Тема антимилитаризма на страницах периодических изданий «Свободного слова» (1898-1905)
Тема антимилитаризма на страницах периодических
изданий «Свободного слова» (1898-1905)
С.Н. Гладышева, Воронежский государственный
университет
Совсем
недавно человечество шагнуло в новое столетие. Казалось бы, жестокий ХХ век
ушел в историю, но многие социальные трагедии остаются с нами. Одна из самых
страшных трагедий – война. События в Чечне, Ираке показывают, что и сегодня
человечество, к сожалению, рассматривает войну как способ решения многих
проблем. В этой связи представляется актуальным обращение к опыту разработки
темы антимилитаризма в периодических изданиях “Свободного слова”, издававшихся
последователями Л. Н. Толстого за границей. Периодический сборник “Свободное
слово” (1898–1899), журналы “Листки Свободного слова” (1898-1902), “Свободное
слово” (1901-1905) выходили в Лондоне, журнал “Свободная мысль” (1899-1901)
издавался в Париже.
Издания
“Свободного слова” придерживались единой программы, в основе которой лежало
отрицание внутренней и внешней политики самодержавия и официальной церкви как
жесткой формы, преследующей всякое инакомыслие; отказ от насильственных средств
борьбы; реализация толстовских идей о гармоничном развитии мира; активная
защита свободы совести и свободы печати. Целью периодического сборника и
журналов объявлялось стремление быть “органом правдивого отражения и описания
русской по преимуществу, но также и всемирной жизни, органом освещения этой
действительности в духе “Разума и Любви” [11, 5] .
Отрицанию
войны как наиболее яркого проявления насилия отводилось одно из ведущих мест на
страницах “Свободного слова”. Антимилитаристская тема на рубеже ХIХ-ХХ веков
приобрела актуальное звучание, поскольку мировое сообщество, в том числе и
Россия, пережило в те годы несколько крупных военных столкновений:
испано-американскую, англо-бурскую, русскояпонскую войны. Авторы “Свободного
слова” писали обо все возрастающей угрозе человекоистребления. В статье
“Carthago delendа est”(что в переводе с латинского означает “Карфаген должен
быть разрушен”), которая впервые была опубликована в первом номере сборника
“Свободное слово”, Л. Н. Толстой с тревогой отмечал, что “во всех конституционных
государствах Европы <...> умышленно усложняются все больше и больше
международные отношения, долженствующие привести к войне, разграбляются без
всякого повода мирные страны, каждый год где-нибудь грабят и убивают и все
живут под постоянным страхом всеобщего взаимного грабежа и убийства” [11, 8].
Война
представлялась Толстому и его последователям как величайшее преступление, как
организованное убийство. Авторам важно было внушить читателям мысль о
неестественности самого факта подготовки к убийству, к войне. На страницах
“Свободного слова” Толстой размышляет об истинном назначении войск в
современных ему государствах. В статье “Не убий” он отмечает, что “войско есть
орудие и собирание и управление войском – то самое чем с такой уверенностью
занимаются короли, императоры, президенты – есть приготовление к убийству” [7,
7-8]. В “Письме к фельдфебелю” он утверждает: “войска <...> нужны
правительствам только для властвования над своим рабочим народом <...>.
Защита от внешних врагов – только отговорка. Французское правительство пугает
свой народ немцами, русское правительство пугает свой – французами и немцами, и
так все правительства; а ни немцы, ни русские, ни французы не только не желают
воевать с соседями и другими народами, а, живя с ними в мире, пуще всего на
свете боятся войны” [2, 2].
Авторы
“Свободного слова” считают, что правительства внушают своим народам
необходимость войны с помощью целой системы обманов, главными в которой
выступают обманы религиозный и патриотический. Они вскрывают сущность психоза,
когда с детства людям внушается, что можно убивать людей по приказанию
начальства, и это не является грехом.
Разоблачая
патриотический обман, авторы “Свободного слова” уточняют понятие “отечество”,
поскольку лозунг “Отечество в опасности!” служит удобной ширмой для оправдания
военных действий. П. Бирюков, комментируя отказ швейцарского адвоката Нэна от
воинской повинности, подчеркивает, что отечество в общепринятом смысле – “это
химера, пустое слово, которым пользуются политические деятели для возбуждения
масс и для оправдания легального убийства. “Отечество” это ужасный молох,
кровожадный идол, но уже отживший, которому время пасть!”[13, 4]. Следует
подчеркнуть, что “Свободное слово” не только разводит понятия “государство” и
“отечество”, но и уточняет значение последнего.
