Жан Батист Мольер. Мещанин во дворянстве

Жан Батист Мольер. Мещанин во дворянстве

Жан Батист Мольер. Мещанин во дворянстве

Казалось бы, чего ещё нужно почтенному буржуа г-ну Журдену? Деньги, семья, здоровье — все, что только можно пожелать, у него есть. Так ведь нет, вздумалось Журдену стать аристократом, уподобиться знатным господам. Мания его причиняла массу неудобств и волнений домочадцам, зато была на руку сонме портных, парикмахеров и учителей, суливших посредством своего искусства сделать из Журдена блестящего знатного кавалера. Вот и теперь двое учителей — танцев и музыки — вместе со своими учениками дожидались появления хозяина дома. Журден пригласил их с тем, чтобы они весёлым и изысканным представлением украсили обед, который он устраивал в честь одной титулованной особы.

Представ перед музыкантом и танцором, Журден первым делом предложил им оценить свой экзотический халат — такой, по словам его портного, по утрам носит вся знать — и новые ливреи своих лакеев. От оценки вкуса Журдена, по всей очевидности, непосредственно зависел размер будущего гонорара знатоков, посему отзывы были восторженными.

Халат, впрочем, стал причиной некоторой заминки, поскольку Журден долго не мог решить, как ему сподручнее слушать музыку — в нем или без него. Выслушав же серенаду, он счёл её пресноватой и в свою очередь исполнил бойкую уличную песенку, за которую снова удостоился похвал и приглашения помимо прочих наук заняться также музыкой с танцами. Принять это приглашение Журдена убедили заверения учителей в том, что каждый знатный господин непременно обучается и музыке, и танцам.

К грядущему приёму учителем музыки был подготовлен пасторальный диалог. Журдену он, в общем-то, понравился: раз уж нельзя обойтись без этих вечных пастушков и пастушек — ладно, пусть себе поют. Представленный учителем танцев и его учениками балет пришёлся Журдену совсем по душе.

Окрыленные успехом у нанимателя, учителя решили ковать железо, пока горячо: музыкант посоветовал Журдену обязательно устраивать еженедельные домашние концерты, как это делается, по его словам, во всех аристократических домах; учитель танцев тут же принялся обучать его изысканнейшему из танцев — менуэту.

Упражнения в изящных телодвижениях прервал учитель фехтования, преподаватель науки наук — умения наносить удары, а самому таковых не получать. Учитель танцев и его коллега-музыкант дружно не согласились с заявлением фехтовальщика о безусловном приоритете умения драться над их освящёнными веками искусствами. Народ подобрался увлекающийся, слово за слово — и пару минут спустя между тремя педагогами завязалась потасовка.

Когда пришёл учитель философии, Журден обрадовался — кому как не философу вразумлять дерущихся. Тот охотно взялся за дело примирения: помянул Сенеку, предостерёг противников от гнева, унижающего человеческое достоинство, посоветовал заняться философией, этой первейшей из наук… Тут он переборщил. Его стали бить наравне с прочими.

Потрепанный, но все же избежавший увечий учитель философии, в конце концов, смог приступить к уроку. Поскольку Журден отказался заниматься как логикой — слова там уж больно заковыристые, — так и этикой — к чему ему наука умерять страсти, если все равно, коль уж разойдётся, ничто его не остановит, — учёный муж стал посвящать его в тайны правописания.

Практикуясь в произношении гласных звуков, Журден радовался, как ребёнок, но когда первые восторги миновали, он раскрыл учителю философии большой секрет: он, Журден, влюблён в некую великосветскую даму, и ему требуется написать этой даме записочку. Философу это было пара пустяков — в прозе, в стихах ли. Однако Журден попросил его обойтись без этих самых прозы и стихов. Знал ли почтенный буржуа, что тут его ожидало одно из самых ошеломительных в жизни открытий — оказывается, когда он кричал служанке: «Николь, подай туфли и ночной колпак», из уст его, подумать только, исходила чистейшая проза!

Впрочем, и в области словесности Журден был все ж таки не лыком шит — как ни старался учитель философии, ему не удалось улучшить сочинённый Журденом текст: «Прекрасная маркиза! Ваши прекрасные глаза сулят мне смерть от любви».

Философу пришлось удалиться, когда Журдену доложили о портном. Тот принёс новый костюм, сшитый, естественно, по последней придворной моде. Подмастерья портного, танцуя, внесли обнову и, не прерывая танца, облачили в неё Журдена. При этом весьма пострадал его кошелек: подмастерья не скупились на лестные «ваша милость», «ваше сиятельство» и даже «светлость», а чрезвычайно тронутый Журден — на чаевые.

В новом костюме Журден вознамерился прогуляться по улицам Парижа, но супруга решительно воспротивилась этому его намерению — и без того над Журденом смеётся полгорода. Вообще, по её мнению, ему пора уже было одуматься и оставить свои придурковатые причуды: к чему, спрашивается, Журдену фехтование, если он не намерен никого убивать? зачем учиться танцам, когда ноги и без того вот-вот откажут?

Возражая бессмысленным доводам женщины, Журден попытался впечатлить её со служанкой плодами своей учёности, но без особого успеха: Николь преспокойно произносила звук «у», даже не подозревая, что при этом она вытягивает губы и сближает верхнюю челюсть с нижней, а рапирой она запросто нанесла Журдену несколько уколов, которые он не отразил, поскольку непросвещённая служанка колола не по правилам.

