по-немецки. Он хотел таким образом высмеять то, что считал безответственным космополитизмом эстетического модернизма. Джойсовский Стивен Дедал был обывателем. Гомеровский Одиссей - греком.
Долголетие - не всегда благословение. Но не подлежит сомнению, что Гадамер воспользовался своей живучестью с максимальной пользой. В его случае это было необходимо, поскольку по меркам научного мира Гадамер явно подзадержался. До шестидесятилетнего возраста философ из Гейдельбергского университета сочинил всего одну книгу, оставшуюся незамеченной. Все сразу же изменилось в 1960 году, когда издание «Истины и метода» помогло ему прорваться ко всемирной славе.
В данной работе мы рассмотрим открытие герменевтического круга Гадамером, основные аспекты герменевтики и роль открытия Гадамера для философской мысли 20-го века. Также приведем краткую биографическую справку об этом великом, по мнению многих ученых философе.
1. Открытие герменевтического круга
Проблема герменевтического круга, сформулированная и в принципе решенная около двухсот лет тому назад немецким филологом и теологом Шляйермахером. Шлейермахер Фридрих (1768 - 1834), немецкий протестантский теолог и философ, был близок йенским романтикам, в духе идей которых определял религию как внутреннее переживание, чувство «зависимости» от бесконечного. Переводчик Платона.
Данная проблема может быть сформулирована следующим образом: Нельзя понять любой фрагмент текста, не понимая текст в целом, но нельзя понять текст в целом, не понимая каждого его фрагмента. В данной работе проведена попытка переинтерпретации этого утверждения и, таким образом, расширения понятия герменевтического круга.
Рассмотрим к примеру уровни понимания текста исходя из принципов герменевтического круга Первый, изначальный уровень понимания - определение того, что есть текст и текст ли это вообще, а не такой минерал, как минерал "еврейские письмена" (есть такой камень: по серому, как бы от старости и древности, материалу вкраплены черные крючки и закорючки, очень похожие на иврит) и не обезьяна ли настукала все это в параксизме дарвинизма?
Второй уровень понимания относится к языку и его распознанию. Из тысяч живых и мертвых языков только один родной нам, но даже его мы порой не сразу распознаем, если текст перенасыщен символами, заимствования, переусложнен и перегружен или просто зашифрован в неизвестном нам жаргоне. Мы, обнаружив, например, китайскую грамоту или шумерскую клинопись, на этом уровне понимания останавливаемся и даже не пытаемся продвинуться дальше, оставляя поле боя и понимания специалистам или носителям этих ребусов. То есть если текст нам на первый взгляд не понятен, то мы и не пойдем далее этого уровня герменевтического круга.
На третьем уровне мы распознаем структуру если не всего текста, то хотя бы каждой сентенции. Если мы пошли далее, то нам необходимо распознать что это за текст.
Четвертый уровень понимания - последний перед собственно чтением текста. На этом уровне мы ищем цифры, даты, имена, топонимы и другие маркеры текста, доступные до чтения. Сюда же относятся и поиски когнатов. Охота на когнаты обычно - самая увлекательная затея: она полна ошибок и обознаний. Crisby corpus, например, - это не про тело Христа, а "хорошо прожаренный труп", нечто из рок-культуры. По сути, на каждый когнат имеется ложный когнат. В контексте определенного текста мы выявляем те элементы, которые могут быть нами истолкованы не в том смысле, в котором они представлены на самом деле.
Следующим, седьмым уровнем понимания является понимание содержания. Если у нас есть цель - мы схватываем содержание даже при беглом чтении - вот почему ученые так много и плодотворно читают: они умеют читать целенаправлено и не утруждают себя ни логикой авторского размышления (в отличие от философов и математиков), ни тем более стилистикой. В той или иной мере, но все ученые - морфологи, ценящие в тексте лишь материал содержания.
На восьмом уровне понимаются смыслы. По-видимому, это - самый мощный и, безусловно, важнейший уровень. Читая ландшафт как текст, историк улавливает в нем исторические смыслы, геолог - геологические, художник - художественные, военный видит перед собой топографическую карту с возможной дислокацией войск, зонами обстрела и бомбометания.
Девятый уровень синтезирует понимание смысла и содержания до понимания значения и статуса текста. Девятого уровня пытаются добиться все учителя, неважно чему они учат. Их понимание - уровень буквального и дословного понимания. Чего бы при этом эти учителя не декларировали о свободе мышления и понимания обучаемых, тайно и явно они навязывают собственное понимание как тотально правильное и единственное.
Наконец, понимание чтения заканчивается пониманием того, что находится между строк. На этом уровне мы обычно и останавливаемся, достигая авторского уровня, сравниваясь с ним, что заставляет многих писателей, поэтов, вообще, создателей текстов, зудеть о пошлости читательского понимания. Но именно на этом уровне, по мнению Коллингвуда, и возникает собственно текст.
