Эволюция коммуникативного пространства СССР в эпоху перестройки

Эволюция коммуникативного пространства СССР в эпоху перестройки

Содержание

Введение

Глава 1. Общество в коммуникативном пространстве

.1 Теоретико-методологические аспекты изучения общества и коммуникации

.2 Феномен коммуникативного пространства. Его уровни и элементы

Глава 2. Система смыслов и ценностей советского общества

.1 Содержание системы смыслов и ценностей советского общества. Философское обоснование происхождения идеала в СССР

.2 Конституирующие советское общество смыслы и ценности. Их содержание

.3 Механизмы трансляции и воспроизведения смыслов в коммуникативном пространстве СССР

.4 Факторы изменения характера трансляции базовых смыслов общественному сознанию. Результаты изменений

Глава 3. Эволюция коммуникативного пространства СССР во второй половине 1980-х годов

.1 Запуск советским руководством концепта перестройки

.2 Радикальное изменение существовавшего состояния советского общества во второй половине 1980-х годов

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Актуальность обращения к теме заключается в том, что сегодня частым лейтмотивом речей руководства Российской Федерации становится обращение к необходимости национальной идеи. Содержание национальной идеи является предметом острых дебатов - как на официальном, так и на неформальном уровнях общения. Нередко встречаются пассажи в СМИ, касающиеся выработки новой российской идеологии. Наличие подобного рода запросов от различных социальных групп свидетельствует о потребности общества в обретении некоего объединяющего стержня. Объединяющий страну стержень является идеологией. Тем не менее, пока на конституционном уровне в России закреплено отсутствие идеологии. Этот отказ получил свое оформление в статье 13 Конституции РФ 1993 года: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». И на нынешнем этапе развития у российского общества нет ответа на вопрос: «Почему мы все - такие разные - вместе?». Корни отказа от идеологии лежат в перестройке. Исторический процесс непрерывен, и российское общество есть логическое продолжение общества советского. Таким образом, для того, чтобы разобраться в проблемах настоящего, необходимо обратиться к прошлому.

Мы полагаем, что желание зафиксировать отказ от идеологии находится в перестройке, когда общество в коммуникативном пространстве выразило неприятие коммунистической идеи и ее идеалов. Изменилось отношение советских граждан к КПСС, которая официально считалась стержнем СССР, проводником советской идеологии. Изменилось отношение людей к базовым смыслам и ценностям советского общества.

На наш взгляд, в общественной плоскости, в коммуникативном пространстве, на уровне общественного сознания, циркулируют базовые смыслы и ценности, которые воспроизводятся и транслируются через систему воспитания и систему средств массовой информации и пропаганды. Под воздействием ряда, в т.ч. и управляемых, факторов и механизмов трансляции смыслов отношение общества к ним начало меняться. Базовые смыслы, ценности стали искаженно восприниматься общественным сознанием. Изменения восприятия общественным сознанием базовых смыслов и ценностей советского общества мы можем отследить в коммуникативном пространстве СССР. Следующим этапом стал запуск властью концепта перестройки в общественное сознание посредством СМИ. Цель перестройки - радикальное изменение существующего состояния советского общества, в конечном счете, должное привести общество в СССР к отказу от социалистической идеи как смыслообразующей.

Социокультурная ситуация советского общества характеризуется динамикой ценностно-смысловых ориентиров. Именно эти процессы мы имеем в виду, когда обращаемся к теме эволюции коммуникативного пространства в СССР в годы перестройки. Проблема динамики смыслов в позднесоветском обществе остается недостаточно изученной, как на теоретическом, так и на прикладном уровнях.

Объектом исследования в работе являются конституирующие общество смыслы и ценности, циркулирующие в коммуникативном пространстве. Предметом исследования в указанном контексте служит эволюция коммуникативного пространства в СССР в эпоху перестройки.

Хронологическими рамками выпускной квалификационной работы стал период с 1985 по 1991 год. Однако в рамках исследования мы периодически обращались к материалам более ранних лет (начиная с 1960-х годов), поскольку это отвечало целям и задачам работы.

Образ «режима вне времени», парадоксальным образом сочетающий в себе черты максимальной мобилизации общества и патерналистского застоя, был предложен профессиональными советологами и советскими критиками еще в 1970-х годах. Это стереотипное восприятие советского общества сохранилось в научной литературе до сих пор. Пока наблюдаются только робкие попытки выйти из косных политизированных исследовательских рамок. Предметно коммуникативное пространство СССР исследователями не рассматривалось (хотя бы потому, что активно этот термин стал использоваться в отечественной науке лишь в последнее десятилетие). Феномен позднесоветских коммуникативных процессов до сих пор комплексно не рассмотрен исследователями - как отечественными, так и зарубежными. Тем не менее, различные аспекты коммуникативной среды взаимодействия общественных элементов разрабатывались и продолжают разрабатываться исследователями. По отношению к историографии вопроса мы применили временной и содержательный критерии, разделив историографию на советскую и российскую, а также определив содержательные блоки в корпусе исследований, связанных с рассматриваемой нами темой. Такие советские авторы как Б.М. Грушин, Б.А. Родионов и т.п. изучали феномен явления коммуникации в целом и конкретно в советском социалистическом обществе. Ими же рассматривалось массовое сознание, СМИ в формировании общественного мнения. Смежным блоком шли работы по изучению эффективности пропаганды, целевых аудиторий, а также взаимодействия органов печати с партийными организациями (в рамках действия социального института воспитания). Частое обращение к советской научной литературе, в том числе и к работам философского, методологического характера, обусловлено тем, что мы занимаемся анализом именно советского общества. К тому же, как верно заметил В.В. Согрин, формационный подход (а использованные нами труды советских исследователей, как правило, относятся именно к нему) к изучению истории, при использовании его познавательных возможностей, позволит в первую очередь «уяснить причины радикальной российской трансформации». В российской историографии изучаются отдельные аспекты близкой проблематики: так, медиаэкономика СССР в период перестройки активно разрабатывается Е.Л. Вартановой, деканом журналистского факультета МГУ. Феномен перестроечной журналистики (в основном, печать и ТВ) изучается И.И. Засурским, тоже выходцем из МГУ.

Использованные в работе источники мы разделили на три раздела. Первый блок включил в себя директивные документы партии, определявшие стратегическую линию партии в области идеологии, декреты, постановления, решения, резолюции и т.п.

Второй раздел представлен теми источниками, что фиксировали отклики целевой аудитории и непосредственно отражали изменения, происходившие в общественном сознании. Прежде всего, это материалы прессы как части системы СМИ (в дальнейшем мы подробнее остановимся на выборе прессы в качестве источника), поскольку именно печать «имеет, как правило, наибольшую информационную насыщенность» . преимущественно общесоюзного уровня (газеты «Правда», «Труд», «Известия», «Литературная газета», журнал «Огонек» и др.), а также отзывы цензурных органов и письма КГБ в ЦК КПСС.

Третий раздел содержит научную литературу, хронологически написанную и выпущенную в рассматриваемый нами период. Это работы, посвященные общественной роли СМИ, а также учебная литература для работы партийных институтов - как свидетельства умонастроений людей, занимавшихся пропагандистской работой. К тому же закрепленное Конституцией 1977 года положение научной интеллигенции как третьего равноправного и производящего класса в доселе бинарной советской социальной системе свидетельствует о превращении научных институций в экспертные центры государственного аппарата. Этот вывод подкрепляется принятием партией уже на официальном уровне следующей функции: с 1977 года КПСС не просто «руководит и направляет», но «придает планомерный научно обоснованный характер его [советского народа] борьбе за победу коммунизма».

Анализ директивных документов партии как проводника советской идеологии, материалов цензурных органов и СМИ (центральных печатных изданий) показывает деградацию важнейших для советского человека смыслов и ценностей. С точки зрения семиотики, мир письменного, печатного всегда был более «правильным» с точки зрения фиксации желаемого для адресата эффекта - поскольку направлен на множество прочтений.

В указанном контексте нам особенно важным представляется анализ советской печати, поскольку газеты читались осознанно. Циркуляция текстов в советском коммуникативном пространстве позволяет нам судить (по результатам проведенного анализа) об изменениях в системе смыслов советского человека. Выбор печати в качестве источниковой базы мы обуславливаем также и тем, что «если ТВ радикализировало настроения масс, то пресса стремилась дать своей аудитории новые смыслы». А аудитория у советских газет была ни много, ни мало вся страна! Обеспечение доступности газет была одной из важнейших проблем советской власти.

