Психологические механизмы культуры

Психологические механизмы культуры

Психологические механизмы культуры

А.Б. Косарева

Человечество за тысячелетия прошло множество этапов, каждый из которых открывал в человеке все новые и новые грани. Говорят, из животного мира человек пришел тихо и незаметно. Сотни столетий минуло, прежде чем сформировалась физическая и психическая конституция человека, причем на формирование психики потребовалось гораздо больше времени. Важнейшие психические изменения проходили не только в доисторические времена, но и на протяжении уже известной и захронографированной истории. Эти изменения во многом обуславливали специфику культуры той или иной эпохи. Развитие человеческой психики вело за собой трансформацию культуры, а она, в свою очередь, провоцировала дальнейшие изменения психики. Предметы, хранящиеся в музеях, дошедшие до нас сквозь столетия, изъятые из контекста, мало что могут рассказать о себе и тем более не могут вскрыть причины формирования данного типа культуры. И только тогда, когда культура становится объектом междисциплинарного исследования, становится возможной ее реконструкция, которая может дать нам понимание закономерностей цивилизационного процесса. Поэтому мы можем разобраться в особенностях культур давно ушедших веков только в том случае, если поймем специфику психологии этих культур.

Психические процессы: мышление, память, восприятие и другие, — составляют ядро человеческой деятельности. Недаром характеристика человека как вида: homo sapiens, человек разумный, — на первое место ставит интеллектуальные способности человека, которые и позволили ему создать для своего личного пользования вторую природу — культуру, что для животного было в принципе невозможно. Но для того, чтобы культура могла зародиться и эволюционизировать, человеческому существу необходимо было наличие особых психических свойств, состояний и процессов, отличающих его от животного. Правильнее даже сказать, следующий уровень развития психики по сравнению с животными.

При рассмотрении данной проблемы: психологических механизмов культуры, — будут необходимо использоваться некоторые психологические категории, и будет показано, как особенности человеческой психики проявляют себя в культуре. За аксиому возьмем уже ставшую традиционной точку зрения о структурном подобии филогенеза и онтогенеза, всеобщего и индивидуального развития, и о повторении филогенеза в онтогенезе, что поможет нам применять некоторые психологические термины для анализа развития культуры.

Знание особенностей человеческой психики значительно облегчает понимание закономерностей истории культуры. Так, исходя из асимметрии правого и левого полушарий, получают свое объяснение как различие культур Запада и Востока, так и трансформация мифологически-религиозной картины мира в научную. Так более быстрое развитие правого полушария и достаточно медленное развитие левого было причиной того, что творческое, образное мышление превалировало над рациональным. Поэтому при объяснении мира люди довольствовались мифическим объяснением, тем более что оно не противоречило их практической деятельности. Как известно, любые, даже исключающие друг друга теории, могут предоставить факты, их подтверждающие. Дальнейшее развитие левого полушария приведет к возникновению научного познания и поставит под свой контроль творческие процессы правого, фантазию и воображение (об этом еще пойдет речь ниже). Таким образом, мы можем видеть, что асимметрия человеческого мозга объясняет поступательное развитие мышления как у отдельного человека, так и у человечества в целом. При рассмотрении становления мышления у человека, выделяют две его стадии: допонятийную (когда у человека сильнее развито правое полушарие, в силу чего полет фантазии не ограничивается строгой рациональностью, присущей левому) и понятийную (когда левое полушарие начинает играть не меньшую роль, чем правое). Исходной будем считать посылку, что допонятийное мышление является одной из характеристик как психики ребенка в раннем возрасте, так и древнего человека (не говорю «первобытного», т. к. некоторые особенности допонятийного мышления сохраняются и в гораздо более поздние культурные эпохи). Допонятийное мышление имеет отличную от понятийного логику и организацию. И ребенок, и древний человек в своих поступках руководствуется определенной логикой, в соответствии с ней выстроена картина мира, но логика эта совершенно отлична от логики современного человека. Понятийное мышление формируется постепенно в процессе взросления ребенка и, соответственно, в процессе эволюции человечества, что заставляет нас еще раз вспомнить об изоморфизме фило- и онтогенеза.

