Крупная российская корпорация в системе власти

Крупная российская корпорация в системе власти

Крупная российская корпорация в системе власти. С.П.Перегудов

Тот факт, что крупный корпоративный капитал, или «большой бизнес», – не просто важнейшая составная часть нынешней российской экономики, но и влиятельный игрок на политическом поле, настолько очевиден, что не нуждается в доказательствах. Однако если пойти дальше данной констатации, следует выяснить, какие конкретно факторы и обстоятельства определяют политическую роль крупного капитала, какие формы и методы влияния на власть им используются. Не менее важно выяснить и его место в политической системе современной России. Без ответа на эти вопросы мы не сможем понять ни характер и суть политического взаимодействия крупного капитала и власти, ни состояние нашей новой политической системы и тенденции ее развития.

Но стоит нам только поставить эти вопросы, как тут же выясняется, что для ответа на них недостаточно исследовать отношения так наз. олигархов и государственной власти. Изыскания в данной узкой сфере необходимо дополнить более широким, институциональным подходом, при котором главное внимание сосредоточивается на анализе не столько «олигархов», сколько тех корпоративных образований, от имени которых они выступают.

Группы интересов особого рода

Согласно сложившейся в мировой и отечественной науке традиции, под корпорацией принято понимать крупное акционерное образование с весомым промышленным компонентом. Она может принимать форму вертикально-интегрированной компании, управляемого из общего центра холдинга, интегрированной финансово-промышленной группы, ТНК и т.д. Главное, что позволяет относить ту или иную структуру к корпорациям, – это наличие довольно гомогенной организации, каждое звено которой (предприятие, дочерняя компания, банк) функционирует не просто само по себе, а как часть некоего единого целого.

Для определения места и роли крупной корпорации в системе политической власти в первую очередь требуется выяснить, каким политическим ресурсом она располагает. Исходя из сущностных признаков рассматриваемой структуры, этот ресурс можно представить в виде суммы слагаемых, которые бывают задействованы в процессе политической активности. Главным из них, естественно, оказывается экономический вес корпорации, ее позиции в национальной экономике. Чем выше зависимость народного хозяйства страны или региона от результатов деятельности данной корпорации, тем больше у нее возможностей влиять на политическую власть и принимаемые ею решения. Для современной России, которая держится сегодня “на плаву” благодаря сравнительно узким секторам экономики, этот момент имеет особое значение.

Другим слагаемым политического ресурса выступает «социальный капитал» – прежде всего наемный персонал (работники “низшего уровня”, специалисты, менеджеры-управленцы) корпорации, а в ряде случаев и потребители ее продукции. К «социальному капиталу» нередко можно причислить также жителей населенных пунктов, где компания располагается, особенно если та является «градообразующей» либо обеспечивает занятость на прилегающих территориях.

Особенность “социального” компонента политического ресурса корпорации заключается в том, что он далеко не всегда проявляет себя в форме прямого политического действия. Но и будучи политически пассивным, “социальный капитал” влияет на политическое поведение и позиции лиц, непосредственно формулирующих и артикулирующих требования корпорации к властям, ибо понятно, что решения последних могут сказаться как на социально-трудовых отношениях внутри самой корпорации, так и на ситуации в городе, регионе и в стране в целом. Как и в случае с «экономическим» ресурсом, здесь многое зависит от “качества” “социального капитала”, т.е. от его способности влиять на политическую стабильность территорий, а также от отношения к нему со стороны “политического” класса и ценностных установок политической и корпоративной элиты. Естественно, что при преобладании социально-рыночных ориентаций “человеческий фактор” учитывается гораздо больше, нежели при доминировании неолиберальной идеологии “чистого” рынка.

Важнейшей составляющей политического ресурса корпорации являются ее акционеры, которые формируют высшие руководящие органы компании и нередко непосредственно участвуют в определении ее социально-экономической и политической стратегии. В первую очередь это относится к владельцам крупных пакетов акций, однако нельзя игнорировать и роль так наз. миноритарных, т.е. мелких, акционеров. Хотя их возможности напрямую влиять на положение дел в корпорации крайне невелики, они способны объединять усилия для совместного отстаивания своих интересов путем различного рода соглашений и использовать фондовый рынок, значение которого в последнее десятилетие резко возросло. Продавая и покупая акции, акционеры ослабляют либо укрепляют позиции данной компании, тем самым побуждая ее руководство более чутко реагировать на подаваемые “снизу” сигналы. Исследования, проводимые в России и за рубежом, обнаруживают также тенденцию к более активной игре на фондовом рынке крупных акционеров, которые таким образом существенно расширяют арсенал своего воздействия на высший менеджмент корпораций и либо укрепляют, либо ослабляют политические позиции [см., напр. Apeldorn 2000: 17-22].

К числу важнейших составляющих политического потенциала крупных корпораций, особенно в российских условиях, относится и так наз. административный ресурс, т.е. личные, неформальные связи высшего менеджмента с представителями государственной власти разного уровня. В ряде случаев этот ресурс настолько значим, что затмевает все другие источники политического влияния корпорации. И все же вне совокупности перечисленных выше слагаемых политического капитала административный ресурс либо теряет свою силу, либо становится не корпоративным, а чисто личностным или профессиональным. Но нередко бывает и так, что носитель административного ресурса, превратившись в профессионального политика, сохраняет свою связь с корпорацией и, не представляя ее непосредственно, существенно усиливает ее политические возможности.

Персонифицированный характер административного ресурса делает его наименее устойчивым компонентом политического капитала, крайне неравномерно распределенным среди множества корпоративных игроков. Исключительно велика также его зависимость от типа политической системы и действующих в ней правил игры.

В перечень слагаемых политического ресурса корпорации следует включить и ее способность действовать сообща с другими корпорации на отраслевом, региональном и общенациональном уровне. Данная “коллективистская” составляющая будет рассмотрена ниже, когда речь пойдет о формах и методах политической активности корпораций.

Взятые в совокупности, перечисленные составляющие политического ресурса позволяют видеть в корпорации не только экономического, но и политического актора или, что в данном случае одно и то же, группу интересов. Хотя у отдельных ее членов есть свои специфические интересы, причем зачастую не совпадающие или даже противоречащие друг другу (как, скажем, интересы собственников и наемного персонала), все они имеют и общий, совокупный интерес, заключающийся прежде всего в эффективном функционировании компании, ее жизнеспособности и процветании. Ведь только при этом условии корпорация способна обеспечить занятость и заработную плату персоналу, дивиденды – собственникам, доходы и престиж – руководству.

Корпорация относится к категории так наз. институциональных групп интересов, конституирующих общественно-политическую систему. В то же время, в отличие от ряда других образований подобного типа (министерства, ведомства, в т.ч. военные, местные и региональные бюрократии и т.д.) корпорации, как правило, не могут эффективно выполнять свои непосредственные (в данном случае – экономические) функции, если не выступают одновременно в качестве групп давления. Неудивительно, что политический аспект их деятельности становится одним из важнейших. Именно поэтому корпорации – не просто “игроки” на политическом поле, а органическая часть политической системы.

В качестве группы интересов или политического актора крупная российская корпорация задействована во всех основных структурах политической власти – как общенационального, так и регионального и местного уровней.

“Президентский” уровень взаимодействия

Самым сложным, неустойчивым и неструктурированным является политическое взаимодействие корпораций на самой вершине нашей государственной власти – на уровне президента и его администрации. Это во многом связано с той гипертрофированной ролью, которую играет там административный ресурс. Именно его использование помогло недавно ряду компаний, в частности “Сибнефти” и банковской группе “МДМ”, осуществить вторжение в металлургическую, энергетическую, машиностроительную и некоторые другие отрасли экономики [Ведомости 21.03.2000]. За короткое время на базе банка “МДМ”, возглавляемого А.Мамутом, была создана мощная финансово-промышленная группа, которую с полным правом можно включить в “большую десятку” интегрированных бизнес-групп [Паппэ 2000]. Что же касается “империи” Абрамовича, то ее экспансия в 1999 – 2000 гг. настолько широко освещалась СМИ, что стала притчей во языцех. Как писала одна (правда, склонная к преувеличениям) газета, “в скором времени 50% российской промышленности могут оказаться в руках одной группы – Абрамовича и Мамута” [Новая газета 21.12.2000].

Судя по всему, наиболее удачливые представители корпоративной элиты полностью уверены в правомерности своих действий. В этой связи весьма примечательно высказывание президента “Сибнефти” Е.Швидлера, который заявил буквально следующее: “На сегодняшний день каждая крупная нефтяная компания обладает некими знакомствами, административными ресурсами и прочим, которые были приобретены ею за долгие годы работы на российском рынке. При приватизации [и не только при приватизации – С.П.] происходит некий конкурс между этими ресурсами. И я думаю, что это и есть справедливая форма конкуренции для данной местности и данного времени” [Ведомости 11.07.2000]. Некоторое время спустя ту же мысль озвучил и “хозяин” “Сибнефти” Р.Абрамович: “Нельзя сказать, что в России уже сложилась рыночная экономика. Поэтому связи имеют огромное значение” (правда, согласно его заключению, оно с каждым годом уменьшается) [Ведомости 29.09.2000].

Можно привести и другие примеры задействования административного ресурса при совершении крупных сделок. Именно с его использованием было связано, в частности, первое после залоговых аукционов масштабное перераспределение собственности в 2000 г., в результате которого узкий круг бизнесменов захватил огромные рынки. Как писали по этому поводу “Ведомости”, “эпоха олигархов, открытая приватизационными аукционами, подошла к концу. Началась эпоха пресловутого административного ресурса” [Ведомости 20.12.2000]. Конечно, было бы неверно связывать все случаи перераспределения собственности лишь с президентской администрацией. Но тот факт, что самые крупные сделки были бы невозможны без “связей” на этом уровне, не подлежит сомнению.

Впрочем, не стоит упрощать ситуацию, особенно сегодня, когда взаимодействие президента и его администрации с корпоративным капиталом приобретает все более разносторонний характер и расчет на “связи”, даже самые прочные, нередко дает сбои. Наглядный пример – реформирование РАО ЕЭС. Несмотря на наличие у А.Чубайса исключительно высокого административного ресурса, его попытки провести собственный вариант реформы данной суперкорпорации по существу терпят провал. Ряд наблюдателей видят в этом следствие разногласий А.Чубайса с А.Илларионовым и другими членами президентской администрации. Думается, однако, что такая интерпретация упускает главное, а именно вмешательство в конфликт представителей гораздо более широких социально-политических сил, интересы которых затрагивает упомянутая реформа, прежде всего тех самых “миноритарных акционеров”, от имени которых выступает Б.Федоров и некоторые другие политики. Показательна также позиция ряда губернаторов, решительно возражающих против реформы ”по Чубайсу”. Очевидно, что в данном случае они артикулируют не только собственное мнение, но и точку зрения значительной части рядового персонала компании, а также потребителей, опасающихся бурного роста цен на электроэнергию. Вступление в игру губернаторов, обеспокоенных перспективой серьезных социальных осложнений как внутри, так и вне компании, можно квалифицировать как попытку (и небезуспешную) активизировать другие составляющие политического ресурса компании.

Сегодня все более явной становится тенденция к отказу президента и его администрации от неформальных, часто основанных на субъективных пристрастиях отношений с корпоративным капиталом и переходу к более открытой и сбалансированной модели взаимодействия_1_. Вместе с тем пока нет оснований считать, что административный ресурс утратил свое значение и уступил место совокупному политическому ресурсу ведущих корпораций страны.

Мне уже приходилось писать о том, что некоторая часть корпоративного капитала не просто лоббирует свои интересы, но и внедряется в те сферы, где определяется стратегия общественно-политического развития страны, т.е. играет роль групп влияния [Перегудов 2000а: 79]. Не вызывает сомнений, что бизнес-элита (к которой принадлежит и ряд ключевых фигур в самой администрации президента и правительстве), и в дальнейшем будет оставаться влиятельным участником процесса выработки “высокой политики”. В то же время вовсе не исключено, особенно в свете отмеченных выше тенденций к институционализации отношений, что не последнее место в нем займет и ассоциированный большой бизнес.

Каким окажется соотношение индивидуального и коллективного участия бизнеса в системе стратегического планирования, покажет ближайшее будущее. Однако совершенно очевидно, что ассоциированный бизнес, даже если он представлен исключительно бизнес-элитой, уже не может игнорировать интересы “социального капитала”, а также других составляющих политического ресурса в той мере, в какой это позволяли себе его “избранные” фигуранты.

Корпорации и правительство

На уровне правительства система отношений корпоративного капитала и власти также пребывает в состоянии постоянно трансформации, причем одним из наиболее существенных факторов последней являются изменения в самой структуре правительства_2_. Поскольку во второй половине 1990-х годов основной экономической единицей оказалось уже не предприятие или отрасль, а компания либо корпорация, прежняя межотраслевая (“черномырдинская”) модель управления фактически была сломана. Отраслевые министерства и ведомства почти утратили свое и без того не слишком большое политическое влияние, а многие из них попросту были ликвидированы. Одновременно возросла роль функциональных министерств и ведомств (финансового, экономического, налогового, таможенного и др.). Следует отметить, что этот процесс продолжается и сегодня – только в ходе последней реорганизации (май 2000 г.) Министерство экономического развития поглотило 6 отраслевых министерств и ведомств. Оставшиеся – Министерство энергетики, МПС, Минатом, Минпромнауки, Росавиакосмос и другие – постепенно лишаются многих своих прежних полномочий, которые переходят к акционерным компаниям корпоративного типа либо к функциональным министерствам и ведомствам.

