Гуманистическая историческая мысль
План
Введение
Гуманистическая
историография в Италии. «Политико-риторическая школа».
«Эрудитская
критическая школа»
Новая
«политическая» школа
Крупнейшие
представители гуманистической историографии в других странах Западной Европы
Литература
Введение
Зарождение новой исторической мысли
относится к позднему средневековью, когда в наиболее передовых странах Западной
Европы активно шел процесс разложения феодальных отношений и зарождался новый
капиталистический способ производства. Это был переходный период, когда
повсеместно складывались централизованные государства в форме абсолютных
монархий в масштабе целых стран или отдельных территорий, возникали предпосылки
формирования буржуазных наций, происходило крайнее обострение социальной
борьбы. Нарождавшаяся в среде городской верхушки буржуазия была тогда новым,
прогрессивным слоем и выступала в своей идейной борьбе с господствующим классом
феодалов как представитель всех нижестоящих слоев общества.
Новые идеи находят свое наиболее яркое
выражение в гуманистическом мировоззрении, которое оказало весьма значительное
воздействие на все области культуры и научных знаний этого переходного периода.
Новое мировоззрение было в своей основе светским, враждебным чисто
теологическому истолкованию мира, господствовавшему в средние века. Ему было
свойственно стремление объяснить все явления в природе и обществе с точки
зрения разума (рационализм), отвергнуть слепой авторитет веры, столь сильно
стеснявший ранее развитие человеческой мысли. Гуманисты преклонялись перед
человеческой личностью, восхищались ею как высшим созданием природы, носителем
разума, высоких чувств и добродетелей; человека-творца гуманисты как бы
противопоставляли слепой силе божественного промысла. Само название нового
мировоззрения «гуманизм» происходит от слова humanus — т. е. «человеческий» или
humanitas — «человеческая природа». Гуманистическому мировоззрению был
свойствен индивидуализм, который на первом этапе его истории, по существу,
выступал как орудие идейного протеста против сословно-корпоративного строя
феодального общества, подавлявшего человеческую личность, против церковной
аскетической морали, которая служила одним из средств этого подавления. В ту пору
индивидуализм гуманистического мировоззрения еще умерялся активными
общественными интересами большинства его деятелей, был далек от эгоизма,
свойственного более поздним развитым формам буржуазного мировоззрения.
Наконец, для гуманистического мировоззрения
был характерен жадный интерес к античной культуре во всех ее проявлениях.
Гуманисты стремились «возродить», т. е. сделать образцом для подражания,
творчество античных писателей, ученых, философов, художников, классическую
латынь, отчасти забытую в средние века. И хотя уже с XII в. в средневековой
культуре начал пробуждаться интерес к античному наследию, только в период
возникновения гуманистического мировоззрения, в так называемую эпоху
Возрождения (Ренессанса) , эта тенденция стала господствующей.
В основе рационализма гуманистов лежал
идеализм, во многом определявший их представление о мире. Как представители
тогдашней интеллигенции гуманисты были далеки от народа, а часто открыто ему
враждебны. Но при всем том гуманистическое мировоззрение в пору своего расцвета
носило ярко выраженный прогрессивный характер, являлось знаменем борьбы с
феодальной идеологией, было проникнуто гуманным отношением к людям. На базе
этого нового идейного течения в Западной Европе стало возможным свободное
развитие научных знаний, ранее тормозившееся господством теологического
мышления.
Гуманистическая
историография
В рамках широкого идейного течения
гуманизма с начала XV в. стала развиваться и гуманистическая историография,
внесшая много нового в развитие исторической мысли, методов изучения истории, в
накопление исторических знаний, литературный стиль исторических трудов.
Гуманистическая историография в разных странах Западной Европы имела различия,
связанные с национальной историографической традицией и конкретными условиями
существования каждой страны.
Но в ее развитии в разных странах,
пожалуй, было больше общих черт. Историки-гуманисты, в отличие от своих
предшественников и многих современников, более или менее решительно изгнали
божий промысел из истории, придали ей светский характер. Рассматривая историю
как результат деятельности людей, они старались давать рациональное объяснение
событий. Правда, в большинстве случаев они не выходили за рамки прагматического
изложения и установления простых причинно-следственных связей, но
реалистическое изображение событий стояло неизмеримо выше провиденциалистских
построений средневековых авторов.