По
мнению анонимного автора передовой статьи “За честь и славу Отечества!”,
“отечество заключается не в знаменах, не во флагах над царскими дворцами, не в
царских портретах. Отечество наше это мы сами, народы его населяющие, поля,
этими народами распаханные, дома, ими построенные, любовь и мудрость, ими
проявленные” [18, 2].
В
другой статье – “Отечество (с французского)”
1
утверждается, что “отечество наше это вся земля, все человечество. И это
истинное отечество требует от нас, чтобы мы жили в мире, улучшая свою жизнь,
любя и жалея друг друга” [13, 25].
Теме
патриотизма, традиционной теме русской публицистики, начиная с “Беседы о том,
что есть сын Отечества” А. Н. Радищева и “Философических писем” П. Я. Чаадаева,
на страницах “Свободного слова” уделяется много внимания. Характерно, что
издания различают патриотизм истинный и псевдопатриотизм. Подобная позиция и у
многих мыслителей рубежа веков: Вл. Соловьева, П. Милюкова. “Настоящая любовь к
отечеству, – по мнению авторов “Свободного слова”, – должна выражаться в том,
чтобы каждый, по мере своих сил, служил поддержкой для своих ближних, для
общества и заботился об улучшении условий существования окружающих его людей.
Только
те имеют право говорить о любви к своему отечеству, которые доказывают эту
любовь своим производительным трудом” [13,24]. Это положение перекликается с
мыслью В. Соловьева, высказанной им в статье “Народная беда и общественная
помощь”: “Теперь настала пора возвратить патриотизму его истинный положительный
смысл, – понять его не как ненависть к инородцам и иноверцам, а как деятельную
любовь к своему страдающему народу” [24, 383]. Истинный патриотизм, “любовь к
отечеству не имеет ничего общего ни с церковью, ни с ложью, и не способствует
порабощению людей”, – утверждает автор “Свободного слова”. – Потому-то наши
правители, наши благонамеренные господа и не признают такого патриотизма”. Им
нужен другой патриотизм – ложный, “нужна другая любовь, похожая на церковное
учение, угнетающая свободную мысль, как всякое церковное учение. Им нужна
любовь слепая, преданность рабская, потому что только при ее помощи можно
полновластно управлять людьми” [13, 24]. Такой патриотизм В. Соловьев называл
“зоологическим”.
Важно
подчеркнуть, что, демонстрируя уважение к позиции Л. Н. Толстого, журналисты
“Свободного слова” публикуют материалы писателя, в которых дается отличная от
их собственной точка зрения на патриотизм. Толстой не делит его на истинный и
ложный. Нравственный максимализм писателя, являвшийся для него способом
постижения и выражения истины, наиболее сильно проявляется в статье “Патриотизм
и правительство”, опубликованной в шестнадцатом номере “Листков Свободного
слова”.
Основная
идея этой статьи, впрочем, как и ранее написанных статей “Христианство и
патриотизм”( 1893-1894), “Патриотизм или мир?” (1896) – безнравственность
всякого патриотизма. Военные союзы рубежа веков, предвещавшие мировую войну,
многочисленные войны между народами – на Балканах, в Африке, в Америке –
изменили взгляды Толстого на патриотизм, дали основание писателю усомниться в
благотворности любой приверженности к собственному отечеству, которая
воспринималась им во время написания “Войны и мира” как естественное чувство2.
Он пришел к выводу, что “патриотизм <...> чувство неестественное,
неразумное, вредное, причиняющее большую долю тех бедствий, от которых страдает
человечество <...>, чувство грубое <...>, стыдное и дурное, а
главное – безнравственное” [6, 1].
Он
сумел разглядеть “зловредность и неразумие патриотизма” [6, 4], который, в его
представлении, есть не что иное, как “очень определенное чувство предпочтения
своего народа или государства всем другим народам и потому желание этому народу
или государству наибольшего благосостояния и могущества, которые могут быть
приобретены и всегда приобретаются только в ущерб благосостоянию и могуществу
других народов или государств” [6, 3]. Таким образом, определение патриотизма у
Толстого смыкается с определением национализма. Например, В. Соловьев называл
национализмом “стремление отдельного народа к утверждению себя за счет других
народностей, к господству над ними” [24, 518].
Подобно
Толстому смотрел на патриотизм и В. Г. Короленко, который в черновике
неоконченной рукописи 1903 года писал: “Многое в патриотизме теперь уже
начинает умирать на наших глазах <...> это – национальная
исключительность и национальные эгоизмы. <...> Так называемый
“национализм”, шовинизм или наш русский квасной патриотизм – это продукт его
разложения.
