Философия всеединства В.С. Соловьева
Реферат
Философия
всеединства В.С. Соловьева
Оглавление
Введение
1 Жизненный путь и философское становление
2 Идея всеединства
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900) - выдающийся русский
мыслитель. Он очень глубоко изучал каждую философскую проблему и органически
объединял философию, религию и науку. Он хотел сформировать систему «цельного
знания». К этой идее стремились ранние славянофилы.
Соловьев изучает проблемы метафизики, натурфилософии,
историософии, антропологии и гносеологии, этики и эстетики, и все эти проблемы он
объединил для того, чтобы создать религиозную философии всеединства, которая
могла бы дать ответ на многие волнующие вопросы не только теории, но и жизни. «Цельное
знание», как считал Соловьев, должно направлять человека в жизни, а не
оставаться лишь отвлеченным знанием.
Актуальность. Творчество В. Соловьева оказало очень большое
воздействие на развитие русской религиозной философии конца XIX – начала ХХ
вв., так как он был не только выдающимся философом, который обладал широким
кругом знаний, но и был очень хорошим литератором и умел очень аргументировано
излагать свои мысли.
Цель работы – изучить философию «всеединства» В. Соловьева.
Задачи:
1. Проанализировать жизненный путь и философское становление.
2. Изучить идею всеединства.
Теоретическая основа: Васильев В.В., Кротов А.А., Бугай Д.В., Волкова
А.Н., Горнев В.С., Данильченко Р.Н. и других.
Методы: теоретические методы.
В.С. Соловьев родился в Москве в семье известного историка,
профессора Московского университета Сергея Михайловича Соловьева, отец которого
был духовного звания. По матери он происходил из старинного украинского рода, к
которому принадлежал «украинский Сократ» - Григорий Саввич Сковорода: он был
двоюродным дедом (или прадедом) матери Соловьева.
В 1874 г. Соловьев защитил в Петербурге магистерскую диссертацию «Кризис
западной философии. Против позитивистов» и был избран доцентом Московского
университета по кафедре философии. Летом 1875 г. он уехал для научных занятий в Лондон, где изучал главным образом мистическую и гностическую литературу - Я.
Бёме, Парацельса, Э. Сведенборга, каббалу, интересовался оккультизмом и
спиритизмом. Именно в этот период у него выходит на первый план тема
софиологии, которой суждено было стать одной из ключевых в его творчестве.
Неожиданно философ покидает Лондон и отправляется в Египет, где проводит
несколько месяцев. Позднее он объяснял свою поездку «таинственным зовом Софии».
Натуре поэтической, впечатлительной, Соловьеву казалось, что он обладает
медиумическими способностями. О своих видениях Софии, или Вечной Женственности,
он рассказывает в поэме «Три свидания», написанной в 1898 г. незадолго до смерти.
Возвратившись в 1876 г. в Россию, Соловьев снова читает лекции в
Московском университете. Но в 1877 г. из-за раздоров в профессорской среде он покидает университет и поступает в Петербурге на
службу в Ученый комитет Министерства народного просвещения, читая в то же время
лекции в Петербургском университете и на Высших женских курсах. В 1877 г. философ опубликовал свою первую систематическую работу «Философские начала цельного знания»
(правда, незаконченную), а в 1878 г. выступил с циклом публичных лекций «Чтения
о Богочеловечестве», которые собирали много слушателей и имели общественный
резонанс. К этому времени у него уже вполне сложилась философско-религиозная
концепция, в центре которой - идея «положительного всеединства», тесно
связанная с софиологической темой.[1]
28 марта 1881 г. после убийства народовольцами Александра II (1
марта) Соловьев прочел публичную лекцию о смертной казни, о несовместимости ее
с христианской нравственностью. Осудив цареубийц, он в то же время призвал царя
не допустить смертной казни преступников. Тем самым отношения Соловьева с
властью были испорчены. Он ушел в отставку из Министерства народного
просвещения; ему рекомендовалось воздержаться от преподавания и от публичных
выступлений.