Отдельные наиболее глубокие и
прозорливые историки этого направления уже в XVI в. искали общие закономерности
исторического процесса. Оттеснив в историографии провиденциализм, гуманисты
решительно отвергали те невероятные факты и чудеса, которыми средневековые
хронисты часто иллюстрировали якобы божественное вмешательство в историю, и
весьма критически относились к сообщениям хроник и других источников. Они стали
родоначальниками исторической критики источников, без которой было бы
невозможно развитие истории как науки, разоблачили многие средневековые легенды
и фальшивки. В поисках достоверных исторических фактов и критических аргументов
гуманисты много сделали для разыскания и публикации новых источников,
памятников материальной культуры и письменности. Из их среды вышли первые
археологи, исследователи архивов, комментаторы античных и средневековых
рукописей, нумизматы, положившие начало развитию вспомогательных исторических
дисциплин.
Гуманистическая историография заложила
основы новой периодизации истории — не по «четырем монархиям»
(Ассиро-Вавилонская, Мидо-Персидская, Греко-Македонская, Римская), как было
принято в средние века, а по трем периодам — «древней», «средневековой» и
«новой истории» (к последней они относили свое время), которой историческая
наука пользуется до сих пор. Правда, гуманисты вкладывали в нее
культурно-историческое содержание, не учитывая различий в социально-экономических
отношениях каждого из этих периодов.
В эпоху гуманизма претерпел значительные
изменения и язык исторических сочинений. В связи с общим развитием
национального сознания в XVI в. во всех странах Западной Европы гуманисты в
своих книгах наряду с латынью, которую они старались максимально приблизить к
классической, все шире начинают использовать национальные, более доступные
широкому читателю языки: итальянский, французский, английский, немецкий.
Гуманистическая историография
представляла собой лишь зачаточную форму научного знания в истории. Она не
смогла полностью преодолеть слабые стороны средневековой исторической
литературы, а отчасти повторила их из-за индивидуалистических черт
гуманистического мировоззрения. Как и средневековые хронисты, историки-гуманисты
в большинстве случаев рассматривали историю как результат деятельности
отдельных личностей, ограничивались описанием политических событий.
Восторженное, некритическое отношение к античной традиции побуждало их нередко
жертвовать достоверностью изображения событий ради ложного пафоса, риторики или
чистоты латинского языка, описывая эти события с помощью римской терминологии,
часто им совсем не адекватной (латинский пуризм). Ученые-гуманисты при всем
отрицательном отношении к теологическому мышлению средневековья редко
осмеливались открыто скрестить оружие с церковью, избегали прямых выпадов
против нее (в том числе и в исторических сочинениях). Многие из них служили в
папской курии, часто жили и работали при дворах государей в качестве
официальных историографов, восхваляя своих покровителей. Им, как правило, не
хватало историзма: превознося историю Древнего мира, они пренебрежительно
относились к истории средних веков, видя в ней только время упадка культуры и
знаний, чем надолго определили негативное отношение к этой эпохе (средним
векам). При всем том в общем развитии европейской исторической мысли
гуманистическая историография была большим шагом вперед, этапом зарождения
первых ростков научного подхода к истории.
Родиной гуманистической исторической
мысли была Италия. Здесь она развивается с начала XV в., что было связано с
возникновением в этой стране элементов капитализма и первых форм мировоззрения.
Основные направления гуманистической историографии сложились именно в Италии.
Позднее, в XVI в., они обнаруживаются и в других странах Западной Европы по
мере развития там капиталистических отношений и распространения
гуманистического мировоззрения.
Представители гуманистической историографии
в Италии не были только историками. Они занимались, как правило, также
филологией и философией. Многие из них принимали активное участие в
политической жизни. Первой возникла во Флоренции в начале XV в.
«политико-риторическая школа». Ее появлению способствовал патриотический подъем
в связи с острым конфликтом между республиканской Флоренцией и герцогством
Миланским. Возникла потребность в противопоставлении республиканского строя
монархическому, тираническому, а также в поисках исторических обоснований
превосходства Флоренции над другими городскими республиками Италии.
«Политико-риторическая школа» была тесно связана с идеями так называемого
гражданского гуманизма, согласно которым каждый человек обязан быть
гражданином, сочетать свои личные интересы с интересами своего государства,
служить ему и возвеличивать его в периоды как его успехов, так и неудач.
