Литературно-философские источники футуристической утопии Маяковского ('Футуризм' Маринетти)

  • Вид работы:
    Курсовая работа (т)
  • Предмет:
    Литература
  • Язык:
    Русский
    ,
    Формат файла:
    MS Word
    26,09 Кб
  • Опубликовано:
    2013-02-22
Вы можете узнать стоимость помощи в написании студенческой работы.
Помощь в написании работы, которую точно примут!

Литературно-философские источники футуристической утопии Маяковского ('Футуризм' Маринетти)

Таврический национальный университет им. В. И. Вернадского

Факультет славянской филологии и журналистики

Кафедра русской и зарубежной литературы

Борисов Павел Борисович






ЛИТЕРАТУРНО-ФИЛОСОФСКИЕ ИСТОЧНИКИ ФУТУРИСТИЧЕСКОЙ УТОПИИ МАЯКОВСКОГО («ФУТУРИЗМ» МАРИНЕТТИ)

Специальность 6.020303 - филология («русский язык и литература»)

Образовательно-квалификационного уровня «бакалавр»

Направление 0203 - филология

Курсовая работа

Научный

руководитель:

проф. Борисова Л. М.



Симферополь - 2013

ПЛАН

ПЛАН

ВВЕДЕНИЕ

РАЗДЕЛ 1. АВАНГАРДИЗМ КАК НОВОЕ НАПРАВЛЕНИЕ ИСКУССТВА НАЧАЛА XX ВЕКА. ФУТУРИЗМ.

.1 Авангардизм. История термина и его идейное наполнение

.2 Футуризм как основное направление авангарда

.3 Итальянский и русский футуризм: вопрос преемственности

РАЗДЕЛ 2. УТОПИЧЕСКИЕ ИДЕИ Ф. Т. МАРИНЕТТИ В ТВОРЧЕСТВЕ В. В. МАЯКОВСКОГО

.1 Разрушение культа прошлого и новая эстетика футуристов в литературном творчестве

.2 Могущество воли и возможность полета человека будущего

.3 Смерть времени и пространства; регуляция природных явлений человеком будущего

.4 Война как «гигиена мира»

ВЫВОДЫ

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ

Футуризм как одно из ярчайших направлений искусства начала XX века стал исследоваться по-настоящему объективно, непредвзято и трезво лишь спустя около полувека после того, как он ушел с творческой арены. Условно начало подобных адекватных исследований знаменуется «хрущевской оттепелью». Как отмечает И. Ю. Иванюшина, «очевидная необходимость деидеологизации футуризма породила всплеск интереса к эмпирике, к исторической конкретике, к забытым именам, подробностям, документальным свидетельствам эпохи». Четко аргументированный профессиональный комментарий стал наиболее востребованным видом исследовательской работы. Примеры подобной тенденции проявились в публикациях Н. И. Харджиева, К. К. Кузьминского, А. И. Очеретянского, В. П. Крейда, А. Е. Парниса, А. Т. Никитаева, Е. Р. Арензона, В. Н. Терехиной, М. Я. Вайскопфа, Е. А. Бобринской, Н. Н. Перцовой, В. Н. Альфонсова, C. В. Старкиной, С. Р. Красицкого.

Книга «История русского футуризма», вышедшая 1968 г. в США - фундаментальный труд профессора русской литературы Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) В. Ф. Маркова. В ней автор первым создал единую историю возникновения и развития футуризма в России с 1908 по 1921 год, описав широкую панораму жизни и сосуществования советского общества и советского футуризма [15].

Назовем также и многоплановое исследование Ж.-К. Ланна «Русский футуризм». В работе автор не только рассматривает общие и частные принципы поэтики футуризма, но и сопоставляет русский футуризм с итальянским, а также вычленяет эстетические и философские корни «футуризмов» [10].

Частично касался утопических мотивов в футуризме Маяковского С. И. Кормилов в своей книге «История русской литературы XX века (20-90-е годы): основные имена» [9].

Обращались к исследованию футуризма также Н. Горлов («Футуризм и революция: Поэзия футуристов»), Е. Ковтун («Русская футуристическая книга»), Р. Якобсон («Футуризм») и многие другие.

Несмотря на то, что русскому и итальянскому футуризму посвящено большое количество исследований, следует заметить, что работ по сопоставительному анализу и сравнению русской и итальянской версии этого интересного явления не очень много. Более того, исследованию утопического компонента двух футуризмов на протяжении всего времени их изучения не было уделено должного внимания. Этот факт позволяет говорить об актуальности темы данной работы. К тому же, настоящая курсовая работа является продолжением нашего исследования годичной давности, посвященного влиянию на творчество В. В. Маяковского «Философии общего дела» Н. Ф. Федорова и ставит перед нами ряд вопросов касательно истинных истоков утопизма советского футуриста.

Цель настоящей курсовой работы состоит в выявлении степени влияния утопических идей Ф. Т. Маринетти на творчество В. В. Маяковского.

Данная цель определяет следующие задачи:

1.Кратко рассмотреть авангард и его основное течение - футуризм как революционные явления искусства и, в частности, литературы начала XX века.

2.Коснуться проблемы преемственности русского футуризма от итальянского.

.Выявить идентичные утопические мотивы в литературном творчестве В. В. Маяковского и Ф. Т. Маринетти.

.Определить специфику реализации утопических идей Ф. Т. Маринетти В. В. Маяковским и отметить авторское своеобразие утопизма советского футуриста.

