Станислав Лем. Солярис
Станислав Лем. Солярис
В
будущем — очень далеком от нас «космическом будущем» человечества — послышатся
эти прощальные слова: «Кельвин, ты летишь. Всего хорошего!» Психолог Кельвин в
неимоверном отдалении от Земли десантируется с космолета на припланетную
станцию — это огромный серебристый кит, парящий над поверхностью планеты
Солярис. Станция кажется пустой, она странно замусорена, Кельвина никто не встречает,
а первый же человек, увидевший психолога, пугается чуть ли не до смерти.
Человека зовут Снаут, он заместитель начальника станции Гибаряна. Он хрипит с
отвращением: «Я тебя не знаю, не знаю. Чего ты хочешь?» — хотя станция была
извещена о прибытии Кельвина. А потом, опомнившись, говорит, что Гибарян, друг
и коллега Кельвина, покончил с собой и что новоприбывший не должен ничего
делать и не должен нападать, если увидит кого-то ещё, кроме него, Снаута, и
третьего члена экипажа, физика Сарториуса. На вопрос: «Кого я могу увидеть?!« —
Снаут, в сущности, не отвечает. И очень скоро Кельвин встречает в коридоре
огромную голую негритянку, «чудовищную Афродиту» с огромными грудями и
слоновьим задом. Её не может быть на станции, это похоже на галлюцинацию. Мало
того, когда новоприбывший приходит к Сарториусу, физик не пускает его в свою
каюту — стоит, заслоняя спиною дверь, а там слышна беготня и смех ребенка,
потом дверь начинают дергать, и Сарториус кричит неистовым фальцетом: «Я сейчас
вернусь! Не надо! Не надо!» И кульминация бреда — Кельвин входит в холодильную
камеру, чтобы увидеть тело Гибаряна, и обнаруживает рядом с мертвецом ту самую
негритянку — живую и теплую, несмотря на ледяной холод. Ещё одна поразительная
деталь: её босые ступни не стерты и не деформированы ходьбой, кожа их тонка,
как у младенца.
Кельвин
решает было, что сошел с ума, но ведь он — психолог и знает, как в этом
убедиться. Устраивает себе проверку и резюмирует: «Я не сошел с ума. Последняя
надежда исчезла».
Ночью
он просыпается и видит рядом с собою Хэри, свою жену, погибшую десять лет
назад, убившую себя из-за него, Кельвина. Живую, во плоти и крови, и совершенно
спокойную — словно они расстались вчера. На ней памятное ему платье,
обыкновенное платье, но почему-то без застежки-молнии на спине, и ступни у нее,
как у той негритянки, — младенческие. Кажется, она принимает все как должное и
всем довольна, и хочет только одного: ни на час, ни на минуту не расставаться с
Кельвином. Но ему надо уйти, чтобы как-то разобраться в ситуации. Он пытается
связать Хэри — обнаруживается, что она сильна не по-человечески… Кельвин в
ужасе. Он заманивает фантом жены в одноместную ракету и отправляет на
околопланетную орбиту. Казалось бы, с этим бредом покончено, однако Снаут
предупреждает Кельвина, что через два-три часа «гость» вернется, и рассказывает
наконец, что, по его мнению, происходит. Неотвязных «гостей» насылает на людей
Океан планеты Солярис.
Океан
этот уже больше сотни лет занимает умы ученых. Он состоит не из воды, а из
протоплазмы, странным и чудовищным образом перемещающейся, вспучивающейся и
создающей гигантские — бессмысленные на вид — сооружения, в недрах которых
время изменяет свое течение. Их окрестили «городревами», «долгунами», «ми
моидами», «симметриадами», но никто не знал, отчего и зачем они создаются. У
этого живого Океана, кажется, есть единственная функция: он поддерживает
оптимальную орбиту планеты вокруг двойного Солнца. И вот сейчас, после
исследовательского удара жестким излучением, он стал подсылать к людям
фантомов, извлекая их облик из глубин человеческого подсознания. Кельвину ещё
повезло: ему «подарена» женщина, которую он некогда любил, а другим подсылаются
их тайные эротические желания, даже не реализованные. «Такие ситуации… —
говорит Снаут, — о которых можно только подумать, и то в минуту опьянения,
падения, безумия… И слово становится плотью». Так полагает Снаут. Ещё он
говорит, что «гость» чаще всего появляется, пока человек спит и сознание его
выключено. В это время области мозга, ответственные за память, более доступны
неведомым лучам Океана.