Вследствие описанных процессов нарушается существовавший до недавних пор механизм взаимодействия корпораций и исполнительной власти. Не секрет, что отраслевые ведомства и министерства были своего рода внутренними лоббистами, передаточным звеном между корпорациями и системой принятия государственных решений, главными элементами которой являлись функциональные ведомства. Наглядной иллюстрацией происходящего сегодня могут служить метаморфозы, претерпеваемые Министерством энергетики. С мая 1990 г. оно не только поменяло название, но и утратило возможность серьезно влиять на таможенную, налоговую и некоторые другие направления государственной политики, касающиеся нефтегазового и энергетического комплекса.

Отмеченные изменения оказали двоякое воздействие на отношения между корпорациями и правительством. С одной стороны, многие компании, особенно не располагавшие весомым административным ресурсом, лишились серьезного рычага воздействия на систему выработки и принятия государственных решений. Значение отраслевого лоббизма как основной формы представительства интересов в исполнительной власти существенно снизилось (либо приобрело локальные формы). С другой стороны, лоббизм ведущих корпораций переместился на более высокий уровень. Характерный пример: начиная с лета 2000 г. СМИ чуть ли не в один голос стали утверждать, что резкий рост цен на нефть позволяет изъять у нефтяных компаний получаемые ими сверхприбыли. Столь простое решение экономических и социальных проблем страны встретил горячую поддержку со стороны Министерства финансов и других фискальных органов. Был даже разработаны способы изъятия сверхприбылей (путем повышения внутрикорпоративных цен, экспортных пошлин, введения дополнительной платы за доступ к «трубе»). Понятно, что подобный проект не вызвал энтузиазма у нефтяных компаний, однако их попытки повлиять на позицию министра финансов Кудрина не увенчалась успехом. Тогда переговоры с нефтяниками вступил сам премьер. После решающей встречи, окончившейся фактической победой нефтяных корпораций, М.Касьянов многозначительно заметил, что “у нефтяников есть причины для недовольства правительством, поскольку оно в последние месяцы не вело нормального диалога с ними” [Ведомости 14.12.2000].

Где-то с весны 2000 г., а может чуть раньше, с момента создания Центра стратегического развития Г.Грефа, во властных кругах вновь стала популярна идея “антилоббистского правительства”, которую впервые пыталось реализовать правительство Е.Гайдара_3_. Тогда, как известно, дело кончилось тем, что во власть пришли представители старых министерских структур во главе с Черномырдиным и правительство из “антилоббистского” быстро превратилось в “суперлоббистское”.

Маловероятно, что данный вариант возрождения секторальных ведомственных структур повторится сегодня. Изменилась, как уже отмечалось, сама структура экономики, в результате чего ось “предприятие – отрасль – министерство” сменилось осью “корпорация – функциональные ведомства”. А это значит, что лоббизм, скорее всего, обретет новое качество и новое место в политической системе.

Пример с нефтяниками показывает, сколь сильно выросла роль «коллективного» лоббирования. Несмотря на некоторые заминки в функционировании созданного осенью 2000 г. при правительстве Совета по предпринимательству, в который вошли главным образом представители бизнес-элиты, совершенно очевидно, что и здесь “индивидуальный” лоббизм если и не отступает на задний план, то существенно дополняется взаимодействием, имеющим общественно-значимый характер.

Правда, пока еще трудно сказать, насколько далеко зайдет процесс институционализации отношений бизнеса и власти на данном уровне и как он скажется на системе функционального представительства в целом. Однако, судя по заявлениям компетентных лиц, правительство заинтересовано в том, чтобы знать и учитывать “консолидированную позицию” крупного бизнеса как по “ключевым направлениям экономической реформы”, так и по “прикладным вопросам”. Именно так сформулировал позицию правительства руководитель аппарата при премьере, координатор Совета по предпринимательству И.Шувалов. Одновременно он подчеркнул, что “ведет практически ежедневно диалог с предпринимателями”, и докладывает о результатах своих консультаций премьеру и другим членам кабинета, которые “по своим направлениям... также входят в контакт с предпринимателями” [Ведомости 04.12.2000].

Иначе говоря, с конца 2000 г. диалог корпоративной элиты с правительством приобрел постоянный, систематический характер, и есть основания полагать, что значение формализованных встреч и процедур будет возрастать.

Крупный бизнес в Государственной Думе

Как известно, Государственная Дума уже давно стала тем полем, где отраслевой и корпоративный капитал ведет активную лоббистскую деятельность. Правда, в отличие от органов исполнительной власти, здесь наблюдается отчетливая тенденция к непосредственному представительству интересов отдельных корпораций. Растет прямое участие крупнейших корпораций и в самом процессе думских выборов, где они выступают в роли своеобразных электоральных машин [см. Перегудов 2000б: 200-207]. Результатом такого рода активности стало, в частности, создание межфракционной группы «Энергия», насчитывающей более 70 членов. В СМИ упоминалось также о планах образования промышленной группы, однако они так и не были реализованы.

Если представители энергетических, прежде всего нефтегазовых, корпораций пошли на создание в Госдуме организованной группы, то депутаты от ОПК, металлургической, пищевой, легкой промышленности и других сфер бизнеса предпочитают неформальные методы взаимодействия. Как бы то ни было, есть основания утверждать, что в главном законодательном органе страны корпорации представлены не только своими сторонниками или “посредниками”. Нередко они выступают и в качестве непосредственных участников законотворческого процесса. Иными словами, в условиях слабости партий и партийного представительства корпорации берут на себя помимо лоббистских и квазипартийные функции.

Было бы, однако, преждевременно утверждать, что данная тенденция обязательно будет укрепляться. Расстановка сил после выборов 1999 г. – это, скорее, временная аномалия, вызванная не только слабостью партий, но и отсутствием четкой вертикали власти. Многое будет зависеть от того, как пойдет “партийное строительство” после принятия нового закона о партиях и какая картина сложится в одномандатных округах, где роль партий еще крайне мала.

Что бы ни говорили у нас и за рубежом об “упадке партий”, замены им пока не придумано. В России именно они вкупе с группами влияния при президенте делают “политическую погоду” и определяют вектор общественно-политического развития страны. Поэтому тенденцию к “корпоративизации” партийно-политического представительства, вероятно, следует рассматривать как временную флуктуацию. Несмотря на гипертрофированную роль крупных компаний в высшем законодательном органе страны, узурпация законодательной власти со стороны корпораций нам явно не грозит.

Корпорации и власть в регионах

Особенно сложны и противоречивы отношения корпораций и власти на региональном и муниципальном уровне. Но при всем многообразии вариантов можно выделить три основные формы взаимодействия крупного бизнеса и местных властей: формально-договорные, неформальные и партийно-политические.

Проще всего идентифицировать формально-договорную систему отношений, которая давно практикуется крупнейшими компаниями общероссийского и регионального масштаба, прежде всего нефтегазовыми и металлургическими. Как правило, они заключают с региональными или городскими и поселковыми администрациями_4_ соглашения, которые определяют условия пользования транспортными и иными средствами и ресурсами данной территории, а также режимы местного налогообложения. В свою очередь, компании обязуются содействовать росту занятости, обеспечивать регионы своей продукцией (иногда на льготных условиях), строить или реставрировать социально-культурные объекты, дороги и т.п. Все большее значение в подобных договорах придается вопросам сохранения окружающей среды. Нередко они подписываются дочерними компаниями, входящими в ту или иную крупную корпорацию.

Вступая в договорные отношения с местными властями, корпорации становятся активными участниками процесса формирования региональной и местной социально-экономической политики. Для целого ряда регионов такие соглашения имеют чрезвычайно важное, а в некоторых случаях и определяющее значение. Однако подобная форма взаимодействия бизнеса и власти не всегда приносит желаемый эффект. К примеру, компания “Сибирский Алюминий”, заключив соглашение с администрацией Самарской области об условиях эксплуатации приобретенного ею авиационного завода “Авиатор” и взяв на себя обязательство “поднять” предприятие и наладить выпуск современных самолетов, не только ничего не сделала для реализации своих обещаний, но и немало содействовала дальнейшей деградации производства. Учитывая этот опыт, администрация Нижегородской области при заключении договора с “Сибирским алюминием” (в связи с приобретением последним контрольного пакета акций ГАЗа) настояла на том, чтобы в нем были определены не просто обязательства сторон, но и санкции на случай их невыполнения.

Нередко договоры используются корпорациями для вытеснения конкурентов и монополизации доступа к тем или иным ресурсам. Тем не менее, учитывая взаимовыгодный характер подобных соглашений, а также традиционную зависимость многих городов и регионов от деятельности нескольких (а иногда и одного) крупных хозяйственных комплексов, их роль в целом следует признать положительной. Позитивным моментом является и то, что они способствуют росту открытости и гласности в отношениях бизнеса и власти, и потому вряд ли правомерно видеть в них “крышу для неформальных согласований” [Российский региональный бюллетень 10.04.2000: 22-23].

Конечно, сам факт тесной взаимозависимости формальных и неформальных отношений не вызывает сомнений: чем выше удельный вес последних, тем сильнее они девальвируют первые. Вместе с тем очевидна и обратная зависимость, а потому формализация отношений власти и корпоративного бизнеса в регионах служит эффективным средством вытеснения клановости (зачастую неотделимой от криминалитета) и замены ее более цивилизованными партнерскими отношениями.

Способствует преодолению клановости и такой путь формализации отношений бизнеса и власти, как организация межрегиональных центров экспертно-консультативного характера при представителях президента в федеральных округах. Принципиально новыми эти структуры назвать нельзя. Ко времени создания округов уже существовали восемь межрегиональных ассоциаций экономического взаимодействия, причем некоторые из них  (“Сибирское соглашение”, “Северозапад” и др.) действовали весьма активно и к тому же если не полностью, то в значительной степени совпадали с образованными округами территориально.

Тем не менее речь идет не просто о формальном приспособлении уже сложившихся структур к новой ситуации. Во-первых, в ходе последовавший за созданием округов реорганизации и территориальной передислокации были существенно расширены функции ассоциаций. Согласно “Положению о полномочном представителе…”, назначенные на эти должности лица “разрабатывают совместно с межрегиональными ассоциациями экономического взаимодействия программы социально-экономического развития территорий в пределах федерального округа” [Российский региональный бюллетень 17.07.2000: 38]. Тем самым из чисто вспомогательных, не имеющих четких полномочий форумов ассоциации превращаются в центры стратегического планирования, решения и рекомендации которых обретают обязательный характер. Во-вторых, наиболее авторитетные представители бизнеса превращаются в полноправных членов влиятельных центров разработки и принятия социально-экономических решений федеральных округов.

Судя по всему, процесс формирования данных центров еще не завершен, однако есть все основания полагать, что уже в скором времени полноценное функциональное представительство будет создано. Иначе говоря, почти стихийные процессы в области межрегионального экономического сотрудничества и кооперации обретают, наконец, прочную институциональную и политическую базу.

Надо надеяться, что укрепление центров стратегического развития, если, конечно, оно пойдет по рациональному сценарию, серьезно повлияет на всю систему отношений бизнеса и власти на региональном уровне и будет способствовать ее деперсонификации и институционализации.

Принято считать, что постепенная “коллективизация” корпоративного капитала вызвана его реакцией на действия властных структур, в частности на попытки президента если не покончить, то поставить на место “олигархов”. Представляется, однако, что причина гораздо глубже и происходящие изменения связаны не только с новой ориентацией властей.

После дефолта 1998 г. магистральным направлением корпоративного строительства стало укрепление промышленных, а не финансовых объединений. А это означало, помимо прочего, переориентацию корпораций с присущей “олигархам” погони за государственной собственностью и политической рентой на консолидацию внутренних ресурсов и, соответственно, на преимущественно рыночное поведение.

Все это способствовало изменению характера отношений между корпорациями и государством и уменьшению роли неформальных, межличностных связей. Одновременно сокращалась и зависимость власти (особенно центральной) от поддержки со стороны “олигархов”, поскольку угроза возвращения к доперестроечным временам становилась все более призрачной.

Кроме того, ощутимо возросло значение социальных составляющих “политического ресурса” крупных корпораций, прежде всего наемного персонала и акционеров-собственников. Между тем и те, и другие заинтересованы в укреплении экономической и политической устойчивости корпорации, в установлении более упорядоченных, лишенных элементов случайности отношений с властями. Руководители крупных компаний стали придавать все большее значение созданию благоприятного социального климата как внутри корпораций, так и на прилегающих к предприятиям территориях_5_. Немалое воздействие на этот процесс оказывает концепция социальной ответственности бизнеса, которую все более четко проводят в жизнь соответствующие правительственные ведомства. Находят отклик в органах власти и возросшие требования акционеров к менеджменту компаний. Об этом, в частности, свидетельствуют планы разработки корпоративного кодекса, фиксирующего права и обязанности акционеров и менеджеров компании.

Все вышесказанное свидетельствует о том, что индивидуальный лоббизм постепенно уступает место взаимодействию коллективных интересов большого бизнеса, т.е. в России формируется нормальная система функционального представительства. А это означает, что политическое участие корпоративного капитала может стать существенным позитивным фактором общественно-политического развития страны, что, в свою очередь, позволит создать условия для полноценного участия мелкого и среднего предпринимательства в выработке политического и экономического курса.

1.  

Общественная жизнь представлена многочисленными и взаимосвязанными сферами. Крупнейшие из них - экономическая, социальная, политическая, духовная. Данные системы изучаются соответствующими общественными науками.

Предназначением политической сферы (системы) общества в отличие от экономической, социальной и духовной, а также всех других является организация и осуществления государственного управления обществом в целом (от общегосударственного уровня до самых мелких структур в государственном управленческом комплексе). Эта система привлекает в той или иной степени внимание представителей различных общественных наук - экономической теории, права, социологии, психологии и других. Однако специально и комплексно, в составе всех слагаемых политической системы ее изучает только одна наука - политология.

