Испанская школа живописи XVII века

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

1 Испанское барокко

1.1 Стиль барокко

1.2 Истоки испанского искусства

2 Жизнь и творчество Хусепе Рибера

2.1 Ученические годы и первые работы художника в Неаполе

2.2 Период увлечения графикой

2.3 Первый период творческих достижений в области живописи

3 Жизнь и творчество Франсиско Сурбарана

3.1 Жизнь художника

3.2 Стиль и характер творчества Ф. Сурбарана

4 Жизнь и творчество Диего Веласкеса

4.1 Признание Веласкеса, как великого художника

4.2 Итоги творчества

Заключение

Список литературы

Приложения

Введение

Цель: комплексно и всесторонне изучить испанскую школу живописи XVII в. Задачи работы: 1) Рассмотреть «Золотой век» испанской живописи; 2) Проанализировать творчество известных мастеров XVII столетия Д.Веласкеса, Ф.Сурбарана и Х.Рибера, детальное рассмотрение их работ.

Эпоха барокко - одна из наиболее интересных эпох в истории мировой культуры. Интересна она своим драматизмом, интенсивностью, динамикой, контрастностью и, в то же время, гармонией, цельностью, единством. Для нашего времени - смутного, неопределенного, гипердинамичного, ищущего стабильности и упорядоченности, - эпоха барокко необычайно близка по духу. Именно поэтому было интересно обратиться к этой теме, чтобы найти в прошлом какие-то ориентиры, способные помочь поиску себя в сложных жизненных коллизиях. Конечно же, рассказать обо всей культуре барокко все равно, что “объять необъятное”. Поэтому отдельные грани (общестилистические черты, мироощущение эпохи, антиномии в искусстве...) рассмотрены более подробно, другие - менее. Особого внимания заслуживает художественна жизнь эпохи - чрезвычайно насыщенная, полнокровная, вышедшая за рамки XVIIв.

Жесткое, строгое воплощение получил стиль Барокко в Испании. К тому времени Испания переживала свой “Золотой век” в искусстве, находясь при этом в экономическом и политическом упадке. Это первая страна с законченной формой абсолютной монархии с господствующим классом - земельной аристократией.

Для искусства Испании характерна декоративность, капризность, изощренность форм, дуализм идеального и реального, телесного и аскетичного, нагромождения и скупости, возвышенного и смешного.

Это время выдвинуло таких известных художников как Д.Веласкеса, Ф.Сурбарана и Х.Рибера.

Франческо Сурбаран (1598-1664) - “Отрочество Богоматери”, “Младенец Христос”. Главное в его картинах - ощущение святости, чистоты; простое композиционное решение, плавность линий, плотное цветовое решение, материальность, вещественность, богатство колорита, величавость, сдержанность, реальность жизни, соединенные с мистичностью веры, высокой духовностью, эмоциональной напряженностью.

Хусепе Рибера (1591-1652). Основные сюжеты его картин - мученичество святых, портреты людей, проживших долгую жизнь. Но его работы не сентиментальны. Он более всего не хотел, чтобы его модели вызывали жалость. В них - истинно испанская народная гордость. Например, “Хромоножка”, “Святая Инесса”, “Апостол Яков-старший”.

Казалось, что испанская живопись никогда не выйдет из “стен” храмов. Но это сделал Диего Веласкес (1599-1660) - великолепный мастер психологического портрета, живописец характеров. Его картины отличаются многофигурной сложностью композиций, многокадровостью, предельной детализацией, прекрасным владением цветом. Веласкес - великий полифонист живописи.

“Завтрак”, “Портрет Оливареса “, “Шут”, “Сдача Бреды” (“Колья”), “Пряхи”.

1 Испанское барокко

1.1 Стиль барокко

Барокко (итал. Barocco, буквально — причудливый, вычурный), стиль, преобладавший в искусстве Европы с конца 16 до середины 18 века и охвативший все виды творчества, наиболее монументально и мощно проявившись в архитектуре и изобразительном искусстве. Барокко явилось развитием принципов, заложенных в эпоху Возрождения, однако в связи с радикальным изменением главной эстетической установки (уже не сотворческое следование природе, а совершенствование ее в духе идеальных норм красоты) придал этим принципам новый грандиозный размах, бурную динамику, изощренную декоративность. Любовь к прихотливой метафоре, словесной или зрительной, к аллегории и эмблеме достигает теперь, казалось бы, своего апогея; однако сквозь причудливые, порой полуфантастические формы и смыслы, сквозь все метаморфозы в барокко проступает крепкое натурное начало (к примеру, витиеватые декоративные детали архитектуры постоянно в духе анаморфозы уподобляются живым природным стихиям, а литературный язык обретает новую живописность, порой еще теснее сближаясь с национальными традициями фольклора). Различные виды искусства взаимодействуют (в сравнении с Ренессансом) более активно, составляя многогранный, но единый «театр жизни», сопутствующий реальному бытию в виде его праздничного двойника.

Высшие триумфы барокко как стиля риторического, активно и властно захватывающего зрителя, в значительной мере стиля пропагандистского, принято связывать с укреплением абсолютистских монархий, с Контрреформацией как главным курсом тогдашнего папского престола. Действительно, крупнейшие его мастера, законодатели вкуса, такие (если говорить только об изобразительном искусстве и архитектуре), как Л. Бернини и Ф. Борромини в Италии, Д. Веласкес и Х. Рибера в Испании, П. П. Рубенс и А. Ван Дейк во Фландрии, работают в католической среде; однако религиозные и политические программы их образов нисколько не подавляют силу творческой личности, являющей свою гуманистическую мудрость в строгих условиях придворного этикета или церковного ритуала.

Свой, более скромный и камерный вариант барокко, складывается в странах протестантского культа, например, в Голландии, где итальянские влияния служат — как и в целом ряде других мест — лишь внешним стимулом национальной самобытности.

Сам по себе стиль идейно и пластически многомерен: в Италии и Голландии, но в первую очередь во Франции внутри него нарождаются более строгие и рационалистичные черты раннего классицизма, по праву называемого «барочным классицизмом» (наиболее знаменитый пример его — Версаль). В 17-18 веках барокко интенсивно распространяется в Латинской Америке, порождая наиболее декоративно-пышный вариант в мексиканском «ультрабарокко», а также в Восточной Европе, в том числе в Белоруссии и на Украине.

1.2 Истоки испанского искусства

Корни испанского барокко уходят глубоко в эпоху реконкисты — национально-освободительной борьбы испанцев с арабами, с VIII века начавшими завоевание Пиренейского полуострова. Длившаяся восемьсот лет реконкиста определила исключительное своеобразие исторического развития нации.

История средневековой Испании — это в огромнейшей мере история войны, что не могло не сказаться на всех сферах жизни испанского общества. Реконкиста была причиной особенно резко выраженной в Испании внутренней разобщенности, экономической, политической и культурной разрозненности ее областей, поскольку «различные провинции самостоятельно освобождались от владычества мавров, образуя при этом маленькие независимые государства...».

Неравномерность развития отдельных областей страны — наследие реконкисты, отголоски которой продолжают ощущаться в жизни Испании даже нового и новейшего времени. Со второй половины XV в. Испания уже была единым государством; в начале XVI в. это абсолютистское государство достигло наивысшего политического и экономического могущества в Европе. Продолжающееся завоевание Нового Света, открытие новых торговых путей превратили Испанию в самую сильную морскую державу, владеющую гигантскими колониями. Колоссальные богатства были сконцентрированы в руках земельной аристократии, двора и церкви, могущественной в Испании, как ни в одном другом европейском государстве. Однако, реакционная внутренняя и внешняя политика испанских королей, разорительные войны, постоянные религиозные преследования привели Испанию к потере своего могущества.

В первой половине XVII века испанская живопись вступает на путь реалистических завоеваний. Начало этому процессу было положено целым поколением живописцев, работавших в местных художественных центрах, вдали от придворного искусства, главным образом в Севилье и Валенсии. Эти живописцы, к которым прежде всего следует отнести Ф. Рибальту и X. де Роэласа, Ф. Эрреру Старшего и X. Санчеса Котану, обращались к различным жанрам, но главные их искания сосредоточились на портрете и религиозных композициях. Здесь они, вдохновленные новшествами Караваджо и его последователей, углублялись во внутренний мир человека, постигали многообразие реального мира, открывали для себя самые простые явления действительности, далекие от тех идеальных представлений, которыми жило искусство предшествующего столетия. Реалистический метод достиг своего расцвета у Риберы и Сурбарана, а несколько позже - у великого Веласкеса.

Расцвет испанской культуры: литературы и театра (освященных именами Сервантеса и Лопе де Бега), а затем живописи - не совпал с периодом наивысшего экономического и политического могущества Испании и наступил несколько позднее. Золотым веком испанской живописи является XVII век, а точнее - 80-е годы XVI - 80-е годы XVII столетия.