В качестве методологической основы исследования выступает междисциплинарный подход. По нашему мнению, для изучения эволюции коммуникативного пространства советского общества эпохи перестройки в СССР наиболее эффективным инструментарием станет синтез теории коммуникации и методологии истории понятий. Именно в коммуникативной сфере общества наиболее ярко отражается процесс изменения восприятия общественным сознанием базовых идеалов и ценностей, отвечающих за воспроизводство определенного типа общества(что и является предметом изучения для истории понятий). Методы исследования включают в себя принцип историзма, сравнительно-исторический анализ источников, а также контент-анализ, включающий в себя семантический анализ.

С учетом актуальности проблемы была определена цель исследования, которая заключается в изучении эволюции коммуникативного пространства СССР эпохи перестройки, поскольку именно в нем - на публичном уровне - отражена динамика базовых смыслов и ценностей, присущих советскому обществу. Для достижения обозначенной цели исследователь предполагает решить следующие задачи:

-охарактеризовать существующие в социогуманитарном знании методологические подходы к изучению феномена взаимосвязи общества и коммуникации, выраженной в коммуникативном пространстве;

-обозначить существующие в области истории понятий методологические подходы к изучению ключевых социальных понятий и категорий;

-проанализировать динамику базовых смыслов и ценностей советского общества;

-проследить ход запуска в советском обществе концепта перестройки;

-изучить трансформацию системы СМИ как одного из двух важных механизмов трансляции и воспроизводства конституирующих общество смыслов и ценностей;

-отразить отказ советского общества от социалистической идеи как от смыслообразующей.

Научная новизна исследования заключается в том, что феномен коммуникативного пространства ранее комплексно не рассматривался исследователями. А к трансформации советской смысловой системы, отвечавшей за содержательное воспроизводство общества, только обозначился интерес исследователей. Тема исследования была апробирована во время выступлений на ряде конференций - X и XI Научных конференциях «Студенческая молодежь и общественные науки» в МГОСГИ (Коломна) в 2015 и 2016 годах, а также на конференции по аудиовизуальной антропологии на историческом факультете в Институте истории и политики МПГУ в 2014 году.

. Общество в коммуникативном пространстве

.1 Теоретико-методологические аспекты изучения общества и коммуникации

Прежде чем разбирать эволюцию коммуникативного пространства СССР эпохи перестройки, выраженную в трансформации общественного восприятия советских базовых ценностей и смыслов, - тему нашего исследования, мы обратимся к феномену общества и взаимосвязанных с этим явлением понятий: для уточнения предмета и объекта нашей работы. Определений общества огромное множество. Наша позиция относительно общества следующая. Вслед за маститыми исследователями общества - Э. Дюркгеймом, К. Марксом, Н. Луманом - мы определяем общество как систему. Общество - особый вид бытия в мире. Бытие - совокупность всех видов отношений, всех входящих в реальный жизненный процесс структур. Дюркгейм определял общество как надиндивидуальную духовную реальность, основанную на коллективных представлениях, и отождествлял общество с социальной реальностью, под которой понимались "существующие в действительности социальные явления и процессы" . Мы будем придерживаться определения Маркса: «Общество не состоит из индивидов, а выражает сумму тех связей и отношений, в которых эти индивиды находятся друг к другу». «Общество, - писал Маркс, - т.е. сам человек в его общественных отношениях». Общественные отношения - те взаимодействия общественных элементов - есть то специфическое, что отличает социальные образования от всех других систем материального мира. Маркс определял общество как «продукт взаимодействия людей» и относил к нему производительные силы и производственные отношения, общественный строй, организацию семьи и классов, политический строй, общественное сознание. Глобально все выше перечисленное является продуктом взаимодействия людей. В процессе взаимодействия необходима коммуникация.

Феномен «общество» можно рассматривать под разными углами. Между обществом и сферой коммуникации есть точки соприкосновения. Выстраивается плоскость взаимодействия, то самое коммуникативное пространство, которое и является объектом исследования. Общество есть поле коммуникации. Коммуникация - одна из характеристик общества как системы, форма общественной организации либо среда существования общества. При этом общественные отношения, о которых говорил Маркс, формируют из индивидов не просто их совокупность, сумму, а выводят это объединение на новый уровень сложности: когда в процессе взаимодействия общественных элементов, во-первых, появляется цель объединения, а во-вторых, в результате взаимодействия исходных субъектов образуются новые качества, не присущие им изначально. Это так называемые интегративные качества системы. «Наличие связи - необходимая предпосылка системности», согласимся мы с утверждением В.Н. Гурьянова. В социальной системе связь между элементами настолько тесная, что и изменения, коснувшиеся одного из элементов, обязательно отразятся на других социальных элементах и даже в целом на системе. Общество обладает структурой, внутренней организацией системы. Общество есть целостная система, а значит, и целесообразная. «В истории общества действуют люди, одаренные сознанием, поступающие обдуманно или под влиянием страсти, стремящиеся к определенным целям. Здесь ничего не делается без сознательного намерения, без желаемой цели» . Общественная система характеризуется наличием цели; своими интегративными качествами; наличием компонентов и частей, формирующих структуру и внутреннюю организацию общества. Действия системы по достижению главной системной цели есть функции системы и ее компонентов14. Каждый из общественных компонентов выполняет свою функцию, производную от функции системы, при этом компоненты выполняют свои, присущие только им, специфичные функции - для достижения своей специфической (частной, не системной) цели. Частная цель отдельного компонента - задача и средство достижения общей цели.

Общество выступает не просто как совокупность индивидов и их общностей (количественно усложненная структура), а как отдельный исторический субъект, характеризующийся собственными законами развития, своим функционалом и своей структурой (качественная компонента которой - деятельность индивидов и их общностей). Оно обладает своим сознанием, которое при этом не является просто суммой индивидуальных сознаний. Еще Э. Дюркгейм отмечал, что «группа думает, чувствует, действует совсем иначе, чем, если бы это сделали ее члены, если бы они были разъединены». Общественное сознание как зеркало объективных социальных процессов все равно выражается в виде деятельности отдельного человека. Б.М. Грушин пишет, что «к сфере общественного бытия должны быть отнесены все входящие в реальный жизненный процесс структуры, начиная от наиболее фундаментальных экономических и заканчивая порождаемыми ими, но, в свою очередь, также детерминирующими общественное сознание структурами - в узком смысле социальными (связанными отношениями между различными общностями людей - классами, группами и т.д.), политическими, бытовыми, семейными, связанными с организацией духовного производства и т.п.».

Общественные субъекты - это носители предметно-практической деятельности (индивид или группа, что зависит от уровня), взаимодействующие между собой в массовом информационном процессе, а также с индивидуальными представителями этих групп. Субъект массовой информации - определенная социальная группа (или индивид как представитель или выразитель интересов), в ходе своей жизнедеятельности производящий и распределяющий социальную информацию, необходимую для выполнения в обществе управляющих функций.

Таким образом, можно определить сферу соприкосновения общества и коммуникации как коммуникативное пространство: особую среду взаимодействия общественных элементов, использующую для связи посредников в виде СМИ и т.п.

Существует множество теорий коммуникации, изучающих тот или иной аспект указанного явления (теория массовых коммуникаций, научных коммуникаций и т.п.). Существует множество определений «коммуникации». Еще у Даля отмечается значение слова «коммуникация» как «пути, дороги, связи мест». Коммуникация и ее развитие - основной элемент, сопровождающий глобальные мировые изменения. Таким образом, мы можем констатировать, что коммуникация - это способ связи между субъектами. Или, скажем другими словами, «разновидность взаимодействия между субъектами, опосредованная неким объектом». Философская теория коммуникации проясняет смысл тех процессов, функций, задач, которые связываются с процессом коммуникации. Сразу оговоримся, что авторов-философов, разработавших такую теорию коммуникации, и показавших, как технологии коммуникации преобразуют общество в целом, немного. Философская интерпретация коммуникации никогда не ограничивалась пониманием коммуникации как простого речевого акта. Независимо от позиций философов относительно понимания природы коммуникации, для них в изучении коммуникации есть несколько констант: это не только базовая формула Адресант - сообщение - адресат, но и образующаяся в процессе коммуникации медиа-реальность, коммуникативное пространство как особое измерение реальности социума. Воздействие на коммуникативное пространство информационных потоков СМИ, сетевых сообщений, смысловых коннотаций культурных текстов позволяет представить по-разному то коммуникативное пространство, в котором существует общество. Представление о небывалом развитии коммуникации настолько широко распространено, что кажется, будто в науке представлено множество конкурирующих теорий и концепций, раскрывающих феномен коммуникации. На деле таких теорий не слишком много. Особой фигурой в этом ряду является известный немецкий философ и социолог Никлас Луман. Лумановская трактовка коммуникации выделяется из числа прочих тем, что, по сути, отождествляет коммуникацию и общество как систему. Коммуникация определяется Луманом как специфичная операция, характеризующая исключительно социальные системы. Общество как система - это не сущность или состояние (сообщество людей, связь индивидов), это операция, которая производит и воспроизводит эту постоянно функционирующую систему. Луман не нов в том, что определяет ключевую характеристику общества в процессе, - Маркс в качестве ключевой характеристики общества выдвигал процесс материального воспроизводства общества, а само общество как совокупность классовых отношений. Однако Луман впервые в истории социальной мысли сводит весь социальный процесс к единой операции и дает новое истолкование сущности общества.

