Роль и функции царя в раннеантичном обществе

Роль и функции царя в раннеантичном обществе

Введение

В настоящее время возрос интерес общественности к греческой и римской цивилизациям, к их идеям, культуре и быту. В то же время специалисты – антиковеды проявляют все больше внимания к отдельным проблемам ранней эпохи Древней Греции и Рима, когда проходило формирование самых разных институтов, в том числе институтов власти. Обращение к данной теме имеет научную значимость в связи с накоплением новых данных и необходимостью пересмотра отдельных аспектов существующих концепций этого феномена.

Цель работы: рассмотреть роль и функции царя в раннеантичном обществе и раскрыть эту тему в курсе средней школы

Задачи:

· показать специфику царской власти ранней античной эпохи;

· раскрыть функции царя, сферу его деятельности;

· показать отношения с другими органами общины и гражданским коллективом;

· раскрыть методы преподавания данной темы.

Хронологические рамки исследования: XI – VI века до н. э. – время существования царской власти в античном обществе.

Географические рамки: Балканский полуостров и Апенинский полуостров

Источники

Наши сведения об этрусках базируются главным образом на археологических памятниках, открытых в средней Италии и, прежде всего в самой Этрурии. К ним относятся изображения погребальных фресок; погребальный инвентарь из гробницы «Реголини — Галасси». Определенную ценность имеет и довольно скудный эпиграфический материал (эпитафии IV- III вв. до н.э.).

При изучении царской власти в Древней Греции мы обращались к трудам древнегреческих авторов.

Ценные данные относительно сферы деятельности царя, отношений с другими органами общины и гражданским коллективом мы находим в сочинениях Гомера (VIII в. до н. э.) «Илиада» и «Одиссея». Многие ученые сомневаются в реальности существования Гомера. Сюжетом поэм стали мифы, в которых воспевались героические подвиги легендарных героев. Автор дает детальное описание вооружения, одежды, поведения героев. Через описание жизни Одиссея, царя Итаки, мы узнаем о функциях, привилегиях царей и требованиях, которые предъявляет к ним коллектив общины.

Сочинение Геродота (484-425 гг. до н.э.) «История» посвящено Греко-персидским войнам. Автор дает в своем сочинении характеристику воюющих сторон. Посещая разные страны, автор делал заметки, которые легли в основу отдельных экскурсов сочинения. В эллинистическую эпоху «История» была разделена на 9 книг, которым присвоили имена греческих муз. Для нас данный труд был информативен при анализе особенностей власти царей в Спарте и функций эфоров. Большинство фактов, приводимых Геродотом находит подтверждение в других источниках.

Аристотель (384-322 гг. до н.э.) – древнегреческий историк и философ, автор труда «Государственное устройство афинян» или, короче, «Афинская полития». Данное сочинение принадлежит к числу 158 «политий» - сочинений о государственном устройстве греческих и некоторых других народов, которые легли в основу обобщающего сочинения «Политика». Трактат мог быть написан между 328 и 325 годами до н. э. В данной работе мы находим сведения относительно функций древнегреческий царей и лиц, которые заменили басилевсов после ликвидации царской власти. Как исторический документ, при всей своей неполноте, а иногда и ошибках, он представляет большую ценность. Но, тем не менее, к материалу нужно относиться критически.

В трактате Марка Туллия Цицерона (106 – 43 гг. до н. э.) «О государстве» содержатся факты, касающиеся некоторых аспектов судебной деятельности Ромула. Цицерон был большим специалистом в области права и судопроизводства. Поэтому его сведения заслуживают доверия.

Дионисий Галикарнасский (втор. полов. 1в. до н.э.) – древнегреческий историк и ритор, автор «Римских древностей» - истории Рима с мифических времен до 264 г. до н. э. Из 20 книг полностью сохранились книги 1 – 9 (до 442 г. до н. э.). В его работе мы находим сведения относительно созыва народного собрания, наказаний во времена Ромула и подробное описание религиозных преобразований Нумы. Большинство современных ученых критически относится к информации, изложенной в труде Дионисия, однако, определенная часть приводимых им фактов подтверждается другими источниками.

Римским писателем-историком Титом Ливием (64 или 59 до н. э. - 17) написан труд “История Рима от основания города”, излагающий события с 753 до н. э. до 9. Из 142 книг “Истории” полностью сохранились лишь книги 1 - 10 (753 – 293 до н. э.) и 21 - 45 (219 - 167 до н. э.). О содержании остальных книг можно судить по составленным в IV в. периохам (оглавлениям). Для нас наиболее информативными является книга I, где приводятся легенды о первых царях. Большинство фактов, изложенных в «Истории» находит подтверждение в других источниках.

В труде Павсания (110- 180 гг. до н. э.) «Описание Эллады» содержатся факты, касающиеся некоторых привилегий царей в северной и центральной Греции до дорийского нашествия, а так же сведения относительно прав эфоров в Спарте.

Ценные данные об афинском царе Тесее, спартанских законодателе Ликурге и царях Агисе и Клеомене имеются в «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарха (ок. 45 – ок. 127 н.э.). Он был очень информированным человеком и разбирался в предмете своих исследований. «Сравнительные жизнеописания», вобрали в себя громадный исторический материал, включающий сведения из несохранившихся до наших дней произведений античных историков, личные впечатления автора от памятников старины, цитаты из Гомера, эпиграммы и эпитафии. Плутарха принято упрекать в некритическом отношении к используемым источникам, но надо учитывать, что главным для него было не само историческое событие, а след, оставленный им в истории. Большее внимание он уделял чертам характера героев, а не событиям, в которых тот принимал участие. В биографии Тесея содержатся данные относительно реформ в управлении городом, обязанностей царя. Биографии Ликурга, Агиса и Клеомена открывают для нас сведения об особенностях управления в Спарте, содержат информацию о больших привилегиях эфоров относительно царей.

Труд Плутарха является ценным источником и для изученияцарской власти в древнем Риме. В «Сравнительных жизнеописаниях» мы нашли сведения о римских царях Ромуле и Нуме Помпилии. В биографии Ромула содержатся данные о жреческих обязанностях царя, изменениях в военной структуре государства, о царских инсигниях. В биографии Нумы для нас ценными являются сведения о его преобразованиях в религиозной и общественной сферах.

Историография.

Наша тема получила отражение в работах отечественных антиковедов.

Работа А.Я. Лосева «Гомер» [1] помогла нам обобщить полученную из «Илиады» и «Одиссеи» информацию относительно обязанностей царя, его отношений с народным собранием и советом старейшин.

Проблеме царской власти в микенский период посвящено исследование

Поляковой Т.П. «Греческие общества II тыс. до н. э.» [2].

Интересные выводы сделаны Э.Д. Фроловым относительно значения реформы Тесея (по разделению граждан Афин на 4 филы) для дальнейшего развития государства и положения царя в общине в его труде «Рождение греческого полиса» [3]

В исследованиях О.В. Кулишовой «Дельфийский оракул» [4] и «Спартанский царь Клеомен и Дельфы»[5] рассматриваются жреческие функции спартанских царей и влияние Дельфийского оракула на принятие политических решений в Спарте.

Основным исследованием по проблеме царской власти в Спарте являются работы Л.Г. Печатновой «История Спарты»[6] и «Античная традиция об эфоре Хилоне»[7], поскольку в них содержатся малоизвестные факты относительно царской власти в Спарте. В монографии «История Спарты» тема работы раскрывается лишь в контексте общественных отношений, но материал, содержащийся в ней, более нигде не встречается. Ценные выводы об ограничении власти царей имеются во второй работе Л.Г.Печатновой.

Исследование А.Л. Дарвина «Монархические тенденции в политическом развитии Спарты позднеархаического и классического времени (к.VI-IV в. до н. э.)»[8] позволяет нам сделать выводы относительно сакральности царской власти в Спарте.

Для выяснения особенностей политического устройства в Коринфе мы использовали работу С.М. Жестоканова «Олигархия Бакхиадов»[9], где четко определены функции высших должностных лиц, стоящих во главе государства после отмены царской власти.

В статье А.В. Гороховой «Знаковые и экстатические оракулы в Греции, Египте и Хеттском царстве (сравнительная характеристика)» [10] исследуется проблема использования религиозных институтов царями для проведения своей политической линии.

Из зарубежной литературы, касающейся нашей темы, мы смогли ознакомиться с трудом Н.Д. Фюстель Де - Куланжа «Гражданская община древнего мира» [11], где нашли ценные сведения относительно жреческих обязанностей древнегреческих царей. Работа написана в начале прошлого века и поэтому некоторые термины и понятия, которыми оперирует автор, устарели.

Работа М. Гранта «Греческий мир в доклассическую эпоху» [12] позволяет сделать выводы относительно объединения поселений вокруг Афин и функциях архонтов в послецарский период. В ней есть ценная информация о двоевластии в Спарте.

Информацию о роли царей на начальном этапе объединения Аттики и распределении царских полномочий в Афинах мы получили из труда Э.Курциуса «История Древней Греции» [13]. Автором затронут так же вопрос об отношениях между спартанскими царями.

В монографии Х. Туманса «Рождение Афины. Афинский путь к демократии от Гомера до Перикла (VIII-V вв. до н. э.)» [14] при изучении начального этапа формирования полиса анализируется термин «царь»; рассматриваются реформаторство Тесея; статус царя в гражданской общине , а так же личностные характеристики, которыми должен обладать царь.

В работе «История Древней Греции» [15] Н. Хаммонда рассматривается в рамках общегреческих процессов история Аттики и Спарты. Автор делает оригинальные выводы относительно раннецарского периода и ликвидации царской власти в Афинах. Например, царскую власть в микенский и предполисный период Н. Хаммонд определяет как конституционную монархию. Он так же уверен в создании эфората именно Ликургом Большое внимание удиляет полномочиям царей и их ограничении эфорами в Спарте.

Проблемы царской власти в Риме в той или иной степени освещались в отечественном антиковедении.

Интерес представляют выводы Н.А. Машкина относительно зарождения царской власти в условиях разложения родоплеменных отношений в его общем курсе «История древнего Рима» [16].

И. Л. Маяк в монографии « Рим первых царей. Генезис римского полиса» [17] много внимания уделяет выборам царя, его функции военачальника, роли сената и курий в управлении общиной.

Основным исследованием по проблеме царской власти у этрусков являются работы А.И. Немировского[18] «Этруски. От мифа к истории»[19] и «Царская власть у этрусков», поскольку в них содержатся малоизвестные факты относительно царской власти у этрусков. В целом в монографии «Этруски…» тема работы раскрывается лишь в контексте общественных отношений, но материал, содержащийся в ней, более нигде не встречается. Ценные сведения о сакральности власти царя у этрусков мы нашли во второй работе А.И. Немировского.

В пособии А. И. Косарева «Римское право» [20] в кратком виде представлены выводы о законодательной базе в царский период.

В работах А.В. Игнатенко «Древний Рим: от военной демократии к военной диктатуре»[21] и «К вопросу о политизации римской общины в «царский» период» [22] рассматривается процесс разложения родоплеменных отношений, усиления роли вождя и его дружины в Риме. Основная часть терминов, употребляемая автором, несколько устарела, но в целом весь процесс «рождения царя» охарактеризован довольно подробно.

В трудах общего характера – «Всемирная история»[23] (Т. 1.) и «История Европы»[24] (Т. 1.) царский период истории Греции и Рима характеризуется очень кратко. Данные труды привлечены нами для лучшего понимания исследуемого периода.

В статьях Л.Л. Кофанова «Инсигнии римских магистратов»[25] и «Коллегия авгуров»[26], соответственно исследуются особенности символики царской одежды и знаков отличия царской власти, атак же вопрос о связи царя со жрецами – авгурами.

Проблеме передачи власти царями посвящены исследования А.В. Коптева «АРХАИЧЕСКИЙ РИМ: ОТ ЦАРЕЙ К КОНСУЛАМ»[27] и «Механизм передачи царской власти в архаическом Риме»[28]. Автор прослеживает весь сложный механизм выбора царя или перехода власти к наследнику, и приходит к выводу, что большую роль играла принадлежность к определенному возрастному классу и особенности системы браков в позднеродовой период развития общества.

Из зарубежной литературы мы смогли ознакомиться с фундаментальным трудом Т. Моммзена «История Рима» [29]. Этот труд был написан более века назад и поэтому понятия, которыми оперирует автор, в современной науке уже не употребляются.

Т. Моммзен рассмотрел функции царя и других органов власти в ранней римской общине. Для его труда характерно преувеличение исторической роли Рима. Тем не менее, по нашей проблеме автором сделаны интересные выводы. Например, о том, что род объединялся не производительным трудом, а войной; царская судебная власть происходит из принадлежащего отцу права собственности нал детьми.

Во 2 томе «Иллюстрированной истории религий»[30] имеется значительная информация о римской религии, в том числе, в царский период, а также о религиозной функции царя и жрецов. Работа носит описательный характер.

Небольшая работа Э. Макнамара «Этруски. Быт, религия, культура» [31] помогла нам прояснить некоторые моменты, связанные с атрибутами власти, а также ритуалами, сопровождавшими жизнь царя, которые были заимствованы у этрусков.

1. Царская власть в ранней Греции

1.1 Власть царя в Аттике в микенский и предполисный периоды

Предполагается, что при первых царях в Аттике были отдельные поселения, каждое с собственным советом и градоначальниками, которые действовали независимо, за исключением кризисных времен, и даже воевали друг с другом. «Такие поселения Микенской эпохи известны, например, в Элевсине, Афидне, Бравроне и Торике»[32]. Существование терминов «царь», «царский», обнаруженных в надписях Пилоса и Кносса, даст основание предполагать, что и во главе микенских государств стоял царь. В научной литературе высказано несколько точек зрения о значении термина «царь» в микенский период: ванака относится либо к богу, либо к земному правителю, либо к лицу, выполняющему функции верховного жреца. «Такая трактовка термина не всегда основана на данных текстов линейного письма, но определяется общими взглядами исследователей на власть верховного правителя в микенский период^»[33].

Следует заметить, что скудость письменных источников дает возможность одни и те же тексты интерпретировать различно — считать, например, что под термином ванака скрывается бог или относить его к земному правителю. Как субъект действия царь (ванака) упоминается, там речь идет об освобождении населенного пункта Pikana от налога на лен. В Пилосе и Киоссе были известны ткани, называвшиеся царскими. « Обзор табличек, посвященных царю, показывает, как незначительны сведения о ванаке Пилоса и Кносса. Столь же малочисленны данные, относящиеся к лавагету»[34]. Лавагет — одно из высших должностных лиц Пилоса и Кносса.. Согласно распространенному толкованию, он выполняет функции военного предводителя народа, но источники не содержат данных, подтверждающих ведущую роль лавагета в организации военного дела, заставляя осторожно относиться к идее военного предводительства «на уровне» государства. Кносские надписи о лавагете содержат слишком мало сведений, чтобы конкретно представить род его деятельности; неясно, например, имеет ли он землю в своем распоряжении. «В разделе о земельных отношениях мы приводили табличку Ег 312, где сообщается о землях различной категории. Первые строки надписи носвящепы землям царя и лавагета — «царский темен», «темен, принадлежащий лавагету»»[35]. Это единственное свидетельство о земельных владениях двух главнейших лиц Пилосского государства. Столь же незначительно число лиц, встречающихся в документах с пометами «царский» или «принадлежащий лавагету». Можно сделать предположение на основе вышесказанного, что распределение обязанностей царей между несколькими лицами было известно и до описываемых Аристотелем времен.

Царская власть, преобладавшая во время героического века и в эпоху переселений, имела характерные особенности. По мнению Н. Хаммонда, она напоминала конституционную монархию в том отношении, что привилегии царя были четко определены, царская власть освящалась религией и традициями, а право наследования имел царский сын. Царская власть была практически неограниченной в вопросах войны, религии, правосудия и политики. «Монархия такого типа отвечала практическим потребностям воюющих и переселяющихся народов»[36]. Задачей царя (basileus) было удерживать под своей властью несколько племенных групп, причем каждая группа строилась на основе родственно-племенных связей, но отдельные группы не обязательно состояли в родстве друг с другом. «Он должен был обеспечивать их единство своим авторитетом и в силу своего положения как главы государства»[37]. Обязанности царей были четко определены, но службы от своих подданных они требовали в соответствии с конкретной обстановкой. Царские роды, такие, как Гераклиды, Пенфилиды и Кодриды, заложили традиции монархии, повлиявшие на греческую мысль последующих эпох.

Каждый город Греции почитал своего так называемого основателя, под чьими знаменами прибыли первые колонисты; его могиле, как правило, поклонялись, а его потомки обладали наследственными титулами и должностями. «При его жизни люди видели в нем основателя культа и отца города, после смерти он становился общим предком для всех последующих поколений: он был для города тем же, чем первый предок, родоначальник, для семьи – родовой Лар»[38]. Плутарх в биографии Тесея упоминает факт поклонения могиле царя: «прах его покоится в центре города, возле нынешнего гимнасия, и считается местом убежища для рабов и всех несчастных и боящихся сильных… Главную жертву в честь его приносят восьмого пиаиепсиона, в тот день, когда он вернулся с молодыми людьми с Крита»[39]. Например, в Эфесе потомки Андрокла, сына Кодра, обладали царским титулом со всеми регалиями царской власти, были жрецами элевсинской Деметры и председательствовали на играх еще в начале христианской эры[40]. Поскольку поселенцы нередко происходили из разных областей материковой Греции, в каждом городе сохранялись традиции, культы и диалекты отдельных племенных группировок, из которых и состояла городская община. «Дорийцы пришли, таким образом, в страну, обладавшую старинной культурой, плодоносные зачатки которой еще не вымерли. Они нашли тут древние города с прочными учреждениями и династии, опытные в искусстве правления»[41]. Относительно элейцев мы знаем, что они «перешли сюда из Калидона и других мест Этолии. По моим разысканиям, их древнейшая история была такова. Говорят, что первым царем в этой стране был Аефлий, сын Зевса и Протогенеи, дочери Девкалиона»[42]. «Город представлял собой скорее социальное, чем политическое образование»[43]. Царь мог подарить несколько городов с их землями верному стороннику. Верхний город или цитадель, в которой размещался дворец, именовался polis, а открытый город — asty; иногда в просторечии частное наименование использовалось для обозначения целого. Вся политическая власть находилась в руках царя. Он созывал и проводил совет и собрание; он мог спрашивать их мнение, но решение принимал единолично. На войне он требовал подчинения, командовал и забирал львиную долю добычи; в мирное время возглавлял жертвоприношения и праздники и владел священными землями. Хотя его решения не могли быть оспорены, царь имел обязательства перед народом. «Как пастырь народа, он должен был защищать его благополучие. Если царь умирал, а его сын был малолетним, трон переходил ко второму мужу царицы»[44]. Павсаний вспоминает, что в темные времена царь решал вопрос о наследнике путем соревнований между сыновьями. «Чтобы решить вопрос о власти, Эндимион устроил своим сыновьям состязание в беге в Олимпии, победу одержал Эпей и получил царскую власть, и те, которыми он стал править, тогда стали называться эпеями»[45]. Необходимо отметить тот факт, что на протяжении нескольких веков победителям Олимпийский игр оказывались царские почести. Именно на основании победителя Килон попытается захватить власть в Афинах (30 – е годы VII века до н.э.)

