Несвоевременные мысли М.Горького - живой документ русской революции
Управление народного
образования
Реферат по литературе
Тема:
«Несвоевременные мысли» М. Горького - живой документ русской революции.
Исполнитель: Николаев
А.В.
Ученик
11 класса
Средней
школы № 55
Руководитель:
Учитель
литературы
Горявина
С.Е.
Новоуральск 2002
План:
1. Введение
3 стр.
2. Биография
4 стр.
3. Несвоевременные
мысли – живой документ русской революции
8 стр.
4. Заключение
15 стр.
5. Список
литературы 16 стр.
6. Приложение
17 стр.
Введение
На дворе новые времена,
настал момент многое переосмыслить, посмотреть с другой точки зрения. В чем же
смысл того семидесятипятилетнего периода, который мы пережили? Я думаю, что
причины этого следует искать в самом начале этого периода, именно тогда
создавались его основы, стержень идеи. Ведь сама мысль, высказанная теоретиками
социализма, не так уж и плоха. Быть может, они видели то, что не понимаем мы
сейчас. В чем же ошибка «певцов» революции? Необходимо, безусловно, обратиться
к публицистике того времени, в силу своих особенностей являющейся
непосредственным откликом на происходящие события. И тут мы найдем самый яркий
пример у одного из «буревестника» 17 – года – Максима Горького - это его
статьи, названные им «Несвоевременные мысли». Именно они являются яркой демонстрацией
реальных событий, по - настоящему показывающих атмосферу того времени. Многие годы
эти статьи были неизвестны читателям, поэтому мне и стало интересно, самому
изучить данный материал. В своей работе я хотел бы рассмотреть следующие
вопросы:
— раскрыть существо
расхождений между представлениями Горького о революции, культуре, личности, народе
и реалиями русской жизни 1917–1918 годов;
— обосновать своевременность «Несвоевременных мыслей» в момент публикации и
их актуальность в наше время;
— развить свое представления о публицистике как особом виде словесности.
Биография
16 (28) марта 1868 родился, а 22 марта крещен младенец Алексей. Родители
его «мещанин Максим Савватиев Пешков и законная жена его Варвара Васильева».Алексей
был четвертым ребенком Пешковых (два его брата и сестра умерли в
младенчестве).Дед будущего писателя со стороны отца – Савватий Пешков –
дослужился до офицерства, но был разжалован за жестокое обращение с солдатами.
Его сын Максим пять раз убегал от отца и в 17 лет ушел из дома навсегда.
Максим Пешков
выучился ремеслам краснодеревщика, обойщика и драпировщика. Человек он был, по
- видимому, неглупый (потом его назначали управляющим пароходной конторой), и
художественно одаренный – он руководил строительством триумфальной арки, сооружавшейся
по случаю приезда Александра II.
Дед со стороны матери
Василий Каширин в молодости был бурлаком, потом открыл в Нижнем Новгороде
небольшое красильное заведение и тридцать лет был цеховым старшиной.
Большая семья
Кашириных - кроме Василия Каширина с женой, в доме, где поселились Максим и
Варвара, жили их два сына с женами и детьми- не была дружной, отношение Максима
Савватиевича с новой родней не ладились, и в первой половине 1871 года Пешковы
уехали из Нижнего в Астрахань.
Своего доброго,
неистощимого на выдумки отца Алексей почти не помнил: он умер в 31 год,
заразившись холерой от четырехлетнего Алеши, за которым самоотверженно
ухаживал. После смерти мужа варвара с сыном вернулась к отцу в Нижний Новгород.
К Кашириным мальчик
попал, когда их «дело»- так в старину называли торговое или промышленное
предприятие – клонилось к упадку. Кустарный красильный промысел вытесняло фабричное
крашение, и надвигающаяся бедность многое определила в жизни большей семьи.
Дядья Алеши любили
выпить, а выпив – били друг друга или своих жен. Попадало и детям. Взаимная
вражда, жадность, постоянные ссоры делали жизнь невыносимой.
Наиболее яркие впечатления
каширской жизни описаны Горьким в его повести «Детство».
Но от
детства у писателя остались и светлые воспоминания, и одно из самых ярких – о
бабушке Акулине Ивановне «изумительно доброй и самоотверженной старухе»,
которую писатель всю жизнь вспоминал с чувством любви и уважения. Нелегкая
жизнь, семейные заботы не озлобили и не ожесточили ее. Бабушка рассказывала
внуку сказки, учила любить природу, вселяла в него веру в счастье, не давала
жадному, корыстному каширинскому миру завладеть душой мальчика.
