Взгляды Л.Н. Гумилева и Г.В. Вернадского на кочевой мир

Взгляды Л.Н. Гумилева и Г.В. Вернадского на кочевой мир

Вступление

Основателями евразийства считаются русские эмигранты Н. С. Трубецкой, Г. В. Вернадский, П. Н. Савицкий, Л. П. Карсавин. Поэтому в основе моей работы лежат произведения этих авторов. Высказывая основные мысли и идеи, они также затрагивают отношение Руси и кочевого мира, высказывают свое мнение о развитии кочевой культуры, возникновение государства у монголов, их завоевательных походов. Высокую оценку личности Чингисхана дает Н. С. Трубецкой. Он восхищается «храбростью, знанием, интуитивно психологии кочевника и организационными способностями». Давая высокую оценку «Великого хана», Н. С. Трубецкой особенно отмечал тщательный подбор Чингисханом своих приближенных. Остальные евразийцы в основном уделяют внимание отношению Руси и кочевников. Авторы отмечают положительное влияние кочевников на развитие русских земель. Ведь вторжение татаро-монгол и последующее образование Золотой Орды заставили русских князей объединиться.

Цель данного доклада: всесторонне охарактеризовать взгляды Л. Н. Гумилева и Г. В. Вернадского 20 – 30 годов на кочевой мир.

Задачи:

1)  Изучить основные идеи евразийства в работах этих историков.

2)  Дать оценку империи Чингисхана глазами евразийцев.

3)  Изучить мнение Вернадского и Гумилева о личности Чингисхана.

4)  Как оценивали отношение Руси и империи Чингисхана Гумилев и Вернадский.

5)  Выяснить, по мнению евразийцев, положительно или отрицательно повлияло захват и набеги татаро-монголов на Русь.

6)  Рассмотреть работы основных последователей Л. Н. Гумилева.

1. Г. В. Вернадский

Огромный вклад в изучение монголов и монгольского периода в мировой истории внес Георгий Владимирович Вернадский. Наиболее известная работа Вернадского в этом плане, конечно, книга «История России: Монголы и Русь», однако ученый не ограничивается изучением только монгольского периода Руси. Он высказывает и свое отношение ко всемирно значимым моментам монгольской экспансии.

 Г. В. Вернадский считает, что «монгольская экспансия XIII века была одним из важных и судьбоносных взрывов в истории человечества, которые время от времени меняют судьбы мира». По мнению историка, по масштабам своего влияния на всемирную историю оно может быть соотнесено с варварскими нашествиями V века, которые опрокинули Римскую империю. Положив конец древнему миру, а также с триумфальным маршем ислама в VII столетии. Несмотря на всю их значимость для культурной и экономической истории Европы, крестовые походы, которые представляли противоположное движение – контратаку христианского Запада против ислама, достигли гораздо более ограниченных целей и принесли с собой меньшие территориальные изменения, нежели арабский натиск, не говоря уж о монгольском потопе.

Вернадский, конечно, не отрицает такие последствия монгольского нашествия, как разорение стран с древней культурой, подобных Китаю и Персии, о превращении частей процветающего царства Хорезм (Туркестан) в пустыню, разрушении процветающих русских городов с их передовой цивилизацией, и, прежде всего, о тотальной резне во многих случаях, однако ученый стремится объективно оценить место монгольской экспансии в мировой истории и культуре.

Г. В. Вернадский указывает, что "падение римской империи" есть соприкосновение средиземноморского греко-римско-сирийского и европейско - арабского мира с миром среднеазиатских и южнорусских кочевников. Кажущийся "регресс" материальной культуры Средиземноморского мира был, по его мнению, "прогрессом" - грандиозным раздвиганием культурно - исторических и культурно - географических рамок. Кочевники, шедшие волнами друг за другом из черноморских степей, из глубин континента, оказывались часто посредниками между цивилизацией и культурою средиземноморскою и дальнеазиатскою (китайскою и индусскою), не говоря о том, что сами кочевники несли с собою совершенно новую культуру, например, в области искусства.