Возглавляя пиры, царь обязан был наливать вино старейшинам, бывшим в его совете, а также своей свите: друзьям, оруженосцам и глашатаям.

Советники также обладали некоторыми правами. Они получали титул старейшин или царей-советников; мнение совета, собиравшегося в царском мегароне, уважалось, совет вместе с царем принимал посольства и обращался к народному собранию. Советники ратифицировали договоры клятвой старейшин, выступали судьями при кровных распрях и осуществляли правосудие в народном собрании. Старейшины зачастую по праву назывались царями, так как они, вероятно, возглавляли фратрии или семейные группы. Народ (демос) созывался царем на народное собрание в соответствующем месте (агора), как и армия в военное время; народное собрание выслушивало царя и старейшин, говоривших на тему дня — об эпидемиях, ссорах, разделе добычи, политике, договорах и так далее, но права голоса у него не было, и свои желания оно выражало лишь молчанием или аплодисментами.

В «Одиссее» приводится более подробное описание государства феаков представляет собой идеальное ионическое государство. Царя сопровождают двенадцать царей — скипетроносцев и советников, — собирающихся в тронном зале. В народном собрании царь на глазах у народа обращается к старейшинам, вождям и правителям феакского народа. Возможно, двенадцать царей-скипетроносцев являлись главами двенадцати фратрий, на которые делились четыре филы ионического государства, а старейшины возглавляли составляющие их семейные группы.

При объединении поселений вокруг Афин не все согласились добровольно к этому союзу «Благодаря своим природным укреплениям Элевсин долгое время сохранял независимость от Афин, в нем властвовали свои цари. Теперь же и он не устоял; и отныне вся Аттика превратилась в единый организм с Афинами во главе»[46]. Афины стали первым городом, но не столицей страны. «Все силы народные еще не сосредоточиваются в этом только еще складывающемся центре»[47]

В правление Тесея (ок. 1250 г.) отдельные советы и градоначальники были отменены и образовано единое сообщество с единым советом и градоправлением; со времен Тесея в память о «совместном жительстве» проводился праздник, посвященный богине Афине «...назвал город Афинами и учредил общий жертвенный праздник — Панафинеи»[48] Объединение Аттики под единой властью не сопровождалось каким-либо крупномасштабным переселением в Афины жителей сел, сохранивших свои традиционные святилища, места захоронения и земли; но Аттика стала одним полисом, то есть государством с централизованным управлением в Афинах, по названию которых именовались и все граждане. До Тесея и после него жители Аттики делились на четыре филы, каждая со своим царем; фила, в свою очередь, состояла из трех фратрий, а каждая фратрия — из тридцати семейных групп, члены которых именовались gennetai. Община состояла из землепашцев и работающих на народ— двух групп, различающихся своими занятиями. «Он первым разделил его на сословия благородных, землевладельцев и ремесленников. Благородным он поручил заведование религиозными обрядами, высшие правительственные места, сделал их блюстителями законов и толкователями тайн божеских и человеческих; но в остальном права их были те же, что и других граждан,— благородные имели преимущество в том, что им оказывалось больше почету, землевладельцы были полезнее других; ремесленники — многочисленнее»[49]. Впрочем, это разделение, по мнению Э.Д.Фролова, не привело к каким-либо результатам, кроме замещения должностей благородными, так как оно не устанавливало никаких других правовых различий между классами. Но оно «имеет важное значение, так как раскрывает перед нами новые, незаметно раз- вившиеся общественные элементы. Тесеево деление показывает, что вошедшее в обычай замещение родовых должностей членами определенных семей превратилось уже в мало оспариваемое право этих семей на занятие общественных должностей, что эти семьи, и без того могущественные благодаря своему богатству начали складываться вне своих родов в особый привилегированный класс и что эти их притязания были освящены только еще зарождавшимся государством»[50]. Оно, далее, показывает, что разделение труда между крестьянами и ремесленниками упрочилось уже настолько, что стало отодвигать на второй план общественное значение прежнего деления на роды и племена. Когда из двенадцати городских территорий образовалась одна страна, большая часть эвпатридов переселилась в новую столицу и жила в самой цитадели или вокруг нее, представляя собой жреческую и воинскую аристократию. В ее власти находилось все, что было необходимо для жертвоприношений и поддержания культа, для судопроизводства, руководства и охраны всего общинного быта.

Аристократия группировалась вокруг царя, «власть которого сначала была вовсе не безгранично повелевающая, а, напротив, ограниченная, как в отношении управления, так и в отношении суда»[51]. В цитадели он правил государством, как глава семьи в общине, он собирал перед своим домом главных лиц общин для совещаний, и когда узкое пространство в замке стало недостаточно, заложил нижний город южного края крепостной горы. Здесь, вокруг торговой площади жили, эвпатриды, стоял городской пританей; «здесь же на торжище восседал царь, чиня суд, вместе с выборными советниками»[52]

Афинское государство Тесея явно напоминает государство феаков: двенадцать патриархов соответствуют двенадцати скипетроносным царям, а вожди семейных групп — старейшинам. Таким образом, у нас есть основания полагать, что Афины возникли не только благодаря почитанию Афины на Акрополе, но и вследствие объединения Аттики, которое со времен бронзового века прославлялось на празднике «совместного жительства»[53]. Если союзу двенадцати городов суждено было превратиться в государство, то необходимо было, чтобы одиннадцать городов отказались от самостоятельности и подчинялись городу, лежащему на главной равнине. «Этому воспротивились те части страны, которые самостоятельнее всего развили у себя общинный быт и подчинялись руководству сильных жреческих и воинственных родов»[54]. Афиняне справедливо считали это соединение двенадцати городов важнейшим событием своей старины, настоящим началом своей государственной жизни. Оно состоялось под покровительством богини, издавна признанной защитницей страны. Столичное торжество в честь Афины стало «всеобщим политическим праздником, празднеством Панафинейским; пора кровавых распрей была забыта, и с новым общим торжеством навсегда соединено было жертвоприношение в честь богини мира»[55].

Функции царей труднее всего поддаются описанию и поэтому им посвящено уже огромное количество научных работ. Сложность состоит в том, что в образе басилея больше всего слились «реминисценции микенских времен и реалии гомеровской эпохи»[56]. Наименование у Гомера — «цари» не имеет ничего общего с тем употреблением этого термина, с которым мы встречаемся в истории византийских или московских царей. Кроме того, доказано, что это слово происходит от микенского слова qa-si-reu, которым обозначался один из руководителей в системе дворцовой администрации. Таким образом, гомеровский басилей является прямым наследником микенского наместника, но уже радикально отличается от него по форме, функциям и положению. Идея божественного происхождения царской власти не была окончательно забыта, так как именно на ней строилась религиозная легитимация статуса гомеровского басилея. Суть этой легитимации состоит в том, что басилей от самого Зевса получает царский скипетр — символ его власти, а также знание права и справедливости, дабы он мог хорошо управлять своим народом, как считал Гомер. Только в качестве редчайшего рудимента былого «фараоновского представления» о царе мы находим в «Илиаде» (II, 203—206) ссылку Одиссея на абсолютное единовластие, которое понадобилось ему, конечно, только ввиду стихийного бегства всего войска к кораблям:

Всем не господствовать, всем здесь не царствовать нам, аргивянам!

Нет в многовластии блага; да будет единый властитель,

Царь нам да будет единый, которому Зевс прозорливый

Скипетр даровал и законы: да царствует он над другими.[57]

Одиссею приходится во время бегства войска действовать главным образом силою собственного красноречия и только в крайнем случае применять дубинку и притом без всяких посредников, а вполне самолично. Такова знаменитая история с Терситом[58].

Центральной фигурой у Гомера является басилей, и поэтому первостепенное значение имеет вопрос о том, на чем основан его статус. Выше уже отмечалось, что статус гомеровского басилея определяется формулой: «первый среди равных». Этими «равными» были, разумеется, не все, а только виднейшие герои — аристократы. Следовательно, басилей — это такой же герой, только с той разницей, что он «самый лучший» и именно ему Зевс «скиптр даровал и законы». Поэтому он соединяет в себе все качества, которыми должен обладать любой герой, но он обладает ими в наибольшей степени. Таким образом, басилей является идеалом, образцом и целью для всех героев. Однако поскольку его статус в общине не определен никакими религиозными или юридическими нормами, он должен иметь, по крайней мере, моральное или рациональное обоснование. «Сакральная легитимация власти басилея имела скорее символический, чем практический характер»[59], а утверждение Гомера о том, что править должен один человек, не мешало конкуренции и не объясняло, почему правит именно этот герой, а не другой. Поэтому существовал неписаный «кодекс чести» или, точнее, набор качеств, которыми должен был обладать правящий басилей.

В качестве необходимого условия для статуса басилея исследователи на редкость единодушно называют харизму, т. е. особую божественную благодать, которой непременно должен обладать богоизбранный герой. «Благодаря харизме герой выделяется среди соплеменников своими превосходными качествами, такими как воинская доблесть, храбрость, мужество и благородная внешность, которая, кстати, выражает его царское достоинство»[60] Эта харизма есть не что иное, как божественный дар, благодаря которому басилей получает особый почет, также исходящий от самого Зевса. Видимо, от этого божественного дара и происходят упомянутые выше эпитеты героев: «богу подобный» и «богоравный». Воцарение происходит только по воле Зевса². Цари в поэмах называются «питомцами Зевеса», и от Зевса же они ведут свое происхождение. Так, Менелай замечает прибывшим к нему, Телемаху и Писистрату, которых он еще не узнал:

В вас не увяла, я вижу, порода родителей ваших;

Оба, конечно, вы дета царей,

порожденных Зевесом Скиптродержавным...[61]

О сыне царя Одиссея Телемахе говорится: «Как ветвь молодая, воспитан богами»[62]

Если принять богатство за основу статуса басилея, то следует сразу задать вопрос: откуда же гомеровские герои брали свою собственность?

С одной стороны, они иногда в качестве военной добычи получали оружие, прислугу, скот, предметы роскоши, другой стороны, общеизвестно, что не эти почетные трофеи создавали им экономическую основу существования, но их ойкос и теменос, получены в награду от общины.

Тогда возникает следующий вопрос: было ли богатство причиной или следствием статуса басилеев, или, иначе говоря, что первично: статус или богатство?

Сын Гипполохов! За что перед всеми нас отличают

Местом почетным, и брашном, и полной на пиршествах чашей

В царстве ликийском и смотрят на нас как на жителей неба?

И за что мы владеем на Ксанфе уделом великим.

Лучшей землей, виноград и пшеницу обильно плодящей?

Нам, предводителям, между передних героев ликийских

Должно стоять и в сраженье пылающем первым сражаться.

Пусть не единый про нас крепкобронный ликиянин скажет:

Нет, не бесславные нами и царством ликийским пространным

Правят цари: они насыщаются пищею тучной.

Вина изящные, сладкие пьют, но зато их и сила

Дивная: в битвах они пред ликийцами первыми бьются![63]

В этом отрывке перечислены все основные виды почестей, которые получают басилеи от народа, но главное, здесь сказано конкретно, за что именно им эти награды причитаются: за то, что у них есть «сила дивная» и они «пред ликийцами первыми бьются!». Таким образом, этот текст позволяет нам сделать некоторые важные выводы: во-первых, сами гомеровские герои производят свой статус от своих воинских доблестей и заслуг перед народом; во-вторых, на первое место среди заслуженных наград басилеи ставят отнюдь не материальную выгоду, а публично оказываемый почет в виде таких «мелочей», как почетное место, почетная доля, еда и т. д.; в-третьих, главное богатство басилеев — теменос — воспринимается ими не как инструмент экономического превосходства, но как почетная награда от общины; в-четвертых, статус правящего царя предоставляется басилею народом. «Очевидно, что непосредственно под влиянием военного образа жизни сформировалась одна фундаментальная социальная модель греков, именно представление о том, что выдающиеся военные заслуги, а особенно конкретный ратный подвиг на благо общины, могут сделать человека царем»[64]. Конечно, идея достижения царской власти путем воинской доблести не была изобретением Гомера, но являлась общегреческой моделью ранней эпохи.

Через несколько веков Аристотель описывал древнюю (= гомеровскую) царскую власть следующим образом: она происходит от личных качеств царя, его доблестей и заслуг[65]; она выражается в предводительстве на войне[66]; она основана на добровольном согласии граждан подчиняться ей[67]; и, наконец, она имеет три основные функции: военную, жреческую и судебную[68]. Совершенно очевидно, что Аристотель здесь не проявлял своей творческой оригинальности, но повторял общепринятую концепцию. Власть царей у Гомера заметно демократизируется. Власть царя наследственна, но при условии выдающихся качеств претендента. Случаи выборности редки, как это вытекает из речи Телемаха[69]. Может быть, лучше говорить о гомеровской тенденции к наследственности царской власти, а не просто о наследовании. А может быть, это и рудимент старых абсолютистских представлений. У Гомера нет никакого единодержавия: в Аргосе — 3 басилевса, в Элиде — их 4, а на Схерии при Алкиное — 12 басилевсов[70]. Уж это одно говорит о чрезвычайно большой ограниченности царской власти у Гомера. Царь является, строго говоря, только родовым старейшиной и жрецом, а также весьма несамостоятельным судьей. Власть его осуществляется главным образом на войне. К этому нужно присоединить еще и сильнейшую критику царей у Гомера. Это не мешает царям жить в роскоши, владеть богатыми земельными наделами с развитым скотоводством и коневодством. Цари получают лучшие дары от народа[71]: этолийцы обещают Мелеагру участок в 50 мер в награду за его помощь, с одной половиной участка под виноградом и с другой половиной, пригодной под пашню[72]. Ликийцы тоже отводят лучший участок земли с садом и пашней[73]. Даров у царей имеется так много, что Ферсит, например, упрекает Агамемнона в накоплении больших запасов меди, которыми будто бы набиты его палатки[74]. Гектор предлагает Ахиллу в виде выкупа множество золота и меди[75] (XXII, 340). Как известно, дом Одиссея был прямо набит золотом и медью, из-за чего и шла борьба женихов с Пенелопой и Телемахом.

В гомеровское время, по-видимому, было и нечто вроде податей. Об этом говорит Алкиной[76], когда он, щедро одаривши Одиссея подарками, намеревается взыскать все эти затраты с народа. Правда, у Гомера это единственное место, намекающее на существование податей.

Получали награды также победители на состязаниях, так, например, на состязаниях в честь Патрокла Ахилл раздавал награды в виде тазов, треножников, мулов, коней, быков, рабынь и железа.

Труд для царей у Гомера еще не позор, как не позор он и для самих богов. «Гомеровские цари изображены самыми обыкновенными людьми, правда, очень сильными, храбрыми, часто весьма властными, но в то же время наделенными обычной человеческой психологией»[77].

В то время, когда каждый взрослый мужчина в племени был воином, не существовало еще отделенной от народа публичной власти, которая могла бы быть ему противопоставлена. Первобытная демократия находилась еще в полном расцвете, и из этого мы должны исходить при суждении о власти и положении, как совета, так и басилевса. Прибавим к этому еще несколько фактов из трудовой жизни, изображенной у Гомера. «Эти факты существенно ограничивают традиционный взгляд на Гомера как на идеолога родовой знати и выдвигают в нем черты, указывающие уже на прогрессирующую ее демократизацию»[78].

Если обратить внимание на то, чем занимаются гомеровские герои, то Автолик[79] может быть, и охотится на дикого кабана ради собственного удовольствия, но Одиссей[80] охотится за дикими козами исключительно из-за голода[81] и он же убивает оленя тоже только из-за крайней нужды. Что касается земледелия, то сами цари не брезгуют бывать на поле и самолично наблюдать за работами[82]. Отец Одиссея Лаэрт собственными руками возделал для себя целое имение и делал самую грубую и грязную работу, одетый в заплатанную, грязную и жалкую одежду[83]. В области скотоводства являются пастухами ни больше и ни меньше, как брат Приама Анхиз[84], сын Анхиза Эней[85] и семь братьев Андромахи[86]. В области ремесла гомеровские цари тоже нисколько не презирают труд. Мы уже знаем, что Одиссей сам строит себе плот[87], спальню и ложе[88]. О женщинах и говорить нечего - Пенелопа, Елена и Арета занимаются ткачеством [89]. Навсикая со своими служанками полощет белье[90].

В период расцвета родовой общины народное собрание (агора) было, конечно, основной властью и силой во всей общине. У Гомера можно отметить его ослабление и некоторую неопределенность. Можно прямо говорить о его пассивности и неорганизованном характере[91].  Народное собрание у Гомера, вообще говоря, бывает редко и только в экстренных случаях. Например, оно, как собрание, не собиралось на Итаке 20 лет[92]. «Это означает не только то, что главный орган общественной жизни все это время оставался в бездействии, но и то, что общественная деятельность как таковая была совсем ничтожна, если вообще была. Народ растворился в хозяйствах отдельных ойкосов»[93]. С народным собранием по старому обычаю считаются. Но об ораторах в нем не слышно, никакого голосования не производится. «Свое одобрение или неодобрение оно высказывает только нерасчлененным шумом, оно скорее только присутствует, чем действует как организованная сила»[94].

Народное собрание созывается на агоре по инициативе вождя — басилея для принятия решений по важнейшим вопросам: об обмене пленными, о запросах других общин и т. д.^. Однако функции народного собрания не были регламентированы и твердо установлены. Наиболее наглядное представление о них дает речь старца Египтия, вопрошающего, кто и для чего решил созвать народное собрание на Итаке:

Кто же нас собрал теперь? Кому в том внезапная нужда?

Юноша ли расцветающий? Муж ли, годами созрелый?

Слышал ли весть о идущей на нас неприятельской силе?

Хочет ли нас остеречь, наперед все подробно разведав?

Или о пользе народной какой предложить нам намерен?[95]

Вместе с тем, несмотря на формальную неорганизованность, народное собрание, или, лучше сказать, народ, есть единственная высшая инстанция, к которой апеллируют даже сами цари. Нигде не видно, чтобы цари поступали против народной воли. Отдельными распоряжениями царей народ, или, лучше сказать, единичные представители народа могут быть недовольны. Однако, вся война, изображаемая в «Илиаде», рассматривается как общенародное предприятие и, с точки зрения греческого народа, совершенно справедливая и необходимая. Народное собрание может долго не собираться и при обсуждении тех или иных вопросов может быть неорганизованным. В народном собрании принимают участие все способные носить оружие мужчины, и это означает их принадлежность общине. Люди являются на собрание вооруженными даже в мирное время, и это напоминает что-то вроде «войска на отдыхе» Но верховная власть — это соединение басилевса, буле и агоры. Примерами этого могут служить такие тексты[96]: буле и в дальнейшем агора по поводу отплытия воинов на родину, агора и в дальнейшем буле по поводу переговоров с Ахиллом, басилевс, буле и агора у феаков об отправлении Одиссея на родину. Взаимоотношение этих трех элементов, составляющих у Гомера верховную власть, не поддается точному учету.

«Надо исходить из жизненной гущи исторического процесса у Гомера, приводящей к текучей и непосредственной общественности, далекой от твердых юридических норм и основанной больше на необязательном и расплывчатом обычном праве»[97]: басилевс, буле и агора собираются то все вместе, то порознь, то вообще в любой комбинации, причем функции этой верховной власти весьма неопределенны, случайны и зависят от разного рода текущих обстоятельств. Однако все родоплеменные институты, а именно басилевс, буле и агора, находятся у Гомера в состоянии брожения и становления. Это явно переходное состояние. Частная собственность и социальное неравенство уже налицо. Однако еще нет того универсального принудительного аппарата, который бы узаконил это неравенство и обеспечил бы его дальнейшее развитие, именно государства. Не будучи в принципе против царской власти, Гомер допускает царскую власть только при условии ее большого военно-патриотического или морально-гуманистического содержания. Это соединение богатства, славы и роскоши царской жизни с высоким личным морально-правовым авторитетом, может быть, лучше всего изображено в «Одиссее»[98]. Здесь Одиссей обращается к Пенелопе со следующими словами:

Ты — словно царь безупречный, который, блюдя благочестье,

Многими правит мужами могучими.

Строго повсюду Правда царит у него.

Ячмень и пшеницу приносят Черные пашни;

плоды отягчают древесные ветви.

Все — от правленья его. И народы под ним процветают

По мнению А.Ф. Лосева, парадоксальность статуса гомеровского басилея состоит в том, что при блестящей религиозной санкции он является царем только по названию и никакой реальной властью не обладает. Его обязанности сводятся к трем основным функциям: 1) Культовая деятельность. Как представитель всей общины басилей приносит жертвы и выполняет другие жреческие функции; 2) Судейство. Обладая зевсовым скипетром, он вместе со старейшинами вершит правосудие в общине и следит за соблюдением справедливости. Это его главная политическая функция в мирное время; 3) Военное руководство. В военное время царь является военачальником и ведет свое войско в битву. Этим как раз и заняты все виднейшие гомеровские герои в «Илиаде». За все эти заслуги басилей имеет вознаграждение: община предоставляет ему лучший участок земли — теменос, а также целый ряд привилегий: почетную награду, почетное место в собрании и в трапезе, право делить добычу и право на лучшую долю в ней и т. д.

При всем этом басилей не имел никакого реального механизма власти и никакого средства принуждения. «Специалисты единодушны в том, что положение царя не являлось какой-либо официальной должностью или институцией; его «незримая» власть опиралась не на аппарат насилия или политические нормы, а на его авторитет, личное влияние и силу убеждения. Влияние басилея в общине основывалось на его личных связях и подкреплялось его собственностью»[99].

Поэтому единственной реальной властью басилей обладал в своем доме — ойкосе, безраздельным господином которого он являлся. «Этот ойкос, включая земельный надел, в научной литературе рассматривается сегодня как основная социальная ячейка гомеровской общины^»[100]. Следовательно, и басилей — это, прежде всего глава семьи и владелец ойкоса. Это значит, что семья была не только религиозным, но и политическим фундаментом общества, его культурообразующим фактором. Отсюда кажется вполне закономерным, что древние греки в архаическую и даже в классическую эпоху уподобляли власть царя власти главы семьи, которого называли иногда царем ойкоса. «Напрашивается вывод, что моделью, как для земного царя, так и для небесного владыки служила власть главы семьи. И наоборот, власть Зевса была моделью, как для царя, так и для главы семьи»[101].

Основная же проблема для басилея состояла в том, что его власть была не гарантирована и он имел постоянных конкурентов в лице других выдающихся глав ойкосов, которые тоже именовались басилеями. Наверху социальной пирамиды — родовая аристократия, комплектующаяся из «богом рожденных», как их определяет эпический поэт, царей-басилевсов и их сородичей, «чье реальное господство опирается на традиционное верховенство знатных семей в общинах, на ведущую их роль к делах войны и на предоставленные им от общин и закрепленные в наследственное владение лучшие большие наделы земли — теменосы»[102]. Дело в том, что Гомер называл басилеями не только номинальных вождей, но и всех вообще выдающихся людей, претендующих на особое положение в обществе. В результате царь (= вождь общины) был не монархом, но только первым среди равных, причем с весьма ограниченными возможностями и в условиях жесткой конкуренции со стороны себе подобных. Таким образом, складывалась общинная организация со многими лидерами — басилеями. Из этих-то «царей» формировался совещательный орган при главном басилее, т. е. совет старейшин-геронтов.

Совет старейшин (boyle). Этой организации принадлежат административно-судебные функции тесная связь с басилевсами, часто подкрепляемая трапезой, — Одиссей[103] у феаков, а в «Илиаде». Нестор советует Агамемнону устроить пир для старейшин. Это, конечно, снижает официальную значимость «буле» и придает ей наивно-примитивный оттенок. Кроме того, «необходимо отметить его спорадичность в мирное время и частый характер на войне»[104]. Например, в X песни (Долония, 32) Агамемнон и Менелай собирают старейшин, а в X, 414 то же делает Гектор. Царскому собранию присуща весьма непостоянная деятельность, начиная от полного его отсутствия (например, Ахилл собирает агору без «буле»[105], и, кончая враждебным его настроением и резким разделением на партии[106]. По всей видимости, этот совет происходил от первобытного совета старейшин, но уже у Гомера в него входят отнюдь не только пожилые люди, но совершенно разные возрастные группы. Этот совет представлял собой, скорее, собрание самых знатных людей общины, вместе с которыми царь должен был решать все важнейшие дела и вершить правосудие. «Как правило, совет созывался верховным басилеем и заседал у него дома, а при публичном рассмотрении дел располагался в центре народного собрания»[107]. Причем Совет был не просто совещательным органом, но обладал и правом принимать иногда самостоятельные решения, полагаясь на свой опыт и авторитет. Практически басилей ничего особо важного не мог предпринять без участия Совета. Так, например, царь феаков Алкиной правил страной вместе с еще двенадцатью басилеями, которых он созывал к себе во дворец по всякому более или менее значительному поводу, например чтобы почтить прибывшего Одиссея.

С изменением условий монархия стала редкостью. Новые государства восточной части Эгейского бассейна добились внутреннего единства и вскоре избавились от царей. Афины, защитив свои рубежи от дорийцев и отправив союзных им ионийцев за море, отменили монархию и стали республикой. На остальной территории материка за вторжением дорийцев последовал период распада. Крупные группы завоевателей, каждая во главе со своим царем, разделились на составные части — «небольшие племенные ядра ничтожного размера, селившиеся сельскими общинами»[108]. Региональные царства сменились местными объединениями, а власть старинных царств едва ли распространялась за границы их бывших столиц. Если к концу Темных веков деревни снова объединялись в бывшие региональные царства, те могли уцелеть. Но чаще деревни сливались в более мелкие группы, города-государства (полисы), и, например, на Крите царство Идоменея сменила сотня политических образований. Этот процесс прозвучал погребальным звоном по монархии, так как дорийский полис обладал не меньшим внутренним единством, чем ионийские и эолийские полисы за морями. Уже при основании Эгины и Мегары их основателем и вождем назывался бог Аполлон, а не царь»[109]. При основании колоний ойкист также обычно не являлся царем.

Царская власть продержалась дольше в тех местах, где традиционно имела глубокие корни (в Аргосе, Спарте, на Фере и ее колониях, в Таренте) или где сохранялись примитивные условия, благоприятные для царской власти (например, в северо-западной Греции и Македонии). В Фессалии царская власть возродилась в лице верховного военного командира, который, как и первые цари - Гераклиды времен завоевания, претендовал на власть над всей Фессалией. Как правило, крушение царской власти происходило не насильственным путем, а в результате концентрации власти в руках следующего слоя — аристократии в лице родовых вождей, издавна составлявших царский совет и царский двор. Титул царя обычно сохранялся; «в Аргосе, Афинах и Коринфе царь являлся высшим должностным лицом, а в Эфесе, Милете и Наксосе — жрецом, но теперь он подчинялся совету старейшин как archon basileus»[110], один из нескольких верховных правителей. Власть аристократического совета была укоренена в социальной структуре полиса прочнее, чем власть царя, так как аристократы являлись вождями племенных групп — фил, фратрий и родов, — которые, слившись, и образовали полис. В менее развитых областях, «таких, как Элида, где небольшие общины еще не слились воедино, царей сменила аристократия узкого круга вождей фратрий и родов»[111]. В вопросах религии, правосудия и политики их авторитет был непоколебим, так как за ними стояли многовековые традиции.

Все аристократии являлись олигархиями, когда политическая власть находилась в руках узкого круга людей, но степень олигархии была разной. При наиболее узких формах аристократии монополию на высшие должности удерживало семейство, по наследству владевшее царским титулом. Например, коринфские Бакхиады происходили от царского дома Гераклидов, точнее, от выдающегося коринфского царя Бакха. Бакхиады правят уже как группировка, выбирающая из своих рядов высшее должностное лицо, видимо носившее титул basileus или притан, по имени которого называется год; браки они заключали лишь в пределах своего рода. «Ежегодно из своей среды Бакхиады выбирали высшего магистрата - притана. Возглавляя правящий род, притан был ограничен в исполнении своих полномочий годом, но в течение этого времени он обладал, по-видимому, неограниченной властью»[112]. В источниках нет сведений, проливающих свет на круг полномочий, интересующего нас должностного лица. По аналогии с высшими магистратами других полисов ранней архаики можно предположить, что коринфские пританы «председательствовали в совете, созывали время от времени народное собрание и являлись высшей исполнительной властью, проводившей в жизнь решения, принятые в совете Бакхиадов»[113]. Другим важным должностным лицом в раннем Коринфе по сообщениям Николая Дамаскского был полемарх.[114] Главная обязанность этого магистрата, исходя из этимологии термина и первоначальных функций полемарха в Аттике, заключалась в руководстве военными силами государства. Наряду с этим коринфский полемарх был наделен некоторыми полицейскими и фискальными полномочиями. По коринфским обычаям к полемарху отводили осужденных должников, где они содержались под стражей вплоть до выплаты долга. Кроме того, полемарх взымал с осужденных штрафы. С.М Жестоканов предполагает, что в правление Бакхиадов сохранялась также должность басилея, функции которого после свержения монархии были ограничены вопросами религиозного культа. Подробнее о подобном устройстве в Аттике мы поговорим ниже.

В государствах, где решить эти проблемы не удавалось, власть нередко оказывалась в руках одного лица. Его незаконное правление называлось «единоличной властью» или лидийским словом tyrannis, вошедшим в широкое употребление. В силу ряда факторов происхождение тирании выяснить затруднительно. Сами тираны стремились обелить себя, а их противники, наоборот, представляли захват власти тираном в самых черных цветах. Действия тиранов, когда они находились у власти, лишь усугубляли поляризацию общества, деля его на убежденных сторонников тирании и столь же убежденных ее противников.

После ликвидации царской власти религиозные обязанности царя стал осуществлять «царь-магистрат (архонт-басилевс), военные обязанности — военный магистрат (полемарх), а гражданские обязанности — архонт, «по имени которых с 683 г. назывались годы, когда назначение трех архонтов стало осуществляться ежегодно»[115]. В более поздние времена архонт-басилевс по-прежнему председательствовал на государственных праздниках и религиозных церемониях, решал споры между родами и между жрецами и судил несомненные случаи кровопролития. Возможно, эти должности давались на определенный срок. Так, Павсаний, описывая Керамик, говорит о месте, где заседал царь, «галерея архонта-царя, так называемая Царская стоя, где заседает архонт-царь в течение года, когда он выполняет свою должность»[116]. Полемарх исполнял военные, религиозные и судебные (по отношению к постоянно живущим в государстве иностранцам) обязанности. Архонт-эпоним обеспечивал людей и средства для государственных праздников и принимал решения по делам, касающимся наследства и семейных прав. Аристотель называет следующие должности, которые возникли на месте царской власти: царь, полемарх и архонт[117]. Он комментирует это следующими словми: «из них первою была должность царя, она была унаследована от отцов. Второй присоединилась к ней должность полемарха, ввиду того что некоторые из царей оказались в военных делах слабыми»[118]. Далее философ поясняет назначение должности архонта: по его мнению, она возникла последней, так как в ее компетенцию входили только вновь заведенные дела, в то время как царь и полемарх занимались делами, унаследованными «от отцов»[119]. Таким образом, функции царя составляла культовая сфера, т. е. сакральное представительство от общины перед миром богов; функции полемарха — военное руководство ополчением, а задачей архонта стала административно-политическая деятельность. По сути дела, произошла не отмена царской власти, а лишь распределение ее функций среди должностных лиц, причем сначала четко выделились все три главные сферы деятельности басилеев: сакральная, военная и административная. В дальнейшем происходило уже внутреннее развитие должностной коллегии в направлении ее расширения и детальной регламентации ее полномочий. Царское достоинство уцелело в государстве, проведенное в других странах отделение духовной власти от светской не имело места в Афинах, «здесь скорее произошло ограничение исполнительной власти при помощи коллегиальных учреждений»[120].

Если вдуматься в сообщение Аристотеля, то станет очевидным, что ликвидация царской власти произошла только при учреждении второй должности, т. е. полемарха. Учреждение должности царя ничего не меняло, а вот разделение сакральной и военной сферы было радикальным новшеством. По Аристотелю, власть царя была заменена исполнительными лицами потому, что цари оказались негодными для войны и на их место стали избирать людей, более способных в военном деле[121]. М. Грант об этом событии пишет так: «Судя по позднейшим рассказам (вполне правдоподобным), афинская монархия Медонтидов постепенно уступила власть группе знатных сановников. По-видимому, началось это с того, что править наравне с царем был назначен полемарх (военачальник), а позднее царь оказался в подчинении у архонта, ведавшего гражданскими делами». Впоследствии, как считалось (хотя точный ход событий, обрисованный античными авторами, и вызывает сомнения в подлинности), «царь Акаст вовсе уступил свою самодержавную власть архонту (позже именовавшемуся «первым архонтом»), назначавшемуся пожизненно (хотя при этом сохранялась особо должность царя-архонта, отвечавшего за религиозные дела)»[122]. Следующий шаг был сделан в середине VШ века до н. э., когда пожизненная должность архонта сменилась десятилетним сроком службы. Позднее (в 683—682 или 682—681 гг.? до н. э.) архонта стали выбирать уже ежегодно. Ко второй половине VII века до н. _э а может быть, еще раньше, к этим трем архонтам добавилось еще шестеро. Эти фесмофеты («законодатели») понадобились ввиду роста численности (и склонности к тяжбам) афинского населения. «С тех пор в Афинах ежегодно заново избирались девять архонтов»[123]

Можно предположить, что всего имелось девять высших магистратов, известных как архонты. По окончании срока должности архонты становились пожизненными членами совета, который заседал на холме Ареопаг. Падение власти басилеев было самым важным изменением в общественной структуре Афин той эпохи. К сожалению, античная традиция об этом дошла до нас лишь в обрывочных и неясных сообщениях поздних источников[124]. Суть их сводится к тому, что последним царем в Афинах был легендарный Кодр, а его потомки добровольно отказались от царской власти, которая была заменена пожизненными должностями архонтов, срок полномочий которых сначала был ограничен десятью годами, а потом одним годом. Немецкий историк Э. Курциус в своем труде «История древней Греции» уделяет этому процессу большое внимание. «Вскоре и сама эта власть существенно изменилась. Для нее был установлен годовой срок, обязанности разделены между девятью соправителями, представлявшими отчет о своих действиях по истечении года. Так окончательно пала монархия; совершилось само коренное преобразование, так как главенство в государстве перешло от семьи, унаследовавшей его, к тем людям, которые получали государственные должности по выбору. То был переход от господства одного рода к господству многих родов»[125]. Приходится признать, что здесь ничего не ясно и однозначно решить вопрос о том, что, когда и как произошло, не представляется возможным. «Условно, вслед за традицией, можно датировать только основные этапы данного процесса: отмена царской власти приходится на 752 г. до н. э., а введение годичного архонтства — на 682 г. до н.э.»[126]

Согласно Аристотелю, сначала возникли три должности архонтов, но вскоре их число было доведено до девяти, а когда должностных лиц стали избирать на один год, появились и другие должности[127]. Архонты имели право окончательного решения дел и из их числа выбирался совет Ареопага, который не только был высшим судебным органом, но и «распоряжался большинством дел в государстве[128].