Основателем этой школы в историографии
был флорентийский гуманист Леонардо Бруни, по прозвищу Аретино (1370— 1444),
служивший одно время в папской курии, а затем с 1427 г. до конца жизни
занимавший пост канцлера Флорентийской республики. Его главное историческое
сочинение «История Флоренции» (т. 1-12), написанное на латинском языке,
создавалось долгие годы (1416-1441) и охватывает период с основания Флоренции
(еще в Римской империи) до 1404 г. Политическая идея, пронизывающая эту
работу,— превосходство республиканского строя (Римская республика,
Флорентийское государство средних веков) над тиранией (в Римской империи, в тех
государствах Италии, в частности Милане, где установилось единоличное
правление). Флоренцию Бруни считает наследницей древнеримских республиканских
свобод, едва ли не главным их оплотом в современной Италии. В истории родного
города он осуждает олигархические притязания грандов и верхушки пополанов
(зажиточные бюргерские слои), с одной стороны, и народные восстания, в
частности восстание Чомпи 1378 г., — с другой; более всего он благоволит к
средним слоям горожан.
Как историк Л. Бруни решительно порывает
со средневековой традицией: он считает началом нового длительного исторического
периода падение Западной Римской империи, выделяя тем самым средние века в
особую эпоху. Он ничего не говорит о божественном промысле в истории, отмечает
средневековые легенды об основании Флоренции и прочие чудеса в истории этого
города, которую он трактует как постепенное развитие принципа «гражданской
свободы» при господстве средних слоев. Политическая позиция Л. Бруни иногда
приводит его к тенденциозной и субъективной интерпретации событий. Этому способствует
также его увлечение риторикой (отсюда и второе название школы), тесно связанное
с некритическим подражанием античной историографической традиции, особенно Титу
Ливию. В духе этой традиции Л. Бруни преподносит историю как своего рода драму,
а исторических деятелей — как ее героев, воплощающих те или иные пороки и
добродетели. Ради эмоционального воздействия Бруни исключает из изложения все с
его точки зрения «низменное» — экономику, финансы, быт. Бруни имел много
учеников и последователей как во Флоренции (Поджо Брачоллини), так и в других
городах-государствах Италии: Венеции, Генуе, Милане, Сиене, Неаполитанском
королевстве.
«Эрудитская критическая школа»
Представители другой школы
гуманистической историографии — «эрудитской критической школы» — были менее
связаны с политическими пристрастиями, более трезво относились не только к
средневековой, но и к античной историографической традиции. Ее представители,
излагая историю сухо и по-деловому, занимались собиранием фактов, документов,
памятников письменности и материальной культуры (в частности, археологических)
по истории античной и средневековой Италии. Они усиленно занимались и критикой
источников, носившей, правда, довольно элементарный характер (разоблачение
всякого рода фальшивок, чудес, которыми пестрели средневековые хроники).
В отличие от «политико-риторической
школы», ученые этого направления избегали каких-либо обобщений в осмыслении
собранного и выверенного ими материала, ограничиваясь лишь последовательным его
изложением. Однако их исторические сочинения были полезны тем, что подготовили
и расчистили почву для дальнейших более серьезных исторических исследований.
Основателем этой школы был Флавио Биондо
(1392—1463), более 30 лет прослуживший в папской курии мелким чиновником. Он
создал ряд ценных справочников по археологии и топографии Древнего Рима, а
также многотомную историю средних веков на латинском языке — «Декады истории со
времени падения Римской империи», охватывающую период с 412 по 1440 г.
преимущественно в Италии. В ней собраны обильные и в целом точные сведения,
история средних веков четко отграничена от древней истории. Биондо пытался
разработать общие принципы критики источников: главными критериями их
достоверности он считал, во-первых, правдоподобие и реальность описываемых событий,
во-вторых, наиболее древнее происхождение источника, его близость ко времени
описываемых событий. Для того времени сама постановка вопроса об отборе и
критике источников была прогрессом в развитии исторических знаний.
Особое место в гуманистической
итальянской историографии занимает Лоренцо Валла (1407—1457), гуманист —
философ, филолог и историк. Он близок отчасти к политико-риторической, отчасти
к «эрудитской критической школе». Большое значение для развития исторической
критики имел его знаменитый трактат «Рассуждение о подложном и вымышленном
дарении Константина», написанный на латинском языке в 1440 г., но
опубликованный только в 1517 г., после смерти автора, в Германии немецким
гуманистом Ульрихом фон Гуттеном. Очевидно, сам Валла не хотел его публиковать
из боязни навлечь на себя преследование католической церкви. Трактат Баллы был
направлен против папства и немало способствовал падению его авторитета и
средневековой историографической традиции, нередко опиравшейся на фальшивые
документы.