Для испанского искусства было характерно существование традиций не классических, а средневековых, готических. Роль мавританского искусства в связи с многовековым господством арабов в Испании несомненна для всего испанского искусства, сумевшего необычайно интересно переработать мавританские черты, сплавив их с исконно национальными. У испанских художников было два основных заказчика: первый - это двор, богатые испанские гранды, аристократия, и второй - церковь. Роль католической церкви в сложении испанской школы живописи была очень велика. Под ее влиянием формировались вкусы заказчиков. Но суровость судьбы испанского народа, своеобразие его жизненных путей выработали специфическое мировоззрение испанцев. Религиозные идеи, которыми, по сути, освящено все искусство Испании, воспринимаются очень конкретно в образах реальной действительности, чувственный мир удивительно уживается с религиозным идеализмом, а в мистический сюжет врывается народная, национальная стихия. В испанском искусстве идеал национального героя выражен, прежде всего в образе святых.

Эту эру испанского господства в Старом и Новом Свете, называют "Золотым веком" испанского искусства. "Золотой век" испанской живописи представлен именами Хосе де Риберы, Франсиско Сурбарана, Бартоломе

Эстебан Мурильо и Диего де Веласкеса. Характерными чертами барокко XVII – XVIII вв. являются украшенные орнаментом колонны, причудливые лепные украшения, театрально расставленные статуи (соборы Гранады, Мурсии; дворец Маркес-де-Дос-Агуас в Валенсии).

2 Жизнь и творчество Хусепе Риберы

2.1 Ученические годы и первые работы художника в неаполе

Хусепе де Рибера родился в городе Хатива Валенсийской области. Итальянцы называли его Джузеппе. Можно встретить также валенсийский вариант его имени — Хосеф и наиболее распространенное в Испании произношение имени Иосиф — Хосе.

Долгое время датой его рождения считали 12 января 1588 года согласно найденному в конце XVIII века в Хативе свидетельству о крещении Хусепе Венета, сына Луиса де Риберы и Маргариты Хиль. Однако это свидетельство справедливо вызывает сомнение, так как все ранние биографы называют отца Риберы Антонио Симоне и в регистрационной книге прихода Сан-Марко в Неаполе имеется запись, что 28 февраля 1630 года крестным отцом был «Джозеппе де Ривера, сын Симона де Риверы из Валенсии».

Уже в XX веке в Хативе было найдено новое свидетельство о крещении Хосе Хуана, сына Симона де Риберы, датированное 17 февраля 1591 года. Многие ученые относятся с сомнением и к этому документу, что не лишено оснований, так как, по данным некоторых ранних биографов, отец Риберы был испанский офицер, долго служивший в Италии, между тем по новому свидетельству о крещении Хусепе был сыном не военного, а сапожника. Второе его имя, Хуан, нигде не фигурирует, как и имя Венет. Фамилия Рибера настолько распространена в Испании, что, может быть, и данное свидетельство относится не к художнику. Род Рибера —старинный испанский дворянский род, разделившийся на многочисленные ветви, от знатных и богатых до очень бедных. Однако последнее свидетельство говорит о том, что эту фамилию носили и лица, не принадлежавшие к дворянству. Несмотря на спорность вопроса, большинство исследователей все же считает датой рождения Риберы 17 февраля 1591 года.

Что касается места рождения Риберы, то оно не вызывает никаких сомнений. Он сам неоднократно называет себя в подписях на картинах «setabensis», то есть уроженцем древней римской крепости Сетабис (Saetabis), находившейся когда-то на месте его родного города Хативы. Иногда Рибера прямо указывает, что он Валенсией, из Хативы. В свидетельстве о крещении его младшей дочери сказано: «Дочь Джозеппе де Ривера из города Сатива в королевстве Валенсия».

Точных сведений о молодых годах Риберы мы не имеем. Его первый испанский биограф, художник Антонио Паломино, много работавший в Валенсии в начале XVIII века, на основании местных устных рассказов пишет, что Рибера учился живописи в Валенсии у Франснско Рибальты. Более поздний биограф, Сеан Бермудес, добавляет к этому, что родители послали Хусепе в Валенсию изучать латынь, но он вскоре увлекся живописью и променял университет на учение у Рибальты. Документов, подтверждающих эти сведения, нет, но и то, и другое вполне вероятно. Еще в XVIII веке в Валенсии, видимо, сохранялись ранние работы Риберы, свидетельствующие о том, что он начинал именно здесь свое учение. Само собой напрашивается предположение, что Рибера, приехав в Валенсию, должен был учиться у Рибальты, ведущего мастера местной школы, имевшего большую мастерскую и воспитавшего целое поколение валенснйских художников. О том, что Рибера был человеком образованным, свидетельствуют многие надписи на его картинах, сделанные на латинском языке, в которых современные названия городов заменены античными (Хатива — Сетабеном, Неаполь — Партенопеей).

Не сохранилось никаких достоверных работ Риберы, относящихся к валенсийскому периоду. Если Рибера действительно учился у Рибальты, он мог воспринять влияние лишь самых первых произведений зрелого периода творчества этого художника, так как надо полагать, что в 1612 пли 1613 году Рибера навсегда уехал пз Испании. Однако он, несомненно, успел впитать в себя основные тенденции как творчества Рибальты, так и валенснйской школы в целом, которым остался потом верен всю жизнь, подняв их на новую, недоступную для его предшественников высоту. Из Валенсии он унес народность и национальную характерность образов, любовь к драматическим сценам, трактованным настолько реалистично, насколько, по мнению испанских реалистов, это совместимо с религиозными сюжетами, стремление к зрительно-правдоподобной трактовке всего изображаемого в сочетании с общим декоративным эффектом; творчество мастера проникнуто интересом к жизни человеческой души и суровой религиозностью. Рибера унаследовал и художественные приемы Рибальты: своеобразное соединение тщательного рисунка, детализирующей живописной манеры с монументальной передачей трехмерных тел при помощи контрастной светотени. Даже типичная для раннего Риберы степень объединения этих тел с окружающей темной средой может считаться продолжением тех достижений, которые имеются уже в первых зрелых произведениях Рибальты, а не только результатом изучения Караваджо. Детальность рисунка и моделировки вообще не была присуща Караваджо, в то время как это был один из основных принципов именно валенсийской школы, хотя никто до Риберы не мог развить его до такого совершенства и виртуозности.

А. Палвмино и С. Бермудес пишут, что очень рано, еще почти мальчиком, Рибера уехал в Италию с целью изучить творчество великих итальянских художников. Он направился в Рим, где долго копировал знаменитые работы великих мастеров. О его полунищенской жизни в Риме говорит итальянский писатель Джулио Манчини в рукописи, относящейся к первой половине XVII века. А. Паломино также рассказывает, что Рибера приехал в Рим абсолютно без всяких средств, ходил оборванный и голодный, зарабатывал гроши своими рисунками и все-таки со страстью предавался любимому делу.

Художественная жизнь Рима в начале XVII века была чрезвычайно разнообразна и многопланова, представляя собой арену столкновения различных стилистических течений и «манер». В сложном взаимодействии с маньеристическим искусством конца XVI века рождались художественные формы новой эпохи, формировались ведущие тенденции в живописи XVII столетия. Среди них наиболее близким Рибере оказалось реалистическое направление в его караваджистском варианте. В середине второго десятилетия XVII века в Риме было уже мало реалистов, являвшихся последователями и учениками Караваджо, который незадолго до приезда Риберы бунтарски выступил против маньеризма и академизма и выразил взгляды, вкусы и запросы по отношению к искусству широких общественных кругов.

Дж. Манчини утверждает, что Рибера примкнул в Риме к караваджистам, которые писали в помещениях с черными стенами, освещенных лучом света, падающего сверху в единственное маленькое окно. Такая живопись называлась в Италии «живописью погребного освещения». Изучение картин Караваджо, конечно, было совершенно естественно для испанца и тем более для ученика Рибальты, приехавшего в Рим как раз в то время, когда смелое реалистическое новаторство Караваджо, решавшего те же задачи, над которыми самостоятельно работали испанские художники, все еще вызывало шумные споры. Но Рибера не учился у самого Караваджо и даже не мог лично знать его, хотя некоторые старые авторы это и утверждают. Трудно предположить, что Рибера был в Риме уже до 1606 года, когда Караваджо оттуда бежал. Изучая картины Караваджо, Рибера, вероятно, копировал их.

Однако не ясно, является ли в действительности, как предполагает А. Л. Майер, находящаяся в Валенсии (в Колехио дель Патриарка) копия картины Караваджо «Мученичество апостола Петра» работой Риберы этого периода.

