Реформы Столыпинского кабинета как альтернатива революции

Реформы Столыпинского кабинета как альтернатива революции

Содержание

Введение

1. Реформы Столыпинского кабинета как альтернатива революции

1.1 Аграрный вопрос в России

1.2 Столыпинские аграрные законы

1.3 Наступление на общину

1.4 Крестьянский банк – орудие столыпинской «реформы»

2. Кабинет Петра Столыпина и национальная политика

2.1 Переселенческая политика царизма

2.2 Колонизация окраин

2.3 Крах столыпинской аграрной политики

Заключение

Список используемой литературы

Введение

Петр Аркадьевич Столыпин родился в апреле 1862 года. Он принадлежал к старинному дворянскому роду, из которых вышло много известных русских деятелей. Детство и юность Столыпина прошли в Литве, в имении родителей Колнобержье, неподалеку от города Ковно.

Закончи в 1881 году Виленскую гимназию, он обучался затем на физико-математическом факультете Петербургского университета.

В 1884 году, еще до окончания учебы, Столыпин был зачислен на службу в Министерство внутренних дел. В 1887 году он перевелся в Министерство государственных имуществ, где работал два года помощником столоначальника в Департаменте земледелия и сельской промышленности.

В 1889 году его избрали ковенским уездным предводителем дворянства, а через десять лет, в 1889 году стал губернским предводителем ковенской губернии.

Много занимаясь в эти годы своим имением, он сумел за несколько лет превратить его в образцовое хозяйство с многопольным севооборотом и развитым животноводством. Сельское хозяйство было его горячим увлечением.

Сделавшись губернским предводителем, он немедленно основал Ковенское сельскохозяйственное общество, в которое вошли наиболее влиятельные местные помещики. В эти годы российское правительство обсуждало вопрос о введении земства в окраинных западных губерниях.

Столыпин послал в 1902 году по этому поводу докладную записку Министру внутренних дел Плеве. Она была составлена с большим пониманием дела, и показывала в Столыпине опытного администратора. Плеве сразу оценил его хватку, и летом 1902 года назначил гродненским губернатором.

С этого назначения начался стремительный, почти невероятный, взлет карьеры Столыпина.

Цели исследования заключались в постановке и критическом анализе проблемы, связанных с данной темой.

В соответствии с проблемой и целью исследования решались следующие задачи:

1. Исследовать процесс реформы Столыпинского кабинета как альтернатива революции.

2. Показать роль и значение реформы Столыпинского кабинета как альтернатива революции.

Объект исследования – реформы Столыпинского кабинета как альтернатива революции.

Предмет исследования – реформы Столыпинского кабинета как альтернатива революции.

Методология и методика исследования: в основу положены методы сравнительного анализа, функционального и системного подхода, критического анализа и синтеза.

Практическая значимость исследования: данная работа позволяет расширить круг знаний по теме. Изучены труда таких ученых, как: Каревский В.Н., Аврех А.Л., Карелин А.Г. и других.

1.   Реформы Столыпинского кабинета как альтернатива революции

1.1   Аграрный вопрос в России

Аграрный вопрос и после первой буржуазно-демократической революции оставался острейшим вопросом русской действительности. Сохранилось помещичье землевладение. По-прежнему на одного крупнейшего помещика приходилось около 330 беднейших крестьянских семей, причем у каждой крестьянской семьи было около 7 десятин, а у каждого помещика – около 2300 десятин.

Таковы были средние данные для всей Европейской России. В некоторых же районах страны размеры помещичьего землевладения были еще больше. В Орловской губернии у пяти дворян было по 28 тысяч десятин. А кругом лепились крохотные участки бывших помещичьих крестьян, ограбленных в 1861 г.: у каждого из них было 4 десятины на двор. На Украине 46 процентов крестьян имели всего лишь по 3,2 десятины на двор, а в руках 2300 крупнейших помещиков находилось свыше 6 млн. десятин.

Гнездом колоссальных помещичьих экономий была Прибалтика. В Эстонии немецким баронам принадлежало 60 процентов всей земли. В Латвии одно только имение фон Вееров занимало свыше 100 тыс. десятин, у Остен – Сакенов было более 90 тыс., у фон Ганов, фон Фарксов и других – по 60 – 70 тыс. десятин.

Развитие капитализма, рост производительных сил в сельском хозяйстве тормозилось существованием сильнейших пережитков феодализма, крепостнических отношений. Наиболее ярким выражением и самым прочным оплотом этих крепостнических отношений являлись дворянские латифундии, расположенные в земледельческом центре страны. С ними были неразрывно связаны кабальная зависимость крестьянина от помещика и «отработки», то есть фактически та же барщина.

Пережитки крепостничества были сильны и в крестьянском земельном владении. Крестьяне делились на нескончаемое число разрядов, отличавшихся своим земельным и правовым положением. Результатом этого было множество «перегородок» на земле, затруднявших переход ее из рук в руки и приковывающих крестьян к их наделам.

В этом же направлении действовала крестьянская община. Она служила орудием царизма для выколачивания налогов, для сохранения власти помещика над крестьянами. Формально самоуправляющаяся община на самом деле всецело зависела от власти земских начальников, назначавшихся из местных помещиков – дворян.