Политология - наука об управлении государством в самом широком смысле, то есть наука о политической системе общества.

Политика - социальная деятельность в политической  сфере общества, направленная главным образом на достижение, удержание, укрепление и реализацию власти.

Политическая система - одна из крупнейших сфер жизни общества. Политика - это деятельность, важная, необходимая, сложнейшая. Ее невозможно понять и осмыслить вне политической системы общества. В определенном смысле политика - функция политической системы, а также средство и механизм ее функционирования. Некоторые специалисты говорят, что политика - это наука, другие утверждают, что это искусство. Правы и те и другие.

2. Понятие политической власти

В своем общем значении понятие “власть” означает право и возможность одних повелевать, распоряжаться и управлять другими; способность и возможность  осуществлять свою волю по отношению к другим, оказывать определяющее влияние на их поведение и деятельность, используя при этом авторитет, право, насилие и другие  средства.

Политическая власть имеет ряд особенностей. Ее отличительными признаками являются:

· верховенство, обязательность ее решений для всего общества, и всех других видов власти;

· всеобщность, то есть публичность. Это означает, что политическая власть действует на основе права от имени всего общества;

· легальность в использовании силы и других средств властвования в пределах страны;

·   моноцентричность, то есть существование общегосударственного центра (системы властных органов) принятия решений;

· широчайший спектр используемых средств для завоевания, удержания и реализации власти.

Существует также понятие легитимности власти - это общественное признание, доверие и поддержка, которые оказывают ей общество, народ.

В науку понятие “легитимность власти” впервые было введено Максом Вебером. Он выделил три основных источника (основания) законности, правомерности политической власти:

· в соответствии с традицией (монархия);

· рационально-правовой тип - эта власть признается народом потому, что она опирается на рациональные, признаваемые им законы.

2.1. Структура и ресурсы политической власти.

Как и любое отношение, политическая власть предполагает как минимум две стороны. На одной стороне - властвующие (субъект). На другой стороне - подвластные, подчиненные (объект).

Ресурсы политической власти подразделяются на экономические, социальные, силовые, информационные и др.

Экономические ресурсы -  нужны и для завоевания власти, и для реализации ее целей, и для ее поддержания.

Силовые ресурсы - выполняют функцию обеспечения обороны страны, охраны внутреннего порядка, в том числе обеспечения безопасности политической власти, недопущение каких-либо поползновений на власть в целях ее свержения.

Социальные ресурсы - социальная политика в больших современных западных странах строится таким образом, что в сохранении существующей политической власти заинтересовано большинство населения: здесь широкая система страхования, высокий уровень пенсионного обеспечения, широко развита система благотворительных организаций и т д.

Информационные ресурсы - это средства массовой информации.

1. Происхождение партий

ПАРТИЯ -  это  политическая  общественная   организация,   которая   борется за власть или за участие в осуществлении власти. Этимологически “партия” означает “часть”, “отдельность”, элемент политической системы. Соперничество политических групп,  объединенных вокруг  влиятельных   семей  или  популярных  лидеров,  в  течение многих веков составляло   характерную,  существенную  черту  политической  истории.  Но  такие   организации,  которые мы называем политическими партиями, возникли в   Европе и в США в начале ХIХ в.

Формирование партий было довольно длительным и сложным процессом. Первоначально партии активно действовали только в периоды   избирательных компаний, они не имели постоянно действующих  местных   организаций,  не  проводили  регулярных съездов или конференций,  их   сторонники не были связаны партийной дисциплиной.

         Первой массовой и постоянно действующей партией была либеральная партия в Англии (с 1861 г.). Причинами возникновения массовых политических партий послужило распространение всеобщего избирательного права.

Одним из первых предложил определение политической партии известный английский политический деятель и философ XVIII в. Э. Берк. "Партия, - писал он, - представляет собой организацию людей, объединенных с целью продвижения совместными усилиями национального интереса, руководствуясь некоторым специфическим принципом, относительно которого все они пришли к согласию". Современное понимание партий с соответствующими типологически­ми признаками начало формироваться в XIX - начале XX в. Интерес представляет позиция немецкого исследователя В. Хасбаха, который рассматривал партию как "союз людей с одинаковыми политически­ми взглядами и целями, стремящихся к завоеванию политической власти с целью использования ее для реализации собственных ин­тересов". Наиболее интересное определение дал М. Вебер, который считал партии "общественными организациями, опирающимися на добровольный прием членов, ставящих себе целью завоевание власти для своего руководства и обеспечение активным членам соответству­ющих условий (духовных и материальных) для получения опреде­ленных материальных выгод или личных привилегий либо того и другого одновременно".

Очевидно, что партия рассматривается как группа людей, объеди­нившихся для участия в политической жизни и преследующих цель завоевания политической власти. Необходимо учесть, что партии не всегда играли ту роль, которую они играют в настоящее время в по­литической системе индустриально развитых стран. Симптоматично то, что основатели США, где партии в современном смысле наряду с партиями Великобритании возникли впервые, считали партии в лучшем случае необходимым злом, рассматривая их как источник конфликтов, раздоров и смуты. Но, тем не менее, партии стали важным элементом политической системы сначала стран Запада, а за­тем и всех других стран, которые пошли по пути капиталистического развития.

         Политические партии с привычными для нас признаками (оформленное членство в партии, партийные билеты, взносы, внутрипартийная дисциплина) появились в Европе с возникновением массового рабочего движения. Существование сейчас политические партии по организационной структуре можно к двум основным типам- организационно оформленным и организационно неоформленным. В партиях первого типа члены партии получают партийные билеты и платят партийные взносы. В организационно неоформленных партий нет официального членства, а для того чтобы считаться членом такой партии, достаточно проголосовать на выборах за выдвинутого ею кандидата. Наиболее известными примерами второго типа партий являются республиканская и демократическая партии США, консервативная партия Великобритании.

         Общее, что присуще современным политическим партиям и что отличает их от партии начала и первой половины 19 в., - наличие партийного аппарата, т.е. организованной группы людей, для которой партийная, политическая деятельность является профессией. Структура партийного аппарата отвечает, прежде всего, задачам ведения избирательной борьбы.

         Каждая партия создавалась для защиты интересов определенной социальной группы. Постепенно она привлекала к себе все новые и новые слои избирателей. В результате партии стали в большинстве своем объединениями, в которых в том или другом сочетании представлены интересы различных социальных групп. По этой причине партии, как правило, неоднородны и имеют внутри себя фракции- группы, выдвигающие программы, отличные от общей программы партии.

         Существование в партии нескольких фракции, направлений не ослабляют партию, а наоборот, делают ее политику более гибкой, поскольку помогает ей сохранить свое влияние среди разнообразных групп избирателей, учитывать многообразие социальных, экономических, политических интересов в обществе. Политика партии вырабатывается в ходе внутрипартийной борьбы между различными фракциями и течениями.

         Те слои общества, среди которых партия пользуется наибольшим влиянием и которые поддерживают ее на протяжение длительного времени, составляют ее социальную базу, а избиратели, регулярно отдающие ей голоса на выборах,- ее электорат. Традиционной социальной базой социал-демократических партий в Европе был рабочий класс; либерально-демократические поддерживали средние слои (служащие, интеллигенция, мелкие предприниматели и т.д.); аграрные партии опирались на крестьянство; партии, занимавшие консервативные позиции, получали поддержку крупных собственников, части крестьянства и средних слоев. Примерно в середине 20 в. ситуация изменилась. Крупные партии получают на выборах голоса избирателей , принадлежащих к различным группам населения. Так, за социал-демократов голосуют не только рабочие, но и служащие, интеллигенция, мелкие и средние собственники. Партии консервативной ориентации поддерживают рабочие и служащие, члены профсоюзов и предприниматели.

         В программах партий обычно подчеркивается их намерение служить интересам различных социальных групп, большинства граждан всей страны. В практической политике партии стремятся учитывать интересы различных категорий избирателей, поскольку только так можно одержать победу на демократических выборах. Вместе с тем на выборах в европейских странах (в значительной мере в США) партии продолжают сохранять своеобразие, собственное политическое и идеологическое лицо. Например, от социал-демократов избиратели ожидают проведения сильной социальной политики, принятия новых или совершенствования существующих программ помощи социально незащищенных групп населения.

Как показывает исторический опыт, разнообразие интересов, ориентаций, установок, ценностей, являющееся основополагающей характеристикой любого сложного и жизнеспособного общества, неизбежно обусловливает разное понимание роли государства, взаимоотношений государства и отдельного индивида и, соответст­венно, разные социально-философские и идейно-политические уста­новки. Люди с одинаковыми интересами и воззрениями в конечном итоге объединяются между собой для достижения общих целей совокупными силами. Причем признание законности существования соперничающих между собой интересов и фракций неизбежно приво­дило к признанию законности политических инструментов, призван­ных представлять эти интересы и фракции в государственно-поли­тической системе, системе власти. Такими инструментами, в конеч­ном счете, и оказались партии, формировавшиеся путем приведения к общему знаменателю разнородных интересов и позиций основных социально-политических сил формировавшегося буржуазного обще­ства.

Партия и партийные системы прошли длительный путь формирова­ния и эволюции. Они являются продуктом социально-экономическо­го и общественно-исторического развития каждой конкретной стра­ны. Серьезный отпечаток на их характер накладывают особенности социокультурного развития, исторические традиции, демографичес­кие и этнокультурные процессы, особенности религии и т.д. Говорить о партийной системе и партиях в той или иной стране - значит опре­делить место и роль партий в общественно-политической системе, их функции, социальный состав и электорат, их организационную структуру и т.д.

3.1. Сущность, основные признаки

политической партии

Существует множество подходов к определению сущности политических партий:

- понимание партии как группы людей, придерживающихся одной идеологической доктрины (Б.Констан). 

-    трактовка политической партии как выразителя интересов определенных классов (марксизм).

-  институциональное понимание политической партии как организации, действующей в системе государства (М.Дюверже).

         Другие  подходы к определению партий:

·   партия - носитель идеологии;

·   партия - длительное объединение людей;

·   цель партии - завоевание и осуществление власти;

·   партия стремится заручиться поддержкой народа.

         Грани между партиями и другими политическими объединениями носят нечеткий характер и зачастую стираются.   

          Партии как правило не однородны и   имеют  внутри  себя фракции - группы выдвигающие программы несколько   отличные от общей, основной программы партии. Существование в партии   различных   фракций  делает  ее  политику  более  гибкой,  поскольку   помогает  ей  сохранить   свое   влияние   среди   различных   групп   избирателей.

         Политика партии  вырабатывается в ходе внутрипартийной политической   борьбы между различными фракциями и течениями.    Руководящие органы    многих    партий   составляются   на   основе   представительства от различных фракций.    В программах  партии  обычно  подчеркиваются  их  намерения служить   интересам определенных социальных групп,  большинства  граждан  всей   страны.  В практической политике партии стремятся учитывать интересы   различных категорий избирателей поскольку только так можно  одержать   победу на демократических выборах.

         В современной политической истории различают четыре типа партийных систем:

·   буржуазно-демократическая партийная система

Сформировалась в Европе и Северной Америке в XIX веке. В своей деятельности руководствуется следующими правилами:

–   в обществе идет легальная борьба за власть;

–   власть осуществляет партия или группа партий, которые обеспечили себе поддержку парламентского большинства;

–   постоянно существует легальная оппозиция;

–   между партиями внутри партийной системы существует согласие относительно соблюдения этих правил.

В буржуазной системе сформировалось множество видов партийных коалиций:

–   многопартийная коалиция -  ни одна из партий не способна добиться компетентного большинства;

–   двухпартийная коалиция - имеются две сильные партии, каждая из которых способна самостоятельно осуществлять властные полномочия;

–   модифицированная двухпартийная коалиция -  не одна из двух основных партий не собирает абсолютного большинства и они вынуждены кооперироваться с третьими партиями;

–   двухблоковая коалиция - за власть борются два основных блока, а партии, стоящие вне блоков не играют существенной роли;

–   коалиция доминирования - одна партия самостоятельно осуществляет власть на протяжении длительного периода;

–   коалиция кооперирования - наиболее сильные партии долго и устойчиво сотрудничают в осуществлении власти.

·   социалистическая партийная система

–   существует только одна легальная партия;

–   партия руководит государством на всех уровнях государственного аппарата;

         Возникновения такой политической системы связано с кризисом демократических или авторитарных систем правления.

·   авторитарная партийная система

         Такой тип правления является промежуточным, при этом доминирующим фактором выступает государство, а не партия, которая играет второстепенную роль в процессе осуществления власти.  Также допускается существование других партий.

3.2 Функции политических партий

Основная функция политической власти - управление, руководство обществом в целом и каждой его сферой. Она заключается в постоянном разрешении противоречия между необходимостью порядка в обществе и различными интересами разных слоев, национальных и других групп, отдельных личностей, участие в формировании политических систем - их принципов, элементов, структур.

Политические партии вынуждены решать в своей деятельности очень разнообразные задачи, поэтому и количество приписываемых им некоторыми политологами функций перевалило за десяток.

         Во-первых, это функции звена между правящими и управляемыми. Партия всегда выступает как канал передачи информации, циркулирующей “сверху вниз” и “снизу вверх”. Интенсивность этих двух информационных потоках может не совпадать. Скажем, в СССР при Сталине первый был исключительно мощным, второй почти иссяк. Но в условиях либеральной демократии не следует недооценивать значение партии в формировании общественного мнения. Другое дело, что здесь партия просто не может отвлечься от настроения рядовых членов и избирателей. Это позволяет партиям выражать социальные интересы.

