Как в поэме А. А. Блока «Двенадцать». обнаруживается сломленность старого мира?
Как в поэме
А. А. Блока «Двенадцать». обнаруживается сломленность старого мира?
Современники поэта Александра Александровича
Блока и более поздние исследователи его творчества, вновь и вновь обращаясь к
поэме “Двенадцать”, задавались неизменным риторическим вопросом: “Как мог
человек, воспитанный в духе дворянских традиций XIX столетия, посвятить поэму
тем, кто насильственным, варварским способом эти традиции искореняет?” Подобное
недоумение вполне объяснимо, ибо во время революции и после нее творческая
интеллигенция повсеместно воспринималась как художественный проводник идей
“буржуев и кулаков”. Да и сама революция по замыслу ее теоретиков и практиков в
своей “программе минимум” должна была привести к установлению диктатуры
пролетариата, что подразумевало вполне однозначное отношение ко всем остальным
слоям населения. Так почему же поэт-символист Александр Блок воспел в своей
поэме эту революцию? На самом деле ответ
на этот вопрос Блок заложил в самой поэме “Двенадцать”. Музыку революции,
которую слышит поэт, он пытается передать читателю посредством стихов. Блок
говорил: “Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию”.
Революция, по мнению Блока, прекрасна! Несмотря на охватившие страну ужас и
хаос, все это суть очищение, через которое просто необходимо пройти России. И
если смотреть на поэму сквозь призму подобного восприятия событий, то уже не
покажется странным, что Блок столь воодушевленно описал в “Двенадцати”
сломленность старого мира. Символ торжества мира нового дается читателю сразу,
без какой-либо предварительной подготовки:
От здания к зданию Протянут
канат.
На канате —
плакат: “Вся власть Учредительному
собранию!”.
Это торжество есть свершившийся факт. Он уже
не ставится под сомнение ироничной интонацией или каким-либо нелепым эпитетом.
И уже ему, этому факту, твердо стоящему на ногах пролетарской свободы — не той,
которая “заканчивается там, где начинается свобода другого”, а
вседозволитель-ной и анархичной, — противопоставлены бьющиеся в предсмертных
конвульсиях силуэты старого мира:
Старушка, как курица, Кой-как
переметнулась через сугроб.
— Ох,
Матушка-Заступница! — Ох, большевики
загонят в гроб!..
А это кто? —Длинные волосы И говорит вполголоса: — Предатели! Погибла Россия! —
Должно быть, писатель — Вития...
Вон барыня в каракуле К другой подвернулась: Уж мы плакали, плакали...
Поскользнулась И — бац — растянулась!..
Человеческие образы, символизирующие
ломающийся на глазах старый мир, нелепы и комичны. Они, подобно куклам из
“Театра абсурда”, которых бесцеремонно дергают за нитки, заставляя совершать
различные телодвижения и произносить глупости искаженными голосами, наполняют
собой пустоту мыльного пузыря, а их отраженные на радужной выпуклой поверхности
лики вызывают лишь горькую усмешку: А
вон и долгополый — Сторонкой — за
сугроб...
Что нынче
невеселый, Товарищ поп? Помнишь, как бывало Брюхом шел вперед И крестом сияло Брюхо на
народ?..
Александр Блок, как истинный гений
символизма, одним незатейливым словосочетанием продемонстрировал разверзшуюся
между противостоящими друг другу мирами бездонную пропасть. Именно “товарищ
поп” есть символ антагонистичности старого и нового, их полной несовместимости
и жесточайшей уродливости в случайных сочетаниях, не вызывающей при этом ни
капли жалости.
Совокупность
социально-нравственных ценностей в душах и умах красногвардейцев, устами
которых Блок озвучивает настроения нового мира, соответствует представлениям о
соотношении цели и средств для ее достижения. Если уж рушить старый мир, то
жестоко, кощунственно и до основания:
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь —
В кондовую, В избяную, В толстозадую!..
Убийство “толстомордой Катьки”, у которой
“керенки есть в чулке” и которая невесть чем занята в кабаке с Ванюшей,
воспринимается отнюдь не как преступление, а напротив, как деяние, направленное
на укрепление нового мира. Некоторое нравственное колебание Петруши, усомнившегося
в праведности содеянного, вскоре, благодаря увещеваниям остальных одиннадцати,
переходит в фазу абсолютной уверенности в верности того пути, который они себе
избрали. Назад дороги нет: Эх, эх! Позабавиться не грех! Запирайте етажи, Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба — Гуляетнынче
голытьба!..
Финал же поэмы ставит окончательную и жирную
точку в конфликте старого и нового. Появление Иисуса Христа под кровавым
знаменем революции, возглавляющего стройный марш двенадцати апостолов-революционеров,
стало последним гвоздем в крышке гроба старого мира, окончательную и
безоговорочную сломленность которого символически изобразил в своей поэме
Александр Блок.
Конечно же,
объективную оценку любым социально-политическим событиям может поставить только
История. Слишком много воды должно утечь, прежде чем станет окончательно ясно,
какая из двух противоборствующих сторон была наиболее близка к истине, какое из
двух зол было для страны наименьшим. Вот уже почти столетие минуло с тех пор,
как свершилась революция, однако единого мнения по этому поводу никогда не было
и нет по сей день. Тем более нельзя найти ответ на вопрос: “Кто прав?” в поэме
“Двенадцать”. Блок не ставил перед собой задачу заклеймить позором “буржуев” и
воздвигнуть литературный памятник пролетариям всех стран, соединившимся в
едином и страстном порыве. Он обозначил труднейшую для него и его
современников, да и для всех, кто жил до него и будет жить после, проблему
выбора: либо сгнить вместе с разлагающимися останками старого буржуазного общества,
либо искрой сгореть в безжалостном пожаре революции.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru/