Прогноз: игры аналитиков, технологов и политиков
Прогноз: игры аналитиков, технологов и политиков
Потупа Александр
Прогноз – это серьезно?
О возможностях прогноза существуют самые разные мнения,
вплоть до крайних – это невозможно, поскольку речь идет о несуществующих –
пусть пока, но все-таки ненаблюдаемых! – явлениях. И ничего достоверного по
поводу ненаблюдаемых явлений сказать нельзя, а потому и говорить не стоит.
Всякие разговоры на эту тему либо дань схоластике (сколько, скажем, чертей
можно расположить на острие иглы), либо сфера скорей религиозная, чем
собственно научная. С обязательными боговдохновенными пророками и актами веры,
выходящей за рамки позитивного знания – то есть действиями, вводящими отдельных
людей или целые народы в особое, мягко говоря, не вполне нормальное состояние…
А уж если ссылаться на предсказания рационально мыслящих людей – в том числе и
крупных ученых, – тут можно продемонстрировать сколько угодно примеров явно
несбывшихся прогнозов – от глобальных сценариев развития земной цивилизации до
конкретных научно-технических идей, которые иногда уже через несколько лет
выглядели околонаучными анекдотами, либо через тот же год-другой преспокойно
воплощались в жизнь, несмотря на категорический запрет некоторых экспертов
высокого класса.
Не будем вдаваться в относительно тонкие философские
оценки, которые любят предлагать историки некоторых школ, непременно
стремящиеся подчеркнуть глубокую научность изысканий в прошлом на фоне
совершенно фантастических упражнений по другую сторону от настоящего. Кстати,
это именно те школы, где лозунг «история не знает сослагательного наклонения»
считается священной аксиомой.
Хочу подчеркнуть, что антифутурологические аргументы
особенно забавно звучат в устах некоторых вроде бы серьезных политиков, в том
числе белорусских. Подчас разделавшись за пару минут с «футурологическим
шарлатанством», они способны без остановки перейти на серьезный тон и
предложить смену правящего режима, отчего всему белорусскому народу жить станет
«лучше и веселей», то есть впадают в самый ярко выраженный «футурологический
грех». И в грехе этом пребывают в период всех выборных кампаний, а кое-кто –
непрерывно. Это заведомо некорректное обращение с избирателем и коллегами по
партии (на основе только обруганной методологии) или плод несколько, мягко
говоря, атавистического мышления? Того же самого, которое толкало большевиков
объявлять буржуазными лженауками кибернетику и генетику, когда эти науки уже
достигли вполне зримых и серьезных результатов. Кстати, из того же набора
модное среди номенклатуры БСТ (Большого Славянского Треугольника – Беларуси,
Россия, Украина) выражение «непредсказуемые последствия», произносимый обычно с
придыханием и страшным выражением лица. Относится оно, как правило, к какому-то
плохому или даже катастрофическому сценарию, то есть к результату конкретного
предсказания. «Непредсказуемые» же – это когда поленились предсказывать или в
конкретной ситуации сделать это крайне трудно.
Футурогенный мир
Познание футурогенно, иными словами, ориентировано на
лучшую в том или ином смысле адаптацию человека и общества в будущем. На
прогноз работают фактически все системы познания – не только научная. Загробная
жизнь в райских кущах или в кипящем котле со смолой или вращение в кругах
метемпсихоза – в конечном счете, тоже прогнозы. Как бы долго и ярко ни
критиковал политик существующий режим, рано или поздно избиратель
поинтересуется – а что он сам, такой прекрасный критик, собирается делать,
придя к власти? И тут важно выдать привлекательный прогноз – не просто, что он
намерен делать, а что именно, по его мнению, непременно реализуется, Если все
это исполнено профессионально (точнее – высокосуггестивно), возникнет эффект
футурогенного увлечения, и политик получит дополнительные голоса. Фактически избиратель
голосует за сложившуюся у него в голове картинку светлого будущего, действие
которой оказывает на его поведение (а, следовательно – на распределение голосов
в ход выборов) вполне реальное влияние. Экспертов и коллег по политической
партии больше интересуют не глянцевые картинки послепобедья для массового
пользования, а более важные и конкретные вещи – как именно кандидат и его штаб
собираются добиваться победы? С помощью каких технологий опережать конкурентов?