Искания Риберы были разнообразны, не исчерпываясь одним кара-ваджизмом. Сохранились, хотя и не подтвержденные документами, сведения о том, что из Рима Рибера отправился в Северную Италию. Дольше всего он, видимо, был в Парме, где изучал картины Корреджо. О пребывании Риберы здесь свидетельствуют воспоминания современников, отмечающих, что ему пришлось покинуть город из-за зависти художников, угрожавших ему смертью. В Парме до сих пор находится в одной из церквей картина «Св. Мартин», по преданию, являющаяся копией с несохранпв-шегося оригинала Риберы, исполненного в манере Корреджо.

Возможно, к изучению творчества Корреджо Рибера обратился под влиянием интереса к подчеркнутой передаче объемности материальных тел и к объединению их с пространственной средой без резких «погребных» контрастов светотени. Этим, вероятно, объясняются его временный отказ от караваджизма, отъезд в Парму и длительное там пребывание. Вероятно, он чувствовал ограниченность манеры «тенебросо» п хотел научиться светлой многокрасочной живописи, именно живописи, чего не могло ему дать изучение Рафаэля и других представителей римской школы. Может быть, поэтому же он побывал и в Падуе, где копировал картину Веронезе «Христос среди ученых».

Б. Доминичи и С. Бермудес утверждают, что после этой длительной поездки Рибера снова вернулся в Рим. Здесь он опять обратился к караваджистской манере, якобы под влиянием советов друзей или, вернее, тайных недругов и завистников, предостерегавших его от соперничества с уже составившими себе имя классицистами и уверявших, что на пути караваджистского новаторства он легче добьется успеха. Эта версия кажется малоправдоподобной. Очень трудно представить себе столь непринципиальным в выборе своего пути художника, которого до сих пор

отнюдь не пугала нужда и который всю жизнь умел сохранять свою собственную художественную индивидуальность. Вероятно, он пытался рас ширить художественные возможности своего творчества. При этом Рибера не собирался совсем отказаться от караваджизма, наиболее отвечавшего его внутренним устремлениям.

Дж. Манчини сообщает о написанных Риберой в Риме пяти картинах, изображавших пять чувств, и очень хвалит эти полуфигурные изображения. Ф. Сканелли утверждает, что Рибера в Риме научился писать, но еще плохо рисовал. Таковы скудные сведения о творчестве Риберы в этот период, от которого не сохранилось ни одного достоверного произведения.

Для изучения неаполитанского периода жизни Риберы самым обширным источником является его биография, написанная в первой половине XVIII века неаполитанским художником Б. де Доминичи. Однако к сведениям Доминичи следует относиться очень осторожно, так как многие из них в настоящее время уже документально опровергнуты.

Сохранился рассказ Доминичи, повторенный Бермудесом, о том, как выставленная Риберой на балконе картина «Мученичество апостола Варфоломея» привлекла к его дому толпу зрителей. Это вызвало любопытство герцога Педро Хирона де Осуна и заставило последнего обратить внимание на художника. А то, что художник оказался испанцем, якобы повлияло на решение герцога сделать его своим придворным мастером, назначив ему большое жалованье и предоставив ему помещение во дворце. Что Рибера действительно был придворным художником неаполитанских вицекоролей и что он имел комнаты во дворце, где он, может быть, вначале жил, а потом, после приобретения собственного дома, только работал, отмечает и автор XVII века Дж. П. Беллори.

От первых лет пребывания Риберы в Неаполе осталось очень немного работ. Доминичи пишет об образе «Санта-Мария Бианка» в церкви дель Инкурабили, которую Рибера будто бы написал в корреджиевской манере, «противоположной той, которой он следовал позже». К. Челано, автор одного из самых ранних путеводителей по Неаполю, при описании церкви не упоминает об этой картине, и до наших дней она не дошла, что заставляет усомниться в ее существовании, учитывая вообще малую достоверность сведений, даваемых Доминичи. Однако подтверждением возвращения Риберы в тот период к корреджиевской, светлой живописи обычно считались три картины из жизни Игнатия Лойолы в левом крыле трансепта церкви Джезу Нуово. Одна из них изображает Лойолу на коленях, созерцающего видение монограммы Христа, вторая — Лойолу, пишущего устав ордена иезуитов под диктовку явившейся ему мадонны, и третья — утверждение ордена папой Павлом III. Интересно, что образ папы близок к тициановскому портрету Павла III, находившемуся в то время в Парме и, вероятно, известному Рибере. Эти светлые и красочные картины Риберы, видимо, близкие по колориту к живописи Корреджо, явились обычными декоративными, полными праздничности и условного религиозного пафоса сценами «видений» в стиле раннего барокко. Они погибли во время второй мировой войны. Если считать, что Рибера приехал в Неаполь в конце 1618 или в 1619 году, то, вероятно, и картины эти датируются 1619 —1620 годами.

В это же время Рибера создал ряд полотен по заказу герцога де Осуна, который их отправил в усыпальницу своего рода, находящуюся в Испании, в городе Осуна. Они могли быть написаны только до 1620 года, так как в этом году кончилось пребывание герцога в звании вицекороля, и он уехал в Испанию.

Единственным, хотя и сильно потемневшим, но все же неплохо сохранившимся из произведений Риберы в Осуне является «Распятие». Следуя и национальной традиции, и пути, указанному Караваджо, Рибера стремится перевести религиозную сценку в план высокой человеческой драмы. Картина написана уже с контрастной светотенью и темным фоном. Но тени еще сравнительно легки, холодного коричневато-серого тона и не поглощают насыщенных, но достаточно сдержанных красок. Живопись мягкая.

Полностью судить об особенностях творчества Риберы этого периода невозможно по тем немногим произведениям, которые сохранились или сохранялись до последнего времени. По-видимому, это все еще были годы исканий, первых попыток найти собственный творческий путь.

2.2 Период увлечения графикой (1620-е годы)

Когда Рибера поселился в Неаполе, обстановка была здесь напряженной и беспокойной. Отсталое в экономическом отношении, феодальное по общественному строю, Неаполитанское королевство задыхалось под тяжестью испанского владычества. Талантливый и ловкий политик герцог де Осуна, став неаполитанским вице-королем, решил воспользоваться создавшейся обстановкой. Он вел в Неаполе демагогическую политику, целью которой, видимо, было получение короны независимого от Испании Неаполитанского королевства. Для достижения этой цели он стремился опереться на народное недовольство, быстро нараставшее в Неаполе и направленное против Испании. Когда планы Осуны кончились неудачей, и он был отозван в Испанию, а затем арестован, в Неаполе подверглись репрессиям также и его ближайшие сподвижники.

Известно, что после отъезда Осуны Рибера не пользовался любовью его преемников — кардиналов Борджа и Сапата, а затем и герцога Альба, правившего Неаполем в 1622 —1629 годах. Придворным художником последнего, был Белизарио Коренцио, эклектик, мастер фресковой живописи. Может быть, дело не только в том, что манера Риберы пришлась не по вкусу этим сановникам, привыкшим к официальному придворному искусству, но и в том, что в это время все, кто был так или иначе связан с герцогом де Осуна, попали в немилость.

По последним данным, Рибера в начале 1620-х годов даже уехал из Неаполя и некоторое время опять работал в Риме.

Графика Риберы — явление совершенно новое в истории гравировального искусства. Это первое применение в графике изобразительных приемов караваджизма с присущей им подчеркнуто выпуклой, осязаемой передачей объемов, доведенной до предела при помощи контрастной светотени. Технические и формальные достижения гравировального мастерства Риберы надо считать выросшими из достижений исключительно итальянской графики. Изучая технику таких итальянских офортистов, как Федериго Бароччи, Аннибале Караччи, Гвидо Рени, Кантарини, Карпиони, Рибера самостоятельно переработал ее для решения новых задач. В самой Испании образцов для Риберы не было, а занятия Рибальты графикой могли послужить лишь толчком, пробудившим интерес Риберы к этому виду искусства. Однако идеи и образы, которые Рибера воплотил в графике, тесно связаны с испанским искусством. Все сохранившиеся гравюры Риберы сделаны преимущественно в технике офорта с небольшим применением сухой иглы.