Общинное пользование землей преобладало на большей части территории России. Сельское общество считалось юридически владельцем всей земли, которой были наделены крестьяне при реформе 1861 г. Оно в свою очередь делилось на землю между отдельными дворами в соответствии с числом душ (мужских) в каждом из них. А так как земля была различного качества, то одной семье доставалось несколько клочков земли в разных местах. Общинное землепользование сопряжено было с систематическими земельными переделами, что вело к еще большему дроблению участков и большей чересполосице.

Община носила принудительный характер. В 1893 году специальным законом было установлено, что для выхода крестьян из общины требуется согласие сельского общества. Если же общество и давало свое согласие, то его решение всегда мог отменить земский начальник. Конечно, все эти искусственные меры не могли приостановить распада общины, втянутой в рыночные отношения, в торговый оборот. Крестьянство расслаивалось, значительная часть его разорялась и переходила в бедноту, а ничтожное число вылезало в кулаки. Богатая верхушка деревни сосредотачивала в своих руках все больше и больше земли, арендуя и скупая ее у разорившихся односельчан, у соседних помещиков, у Крестьянского банка. Самые переделы земли были в действительности далеко не уравнительными.

В результате в руках у зажиточной верхушки деревни надельной земли было значительно больше, чем полагалось иметь по норме. Данные статистики, относящиеся к 1905 г., показывают, что 1/10 часть крестьянских дворов, владевших свыше 20 десятин каждый, держала в своих руках 1/3 всей надельной земли, в то время как на долю 1/6 части ближайших дворов (имевших от 1 до 4 десятин) приходилось всего лишь 1/30 фонда надельного землевладения1.

Насильственная ломка старого землевладения была неизбежна. Но она могла идти двумя путями. Один путь – ликвидация помещичьих латифундий, решительное и полное уничтожение всех остатков крепостничества. Это был путь буржуазно-демократической, крестьянской революции, которая могла победить лишь будучи возглавленной рабочим классом.

История знала примеры и другого пути, когда крепостнические помещичьи хозяйства сохранились и медленно перерастали в буржуазные, а рядом с ними вырастали хозяйства сохранялись и медленно перерастали в буржуазные, а рядом с ними вырастали хозяйства «новых помещиков» из числа кулаков. Развитие капитализма по этому пути совершалось ценой постепенного разорения, невероятной нищеты и самой мучительной эксплуатации широчайших масс крестьянства. Так проходил процесс капиталистического развития в Пруссии. По этому «прусскому» пути пытались вести Россию господствующие классы.

1.2   Столыпинские аграрные законы

Первая русская революция с особенной силой показала помещикам, что другого выхода, другого пути спасения своих земель у них нет.

Столыпинский террор и аграрная «реформа» были двумя сторонами одного плана подавления революции. Помочь кулаку экономически окрепнуть и усилиться за счет ограбления остальной массы крестьянства с тем, чтобы облагодетельствованный самодержавием и окруженный враждебной ему крестьянской средой кулак прочно пристал к контрреволюционному, помещичьему лагерю и стал его сторожевым псом в деревне, - вот в чем состоял новый курс аграрной политики царизма. «Ставка на сильных» - таков был ее девиз.

Ставка на сильных с неизбежностью влекла за собой политику разрушения крестьянской общины. Чтобы кулак мог беспрепятственно скупать землю у обнищавшей деревенской бедноты, чтобы он мог собирать все свои земли в одно место и заводить крупное хозяйство с применением машин и труда батраков, нужно было широко открыть выход из общины зажиточной верхушке деревни и ликвидировать в ее интересах общинное землепользование.

Правительство готовило аграрный переворот исподволь. С этой целью указом от 4 марта 1906 г. были созданы землеустроительные комиссии – уездные и губернские. Уже состав комиссий ясно свидетельствовал о том, чьи интересы они будут представлять. На десять помещиков и чиновников в уездных комиссиях приходилось три представителя от крестьян.

9 ноября 1906 г., в промежуток между разгоном первой и созывом второй Думы, правительство издало главный из столыпинских указов, «скромно» именовавшийся – «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения».

Статья первая его гласила, что каждый домохозяин, владеющий надельной землей на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собой в личную собственность причитающейся ему части этой земли. Таким образом, обязательный характер общины, на страже которого самодержавие стояло многие десятилетия, был отменен.

Но указ не ограничивался декларированием права выхода из общины. Царские законодатели стремились обеспечить наиболее благоприятные условия выхода для кулаков. В тех общинах, в которых общих переделов не было уже в течение 24 лет, каждый домохозяин, пожелавший перейти от общинного владения к личному, получал возможность укрепить и личную собственность все участки общинной земли, фактически состоявшие в его постоянном пользовании. Ясно, что такой порядок был прежде всего выгоден кулаку.

Там же, где за предшествующие 24 года были общие переделы, выделявшийся получал опять-таки все участки общинной земли, которые ему были предоставлены в пользование до следующего общего передела. Если же земли у него оказалось больше, чем полагалось по числу душ в семье, то за излишек нужно было уплатить обществу его стоимость. Однако стоимость земли определялись по первоначальной выкупной цене 1861 года, которая была намного ниже существующей цены. Значит, и в этом случае выигрывал кулак, получавший своеобразную «премию» за выдел.

Все остальные статьи указа также были направлены на обеспечение интересов кулака. Решение по вопросу о выделе должно было приниматься сельским сходом простым большинством голосов. В том случае, если общество в течение месяца не вынесет приговора, то выдел подавших заявление мог произвести земский начальник своей властью.

Наконец, специальная статья указывала, что каждый домохозяин, за которым «укреплены» участки земли в личную собственность, имеет право во всякое время требовать, чтобы ему взамен этих участков, расположенных в разных местах, был выделен соответственный по размерам участок в одном месте. Когда сам хозяин переселялся при этом на свой участок, то такой участок назывался хутором, если же все постройки оставались в деревне, то этот участок назывался отрубом.

Таково было основное содержание столыпинского аграрного закона, знаменовавшего собой поворот в аграрной политике царизма и требовавшего для своего осуществления «сплошного, систематического, необузданного насилия над крестьянской массой и над пролетариатом»1.

Помещичьи и буржуазные партии всецело стояли на позициях поддержки столыпинской аграрной политики. Кадетов отличала от правых и октябристов лишь боязнь того, что грубая ломка общины приведет не к покою, а, напротив, к новым «осложнениям». Поэтому кадетские ораторы в III Думе робко призывали правительство к действиям постепенным и осторожным.

Напротив, правых и октябристов не удовлетворил даже указ 9 ноября. Они настаивали на том, чтобы насильственная ломка общины проводилась еще более решительно и без промедления. В этом духе правооктябристское большинство Думы и внесла изменения в указ. После принятия его Государственным советом закон был утвержден царем и издан 14 июня 1910 года.

Наиболее существенным дополнением, которое новый закон вносил в столыпинскую аграрную политику, был установленный им порядок, при котором «общества», в которых не было общих переделов со времени наделениями землей, прямо объявлялись перешедшими к насильственному владению. Оформление этого перехода производилось выдачей царскими «удостоверительных актов».

Черносотенная дума с особенной настойчивостью добивалась, чтобы крестьяне не только «укрепляли» свои земельные наделы, но и выселялись из деревни на хутора. Помещики откровенно объясняли с думской трибуны, что им по душе разъединение крестьян, так как оно предохраняет помещиков от памятных по 1905 г. действий «скопом», «нападений толпой». В законе 14 июня устанавливалось, что выдел земли в одном месте должен совершаться по решению, принятому простым большинством голосов на сходе вместо двух третей голосов, как это требовалось раньше.

Непосредственным продолжением закона 14 июня 1910 г. явился закон о землеустройстве, изданный 29 мая 1911 г. Этот закон наделял еще более широкими полномочиями, вплоть до судебных, землеустроительные комиссии, метко прозванные крестьянами «землеграбительными»1.

1.3   Наступление на общину

Опубликование указа 9 ноября 1906 г. было сигналом для развертывания беспощадного наступления на общину. Непосредственную реализацию указа осуществляло министерство внутренних дел, во главе которого стоял Столыпин. В ход был пущен весь аппарат местной администрации, не говоря уже о землеустроительных комиссиях. Проведение столыпинской «реформы» походило на военные экспедиции. Землеустроителей постоянно сопровождали стражники, конная полиция.

Насилием был отмечен каждый день в проведении столыпинской «реформы». По официальным данным, охватывающим период с издания указа 9 ноября 1906 г. по 1 сентября 1914 г., в 47 губерниях Европейской России только 21,4 процента подавших заявления о выделе получили согласие общества. В некоторых же губерниях этот процент был намного ниже среднего: в Самарской и Тамбовской – около 10 процентов, в Сибирской и Саратовской – немногим более 7, в Воронежской – 6,8 процента. Нижегородской – 4,8 процента и т.д.

Кулак обращался за «содействием» к царской администрации. Земский начальник Грайворонского уезда Курской губернии признался одному из корреспондентов: «Я совершил более 100 актов о выделе из общины и ни разу не встретил случая добровольного согласия общества на выделение кому-либо земли из общинного владения. Везде общества не давали согласия на выделение тем или другим членам, желающим выделиться, и никаким страхом на них не воздействуешь. Зовешь старосту и под угрозой ареста и штрафа приказываешь ему подписать приговор о выделении из общины…»1.

Злоупотреблениям не было конца. Составлялись подложные приговоры сельских сходов. Нередко укрепление наделов производилось без перемеривания – «на совесть» сельского старосты и уполномоченных, которых подкупали и спаивали кулаки. Кулакам выделялись наиболее плодородные и удобно расположенные участки общинной земли. Никакие жалобы крестьян на незаконные действия властей, конечно, во внимание не принимались. Жалобы передавались на расследование тем же земским начальникам. Обычный ответ гласил: «Срок обжалования истек». Выступавшие против выделов крестьяне рассматривались как «агитаторы», арестовывались и высылались без суда, в административном порядке.

Столыпинские землеустроители не ограничивались тем, что насильно, вопреки воле общины, обеспечивали на самых выгодных условиях выход из нее зажиточным элементом деревни. Для того чтобы сломать общину до конца, нужно было принудить и остальную массу крестьян укрепить свои наделы и личную собственность.