И, встав вровень с автором, достигнув его вершин или глубин, мы получаем единственный шанс вступить на одиннадцатый уровень понимания - на уровень интерпретации текста. Интерпрететация текста - это понимание и выражение того, что автор не сказал, не смог сказать, недосказал. Интерпретация - недосказанная автором часть текста. Иногда эта часть - коротенькая реплика (девушка, выходя с премьеры пырьевских "Братьев Карамазовых": "Я думала, что будет детектив, а это просто любовная история"), иногда - нечто большее, чем сам текст. Актуальная интерпретация позволяет нам выразить новый смысл текста. Обычно, актуальная интерпретация высказывается параллельными средствами: иллюстратора, режиссера-постановщика, актера, музыкального или пластического выражения. Но нередки и текстовые интерпретации текстов. Ретроспективная интерпретация - восстановление истоков, культурных и исторических корней интерпретируемого текста, нормирование текста и установление его места в культурно-историческом ряду - автора такое вообще никогда не заботит. Литературоведческие работы Ю.М. Лотмана (исследование частотности употребления слов и других авторских средств) своей скурпулезностью и тщательностью очень напоминают работу детективов, но не в жизни, а в книгах знаменитых писателей: Агаты Кристи, Конан Дойля, Жоржа Сименона. Нормальному человеку эти статьи читать невыносимо скучно, но филологи тащатся от этих статей. Проспективная интерпретация позволяет установить и предвидеть последствия данного текста. Ведь догадался же кто-то первым, что живопись импрессионистов - это отражение не внешнего мира, а внутреннего мира художника. Как позже другой кто-то первым понял и сообщил нам, что квадрат К. Малевича - это первое отражение не видения, а мышления, что, следовательно, абстрактное искусство - это искусство мысли, а не изображения. Любая интерпретация - это попытка распахнуть мир, но не в индивидуальном формате читателя, а развернутая тотально.
Последним, двенадцатым уровнем понимания является понимание границ собственного понимания и направлений собственного непонимания. Это - развивающее, проблематизирующее понимание, понимание, озаренное всполохами креативности и смены рамок собственного мироздания. На двенадцатом уровне все зависит уже от пределов нашего понимания, если же нам понимание недоступно, то мы так же, как и на первом уровне не выясним из текста более того, что уже выяснили И вот тогда, на двенадцатом уровне понимания, возникает неожиданный вопрос: "а текст ли перед нами или, может быть, минерал "еврейские письмена" либо обезьяна хочет нам сказать что-то? Так и заканчивается - или снова переходит в первый этап герменевутический круг. Взыскательный вопрос может возникнуть по повожу любого уровня понимания - о жанре, содержании, смысле и так далее; и мы, мобилизованные собственным недоумением, начинаем новое движение по герменевтическому кругу, зачарованные и обескураженные бесконечностью понимания, благодарные за эти блуждания Водящему нас.
. Гадамер
(биографическая справка.)
Ханс Георг Гадамер прожил очень долгую жизнь (1900-2002), немецкий философ, является один из самых значительных мыслителей второй половины 20 в., известен прежде всего как основатель «философской герменевтики».
Родился 11 февраля 1900 в Марбурге. Изучал философию, историю, теорию литературы, историю искусств и евангелическую теологию в университетах Бреслау и Марбурга. В 1922 защитил докторскую диссертацию под руководством Пауля Наторпа. В 1923 познакомился с Хайдеггером, преподававшим в Марбургском университете. Дополнил образование изучением классической филологии и в 1929 защитил диссертацию о платоновском Филебе. С 1939 по 1947 - профессор в Лейпцигском университете (в 1946- 1947 - ректор). После двухлетнего преподавания во Франкфурте-на-Майне занял кафедру, которой ранее руководил Карл Ясперс, в университете Гейдельберга. После выхода на пенсию (1968) преподавал в качестве приглашенного профессора в университетах США (до 1989).
Масштаб Гадамера как философа определен главным образом его трудом «Истина и метод» (Wahrheit und Methode, 1960). В этой работе он обращается к поставленной Дильтеем проблеме философского обоснования гуманитарных наук, однако рассматривает ее (под влиянием Хайдеггера и Гегеля) в ином аспекте. Если Дильтей видел в «понимании» специфику гуманитарного знания (в отличие от естественных наук, для которых основная процедура - «объяснение»), то для Хайдеггера «понимание» выступает в ином качестве - как опыт человеческого бытия в его истине.