         Во-вторых, партии выполняют функции аккумуляции социальных интересов. В обществе всегда существуют разнообразные и разнородные интересы, предпочтения, требования. Понятно, что трансформировать каждое из них в политическое решение невозможно, да и не нужно: это бы сделало политическую жизнь хаотической и непредсказуемой. Прежде всего, из совокупности интересов необходимо выделить наиболее социально значимые. Далее и эти “отборные” интересы необходимо увязать между собой, чтобы уже в виде последовательной программы поставить на политическую повестку дня. Этим и занимаются партии.

         В-третьих важной функцией партий является постановка коллективных целей для всего общества. Было бы большим искажением истины считать, что партия способна преследовать лишь те цели, которые “носятся воздухе” и вытекают из обстоятельств повседневной жизни ее членов и сторонников. Ни в Китае, ни в России необходимость построения коммунизма не следовала из текущих интересов населения. Но, будучи сформулирована партией, эта цель воодушевила миллионы людей на реализацию программы радикального преобразования общества.

         Наконец, партии имеют большое значение, выступая в качестве референтных групп - групп, на которые индивид ориентирует поведение своих сторонников. Во многих странах люди, повинуясь семейным традициям и воспитанию, испытывают сильную эмоциональную приверженность той или иной партии.

Политические партии в современных обществах выполняют следующие функции:     

·   представительство - выражение интересов определенных групп населения;

·   социализация - вовлечение части населения в число своих членов и сторонников;

·   идеологическая функция - разработка привлекательной для определенной части общества политической платформы;

4. Типология партий и партийных систем

Политические партии отличаются друг от друга по нескольким параметрам. Важнейшими из них являются организационные струк­туры и членство. В соответствии с ними различаются партии массовые и кадровые. Первые формировались вне парламента. Рекрутируя свою социальную базу в основном из низших слоев населения, мас­совые партии приняли характер социальных движений, ориентиро­ванных на рабочих, крестьян и разнородные религиозные группы.

Их организационная структура в значительной мере сложилась раньше завоевания ими побед на выборах и проведения кандидатов в парламенты. Считается, что массовая партия, как правило, отлича­ется программностью политических установок. В большинстве своем, особенно на первоначальном этапе, партии этого типа характеризовались левой ориентацией. В дальнейшем, следуя их примеру, многие крестьянские и религиозные партии стремились к тому, что­бы приобрести контуры массовых партий. Массовые партии отличают­ся также высокой степенью идеологизированности. Здесь идеология используется для массовой политической мобилизации. Члены пар­тии не только платят взносы, но и активно участвуют в делах партии. Это, как правило, левые партии коммунистической, социалистичес­кой и социал-демократической ориентации.

Что касается кадровых партий, то их задача состоит в том, чтобы мобилизовать в конкретном избирательном округе влиятельных лиц, способных привлечь поддержку максимально большего числа избирателей из различных социальных слоев независимо от их идеологических ориентаций. То, что массовыми партиями достигается количеством, у этих партий обеспечивается подбором соответству­ющих кадров, способных эффективно организовать избирательную кампанию. Этому принципу следуют многие европейские партии консервативной ориентации. Республиканская и демократическая партии США во многом сочетают в себе массовое и кадровое начала, и с этой точки зрения их можно назвать гибридными.

Отдельные партии существуют в форме некоего объединения нескольких партий. Типичным для подобного вида является право-центристский союз за французскую демократию (СФД) во главе с бывшим президентом Франции , представляющий собой коалицию пяти партий и группировок. Не случайно во Франции некоторые партии предпочитают называть себя не партиями, а объединениями, союзами, движениями, секциями и т.д.

Необходимо отметить, что членство партий в течение длительно­го времени оставалось неясным и аморфным. Многие партии практи­чески не делали особых различий между своими членами и теми, кто их просто поддерживает на выборах. И сейчас многие партии либеральной и консервативной ориентации не могут точно назвать количество своих членов. Определенно можно сказать одно: число лиц, считающих себя членами партий, составляет лишь малую часть населения той или иной страны. В середине 70-х гг., на которые прихо­дился пик популярности лейбористской партии Великобритании, в ней насчитывалось 6,5 млн. членов. Однако 5,8 млн. из них принад­лежали к лейбористам на началах коллективного членства в проф­союзах. В ФРГ насчитывается 2 млн. членов всех политических пар­тий страны, вместе взятых, что составляет всего 5% избирательного корпуса. Причем из них только около 250 тыс. являются актив­ными членами.

Существуют партии, организационно оформленные, члены которых получают партийные билеты и платят членские взносы, и партии, организационно неоформленные, которые характеризуются отсутст­вием официального членства. Во втором случае, чтобы примкнуть к той или иной партии, достаточно публичного заявления избирателя о своей приверженности этой партии. Наиболее типичными примера­ми первых являются коммунистические партии, а вторых - респуб­ликанская и демократическая партии США, консервативная партия Великобритании. Различаются также партии с прямым и косвенным членством. В первом случае принимается кандидат в индивидуаль­ном порядке, а во втором - тот или иной человек становится членом определенной партии просто в силу того, что входит в какую-либо организацию, которая связана с этой партией. Так, в лейбористскую партию Великобритании, а также социал-демократические партии Швеции, Норвегии и Ирландии профсоюзы входят на коллективных началах, и поэтому здесь члены профсоюзов являются коллективны­ми членами этих партий. Для коммунистических партий характерно исключительно прямое членство.

Типологизация партийных систем проводится также по числу существующих в той или иной стране партий. По этому принципу различаются однопартийная, двухпартийная и многопартийная системы.

Сравнительный анализ недостатков и достоинств двухпартийной и многопартийной систем издавна занимал политологов. Большинство всегда склоняется на сторону первой из них, приводя следующие аргументы:

         1. Утверждают, что двухпартийная система способствует постепенному смягчению идеологических конфликтов между партиями и их постепенному переходу на более умеренные позиции, а это делает политическую систему более устойчивой.

         2. Другое преимущество двухпартийной системы усматривают в том, что она позволяет одержавшей победу на выборах  партии сформировать не подверженное кризисам правительство. Действительно, если в парламенте представлены лишь две партии, то одна из них непременно имеет абсолютное большинство мест, и вынести вотум недоверия ее лидеру премьер-министру невозможно.

         3. С точки зрения избирателя, несомненное достоинство двухпартийной системы - то, что она облегчит выбор при голосовании. Не нужно читать десятки партийных программ или часами сидя у телевизора, вникать в рассуждение “говорящих голов”; партий всего две, и соотнести собственные интересы с их программами не так уж сложно.

         4. Наконец, утверждают, что только двухпартийная система позволяет приблизится к идеалу ответственного правления, который играет важнейшую роль во всех без исключения теоретических моделях демократии. Одна из партии находится у власти, другая в оппозиции. Если избиратели недовольны работой правительства, они используют выборы для того чтобы отправить его в отставку.

         Двухпартийные системы действительно продемонстрировали уровень стабильности и эффективности, о котором в условиях многопартийности приходится только мечтать.

В условиях многопартийности политическое руководство носит как правило коалиционный характер. Это делает возможной ситуацию, когда потерпевшая поражение на выборах партия остается в правительстве лишь потому, что является удобным партнером по коалиции.

      При многопартийной системе каждая партия представляет более или менее четко очерченные идейно-политические или идеологиче­ские позиции. Спектр этих позиций простирается от крайне правых до крайне левых. Остальные партии занимают промежуточное поло­жение между этими двумя крайними полюсами. Как правило, в многопартийных парламентах места располагаются в форме неко­торого полукруга, где, следуя традиции французской революции, представители консервативных и правых партий рассаживаются на правой стороне от председательствующего, дальше влево - близкие им по духу партии, в центре - умеренные и дальше в самом конце - представители леворадикальных партий.

Такая группировка по линии правые - левые, основанная на по­зициях и установках по социально-экономическим и политическим проблемам, сопряжена со значительной долей упрощения реального положения вещей в обществе. В частности, в такую схему не всегда можно втиснуть религиозные, этнонациональные, региональные, местнические, профессиональные и иные интересы. Это, в частности, выражается в том, что с середины 70-х гг. в политической жизни стран Европы развитие получили националистические и религионалистские движения и партии, которые представлены всеми оттенка­ми идеологического спектра: от крайне правого фламандского блока и реваншистской южнотирольской партии до ультралевой баскской "Эрри батасуна". Зачастую же их невозможно классифицировать по линии правые - левые, консерваторы - либералы и т.д. Напри­мер, центристские партии Франции, разделяя общие позиции по ряду социально-экономических проблем, в то же время расходятся друг с другом по вопросам, касающимся религии, государства, революци­онных традиций, социально-классовых различий и т.д.

Как правило, в многопартийных системах ни одна партия не спо­собна завоевать поддержку большинства избирателей. Они типичны для парламентской формы правления и в большинстве случаев име­ют своим результатом коалиционные правительства или кабинеты министров. Здесь ни одна партия не способна выступить в качестве представителя всей нации или ее большинства и поэтому не может формировать правительство без привлечения поддержки или пред­ставителей других партий. Нередко такая фрагментарность обрекает парламентские коалиции на неустойчивость, а правительства, осно­ванные на них, - на постоянную нестабильность.

Под двухпартийной системой подразумевается система с двумя крупными партиями, каждая из которых имеет шанс завоевать на выборах большинство мест в законодательном Собрании или боль­шинство голосов избирателей на выборах исполнительной ветви влас­ти. Двухпартийная система отнюдь не означает отсутствия других партий. Например, в течение XX в. в Великобритании в качестве од­ной из двух главных партий лейбористы пришли на смену либералам. В то же время в послевоенные десятилетия либералы сохраняли ста­тус парламентской партии, а социал-либеральный альянс, образовав­шийся в начале 80-х гг., иногда завоевывал до 25% голосов избирателей.

Особенно показательно с этой точки зрения положение дел в США, где господствует классический пример двухпартийной системы в лице демократической и республиканской партий. За всю историю существования двухпартийной системы США более 200 кандидатов третьих партий попытались добиться избрания на пест президента страны. Однако лишь восемь из них сумели завоевать более 1 млн. голосов избирателей. После Гражданской войны третьи партии пять раз на президентских выборах завоевывали голоса - хотя и незначи­тельное число - выборщиков. В ряде случаев, особенно на штатном уровне, третьи партии становились влиятельной политической силой. Но при всем том важной особенностью двухпартийной системы США стало неприятие большинством избирателей на общенациональном уровне третьих партий. Америка является одной из немногих стран, где нет социалистической или другой рабочей партии с парламентс­ким представительством.

В типологизацию по шкале двухпартийности и многопартийности следует внести определенные коррективы. Здесь вслед за французским исследователем Ж. Шарло можно выделить "совершенную" двухпартийную систему (как, например, в США и Великобритании), при которой две основные партии вместе собирают до 90% голосов, и систему двух с половиной партий (как, например, в ФРГ), при которой какая-либо третья партия обладает достаточной электоральной базой, чтобы внести коррективы, порой существенные, в привычную игру двух основных партий, собирающих голоса 75-80% избирателей. Что касается многопартийной системы, то здесь можно также выделить, условно говоря, "совершенную" многопартийность (как в большинстве индивидуально развитых стран) и многопартийность с одной доминирующей партией (как в Японии), которую не следует путать с однопартийной системой.

Итальянскую систему иногда называют несовершенной двухпартийной системой в силу того, что в ней в течение почти всего послевоенного периода господствующие позиции занимали две крупные партии - христианские демократы и коммунисты. Причем первые всегда находились у власти, а вторые - в оппозиции. Примерно такое же положение (разумеется, с соответствующими оговорками) наблюдается в Японии, где власть монополизировала либерально-демократическая партия, а социалисты и коммунисты ни разу не были допущены к власти.

Неоднородность социальной базы партий, наличие в них групп и слоев с разными, порой конфликтующими, интересами способствуют возникновению в них различных фракций и течений. Так, например, в лейбористской партии Великобритании есть несколько фракций, стоящих на левых, центристских и правых позициях. Несколько фракций существует в ХДС Италии, а либерально-демок­ратическая партия Японии представляет собой конгломерат фракций. Создавая проблемы для руководства партий, фракции и течения вместе с тем позволяют привлечь на свою сторону избирателей из среды различных социальных слоев, учитывать многообразие социо-культурных, экономических, конфессиональных, этнонациональных и иных ориентаций и установок в обществе. Борьба этих фракций и течений накладывает существенный отпечаток на политику соот­ветствующей партии. Более того, ее политика формируется в ходе этой борьбы.

Положение центристских партий дает им преимущество умерен­ных позиций по основному блоку проблем, стоящих перед страной, и своими действиями и поведением они способны склонить чашу ве­сов в пользу одной правительственной коалиции в противовес дру­гой. Г. Даалдер выделяет несколько вариантов, в которых цент­ристские партии выполняют разные функции и имеют  разный статус. При классической двухпартийной системе, например в Вели­кобритании, для партии центра нет необходимого поля деятельности. Здесь в лучшем случае можно говорить о центре как о точке, к кото­рой тяготеют обе соперничающие партии. Более предпочтительно положение центристской партии в такой системе, как ФРГ, где свободная демократическая партия (СвДП) прочно заняла место третьей партии и добивается вхождения, в коалиционное правительство попеременно с двумя главными партиями. Пример системы, в которой доминирующее положение занимает одна крупная партия, дает Италия, где христианские демократы (ХДП) для создания правительственной коалиции периодически меняют своих союзников из числа более мелких партий. При двухблоковой системе, при которой основная борьба за власть ведется соперничающими группировками, как это имеет место во Франции и Дании, передвижение какой-либо одной партии из одного блока в другой может привести к изменению соотношения сил на политической арене. Здесь открываются возможности для маневрирования сил, которые условно можно определить как левый и правый центр. Встречаются и другие менее значимые вариации.

В утверждении той или иной партийной системы немаловажную роль играют исторические, национально-культурные и иные факто­ры. Немаловажное значение имеет и тип утвердившейся в данной стране политической системы. Например, в США и в ряде других стран, последовавших их модели, власть и влияние института президентства настолько значимы, что ни одна партия не способна достичь своих стратегических целей, не добившись контроля над президентской властью. Такой контроль, разумеется, требует привлечения- поддержки большинства избирателей. Нет коалиционного президента - и партия на выборах получает либо все, либо ничего. Большей частью именно соображения завоевания президентского поста служат фактором, объединяющим республиканцев и демократов в единые партии. Это верно и для Великобритании. Речь идет прежде всего о сильной и устойчивой традиции солидарности кабинета министров, которая служит важным стимулом партийной спаянности.

Для двухпартийной и многопартийной систем характерно прежде всего существование политического соперничества. Именно его отсутствие при однопартийном режиме дало основание утверждать, что одну-единственную партию, господствующую в обществе, нельзя считать партией в истинном смысле этого слова. И действительно, поскольку партия есть "часть" политического со­общества, то ее можно понять лишь в соотнесении с другими частями или партиями, которые вступают в конкурентную борьбу за свою долю власти и влияния в стране. Различаются два типа межпартийного соперничества, которые

Ф. Ленер называет "гомогенной конкуренцией" и "гетерогенной кон­куренцией". При первой - соперничающие партии оспаривают друг у друга поддержку одних и тех же групп избирателей, а при второй - каждая партия опирается на "свой" электорат и выступает на выборах с программой, в которой в максимальной степени отра­жена ее интересы. "Гомогенный" тип в большей степени характерен для многопартийных систем, господствующих в большинстве инду­стриально развитых стран. В США же утвердился "гетерогенный" тип межпартийного соперничества. Две главные партии страны - рес­публиканская и демократическая - отличаются неоднородностью и разношерстностью социальной базы. Обе партийно своему социально­му составу являются конгломератами разнородных и зачастую про­тивоборствующих группировок бизнесменов, фермеров, учителей, юристов, студентов, врачей и т.д. Другими словами, в США партии - это политические организации, построенные на сочетании интересов различных, зачастую конфликтующих, социальных слоев и групп независимо от их классовой принадлежности. Если в европейских странах разного рода коалиции образуются между более или менее близкими по своим позициям партиями, то в США они создаются в рамках двух главных партий. В Европе коалиции различных групп избирателей образуются большей частью после выборов между двумя или несколькими партиями для сформирования правительства, в Америке же до  и в период избирательных кампаний.

Неоднородность и гетерогенность социальной базы обусловливают идеологический эклектизм республиканской и демократической партий. Поэтому неудивительно, что они проявляют завидную спо­собность приспосабливаться к изменяющимся условиям реальной действительности.

Нужно отметить, что феномен коалиционных правительств во многих европейских странах объясняется отсутствием каких-либо жестких линий, разграничивающих программы и электорат различ­ных партий друг от друга. Это особенно верно, когда речь идет о "народных" партиях, или партиях "для всех". Показательно, что пред­выборные платформы большинства этих партий, как правило, не содержат каких-либо развернутых теоретических разработок и ха­рактеризуются прагматизмом и приверженностью всевозможным компромиссам, направленностью на решение большей частью пов­седневных, конъюнктурных проблем, стоящих перед обществом. Это во многом обусловлено тем, что в индустриально развитых стра­нах, как правило, выборы выигрывают не экстремисты правого или левого толка, а умеренные деятели, выказывающие тяготение к центру идейно-политического спектра. Это, в свою очередь, способ­ствует сглаживанию различий в программах и платформах партий, в их идейно-политических ориентациях. Поэтому зачастую в их предвыборных программах встречается мало различий по важнейшим проблемам внутренней и особенно внешней политики. Фракцион­ность является одной из важнейших характеристик современного политического процесса. Поскольку в общенациональные партии входят разнообразные социальные и региональные группы, преследу­ющие зачастую весьма противоречивые интересы, важнейшие поли­тические решения как на местном, так и на общенациональном уров­нях достигаются путем разного рода компромиссов, соглашений и сделок.

Поэтому для политических партий важна программа, претендую­щая на жизнеспособность, сбалансированная, то есть учитывающая интересы и требования основных блоков избирателей, на которые ориентируются кандидаты той или иной партии. На общенациональ­ном уровне сбалансированность интересов охватывается региональ­ными, социально-экономическими, религиозными, социально-психо­логическими и другими сферами.

Значение имеет и то, что значительные группы избирателей могут голосовать на местном или региональном, областном, земель­ном уровне за консервативного кандидата, при этом на националь­ном уровне голосуй за либерального или социал-демократического кандидата. Общенациональное правительство, как правило, принимает решения по широким и сложнейшим проблемам внешней и внутренней политики. Средний избиратель бессилен оказать какое-либо влияние на принятие этих решений. Он в принципе может высказаться против них, но уже после их принятия, поскольку концеп­ция сильного национального правительства предусматривает сохра­нение процесса принятия большинства решений в секрете. В такой ситуации избиратель из большого города, который ведет борьбу за улучшение своего экономического положения, склонен поддержи­вать на региональном, штатном, земельном и общенациональном уровне кандидатов, выступающих за увеличение правительственных расходов с целью реализации программ социального планирования. Но у того же избирателя может сложиться иная позиция, когда он узнает о той части правительственных расходов, которая идет его собственному городу. Соответственно будет отличаться и то, как и за кого он будет голосовать при выборах в городское управление, ставя при этом своей целью контролировать расходование средств, выделяемых городу.

Государственно-административное устройство оказывает влияние на организационные структуры, содержание и формы функционирования партий и партийных систем. Если в унитарных государствах для них, как правило, характерна значительная степень централиза­ции, то в федеральных государствах преобладают партии с более децентрализованными организационными структурами. Так, США, как федеративный союз, состоят из 50 штатов и федерального округа Колумбия, имеющих свои региональные, этнические, расовые, ре­лигиозные и социально-классовые различия. Соответственно две главные общенациональные партии США - республиканская и демок­ратическая - представляют собой федерации партий штатов, собира­ющихся вместе каждые четыре года для выдвижения кандидатов на посты президента и вице-президента страны. Показательно, что некоторые авторы даже говорят о наличии в США 51 демократиче­ской и 51 республиканской партий. Дело в том, что во многих отно­шениях, например, алабамская демократическая партия по тем или иным вопросам может иметь больше общих черт с алабамской рес­публиканской партией, чем, скажем, с демократической партией Массачусетса.

Партийные структуры в традиционном европейском понимании служат более или менее спаянной организации сторонников опреде­ленного комплекса социально-философских, идейно-политических концепций, идей, убеждений и принципов. Но депутаты не всегда строго придерживаются предписаний своих партий и их парламент­ских фракций. Так, в США члены конгресса могут голосовать в оппо­зиции к собственной партии, отвергать политику президента - пред­ставителя своей партии, но в то же время переизбираться на выборах в своем избирательном округе, в отличие от членов палаты общин, которые имели бы мало надежд на переизбрание, поскольку англий­ские партии располагают различными санкциями для дисциплинирования своих членов в случае отказа поддержать линию партии. Отход от этой линии рассматривается как игнорирование предоставленного им мандата. В Америке же все обстоит иначе. Национальные комите­ты партий, находящиеся в Вашингтоне, имеют мало контроля над более или менее автономными штатными и местными партийными организациями. Сила во многом находится в руках местных партий­ных организаций или штата, которые контролируют большинство выдвижений кандидатов в конгресс США.

В большинстве стран статус и деятельность партий регулируются специальными законами или конституционными нормами. К ним относится, например, закон о партиях, принятый в ФРГ в 1967 г. Он призван регулировать конституционно-правовой статус партий, их цели и задачи, принципы внутренней организации, механизмы и процедуры участия в выборах и т.д. В Великобритании, Швейцарии, Австралии, Канаде и других странах нет специальных законов о пар­тиях, на них распространяются общие положения конституции или за­конов о союзах, в соответствии с которыми любая группа граждан вправе создавать свои партии, если их цели и задачи не противоречат кон­ституционным основам государства. Зачастую эти законы представ­ляют собой довольно объемистые кодексы, детально предписывающие функции партиям на общенациональном и местном уровнях. Эти предписания, в частности, включают процедуры и правила избрания делегатов на партийные съезды или конференции; сроки и порядок их проведения; процедуры избрания должностных лиц партийной орга­низации; порядок внесения кандидатов партии в избирательные бюл­летени; порядок избрания делегатов на общенациональный съезд; правила расходования денег партийными кандидатами на политиче­ские кампании; порядок и сроки проведения избирательных кампа­ний и выборов и т.д.

В структурном отношении в партии можно выделить три уровня. Самый неопределенный и размытый уровень - это тот блок избирате­лей, которые идентифицируют себя с данной партией и систематиче­ски голосуют за нее на выборах. Они составляют массовую базу, которая обеспечивает кандидатов партии поддержкой у избиратель­ных урн. Принадлежность к такой группе весьма трудно определить, поскольку она основывается больше на декларируемой привержен­ности, нежели на официальной вовлеченности в партийную организа­цию.

Второй - это официальная партийная организация. Естественно, организационная структура партии берет начало там, где находятся избиратели. Поэтому, как правило, она начинается на уровне самой низшей первичной ячейки - избирательного округа. В США, напри­мер, демократическая партия имеет 2,5 тыс., а республиканская -2 тыс. окружных организаций. Главная их задача состоит в мобили­зации на местном уровне избирателей в поддержку кандидатов своей партии. Их совокупность составляют организации на районном, об­ластном, земельном, штатном и т.д. (в зависимости от страны) уровне, а совокупность партийных организаций этих последних - общенаци­ональную партию.

Почти все современные политические партии имеют партийный аппарат, представляющий собой особую группу людей, профессио­нально занимающихся организационными вопросами политической деятельности партии. Так, например, в США как демократическая, так и республиканская партии возглавляются национальными коми­тетами, сформировавшимися еще в середине XIX в. Они занимаются административными вопросами, организуют предвыборные кампа­нии кандидатов партий, устанавливают сроки, место и порядок про­ведения партийных съездов, обеспечивают соблюдение правил изб­рания делегатов на съезды и т.д.

И третий - где речь идет о партии в системе правления, состоя­щей из должностных лиц в государственном аппарате, которые полу­чили свои посты в силу принадлежности к соответствующей партии. Это президенты, губернаторы, члены парламента, законодательных собраний областей, штатов, земель, местных органов и т.д. Естест­венно, такая иерархия во многом носит условный характер и в раз­ных странах имеет свою национальную специфику. Например, в кон­сервативной партии Великобритании парламентская фракция в орга­низационном отношении составляет самостоятельный структурный элемент - парламентскую консервативную партию. Лидер парламент­ской фракции является одновременно лидером партии в общенацио­нальном масштабе. Он является связующим звеном между всеми структурными подразделениями партии. В его руках сосредоточе­ны значительные властные полномочия во внутрипартийных делах. По сути дела, центральные органы партии - Исполнительный совет, Исполнительный комитет и Центральное бюро - представляют собой совещательные органы при лидере.

Главная задача политических партий состоит в том, чтобы прев­ратить множество частных интересов отдельных граждан, социаль­ных слоев, заинтересованных группа их совокупный политический интерес путем сведения этих интересов к единому знаменателю. В современных либерально-демократических системах партии, как правило, выступают в качестве носителей конкурирующих друг с другом политических курсов, не ставя под сомнение законность существующего конституционного строя, основополагающих прав и свобод граждан, утвердившихся и общепринятых в данной стране правил политической игры и т.д. Соблюдение и реализация этих принципов создавали предпосылки для признания каждой из проти­воборствующих сторон "законности" существования противной сто­роны.

Поэтому естественно, что в сознании широких слоев населения утвердилось отношение к партиям как важнейшим структурным и функциональным элементам политической организации общества. Это относится как к правящим партиям, так и большинству партий, остающихся в оппозиции. Партии же, принципиально не приемлющие существующую систему, либо постепенно .отодвигаются на пери­ферию политической жизни, либо вовсе исчезают с политической арены. Живучесть и успех многих левых партий в индустриально развитых странах, которые первоначально не принимали существую­щую систему, не в последнюю очередь определяются тем, что они в конечном итоге в той или иной форме интегрировались в эту систему. Итальянский политолог X. Портелли выделяет три фазы процесса интеграции: сплочение сил и обращение к конкретным проблемам; признание существующих институтов; трансформацию самих партий. Став частью системы, партия вынуждена умерить свою радикаль­ность и, усвоив реальности борьбы за голоса избирателей и за поли­тическую власть, выдвигать более умеренные платформы.

В идеале цель партии состоит в реализации представительства в политической системе тех слоев населения, интересы которых она выражает. Путем представительства различных социальных групп, слоев, сословий, интересов и т.д. с помощью партий общество и го­сударство как бы интегрально соединяются в неразрывное единое целое. Здесь важное значение имеет то, что в современном сложном и высокоразвитом индустриальном обществе люди со своими особыми интересами, устремлениями, ориентациями, установками могут участвовать в политической жизни в качестве членов различных союзов, объединений, партий. Необходимо отметить и то, что в такой большой организационной системе, как государство, призванное реализовать общее благо, которое, в свою очередь, слагается из мно­жества разнородных, зачастую конфликтующих и противоборствую­щих интересов, и имеющее принудительную юрисдикцию, контроль со стороны народа или общества практически невозможен без этих союзов, объединений, партий.