Под коммуникацией Луман понимает не передачу некоего смыслового содержания от одного индивида к другому или от передатчика к приемнику, а «некое исторически-конкретно протекающее, зависимое от контекста событие». Коммуникация - единый акт, который самостоятелен и самодостаточен как единое целое. Коммуникация является операцией, в ходе которой происходит перераспределение знания и незнания, а не связь или передача информации. Ситуативность коммуникации обусловлена тем, что величина знания/незнания зависит от времени и места и не может быть константой. В нашем представлении об информации заложена своего рода конструктивистская теория познания, в которой знание всегда продуктивно и имеет прикладной характер. Информацию порождает только взаимодействие общественных элементов, информация характеризует действия и события, несет в себе знание конкретных характеристик предмета познания и не участвует в создании более общего, понятийного представления о предмете. Информация характеризует состояния системы, происходящие и потенциальные изменения системы. Функциональный смысл коммуникации заключается в том, что направлять общественное развитие и обеспечивать жизнедеятельность общества.

Наибольшим вызовом для Лумана в рамках его концепции явилась проблема взаимодействия систем сознания и коммуникативных систем. Исходя из посылов Лумана, эти системы, функционируя, не могут взаимодействовать друг с другом. В коммуникации не происходит соединения сознаний или обмена мыслями. «Не существует социально опосредованной коммуникации от сознания к сознанию, и не существует коммуникации между индивидуумом и обществом.... Только сознание может думать (но именно не внушать или передавать другим образом мысли другому сознанию) и только общество может коммуницировать». В то же время их структурные соответствия столь тесно взаимообусловлены, что «без сознания нет коммуникации, как без коммуникации нет сознания». Причем их отношение ассиметрично - можно мыслить сознание вне коммуникации, но нельзя - коммуникацию вне сознания.

Коммуникация, отмечает Луман, тотально (т.е. в каждой операции) завязана на сознание, хотя бы потому, что только сознание способно воспринимать чувственно, а функционирование коммуникации (устной, письменной) предполагает чувственные элементы. Структуры, обеспечивающие соответствие сознание и коммуникации, лежат не столько в сфере физиологических процессов, сколько в специфически генерированной с помощью когнитивных процессов области материальных знаков, создающих в ходе эволюции такие явления как язык, письмо, книгопечатание. Именно внутри смысловых операций, имеющих дело с языком, встречаются сознание и коммуникация. Основной поддержкой сознанию здесь служит то, что звуки и образы языка кардинально выделяются на фоне иных звуков и образов, встречающихся в окружении психических систем. В рамках структурного соответствия сознания и коммуникации, отмечает Луман, сознание выступает медиумом для коммуникации как формы. В качестве медиума сознание предстает для наблюдателя пространством свободы и возможностей коммуникации, совокупностей слабо связанных элементов, которым придает структуру лишь коммуникация.

Коммуникация происходит внутри системы, а не между разными системами. С коммуникацией имеет дело только общество. Важнее всего, что для Лумана коммуницируют не субъекты, не сознание, коммуницирует общество. «Любая социальная коммуникация является самонаблюдением общества, а значит, общество присутствует всегда и везде, где только возможна коммуникация людей». Более того, коммуникация коммуницирует посредством коммуникации, и никак иначе. Общество может регулировать свои коммуникации лишь посредством коммуникаций. Немецкий социолог для объяснения существования общественной системы вводит понятие автопоэзиса, которое он позаимствовал у аргентинских биологов Франческо Варелы и Хумберто Матураны, лауреатов Нобелевской премии. Эти ученые в своем исследовании сделали акцент на способности органических систем к автопоэзису как механизму саморепродукции живых существ. Живые системы автопоэтичны, потому что организованы так, чтобы вновь и вновь воссоздавать свои структуры, не взирая не энтропийное давление внешней среды. Автопоэзис (или аутопоэзис) - это способ процессирования смысловых структур посредством коммуникации. Именно посредством смысловой коммуникации происходит воспроизводство социума.

Замысел Лумана - дать объяснения процессуальности и операциональности, а не предметности мира. Его предмет наблюдения - социальные отношения, т.е. отношения смысла, которые не имеют предметности, а состоят из сетей реляций и рекурсий, операций и селекций. Коммуникация создает пространство для коммуникативного конституирования смысла в формах языка, социального действия и общества.

Для понимания предлагаемой концепции коммуникации следует вникнуть еще в один ключевой для Лумана элемент его теории - в трактовку познания как наблюдения. Наблюдение является не просто восприятием действительности, это отдельный вид системных операций. Наблюдение есть «различие, которое создает различие», т.е. операция, которая полагает различие. Операция наблюдения обозначает одну сторону формы и тем самым отличает ее от другой. Обозначение той стороны, на которой находится сам наблюдатель, является самореференцией, различение иной стороны образует инореферен- цию системы. Постоянно осмысляя обе стороны, наблюдатель формирует комплексные смысловые структуры.

С помощью фигуры наблюдателя становится очевидным парадокс авторефлексивности познания. Наблюдатель может видеть все, но он не может видеть самого себя в наблюдении. Наблюдатель и операция наблюдения слепы для самих себя. Это ненаблюдаемость наблюдения образует «слепое поле», которое служит конститутивной предпосылкой наблюдения, мотивируя к дальнейшему познанию.

Наблюдение есть операция, которая как операция остается ненаблюдаемой. Но эту операцию может наблюдать другой наблюдатель, наблюдая наблюдателя. Иными словами, наблюдение первого уровня можно наблюдать с точки зрения наблюдения второго уровня. Наблюдатель первого уровня не может видеть единства различия смысловой формы, которое способен видеть наблюдатель на более высокой ступени. Полнота наблюдения предполагает более высокий порядок наблюдения. Луман отмечал, что особенностью человеческого разума как раз и является способность к наблюдению второго порядка. В то же время именно эта способность может вести к ситуации, когда наблюдение может уже иметь дело не с реальностью, а только с наблюдениями, смешивая их с реальностью, как это происходит, например, с «реальностью масс-медиа». Медиареальность есть наблюдение второго порядка. Луман в 1996 году писал, что открывшаяся для человечества возможность «наблюдения за наблюдением» уже не дает по-другому взглянуть на мир. Коммуникация по Луману вычеркивает отдельных субъектов, это операции смыслов, конструирующие общество (как отмечает Назарчук, Луман писал об этом в 1987 году ). «В окружении нет ничего, что соответствует познанию; ибо все, что соответствует познанию, зависит от различений, внутри которых оно обозначает нечто как «то» или «не то». В окружении не ни вещей, ни событий, если эти понятием должно обозначаться то, что-то иное всякому иному. Даже окружения нет в окружении, т.к. это понятие обозначает нечто только в отличие от системы».

Само понятие коммуникации нельзя свести ни к определению понятию коммуникативного действия (Хабермас), ни к пониманию коммуникации как переносу информации. Коммуникация для Лумана - различение информации, сообщения и понимания. Коммуникация осуществляется лишь тогда, когда можно синтезировать эти три аспекта. В основу понимания должно быть заложено различение акта сообщения и самой информации. После того, как происходит удовлетворение первой предпосылки - различения акта сообщения и самой информации, сама коммуникация как процесс и операция начинает заниматься информацией или основаниями того, почему нечто высказывается непосредственно здесь и теперь; или трудностями понимания смысла коммуникации, или, наконец, следующим шагом: должен ли предложенный смысл быть принят или отклонен. Таким образом, различение информации, сообщения и понимания является тем различением, которое производит различения и которое, будучи однажды совершенным, поддерживает деятельность системы. Коммуникации могут быть восприняты или отклонены, постоянно создавая бифуркации восприятия и отклонения. Каждое коммуникативное событие закрывает и открывает систему. И только вследствие этой бифуркации может иметь место история, ход которой зависит от того, какое направление будет выбрано.

