимание уделялось теме свободы. Так, авторы Gentlemans Magazine обратили внимание не только на новые права дворян, но и на упразднение Тайной канцелярии и отметили, что «это даёт надежду на то, что пришла эра свободы в России». В Annual Register обращали внимание на возвращение многих ссыльных ко двору и утверждали, что царь стремится «отменить многие суровые и тиранические установления».
Это замечание довольно важно для понимания представлений о России в Западной Европе и, особенно, в Британии. Английские издания не раз касались темы природы власти в империи, часто характеризуя её как «деспотическую». Даже Елизавету Петровну, о которой писали с симпатией, называли именно деспотической правительницей. И это нередко определяло подачу материалов о России. Так, рассказывая о возвращении Иоганна Лестока из ссылки, в Gentlemans Magazine отмечали, что резкие взлёты и падения из-за перемены симпатий государя - «в природе самодержавных государств». Схожие идеи 14 годами раннее выражал в «О духе законов» Монтескье, также считавший форму правления в России деспотичной - возможно, английские авторы почерпнули как раз его мысли.
Немало внимания привлекала и личность императора, в частности - его публичные выезды и контакты с народом. Амстердамская газета описывала визит Петра на мануфактуру и его живой интересе к процессу производства тканей. Подробно рассказывалось и о своеобразном экзамене, который царь неожиданно устроил гвардейским офицерам вместе c И.И. Шуваловым. Gentlemans Magazine же с некоторой гордостью отмечал покровительство, обещанное Петром английским купцам, и его щедрую раздачу 300000 рублей пострадавшими от боевых действий.
Вероятней всего, подобные новости могли вызывать у читателя из Западной Европы сравнения нового императора с его дедом - Петром Великим. Первый российский император уже долгое время был популярен в Европе. Немалый вклад в его славу внесли и периодические издания - английская пресса часто восхваляла царя-реформатора и при жизни и долгое время после смерти. И помимо успехов в политике, корреспонденты, писавшие о Петре III часто рассказывали о его стремлении общаться с народом и почтении к наукам и ремёслам. О том же говорилось и в вышедшей в 1759 «Истории Российской империи при Петре Великом» за авторством Вольтера. Да и сама пресса нередко вспоминала основателя империи. Вполне возможно, что некоторые читатели могли видеть в новом царе продолжателя традиций его деда.
После окончательного заключения мира с Пруссией, интерес к Петру в английской прессе временно угас. О планах императора во внешней политике упоминалось редко, а о событиях в самой России и вовсе молчали. Однако Gazette DAmsterdam продолжала доставлять читателям новости из Петербурга. Большей частью они рассказывали либо о новых назначениях и переменах в дипломатическом корпусе, но иногда освещали и крупные предприятия царя. Так, сообщалось о его планах реализовать некие проекты Петра I по улучшению навигации и коммерции в своей стране. Упоминалось и стремление царя улучшить качество российского флота, пригласив английских специалистов. Тем не менее, стоит отметить, что об этих темах писали крайне лаконично и в самых общих чертах. Подробного разбора, оценок и тем более анализа внутренней политики императора в газете не предоставлялось. Интерес к положению дел внутри России вернулся в конце июля.
О готовящемся перевороте многие знали ещё задолго до его осуществления. Некоторые его участники действовали довольно рискованно и привлекали к себе внимание. Известно, что сама Екатерина через своего слугу и почти открыто просила финансовой помощи у французского посла, барона Бретейля. Тот уже приобрёл известность из-за случившегося незадолго до этого скандала, и такой визит к нему поверенного великой княгини вполне мог привлечь внимание.
Однако в прессе не было никаких, даже самых прозрачных намёков на беспокойство обстановки в Петербурге. Не участились упоминания кого-либо из заговорщиков. Даже не смотря на заметный рост популярности Екатерины в Петербурге, отмеченный дипломатами, журналисты не писали и о ней. Судя по всему, даже обычно весьма неплохо осведомлённый информатор голландской газеты не знал о планах заговорщиков, а может имел причины не сообщать о них. И несмотря на то, что спустя полгода Annual Register утверждал, что «нечто необычайное» было вполне предсказуемо, события 9 июля предстали для журналистов и читателей полной неожиданностью.