Рассмотрим основные признаки допонятийного и понятийного мышления и сопоставим их с примерами из истории культуры.

Для допонятийного мышления, особенно на ранних его стадиях, характерна почти полная идентификация вспоминаемого, представляемого и воспринимаемого. Поэтому достаточно долго сохраняются представления о золотом веке, и ритуальное возвращение в прошлое, осуществляемое в обрядах, ведет за собой позитивные изменения в реальной жизни. Более того, в момент совершения обряда люди не заново проигрывают некую изначальную ситуацию — они ее проживают в действительности. Воображаемая-вспоминаемая ситуация получает статус подлинной реальности. «Миф провозглашает возникновение какой-то новой космической ситуации, либо какого-то первичного события. Таким образом, это всегда рассказ о каком-то «сотворении»: о том, каким образом какая-либо вещь состоялась, т. е. начала существовать. Вот почему миф сродни онтологии: он повествует лишь о реальном, о том, что реально произошло, в полной мере проявилось.

Разумеется, речь идет о священных реальностях, т. к. имено священное и является самой настоящей реальностью. Ничто из того, что входит в область мирского, не участвует в Бытии, потому что мирское не было онтологически обосновано мифом и не имеет образцовой модели… сельскохозяйственные работы — это ритуал, открытый богами или героями-основателями цивилизации. А потому они представляют собой акт, с одной стороны, реальный, а с другой — значимый. Сравним его с сельским трудом в десакрализованном обществе: он стал здесь мирской деятельностью, основанной только на экономической выгоде», — пишет Мирча Элиаде в монографии «Священное и мирское». Поэтому вспоминаемое оказывается даже более реальным, чем сама действительность.

Одна из важнейших характеристик допонятийного мышления — синкретизм, нерасчлененность и неразделимость сложного явления на отдельные компоненты, связанность всего со всем. Так, дети полагают, что сходные предметы обладают сходными свойствами (большие вещи должны быть тяжелыми, а маленькие — легкими). В детском восприятии оказываются неразрывно связанными не зависящие друг от друга события, котрые происходят одно за другим или накладываются друг на друга (например, ветер поднялся, потому что друг уехал). Иногда в сознании ребенка меняются местами причина и следствие. Таким образом, получается, что дождь идет, потому что деревья мокрые, а луна светит, потому что желтая — все оказывается взаимосвязанным в мире ребенка. В той же мере синкретизм является основополагающей чертой культуры первобытности. Следующую характеристику ему дает М.С. Каган в своей монографии «Введение в историю мировой культуры»: «Синкретизм — ключевое слово для характеристики первобытной культуры, в том виде, в каком она сформировалась в итоге длительного процесса перехода от биологической формы бытия животных к социокультурной форме существования «человека разумного». Синкретизм этого первого исторического состояния культуры естествен и закономерен — именно потому, что оно было первым: по-видимому, общая закономерность становления всех сложных и развивающихся систем состоит в том, что их подсистемы и элементы еще не развились в такой мере, чтобы они могли обособиться друг от друга, обрести относительную самостоятельность и вступить друг с другом в определенные отношения. На этом уровне своего существования целостность ситемы проявляется скорее в ее аморфности, нежели в четкой структурной организованности».

Одним из примеров синкретизма допонятийного мышления является магия, и проявляется он в понимани древними магических законов. Так Дж.Д. Фрэзер в известной монографии «Золотая ветвь» пишет: «Магическое мышление основывается на двух принципах. Первый из них гласит: подобное призводит подобное или следствие похоже на свою причину. Согласно второму принципу, вещи, которые раз пришли в соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии после прекращения прямого контакта. Первый принцип может быть назван законом подобия, а второй — законом соприкосновения или заражения. Из первого принципа, а именно из закона подобия, маг делает вывод, что он может произвести любое желаемое действие путем простого подражания ему. На основании второго принципа он делает вывод, что все то, что он проделывает с предметом, окажет воздействие и на личность, которая однажды была с этим предметом в соприкосновении».