Коммуникация обладает структурой, она есть единство трех элементов: сообщения, информации и понимания. Только в этом единстве происходит коммуникация, каждый из элементов по отдельности ничего не значит. Коммуникация охватывает «потенциал осмысленно информирующих, постоянно тематизируемых сообщений, которые, соединяясь вместе, могут осуществлять коммуникацию». После того, как информация проявляется, она не исчезает бесследно, а оставляет структурный эффект, изменяя состояние системы. Реагируя на это изменения, меняется вся система. После прихода информации система не может существовать по-старому. Те сообщения, которые не ставят под вопрос прежнее состояние системы и не побуждают к реакции, не несут в себе информации и не являются информацией.

Информация функционирует как «новое», создающее смысл. Информация, подчёркивал Луман, есть неожиданная селекция. Из нескольких возможностей. Будучи неожиданной, эта селекция побуждает к новым контингентным операциям, которые были бы столь же неожиданными без получения этой информации, но становятся после этого логичными для системы. Поэтому Луман называет информацию «событиями, которые ограничивают энтропию, не разрушая системы». Система идентифицирует свои изменения как информацию, когда сопоставляет их с ожиданиями. Только новое имеет информационное содержание. Информация может только однажды изумить. Так, информационная составляющая в новостях может прозвучать только один раз. Повторенное дважды, сообщение не будет нести информацию, хотя будет нести смысл. Поэтому, подчеркивает Луман, следует различать информацию и смысл. Повторение информации будет нести тот же смысл, ту же селекцию. Но повторить тот системный эффект такое сообщение не может. Всякая информация транслируется посредством сообщения, но не всякое сообщение несет в себе информацию.

Сообщение - это наиболее выраженный динамический элемент коммуникации и является действием, обусловленными временным характером протекания коммуникации. Именно благодаря природе сообщения как акта вся коммуникация имеет временное продолжение и ритм, начало и конец. Сообщение отвечает за то, что информация не только существует, но и передается дальше, побуждает к следующим операциям. Поскольку информация кон- тингентна и контекстна, сообщение должно транспортировать эту контин- гентность. Другими словами, ее действие заключено в создании того же контекста у приемника сообщения, который имеется у передатчика. Коммуникация, формулирует Луман, «является определенным способом наблюдения мира путем различения информации и сообщения, которых слишком часто сводят вместе. Сообщение следует отличать от окружения, например, как отличают слова от окружающих фоновых звуков». Информация может быть сообщена, но не понята. Понимание является последним элементом, который завершает коммуникацию, поэтому коммуникация совершается в тот временной момент, когда происходит понимание. Понимание совершается на основе наблюдения различия информации и сообщения. В понимании коммуникация схватывает различие между информационной ценностью содержания сообщения и основаниями, из которых совершается сообщение. Таким образом, сообщение вырывается из потока восприятия. «Информация не понимается сама из себя, для ее сообщения нужен особый код, который расшифровывается в понимании». Понимание является видом обработки информации, в котором коммуникация реализуется как автопоэтический процесс. «В основе социального порядка лежит полагание взаимопонимания и коммуникации» .

В понятии коммуникации Луман выделяет также элемент, который характеризует коммуникацию как последовательный процесс примыкающих друг к другу операций. Это тема. Темы привлекают внимание, открывают и ограничивают отдельные коммуникационные последовательности. Темы характеризуют вещественное измерение коммуникации. Посредством тем смысловые границы системы расширяются или сужаются. Темы предвосхищаются предысторией и структурой ожиданий коммуникации. Так, до деталей можно представить коммуникацию, которая ведется на футбольном поле, в семье или в магазине. «Темы являются программами действий языка, - определяет Луман.

Понятию темы коррелятивен элемент реплики - своего рода «взноса» в тему. Коммуникацию характеризует также и различение «темы и реплики». Коммуникационные взаимосвязи упорядочиваются посредством тем, на которые ссылаются реплики. Темы переживают по времени реплики, они связывают различные реплики в более длительную, краткосрочную или долгосрочную смысловую связь. Отношение тем и реплик имеет природу различия уровней и предполагает некоторый баланс: порог тематизации не позволяет темам расширяться бесконечно; тематическое насыщение не позволяет размножаться до бесконечности репликами.

Итак, мы вслед за Луманом, в трактовке процесса коммуникации переходим от традиционной модели двучленной селекции (передатчик-приемник) к трехчленной селекции. Коммуникация может происходить, когда информация, сообщение и понимание координировано соединяются вместе. Текстовая и языковая коммуникация определяется логикой контекста. В годы перестройки (1985-1991) зафиксировано окончательное разрушение советской системы смыслов, которая отвечала за самовоспроизводство общества как автопоэтической системы (мы вслед за Н. Луманом определяем общество как автопоэтическую систему, которая саморегулирует, самоорганизовывает и самовоспроизводит себя).

С точки зрения Лумана, неправомерно разделять язык и речь. Фонетическая форма первична и в смысле социальной эволюции предшествует письму. «Языковая коммуникация в первую очередь является процессированием смысла в медиуме звучания», - отмечает Луман. Язык в своей данности - настолько неординарный и дифференцированный медиум, что обладает великолепной способностью привлечения внимания при передаче сообщения. Говоря о языке, Луман имеет в виду даже не речь, а процесс речи, говорение. Говорение является бросающимся в глаза поведением, специализированным и дифференцированным специально для коммуникации. Письмо же ссылается на это свойство, предполагая «внутреннюю речь», произнесение слов «про себя».

Форму языка образует различение звука и смысла, неразрывно связанных между собой. Но исходный медиум языка образует не «материя звука», а слабо связанное множество слов, которое может при помощи грамматики составляться в конкретные предложения, жестко связанные между собой и генерирующие фиксированный смысл. Посредством различения слова и предложения язык создает способность к контингентным комбинациями, которые и используются для с образования смысловых форм. Язык генерализирует смыслы, подводя в предложения словесные идентичности под разные ситуации.

Ключевой структурой, опосредующей функционирование языка - и это центральный пункт лумановского учения о языке, - является его бинарный код. В случае языка кодирование заключается в предоставлении коммуникацией «публичной оферты» - принять сообщаемое содержание или его отвергнуть, сказать «да» или «нет», Как и в других системах, бинарный код позволяет системе оперативно выбирать одно решение из двух и таким образом выстраивать свои операции во времени. Кодирование помогает системе п с помощью утверждения или отрицания создавать идентичности, которых нет в при роже, чтобы свободно оперировать ими. Это такие идентичности, которые остаются тождественными, в то время как коммуникация переходит от утверждений к отрицаниями и обратно. С помощью кодирования становится возможным ставить под сомнения или отклонять сообщаемое, делая возможными и ошибку, и обман. Любое предложение может быть отрицаемо, и в этом заключена полнота кодирования, которая не зависит от намерений участников коммуникации и является условием самокоррекции коммуникационного процесса. Кодирование замыкает систему, которая иначе оставалась бы открытой. Благодаря взаимному стразу отклонения возникает интерес к пониманию, говоря более обще, - идеальная норма усилия к взаимному пониманию согласию. Луман полемизирует с Апелем и Хабермасом, утверждая, что бинарный код гарантирует автопоэзис коммуникации. Гарантированный консенсус отчасти ослабляет интерес к коммуникации. Поэтому те средства, которые служат развитию и распространению коммуникации, ориентированы на проблематизацию.

Таким образом, именно языковая обработка информации посредством упорядочивания селекций принятия и отклонения ведет к структурированной коммуникации, т.е. к возникновению общества. Отсутствие этого, т.е. разновероятность принятия и отклонения коммуникационных сообщений, Луман отождествляет с понятием социальной энтропии. Однако тут мы не согласимся с уважаемым немецким социологом, поскольку коммуникация, на наш взгляд, способствует возникновению общества только в процессе какой-либо общей деятельности, а именно, труда.