В автобиографической
трилогии писатель с любовью воспоминает и других добрых и хороших людей.
«Человека создает его
сопротивление окружающему миру», - писал Горький спустя много лет. Это
сопротивление окружающему миру, нежелание жить так, как живут вокруг, рано
определили характер будущего писателя.
Дед начал учить внука
грамоте по Псалтырю и Часослову. Мать заставляет мальчика учить наизусть стихи,
но скоро у Алеши появилось непобедимое желание переиначить, исказить стихи,
подобрать к ним другие слова.
Это упорное желание
переделать стихи по - своему злило Варвару. Терпения для занятий с сыном ей не
хватало, да и вообще внимания на Алешу она обращала мало, считая его причиной
смерти мужа.
В семь лет Алеша
пошел в школу, но проучился всего месяц: заболел оспой и чуть не умер.
В январе 1877 года
его определили в Кунавинское начальное училище – школу для городской бедноты.
Учился Алеша хорошо,
хотя одновременно с учебой ему приходилось работать – собирать кости и тряпки
на продажу. По окончании второго класса мальчику дали «Похвальный лист» - «за
отличные пред прочими успехи в науках и благонравие» - и наградили книгами (их
пришлось подать – бабушка лежала больная, а в доме не было денег).
Дальше учиться не
пришлось. 5 августа 1879 года от скоротечной чахотки (туберкулеза легких)
умерла мать, а через несколько дней дед сказал: - Ну, Лексей, ты не медаль, на
шее у меня – не место тебе, а иди-ка ты в люди…
Алеше минуло
одиннадцать лет.
«В людях» было
несладко. «Мальчик» при магазине «модной обуви», Алеша исполнял много работы, а
позже, был поставлен в услужение к подрядчику Сергееву.
Позже, он плавает
посудником на пароходе, опять в услужении у Сергеевых, ловит для продажи птиц.
Был Алексей и продавцом в иконописной лавке, работником в иконописной
мастерской, десятником на строительстве ярмарки, статистом в ярмарочном театре.
В 1886 году
переезжает в Казань и устраивается на работу в крендельное заведение и булочную
А.С. Деренкова, которая в жандармских докладах того времени характеризовалась
как «место подозрительных сборищ учащейся молодежи». Этот период для Горького –
время знакомства с марксистскими идеями. Он начинает посещать марксистские
кружки, изучает труды Плеханова. В 1888 году он предпринимает первое длительное
путешествие по Руси, а в 1891 покидает Нижний Новгород, где работал
письмоводителем у присяжного поверенного и отправляется во второе странствие по
Руси, давшее ему бесценный опыт знакомства и понимания русской жизни в кризисный,
переломный момент ее развития. Опыт странствий отразится в цикле рассказов «По
Руси», но опыт путешествия оставит след во всех его произведениях.
Мировая слава
приходит к нему с романом «Фома Гордеев» (1899), опубликованном в журнале
«Жизнь». В 1900 году он пишет роман «Трое». В начале века Горький создает свои
первые пьесы – «Мещане» (1901), «На дне» (1902), «Дачники» (1904), «Дети
солнца» (1905), «Варвары» (1905).
В 1905 году Горький
познакомился с В.И. Лениным. Это знакомство переросло в дружбу, исполненную
подчас драматических конфликтов, особенно обострившихся в 1918-1921, когда
Горький по настоянию Ленина был вынужден уехать за границу – во вторую свою
эмиграцию (1921). А первая пришлась на 1906 год, когда во избежание репрессий
за поддержку революции 1905 года писатель эмигрирует сначала в США, а затем на
Капри в Италию. В этот период Горький сближается с А.А. Богдановичем, видным
революционером, философом, теоретиком искусства. В 1909 году Максим Горький,
А.В. Луначарский и А.А. Богданов организуют партийную школу на Капри, где
Горький читает лекции по истории русской литературы. Удивляют те заблуждения ,
царившие на Капри: социализм, идеи нового мира превращались в религию,
основанную на вере в их фатальное торжество. Народ представлялся новым
божеством и богостроителем.