РАЗДЕЛ 1. АВАНГАРДИЗМ КАК НОВОЕ НАПРАВЛЕНИЕ ИСКУССТВА НАЧАЛА XX ВЕКА. ФУТУРИЗМ

1.1Авангардизм. История термина и его идейное наполнение

Исследователь литературного авангарда Н. С. Сироткин в статье «Общие вопросы авангардоведения» в разделе «Терминология» отмечает: «Термин «авангард» возникает во Франции около 1820 года в качестве метафоры, заимствованной из военного словаря, где им обозначается небольшой элитный отряд, прорывающийся на территорию противника впереди основной армии и прокладывающий ей путь. Эстетическое значение он приобретает в контексте утопического социализма, у сен-симонистов и фурьеристов, обозначая не ту или иную разновидность искусства, но искусство вообще как деятельность, в которой должен зародиться социальный и духовный прогресс» [19].

В русском языке слово «авангард» в отношении к искусству первым употребил, видимо, Александр Бенуа в 1910 г., иронизировавший над творчеством П. Кузнецова, М. Ларионова и Г. Якулова [4]. По традиции относительно русского искусства под «авангардом» обычно понимается прежде всего творчество художников - М. Ларионова и Н. Гончаровой,

П. Филонова, К. Малевича, В. Татлина и других, а в литературе - главным образом творчество поэтов-футуристов. Родоначальником такого подхода стал Н. И. Харджиев, выпустивший в 1976 г. в Стокгольме книгу «К истории русского авангарда» [21], в которой были опубликованы автобиография

К. Малевича и воспоминания М. Матюшина «Русские кубо-футуристы». Эта традиция сохраняется и в наше время: первый том трёхтомника А. В. Крусанова «Русский авангард» посвящён в значительной своей части именно русскому футуризму [7].

Что же касается идейного наполнения термина «авангард », то в советском искусствознании соотнесение данного понятия с теми художественными явлениями, с которыми его принято соотносить в научной традиции, оспаривалось. Так, И. Л. Маца писал: «Авангардность предполагает целостность идейную, художественную и эстетическую, общественную и профессиональную прогрессивность». «Судить о прогрессивности (авангардном характере) того или другого деятеля современного искусства невозможно, не учитывая идейной направленности, идейно-художественного содержания в целом» [16, С. 75, 72]. «Авангардность», таким образом, становится оценочной категорией. Подлинными авангардистами, по мнению И. Л. Маца, следует считать лишь тех художников, которые пришли к коммунистическим идеалам. «Авангардизм, авангардную роль художника, писателя можно определить всегда только конкретно, - считает исследователь. - Приписывать качества авангардизма отдельным направлениям, группам, художественным школам - как это чаще всего делается - опасно» [16, С. 73]. Иной точки зрения придерживался В. В. Кожинов, который пытался определить природу авангардизма, имея в виду «не творчество отдельных крупных художников и теоретиков, но общую тенденцию» [6, С.319].

Вопрос о понимании термина «авангард» и его производных остается спорным и в современном литературоведении и искусствознании.

В большей степени нам импонирует мысль о сущности авангарда исследователя С. И. Чупринина: «…классическим авангардом называют совокупность разнородных и разнозначимых художественных движений, направлений и школ, родившихся в лоне классического же или, говоря иначе, Первого модернизма и манифестировавших свою бунтарскую противопоставленность как современной им модернистской норме, так и, в особенности, традиционному представлению об искусстве, его задачах и формах» [22].

В данной работе в первую очередь важным для нас является тот факт, что авангард унаследовал от модернизма утопическую цель - радикальное преобразование человеческого сознания средствами искусства. Однако авангардисты пошли дальше, предположив, что переустроить посредством искусства можно не только сознание, но и общество. «Если модернизм был в первую очередь эстетическим бунтом, революцией внутри искусства, не против самой традиции, но внутри нее, то авангард - это бунт против самой художественной традиции, как впрочем, и против любых традиций» [23].

1.2 Футуризм как основное направление авангарда

Футуризм (от лат. «Futurum» - будущее) - общее название художественных авангардистских движений 1910-х - начала 1920-х гг. XX в., прежде всего в Италии и в России.

Родиной нового движения была Италия, а главным идеологом итальянского и мирового футуризма стал известный литератор Филиппо Томмазо Маринетти (1876-1944), выступивший 20 февраля 1909 года на страницах субботнего номера парижской газеты «Фигаро» с первым «Манифестом футуризма», в котором была заявлена «антикультурная, антиэстетическая и антифилософская» его направленность. Помимо Маринетти, основоположниками футуризма были Балла, Боччони, Руссоло, Карло Карра, Джино Северини.

Футуризм в 10-е годы ХХ века стал символом нового искусства - искусства будущего, искусства скорости и постоянного движения, заявив о себе как о революционном явлении, в котором теория, манифест, жест были основными составляющими. «Футуризм с самого момента своего появления претендовал не просто на новации в сфере художественной деятельности, но - на создание новой концепции всей культуры, новой логики отношения искусства и жизни и даже новых форм самой жизни» [1, С. 14], - пишет в своем исследовании по истории футуризма Е. А. Бобринская.

В принципе, любое модернистское течение в искусстве утверждало себя путем отказа от старых норм, канонов, традиций. Однако футуризм отличался в этом плане крайне экстремистской направленностью.

В. В. Бычков указывал на то, что «футуристы одними из первых поставили вопрос об активном участии искусства в революционном преобразовании жизни, создании нового предельно технизированного мира, о выведении творчества за пределы искусства в жизнь» [2, C. 30]. Это течение претендовало на построение нового искусства - «искусства будущего», выступая под лозунгом нигилистического отрицания всего предшествующего художественного опыта. Маринетти провозгласил «всемирно историческую задачу футуризма», которая заключалась в том, чтобы «ежедневно плевать на алтарь искусства». Футуристы проповедовали разрушение форм и условностей искусства ради слияния его с ускоренным жизненным процессом XX века [23]. Для них характерно преклонение перед действием, движением, скоростью, силой и агрессией; возвеличивание себя и презрение к слабому; утверждался приоритет силы, упоение войной и разрушением. В этом плане футуризм по своей идеологии был очень близок как правым, так и левым радикалам: анархистам, фашистам, коммунистам, ориентированным на революционное ниспровержение прошлого.