Он
исключителен, неумен, несправедлив и ретрограден” [9,775]. Однако, в отличие от
Толстого, Короленко видел на дереве патриотизма и живые ветви: “любовь к своему
отечеству; своему языку и своей родине” [9, 475]. Л. Н. Толстой считал, что
“все народы так называемого христианского мира доведены патриотизмом до такого
озверения, что не только те люди, которые поставлены в необходимость убивать
или быть убитыми, желают или радуются убийству, но и люди, спокойно живущие в
своих никем не угрожаемых домах в Европе, благодаря быстрым и легким сообщениям
в прессе, все люди Европы и Америки – при всякой войне – находятся в положении
зрителей в римском цирке и так же, как и там, радуются убийству и так же
кровожадно кричат “Pollice verso!” [6,10]. Утверждая в предыдущих статьях, что
патриотизм служит правителям орудием для достижения их властолюбивых целей, а
для управляемых – это отречение человеческого достоинства, разума, совести и
рабское подчинение себя тем, кто во власти, что “патриотизм есть рабство” [26,
65], Толстой в статье 1900 года обращался к читателям:
“Опомнитесь
и поймите, что враги ваши не буры, не англичане, не французы, не чехи, не
финляндцы, не русские, а враги ваши, одни враги – вы сами, поддерживающие своим
патриотизмом угнетающие вас и делающие ваши несчастия правительства” [6, 24] 3
.
Испано-американская
война нашла отражение в статье Л. Н. Толстого “Две войны” как “старая,
тщеславная, глупая и жестокая, несвоевременная, отсталая, языческая война
<...> которая убийством одних людей решала вопрос о том, как и кем должны
управляться другие люди” [1, 2].
Л.
Н. Толстой низводит схватку между САСШ и Испанией до уровня поножовщины, до
уровня хулиганской драки – всегда бессмысленной и жестокой: “Выживший из ума
старик, воспитанный в преданиях ложной чести, вызывает для разрешения
возникшего между ним и молодым человеком недоразумения на кулачный бой этого
молодого, находящегося в полном обладании своих сил человека; и молодой человек
по своему прошедшему, и потому, что он не раз сам высказывал, долженствующий
стоять неизмеримо выше такого решения вопроса, принимает вызов с зажатым
кастетом в кулаке, набрасывается на выжившего из ума и сил старика, выбивает
ему зубы, ломает ребра и потом с восторгом рассказывает свои подвиги огромной
публике таких же молодых людей, которая радуется и хвалит героя, изувечившего
старика” [1, 2-3]. Толстого ужасало еще и то, что военные преступления
совершались Америкой, считающейся самой передовой и демократической страной,
“которая справедливо гордилась своей разумностью и свободой от кровожадных
инстинктов европейских народов” [25, 250].
Последовательную
антимилитаристскую позицию “Свободное слово” заняло и по отношению к начавшейся
в 1899 году англо-бурской войне. В то время, когда в России царили всеобщее
осуждение англичан как агрессоров и сочувствие бурам, борющимся за
независимость, издания “Свободного слова” предлагали по-другому взглянуть на
события в Трансваале. Вопреки общепринятому взгляду, они не делили войны на
“справедливые” и “несправедливые”. Война, по мнению “Свободного слова”, всегда
несправедлива, жестока и безнравственна, потому что “ни “свободу”, ни
“справедливость” нельзя защитить – ни кровью, ни трупами” [10, 2].
Прямым
откликом на события англо-бурской войны явилось обширное письмо
Л.
Н. Толстого к внуку декабриста Волконского – Г. М. Волконскому, опубликованное
в “Листках Свободного слова” без указания адресата под заголовком “По поводу
трансваальской войны”4 . Писатель не согласен с Г. М. Волконским в том, что в
возникновении англо-бурской войны виноваты английская королева и министр по
делам колоний Чемберлен. Он предлагает смотреть на вещи шире. По его мнению,
“такое страшное, жестокое и бесчеловечное явление как война” происходит по трем
причинам. Первая – “неравное распределение имуществ, то есть ограбление одними
людьми других”, вторая – “существование военного сословия, то есть людей, воспитанных
и предназначенных для убийства”, третья – “ложное, большею частью сознательно
обманное религиозное учение, в котором насильственно воспитываются молодые
поколения” [5, 11].