Начался период публицистической деятельности Соловьева. В центре
его внимания в 80-е - начале 90-х гг. - общественно-политическая и
церковно-религиозная жизнь. Среди наиболее важных произведений этого периода –
«Духовные основы жизни» (1882-1884), «Великий спор и христианская политика» (1883),
«История и будущность теократии» (1886, Загреб), «Три речи в память
Достоевского» (1881-1883), «La Russie et l'Eglise universelle» (Paris, 1889;
русский перевод «Россия и Вселенская церковь» увидел свет лишь в 1911 г.). Он пишет также ряд статей по национальному вопросу, связанных с проблемами славянофильства
и западничества, объединенных затем в работу «Национальный вопрос в России» (в
первый выпуск ее вошли статьи 1883-1888, а во второй - 1888-1891 гг.). Основной
идеей, пронизывающей творчество Соловьева этого периода, является его
теократическая утопия, убеждение в возможности объединения православной и
католической церквей под эгидой Рима и политического объединения христианских
народов (даже всех народов земли, ибо теократия мыслится как вселенская) под
властью русского царя. Католические симпатии философа усилились после сближения
его с католическим епископом Штросмайером в Загребе, куда Соловьев ездил в 1886 г.
По прекращении академической деятельности литературная работа
давала Соловьеву средства к существованию. Своим возвращением к собственно
философской проблематике в 90-е гг. он в немалой степени был обязан приглашению
возглавить в 1891 г. отдел философии в Большом Энциклопедическом Словаре
Брокгауза и Эфрона. Это дало ему материальную поддержку и избавило от
необходимости жить литературным трудом. Он написал в Словарь более 130 статей,
посвященных как основным философским понятиям, так и историко-философским
темам. В 90-е гг. Соловьев пишет статью «Смысл любви» (1892-1894),
подытоживающую его размышления над софиологической темой; трактат по этике – «Оправдание
добра» (1894-1895); предлагает новое осмысление теории познания в статьях,
объединенных под названием «Теоретическая философия» (1897-1899); наконец, в последней
своей значительной работе - эсхатологическом этюде «Три разговора» (1899-1900)
пытается разрешить проблему зла, расставаясь при этом с дорогой ему мечтой о
будущей вселенской теократии.[2]
Напряженная работа и житейская неустроенность рано подорвали и без
того слабое здоровье Соловьева. Не будучи женат и не имея постоянного жилья, он
всегда находился в разъездах, останавливаясь то в гостиницах, то у своих
друзей. В июле 1900 г. он приехал в Москву, но внезапно заболел и 31 июля
скончался в подмосковном имении своих друзей - князей Трубецких.[3]
В своем духовном развитии Соловьев испытал много влияний, которые
определили направление и характер его мышления. В ранней юности он воспринял
социалистические идеи, свойственное русской мысли искание социальной правды, а
также веру в прогресс, столь характерную для XIX в. Идея прогрессивного
развития человечества, общая для немецкого идеализма и позитивизма, особенно
для О. Конта, чье учение произвело на молодого русского философа сильное впечатление, разделялась и отечественными мыслителями разных
направлений - не только западниками, но и славянофилами: И. В. Киреевским, А.
С. Хомяковым, Ф. И. Тютчевым и др. От ранних славянофилов Соловьев воспринял вдохновлявшую
его на протяжении всей жизни идею «цельного знания», которое должно дать ответ
на вопрос о смысле человеческого существования, о последней цели космического и
исторического процесса. Субъектом этого процесса, по Соловьеву, является
человечество как единый организм - понятие, заимствованное философом у Конта. В
основе такого подхода лежит убеждение Соловьева в реальности всеобщего,
сформировавшееся у него под воздействием Спинозы и Гегеля, вообще немецких
идеалистов, которые, начиная с Фихте, строили монистические системы, исходя из
единого первопринципа, - метод, не чуждый и Соловьеву, мастеру диалектического
выведения категорий. У Спинозы таким первопринципом является субстанция, у
Фихте - абсолютное Я, у Гегеля - абсолютный субъект-объект. Соловьев как раз и
воспринял общую для спинозизма и немецкого идеализма пантеистическую посылку,
во многом определившую его учение о всеединстве.