Иероним представлен сидящим в пещере. Из нее виден просвет в пустынную, светлую даль с далеким деревцем, малый масштаб и легкий рисунок которого создают впечатление отдаленности и высоты, так как оно выступает непосредственно на фоне неба. Старик только что писал, перед ним на камне лежат книги и череп, на земле — упавший свиток. Но вот над ним грозно прозвучала труба ангела, появившегося из глубокой тени в правом верхнем углу листа. Старик содрогнулся, в ужасе поднял руки, повернул голову. Плащ соскальзывает с плеч, оставляя обнаженным почти все его худое, морщинистое, старческое тело. Страх и растерянность Иеронима переданы усиленной жестикуляцией и мимикой, поднятыми руками, открытым ртом, округлившимися глазами, резкими изгибами фигуры, которые указывают на то, что он готов отшатнуться и бежать от страшного звука, хотя и повернул голову в сторону ангела. Художник еще не умеет более тонкими и скрытыми средствами передать душевное состояние. Его Иерониму не присущи одухотворенность и возвышенность. Это просто жалкий в своем страхе, растерявшийся старик с маловыразительным и лишенным яркой индивидуальности лицом. Резкий наклон тела Иеронима дает композиции ее основную ось, косо пересекающую лист. Эта ось определяет направление общего бурного движения, охватывающего на переднем плане почти все, вплоть до световоздушной среды, как бы взметнувшейся мощным порывом ветра влево вверх, вслед за движением старческого тела. Порывистое движение усиливается всем построением гравюры, направленностью самой штриховки, еще очень резкой и довольно грубой. Движение развивается от правого нижнего угла влево вверх через тело Иеронима и через складки и контуры плаща. Оно ритмически повторяется в резких, параллельных ему штрихах на поверхности скалы, в левой границе просвета, который открывается вдаль, в змеящихся очертаниях трубы ангела, в линиях его правой руки, в размахе его правого крыла. Размах крыла переводит взгляд зрителя на горизонтальные легкие штрихи, передающие спокойную синеву далекого неба, уводит в даль, ясную, светлую и пустынную, контрастно подчеркивающую своим спокойствием и тишиной бурное движение на переднем плане. Сильный ракурс фигуры ангела — отнюдь не похожего на небесное видение подростка, летящего головой вперед к Иерониму,— увеличивает динамичность композиции.

Стремление усилить впечатление движения, подчеркнув его направление расположением деталей композиции и даже штрихов параллельно

Рибера стремится также к крайней точности и ясности рисунка, к искусству детальной пластической моделировки при помощи штрихов, следующих за всеми изгибами объемной формы и передающих то мягкие, то контрастные переходы светотени; к отражению фактурного различия материалов посредством разнообразия штриховки; к ясной передаче пространственных планов. Все эти задачи он решает сначала в графике, а затем в живописи. Графика настолько опережает живопись, что в ней он переходит к изображению рассеянного ровного освещения и даже к попыткам передать солнечный свет среди открытого пространства, словом, к тому, к чему в живописи (если не считать ранних подражательных работ) он обратился только через много лет. Новаторские достижения Риберы в области графики, несомненно, оказали большое влияние на многих мастеров офорта, особенно в Италии.

В последующие годы Рибера почти не уделял внимания графике.

2.3 Первый период творческих достижений в области живописи (1626-1634)

Начиная со второй половины 1620-х годов Рибера, насколько можно судить по его сохранившимся произведениям, все более обращается к живописи. Известность его растет. Уже в 1626 году он был избран членом римской Академии св. Луки, о чем свидетельствует указание в подписях на картинах звания academico romano (например, на эрмитажном «Св.Себастьяне и Ирине», а также и на написанном в 1626 году «Пьяном Силене» из Национального музея в Неаполе).

Однако лишь после приезда в 1629 году нового вице-короля герцога де Алькала — человека образованного, покровительствовавшего в Севилье художнику Франсиско Пачеко, и знакомого с работами Риберы еще во время пребывания на посту испанского посла в Риме — к Рибере вернулось его привилегированное положение, место придворного мастера и руководство всеми художественными работами, выполняемыми для двора. В 1629 или в начале 1630 года Риберу, видимо, посетил Веласкес во время своей первой поездки в Италию. Вероятно, именно с этого времени Рибера начинает получать заказы также и от Филиппа IV, которого Веласкес заинтересовал творчеством Риберы. Может быть, Веласкес даже привез в Мадрид для короля несколько его картин.

Одной из наиболее ранних датированных и подписанных картин Риберы является картина «Св. Иероним слышит звук небесной трубы»² (Государственный Эрмитаж). На картине надпись: «Хосеф Рибера, ва-ленсиец и академик римский. Исполнил в 1626 году».

Картина повторяет ту же тему, к которой Рибера обратился в графике уже в 1621 году. Сцена изображена в темном пространстве, вероятно, в пещере, куда падает слева яркий луч света. Он вырывает из мрака фигуры Иеронима и ангела. Смысловые акценты композиции выделяются концентрированным светом. Такие второстепенные детали, как голова льва, стол, череп, погружены в глубокую тень.

Иероним написан с уже знакомой нам по офортам модели. Ничего нового нет и в способах передачи душевного состояния человека, потрясенного напоминанием о смерти. Те же округлившиеся глаза, поднятые брови, открытый рот, резкая жестикуляция — приемы чисто внешние и не придающие образу глубины и одухотворенности. Напряженность тела Иеронима, неустойчивость его положения, упавшие на землю книги и свитки пергамента — все это наполняет картину беспокойным движением.

Но оно лишено той стремительности и силы, которых Рибера достиг в офорте, подчинив все построение композиции, все детали, вплоть до расположения штрихов, общему направлению движения. В картине ди-намичность композиции снижена. Ангел изображен в центре, и Иероним не отшатнулся от него, а лишь сильно изогнул тело, чтобы устремить глаза вверх, к небесному видению. Линии руки и крыла ангела ритмично вторят линиям правой руки Иеронима, контрастно подчеркивая более мягкими и спокойными очертаниями нервный излом сухой старческой руки; ее
движение выдает испуг и смятение, внезапно охватившее только что спокойно писавшего старика.

В небесном видении нет ничего небесного. Обычный, материально осязаемый, здоровый, толстощекий ребенок дует изо всех сил в большую трубу и сердито глядит на Иеронима. В трактовке этого образа ярко проявляются внимание Риберы к живой, реальной натуре и присущая ему удивительно достоверная трактовка религиозных сюжетов.

Глубина пространства в картине совсем исчезает в непроницаемой, тяжелой, невоздушной темноте. Эта темнота густыми черными тенями наползает на тела, находящиеся в пространстве, поглощая или обволакивая те части их, на которые не падает луч света. Рибера использует типичное караваджистское «погребное» освещение для выделения светом главного в композиции и объединения объемных тел с вмещающей их пространственной средой. Погружая во мрак все лишнее, он делает композицию необычайно скупой и лаконичной. Чернота фона и борьба яркого света с почти непроницаемыми тенями усиливают напряженность, тревожность, драматичность эмоционального воздействия картины. Кроме того, конечно, контрасты светотени служат для подчеркнутого выявления трехмерности, пластичности материальных тел. Моделировка всех поверхностей очень резкая, почти без постепенных переходов от света к тени. Но освещенные поверхности детально моделированы пастозными, параллельными мазками, меняющими свое направление в зависимости от изгибов формы, которую они лепят с необыкновенной рельефностью. Толщина красочного слоя всюду однообразна. Мазки сливаются в плотную гладкую поверхность, и, однако, можно проследить движения жесткой кисти, оставляющей следы своих волосков.

До осязательности правдоподобно, во всех деталях выписана старческая сухая, морщинистая кожа Иеронима. Но, несмотря на эту детализацию, обобщенная передача объемов большими массами света и тени определяет общее впечатление монументальной трактовки формы. Тяжелыми крупными складками падает с колен Иеронима плащ. Качественная конкретность материала, из которого он сделан, не передана с той определенностью, с какой зафиксированы особенности человеческого тела. Видимо, полное зрительное правдоподобие, именно в изображении последнего было особенно важно для художника. Не вещи и не одежда, а живой человек являлся для него главным в картине.

Лаконичной передаче сюжета и суровому настроению картины соответствуют сдержанность и сумрачность колорита. Среди черноты глубоких теней выделяется только одно интенсивное красочное пятно — плащ Иеронима. Оно еще раз подчеркивает смысловое значение этой фигуры, сразу же привлекая к ней внимание зрителя. Цвет плаща передан как локальный цвет, то есть одной краской, без изменчивости оттенков, без цветовых рефлексов. Только в тенях к красной краске примешивается черная. Такое унаследованное от живописи эпохи Возрождения понимание цвета характерно отчасти и для караваджизма. Но Рибера уже не во всем ему следует. Он учитывает действие золотистого света на белый цвет, передавая седые волосы Иеронима и пергамент желтоватыми красками и сообщая полутеням серо-коричневый оттенок. Общий тон тела Иеронима желтоватый, с легкими градациями цвета от красноватых до серых или коричневато-серых оттенков, с заметным покраснением на веках, на носу, на кистях рук и на ступнях ног. Эти красочные нюансы помогают выявлению всех особенностей, присущих старческой плоти.

Таким образом, в картине всего три-четыре цвета, все они теплые, но доминирует над всем чернота фона и теней, усиливая впечатление драматического напряжения сцены и подчеркивая тревожно пылающее во мраке красное пятно плаща. Немногие большие красочные пятна, как и большие обобщенные массы света и тени, способствуют монументально-декоративному впечатлению, производимому картиной.