Каприйский период
очень плодотворен для Горького в творческом отношении. В это время он создает
пьесу «Последние» (1908), первую редакцию «Вассы Железновой» (1910), повесть
«Лето» и др.
В 1913 году после
амнистии он возвращается в Петербург, где и живет до своей второй эмиграции
1921 года.
Революцию (1917)
Горький принял неоднозначно. Искренне веря в необходимость и гуманистический
пафос социального преобразования действительности, он опасался искажения его
идеалов в крестьянской стране, полагая, что крестьянство (косная, неспособная к
движению и развитию масса) по сути своей не может быть революционным. Эти
сомнения были высказаны в цикле статей «Несвоевременные мысли», опубликованных
в газете «Новая жизнь» (1917-1918 годах), которая являлась органом
социал-демократов - «интернационалистов», меньшевиков, сторонников Мартова.
Пораженный сценами уличных самосудов, пьяных погромов, разграбления и
уничтожения культурных ценностей неграмотными и презирающими культуру людьми.
Горький приходит к пессимистическому выводу о революции как о тотальном
разрушении жизни, культуры, государства. В середине 1918 года «Новая жизнь»
была закрыта большевиками, и отношения Горького с новой властью обострились еще
больше.
Конфликт с лидерами
большевиков и самим В.И. Лениным обостряется, и летом 1921 под предлогом
лечения туберкулеза писатель выезжает в Германию, а затем в Чехословакию. В
апреле 1924 года он переезжает в Италию (Сорренто, Неаполь). Здесь закончена
третья часть автобиографической трилогии - повесть «Мои университеты», написан
роман «Дело Артамоновых» и др.
Но как ни
парадоксально, ни первая, ни вторая эмиграция не отразились в творчестве писателя.
Вернулся Горький в
Россию в 1931 году, став последним возвратившимся эмигрантом . Вернувшись, он
занял положение первого советского официального писателя, у него завязались
личные отношения со Сталиным, при его непосредственном участии шла работа Оргкомитета
I Всесоюзного съезда
советских писателей, он же становится председателем правления основанного в
1934 году Союза писателей СССР, у него на квартире Сталин проводит свои
знаменитые встречи с писателями. На одной из таких встреч возник и наполнился
конкретным социально-политическим содержанием термин «социалистический
реализм».
В это время Горький,
находившийся под контролем агентов ОГПУ и своим секретаря Крючкова, переживает
душевный кризис. Он чувствует себя одиноким. Писатель не хочет видеть, но видит
ошибки и страдания, а порой даже бесчеловечность нового дела.
В то время Крючков
становится единственным посредником всех связей Горького с внешним миром:
письма, визиты (вернее, просьбы посетить Горького) перехватываются им, одному
ему дано судить о том, кому можно, а кому нельзя видеть Горького.
Умер Горький 18 июня
1936 года – официально признанным классиком советской литературы, писателем,
как бы давшим новой власти то, что ей было необходимо: своим авторитетом он как
бы санкционировал ее деяния, настоящие и будущие. И пышные похороны 20 июня
1936 года на Красной площади якобы завершили всем видимый путь сначала
буревестника революции, друга, а затем и оппонента Ленина, бывшего эмигранта,
ставшего первым советским писателем, основоположником метода «социалистического
реализма» в советской литературе. Таким он долго оставался в литературоведении
последующих десятилетий, а многие его мысли так и остались несвоевременными.
Несвоевременные мысли – живой документ русской революции
Изучение жизни и творчества
Горького в советскую эпоху 1917–1936 годы) трудно. Эти годы отмечены особым драматизмом
взаимоотношений писателя с властью, крайней остротой литературной борьбы, в которой
Горький играл далеко не последнюю роль. В освещении этого периода жизни и творчества
Горького не только нет единодушия среди исследователей, более того — здесь господствует
крайний субъективизм в оценках. В литературоведении советской эпохи Горький представал
непогрешимым и монументальным. Если же верить новейшим публикациям о писателе, в
литом корпусе монумента сплошь пустоты, заполненные мифами и легендами.
Человеку, приступающему к изучению советского периода в творчестве Горького, приходится
основательно “процеживать” этот материал ради того, чтобы с максимальной объективностью
представить путь писателя в эти годы: его надежды и разочарования, мучительность
исканий, колебания, заблуждения, его ошибки, реальные и мнимые.
Мой интерес к «Несвоевременным
мыслям» не случаен. Как известно, эта книга была под запретом вплоть до “перестройки”.