Оказали влияние на русского философа и мыслители, придававшие
метафизическое значение понятию воли: Кант, Шопенгауэр, Э. Гартман и особенно
Шеллинг. Если диалектическим методом Соловьев больше всего обязан Гегелю, то
его богословие, метафизика и эстетика несут на себе печать волюнтативной
метафизики Шопенгауэра и Шеллинга. От Шопенгауэра воспринял Соловьев одну из главных
своих интуиции - об иллюзорности, неподлинности эмпирически-предметного мира, «мира
представления», который являет собой «грубую кору вещества», мешающую
прозревать подлинную, духовную основу мира. Впоследствии, отойдя от Шопенгауэра
и обретя христианскую веру, Соловьев тем не менее сохранил это свое ощущение иллюзорности
физического мира.
После Шопенгауэра Соловьев изучает системы Фихте, Гегеля и
Шеллинга - последний оказывает на него наибольшее влияние. С Шеллингом
Соловьева сближает романтически-эстетический подход к проблемам религии,
своеобразный эротический мистицизм, вылившийся у русского философа в культ
Вечной Женственности - души мира. С помощью Шеллинга, а также Бёме, Парацельса,
Сведенборга, Дж. Пордеджа, каббалы и гностиков, которых он высоко ценил,
Соловьев пытался осмыслить собственный мистический опыт - свои видения Софии.
Значительную роль в формировании воззрений философа сыграл
христианский платонизм его учителя, профессора кафедры философии Московского
университета П. Д. Юркевича, особенно учение о сердце как средоточии духовной
жизни человека. Юркевич видел в воле и душевных аффектах определяющее начало
человеческого существа, по своему значению превосходящее теоретическое начало
духа, т. е. ум.
Все эти многообразные влияния философ органически претворил в
своем учении, создав новое систематическое построение, правда не лишенное ряда
трудностей и противоречий. Стремясь от них освободиться, Соловьев не раз
перерабатывал свое учение. При этом в его сочинениях мы находим и трезвую
оценку, и глубокую конструктивную критику тех философских концепций, которые в
свое время формировали его миросозерцание: Спинозы, Канта, Гегеля, Шеллинга,
Шопенгауэра, Конта и др.
Итак, исходное понятие теософии Соловьева - божественное сущее.
Оно открывается нам непосредственно, с помощью чувства. Поэтому не требуется
никаких доказательств бытия Бога: действительность Его не может быть логически
выведена из чистого разума, а дается лишь актом веры. Установив, таким образом, с помощью веры, или «религиозного
ощущения», существование Бога, философ приступает к рациональному выведению
содержания божественного сущего - не без известного противоречия с собственным
утверждением, что содержание это дается только опытом. Он характеризует
божественное начало как «вечное всеединое» или
как «единое и всё». А это значит, что всё сущее мира содержится в Боге, ибо
всеединство есть единство во множественности. Согласно Соловьеву, единое
свободно от всего («абсолют» буквально означает «отрешенное», «освобожденное»)
и, следовательно, определяется отрицательно по отношению к другому. В то же
время оно не может иметь ничего вне себя и тем самым определяется по отношению
к другому положительно. В нем, стало быть, совпадают противоположности, от века
присутствуют два полюса, или центра: первый - свобода от всяких форм, от
всякого проявления; второй - производящая бытие сила, т. е. множественность
форм. Теперь первый полюс получает название единого, а второй - потенции бытия,
или первой материи, которая, таким образом, входит в Абсолют как «его другое»,
как первый субстрат, или «основа» Бога. «...Если высший, или свободный, полюс есть
самоутверждение абсолютного первоначала, как такого, то для этого
самоутверждения ему логически необходимо иметь в себе или при себе свое другое,
свой второй полюс, то есть первую материю, которая поэтому, с одной стороны,
должна пониматься как принадлежащая первому началу... а с другой стороны, как
необходимое условие его существования: она первее его, оно от нее зависит». Понятие первой материи осмысляется философом в
шеллингиански-шопенгауэровских определениях - как сила, влечение, стремление, - восходящих к гностицизму и