Гадамер подхватывает хайдеггеровскую постановку вопроса, но помещает его в контекст проблематики Дильтея, вопрошая о «собственной» истине гуманитарного познания. Разрабатываемая им герменевтика не является ни учением об искусстве понимания, как у Шлейермахера и Дильтея, ни самораскрытием человеческого существования в его бытии, как у Хайдеггера, она представляет собой философское прояснение разума, с деятельностью которого мы имеем дело в гуманитарном познании, да и вообще в каждом конкретном акте понимания. Это философское прояснение разума, в свою очередь, Гадамер толкует как движение и осуществление самой исторической традиции, тем самым примыкая к гегелевской философии духа, развертывающегося в истории.
Чтобы точнее описать осуществление и опыт истины традиции, Гадамер прибегает к модели искусства. Как и в сфере искусства, в историческом познании истина раскрывается не только в научных суждениях, выносимых с воображаемой дистанции по отношению к предмету и обеспеченных определенными правилами метода, но и благодаря вовлеченности познающего в целостность исторического процесса, который самим познающим и «совершается». Эстетическая, равно как и историческая, истина есть истина, которую совершают, осуществляют. Это проявляется, по Гадамеру, в процессе т.н. действенной истории. Речь здесь идет прежде всего о развивающемся воздействии античных текстов: их понимание протекает благодаря «предрассудкам», дорефлективным представлениям нашего «предпонимания», которые, в конечном счете, уже заданы самими этими текстами и традицией их последующей интерпретации. Но вызов, бросаемый текстом, приводит, по мысли Гадамера, к возникновению специфической ситуации, когда представления нашего предпонимания могут быть поставлены под сомнение и подвергнуты проверке на «работоспособность». И там, где текст понимается в ходе продуктивного взаимодействия («игры») нашего предпонимания, с одной стороны, и ясного, отчетливого усвоения содержания текста - с другой, продолжается традиция. Основная идея Гадамера, таким образом, состоит в том, что традиция должна быть всякий раз заново прояснена, и только при этом условии она совершается, сбывается. Традиция и ее обновление неотделимы друг от друга, их взаимная принадлежность проявляется в актах понимания, каждый раз совершаемых заново. Это и есть герменевтический круг.
От этой установки Гадамер не отказывался и в других своих сочинениях, хотя в более поздних работах трактовка традиции как завершенного в себе космоса отошла на задний план. Акцент был перенесен на разделы Истины и метода, непосредственно относящиеся к философии языка. Язык, по Гадамеру, представляет собой беспрерывную игру «вопрос - ответ», находящую выражение как в понимании и истолковании текстов, так и в диалоге между отдельными людьми.
Свои систематические рассуждения Гадамер подвергал постоянной практической проверке. Он интенсивно занимался истолкованием поэзии (Гёльдерлин, Гёте, Стефан Георге, Пауль Целан) и философской классики (Хайдеггер и Гегель, но в первую очередь мыслители греческой античности - Платон, Аристотель).
Умер Гадамер в Гейдельберге 13 марта 2002 года.
Воздействие, оказанное Гадамером на современную философскую мысль, многообразно. Гадамер, прежде всего через посредничество Хабермаса, повлиял на социальную философию; его полемика с Жаком Деррида вошла в контекст деконструктивизма. Ричард Рорти, сводя критические счеты с аналитической философией, рекомендовал своим читателя Гадамера как образец «научающей философии». Философская герменевтика в ее трактовке Гадамером сделалась моделью философии, сознающей свою глубокую связь с классической традицией и в то же время не отрицающей своеобразия современной ситуации.
3. Основные аспекты герменевтики Гадамера
В.С. Малахов в послесловии к книге Гадамера Актуальность прекрасного" пишет, что судьба с самого начала ему (Гадамеру) благоприятствовала, ведь, заинтересовавшись философией, он встретил на своем пути таких учителей как Николай Гартман и Рудольф Бульман, Пауль Тиллих и Рудольф Отто, Эрнест Роберт Курциус.
В чем отличительная черта концепции философской герменевтики Гадамера? По словам Малахова герменевтика - это теория и практика истолкования текстов", а ее философский аспект и есть герменевтика философская. Новизна подхода Гадамера в том, что он меняет акценты - сосредоточивает внимание не на философском аспекте герменевтики, а на герменевтическом - философии. Философ соединяет богатую многовековую традицию истолкования с внутренней герменевтикой М. Хайдеггера, используя метод феноменологической редукции - последовательного вытеснения за скобки всех суждений, источником которых являются обыденные представления о мире. И, наконец, фундаментальная истина герменевтики для Гадамера состоит в следующем: истину не может познавать и сообщать кто-то один. Всемерно поддерживать диалог, давать сказать свое слово и инакомыслящему, уметь усваивать произносимое им - вот в чем душа герменевтики.