В своем трактате Л. Валла выступал
против светской власти пап, доказывая, что они были главными виновниками
политической раздробленности Италии, а во второй его части подверг уничтожающей
критике документ, известный под названием «Константинов дар», доказав, что эта
грубая фальшивка. При этом он обнаружил тонкое критическое чутье и весьма
реалистически подошел к историческим фактам и источникам. Сначала он критиковал
этот документ с позиций неразумности такого дарения со стороны императора
Константина, затем доказал, что в других источниках IV в. и более позднего
периода до VIII в. нет никаких упоминаний о государстве пап, якобы созданном
Константином. Л. Валла применил приемы формальной («дипломатической») критики,
показав, что терминология «Константинова дара» не соответствует принятой в
официальных документах IV в., но восходит к христианской литературе, язык
которой не мог быть знаком Константину и его приближенным, воспитанным на
литературе языческой. Обратившись к филологической критике документа, Валла устанавливает,
что в целом его язык сильно отличается от классической латыни, на которой в IV
в. еще писались официальные документы, но близок к варварской средневековой,
сложившейся значительно позже.
Хотя сам Л. Валла не смог точно указать
время составления этой фальшивки, католические круги так и не смогли
опровергнуть его доводы и вынуждены были в дальнейшем отказаться от ссылок на
этот документ. У Баллы есть и собственно историческое сочинение «История
Фердинанда Арагонского», написанная по заказу короля Неаполя Альфонса
Арагонского, при дворе которого он служил в качестве придворного историографа
(1435—1448). Это сочинение написано в стиле политико-риторической школы и
направлено на прославление неаполитанского королевского дома. Интересно,
однако, что и в этой работе Л. Балла выступал против светской власти пап,
изображая Неаполитанское королевство как силу, направленную на объединение
Италии, которому всегда мешало папство. В этой книге Балла подчеркивал особое
значение истории, из изучения которой, по его мнению, вытекают «все знания и
вся культура».
Новая «политическая» школа
В XVI в. политико-риторическое
направление в историографии, постепенно освобождаясь от риторики, поднимается
на новую, более высокую ступень. Представители этой новой «политической» школы
— Никколо Макиавелли (1469—1527) и Франческо Гвиччардини (1483—1540) дали
наиболее высокие образцы гуманистической историографии в Италии. Их выделяла не
только политическая тенденциозность, характерная и для «политико-риторической
школы», но и стремление осмыслить прошлое с целью извлечь из него опыт для
решения проблем общественно-политической жизни Италии своего времени. Это
побуждало их искать более глубокие основы исторических событий и даже общие
внутренние закономерности хода истории. С этими поисками был связан и более
реалистический подход к ней, освобождение ее от риторики, некритического
подражания античным образцам и античной латыни. В своих сочинениях эти историки
часто использовали итальянский язык, доступный более широкому читателю.
Новые тенденции «политической» школы не
случайно возникли во Флоренции, где в начале XVI в. особенно ярко проявились
все социальные и политические противоречия, раздиравшие Италию: борьба между
республиканцами и сторонниками единовластия Медичи, конфликты между наемными
рабочими и владельцами больших мастерских, тенденции к экономическому спаду в
стране, борьба за Италию между Францией и Габсбургами.
Н. Макиавелли, гуманист, политический
мыслитель и историк, долгое время (с 1498 по 1512 г.) был секретарем Флорентинской
республики, временно освободившейся от тирании Медичи, часто выполнял
дипломатические поручения и стоял в центре политических событий этого времени.
С 1512 г.— восстановления власти Медичи во Флоренции — Н. Макиавелли, как
республиканец, был лишен должности и оказался в ссылке (в своем поместье), где
безвыездно прожил до 1520 г., усиленно работая над историческими и
политическими сочинениями.