А между тем она без посредников представляет позицию художника в канун и во время
Октябрьской революции. Она является одним из самых ярких документов периода
Великой Октябрьской революции, ее последствий и установления новой большевистской
власти.
По признанию самого Горького,
“с осени 16-го года по зиму 22-го” он “не написал ни строчки” художественных произведений.
Все его мысли были связаны с бурными событиями, потрясавшими страну. Вся его энергия
была обращена на непосредственное участие в общественной жизни: он вмешивался в
политическую борьбу, старался выручать из застенков ЧК ни в чём не повинных людей,
добивался пайков для умирающих от голода учёных и деятелей искусства, затевал дешёвые
издания шедевров мировой литературы... Публицистика в силу своей специфичности была
для него одной из форм прямого общественного действия.
«Несвоевременные мысли»
— это серия из 58 статей, которые были опубликованы в газете «Новая жизнь», органе
группы социал-демократов. Газета просуществовала чуть больше года — с апреля
1917-го по июль 1918-го, когда она была закрыта властями как оппозиционный орган
печати.
Изучая произведения Горького
1890–1910-х годов, можно отметить наличие в них высоких надежд, которые он связывал
с революцией. О них Горький говорит и в «Несвоевременных мыслях»: революция станет
тем деянием, благодаря которому народ примет “сознательное участие в творчестве
своей истории”, обретёт “чувство родины”, революция была призвана “возродить духовность”
в народе.
Но вскоре после октябрьских
событий (в статье от 7 декабря 1917 года), уже предчувствуя иной, чем он предполагал,
ход революции, Горький с тревогой вопрошает: “Что же нового даст революция, как
изменит она звериный русский быт, много ли света вносит она во тьму народной жизни?”[1].
Эти вопросы были адресованы победившему пролетариату, который официально встал у
власти и “получил возможность свободного творчества”.
Вся “интрига”
произведения состоит в том, что мы можем увидеть столкновение идеалов, во имя которых
Горький призывал к революции, с реалиями революционной действительности. Из их несовпадения
вытекает один из главных вопросов, возникающих в процессе изучения статей: в чём
состоит, говоря словами Горького, его “линия расхождения с безумной деятельностью
народных комиссаров”?
Главная цель революции,
по Горькому, нравственная — превратить в личность вчерашнего раба. А в действительности,
как с горечью констатирует автор «Несвоевременных мыслей», октябрьские события и
начавшаяся гражданская война не только не несли “в себе признаков духовного возрождения
человека”, но, напротив, спровоцировали “выброс” самых тёмных, самых низменных —
“зоологических” — инстинктов. “Атмосфера безнаказанных преступлений”, снимающая
различия “между звериной психологией монархии” и психологией “взбунтовавшихся” масс,
не способствует воспитанию гражданина, - утверждает писатель.
Самостоятельно проанализировав
факты, которые сообщает Горький в статье от 26.03.18[2]
,мы можем понять, о чем идёт речь, о так называемом заявлении “особого собрания
моряков Красного Флота Республики”, вызвавшем “глубочайшее изумление” Горького.
“Дикая идея физического возмездия” — главная идея этого документа. Горький сопоставляет
содержание заявления моряков (“За каждого нашего убитого товарища будем отвечать
смертью сотен и тысяч богачей...”) и публикацию в «Правде», авторы которой, “приняв
порчу автомобильного кузова за покушение на Владимира Ильича, грозно заявили: «За
каждую нашу голову мы возьмём по сотне голов буржуазии»”. Идентичность этих заявлений
свидетельствует о том, что жестокость матросской массы была санкционирована самой
властью, поддерживалась “фанатической непримиримостью народных комиссаров”. Это,
считает Горький, “не крик справедливости, а дикий рёв разнузданных и трусливых зверей”[3]
.
При анализе данной статьи
я хотел бы обратить особенно отметить её стилевые качества, придающие слову писателя
особую экспрессию. Статья строится как своеобразный диалог с авторами заявления.
Возмущённое чувство писателя изливается посредством риторических вопросов: “Что
же, правительство согласно с методом действий, обещанных моряками?”, “Я спрашиваю
вас, господа моряки: где и в чём разница между звериной психологией монархии и вашей
психологией?” Экспрессия заключена и в решительном, чётком и кратком выводе-призыве:
“Надобно опомниться. Надо постараться быть людьми. Это трудно, но — это необходимо”.
