Россия в период буржуазно-демократических революций
ОГЛАВЛЕНИЕ
I. Введение.
II. Основная часть.
1. Революция 1905-1907 г.г.;
2. Февральская буржуазно-демократическая революция.
III. Заключение.
ВВЕДЕНИЕ
История описывает развитие различных государств и народностей,
обобщает опыт человечества. Для того чтобы понять настоящее, необходимо
знать прошлое, исторический опыт которого помогает понять и найти решения
проблем современности.
В настоящее время Россия находиться на рубеже веков. В период
стабилизации политических, экономических и общественных отношений каждому
гражданину необходимо понимание дальнейшего пути развития страны и
осознание его роли в совеременности.
Меня заинтересовал переломный во всех сферах период развития России,
который привел к радикальным, неизбежным изменениям.
Целью дальнейшей работы является подробное изучение событий в период
буржуазно-демократических революций, их предпосылок и последствий для
России.
РЕВОЛЮЦИЯ 1905-1907 Г.Г.
Начало XX в. стало временем значительного революционного и
общественного подъема. Центр революционнго движения переместился из
Западной Европы в Россию. Ведущей силой революционной борьбы был российский
пролетариат, который именно в это время «…впервые противопоставляет себя,
как класс, всем остальным классам и царскому правительству»[1]. Во главе
пролетариата стояли революционные социал-демократы. Все это определяло
принципиальные отличия революционного кризиса начала 20 в.: к объективным
признакам революционной ситуации присоединился фактор субъективный.
Появляются условия непосредственного перерастания революционной ситуации в
революцию. От экономических стачек конца 19 в. к антиправительственныйм
демонтрациям, в дальнейшем к схваткам с полицией и войсками; от стачек в
пределах предприятия до стачек-денмонстраций; от предъявлений чисто
экономических требований к требованиям политическим. Переход российского
пролетариата от экономических требований к политическим пробудил к
активности другие социальные группы и классы русского общества.
Коренное противоречие социально-экономической и политической структуры
страны определило характер и движущие силы первой русской революции.
Движущей силой буржуазно-демократической революцией выступил пролетариат,
заинтересованный в радикальной победе революции. Началась борьба трех
«…главных лагерей: правительственный, либеральный и рабочая демократия, как
центр притяжения всей вообще демократии»[2].
Буржуазно-демократическая по своему социальному сожержанию, она была
пролеатрской по средствам борьбы вследствие совершенно исключительной роли
в ней стачки. Массовое стачечное движение характеризовалось переплетением
экономических и полктических стачек и непосредственной связью с вооруженным
восстанием.
Все крупные события революции отмечены совместными выступлениями
пролетариата и крестьянства- стихийным и часто неосознанным союзом, но
принципиально важным.
Народный характер революции проявился и в решении её главной задачи- в
завоевании власти, которая должна была стать революционно-демократической
диктатурой пролетариата и крестьянства.
В 1905 г. началось объединение революционизированной царской армии и
флота, передовой части солдат и матросов вокруг пролетариата.
9 января 1905 года началась революция и по своему развитию прошла
восходящую- по декабрь 1905 г. включительно- и нисходящую- до
Третьеиюньского 1907 г. переворота- стадии. Основными событиями реолюции
стали: расстрел 9 января 1905 г., Иваново-Вознесенская стачка, Лодзинское
восстание 1905 г., воссатние на броненосце «Потемкин», Октябрьская
всероссийская политическая стачка 1905 г., Севастопольское воссатние 1905
г. Осуществление революции происходило под руководством марксистской парии,
Ленина. Политика провительства характеризовалась соединением методов
прямого подавления революционных выступлений с попытками отвлечь массы от
борьбы обещаниеями реформ.[3] Момент Октябрьской всеобщей забастовки Ленин
расценил как временное равновесие борющихся сил, когда царизм уже не в
силах подавить революцию, а революция еще не в силах подавить царизм.[4]
Император Николай II издал Манифест 17 октября 1905 г., в котором
сожержалось обещание создать законодательную Государственную думу и
подчеркивалось, что без её одобрения никакой закон не сможет получить силу.
Начался переход либеральной буржуазии на сторону контрреволюции, возникли
буржуазно-помещичьи партии. Тогда же было объявлено о превращении Совета
Министров в постоянно действующее правительственное учреждение и о
назначении С.Ю. Витте его председателем.
Кульминационным пунктом револючии были Декабрьские вооруженные
восстания 1905 г. в Москве, Красноярске, Чите, Сормове, Новороссийске и др.
городах и рабочих поселках России.
Нисходящая стадия революции уступила предыдущей по интенсивности
борьбы, но проходила в условиях более четкого классового размежевания.
Весной 1906 г. вспыхнули крестьянские движения, которые по своему
накалу приближались к осеннему подъему 1905 г.
В армии и на флоте повсеместно росли революционные настоения,
проходили волнения и восстания. Восстания на Балтике были подавлены, но они
сдерживали натиск реакции и являлись показателем революционизированния
армии.
Самодержавие начало прямое подавление революции посредством
карательных экспедиций и военно-полевых судов. К апрелю 1906 г. число
расстреляных , повещенных и убитых участников революционного движения
достигало 14 тыс. человек, 76 тыс. человек было брошено в тюрьмы.
По закону 11 декабря 1905 г. выборы в Государственную думу происходили
по землевладельческой, городской и крестьянской куриям. Царские сановники
считали крестьян «опорой государства и престола», крестьяне имели
возможность послать в Думу 43% депутатов, которые потребовали землю. В
ответ Правительство заявило о неприкосновенности помещечьего землевладения.
После начального периода затишья с марта по апрель 1907 г. споры
разгорелись по двум вопросам: аграрной политике и принятию чрезвычайных мер
против революционеров. Правительство потребовало осуждние революционного
терроризма, но большинство депутатов отказалось это сделать. Тем временем
повсюду возобновились террористические и антитеррористические акции (только
за май погибло несколько сот человек).
Была разогнана первая Государственная Дума, функционирующая с 27
апреля 1906 г. а затем и вторая, действующая с 20 февраля 1907 г. и
оказавшаяся еще более «левой», чем первая. Николай II объявил созыв
очередной Думы 1 ноября 1907 г. В манифесте о роспуске Думы (02 июня) было
объявлено о коренных изменениях в законе о выборах, который разрабатывался
в условиях обсолютной секретности в течение нескольких месяцев. Новый закон
ужесточал избирательный ценз основных избирателей, сокращал
представительсто крестьян и национальных меньшинств, увеличивал неарвенство
в пердставительстве различных социальных категорий. Царизм нарушил
сформулированное в Манифесте от 17 октября 1905 г. положение о том, что ни
один новый закон не имеет силы без одобрения Государственной думы.
Период, который открывался манифестом 17 октября 1907 г., когда была
сделана первая в истории попытка сочетать самодержавный режим с
конституционной формой правления, пришел к концу. Новый закон о выборах,
прозванный в народе «проклятым законом», возвращал страну к самодержавию.
Несомненно, на данном этапе победа была на стороне царской власти.
Страна, уставшая от двух с половиной лет беспорядков, не прореагировала на
приянтие нового закона о выборах. Правительство получило покорную Думу,
функции которой ограничивались утверждением представленных ей законов.
Таким образом , государственный переворот 3 июля 1907 г. знаменовал
собой поражение революции 1905 г. и возраждение самодержавия, которому
удалось отказаться от бальшинства уступок, вырванных под давлением
оппозиции 17 октября 1905 г. (выраженных в Манифесте). Однако это поражение
не значило возврат к 1904 г. По словам Витте, «революция в умах»
свершилась, и сила ее превосходила силу существующего режима. Страна
пробудилась к политической жизни, отныне саможержавие не представлялось
единсивенно возможной формой правления. Вопрос о выборе режима правления
уже стоял на поветске дня.
Революция 1905-1907 г.г. явилась первой народной революцией
империалистической эпохи и открыла новый мировой революционный цикл. Она
была важным событием в мировой истории, просветила и организовала
пролетарита и его собзников, выявила реальные возможности других классов и
социальных групп, расшатала самодержавнй строй, подготовила почву почту для
последующих классовых битв и послужила началом периода революционных
схваток, которые привели в октябре 1917 г. к завоеванию власти
пролетариатом. «Без такой «генеральной репетиции», как в 1905 г., революция
1917 г., как буржуазная февральская, так и пролетарская, Октябрьская, были
бы невозможны”[5]
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ РОССИИ.
С 1909 Г. В экономике Росии наступила стадия экономического подъема,
интенсивность которого не уступала подъему 90-х годов. Однако
промышленность России отставала в целом от промышленности
высокоиндустриальных стран в техническом отношении.
В канун первой мировой войны 1914-1918 г.г. Россия была страной
среднего уровня капиталистического развия, занимая по объему промышленного
производства 5-е место в мире и 4-е место в Европе.