Примечательно то, что подробности произошедшего определились отнюдь не сразу. Первые известия о «революции в Петербурге» сообщались не из России, а из Амстердама. Судя по всему, новость отдали в печать сразу же после её получения - указано что письмо пришло 29 июля, как раз, когда выходил новый номер. Сообщалось лишь что Екатерина отобрала трон у своего мужа и взошла на него в качестве регента для Павла, сами журналисты признавались, что не обладают точной информацией и ждут более детальных сообщений.
В тот же день известия о случившемся экспрессом из Гааги получили в Gentlemans Magazine. В журнале утверждалось, что Пётр был внезапно сражён серьёзной болезнью и добровольно передал власть супруге, которая будет править в качестве регента до выздоровления мужа или до совершеннолетия Павла. Впрочем, в правдивости сообщения сомневались - отмечалось, что в Гааге не раскрывали источник информации, а также отсутствие подтверждения российским послом в Лондоне.
После этого, информация обновлялась почти каждый день. Так, в письме из Гамбурга, написанном в газету 30 июля, Екатерина всё ещё называлась регентом. Но буквально через два дня, 1 августа, из Гааги пришло сообщение о том, что Екатерина стала именно новой императрицей. В следующем номере новости о перевороте пришли из Данцига, где рассуждали о вскоре последующих переменах во внешней политике, и из Вены, где считали, что Екатерина возглавила революцию чтобы «ответить на единодушное желание подданных». И лишь после этого, спустя почти две недели после пришествия первых новостей о перевороте, в газете были опубликованы новости из Петербурга.
Письмо репортёра из России сообщало больше сведений - описывались въезд Екатерины в город, принесение ей присяги, провозглашение её новой императрицей и арест Петра. Писавший определённо симпатизировал новой правительнице - он подчёркивал отсутствие жертв, полную поддержку заговорщиков как солдатами, так и горожанами, общую радость и даже называл случившееся «счастливейшей революцией». И тем не менее, многое всё ещё оставалось неясным - кто именно участвовал в перевороте, какую политику будет проводить новое правительство и что ожидает свергнутого царя.
Детали революции, включая имена главных сподвижников Екатерины, стали известны лишь в конце августа. И в Голландии, и в Лондоне их обозначали точно: А. Г. Разумовский, братья Орловы, Н.И. Панин, М.Н. Волконский и Е.Р. Дашкова. Впрочем, издания не сообщали ничего конкретного о ролях упомянутых и процессе подготовки заговора. В это же время сами события переворота отразились в прессе подробней, включая описания перехода солдат на сторону Екатерины и ареста Петра. Немалое внимание уделялось и первым опубликованным манифестам Екатерины, в которых пытались найти объяснение произошедшему и намёки на намерения царицы.
Куда больше прессе и читателям хотелось узнать о грядущих последствиях случившегося. Разумеется, в первую очередь европейскую прессу интересовали планы императрицы во внешней политике. Но иногда описывались и её предприятия по управлению самой страной.
Так, амстердамская газета долго пыталась понять будущее иностранцев на русских служащих. В сентябре сообщалось, что Екатерина приняла решение не давать должностей приезжим и оставит всю государственную службу уроженцам совей империи. Так как прямых подтверждений или опровержений этих слухов не поступало, споры о них велись ещё долго. Лишь в декабре было опубликовано окончательное прояснение из Петербурга, согласно которому «императрица будет рада приветствовать на своей службе все таланты из любой страны». Впрочем, судя по всему, это сообщение убедило далеко не всех. Спустя три месяца, в AnnualRegister всё ещё писали об «удалении всех иностранцев из присутствия императрицы» и о «передаче всех важных постов урождённым русским».
Помимо этого, из Гамбурга сообщали об отказе Екатерины от планов конфискации монастырских земель и создании новой комиссии по реформе церкви. Этот шаг встретил такое же одобрение, как и идея секуляризации полгода назад, и так же сравнивался с духом реформ начала века. Одобрялась и отмена монополий, которые, согласно газете, императрица охарактеризовала как «источник множества несправедливостей».
Даже спустя год после переворота, иностранные послы сомневались в стабильности екатерининского правления, а уж в первые месяцы после переворота дипломаты вовсе не были уверенны в ближайшем будущем императрицы. Судя по всему, устойчивость трона Екатерины волновала и читателей. Пресса была рада удовлетворить этот интерес и, насколько это позволяла цензура, комментировала положение царицы.