Издания
“Свободного слова” боролись с войной, убеждая аудиторию в том, что нельзя
принимать участие в организованных убийствах. Л. Н. Толстой в статье “Где
выход?” утверждал, что “поступление в военную службу есть отречение от всякой
религии, какую бы он (человек. – С. Г.) ни исповедовал (всякая религия
запрещает убийство), отречение от человеческого достоинства, есть добровольное
поступление в рабство, имеющее целью убийство” [8, 13].
В
статьях “Офицерская памятка” и “Солдатская памятка”, вышедших в 1901 году
отдельными брошюрами в издательстве “Свободное слово”, Толстой обращался к
солдатам и офицерам, считая своей задачей пробуждение в каждом человеке
понимание того, что и от него зависит, быть или не быть войне.
Под
этим углом зрения в изданиях “Свободного слова” рассматривали военные союзы
государств, мирные конференции. В письме о франкорусском союзе, опубликованном
в первом номере журнала “Свободное слово”, Толстой утверждал, что подобный союз
“не может иметь другой цели, кроме войны или угрозы войны, направленной против
других народов” [12, 4]. По его мнению, это военный альянс, готовый выполнять
жандармскую роль. Лев Николаевич подчеркивает, что всякий союз противостоит
чемуто, и его создание ведет не к объединению народов, а к их разъединению, к
подозрительности в их отношениях.
В
центре внимания одного из номеров “Листков Свободного слова” – Гаагский
конгресс, созванный по инициативе русского царя. Редакция журнала опубликовала
“Письмо Л. Н. Толстого к шведам”, которое было отправлено писателем в Стокгольм
в январе 1899 года за несколько месяцев до начала Гаагской мирной конференции.
Толстой,
уже ранее анализировавший материалы первых международных конгрессов мира,
пытающихся отвлечь внимание народов от военных приготовлений (в частности, в
трактате “Царство Божие внутри вас”), разоблачал пустоту, праздность и
лицемерие конференции, имевшей “целью не достижение мира, но, напротив, скрытие
от людей того единственного средства достижения всеобщего мира, которое уже
начинают видеть передовые люди” [3, 1].
Другие
авторы “Листков” – Дж. Кенворти и Е. Пикард – критиковали ложных защитников
мира, в частности журнал “War aganist war”, выпускавшийся в Англии перед
Гаагским конгрессом.
Издатель
журнала Стэд утверждал, что “война сама по себе имеет право на существование”,
что он только против “излишества войны” [3, 22]. Кенворти подчеркивает: “те,
кто подобно Стэду и единомышленным ему агитаторам, исповедует, что война в
некоторых случаях может быть делом правильным и необходимым <...>
являются защитниками, охранителями и опорой войны, и появление их “в роли
крестоносцев за дело мира – это чистейшее фиглярство” [3, 22].
Авторы
“Свободного слова” прозорливо угадали истинный характер мирной конференции в
Гааге. Ее делегаты долго и красноречиво обсуждали вопрос о правилах ведения
войны и единодушно отклонили рассмотрение вопроса о сокращении вооружений.
Антимилитаристские
выступления “Свободного слова” звали аудиторию к практическим действиям.
Пропагандируя толстовский принцип неучастия во зле, авторы уделяли большое
внимание отказам людей от военной службы. Об этом рассказывали материалы как информационных,
так и аналитических жанров под постоянной рубрикой “Отказы от военной службы”.
Журналы не только сообщали факты, называли фамилии людей, отказавшихся взять в
руки оружие, но и пытались раскрыть причины не совсем обычного, с общепринятой
точки зрения, поступка, показать процесс внутренней, духовной работы человека.
В этой связи представляла интерес статья П. И. Бирюкова “Ян Тервей в
Голландии”, которая рассказывала о судьбе военнослужащего, в результате
размышлений пришедшего к выводу, что “быть солдатом – противно правде и любви”
[18, 4]. Автор цитировал письмо Яна Тервея к другу, в котором тот утверждал: “Я
больше не могу быть рабом обстоятельств, которые делают из человека нечто
худшее, чем животное” [18, 4]. И далее: “Один маленький человек сопротивляется
закону, поддерживаемому военной силой и полицией” [18, 6]. Тервей бросил вызов
обществу: “Вы все, власти военные и гражданские, министры, короли,
проповедники, со всем вашим могуществом, пушками, динамитами, палачами и
тюрьмами – вы не можете заставить одного человека, в котором действует сила
Божия, совершить поступок, который он считает дурным, например, надеть военную
форму” [18, 5]. П. И. Бирюков сообщал, что отказ от военной службы Я. Тервея
получил большой общественный резонанс в Голландии: был создан комитет для
ведения агитации в пользу юноши с целью подействовать на правительство и
добиться от него признания свободы совести, выпускались брошюры, проводились
собрания, в периодических изданиях появились многочисленные статьи о поступке
Тервея, как сочувственные, так и осуждающие.