Партии не только выражают интересы тех или иных социальных групп, но и активно участвуют в формировании этих интересов. Они выполняют функции объединения интересов различных социальных групп и слоев путем сведения этих интересов к единому знаме­нателю.

Партии, соединяя гражданское общество с государством, способ­ствуют преодолению или смягчению конфликтов, имманентно при­сущих их отношениям. Именно благодаря партиям обеспечивается функционирование законодательных собраний и исполнительной власти. Можно утверждать, что именно сильные партии не ослаб­ляют, а, наоборот, усиливают государство, укрепляя каналы обратной связи последнего с обществом, его контроль над политическим про­цессом. Соответственно слабость партии неизбежно оборачивается слабостью государства.

Партии приобретают функции своего рода интегрирующих нервов и сосудов между обществом и миром политического, объединяя их в единое неразрывное целое. С этой точки зрения в либерально-де­мократической системе, с одной стороны, и авторитарной и тоталитар­ной системах - с другой, партии выполняют свои функции по-разно­му. Если при тоталитаризме одна-единственная партия почти полно­стью слита с государственными структурами, то господствующие в либерально-демократической системе конкурентные партии дей­ствуют на двух уровнях. Во-первых, каждая партия создает сеть ка­налов, пронизывающих все или большинство региональных общно­стей и местных общин и тем самым усиливающих в них общенацио­нальное начало. Во-вторых, сама направленность партии на конку­ренцию с другими партиями способствует тому, что общенациональ­ная политическая система ставится над всеми конкретными группировками должностных лиц, независимо от их ранга и положе­ния. Тем самым проводится четкое различие между самой политиче­ской системой и конкретными должностными лицами.

В однопартийной системе нет различий между этими двумя нача­лами. Граждане склонны отождествлять политическую систему с политикой конкретных руководителей, а последние, в свою очередь, как правило, пользуются утвердившимися национальными лояль­ностями, чтобы обеспечить себе как можно более широкую поддерж­ку. В таких обществах любые нападки на тех или иных политических руководителей или господствующую партию могут рассматриваться как нападки на саму политическую систему. Споры относительно какого-либо конкретного политического курса и того или иного ру­ководителя могут затронуть фундаментальные вопросы о выживании системы. В конкурентной партийной системе оппоненты правящей в данный момент партии могут обвинить последнюю в ослаблении госу­дарства или предательстве традиций нации, но существование самой политической системы не подвергается опасности. Конкурентная партийная система защищает от недовольства ее граждан: жалобы и нападки отвлекаются от системы в целом и направляются на лиц, находящихся в данный момент у власти.

Учреждение постоянных каналов для выражения конфликтующих интересов способствовало стабилизации структуры национальных государств. Уравнение статуса различных деноминаций содейство­вало смягчению прежних конфликтов по религиозным вопросам. Расширение права голоса, а также свободы политического самовыра­жения также помогло утверждению легитимности национального го­сударства. С идеей партии как законной оппозиции тесно связана идея выборности, призванной обеспечить народный суверенитет и представительство всех заинтересованных группировок и слоев на­селения в системе власти через партии. Роль выразителя народного суверенитета отводится лишь избирательному корпусу. Характерно не только и не столько возможно более полное участие масс в приня­тии политических решений, сколько открытая конкуренция с целью завоевания тех или иных правительственных постов и контроля над деятельностью тех, кто находится у власти.

С самого начала одна из главных функций политических партий и избирательно” системы состояла в формализации и институционализации политического участия граждан, замене спонтанных, стихий­ных, неорганизованных и зачастую "незаконных" (бунт, восстание и т.д.) форм политических действий "узаконенными", институционализированными формами участия через партии и избирательную систе­му. С этой точки зрения большое значение имеют определенные общепризнанные правила игры, обязательные для всех сторон, вовлеченных в политический процесс. В идеале партия, находя­щаяся в оппозиции, отвергает заговор, государственный переворот, бунт, восстание, революцию и т.д. в качестве средства завоевания политической власти и открыто апеллирует к избирателям. В то же время на действующее правительство налагаются определенные ог­раничения в отношении методов и средств, которые оно может ис­пользовать против оппозиции. Допускается выражение оппозицион­ных взглядов как внутри, так и вне парламента. Вводя принцип сме­ны политической власти в процесс конкуренции между двумя или несколькими партиями, избирательная система и партии как бы отделяли конкретных людей, сменявшихся у власти, от самой системы.

В большинстве стран партийные организации в значительной сте­пени полностью контролируют и механизм выдвижения своих кан­дидатов на выборах, и сам процесс проведения выборов. Например, в Италии выдвигать кандидатов в палату депутатов вправе только политические партии или организованные политические группы. При этом показательно, что список кандидатов, выдвигаемых той или иной партией, не имевшей представительства в предшествующей легислатуре, должен быть подписан от 350 до 700 избирателей изби­рательного округа. Подобного рода требования, зачастую значитель­но более жесткие, предъявляются во многих странах. Поэтому любое лицо, стремящееся сделать политическую карьеру, должно принять существующую партийную систему и найти общий язык с руководством партий, партийными функционерами на соответствую­щих уровнях. Как правило, свою карьеру будущий политик начина­ет, совмещая учебу в колледже или университете, работу по найму и т.д. с работой в молодежной организации той партии, взгляды ко­торой он разделяет. Постепенно способный молодой политик подни­мается по карьерной лестнице и в случае победы своей партии на выборах вправе рассчитывать на ту или иную должность в составе возглавляемого ею правительства. Именно участвуя в предвыбор­ной кампании, в политических дискуссиях и баталиях, работая в тех или иных парламентских комиссиях и комитетах, политик на­бирается практического опыта, вырабатывает опыт и качества, необ­ходимые для профессиональной политической и государственной деятельности. Так, например, в США молодой начинающий политик сначала вступает в местный политический клуб и работает в качестве помощ­ника "капитана" избирательного округа. Потом он может дорасти до "капитана" и, возможно, до председателя избирательного окру­га и дальше до "капитана" графства или даже до председателя пар­тийной организации штата, а затем и члена национального комитета партии. Раньше практически невозможно было действовать помимо этой структуры. Можно было просто купить партийную машину, но это стоило много денег. Можно было "побить" машину, создав свою собственную, но чем выше политический уровень, тем труднее было создать такую машину. Некоторые коррективы в эту систему были внесены расширением в 70-х гг. так называемых первичных выборов, открывших возможности для независимых претендентов.

5. Тенденции в эволюции партий.

В развитых капиталистических странах Запада социальные и по­литические конфликты концентрируются вокруг более или менее четко очерченных основных полюсов, которые в сфере идеологии условно можно обозначить как консерватизм, либерализм, социал-демократизм. Условно, потому что каждый из этих полюсов, в центре примыкающих друг к. другу, имеет свой левый, правый и умеренный сегменты. В то же время существуют социально-политические силы, ориентирующиеся на правый и левый варианты радикализма или, иначе говоря, выступающие в пользу выхода за пределы господству­ющей политической системы. Но все же было бы ошибочно предста­вить дело таким образом, будто здесь существуют четко разграни­ченные, фронтально противостоящие друг против друга социально-политические силы и отражающие их интересы идеологические течения, между которыми как бы пролегает непреодолимая стена.

Дело в том, что во всех главных партиях индустриально развитых стран есть некое сочетание социал-демократических, либеральных и консервативных элементов.

В истории индустриально развитых стран существовала более или менее тесная корреляция между характером голосования раз­личных групп избирателей и их социально-классовым положением. Как правило, неимущие слои населения голосовали за партии левой ориентации, а более высокодоходные слои - за консервативные и правые партии. В США это были, соответственно, реформистская де­мократическая партия и республиканская партия консервативной ориентации. В Западной Европе дело обстояло несколько сложнее, но все же рабочий класс и неимущие слои населения склонялись к социал-демократическим и другим левым партиям, а представители состоятельных слоев - к либеральным и консервативным пар­тиям. Причем вплоть до конца 60-х гг. низкодоходные слои более по­ложительно, чем высокодоходные слои, оценивали государствен­ное вмешательство в экономику и программы социальной по­мощи.

В последние два десятилетия заметные изменения наблюдаются и в США, и в странах Западной Европы. Нарушается корреляция меж­ду голосованием избирателей за ту ли иную партию и их принадлеж­ностью к определенной социальной группе. Снижается доля рабочих в социал-демократических партиях. Растущее число низкодоходных слоев населения голосует за партии либеральной и консервативной ориентации, а представители средних слоев - за социал-демократи­ческие и другие левые партии. Это со всей очевидностью показали результаты выборов последних лет в ряде стран Западной Европы и США, где значительную часть электората консервативных партий составили представители профсоюзов, включая и "синие воротнич­ки". У большинства партий наблюдается тенденция ориентирования не просто на традиционно "свои", четко очерченные группы избирателей, а на гетерогенный по своему составу электорат, на который претендуют и другие партии. В результате большинство крупных политических партий, в том числе и социал-демократических, по сути дела, перестали быть сугубо классовыми и превратились, по их собственному определению, в так называемые "народные партии” или "партии для всех", претендующие на представительство всех слоев населения.

В этой связи Р. Дарендорф не без оснований отмечал, что приме­нительно к таким партиям, как СДПГ, СДП, и др., понятия "левая" и "правая" стали относительными. Первыми с претензией на статус "народной" выступили христианско-демократические пар­тии. Первоначально эти партии возникли как реакция против секу­ляризации важнейших сторон общественной жизни и отделения церкви от государства. Но после второй мировой войны в их програм­мах не акцентируется вопрос о вероисповедании. Так, например, в программе Австрийской народной партии, принятой в 1972 г., гово­рится, что она не связывает себя с каким бы то ни было вероиспове­данием или церковным институтом.

"Народными" провозгласили себя многие социалистические и социал-демократические партии. Одной из первых это сделала со­циал-демократическая партия Германии. После принятия Годесбергской программы в 1959 г., в которой был зафиксирован отказ от марк­сизма и идеи классовой борьбы, СДПГ превратилась из организации преимущественно рабочего класса в партию рабочих и средних сло­ев. В настоящее время особенно силен в ней вес технической интел­лигенции, представителей предпринимательских кругов, молодежи. По-видимому, республиканская и демократическая партии США, в отличие от многих европейских партий, с самого начала действова­ли как партии "для всех". По своему социальному составу обе они являются конгломератами разнородных, зачастую противоборству­ющих друг с другом социально-политических группировок. Причем состав, соотношение различных компонентов в социальной базе двух партий в каждый конкретный исторический период существен­но изменялись в зависимости от социально-экономических и общест­венно-политических факторов.

Концепция "народной партии" вынуждает все партии как левой, так и правой ориентации сформулировать свои позиции по множест­ву разнообразных вопросов, чтобы привлекать на свою сторону но­вые группы избирателей путем включения в программу соответст­вующих требований. Это вносит дополнительный элемент в наметившуюся неопределенность и неустойчивость социальной базы и ито­гов выборов. Имеет место тенденция к увеличению фрагментации партийных систем, расширению спектра партийно-политических аль­тернатив, возрастанию влияния новых социальных движений и эколо­гических партий, которые в совокупности создают трудные проблемы для "укоренившихся" партий. Наблюдается тенденция к возрастанию колебаний идейно-политических позиций и партийно-политических предпочтений значительных контингентов избирателей. Для них стали характерны довольно резкие переходы от одних партий к дру­гим, с либеральных на правоконсервативные позиции, и наоборот. Это свидетельствует об увеличении "автономии" избирателей по отношению к партиям.

Одним из признаков такой автономии стал неуклонный рост числа избирателей, называющих себя независимыми либо голосующих за кандидата не своей, а конкурирующей партии. Это выражается, в частности, в увеличении числа избирателей, голосующих не за "свою", а за конкурирующую партию. По данным многочисленных опросов общественного мнения, в США на протяжении всего после­военного периода в количественном отношении демократы значи­тельно преобладали над республиканцами. Но тем не менее в тече­ние трех последних десятилетий кандидаты на пост президента от демократической партии оказались неспособны выиграть большинст­во президентских избирательных кампаний. Это особенно примеча­тельно, если учесть тот факт, что за исключением двух коротких -периодов демократам удалось удержать контроль над конгрессом в своих руках с 1932 г. В других индустриально развитых странах подобные тенденций проявляются в оттоке избирателей, например, от социал-демократов к консервативным или альтернативным пар­тиям и движениям, и наоборот. По данным ряда исследований, и здесь ослабевает приверженность избирателей крупным традицион­ным партиям.

Сомнения в способности партий решать стоящие перед общест­вом проблемы порождает феномен так называемого "негативного голосования", то есть голосования не за того, кому надо оказать поддержку, а против того, кто отвергается. Так, по мнению многих наблюдателей, важную роль с точки зрения результатов президентс­ких выборов в США в 1980 г. сыграл "негативный фактор", то есть желание избавиться от Дж. Картера. Согласно опросу общественного мнения, проведенному службой Янкеловича незадолго до выборов, 43% избирателей заявили, что, отдавая свои голоса за Рейгана, они фактически голосуют не за Рейгана, а против Картера. В 80-х гг. этот феномен особенно отчетливо проявился в европейских странах, где правящие партии вынуждены были уступить место у власти оппо­зиционным партиям зачастую не в силу изменения партийно-политических предпочтений избирателей, а в результате негативного отно­шения к партиям, стоящим у кормила власти.

При всем том значение этих тенденций не следует преувеличивать. Анализ реального положения вещей показывает, что политические партии пока что сохраняют важное значение в качестве главных инструментов реализации политических функций, особенно в ка­честве центрального элемента избирательного процесса. Хотя их власть и влияние и уменьшились, было бы преждевременно делать вывод о драматическом развале партий, поскольку отток от них избирателей выступает пока как наметившаяся тенденция. Следует учесть, что во второй половине 70 - начале 80-х гг. в Греции, Испании и Португалии в процессе перехода от авторитарных режимов к бур­жуазно-парламентским режимам именно партии стали одним из наиболее активных институтов, способствовавших утверждению новых политических систем. В России же многие трудности постто­талитарного периода порождены как раз отсутствием более или менее институционализировавшихся дееспособных партий.