Таким образом, мы видим, что первобытная магия (как, впрочем, и современная) опирается на логику синкретизма, логику допонятийного мышления: ритуальные действия оказываются причиной реально случившихся событий, проведение магических операций над фигуркой человека несут болезнь или здоровье мужчине или женщине, которые были прототипами этой фигурки. В мире древнего человека все элементы вселенной настолько сильно взаимосвязаны и нерасторжимы, что зачастую становятся идентичными друг другу.

Синкретизм мышления подтверждается и на многочисленных мифологических примерах: начиная от тотемизма, древнейших верований в родство между человеком и животным или растением (а в основе данных представлений, несомненно, лежит понимание сущностной идентичности человека и животного, человека и растения), и заканчивая сложными мифологическими комплексами, в которых многфункциональность божеств и во многих случаях их свободная взаимозаменяемость не только позволительна, но и закономерна. Так, в Древнем Египте с Ра отождествляются Осирис, Птах, Атум, Гор, Амон, а иногда и человек по рождению — фараон. Все едино, все есть все — таков принцип синкретизма. Сохраняется он и в средневековой культуре, где взаимосвязь людей, животных и неодушевленных предметов воспринималась как нечто само собой разумеещееся: сложившаяся ситуация даже получала свое юридическое подтверждение, и в суде ответчиками и виновными в преступлении могли оказаться различные предметы и животные, действовавшие независимо от человека. Кстати, нельзя говорить о том, что современная культура полностью изжила синкретизм. Он сохранился, и отнюдь не только в мире детства, где является одной из важнейших характеристик. Он существует и в культуре взрослых, каким-то образом сосуществуя с нашим рационализмом. Это синкретическое чувствование взаимосвязи всех процессов и компонентов мира проявляется в таком, казалось бы, незначительном элементе современной культуры как вера в приметы. Действительно, имеет ли какое-нибудь отношение к удачной (или неудачной) сделке черный кот, перебежавший дорогу? И стоит ли опасаться финансовых потерь, встретив людей с пустыми ведрами? Думаю, не имеет смысла заниматься перечислением многочисленных примет, но факт остается фактом: синкретизм допонятийного мышления, свойственный детям и людям давно минувших эпох, в некотором смысле сохраняется и в современной культуре высокоразвитого рационализма.

Другая характеристика допонятийного мышления, выделяемая в психологических исследованиях, о которой я лишь упомяну — трансдукция, т.е. переход от частного к частному, минуя общее. Ребенку не доступны абстрактные понятия. При объяснении какого-либо явления как дети, так и первобытные люди, все непонятное сводят к уже известному и знакомому. Поэтому мир древних антропоморфен (что подтерждается мифологическими примерами о сотворении мира из тела человека — например, в Индии — из тела космического человека Пуруши).

С синкретизмом и трансдукцией детского и первобытного мышления неразрывно связан эгоцентризм — в том значении, как его понимает Р.М. Грановская в работе «Элементы практической психологии»: «Центральной особенностью допонятийного мышления является эгоцентризм… ребенок не попадает в сферу своего собственного отражения, не может посмотреть на себя со стороны», что подтверждается многочисленными примерами, основанными на эксперименте.

В древнем обществе данное явление проявляется в том, что человек, чувствуя неразрывное единство всего и вся в этом мире, себя как особенного, неповторимого, отличного от окружающего, совершенно не ощущает. Это связано с тем, что в первобытной общине человек сам по себе не представляет никакой ценности. Изгнание человека из общины было равносильно смерти: в то время невозможно было выжить в одиночку, поэтому сплоченное взаимодействие людей в родоплеменом коллективе было залогом сохранения общины. По этой причине человек ценился не сам по себе, но как представитель своего рода. Такое понимание человека нашло свое отражение в многочисленных художественных памятниках, в т. ч. и в гомеровской «Илиаде». Это произведение, созданное в IX–VIII вв. до нашей эры, несет ряд элементов архаической культуры, в том числе и ту специфическую самооценку человека, о которой шла речь выше. В песне шестой «Свидание Гектора с Андромахой» мы находим следующий диалог торянца Главка и ахейца Диомеда:

Главк между тем, Гипполохид, и сын знаменитый Тидея

Между фаланг на средину сходили, желая сразиться.

Чуть соступились герои, идущие друг против друга,

Первый из них взговорил Диомед, воеватель могучий:

 «Кто ты, бестрепетный муж от живых обитателей смертных?