Еще
одной попыткой проникнуть во внутренний мир человека, отказывающегося по
религиозным убеждениям брать в руки оружие и убивать людей, можно считать
материал “Отказ от военной службы Ф. Бурова”. Он составлен из 4-х писем – три
из них анонимные, по всей видимости, принадлежали перу человека из окружения
Толстого и адресованы были Льву Николаевичу, четвертое – письмо самого Ф.
Бурова к друзьям. Читатели получили возможность почувствовать суть
происходящего, высказанную с двух точек зрения. Прежде всего – самого Федора
Ивановича Бурова – крестьянина деревни Петровка Пензенской губернии, который
твердо решил: “не пойду на войну, не могу убивать людей, лучше <...>
пускай меня убьют, а я никого не буду убивать” [21, 7-8]. У его родственников –
матери, брата и дяди – иной взгляд на происходящее: они крайне огорчены
решением Федора не идти на военную службу, они не понимают его и пытаются
всячески “образумить”. Мать упрашивает Федора: “Сынок <...> да разве
война разбой, что ты говоришь, Христос с тобою, очнись, ведь это служба
царская, защита престола, отечества и церкви Христовой. Все идут, подчиняются
воле царской и никто ничего не говорит” [21, 7]. Военное начальство отнеслось к
заявлению Бурова крайне подозрительно, сразу же послало его к врачу на
освидетельствование умственных способностей, затем предало военно-полевому
суду. Несмотря на то, что суд приговорил к аресту на 10 суток, на следующий
день Федора вместе с полком отправили на Дальний Восток. И тут же журнал приводит
мнение человека, сочувствующего убеждениям Бурова. Приветствуя отказ Федора от
военной службы, он беспокоится: “Дай-то Бог сил ему устоять на пути к истине
твердо, до конца, чтобы, защищая душу свою от дьявольского искушения, он мог
устоять от падения в столь трудное для него время испытаний” [21,7].
Особую
актуальность вопросы войны и мира приобрели в журнале “Свободное слово” в связи
с событиями русско-японской войны. В условиях, когда были затронуты
геополитические интересы России, когда общество находилось в патриотическом,
шовинистическом угаре, авторы “Свободного слова” не изменяют своим принципам
последовательной демонстрации антимилитаристской позиции. Характерно, что
журналисты предчувствовали конфликт, назревавший между Россией и Японией.
Анонимный
автор корреспонденции “На Дальнем Востоке” скептически относился к тем силам в
России и в Японии, которые хотят развязать “братоубийственную бойню” [14, 4],
подчеркивая захватнический характер позиции России. В ее стремлении он увидел
частные интересы людей, защищающих свое право на хищнический промысел на
Дальнем Востоке. Журналисты предвидели, что “общественное мнение будет
отвлечено войной, и на действительные, серьезные нужды русского народа, на его
нищету, невежество, унижение перестанут на долгое время обращать внимание” [14,
5]. Авторам важно показать бессмысленность русско-японской войны, ее
ненужность.
С
начала военных действий журнал “Свободное слово” реагировал на все, что
происходило между Россией и Японией. В корреспонденции “Случай с Балтийской
эскадрой” В. Чертков рассказывал об одной из худших традиций русской армии –
убийстве невиновных. Он пишет о том, как русские военные корабли расстреляли
английские рыбачьи суда, приняв их за японские, и не оказали помощь утопающим
англичанам.
Чертков
опубликовал в журнале и свое письмо, которое уже было напечатано в газете
“Times”. Он подчеркивал неправедность войны, осуждал военщину. Его волновала
прежде всего нравственная сторона происшедшего, он считал, что моральный позор
распространяется на всю Россию. Убийством невиновных российская армия
занималась и в XX веке – достаточно вспомнить нападение на финнов в 1939 году,
сбитый южнокорейский самолет (1983 г.).
Анонимный
автор корреспонденции “По поводу войны” считает, что в начавшейся “бессмысленной,
жестокой, беспощадной” войне виновато не только какое-то мифическое
правительство, а все – у каждого своя доля ответственности. Он выстраивает
пирамиду виновных, причем – снизу, в отличие от леволибералов, не ис
ключая
из числа виновников простой народ: “Виноват невежественный, обманутый солдат,
который поверил, что его священный долг состоит в том, чтобы повинуясь приказу
взять ружье и начать убивать своих братьев. Виноват невежественный священник, с
детства приученный к тому, чтобы проповедовать покорность властям, уверяя, что
то, чего требуют власти, есть требование самого Бога. Виноваты учителя,
обучавшие видеть в государстве святыню, а в человеке не брата, а волка.