Ареопаг проверял новоназначенных архонтов, следил за их работой и принимал у них дела при оставлении должности; он контролировал состояние государственных дел, охранял государственное устройство и законы, назначал наказания без права апелляции и передавал штрафы в государственную казну. Таким образом, он являлся ключевым органом государства. «Ареопаг представлял собой собрание представителей эвпатридов в широком смысле, надзиравшее за ведением общественных дел»[129].Отсюда становится понятно, как при удержании старых традиций пожизненности и наследственности могло произойти существенное изменение в государственной жизни, так что после смерти Кодра царская власть превратилась в магистратуру и из власти неограниченной стала ответственной должностью. Всегражданское собрание (экклесия) обладало элементарными, но важными полномочиями. Оно избирало магистратов и, соответственно, кандидатов в члены Ареопага. Однако кандидатам необходимо было обладать «родословной и богатством». Народное собрание, несомненно, обсуждало некоторые государственные дела и выносило по ним решения; степень его компетенции, вероятно, была ограниченной, и внесение вопросов в повестку дня находилось исключительно в руках Ареопага. Каждый гражданин имел право обратиться к Ареопагу, назвав закон, в нарушении которого он обвинялся. «Если внимательно приглядеться, то окажется, что за названием «Ареопаг» скрывается не что иное, как древний, доисторический совет старейшин, только теперь его функции были четко определены и упорядочено его комплектование»[130].

Еще одним итогом VIII в. до н. э. стало завершение синойкизма Аттики. Это был длительный процесс, который начался еще в X в. до н. э., а завершился в самом конце VIII или начале VII в. до н. э. присоединением Элевсина. По преданию, синойкизм осуществил легендарный афинский царь Тесей, которому удалось объединить под властью Афин двенадцать независимых городов страны, ликвидировав их самоуправление. Предание не только изображает Тесея автором синойкизма, но и приписывает ему еще целый ряд новшеств: отмену царской власти[131], введение демократии и разделение населения на три сословия: эвпатридов («благородные», т. е. те, у кого «добрые отцы»), геоморов (земледельцы) и демиургов (ремесленники). Одним словом, Тесей предстает реформатором «широкого профиля». «В научных кругах принято считать, что такой образ Тесея есть продукт творчества позднейших греческих авторов, который не имеет никакого отношения к исторической действительности»[132]. Нашим основным источником является Плутарх; он сообщает, что суть Тесеева синойкизма состояла в ликвидации всех поместных советов, властей и пританеев и учреждении только одного совета и одного пританея в Афинах[133]. Греки воспринимали семью и общину (государство) как явления одного порядка, вполне тождественные по их религиозной сути. «Для них община была одной большой абстрактно-мистической семьей, связанной родством происхождения, культом и очагом»[134]. Поэтому синойкизм Тесея был не чем иным, как религиозным и символическим учреждением такой государственной «семьи» путем слияния воедино малых «семей». Тесей « покончил с автономией отдельных аттических городков, закрепив за Афинами роль единого политического центра. Вместе с тем сселением в Афины если и не буквально всех жителей Аттики, так как большая их часть осталась жить в своих старинных селениях»[135] Причем центром страны был не храм, не культ какого-либо божества — все это развилось позднее, — а священный очаг, пританеи. Страна объединялась вокруг этого очага потому, что он обладал наивысшим авторитетом среди всех остальных локальных центров и очагов. Этот авторитет создавало то обстоятельство, что уже в микенское время на Акрополе находился центр Аттики — дворец царя, в мегароне которого был расположен главный очаг страны. Основателем города был человек, совершивший священные обряды, без которых не мог быть ни один город. «Основатель воздвиг очаг, на котором должен был вечно гореть священный огонь: он своими молитвами и обрядами призвал богов и поселил их навсегда в помощь городу»[136]. Религия требовала, чтобы очаг имел всегда верховного жреца: она не допускала разделения жреческой власти. И очаг имел своего верховного жреца в лице отца семьи. Религия гражданской общины тоже должна была иметь верховного религиозного главу. Жрец общественного очага носил имя царя. Вот откуда появляется первая и самая главная функция греческих правителей, которая даже после свержения царской власти останется за ними. Так, царь был прежде всего жрецом пританея, то часто его называют пританом или архонтом. Как глава культа он «поддерживает огонь, совершает жертвопринашения, произносит молитвы и распоряжается религиозными трапезами»[137]. Н. Д.Фюстель Де-Куланж в своем труде делает предположение, что «культ общественного очага был источником достоинства и власти»[138]. Следовательно, главной обязанностью царя было исполнение религиозных обрядов. Можно предположить, что, потеряв возможность исполнять общественные культы, он не мог больше сохранять царскую власть. Так как древняя религия вмешивалась во все стороны жизни: управление, правосудие и войну, «то жрец был одновременно и правителем, и судьей, и военоначальником»[139]. Правители использовали религиозные институты для проведения своей политической линии. «Святилище оказывало поддержку посредством прорицаний, которые отвечали запросам политиков»[140]. Таким образом, причина возникновения оракулов в древнем мире вполне ясна и оправдана тем, что к ним обращались узнать волю божества по тому или иному вопросу. «Ни одно политическое действие, будь то военный поход или принятие нового закона не обходилось без ведома оракулов»[141]. Необходимо отметить, что оракулы могли располагаться и в других городах (чаще всего), где складывались очень влиятельные жреческие коллегии.

По мнению Н.Д. Фюстель Де – Куланжа, основные законы монархического строя были очень просты и вытекали из самого культа. «Наследование было в начале неизменным правилом для передачи культа..., религия требовала, чтобы забота о нем переходила от отца к сыну»[142]. Жреческое достоинство было, таким образом, наследственным, а вместе с ним и власть. Следовательно, не физическая сила создавала вождей и царей древнегреческих общин. Религия создавала царей так же, как главу семьи в доме. Царь был священной личностью. В нем видели, хотя не совсем бога, но человека без которого ни одна молитва не будет услышана, ни одна жертва не будет принята богами. «Эта власть, наполовину религиозная, наполовину политическая, устанавливалась во всех городах с момента их основания, без усилий со стороны царей и без сопротивления со стороны подданных»[143].

1.2 Царская власть в Древней Спарте

Как известно, в системе городов-государств классического периода истории древней Эллады ведущее положение занимали два полиса — Афины и Спарта. Оба этих государства, каждое по-своему, внесли огромный вклад в становление и развитие античной цивилизации. Долгое время, однако, Афины привлекали к себе гораздо более пристальное внимание ученых, нежели Спарта: до определенного момента греческий полис изучался в основном на афинском материале, что было продиктовано как наличием богатой древней традиции, так и политической конъюнктурой — в Афинах западные демократии видели прообраз открытого общества.

В свою очередь, давление политических и идеологических установок нового времени сильнейшим образом повлияло и на образ Спарты в работах западных антиковедов. При этом тема спартанского полиса оказалась необычайно актуальной и злободневной для нескольких поколений исследователей.

О том, как сложилась спартанская государственная форма, можно составить себе, если принять во внимание предания о поре, предшествовавшей исследуемому периоду, которые сохранены исследователями. Мы узнаем, таким образом, «что по прибытии дорийцев вся страна разделилась на шесть городских округов, столицами которых были Спарта, Амик-лы, Фарис, три внутренние местности близ Эврота, затем Эгинт близ аркадской границы, Ласу Гифейского моря; шестой была, вероятно, морская гавань Бея. Как и в Мессении, дорийцы разбрелись по различным местностям, управляемым царями»[144]; они смешались с прежними жителями; новые поселенцы, как, например, минии, переходили из сел в города.

Из-за того, что уже в древности историческая Спарта и ее мифологизированная модель переплелись в сложную и запутанную комбинацию, выделить историческое зерно в предании о первоначальной реформе представляется нам достаточно сложной задачей. Для ее решения необходимо, прежде всего, оценить дошедшую до нас античную традицию о первоначальной реформе. Большинство древних авторов связывают древнейшее законодательство Спарты с именем Ликурга. Но само имя Ликурга как спартанского законодателя впервые упоминается только Геродотом, т. е. сравнительно поздно — не ранее середины V в. По словам Геродота, законы Ликурга носили главным образом политический характер.

В качестве основного правительственного органа, но подчиненного апелле, названа герусия, или совет старейшин, во главе с царями. Плутарх характеризует герусию как первое и самое главное из всех многочисленных нововведений Ликурга[145]. Судя по тому, какое большое внимание Плутарх уделил обсуждению числа геронтов, он сам не сомневался, что цифра 30 для геронтов была установлена именно Ликургом[146]. Все попытки современных ученых дать подходящее объяснение числу ликурговых геронтов, исходя из родового или территориального принципа, носят сугубо гипотетический характер. Так, Г. Бузольт думает, что численный состав спартанской герусии был смоделирован по образцу совета в Дельфах, состоящего из 30 членов[147]. Неизвестно, что собой представляла герусия до Ликурга. Но с введением ликурговой герусии Спарта превратилась в полис с аристократической формой правления. Плутарх, подробно описывает процедуру избрания в геронты[148]. Цели реформы государственного строя были следующие: ограничить двух царей (согласно спартанским преданиям, двоецарствие было основано близнецами Эврисфеиом и Проклом), изменить состав совета (герусии) и наделить некоторыми правами народное собрание.

Два царя сохраняли верховное командование во время войны и свою роль при отправлении религиозных культов, но в отношении текущей политики они являлись простыми членами совета. В прошлом, вероятно, совет состоял из глав 27 фратрий. Теперь их число увеличилось до 30, включая и царей. Советники избирались с одобрения народного собрания, причем быть избранными имели право лишь «равные» в возрасте 60 лет и старше, и эту должность они занимали пожизненно. «Совет обладал исключительным правом вносить предложения в народное собрание и распускать его. В народном собрании участвовали все «равные»; оно отныне должно было собираться в установленное время в установленном месте»[149]. Его избирательные полномочия были четко определены, а решения по предложениям, внесенным советом, окончательны.

В народном собрании все спартанцы были равны перед государством вне зависимости от своей знатности и богатства, и согласно новому государственному устройству «их голос был решающим в кардинальных вопросах избраний должностных лиц и ратификации законопроектов»[150], как бы ни была велика власть Герусии. Граждане при голосовании могли сказать только «да» или «нет». Можно предположить, что народное собрание имело право изгонять царей и возвращать обратно на трон[151].

В Большой Ретре значится, что в состав герусии вошли также архагеты. В своем комментарии к тексту Ретры Плутарх поясняет, что под архагетами имеются в виду цари[152]. Возможно, что это был первоначальный титул спартанских царей, который отражал представление о царях как предводителях, стоящих во главе войска. «Л. Джеффри, а за ней и Дж. Хаксли предположили, что в данном контексте слово архагет не является безальтернативным синонимом к слову «цари». Слово «архагет» — более широкого диапазона. Его можно понять как «основатель», будь то основатель нового государства или нового культа»[153]. Можно предположить следующее: спартанские цари были названы архагетами как члены и председатели герусии. Этот титул четко формулировал их положение в герусии при Ликурге — первые среди равных и не более того. «Не исключено, что было закреплено новое качество спартанских царей, которые, став при Ликурге членами герусии, были тем самым поставлены под контроль общины»[154].

Наличие двух и более царей не является чем-то редким для ран- ней Греции. Так, у Гомера нередко упоминаются подобные ситуации: в царстве феаков, например, кроме Алкиноя было еще двенадцать царей[155], и на Итаке Одиссей был не единственным царем, а лить одним из многих[156]. Следовательно, единодержавие в гомеровский период вполне могло сосуществовать с режимом многодер - жавия. Между гомеровскими и спартанскими царями, несомненно, про слеживается глубокая родственная связь. И те, и другие не являются самодержавными монархами наподобие эллинистических царей. Это, скорее, представители ведущих аристократических кланов, осуществляющие коллегиальное руководство общиной. В таком контексте более понятным становится как наличие в Спарте двух царских семей, так и их место внутри спартанского полиса. Так или иначе, основные черты государственного устройства в Спарте остаются ясными. Там правили одновременно два царя, принадлежавшие к родам Агиадов и Эврипонтидов. Обе династии считали себя потомками Геракла; «и в самом деле, пусть это уводит нас в область мифов и легенд, происхождение этой монархии было весьма древним — даже если она приняла свою историческую, известную нам, форму не ранее 650—600 гг. до н. э.»[157] Полномочия обоих наследственных царей носили прежде всего военный характер; к тому же они приглядывали друг за другом (это вносило известное равновесие) и, как правило — хотя не всегда, — шли на уступки другим политическим силам Спарты. Прослеживается особая роль царей при разделении властных полномочий, «в том числе в области применения устного права, их несомненное влияние на внешнюю политику Спарты, сравнение двух царей с «божественными близнецами» Тиндаридами (хранителями города) и религиозный ореол, который окружал царей как верховных жрецов Зевса»[158], нераспространение на представителей царских семей агоге[159], наличие «царских привилегий»[160], даннические обязанности периэков перед царями, выделение десятой части любой военной добычи говорит о том, что они были воспринимаемы античным обществом не просто как «первые среди второстепенных». Исключительное положение имели спартанские цари и в идеологической сфере. Власть их посредством родства с Гераклом и олимпийскими богами[161] имела божественную основу. «Кроме того, осуществляя через пифиев прямое общение с Дельфийским оракулом, они являлись хранителями божественной истины»[162]. Личные интересы и налаживание связей за границей могли осуществляться царями посредством назначаемых ими лично проксенов[163]. Скорее всего такие царские порученцы иногда были полностью зависимы от самого царя и входили, «если будет позволительно так сказать, в число его «клиентов»[164].

Э. Курциус обращает внимание на то, как чопорно и чуждо держали себя с самого начала в отношении друг друга эти два «царя-близнеца», как эта резкая противоположность передавалась непрерывно через все поколения, «как каждый из этих домов остался сам по себе, не связанный с другим ни браком, ни общим наследством, как каждый имел свою собственную историю, летописи, жилища и гробницы. По его мнению это были два совершенно различных поколения, взаимно признававших права друг друга и установивших по договору совместное пользование царской верховной властью»[165]. Если один из представителей царского рода, который должен править был ребенком, то ему назначался опекун. У Павсания мы встречаем упоминания об этой традиции: «Павсаний, сын Клеомброта, не был царем; будучи опекуном Плейстарха, сына Леонида, оставшегося (после смерти отца) еще ребенком, Павсаний предводительствовал лакедемонянами при Платеях и затем флотом при походе на Геллеспонт»[166]. Общим для этих родов было то, что могущество их возникло не из среды дорийцев, а коренилось в микенской эпохе. Помимо этого, «двоецарствие служило также залогом того, что вследствие соревнования двух линий становилось невозможным тираническое превышение царственных прерогатив»[167]. Не вызывает сомнения, что цари самостоятельно вершили суд. В подтверждение этому могут служить слова Павсания о царе Полидоре : «совершая суд, хранил справедливость не без чувства снисходительности к людям»[168]. Смерть царя была особенным событием в Древней Спарте. По всей Лаконике объявлялся траур. «Представители всех групп общества (спартиатов, периэков и илотов) по несколько человек от каждой семьи прибывают на траурную процессию. После похорон закрыты на 10 дней суды и рынок, являющиеся основными общественными местами в Спарте»[169]. После кончины царя вступивший на престол наследник прощал все долги царскому дому или общине.

Все институты, перечисленные в Ретре, не являются изобретением Ликурга. Они существовали, без сомнения, и до него.

Первой серьезной модификации после Ликурга спартанская конституция подверглась, по-видимому, в 30—20 гг. VIII в. По свидетельству Плутарха, авторами поправки к Большой Ретре были спартанские цари Феопомп и Полидор. «Смысл подобной поправки заключался в том, что геронты и цари не должны были ратифицировать «кривое» решение народа, но закрыть заседание и распустить народ»[170].

Нововведение заключалось в лишении народа права па свободное и ничем не ограниченное обсуждение вносимых герусией предложений. Теперь только герусия была вправе решать, продолжать дискуссию в апелле или прекратить ее и распустить собрание. Суть этой поправки, таким образом, заключается в том, что герусия вместе с возглавлявшими ее царями вновь была поставлена над народным собранием, ибо она теперь обладала правом накладывать veto на любое неугодное ей решение апеллы. Именно такой взгляд на значение данной поправки является общепризнанным и редко оспаривается.

Особое значение имели отношения политиков с крупнейшим святилищем Эллады — оракулом Аполлона в Дельфах, центром традиционной мудрости, игравшим роль духовного лидера Эллады в архаическое и классическое время. Цари обращались за божественной санкцией в Дельфы[171]. Так что и здесь, как в случае с Ликургом, имеет место апелляция к Аполлону. Особый интерес вызывают взаимоотношения Дельф со спартанскими политическими лидерами «как из-за специфики политической жизни Лакедемона, так и потому, что именно Спарта из всех греческих полисов оказывается в античной традиции наиболее тесно связанной с Дельфами»[172]. Мы видим целый ряд спартанских правителей, которые зачастую весьма цинично пытались поставить авторитет святилища на службу своим интересам в политических интригах, не гнушаясь даже прямого подкупа. Данном проблеме О.В. Кулишова посвящает свою монографию, где приводит примеры влияния Дельф на законодательство крупнейших полисов Греции[173]. «Первым и, пожалуй, одним из самых примечательных среди правителей, связанных с данной тенденцией, был царь Клеомен I »[174]. В связи с этим укажем на особые связи Пифийского святилища Аполлона и спартанской басилейи, важнейшим аспектом которой был ее сакральный характер. Роль спартанских царей в отправлении культа была чрезвычайно значимой в контексте другой их важнейшей функции — военного командования. Война, являясь неотъемлемой частью политических и межгосударственных отношений полисного мира греков, была связана с традиционным комплексом религиозных представлений и сакральных действий, в ряду которых едва ли не первостепенная роль принадлелсала так называемой военной мантике, которая находилась преимущественно в ведении Аполлона и Дельф. «Само происхождение двойной царской власти, по легенде, вело свое начало из Дельф»[175]. Отметим также положение специальных посланников в Дельфы - пифиев (каждый из царей должен был избирать себе по два пифия), которые совместно с царями совершали трапезу и также совместно с ними выполняли обязанности по сохранению оракулов. Важная роль оракула проявляется и в любопытном обычае[176], который сохранялся в Спарте, по крайней мере, до III в. до н.э., когда эфоры каждые восемь лет в одну из ночей наблюдали, не появится ли знамение, свидетельствующее о том, что один из спартанских царей разгневал богов. Цари перед лицом местных богов были представителями всего государства; «благодаря им одним стала возможной связь нового порядка вещей с прошлым временем без нарушения священных преданий»[177]. Войско всегда сопровождалось целым стадом священных животных, предназначенных для гадательных жертвоприношений и готовых для использования на предмет определения воли богов в любое время: на границе государства, перед битвой.