В ход пускались различные приемы: от прямого насилия до менее откровенных, но не менее действенных средств: землемеры не только отрезали кулакам лучшую часть общинных земель, но и перекрывали при этом дорогу, ведущую от деревни к лугу, реке или лесу. Крестьяне ставились перед выбором: либо остаться на худших и неудобно расположенных землях, либо согласиться на «укрепление» наделов.

Нередко крестьянин – бедняк, у которого уже не было сил бороться с нуждой, нищенствовать и голодать, сам подавал заявление о выделе, с тем чтобы немедленно продать свой участок и уйти в город, окончательно порвав связи с деревней. Кулак не только поджидал этот момент, но и прямо понуждал попавшего в долговую кабалу от него бедняка укрепить свой надел и продать его.

«Что же будет, - писал одному из журналистов его корреспондент, крестьян Орловской губернии, - если бог пошлет неурожай. Все земли ведь перейдут кулакам. Теперь взаймы никто не дает иначе, как под землю. Пока народ крепится, а как голод подведет животы, так на все пойдут. Так думаю я, что из всего села нашего останется дворов двадцать, и вся земля им перейти должна»1.

Покупка в этих условиях была замаскированным грабежом. На Украине кулаки скупали земли бедноты по 30-80 рублей за десятину при рыночной цене до 250 рублей.

Указ 9 ноября 1906 г. разрешал приобретать в пределах данной общины не более шести наделов. Но это было чисто формальное ограничение, которое кулак легко обходил: покупкой земли в соседних селах, заключением фиктивных сделок на имя всех членов семьи или бедных родственников.

Вот результаты подворной переписи Самарского уезда, проведенной в 1911 г.: 80 процентов всей проданной надельной земли сосредотачивалось в руках 54,5 процента участвующих в покупке хозяйств, наделы которых превышали средний размер вдвое, а после покупки – втрое и больше1.

1.4 Крестьянский банк – орудие столыпинской «реформы»

Одним из важнейших рычагов столыпинской аграрной политики стал Крестьянский поземельный банк. Созданный еще в 80-х годах для перепродажи крестьянам помещичьих земель, банк искусственно взвинчивал цены на землю и обеспечивал помещикам огромные барыши. Дворянский характер деятельности банка нисколько не изменился и после указа 9 ноября. Но в ней появляются и новые черты.

Раньше главную массу покупателей банковской земли составляли сельские общества и товарищества. Теперь банк резко сокращает продажу им земли, а также и выдачу ссуд, отдавая явное предпочтение отдельным домохозяевам. В 1907 г. доля покупок банковской земли отдельными домохозяевами составляла 2,5 процента, в следующем, 1908 г. она уже составила около 40 процентов всех покупок, а с 1910 г. и до конца деятельности банка превышала 90 процентов.

Сами условия покупки банковской земли делали ее доступной лишь деревенским богатеям. Хотя банк отпускал кредит покупщикам, но выдавал он не все деньги, требующиеся для покупки земли. Примерно одну пятую покупной суммы нужно было сразу же доплачивать самим крестьянам.

Поэтому если беднота и решались на покупку участка банковской земли, то доплату ей приходилось на покупку участка банковской земли, то доплату ей приходилось брать в долг у кулака, попадая к нему в кабальную зависимость. А тут еще нужно было вносить огромные ежегодные платежи банку. Проходило несколько лет, и купленный крестьянином участок банковской земли продавался за неуплату с торгов и переходил в руки того же кулака.

Отчеты банка особенно рекламировали растущую продажу земли «безземельными». Но что это были за «безземельные»? Конечно, не батраки, не утратившая свой надел беднота, а люди, сколотившие капиталец торговлей, спекуляцией; такие захребетники, как волостной писарь, полицейский урядник или бывший сиделец казенной винной лавки.

Своей землеустроительной политикой Крестьянский банк ускорял ломку общины и насаждение хуторов и отрубов. Они составляли не менее ¾, а в иные годы и более 4/5 подготовленной банком к распродаже земли. Всего за время с 1907 по 1915 г.

Крестьянский банк продал свыше 4 млн. десятин земель, из которых 3 ¼ млн. десятин – под хутора и отруба. Банк принуждал крестьян, ранее купивших у него коллективно землю и пользовавшихся ею на общинных началах, переходить на отруба и хутора.

Крестьяне покупали землю в рассрочку, и были все время как бы наследственными арендаторами банковской земли, зависящими от его воли. Это и использовал банк. Он присылал землемеров со стражниками, те изрезали купленную общинной землю на отруба и предъявляли ультиматум: «Берегите отруба или очистите место». У тех, кто не соглашался, стражники тут же ломали дома со всеми хозяйственными постройками.

Если в районах общинного землевладения политика Крестьянского банка была дополнительным средством разрушения общины, то в тех районах России, где община фактически не существовала, как, например, в Прибалтике, Крестьянский банк (деятельность которого в 1906 г. была распространена на Эстонию и Латвию) содействовал еще большему укреплению позиций «серых баронов» - кулаков1.