Виноваты офицеры и генералы, невежественные и образованные, трезвые и пьяные,
глупые и умные, обучавшие убийству, приучавшие к ненависти и ждавшие от
правительства денег и почестей. Виноваты газетчики, хвалившие войну, как
бодрящее средство, и уверявшие своих читателей, что они первый народ в мире, а
все остальные и в подметки им не годятся. Виноваты дипломатические чиновники,
из своих расчетов и соображений забывшие об истинных нуждах народа. Виноваты
кучка придворных министров, которые, увлекаясь погоней за деньгами и отличиями,
ничего не сделали для предотвращения этого ужасного несчастия. Виноват наконец
и невежественный, обманутый царь, игрушка в руках своих приближенных,
цепляющийся за свое призрачное самодержавие, видящий своих врагов в тех людях,
которые пытались говорить правду в земских собраниях, на съездах, в печати и т.
п.” [16, 6].
Позиция
“Свободного слова” по отношению к начавшейся войне наиболее четко выражалась в
коротком сообщении “Л. Н. Толстой о японской войне”, в котором был приведен
ответ писателя на вопрос корреспондента американской газеты “North American
Newspaper”, на чьей стороне он в этой войне. Толстой писал: “Я ни за Россию, ни
за Японию, а за рабочий народ обеих стран, обманутый и вынужденный
правительствами воевать против совести, религии и собственного благосостояния”
[16, 7] 5 .
Выступая
с позиции гуманизма, “Свободное слово” призывало даже в условиях начавшейся
войны “бороться против того чувства злобы, которое она /война. – С. Г./ сеет в
человеческих сердцах. Бороться посевами добра и разума, которые в конце концов,
рано или поздно, но непременно должны восторжествовать” [16, 7].
В
разгар войны, когда в обществе усилились антияпонские настроения, “Свободное
слово” сделало мужественные шаг: опубликовало материалы, объективно
рассказывающие о Японии, переписку Толстого с японскими социалистами. Один из
редакторов японского журнала “Простой народ” Изо-Абэ писал Толстому: “Мы –
социалисты и вместе с тем – противники войны” [22, 3]. Расходясь с японскими
социалистами по многим принципиальным вопросам, авторы “Свободного слова” не
видели в них военных противников, врагов. В. Г. Чертков в статье “Японские
социалисты и насилие” подчеркивал, что японцы – “разумные человеческие
существа, сохранившие свойственное таким существам нравственное сознание и
потому непреклонно убежденные, что зло не может быть добрым” [22, 6].
Патриотическому
угару, в который впало общество после выстрелов, раздавшихся на Дальнем
Востоке, когда “почти отовсюду посылались патриотические телеграммы к подножию
престола и с голодного русского крестьянства сдирались сотни тысяч рублей на
постройку военных кораблей и на Красный крест” [17, 2], “Свободное слово”
противопоставляет действия людей, решивших не принимать участие в
русско-японской бойне.
В
этой связи заслуживает внимание “Заявление Мартынова”, доктора, отказавшегося
по принципиальным мотивам принимать участие в военных действиях на Дальнем
Востоке.
С.
В. Мартынов предстает человеком с четкой гражданской позицией, который судит о
ситуации с позиции здравого смысла. В своем заявлении он писал: “Всякого рода
деятельность, клонящуюся к расширению территории или к сохранению ненужных для
России областей, я считаю несоответствующей жизненным интересам страны, и
никакого участия в ней принять не нахожу возможным. Полагал бы, что ни
международным положением государства, ни потребностью обеспечить свои границы,
ни интересами торговли не может быть оправдана русско-японская война. Склонен
думать, что и национальное самолюбие не препятствовало бы прекратить
разорительную для России войну, очистить оккупированную территорию и, продав
портовые и железнодорожные сооружения, направить материальные и духовные силы
на свои собственные внутренние интересы”[17, 3].
Редакция,
сочувственно комментируя это заявление, считает, что поступок доктора Мартынова
является “светлым проблеском среди окружающей тьмы” [17, 3].
Несомненный
интерес представляет заметка “Приговор сельского общества о войне”,
свидетельствующая о росте народного самосознания.