Среди ученых также нет единства мнений о времени появления эфората в Спарте. В науке обсуждалось три возможных варианта возникновения эфората: до Ликурга, при Ликурге или после Ликурга. Так, не раз высказывалось мнение о том, что эфорат — древний дорийский институт, точно так же, как апелла, цари и совет старейшин, а Ликург не создал эфорат, а преобразовал, установив количество эфоров соответственно числу об, т. е. руководствуясь новым территориальным принципом. Н. Хаммонд считает, что Ликург все же создал эфорат: «Ликург также основал эфорат, состоящий из пяти эфоров, которые ежегодно избирались с одобрения народного собрания из числа «равных»[178]. Первоначально эфоры не обладали ведущим положением в государстве. Они всего лишь надзирали за работой социальной системы: инспектировали физическое состояние мальчиков, вершили суд в случаях неповиновения и возглавляли шествия на Гимнопедиях (национальном спортивно-музыкальном празднике).

Традиция о постликурговом происхождении эфората представляется нам наиболее достоверной уже потому, что она достаточно подробно изложена Аристотелем. Аристотель считал реформу Феопомпа очень важным этапом в развитии спартанского полиса. Царь Феопомп, по его словам, сознательно пошел на умаление своей власти, уступив рядовым гражданам часть своих функций во имя сохранения царской власти как таковой: «Ослабив значение царской власти, он тем самым способствовал продлению ее существования, так что в известном отношении он не умалил ее, а, напротив, возвеличил»[179]. Компромисс, заключенный между царями и обществом, способствовал сохранению в Спарте гражданского мира и приданию устойчивости ее государственному строю. Как царская власть, так и совет старейшин были отодвинуты эфорами на задний план. Они присвоили себе право вести переговоры с общиной, стали продолжателями законодательного дела, насколько об этом могла идти речь в Спарте; они решали все общественные дела. «Словом, старинные звания и должности, происходившие еще из героических времен, бледнели все болыше и больше, между тем как эфория достигала все более неограниченного могущества»[180].

Первоначально коллегия из пяти эфоров должна была исполнять судебные функции спартанских царей в их отсутствие[181]. «В классическое время данная должность была выборной. Когда произошел подобный качественный сдвиг в сторону создания регулярной выборной магистратуры, сказать трудно»[182]. В немалой степени этому могла способствовать полная занятость царей военной сферой в ходе затяжных военных конфликтов.

На середину VI в. приходится последний, третий этап реформирования спартанского общества, в результате которого возникает т. н. классическая модель спартанского полиса.

Возможным инициатором имевших тогда место изменений был эфор Хилон. Несмотря на то что наши сведения о нем крайне скудны, тем не менее это единственный персонаж, с которым можно связать спартанские реформы конца архаического периода. Мы не знаем, в чем конкретно заключалось реформирование эфората, которое традиция связывает с именем эфора Хилона. «Вероятно, Хилон был инициатором закона, передавшего председательство в народном собрании и в герусии от царей к эфорам»[183]. Это был последний шаг в реформировании эфората, который полностью освободил данную магистратуру от всех остальных властных структур. Во всяком случае, к началу классического периода эфорат обладал уже всей полнотой исполнительной и контролирующей власти в государстве, став, в сущности, правительством Спарты был заключен формальный договор, в котором условием сохранения царской власти было безусловное подчинение царей общине в лице ее главных представителей — эфоров. Собственно эти полномочия наделяли эфоров властью надзирать за повседневной жизнью спартанских граждан, а «заодно и ограничивать влияние Совета старейшин — герусии»[184]

Как не раз уже высказывалось в научной литературе мнение, что учреждение эфората знаменовало собой установление нового государственного порядка и вместе с тем означало победу общины над суверенной царской властью. Преобразованный эфорат, таким образом, становится гарантом равенства всех граждан перед законом.

Эфоры, как уже говорилось, обладали функцией контроля над царями. Необходимо сказать, что он имели даже право судить царей. Примером этому может служить неоднократный суд над царем Павсанием. Павсаний, автор «Описания Эллады», следующим образом рассказывает о суде над спартанским царем: «Когда он [Павсаний] вернулся из Афин после такого бесплодного сражения, его враги призвали его на суд. В суде над лакедемонским царем заседают так называемые геронты, двадцать восемь человек, вся коллегия эфоров, а вместе с ними и царь из другого царского дома. Четырнадцать геронтов, а также Агис, царь из другого царского дома, признали, что Павсаний виновен; все же остальные судьи его оправдали»[185]. Павсания оправдали с перевесом в 4 голоса, которые принадлежали эфорам. На суде вся коллегия эфоров единодушно проголосовала за Павсания и тем самым решила дело в его пользу. Эфоры имели безоговорочное право вмешиваться в личную жизнь царя. Примером может служить случай с царем Анаксандридом, жена которого не могла родить наследника. В этом случае эфоры настаивали на том, чтобы царь женился на другой: «когда эфоры стали настаивать, чтобы он отослал ее обратно (к родителям)»[186]. Эфоры следили в государстве за наследственными правами и так же имели право отстранять от власти правителей, если считали, что он не должен занимать эту должность: «отстранили его от царского сана и отдали власть Клеомену на основании законов о старшинстве»[187].

При эфоре Хилоне будет издана целая серия законов, с помощью которых эфоры, наконец, справятся с самоуправством царей и поставят под свой контроль их деятельность как главнокомандующих. Запрет постоянно вести войну с одним и тем же противником мог означать следующее: «эфоры получали право отменять повторные военные экспедиции царей, которые, по их мнению, могли принести вред Спарте»[188]. Возможно, это ограничение военной власти царей было введено после нескольких неудачных походов спартанской армии против Аргоса. По, скорее всего, причина подобного нововведения имела более глобальный характер и была связана с появлением нового направления в спартанской внешней политике: Спарта к середине VI в. отказалась от безудержной военной экспансии и насильственного порабощения соседних народов и перешла к более гибкой и перспективной политике - организации межполисных объединений. «В такой ситуации военное ведомство, возглавляемое царями, требовало к себе самого пристального внимания со стороны гражданских властей, чтобы вовремя предотвратить нежелательные военные конфликты»[189].

Необходимо сказать и об институте навархов, который обладал достаточно большими полномочиями. Навархом называли командующего союзным флотом во главе со Спартой. «Из четырех известных нам спартанских адмиралов, командующих союзным флотом в промежуток между 480 и 477 г., т. е. в период Греко-персидских войн, один был царем (Леотихид в 479 г.)[190], другой — близким родственником царя (Павсаний в 478 г.) и двое являлись рядовыми спартиатами, не принадлежавшими к царской фамилии»[191]. полномочия командующих флотом примерно были такими же, как полномочия царей, стоявших во главе спартанской армии. Навархи непосредственно подчинялись эфорам, а не царям. Между навархией и царской властью, по всей видимости, вообще не существовало какой-либо принципиальной соподчиненности. Полномочия навархов на флоте были примерно такими же, как полномочия царей в армии. В известной мере навархи пользовались даже большей свободой, чем цари, чья деятельность находилась под постоянной опекой общества в лице эфоров. Обычай посылать в действующую армию эфоров ведет свое начало еще от эпохи греко-персидских войн[192]. Количество эфоров при этом не оговаривалось, но чаще всего царя сопровождал только один эфор. К концу Пелопоннесской войны, «как видно из сообщений Ксенофонта, каждого спартанского царя кроме советников стало сопровождать уже два эфора вместо одного»[193]. Решение увеличить присутствие эфоров в армии с одного до двух выглядит как очередная превентивная мера, острием своим направленная на предотвращение коррупции в армии.

Спартанские цари представляли собой исток и начало нового государства лакедемонян, которое объединяло спартиатов, периэков, лаконийских илотов, а позже и мессенийцев»[194]. На торжественном погребении спартанских царей были обязаны присутствовать мужчины и женщины, представляющие все слои населения Лакедемона — спартиатов, периэков и илотов, и по всей стране соблюдался официальный десятидневный траур. Цари от имени Лакедемонского государства объявляли войну, командовали армией, в которые входили спартиаты, периэки и илоты, и приносили жертвы на границах Лаконии, прежде чем повести войско за границу. Они являлись верховными жрецами Зевса Лакедемонского и Зевса Урания, совершали все жертвы от имени общины и назначали посланников государства к оракулу Аполлона в Дельфах. Их имена первыми появлялись на документах Лакедемонского государства, они председательствовали на всех государственных торжествах и церемониях, их сопровождал конный отряд телохранителей. Таким образом, функции спартанских царей были сходны с обязанностями Британской короны.

1.3 Царская власть у этрусков

Около VIII в. до н. э. в истории Италии начинается этрусский период. Наши сведения об этрусках базируются главным образом на археологических памятниках, открытых в средней Италии и прежде всего в самой Этрурии.

Вопросы о происхождении этрусков, об этрусском языке и о социальном строе и роли этрусков в культурном развитии Италии являются одними из самых сложных и запутанных во всей науке об античном мире.

По мнению Н. А. Машкина, «разделение труда, развитие обмена, завоевания — всё это способствовало разложению родового строя и выделению господствующих семей. Социальный строй этрусков, на основании имеющихся в нашем распоряжении скудных литературных источников и археологических памятников, представляется строго аристократическим, военно-жреческая знать (лукумоны) составляла привилегированную часть общества, в подчинении у которой находились другие слои населения»[195].

Первоначально этрусские города управлялись царями. «Термин, обозначавший на этрусском языке «царь» неизвестен»[196]. «Отсутствие единообразия в применении древними авторами слова «лукумон» давало простор для различных его толкований в новое время»[197]. Об обязанностях царей трудно сказать что-то определенное. «По аналогии с другими государствами цари, возможно сосредотачивали в своих руках религиозную, военную и судебную власть»[198]. На основании косвенных данных можно заключить, что царская власть в Этрурии была выборной и в ходе политического развития была ослаблена аристократией, в результате чего в некоторых городах царей сменили выборные магистраты. Символы царской власти — «связки прутьев со вложенными в них топорами, которые несли слуги, шедшие впереди царя; тога, с пурпурной каймой курульное кресло — перешли в Рим от этрусков. От этрусков римляне заимствовали, по-видимому, и самое понятие высшей власти»[199].

Этрусские города были самостоятельными городами-государствами; двенадцать городов составляли свободную федерацию. Каждый из этих союзов составлялся из двенадцати общин, которые имели одну метрополию преимущественно для богослужения и главу союза или, вернее, первосвященника, но «в сущности, были, кажется, равноправны и частью так могущественны, что там не могла возникнуть ничья гегемония и не могла развиться сильная центральная власть»[200]. То есть отсутствие сильной руководящей власти очень заметно в этрусских союзах.

Судя по дошедшим до нас преданиям, граждане архаического этрусского полиса могли являться в город, если они там не жили, на аудиенцию, которую раз в девять дней давал на площади царь. С падением в этрусских полисах царской власти граждане должны были являться в город для участия в выборах должностных лиц. Об этом можно судить по примеру правления в Риме царей этрусского происхождения. «Наличие в этрусских общинах народного собрания засвидельствовано в источниках крайне слабо»[201]

А.И. Немировский в своей работе ссылается на античных писателей, утверждая, что в Этрурии было три двенадцатиградья. «Из этого же источника мы черпаем сведения о составе двенадцатиградья и его функционировании. Один из его городов был столицей, а его царь выбирался главой союза городов с особой почетной властью и с соответствующими инсигниями»[202]

Характер его власти, однако, не совсем ясен. Скорее всего, в обязанности главы двенадцатиградья входило военное руководство ополчением всех городов. Судя по всему, решение о такой акции мог принять лишь совет «представителей входящих в двенадцатиградье государств». Во время совещания устраивались весенняя ярмарка и общенародные игры. Решения совещания носили характер рекомендаций, а не приказов. Некоторые города-государства могли не участвовать в общих акциях.

А.И. Немировский также указывает, что этрусский союз имел внешние сношения и заключал важные договоры с другими государствами. «В одном случае говорится о собрании глав этрусских государств для разбора нарушений в области религии. Чаще всего главам государств приходилось обсуждать военные вопросы»[203].

Регулярные собрания представителей двенадцатиградья собственно Этрурии проводились в начале весны, т.е. в марте, что было, очевидно, связано с необходимостью торжественного жертвоприношения.

Судя по римской литературной традиции, на собраниях глав этрусских государств избиралось высшее должностное лицо этрусского союза — претор. «В этрусских надписях мы находим титул zilath mexl rasnal, который дословно можно перевести «претор за правителя царя государств», или претор с царскими полномочиями»[204].

Древнейшими признаками царской власти в этрусских полисах служили атрибуты, которые, согласно римской традиции, перешли к представителям высшей власти Рима: переносное сиденье - курульное кресло, фасции, тога, разрисованная или расшитая пальмовыми листьями, скипетр.

«Согласно описанию Тертуллиана, в «этрусской короне» были воспроизведены из золота листья и желуди дуба»[205]. Дуб считался символом высшего небесного божества. У этрусков был культ дуба. У А.И. Немировского на этот счет свое предположение: «В Риме во времена Тарквиниев имелся дуб, священность которого удостоверялась золотой табличкой с этрусскими письменами. Все это говорит о том, что «этрусская корона» была священным атрибутом царской власти, связанным с представлением о царе как земном воплощении Тина». «Археологические раскопки наглядно подтверждают, что этруски в самом деле использовали многие из приписываемых им регалий»[206]

Переносное сиденье из слоновой кости — атрибут высших должностных лиц Рима — имело этрусское происхождение, что явствует не только из сведений античных авторов, но и из изображений его на этрусских погребальных фресках и на расписных-глиняных табличках, хранящихся в Лувре.

От переносного сиденья следует отличать трон. Великолепный его экземпляр найден в гробнице «Реголини — Галасси». Ножки трона имеют форму звериных лап, спинка и сиденье украшены изображениями в «зверином стиле. У этрусских царей трон носил сакральный характер.

В этрусском искусстве и культовой практике сохранились традиции, уходящие в Малую Азию, где трон был принадлежностью богини-матери и владычицы зверей. На некоторых найденных статуэтках богиня-мать восседает на троне, подлокотники которого сделаны в виде спины леопарда..а некоторых найденных статуетках происходитспоры. ерждая, что в Этрурии было три двенадцатиградья В хаттских мифах, дошедших в хеттском переложении, трон обожествляется и предстает как богиня. Хаттекое происхождение имеет и хеттский термин «трон» в значении «богиня трона».

Признаком власти этрусских царей был скипетр. Орёл на его навершии был символом верховного бога неба. Орел считался птицей Зевса, который, согласно греческому мифу, мог сам превратиться в орла. В хеттских мифах орел — вестник бога. Тит Ливий приводит легенду о воцарении Тарквиния Древнего: царскую власть ему предсказывает орел, который упал с неба на его голову[207].

Двойной топор, входящий как элемент в фасции — атрибут власти этрусских царей, а затем римских консулов. Можно встретить предположения о том, что и эта вещь заимствована у древних греков. «Греки называли его лабрис, иногда связывая это название "со святилищем Зевса Лабрадея Карий»[208]. На древнекритских печатях лабрис держат жрецы и жрицы. Множество вотивных бронзовых лабрисов найдено в критской пещере Аркалахори. По таким находкам одна из гробниц близ Кносса получила название «святилища двойных топоров».

В этрусском мире лабрис был связан с культом мертвых. Он изображался на погребальных стелах. Часто можно увидеть на них, как в вытянутой руке покойный держит двойной топор.

Лабрис как сакральный предмет, связанный с культом мертвых, мог служить и признаком царской власти, поскольку она имела сакральный характер. «Царь, как и Зевс карийский или критский, получал власть от богини-матери, владычицы природы, рождения и смерти, госпожи лабиринта»[209]. Лабрис в руках царя служил орудием, с помощью которого он мог казнить людей, принося человеческие жертвы подземным богам.

Рассмотренные нами атрибуты царской власти говорят о ее сакральном характере, который раскрывается также из религиозных обрядов и праздников, заимствованных у этрусков римлянами. «Наиболее примечателен праздник регифугий («бег царя»), отмечавшийся 24-февраля и связанный с жертвоприношением богам подземного мира — манам. Сущность церемонии состояла в том, что, принеся на комиции жертвы, царь убегал с форума»[210]. Бег царя может быть понят, как опасение соприкоснуться с манами, которые должны были выйти из своих "подземных жилищ на запах жертв». В подтверждение такого понимания говорит ряд строгих запретов на контакт со всем, что связано со смертью, накладываемых на носителя сакральной власти — царя-жреца.

О древнейшей сакральной власти этрусских царей мы можем судить также по церемонии триумфа. Главным лицом в церемонии римского триумфа был полководец, одержавший победу, или, согласно римской республиканской терминологии, imperator. Но все знаки отличия, которых он удостаивался по, специальному решению сената, были идентичны этрусским царским атрибутам и являлись общими для многих малоазиатских, персидских и иных восточных царей. Подобно верховному божеству Тину, этрусский царь появлялся на квадриге в одеянии бога — в тунике и тоге, расшитых или разрисованных пальмовыми листьями. В руке он держал скипетр. Обнаженные части его тела были окрашены той же краской, что « культовая статуя Тина. Так раскрывается идея триумфа, очевидно связанная со вступлением царя на трон и сакральным характером его власти. Судя по атрибутам, царская власть у этрусков имела ярко выраженный религиозный характер. «Царь считался представителем божественных сил и пользовался религиозным почитанием»[211]

Интересно, что в царя одежде не могло быть узлов. Бороду ему разрешалось, брить лишь бронзовой бритвой. Но самым удивительным из всех предписании жизни жреца-царя было то, что он сохранял свою власть до тех пор, пока была жива его супруга. «Здесь концепция священной царской власти совершенно чужда примитивной Италии. Если жрец был заместителем верховного бога Зевса (Тина, Юпитера), то его супруга — заместительницей богини-матери, дарующей царю власть»[212]. Расторжение брака вследствие кончины жреца-царя или жрицы-царицы лишало власти и покровительства богов. Этрусская царица занимала положение заместительницы богини-матери — подательницы и покровительницы священной царской власти. Царица рассматривается как участница «священного брака», без которого нельзя было получить царскую власть. Жрица приносила жертвы богам, покровительствующим царю и государству. Она рассматривалась в качестве заместительницы великой богини-матери. Управлял же царь, скорее всего с помощью знати. Общественное положение этрусской знати характеризуется не только обширностью ее заупокойных сооружений, богатством содержащегося в них инвентаря и фресками, воспроизводящими роскошь пиров. Эпитафии IV—III вв. до н. э. сохранили сведения о занятии покойными высших гражданских и жреческих должностей, об их политической карьере. «Чаще всего мы встречаем титул zilc, zilath. Долгое время различия в написании этих двух слов относили за счет функциональных различий, полагая, что zilath был главой двенадцатиградья, а правители отдельных городов, входящих или не входящих в союз, именовались зилками»[213]. Ныне эта терминологическая путаница как будто устранена. Возможно, это разные написания одной и той же должности, в общем соответствующей латинскому «претор». «Очевидно, этрусские слова от этой основы имеют значение «правитель»… Обращает на себя внимание, что зилками в этрусских городах были и совсем молодые люди, скончавшиеся в возрасте до 25 лет»[214]. Среди должностей, о которых свидетельствуют этрусские 'надписи, давно уже привлекает внимание purth. По мнению А.И. Немировского, purth можно сравнить с латинским dictator. Он же упоминает некого Порсенну, который «действовал в интересах всего этрусского двенадцатиградья, но его полномочия должны были быть ограничены определенным сроком»[215].