Н. Макиавелли был идеологом средних,
пополанских слоев Флоренции, заинтересованных в ее экономическом процветании и
установлении мира в стране. Политическая позиция этих кругов колебалась в конце
XV — начале XVI в. между стремлением сохранить республиканский строй и
сепаратизм Флоренции и сознанием необходимости объединения Италии, практическое
осуществление которого требовало компромиссов с развивающимся княжеским
абсолютизмом. Политические воззрения и теории Макиавелли ярко отразили эти
колебания. По своему воспитанию и опыту политической деятельности Макиавелли
был республиканцем и антиклерикалом. Однако в основе его отношения к политике
лежало глубокое, сложившееся в традициях «гражданского гуманизма» убеждение в
том, что интересы государства, которые он ставил выше интересов частных лиц и
отдельных партий, должны осуществляться всеми возможными средствами.
Искренний патриотизм и твердая
уверенность в необходимости объединения Италии побуждали Макиавелли, несмотря
на республиканские симпатии, уповать на власть сильного государя даже в ущерб
этим симпатиям. Отсюда его противоречия как политического мыслителя: в один и
тот же год, 1513, он пишет два сочинения. В первом из них — трактате «Государь»
(на итальянском языке) — он оправдывает неограниченную монархическую власть,
вплоть до неприкрытой тирании, высказывает мысль о том, что в борьбе с
центробежными силами, в частности с дворянством, государь может применять самые
суровые и даже аморальные средства, если нет другого выхода. Во втором
полуполитическом, полуисторическом латинском трактате «Рассуждения по поводу
первых десяти книг Тита Ливия» Н. Макиавелли, напротив, выступает как
убежденный республиканец, видя свой идеал в Римской республике. В 1520 г. в
биографическом сочинении «Жизнь Каструччо Кастракани из Лукки» Макиавелли вновь
прославит сильного всевластного государя. И только в своем главном историческом
труде «История Флоренции», написанном на итальянском языке между 1520 и 1526
гг., автор явно обнаруживает причины своих колебаний: видя в республике свой
идеал, он на материале истории родного города приходит к печальному выводу о
том, что Флорентинская республика оказалась неспособной обеспечить ни
внутреннее единство, ни объединить Италию. Отсюда он приходит к выводу о
необходимости абсолютной власти государя, которая одна может обеспечить стране
необходимое единство.
В «Истории Флоренции» Макиавелли
выступает как замечательный для своего времени историк. При этом Макиавелли
стремился не просто излагать историю, но открывать движущие ее законы. Один из
главных таких законов он видел в политической борьбе, присущей всякому
государству, и прежде всего республике. При этом он уже интуитивно нащупывал и
основу этой борьбы — противоречия между народом и высшими классами, а иногда и
между богатыми и бедными, подходя близко к признанию социальных противоречий.
Другую закономерность хода истории ученый видел в том, что в ней происходит
круговорот политических форм: от монархии к аристократии, потом к республике со
смешанным правлением, затем снова к монархии. Главной движущей силой в развитии
этих циклов являются политическая борьба и неизбежное насилие. Так было в Риме
(«Рассуждения по поводу первых десяти книг Тита Ливия»), так было и во
Флоренции, как он пытался показать в «Истории Флоренции».
Н. Макиавелли четко отграничивал древнюю
историю от средневековья (хотя и не употреблял этих терминов). В истории Италии
он видел цепь упущенных возможностей ее объединения. Раннее христианство он
считал главной причиной падения римской государственности и варварских
вторжений. Одно из главных препятствий к объединению Италии в средние века и в
свое время он видел в папской политике. Излагая ход политической борьбы во
Флоренции, Макиавелли в целом правильно наметил ее основные этапы: первый —
борьба внутри аристократии, второй — борьба между «народом» (пополанами) и
аристократией, третий — борьба между пополанами и плебейскими массами. К этому
третьему периоду он относил, в частности, восстание Чомпи 1378 г., в котором
видел борьбу богатых и бедных (его сочувствие на стороне богатых). В основе
циклического развития политической борьбы лежит не воля отдельных людей, а проявление
общего закона истории. Во Флоренции политическая борьба приняла пагубный
характер, так как узкопартийный дух возобладал в ней над гражданскими
интересами. Из упадка республики оказался один реальный выход — тирания Медичи.
Из этой концепции вытекают жажда
Макиавелли к обобщениям, несвойственная другим историкам-гуманистам,
реалистичность его повествования, отсутствие в нем напыщенности и риторики. В
то же время он, как историк, не лишен известных слабостей: ограничение
изложения политическими событиями, преувеличение роли отдельных личностей,
узость источниковой базы (он в основном опирался на данные Флавио Биондо или
флорентийского хрониста XIV в. Джиованни Виллани) и почти полное отсутствие
критики источников.