2.   Кабинет П. Столыпина и национальная политика

2.1   Переселенческая политика царизма

С насильственной ломкой общины было неразрывно связано и изменение переселенческой политики, которую проводило самодержавие. Помочь сильному ограбить слабого и забрать его землю, а слабому – ограбленному, возмущенному – дать «путевку в Сибирь» - таков был план Столыпина. Царское правительство снимает прежние запреты и ограничения и, напротив, всячески форсирует переселение в Азиатскую Россию – Западную Сибирь, Среднюю Азию, на Дальний Восток.

Первые годы осуществления столыпинской аграрной политики совпали с застоем в промышленности. Город не мог поглотить всю разорившуюся деревенскую бедноту. Соблазненные правительственными посулами, отчаявшись выбиться из нужды у себя на родине, многие тысячи крестьянских семей отправились за Волгу, за Урал, в место, где, по рассказам, было мало людей и много земли.

В 1906 г. приняло участие в переселении 140 тыс., а в 1908 г. уже 665 тыс. человек. Это была высшая точка переселенческого движения. Затем оно резко сократилось – до 190 тыс. в 1911 г., немного поднявшись в последующие годы за счет Поволжья, пережившего страшный голод 1911 г. Среди переселенцев была некоторая часть зажиточных крестьян. Однако большинство составляли середняки, скопившие немного денег и рассчитывавшие на дешевизну земли в Сибири, а также беднота, для которой не было иного выхода1.

Экономическая прогрессивная задача освоения огромных пространств Сибири в руках царских властей выродилась в авантюру, принесшую крестьянам лишь новые тяготы и муки. Отправляли переселенцев в вагонах для перевозки скота. Эшелоны с переселенцами тащились медленнее обычных товарных поездов. Путешествие иногда длилось месяцами. Недостаток питания, скученность, антисанитарные условия порождали болезни. Заразных больных не высаживали из боязни, что они отстанут от партии. Многие умирали в дороге.

На местах, отведенных для переселенцев, ничего не было готово к их приему. Проходили дни, недели, крестьяне обивали пороги переселенческих пунктов и управлений, жили в палатках или под открытом небом, мерзли, голодали, болели. Наконец, очень часто получали ответ: «Для вас свободной земли нет»1.

Однако судьба тех «счастливцев», которым достались участки, была немногим лучше. Местные переселенческие чиновники наспех, без всякого плана, без учета потребностей людей отводили им участки, нередко в горных или заболоченных местах, лишенных даже питьевой воды. На ссуду, которую отпускали переселенцам, обзавестись хозяйством было невозможно. Они бились, чтоб как-нибудь просуществовать, и разорились вконец.

Часть шла в кабалу к местным кулакам – старожилам, часть возвращалась домой. Поток обратных переселенцев, начиная с 1908 г., все нарастал. В 1910 г. вернулось обратно 36,3 процента, а в 1911 году уже свыше 60 процентов от общего числа переселенцев. Немалая же часть их и вовсе погибла. Во многих поселках переселенцев в Приамурском крае смертность доходила до 25 – 30 процентов всего населения. В этих поселках, по словам очевидца, было сколько дворов, столько и крестов.

Страшная действительность крылась за реляциями царских министров об «успехах» переселенческой политики. 2 миллиона 700 с лишним тысяч людей прошли с 1906 по 1911 г. за Урал. Около 800 тыс. вернулись обратно. Из оставшихся только половина с невероятными усилиями сумела устроиться. 700 тыс. переселенцев нищими бродили по всей Сибири. Свыше 100 тыс., о судьбе которых правительству было «неизвестно», умерло голодной смертью.

Переселенческая политика потерпела полный крах. На местах «спокойнее» не стало. А поток обратных переселенцев делал обстановку еще более грозной.

2.2   Колонизация окраин

Переселение являлось также орудием велико-державной, колонизаторской политики. Наместник Кавказа князь Воронцов – Дашков докладывал царю о своем намерении поселить значительное число кулацких и секстанских семей, на которые «смело может быть возложена великая задача водворения в крае русской государственности…». Ради этого целые селения сгонялись со своих насиженных мест. Переселенцы – кулаки вооружались за счет казны. Захваты оформлялись с помощью подстроенных властями судебных процессов.

Особенно широкие размеры получила эта политика в Казахстане и Средней Азии. В 1910 Государственная дума одобрила закон, разрешавший для устройства переселенцев изымать на пользования кочевников «излишки» земли. Под этим предлогом началось открытое разграбление казахских и киргизских земель. Излишки определялись на глаз. В общую площадь «удобных земель» включали болота и заросли камыша, каменные предгорья; их оставляли местному населению, а действительно удобные земли, освоенные упорным трудом местного населения участки с искусственным орошением отбирали.

Разорению подвергались и оседлые поселки. У казахского населения Средней Азии было экспроприировано более 40 млн. десятин земель и пастбищ. Почти 9 процентов казахов вымерло с 1906 по 1916 г.

Та же картина наблюдалась и в других районах. В Забайкальской области для колонизации было «открыто» в 1908 – 1914 гг. свыше 660 тыс. десятин. Многие бурятские земельные общества потеряли при землеустройстве больше половины своих земель.