Сельское хозяйство России в 1900-1914 г.г. развивалось по пути
капитализма главным образом под воздействием роста цен на
сельскохозяйственную продукцию на мировом и внутреннем рынках. Это развитие
было ускорено Столыпинской аграрной реформой. Согласно концепции Столыпина,
модернизация страны требовала трех условий: первое- сделать крестьян
полновластными собственниками, чтобы наиболее «крепкие и сильные»,
освободившись от опеки общины, могли обойти «убогих и пьяных»; второе-
достичь всеобщей грамотности в объеме обяхательной для всех четырехлетней
начальной школы; третье- необходимо было добиться роста промышленности,
подкренпленного развитием внутреннего рынка.
Для проведения своей линии Столыпин умело воспользовался
экономическими и политическими «козырями», находящимися в его руках. Он
ипользовал в своих целях как раздробленность револбционной оппозиции, так и
отсутствие согласия среди радикально настоенной интеллигенции. Если в 1905
г. обстоятельства вынудили революционеров разных взглядов сплотиться, то
после поражения революции, разнородность движения ослабила его и
расколола.
Реализации планов Столыпина способствоавли не только политическая и
идеологическая ситуации, успешно им использованные. Но и превосходное
экономическое положение, основанное на массовом экспорте продовольственных
товаров.
Но несмотря на благоприятные экономиеские, идеологические и
политические обстоятельства, Столыпин совершил все же рад ошибок. Первой
ошибкой Столыпина было отсутствие продуманной политики в отношении рабочих.
Второй ошибкой стало то, что он не предвидел последствий интенсивной
русификации нерусских народов. Столыпин не скрывал своих националистических
убеждений, открыто проводил националистскую великорусскую политику и,
естественно восстановил против себя и царского режима все национальные
меньшинства. Столыпин совершил ошибку и в вопросе об учреждении земств в
западных губерниях (1911 г.), в результате чего он лишился поддрержки
октябристов. Столыпин решил учредить там земскую форму правления. Дума
охотно его поддержала, однако Государственный совет занял противоположную
позицию- классовые чувства солидарности со шляхой оказались сильнее
национальных. Данная процедура, продемонстрировавшая пренебрежение
государственной власти к собственный учреждениям, привела к расколу между
правительством и даже самыми умеренными либеарлами. Столыпин же потерял
поддержку Николая II, которому явно претило иметь такого энергичного
министра, обвиненного крайне правыми противниками, пользующимися влиянием
при дворе.
1 сентября 1911 г. Столыпин был убит в Киеве. Его смерть означала
поражение попытки сознательного и целенаправленного обновления страны.
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЗАСТОЙ И СОЦИАЛЬНЫЕ БРОЖЕНИЯ.
В результате выборов в Четвертую думу в октябре 1912 г. правительство
оказалось в еще обльшей изоляции, так как октябристы отныне встали наравне
с кадетами в легальную оппозицию. Социальное брожение достигло своей
наивысшей точки в 1912-1914 г.г.
4 апреля 1912 г. возобновились рабочие волнения в связи с трагическими
событиями на сибирских золотых приисках компании «Лена голдфилдс». В этот
день войска расстреляли группу бастующих, требующую улучшения условий
труда. Общественное мнение было возмущено не только расстрелом бастующих,
но и тем, что правительство в данной ситуации с убежденностью отстаивало
свою правоту. Число бастующих стало непрерывно расти. В столице наблюдалась
значительная радикализация политических взглядов рабочих.
Рабочая среда окончательно разочаровалась в монархии и либеарлах;
социалистическая идеология и лозунги большевиков все глубже проникали в
сознание. В январе 1912 года большевики окончательно порвали с
меньшивиками; был создан собственный Центральный Комитет, целью которого
было усиление легальной и подпольной деятельности в России. С другой
стороны под влиянием Мартова и Троцкого социал-демократы других направлений
образовали в Вене так называемый Августовский блок. В Думе фракция
большевиков состояла их шети человек, большевиков было семь. Раскол между
ними произошел в октябре 1913 г. и каждый лагерь имел свои сферы влияния.
Волна забастовок захлестнувшая преимущественно Москву и Санкт-Петербург в
первой половине 1914 года, несомненно грозила революционными событиями,
однако она не явилась предвестницей революции. Быстрота взлета патриотизма
с одной стороны, и правительственные репрессии- с другой, положили конец
забастовкам с начала войны в августе 1914 г.
ОТ ВОЙНЫ ДО РЕВОЛЮЦИИ (1914-1917 г.г.)
Объявление войны с Германией положило начало шести годам потрясений,
завершившимся столь радикальными преобразованиями, каких не испытывало в
столь короткий срок еще ни одно общество.
Российское правительство, как и другие воюющие стороны расчитывало на
быстротечную войну, которая показала нагляднее, чем когда бы то ни было,
зависимость России от европейских поставщиков. Вынужденное военное
производство разрушило внетренний рынок. Образовался дифицит промышленных
товаров. В связи с вынужденным переселением (несмотря на мобилизацию)
появилось много дешевой рабочей силы. Снизилась оплата труда, значительно
ухудшились условия жизни трудящихся.
На фоне этих событий правительство не приняло никаких мер для борьбы с
инфляцией. Отсутствие стабильности в экономической политике правительства-
один из аспектов политического бессилия.
Военный и экономический кризис 1915-1916 г.г. способствовал
образованию многочисленных комитетов и обществ, роль которых в жизни страны
стремительно возрастала. Потребители со своей стороны объединялись в
кооперативы, насчитывавшие по нескольку десятков тысяч членов. Власти,
потеряв контроль над ситуацией, лишались одной функции за другой. В стране
развивалась мирная революция.
Вместо того, чтобы поощрять слияние общества, которое объединялось
прежде всего в целях патриотических, с властью, Николай II цеплялся за
монархистско-популистскую утопию о “царе-батюшке”, который коамндует ормией
своего “доброго крестьянского народа”. Становилось очевидным, что
самодержавие потеряло способность управлять страной и вести войну.
В условиях отсутствия реальной власти легальная оппозиция,
представители которой проявляли необыкновенную активность в работе
различных комитетов и обществ, созданных для разрешения вызванных войной
проблем, повела себя нерешительно. Милюков в своих “Воспоминаниях”
объясняет эту нерешительность, граничившую с параличом, страхом быть
обойденными слева революционными движениями, сумевшими подчинить стихию
уличных волнений.
Так ли уж опасны были революционные движения? Еще никогда они не были
так раздроблены, что свидетельствует о явном бессилии. Война провела новые
водоразделы внутри революционнго лагеря. Разобщенные в эмиграции,
революционные движения были разрозненными и в России. После ареста пяти
своих депутатов в Думе (ноябрь 1914 г.) большевики снова ушли в подполье и
попытались восстановить комитеты на местах, почти сразу же разгромленные
полицией. В 1915 г. революционные движения были поставлены перед
необходимостью принять ответственное решение, когда Центральный военно-
промышленные комитет предложил создать рабочую гуппу из представителей
трудящихся для участия в его деятельности. Эта инициатива ставила рабочий
класс перед очень сложной проблемой, так как согласие отдавало бы правящим
классам руководство борьбой с неспособным самодержавным режимом. Осенью
1915 года после долгих месяцев дискуссий состоялось голосование- принцип
создания рабочей группы был одобрен.
На рабочем движении сказывались раздоры между социалистами. Но
несмотря на разобщенность причин для недовольства и активности масс было
белее чем достаточно- трудности повседневной жизни, дифицит, усталость от
войны.
Взрывоопасный характер ситуации не вызывал сомнений. Война породила
кризис, которым самодержавие было не в силах управлять. Либеральная
оппозиция, боявшаяся, что “улица” её захлестнет, занимала выжидательную
позицию. Революционные движения были слишком разобщены, чтобы планировать
восстание.
Февральская революция разразилась стихийно. Её размах и быстрота
победы стали неожиданными, как для всех политических группировок, так и для
самих участников.
ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ.
К началу XX в. в России остро стоял аграрный вопрос. Реформы
императора Александра II не на много облегчили жизнь крестьян и деревни. В
деревне продолжала сохраняться община, которая была удобна для
правительства, для сбора налогов. Крестьянам запрещалось покидать общину,
поэтому деревня была переселена. Многие Высокие личности России пытались
уничтожить общину, как феодальный пережиток, но община охранялась
самодержавием и им не удалось это сделать. Одним из таких людей был С. Ю.
Витте. Освободить же крестьян от общины удалось позже П. А. Столыпину в
ходе его аграрной реформы. Но аграрная проблема оставалась. Аграрный вопрос
привел к революции 1905 г. и оставался главным к 1917 г.