Философская герменевтика занимается такими "языковыми явлениями" как понимание, непонимание, взаимосогласие; феномен понимания - главный предмет ее исследований. Для углубления в проблематику понимания нам нужен следующий шаг: знакомство с феноменами языка, речи и слова. Прежде всего, попытаемся разобраться с понятием "слова". Гадамер пишет: "Говоря "слово", я имею в виду не слово, множественным числом которого являются die Worter в том виде, как они представлены в словаре. Я не говорю также и о слове, множественное число которого - die Worte и которое вместе с другими словами образует контекст предложения. Я имею в виду слово, которое есть singulare tantum ("только в единственном числе". Это слово, к кому - то обращенное, кем - то выслушиваемое, слово, "роняемое" в определенной жизненной ситуации и становящееся осмысленным благодаря этой ситуации". Это то слово, которое не говорят, а молвят. Пожалуй, такое слово находится в ряду феноменов, неподдающихся определению, как добро, истина, любовь.
Итак "слово" - это слово, направленное к личности и ею "внимаемое". Определяя его отрицательно, можем сказать, что "слово" не является словом словаря или словом контекста, оно - не логическое высказывание. Это не миметика или звукоподражание, не вещь для знака и даже не знак, не термин, не идея Платона, не имя, не грамматический элемент лингвистического анализа, не мельчайшая единица речи, не психический образ у нас в голове. Попытаемся немного больше узнать о "singulare tantum",посмотрев на феномен слово в контексте таких явлений как язык и речь.
Язык в понимании Гадамера - это не простое орудие для обмена информацией, не этнический язык, но единство мысли и среда, в которой мы взаимопонимаем. Язык в широком смысле для Гадамера - это бытие, которое может быть понято. Другими словами, язык - вся понимабильная часть бытия. Широкий горизонт жизненного единства языка открывается нам, прежде всего через те формы, которые снова обретает в " философской, религиозной и поэтической речи". В этом смысле язык - дом нашего бытия, мы дома в таком слове. Однако язык нуждается в речи для актуализации.
В свою очередь речь, или говорение, - это способ бытия языка". Язык живет процессом речи, ею идеальный смысл возвещает о себе". Речь (логос) есть носитель истины (и, разумеется, также неистинны). Все мы, люди, являемся участниками речи, говорения, но никто в отдельности. Говоря образно, она, как река, вовлекающая нас в свое русло, ею же прокладываемое. Речь - действие глубоко бессознательное, но выполняется оно существами сознающими. Как "устроена" речь? Она состоит из слов-фонем, каждое из которых имеет способность располагать гибким веером значений. Гадамер предполагает, что именно эта неоднозначность слов - образует основу языка. Значимые моменты речи фиксируются только в самой речи, в ее длящейся реализации, причем моменты эти постоянно корректируют друг друга, выстраивая языковой контекст. Почему мы можем воспринимать речь, как она "работает"? Речь (логос) - доступное внешним чувствам проявление идеального языка, поскольку она состоит из физических звуков голоса или из букв голоса умолкнувшего и застывшего в тексте. Речь "фактично выговаривает себя большей частью в языке и ближайшим образом говорит способом озабоченно - осуждающего обращения к "окружающему миру"
Подводя итоги сказанному, попытаемся схематично представить место слова в совокупности языковых феноменов. Переплетающиеся, постоянно трансформирующиеся в своем значении слова-фонемы в живом потоке - это речь. "Слово" стоит за речью и является ее источником, тем идеальным смыслом, который говорящий направляет к слушающему посредством речи, играя ее словами по правилам языка и так достигая схватывания первоначального смысла собеседником. За "словом" стоит "язык-единство мысли всех людей", таинственно связанный с языком Нового Завета (Логосом). Этот язык действует, творит, устанавливает правила, излучает силу, указывает на неотделимую от человеческого разума жажду бытия. Он как бы включает в себя слово, а через него пробуждает речь. Являясь средой взаимопонимания, язык говорит на нас. Слово (singulare tantum) - истинный способ существования языка. Возможно, Слово - это активность, творческий акт Языка, такое его воплощение, как речь - воплощение языков этнических. Несовершенный человеческий (этнический) язык живет таким же несовершенным и конечным набором высказывательных форм - речью, а Язык - "понимабильное (т.е. доступное пониманию) Бытие осуществляет себя в слове - singulare tantum.
Слово и понимание
Понимание - цель и плод разговора между людьми, народами, эпохами, религиями. Слова "понять, принять" происходят от корня "-ять, иму" и близки по значению к "схватить", "уловить".
Почему сегодня вопрос понимания исключительно актуален? Г.Г. Гадамер указывает на следующие причины:
"обострение геополитической и общественно-политической ситуации"
"усиление пронизывающих нашу эпоху противоречий"
"отсутствие общего языка и обесценивание привычных ключевых понятий".
Теперь рассмотрим собственно процесс понимания.