Лучшие земли, отнятые у местного населения, достались крупнейшим русским помещикам. Для них был образован специальный земельный фонд, достигший к 1915 г. 1800 тыс. десятин. Продавались эти земли без торгов по баснословно дешевой цене – десять копеек за десятину. Сиятельные землевладельцы, вроде князя Кочубея, графа Медема, князя Касаткина – Ростовского и ряда других, заводили на просторах Семиречья огромные коневодческие и овцеводческие хозяйства.

Царизм проектировал дальнейшее разграбление земель «инородцев». К излишкам были отнесены до 3,5 млн. десятин в Поволжье и за Уралом, принадлежавших башкирам. Столыпин предлагал вовсе переселить киргизов с севера на юг, а их земли отдать переселенцам.

В 1912 г. министр земледелия Кривошеин представил Николаю II широкую программу колонизации: 3 млн. десятин орошаемой земли в Средней Азии передать в руки трехсот тысяч «крепких» кулацких хозяйств.

Проводя политику колонизации окраин, прежде всего в интересах русских помещиков и кулаков, царизм оберегал и интересы местных эксплуататоров – полуфеодалов – баев, манапов, нойонов, родовых старейшин. Правительство предписывало оставлять земли байству «без ограничения», «в меру его действительной потребности», либо вознаграждать крупных баев за счет других общин, а также сдавать им в аренду на льготных условиях царские власти новые земли.

Наиболее ревностных своих слуг царские власти награждали закреплением полученной ими земли в полную собственность. Байство в свою очередь поддерживало столыпинскую политику, рассчитывая расширить свои владения за счет захвата земель рядовых общинников. Все это не могло не ускорить процесс разложения патриархально-феодальных отношений в национальной деревни, ее классового расслоения, порождая острые социальные конфликты между байской верхушкой и аульной беднотой.

Вопреки желанию и сопротивлению царской администрации, местных эксплуататоров – баев, разжигавших национальную рознь и вражду, происходило сближение трудящихся масс казахов, киргизов и других народов Азиатской России с русскими переселенцами – на трудовой, попавшей в кабалу к кулакам. Общность социальных интересов порождала и единство в борьбе с царскими колонизаторами.

2.3   Крах столыпинской аграрной политики

Железом и кровью, насилием и обманом проводило самодержавие в жизнь свою новую аграрную политику. Каковы же были ее результаты: С 1907 по 1912 г. потребовало «укрепления» надельных земель в личную собственность 2438 тыс. домохозяев, и фактически вышло из общины 1746 тыс., в том числе 1088 тыс. домохозяев в 1908 – 1909 гг. Всего же к 1 января 1916 г. выделилось из общины 2 с небольшим миллиона домохозяев – менее одной пятой общего их числа. Еще 470 тыс. домохозяев получили «удостоверительные акты» на закрепление участков в тех общинах, где не было переделов. Всего было укреплено в личную собственность около 17 млн. десятин.

Это значит, что капиталистическое развитие деревни сделало значительный шаг вперед. Он сказался, прежде всего, на положении кулачества и деревенской бедноты – обоих полюсах социального расселения крестьянства.

За время с 1908 по 1915 г. 1200 тыс. крестьянских дворов продали около 4 млн. десятин надельной земли. Сначала продавали земли главным образом переселенцы, а с 1910 г. началось массовая распродажа земли беднотой. Если в 1908-1909 гг. число продавцов надельной земли составило 123,5 тыс., то в 1910 – 1911 гг. оно выросло до 282 тыс., а в 1912 – 1913 гг. до 439 тыс. Значительная часть разорившейся бедноты пополнила ряды городского пролетариата, другая пошла батрачить у кулака.

Одновременно укрепилось экономическое положение зажиточной верхушки деревни. Кулаки «округлили» свои земли за счет бедноты, строили на них новые дома, крытые железом, новые хозяйственные постройки, увеличивали число наемных рабочих, стали применять в больших размерах сложные сельскохозяйственные машины и искусственные удобрения. Кулацкое хозяйство принимало все более товарный, торговый характер. Накануне первой мировой войны кулак держал в своих руках уже половину хлеба предназначавшегося для продажи на внутреннем и внешнем рынках. В еще большей мере, чем товарное производство хлеба, выросло товарное производство технических и специальных культур: картофеля, подсолнуха, табака, свеклы, хлопка и т.д., а также продуктов животноводства.

Но цели, которые преследовал царизм, не были осуществлены. Столыпинская аграрная политика в целом потерпела крах. Прежде всего, самодержавию не удалось сломать общину. Как ни свирепствовали царские власти, как ни старалась казенная пропаганда сыграть на собственных инстинктах крестьянина, большинство крестьян не желало выходить из общины, понимая, что выдел – не спасение от малоземелья. «Какой это будет хутор, если корова ляжет, а телку негде», - говорили в деревне1.

Привязывала крестьянина к общине и возможность пользоваться общим пастбищем, водопоем и т.д. В итоге столыпинской «реформы» около 4/5 всех крестьян осталось в рамках общины – ограбленные, озлобленные, еще более зависимые от «соседа» - помещика. Даже в непередельных общинах, которые по закону 14 июня 1910 г. должны были прямо перейти к индивидуальному землепользованию, «удостоверительные акты» получало лишь немногим более половины крестьян.