К 1917 г. 130 млн. человек проживали в деревне. Аграрный вопрос стоял
острее прежнего. Свыше половины крестьянских хозяйств были бедняцкие. По
всей России наблюдалось повальное обнищание народных масс. Усилились
перебои в поставках продовольствия в крупные города России. К середине
февраля из-за нехватки хлеба, спекуляции и роста цен забастовало 90 тысяч
рабочих Петрограда. 18 февраля к ним присоединились рабочие Путиловского
завода. Администрация объявила о его закрытии. Это послужило поводом к
началу массовых выступлений в столице. 25 февраля забастовка в Петрограде
стала всеобщей. Не прекращались демонстрации и митинги. Вечером 25 февраля
Николай II из Ставки, находившейся в Могилеве, направил командующему
Петроградским военным округом С.С. Хабалову телеграмму с категорическим
требованием прекратить беспорядки. Попытки властей использовать войска
положительного эффекта не дали, солдаты отказывались стрелять в народ.
Однако офицеры и полиция 26 февраля убили более 150 человек. В ответ
гвардейцы Павловского полка, поддержав рабочих, открыли огонь по полиции.
Председатель Думы М.В. Родзянко предупредил Николая II, что правительство
парализовано и "в столице анархия". Для предотвращения развития революции
он настаивал на немедленном создании нового правительства во главе с
государственным деятелем, пользующимся доверием общества. Однако царь
отверг его предложение. Более того, Совет министров принял решение прервать
заседания Думы и распустить ее на каникулы. Момент для мирного,
эволюционного преобразования страны в конституционную монархию был упущен.
Николай II послал из Ставки войска для подавления революции, но небольшой
отряд генерала Н.И. Иванова был задержан под Гатчиной восставшими
железнодорожниками, солдатами и не пропущен в столицу.
27 февраля массовый переход солдат на сторону рабочих, захват ими
арсенала и Петропавловской крепости ознаменовали победу революции. Начались
аресты царских министров и образование новых органов власти. В тот же день
на заводах и в воинских частях, опираясь на опыт 1905 г., когда родились
первые органы политической власти рабочих, были проведены выборы в
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Для руководства его
деятельностью был избран Исполнительный комитет. Председателем стал
меньшевик Н.С. Чхеидзе, его заместителем - эсер А.Ф. Керенский. Исполком
взял на себя поддержание общественного порядка и снабжение населения
продовольствием.
1 марта Петросовет издал "Приказ № 1" о демократизации армии. Солдаты
уравнивались в гражданских правах с офицерами, запрещалось грубое обращение
с нижними чинами, отменялись традиционные формы армейской субординации.
Легализовывались солдатские комитеты. Вводилась выборность командиров. В
армии разрешалось вести политическую деятельность. Петроградский гарнизон
был подчинен Совету и обязывался выполнять лишь его распоряжения.
Те вопросы, которые выдвигает жизнь, ставятся ею дважды, и трижды, и
больше, если они не решены или решены наполовину. Так было и с крестьянским
вопросом и с другими проблемами в России:
– самодержавие хотя и находилось у последней черты, но продолжало
существовать;
– рабочие стремились добиться лучших условий труда;
– национальные меньшинства нуждались если не в независимости, то в
более широкой автономии;
– народ желал прекращения ужасной войны. Эта новая проблема добавилась
к старым;
– население хотело избежать голода, обнищания.
Внутренняя политика правительства переживала глубокий кризис. За
1914–1917 г. г. сменилось 4 председателя Совета Министров. С осени 1915 г.
по 1916 г. – пять министров внутренних дел, три военных министра, 4
министра земледелия.
Главный шанс отсрочить гибель самодержавия правящие круги России
видели в победоносном завершении войны с Германией. Под ружье было
поставлено 15,6 млн. человек, из них до 13 млн. крестьян. Война 14-го года
к этому времени вызывала недовольство в массах, не без участия большевиков.
Большевики санкционировали митинги в столицах и других городах России. Они
вели, также, агитацию в армии, что негативно сказалось на настроении солдат
и офицеров. Народ в городах присоединялся к большевистским манифестациям.
Все заводы Петрограда работали на фронт, из-за этого не хватало хлеба и
других товаров потребления. В самом Петрограде по улицам протянулись
длинные хвосты очередей.
14 февраля собралась Дума и заявила, что правительство надо сменить,
иначе добра не будет. Рабочие хотели поддержать Думу, но полиция разгоняла
рабочих, как только они начали собираться, чтобы идти к Думе. Председатель
Государственной Думы М. Родзянко добился приема у государя и предупреждал о
том, что России угрожает опасность. На это император не отреагировал. Он не
обманывал, но обманывался сам, потому что министр внутренних дел
распорядился, чтобы местные власти слали Николаю II телеграммы о “безмерной
любви” народа к “обожаемому монарху”.
Царское правительство к концу 1916 г. расширило эмиссию денег
настолько, что товары стали исчезать с полок. Крестьяне отказывались
продавать продукты за обесценивающиеся деньги. Они повезли продукты в
крупные города: Питер, Москву и др.
Губернии “замкнулись” и царское правительство перешло к
продразверстке, т.к. на это вынуждало состояние финансовой компании. В 1914
г. была отменена государственная винная монополия, это прекратило аграрный
отсос денег в аграрное хозяйство. В феврале 1917 г. индустриальные центры
разваливались, голодали Москва, Питер и другие города России, в стране
нарушилась система товарно-денежных отношений.
Министры обманывали императора во всем, что касалось внутренней
политики. Император безоговорочно верил им во всем. Николая больше заботили
дела на фронте, которые складывались не лучшим образом. Не решение
внутренних проблем, финансовый кризис, тяжелая война с Германией – все это
привело стихийным выступлениям, которые переросли в Февральскую Буржуазную
Революцию 1917 г.
В ночь на 23 февраля большевики провели собрания среди организованных ими кружков.
В обеденный перерыв на большинстве заводов и фабрик Выборгского района
и на ряде предприятий других районов начались митинги. Женщины-работницы
гневно обличали царское правительство, протестовали против недостатка
хлеба, дороговизны, продолжения войны. Их поддержали рабочие-большевики на
каждом большом и малом заводе Выборгской стороны. Повсюду прозвучали
призывы к прекращению работы. К десяти предприятиям, бастовавшим на Большом
Сампсониевском проспекте, уже с 10–11 часов утра примкнули другие.
Широко стала использоваться тактика “снятия с работы”. Женщины уже не
составляли большинства среди забастовщиков, вышедших на улицу. Рабочие
подрайона быстро добрались до заводов, расположенных вдоль Невы, –
“Арсенала”, Металлического, Феникса, “Промета” и других.
Арсенальцы, фениксовцы, рабочие других заводов присоединялись к
бастующим и заполняли улицы. Волнение перекинулось и в Лесной подрайон.
Так, на “Айвазе”, после обеда, 3 тысячи рабочих собрались на митинг,
посвященный женскому дню. Женщины заявили, что работать сегодня не будут, и
просили рабочих-мужчин присоединиться к их забастовке. Около 16 часов
“Айваз” прекратил работу полностью. Забастовали также некоторые предприятия
Петроградской стороны и Васильевского острова. Всего, по полицейским
данным, бастовало около 90 тысяч рабочих и работниц 50 предприятий. Таким
образом, количество забастовщиков превысило размах стачки 14 февраля.
Но события буквально с первых часов забастовки приняли иной
характер, чем 14 февраля. Если тогда демонстрации были немногочисленны,
то 23 февраля большинство рабочих перед уходом домой некоторое время
оставались на улицах и участвовали в массовых демонстрациях. Многие
забастовщики не спешили разойтись, а длительное время оставались на улицах и соглашались на призывы руководителей забастовки продолжить демонстрацию
и отправиться в центр города. Демонстранты были возбуждены, чем не
преминули воспользоваться анархические элементы: на Выборгской стороне было
разгромлено 15 магазинов. На Безбородкинском и Сампсониевском проспектах
рабочие останавливали трамваи, если вагоновожатые вместе с кондукторами
оказывали сопротивление, то переворачивали вагоны. Всего, как сосчитала
полиция, было остановлено 30 трамвайных поездов.
В событиях 23 февраля с первых часов проявилось своеобразное сочетание
организованности и стихийности, столь характерное и для всего дальнейшего
развития Февральской революции. Митинги и выступления женщин были
запланированы большевиками и “межрайонцами”, так же как и возможность
забастовок. Однако столь значительного их размаха не ждал никто. Призыв
работниц, следовавших указаниям большевистского Центра, был очень быстро и
дружно подхвачен всеми рабочими-мужчинами забастовавших предприятий.
Выступление женщин как бы задевало мужскую честь всех рабочих. И этот
эмоциональный момент стал первым проявлением стихийности движения. На
заводе “Эриксон”, например, где, кроме большевистской ячейки, были и
организации меньшевиков-оборонцев и эсеров, именно последние первыми
призвали превратить движение в общую стачку всего завода и попытаться
увлечь соседние предприятия.