Много споров вызывает и термин marunux, входящий в титулатуру должностных лиц. «Первый элемент mar в данном сочетании может означать «большой», «главный» или что-либо в этом роде». У этрусков он засвидетельствован лишь в некоторых городах. Но ведь и титул «зилк» встречается далеко не по всех городах Этрурии. Очевидно, окончательно понять должность marunux можно будет тогда, когда выяснится значение основы mar.

Ограниченность нашего понимания этрусской магистратуры связана с недостаточным знанием значения этрусских слов, а также с тем, что мы черпаем сведения о ней из поздних надписей. Возможно, не только в Риме, но и в других этрусских городах-государствах в царскую эпоху этрусская знать принимала какое-то, пусть и ограниченное участие в управлении государством. Речь может идти о том, что царь назначал на военные или административные посты тех или иных лиц. Отмена царской власти сделала эти должности выборными, хотя в силу традиции их занимали представители аристократических фамилий.

2. Царь в архаическом Риме

2.1 Путь к царской власти и её оформление

В эпоху, когда племена древней Италии переходят к осёдлости и обносят свои города каменными стенами, образуются округа. Центром для них служило укрепленное поселение, и состояли они из нескольких родовых общин. «Материальной основой, объединявшей коллектив общины, были принадлежавшие ей пастбищные и пахотные земли, отчасти поделенные на участки между семьями, ... отчасти находившиеся в коллективном пользовании»[216]. Еще одним фактором, сплачивающим общину, была потребность в военной организации для отражения внешней опасности и ведение собственных захватнических войн. «Род производственной ячейки не составлял, но сообща занимался трудовой, хоть и непроизводительной, деятельностью. Это был труд войны»[217] Эти объединения, по выражению Т. Моммзена «были в качестве первоначальных государственных единиц»[218]. Все эти округа были в самой глубокой древности в политическом отношении суверенными; каждый из них управлялся своим вождем при содействии совета старшин и собрания способных носить оружие мужчин. В своей книге И.Л. Маяк ссылается на Э. Гьёрстада, утверждая, что царская власть существовала у римлян в древности и « под древними reges следует понимать вождей догородских деревень. Видимо, действительно, до синойкизма это были родоплеменные вожди»[219].

Род (общность потомков одного и того же родоначальника) зиждется на доме. И родовой быт переходит у италиков в государственное устройство. В семье главную роль играл отец. Сыновья и дочери, дом и двор, слуги и утварь- все фактически принадлежало главе семьи. Но и ответственность за каждого домочадца лежала неизменно на нем. Такой римский дом послужил основой для всего государства, « как в его составных элементах, так и в его внешней форме»[220].

Народная община образовалась из соединения древних родов, а римская территория из соединения принадлежащих этим родам земельных участков. Римским гражданином был тот, кто принадлежал к одному из этих родов, которые вошли в состав государства такими, какими были (со всеми принадлежавшими к ним семьями). «Элементы государства постепенно выкристаллизовывались из этих старых родоплеменных учреждений»[221]. Форма государственного устройства была подражанием семейной. Природа дает семье отца – естественного главу, в то время как у общины такой главы нет и «по крайней мере, его не было в римской общине, которая состояла из свободных и равных между собою земледельцев по божьей милости и не могла похвалиться никакою знатью».[222] Поэтому кто-то из её среды становился царём. Позднее в его доме или поблизости располагался вечно горящий огонь и общинная кладовая. Вступление в должность происходила по закону немедленно вслед за освобождением должности и избранием преемника. Но только после собрания всех свободных людей, способных носить оружие, обязанность полного повиновения царю ложилась на общину. После этого он имел такую же власть как отец в семье, до конца своей жизни. Но было бы ошибкой считать царя богом на земле, как это было у египтян и восточных народов. «Царь не был для народа богом, а скорее был собственником государства. Поэтому мы и не находим у римлян понятия об особой божьей благодати, …, или о какой-либо таинственной волшебной силе, благодаря которой царь считался бы созданным из иного материала, чем другие люди…».[223] Знатное происхождение или родство с прежним правителем могло послужить рекомендацией, но не было обязательным; наоборот любой здоровый свободный римлянин мог стать царём. Он был равным среди равных, выбранный за заслуги или выдающиеся качества. Как в семье сын беспрекословно повиновался воле отца, не считая себя ниже, так и гражданин повиновался воле правителя, не считая его более совершенным существом. Но существовали определенные рамки, за которыми следили совет старейшин и народ. Правовое ограничение заключалось в том, что царь мог только применять законы, но не изменять их.

«Архаическая царская власть была вплетена в поколенно-генеалогическую систему раннеримского общества».[224] Согласно традиции, римские цари получали власть, женившись на дочери предшественника (Нума - муж дочери Тита Тация, Сервий Туллий – дочери Тарквиния Приска, Тарквиний Суперб – дочери Сервия), либо от сына царской дочери (Ромул – сын дочери Нумитора, Анк Марций – дочери Нумы Помпилия, Тарквиний Приск – дочери лукумона в Этрурии, Сервий Туллий – Окрисии из Корникула) или, что то же самое, царского внука (Тулл Гостилий внук Ромула=Гостилия, Тарквиний Суперб – Приска). Поэтому можно сделать предположение, что выбор царей подчинялся определенным закономерностям. А.В. Коптев в своей статье «Архаический Рим: От царей к консулам» говорит о сакральном союзе 30 городов, между династиями которых сохранялись генеалогические и брачные связи. «Легендарным примером такой связи могут служить отношения между царскими родами Лавиния, Альбы-Лонги и Рима».[225] Носительницами царственности были женщины царских династий, мужья которых становились царями. Дети не могли претендовать на трон в своей общине, но были желанными женихами в других городах «сакрального союза». «Браки царских детей имели кросскузенный характер».[226] Новым царем мог стать либо зять правителя, который был и его племянником, либо внук царя, родившийся у его дочери, муж которой правил в другом городе. Из работ А.В. Коптева можно сделать вывод о том, что такой способ передачи власти был не единственным. Существовало ещё и наследование титула триадами братьев. Ярким примером служит легенда о Горациях и Куриациях[227]. Сражение между ними произошло по поводу нарушения римлянами права альбанцев выступить в качестве жениха римской невесте и будущего царя. Фигурирующие в легенде две тройки близнецов, вероятно, представляли собой триады социальных детей правителей тех городов (Альбы-Лонги и Рима). Социальными детьми принято называть потомков, родившихся в течение восьми лет - « период зарождения отношений линейного родства»[228]; именно они могли называться законными детьми. Обычно их могло быть не более трёх. Из этой легенды можно сделать вывод о том, что наградой за победу в поединке была власть одного народа над другим: «Обе стороны занялись погребением своих мертвых, но с далеко не одинаковыми чувствами — ведь одни выиграли власть, а другие подпали чужому господству»[229]. Получается, что царь после окончания срока своего правления должен был передать власть преемнику. А.В. Коптев, делает предположение о том, что этот срок составлял около 24-х лет: «Тулл Гостилий закончил свой 24-летний срок правления и встал вопрос о его преемнике. Таковым должен был стать один из альбанских Куриациев, помолвленный с сестрой Горациев».[230] Избавившись от Куриациев как претендентов на власть, Тулл Гостилий продлил свой срок правления ещё на восемь лет. Но более царствовать он не мог. Если вернуться к сроку правления, то цифра 24 – тоже неслучайна: она соответствует правлению трех братьев по 8 лет. Как уже говорилось выше, власть должна была переходить трем братьям или четырем. Но ведь братья претендента могли не пройти необходимых испытаний и тогда их сроки правления автоматически прибавлялись к 8 годам уже правившего. «Если создавались условия, при которых "следующий" "брат" не мог пройти положенные испытания и вступить в брак, обладатель титула как бы терял необходимость его передачи и сохранял его за собой. Брак с "невестой" отстраненного "брата" закреплял его право. Это могло повторяться несколько раз и избавляло общество от проблем, если "братьев" недоставало или был четвертый лишний».[231]

Но независимо от того, кто претендовал на престол, его должны были «утвердить» совет старейшин и народное собрание. И.Л. Маяк делает вывод о том, что именно сенат или совет старейшин выдвигал кандидатуру будущего царя, а народ ее утверждал: «Причем ему принадлежала инициатива избрания царя. Сенат выносил рекомендацию, но избирал народ».[232] В этом отношении очень ярким примером, на наш взгляд, может служить избрание на царство Нумы Помпилия. « НУМЕ было уже тридцать девять лет, когда из Рима приехали послы звать его на царство»[233]. После прибытия в Рим Нума должен был пройти процедуру голосования: « исполнявший в те часы должность царя приступил к голосованию. Все граждане высказались за избрание Нумы.»[234] Но Т Моммзен утверждает, что община была пассивна в выборе, она могла только добровольно повиноваться власти вновь избранного. Царь при вступлении в должность обращался с вопросом к куриям, будут ли они верны ему и его «вестникам», признают ли его власть над ними, «с вопросом, на который без сомнения нельзя было отвечать отрицательно, точно так же как при наследственной монархии нельзя отказаться от точно такого же изъявления покорности»[235]. Более точных данных и источников, где бы четко описывалась процедура получения титула и вступление в должность царя нам не встречалась. Возможно, в различные периоды исторического развития были свои особенности избрания главы общины, именуемого царем.

Интересен тот момент, когда между правлением царей существовал промежуток времени, именуемый междуцарствием. По Плутарху получается что такая ситуация возникла впервые после исчезновения Ромула. Тогда не смогли прийти к единому мнению, кто же должен править. «Те, которые вместе с Ромулом первыми поселились в городе, не хотели и слышать, чтобы сабинцы, только впоследствии получившие право жить в городе и землю, имели власть над теми, кто принял их в свою среду»[236]. После этих событий сенаторы получили каждый по одному дню правления («Он видел, что в тот же день и ту же ночь одно и то же лицо из царя делалось простым гражданином»[237]) или по 5 дней каждый («посредством наделения царским достоинством по очереди членов этих десяти декурий на 5 дней каждого»[238]). Непонятным остается и то, сколько сенаторов участвовало в управлении: все или определенная часть. Но несомненным остается факт того, что «сенат вырабатывал предварительно общее мнение относительно избрания царя и затем с помощью интеррекса созывал комиции, где предложенная сенаторами кандидатура баллотировалась»[239]. Такая ситуация междуцарствия складывалась после окончания каждого срока правления. У Ливия мы находим подтверждение в этом: «По смерти Тулла вновь, как установилось искони, вся власть перешла к отцам, и они назначили интеррекса.»[240] О дальнейшей процедуре избрания царя мы высказывались выше.

Царь представлял собой главу общины, то есть верховную власть. Отсюда следует, что его внешний вид должен был быть соответствующим: внушать уважение, страх и вызывать чувства поклонения у подданных. В его одежде и символах власти все было символично и напрямую было связано с теми функциями, которые он выполнял в обществе: «верховного военачальника, верховного судьи и верховного жреца. Известно, что римские цари обычно сочетали в себе функции верховного понтифика и авгура, что отразилось и в их инсигниях»[241]. О функциях мы скажем подробно немного позже, а сейчас вернёмся к атрибутам власти. По наиболее распространенному мнению внешними отличиями царя были пурпурная мантия, золотая диадема, скипетр с орлом и кресло из слоновой кости. Н.А. Машкин считает, что все они были заимствованы у этрусков, впрочем, как и понятие высшей власти, которым пользовались цари. Упоминания об этом мы встречаем у Тита Ливия: « от соседей-этрусков…заимствованы и курульное кресло, и окаймленная тога»[242]. У царя был венец, скипетр, на вершине которого был орел, белая до лодыжек тогу, которая с лицевой стороны была окаймлена от плеча до ступни пурпурной тканью и темно-красная обувь (котурны). Такое описание дает нам Л.Л. Кофанов. Он так же говорит о том, что тога была одеждой подданных во время мира, а вот трабея - отличительное одеяние царя: «это была туника или полукруглая накидка…». Красный цвет у римлян считался цветом жертвенной крови. Как уже говорилось, царь - это верховный жрец, к тому же он верховный военачальник, а война - это нечто вроде сакрального жертвоприношения, так как кровью врага можно было умилостивить гнев богов по поводу нарушения «божьего мира». По поводу короны царя до сих пор не пришли к единому мнению, поскольку одни авторы приписывают обладание этим знаком отличия Ромулу, другие – только Тулу Гостилию. История царской короны интересна, так как она не была заимствована римскими магистратами после изгнания царей, как другие знаки отличия. «Римские военачальники надевали золотой венец только во время триумфа. Ведь, по убеждению римлян, этот знак власти нес с собой проклятие. Даже во время триумфа золотой венец не надевался на голову триумфатора, но держался над ним стоявшим сзади рабом. Это делалось из убеждения, что золотой венец – предмет зависти и причина рабства, и наоборот, только железо приносит победу»[243]. Царский трон обычно выдалбливали из целого ствола дерева в форме ящика или сидения, где делали для царя площадку, чтобы охранить его от случайностей. Переносной трон, согласно традиции был украшен слоновой костью и удобен тем, что всегда сопровождал царя: и в мирное время и на войне, с него же он вершил суд. Сверх того к знакам отличия относят «12 секир… в соответствии с числом орлов, которых Ромул увидел, когда закладывал фундамент города». Наверное, сюда же можно отнести и 12 ликторов, которые сопровождали царя в качестве личной охраны. Позднее, при Тарквинии Древнем были добавлены новые атрибуты: «длинные копья, которые не имели острия, но лишь подвешенные холки и длинные копья с подвешенными на них тканями»[244]. Если говорить о царском жезле, то, скорее всего он был связан с судебными полномочиями царя, сам он был железным и с загнутым верхним концом. Судебными атрибутами принято считать и 12 ликторов, которые приводили в исполнение приказы царя. Об этом упоминает Дионисий: «секли на Форуме тех, чье преступление заслуживало этого, и публично обезглавливали других, виновных в величайших преступлениях»[245]. Существовали и чисто военные инсигнии царей – длинные копья с красными полотнищами на конце. Следует отметить, что инсигнии царя содержали в себе почти все знаки отличия большинства римских магистратов. Ведь они и были унаследованы от царской власти, и лишь постепенно в царские инсигнии вносилисьмагистратами те или иные незначительные изменения.

2.2 Сфера деятельности и функции

Круг полномочий римских царей — рексов — был довольно широким. Царь командовал вооруженными силами, был верховным жрецом, вершил суд, заключал международные договоры. В его руках были и ключи от хранилища казны.

О деятельности царя как военачальника, как ответственного за военную мощь общины вообще, источники говорят неоднократно. Ромул, затем Тулл Гостилий, а также Анк Марций изображены в античной традиции как непрестанно воюющие цари. «Военная власть и связь с войском превращали его в могущественного правителя, верховного военачальника, вождя объединенных родоплеменных дружин»[246]. Непрекращавшиеся войны увеличивали эту власть Именно по контрасту с ними нарисовал Плутарх портрет Нумы как правителя мирного, сознательно строившего свое царствование на иных, чем воинственный Ромул, принципах. Однако из рассказов античных авторов выявляется, что царь не только военачальник, т. е. главнокомандующий, но он и организатор военных сил. «Конечно, родовые ополчения не были созданы Ромулом, как об этом рассказывают античные писатели. Эти ополчения, несомненно, были уже при его предшественниках. Но, видимо… к его времени воинские контингенты были упорядочены …, было урегулировано числовое соотношение воинских единиц»[247]. Таким образом, Ромул укрепляет военные возможности общества. Кроме того, ему приписывают создание корпуса целеров. Название это происходит либо от имени предводителя, либо оттого, что целеры отличались быстротой исполнения своих обязанностей. « Дружина рекса нередко использовалась и внутри общины: против собственной бедноты, не желавшей мириться с утверждением имущественного и социального неравенства»[248].

К тому же царь мог назначать заместителей на выполнение обязанности из среды сената. Вся судебная власть сосредоточилась общине, т. е. в лице царя, «…который чинил суд или «приказ» в присутственные дни на судном месте, сборной площади, сидя на колесничном кресле; подле него стояли его вестники, а перед ним — обвиняемые или тяжущиеся»[249]. Правда, над рабами был прежде всех судьей их господин, а над женщинами — отец, муж или ближайший из их мужских родственников, но рабы и женщины не считались вначале настоящими членами общины. Даже над состоявшими под властью отца семейства сыновьями и внуками отцовская судебная власть соперничала с царской; но первая, в сущности, была не судебной властью, а просто проистекала из принадлежавшего отцу права собственности над детьми. Судебный процесс мог быть или государственным или частным, смотря по тому, возбуждал ли его сам царь или по просьбе обиженного. Первый вид процесса возникал, если преступление нарушило общественное спокойствие.