Конечно, об интригах в ближайшем окружении царицы журналисты если и слышали, то предпочитали не писать. Но нередко в изданиях встречаются указания на то, что в Петербурге всё спокойно и новой правительнице ничто не угрожает. Поэтому особенно заинтересованно пресса отреагировала на заговор Гурьевых и Хрущёвых - рассказывалось обо всех известных деталях, и с восхищением описывалось милосердие, проявленное к провинившимся. Не самый значительный сам по себе эпизод всё же удостоился отдельного подробного и эмоционального описания, так как, вероятно, совпал с читательским интересом.
В 1763 году новости о внутренней российской политике стали поступать менее интенсивно. Общим нарративом в изданиях стало уважительное описание стремления Екатерины вернуть стране благополучие. В Gentlemans Magazine писали о начале программы внутренней колонизации. Журналисты отмечали что императрица «осознаёт, что широкие просторы её владений нуждаются в обитателях и предлагает большие привилегии иностранцам, которые поселятся на Украине. Позже газеты оповещали что желающие стать жителями империи должны зарегистрироваться в Петербурге и даже указывали конкретный адрес. Это ещё один пример новостей, которые могли быть интересны читателям по прагматичным причинам - российский набор колонистов в Западной Европе обрёл заметную популярность и привлёк немало желающих.
Газеты рассказывали и о более локальных проектах - к примеру, о выдаче 100 тысяч рублей в беспроцентный долг Твери на благоустройство или о сборе средств на строительство новых каменных домов в Петербурге.
Освещались и начала более масштабных проектов, которым предстояло развиваться в течение царствования. Внимание привлёк один из первых крупных проектов И.И. Бецкого - создание Императорского Воспитательного дома в Москве. Репортёры одобрительно отзывались о «благородной идее» и отмечали что она может поспособствовать развитию наук в России. Схоже встретили известие об открытии крупной школы для протестантов.
На время интерес вызвала история об ограблении курьера Бретейля. На вёзшего в посольство пакет секретных бумаг гонца в Москве напали семеро разбойников и отобрали деньги и документы, часть которых предназначались И.А. Корфу и И.И. Неплюеву. Сообщалось, что поиски преступников ведутся со всей тщательностью, четверо из нападавших уже арестованы. Позже стало известно, что оставшиеся разбойники также найдены и были приговорены к казни, однако по приказу монархини вместо этого отправились в заключение. Разумеется, репортёр ещё раз подчеркнул милосердие Екатерины. В отличие от конфликта в предыдущем году, об этом писали лишь из Петербурга, поэтому вероятней всего большого внимания инцидент не привлёк.
Положение двора в 1763 году всё ещё отслеживалось прессой, но отражалось в публикациях реже. Чаще всего писали об участниках переворота и их награждений и повышениях. Также писали об отставке старых служащих, обычно указывая в качестве причины ухудшение здоровья или усталость.
Репортёры освещали и общение императрицы с иностранными послами. Газеты отмечали доверительное отношение императрицы к Бретейлю и даже приглашение его на конную прогулку. В британских же изданиях с гордостью подчёркивали приближение к Екатерине британского посла. Примечательно что ни единого намёка на роль английских дипломатов в восхождении царицы к власти в изданиях не встречалось. Впрочем, о деталях вроде связи Чарльза Вильямса с Екатериной и Понятовским репортёры могли действительно не знать.
В целом, читая прессу в 1761-1763 гг. её аудитория вряд ли могла в полной мере «понять» Россию. Информация о жизни в стране вне дел государства и элиты появлялась спорадически и частично раскрывали лишь отдельные узкие темы. Конечно, продолжительное чтение статей могло в итоге сформировать некоторое понимание далёкой страны, но даже вместе материалы изданий не могли описать российскую действительность целиком. Впрочем, наиболее заинтересованных читателей они могли подтолкнуть к ознакомлению с более специализированной литературой.
Внутренняя же политика открывалась перед читателями достаточно полно. Некоторые детали, негативно затрагивающие репутацию монархов или наиболее влиятельных аристократов, могли публиковаться с задержкой или вовсе умалчиваться. Однако это было связано не с нежеланием репортёров писать или отсутствием интереса читателей, а из обычных соображений цензуры.