"Говорить" и " слушать" понятия между собой неразрывно связанные и первое условие понимания - услышать. Итак, для начала нам нужно внимание, нужно очистить "пирс восприятия" для нового "груза". Однако, этого недостаточно. "Герменевтическое свершение" для Гадамера - это такое восприятие слова текста или устной речи, которое "одновременно истолкование и усвоение", или иными словами понимание и приятие. Философ считает, что герменевтическое свершение образуется языком, но не языком-грамматикой или лексикой, а языком-"обретением языка", языком, "высказанным в предании". Что значит "образуется языком"? Гадамер полагает, что язык активен, что это он "говорит на нас", а не мы на нем.
Итак, для герменевтического свершения с нашей стороны нужны три шага: внимание, истолкование, усвоение. Но что здесь зависит от нас и что от языка? Заканчивается ли герменевтическое свершение усвоением слова или, как в живом организме, оно служит дальнейшему росту и развитию? Остановимся на первом вопросе. Выражение "язык говорит на нас" на первый взгляд принижает значение говорящего, делает автора высказывания инструментом. Но если говорящий - не творец языка, то, возможно, сотворец? Язык творит нашу речь. Как живое предание он дает нам выбор слов- морфем, дает универсальные формы высказываний и не только это. Язык ведет нас в нашем общении, так что "собеседники являются в гораздо большей мере ведомыми, чем ведущими". Он несет в себе "свою собственную истину, то есть "раскрывает" и выводит на свет нечто такое, что отныне становится реальностью". Так он являет, рождает, творит новую реальность. Гадамеровский "язык - обретение языка", "язык - сказанное в предании", пожалуй, действительно, творит нашу речь, наше вербальное общение, облекаясь в слова, но предание и обретение необходимо требует "перводания" и личности "перводателя". Кто это? Здесь по аналогии с пятью путями к Богу св. Фомы, мы можем предположить еще один: "via hermeneutica".
Итак, язык образует "герменевтическое свершение" (истолкование - усвоение). Причем, Гадамер не разводит понятий "истолкование" и "понимание", но исходит из единства мышления и языка, открытого Гердером и Гумбольдтом и считает, что в рамках герменевтического феномена оно "предстает перед нами как единство понимания и истолкования".
Весь человек, определяемый как мысль, отношение и язык, задействован в процессе понимания и говорения, он - автор и слушатель одновременно. Понять другого в разговоре означает не постановку себя на место собеседника и "воспроизводство" его переживаний, но достижение взаимопонимания "в том, что касается сути дела". "Мы исходим из тезиса: понимать - это значит, прежде всего, понимать друг друга". Он считает, что полное взаимопонимание в диалоге не связано с конкретным вопросом, предметом, но означает, что собеседники понимают друг друга "вообще во всем существенном, что связывает людей". Пожалуй, подобное явление мы наблюдаем, когда множество разных людей, услышав истину, до сих пор прикровенную, одновременно и единодушно замирают в удивлении.
Понимать - значит ведать и видеть. Эти глаголы не случайно содержат в себе общий корень, подобно словам "по-казывать" и "рассказывать".Мы уже говорили о том, что слово выявляет истину. Оно естественным образом ассоциируется в нашей речи со светом и всем тем, что свет нам являет, позволяет увидеть. Услышанное вызывает в нашем сознании образы, картины, некую видеозарисовку принятого и понятого слова, которая является своего рода "машиной времени и пространства".
Яркий пример тому - притча, сказка, художественная литература. Понимать - значит быть причастным в данный момент к некогда сказанному. Эту мысль философ повторяет многократно и одной из важнейших сторон такой причастности, причастия является представление, созерцание отображенного в слове. Это отображенное не есть мертвая схема, но сделано пребывающим, присутствующим". Гадамер пишет, что язык действительно раскрывает наше отношение к миру в его целостности, делает видимой ту реальность, которая возвышается над сознанием каждого отдельного человека, сберегает непосредственность нашего видения мира и самих себя" и этой непосредственностью распоряжается. Так философ подтверждает основной постулат реализма о возможности познания мира через непосредственное его наблюдение благодаря. Слово ставит нас перед тайной. Слыша речь, мы употребляем и мышление, и внутреннее зрение, и память. Весь человек постоянно воспринимает и стремится все лучше воспринять реальность, потому что таким сотворен.
Понимать - значит сохранять в сердце и растить, развивать.
Гадамер отмечает, что сказанное мы понимаем лишь потому, что оно находится в смысловом единстве с бесконечностью несказанного. Само говорение, взаимное объяснение удерживает это единство. Именно поэтому сама сущность сказанного может постигаться через самые привычные и обыденные слова, проводящие нас к смыслу.