Судебное разбирательство начиналось и производилось царем; он выносил и приговор, предварительно выслушав мнение приглашенных им советников. Но после того как царь приступил к судебному разбирательству, он мог предоставить дальнейшее ведение дела и вынесение приговора своему заместителю, который обыкновенно выбирался из членов сената. Особым изобилием наказаний в то время похвастаться не могли. Кто был уличен в нарушении общественного спокойствия, всегда платился своею жизнью; смертная казнь была очень разнообразна: «лжесвидетеля сбрасывали с крепостной скалы, похитителя жатвы казнили на виселице, а поджигателя — на костре»[250]. Во время хода следствия обвиняемый обычно подвергался аресту, но он мог быть освобожден из-под ареста на поруки. Только рабов подвергали пытке, чтобы вынудить признание в преступлении. Царь не имел права миловать; это право принадлежало только общине, но он мог разрешить или не разрешить обвиненному ходатайство о помиловании. Кроме того, существовало помилование богами: упавшего на колени перед жрецом Юпитера нельзя было сечь в этот день. По усмотрению царя назначались взыскания со стороны государства за нарушение порядка и за полицейские проступки, они состояли из определенного числа быков или баранов. Царь мог также назначать наказание розгами. Во всех других случаях, когда было нарушено спокойствие частных лиц, государство в лице царя вступалось по просьбе обиженного, который представал перед царем вместе с обидчиком. Царь мог сам разобрать дело, а мог поручить кому-то. К царю также могли обращаться, если были недовольны решением спора: «вмешательство со стороны государства могло быть только дополнением к состоявшемуся решению в тех случаях, когда причинивший ущерб не давал достаточного удовлетворения пострадавшему»[251]. И.Л. Маяк ссылается на Дионисия, который обращает внимание на сходство 12 стражников с этрусскими 12 ликторами, но не говорит об их заимствовании. Видимо, это надо понимать так, что царь поставил себя в положение суда высшей инстанции. Но наряду с этим верховным царским судом встречаются упоминания об учреждении еще какого-то независимого суда, действовавшего по указанию Ромула. Судя по словам Галикарнасца, «этот судебный орган не составлял постоянно работающей коллегии, в которую могли обращаться тяжущиеся по собственному почину, а находился в полном распоряжении царя и созывался по его усмотрению»[252]. Интересно то обстоятельство, что если царь не хотел выносить приговор, то мог собрать народ и объявить о назначении нескольких лиц и дать им право решать судьбу обвиняемого. Упоминание о таком случае мы встречаем у Тита Ливия в связи с судом над Горацием, убившем сестру: «Все же Гораций был схвачен и приведен в суд к царю. А тот, чтобы не брать на себя такой прискорбный и неугодный толпе приговор и последующую казнь, созвал народный сход и объявил: «В согласии с законом, назначаю дуумвиров, чтобы они вынесли Горацию приговор за тяжкое преступление»[253]. Судя по всему, эти компетентные лица и носили звание «дуумвиров» и судили за тяжкие преступления. После вынесения приговора, осужденный мог обратиться к народу, который имел право помилования.

«Между государством и религией существовала внутренняя связь, и сакральные дела относились к государственному управлению»[254].

В Риме было достаточно и жреческих коллегий и жрецов; однако тот, у кого есть просьба к богу, обращается не к жрецу, а к богу. «Всякий, кому было нужно о чем-нибудь попросить бога или о чем-нибудь его спросить, сам взывал к божеству — община, конечно, устами царя»[255], курия через куриона, всадничество через своих начальников, и никакое вмешательство жрецов не дерзало заслонять или затемнять этот первоначальный и простой путь к божеству. Естественно, царь являлся верховным жрецом, стоящим выше всех остальных служителей различных культов. Надо сказать, что римляне очень большую роль в своей жизни отводили религии и сакральной стороне жизни. Буквально каждый серьезный шаг требовал одобрения богов. Существовало достаточно много специфических областей культа, требовавшего своего служителя. По словам Дионисия, Нума распределил их на восемь разрядов: «К первому относились священнодействия, оставшиеся в ведении курий и осуществлявшиеся курионами; ко второму — фламинами, к третьему — предводителями целеров, к четвертому — авгурами, к пятому — весталками, к шестому — салиями, к седьмому — фециалами, к восьмому — понтификами»[256]. Но даже самый высокопоставленный жрец не только стоял ниже царя, но не смел без проса давать ему советы. От царя зависело наблюдать или не наблюдать за полетом птиц и в первом случае назначать для этого время; а птицегадатель (авгур) только стоял возле царя и в случае надобности объяснял ему язык этих небесных вестников. «Даже сами… знаки отличия авгуров- кривой Ромулов жезл и царский пурпурный плащ трабея - указывают на их царственное величие»[257]. Авгуры вели наблюдение за звездным небом и лунно-солнечным календарем. Знания авгуров часто использовались в чисто политических целях, так как именно они давали разрешение на провидение собрания или праздника, строительства храма, межевания полей, выясняли причину неурожая и болезней, узнавали волю богов. Они «имели право распустить народное собрание, объявить неугодными богу выборы…магистрата и даже отменить уже изданные законы»[258]. Так как царь совмещал должности, то вершить суд он не мог пустой рукой, как и авгур не мог разделять небо без жезла. Ромул также исполнял обязанности верховного жреца или фламина Юпитера. «Царь обычно совмещал в себе и звание авгура, и должность верховного понтифика»[259] Точно таким же образом фециал и понтифик могли вмешиваться в вопросы государственного и частного права не иначе как по приглашению желающих, «и римляне, несмотря на свою набожность, непреклонно держались правила, что жрецу не должна принадлежать в государстве никакая власть, что он не имеет права ничего приказывать и что он обязан наравне со всеми гражданами повиноваться самому низшему из должностных лиц»[260]. Нуме приписывают учреждение коллегии понтификов[261]. Название этой коллегии, истолковывают в связи с обязанностью строить и охранять мосты, выводящей ее на сцену международных отношений. Плутарх несколько подробнее говорит о функциях понтифика: «Верховный понтифик является как бы толкователем воли божества, пророком, или, вернее, верховным жрецом. Он имеет надзор не только над жёртвоприношениями, совершаемыми публично, но смотрит и за жертвоприношениями частных лиц, не позволяет преступать правил религии и наставляет каждого, как он должен чтить богов и умилостивлять их»[262]. В царскую эпоху понтификов видимо назначал царь, если сам не занимал эту должность. « Государство должно было заботиться о частном культе и поручало за ним надзор понтификам»[263]. Культ мертвых и все связанное с ним тоже относилось к этой коллегии. Понтифики набирали девочек в служение Весте; могли контролировать их деятельность и наказывать. «Кроме понтификов, никто из жрецов не имел большего влияния, чем авгуры»[264]. О том, как разграничивались функции понтификов и фециалов, можно догадываться. Возможно, что ее жрецы так же ведали международными отношениями и, «в частности, совершали акт объявления войны — бросали копье с окровавленным концом на территорию врага (формализм права)»[265].

У Плутарха свое предположение по поводу этой должности: «Фециалы — своего рода хранители мира. Они старались прекращать увещаниями несогласия и не позволяли объявлять войну прежде, чем теряли всякую надежду на мирное решение спора». Царь должен был узнать от них, имеет ли он нравственное право начать войну, и затем уже готовиться к ней. Говорят, и «несчастие во время войны с галлами обрушилось на государство потому, что в данном случае был оставлен без внимания этот религиозный обычай»[266]. Вероятно, коллегия первых, как главная, что хорошо известно положению ее в эпоху Республики, под руководством царя ведала направлением внешних сношений. Не касаясь всех сторон деятельности понтификов, подчеркнем общеримское значение этой коллегии, ее верховенство в сакральных делах Рима. Контроль за внешними связями общины создавал особую близость царя и коллегии понтификов. Об этом может говорить и факт находки древних книг, где содержатся наставления понтификам, приписываемые Нуме. «Записи Нумы составили ядро понтификальных книг. И поскольку Нума поручил понтификам хранить данные им предписания разнообразного содержания, можно, действительно, считать организацию понтификов не обычной жреческой коллегией, а полусакральным, полусветским органом при царе, отражающим потребности образующейся Римской гражданской общины»[267]. Помимо всего прочего цари имели право учреждать новые культы, строить храмы и святилища. В науке идут споры по поводу того, при ком же был построен храм Весты. У Плутарха также есть упоминание о строительстве специального дворца, где он «проводил большую часть времени или в жертвоприношениях, или в обучении жрецов, или же в разговорах с ними религиозного характера»[268].

Обязанностью царя было также распоряжение казной и общественным фондом, в который входили завоеванные земли и часть движимого имущества врагов. Пополнялась она за счет штрафов и пеней, взыскиваемых царем: Цицерон в трактате «О государстве» говорил о пене, налагаемой Ромулом в виде быков и овец[269]. Тот же Ромул установил расходы на священнодействия, которые нужно было выдавать куриям из общей казны, что говорит о казне как обычном институте общины. И.Л. Маяк вспоминает об эпизоде с отцом Горация, который уплачивал взнос в общественную казну взамен казни сына. Вопрос о казне достаточно сложен и вызывает много разногласий.

Правовое ограничение царской власти заключалось в том, что царь был уполномочен только применять законы, а не изменять их и что всякое уклонение от закона предварительно должно было быть одобрено народным собранием и сенатом «или же оно считалось таким ничтожным и тираническим с его стороны деянием, которое не могло иметь никаких законных последствий»[270]. Плутарх, описывая жизнь Ромула, сообщает: «Ромул издал также некоторые законы. Самый суровый из них состоит в том, что женщина не имеет права уйти от мужа; но муж может прогнать жену, если она оказалась виновной в отравлении или подмене детей или была поймана в прелюбодеянии…»[271]. У того же Плутарха, при жизнеописании Нумы говорится о достаточно обширной программе преобразований: «особенного внимания заслуживает разделение им народа на классы, смотря по ремеслам...», «он исправил также календарь, правда, не вполне точно, тем не менее, не без знания дела»[272]. К тому же Нума разделил между бедными гражданами землю, «чтобы уничтожить бедность, тем самым уничтожить преступления и приучить народ заниматься земледелием, обрабатывая землю, перерабатывать себя». О том, как были приняты законы, никакого упоминания нет.

Интересен вопрос о личном имуществе царя и его происхождении.

На то, чтобы граждане общины постоянно делали какие-либо дарственные приношения царю, нет никаких указаний. Напротив, царь получал портовые пошлины и доходы с государственных земель, а именно пастбищную пошлину со скота, который выгонялся на общинный луг, и часть урожая взамен арендной платы с тех, кто пользовался государственными полями[273]. К этому следует прибавить прибыль от той пени, которая уплачивалась скотом, от конфискаций и от военной добычи. Царь управлял финансами, но государственная собственность не смешивалась с личной царской собственностью, «которая, судя по рассказам об обширных земельных владениях последнего царского римского рода Тарквиниев, вероятно, всегда была очень значительна»[274], а приобретенные войною земли, как кажется, всегда считались государственной собственностью.

2.3 Взаимоотношения царя с государственными органами и гражданским коллективом

Чтобы составить более точное представление о характере общества, нужно рассмотреть, каким образом оно управлялось, какие органы его возглавляли, какие функции были им присущи. В общих чертах управление Римской общиной, разумеется, не является неизвестным. Царь, сенат и комиции действуют в Риме уже при Ромуле, и существование их в раннецарский период, засвидетельствованное многими источниками, не вызывает среди ученых никаких сомнений. Управлялся Рим , вероятнее всего, «с помощью куриатных комиций (собраний), сената и царя»[275]. Однако в интересующей нас связи важно уяснить сущность названных институтов и особенно характер их взаимодействия.

Народные собрания имели в Риме общее название комициев. « На первый взгляд куриатные комиции почти не отличались от родоплеменных собраний, да и выросли они непосредственно из этих сходок»[276] Все члены общины, за исключением женщин и еще неспособных носить оружие малолетних мужчин (как гласит формула обращения к ним, все «копьеносцы»), сходились на место народных собраний, когда царь созывал их. Можно не сомневаться в их наличии и в начале царского периода, так как «об этом говорят установленные Ромулом и созывавшиеся им народные собрания для объявления дней нон и ид, т. е. связанные с религиозным календарем»[277].

Вероятнее всего, что народ созывался либо царем, либо понтификом. Если говорить о функциях, то, скорее всего, они менялись с течением времени или приходом нового царя. В самое раннее время царской эпохи в комициях могли рассматриваться дела «связанные с имуществом семей, если они не регулировались почему-либо внутри рода»[278].

Говоря о смене первых царей, каждый раз упоминают куриатные комиции. Поэтому важнейшей функцией куриатных собраний было избрание царя. «Так, по Дионисию, сам Ромул созвал народное собрание, объявил о благоприятных для него ауспициях и был им назначен царем»[279]. В своей книге И.Л. Маяк неоднократно ссылается на Дионисия, который «упоминает об установлениях Ромула, согласно которым он якобы поручил народу «выбирать должностных лиц», «блюсти законы и обсуждать дела войны», и что «народ является властителем решений совета». Возможно, что и главного куриона, который управлял курионами и всеми куриями, выбирали тоже на собрании. И.Л. Маяк так же предполагает, что «комициям представлялись выбранные по куриям курионы, жрецы разных культов и члены совета, т. е. сенаторы». Обсуждение военных дел в куриатных собраниях вполне понятно и естественно. Встречаются так же предположения «не о принятии законов в куриатных комициях, а о наблюдении за их исполнением. Вероятно, это были, так сказать, регистрации рождения, смерти, браков, принятия в родовую организацию чужаков»[280]. Но все это — предположения. Каким образом технически производилось голосование, из-за отсутствия источников точно сказать невозможно. Скорее всего, голосовали шумом, громким рукоплесканием или криком. О таком способе голосования говорит и Ливий: «единодушный отклик толпы закрепил за ним имя и власть царя»[281]. Граждане всегда созывались не для того, чтобы говорить, а для того, чтобы слушать, и не для того, чтобы задавать вопросы, а для того, чтобы отвечать на них. «На собрании никто не говорил кроме царя или, кроме того, кому царь считал нужным дать слово; граждане только отвечали на царский вопрос без комментариев, без объяснения мотивов, без оговорок и, не разделяя вопроса на части»[282]. Т. Моммзен так же считает, что пока общественная деятельность ограничивается применением существующих установлений, в нее не может и не должна вмешиваться верховная власть государства: управляет закон, а не законодатель. Другое дело, если являлась необходимость что-либо изменить в установленных законом порядках или только допустить уклонение от этих порядков в каком-нибудь отдельном случае; тогда гражданство принимало на себя деятельную роль и «пользовалось своею верховною властью при содействии царя или того, кто заменял царя на время междуцарствия». Отношения между царем и общиной носили договорную форму: царь мог послать запрос в курии по интересующему вопросу или с проектом, каких – либо изменений. В этом случае, курии могли отклонить предложения, если не считали их необходимыми или противоречащими обычаям. «Право издавать законы издревле принадлежало царю и общине, а не одному царю. В указанных выше случаях и во всех других им подобных царь не мог совершить без содействия общины ничего такого, что имело бы законные последствия»[283]. Сюда же можно отнести право помилования преступников собранием, но если обвиненному разрешат обратиться к народу, а это уже право царя. У некоторых авторов имеется мнение о том, что решения сената были подвластны народу. Как полагает А.В. Игнатенко, скорее всего, это можно понимать, как своего рода утверждение сенатских постановлений или как принятие рекомендаций сената куриатными комициями. « В подлинный оплот родоплеменной верхушки превратился в эпоху царей сенат - прежний совет родовых старейшин»[284] Сенат сопровождал всю историю Рима от его истоков и на протяжении своего долгого существования менял свою сущность и свой социальный состав. Ромул первое, что сделал, получив власть, это собрал сенат: « Сто лучших граждан были избраны советниками и названы «патрициями», собрание их — сенатом. Сенат значит собственно «совет старейшин»[285]. Сенат являлся опорой власти царя и одновременно на равнее с народом участвовал в руководстве общиной. К тому на время отсутствия царя он играл главную роль. Этот промежуток времени принято называть междуцарствием. Более подробно об этом говорилось выше. Скажем только, что каждый сенатор на определенный срок облекался знаками царской власти. Но управляли делами, тем не менее, коллегиально. В обязанности интеррекса входил созыв народного собрания, где решались вопросы относительно избрания царя. Более того, временные цари исполняли обязанности верховного жреца тоже по - очереди. Надо сказать, что особо важную роль сенат играл именно в период междуцарствия. В остальное время право и вместе с тем обязанность сенаторов выступать в роли советников царя, было ограничено доброй волей монарха. Прежде всего, тем, что сенат мог собираться не иначе как по зову царя. Естественно, сенат не имел права требовать от царя, чтобы тот выслушивал его мнение или совет, тем более, чтобы действовал согласно высказанному мнению. « Выбор сенаторов во все время зависел от царя; иначе и быть не могло»- полагал Т. Моммзен[286]. Сенаторская должность была пожизненной, и на место умершего именно царь назначал опытного и пожилого члена того же рода. Внутри сената, по мнению И.Л. Маяк, решение принималось голосованием: «каждый направлялся в сторону того, чье предложение считал правильным». Каждый из членов сената также был царем в своей общины, «только не на деле, а по праву; поэтому и внешние отличия его звания, хотя не могут равняться с царскими, но совершенно с ними однородны»[287]. Он носит подобно царю красную обувь с той только разницей, что у царя выше и красивей, чем у сенатора; тоги были тоже похожи с царской. Сенат обладал и судебными функциями, «рассматривая дела не первостепенной важности»[288]. В нем заключался залог непрерывного существования государства «и его монархического, но не наследственно-монархического порядка, и в нем олицетворялось понятие о непрерывности царской власти»[289]. По мнению Т. Моммзена, совет старейшин не имел права вмешиваться в служебную деятельность царя, но когда этот последний был не в состоянии лично предводительствовать армией или разбирать тяжебные дела, он выбирал своих заместителей в среде сената. Самой главной функцией сената была охрана существующего строя и от царя, и от граждан. «Поэтому ему принадлежало право взвешивать каждую резолюцию, постановленную гражданами по предложению царя, и отказывать ей в своем одобрении, если она была в чем-либо не согласна с существующим правом»[290]. Другими словами, он имел право произносить veto во всех тех случаях, когда по закону требовалось общинное постановление, т. е. при всяком изменении государственных учреждений, при приеме новых граждан и при объявлении наступательной войны. Поэтому можно сделать вывод о том, что сенат был скорее хранителем законов, чем законодателем и мог кассировать постановление общины только в том случае, если община превысила свои права, «т. е. если она нарушала своим постановлением или обязанности к богам, или обязанности к иностранным государствам, или органические законы страны». В связи с этим «все свои предложения, с которыми царь намеревался обратиться к народной общине, он предварительно сообщал совету старшин и спрашивал у каждого из членов этого совета его мнение»[291]. Так как сенату принадлежало право кассировать принятые решения, то царь, понятно, желал предварительно удостовериться, что он не встретит противодействия. Тит Ливий рассказывает любопытный эпизод из жизни Тарквиния Гордого: «Он первым из царей уничтожил унаследованный от предшественников обычай обо всем совещаться с сенатом и распоряжался государством, советуясь только с домашними,… с кем хотел, воевал и мирился, заключал и расторгал договоры и союзы»[292]. Из этих слов следует, что до Тарквиния цари по обычаю постоянно совещались с сенатом, тем более по вопросам внешней политики, торговли и тому подобным делам. Именно об этом мы и писали выше. Мы присоединяемся к мнению тех историков, которые определяют сенат как царский совет. Он создается Ромулом и используется царями как опора их власти, так как, с одной стороны, туда царь выбирает лучших представителей общины, чтобы укрепить свою власть властью старейшин, с другой - наполняя сенат своими ставленниками. Чем больше в сенате первых, тем сильнее и независимее сам сенат. Сенаторская аристократия, патриции, возвысившись при первых 4 царях, подвергаются унижению при этрусских царях. Ее ряды сильно размываются большим количеством новых членов - сподвижников новых царей. При Тарквинии Гордом наступление на аристократию достигает своего апогея и вызывает ответное сопротивление. Знать составляет заговор. Заговор увенчался успехом. Царская власть была уничтожена. Началась эпоха республики.