И все же в развитии исторической мысли
не только в Италии, но и в Европе в целом Макиавелли сыграл огромную роль,
оказав значительное влияние на своих современников и последующую историографию.
Главным двигателем в политике
Гвиччардини считал личные выгоды и стремление к спокойствию отдельных
индивидов, оправдывая аполитизм и любую беспринципность в политике. В отличие
от Макиавелли он не заботился об общем благе государства. Свое отношение к
современности Гвиччардини переносил и на осмысление прошлого в своих
исторических сочинениях. Главные из них — «История Флоренции с 1378 по 1509
год» (написана им в 1509 г. на итальянском языке, но впервые опубликована лишь
в середине XIX в.) и «История Италии» с 1492 по 1534 г. (написана им на склоне
лет также на итальянском языке и опубликована при его жизни.
В обеих работах Ф. Гвиччардини выступает
как весьма осведомленный автор. В отличие от других историков-гуманистов, в том
числе и Н. Макиавелли, он пользуется для описания событий не только нарративными
(и часто единичными) источниками, но и документальными материалами, доступными
ему как политику,— дипломатической перепиской, государственными актами и т. п.
Это позволило ему дать широкую картину истории Флоренции и Италии, показать
внутригородскую борьбу, военные конфликты между отдельными государствами
Италии, яркие характеристики политических деятелей. Особенностью Гвиччардини
как историка является интерес к экономическим и финансовым вопросам, мало
занимавшим других, который отчасти вытекал из представления его о том, что
людьми не в последнюю очередь движут и материальные побуждения.
Ф. Гвиччардини в большей степени
реалист, чем Макиавелли, но зато ему совершенно безразлично выявление общих
законов развития истории, он мельчит ее, пытается объяснять события частными и
ничтожными причинами. Политическая борьба для него не закон исторического
развития, а лишь случайная игра личных страстей и меркантильных интересов:
восстание Чомпи, например, это не борьба богатых и бедных, как считал
Макиавелли, а следствие интриг одной из политических партий Флоренции во время
очередной избирательной кампании. Таким образом, «реализм» Гвиччардини сводится
к житейской обывательской трезвости. Гвиччардини крайне тенденциозен в
освещении описываемых событий: он оценивает их с точки зрения того, насколько
они были выгодны или невыгодны для олигархической системы управления, и не
видит более далеких перспектив исторического развития.
Крупнейшие представители гуманистической
историографии в других странах Западной Европы
В XVI в. гуманистическая историография
распространяется и в других странах Европы, приобретая своеобразные
национальные формы. Вместе с тем внешние приемы гуманистического историописания
сплошь и рядом используются учеными, выражавшими взгляды и симпатии разных
классов, а нередко и апологетами абсолютной монархии и даже представителями
церкви как католической, так и протестантской.
Во Франции гуманистическая историография
использовалась главным образом как идейное оружие борющихся дворянских
группировок и третьего сословия и поэтому носила весьма пеструю политическую
окраску.
Наибольшее влияние на последующую
историческую мысль (XVII— XVIII вв.) оказали социологические и исторические
взгляды Жана Бодена, хотя он не был собственно историком.
Жан Боден (1530—1596) был
выразителем настроений наиболее передовых слоев третьего сословия, решительным
сторонником сильной абсолютной монархии. Однако он считал, что монарх не может
нарушать права собственности своих подданных, в частности облагать их налогами
без их согласия. Здесь можно видеть ростки теории естественного права, широко
распространившейся позднее, в XVII—XVIII вв. В трактатах «Метод легкого
ознакомления с историей» (1566) и «Шесть книг о государстве» (1576) "
Боден, как и Макиавелли, отстаивал мысль о наличии в истории внутренних
объективных закономерностей. К их числу он относил воздействие на историю
условий географической среды, определявших, по его мнению, психический склад
разных народов, который во многом влиял на их исторические судьбы. Позднее эта
плодотворная для своего времени идея была развита социологами и историками
эпохи Просвещения, в частности Монтескье.
Вместе с тем Ж. Боден не считал влияние
географического фактора в истории непреодолимым, полагая, что разумные законы и
основанное на них государство могут смягчить или устранить действие
неблагоприятных естественных условий. Не менее плодотворной была идея Бодена о
прогрессе в истории, противостоящая циклизму Макиавелли и историческому
пессимизму Гвиччардини. В отличие от них Боден подчеркивал превосходство
современной эпохи не только над временем дикости и варварства, но и над
античностью, в смысле развития наук, расширения географического кругозора
людей, совершенствования искусств и, что наиболее интересно,— в области
промышленности, торговли, военного дела.