3 Жизнь и творчество Франсиско Сурбарана

3.1 Жизнь художника

Франсиско Сурбаран (1598—1664), родился в крестьянской семье, по другой версии — небогатого торговца, в небольшом селении Фуэнте-де-Кантос в провинции Бадахос. Рассказ о необычайно яркой, замеченной современниками одаренности маленького Франсиско принадлежит к традиционным легендам, сопутствующим жизни многих других знаменитых живописцев. Тем не менее, остается фактом, что отец отвез мальчика в Севилью для обучения у Педро Диаса де Вильянуэвы, который специализировался на раскраске церковных деревянных статуй. Пребывание в оживленной художественной среде Севильи оказалось плодотворным для формирования молодого Сурбарана, прибывшего из провинциальной глуши. Но, Вильянуэва не мог многому научить молодого художника, так как был фактически простым ремесленником. По-видимому, Сурбаран, очень восприимчивый ко всему новому, сблизился с мастерской опытного педагога, известного художника и теоретика искусства, увлекавшегося принципами караваджизма, Франсиско Пачеко, и подружился с его учениками Веласкесом и Алонсо Кано. В то время мастерскую Пачеко называли Академией не только Севильи, но и всей Испании.

В 1617-18 Сурбаран жил и работал в небольшом городке Эстремадуры — Льеренне, где обзавелся семьей.

В конце 1620-х годов вместе со славой и выгодными заказами приходит предложение от городского совета Севильи, навсегда остаться в городе, став его официальным художником. Конечно, это вызвало зависть многих живовописцев Севильи, в частности известного Алонсо Кано, пытавшихся всячески помешать карьере молодого художника. Но признание было столь велико, что уже никакие интриги не могли преуменьшить успех Сурбарана.

В 1628-1629 годах мастер получает два заказа, очень значительных для молодого живописца. По одному из них Сурбаран сделал двадцать две картины из жизни основателя ордена мерседариев Педро Ноласко, освобождавшего христиан из мавританского плена. Другой заказ, выполненный совместно с Эррерой Старшим, заключался в написании серии картин из жизни св. Бонавентуры.

Центром зрелого творчества Сурбарана являются монументальные циклы на сюжеты из жизни святых, которые мастер писал в основном по заказам монастырей во второй половине 1630-х гг. Один из них — украшение монастыря Ла Картуха в Херес-де-ла-Фронтера, для которого художник написал картины в различных жанрах. Тут были и портреты исторических лиц — деятелей картезианского ордена, и изображения святых («Св. Лаврентий»), и эпизоды из монастырских легенд («Чудо в трапезной при посещении ее св. Уго»), и алтарные картины — многофигурные композиции на евангельские темы. В это же время Сурбаран работает над украшением монастыря в Гвадалупе, куда приглашались только знаменитые мастера. Для сакристий он пишет восемь больших картин на темы из истории монастыря, несколько картин с эпизодами из жизни св. Иеронима.

В середине 1630-х годов Сурбаран посещает Мадрид. Конечно, здесь его не могло оставить равнодушным ни искусство его друга Веласкеса, ни великолепные коллекции королевского двора. Написанная в Мадриде в 1634 году серия картин "Подвиги Геракла" (Прадо, Мадрид) не характерна для творчества мастера и свидетельствует о влиянии Риберы, под воздействием которого Сурбаран, возможно, и обратился к мифологии. "Подвиги Геракла" говорят о многообразном таланте и больших возможностях живописца, о том, что он в совершенстве владел изображением обнаженного тела. Однако в композициях "Подвигов" есть излишняя искусственность и "натурность" поз и движений.

Следующий период жизни и творчества Сурбарана оказался менее удачным. В 1639 г. умирает вторая жена художника. В 1644 г. Сурбаран женится в третий раз — на дочери золотых дел мастера Л. де Тордера. От третьего брака рождается много детей, но Сурбарана постигает новый удар - смерть от чумы его старшего сына и помощника Хуана. В последующие десять лет в семье родилось шестеро детей. Чтобы обеспечить семью, Сурбаран берет огромные заказы от монастырей самых разных городов Южной Америки. Значительную роль в исполнении этих заказов сыграла мастерская художника.

Все чаще из мастерской художника выходят произведения невысокого качества, которых даже не касалась рука самого мастера. Большинство из них было предназначено для художественного рынка испанских колоний и отправлялось в Буэнос-Айрес, Лиму и другие города. В 1658 году из-за финансовых осложнений Сурбаран переезжает в Мадрид, рассчитывая там на поддержку Веласкеса и возможность получить заказы среди аристократов. Но надежды художника не оправдались.

Почти за тридцать лет работы в Севилье Сурбаран так и не стал настоящим андалусцем, он навсегда сохранил черты своей патриархальной созерцательной натуры, сдержанного темперамента. Его творческая эволюция не отличалась большим разнообразием исканий. В последние несколько лет, забытый всеми, Сурбаран влачит нищенское существование. 28 августа 1664 г. художник умер.

3.2 Стиль и характер творчества Сурбарана

Сурбаран — мастер монументальной композиции — отразил характерные черты ведущей для Испании 17 века темы «монастырской жизни». Циклы его картин создавались по заказам монашеских орденов. Произведения художника кажутся подчас для своего времени архаичными, упрощенными, фигуры застывшими, мало связанными друг с другом, изображение пространства нередко условно. Простая и уравновешенная композиция строится на сопоставлении геометрически четких плоскостей и крупных, достигающих почти стереоскопического эффекта плоскостных объемов. Все, что происходит в сфере потустороннего, приобретает черты реальности. Однообразный обиход монастырской жизни протекает размеренно и чинно, действующие лица написаны с натуры, предельно скупо и материально воспроизведены обстановка и предметы повседневного быта. Вместе с тем каждое событие обладает повышенной, хотя и сдержанной духовностью.

Стиль и характер творчества Сурбарана определились уже в его ранней юности. Заказчиками его были главным образом богатые монастыри со своими собственными традициями, укладом, бытом. К их жизни и обращался Сурбаран в своих произведениях, написанных на те или иные религиозные сюжеты, а моделями ему служили сами монахи. Типаж их крайне разнообразен как по внешнему, так и по внутреннему складу. Видно, что художник со всей правдивостью стремился передать облик изображаемого им человека. Сурбарана привлекало изображение монументальных, стоящих во весь рост одиночных фигур святых, монархов, легендарных и реальных деятелей церкви. Эти образы составляют славу мастера. Массивные, словно

отрешенные от мира фигуры в тяжелых рясах суровы, их лица замкнуты, полны внутренней силы (ученые монахи ордена мерседариев Иеронимо Перес, Франсиско Сумьель, Педро Мачадо, ок. 1633.). Об эмоциональной силе и мощной пластике образов Сурбарана позволяет судить «Св. Лаврентий»³, огромное полотно, написанное в 1636 для монастыря Сан Хосе в Севилье, вывезенное во Францию наполеоновскими войсками, а затем проданное на аукционе в собрание Государственного Эрмитажа. Фигура святого юноши в великолепном вышитом золотом дьяконском облачении, овысится на фоне пейзажа, он держит железную решетку, на которой был сожжен заживо. Для лица мученика Сурбаран использовал портрет монаха, написанный им еще в конце 1620-х гг. В первом крупном заказе ордена доминиканцев для севильского монастыря Сан Пабло (1627) сказалась зависимость молодого художника от резких контрастов света и тени в искусстве Караваджо; пресная вылепленность форм («Распятие», Чикаго, Институт искусств) давала повод сравнивать эти работы с раскрашенной скульптурой. Преодолевая воздействие караваджизма, Сурбаран постепенно создал свою, насыщенную цветом мощную живописую манеру. Его искания отразились в цикле картин из жизни Сан Педро Ноласко, заказанном в 1628-30 в Севилье орденом мерседариев (две лучшие из них, «Видение св. Педро Ноласко небесного Иерусалима» и «Видение св. Педро Ноласко распятого апостола Петра», находятся в Прадо), и совместно с известным севильским живописцем Франсиско Эррерой Старшим в 1624 в цикле для монастыря францисканцев, посвященном св. Бонавентуре, профессору теологии Парижского университета 12 века. Сурбарану принадлежат четыре известные картины: «Посещение св. Бонавентуры Фомой Аквинским» (погибла в Берлине во время Второй мировой войны), «Бонавентура, редседательствующий на соборе в Лионе» (Париж, Лувр), «Молитва св. Бонавентуры перед избранием римского папы» (Дрезден, Картинная галерея) и Погребение св. Бонавентуры» (Париж, Лувр).

Картина «Молитва Святого Бонавентуры»⁴ (1629 г.) посвящена истории о том, как святой разрешил спор кардиналов по поводу избрания Папы Римского и указал им достойного кандидата. Главной темой здесь стал диалог молящегося Бонавентуры с ангелом, который открывает ему имя избранника. Свет от фигуры ангела широкими полосами ложится на тёмное одеяние святого, обволакивает его одухотворённое лицо, наделяет мягким сиянием сомкнутые руки. Цветовую гамму дополняют золотистый блеск тиары (папского головного убора) и перекличка двух красочных пятен — красной скатерти на столе и пурпурных одежд кардиналов, чьи фигуры видны сквозь арочное окно.