Основные признаки футуризма:

·бунтарство, анархичность мировоззрения, выражение массовых настроений толпы;

·отрицание культурных традиций, попытка создать искусство, устремленное в будущее;

·бунт против привычных норм стихотворной речи, экспериментаторство в области ритмики, рифмы, ориентация на произносимый стих, лозунг, плакат;

·поиски раскрепощенного «самовитого» слова, эксперименты по созданию «заумного» языка;

·культ техники, индустриальных городов;

·пафос эпатажа [23].

Представление о российском футуризме в целом устоялось, но, как отмечает Н. С. Сироткин, «активная исследовательская и публикаторская работа последних лет открывает всё новые футуристические тексты и имена» [19]. Традиционным можно считать выделение четырёх основных футуристических группировок начала 1910-х гг. в России: эгофутуристы, кубофутуристы, «Центрифуга» и «Мезонин поэзии». Н. С. Сироткин, по нашему мнению, формулирует верные идеи и замечания касательно данной классификации: «Были высказаны разные мнения о значимости этих групп; если одни учёные не проводят разграничения, стремясь обнаружить общие черты движения, то другие выделяют «кубофутуризм» (а иногда и «эгофутуризм») как наиболее значительное объединение. В «кубофутуризме», как представляется, авангардистские тенденции нашли наиболее полное, законченное воплощение; кроме того, эта группа в сравнении с другими объединениями футуристов (эгофутуризм, «Центрифуга», «Мезонин поэзии») оказала, несомненно, наибольшее влияние на развитие литературы в России и во всём мире» [19].

Термин «футуристы» указывающий на связь с итальянским футуризмом, закрепился в России в отношении В. Хлебникова,

В. Маяковского, В. Каменского, братьев Бурлюков и др. позднее, чем возникла сама группа - первоначально объединённые Д. Бурлюком поэты и художники называли себя «будетлянами»: «Мы и весной тринадцатого года не называли себя футуристами, напротив, - всячески открещивались от юрких молодых людей, приклеивших к себе этот ярлык, - вспоминал Бенедикт Лившиц. - Нам нравился территориальный термин «гилейцы», не обязывавший нас ни к чему» [11, С. 412].

1.3 Итальянский и русский футуризм: вопрос преемственности

Касаясь вопроса преемственности русского футуризма от итальянского, в первую очередь, приведем строки из письма самих футуристов в редакцию газеты «Новь», опубликованного 15 февраля 1914 г., N 28: «…мы высказываем свое мнение о встрече Ф. Маринетти и наших к нему литературных отношениях. Отрицая всякую преемственность от итало-футуристов, укажем на литературный параллелизм: футуризм - общественное течение, рожденное большим городом, который сам уничтожает всякие национальные различия. Поэзия грядущего - космополитична. Вот и вся сказка об учителе и учениках» [17, Т. 1, с. 369].

Справедливым, на наш взгляд, является комментарий к данному письму Л. А. Селезнева, автора статьи «Неизвестный Маяковский»: «И хотя во время приезда в Россию в начале 1914 года «Главного футуриста» Маринетти Маяковский и его товарищи публично заявляли о независимости русского футуризма от итальянского, - чувство эстетической, художественной общности с итальянцами («отцами-основателями») у Маяковского, по-видимому, было. Схожесть была и в мощной идейно-политической энергетике итальянского и русского футуризма» [18].

Ю. А. Карабчиевский в своей скандальной книге «Воскресение Маяковского», призванной развенчать культ поэта и взгляд на него как на «забронзовевшего» кумира, писал: «Ни один манифест русских футуристов не смог провозгласить ничего такого, чего бы в принципе не было у Маринетти. И самоценность средств выражения, и конструктивность восприятия мира, и преклонение перед техникой, и преклонение перед силой, и даже оптимизм как основа мироощущения» [5].

Еще одним ревнителем русского «будетлянства» был А. Е. Крученых, заявлявший: «Мы с итальянским футуризмом ничего общего, кроме клички, не имеем, ибо в живописи Италия является страной, где плачевность положения - вне меры и сравнения с высоким, напряженным пульсом русской художественной жизни последнего пятилетия. А в поэзии: наши пути, пути молодой русской литературы, продиктованы исторически обособленным строем русского языка, развивающегося вне какой-либо зависимости от галльских русл. О подражательности нашей итальянцам (или же наоборот) не может быть и речи» [8, С. 142]. Между строк данного высказывания читается обида футуриста за покушение на самобытность и уникальность течения, к которому он примыкал, отсюда и «кричащая» субъективность первой и последней строк, абсурдность которых мы докажем в данной курсовой работе.

«… И клонились одиночки-фантазеры

над решением немыслимых утопий»

В. Маяковский. «Владимир Ильич Ленин»

РАЗДЕЛ 2. УТОПИЧЕСКИЕ ИДЕИ Ф. Т. МАРИНЕТТИ В ТВОРЧЕСТВЕ В. В. МАЯКОВСКОГО

2.1 Разрушение культа прошлого и новая эстетика футуристов в литературном творчестве

Утопичной, на наш взгляд, представляется попытка футуристов разрушить традиции, в частности, литературные, развенчать культ своих великих предшественников и принизить достижения этих предшественников. К этому призывал манифест футуристов (Д. Д. Бурлюк, А. Е. Крученых,

В. В. Маяковский и В. В. Хлебников) «Пощечина общественному вкусу» (1912), в котором значилось: «Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности» [17, Т. 1, С. 396].