учению Я. Бёме о «темной природе» в Боге, о бессознательной глубине Божества,
из которой проистекает начало зла. Неразрывность двух полюсов сущего означает,
что Абсолют не может представать иначе, как осуществленным в материи, а материя
в свою очередь - не иначе, как идея, как осуществленный образ единого. Оба
полюса «вечно и неразрывно между собою связаны... каждый есть и порождающее и
порождение другого». Пантеистическая подоплека
такого построения очевидна.[4]
В «Критике отвлеченных начал» Соловьев характеризует второй полюс
всеединства, т. е. первую материю (она же идея, или природа), как становящееся всеединое, в отличие от
первого полюса как сущего
всеединого. Главный тезис состоит в том, что абсолютное не может существовать
иначе как осуществленное в своем другом. Такое понимание отношения между Богом
и миром существенно отличается от христианской идеи творения мира. Становящееся
всеединое - это душа мира, которая, будучи основанием всего мирового процесса,
лишь в «человеке впервые получает собственную, внутреннюю действительность,
находит себя, сознает себя». Божественный
элемент мировой души, т. е. всеединство, в дочеловеческом, природном мире существует
лишь потенциально и только в человеке получает актуальность, хотя и предстает
вначале только идеально, в сознании, как цель и норма человеческой
деятельности. Осуществление этой цели реально составляет задачу мировой истории
как богочеловеческого процесса.
В «Чтениях о Богочеловечестве» философ пытается перевести описанный
им процесс самораздвоения Абсолюта на язык христианского богословия, давая свое
толкование догмата о Троице. Он отличает Бога как абсолютно-сущего от его
содержания (сущности, или идеи), которое предстает в лице Бога-Сына, или
Логоса; воплощение же этого содержания, или идеи, осуществляется в мировой
душе, Софии, представляющей, стало быть, третье лицо божественной Троицы - Дух
Святой. «...Как сущий, различаясь от своей идеи, вместе с тем есть одно с нею,
так же и Логос, различаясь от Софии, внутренне соединен с нею. София есть тело
Божие, материя Божества, проникнутая началом божественного единства.
Осуществляющий в себе или носящий это единство Христос, как цельный
божественный организм - универсальный и индивидуальный вместе, - есть и Логос и
София».
Теперь, как видим, картина несколько меняется: философ различает в
Боге двоякое единство - действующее единство божественного творческого Слова
(Логоса) и единство произведенное, осуществленное. Деятельное единство - это
мировая душа в Боге, а произведенное - Его органическое тело. В Христе
предстают оба эти единства: первое, или производящее, есть в нем Бог, действующая
сила, или Логос, а второе, «произведенное единство, которому мы дали
мистическое имя Софии, есть начало человечества, есть идеальный или нормальный
человек». Совершенное человечество - это не
природный человек как явление, не единичное эмпирическое существо и не
человечество, как оно реально существует на земле, а «всечеловеческий организм»,
человечество как вечная идея. Именно эта вечная идея человечества есть, по
Соловьеву, София - Вечная Женственность, вечно заключающаяся в божественном
существе.
Таким образом, идея Богочеловечества тесно связана у Соловьева с софиологией.
Нельзя не заметить, однако, что здесь у философа происходит слияние двух разных
реальностей: идея человека в божественном уме как-то незаметно сливается с
человеком как творением Бога; граница между вечным и временным, трансцендентным
и имманентным, Творцом и творением становится настолько прозрачной, что едва ли
не исчезает совсем.[5]
В результате слияния вечного и временного вся посюсторонняя
действительность как бы утрачивает свою реальность, превращаясь в обманчивый,
призрачный мир, в иллюзию, скрывающую под собой подлинную реальность. Но в
таком случае вся деятельность человека и человеческая история в этом иллюзорном
мире должны рассматриваться либо как необходимый процесс развертывания того,
что уже от века заложено в божественной идее человека, либо как бессмысленная и
бесцельная суета, которая ничего не меняет в божественном замысле о человеке и
не вносит в него ничего нового.