Чем же отличается конкретный язык определенного народа от Языка в широком смысле и от языка Нового Завета, единого Слова? Гадамер утверждает, что монадологический универсум Лейбница и есть тот универсум, в котором фиксируется различие человеческих языков. Гадамер признает, что обоснование Гумбольдтом феномена языка и исторической подвижности языковой жизни через понятия языковой силы и внутренней формы может удовлетворить, однако, как он пишет, такое понятие о языке представляет собой абстракцию, от которой мы, ради наших собственных целей, вынуждены отказаться". Гадамер говорит: Если всякий язык есть мировидение, то он обязан этим не тому, что он являет собой определенный тип языка, но тому, что говорится или соответственно передается на этом языке. Или: В рамках герменевтического опыта языковая форма не может быть отделена от содержания, дошедшего до нас в этой форме. Таким образом, язык народа не есть абстрактная идеальная форма, но бытие, явление реальное и материализованное. Этнические языки - это мировидение, они едины со своими преданиями. Любопытно, что освоение нами иностранного языка никогда не может стать присвоением еще одного мировидения. Мы всего лишь в большей или меньшей степени переносим на иностранный язык свое собственное миропонимание и, больше того, свое собственное представление о языке. Но то, что ограничивает лингвиста, является для герменевта важнейшим способом осуществления герменевтического опыта. Наша неспособность обладать несколькими мировидениями оставляет единственный способ миропонимания - позволить сказанному на этом языке сказать себе то, что оно говорит, что не возможно, если мы не введем в дело свое собственное миропонимание и, больше того, свое собственное представление о языке. Пожалуй, в этом состоит принцип всякого понимания вообще: и другого языка, и другого человека. Язык принадлежит не к сфере я, но к сфере Ты. Мир неродного языка другой по отношению к нам. Он не только заключает в себе свою собственную истину - он также обладает этой истиной для нас и понять ее или предание целиком мы можем, только обращаясь к уже знакомому и родному, которое должно быть опосредовано высказыванием текста. Т. е. для понимания нужно взглянуть на речь другого или на текст, сопоставив со знакомым и родным, с нашим собственным мировидением. Гадамер соглашается с Гумбольдтом в вопросе о сущности языка. Она - в живом процессе речи, в языковой деятельности, а не в догматичной грамматике. Поддерживает Гадамер и взгляд Гумбольдта на происхождение языка, который с самого начала является человеческим и какого-либо человеческого мира, лишенного языка не существовало. Понятие языков как мировидений открывает еще одну грань феномена языка: на языках основано и в них выражается то, что для людей есть мир.
Человек, изучающий иностранный язык, не изменяет своего отношения к миру как изменило бы его водное животное, сделавшееся наземным, - но, сохраняя свое собственное отношение к миру, расширяет и обогащает его за счет другого языкового мира. Тот, кто имеет язык, имеет мир.
Слово и бытие.
Чтобы говорить о бытии у Гадамера, нужно вспомнить, как определяет его Мартин Хайдеггер для человека. Последний утверждает, что существо человека есть da sein. В плане герменевтики понятие da sein преобразует для европейской мысли взгляд на понимание как на замкнутый герменевтический круг между субъектами и объектом, так как понимающий здесь является не наблюдателем бытия, а его частью изначально вовлеченной внутрь того, что понимается .
Понимание - характеристика самого существования человека, способ его бытия, нечто неотъемлемое от нас, глубинное, присущее каждому из нас. Такой взгляд на феномен понимания стал причиной коренного пересмотра основ герменевтической практики. Во-первых, меняется смысл истолкования. Истолкование перестает быть внешней задачей по отношению к истолковывающему, превращаясь во внутреннюю акцию, т.е. захватывает все существо герменевта. Во-вторых, меняется взгляд на основную методологическую трудность интерпретации, известную под названием - герменевтического круга. Как возможно понимание? Каковы условия его осуществления? - вот что важно для Гадамера.
В.С. Малахов говорит: К бытию как предельной смысловой возможности человек приходит через понимание. Понимание, таким образом, выступает не в качестве одной из черт человеческого познания, а в качестве определяющей характеристики самого его существования, не как свойство познавательной активности человека, а как способ его бытия.
Гадамер, замечает, что выводы предшественников вытекают из несвободы, несамостоятельности языка от мира, который получает в нем языковое выражение. Далее он пишет: Не только мир является миром лишь постольку, поскольку он получает языковое выражение, - но подлинное бытие языка в том только и состоит, что в нем выражается мир. То есть язык, в узком смысле, выражает собой тут - бытие мира. Но мир тут - бытие мира как соотносится с бытием и сущим экзистенциализма? Мы находим здесь непосредственную связь. Бытие в мире - это основной принцип человеческого существования, где мир - это трудовой мир, мир вещей, которые являются предметом заботы. Согласно экзистенциализму, присущая существованию интенциональность делает невозможным оторванность субъекта от мира, его бытие - вне - мира. Гадамер говорит, что понятие мир противоположно понятию (окружающий мир, среда). Мир - мир языковой, человеческий, а окружающий мир - все живые существа . Языковой мир, в котором мы живем, не есть граница, препятствующая познанию в-себе-бытия, но этот мир в принципе охватывает все, во что может проникнуть, к чему может возвыситься наше познание". Миры различны для разных языков, культур, но все выражают человеческий мир с языковой природой. Поэтому всякий мир способен к познанию иного, а значит, и к расширению своего собственного образа мира; он соответственно доступен и для других миров. Таким образом, языки устремлены к общему Языку, доступному каждому человеку без исключения.