Эквивалентная идея часто встречается в нескольких манифестах

Ф. Т. Маринетти. Например: «…Мы ставим своей целью энергическую борьбу и разрушение культа прошлого. Думали ли вы когда-нибудь о неисчислимой армии умерших гениев, отныне бесспорных, которая облекает со всех сторон и давит небольшой батальон гениев живущих?» [12, С. 21]. Наглядная иллюстрация уничтожения исторических достояний, связанных с деятельностью литературных предшественников В. В. Маяковского, содержится в стихотворении «Юбилейное», где автор в финале подрывает памятник А. С. Пушкину со словами «ненавижу всяческую мертвечину, обожаю всяческую жизнь!» [17, Т. 6, С. 38]. К тому же, футурист причисляет себя к тем самым «живущим гениям» фразой «…мне бы памятник при жизни полагается по чину…»[17, Т. 6, С. 37].

Само название манифеста также могло быть навеяно трудами Маринетти. Итальянский футурист писал: «Тогда как до сих пор литература возвеличивала задумчивую неподвижность, экстаз и сон, мы желаем прославить агрессивное движение, лихорадочную бессонницу, гимнастический шаг, опасный прыжок, пощечину и затрещину» [12, С. 106]; а также: «…нужно возмущаться против тирании слов «гармония» и «хороший вкус» [12, С. 95].

Нельзя не отметить идейно-эстетическое наполнение футуристической литературы, принесшее много нового и революционного в поэтическое творчество начала XX века. Особого внимания заслуживает «техническая» тематика итальянского и советского футуризмов. Маринетти писал: «Мы желаем дать в литературе жизнь мотора, этого нового инстинктивного зверя…»[12, С. 155]. В творчестве В. В. Маяковского есть масса примеров, в которых автор уделял внимание этой самой «жизни мотора». В стихотворении «Атлантический океан» поэт писал: «Пароход до двенадцати уголь ел и пресную воду пил. Повел пароход окованным носом и в час, сопя, вобрал якоря и понесся…» [17, Т. 7, С. 12]. А в стихотворении «Военно-морская любовь» вообще разыгралась драма между персонифицированной техникой:

«…Вдруг прожектор, вздев на нос очки,

впился в спину миноносочки…

Плач и вой морями носится:

овдовела миноносица» [17, Т. 1, С. 80]

Более того, итальянский футурист не просто провозглашал доминирование новой технической эстетики на творческом поприще в русле футуризма, он заявлял: «Нужно подготавливать такое близкое и неизбежное отождествление человека и мотора…»[12, С. 73]. Реализацию этой явно утопической идеи Маринетти, это самое «отождествление» мы часто встречаем в творчестве Маяковского: «Надо - сердце. Сердце - мотор» [17, Т. 6, с. 96]; «…опять в работу пущен сердца выстывший мотор» [17, Т. 9, С. 384]; «Сердца - такие ж моторы. Душа - такой же хитрый двигатель» [17, Т. 2, С. 19]; «…Машину души с годами изнашиваешь…» [17, Т. 7, С. 123]; «…Амортизация сердца и души»[17, С. 124]; «…Долг наш - реветь медногорлой сиреной» [17, С. 124]; «Я себя советским чувствую заводом [17, Т. 7, С. 94]… Почему под иностранными дождями вымокать мне, гнить мне и ржаветь?» [17, Т. 7, С. 93], «Ведь для себя не важно и то, что бронзовый, и то, что сердце - холодной железкою» [17, Т. 1, С. 177].

Залогом достижения будущего благоденствия Маринетти видел электрическую энергию, вырабатываемую «через сто лет» после написания своего манифеста в колоссальных объемах (этой темы мы коснемся далее в нашей работе). И человека будущего итальянец видел неким фантастическим киборгом: «Глаза и другие органы человека уже не просто чувствительные приемники, а настоящие аккумуляторы электрической энергии [12, С. 96]».

В поэме Маяковского «150 000 000» встречается описание подобного киборга: «…вместо вер - в душе электричество, пар» [17, Т. 2, С. 125].

Итальянский футурист также призывал «…выслушать сквозь свободные объекты и капризные моторы дыхания, чувствительность и инстинкты металлов, камней, дерева и проч.» [12, С. 155]. В своем творчестве В. В. Маяковский неоднократно обращал внимание читателя на то, что ему под силу улавливать подобные дыхания, инстинкты, более того, даже язык и музыку неживых для всех остальных, но вполне живых и одушевленных для него предметов. Поэт прямо спрашивал у читателя: «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» [17, Т. 1, С. 40], «Скажите, а с домом спеться можете? Язык трамвайский вы понимаете?» [17, Т. 4, С. 87]. Затем Маяковский заявлял: «…А я обучался азбуке с вывесок, листая страницы железа и жести.…А я говорил с одними домами, одни водокачки мне собеседниками. Окном слуховым внимательно слушая, ловили крыши - что брошу в уши я. А после о ночи и о друг друге трещали, язык ворочая - флюгер» [17, Т. 4, С. 88].

Данные утопические переклички в творчестве итальянского и советского футуристов вполне явны и прозрачны в связи с доминированием в ранних футуризмах урбанистической эстетики, эстетики электричества, машин и металла, которых мы коснулись в данной главе.