Ученые
могли бы покинуть станцию, но Кельвин хочет остаться. Он думает: «Пожалуй, об
Океане мы не узнаем ничего, но может быть, о себе…» Следующей же ночью Хэри
появляется снова, и, как в былые времена, они становятся любовниками. А утром
Кельвин видит, что в каюте лежат два «совершенно одинаковые белые платья с
красными пуговицами» — оба разрезанные по шву. За этим шоком следует другой:
Хэри случайно остается взаперти и с нечеловеческой силой, раня себя, выламывает
дверь. Потрясенный Кельвин видит, как изувеченные её руки почти мгновенно
заживают. Сама Хэри тоже в ужасе, ведь она ощущает себя обычным, нормальным
человеком…
Пытаясь
понять, как «устроена» Хэри, Кельвин берет у нее кровь для анализа, но под
электронным микроскопом видно, что красные тельца состоят не из атомов, а как
бы из ничего — по-видимому, из нейтрино. Однако «нейтринные молекулы» не могут
существовать вне какого-то особого поля… Физик Сарториус принимает эту гипотезу
и берется построить аннигилятор нейтринных молекул, чтобы уничтожать «гостей».
Но Кельвин, оказывается, этого не хочет. Он уже оправился от шока и любит вновь
обретенную жену — кем бы она ни была. Со своей стороны, Хэри начинает понимать
ситуацию, весь её трагизм. Ночью, пока Кельвин спит, она включает магнитофон,
оставленный Гибаряном для Кельвина, прослушивает рассказ Гибаряна о «гостях» и,
узнав правду, пытается покончить с собой. Выпивает жидкий кислород. Кельвин
видит её агонию, мучительную кровавую рвоту, но… Излучение Океана
восстанавливает нейтринную плоть за считанные минуты. Ожившая Хэри в отчаянии —
теперь она знает, что мучит Кельвина, «А что орудие пытки может желать добра и
любить, этого я представить себе не могла», — кричит она. Кельвин в ответ
говорит, что любит её, именно её, а не ту, земную женщину, которая убила себя
из любви к нему. Это правда, и он в полной растерянности: ведь ему предстоит
возвращение на Землю, а любимая женщина может существовать только здесь, в
таинственном поле излучения Океана, Он ни на что не может решиться, однако
соглашается на предложение Сарториуса записать токи своего мозга и передать их
в виде пучка рентгеновского излучения Океану. Может быть, прочитав это
послание, жидкое чудовище перестанет подсылать к людям своих фантомов… Луч бьет
в плазму, и как будто ничего не происходит, только у Кельвина начинаются
мучительные сновидения, в которых его словно бы изучают, то разбирая на атомы,
то составляя вновь. «Ужас, пережитый в них, нельзя сравнить ни с чем на свете»,
— говорит он. Так проходит несколько недель, Хэри и Кельвин привязываются друг
к другу все сильнее, а Сарториус тем временем проводит какие-то страшные
эксперименты, пытаясь избавиться от «гостей». Снаут говорит о нем: «Наш Фауст
наоборот <...> ищет средство от бессмертия». Наконец в одну из ночей Хэри
дает Кельвину снотворное и исчезает. Сарториус втайне от Кельвина все-таки
создал аннигилятор фантомов, и Хэри из великой любви к Кельвину решилась на
гибель — как когда-то, давным-давно… Ушла в небытие, ушла навсегда, ибо
нашествие «гостей» кончилось.
Кельвин
в горе. Он мечтает отомстить мыслящей протоплазме, выжечь её дотла, но Снауту
удается успокоить товарища. Он говорит, что Океан не хотел ничего дурного,
напротив — стремился делать людям подарки, дарить им самое дорогое, то, что
глубже всего запрятано в памяти. Океан не мог знать, каково истинное значение
этой памяти… Кельвин принимает эту мысль и успокаивается — как будто. И в
последней сцене он сидит на берегу Океана, ощущая его «исполинское присутствие,
мощное, неумолимое молчание», и прощает ему все: «Я ничего не знал, но
по-прежнему верил, что ещё не окончилось время жестоких чудес».
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://briefly.ru/