(Стоит также упомянуть, что кронштадтские моряки угрожали Горькому физической расправой
за его «Несвоевременные мысли»).[4]
Следующее принципиальное
расхождение между Горьким и большевиками кроется во взглядах на народ и в отношении
к нему. Вопрос этот имеет несколько граней.
Прежде всего Горький отказывается
“полуобожать народ”, он спорит с теми, кто, исходя из самых благих, демократических
побуждений, истово верил “в исключительные качества наших Каратаевых”. Вглядываясь
в свой народ, Горький отмечает, “что он пассивен, но — жесток, когда в его руки
попадает власть, что прославленная доброта его души — карамазовский сентиментализм,
что он ужасающе невосприимчив к внушениям гуманизма и культуры”[5]
. Но писателю важно понять, почему народ — таков: “Условия, среди которых он жил,
не могли воспитать в нём ни уважения к личности, ни сознания прав гражданина, ни
чувства справедливости, — это были условия полного бесправия, угнетения человека,
бесстыднейшей лжи и зверской жестокости”5. Следовательно, то дурное
и страшное, что проступило в стихийных акциях народных масс в дни революции, является,
по мысли Горького, следствием того существования, которое в течение столетий убивало
в русском человеке достоинство, чувство личности. Значит, революция была нужна!
Но как же совместить необходимость в освободительной революции с той кровавой вакханалией,
которой революция сопровождается? Это мучительное противоречие я пытаюсь разрешить
в последующем анализе «Несвоевременных мыслей», например, анализируя статью от
14 июля 1917 года, посвящённую “драме 4 июля” — разгону демонстрации в Петрограде.
Статья интересна для анализа во многих отношениях. Стоит отметить своеобразие её
композиционного строения: в центре статьи воспроизведена (именно воспроизведена,
а не пересказана) картина самой демонстрации и её разгона. А затем следует рефлексия
автора на увиденное собственными глазами, завершающаяся итоговым обобщением. Достоверность
репортажа и непосредственность впечатления автора служат основой для эмоционального
воздействия на читателя. И происшедшее, и раздумья — всё происходит словно на глазах
читателя, потому, очевидно, столь убедительно звучат выводы, как будто родившиеся
не только в мозгу автора, но и в нашем сознании.
Всматриваясь в нарисованную
писателем картину, необходимо отметить подробности и детали, не забывая об их эмоциональной
окрашенности. Мы видим участников июльской демонстрации: вооружённых и невооружённых
людей, “грузовик-автомобиль”, тесно набитый разношёрстными представителями “революционной
армии”, что мчится “точно бешеная свинья”. (Далее перед нами возникает образ грузовика,
вызывает не менее экспрессивные ассоциации: “гремящее чудовище”, “нелепая телега”.)
Затем начинается “паника толпы”, испугавшейся “самой себя”, хотя за минуту до первого
выстрела она “отрекалась от старого мира” и “отрясала его прах с ног своих”. Перед
глазами наблюдателя предстаёт “отвратительная картина безумия”: толпа при звуке
хаотических выстрелов повела себя как “стадо баранов”, превратилась в “кучи мяса,
обезумевшего от страха”.
Горький ищет причину происшедшего.
В отличие от абсолютного большинства, винившего во всём “ленинцев”, германцев или
откровенных контрреволюционеров, он называет главной причиной случившегося несчастья
“тяжкую российскую глупость” — “некультурность, отсутствие исторического чутья”.
Сами выводы,
сделанные мною из этого произведения, превращаются в постановку главных, по мысли
автора, задач революции: “Этот народ должен много потрудиться для того, чтобы приобрести
сознание своей личности, своего человеческого достоинства, этот народ должен быть
прокалён и очищен от рабства, вскормленного в нём, медленным огнём культуры”[6].
В чем же состоит суть
расхождений М. Горького с большевиками по вопросу о народе.
На первый взгляд, кажется,
что резкие суждения автора «Несвоевременных мыслей» о народе свидетельствуют о его
неуважении к простому трудовому люду, об отсутствии сострадания к нему, о неверии
в его духовные силы. На самом деле всё выглядит иначе. Опираясь на весь свой предшествующий
опыт и на свою многими делами подтверждённую репутацию защитника порабощённых и
униженных, Горький заявляет: “Я имею право говорить обидную и горькую правду о народе,
и я убеждён, что будет лучше для народа, если эту правду о нём скажу я первый, а
не те враги народа, которые теперь молчат да копят месть и злобу, чтобы... плюнуть
злостью в лицо народа...”[7].