Все прочие события освещались подробно и давали читателям достаточно информации для составления общего представления о государственных делах России. Какую-либо глубокую аналитику по этой теме в изданиях обнаружить сложно - даже имевшие большие возможности для рассуждений авторы Annual Register если и давали детальные комментарии о русских, то только во внешней политике. Однако и пересказ самих фактов в прессе создавал вполне целостный образ империи.
Известные люди из России того периода описывались в прессе довольно скромно. Публика знала выдающихся политических деятелей и была в курсе их карьерных взлётов и падений. Однако дальше этого публикации не заходили - характеры и мнения элиты оставались неизвестными. Тем более практически ничего не писали о тех, кто соприкасался с «большой политикой».
Этот недостаток личностей в публикациях компенсировался яркими описаниями правителей. О них в прессе писали не только много, но и подробно - авторы открыто выражали своё отношение и к характерам, и к решениям монархов. Цензурные, культурные и политические ограничения не помешали им создать динамичные образы, которые легко воспринимались читателями.
Заключение
В нашей работе мы предприняли попытку не только определить, что писали западноевропейские новостные издания о России, но и какой образ эти публикации создавали у читателей. Для этого мы рассмотрели материалы изданий с учётом факторов, которые могли повлиять на общественное мнение, таких как частота и продолжительность освещения одних событий, источники сообщений, их тон, а также политический и культурный контексты.
В первую очередь, материалы прессы подтверждают, что в начале 1760-х годов Россия принималась как полноценная и важная часть Европы. Несмотря на расстояние и культурные барьеры, содержали непрерывный поток новостей о России, который усиливал интерес читателей. Особенно заметной эта заинтересованность становится, когда мы сравниваем публикации о России с куда меньшим числом публикаций о других странах, таких как Швеция или Османская империя.
Больше всего журналистов и читателей интересовала, разумеется, российская политика и её влияние на Европу, но они также не обошли вниманием и государственное устройство империи, и реформы в ней.
Образ России сильно зависел от имиджа её правителя. О монархах говорили в большей части публикаций и часто на основании именно их действий оценивали страну в целом. По материалам прессы возможно определить сложившиеся на Западе мнения о них, многие из которых оставались популярными долгое время. Так, Елизавета Петровна была представлена в изданиях как энергичная и сильная правительница, Пётр III - как инициативный, но тиранический и непоследовательный царь, чьи цели не совпадали с желаниями его подданных. Описания событий первого года правления Екатерины II отражают многие составные части её образа, которые затем будут использованы просветителями, историками XIX века и другими авторами. Императрицу описывали как правителя, стремящегося обеспечить подданным процветание и свободу, а также рационализировать управление, но опасались агрессивности её внешней политики.
У читателей прессы складывались впечатления и об императорском дворе. Репортёры регулярно писали о большинстве событий, связанных с жизнью российской элиты, будь то изменения в положении важных лиц, приёмы, празднества или визиты выдающихся иностранцев. Разумеется, на страницах изданий почти нельзя найти информацию о более закрытых явлениях при дворе, таких как особенностей поведения монарха, сближения или вражда политиков и прочие факты, не являвшиеся достоянием общественности. Однако это объясняется не столько отсутствием интереса, сколько ограниченностью репортёров в средствах и свободе публикаций.
В целом, пресса создавала яркий образ Российской империи как страны с авторитарной, но активной политикой, многие части которой были направлены на улучшение уровня жизни, а также с европейской, но всё же особенной культурой. Форма подробных отчёты о культуре и науке в Петербурге были знакомы - он мог прочесть похожее в новостях из других европейских столиц. Однако публикации о старообрядцах и прочих культурных феноменах добавляли впечатлений об уникальности России. При этом, многие аспекты российских реалий либо не описывались вовсе, либо освещались сжато и с ошибками, что, впрочем, не мешало читателям сформировать достаточно детальное представление о далёкой стране.
Таким образом, уже в 1760е Российская империя приобретала ту репутацию в Западной Европе, которая сохранялась за ней до конца XVIII века и даже позднее. При том, формированию образа России пресса способствовала, как представляется, более нежели литература.