.2 Могущество воли и возможность полета человека будущего

Еще одна утопическая идея пылкого и рьяного итальянца звучит следующим образом: «Вы должны верить в абсолютное и окончательное могущество воли, которое нужно воспитывать, усиливать, следуя жесткой дисциплине, до того момента, пока она вырвется из наших нервных центров и ринется за пределы наших мускулов с невообразимой силой и быстротой. Наша воля должна выйти из нас, чтобы завладеть материей и видоизменять ее по нашей прихоти. Мы можем таким образом обрабатывать все, что нас окружает и без конца обновлять лицо мира» [12, С. 71].

Маяковский в поэме «Человек» писал:

«Студенты!

Вздор

все, что знаем и учим!

Физика, химия и астрономия - чушь.

Вот захотел

и по тучам

лечу ж» [17, Т. 1, С. 258].

В этом отрывке содержится наглядная иллюстрация громких слов Маринетти, когда всего лишь «хотение» лирического героя позволяет ему взмыть над землей. Однако советский футурист умалчивает о какой либо «закалке» воли и дисциплине, открывших для него возможность полета, а также отрицает значимость наук, которым Маринетти отводит серьезную роль: «В ожидании, политики, литераторы и артисты должны энергично работать, в своих книгах, речах, лекциях и газетах…Они должны пропагандировать и прославлять победоносную науку и ее повседневный героизм» [12, С. 51]. В этом заключаются расхождения между взглядами двух футуристов на «могущество воли» человека нового поколения.

Несмотря на это, явный утопизм приведенных строк манифеста Маринетти и поэмы Маяковского, на наш взгляд, не подлежит сомнению. И хотя существует понятие «сила воли» и известны случаи ее героического проявления, парить под облаками (и над ними), а также «завладеть материей и видоизменять ее» по прихоти человека пока не представляется возможным.

Идея «крылатости» человека будущего является одной из значимых в творчестве Маринетти. В своем романе «Футурист Мафарка» он пишет: «Он [Мафарка] ходил большими взлетающими шагами по вершине скал. Его тело казалось настолько освободившимся от человеческой неловкости и грузности, что минутами он бежал, крылатый и свободный…точно колоссальный орел» [13, С. 66]. В манифесте, озаглавленном как «Умноженный человек и царство Машины», Маринетти отмечал: «Мы верим в возможность несчетного числа человеческих трансформаций и заявляем без улыбки, что в человеческом теле дремлют крылья» [12, С. 74]. Данная тема проявляется в поэме Маяковского «Человек» (1916-1917):

«Окну

лечу.

Небес привычка.

Высо́ко.

Глубже ввысь зашел

за этажем этаж» [17, Т. 1, С. 270].

«Стоп!

Скидываю на тучу

вещей

и тела усталого

кладь» [17, Т. 1, С. 258].

Заглядывая в будущее, итальянский футурист также заявлял: «Человек сделался воздушным и лишь время от времени ставит на нее [землю] свои ноги!» [12, С. 99]. Данная мысль получает отражение в поэме В. Маяковского «Летающий пролетарий». Уже из названия понятно, что «гражданин в XXX веке» овладел наконец-то этой желанной способностью полета, о которой грезили Дедал и Икар, Леонардо да Винчи, Данте, Френсис Годуэн и многие-многие другие. Труд, досуг и вся жизнедеятельность человека происходит в воздушном пространстве:

«…Залетайте

как-нибудь

с женою

в гости!» [17, Т. 6, С. 244]

« - До свидания,

улетаю в вуз.

А где Ваня?

Он

в саду

порхает с няней» [17, Т. 6, С. 243]

«…Подбросят

мяч

с высотищи

с этакой,

а ты подлетай,

подхватывай сеткой» [17, Т. 6, С. 248]

«…Наконец

устал

от подбрасывания,

от лова.

Снизился

и влетел

в окно столовой» [17, Т. 6, С. 249]

«…прямо

разводят танцы.

Не топоча,

не вздымая пыль,

грациозно

выгибая крылья,

наяривают

фантастическую кадриль» [17, Т. 6, С. 254-255]

«…из небесных лон

впархивает

крылатый почтальон» [17, Т. 6, С. 243].

Маяковский значительно расширяет горизонты будущего утопического «порхания» над землей, давая читателю понять, что летающему пролетарию будет под силу уноситься на своих крыльях в открытый космос:

«…небо раза три облетали.

По млечным путям

за кометной кривизной…» [17, Т. 6, С. 254]

«…полетели

с Петькой

ловить комету…» [17, Т. 6, С. 252].

В начале повествования о «грядущих днях» Маяковский отмечает, что быт и человек будущего изображаются им «для шутки». Однако в заключительной главе «Пролетария» с «говорящим» названием «Призыв» автор опровергает мысль о ее шуточном характере, агитируя советского человека к покорению воздушного пространства:

«Рабочий!

Крестьянин!

Проверь на ощупь,

что

и небеса -

твои!

Стотридцатимиллионною мощью

желанье

лететь

напои!

Довольно

ползать, как вошь!

Найдем -

разгуляться где бы!

Даешь

небо!» [17, Т. 6, с. 260-261]

По Маяковскому, реализация идеи полета и все будущее благоденствие человека зависит только от него, от его воли и стремления к заветной цели.

Такой оптимистический максимализм присущ и Маринетти. Оба автора вдохновенно и уверенно заявляют о том, что ключом к возможности полета является внутренний сильнейший порыв человека, его усилие над собой, эмоциональная и волевая концентрация. В целом в трудах Маяковского и Маринетти мы не обнаруживаем конструктивизма и реальных основ для воплощения в жизнь их смелых замыслов, поэтому благодаря подобным высказываниям они причисляются к категории сугубо утопических.