9. Заключение

Россия переживает переходный период, главное содержание которого состоит в преобразовании тоталитарной политической системы со всеми ее институтами, структурами и отношениями в со­вершенно новую политическую систему независимо от того, как ее называть - демократической, квазидемократической, авторитарной, президентской и т.д. Очевидно, что и партийная система, которая на наших глазах формируется, не может не носить переходный харак­тер. В рассматриваемом здесь контексте проблема осложняется тем, что речь идет не просто о трансформации существовавшей многие десятилетия монопартийной системы в многопартийную. Дело в том, что в условиях тоталитарного советского строя коммунистическая партия ни в коем случае не была нормальной политической партией в общепринятом смысле этого слова. Она, в сущности, не просто слилась с государственными структурами, а полностью поглотила и государство и общество, и государственные структуры оказались лишь бледными отражениями партийных структур. В результате об­разовался своеобразный гибрид партия-государство. Естественно, крах тоталитарной системы имел своим следствием исчезновение этого гибрида, и перед страной встала проблема создания новой государственности и соответствующей ей партийной системы.

Политические партии в истинном смысле этого слова возникают лишь тогда, когда общество достигает соответствующего уровня социально-политической дифференциации, когда социальные слои и группы более или менее четко осознают свои интересы. Для этого необходимы кристаллизация и институционализация интересов заин­тересованных групп, объединений, блоков, других составляющих гражданского общества, минимум демократической политической культуры. Однако наше общество, переживающее переходный пе­риод, лишено некоего скрепляющего его воедино стержня или орга­низационного начала, оно находится в аморфном состоянии. Сейчас преждевременно говорить о сколько-нибудь обозначившемся струк­турировании интересов различных общественных сил. О реальном представительстве реальных социальных сил и интересов в полити­ческой системе можно говорить лишь тогда, когда, по крайней мере, вчерне оформятся и утвердятся более или менее прочные основания их жизнеустройства. Гарантом стабильности общества и политичес­кой системы является существование широко институционализировавшейся прослойки средних слоев или среднего класса, который, в свою очередь, служит в качестве социальной опоры умеренного, центристского политического курса, равноудаленного от крайних полюсов политического спектра. Центризм в политике обеспечивает возможный в данных конкретных условиях оптимальный баланс общественных интересов, проведение такого курса, который в идеа­ле призван реализовать некую среднюю линию между экономической эффективностью и социальной справедливостью, экономической свободой и социальным равенством.

Что касается ситуации в нашей стране, то было бы напрасным тру­дом заняться разграничением политических сил на правых, левых и центр, либералов, консерваторов и умеренных. Такое деление воз­можно лишь при сформировавшейся демократии и высокой культуре гражданственности в гражданском обществе. В настоящее время в стране, по сути дела, отсутствует единая система политической ком­муникации, сам политический процесс протекает как бы при отсутст­вии интеграции и взаимопонимания между его участниками. Нет необходимого консенсуса относительно общих целей и средств их достижения, общепринятых правил политической игры и т.д. Ожесто­ченные политические дискуссии соответствующим образом не связа­ны с процессом принятия политических решений.

В России в лучшем случае только начинается формирование инф­раструктуры гражданского общества, которое одно и способно обес­печить условия для формирования и институционализации реально заинтересованных групп и, соответственно, организаций, клубов, объединений, партий, способных представлять их интересы в струк­турах власти. Ведь мировой опыт показывает, что уровень развития демократии самым непосредственным образом зависит от того, нас­колько институционализировался политический плюрализм, который проявляется и выражается прежде всего в политических партиях. Но зрелость и жизнеспособность политического плюрализма, вклю­чая партийную систему, определяются тем, в какой степени в обще­стве сформировались, институционализировались и заявили о себе разнообразные центры и источники власти и влияния. Как раз с этой точки зрения определяющее значение имеет соответствующая инфраструктура, призванная обеспечить условия для кристаллиза­ции групповых интересов и оформления соответствующих негосу­дарственных организаций, объединений, союзов.

Переход от тоталитаризма на рельсы демократического развития, развитие рыночных отношений, трансформируя социальную структу­ру общества, усиливая процессы социальной дифференциации, соз­дают основу для воплощения в жизнь ценностей и принципов полити­ческого плюрализма. Это находит отражение в возникновении широ­кого спектра самых разнообразных новых общественно-политичес­ких движений, организаций и объединений. Этот процесс, особенно отчетливо наметившийся в 1989 г., постепенно стал набирать все бо­лее ускоряющиеся темпы. В 1990 г. был принят закон СССР "Об общественных объединениях", в котором были законодательно закрепле­ны порядок образования, права и принципы деятельности общественных организаций и объединений. В марте 1991 г. началась регист­рация партий, а к концу 1991 г. было зарегистрировано уже 26 партий. Российские политические партии различаются по своим программным целям, идейно-политическим ориентациям, организационной структуре, формам и методам работы и т.д.

При всем том необходимо отметить, что этим политическим образованиям еще предстоит доказать свою легитимность, получив под­держку у избирателей, подтвердить, что они действительно являются реальными политическими партиями, за которыми стоят социальные силы. В настоящее время, по сути дела, невозможно определить, кого именно, какие слои, группы, категории населения они пред­ставляют. Для них характерны малочисленность, слабость органи­зационной структуры, неопределенность и аморфность социальной базы, отсутствие сколько-нибудь внятно сформулированных пози­тивных программ и идейно-политических платформ. По этим пока­зателям почти все они являются лишь протопартиями, а не партиями в собственном смысле этого понятия.

Как показывает опыт перехода целой группы стран от тоталита­ризма и авторитариэма сначала в ФРГ и Италии, а затем во второй половине 70 - начале 80-х гг. в Греции, Испании и Португалии, для формирования и институционализации полноценных и дееспособных политических партий требуется достаточно времени. Так, в первые послевоенные годы в ФРГ на местном, земельном и общенациональ­ном уровне возникли десятки политических партий, хотя оккупаци­онные войска США, Великобритании и Франции всячески препятст­вовали появлению мелких партий, при этом оказывая содействие концентрации политических сил Западной Германии в немногих крупных партиях. Процесс формирования устойчивых, жизнеспособ­ных крупных партий занял несколько лет.

Аналогичная ситуация наблюдалась также в Италии. Что касает­ся Греции, особенно Испании и Португалии, то первоначально в этих странах на политической авансцене как по мановению волшебной палочки появилось множество десятков партий (в одной Португа­лии их насчитывалось около 300), и сохранившимся в настоящее вре­мя партиям, чтобы показать свою жизнеспособность, пришлось мно­жество раз выдерживать испытание выборами. Именно такой путь предстоит и России. О вычленении и институционализации полити­ческих партий, представляющих реальные политические силы стра­ны, можно, по-видимому, говорить после проведения всеобщих выборов как минимум два-три раза.

План.

Власть, оказывает воздействие на тело, душу и ум, пронизывает их, подчиняет закону своей воли. По существу своему она подобна авторитету. Коррелятом её является уважение; этическую ценность она представляет тогда и только тогда, когда так направляет уважающего её, что тот оказывается на в состоянии осуществлять большее количество более высоких ценностей, на подвергаясь непосредственно воздействию со стороны власти. Власть нуждается в оправдании, и эти попытки составляют существенную часть политической истории.

Среди крупнейших теоретиков, имеющих исследования по проблеме власти, необходимо в первую очередь отметить Б. Рассела, который трактует власть как «создание намеченного эффекта», М. Вебера, согласно мнению которого «власть есть возможность того, что одно лицо внутри социального отношения будет в состоянии осуществить свою волю, несмотря на сопротивление других, участвующих в действии, Х. Арендт, которая полагала, что «власть означает способность человека не столько действовать самому, сколько взаимодействовать с другими людьми», П. Морриса, который определяет власть как 2не просто способ воздействия на кого-то или что-то, а действие  как процесс, направленный на изменение [кого-то или чего-то]». Ф. Бурлацкий в философском словаре 1986г. придерживается мнения, мнения, что «власть есть в общем смысле способность и возможность осуществлять свою волю, оказывает определяющее воздействие на деятельность, поведение людей с помощью какого-либо средства - авторитета, права, насилия».

Власть появилась с возникновением человеческого общества и сопутствовала его развитию, что нашло отражение в различных учениях о власти. На ранней степени своего развития политические воззрения в целом ещё не успели выделиться в относительно самостоятельную область человеческого знания и представляли собой элемент целостного мифологического мировоззрения. В мифах древних народов господствует представление о божественном происхождении существующих отношений власти и порядка.  Согласно этим мифам, космос в отличии от хаоса, выражаясь греческой терминологией, упорядочен присутствием и усилием богов, земные же порядки - часть мирового, космического порядка.

Вместе с тем, в древней мифологии различно решается и освещается вопрос о способе и характере связи божественного начала с земными отношениями. Например, по древнекитайскому мифу, власть имеет божественное происхождение, но единственной точкой связи с небесными силами является китайский император, являясь одновременно сыном неба и отцом своего народа.

Божественный характер власти, правила поведения, законы - всё это по тогдашним воззрениям соответствовало божественному порядку справедливости, получившего позднее формулировку как «теория естественного права».

Важной проблемой более позднего времени была борьба за верховность власти между церковной властью и светской. Отрицание божественного, сверхприродного происхождения власти, святости её институтов, низведение их до уровней земных, обыденно-житейских дел, до «грешной» природы человека выступала для мыслителей Возрождения как оружие в борьбе за автономизацию социально-политического процесса, входило в комплекс основных идей гуманизма. Так, Н. Макиавелли (1469 - 1527 гг.) стремился отделить реальную политическую деятельность от религиозных оснований, исследовал всласть как отношение властвующих и подвластных, её устройство, учреждение законов. Симпатии Н. Макиавелли на стороне умеренной республики, или «смешанной» формы государства, которая сочетает демократический, аристократический и монархический элементы власти и является более прочной по сравнению с «простыми» формами.

К вопросам власти, её источникам обращались представители западноевропейской мысли Т. Гоббс (1588 - 1679 гг.) и Д. Локк (1632 - 1704 гг.). Власть государства по Гоббсу есть следствие общественного договора, который раз и навсегда ограничивает гибельное стремление людей к осуществлению своей индивидуальной власти. Это власть, отчуждаемая от «естественного человека» и приобретающая самостоятельное существование, продукт не природных, а сознательных человеческих установлений.  Идею общественного договора принимал и Ж.-Ж. Руссо, наделяя, однако, властью, не единоличного государя-суверена, а народную ассоциацию выражающую общую волю всего народа как равнодействующую частных воль людей. Д. Локк, в отличие от Гоббса, рассматривал власть как средство к обеспечению такого гражданского состояния, которое в наибольшей мере соответтсвует естественной природе человека.

Современные концепции власти можно классифицировать по ряду оснований. Прежде всего, концептуальные подходы к интерпретации политической власти, с известной долей условности и относительности, можно разделить при самом общем логико-гносеологическом анализе на два больших класса:

атрибутивно-субстанциональные, трактующие власть как атрибут, субстанциональное свойство субъекта, а то и просто как самодостаточный «предмет» или «вещь»;

реляционные, описывающие власть как социальное отношение или взаимодействие на элементарном и на сложном коммуникативном уровнях.

Атрибутивно-субстанциальные  подходы к осмыслению власти, в свою очередь, можно подразделить на:

-потенциально-волевые

-инструментально-силовые и

-структурно-функциональные.

Потенциально-волевые концепции исходят из определения власти как способности или возможности навязывания воли каким-либо политическим субъектом. Такой подход был особенно влиятелен в традиции немецкой политической мысли. Гегель и Маркс, Фихте и Шопенгауэр, Ницше и Вебер использовали понятия «волевого свойства» или «волевой способности» в самых разных, порой даже когнитивно полярных определениях власти. По классическому определению Вебера, власть представляет собой «любую возможность проводить внутри данных общественных отношений собственную волю, даже вопреки сопротивлению, вне зависимости от того, на чём такая возможность основывается». Строго говоря, такое определение власти при желании можно интерпретировать и как «волевое отношение», но акценты у Вебера, также как и у Гегеля или у Маркса, всё же смещаются на трактовку её как некоего потенциала политического субъекта, обладающего особыми субстанциональными качествами носителя власти.

Во многих волевых определениях и подходах к власти ставится вопрос о средствах её реализации и способах «распредмечивания». Одним из первых, кто определили власть как «силовое распредмечивание», а также обнаружил её важнейший признак в контроле над ресурсами, был в 30-е годы американский политолог Ч. Мерриэм. Это позволяет выделить специфическую инструментально-силовую концепцию власти, связанную прежде всего с англо-американской традицией. Уже в «Левиафане» Гоббса власть, которой обладает суверен, описывается не только как некий абстрактный потенциал, сколько как реальное средство принуждения, форма силового воздействия. Трактовки феномена власти как реальной силы (т.е. средства реализации воли) придерживаются и сторонники «силовой модели» власти англо-американской школы «политического реализма», которые и во внутренней (Д. Кэтлин), и в международной (Г. Моргентау) политике определяют власть как силовое воздействие политического субъекта, контролирующего определённые ресурсы и при необходимости использующего даже прямое насилие.