Безусловно, выводы, сделанные на основании изучения всего нескольких изданий за три года, имеют предварительный характер. Однако они могут дать импульс для более масштабного исследования, которое позволит показать особенности восприятия России на Западе, которые раннее ускользали от внимания исследователей.
Наша работа рассматривает формирование прессой публичного мнения в сравнительно небольшой период на основе малой части периодических изданий того времени. Однако более масштабное исследование, обращающееся к большему спектру источников и более продолжительному периоду может показать намного больше, включая те детали восприятия России, которые обычно ускользают от внимания исследователей.
Список сокращений
. dA. - Gazete dAmsterdam. de Fr. - Gazette de France- Gentlemans Magazine
Список использованных источников и литературы
Источники:DAmsterdam 1761-1763de France 1761-1763sMagazine 1761-17631761-1763
Литература:
. Анисимов М.Ю. «Семилетняя война и российская дипломатия в 1756-1763 гг.». М.: Товарищество научных изданий, 2014
. Вульф Л. Изобретая Востчноую Европу: Карта цивилизации в Эпоху просвещения. М.: НЛО, 2009
. Дарнтон Р. Поэзия и полиция : сеть коммуникация в Париже XVIII века М.: НЛО, 2016.
. Заборов П.Р. Россия во французской трагедии XVIII века// Восприятие русской культуры на Западе. Л.: Наука, 1975.
. Захаров В.Н. Западноевропейские купцы в российской торговле XVIII века. М.: Наука, 2005.
. Искюль С.Н. Год 1762. Спб.: ЛИК, 2001.
. Левин Ю.Д. Россия в английской эссеистике XVIII века // Образ России: Россия и русские в восприятии Запада и Востока. СПб., Канун 1998.
. Мезин С.А. Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о Петре I. Саратов: СГУ, 2003.
. Мыльников А.С. Ропшинская трагедия в свете новых данных // Уральский исторический вестник №2 Екатеринбург, УрО Ран 1995.
. Курукин И.В. Эпоха «дворцовых бурь»: Очерки политической истории послепетровской России, 1725--1762 гг. Рязань, 2003.
. Смилянская Е.Б., Велижев М.Б.Средиземноморское предприятие в зеркале русской и западноевропейской прессы // Смилянская И.М., Велижев М.Б., Смилянская Е.Б. Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Второй. М.: Индрик, 2011.
. Соколов А.Б. Правь, Британия, морями? Ярославль: ЯГПУ, 1996.
. Федоров С. Т. Семилетняя война 1756-1763 М., 1941.
. Черкасов П.П. Двуглавый орёл и королевские лилии. М.: Наука, 1995.
. Черкасов П.П. Елизавета Петровна и Людовик XV. Русско-французские отношения 1741-1762. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2010.
. Anderson M. S. Eighteenth-century theories of the balance of power//Studies in diplomatic history, London: Longman, 1970.
. Darnton R., Roche D. Revolution in print: the press in France 1775-1800 Berkeley: Univ. of California Press, 1989.
. Dixon S. Catherine The Great. London: HarperCollins Publishers, 2009.
. Dulac G. Limage de la Russie dans les gazettes et les correspondances diplomatique francais et ses annexes // Nouvelles, gazettes, memoires secrets 1775-1800 - Karlstadt: Karlstadt University Studiies, 2000.
. Dulac G. Gazettes sous influence: le Courrier du Bas-Rhin, la Gazette des Deux-Pontset les sujets touchant la Russie vers 1770 \\ Vivliofika : E-Journal of Eightennth Century Russia Studies 2016
. Jones R. The emancipation of the Russian nobility 1762-1785. Princetonж: Univ. press, 1973.
. Hatin E. Les gazettes de Hollande et la presse clandestine aux XVII-e et XVIII-e siecles. Paris: Pincedourde 1895
. Roberts M. Great Britain, Denmark and Russia, 1763-1770//Studies in diplomatic history London: Longman, 1970.
. Riley D. The Seven Years war and the Old Regime in France Princeton: University press, 1986
. Weil F. «Un episode de la "guerre" entre la 'Gazette de France' et les hollandaises» \\ Les Gazettes Europeennes de la langue francaise (XVIIe-XVIIIe siecle) Saint-Etienne : Univ., 1992.