В картине «Видение брату Педро из Саламанки» (1638 г.) само видение не показано. На переднем плане всего два персонажа — брат Педро и его спутник, которому изумлённый герой указывает на чудо. Кажется, что лицо Педро пронизано светом, но этот эффект вызван не природным освещением, а внутренним состоянием потрясённого человека. Спутник Педро явно ничего не видит. В его лице читаются разные ощущения: восторг перед собратом, удостоившимся чуда, нетерпение и томительно острое желание разглядеть хоть что-нибудь. Оба героя ведут себя удивительно естественно и эмоционально. Возвышенность события тонко подчёркнута характером живописи: строгим ночным пейзажем, мягкими, почти прозрачными теня ми, окутывающими фигуры. Уже современники признали одним из лучших произведений Сурбарана его огромное, сияющее полотно официального характера «Апофеоз св. Фомы Аквинского» (1631 г., Севилья, Музей Изящных искусств). Традиционно разделенное на небесную и земную сферу, оно посвящено учреждению в 1517 коллегии францисканцев в присутствии императора Карла V, ректора коллегии и других официальных лиц. Торжественно представленный на небесах в окружении Отцов церкви св. Фома написан мастером со своего друга, эконома коллегии Нуньеса де Эскобара.

Мало кто из святых приковывал к себе столь пристальное внимание, как Франциск Ассизский. Причины этого в основном внешние: любителей животных привлекает его близость с хищниками — волками и медведями; легкомысленных созданий радует его склонность к юмору (которая встречается среди святых не так уж редко). Однако для Сурбарана Франциск был могучей и величественной фигурой. Он не легкомысленный меньший брат, проповедующий птицам, а великий столп христианской церкви, который занимает всю поверхность холста, прижимая к груди череп. Почти все лицо святого находится в тени, поскольку художника интересует не личность самого Франциска, а его дух как воплощение молящего гласа о спасении.

Еще одну известную серию Сурбарана составляют портреты монахов картезианского монастыря в Херес-де-ла-Фронтера⁵ (1633-1638). В них нет никакого стремления к внешней эффектности - все просто, строго и правдиво. Позы разнообразны, но спокойны. И лишь лица да выразительные жесты рук передают целую гамму переживаний, вплоть до молитвенного экстаза. Для того же монастыря были сделаны картины "Благовещение", "Поклонение волхвов", "Рождество Христово" и др. В этом цикле портретов и картин Сурбаран использует пейзажные фоны и добивается впечатления живописного единства пространства путем высветления заднего плана и плотного письма первопланных фигур.

В 1634 Сурбаран по приглашению королевского двора совершил поездку в Мадрид. Он работал в только что построенном дворцовом ансамбле Буэн Ретиро, где ведущие живописцы Испании призваны были украсить «Зал королевств» парадными полотнами, прославляющими успехи испанского оружия. Историко-монументальный жанр не стал творческим призванием Сурбарана. Но картина «Оборона Кадеса от англичан» (1634, Прадо) сохранила традиционную для этого типа схему изображения — широкую, напоминающую театральный задник панораму морского побережья Кадиса с множеством испанских судов и расположенные как на авансцене портретно достоверные фигуры испанского губернатора города, командующего флотом и других исторических персонажей. Еще более чуждым Сурбарану оказался мифологический жанр. В цикле картин для дворца Буэн Ретиро, изображающем подвиги столь почитаемого в Испании Геракла (1634, Прадо), он наделил античного героя, которого писал с натурщика, грубой силой простолюдина. Документальные данные об этом цикле не сохранились. Вопрос об его авторстве вызвал среди исследователей немало разногласий, лишь обнаруженная в последние десятилетия подпись мастера позволила связать десять дошедших до нас и сильно потемневших полотен с его именем.

Славу живописца составили и его прекрасные женские образы. Первая подписная работа Сурбарана — «Непорочное зачатие»⁶ (1616). Этот тип испанской картины, популярный в 16-18 веках, основывался на католическом догмате о непорочном зачатии самой Марии в браке ее родителей и возносимой на небо в окружении облаков и символических атрибутов.

Отвлеченному образу Небесной девы Сурбаран придал черты угловатой и некрасивой испанской девочки.

Группа женщин — святых в облике знатных севильянок — была написана им с участием мастерской в 1635-40-х гг.; назначение ее неизвестно. Картины разошлись по разным музеям Испании и других стран Европы. Самым известным считается изображение св. Касильды в богатом одеянии и с цветами в руках (Прадо). За последние годы традиционное название изменилось: вместо легендарного персонажа появилось реальное историческое лицо — королева Португалии Изабелла, причисленная к лику святых. В галерее Сурбарана образ не самой молодой и привлекательной дамы уступает другим, юным, изящным, элегантным («Св. Доротея», «Св. Марина», «Св. Инесса» из севильского госпиталя де ла Сангре, ныне в Севилье, Музей изящных искусств; «Св. Маргарита», Лондон, Национальная галерея; «Св. Аполлония», Париж, Лувр). Уже сейчас он проявляет себя как выдающийся колорист.

В 1630-е—1640-е гг. Сурбаран нередко обращается к изображению женщин-святых («Св. Маргарита»). В поздний период творчества живопись Сурбарана становится более интимной и задушевной («Отрочество Богоматери»⁷, «Распятие со св. Лукой», «Отдых на пути в Египет»). Наряду со строго аскетическими сценами Сурбаран обращался к лирическим образам, посвященным детству Христа и Богоматери и призванным вызвать чувство умиления и набожности («Христос — мальчик», 1620, Музей изобразительных искусств, Москва; «Мастерская в Назарете», 1630, Кливленд, Музей искусств»; Мадонна с младенцем», 1658, Музей изобразительных искусств, Москва; «Детство Богоматери», около 1660, Эрмитаж). Это стремление усиливается в 1650-е гг., в период переживаемого мастером творческого спада, что по традиции принято объяснять подражанием стареющего мастера поэтическим работам молодого Мурильо. Но более важным было то, что манера Сурбарана становилась старомодной перед лицом тех перемен, которые происходили в испанской живописи с середины 17 века, заимствовавшей декоративные формы фламандского и итальянского барокко.

Особый аспект творчества Сурбарана - портретный жанр. Практически в большинстве его композиций есть элементы портрета. Если же взять одиночные изображения святых, пророков, основателей орденов или монахов - то перед нами настоящие натурные изображения, когда за чужими именами скрываются подчас друзья и родные художника. Но есть у Сурбарана и несколько настоящих портретов, написанных, правда, в подражание портретам кисти Веласкеса. Один из них - портрет доктора Саламанкского университета (1635, Бостон, музей).

Пику творческого расцвета Сурбарана принадлежат и его великолепные натюрморты. Как и в сюжетной картине, они сочетают принцип решенной в одной плоскости статичной композиции с предельной объемностью и четкостью форм. Простое, на первый взгляд, решение натюрмортов Сурбарана связано тонким ритмом, созвучием очертаний и красок предметов. Одни натюрморты более причастны миру каждодневности («Натюрморт с четырьмя сосудами»⁸, 1634, Прадо), в других язык пластических форм и звучность ярких цветовых оттенков создают образ почти ритуальной торжественности («Натюрморт с апельсинами и лимонами», 1633). Как и портрет, натюрморт стал для Сурбарана выражением его подхода к натуре. В своих работах Сурбаран использовал художественные приёмы Караваджо: полоса яркого света выхватывает расположенные на переднем плане предметы из условного тёмного пространства, откуда на них падают густые тени. Живописец изображал, как правило, простые и изящные вещи — вазочки, кувшинчики, металлические блюда, фрукты и цветы. Строгие, упорядоченные композиции наполнены жизнью благодаря тонкой игре рефлексов (цветных бликов).

Натюрморты его реалистичны. В них передана вещественность предметов, их материальность, порой достигающая иллюзии осязания. При этом каждый предмет изображен отдельно, с тем, чтобы можно было почувствовать его значительность и красоту. По сравнению с произведениями других жанров до нас дошло сравнительно мало натюрмортов Сурбарана. Их он создавал в основном в свои лучшие годы (1630-1640-е), раскрывая сильнейшие стороны своего дарования именно в изображении предметного мира.

Mногие произведения этого замечательного живописца исчезли при упразднении испанских монастырей, для которых были исполнены, или разошлись по разным галереям. Тем не менее, и доныне Севилья особенно богата его картинами. В тамошнем провинциальном музее хранится, между прочим, лучшая из всех работ Сурбарана — «Апофеоза св. Фомы Аквинского». Важнейшие его произведения в других местах: «Видение св. Петра Неласкского» и «Чудо св. Касильды» (в мадридском музее дель-Прадо), «Св. Петр Ноласкский и Раймунд Пеньяфортский», «Св. Аполлинарий» и «Похороны епископа» (в Луврск. муз. в Париже), «Св. Бонавентура, указывающий св. Фоме Аквинскому на Распятого как на источник всякого знания» (в Берлинском музее), «Св. Франциск Ассизский» (в мюнхенской галлерее).