Прежде не зрел я тебя на полях, прославляющих мужа;

Но сегодня, как вижу, далеко ты мужеством дерзким

Всех превосходишь, когда моего копия нажидаешь.

Если бессмертный ты бог, от высокого неба нисшедший,

Я никогда не дерзал с божествами Олимпа сражаться.

Если же смертный ты муж и вскормлен плодами земными,

Ближе предстань, да к пределу ты смерти скорее достигнешь».

Быстро ему отвечал воинственный сын Гипполохов:

«Сын благородный Тидея, почто вопрошаешь о роде?

Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков:

Ветер одни по земле развевает, другие дубрава,

Вновь расцветая, рождает, и с новой листвой возрастают;

Так человеки: сии нарождаются, те погибают.

Если ж ты хочешь, тебе и о том объявлю, чтобы знал ты

Наших и предков, и род; человекам он многим известен.

Есть в конеславном Аргосе град знаменитый Эфира;

В оном Сизиф обитал, препрославленный мудростью смертный,

Тот Сизиф Элоид, от которого Главк породился.

Главк даровал бытие непорочному Беллерофонту,

Коему щедрые боги красу и любезную доблесть

В дар ниспослали…

Трое родилося чад от премудрого Беллерофонта:

Мужи Исандр, Гипполох и прекрасная Лаодомия.

Жил Гипполох, от него я рожден и горжуся сим родом…

Вот и порода, и кровь, каковыми тебе я хвалюся.»

Этот фрагмент из Гомера ярко показывает восприятие человеком самого себя: он «лист» с великого родового древа, не обладающий ни индивидуальностью (в современном смысле этого слова), ни собственной значимостью. На вопрос: «Кто ты», — он, по сути, отвечает, что «я — это мой род». И жизнь его имела смысл только в том случае, когда укрепляла и продолжала род; поступки, отличающие одного человека от другого, были весомы, когда «род отцов» не бесчестили, но прославляли.

Преодоление сложившейся ситуации происходит в процессе становления мышления и связано с ростом самосознания. Так, в фолклоре всех времен и народов авторское «я» отсутствует. Но в той же Древней Греции уже можно говорить о начавшейся индивидуализации.

Свидетельство тому — античная лирика. Творчество Сапфо, Алкея, Катулла, Горация, как и многих других поэтов Греции и Рима, являет нам доказательство того, что человек начинает осознавать себя неповторимым, что резко отличает данный период от предыдущего. И знаменитое пушкинское «Я памятник воздвиг себе нерукотворный…» есть лишь вольная интерпретация Горация.

В средние века данный процесс приостанавливается, т. к. доминантной идеей средневековья является идея бога, а не человека, да и значимость человека определялась его социальным происхождением, а отнюдь не личностными качествами. У А.Я. Гуревича мы находим следующее понимание этой проблемы: «Поскольку индивид еще не выделился из органической наследственной группы — круга родства, большой семьи, патронимии, — постольку происхождение детерминировало весь его образ жизни. Понятия «родовитость», «благородство», «чувство рода» были неотъемлеиой и существенной стороной его самосознания. Повышенный интерес к генеалогии, знание родовых преданий, естественные для стадии, когда история сводилась к мифу и родословной (обычно смешивавшимся воедино), служили показателями большой чуткости людей варварского общества ко всему, что касалось их статуса, — чуткости, которую сохранит и феодальное общество». Как видим, ситуация близка описанной в поэме Гомера.

Сложившаяся картина кардинально меняется в эпоху Возрождения. Л.М. Баткин в монграфии «Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности» так показывает данный процесс: «Как только своеобразие индиида признается самоценным жизненно-духовным состоянием, человеку сразу же приходится задумываться над новым его отношением к самому себе и ко всеобщему. Существование индивидуальности состоит в непрерывном выборе и требует высшего обоснования, но теперь уже не через абсолютное, надличное, тотальное Всеобщее, а через свое, индивидуальное, через я-вселенную». Возрожденческие мастера являют нам таковые я-вселенные как в лирике, так и в изобразительном искусстве. Появляется такая специфическая форма портрета как автопортрет. Альбрехт Дюрер писал свои автопортреты в течение всей жизни. И, хотя другие художники не усердствовали столь сильно в этой области, сам факт возникновения данного жанра свидетельствует о высокой степени самооценки и самосознания. Дальнейшее развитие культуры приводит к еще более глубокому пониманию человеком самого себя, к большей индивидуализации и психологизации личности. Таким образом, установка допонятийного мышления на невосприятие субъектом себя в поле мира, на невычленность себя из рода, общины, постепенно снимается и замещается на противоположную установку на развитие своей индивидуальности и неповторимых личностных качеств.