На “Арсенале” эсеры вместе с большевиками и меньшевиками призывали к
общей забастовке и присоединились к рабочим. Передовой пролетариат раскачал
массы: в политическую борьбу начали вливаться и менее сознательные рабочие,
которые находились под влиянием меньшевиков и эсеров, обыватели.
Полиция была захвачена событиями врасплох. Стычка с полицией произошла
около Металлического завода на Полюстровской набережной. Полицейский
надзиратель, угрожавший толпе револьвером, был сбит с ног и разоружен.
Подобные разоружения полицейских происходили и в других районах города.
Около 16 часов рабочие с окраин, как бы повинуясь единому призыву,
двинулись на Невский проспект. В этом не было ничего удивительного: всего
неделю назад, 14 февраля, рабочие, следуя указаниям большевиков, тоже
выходили на Невский – традиционное место политических демонстраций и
митингов.
В Таврическом дворце шло заседание Государственной думы. Она начала
работать еще 14 февраля, в тревожной обстановке ожидавшейся крупной
демонстрации. Это отразилось на сдержанной позиции, прозвучавшей в речах
Родзянко, Милюкова и других ораторов Прогрессивного блока. В тот же день
на трибуне появился и убийца Распутина Пуришкевич, бодро бросивший в
адрес правительства и министра внутренних дел Протопопова новые обвинения.
Резко выступали прогрессисты, вошедшие еще в конце 1916 года из
Прогрессивного блока, лидер меньшевистской фракции Чхеидзе. 15 февраля
Милюков заявил в Думе, что правительство вернулось к курсу, который оно
проводило до 17 октября 1905 года, “к борьбе со всей страной”. Но он же
старался отмежеваться от “улицы”, которая в последнее время поощряет Думу
заявлениями о том, что страна и армия с нею, и ждет от Думы какого-то
“дела”. В субботу и воскресенье 18 и 19 февраля Дума не заседала, а в
понедельник 20-го состоялось очень краткое заседание. Большое пленарное
было назначено именно на четверг, 23 февраля. Слухи о начавшемся на
Выборгской стороне движении быстро достигли Таврического дворца.
Раздавались телефонные звонки в комнатах прессы, фракций и комиссий, у
секретаря председателя Думы. В это время в Белом зале заседаний Думы шло
обсуждение продовольственного вопроса. Затем перешли к прениям по
внесенному фракциями меньшевиков и трудовиков запросу о забастовках на
Ижорском и Путиловском заводах.
Между тем как раз в эти часы движение еще больше проявило свою
антиправительственную и антивоенную направленность. Рабочие Выборгского и
Петроградского районов сумели смять около 17 часов полицейскую заставу у
Александровского моста и кратчайшим путем через Литейный проспект выйти в
центр города. Одновременно со стороны Знаменской площади вышли на Невский
рабочие Рождественского и Александро-Невского районов, в район Казанского
собора – рабочие Путиловского и Нарвского районов. Выборжцы при этом сняли
с работы рабочих орудийного завода и гильзового отдела петроградского
“Арсенала” имени Петра Великого на Литейном проспекте между Шпалерной и
Сергиевской улицами.
Сведения об этом продолжали поступать в Думу, но они не изменили общей
оценки событий со стороны ее членов.
Поздно вечером 23 февраля на конспиративной квартире в отдаленном
рабочем районе Петрограда, Новой деревне, состоялось заседание членов
Русского бюро ЦК РСДРП(б) и Петербургского комитета. Они с удовлетворением
отметили, что размах событий в этот день вышел далеко за пределы их
ожиданий: стычки с полицией, митинги, количество которых на улицах даже не
поддавалось точному учету, демонстрация на Невском. Количество стачечников,
по их наблюдениям и примерным подсчетам, даже превышало число тех, кто
бастовал 14 февраля. Все это как бы давало большевикам полный реванш за
день 14 февраля, когда в поведении масс чувствовалась осторожность,
демонстраций было мало.
На следующее утро к 7 часам снова потянулись вереницы рабочих к
воротам своих предприятий. Настроение у них было самое боевое. Большинство
решило к работам не приступать. 24 февраля забастовало 75 тысяч человек.
Ораторы, среди которых было много большевиков, призывали рабочих немедленно
выходить на улицу. На Сампсониевский высыпали громадные толпы рабочих.
Всюду слышались революционные песни. Местами вверх взмывали красные флаги.
Снова остановили трамвайное движение по проспекту и через Гренадерский
мост. Всю улицу заполнили колонны демонстрантов, двигавшихся к
Литейному мосту. Туда же направлялись демонстранты с Безбородкинского
проспекта и Арсенальной набережной.
Полиция и казаки не раз нападали на рабочих на подходах к мосту. Им
удавалось на время прерывать движение демонстрантов. Рабочие расступались,
пропуская всадников. Но как только те отъезжали, рабочие снова шли вперед.
Они неоднократно прорывались через Литейный (Александровский) мост на левый
берег Невы. Боевое и приподнятое настроение рабочих в этот день еще более
усилилось. Полицейские начальники обоих Выборгских участков неоднократно
докладывали градоначальнику А. П. Балку о том, что они не в состоянии
справиться с движением своими силами. прорвали правый угол оцепления.
24 февраля бастовало до 200 тысяч рабочих, больше половины общего
числа в столице.
Буржуазные либералы предпочитали не замечать политического характера
движения. Им было выгодно изображать рабочие демонстрации только как
стихийные вспышки волнений на продовольственной почве.
В Думе же при обсуждении продовольственного вопроса представители
фракций обменивались колкостями. Большинство депутатов Думы слепо глядели
назад и не видели, не ощущали, что неотвратимые перемены уже начались. Но
Дума была все же ближе к правительству, которое она так страстно обличала,
чем к народу, от имени которого члены Думы считали себя вправе говорить.
Государственная дума не прервала своих занятий, не послала даже приветствия
борющемуся народу, не призвала армию к единению с народом. Дума лишь
утвердила внесенный кадетами очередной запрос к правительству да приняла к
сведению заявление Родзянко о том, что вечером состоится совещание с
представителями правительства о срочных мерах по прекращению
продовольственных беспорядков. Оно действительно состоялось поздно вечером
24 февраля в Мариинском дворце. Правительство обещало, идя навстречу
Думе, передать в Петрограде продовольственное дело в руки “местных людей”,
то есть городской думы. И глава правительства князь Голицын, и председатель
Думы Родзянко были здесь заодно: им нужно было скорее потушить пожар
“голодных волнений”, заставить рабочих вернуться на заводы, чтобы они не
мешали сделке “приличных людей”, Думы и правительства.
Сведения о беспорядках в столице достигли и Александровского дворца в
Царском Селе. Императрица, заканчивая свое очередное письмо Николаю,
писала о том, что уже два дня в городе волнения. Свое отношение к Думе она
выразила надеждой на то, что Керенского повесят за его речи. “Все жаждут и
умоляют тебя проявить твердость!” – писала она.
Николай II в это время находился в ставке, в Могилеве. После убийства
Распутина он был в депрессии. Хотя ставка была извещена о событиях в
городе, царь никак не отреагировал и не придал им пока никакого значения.
Тревожная ночь опустилась над Петроградом. В рабочих районах царило
радостное возбуждение.
В возбуждении, хотя и в некоторой тревоге, были и члены Русского бюро
ЦК РСДРП(б) и Петербургского комитета. Намеченное выступление, несомненно, удалось. Ведь с самого утра все члены ПК, районных комитетов были в
заводских районах – больше всего на Выборгской стороне, ставшей центром
событий.
Это был все же колоссальный успех, в который даже как-то не верилось и
который, тем не менее, достигнут. Так что члены ПК смотрели в завтрашний
день с надеждой.
Царские власти в ночь на 25-е решили принять все меры, чтобы пресечь
движение, а главное, не допустить рабочих в центр города. Тактика менялась
– главное внимание уделялось мостам и переправам через Неву.
С 6 часов утра 25 февраля полиция уже заняла свои места, к 7 часам
стали подходить и солдаты гвардейских частей. У Охтинского,
Александровского, Троицкого и Николаевского мостов с двух сторон, у обоих
берегов, встали сдвоенные военно-полицейские заставы. Наряды полиции и
войск патрулировали Смольнинскую, Воскресенскую, Французскую, Дворцовую и
Адмиралтейскую набережные.
Лишь утром 25 февраля на конспиративной квартире на Сердобольской
улице, в доме 35, смогли ненадолго сойтись члены большевистского центра –
Русского бюро ЦК РСДРП(б) и Петербургского комитета. Они приняли текст
“боевой листовки”, составленной на основе присланного из Москвы документа.
В конце листовки прямо говорилось: “Отдельное выступление может разрастись
во всероссийскую революцию”. В отношении же движения в Петрограде была
подтверждена прежняя директива: стараться охватить своим идейно-
организационным влиянием начавшееся массовое рабочее движение, направить
его в русло организованной борьбы против самодержавия и против войны.