Рассмотрим один из самых
принципиальных расхождений Горького с идеологией и политикой “народных комиссаров”
— спор о культуре.
Стоит отметить, что Горький
считает “одной из первых задач момента” “возбуждение в народе — рядом с возбуждёнными
в нём эмоциями политическими — эмоций этических и эстетических”. Однако писатель
наблюдал нечто прямо противоположное, а именно: “хаос возбуждённых инстинктов”,
ожесточение политического противостояния, хамское попрание достоинства личности,
уничтожение художественных и культурных шедевров. Во всём этом автор винит в первую
очередь новые власти, которые не только не препятствовали разгулу толпы, но даже
провоцировали её. Революция “бесплодна”, если “не способна... развить в стране напряжённое
культурное строительство”[9],
— предупреждает автор «Несвоевременных мыслей». И по аналогии с широко распространённым
лозунгом “Отечество в опасности!” Горький выдвигает свой лозунг: “Граждане! Культура
в опасности!”
Ни один факт ущемления
культуры, каким бы незначительным он ни казался, не проходит мимо внимания писателя.
Он протестует против “грязной” литературы, “особенно вредной именно теперь, когда
в людях возбуждены все тёмные инстинкты”[10];
выступает против “решения Совета солдатских депутатов по вопросу об отправке на
фронт артистов, художников, музыкантов”, потому что страшится следующего: “...с
чем мы будем жить, израсходовав свой лучший мозг?”[11].
Он сетует по поводу исчезновения с книжного рынка “хорошей честной книги”, а “книга
— лучшее орудие просвещения”[12].
Узнав о запрете на издание оппозиционных газет и журналов, “чувствует тоску”, мучительно
тревожится “за молодую Русь, только что причастившуюся даров свободы”10,
поднимает голос протеста против ареста И.Д. Сытина, которого за его пятидесятилетнюю
издательскую деятельность называет подлинным “министром народного просвещения” [13]...
Еще одним из вопросов
горьковской серии «Несвоевременные мысли» являются такой вопрос: кто же оказался
во главе Октябрьской революции — “вечный революционер” или “революционер на время,
на сей день”? (Ответ на него мы найдем в статье от 06.06.18.)
Далеко не случайно образцом
“романтика революции” для Горького является крестьянин Пермской губернии, приславший
писателю письмо, в котором осуждает “крестьянство, жадное до собственности”, ищущее
в революции “карманные интересы”. По мнению автора «Несвоевременных мыслей», этот
крестьянин — подлинный революционер, потому что он видит высшие, духовные цели революции.
Таких людей писатель называет “вечными революционерами”, потому что им свойственно
вечное чувство неудовлетворенности. “Вечный революционер” “знает и верит, что человечество
имеет силу бесконечно создавать из хорошего — лучшее”, “его единственная и действительно
революционная цель” — “оживить, одухотворить весь мозг мира”, сам же он — “дрожжа”.
Но на мощной волне революции
выплеснулся на поверхность и другой тип общественного деятеля, которого Горький
хлёстко назвал “революционером на время”. Таких людей он увидел прежде всего среди
участников октябрьского переворота. “Революционер на время” — это человек, “принимающий
в разум”, а не в душу “внушаемые временем революционные идеи”, и поэтому он “искажает”
и “опорочивает”, “низводит до смешного, пошлого и нелепого культурное, гуманистическое,
общечеловеческое содержание революционных идей”. Такие деятели переводят революционный
порыв в сведение счётов с бывшими реальными или мнимыми обидчиками (“за каждую нашу
голову...”), это они провоцируют в возбуждённой толпе “хватательный инстинкт” (“грабь
награбленное”), это они оскопляют, обескрыливают, обесцвечивают жизнь якобы во имя
всеобщего равенства (ибо это равенство в бедности, в бескультурье, в нивелировании
личностей), это они, насаждая новую — “пролетарскую” — мораль, по сути, отрицают
мораль общечеловеческую.
