Этноэкономика в судьбах модернизации юга России
Этноэкономика в судьбах модернизации юга России
Ю. С. Колесников, доктор экономических наук,
профессор, зам. директора Северо-Кавказского НИИ экономических и социальных
проблем Ростовского государственного университета
Неэффективность
экономической политики, проводимой в целях модернизации полиэтнических
регионов, обусловлена недооценкой роли этноэкономики как субъекта национального
хозяйства. Представленный в статье исторический анализ данного социокультурного
объединения выявляет, что этноэкономика — равноправный сектор хозяйственного
комплекса Юга России, обеспечивающий экономическую устойчивость этносов даже в
условиях глубокого и продолжительного экономического кризиса.
В
КОНТЕКСТЕ уровневого структурирования экономики в теоретической ее модели
выделяются, как известно, макро-, мезо- и микроуровни. К уровню мезоэкономики,
как правило, относятся отраслевое, межотраслевое, региональное структурные
образования.
Однако,
как показывает практика полиэтнических обществ, на уровне мезоэкономики
существует еще один сегмент национального хозяйства, почти «ненаблюдаемый»
статистикой и налоговыми органами. Этноэкономика и исторический опыт Юга России
и Северного Кавказа в особенности подтверждают этот тезис.
А
между тем неудачи и провалы попыток модернизации полиэтничных регионов во
многом объясняются или «невосприимчивостью» государственной экономической
политики в процессе реформации данного сегмента экономики, или заблуждениями в
оценке его действительной роли в экономической жизни.
Роль
«этнических» регионов в экономическом пространстве России весьма значительна:
на долю национальных республик и автономий приходится более 52% территориальных
ресурсов страны, 18% ее населения, 21,7% основных фондов отраслей экономики
[7].
Под
этноэкономикой мы понимаем территориально-локализованный исторически
сложившийся на базе хозяйственного уклада этноса сегмент экономики,
характеризуемый господством традиционных, преимущественно аграрных форм
хозяйственной деятельности, натуральных и мелкотоварных форм производства, с
доминированием ручного труда, неразвитостью обмена, замкнутостью домохозяйств,
использованием кустарных ремесел, надомного труда, «отходничества» и т.п.
Социальное
пространство полиэтнических регионов России, и Северного Кавказа в частности,
воспроизводит такого рода отношения, которые формируют этнокультурные общности
в качестве социальных и экономических субъектов исторического процесса.
Этносы
обладают собственной идентичностью и самоназванием, уникальной совокупностью
культурных характеристик, в основе которых лежит локализация этносов в
определенном физическом пространстве.
Статусно-экономические
позиции автохтонных этносов Северного Кавказа, в силу сохранения ими в
значительной мере агропромышленного характера функционирования хозяйства,
определяются, в первую очередь, размером и качеством занимаемой ими территории,
доступностью к ресурсам и совокупностью демографических характеристик.
Территориальная
локализация, определяя одинаковость условий жизни, является значимой причиной,
обуславливающей организационную жизнедеятельность людей в этих природных
условиях.
Характерная
черта этой организации — высокий уровень внутренней кон-солидированности,
который объясняется суровыми условиями жизни в горах, природной
изолированностью поселений и традиционно-общинными отношениями внутри социума.
Поселенческая локализация определяет на Северном Кавказе не только специфику
культурных черт, но и различия экономических форм деятельности и возможности
жизнеобеспечения.
Автохтонные
этносы Северного Кавказа характеризуются сохранением в значительной степени
аграрно-традици-онной культуры.
Исторический
анализ социальной структуры народов региона показывает, что к моменту их
присоединения к Российской империи они находились на разных этапах
социально-экономического развития. Общественный строй большинства народов
Северного Кавказа кавказоведы характеризуют как
полупатриархальный-полуфеодальный.
Межродовое
расслоение зависело от места расположения земель того или иного рода, определяя
трудовую специализацию, обмен продуктами, уровень экономического развития в
целом.
В
горных районах практически у всех этнических групп сохранились в той или иной
форме институты общинной самоорганизации (тейпы, тухумы и др.) и городские
собрания как форма самоуправления. Горцы в большой степени сохранили нормы
общинного права (адаты), более жесткий контроль за экзогамией, установку на
большие семьи, куначество, соседскую взаимопомощь и др. [2].
Сохранились
две тенденции: тенденция к региональной интеграции и тенденция к
межрегиональной конкуренции, «разрывающей» социокультурную ткань региона.
В
этноэкономике используется большая часть сырьевых ресурсов, производимых
частным образом, и значительная часть ресурсов общественного сектора экономики.
40—45%
населения региона, отнесенные статистикой к «экономически неактивному
населению» и регистрируемые ею в регионах расселения этносов Северного Кавказа,
как раз составляют трудовые ресурсы этноэкономики [3].
В
секторе этноэкономики производится значительная часть потребляемых товаров
массового спроса, 20% продуктов растениеводства, до 75% продукции
животноводства [4].