С утра на большинстве предприятий всех районов Петрограда начались
митинги и собрания. Большевики, ораторы других партий, беспартийные рабочие
сменяли друг друга. Рабочие, за два дня познавшие вкус свободы, не
собирались прекращать забастовку и демонстрации. Они с восторгом внимали
ораторам.
Понедельник, 27 февраля, фактически объявлялся нерабочим по приказу
начальства. Власти, таким образом, давали рабочим два дня на “раскачку”, на
обдумывание положения. Но обращение содержало и угрозу. Если забастовка не
прекратится, то будут немедленно призваны в войска новобранцы призыва 1917,
1918 и 1919 годов. Но эта угроза не подействовала, тем более что срок ее
исполнения оттягивался на целых три дня!
Все ближе подходили бастующие к мостам, закрытым заставами. Прорваться
через них было почти невозможно. Но солдаты вели себя дружелюбно. Они не
двигались с места, но и не и направляли своих штыков на демонстрантов.
Демонстрации, начавшиеся 23 февраля и продолжавшиеся на следующий
день, 25-го перерастали в нечто большее.
Это была уже революция.
Заседание Государственной думы в этот день было весьма кратким.
Министр земледелия Риттих согласился считать продовольственный вопрос в
Петрограде не терпящим отлагательств и от имени правительства сообщил, что
продовольственное дело в столице передается в руки города. Члены Думы в
своих выступлениях сожалели, что это решение принято так поздно. Никто из
них не мог предположить, что за эти два дня произойдет восстание и что
заседание Думы от 25 февраля станет последним официальным заседанием IV
Государственной думы.
Оценивая события 25 февраля в Петрограде, можно сделать вывод, что они
закончились не в пользу правительства.
Несмотря на отчаянные попытки властей силами полиции, войск и казаков
остановить демонстрантов, рабочие и присоединившаяся к ним часть беднейшего
городского населения и учащихся овладели центром города, провели там
митинги.
Можно без особого преувеличения сказать, что правительство проиграло
еще 25 февраля. Это было предопределено исходом событий этого дня.
25 февраля над ставкой пробежала легкая тень тревоги. Прибыло
несколько офицеров, которые рассказывали, что они видели “своими глазами”
23 февраля.
Обстановка воскресного дня затрудняла управление массами даже в той
весьма условной форме, в какой проявлялась она в первые три дня
революции. Из большевиков на свободе осталось только восемь членов ПК.
Руководство всей деятельностью партии в Петрограде взяло на себя Русское
бюро ЦК РСДРП(б). Но в нем было всего три человека, да несколько
добровольных помощников. Русское бюро ЦК поручило Выборгскому районному
комитету РСДРП(б) вплоть до восстановления ПК осуществлять практическое
руководство движением. Организованность сохраняли группы рабочих,
прибывших из пригородов Петрограда – из Колпина (оттуда приехали
рабочие Ижорского завода) и из Сестрорецка.
Несмотря на заставы, значительная масса народа прорвалась на
Знаменскую площадь. Точно так же и на различных участках Невского массы
рабочих и присоединившихся к ним горожан стояли перед воинскими заставами.
Но в пятом часу офицеры стали требовать от участников демонстраций
разойтись. Потом следовал сигнал рожком. Люди недоуменно и недоверчиво
смотрели на солдат.
Свист пуль над головами прорезал морозный воздух. Но толпа будто
окаменела. Солдаты недвижимо продолжали стоять в шеренгах. Они тупо глядели
на дело рук своих. Только на Знаменской площади было убито и ранено 40
человек. На углу 1-й Рождественской и Суворовского – 10 убитых и несколько
раненых. Еще десятки убитых и раненых были унесены рабочими и добровольцами-
санитарами с угла Невского и Садовой, от Казанского собора.
Однако первое замешательство, которое овладело рабочими, вскоре
прошло.
На следующее утро перед рабочими встал вопрос о вооружении. Ни у кого
не было сомнения, что надо вооружаться всеми доступными средствами, чтобы
продолжать борьбу. Не было уныния и сожаления. Преобладали чувства
озлобления и негодования.
Пока полиция и войска хозяйничали в центре города. Производились аресты
подозрительных прихожих.
Что же касается лидеров буржуазной оппозиция, то только на фоне
событий 26 февраля – упорных демонстраций, стычек с полицией, расстрелов
безоружных демонстрантов – они начали проявлять активность чуть большую,
чем в предыдущие дни. Однако по-прежнему они избегали вступать в какой-либо
контакт с рабочими и их руководителями.
Всякое промедление с политическим решением возникшего кризиса было
подобно смерти для романовской монархии. Председатель Думы видел, что
движения рабочих масс и городских низов направлены против самодержавия,
против Николая II и всей династии Романовых. Он делал отчаянную попытку
спасти монархию и спасти себя, спасти привилегии всего правящего класса
России. Но и эта попытка оказалась бесплодной. Слишком верил Николай II
“поставленным от Нас властям”, и только им. Тревога, охватившая
императора поздно вечером 25 февраля, на следующий день поулеглась.
Вечером 26 февраля подводило итоги революционное подполье. Полицейские акции 25–26-го числа нанесли серьезный удар как большевистской
организации, так и организациям “межрайонцев”, левых эсеров, даже
меньшевиков, включая оборонцев. Тем не менее, многие революционеры были на
свободе и действовали. Но в целом события 26 февраля отличались меньшей
организованностью, чем 25-го. Это было вызвано условиями воскресного дня,
небывалым обилием представителей всех, и особенно низших слоев городского
населения, в массах демонстрантов в центре. Если 23–24 февраля его
участниками были исключительно рабочие, а 25-го преимущественно рабочие,
то 26-го на улицы вышли и другие городские слои народа. Это был показатель
того, что мелкобуржуазная масса потянулась к политике. Даже крестьянство,
переодетое в солдатские шинели, имело своих представителей среди
демонстрантов. Ими были несколько тысяч солдат роты Павловского полка,
отказавшиеся выступить против демонстрантов и открывшие огонь по конным
городовым. Среди добровольцев-санитаров на Невском были студенты,
гимназисты, курсистки и даже профессиональные врачи. Хотя этот всенародный
характер движения и радовал его руководителей, но он одновременно снижал
уровень организованности, повышал стихийность. Вместе с тем он давал
возможность большевикам заключать временные соглашения для борьбы с
самодержавием с оружием в руках и с другими революционными организациями и
партиями. Такие соглашения практически сложились на ряде предприятий 23–25
февраля, где создавались стачечные комитеты из представителей разных
партий. 25 февраля некоторые члены Русского бюро ЦК РСДРП(б) и ПК
участвовали в совещаниях самого широкого представительства
“социалистических партий”. Это участие преследовало информационную цель. Но
уже на них говорили о возможности создания в скором времени Петербургского
Совета рабочих депутатов. Однако практически никакого единого центра для
руководства движением не было создано.
Большевики оставались самой сильной, боевой и многочисленной
руководящей силой подполья. Параллельно действовали и другие организации.
Отдельно от них работали трудовая и меньшевистская фракции Государственной
думы.
Совсем в стороне были фракции, объединившиеся в буржуазный
Прогрессивный блок Государственной думы. Последний все еще отгораживался
от революции. Мы знаем теперь, что ниточкой, втайне связывавшей
большинство этих организаций, особенно легальных, было масонство. Но
скоротечность событий Февральской революция, необходимость строжайшей
конспирации, плохие коммуникации, опасность попасть в руки полиции – все
это затрудняло действия его представителей 25-го и особенно 26-го февраля.
К тому же масонство не имело никакого влияния на большевиков, самую
значительную силу революционного подполья.
Еще 25 февраля ПК на заседании на явочной квартире выработал план
вооруженного восстания, которое надлежало провести в случае дальнейшего
удачного развития событий. В план входило издание листовки к солдатам с
призывом встать на сторону народа, провести 26 февраля новый пленум ПК для
выработки мер по “управлению уже возбужденными, но недостаточно еще
организованными массами бастующих рабочих”. С 27 февраля намечалось (в
случае, если это подтвердит собрание 26 февраля) приступить к строительству
баррикад в рабочих районах, к прекращению подачи электричества, отключению
водопровода, телеграфа, созданию заводских комитетов на заводах и пр.
Вечером 26 февраля в помещении Лутугинского народного университета на
Полюстровском проспекте собрались члены Выборгского районного комитета с
активистами своей организации. Они обсуждали события прошедшего дня. По
мнению большинства, настроения рабочих были боевыми, преобладала решимость
продолжать борьбу.
В это время в районе станции Удельная состоялось совещание членов
Русского бюро ЦК РСДРП(б), ряда членов ПК, избежавших ареста, отдельных
членов Выборгского районного комитета. Решено было завтра, в понедельник,
отказаться от проведения мирной демонстрации и призвать рабочих к
вооруженной борьбе с царским строем. Это решение было сообщено участникам
совещания в Лутугинском университете. Большевики собирались возглавить
новый этап борьбы рабочих с самодержавием.