Слово и традиция.
"История становится той сферой, в которой мы можем видеть деяния Бога для людей. Он обращается к нам через то, что нам лучше всего известно и легко постижимо, через то, что составляет саму ткань нашей повседневной жизни, без чего мы не смогли бы понять самих себя".
Традиция - излюбленная тема Гадамера. Валерио Мануччи, характеризуя его герменевтику, отмечает такое открытие философа: "Все будущие возможности человека рождаются из прошлого и обуславливаются его прошлым". В комментарии к Актуальности прекрасного В.С.Малахов говорит о гадамеровском понимании традиции и историчности. Так историчность философской герменевтики является фундаментальным определением человека и заключается не в его свойстве быть в истории, а в его свойстве быть историей. История для Гадамера не хронологическая шкала. Он считает, что само бытие человека исторично, т.е. имеет начало (исток) и конец (то есть где-то завершается, а не вытягивается в дурную бесконечность). Что касается традиции в понимании Гадамера, то она не имеет ничего общего с традицией консервативной. И преувеличение роли традиции, и отрицание этой роли одинаково абсурдны. Нет ни абсолютно безупречной памяти, т.е. беспрепятственно текущего потока традиции, ни абсолютного беспамятства, т.е. современности, не предопределенной традицией. Чтобы осознать, чем является историческое бытие и традиция, явно не достаточно сравнений с линией, или категорий прогресса. Поэтому Гадамер использует категорию события.
Событие есть одновременность, современность тогда и теперь. История, понятая как событие, не есть нечто когда-то с кем-то происшедшее, но нечто, что все еще происходит, и происходит с нами. Или далее - событие следует мыслить как точку, в которой там и здесь сливаются. События - это способ бытия прошлого в настоящее. В.С.Малахов поясняет, что события в герменевтики Гадамера - это присутствие, а событие традиции - присутствие истории в современности. Комментатор указывает еще на один важный термин в герменевтике, используемый Гадамером. Это ситуация, которая всегда уникальна. Она не может быть ни выделена из предшествующей, ни сведена к последующей. Малахов отмечает, что Гадамер, избегая споров о традиционности или не традиционности жизнеи современных европейцев, просто указывает на конкретные формы бытия в традиции, реализующегося как бытие в языке. Он добавляет, что традиция действительна до тех пор, пока в употребляемом нами языке сохранены корни, уходящие в глубь культурной почвы. Весьма не простую работу удалось выполнить Гадамеру, считает Малахов, - постоянно удерживать континуум истории, помня об ее реальной дискретности. Гадамер указывает на возможность перехода от языков к общему языку, от множества к общей традиции. Завершив краткий обзор проблематики слово и традиция, проиллюстрируем сказанное мыслями самого Гадамера. Говоря о понимании предания, философ указывает: Как обретают голос вещи, эти единства нашего опыта мира, конституируемые своей пригодностью и значением для нас, точно также вновь обретает язык и начинает говорить надвигающееся на нас предание, когда мы его понимаем и истолковываем. Сам язык дает возможность преданию говорить вновь и вновь. Ведь еще Гумбольдт заметил, что мы живо чувствуем, когда же отдаленное прошлое все еще присутствует в настоящем - ведь язык насыщен переживаниями прежних поколений и хранит их живое дыхание. Но насколько важен язык для предания? По Гадамеру он является определяющим условием существования традиции. Лишь среда языка, соотнесенная с целостностью сущего, опосредует, конечно - историческую сущность человека с самой собою и с миром. Или по-другому: Наш опыт мира вообще, в особенности же наш герменевтический опыт, развертывается из среды языка. Общую традицию человечества можно представить себе в образе древа, которое имеет один общий корень, единое Слово Божие и множество ветвей. Причем малейшие, самые молодые отпрыски, не смотря на множество предшествующих разветвлений, неразрывно, живо связаны с корнем. Каким же образом живет предание? Словом и его слушанием. Можем слушать и усваивать предание в обычной беседе, как это было изначально, или слушаем голос, застывший в буквах, т.е. читаем текст. Последний способ не означает ничего нового, но лишь изменяет форму предания и делает более трудной задачу действительного слушания. Кто принадлежит традиции? Принадлежит преданию тот, к кому оно обращается и до кого доходит это обращение. Каков способ бытия предания? Это способ не является чувственно-непосредственным. Это способ - язык, и толкуя тексты, слушание, его понимающее, вводит его истину в свое собственное отношение к миру. Гадамер сожалеет, что современная философия дистанцируется от исторического предания. Отныне преемственность традиций европейского мышления утрачивает свою неизменную континуальность. Философские усилия нашего времени отличаются от классической философской традиции тем, что они уже не являются непосредственным и прямым продолжением этой традиции. Гадамер призывает вновь вернуться к опыту исторической традиции, к оставленному нами сокровищу. Опыт исторической традиции принципиально возвышается над тем, что в ней может быть исследовано. Он является не только истинным или ложным в том отношении, которое подвластно исторической критике - он всегда возвещает такую истину, к которой следует приобщиться.