В
ней сообщалось, что вскоре после начала русско-японской войны Госсовет в
Петербурге получил бумагу, представляющую собой сельский приговор, в котором
крестьяне Можайского уезда Московской губернии заявляли: “Манчжурия нам не
нужна и войны с Японией мы не желаем” [20, 28].
“Свободное
слово” показывало не только бессмысленность русско-японской войны, но и то, что
война эта была безобразно организована. В отличие от подцензурных изданий,
материалы которых были переполнены хвалебными отзывами о русской армии, о
воинской доблести солдат и матросов, журнал В. Г. Черткова, опираясь на
свидетельства очевидцев, рисовал истинное положение дел. Автор корреспонденции
“Изнанка войны” показывал, что в русской армии нет патриотического
воодушевления, характерным явлением стали побеги военнослужащих, которых
готовили к муштре; солдаты часто возмущаются по поводу нехватки пищи, плохого
обмундирования.
Автор
приходит к выводу, что русскояпонская война еще раз доказывает
несостоятельность российского самодержавия решить назревшие
социально-экономические проблемы.
“Нелепый
государственный порядок нашего отечества, как в тисках давящий всякое проявление
свободной мысли человека, в то же самое время бьет и себя и подготовляет свою
гибель” [19, 3-4], – пишет журналист.
Не
совсем обычен взгляд “Свободного слова” на героизм, на воинские подвиги.
Сегодня, когда Россия отмечает 100-летие подвига матросов “Варяга”, мнение
публицистов толстовского издания представляет особый интерес для
исследователей.
В
то время, когда на Дальнем Востоке шли активные военные действия, авторы
журнала сомневались в разумности подвигов, предлагали читателям задуматься,
“что вносят они в человеческое сознание: добро или зло” [18, 1]. В передовой
статье одиннадцатого номера журнала “Свободное слово” “За честь и славу
отечества” анонимный автор утверждал: “Разумные в обыкновенное время люди,
потеряли теперь всякую способность рассуждать только потому, что в их мозги
втиснуто нелепое, изуродованное понятие об отечестве, ради чести которого надо
погибать или губить других” [18, 1].
Для
“Свободного слова” героизм – это принесение тысяч человеческих жизней в жертву
безобразному идолу, которым является “честь отечества”. С этой точки зрения
авторы анализировали действия экипажей “Варяга” и “Корейца”, которые в ответ на
предложение сдаться вступили в бой с сильнейшим неприятелем и взорвали себя на
воздух; командира миноносца “Страшный”, не пытавшегося спастись и с криком
“ура!” ушедшего ко дну вместе с судном. Легальная пресса воспевала их подвиги,
призывала следовать их примеру. По мнению “Свободного слова”, моряки должны
были “сохранить себя для своих семей, для близких, для жизни более светлой и
разумной, чем братоубийство на войне” [18, 3].
В
разгар русско-японской войны авторы “Свободного слова” смело утверждали
ценность человеческой жизни и ничтожность тех вещей, за которые она отдается:
“Ведь жизнь не игрушка, не праздная забава, которую можно бросать из-за всяких
пустяков. Прежде чем отдавать ее за отечество, надо подумать о том, что такое
отечество и действительно ли нужно отечеству, чтобы русские люди убивали своих
братьев, или сами погибали под их ударами” [18, 3] 6 .
Индикаторами
настроений в русском обществе, вызванных русско-японской войной, служили письма
из России, показывающие, что взгляд на войну меняется, что люди начинают трезво
смотреть на события. Человек, которого везли в ссылку через всю Россию, сообщал
в письме 1904 года, что в народе “почти общее осуждение и выраженное мнение,
что война эта делается для богачей” [18,31]. Из Олонецкой губернии писали: “У
каждого назойливо является и не дает покоя вопрос: зачем, по какой причине эта
война и для кого и чего он должен бросить на произвол судьбы жену, детей, свой
каторжным трудом созданный очаг?” [20, 29].
В
письме от 18 июня 1904 года, озаглавленном “Свободным словом” “Отголоски
войны”, повествовалось о беззастенчивом вымогательстве земскими начальниками
денег у волжских крестьян на военные нужды: “собираются копейки, даже куриные
яйца” [19, 6]. Описывая, как с парохода, везущего запасных низших чинов на
войну, бросился в воду и утонул солдат – татарин из Мензелинского уезда
Уфимской губернии, автор письма утверждал: “Что пишут в газетах о подъеме
патриотического чувства и духе войска – чистейший вздор” [19, 6]. Житель Рязани
писал в 1904 году о том, как, желая поднять дух запасных солдат, воинский
начальник прочитал перед строем вымышленную телеграмму о небывалой победе русских.