Луман отводит особое место роли письменного языка и сообщения для становления комплексности современных обществ. Он разводит язык и письмо как разные виды медиумом коммуникации: письмо не замещает и не восполняет, а скорее дополняет язык. Функции и возможности, которые открывает письмо, достаточно самостоятельны для того, чтобы говорить о нем как о полноценном социальном генераторе коммуникации носителем знака при письме становится не звук и не акустические восприятия, а материально воспринимаемый знак. Структурная дифференциация знаков в письме способна служить самостоятельной знаковой системой, никак не связанной с фонетическим уровнем языка. Для этого не требуется соответствия звуков и букв, письмо питается собственными структурными дифференциациями. Через движение от идиограмм к слогам и буквам развивается различение знака и смысла. Это коренное отличие позволяет яснее обнаружить различие слова и смысла. Языковая коммуникация трансформируется в форму текста, обособленность и самобытность которого более очевидна и убедительна, чем в устной речи. Интерпретация текста происходит посредством ссылок на прежние тексты, что гораздо легче осуществить, чем в устной коммуникации. Интерпретация способа сама создает тексты, множа интерпретации интерпретаций. Текст более чётко, чем речь, способен замыкать область коммуникации. Если устная речь вовлекает в процесс коммуникации присутствующих здесь и превращает в коммуникации в актуальное событие из категории «здесь и сейчас», то письмо размывает временные и пространственные границы для участников коммуникативного акта. Благодаря этому явлению возникают новые пространства интерпретации, которые на порядок увеличивают возможности примыкания коммуникативных ссылок. С письмом начинается телекоммуникация, коммуникативная достижимость тех, кто «удален» в пространстве и времени. Посредством этого происходит трансформация коммуникационных возможностей, что, в свою очередь, способствует изменению структуры общественной системы. Письменная речь смещает и растягивает во времени принятие или отвержение языковой оферты. Вырастает порог доступа к пониманию сообщения: адресат может легко отказаться от получения сообщения или отложить его, и здесь у адресанта нет даже средств контроля.

Особенности письма заключатся и в совершенно новом протекании временности коммуникации. Текст предполагает фиксацию времени и в этом смысл порывает с ощущением жизни-вместе-со-временем. Письмо меняет конституцию и значение памяти для коммуникации. Отныне больше предметов коммуникации может быть забыто или вспомянуто, чем прежде. Понимание благодаря текстам не влечет за собой более перегрузки сознания. Новое качество приобретает процесс обучения, который открывает возможность создания схематизмов и абстрактных понятий, никогда не возникших бы в рамках устной коммуникации. Прошлое как «записанная история» и как наличный текст получает отныне невиданную прежде власть над настоящим. «Время не может больше называться властью забвения», - пишет Луман. Первоначально письмо служило сохранению в памяти сакральных текстов, точнее, очерчиванию пространства религиозной тайны от широкой коммуникации. Утрата элитами контроля над навыками чтениям широких масс породило новую отрасль массовой коммуникации (литература, письменная переписка и т.п.). Становясь общественно используемым письмом, последнее быстро разрывает оковы политического контроля - вначале в форме культуры дебатов, охватывающих все возможные темы, затем в форме общественной критики, обосновывающей задачи трансформации социальных структур. Эволюция письма, отмечает Луман, постепенно провоцирует эволюцию способов наблюдения высоких порядков, и в особенности наблюдения других наблюдателей. В этом огромное значение письма для социальной эволюции. Устная речь развивается преимущественно в рамках коммуникации первого уровня. Письмо открывает совсем иные возможности для коммуникации: путем цитирования, интерпретации, критики оно делает коммуникацию предметом коммуникации и становится наблюдателем коммуникации, наблюдателем второго уровня. Это открывают путь к обретению новой степени сложности коммуникации, свойственному современному обществу. Письмо, в отличие от речи, открывает пути для создания сложных формальных языковых структур, для оформления интеракций в публичной сфере, позволяя дисциплинировать путем публичных предписаний весь ход общественной жизни. Этот эффект охватывает государственное управления, право, экономику, политику, позволяя дифференцироваться функциональным структурам общества.

Луман различает медиумы, которые служить количественному распространению коммуникации в обществе, и медиумы, которые качественно преобразуют общественную коммуникацию. Медиумы, которые качественно преобразуют общественную коммуникацию. Медиумы первого типа, т.е. масс-медиа, транспортируют коммуникацию, которая создается благодаря медиумам второго типа. Масс-медиа играют подчинённую роль в лумановской концепции: в отличие от традиционно высокой оценки роли масс-медиа Луман не отводит им центрального значения в функционировании общества, а основное внимание переносит на символически генерализированные медиа, под которым понимает начала, конституирующие функциональные подсистемы общества, - деньги, власть, любовь. Луман отмечает, что «за каждой коммуникацией в системе следует неидентичная коммуникация, но она соответствует общему коммуникативному коду системы, его смыслу, и всегда предопределена ранее происходящими коммуникациями».

.2 Феномен коммуникативного пространства. Его уровни и элементы

Понятие коммуникативного пространства не имеет четкого определения в науке. К слову, именно эта проблема являлась одной из важнейших при работе над нашим исследованием. Коммуникативное пространство довольно часто исследователи отождествляют с информационным пространством, с общественным дискурсом и т.п. Исследователей, изучающих в каком бы то ни было аспекте коммуникативное пространство, независимо от их методологического основания, объединяет то, что для них точка отсчета коммуникативного пространства - это адресант, «говорящий». Известный лингвист и литературовед Б.М. Гаспаров отмечает, что именно «говорящий» формирует процесс и «продукт» коммуникации - его «когнитивно-дискурсивные представления» о реальности, в которой находится адресант. Коммуникативное пространство различают по его стилистическим и функциональным параметрам (коммуникативное пространство разговорной речи или игровое коммуникативное пространство), в узком смысле его могут трактовать как проксемическое коммуникативное пространство, как коммуникативное пространство отдельного текста.

«Всякий акт употребления языка - будь то произведение высокой ценности или мимолетная реплика в разговоре - представляет собой частицу непрерывно движущегося потока человеческого опыта. В этом своем качестве он вбирает в себя и отражает в себе уникальное стечение обстоятельств, при которых и для которых он был создан: коммуникативные намерения автора, всегда множественные и противоречивые и никогда не ясные до конца ему самому; взаимоотношения автора и его непосредственных и потенциальных, близких и отдаленных, известных ему и воображаемых адресатов; всевозможные "обстоятельства" - крупные и мелкие, общезначимые или интимные, определяющие важные или случайные, - так или иначе отпечатавшиеся в данном сообщении; общие идеологические черты и стилистический климат эпохи в целом, и той конкретной среды и конкретных личностей, которым сообщение прямо или косвенно адресовано, в частности, жанровые и стилевые черты как самого сообщения, так и той коммуникативной ситуации, в которую оно включается; и наконец - множество ассоциаций с предыдущим опытом, так или иначе попавших в орбиту данного языкового действия: ассоциаций явных и смутных, близких или отдаленных, прозрачно очевидных и эзотерических, понятийных и образных, относящихся ко всему сообщению как целому или отдельным его деталям». «Совокупность и взаимодействие всех этих аспектов» - это, по Б.М. Гаспарову, и есть коммуникативное пространство - целостная коммуникативная среда, «в которую говорящие как бы погружаются в процессе коммуникативной деятельности». Т.А. Воронцова, вслед за Гаспаровым, определяет коммуникативное пространство как «зону реальных и потенциальных контактов каждого из участников с точки зрения говорящего (адресанта)». Н.В. Лукьянова в своей статье «Уровни соподчинения семиотических элементов в коммуникативном пространстве» определяет коммуникативное пространство как «пространство существования, производства и функционирования множества значений, объединенных силой мысли человека и обладающих определенной иерархией». На наш взгляд, этому в целом хорошему определению не хватает пояснений, какие именно значения вращаются в коммуникативном пространстве. «В лингвопрагматических исследованиях понятие коммуникативного (коммуникативно-прагматического) пространства определяется как речевая ситуация, включающая роли говорящего и слушающего, характеристики времени и места, правила согласования этих целей в рамках кооперативного принципа, правила передачи роли говорящего от одного коммуниканта другому и т.п. Лингвопрагматический подход к языку соотносит коммуникативно-прагматическое пространство с языковыми (типы речевых актов, речевые ходы и т.д.) и ментальными структурами (пропозиции, пресуппозиции, импликатуры), обеспечивающими целенаправленность, целесообразность и уместность, а также успешность и удачность коммуникативных действий каждого из партнеров по коммуникации».