При отсутствии четкой грани между вечным Творцом и его творением
христианский теизм подменяется пантеизмом; Бог уже не по свободе творит мир и человека, ибо эмпирический
человек есть лишь необходимое явление во времени вечного человека как
божественной идеи. И соответственно сам человек тоже лишается своей свободы, он
перестает быть реальным источником своих действий. Ведь во временном мире
человек - лишь явление, а явление бытийной самостоятельности не имеет.
Идея вечного Богочеловечества вызвана к жизни стремлением
Соловьева философски осмыслить христианский догмат воплощения: Христос - это
воплощенный, вочеловеченный Логос, второе Лицо Троицы; тайна воплощения
божественного начала, если попытаться дать ей рациональное толкование, вполне
естественно приводит философа к мысли об изначальном существовании идеального
человечества в самом Божестве.
Символический иллюзионизм, воспринятый Соловьевым от романтической
традиции, особенно от Шопенгауэра, привел его к мысли, что только при условии «совечности»
человека Богу можно говорить о его человеческом бессмертии и свободе. «...Представляя
себе человека лишь созданным из ничего во времени и, следовательно, для Бога
как бы случайным, так как предполагается, что Бог может существовать и без
человека, и действительно существовал до сотворения человека, -
представляя себе... человека как безусловно определенного божественным
произволом и потому по отношению к Богу безусловно страдательным, мы решительно
не оставляем никакого места для его свободы».[6]
Неудивительно, что в рамках принятых предпосылок у Соловьева
возникает трудность с проблемой бессмертия индивидуальной человеческой души.
Бытие, которое начинается с физического рождения, должно и прекратиться с
физической смертью: «...бесконечное существование после смерти никак не вяжется логически с ничтожеством до рождения».
Бессмертен не человек как индивидуальное существо, а его вечная умопостигаемая
сущность. Она, как мы уже знаем, понимается Соловьевым не как творение Божие.
Вечный человек, или идеальное человечество, есть особого рода универсальная индивидуальность, или, как
писал Соловьев в последний период, "всемирная форма соединения материальной
природы с божеством", «Богочеловечество и Богоматерия». Существующий мир, где люди предстают как индивиды,
- это, по Соловьеву, «тяжелый и мучительный сон отдельного эгоистического
существования», иллюзорный и неподлинный.
Причина существования этого неподлинного мира у Соловьева, как и у
Шопенгауэра, - принцип индивидуации, коренящейся в самоутверждении, эгоизме
каждого существа, противопоставляющего себя всем другим, во взаимоотталкивании.
Эгоизм есть коренное зло не только человеческой, но и всей природы, всего
живущего. Зло, т. е. «грех индивидуации», как раз и порождает, по Соловьеву,
внешнее, вещественное бытие, где все существует в разрозненности и вражде. Зло
и страдание суть состояния индивидуального существа. Но если индивидуальность -
это источник зла и страдания, то о каком индивидуальном бессмертии может идти
речь? Спасение можно найти только в освобождении от индивидуального
существования, а не в вечном его продолжении. Поразительным образом религиозная
философия Соловьева тяготеет, как видим, к имперсонализму. И не случайно по этому вопросу возникла полемика
между Соловьевым и его другом Л.М. Лопатиным, убежденным в субстанциальности
человеческого Я и, таким образом, в бессмертии индивидуальной души.
Существование Бога, по Соловьеву, «может утверждаться только актом
веры. Хотя лучшие умы человечества занимались так называемыми доказательствами
бытия Божия, но безуспешно; ибо все эти доказательства, основываясь по
необходимости на известных предположениях, имеют характер гипотетический и,
следовательно, не могут дать безусловной достоверности... Что Бог есть, мы верим, а что Он есть, мы
испытываем и узнаем».