Значительно опережая свою эпоху, Ж.
Боден ставил вопрос о том, что история есть наука, обладающая собственными
методами познания. Наряду с этим он, как человек своего времени, отдал дань
представлениям о влиянии магических сил и демонического начала на ход истории и
в поисках объективных исторических законов нередко обращался к алхимии,
астрологии, которые еще пользовались в ту эпоху популярностью даже среди
образованных людей.
В Англии гуманистическая историография в
XVI в. была развита слабее, чем в Италии и во Франции, сосуществуя с
традиционными формами исторических сочинений — хрониками, хотя уже очищенными
от самых невероятных чудес. Наиболее крупными историками-гуманистами, близкими
к политическому направлению, были в начале XVI в. великий английский гуманист,
создатель первой социалистической утопии Томас Мор (1478—1535) и в конце XVI —
начале XVII в. не менее знаменитый философ-материалист Фрэнсис Бэкон (1561
—1626). Оба они были крупными политическими деятелями английской абсолютной
монархии, затем оба оказались в опале. Они видели в истории школу политического
опыта, хотя и пытались извлечь из нее весьма различные уроки.
В развитии гуманистической исторической
мысли заметное место занимает «Утопия» Т. Мора (1516). Он подверг в ней резкой
критике общественный и политический строй современной ему Англии и объявил
частную собственность причиной социального неравенства и угнетения и в прошлом,
и в настоящем. Тем самым Т. Мор преодолел классовую ограниченность
гуманистического мировоззрения, включив в понятие гуманизма стремление к
социальной справедливости по отношению к эксплуатируемым. Применительно к
своему времени он осудил результаты «огораживаний» для крестьянских масс («овцы
поедают людей»), кровавое законодательство против «бродяг и нищих».
Т. Мору, который с 1518 по 1533 г. был
канцлером Генриха VIII, принадлежит и собственно исторический труд,
бескомпромиссно осуждающий тиранию, окрашенный в какой-то мере
антиабсолютистскими тенденциями,— «История Ричарда III» (1514—1518). Она
сохранилась в двух авторских текстах— латинском и английском, что
свидетельствует о том, что книга была рассчитана на широкого читателя.
Написанная в духе политического направления гуманистической историографии,
книга проникнута ненавистью к тирании, яркий пример которой Т. Мор видит в
образе короля-узурпатора, убийцы Ричарда III.
В противоположность Н. Макиавелли,
который полностью отделил мораль от политики, Т. Мор отстаивал необходимость
для правителя соблюдать высокие моральные принципы в любых обстоятельствах.
Судьбой Ричарда III он пытался показать, что их нарушение ведет и государство,
и самого правителя к бесславной гибели.
Т. Мор пользовался широким кругом
источников — письменных и устных сообщений современников описываемых событий.
Однако он не всегда проявлял достаточную объективность в их истолковании,
стремясь нарисовать однозначный образ Ричарда III как исчадия ада и показать
пагубность неумеренной жажды власти.
Иную политическую окраску имел
исторический труд Ф. Бэкона «История Генриха VII», написанный им в 1621 г. на
английском языке, затем переведенный на латынь. Бэкон писал эту книгу, находясь
в опале, после долгого периода своего канцлерства при Якове I Стюарте. Тем не
менее его работа была написана с целью возвеличения абсолютной монархии, в
частности династии Тюдоров, первым представителем которой был Генрих VII.
Бэкон, как и Макиавелли, был сторонником
сильной центральной власти, допуская ее право на аморальные действия, если это
необходимо для общего блага. Его книга пронизана острой политической
тенденциозностью, но вместе с тем весьма реалистично и трезво оценивает события
недавнего для него прошлого. Бэкон осуждает Ричарда III, но в отличие от Мора
отдает должное его достоинствам как правителя.