Историческое предание и естественный порядок в жизни образуют единство мира, в котором живем мы, люди. Мы склонны, по природе своей, более обращать внимание на изменяющееся, движущееся и забывать то, что постоянно и не подлежит изменениям. Поэтому, считает философ, открывающимися перед нами перспективам постоянно угрожает опасность деформации». Гадамер говорит, что мы живем в состоянии непрерывного перевозбуждения нашего исторического сознания. И мы пытаемся устроить свою жизнь, общественные законы в соответствии с изменчивым, возбуждающим вокруг нас, забывая вечное. Здесь великое недоразумение, наше заблуждение. Гадамер предлагает выйти из этого недоразумения путем исправления ложных представлений о некоем превосходстве современного исторического сознания над общечеловеческой традицией, в которой мы продолжаем жить. Он говорит, что наука и жизненная практика, вместо их возвышения, должны быть поставлены на свое место и считаться тем, чем они являются на самом деле .
Заключение
В заключении следует сделать несколько выводов по основным аспектам работы.
Подведем итоги. Слово для Гадамера существует лишь в единственном числе (singulare tantum), другое же, которое мы находим в словаре среди множества, он называет значимым моментом речи. Слово (singulare tantum) - это проявление, произведение Языка - "единства мысли всех людей" и истинный способ его существования. Это слово есть идеальный смысл, который Язык адресует нам посредством материальной речи, а также молчанием, мимикой, жестами и другими знаками. Уметь понимать, интерпретировать обращенное к нам слово, уметь входить в мир "герменевтического свершения" - это необходимая, повседневная задача каждого человека и, особенно, философа-герменевта, призванного углублять теоретические и практические познания в этой области.
Слово "язык" тоже омонимично. Язык как "единство мысли всех людей" является "домом и истиной Бытия". Он включает в себя все то от Бытия, что доступно человеческому пониманию и существует, чтобы это Бытие явить каждому человеку посредством родного языка и родной речи. Язык содержит принцип нашего единства и равенства. Другой язык - родной, этнический - это лишь одно из множества мировидений, миросозерцаний.
Далее мы рассматривали аналогию между словом и Словом божественным, их сходство в творчестве и воплощении. Для Гадамера Слово Нового Завета стоит за словом (singulare tantum). Именно это "единое Слово Божие" является Корнем древа Языка - Традиции, ветви которого - этнические языки-традиции. Причастность к последним позволяет нам присутствовать в отдаленном прошлом и, более того, приходить к самому Корню благодаря "via hermeneutica".
Философская герменевтика Х.Г. Гадамера глубока и богата, мы лишь прикоснулись к ней. Мысль философа проникнута христианской верой и содержит характерное вертикальное и горизонтальное измерение. Сама сущность образования и цель - делать себя "во всех отношениях духовным существом", т.е. подниматься к всеобщему, к тому Образу, по которому мы сотворены и который носим и пестуем в душе. Образование - это путь уподобления Образу, путь нелегкий, путь за Словом, а значит - и герменевтический.
"Слово Божие стало человеком, Сын Божий делается Сыном Человеческим, чтобы человек, обретя слово и, будучи усыновленным, стал Сыном Божиим".
Что же касается герменевтического круга, то это полный круг понимания речи человека или текста доступного для понимания человека. Начиная просто от восприятия и заканчивая его полным осмыслением. На протяжении многих лет герменевтический круг рассматривался разными учеными философами по разному, возможно и в дальнейшем он будет истолкован совершенно не так как сегодня. Однако нам важно, чтобы истинный смысл текста или речи человека носил для других людей именно то начальное значение, которое предполагалось источником. Иначе очень сложно будет нам воспринимать и принимать окружающий нас мир.
Список использованных источников
1. Гадамер Г.-Г., Актуальность прекрасного, М., Искусство, 1991.
. Гадамер Х.-Г., Истина и метод, М., Прогресс, 1988.
. Василенко Л.И. Краткий религиозно-философский словарь, М., Истина и жизнь, 1998.
. Краткая философская энциклопедия. М., Прогресс, 1994.
. Мечковская Н.Б. Язык и религия. М., Гранд, 1998.
. Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка. М., Государственное изд-во иностранных и национальных словарей,1959.
. Хайдегер М. Бытие и время. М., AD MARGINEM, 1997.