Несмотря на многочисленные колебания в первые дни революции, вечером
26 февраля сходную позицию занял и Петроградский межрайонный комитет РСДРП.
Он вступил в контакты с большевиками и со своей стороны также призвал
рабочих к восстанию. 25 февраля с просьбой о присоединении обратились к
“межрайонцам” и отдельные немногочисленные группки левых эсеров. Совместно
они сумели выпустить три листовки к солдатам с призывом присоединиться к
движению. 25 февраля определили свою позицию и анархисты. Они активно
участвовали в стычках с полицией, стараясь заполучить в свой руки
отобранные у полицейских револьверы и винтовки. Их боевики взорвали
самодельную бомбу. Единую линию попытались выработать на совместном
собрании большевики, “межрайонцы” и левые эсеры Василеостровского района
утром 26 февраля. Они призвали закрыть в этот воскресный день места
развлечений, а всех рабочих вызвать на улицы. Вечером 26 февраля
“межрайонцы” подготовили текст листовки (она вышла уже днем 27-го), где
говорилось о необходимости для рабочих захватить в свои руки телеграф,
телефонную станцию, электростанции, вокзалы, Государственный банк,
министерства, а также выбирать представителей для образования Временного
революционного правительства. Так, вслед за большевиками ряд наиболее
решительных представителей революционного подполья также подходил к идее
начала вооруженного восстания рабочих против царского строя. День 27
февраля должен был показать, смогут ли рабочие пойти за этими призывами.
Однако рабочий класс города был еще практически безоружен. Кустарное
производство оружия на заводах было не налажено, так как заводы стояли, а
рабочие бастовали. Поэтому, прежде чем вести рабочих на вооруженную борьбу,
необходимо было создать боевые дружины, вооружить хотя бы их. Эта работа
еще только начиналась. В этих условиях было целесообразнее добиться
перехода войск петроградского гарнизона на сторону рабочих.
Войска петроградского гарнизона действовали на улицах города 26
февраля “ревностно”. Последствия после этого, ревностного исполнения
приказов о стрельбе в народ, оказались неожиданными и катастрофическими для
судьбы монархии.
Большевики по-прежнему принципиально проводили свою линию. Утром 27
февраля на собрании членов ПК на Петроградской стороне был составлен текст
листовки к рабочим с призывом продолжать борьбу. Большевики правильно
указывали на необходимость присоединения армии к рабочему движению как
следующий этап революции. Но когда эта листовка вышла, переход огромной
массы солдат на сторону революции стал уже фактом.
Собравшиеся члены Думы обменивались тревожными новостями. Дума
протягивала руку старой власти и обещала восстановить спокойствие и
порядок. Резолюция, принятая советом старейшин, могла иметь силу лишь после
ее официального одобрения членами Думы на своем официальном заседании.
Таврический дворец был занят восставшими 27 февраля около двух часов
дня. Буквально с каждой минутой стечение многих обстоятельств, случайных и
закономерных, поставило Таврический дворец в центр всей Февральской
революции. В утренние часы в качестве такого центра большевики справедливо
выдвинули Финляндский вокзал. И он действительно сыграл такую роль в
начале восстания. Здесь соединились рабочие Выборгской стороны и восставшие
солдаты из центра города, проходил огромный митинг, звучали призывы к
продолжению борьбы, шла бойкая агитация среди солдат. Большевики хотели
создать там Совет рабочих и солдатских депутатов. Но призыв к расширению
восстания был воспринят как более подходящий и настоятельный, чем призыв
оставаться на вокзале в качестве оплота революционного центра.
Значение Таврического дворца как центра революции быстро возрастало.
Сюда пришло огромное количество солдат, которые сразу же стали
рассматривать залы и коридоры огромного помещения как свое временное
пристанище, поскольку о возвращении в казармы они не хотели и думать. Здесь
собрались известные в те дни руководители мелкобуржуазных партий эсеров и
меньшевиков, как находившиеся на легальном положении, так и только что
выпущенные из тюрьмы. Поминутно росло и число журналистов и служащих,
считавших себя революционерами в душе или даже состоявших когда-то в
революционных партиях, но потом прекративших эту деятельность.
Наконец, нельзя забывать и о значении самой Государственной думы,
которая, во всяком случае с 1915 года, завоевала в глазах весьма широких
слоев народа, не только буржуазии и городского населения, но и в глазах
мелкобуржуазной части населения – крестьян, солдат, городских лисов и даже
части рабочих – определенный авторитет своей критикой правительства. Свою
роль сыграло и то, что тех солдат и рабочих, которые заняли Государственную
думу в силу случая, возглавили не большевики, а меньшевики-оборонцы, сами
по себе склонные к оглядке на Думу, к проведению политики соглашательства с
вождями буржуазии.
Память о Петербургском Совете рабочих депутатов 1905 года, фактически
проявившем себя как один из органов революционной власти, жила в сознании
пролетариата столицы. Разговоры о необходимости возрождения Совета
возникали в любой момент обострения политической ситуации в столице. Так
было и в момент июльских боев 1914 года, и осенью 1915 года, и в 1916-м.
Большевики по совету Ленина всякий раз разъясняли массам, что создание
Совета целесообразно только в момент вооруженного восстания против царизма.
Идея об образовании Совета вновь возникла в первые дни Февральской
революции. Зачатками его были временные стачечные комитеты, созданные на
предприятиях 24–25 февраля большевиками и членами других социалистических
партий. 25 февраля разговор о необходимости выбирать депутатов в
Петроградский общегородской Совет шел и на информационных собраниях
представителей подпольных организаций. Но полицейские аресты, расстрел
демонстраций 26 февраля прервали эти попытки. Снова вопрос об организации
Совета встал уже только в момент восстания 27 февраля 1917 года.
В городе шло восстание на Петроградской стороне. Хотя гарнизон
Петропавловской крепости еще хранил верность царскому правительству, но по
соседству с ним революционные силы действовали весьма успешно.
К вечеру успех восстания стал очевиден, но чем ближе к центру города,
тем сильнее становилась неразбериха в расположении сил революции и
контрреволюции.
Эти события вывели на политическую арену правых, левых, радикалов,
центристов. Все считали, что они правы, находились друг с другом в острой
борьбе.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Монархия Романовых правила страной 300 лет. Рухнула она в течение
недели. Едва ли не на другой день, ошеломленные молниеносностью и легкостью
исчезновения с лица земли режима, который еще так недавно казался
несокрушимым, участники и свидетели событий стали искать причины,
объясняющие этот феномен.
В силу целого комплекса сложно взаимодействующих исторических,
географических, внешнеполитических и других факторов, определявших ход
исторического развития России, сильная, беспощадная и целеустремленная
абсолютная монархия явилась одним из главных компонентов исторического и
государственного выживания и развития. Монархия стала основной
централизующей силой и символом объединения разноязычных и находящихся на
разных уровнях развития народов на бесконечно огромной территории. Она
стала также щитом и мечом в борьбе с многочисленными внешними врагами, в
которой успех или поражение были равносильны соответственно жизни или
смерти России как государства. На фоне таких задач, решавшихся в крайне
тяжелых и неблагоприятных условиях, начиная от последствий татарского
завоевания и интервенции начала ХVII в. и кончая суровым климатом и
редкостью населения, создалась громадная, по выражению В. И. Ленина,
относительная самостоятельность российского абсолютизма по отношению ко
всем классам и слоям населения, включая и собственный опорный класс –
дворянство, воплощением и инструментом которой явились бюрократия и армия.
Что же касается русской буржуазии, то она в силу своей слабости и
контрреволюционности была совершенно не в состоянии осуществить свои
претензии к царизму – борьбу подменяла словом, выбор между реакцией и
народом всегда делала в пользу первой. Казалось, такое положение должно
было радовать российский абсолютизм. Но в конечном итоге слабость русской
буржуазии сослужила ему плохую службу, стала дополнительным и очень
серьезным источником собственной слабости. Радость эта была бы уместна лишь
в том случае, если бы народ “безмолвствовал”. Но он не только не молчал, но
совершил в начале века грандиозную антиабсолютистскую революцию, которая,
несмотря на поражение, расшатала и резко ослабила царизм. На смену прежней
распыленности пришел союз многомиллионного крестьянства с рабочим классом,
который, как было уже очевидно, стал постоянно действующим фактором русской
истории.