Еще одной из характеристик допонятийного мышления является ограниченное восприятие времени. Я не говорю о том, что время для каждого отдельного человека носит субъективный характер, и один отрезок времени обладает различной протяженностью — в зависимости от настроения и состояния человека. Я не говорю о том, что цивилизация позволяет нам фиксировать время с достаточной точностью. Я говорю о принципиальном понимании времени в ту или иную эпоху, о понимании его сущности и протекания. Стоит отметить, что на первоначальном этапе развития культуры время не осознавалось и никоим образом неосмысливалось. Это подтверждается в исследованиях лингвистов, которые показывают, что в древнейших грамматических системах, в т. ч. семито-хамитских языках на ранних ступенях их развития, категория времени отсутствует. Позднее время начинает осмысливаться как замкнутый круг вечно повторяющихся событий (эта концепция времени появляется в земледельческих культурах и связана с сезонным циклом сельскохозяйственных работ). Ограничения в восприятии времени снимаются лишь с развитием понятийного мышления. Возникает линейная концепция времени (быть может, в будущем возникнет иная модель, более совершенная). Линейное понимание времени позволяет человеку единым взглядом обозревать весь ход мирового процесса — изучать прошлое и пытаться предсказать будущее.

Восприятие времени имеет непосредственное отношение к такому процессу человеческой психики, как память, суть которого состоит в сохранении и воспроизведении прошлого опыта, информация о котором может воздействовать на наше сегодняшнее сознание и поведение.

Аналогией индивидуальной памяти в общечеловеческом масштабе является культура — память человечества о самом себе, по определению М.С. Кагана, «способ внегенетической передачи информации». Культурная память проявляется в традициях. А одним из механизмов саморазвития культуры является борьба и взаимодействие традиций и новаций, опыта прошлых поколений — и необходимости преодоления этого опыта ради дальнейшей эволюции (а на уровне человеческой психики — это взаимодействие памяти — и творческого, креативного мышления и необходимо здесь присутствующего воображения). В любой культуре есть элементы, которые сохраняют и передают систему знаний и ценностей, но есть и элементы, являющиеся динамической стороной. В разных культурах мы встречаем свое соотношение традиций и новаций. Любая новация — враг незыблемости и неизменности культуры. Любая традиция отрицательно относится ко всем нововведениям (так правилом Конфунция было «излагать старое и не создавать нового»). Традиционные культуры живут памятью о былом, не допускают возможных изменений, ибо есть вероятность того, что изменение окажется неблагоприятным и человеческий коллектив может пострадать, поэтому в древнем обществе нет места активному экспериментаторству. Но, тем не менее, нельзя говоить о полном преволировании традиций над новациями, ибо в таком случае развитие культуры было бы невозможно. Изменения, безусловно, происходят, но медленно и неторопливо. Сначала новация появляется в культуре под видом традиции. Так в средние века новация маскировалась под традицию (возникали ереси, с обязательной ссылкой на всеми признаваемое Священное писание). Об этом же говорит и А.Я. Гуревич: «Доблестью в средневековье считалось повторение мыслей древних, а высказывание новых идей осуждалось». Чтобы обосновать появление новаторских идей, необходимо сослаться на общепризнанный авторитет. Одним из принципов взаимодействия традиций и новаций является то, что, утвердившись, любая новация превращается в традицию. Имеет место и обратный процесс: может произойти актуализация старой системы ценностей и таким образом забытая традиция превратится в новацию.

Как видим, с данной проблемой борьбы традиций и новаций в культуре связан такой неотъемлемый компонент памяти как забывание. Забывание необходимо человеческой психике для успешного ее функционирования и происходит оно спонтанно при переизбытке информации. Так, образы могут упрощаться или усложняться, могут изменяться отдельные характеристики, какие-то конкретные детали.