«В соответствии с данным подходом, в коммуникативном пространстве нам представляются значимыми следующие сферы: 1. Собственно речевая сфера актуальна в непосредственном межличностном общении. Это своего рода дискурсивные конвенции по поводу речевого участия в процессе коммуникации каждого из собеседников. Границы этой сферы определяются правилами коммуникации в конкретном дискурсе и параметрами конкретной речевой ситуации. Например, ситуация научной конференции предполагает, с одной стороны, регламентированную последовательность речевого участия коммуникантов (доклад - вопросы к докладчику - обсуждение доклада), с другой - в соответствии с конвенциями научного дискурса («ни у кого нет монополии на научную истину») - равное право на речь всех участников коммуникации независимо от должностей и ученых званий. 2. Аксиологическая сфера коммуникативного пространства рассматривается нами как актуальная для данного коммуникативного акта система ценностей и оценок каждого из коммуникантов. Взаимодействие коммуникантов в данной сфере коммуникативного пространства происходит как при непосредственной (межличностной), так и при опосредованной коммуникации (например, через СМИ), когда не происходит мены коммуникативных ролей адресанта и адресата. 3. Когнитивная сфера коммуникативного пространства - это система ключевых концептов, актуальных для данного коммуникативного акта, своего рода картина мира, которая репрезентируется адресантом и адресатом в рамках данного дискурса. Данная сфера коммуникативного пространства может быть определена для любого типа коммуникации и для любого типа дискурса: от приватных бесед до социально значимых типов дискурса».

«Коммуникативно-прагматические типы речевого поведения - это фактически установки говорящего на тот или иной путь формирования коммуникативного пространства. По большому счету, адресант (говорящий) ориентируется на одну из трех установок: 1) осуществить вторжение в коммуникативное пространство адресата, деформировать его в соответствии с собственной картиной мира, представлениями, оценками и т.д.; 2) эксплицировать собственные представления и оценки, не стремясь при этом существенно изменить представления и оценки адресата; 3) создать общее с адресатом качественно новое для себя и для него коммуникативное пространство». Таким образом, понятие коммуникативное пространство, по мнению Т.А. Воронцовой, органически встраивается в ряд с другими, синонимическими ему понятиями, - адресант, адресат, речевое поведение, коммуникативное намерение, коммуникативная стратегия. Коммуникативное пространство характеризуется тем, что генератор информации и ее получатель обладают активными, формирующими эту коммуникацию, в том числе и при помощи посредников - средств коммуникации - ролями. Отличие коммуникативного пространства от информационного заключается в том, что информационное пространство включает в себя всю информацию, циркулирующую в обществе. В информационном пространстве нет активных контрагентов. Н.В. Лукьянова отмечает, что в коммуникативном пространстве существуют определенные семиотические паттерны - модели или образцы чего-либо. Собственно, именно поэтому предметом нашего изучения стала эволюция коммуникативного пространства, поскольку в нем циркулируют базовые смыслы и ценности общества (в нашем случае - советского эпохи перестройки). Основными параметрами коммуникативного пространства являются плотность и протяженность. Плотность коммуникативного пространства подчеркивает его неоднородность, зависящую от интенсивности и количества взаимодействий. Протяженность обозначает коммуникативную дистанцию между взаимодействующими элементами. Соответственно, близкая дистанция характеризует взаимоотношения в условиях малых социальных групп, на уровне групповой (малая группа) и межличностной коммуникации. Дальняя дистанция характерна для массовой коммуникации, участники которой, как правило, не вступают в непосредственный контакт. Связь между такими элементами выстраивается при помощи специальных технических средств - в широком смысле, средств массовой коммуникации, уже - средств массовой информации.

В коммуникативном пространстве выделяются, по мнению исследователей, управляемые и управляющие подсистемы. Е.А. Кривокора отмечает, что на макроуровне управляемой подсистеме выделяют как раз общество, образованное в государство (внутренняя среда), международное сообщество (внешняя среда) и общественное мнение. На мезоуровне к управляемой подсистеме относятся: субъекты производственной и коммерческой деятельности. Сюда же включаются те массы людей, что вовлечены в функционирование этих субъектов.

Поэтому коммуникативное пространство посредством формирования реальности в форме, доступной для адекватного восприятия информации, обеспечивает ретрансляцию систем управления в коммуникативных каналах управляемой подсистемы. На наш взгляд, это осуществляется посредством СМИ на макроуровне, что подтверждается выводами других исследователей. Именно эти коммуникативные инструменты поддерживают целостность общественной системы и способствуют ее самовоспроизводству. Таким образом, мы полагаем, что коммуникативное пространство - это многоуровневая среда взаимодействия общественных элементов (таких как власть и народ, различные социальные группы - интеллигенция, рабочие, партийная номенклатура и др.), в которой наличествуют адресант, адресат и технические средства опосредованной коммуникации - СМИ.

Советский исследователь коммуникации писал: «Движение информации в обществе в условиях противоборства двух мировых систем не просто коммуникативный феномен, а идейно-политический процесс формирования общественного мнения, отношения к фактам и действительности и выработки социальной ориентации».

Таким образом, в ходе изучения взаимосвязи общества и коммуникационной сферы, а также феномена коммуникативного пространства мы пришли к выводу, что коммуникативное пространство СССР должно было обеспечиваться развитой системой средств массовой информации и пропаганды (СМИП), которая позволяла бы выстраивать взаимодействие различных социальных групп и социальных слоев советского общества. Мы полагаем, что именно система СМИ вкупе с системой воспитания воспроизводила и транслировала населению СССР базовые советские идеалы, смыслы и ценности, что обеспечивало воспроизводство советского общества. Подробнее мы коснемся этого вопроса в следующей главе.

Глава 2. Система смыслов и ценностей советского общества

.1 Содержание системы смыслов и ценностей советского общества. Философское обоснование происхождения идеала в СССР

коммуникативный пространство социалистический перестройка

Смыслы являются основой воспроизводства общества, его стержнем. Смыслы, на наш взгляд, тождественны идеалам и базовым ценностям, присущим отдельному обществу. Для того, чтобы разобраться в содержании советских идеалов, вначале обратимся к пониманию идеала как такового. Нам близка позиция советского философа Эвальда Ильенкова, занимавшегося проблематикой идеала в философии. Ильенков в своей диссертации «О природе мышления» писал: «История «духа» и начинается в лоне чувственно-предметной деятельности, и завершается в нем же, а «чистое (теоретическое) мышление» выступает как «опосредующая середина». И если схема Гегеля выглядит как мышление - практика - вновь мышление (наученное горькими уроками своего «воплощения»), то схема Маркса будет выглядеть так: практика - мышление - вновь практика (но уже освещенная светом теоретической мысли)». Мы опираемся на позиции Ильенкова, когда утверждаем о наличии общественных идеалов в следующем виде: мир идеального, который функционирует на уровне общественного сознания, представляет собой мир представлений «о действительном материальном мире в исторически изменяющемся общественном (коллективном) сознании людей, в «коллективном» - безличном - «разуме», в исторически сложившихся формах выражения этого «разума». По Ильенкову, «в грамотно понимаемую категорию «идеального» входят именно те, и только те, формы отражения, которые специфично отличают человека и неведомы никакому животному, даже и обладающему весьма высокоразвитой высшей нервной деятельностью и психикой. Именно эти специфические формы отражения окружающего мира человеческой головой философия как наука рассматривала под названием «идеальных» форм психической деятельности». Коммунистический идеал в этом контексте - образ деятельного преобразования природы и самого человека, снимающего прежние социальные противоречия. «В марксистско-ленинском понимании идеал выступает как активная форма общественного сознания, организующая массу индивидуальных сознаний и воли вокруг решения одной, исторически назревшей задачи, проблемы». Соответственно, идеал - это внутренний образ, потребность, побуждение к действию. И «человеческая голова» из определения Маркса («материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней») - это не просто физическое тело, а личность - совокупность общественных отношений, все формы которых суть продукты и формы общественно-человеческого развития, включающие в себя в том числе формы языка, словарный запас, логические категории . И, следовательно, общественный идеал - категория образов, включающих в себя представление человека о мире. Идеальное, по Ильенкову, как форма человеческой деятельности, существует только в деятельности, а не в ее результатах, поскольку деятельность есть постоянное «снятие» в новых формах чувственно воспринимаемых вещей, протекающее по всеобщим закономерностям, выраженным в идеальных формах. Снятие обозначает отказ от прежней формы существования объекта и в то же время - сохранение и синтез, благодаря чему создается новая форма предмета. В голове сытого человека, занятого строительством дома, не возникает идеальный хлеб. Но если взять общество в целом, в нем всегда наличествует и идеальный хлеб, и идеальный дом, и любой идеальный предмет, с реальным воплощением которого человеку приходится иметь дело в процессе воспроизводства реальной жизни. Без постоянной идеализации объектов реальной общественно-человеческой жизнедеятельности, без превращения их в идеальное, т.е. без их символизации, человек не может выступать в роли деятельного субъекта, потому что у него утрачивается цель существования, выраженная в стремлении воплотить идеалы в процессе деятельности в жизнь.