Во всех глупостях, которым предавался её муж, г-жа Журден винила знатных господ, с недавних пор начавших водить с ним дружбу. Для придворных франтов Журден был обычной дойной коровой, он же, в свою очередь, пребывал в уверенности, что дружба с ними даёт ему значительные — как их там — пре-ро-га-тивы.

Одним из таких великосветских друзей Журдена был граф Дорант. Едва войдя в гостиную, этот аристократ уделил несколько изысканных комплиментов новому костюму, а затем бегло упомянул о том, что нынче утром он говорил о Журдене в королевской опочивальне. Подготовив таким манером почву, граф напомнил, что он должен своему другу пятнадцать тысяч восемьсот ливров, так что тому прямой резон одолжить ему ещё две тысячи двести — для ровного счета. В благодарность за этот и последующие займы Дорант взял на себя роль посредника в сердечных делах между Журденом и предметом его поклонения — маркизой Дорименой, ради которой и затевался обед с представлением.

Г-жа Журден, чтобы не мешалась, в этот день была отправлена на обед к своей сестре. О замысле супруга она ничего не знала, сама же была озабочена устройством судьбы своей дочери: Люсиль вроде бы отвечала взаимностью на нежные чувства юноши по имени Клеонт, который в качестве зятя весьма подходил г-же Журден. По её просьбе Николь, заинтересованная в женитьбе молодой госпожи, так как сама она собиралась замуж за слугу Клеонта, Ковьеля, привела юношу. Г-жа Журден тут же отправила его к мужу просить руки дочери.

Однако первому и, по сути, единственному требованию Журдена к соискателю руки Люсиль Клеонт не отвечал — он не был дворянином, тогда как отец желал сделать дочь в худшем случае маркизой, а то и герцогиней. Получив решительный отказ, Клеонт приуныл, но Ковьель полагал, что ещё не все потеряно. Верный слуга задумал сыграть с Журденом одну шутку, благо у него имелись друзья-актеры, и соответствующие костюмы были под рукой.

Тем временем доложили о прибытии графа Доранта и маркизы Доримены. Граф привел даму на обед отнюдь не из желания сделать приятное хозяину дома: он сам давно ухаживал за вдовой маркизой, но не имел возможности видеться с нею ни у неё, ни у себя — это могло бы скомпрометировать Доримену. К тому же все безумные траты Журдена на подарки и разнообразные развлечения для неё он ловко приписывал себе, чем в коне концов покорил-таки женское сердце.

Изрядно позабавив благородных гостей вычурным неуклюжим поклоном и такой же приветственной речью, Журден пригласил их за роскошный стол.

Маркиза не без удовольствия поглощала изысканные яства под аккомпанемент экзотических комплиментов чудаковатого буржуа, когда все благолепие неожиданно было нарушено появлением разгневанной г-жи Журден. Теперь она поняла, зачем её хотели спровадить на обед к сестре — чтобы муженёк мог спокойно спускать денежки с посторонними женщинами. Журден с Дорантом принялись заверять её, — что обед в честь маркизы даёт граф, и он же за все платит, но заверения их ни в коей мере не умерили пыл оскорблённой супруги. После мужа г-жа Журден взялась за гостью, которой должно было бы быть стыдно вносить разлад в честное семейство. Смущенная и обиженная маркиза встала из-за стола и покинула хозяев; следом за ней удалился Дорант.

Только знатные господа ушли, как было доложено о новом посетителе. Им оказался переодетый Ковьель, представившийся другом отца г-на Журдена, Покойный батюшка хозяина дома был, по его словам, не купцом, как все кругом твердили, а самым что ни на есть настоящим дворянином. Расчёт Ковьеля оправдался: после такого заявления он мог рассказывать все что угодно, не опасаясь, что Журден усомнится в правдивости его речей.

Ковьель поведал Журдену, что в Париж прибыл его хороший приятель, сын турецкого султана, без ума влюблённый в его, Журдена, дочь. Сын султана хочет просить руки Люсиль, а чтобы тесть был достоин новой родни, он решил посвятить его в мамамуши, по-нашему — паладины. Журден был в восторге.

Сына турецкого султана представлял переодетый Клеонт. Он изъяснялся на жуткой тарабарщине, которую Ковьель якобы переводил на французский. С главным турком прибыли положенные муфтии и дервиши, от души повеселившиеся во время церемонии посвящения: она вышла очень колоритной, с турецкими музыкой, песнями и плясками, а также с ритуальным избиением посвящаемого палками.

Доранту, посвящённому в замысел Ковьеля, удалось наконец уговорить Доримену вернуться, соблазнив возможностью насладиться забавным зрелищем, а потом ещё и отменным балетом. Граф и маркиза с самым серьёзным видом поздравили Журдена с присвоением ему высокого титула, тому же не терпелось поскорее вручить свою дочь сыну турецкого султана. Люсиль сначала ни в какую не желала идти за шута-турка, но, как только признала в нем переодетого Клеонта, сразу согласилась, делая вид, что покорно исполняет дочерний долг. Г-жа Журден, в свою очередь, сурово заявила, что турецкому пугалу не видать её дочери, как собственных ушей. Но стоило Ковьелю шепнуть ей на ухо пару слов, и мамаша сменила гнев на милость.

Журден торжественно соединил руки юноши и девушки, давая родительское благословение на их брак, а затем послали за нотариусом. Услугами этого же нотариуса решила воспользоваться и другая пара — Дорант с Дорименой. В ожидании представителя закона все присутствующие славно провели время, наслаждаясь балетом, поставленным учителем танцев.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://briefly.ru/