В одной из поздних своих работ, в докладе,
прочитанном по поводу столетнего юбилея Огюста Конта (1898), В.С. Соловьев
подчеркивает ирреальность единичного человека. Он ссылается на Конта,
убежденного в том, что «единичный человек сам по себе, или в отдельности
взятый, есть лишь абстракция, что такого человека в действительности не бывает
и быть не может». Не человек, а только человечество в целом есть действительная
реальность - в этом убежден Соловьев точно так же, как и Конт; у обоих
человечество выступает не как общее родовое понятие и не как простая
совокупность всех живущих на земле людей, а как единое живое существо. При этом
у Соловьева речь идет о едином живом существе как Богочеловечестве.[7]
Заключение
Философская система Соловьева строится по исторической схеме,
столь свойственной мысли XIX в., - как история
развития мирового духа, как теокосмоисторический процесс. Он
хотел бы отказаться от того духа секуляризма (отделения от религии), которым
была проникнута европейская философия нового времени, и вслед за ранними
славянофилами стремился к обретению цельного знания, предполагающего единство
теории и жизненно-практического действия, т. е. хотел создать философию жизни,
а не философию школы.
Однако в своем стремлении преодолеть секулярный дух философии
нового времени Соловьев не хотел возвращения к «историческому христианству», т.
е. к церковной традиции, богословию и преданию, как оно существовало в
православной или в католической церквах. Его целью было «ввести вечное
содержание христианства в новую соответствующую ему, т. е. разумную безусловно,
форму», т. е. оправдать его с помощью теософии.
В подлинном смысле реальностью обладают, по Соловьеву, только духи
и души, носители силы и воли; они-то и суть сущие; эмпирический же мир, данный
в пространстве и времени, он вслед за Кантом и Шопенгауэром считает только
явлением и характеризует его как бытие, в отличие от сущего. Исходя из
кантовского различения явления и вещи в себе, Соловьев, как и Шопенгауэр,
усматривает сущность вещи в себе (названной им «сущее») в воле.
Первое и верховное сущее - Бог - определяется им в духе
неоплатонизма и каббалы как положительное ничто. «Это положительное
ничто, или энсофкаббалистов, есть прямая противоположность Гегелеву
отрицательному ничто - чистому бытию, происходящему через простое отвлечение
или лишение всех положительных определений».
1.
История философии / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова, Д.В. Бугая –
М.: Мысль, 2007.
2.
История философии / Под ред. А.Н. Волковой, В.С. Горнева, Р.Н. Данильченко
и др. – СПб: Питер, 2008.
3.
Соловьев
В. и философия Серебряного века / Под ред. П.П. Гайденко. - М.:
Прогресс-Традиция, 2007.
4.
Соловьев
Вл. Чтение о Богочеловечестве (лук и стрела). – СПб.: Художественная
литература, 2006..
5.
Суханов
К.Н., Чупров А.С. Знаменитые философы XIX–ХХ веков: Очерки идей и биографий. –
Челябинск: Околица, 2008.
6.
Философия
/ Под ред. В.Д. Губина, Т.Ю. Сидориной, В.П. Филатова. – М.: ТОН – Острожье,
2008.
[1] Философия / Под ред. В.Д. Губина,
Т.Ю. Сидориной, В.П. Филатова. – М.: ТОН – Острожье, 2008.-С.257.
[2] Суханов К.Н., Чупров А.С. Знаменитые философы XIX–ХХ
веков: Очерки идей и биографий. – Челябинск: Околица, 2008. –С.315.
[3] Философия
науки / Под ред. С.А. Лебедева. -
М.: Академический проект, Альма Матер, 2007.-С.139.
[4] История философии / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова, Д.В. Бугая –
М.: Мысль, 2007. –С.103.
[5] Соловьев Вл. Чтение о
Богочеловечестве (лук и стрела). – СПб.: Художественная литература, 2006..-С.94.
[6] История философии / Под ред. А.Н. Волковой, В.С.
Горнева, Р.Н. Данильченко и др. – СПб: Питер, 2008.-С.278.
[7] Соловьев В. и философия Серебряного
века / Под ред. П.П. Гайденко. - М.: Прогресс-Традиция, 2007.-С.217.