Как всерьез выделиться на плотном рынке многообразных предвыборных обещаний?
Здесь хорошая стратегия, умело спроецированная политтехнологами на конкретные
технологии должна создать усилитель электоральной активности в конкретном
направлении. И, собственно политтехнологи работают именно на сформировавшуюся у
них картинку сконцентрированных к моменту выборов технологических линий.
Возникает своеобразная футурогенная причинность, неизвестная в мире простых
объектов, которые, грубо говоря, лишены приемника сигналов из будущего, то есть
механизма продуцирования сценариев. В определенном смысле по мощности этого
механизма можно судить о сложности системы.
Еще один аспект: цивилизация – это в первую очередь
предсказуемость. Мы устанавливаем весьма разветвленную систему законов, чтобы
получить оптимальный коридор относительно безопасного развития для максимально
широкого круга людей. В идеале демократическое правовое государство –
максимально стабильный и долгосрочный механизм поощрения и наказаний членов
общества в зависимости от их желания пребывать в указанном оптимальном коридоре
при максимально возможном вкладе каждого из них в формирование стратегии
развития общества.
Проблемы
И все-таки остаются проблемы, терзающие обыденный здравый
смысл. События будущего – как бы несуществующий объект, что с этим делать?
Приходится применять реконструктивный подход – что есть для науки дело вполне
обычное. По некой группе следов мы можем восстановить ту или иную картину
события, и даже описать те объекты, которые в этом событии участвовали. Что
прекрасно известно, криминалисту, историку, археологу и многим другим
исследователям. Только по следам относительно стабильных элементарных частиц
восстанавливаются характеристики короткоживущих адронных резонансов. Вообще не
выделяются из адронов кварки, удерживаемые внутри быстро растущими с
расстоянием глюонными силами. В последнем случае, работая с кварковой моделью,
мы имеем лишь информационный блок о распределениях в определенном наборе
реакций, в которых адроны сталкиваются с другими частицами, параметры самих
адронов. На сегодня мы не можем ткнуть пальцем в какой-то конкретный
материальный след на фотопластинке и сказать: вот он – кварк, но существование
кварков в таком реконструктивном смысле вполне доказано.
Следы будущего – именно и есть влияние сценариев, продуцируемых
в той части мозга (хотя фактически он задействован целиком), которую можно было
бы красиво обозначить как футурогенный генератор, на наше поведение. Очень
наглядный пример – шахматист, основное действие которого в ходе партии как раз
и сводится к выбору хода на основе более или менее глубокого просчета вариантов
дальнейшего развития партии. Умение учитывать большое количество многоходовых
вариантов, в сущности, и отличает квалифицированного игрока. Кстати, на сегодня
компьютер уже делает это лучше самых сильных гроссмейстеров.
Другая проблема связана с тем, что жесткие критики
форекастинга, упомянутые в предыдущем разделе, выступают, разумеется, не против
прогноза как такового, а против прогноза в политике, вообще - в
крупномасштабных общественных системах. Физикалистский прогноз – дело как бы
всем понятное. Мы можем рассчитать весьма точно траекторию снаряда, планеты,
эволюцию звезды с определенной массой, выход продукта в химическом реакторе.
Общим для всех этих объектов является их простота – в рамках той модели,
которую мы выбираем для расчетов. То есть для таких, скажем, обычных объектов
их сложность (например, количество решений в единицу времени) много меньше
сложности наблюдателя: Xо « Xн (или параметр относительной сложности
С = Xо/Xн « 1).
Но уже в шахматной партии мы играем не против деревянных
фигурок, а против примерно
равного
по сложности субъекта со своей стратегией –
Похожие работы на - Прогноз: игры аналитиков, технологов и политиков
|