.3 Смерть времени и пространства; регуляция природных явлений человеком будущего

В Первом манифесте футуризма Маринетти писал: «К чему оглядываться назад, раз нам нужно высадить таинственные двери невозможного? Время и Пространство умерли вчера. Мы живем в абсолютном, т. к. мы уже создали вечную вездесущую скорость» [12, С. 107].

Весьма любопытно, что позднее, словно немного «протрезвев» от своего вопиющего утопизма, итальянский футурист выражался несколько скромнее, видимо, признав преждевременность своих громких заявлений: «Мы создаем новую эстетику скорости, мы почти разрушили представление пространства и необычайно умалили представление времени. Мы придем, таким образом, к уничтожению года, дня и часа» [12, С. 92].

В «Летающем пролетарии» Маяковский, фактически, провозглашал смерть времени и пространства в будущем.

«…В пять минут

небо перемахну

во всю длину» [17, Т. 6, С. 250].

«…Стемнеет,

а игры бросить

лень;

догонят солнце,

и - снова день» [17, Т. 6, С. 249].

По замыслу поэта, это должно было осуществиться посредством скорости - одной из главных категорий футуризма и итальянского, и русского. Он писал:

«С часами

скорость

творит чудеса:

шло

в сутки

двое сполна;

два солнца -

в 24 часа;

и дважды

всходила луна.

Когда ж

догоняли

вращенье земли -

сто мест

перемахивал

глаз.

А циферблат

показывал

им

один

неподвижный час» [17, Т. 6, С. 224]

Маяковский откликнулся и на эту идею «отца футуризма», заключающуюся в регуляции природных явлений человеком будущего, весьма утопично проиллюстрировав ее в «Летающем пролетарии»:

«…Вырабатываются из облаков

искусственная сметана и молоко» [17, Т. 6, С. 244];

«…Хлеба - жарою мучимы,

так я управляю искусственными тучами.

Надо сделать дождь,

да чтоб - без града» [17, Т. 6, С. 247].

В пьесе «Клоп» также представлена тема регуляции природных явлений. Маяковский описывает сквер с тремя искусственными деревьями, причем описание это сродни детским сказочным, наивно-простодушным представлениям, вызывающим улыбку: на зеленых «квадратах-листьях» первого дерева - огромные тарелки с мандаринами, второго дерева - тарелки с яблоками, третье дерево плодоносит флаконами духов. Репортер, устроивший встречу с общественностью в этом дивном сквере, одобряюще заявляет: «Это правильно делает городское самоуправление, что сегодня деревья мандаринятся, а то вчера были одни груши - и не сочно, и не вкусно, и не питательно...» [17, Т. 11, с. 257]. Возможно, подобная ирония Маяковского по поводу благоденствия человека будущего и немыслимого искусственно созданного комфорта порождает антиутопический компонент в данном контексте. Не исключено, что автор, таким образом, обличает «расслабившееся» общество будущего, получающее все «на блюдечке с голубой каемочкой».

Что же касается роли электроэнергии в грядущей, лучшей жизни, то у Маяковского ей отведено не столь значительное и главенствующее место, как у Маринетти. Советский футурист отмечал ее значимость в будущем быту пролетария («…гражданин включил электросамобритель» [17, Т. 6, С. 242], «воткнул штепсель, открыл губы: электрощетка - юрк! - и выблестила зубы» [17, Т. 6, С. 242]), однако не в столь грандиозных и поражающих масштабах, как у Маринетти. В свете этих наблюдений следует отметить, что, если в реализации смелых проектов Маринетти основная миссия возложена на электроэнергию и в этом усматривается значительная доля трезвого прогнозирования, то у Маяковского основным двигателем прогресса является волевая инициатива пролетария («Сами выкропим рожь - тучи прольем над хлебом» [17, Т. 6, С. 262]), но в целом конкретных инструментов для достижения мечтаний поэта в его творчестве не обнаруживается. Исключение может составить чудесная машина времени в пьесе «Баня», а также аппарат по воскрешению из произведения «Клоп», однако его описание вызывает у современного человека лишь ироническую улыбку: к ящику, в котором находится покрытое льдом тело, подведены электропроводки, нагревающие его и превращающие лед в воду, которая стекает по кранам в ведра; над ящиком приготовлены обычные полотенца и т. д..

авангард футуризм маяковский маринетти

2.4 Война как «гигиена мира»

М. Ю. Маркасов отмечает: «В «Штатской шрапнели» Маяковский провозглашает насилие обязательной формой государственного становления: каждое насилие в истории - шаг к совершенству, шаг к идеальному государству [17, Т. 11, С. 32], а впоследствии насилие, становящееся политической тактикой революционной власти, эстетизируется Маяковским, и эта эстетизация в поэтике автора проявляется в разнообразных своих формах» [14]. К примеру, Маяковский писал:

«…Разве в этакое время слово «демократ»

набредет какой головке дурьей!?

Если бить, так чтоб под ним панель была мокра:

Ключ побед - в железной диктатуре» [17, Т. 6, С. 200].

Идея, заключающаяся в достижении благоденствия и процветания общества (или его отдельного класса) посредством насилия является, сколько антигуманной по своей сути, столько и утопичной, ведь, как гласит народная мудрость, - на чужом несчастье счастья не построишь. Однако и Маринетти, и Маяковский рисовали в своем воображении мир на костях и призывали своими произведениями к его реализации.