4 Жизнь и творчество Диего Веласкеса

4.1 Признание Веласкеса, как великого художника

Дон-Диего-Родригес-Веласкес-де-Сильва (1599—1660) родился в 1599 г. в Андалузии, в городе Севилье. Отец его, происходивший из португальского семейства, лет за сто пред тем переселившегося в Андалузию, предназначал будущего художника для судебной или литературной карьеры, но, в виду обнаружившейся в нем страсти к рисованию, не мешал ему сделаться живописцем. Живописи обучался сначала в мастерской Франсиско де Херреры- старшего, затем — у Франсиско Пачеко. В мастерской Пачеко будущий великий живописец занимался больше всего изображением голов с натуры, обращение же с красками он усвоил себе этюдами плодов и живности, также с натуры. К первой поре его самостоятельной деятельности относятся: "Продавец воды" (находится у лорда Веллингтона), "Поклонение волхвов" (в лондонской Национальной галерее) и "Поклонение пастырей" (в Мадридском музее) - картины, уже замечательные по благородному натурализму, сильной лепке, но еще несколько сухие по кисти и резкие в отношении контрастов освещения.

Превосходя современных ему испанских художников не только творческим диапазоном, но и смелостью и новизной художественных решений, Веласкес писал картины на жанровые, мифологические, исторические, религиозные сюжеты, портреты, пейзажи. Человек высокого нравственного благородства, он был назван современниками «художником Истины».

В 1617 г. Веласкес получает звание мастера и в скором времени открывает свою собственную мастерскую. В 1618 г. молодой художник женился на дочери своего учителя — Хуане Миранде Пачеко. В последующие несколько лет у них родились две дочери, одна из которых умерла в младенчестве. В 1622 году Веласкес переселился в Мадрид, где копировал образцовые произведения живописи в королевском собрании и написал портрет поэта Гонгоры (в Мадридском музее). В следующем затем году, Веласкес был удостоен заказом, изобразить короля Филиппа IV верхом на коне и столь удачно исполнил эту работу, что удивил ею весь двор и приобрел себе титул королевского живописца.

До 1623 г. Веласкес работал в Севилье, писал так называемые «бодегонес» (от исп. «харчевня») — сцены из народной жизни, героями которых были нищие и служанки, бедные торговцы и уличные музыканты («Завтрак», «Водонос»). В это же время Веласкес создает целый ряд картин на библейские темы («Христос в Эммаусе», «Христос в доме Марфы и Марии»). В этих произведениях с резкими светотеневыми контрастами, тяжелой и плотной живописью, отмеченных воздействием школы Караваджо, господствуют полные естественного достоинства, запоминающиеся народные типы.

В середине 1623 г. Веласкес переезжает в Мадрид и становится королевским живописцем. Он пишет портреты королевских особ и придворных; знакомится с королевской коллекцией живописи — картинами Рафаэля, Леонардо да Винчи, Тициана, Веронезе и других прославленных мастеров. В В 1627 г., по конкурсу с Кахесом, Нарди и Кардучо, он написал картину: "Изгнание мавров" и получил звание гофмейстера. В 1627 г. Веласкес стал победителем конкурса среди придворных живописцев, посвященного исторической теме «Изгнание морисков из Испании в 1609 г.». В качестве награды художник получил должность «хранителя королевской двери», занимать которую многие рыцари почитали за честь. В августе 1628 г. в Мадрид с дипломатической миссией прибыл Питер Пауэл Рубенс, что возбудило в Веласкесе желание посетить Италию. На протяжении последующих девяти месяцев живописцы много общались; Веласкес сопровождал Рубенса во всех его поездках и предоставил в распоряжение великого фламандца одну из своих мастерских. Именно Рубенс подсказал Веласкесу сюжет картины «Вакх»⁹ («Пьяницы»), на которой художник изобразил бродяг, пирующих в обществе Вакха и фавнов. Картина очень понравилась королю, он наградил Веласкеса золотой медалью и дал ему разрешение на поездку в Италию. Проведя в этой стране около 3-х лет (1629 - 1631), он изучал и копировал произведения П. Веронезе и Тинторетто в Венеции, Рафаэля, Микель-Анджело и антики в Риме. Это путешествие произвело перемену в мастерстве художника: стиль его сделался более свободным и блестящим, колорит менее темным в тенях и передающим натуру в ярком освещении. Первыми произведениями этой второй манеры Веласкеса были: "Кузница Вулкана" (в Мадридском музее), "Одежда Иoсифа" (в Эскурьяльском дворце) и два вида виллы Медичи (в Мадридском музее); за ними следовал ряд других великолепных картин, каковы например: "Усопший Спаситель" (в монастыре Сейнт-Пласидо, в Мадриде) и многочисленные портреты королей Филиппа III, Филиппа IV, их супруг, инфантов и инфант, герцога Оливареса, адмирала Парехи, придворных карлов и шутов.

В 1634 г. знаменитый художник получил почетное звание королевского гардеробмейстера и написал картину «Сдача Бреды»¹⁰, которая стала одним из самых значительных произведений европейской живописи в историческом жанре, в котором с глубокой человечностью охарактеризована каждая из враждующих сторон. Передача испанцам ключей от нидерландской крепости Бреда — смысловой узел композиции, утверждающей за побежденным право на уважение, а за победителем — на великодушие. Огромное полотно, напоенное серебристым туманом раннего июньского утра и создающее впечатление пространственной глубины, решено в сдержанном изысканном колорите с тонко переданными валерами.

В 1643 году – получает звание камердинера и в 1642 - 44 гг. сопровождал короля в его походе для усмирения Аррагонии. В конце 1648 г. он отправился вторично в Италию, с поручением закупить картин и разного рода художественных предметов для дворца, посетил главные итальянские города. В Риме он написал мастерский портрет папы Иннокентия Х (в палаццо Дориа, в Риме), необычайно смелый по откровенности образ (принимая его, Иннокентий Х воскликнул: «Слишком правдиво!»). Благодаря этой работе Веласкеса в 1650 г. принимают в Академию Св. Луки. В Италии же (или вскоре после возвращения в Мадрид) художник исполняет композицию «Венера перед зеркалом»¹¹.

С возвращения Веласкеса из этой поездки в Мадрид (1651) начинается третий период его творчества, к которому относятся, между прочим: "Св. Семейство", известное под названием Los Meninas, "Ковровая фабрика", "Св. Антоний и Павел" (все три в Мадридском музее) и многие портреты. Будучи сделан в 1652 г. королевским обер-гофмаршалом, Веласкес исполнял эту хлопотливую должность с редкою добросовестностью, хотя она и отнимала много времени от его художественных занятий, и в 1660 г. сопровождал Филиппа IV в его поездке на границу Франции, для свидания с королем Людовиком XIV по случаю бракосочетания последнего с инфантой Марией.

Главные создания Веласкеса позднего периода — крупномасштабные композиции «Менины» («Фрейлены», 1656, в инвентарях 17 и 18 вв. картина обозначалась как «Семья», «Семья Филиппа IV»), «Пряхи» (1657) написанные, за три года до кончины. Здесь достигает совершенства техника разложения объекта на чисто световые валеры, а также смягчен беспощадный его натурализм. Веласкес здесь избегает портретистики. В остальном композиция такая же, как и в "Сдача Бреды": очертания буквы V, образуемые расставленными руками на первом плане, а внутри нее помещен ярко освещенный второй план.

В конце жизни Веласкес был посвящен в кавалеры почетного рыцарского ордена Сант-Яго. Незадолго до смерти он побывал на острове Файзамес, где занимался приготовлениями к предстоящему венчанию инфанты Марии Терезии. Проведя здесь более двух месяцев, 60-тилетний художник очень утомился, и у него начались проблемы с сердцем. Вскоре по возвращении в Мадрид, 6 августа 1660 г., Диего Веласкес умер.

4.2 Итоги творчества.

Веласкес был живописец-натуралист в лучшем значении слова. Он обладал тайной, при помощи самых простых средств и приемов, воссоздавать жизнь во всей ее правде, простоте и вместе с тем обаянии - тайной, которая и в наши дни приводит в изумление. Писанные им портреты отличаются верностью характеристики изображенных физиономий, передачей индивидуального типа, выражения национальной гордости и чувства достоинства. Натура отражается в них, как в зеркале; в них нет и тени какой-либо условности. Теми же высокими достоинствами отмечены и другие произведения великого мастера. В особенности бесподобны портреты и картины его последней, третьей манеры, в которых он эскизно, без густой накладки красок, воспроизводит трудные и тонкие эффекты освещения и воздушной перспективы. Чтобы вполне изучить гениального художника, необходимо побывать в Мадриде, где в одном музее находится 61 его картина, в том числе, самые главные. Однако его произведениями могут гордиться и другие европейские галереи. У нас, в Императорском Эрмитаже, имеется пять, несомненно подлинных работ Веласкеса: портреты Филиппа IV, во весь рост и грудной, герцога Оливареса, также в двух экземплярах, в рост и грудной, и этюд головы папы Иннокентия X, для портрета галереи палаццо Дория.