Самый высокий процент выхода из общины дали районы с наиболее развитым капиталистическим земледелием – Правобережная Украина, Новороссийский район, Белоруссия. К личному землевладению перешло здесь около половины и более крестьянских дворов.

В большинстве же губерний Среднего Поволжья и черноземного центра – очага дворянских латифундий – процент выхода не превышал 20-25, а подчас был и ниже (в Рязанской губернии – 17 процентов, в Нижегородской – 14 процентов, в Казанской – около 9 процентов и т.д.). Это значит, что попытка ослабить с помощью столыпинской «реформы» противоречия между крестьянами и помещиками не удалась именно там, где эти противоречия были острее всего.

Также провалились попытки насадить повсеместно хутора в отруба, хотя на это направлены главные усилия столыпинской администрации. Накануне Февральской революции хуторские и отрубные хозяйства составляли (в 17 губерниях) всего 10,0 процента всех крестьянских хозяйств. Большая часть их была расположена в двух обособленных районах – северо-западном, непосредственно примыкающем к старым районам хуторских хозяйств (Латвия, Эстония, Финляндия), а также на юге и юго-востоке Европейской России – на Украине, в Донской области, Среднем Поволжье.

Резко различались два типа хуторов. Немногочисленный слой хуторян – кулаков богател. Бедняк же, выселевшись на хутор, еще больше нищал. У него не было средств и инвентаря для самого примитивного ведения хозяйства. Негде было пасти даже единственную корову или лошадь, приходилось их продавать. А это наносило неисправимый ущерб в обработке земли – не было тягла, не было навоза для удобрения. Почва истощалась, урожаи у бедняков, да и у середняков – хуторян были ниже, чем даже на общинной земле.

Хутора бедняков представляли собой крошечные, наполовину врытые в землю избушки, часто без всяких надворных построек, одиноко разбросанные на значительном расстоянии одна от другой. А именно они составляли подавляющее большинство хуторов на надельной земле. И только на банковской земле больше половины хуторян принадлежало к зажиточной верхушке деревни.

Столыпинской «реформой» царизм хотел спасти полукрепостническое помещичье землевладение. Но спасти его она была бессильна. Она дала ему лишь еще одну, притом последнюю отстрочку. Иного результата попытка «объединенного дворянства» повести буржуазную аграрную политику иметь не могла.

Сохранились по-прежнему гнет дворянских латифундий, отработки, полукрепостническая кабала. Одним из наиболее ярких и очевидных ее проявлений была «зимняя наемка». Обработка земли «исполу» (за половину урожая), сенокос на «третьяк» (две копны помещику, одна – крестьянину), да в добавление еще 1 – 2 недели бесплатной работы в помещичьей экономии, со своей лошадью и сыном – подростком – на такие кабальные условия заставляла бедняка идти безысходная нужда.

И это не единичные, а массовые явления. К весне 1913 г. число «обязательных дворов» (т.е. таких, которые эксплуатировались полукрепостнически) доходило в юго-западном районе до 48 процентов, в Могилевской губернии до 52 процентов, в Черниговской губернии до 56 процентов и т.д.

Общий уровень сельского хозяйства оставался чрезвычайно низким. В 1909 – 1913 гг. урожайность хлебов в России составила 45 пудов с десятины, в то время как в Дании она равнялась 195 пудам, в Германии – 152 пудам, во Франции – 90 пудам.

Обнищание массы крестьян, а также низкий уровень агротехники, одностороннее развитие зернового хозяйства и сокращение площади, занятой под кормовыми травами, привели к тому, что количество скота уменьшалось из года в год. Выросло число безлошадных дворов – с 29 процентов в 900 – х годах до 31,4 процента накануне первой мировой войны.

Хотя потребление сельскохозяйственных машин в предвоенные годы относительно к прежнему заметно увеличилось, в абсолютных размерах оно было ничтожным. Россия по-прежнему оставалась страной деревянной сохи. В 1910 г. в сельском хозяйстве употреблялось около 8 млн. деревянных сох, 3 млн. деревянных плугов и только 6 млн. железных плугов; около 6 млн. деревянных борон и всего лишь 1,5 млн. железных борон. Еще меньше было сложных машин. Почти повсеместно господствовал отсталый трехпольный севооборот. Сохранилась чересполосица и другой бич крестьянского хозяйства – дальноземелье.

В этих условиях неизбежны были периодические голодовки, полная зависимость крестьянских хозяйств от капризов природы. Голод, разразившийся в 1911 году, показал это воочию. Неурожай поразил тогда 20 губерний. Около 30 млн. крестьян само правительство признало имеющими «право на оказание продовольственной помощи». А с точки зрения царских властей такое право получали вконец разорившиеся и пухнущие от голода люди.

Крестьяне распродавали за бесценок наделы и скот – все, что могли. Нужда заставляла отцов продавать дочерей. Питались лебедой, хлебом, сделанных из золы и навоза, падалью, которую отчаявшиеся люди отбивали у собак. Тиф уносил тысячи жертв. Таков был самый наглядный результат столыпинской «реформы»1.