Идеальное, пишет Ильенков в статье «Идеальное» для советской «Философской энциклопедии», есть не что иное, как совокупность осознанных индивидом всеобщих форм человеческой деятельности, определяющих, как цель и закон, его волю и способ индивидуальной деятельности. Идеальный образ есть абстрактно-внешняя форма общественно-человеческой деятельности и всегда связан с конкретизацией этого образа, корректировкой в соответствии с конкретными условиями, с новыми общественными потребностями и т.п. Получается, Ильенков говорит о том, что сами идеалы могут трансформироваться в общественном сознании - как только изменятся социальные запросы. С одной стороны, такой вывод существенно упрощает нам жизнь в плане нахождения причин перестройки как радикальной смены тогдашнего состояния общества: изменились общественные идеалы, вот и все. Но как они изменились? Является ли это предметом нашего исследования? В.Г. Аладьин в 1990-м году в статье «Идеология и коммуникация» пишет: «Человеческое бытие и есть система освоенных коммуникативных реалий мира». Таким образом, проблема функционирования смыслов, формирующих идеологию развития общества, неразрывным образом связана с проблемой их реального воспроизводства в сознании людей и существования посредством коммуникации.

.2 Конституирующие советское общество смыслы и ценности. Их содержание

Никлас Луман для определения и обозначения границ реальности вводит понятие формы. Форма - это «границы, пограничные линии, как обозначения различия, которые позволяют опознать, какую сторону обозначают, т.е. на какой стороне формы находятся и к какой соответственно нужно обратиться для дальнейших операций».По Луману, форма имеет две стороны различения реальности - внешнюю и внутреннюю. Данное толкование формы становится важной предпосылкой возможности выстраивания смыслового мира для его интерпретации: благодаря двусторонней форме реальность способна кодироваться в смыслоконституирующих системах.

Смысл является вершиной эволюции систем, создавших механизм обработки, редуцирования и выстраивания комплексности. Всякая операция системы представляет собой выбор между внутренней и внешней стороной формы, повторяющей различие системы и окружения. Луман называет эти операции саморефренцией и инорефреренцией. Саморереференция - это обращение к внутренней стороне формы, инореференция является отношением системы к внешней стороне формы, т.е. внутренне повторенному окружению. Для того чтобы вообще можно было различать действительность, необходим смысл. Смысл есть не что иное, как единство этого различия. Смысл различает две стороны, полагая одну как актуальную, другую как потенциальную. Это различение процессируется в системе дальше. Функция смысла заключается в производстве селекции в условиях переизбытка селекционных возможностей. Осуществляя негацию невостребованных возможностей, он не уничтожает их, а сохраняет в своем распоряжении, трансформируя тем самым в собственную комплексность системы и предоставляя механизм, способный создавать высококомплексные системы. Смысл представляет собой взаимосвязь актуализированных и неактуализированных возможностей, потенциализируя то, что не было в данный момент актуализировано.

Смыслы необходимы для того, чтобы вообще можно было различать действительность. Смысл различает две стороны действительности, полагая одну как актуальную, другую как потенциальную. Смысл - единство этого различия. Функция смысла заключается в производстве выбора в условиях переизбытка селекционных возможностей. Осуществляя отрицание невостребованных возможностей, он не уничтожает их, а сохраняет в своем распоряжении, трансформируя тем самым в собственную комплексность системы и предоставляя механизм, способный создавать высококомплексные системы. Таким образом, осуществляется дальнейшее развитие общества как сложной и дифференцированной системы. При помощи смыслов система конституирует и воссоздает себя. Общество, в отличие от сознания, есть система, конституируемая смыслом посредством коммуникации. Смысл - это осуществление самого процесса коммуникации, порядок отбора актуальностей и установления между ними различий. Смысл является процессом постоянного прочитывания бинарного кода. На самом примитивном уровне это категории «что такое хорошо?» и «что такое плохо?».

Инструментом декодирования смыслов у Лумана выступает теория бинарного кодирования, являющаяся одной из немногих попыток использовать в социальных науках язык и представления точных наук, информатики. «Под кодом мы будем понимать такую структуру, которая для каждого произвольного элемента в пределах своей области релевантности может найти и упорядочить другой дополнительный элемент»62. Исходя из того, что всякая операция происходит путем выбора одной стороны из двух, то применение бинарного кода и означает отнесение операции к одному из двух универсальных значений этого кода, исключая третье значение. Луман подчеркивает, что заимствует модель кодирования из теории информации, определяющей условия машинной обработки данных. Кодирование в его понимании - явление универсальное, поскольку встречается и в органической, и в неорганической природе (положительный и отрицательный электрические заряды и т.д.). С эволюцией и ростом сложности систем значение кодирования существенно возрастает. По Луману, наглядным примером такого усложнения кодирования может служить система науки, в которой процесс освоения действительно подчиняется коду двузначной логики «истина/ложь», опирающейся на закон исключения третьего. Правовая система оперирует посредством кода «право/бесправие»; для экономики таким кодом будет «иметь/не иметь». Система, в зависимости от глубины дифференциации, может иметь множество кодов. Декодирование же позволяет вернуться к источнику, к тому, что было закодировано.

Посредством кодирования вещь обретает две стороны существования. Благодаря тому, что утверждение соседствует с отрицанием, становится возможной внутренняя дифференциация соответствующих систем (надо полагать, если действие происходит в одной автопоэтической системе, то подсистемы). Кодирование служит построением структурной комплексности. Кодирование канализирует всю обработку информации в своей области, оно служит исходным и руководящим различием для дальнейших различений. «Бинарное кодирование является формой, т.е. двусторонней формой, которая облегчает переход от одной к другой стороне, от ценности к противоположной ценности и обратно тем, что они отличают себя как формы от других форм. Они включают позитивную и негативную ценность в симметричное, циркулярное отношение, которое символизирует единство системы и одновременно открывает возможность прерывания круга»63.

Важной составной частью концепции бинарных кодов Лумана является понятие отрицание. Луман стремился освободить функциональное значение отрицания от его свойств логического оператора, в каком-то смысле вызывая ассоциацию с гегелевским понятием «снятия». Посредством отрицания обозначается, что нечто, что в действительно налично, остается неопределенным. Выражение «в пустыне нет человека» оставляет открытым вопрос, что есть в пустыне, где находится человек, какой человек имеется в виду? Тем не менее, коммуникация становится понятной.

Бинарные коды как высокоабстрактные схематизмы образуются только в смыслоконститутивных системах. Способность сознания редуцировать комплексность восприятий к различию между актуальным и потенциальным - корреляту бинарного кода утверждения и отрицания - Луман закладывает в основу возникновения и функционирования смысла.

Общество - сложная дифференцированная социальная система, структурно обладающая большим количеством функциональных подсистем. Советская система воспитания, как функциональная общественная подсистема, формировала в сознании советских людей такое отношение к базовым общественным смыслам и ценностям, которое позволяло воспроизводить полноценно функционирующий определенный тип общества - советский. Функционал этой подсистемы определялся другим аспектом самовоспроизводства системы - самореференцией, т.е. «использованием системой в качестве эталона воспроизводства самой себя».

Для немецкого социолога смысл - это форма различения действительности, посредством бифуркационных кодов принимающая или отрицающая поступающую информацию. За счет этого процесса воспроизводится определенное общественное состояние. В годы перестройки сформировалось особое коммуникативное пространство, зафиксировавшее в себе отказ от прежнего толкования конституирующих общество смыслов и ценностей. Наиболее ярко этот феномен отразился в печати второй половины 1980-х. Единомыслие больше не котировалось как ценность. В подтверждение приведем некоторые результаты анализа материалов журнала «Огонек» за 1989 год: «-Вы отрицаете критические выступления, называете все их экстремистскими. Не упрощаете ли вы? Неужели только единомыслие обеспечивает движение вперед?