С этой точки зрения, монгольское нашествие XIII века не было чем-то принципиально новым. Это была такая же глубинно-материковая волна, только волна необычайной силы и невиданной ранее степени напряжения. Притом эта волна совершенно захлестнула собою русский мир, по крайней мере, восточную его половину. Этим и создана была новая основа русско-восточных отношений. Началось политическое подчинение Русской Земли Востоку - "монгольское иго".

В нашем сознании понятие "монгольское иго" связано, прежде всего, с отрывом русской земли от Европы. Однако это обстоятельство имело и обратную сторону.

Если "монгольское иго" способствовало отрыву русской земли от Европы (большой вопрос, насколько глубок был этот отрыв), то с другой стороны, то же "монгольское иго" поставило русскую землю в теснейшую связь со степным центром и азиатскими перифериями материка.

Русская земля попала в систему мировой империи - империи монгольской.

Вернадский указывает, что «мировой характер этой империи как - то недостаточно до сих пор нами сознается».

Историк считает, что роль Рима и Византии – объединительницы культур Запада и Востока, культуры земледельческой морской и культуры кочевнической степной - эта роль в начале XIII века после падения империи Византийской перешла на империю Монголов. При этом, однако, круг земель и народов, охваченный монгольской саблей, был значительно шире того, который очерчен был ранее римским мечом.

Монгольская империя захватила уже два очага цивилизации (земледельческо-морской): с одной стороны, Китай, с другой - земли, входившие в Византийскую империю (Малая Азия, Кавказ, Крым, Балканы).

Монгольская империя, совершенно единая при первых великих ханах, быстро начала распадаться на отдельные государства - китайское, персидское, Джагатайское, Золотую Орду. Тем не менее, связь между отдельными монгольскими государствами продолжала еще долго существовать, и долго еще поддерживались вассального типа отношения различных монгольских государей к лицу великого хана, пребывавшего в Китае со времен знаменитого Кубилая (Хубилая). Таким образом, до падения монголов в Китае, то есть до середины XIV века (1368), поддерживалось, хотя и ослабленное, единство всей имперской монгольской системы.

Таким образом, Г. В. Вернадский рассматривает монгольское нашествие с точки зрения его влияния на мировой исторический процесс, и, приподнимаясь над частностями этого завоевания, делает объективные выводы касательно места монгольского завоевания в истории.

Что касается Руси, то для нее оказались открытыми дороги на Восток. Русские военные отряды ходили с татарскими царями далеко за Дон, из которого раньше половцы мешали им испить воды шеломом. "Гости Рустии" - русские купцы - были в большом числе в Орде на Северном Кавказе во время убиенья князя Михаила Ярославича Тверского (1319 г.). По всему Северному Кавказу можно было найти в это время "церкви христианские", где молились эти купцы. Русские военные отряды участвовали также в войсках Кубилая при завоевании южного Китая во второй половине XIII века.

Впоследствии Монгольская империя распалась на несколько держав. Большая часть из них совершенно слилась с теми старыми государствами, в рамках которых возникли монгольские новообразования. В историю этих государств монгольский элемент вошел просто в виде определенной династии. Такой характер имеет период монгольской династии Кубилая и его приемников в Китае (1260-1368) или период монгольской династии Хулагу и его преемников в Персии (1256-1334).

Иная историческая судьба была суждена Джучиеву Улусу. Мы не видим полного слияния его с русской государственностью. Мы видим как бы два центра: Сарай и Москву. Первый центр имеет главное, основное, значение в административно - государственной жизни всего царства Золотой Орды, но, все же, это не единственный центр. Исторически это может быть объяснено тем, что Золотая Орда явилась преемницею сразу двух государственных миров: степного (частью половецкого) и лесного (северорусского).

Г. В. Вернадский исследует взаимоотношения монголов и Руси особенно пристально. Он считает, что «монгольский период – одна из наиболее значимых эпох во всей русской истории».