В таких условиях, отличительной чертой которых даже после подавления
революции было нарастание нового революционного кризиса, царизму позарез
требовался надежный сильный союзник в лице буржуазии, чтобы не остаться с
глазу на глаз с революционным народом. Но если с надежностью, в смысле
верности, контрреволюции дело обстояло вполне благополучно, то по части
силы, влияния на народ все было наоборот. В послереволюционный период
царизм был вынужден пойти на союз с буржуазией в общенациональном масштабе,
который он оформил в виде третьеиюньской Думы, создав так называемую
третьеиюньскую политическую систему. Смысл этой системы состоял в том, что
Дума имела не одно, а два большинства, консервативное и либеральное,
которые попеременно образовывали октябристский “центр”, действовавший по
принципу качающегося маятника. Объективная возможность такого попеременного
голосования обеспечивалась помещичье-буржуазным составом октябристской
фракции. Поскольку помещичий, консервативный элемент в ней преобладал,
хозяином в Думе оставалось правительство, целью которого было при помощи
такого союза попытаться решить объективные задачи революции “сверху”,
контрреволюционным путем, но с таким расчетом, чтобы сохранить политическое
всевластие за царизмом, предоставив взамен своему союзнику куцые, мелкие
“реформы”, не затрагивающие основ власти самодержавия.
Такая система политической власти, основанная на лавировании между
классами, в данном случае между дворянином-помещиком и буржуазией, получила
название бонапартизма. Последний создает иллюзию независимости власти от
какого-либо класса, в том числе и от господствующего, хотя эта
независимость на деле более или менее относительна, ее исключительной
прочности. В действительности же бонапартистская власть слабее, чем прежняя
власть классического абсолютизма, потому что она теряет целиком или
частично свою прежнюю постоянную патриархальную и феодальную опору и
вынуждена попеременно опираться не только на разные классы, но и на
отдельные слои и группы этих классов, эквилибрировать между ними, пускаться
в открытую и рискованную демагогию, что в критической ситуации может
обернуться быстрым и на первый взгляд даже малопонятным и необоснованным
крахом.
Подчеркнув, что предпринятый царизмом после революции 1905–1907 гг.
второй шаг по пути превращения в буржуазную монархию “осложняется
перениманием методов бонапартизма”, Ленин писал: “Обывателю не легче от
того, если он узнает, что бьют его не только по-старому, но и по-новому. Но
прочность давящего обывателя режима, условия развития и разложения этого
режима, способность этого режима к быстрому фиаско – все это в сильной
степени зависит от того, имеем ли мы перед собой более или менее явные,
открытые, прочные, прямые формы господства определенных классов или
различные опосредствованные, неустойчивые формы господства.
Господство классов устраняется труднее, чем пронизанные обветшалым
духом старины, неустойчивые, поддерживаемые подобранными ‘избирателями’
формы надстройки”(6).
Свою несостоятельность, приведшую ее к тяжелому кризису,
третьеиюньская бонапартистская система доказала уже в предвоенные годы. Ее
основной отрицательный итог состоял в том, что надуманные “реформы” даны не
были, причиной этому, как показано автором в его предшествующих работах,
посвященных изучению третьеиюньской монархии, явилось не нежелание царизма
их дать в принципе борьба между ним и буржуазной оппозицией шла лишь по
вопросу о мере, форме и сроках этих “реформ”, поскольку они были таковы,
что не затрагивали его политического всевластия, а то, что их оказалось
невозможным дать. Реформы, как известно, могут в зависимости от условий
служить орудием против революции и, наоборот, способствовать усилению
революционного брожения. Действительность показала, что, несмотря на
царящую в стране реакцию, “реформы”, будь они даны, способствовали бы не
столыпинскому “успокоению”, а углублению революционного кризиса,
продолжавшегося, хотя и в скрытых формах, и в послереволюционные годы.
Будь буржуазия сильнее, имей либерализм и его прямое продолжение –
ликвидаторство, влияние в рабочем классе, в среде городской демократии, в
массах, можно было бы пойти на риск “реформ”. Но поскольку дело обстояло
как раз наоборот. Риска не последовало. Таким образом, одна из коренных
причин, обусловивших провал бисмарковского “обновления” России для
предотвращения новой революции, заключалась в слабости русской буржуазии во
всех ее параметрах, в ее оторванности от народа, в том, что ее партии и
организации, конечной целью которых было воздействие на народ, уже тогда
были генералами без армии.
Неизбежным следствием провала курса “реформ” стал глубокий кризис
третьеиюньской системы как союза царизма с помещиками и верхами торгово-
промышленной буржуазии, ради которого она и была создана. Конкретным
выражением этого кризиса явились полный паралич Думы по части
“реформаторского” законодательства, провал на этой основе октябристского
“центра”, выразившийся сперва в тяжком поражении на выборах в IV Думу, а
затем в расколе октябристской фракции на три части(7); резкое обострение
недовольства друг другом партнеров по контрреволюции. К кануну войны
раздражение в помещичье-буржуазной среде по отношению к правительству стало
всеобщим. В свою очередь, “верхи” во главе с царем все в большей степени
стали подвергаться искушению управлять без Думы, которая из орудия
упрочения царизма, как было надумано, стала орудием его дискредитации и
разоблачения. Все это, естественно, сопровождалось обострением противоречий
как между фракциями думского большинства, так и внутри их самих. Все это
происходило на фоне нового мощного революционного подъема, достигшего к
кануну войны, так сказать, баррикадного уровня, когда не только Ленин,
большевики, но и либеральная оппозиция и сами “верхи” считали, что
сложившаяся ситуация воспроизводит канун 1905 г.
Разложение царизма в его заключительной стадии ознаменовалось не
только полной изоляцией от народа, но и отчужденностью от собственного
класса, принявшей крайнюю форму самоизоляции династии от самых своих
преданных сторонников.
В истории самодержавия бывали моменты, когда “случайности рождения”
исправлялись господствующим классом устранением непригодного по личным или
другим качествам монарха. Инструментом такой корреляции было
непосредственное царское окружение. В описываемое время это окружение
выродилось в эгоистичную и трусливую камарилью, не способную ни к какому
решительному действию даже в интересах собственного спасения. Двор,
сановники, министры и пр., как показал ход событий в февральско-мартовские
дни 1917 г., стали спасать себя за редким исключением так, как спасаются
крысы на тонущем корабле. Выше отмечались гибкость и приспособляемость
монархии как политического института. Но как государственная система
абсолютизм представляет собой конструкцию, лишенную обратной связи, в
результате чего в экстремальных условиях он теряет целиком или в
значительной мере способность ориентации и реальной оценки обстановки.
Бюрократический механизм и “верховный чиновник” в силу многолетней и
заданной иерархии более или менее приемлемо притирались друг к другу. Это
относилось не только к политике в целом, но также к одной из самых главных
функций царя – назначению министров. Несмотря на то что царь в принципе мог
поступать по своему личному усмотрению, в действительности это имело место
в сравнительно ограниченной степени, поскольку, будучи “верховным
чиновником”, он зависел от бюрократии и вынужден был считаться с
соображениями государственной целесообразности, бесперебойного отправления
функций правительственной машины. Именно этой взаимосвязью и
взаимозависимостью правящей бюрократии и носителя верховной власти
обеспечивалась ориентация режима, его способность более или менее реально
оценивать обстановку и принимать нужные в его интересах достаточно
компетентные решения. Теперь эта связь оказалась разорванной.
Таким образом, поломка и выход из строя системы ориентации
самодержавного режима, как это ни парадоксально звучит, наступают тогда,
когда монарх начинает принимать решения действительно самодержавно,
единолично, независимо от своего официального правительства или в
противовес ему. Поскольку же в действительности ни один правитель не может
принимать решения, не руководствуясь чьими-то советами и подсказками,
потому что сам по себе он совершенно слеп, порвав с официальным
правительств ом, он становится непременно жертвой в лучшем варианте
случайных, в худшем губительных с точки зрения интересов режима в целом и
своих собственных влияний.
Именно последнее произошло с Николаем II. Неизбежным итогом такого
хода вещей явился развал официального правительства, выразившийся в форме
утраты компетентности и способности контролировать ситуацию во всех
областях народнохозяйственной и государственной жизни, распад всего
административно-управленческого организма.
Одним из наиболее тяжелых последствий разрыва самодержца с правящей
бюрократией и своим классом явился психологический надлом господствующего
класса и той же бюрократии, паралич воли. Господствующими классами овладело
чувство бессилия и обреченности, бесполезности всяких усилий, направленных
на исправление создавшегося положения(11). Конечный смысл этого всеобщего
настроения безнадежности и тщеты состоял в том, что он стал огромным
деморализующим фактором перед лицом надвигавшейся революции, облегчив тем
самым ее победу. Совокупная помещичье-буржуазная контрреволюция, включая
бюрократию, чиновничество, департамент полиции, генералов и офицеров,
возглавлявших войска усмирения, не верила я возможность победы. Кампания
подавления революции, казалось бы, спланированная во всех деталях, была при
таком психологическом настрое проиграна еще до ее начала.