В портретах Веласкеса обычно отсутствуют аксессуары, жест, движение. Серо-коричневый фон кажется воздушным, обладающим глубиной, свободно положенные мазки образуют тончайший слой, сквозь который просвечивает крупнозернистый холст. Строгая темная гамма оживлена изысканнейшими сочетаниями серого и красно-розового, зеленоватого и серо-оливкового, черного и золотого. Поразительны эффекты серых тонов, то более темных, мягких, бархатистых, то достигающих чистого, свежего жемчужного оттенка. Портретируя короля, сановников, придворных, друзей, учеников, Веласкес изображает человека таким, каков он есть, в слиянии самых разноречивых черт характера, будь то жестокий временщик Оливарес (ок. 1633, Эрмитаж), хмурый вельможа Хуан Матеос (ок. 1632, Картинная галерея, Дрезден), итальянский кардинал Камило Асталли (1649-50, Музей Испанского общества в Америке, Нью-Йорк), полный внутренней энергии неизвестный кабальеро (возможно Алонсо Кано, 1630-е гг., музей Веллингтон, Лондон), погруженный в свою работу скульптор Х. Мартинес Монтаньес (1635-38, Прадо) или овеянная благородным изяществом «Дама с веером» (ок. 1648, галерея Уоллес, Лондон).

В портретах королевских карликов и шутов Веласкес с непредвзятой зоркостью взгляда раскрывает их характеры, душевное состояние, мир переживаний, поднимающийся подчас до скорбного трагизма («Барбаросса», 1636-38; «Эль Бобо дель Кориа», ок. 1637-39; «Эль Примо», 1644; «Себастьяно дель Морра», ок. 1643-44; «Мальчик из Вальескаса», ок. 1644, «Хуан Австрийский», начало 1650-х гг. — все Прадо).

После приезда в Мадрид в творчестве Веласкеса поражает неизменно высокий уровень. В отличие от других художников у него не бывает перепадов, удач и неудач. Его картины всегда таковы, какими они задуманы.

Это отсутствие усилий в его творчестве - действительное или только кажущееся - в сочетании с жизнью без каких-либо приключений и тревог, а также репутация флегматика, которой его наградил сам король, могли бы создать образ человека, лишенного душевного настроя.

Несомненно, что в его время публика начинает испытывать усталость от религиозных картин и появляется спрос на другие сюжеты, еще более ирреальные, - сюжеты мифологические. Филипп IV, во всем следовавший моде, попросил Веласкеса написать картины на мифологические темы.

Из-за того, что до недавнего времени не умели точно определить отношение Веласкеса к ирреальным темам, казалась непонятой. В «Менинах», картине, наполненной движением пространственных планов, воздуха и света, частный эпизод придворного быта (девочка инфанта Маргарита в окружении фрейлин и карликов, сам Веласкес в момент исполнения портрета королевской четы, отраженной в зеркале в глубине зала) предстает как одно из мгновений общего течения жизни в богатстве ее взаимосвязей и изменчивых проявлений. Картина построена на сложном переплетении официального и бытового, на многоплановой игре смысловых оттенков и образных сопоставлений. В столь же многоплановой по замыслу картине «Пряхи» сцена в королевской ковровой мастерской с фигурами прях на первом плане запечатлевает как бы целый мир, выступающий в единстве и реальности мечты, повседневной жизни и мифа о греческой мастерице Арахне. Веласкес писал без предварительного наброска, прямо на холсте, органично соединяя непосредственные впечатления от натуры и как бы вольную импровизацию со строгой продуманностью композиции.

От бодегонес, которые юный Веласкес писал в Севилье, и до "Прях" мы видим прямолинейную траекторию непрерывного развития мастерства. Отправной пункт, разумеется, Караваджо: резкая светотень, направленный свет. Но уже с самого начала появляется тенденция.

Поэтому не так уж верно, как обычно думают, называть живопись Веласкеса "реализмом" или "натурализмом". То, что мы называем реальными объектами и в общении, с чем состоит наша жизнь, есть результат двойного восприятия - зрительного и тактильного.

Каждая картина Веласкеса возникает из неких глубинных предпосылок, таящихся в душе художника. Сам факт, что он предпочитает одни сюжеты и отвергает другие, уже изобличает особый образ мыслей и чувств, не выраженный в картине прямо, но спрятанный за нею.

Веласкес оказал на живопись своей родины большое влияние, и в числе его учеников были Мурильо, Карреньо-де-Миранда, Пареха, Масо-Мартинес и другие выдающиеся испанские мастера.

Заключение

Таким образом, культура барокко занимает огромное историческое пространство: рубеж XVI-XVIIвв - XVIIIв. Его появление было исторически закономерным процессом, подготовленным всем предшествующим развитием. Неодинаково находил свое претворение стиль в различных странах, выявляя их национальные особенности. В то же время имел общие черты, типичные для всего европейского искусства и для всей европейской культуры:

1. Церковный догматизм, приведший к усилению религиозности;

3.Повышенная эмоциональность, театральность, преувеличенность всего;

4. Динамика, импульсивность;

5. Декоративность, живописность, излишество элементов...

Подводя итоги по творчеству художников периода барокко, следует сказать следующее:

1) Творчество Риберы как бы фокусирует сквозную для испанской живописи тему — испанские художники и Италия, испанская живописная традиция и итальянское искусство. Путь к интерпретации наследия Риберы — в изучении его соотношения с традициями двух национальных школ. Настоящее исследование затрагивает лищь один — испанский — аспект проблемы, не вписывая мастера в контекст окружавшей его художественной жизни Неаполя. Несомненно, вне ее дарование Риберы едва ли могло раскрыться в полной мере. Но не она, а принадлежность Риберы к испанскому реалистическому искусству определяет основной строй его творческого наследия.

2) Главный вклад Сурбарана в искусство барокко – необыкновенный сплав мистического и реального, будь то религиозная живопись, портрет или натюрморт. Фигуры изображенных им персонажей тщательно моделированы как трехмерные объемные статуи. В его картинах на религиозные сюжеты нашли отражение тишина, уединенность и созерцательная отрешенность испанских монастырей 17 в. Для полотен Сурбарана характерны аскетическая простота образов, строгая упорядоченность и оригинальность композиций, смелое использование глубоких темных тонов. В основе многих его работ лежат искусно переработанные сюжеты фламандских гравюр.

3) Творчество Диего Веласкеса - вершина развития реализма в испанской живописи XVII в. Имя художника входит в плеяду величайших мастеров кисти в мировом искусстве. Широкий охват явлений жизни во всей их сложности и противоречивости, глубокая содержательность. Волнующий смысл творения Веласкеса, обусловленный таким раздвоением образа и такой последовательностью его экспозиции, когда нас сначала пленяет юность, а после огорчает грядущее её потускнение и ускользание, заключается в утверждении печального космического закона затем, чтобы человек ещё больше ценил и берег то, что есть сейчас, но что все равно будет унесено Временем.

Время барокко подготовило новую эпоху - эпоху Просвещения. Искусство этого стиля живет, развивается вплоть до наших дней (искусство рококо, “неоклассицизм”, возрождающий прежде всего барочные формы).

Список литературы

1. Знамеровская Т. П. Хусепе Рибера: Монография. - 2-е изд., испр. и доп. – М.: Изобраз. Искусство, 1981. – 240 с., ил.

2. История искусства зарубежных стран. Том 3. М., 1964

3. «Культура и искусство западноевропейского средневековья», М., 1980

4. Липатов А.И. Этюды по теории западноевропейского искусства: WWW.kontorakuka.ru/spanish/Prado

5. Малицкая К. М. Франсиско Сурбаран. 1598-1664. М., 1963

6. Популярная художественная энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1986

7. Ренессанс. Барокко. Классицизм. Проблемы стилей в западноевропейском искусстве. Ответственный редактор Виллер. М.,”Наука”,1966

8. Хосе Ортега-и-Гассет “Веласкес. Гойя” Пер. с исп. и вступ. статья Ершовой М. Б., Смирновой. – М.: Республика, 1997. – 352 с.: ил. Рецензия Иосифа Бакштейна (“Русский журнал”)

9. Хосе Ортега-и-Гассет “Введение к Веласкесу” Пер. с исп. Лысенко Е. М. , 1991г. OCR: С. Петров