Этот тезис ученый аргументирует тем фактом, что монголы владычествовали по всей Руси около столетия, и даже после ограничения их власти в Западной Руси в середине XIV столетия они продолжали осуществлять контроль над Восточной Русью, хотя и в более мягкой форме, еще столетие.

По мнению Вернадского, это был период глубоких перемен во всем политическом и социальном устройстве страны, в особенности в Восточной Руси. Он считает, что прямо или косвенно монгольское нашествие способствовало падению политических институтов Киевского периода и росту абсолютизма и крепостничества.

При оценке монгольского нашествия Вернадский старается быть максимально объективным, особенно при сравнении с другими захватчиками. Известно, что в нашей стране традиционно монгольское нашествие во всех отношениях считалось тягчайшим за всю историю средневековья, если не больше. Вернадский же указывает, что «монголы, по крайней мере, не вмешивались в религиозные дела своих поданных, в то время как немцы старались навязать свою собственную веру побежденным «раскольникам».

Вообще, по мнению Вернадского, монголам была облегчена задача завоевания Руси тем, что одновременно с монгольским нападением с востока Русь подверглась тевтонскому натиску с запада. 

Делая выводы относительно последствий монгольского нашествия на Русь, Вернадский пишет, что, когда монгольское владычество подошло к концу, оно оставило на Руси шрамы, которые были заметны еще длительное время после падения Золотой Орды. Однако в то же время тяжелый опыт Руси закалил ее народ и сделал его способным к выживанию в дальнейших испытаниях которые несло ему будущее. Кроме того, нельзя забывать и о том, что неизбежно в своей борьбе против монголов русские должны были принять и приняли многие черты монгольской политики и монгольской системы правления и администрации. Кроме того, влияние монголов на Русь после падения монгольского ига даже увеличилось (Вернадский называет это эффектом отложенного действия).

Итак, Г. В. Вернадский считает монгольское нашествие одним из ключевых моментов не только в русской, но и в мировой истории, оказавшем огромное влияние на весь ход мировой истории.

2. Гумилев

Основоположником и главным представителем современного евразийства является Лев Николаевич Гумилев. Долгое время его теорию этногенеза не воспринимали всерьез. Он был энциклопедистом, в своих исследованиях объединяя различные науки (кстати, именно поэтому отказались присудить степень доктора географических наук: «Так вы историк или географ?»).

Сейчас достижения Гумилева  признаны большинством ученых. Среди его работ важное место занимает вопрос о взаимодействии славянского народа с кочевым миром.  

На титульном листе «Древних тюрок» стояли следующие слова: «Посвящаю эту книгу нашим братьям – тюркским народам Советского Союза».[1] Гумилев первым возвысил свой голос в защиту самобытности татаро-монгольской истории и культуры, которым ранее неизменно отказывалось в праве на равноценность с историей европейской или китайской. Гумилев первым выступил против европоцентристской «черной легенды» о татаро-монгольском иге, об извечной вражде кочевников Степи с земледельцами Леса.

Именно Льву Николаевичу принадлежит честь переосмысления на основе строгой научной фактологии той роли, которую играли тюркские и монгольские народы в истории России. Он в своих работах доказывает, что не было ненависти, а была система динамичных, крайне сложных отношений при неизменном чувстве симпатии и уважении этнического своеобразия друг друга.

Гумилев считал, что не было у народов Великой Степи патологической жестокости и склонности к разрушению достижений культуры. Он указывает среди положительных качеств кочевников то, что представители Великой степи всегда исповедовали убеждение, что «за удаль в бою не судят, а предателей не прощают».

Л. Н. Гумилев сформировал доказательную концепцию естественного братства русского народа с народами тюркским и монгольским. Можно безо всякого сомнения утверждать, что это братство стало для него нравственным императивом.

3. Последователи Л. Н. Гумилева.

Большинство современных евразийцев так или иначе сформировались под влиянием Льва Николаевича Гумилева.

Например, М. Д. Каратеев в своей статье «Русь и татары»[2] в целом придерживается положений, выдвинутых Львом Николаевичем и развивает их.