Горький доказывает, что
для “холодного фанатика”, “аскета”, “оскопляющего творческую силу революционной
идеи”[14],
совершенно несущественны моральные аспекты революции, больше того — вроде бы благородная
поза аскета становится даже неким романтическим оправданием невиданной жестокости,
с которой “революционеры на время” осуществляли свой проект преобразования России.
Главное же проявление аморальности большевиков Горький видит в их отношении ко всему
народу как к объекту гигантского эксперимента: “материал для бесчеловечного опыта”
— так сказано в статье от 19.01.18; “из этого материала — из деревенского тёмного
и дряблого народа” — фантазёры и книжники хотят создать новое социалистическое государство”
— это фраза из статьи от 29.03.18; “они (большевики) производят над народом отвратительный
опыт” — это в статье от 30.05.18. А в статье от 13.01.18 автор высказывается ещё
жёстче: “Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, простой
народ для них — та лошадь, которой учёные-бактериологи прививают тиф для того, чтоб
лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жестокий
и заранее обречённый на неудачу опыт производят комиссары над русским народом...
Реформаторам из Смольного нет дела до России, они хладнокровно обрекают её в жертву
своей грёзе о всемирной или европейской революции”[15].
Обвинение в аморальности — это самое главное обвинение, которое Горький бросает
в лицо новой власти. Стоит обратить внимание на крайнюю экспрессию слова писателя
в приведённых фрагментах: сравнение социального переворота с лабораторным экспериментом,
а России — с подопытным животным; скрытое противопоставление опыта и грёзы, подтверждающее
несостоятельность революционных действий; прямо-оценочные эпитеты (“жестокий” и
“обречённый на неудачу”, язвительный перифраз “реформаторы из Смольного”). В статье
от 16.03.18 вожди Октября ассоциируються с библейскими палачами — “несчастную Русь”
они “тащат и толкают на Голгофу, чтобы распять её ради спасения мира”.
В «Несвоевременных мыслях»
Горький подвергает резкой критике вождей революции: В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого,
Зиновьева, А.В. Луначарского и других. И писатель считает нужным через голову своих
всевластных оппонентов непосредственно обратиться к пролетариату с тревожным предупреждением:
“Тебя ведут на гибель, тобою пользуются как материалом для бесчеловечного опыта,
в глазах твоих вождей ты всё ещё не человек!”[16].
Жизнь показала, что эти
предупреждения не были услышаны. И с Россией, и с её народом произошло то, против
чего предостерегал автор «Несвоевременных мыслей». Справедливости ради надо сказать,
что сам Горький тоже не оставался последовательным в своих воззрениях на происходившую
в стране революционную ломку.
Однако книга «Несвоевременные
мысли» осталась памятником своему времени. Она запечатлела суждения Горького, которые
он высказал в самом начале революции и которые оказались пророческими. И независимо
от того, как менялись впоследствии воззрения их автора, эти мысли оказались в высшей
степени своевременными для всех, кому довелось пережить надежды и разочарования
в череде потрясений, пришедшихся на долю России в ХХ веке.
Таким образом, в ходе
написания реферата, была сделана попытка раскрыть комплекс основных идей, высказанных
Горьким в книге «Несвоевременные мысли». Учитывая публицистическую природу анализируемого
текста. Эти отличает особая, публицистическая поэтика, которая выражает не просто
идею, а “идею-страсть”. Наконец, «Несвоевременные мысли» - отправная точка для
понимания творческой судьбы М. Горького в советское время
Список литературы:
1. Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991
2. Голубкова М. Максим
Горький. М.: Дрофа, 1997
3. Игнебейрг Л.Я. От
Горького до Солженицына. М.: Высшая школа, 1997
4. Газета «Литература»
(Приложение к газете «Первое сентября») – 1997, № 2(янв.), с 13
5. Газета «Литература»
(Приложение к газете «Первое сентября») – 2000, № 4(янв.), с 2-3
6. Островская О.Д. Рукой
Горького, М.: 1985
7. Шкала И.С. Семь лет с
Горьким. М.:, 1990
8. Приложение:
[1]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.13
[2]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.64-66
[3]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.65
[4]
М.Горький. Неизданная переписка», с. 312.
[5]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.36
[6]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.36
[7]
[7]Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С. 92
[8]Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.36
[9]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.12
[10]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.30
[11]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.33
[12]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.38
[13]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.70
[14]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.28
[15]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.87
[16]
Горький М. Несвоевременные мысли.
М.: Современник, 1991. С.87