Заключение

Нередко борьба крестьян против столыпинской «реформы» принимала более острый и массовый характер. Так было, например, в тамбовском селе Болотове. Село это большое, жило в нем свыше 3 тыс. человек. Земли же приходилась на один двор меньше 6десятин, 24 кулака после указа 9 ноября подали заявление о выходе из общины, но сход им отказал. Местные власти отменили решение схода и отвели кулакам лучшие земли. Обстановка в деревне обострилась и вылилась в открытую борьбу весной 1910 г., когда в Болотове начались землеустроительные работы.

Вооруженные крестьяне не дали проводить эти работы, изгнали из села исправника со стражниками и стали громить отрубников. Общее мнение выразил на сходе крестьян Герасимов, сказав, что «если есть закон, разрешающий отводить отруба, то у крестьян есть свой закон – отрубов не давать».

Исправник вернулся с усиленным нарядом конных и пеших стражников, которые по его приказу арестовали 13 крестьян. На защиту поднялись остальные. В толпе раздавались крики: «Не давай арестовывать! Бей Кровопийцев!» Стражники ответили огнем. В результате столкновения 8 крестьян было убито и 13 тяжело ранено, 77 – передано суду.

Ряд крупных выступлений крестьянских масс против столыпинской «реформы» произошел в национальных районах России – на Украине, в Поволжье и др. В 1913 г. вспыхнуло крестьянское восстание в Ядринском уезде Казанской губернии, населенном чувашами. Здесь существовала «сложная община», состоявшая из 40 селений. Лишь в 17 из них царским чиновникам удалось принудить крестьян к выделу.

Большинство же общинников решила сопротивляться до конца. «Умрем, а землю не отдадим», - заявили крестьяне землемеру. На угрозу применения вооруженной силы крестьяне ответили тем, что вооружались вилами, косами, топорами. Землемер и присланные для охраны его коннополицейские стражники вынуждены были прекратить размежевание.

В решающий день восстания, 23 мая 1913 года, около деревни Атмень собралось до полутора тысяч крестьян. Их возглавил бывший солдат Сидор Павлов. По его совету крестьяне двинулись на отходивших в деревню стражников, пытаясь окружить и разгромить их. Только после второго залпа плохо вооруженные крестьяне остановились и стали отступать.

Началась жестокая расправа. Для руководства карательными действиями в Атмень самолично прибыл казанский губернатор. Стражники согнали к его приезду участников восстания и заставили их выслушать, стоя на коленях, крики распаленного губернатора: «Что Вам хотелось разбить наковальню деревянным молотом? Нет. Никогда. Я всех вас зарою в землю, в деревню превращу в пепел». Сидор Павлов и другие участники атменского восстания были преданы суду и отправлены в арестантские роты.

Не случайно рост крестьянского движения, после упадка первых лет столыпинской реакции, начался в 1910 г. Это был год, когда в массовом масштабе начали производиться столыпинские землеустроительные работы; год массовой распродажи наделов бедноты; год, когда направилась обратно, в родные деревни, огромная волна переселенцев. И в то же время – год оживления рабочего движения, когда появились первые предвестники нового общероссийского революционного подъема.

Крестьянское движение, не ослабевая, продолжалась вплоть до начала первой мировой войны. За 1906 – 1914 гг. только в европейской части России произошло свыше 17 тысяч крестьянских выступлений.

Призрак нового «девятьсот пятого года» не давал спокойно спать помещикам, царским чиновникам, депутатам черной Думы. Ярый сторонник столыпинской аграрной политики саратовский депутат – октябрист Львов с нескрываемой тревогой предупреждал с думской трибуны царское правительство, что в крестьянском заселении «растет страшная ненависть».

Ее отзвуки были слышны в Думе во время выступления депутатов – крестьян. Они гневно опровергали демагогические утверждения Столыпина и правооктябристских депутатов о том, что новая аграрная политика продиктована заботой об интересах крестьян.

Список используемой литературы

1.   Аврех А.Л. Столыпин и судьбы реформ России. – М.: Приор, 1991

2.   Анфимов А.М. Тень Столыпина над Россией. // История СССР, 1991 № 4

3.   Всемирная история в 12 т. Т. 5. М.: Просвещение, 1993

5.   Из основных государственных законов (в новейшей редакции от 23 апреля 1906 года) // Хрестоматия по истории СССР. – М.: Наука, 1990

6.   Илюкович А.М. Согласно завещанию. М.: Норма, 2002

7.   Литвинова Е.Ф. Столыпин и его научная деятельность. – М.: Наука, 2002

8.   Любавский И.П. Люди русской науки. М.: Приор, 2001

9.   Рябчиков Е.Е. Становление. М.: Норма, 2003

10. Столыпин П.А. Речь об устройстве быта крестьян и о праве собственности. Произнесена в Государственной Думе 10 мая 1907 года. // Столыпин П.А. Нам нужна Великая Россия. М.: 1991

11. Столыпин П.А. Речь о земельном законопроекте и землеустройстве крестьян. Произнесена в Государственной Думе 5 декабря 1908 года. Сборник законов - М.: Приор, 2001

12. Шкловский В.Б. Великий реформатор. – М.: Норма, 2003

13. Государство и право. 2000 № 4

14. Вопросы истории. 1999 № 2