Несмотря на преклонение перед сильной властью,
Бэкон в традициях гуманизма предпочитает видеть на престоле просвещенного
правителя, опирающегося на советы мудрых и образованных людей; большое значение
он придает парламенту и советникам короля. Ф. Бэкон, подобно Ф. Гвиччардини,
уделяет много внимания экономике, в частности финансам. Особенно интересны его
рассуждения о народных восстаниях, которые он считает обычным повседневным
явлением в тюдоровской Англии. Осуждая восстания и мятежи и видя в их
подавлении одну из главных функций государства, он при всей своей
тенденциозности пытается уяснить себе анатомию этих движений, порождающие их
объективные условия. Бэкон выделяет два основных типа мятежей: те, которые
происходят «от буйства» (в основном сепаратистские восстания знати), и другие,
возникающие вследствие «нужды». К последним он относит собственно народные
движения конца XV в., справедливо подчеркивая их антиналоговый характер. К
огораживаниям конца XV в. Бэкон относится негативно, считая справедливыми
законы Генриха VII, направленные против них.
Хотя Бэкон, как и все
историки-гуманисты, отводит в своем сочинении большое место отдельным
личностям, он стремится на основании «эмпирических» данных, изученных им фактов
дать причинно-следственное объяснение хода истории, определить условия, в
которых зарождается и развивается данное событие. В нем можно видеть одного из
крупнейших представителей политического направления гуманистической
историографии.
В Германии XVI в. в связи с острой
социально-политической и религиозной борьбой эпохи Реформации и Крестьянской
войной историография, в том числе и гуманистическая, служила идейным оружием
различных социальных групп и отражала часто диаметрально противоположные
тенденции в области политики и религии. При этом, как в лагере католической
реакции, так и протестантской оппозиции, вплоть до самой радикальной, в
историографии сохранила свое влияние теологическая концепция истории, хотя
иногда видоизмененная влиянием гуманистических идей. Поэтому в немецкой
историографии XVI в. значительное место занимали сочинения смешанного типа: по
форме подражавшие гуманистическим работам, а по существу близкие к
средневековым хроникам. Собственно гуманистических работ было мало и они не
были широко известны.
Себастьяна Франка (1499—1542).
Будучи выразителем настроений наиболее радикальных слоев бюргерства, Франк
испытал известное влияние гуманистических идей, стал лютеранином, позднее —
анабаптистом, но затем отошел и от этого движения, придя к своеобразному
«мистическому пантеизму».
В основном историческом сочинении С.
Франка — «Хроника, Летопись и Историческая библия», увидевшем свет в 1531 г.,
причудливо переплетаются средневековая форма изложения и своеобразная
теологическая трактовка истории с трезвым, рационалистическим, в духе
гуманизма, подходом к ее проблемам. Божественное начало в истории С. Франк
рассматривает с пантеистических позиций, считая, что бог разлит в мире, воплощен
в каждом человеке и осуществляет историю через действия не осознающих этого
людей. Хотя разлитый в мире бог составляет благое начало, люди могут
использовать его по-разному: одни для благих дел, другие во зло. Поэтому
божественный план реализуется в истории лишь в конечном счете, и, люди, изучая
историю, должны извлекать из нее практический опыт для настоящего и будущего.
С. Франка отличает то, что он
рассматривает историю с точки зрения интересов простого народа, что нередко
интуитивно приводит его к ряду необычайных для его времени выводов. Так, он
осуждает частную собственность как источник насилия богатых над бедными,
ограбления последних; в государстве он видит силу, которая вскоре после своего
возникновения оказалась на стороне богатых и помогает притеснять простой народ;
он обличает католическую церковь за то, что она отошла от принципов раннего
христианства. Эта книга проникнута сочувствием к крестьянству, несущему
несправедливые феодальные повинности. В них Франк видит причины крестьянских восстаний,
в частности Крестьянской войны 1524— 1525 гг. Но в то же время он осуждает эти
восстания, утверждая, что народ не должен восставать, но лишь покорно ждать
избавления с помощью бога.
Франк далек от приемов гуманистической
критики источников, например, считает вполне достоверными библейские легенды.
Вместе с тем он нередко,критикует средневековые хроники с позиций здравого
смысла.
Написанная простым образным немецким
языком «Хроника» Франка, как и его многочисленные публицистические сочинения,
пользовалась популярностью в народе и сыграла большую роль в формировании
немецкого литературного языка.
Литература
Барг
М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М., 1987.
Вебер В.Г.
Историографические проблемы. М., 1974.
Виппер Р.Ю. Очерки теории
исторического познания. М., 1911.
Историография
истории нового времени стран Европы и Америки. М., 1992.
Л.
П. Репина, В. В. Зверева, М. Ю. Парамонова. История исторического знания. - М.
2004