И, наконец, в современной политической теории разработаны системная и структурно-функциональная концепции власти, связанные, прежде всего, с работами Т. Парсона, Д. Итона, Г. Алмонда, М. Крозье и др. По Парсону, власть скорее всего представляет собой особенное интегративное свойство социальной системы, имеющее целью поддержание её целостности, координацию общих коллективных целей с интересами отдельных элементов, а также обеспечивающее функциональную взаимозависимость подсистем общества на основе консенсуса граждан и легитимизации лидерства.

Что касается новейших постсруктуралистических (или неоструктуралистических) концепций «археологии и генеалогии власти» Фуко и «поля власти» Бурдье, от их объединяет не субстанционально-атрибутивное, а скорее реляционное видение власти как отношения и общения. Фуко отмечает, что власть представляет собой не просто отношение субъектов, а своего рода модальность общения, т.е. «отношение отношений», неперсонифицированное и неовеществлённое, поскольку его субъекты находятся каждый момент в постоянно изменяющихся энергетических линиях напряжений и соотношениях взаимных сил. Бурдье обосновывает собственное понятие «символической власти», которое сводится им к совокупности «капиталов» (экономических, культурных и т.д.), распределяющихся между агентами в соответствии с их позициями в «политическом поле», т.е. в социальном пространстве, образуемом и конструируемом самой иерархией властных отношений. 

Основными компонентами власти являются её субъект, объект, средства (ресурсы) и процесс, приводящий в движение все её элементы и характеризующиеся механизмом и способами взаимодействия субъекта и объекта.

Субъект власти воплощает её активное направляющее начало. Им может быть отдельный человек, организация, общность людей, например, народ или даже мировое сообщество, объединённое в ООН.

Для возникновения властных отношений необходимо, чтобы субъект обладал рядом качеств. Прежде всего, это желание властвовать, проявляющееся в приказах или распоряжениях. Большинство людей не испытывает психологического удовольствия от обладания властью, власть сама по себе не является для них ценностью, многие вообще предпочли бы уклониться от руководящих должностей и связанных с ними психологической и социальной ответственностью, если бы власть не открывала широкие возможности для получения различного рода благ. Для них стремление к власти имеет инструментальный характер, т.е. служит средством достижения других целей.

Помимо желания руководить и готовности брать на себя связанную с этим ответственность, субъект власти должен быть компетентным, знать суть дела, состояние и настроение подчинённых, уметь использовать ресурсы, обладать авторитетом. Конечно, в реальной жизни власть имущие наделены всеми вышеперечисленными качествами в разной степени.

Субъекты политической власти имеют сложный, многоуровневый характер: её первичными факторами являются индивиды, вторичными - политические организации, субъекты наиболее высокого уровня, непосредственно представляющими во всех властных отношениях различные общественные группы и весь народ, - политические элиты и лидеры. Связь между этими уровнями может нарушаться, лидеры нередко отрываются от масс и даже от приведших их к власти партий.

Отражением первостепенной роли субъекта в отношениях власти является широко распространённое отождествление власти с её носителем. Так, говорят о решениях власти, о действиях властей и т.п., подразумевая под властью управленческие органы.

Субъект определяет содержание властного отношения через приказ (распоряжение, команду). В приказе предписывается поведение объекта власти, указываются (или подразумеваются) санкции, которые влекут за собой выполнение или невыполнение данного распоряжения. От приказа, характера содержащихся в нём требований во многом зависит отношение к нему объекта, исполнителей - второго важнейшего элемента власти.

Власть никогда не является свойством или отношением лишь одного действующего лица (органа). Власть - всегда двустороннее, асимметричное, с доминированием воли властителя взаимодействие её субъекта и объекта. Она невозможна без подчинения объекта. Если такого подчинения нет, то нет и власти, несмотря на то, что стремящийся к ней субъект обладает ярко выраженной волей властвования и даже мощными средствами принуждения. В конечном счёте у объекта властной воли всегда есть пусть крайний, но всё же выбор - погибнуть, но не подчиниться. Осознание зависимости власти от покорности населения нашло своё практическое политическое выражение в акциях гражданского неповиновения, что широко используется во всём мире.

Масштабы отношения объекта к субъекту властвования простираются от ожесточённого сопротивления до добровольного, воспринимаемого с радостью повиновения. В принципе, подчинение так же естественно присуще человеческому обществу, как и руководство. Готовность к подчинению зависит от ряда факторов: от собственных качеств объекта, от характера предъявляемых к нему требований, от ситуации и средств воздействия, которыми располагает субъект, а также от того, как исполнитель воспринимает субъект в зависимости от наличия у него авторитета.

Качества объекта властвования определяются его политической культурой. Наибольшую покорностью обеспечивают патриархальный и подданнический типы политических культур. Преобладание в обществе людей, привыкших повиноваться, жаждущих «твёрдой руки», является благоприятной питательной средой авторитарных и тоталитарных режимов.

Мотивация подчинения достаточно сложна. Она может основываться на страхе, на привычке к повиновению, на убеждении в необходимости подчинения, на авторитете, на заинтересованности в повиновении и т.д. Все эти мотивы влияют на силу власти.

Сила власти, основанная на страхе, прямо пропорциональна тяжести наказания  и обратно пропорциональна вероятности избежать его в случае неповиновения. Такая власть имеет тенденцию к ослаблению.

Сравнительно безболезненно принимается людьми власть, основанная на привычке, обычае повиноваться. Она была присуща государству в традиционных обществах. Она - надёжный фактор стабильности власти до тех пор, пока не приходит в противоречие с требованиями реальной жизни. Если же это происходит, то она быстро разрушается как только люди замечают, что она изжила себя, и её представители недостойны повиновения.

Наиболее стабильной является власть, построенная на интересе. Личная заинтересованность побуждает подчинённых к добровольному выполнению распоряжений, делает излишним контроль и применение негативных санкций. Она способствует развитию у людей других типов мотивации подчинения: на основе убеждённости, авторитета и идентификации. Такое подчинение связано с мотивационным воздействием достаточно глубоких слоёв сознания: менталитета, ценностных ориентаций и установок. Убеждённость людей в необходимости подчиняться государству или другому носителю власти ради высоких целей - важный источник силы власти.

Одной из наиболее благоприятных для власти мотиваций подчинения является авторитет. Он формируется на базе общей заинтересованности объекта и субъекта власти и убеждённости подчинённых в особых способностях руководителя. Авторитет представляет собой высоко ценимые качества, которыми подчинённые наделяют руководителя и которые детерминируют их повиновение без угрозы санкций или убеждения. Авторитет основывается на согласии, он означает уважение к руководящей личности (институту), доверие к ней.

Авторитет может быть истинным, когда руководитель действительно обладает теми качествами, которыми его наделяют подчинённые, и ложным, основанным на заблуждениях. В зависимости от тех качеств, которые лежат в его основе, авторитет бывает:

-научным (качество учёности)

-деловым (компетентность, навыки и опыт)

-моральным (высокие нравственные качества)

-религиозным (святость) и т.д.

Без авторитета власть не может быть прочной и эффективной.

Власть, основанная на интересах, убеждённости и авторитете, часто перерастает в идентификацию подчинённого с руководителем. В этом случае достигается максимальная сила власти, и субъект воспринимается объектом как свой представитель и защитник. Субъективная идентификация исполнителей с руководителем может объясняться двумя причинами:

1. быть следствием реального двойственного положения людей в отношении власти, как это имеет место в демократических организациях, где индивиды выступают и субъектом власти (выбирают и контролируют руководство) и её объектом (исполняют решения руководящих инстанций). В этом случае оба агента власти совпадают, хотя и не полностью;

2. выступать результатом общности интересов и ценностей руководителя и исполнителя и возникновения у последнего чувства единения со всей организацией или группой.

Процесс властвования упорядочивается и регулируется с помощью специального механизма власти - системы организаций и норм, их устройства и деятельности. Применительно к такому сложному социальному субъекту, как общество (народ) механизмом власти выступают государственные органы, право, политическая система в целом.

Особенности  различных элементов власти - субъекта, объекта, ресурсов - могут использоваться в качестве основания её типологии.

В зависимости от субъектов власть делится на государственную, партийную, военную, профсоюзную, семейную и т.п. По широте распространения выделяется мегауровень - международные организации, макроуровень - центральные органы государства, мезоуровень - подчинённые центру организации (областные, окружные, районные и т.п.) и микроуровень - власть в первичных организациях и малых группах.

Особенно актуальна проблема взаимодействия властей. Многие считают важнейшей среди всех властей экономическую власть, власть собственников средства производства и других общественных богатств. В рыночном обществе, где почти всё  имеет цену и денежное выражение, подавляющее большинство СМИ принадлежит крупным собственникам. Деньги оказывают сильное влияние на проведение избирательных компаний и итоги выборов, широко используются для подкупа политиков. Концентрация экономической власти у крупных собственников  создаёт опасность установления плутократии - прямого политического правления небольшой группы богатеев. В современных западных демократиях всевластие крупного капитала сдерживается конкуренцией между собственниками, политическим влиянием среднего класса, демократическим государством и общественностью.

Политическая власть, испытывая сильное воздействие власти экономической, достаточно самостоятельна и способна иметь над ней первенство, подчинять её своим целям. В определённых условиях доминирующее влияние на общество может оказывать власть информационная.  Её монополизация определённой группировкой может обеспечить ей победу на выборах и длительное сохранение своего господства в обществе, невзирая на неэффективность экономической и иной политики.

Во взаимодействии различных властей в обществе имеет место так называемый куммулятивный эффект - усиливающееся накопление власти. Он проявляется в том, что богатство повышает шансы на вхождение в политическую элиту и доступ к СМИ и образованию; высокая политическая должность способствует накоплению богатства, доступа к знаниям и информационного влияния; последние же, в свою очередь, улучшают возможности занятия лидирующих политических позиций и повышения дохода.

Разделение властей и разграничение их компетенции в различных странах имеют свою специфику. Однако общим для всех демократических государств является правило, согласно которому три ветви власти не должны быть полностью разобщены, или, напротив, соединены под единым началом.

Поэтому в рамках единой целостности власти государства необходимо разграничение властей, чтобы каждая из них эффективно осуществляла свои полномочия, и их единство, чтобы обеспечить интересы личности, народа, а также социальный прогресс общества.

Обобщение фактов, учёт имеющегося опыта позволяют охарактеризовать общее назначение и место каждой ветви власти.

Законодательная власть основывается на принципах конституции и верховенства права, формируется путём свободных выборов. Законодательная власть вносит поправки в конституцию, определяет основы внутренней и внешней политики государства, утверждает госбюджет, принимает законы, контролирует их исполнение. Законы обязательны для всех исполнительных органов власти и граждан. Верховенство законодательной власти ограничено принципами права, конституцией, правами человека. Законодательные органы находятся под контролем избирателей посредством системы народного представительства и свободных демократических выборов и в системе с другими органами власти - судебными и исполнительными.

В демократических государствах носителем законодательной власти выступает парламент, эффективность деятельности которого  во многом зависит от проверенных опытом государственного строительства структур. Парламенты бывают двухпалатные и однопалатные, чаще однопалатные. В ряде стран действует так называемая простая двухпалатная парламентская система, при которой одна палата формируется в результате прямых выборов, а другая - на основе территориальной пропорциональности.

Исполнительно-распорядительная власть  по сравнению с законодательной отличается большим динамизмом, восприимчивостью к общественной жизни. Исполнительную власть осуществляет правительство, которое решает множество вопросов, в том числе в сфере хозяйствования, планирования, культуры, образования, финансирования, обеспечения повседневного быта и нужд населения и т.д. Особенность состоит в том, что исполнительная власть на только исполняет законы, но и сама издаёт нормативные акты или выступает с законодательной инициативой.

Ещё одна особенность этой власти проявляется в том, что при всём желании её функции невозможно вместить даже в такие обширные понятия, как исполнение законов и правоприменение. В круто меняющейся обстановке она должна оперативно принимать меры по своему усмотрению. Отличительная черта её состоит в том, что она осуществляет свою деятельность преимущественно «за закрытыми дверями». В силу этого обстоятельства, при отсутствии надлежащих сдержек, исполнительная власть неизбежно подминает под себя и законодательную власть, и судебную. Чтобы не допустить этого нужны особые меры.

Исполнительно-распорядительная власть должна быть основана на законе и работать в рамках закона. Она не имеет права присваивать себе полномочия и требовать от граждан исполнения каких-либо обязанностей, если это не предусмотрено законом. Её сдерживание достигается посредством регулярной подотчётности и ответственности перед народным представительством, которое имеет право контроля за деятельностью исполнительной власти.

Судебная власть включает учреждения, которые представляют самостоятельную структуру государственной организации. Состояние судебной власти, отношение к ней в обществе, направления её развития оказывают существенное воздействие на все стороны жизни общества. Каждый человек должен иметь твёрдую уверенность в том, что его обращение в к судебной власти будет завершено справедливым решением, ибо защита прав и свобод человека, разрешение конфликтов и споров цивилизованными средствами - норма правового государства. В принципе, суд не является репрессивным органом, ибо он призван быть защитником права, пресекая правонарушения.

Судебная власть воздействует на законодательную и исполнительную. Законодательная власть контролируется через систему судов (Верховный суд, Конституционный суд). Так, с помощью Конституционного суда в стране обеспечивается конституционность не только подзаконных актов, но и самих законов.

Власть - понятие правовое, означающее созидание и распределение ценностей согласно общественным интересам. Власть - это законное право принимать решения, обязательные для исполнения гражданами, и использовать принуждение во имя торжества законов. Правители всегда стремятся создать впечатление правомерности своей власти и законности правления. В обществе, в котором народ с уважением относится к закону и доверяет правительству, требуются минимальные условия для принуждения. Там же, где законность власти не бесспорна, воцаряется беззаконие  и сохраняется опасность социальных потрясений.