С точки зрения оценки всей истории царского самодержавия это трехлетие
представляло собой последнюю стадию длительной и неизлечимой болезни –
стадию быстрого и всестороннего распада и разрушения. В этом смысле оно
является также как бы фокусной точкой, в которой сконцентрировались три
века жизни романовской монархии.
В этой связи естественно надуматься о том, каков был главный механизм
этого разрушения. Существует ли этот механизм вообще, если иметь в виду
антагонистическое государство, абсолютизм в особенности? На наш взгляд,
такой механизм имеется, суть его состоит в нарушении взаимосвязи и
взаимодействия положительной и отрицательной селекции в пользу последней.
Классовое государство, как известно, играет двоякую роль. Оно, прежде
всего, орудие власти господствующего класса. В то же время оно выполняет
общественно необходимые функции в интересах всего общества, в противном
случае его существование становится невозможным.
Таким образом, государство представляет собой противоречивое
единство, в котором одновременно борются две тенденции: прогрессивная и
реакционная, узкоклассовая и общенациональная. История показывает, что, как
правило, всякий новый социально-политический строй побеждал именно потому,
что он, помимо обеспечения интересов господствующего класса, действовал
внутри и вне страны, и в общегосударственных интересах. Институтом, который
реально осуществляет оба эти начала, является правящая бюрократия,
опирающаяся на разветвленный государственный аппарат, достаточно сложно
взаимодействующая, функционально разделенная и соподчиненная историческая
система власти.
Совершенно очевидно, что эта система, особенно на прогрессивной стадии
управляемого ею государства, кровно заинтересована и нуждается в
привлечении в государственный аппарат на всех его уровнях лучшего
человеческого материала, т. е. в положительной селекции. Достаточно
вспомнить “птенцов гнезда Петрова”, Сперанского, Витте и т. д., чтобы
понять, что в данном случае имеется в виду. В свою очередь, эта
заинтересованность вызывает ответный отклик именно со стороны тех людей,
которые хотят и могут принести пользу своему государству,
служение которому они отождествляют со служением народу. Государство в этом
смысле является могучей притягательной силой для всего самого способного и
честолюбивого, что имеется в народе.
В то же время бюрократия с первых же шагов начинает превращаться в
оторванную от общества касту со своими собственными узкими корыстными
интересами, противоречащими не только интересам общества в целом, но в
какой-то мере и интересам господствующего класса. В конечном итоге она
превращается в нечто особое и самостоятельное, разумеется в определенных
пределах. Именно эта особенность и оторванность от народа служат источником
отрицательной селекции, когда мотивами пополнения и воспроизведения
становятся напотизм, закулисные влияния, узкие групповые интересы и т. д.
В системе государственного управления сосуществуют и борются две
противоположные тенденции: положительная и отрицательная селекция.
Спрашивается: каковы итоги этой борьбы? В общей форме ответ можно свести к
следующему. До тех пор пока существующий строй не утратил полностью своих
прогрессивных черт, обе тенденции более или менее уравновешивают друг
друга, во всяком случае, губительного перекоса в сторону отрицательной
селекции не происходит. Картина резко меняется, когда режим исчерпывает
себя. Поскольку он уже не может и не хочет двигаться вперед, компетентность
и талант в управлении, столь необходимые раньше, становятся не только
ненужными, но и противопоказанными, так как назначение указанных качеств
как раз и состоит в том, чтобы обеспечивать поступательное развитие. Так
возникает синдром некомпетентности, который увеличивается в размерах по
принципу нарастающего ряской пруда. Каждый день площадь нарастания
увеличивается вдвое. Поскольку исходная площадь нарастания мала, этот
процесс долгое время кажется малоугрожающим. Достаточно сказать, что перед
последним днем, когда пруд должен полностью нарасти, он еще наполовину
чист. Именно поэтому так неожиданно ошеломляющим было для современников
появление таких фигур во главе управления государством, как Хвостов,
Штюрмер, Протопопов.
В свете сказанного возникает вопрос: не была ли в таком случае гибель
самодержавия всего-навсего таким актом саморазрушения, что для его
ликвидации не требовалось никакой революции, ибо оно само себя
ликвидировало? Вопрос этот тем более уместен, что у многих современников
под впечатлением легкости победы революции сложилось именно такое
впечатление.
Царь цеплялся за власть до последнего и меньше всего хотел тихо и
незаметно расстаться с жизнью самодержца. Если вдуматься в смысл и значение
всех приведенных в данной работе фактов, характеризующих царизм в годы
войны, то поражаешься совсем обратному: какую он проявил невероятную
живучесть и сопротивляемость. Казалось, в том состоянии, в котором он
пребывал, и в тех обстоятельствах, в которых очутился, если мерить мерками
обычного житейского здравого смысла, то должен был самопроизвольно
погибнуть, по крайней мере, где-то в середине 1915 г. Однако ничего
подобного не произошло. И в феврале 1917 г. он исчез не сам по себе, а в
результате революции, длившейся неделю, и если бы ее не было, продолжал бы
жить и дальше.
Это не только конкретно-историческая, но и теоретическая истина,
имеющая принципиальное значение, суть которой состоит в том, что любой
политический режим, включая и абсолютизмы, обладает, если так можно
выразиться, иммунитетом против саморазрушаемости. Объяснение этому явлению
надо искать в том, что современное общество не может жить вне государства,
если под этим разуметь жестко организованную, могущественную и всестороннюю
управляющую обществом систему, без функционирования которой не может
отправляться производственная и всякая иная деятельность общества,
парализуется инфраструктура, возникает угроза наступления полного хаоса. В
силу этого, как бы плохо машина управления ни работала, в ней заложены
возможности частичной рецессии, обновления и укрепления ее отдельных
звеньев вплоть до самых ответственных. Эта рецессия не снимает вопроса об
исторической обреченности и изжитости режима, но она вполне может
обеспечить какое-то продление его жизни.
Сравнительная легкость, с какой был свергнут царизм, в свете всего
сказанного говорит не о саморазрушении, не о восьмидневном “чуде”, как
утверждал Милюков, а о том, что В. И. Ленин характеризовал как отличную
отрепетированность революции, достигнутую в ходе революции 1905–1907 гг. и
последующих классовых битв. “Эта восьмидневная революция, – писал он,-
была, если позволительно так метафорически выразиться, “разыграна” точно
после десятка главных и второстепенных репетиций; “актеры” знали друг
друга, свои роли, места, свою обстановку вдоль и поперек, насквозь, до
всякого сколько-нибудь значительного оттенка политических направлений и
приемов действия”[6]. Да, “актеры” действительно очень хорошо знали друг
друга. Контрреволюция отдавала себе полный отчет, какая революция ожидает
страну, если она проиграет, и контрреволюция боролась до последнего, даже
призрачного шанса. Но революция, народ оказались сильнее.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Милюков П. Н. Воспоминания. Т. 2. С. 337.
2. Нольде Б. Э. В. Д. Набоков в 1917 г. // Архив русской революции.
Берлин, 1922. Т. 7. с. 10.
3. Маклаков В. Некоторые дополнения к воспоминаниям Пуришкевича и кн.
Юсупова об убийстве Распутина // Современные записки. Париж, 1928. Т.
34. С. 279, 280.
4. Вишняк М. Падение русского абсолютизма // Современные записки. Париж,
1924. Т. 18. С. 250, 263.
5. Ленин В. И. Полное собрание сочинений Т. 16.,
6. Ленин В. И. Полное собрание сочинений Т. 20.
7. Ленин В. И. Полное собрание сочинений Т. 22.
8. Ленин В. И. Полное собрание сочинений Т. 24.
9. Аврех А. Я. Раскол фракции октябристов в IV Думе // История СССР. 1978.
№ 4. С. 115-127.
10. Аврех А. Я. “Распад третьеиюньской системы” (Москва, 1984).
11. Шульгин В. В. Дни. С. 103.
12. Нольде Б. Э. Из истории русской катастрофы // Современные записки.
Париж, 1927. Т. 30. С. 542.
13. Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.
Нью-Йорк, 1960. Кн. 3. С. 98-99.
14. Врангель Н. Воспоминания: (От крепостного права до большевиков).
Берлин, 1924. С. 227.
15. Вырубова-Танеева А. Царская семья во время революции // Февральская революция: Мемуары / Составитель С. А. Алексеев. М.; Л., 1925. С. 396.
-----------------------
[1] Ленин В.И., Полн. собр. соч., 5 изд., т. 9, с. 251
[2] Ленин В.И.,указ. соч., т 21, с. 172
[3] См. Шидловского комиссия, Булыгинская дума// Большая Советская
Энциклопедия. 1977.-№24.-С.327
[4] См. Ленин В.И., Полн. собр. соч., 5 изд., т. 12, с. 28
[5] Ленин В.И., указ. соч. т. 38, с. 306
[6] См. Ленин В.И., Полн. собр. соч., 5 изд., т. 16, с. 103