Связь войны с футуристической литературой была, как известно, обусловлена влиянием именно воспевавшего войну Маринетти, провозглашавшего: «Мы считаем превзойденной и превосходимой гипотезу дружеского слияния народов и принимаем только одну гигиену для мира: войну» [12, С. 65]. Что касается первой части этого крайне радикального милитаристского заявления, то Маяковский усматривал в недалекой перспективе такое слияние народов, веря в победу коммунизма в мировом масштабе: «Мы - на 7 лет ближе к мировой коммуне!» [17, Т. 6, С. 68]. Причина расхождений во взглядах футуристов касательно этого вопроса ясна - она заключается в политической подоплеке их творчества. Итальянские футуристы пропагандировали первую в мире модель национального фашизма, русские «будетляне» с Маяковским во главе - первую в мире модель интернационального коммунизма (в начале 1920-х годов - еще с надеждой на «мировую революцию») [18].

Вторая же часть вышеуказанного высказывания находит свое ясное отражение в творчестве В. В. Маяковского. В поэме «Война и мир» (1915-1916) Маяковский описал войну именно как гигиену планеты от людей, погрязших в разврате, чревоугодии, пьянстве и праздности. Он писал:

«...и стало невыносимо ясно:

если не собрать людей пучками рот,

не взять и не взрезать людям вены -

зараженная земля

сама умрет…» [17, Т. 1, С. 218].

В финале поэмы, после проведения ужасных «гигиенических» мер, человечество возрождается, очищается и преображается качественно и количественно:

«…Большими глазами землю обводит

человек.

Растет,

главою гор достиг» [17, Т. 1, С. 237].

Таким образом, война является не только «гигиеной», но и некой движущей силой в эволюции человека, и эта эволюция, согласно утопическим взглядам футуристов, порождает человека сильного, независимого, могущественного, словом - намного лучшего, чем простой смертный начала XX века.

Здесь же, в конце поэмы встречается прямая отсылка читателя к «отцу футуризма»: «в каждом юноше порох Маринетти…» [17, Т. 1, С. 240]. Эти слова Маяковского касаются нового человека, и поэт видит его непременно футуристом, «зажженным» идеями Маринетти, как и сам Маяковский.

В поэме «150 000 000» (1919-1920) Маяковский снова настаивает на мировом масштабе единения людей («Новую найдем Россию. Всехсветную!» [17, Т. 2, С. 117]), уже конкретно указывая на то, что объединяющим силой выступит Компартия. По Маяковскому, «миллионы, миллионы трудящихся, миллионы работающих и служащих», «слитых» в одного единого «Ивана» - символ пролетарской России, очистят мир от американского зла буржуев, окруживших себя уютом, комфортом, проводящих дни в покое, развлечениях и праздности, посредством опять-таки войны:

«Время

в бои

тело носить»

«Пули, погуще!

По оробелым!

В гущу бегущим

грянь, парабеллум!» [17, Т. 2, С. 124]

Планета в поэме для Маяковского четко делится на два враждующих лагеря - «красных» и «белых»: «земной шар самый на две раскололся полушарий половины… объявлен был «чемпионат всемирной классовой борьбы!» [17, Т. 2, С. 149]. В результате фантастической битвы «футуристы прошлое разгромили», «Будущее наступило! Будущее победитель!», «красные» восторжествовали и на земле наступил утопический рай, свидетелями которого пожелали стать даже марсиане, слетевшись на праздник коммунизма в «год с нескончаемыми нулями».

Следует отметить, что если у Маринетти, который прямо заявлял о ненависти к германской расе, в основе милитаристских агитаций лежала идея фашизма, то литературный милитаризм Маяковского носил политическую окраску, выражающуюся в воспевании правоты пролетариата как класса, что дает этому классу, по мнению автора, привилегию истреблять людей, не разделяющих убеждения коммунистов. Советский футурист писал:

«Довольно!

Превратим

войну народов

в гражданскую войну! [17, Т. 6, С. 185]

Довольно

разгромов,

смертей и ран,

у наций

нет

никакой вины.

Против

буржуазии всех стран

подымем

знамя

гражданской войны!» [17, Т. 6, С. 186]

Разжигая гражданскую войну, поэт использовал известный лозунг революционной армии Франции времен буржуазной революции XVIII века, ставший крылатой фразой: «Мир хижинам, война, война, война дворцам!». Она как нельзя лучше выражала враждебную позицию нищего пролетариата начала века, а также футуристическую ненависть Маяковского к прошлому.

Следует отметить, что в «150 000 000» также затрагивается идея о ненависти к прошлому, мало того, не просто к литературным предшественникам и традициям, а к старшему поколению. Итальянский футурист не раз отмечал, что новое, футуристское поколение молодежи вправе избавляться от пожилых людей, мешающих прогрессу и являющихся, по Маринетти, лишь обузой. Маяковский в «150 000 000» был солидарен с ним, выведя в ходе «гигиенических» мер формулу: «Стар - убивать» [17, Т. 2, С. 125].

Однако, вспоминая фразу из поэмы «Война и мир» «каждый, ненужный даже, должен жить» [17, Т. 1, С. 213], возникает мысль о несколько противоречивом отношении Маяковского к убийству в ходе войны. Если Маринетти крайне радикально относился к человеку, ни во что не ставя ценность его жизни и призывая жертвовать ею во имя прогресса, то у Маяковского все же прослеживается более гуманистический подход. И хотя в контексте одобрения им войны говорить о гуманизме довольно абсурдно, все же он порой проявлялся в строках поэта.

ВЫВОДЫ

Итак, делая вывод к настоящей работе, мы констатируем, что в ходе исследования творчества В. В. Маяковского и Ф. Т. Маринетти мы пришли к заключению о безусловном влиянии трудов итальянского футуриста на творческое сознание советского писателя. Нами выявлены четкие параллели утопических компонентов в творчестве итальянского и русского футуристов. Среди них - соответствующие идеи борьбы с традицией и культом прошлого в литературе, могущества воли человека будущего и его способности к полету, уничтожения материй времени и пространства, идея регуляции природных явлений, а также идея войны как «гигиены мира».

