Иоганн Готлиб Фихте
Не как исследование, но как излияние порыва чувства
после исследования посвящает эти листы своим доброжелателям и друзьям в
воспоминание о блаженных часах, которые пережил он с ними в общем стремлении к
истине
Иоганн
Готлиб Фихте
Мы до конца измерили человеческий дух, мы положили основание, на котором
может быть построена научная система как найденное изложение изначальной
системы в человеке. Мы делаем в заключение краткий обзор целого. Философия учит
нас все отыскивать в Я. Впервые через Я входят порядок и гармония в мертвую и
бесформенную массу. Единственно через человека распространяется господство
правил вокруг него до границ его наблюдения, и насколько он продвигает дальше
это последнее, тем самым продвигаются дальше порядок и гармония. Его наблюдение
указывает в бесконечном многообразии каждому свое место, чтобы ничто не
вытесняло другое, оно вносит единство в бесконечное разнообразие. Через него
держатся вместе мировые тела и становятся единым организованным телом, через
него вращаются светила по указанными путям. Через Я утверждается огромная
лестница ступеней от лишая до серафима, в нем — система всего мира духов, и
человек имеет право ожидать, что закон, который он дает себе и этому миру,
должен иметь силу для него; он имеет право ждать его общего признания в
будущем.
В Я лежит верное ручательство, что от него будут распространяться в
бесконечность порядок и гармония там, где их еще нет, что одновременно с
подвигающейся вперед культурой человека будет двигаться и культура вселенной.
Все, что теперь еще бесформенно и беспорядочно, разрешится через человека в
прекраснейший порядок, а то, что теперь уже гармонично, будет, согласно
законам, доселе еще не развитым, становиться все гармоничнее. Человек будет
вносить порядок в хаос и план в общее разрушение, через него самое тление будет
строить и смерть будет призывать к новой прекрасной жизни.
Таков человек, если мы рассматриваем его только как наблюдающий ум; что
же он есть, если мы мыслим его как практически-деятельную способность?
Он вкладывает не только необходимый порядок в вещи, он дает им также и
тот, который он произвольно выбрал; там, где он вступает, пробуждается природа;
под его взглядом готовится она получить от него новое, более прекрасное
создание. Уже его тело есть самое одухотворенное, что только могло образоваться
из окружающей его материи; в его атмосфере воздух становится легче, климат
мягче и природа проясняется в надежде превратиться через него в жилище и
хранительницу живых существ. Человек предписывает сырому веществу
организоваться по его идеалу и предоставить ему материал, в котором он
нуждается. Для него вырастает то, что раньше было холодным и мертвым, в
питающее зерно, в освежающий плод, в оживляющую виноградную лозу; и вещество
вырастет для него во что-нибудь другое, как скоро он предпишет ему иначе.
Вокруг него облагораживаются животные, они отрешаются под его осмысленным
взглядом от своей дикости и получают более здоровую пищу из рук своего
повелителя, за которую они ему воздают добровольным послушанием.
Более того, вокруг человека облагораживаются души; чем больше кто-либо —
человек, тем глубже и шире действует он на людей, и то, что носит истинную
печать человечности, будет всегда оценено человечеством, каждому чистому
проявлению гуманности открывается каждый человеческий дух и каждое человеческое
сердце. Вокруг высшего человека люди образуют среду, в которой приближается
больше всего к центральной точке тот, кто отличается наибольшей гуманностью.
Человеческие души стремятся и усиливаются объединиться и образовать один
дух во многих телах. Все суть один рассудок и одна воля и участвуют, тогда как
сотрудники в великом единственно возможном плане человечества. Высший человек с
силою подъемлет свой век на более высокую ступень человечества; оно
оглядывается назад и изумляется той пропасти, через которую оно перенеслось;
десницей великана выхватывает высший человек из летописи рода человеческого все
то, что он может схватить.
Разбейте ту хижину из праха земного, в которой он живет! Он по своему
существованию, безусловно, независим от всего, что вне его; он есть только
через себя самого; и уже в хижине из праха он имеет чувство этого
существования; в моменты своего подъема, когда время и пространство, и все, что
не есть он сам, исчезает для него, когда его дух могущественно отделяется от тела
и затем опять добровольно возвращается в него, дабы преследовать цель, которую
он только через тело может выполнить. Разделите две последние, соседние
пылинки, которые теперь его окружают, он все же будет существовать и
существовать он будет, потому что он этого захочет. Он вечен через себя самого
и собственной силой.
Стесняйте, расстраивайте его планы! Вы можете задержать их, но что
значит тысяча и паки тысяча лет в летописи человечества? То же, что легкий
утренний сон при пробуждении. Высший человек пребывает и продолжает
действовать; и то, что кажется вам исчезновением, есть только расширение его
сферы; что вам кажется смертью, есть его зрелость для высшей жизни. Краски его
планов и внешние формы их могут для него исчезнуть, план же его останется тот же;
в каждый момент его существования он выхватывает и вводит в свой круг действия
что-либо но-
вое из
внешней среды и не перестает выхватывать, доколь не поглотит всего в этом
круге, доколь вся материя не будет носить печати его действия и все духи не образуют
единый дух с его духом.
Таков человек; таков каждый, кто может самому себе сказать: Я — человек.
Не должен ли он испытывать священного благоговения перед самим собой, трепетать
и содрогаться перед собственным своим величием. Таков каждый, кто может мне
сказать: Я семь. Где бы ты ни жил, ты, что носишь человеческий образ,
приближаешься ли ты к животным, под палкой погонщика сажая сахарный тростник,
или греешься ты на берегах Огненной Земли у огня, который не сам ты зажег, пока
он не погаснет и только плачешь, что он не хочет сам себя поддерживать,
являешься ли ты мне самым жалким и отвратительным злодеем, все-таки ты — то же,
что и я, ибо ты можешь сказать мне: Я есмь. Ты все же мой товарищ, мой брат. О,
я стоял, конечно, когда-то на той же ступени человечества, на которой стоишь ты
теперь, ибо это есть одна из ступеней человечества и на этой лестнице нет
скачков; быть может, я стоял на ней без способности ясного сознания; быть
может, я так быстро и торопливо над ней поднялся, что не имел времени возвести
в сознание мое состояние; но я, разумеется, стоял некогда там, и ты будешь
неизбежно там, где я теперь, и_ продолжится ли это миллионы миллион раз
миллионы лет — что есть время? ты неизбежно будешь стоять когда-нибудь на той
же которой я теперь стою; ты будешь стоять на той ступени, на которой я могу
на тебя и ты на меня можешь воздействовать. Ты также будешь когда-нибудь
вовлечен в мой круг и вовлечешь меня в твой; я признаю тебя также когда-нибудь
как сотрудника в моем великом плане. Для меня, который есмь Я — таков каждый,
который есть Я. Как же мне не содрогаться перед величием человеческого образа и
перед Божеством, которое, быть может, и в таинственном сумраке, но, однако же,
неизбежно живет в храме, носящем печать этого образа.
Земля и небо, время и пространство, и все границы чувственности исчезают
для меня при этой мысли; как же не исчезнет для меня и индивид? К нему я не
приведу вас обратно!
Все
индивиды заключаются в Едином великом Единстве чистого Духа*, пусть будет это —
то последнее слово, которым я вверяю себя вашей памяти; и пусть это будет
именно та память обо мне, которой я себя вверяю.
*Даже не зная моей системы, невозможно эти мысли считать за спинозизм,
если только, по крайней мере, пересмотреть ход этого рассуждения в целом. Единство
чистого духа есть для меня недосягаемый идеал, последняя цель, которая никогда
не будет осуществлена в действительности.