Автор подчеркивал, что даже такие ухищрения не убеждают крестьян и рабочих в
необходимости войны, они понимают ее ненужность. “Если в солдатах мало
патриотизма, то еще меньше его в высшем начальстве, несмотря на все
торжественные и великолепные речи, – утверждал автор. – Хищения в Красном
кресте достигают угрожающих размеров” [19, 6]. Авторам “Свободного слова” важно
показать, что война кроме человеческих жертв и разрушений приносит еще и
одичание людей, разобщает и развращает их. В самом начале русскояпонской войны
Чертков в статье “О задачах нашего журнала” предсказывал: “Только что
открывшаяся безумная война внесет много притупляющего и озверяющего в народную
душу” [16, 31]. Об ужасном влиянии войны на человека рассказывал очерк “На
войну! (Записки призывного, летом 1904 года)”, публиковавшийся в нескольких
номерах журнала (№ № 15, 16, 17/18). Анонимный автор психологически точно
передал состояние человека, которого “выдернули с корнем” из привычной
атмосферы семьи, хозяйства, любимого дела и пытаются подавить в нем “присущую
человеку способность рассуждать, критиковать, мыслить” [21, 7]. Он подробно
описывал настроения, царящие в казарме: недоумение, подавленность
военнослужащих, у которых впереди “непонятная война, а может быть и смерть”
[21, 7]. И убедить солдат в том, что война необходима, не может ни царь,
напутствующий их на высочайшем смотре, ни священники, благославляющие их иконой
Казанской Божьей матери.
О
тяжелой атмосфере, царящей в солдатских казармах, о произволе офицеров пишет
также автор “Писем новобранца”. Он показывает, что война – ненормальное
состояние общества и человека, когда “извращается понятие, что хорошо и что
худо <...>. Тихого, скромного, трезвого человека не только не уважают, а
или смеются над ним, или презирают, а какого-нибудь зверя, проявляющего дикую
силу, возвеличивают” [23, 28]. Важно отметить, что в разработке принципиально
важной для русского общества проблемы антимилитаризма периодические издания
“Свободного слова”, опираясь на многочисленные конкретные факты, создавали
образ страны, сопротивляющейся насилию. На страницах периодического сборника и
журналов был представлен своеобразный коллективный портрет инакомыслящей
России.
Поднимаясь
над узкоклассовыми, национальными позициями, обращаясь к общечеловеческим
ценностям, периодические издания “Свободного слова” значительно опережали
социальноэтический уровень развития общества. Остались не услышанными обществом
предупреждения авторов журналов о тупиковости и бесперспективности пути
насилия, что подтвердил печальный опыт русской истории ХХ века.
Список литературы
1.
Листки Свободного слова. – 1898. - № 1.
2.
Листки Свободного слова. – 1899. - № 5.
3.
Листки Свободного слова. – 1899. - № 6.
4.
Листки Свободного слова. – 1899. - № 17.
5.
Листки Свободного слова. – 1900. - № 11.
6.
Листки Свободного слова. – 1900. - № 16.
7.
Листки Свободного слова. – 1900. - № 17.
8.
Листки Свободного слова. – 1900. - № 18.
9.
Короленко В. Г. Из ненапечатанного /о патриотизме// В. Г. Короленко // Война
пером. – М., 1988. – С.474-476.
10.
Свободная мысль. – 1899. - № 5.
11.
Свободное слово. – Chrischurch, 1898. – № 1.
12.
Свободное слово. – 1901. - № 1.
13.
Свободное слово. – 1903. - № 7.
14.
Свободное слово. – 1903. - № 8.
15.
Свободное слово. – 1903. - № 9.
16.
Свободное слово. – 1904. - № 9.
17.
Свободное слово. – 1904. - № 10.
18.
Свободное слово. – 1904. - № 11.
19.
Свободное слово. – 1904. - № 12.
20.
Свободное слово. – 1904. - № 13.
21.
Свободное слово. – 1904. - № 15.
22.
Свободное слово. – 1904. - № 16. 23. Свободное слово. – 1905. - № 17/18. 24.
Соловьев В. С. Народная беда и общественная помощь / В. С. Соловьев // Соч.: В
2 т.
–
М., 1989. – Т.1. – С. 450-481.
25.
Соловьев В. С. О грехах и болезнях / В. С. Соловьев // Соч.: В 2 т. – М., 1989.
– Т.2. – С.513-530.
26.
Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. / Л. Н. Толстой.
–
Т.31.
27.
Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. / Л. Н. Толстой.
–
Т.39.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.vestnik.vsu.ru