Он в этой статье объясняет, почему появилось негативное представление о кочевниках в летописях и затем – в отечественной литературе и историографии. По его мнению, это «… вполне понятно и психологически вполне объяснимо: привыкший к победе, великий русский народ, попав под тяжелую пяту завоевателей, разумеется, не мог испытывать к ним ничего, кроме ненависти, и в те годы кощунством показалась бы всякая попытка дать беспристрастную оценку национального характера татар и особенностей их правления».[3]

 Татарин мог быть только «поганым» – диким, коварным, бесчеловечным грабителем и насильником. И подобный образ его, далекий, по мнению М. Д. Каратеева, от истины, сделался традиционным в нашей литературе и в представлениях русских людей.

Каратеев отмечает следующие положительные качества кочевников: непревзойденная честность, верность долгу и дисциплина.

Что касается татаро-монгольского ига, то он признает его тяжесть, но указывает, что оно привело в единству, вызванному необходимостью общими силами свергнуть это иго.

В последнее время концепция Гумилева и его последователей в том или ином виде проникает даже на страницы учебных пособий. А поскольку большинство учебников представляют собой изложение официальных научных теорий, то можно сделать вывод о распространении в современной России евразийских взглядов на этническую историю кочевников.

Так, это, к примеру, «Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье».[4] Его авторы - Раевский Дмитрий Сергеевич, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН; специализируется в области археологии, истории и культуры скифской эпохи, семантики изобразительного искусства Европы в древности, и Петрухин Владимир Яковлевич, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН; специалист в области археологии и этнокультуры истории Востока и Северной Европы в раннее средневековье.

Это учебное пособие – опыт последовательного изложения этнической истории – истории народов (этносов) России в древности и в средневековье. Авторы сосредотачиваются на определяющих для этнической истории Европы событиях: формировании и дифференциации крупных этноязыковых общностей, прежде всего этноевропейских в другие этносы, скифов и других народов древности, тюрков и славян в эпоху раннего средневековья.

Наиболее интересна глава X: «Славяне и кочевники в раннее средневековье: проблема этнокультурного синтеза». Как мы видим, уже само название говорит не о противостоянии, а о взаимодействии славянского и кочевого мира.

По мнению авторов, славяне и степные номады, по преимуществу тюрки, были «обречены» на соседство и взаимодействие самим ходом истории. Их появление во всемирной истории, точнее – вторжение в нее, было практически одновременным, произошло в эпоху Великого переселения народов, в V – VI веках нашей эры. Общим для кочевников и славян воплощением цивилизации была Римская империя и ее наследница Византия: прорвав границы империи, те и другие попали на страницы средневековых хроник. Не только богатства, накопленные в империи (в «евразийской» перспективе – также в Китае, Иране и Халифате), но и блага цивилизации – римские (христианские), иранские, арабо-мусульманские были «даны» славянам и тюркам как бы в «готовом» виде. Это обусловило сложение общих черт в систем культурных ценностей и даже, как ссылаются авторы Н. С. Трубецкой, писавшего в 1925 году, в «подсознательной философской системе» (что ныне принято называть словом «ментальность»).[5]

Что касается взаимодействия славян и кочевников, тут авторы приводят следующие примеры. Древнерусская социальная терминология обнаруживает черты синтеза славянских, тюркских и скандинавских традиций: титул правителя наряду со словом «князь» оставался «каган»; старшая дружина князя именовалась славянским термином «мужи» и тюркским «бояре».[6]

Русь оказалась наследницей того социального и этнокультурного механизма, который был «запущен» в период хазарского господства. Опыт взаимодействия с кочевниками позволил восточным славянам пережить монголо-татарское нашествие и ордынское иго.

Таким образом, взаимодействие этносов, сформировавшихся в средневековую эпоху, не сводилось к однонаправленному процессу господства и подчинения, конфликта и ассимиляции: спектр этого взаимодействия был шире, и наиболее ценным историческим уроком можно считать взаимный обмен достижениями различных культур.

Примечания