Рыночные
реформы на Северном Кавказе усилили различия в уровне социально-экономического
развития субъектов РФ, экономическую дифференциацию этносов. По такому,
например, интегрированному показателю, как валовой региональный продукт на душу
населения, субъекты РФ на Северном Кавказе отличаются друг от друга в 2—3 раза.
Экономическое пространство Северного Кавказа представляет собой причудливую
смесь элементов «государственной экономики», «рыночной экономики» и
«эт-ноэкономики».
Драматизм
ситуации в регионе проявился и в том, что этноэкономика оказалась
невосприимчивой как к тотально-государственной
административно-распределительной системе организации экономики в советский
период, так и к рыночной, осуществляемой в России по монетаристской модели в
контексте процессов модернизации. Исследования показывают, что реализация
проектов рыночных реформ в регионе привела, прежде всего, к свертыванию
индустриального сектора экономики, усилению ее сырьевой направленности,
атомиза-ции хозяйственной жизни, углублению внутрирегиональной стратификации.
Непопулярность
в регионе многих компонентов рыночных реформ, отсутствие последовательной
региональной политики в значительной степени дискредитировали саму идею
модернизации по западному образцу и заставили политические элиты вернуться к
традиционным ценностям этноэкономики.
Это
в значительной степени стимулировало процессы региональной идентификации,
социально-экономическое позициирование этносов.
Процессы
модернизации, характерные для второй половины XX в., наталкивались на
консерватизм, невосприимчивость к инновационным импульсам этноэкономики.
Советский вариант индустриализации в условиях тотального огосударствления
экономики десятилетиями третировал отрасли этноэкономики с их
индивидуально-частными формами производства и распределения как питательную
среду реставрации капитализма, блокируя определенную связь местной индустрии
(особенно переработку) с отраслями этноэкономики.
Экономический
кризис в регионах Юга России обнажил явление, скрываемое ранее статистическими
данными: созданная в различных республиках региона промышленность мало изменила
исторически сложившийся тип хозяйственного уклада этносов.
Основной
тип хозяйствования этносов существовал как бы рядом и параллельно с
промышленными отраслями, которые обслуживали в основном «народно-хозяйственные»
потребности. Учитывая, что раньше места на предприятиях промышленности были
заполнены по большинству мигрантами из России [1], можно констатировать, что в
рамках этноэкономики было занято 80—90% населения этих регионов (исключение —
сферы управления, торговли, здравоохранения, образования, где удельный вес
этноса был достаточно высок среди занятых).
Профессиональная
дифференциация населения региона, характерная для периода индустриализации, так
и не произошла в полном объеме, а новые формы экономической деятельности,
вызванные к жизни модернизацией, не превратились в хозяйственный быт местного
населения.
Архаично-аграрный
тип производства хозяйственной жизни оказался неспособен обеспечивать в полном
объеме издержки производства и социальной инфраструктуры, характерные для
индустриального общества (наука, образование, здравоохранение, связь, информатика
и др.). В силу этого экономика порождает явления субъектной, региональной
«дотационности». Бюджеты всех республик Северного Кавказа являются
дотационными.
В
то же время рыночные преобразования в регионе привели к свертыванию
индустриального сектора экономики усилению ее сырьевой направленности,
углублению внутрирегиональной стратификации и обнажению этноэкономики как
сегмента народного хозяйства.
Экономическая
статистика в последние годы фиксирует ряд противоречивых показателей. Так, при
общем снижении реальных доходов на душу населения в 1998 г. по России в целом,
вызванном финансовым кризисом августа 1998 г., в ряде республик региона
(Дагестан, Ингушетия, Северная Осетия, Кабардино-Балкария) значительно вырос
объем розничного товарооборота; с характеристикой этих республик как «бедных» и
«депрессивных» плохо соотносится ряд социально-экономических показателей, в
частности количество автомобилей, находящихся в личной собственности граждан на
тысячу человек населения, который всегда выступал в России индикатором высокого
материального положения.
Экономисты
интерпретируют эти факты активным развитием теневого сектора экономики,
особенно большой размах которого фиксируется в Дагестане, Ингушетии, Северной
Осетии [5].
Значительная
часть этноэкономики находится в тени, точнее — в латентном состоянии по
отношению к статистическим и налоговым органам.
Для
характеристики этой парадоксальной ситуации используем предложенный
специалистами ИНП РАН индекс экономической плотности региона, выраженный как
произведение показателя плотности населения на показатель величины денежного
дохода на душу населения [10].
Результаты
нашего расчета индекса экономической плотности в разрезе регионов — субъектов
федерации существенно меняют представление об их экономических потенциалах,
уровне экономической активности, «богатых» и «бедных» регионах.
Из
таблицы следует, что более высокая экономическая плотность ряда регионов —
республик Северного Кавказа предопределят давление на экономическое
пространство соседних регионов (Ставропольский край, Краснодарский край,
Ростовская область).
Экономическая
плотность регионов — субъектов РФ в ЮФО*
|
№
Похожие работы на - Этноэкономика в судьбах модернизации юга России
|