Плутарх обращает внимание на то, что именно Ромул узаконил известные отношения патрона – клиента, упорядочил взаимодействие между ними: « он сделал еще другое отличие аристократии от простого народа: одних он назвал патронами, т. е. покровителями, других — клиентами, т. е. покровительствуемыми, и вместе с тем замечательно умно связал их заботою об общем благе и лежащими на каждой из сторон важными взаимными обязательствами в будущем»[293]. Царь мог иметь своих клиентов. Клиент мог искать законной защиты не иначе, как через посредство своего патрона.

« Но чем более упрочивалось государство и чем более вместе с тем утрачивали свое значение родовые и семейные союзы»[294], тем чаще клиент получал без посредничества патрона, прямо от царя, защиту в своих правах и удовлетворение за обиды. Множество неграждан и в особенности бывших членов тех латинских общин, которые утратили свое самостоятельное существование, не было клиентами царских и других знатных родов и повиновалось царю приблизительно так же, как и граждане. Власть царя над гражданами зависела от их доброй воли, и ему, несомненно, было выгодно образовать из его собственных клиентов новый класс таких людей, которые были связаны с ним более тесными узами.

Еще одним слоем общества, который стал оказывать большое влияние на царя и на который опирался царь в более позднее время, были центурии. «С этой поры у центурий испрашивает царь одобрения перед тем, как предпринять наступательную войну. Эти первые притязания центурий на участие в общественных делах должны быть ясно отмечены ввиду их позднейшего развития»[295].

Заключение

Царская власть, преобладавшая в Греции в Микенскую эпоху и предполисный период, имела характерные особенности. Привилегии царя были четко определены, царская власть освящалась религией и традициями, а право наследования имел царский сын.. Царские роды, такие, как Гераклиды, Пенфилиды и Кодриды, заложили традиции монархии, повлиявшие на греческую мысль последующих эпох. Каждый город Греции почитал своего так называемого основателя, под чьими знаменами прибыли первые колонисты; его могиле, как правило, поклонялись, а его потомки обладали наследственными титулами и должностями.. Вся политическая власть находилась в руках царя. Он созывал и проводил совет и собрание; он мог спрашивать их мнение, но решение принимал единолично. На войне он требовал подчинения, командовал войском и забирал львиную долю добычи. В мирное время возглавлял жертвоприношения и праздники и владел священными землями. Хотя его решения не могли быть оспорены, царь имел обязательства перед народом. Советники также обладали некоторыми правами. Они получали титул старейшин или царей-советников; мнение совета, собиравшегося в царском мегароне, уважалось, совет вместе с царем принимал посольства и обращался к народному собранию. Советники ратифицировали договоры клятвой старейшин, выступали судьями при кровных распрях и осуществляли правосудие в народном собрании. В образе басилея гомеровских поэм больше всего слились реминисценции микенских времен и реалии гомеровской эпохи. Гомеровский басилей является прямым наследником микенского наместника, но уже радикально отличается от него по форме, функциям и положению. Идея божественного происхождения царской власти не была окончательно забыта, так как именно на ней строилась религиозная легитимация статуса гомеровского басилея. Статус гомеровского басилея определяется формулой: «первый среди равных». На первое место среди заслуженных наград басилеи ставят отнюдь не материальную выгоду, а публично оказываемый почет в виде таких «мелочей», как почетное место, почетная доля, еда и т. д. Главное богатство басилеев — теменос — воспринимается ими не как инструмент экономического превосходства, но как почетная награда от общины. Статус правящего царя предоставляется басилею народом. Аристотель описывал гомеровскую царскую власть следующим образом: она происходит от личных качеств царя, его доблестей и заслуг; выражается в предводительстве на войне; основана на добровольном согласии граждан подчиняться ей; и, наконец, она имеет три основные функции: военную, жреческую и судебную. Народ, есть высшая инстанция, к которой апеллируют даже сами цари. При всем этом басилей не имел никакого реального механизма власти и никакого средства принуждения. Основная же проблема для басилея состояла в том, что его власть была не гарантирована и он имел постоянных конкурентов в лице других выдающихся глав ойкосов, которые тоже именовались басилеями.

Еще одним итогом VIII в. до н. э. стало завершение синойкизма Аттики. Это был длительный процесс, который начался еще в X в. до н. э., а завершился в самом конце VIII или начале VII в. до н. э. присоединением Элевсина. По преданию, синойкизм осуществил легендарный афинский царь Тесей, которому удалось объединить под властью Афин двенадцать независимых городов страны, ликвидировав их самоуправление. Синойкизм Тесея был не чем иным, как религиозным и символическим учреждением такой государственной «семьи» путем слияния воедино малых «семей». Центром страны был не храм, не культ какого-либо божества — все это развилось позднее, — а священный очаг, пританеи. Страна объединялась вокруг этого очага потому, что он обладал наивысшим авторитетом среди всех остальных локальных центров и очагов. Жрец общественного очага носил имя царя. Отсюда появляется первая и самая главная функция греческих правителей, которая даже после свержения царской власти останется за ними. Жреческое достоинство было, таким образом, наследственным, а вместе с ним и власть. Следовательно, религия создавала царей так же, как главу семьи в доме.

После ликвидации царской власти религиозные обязанности царя стал осуществлять архонт-басилевс, военные обязанности — архонт - полемарх, а гражданские обязанности — первый архонт, по имени которых с 683 г. назывались годы, когда назначение трех архонтов стало осуществляться ежегодно. Функции царя составляла культовая сфера, т. е. сакральное представительство от общины перед миром богов; функции полемарха — военное руководство ополчением, а задачей первого архонта стала административно-политическая деятельность. По сути дела, произошла не отмена царской власти, а лишь распределение ее функций среди должностных лиц, причем сначала четко выделились все три главные сферы деятельности басилеев: сакральная, военная и административная. Падение власти басилеев было самым важным изменением в общественной структуре Афин той эпохи.

Цели реформы государственного строя, приписываемой Ликургу, были следующие: ограничить двух царей,, изменить состав совета (герусии) и наделить некоторыми правами народное собрание.

Два царя сохраняли верховное командование во время войны и свою роль при отправлении религиозных культов, но в отношении текущей политики они являлись простыми членами совета. Цари контролировали друг друга, что вносило известное равновесие и обычно шли на уступки другим политическим силам Спарты. Исключительное положение имели спартанские цари в идеологической сфере. Власть их посредством родства с Гераклом и олимпийскими богами имела божественную основу. Общим для царских родов было то, что могущество их коренилось в микенской эпохе. Двоецарствие служило залогом того, что вследствие соревнования двух линий становилось невозможным тираническое превышение царственных прерогатив. Герусия вместе с возглавлявшими ее царями вновь была поставлена над народным собранием, так как обладала правом накладывать вето на любое неугодное ей решение апеллы.

Особое значение имели отношения царей с Дельфийским святилищем. Роль спартанских царей в отправлении культа была чрезвычайно значимой в контексте другой их важнейшей функции — военного командования. Компромисс, заключенный между царями и обществом, способствовал сохранению в Спарте гражданского мира и приданию устойчивости ее государственному строю.

С учреждением эфората царская власть и герусия были отодвинуты эфорами на задний план. Первоначально коллегия из пяти эфоров должна была исполнять судебные функции спартанских царей в их отсутствие. Был заключен формальный договор, в котором условием сохранения царской власти было безусловное подчинение царей общине в лице ее главных представителей — эфоров. Учреждение эфората означало установление нового государственного порядка и вместе с тем означало победу общины над суверенной царской властью. Эфоры обладали функцией контроля над царями, имели даже право вершить суд над ними и вмешиваться в личную жизнь царя. Между навархией и царской властью, по всей видимости, вообще не существовало какой-либо принципиальной соподчиненности. Полномочия навархов на флоте были примерно такими же, как полномочия царей в армии. В известной мере навархи пользовались даже большей свободой, чем цари, чья деятельность находилась под постоянной опекой общества в лице эфоров. Спартанские цари представляли собой начало нового государства лакедемонян, которое объединяло спартиатов, периэков, лаконских илотов, а позже и мессенских. Цари от имени Лакедемонского государства объявляли войну, командовали армией, в которые входили спартиаты, периэки и илоты, и приносили жертвы на границах Лаконии, прежде чем повести войско за границу. Они являлись верховными жрецами Зевса Лакедемонского и Зевса Урания, совершали все жертвы от имени общины и назначали посланников государства в Дельфы. Их имена первыми появлялись на документах Лакедемонского государства, они председательствовали на всех государственных торжествах и церемониях, их сопровождал конный отряд телохранителей.

Социальный строй этрусков, на основании имеющихся в нашем распоряжении скудных литературных источников и археологических памятников, представляется строго аристократическим. Первоначально этрусские города управлялись царями. Об обязанностях царей трудно сказать что-то определенное.

Скорее всего, они сосредотачивали в своих руках религиозную, военную и судебную власть. На основании косвенных данных можно заключить, что царская власть в Этрурии была выборной. Символы царской власти — связки прутьев со вложенными в них топорами, которые несли слуги, шедшие впереди царя; тога, с пурпурной каймой курульное кресло — перешли в Рим от этрусков. Этрусские города были самостоятельными городами-государствами; двенадцать городов составляли свободную федерацию, которую возглавлял царь одного из городов.

Атрибуты царской власти говорят о ее сакральном характере, который раскрывается также из религиозных обрядов и праздников, заимствованных у этрусков римлянами. Этрусская царица занимала положение заместительницы богини-матери — подательницы и покровительницы священной царской власти. Царица рассматривается как участница «священного брака», без которого нельзя было получить царскую власть. В царскую эпоху этрусская знать принимала какое-то, пусть и ограниченное участие в управлении государством.

Древнем Риме царская власть сформировалась довольно рано. Из свободных и равных между собою земледельцев выбирался царь. Правовое ограничение царя было в том, что он мог только применять законы, но не изменять их. Согласно традиции, римские цари получали власть, женившись на дочери предшественника либо от сына царской дочери. Носительницами царственности были женщины царских династий, мужья которых становились царями. Царь после окончания срока своего правления должен был передать власть преемнику. Обычно срок равнялся 24 годам. Кандидата на престол должны были «утвердить» Сенат и народное собрание.

Царь представлял собой главу общины, то есть верховную власть. В его одежде и знаках власти все было символично и напрямую было связано с теми функциями, которые он выполнял в обществе: верховного военачальника, верховного судьи и верховного жреца. Римские цари обычно сочетали в себе функции верховного понтифика и авгура, что отразилось и в их инсигниях. Все инсигнии были заимствованы у этрусков, впрочем, как и понятие высшей власти, которым пользовались цари. Круг полномочий римских царей — рексов — был довольно широким. Царь командовал вооруженными силами, был верховным жрецом, вершил суд, заключал международные договоры. В его руках были и ключи от хранилища казны. Римляне очень большую роль в своей жизни отводили религии и сакральной стороне жизни, поэтому жреческие обязанности царя были очень разнообразны. Римский царь управлял финансами, но государственная собственность не смешивалась с личной царской собственностью. Царь, сенат и комиции действуют в Риме уже при Ромуле. Важнейшей функцией куриатных собраний было избрание царя. Отношения между царем и общиной носили договорную форму: царь мог послать запрос в курии по интересующему вопросу или с проектом, каких – либо изменений. Сенат являлся опорой власти царя и одновременно наравне с народом участвовал в руководстве общиной. Он не имел права вмешиваться в служебную деятельность царя. Самой главной функцией сената была охрана существующего строя и от царя, и от граждан. Сенат используется царями как опора их власти, так как, с одной стороны, туда царь выбирает лучших представителей общины, чтобы укрепить свою власть властью старейшин, с другой, - наполняя сенат своими ставленниками. Царь мог иметь своих клиентов.

Список литературы

1. Аристотель. Афинская Полития. / Пер. с древнегреч. проф. С.И. Рацига. – М.; Государственное социально – экономическое издательство. 1937

2. Всемирная история. В10 т. Т. 1. – М.; Государственное издательство политической литературы, 1955.

3. Геродот. История. В 9 книгах. – Л.; Изд-во « Наука», 1981

4. Гомер. Илиада. Одиссея. / Пер. с древнегреч. – М.; Из-во «Художественная литература», 1967

5. Горохова А.В. Знаковые и экстатические оракулы в Греции, Египте и Хеттском царстве (сравнительная характеристика) / Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира: Сб, статей / Под ред. Э.Д.Фролова. — СПб., 2006, с. 167-175.

6. Грант М. Греческий мир в доклассическую эпоху / Пер. с англ.

Т. Азаркович. — М., 1998

7. Дарвин А.Л. Монархические тенденции в политическом развитии Спарты позднеархаического и классического времени (к.VI-IV в. до н. э.) / Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира: Сб, статей / Под ред. Э.Д.Фролова. — СПб., 2002, с.43-61.

8. Жестоканов С.М. Олигархия Бакхиадов/Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира: Сб, статей / Под ред. Э.Д.Фролова. — СПб., 2003, с. 53-64.

9. Игнатенко А.В. Древний Рим: от военной демократии к военной диктатуре: (историко - правовое исследование). - Свердловск: Изд-во Урал. ун-та, 1988.

10. Игнатенко А.В. К вопросу о политизации римской общины в «царский» период // Вопросы политической организации рабовладельческого и феодального общества. Межвузовский сборник научных трудов.- Свердловск, 1984.

11. Иллюстрированная история религий. В 2-х тт. Т.2. / Под ред. Проф. Д.П. Шантепи де ля Соссей. - Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 1992

12. История Европы. В 8т. Т. 1. Древняя Европа. – М.; Наука, 1988

13. Коптев А.В. АРХАИЧЕСКИЙ РИМ: ОТ ЦАРЕЙ К КОНСУЛАМ.// Вестник РГНФ. 1997, №3

14. Коптев А.В Механизм передачи царской власти в архаическом Риме.// ВДИ 1998. № 3. С. 27-52.

15. Косарев А. И. Римское право.- М.: Юрид. лит., 1986.

16. Кофанов Л.Л. Инсигнии римских магистратов.// Международная конференция "Проблемы исторического познания" Москва, 5-7 марта 1996 г. ИВИ РАН

17. Кофанов Л.Л. Коллегия авгуров // Жреческие коллегии в Раннем Риме. К вопросу о становлении римского сакрального и публичного права.- М.: Наука, 2001.

18. Кулишова О.В. Дельфийский оракул в системе античных межгосударственных отношений (VII – V вв. до н. э.). – Спб., 2001

19. Кулишова О.В. Спартанский царь Клеомен и Дельфы. /Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира: Сб, статей / Под ред. Э.Д.Фролова. — СПб., 2003, с. 65-87

20. Курциус Э. История Древней Греции.: Том 1/ Э. Курциус. – Мн., 2002

21. Лосев А.Я. Гомер – М., 1960

22. Макнамара Эллен. Этруски. Быт, религия, культура. / Пер. с англ.

Т.Е. Любовской. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2006.

23. Машкин Н.А. История древнего Рима. – М.: ОГИЗ. Государственное издательство политической литературы, 1947.

24. Маяк И. Л. Рим первых царей. Генезис римского полиса. Издательство московского университета, 1983.

25. Моммзен Т. История Рима. В 5 т. Т.1. Кн. 1, 2. До битвы при Пидне./ Пер. с нем. Т.Моммзен. - М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001

26. Немировский А.И. Царская власть у этрусков // Норция (Проблемы истории древнейших классовых обществ европейского Средиземноморья). Воронеж. 1971.

27. Немировский А.И. Этруски. От мифа к истории. - М.: Главная редакция восточной литературы, 1983.

28. Павсаний. Описание Эллады. В 2 т. Т. 1./ Пер. с древнегреч. С.П. Кондратьева под ред. Е.В. Никитюк. – М.; ООО «Издательство АСТ», 2002

29. Печатнова Л.Г. Античная традиция об эфоре Хилоне/Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира: Сб. статей / Под ред. Э.Д.Фролова. — СПб., 2004, с. 45-50.

30. Печатнова Л.Г. История Спарты (период архаики и классики). — СПб., 2001.

31. Полякова Т.П. Греческие общества II тыс. до н. э. /Античная Греция. Проблемы становления полиса. Том 1. – М., 1983

32. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 2-х т. Т. 1. – М.; Наука, 1994.

33. Тит Ливий. История Рима от основания города. Т.1. – М.; Наука, 1989

34. Туманс Х. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII—V вв. до н. э.) / Вступ. ст., науч. и лит. ред. Э. Д. Фролова. — СПб., 2002.

35. Фролов Э. Д Рождение греческого полиса. — Л., 1988.

36. Фюстель Де – Куланж Н. Д. Гражданская община древнего мира.. Пер. с франц./ под ред. проф. Кудрявского Д.Н.. - СПб, 1906

37. Хаммонд Н. История Древней Греции / Пер. с англ. Л.А. Игоревского. — М., 2003

38. Цицерон. Диалоги. О государстве. – О законах. – М.; Наука, 1966.