Однако, при всем влиянии на В. В. Маяковского идей вождя итальянского футуризма, мы констатируем тот факт, что советский писатель по-своему понимал рассмотренные нами утопические идеи по причинам своеобразно-авторской творческой позиции, а также пролетарской, а, впоследствии, партийной идеологии. Речь идет о положительном отношении советского писателя к «гигиеническим» мерам войны, но не мировой и националистической, как у Маринетти, а гражданской и классовой, войны во имя свободы пролетариата, что предполагало, по мнению Маяковского, возможность братского слияния народов, что отрицалось в проектах Маринетти. Также у В. В. Маяковского наблюдается иной подход к идее регуляции природы: если у Маринетти ключевую роль играет электрическая энергия, и в этом усматривается пророческое предвидение итальянского футуриста, то у советского писателя движущей силой управления окружающей средой является едва ли не всемогущая воля человека будущего, а также примитивные по своему устройству, и поэтому не отвечающие адекватно миссии, возложенной на них, технические устройства. Та же фантастически «закаленная» сила воли, по Маяковскому, открывает для человека будущего возможность полета, не требуя для этого ничего более, кроме «концентрированного хотения». У Маринетти и в этом вопросе усматривается большая доля практичного реализма - он отводит важное место науке в достижении человеком будущего антигравитационных возможностей.

Обращаясь к работе годичной давности, посвященной влиянию на творчество В. В. Маяковского «Философии общего дела» Н. Ф. Федорова, мы приходим к выводу, что на творческое сознание советского футуриста не в меньшей, а, вполне вероятно, что даже в большей степени, чем труд русского философа-космиста, повлияли манифесты Ф. Т. Маринетти. В свете этого заключения возникает мысль о возможных перспективах дальнейшей научной работы по поиску иных истоков утопического в творчестве В. В. Маяковского.

ЛИТЕРАТУРА

1.Бобринская Е. А. Футуризм. - М.: Галарт, 2000. - 192 с.

2.Бычков В. В. Авангард / Новая Философская Энциклопедия. Т. 1. М. - Мысль, 2000. С. 27-34

.Вайскопф М. Я. Во весь Логос: Религия Маяковского. - М. - Иерусалим, Саламандра, 1997 г.

.Вакар И. А. Русская художественная критика перед «проблемой Сезанна»: (К истории определения «русские сезаннисты») // Поль Сезанн и русский авангард начала ХХ века: Каталог. СПб.: АО «Славия», 1998. С. 147-157

.Карабчиевский Ю. А. Воскресение Маяковского. - М.: Советский писатель, 1990. - 224 с.

.Кожинов В. В. К вопросу об эстетике русского авангардизма // Литературные направления и стили: Сб. ст., посвящённый 75-летию профессора Г. Н. Поспелова / под ред. П. А. Николаева, Е. Г. Рудневой. - М.: Издательство Московского университета, 1976. - С. 318-330

.Кручёных А. Кукиш прошлякам: Фактура слова. Сдвигология русского стиха. Апокалипсис в русской литературе./ Сост. С. Кудрявцев; Вступ. ст. Г. Н. Айги; Прим. А. Т. Никитаева. - М.; Таллинн: Гилея, 1992. - 134 с.

.Кормилов С. И. История русской литературы XX века (20-90-е годы). Основные имена. М.: Высшая школа, 1998. 480 с

.Ланн Ж. К. Русский футуризм // История русской литературы: XX век. Серебряный век / Под ред. Ж. Нива, И. Сермана, В. Страды и Е. Эткинда. - М., 1995.

.Лившиц Б. Полутораглазый стрелец: Стихотворения, переводы, воспоминания. - Л.: Сов. писатель, 1989. - с. 309-546

.Маринетти Ф. Т. Футуризм. - Спб., «Прометей», 1914, 241 с.

.Маринетти Ф. Т. Футурист Мафарка: Африканский роман. - М.: Северные дни, 1916. - 205 с.

.Маркасов М. Ю. «Милитаристская» метафора Маяковского. Новосибирский государственный педагогический университет. Критика и семиотика. Вып. 7, 2004. С. 191-202

.Марков В. Ф. История русского футуризма. Пер. с англ. В. Кучерявкина, Б. Останина. СПб.: Алетейя, 2000. 438 с.

.Маца И. Л. Проблемы художественной культуры XX века. М.: Искусство, 1969. - 208 с.

.Маяковский В. В. Полное собрание сочинений в тринадцати томах - М., 1957

.Селезнев Л. А. Маяковский и итальянские футуристы: Неизвестное интервью поэта // Творчество В.В. Маяковского в начале XXI века. / Л. А. Селезнев ; публ. Л. А. Селезнев, Д. Спендель. С. 584

19.Сироткин Н. С. Общие вопросы авангардоведения / Терминология. [Электронный ресурс] / Режим доступа: <#"justify">22. Чупринин С. И. Авангард в литературе, Авангардизм. Русский Журнал. Журнальный зал в РЖ, «Русский журнал». [Электронный ресурс] / Режим доступа: magazines.russ.ru/znamia/red/chupr/book/avang1.htm. Проверено: 09. 02. 2013

. Манифесты футуризма, определение, представители. [Электронный ресурс] / Режим доступа: futurisma.net/ce/manifesti-futurizma.html. Проверено: 09.02. 2013

Похожие работы на - Литературно-философские источники футуристической утопии Маяковского ('Футуризм' Маринетти)

 

Не нашли материал для своей работы?
Поможем написать уникальную работу
Без плагиата!