Образная память может сохранять так называемый «видеоряд», утрачивая при этом его первоначальный смысл. В истории культуры мы всречаем многочисленные образцы ритуальных действий, потерявших свою смысловую основу и воспринимаемых как нечто отличное от того, чем они когда-то являлись. Один из примеров — римские гладиаторские бои, в момент появления бывшие неотъемлемым эпизодом погребальных обрядов (о чем свидетельствуют древнейшие росписи гробниц) и представлявшие собой ритуальные человеческие жертвоприношения, в более позднее время утратили это значение и оставили за собой только зрелищную функцию. Их первоначальное предназначение было забыто.

Есть в истории культуры и такие примеры, когда забывание происходило не в силу той естественной причины, когда данный фрагмент культуры становился архаичным и тормозил дальнейшее развитие, почему, собственно, и отходил в сферу «забытого». Бывали ситуации, когда забывание провоцировалось определенными идеологическими и политическими установками. В этом случае оно никогда не было полным, ибо управлять забыванием очень трудно. Но, тем не менее, такие попытки предпринимались — и осуществлялись они через уничтожение культуры предшествующей эпохи. Уничтожение материальных памятников культуры влекло за собой забывание этой культуры. Поэтому в фашистской Германии сжигались книги, многие памятники культуры были уничтожены в России после октября 1917 года. Подобное случалось и в Древнем Китае в момент смены династий. Но, как показывает история, подобная манипуляция процессом забывания в общечеловеческом масштабе неэффективна, а те случаи, когда забывание все-таки происходило, свидетельствуют о том, что те ценности, которые требовалось забыть, потеряли свою значимость и актуальность, хотя, возможно, и временно, и в дальнейшем, потребуется их возрождение.

Развитие мышления, памяти и других психических процессов позволяет преодолеть первоначальный синкретизм человеческого сознания, а тем самым разграничить неразделимые прежде сферы вспоминаемого, воспринимаемого и представляемого и выделить такую форму психической деятельности как воображение. Специфика его состоит в том, что ситуации и представления, которые оно создает, носят идеальный, илюзорный характер и не являются частью действительного мира. Находясь в тесной взаимосвязи с мышлением, восприятием, памятью и другими процессами человеческой психики, воображение вносит свой вклад в функционирование каждого из них. Направленное на осмысление окружающего мира, оно затрагивает прошлое, настоящее и будущее человечества. В осмыслении прошлого память и воображение непосредственно дополняют друг друга и создают целостную картину. Так образ или какая-либо информация, длительное время хранящаяся в памяти, могут значительно трансформироваться. Это обусловленно как собствеными механихмами памяти, так и ее взаимодействием с воображением. Рационально настроенное мышление предлагает нам документированную, фактографическую версию прошлого — историю. А искусство формирует альтернативную историю, далеко не всегда соответствующую фактам. Кстати, в XX веке альтернативная история становится особым направлением в художественной литературе.

В осмыслении настоящего воображение играет особо заметную роль в тех случаях, когда рациональное осмысление действительности затруднено или невозможно. Поэтому объяснение мира первобытными людьми, нашедшее свое отражение в мифологии, основано на воображении, и, хотя в более поздние эпохи люди отграничиваль воображение от реальности, первобытный синкретизм не позволял это сделать.

В осмыслении будущего воображение также играет немалую роль. Наука, религия и искусство предлагают различные варианты подобного осмысления: научные схемы ученых-футурологов, интуитивные предсказания пророков и творческое предвидение художников. Воображение присутствует во всех трех сферах, но в искусстве оно более свободно, ибо не сковано ни научной схематичностью, ни жесткими религиозными установками. В связи с данной проблемой осмысления будущего необходимо акцентировать внимание на прогностической функции искусства.

Таким образом, мы постарались проследить некоторые сущностные моменты, особенно важные для понимания закономерностей развития культуры, показали, что механизмы человеческой психики обуславливают формирование той или иной модели мира и осознания человеком своего места в этом мире в различные культурные эпохи.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://anthropology.ru/