Экстремисты.... Весь мир разрушим до основания, а затем... До основания ничего не надо разрушать. Каким бы мир ни был» - из интервью Ю. Бондарева, опубликованного в журнале «Огонек». Характерно и название статьи: «Мы живем в плюрализме, черт возьми» (выделение - наше). А вот что говорили по поводу единомыслия в 1988 году в статье - ответе в «Правде» на письмо Нины Андреевой: «Прежде всего, статья, хотел того автор или нет, направлена на искусственное противопоставление друг другу нескольких категорий советских людей. Причем именно в тот момент, когда единство созидательных усилий - при всех оттенках мнений - необходимо как никогда, когда такое единство - первейшая потребность перестройки, непременное условие просто нормальной жизни, работы, конструктивного обновления общества. В том-то и заключается принципиальная особенность перестройки, что она призвана объединить максимально возможное число единомышленников в борьбе против явлений, мешающих нашей жизни. Именно и в первую очередь - против явлений. А не только и не просто против отдельных неисправимых носителей таких явлений, как бюрократизм, коррупция, злоупотребления и т.п. Не снимать ответственности с каждого, но и не выискивать «козлов отпущения».

Из интервью с танцорами балета Екатериной Максимовой и Владимиром Волковым в том же номере:

« - А когда из-за чего произошел ваш разрыв с Григоровичем?

Е.М. - Обсуждения всех спектаклей, которые создавал Юрий Николаевич,

всегда проходили триумфально, мнение было едино.

В.В. - ... а я высказался критически публично, что тогда было не совсем принято. ...

Е.М. - Просто любая критика уже воспринималась как дикая крамола.

В.В. - .Но это исполнительское мастерство, мне кажется, идет в каком-то едином ключе. Балет Большого театра стал как бы балетом Григоровича. Театром одного человека» (выделение - наше). Словом, меняется отношение к единомыслию как ценности, которое в перестройку уже воспринимается как невозможность критики, стагнация, регресс и - тоталитаризм. Вместо единомыслия ценностью объявляется плюрализм - противоположное первому по смыслу понятие. Журнал «Огонек» - это был один из рупоров перестройки, из тех СМИ, что обеспечивали информационную поддержку перестройки.

При изучении базовых для советского общества смыслов мы опирались на методологию истории понятий. Поскольку в коммуникативном пространстве конституирующие общество смыслы проявляются в виде понятий. Как пишет А. Бикбов, «в своем пределе исследование понятий совпадает с раскодированием генезиса реальности». В коммуникативном пространстве проявлением адресанта и адресата служат слова. Семантика слов содержит в себе понятия, смыслы. В коммуникативном пространстве средством выражения его эволюции, выраженной в динамике понятий и смыслов, служит, как правило, публичная речь. Социальный смысл понятия задается прежде всего его ценностью, выраженной в положительной или отрицательной коннотации, которая заложена понятиями из того же семантического блока или тематическими контекстами. В контексте изучения эволюции коммуникативного пространства в СССР в годы перестройки, отражающего трансформацию конституирующих социум идеалов и ценностей в общественном сознании, нас интересует процесс воспроизведения понятий в системе средств массовой информации (в СССР - средства массовой информации и пропаганды (СМИП)).

По словам А.Т. Бикбова, «исследование позволяет отслоить от реальности понятийную сетку, ключевые элементы которой были сформированы когда- то ранее, вероятно, с другими целями и, очевидно, в иных социальных условиях»69. Понятия и кроющиеся в них смыслы позволят точнее изучить специфику коммуникативного пространства Советского союза в годы перестройки. «В общем виде ключевые понятия - это такие конструкции, которые в ходе масштабных сдвигов социальных и политических структур выполняют функции операторов сдвига». По сути, определением коммуникативного пространства в контексте истории понятий/исторической социологии понятий (по А. Бикбову) станет «связь между институциональными (и институционализирующими) практиками и семантическими контекстами, которые формируются вокруг отдельных понятий, выполняющих роль социальных и политических универсалий в ходе работы инстанций освящения и распространения, таких как научные центры, государственный аппарат или СМИ».

А.Т. Бикбов, используя в рамках истории понятий свой метод исторической социологии понятий, приходит к мысли, что есть ключевые понятия- проекты, которыми оперируют в коммуникативном пространстве общественные элементы. Такие понятия, по его мнению, выстраивают и структурируют реальность. Мы придерживаемся схожей позиции относительно конституирующих общество смыслов. Для А.Т. Бикбова такие смыслы являются основой изучаемых им понятий. Бикбов в своей работе «Грамматика порядка.» рассматривает трансформацию в процессе социальных практик одних и тех же понятий, а точнее, изменение их семантического ядра. Изменение содержания понятий, изменение смыслов - маркер исторического разрыва эпох. «Однако проектная речь о несуществующей (в национальном контексте) универсалии воспроизводится лишь до момента, пока ее референтом служит желательное будущее. В период, когда проект обретает реальность, характер публичного высказывания о нем кардинально меняется». По мнению А.Т. Бикбова, «это происходит, когда умозрительная социальная конструкция, используемая в интеллектуальных проектах, уступает место политически мобилизованной группе, публично и широко выступающей от собственного имени». «Понятие-проект так и остается медийным ожиданием с неизменно высокой символической ценностью». По мнению А.Т. Бикбова, «слияние жанров в российской публичной речи рубежа 1980-х и 1990-х ... служит идеальной лабораторией для кристаллизации проектного смысла понятий. Оно же рождает исследовательскую проблему, которая следует из крайней подвижности понятийного контекста. Есть риск попросту не обнаружить достаточно плотного корпуса высказываний, где понятия представлены в их собственной словарной форме. Как следствие, генеалогические линии теряют отчетливость».

Понятийная пара объективирует смысловую оппозицию. Обособлению социальной реальности предшествует политический разрыв с ранними моделями публичной речи. Сдвиги в риторике журналистов, партийных лидеров целиком меняют формулу режима. Ключевое место в социальном проекте (социальном в самом широком смысле этого слова) занимают риторические и понятийные конструкции, которые не просто указывают на доктринальные расхождения, не только с 1930-ми (как у Бикбова), но и с 1950-1960-ми. Они объективируют иное переживание времени режима. Для позднесоветской официальной и академической речи характерны - если пользоваться грамматической аналогией - конструкции совершенного времени. Построение нового режима, создание нового общества и человека объявлены завершенными, внутренний классовый антагонизм преодоленным, советский строй получает новое официальное (само) обозначение «развитого» или «зрелого социализма», а «советский народ» провозглашен «новой исторической общностью». Эти тезисы, многократно воспроизведенные корпусом доктринальных комментаторов на протяжении десятилетия, окончательно закрепляются в Конституции 1977 г. - Тогда как Программа партии 1986 года закрепляет встречаемые нами ранее у Шеварднадзе и Черненко конструкции. В 1984 К.У. Черненко, будучи Генеральным Секретарем ЦК КПСС, в статье «На уровень требований развитого социализма» спрашивал: «Каковы же главные ориентиры, по которым мы должны прокладывать свой генеральный курс на совершенствование нашего социалистического общества?» Такая постановка вопроса как раз и заявляет об обозначении основных ценностей советского общества, определявшихся к середине 1980-х годов. Итак, Черненко в своем докладе, опубликованном в теоретическом и политическом журнале Центрального Комитета КПСС «Коммунист» «главными ориентирами» (сиречь важнейшие ценности для советского общества середины 1980- х) определяет «качественно новый уровень благосостояния советского народа» и усилия по «завершению интенсификации экономики страны» (в другом месте своего доклада Черненко поясняет, что понимается под интенсификацией экономики - необходимо «добиваться большего выхода продукции с меньшими затратами материальных средства, с меньшим числом работающих» ); принцип социальной справедливости; социалистическое самоуправление народа, понимаемое как «такая демократическая система управления делами общества и государства, которая, по словам Ленина, действует не только для трудящихся, но и через самих трудящихся. Это, понятно, потребует дальнейшего возрастания роли партии, качественного повышения уровня партийно-политического руководства». Важным ориентиром являлось и «всестороннее развитие личности», которое, впрочем, определялось «мерой всестороннего развития всех, а это зависит от достигнутого уровня социально-экономической зрелости общества». Речь идет, по словам К.У. Черненко, об ускорении, «ускорении реальном, фактическом, когда ставятся реальные цели и используются реальные средства их достижения». На наш взгляд, налицо преемственность курса.

Черненко поднимает вопрос о личной заинтересованности работника в своем труде. По его мнению, этот вопрос есть «вопрос о совершенствовании нашей системы материальных и моральных стимулов, распределительных отношений вообще». Речь в данном случае идет именно о заработной плате как первом и наиболее важном стимуле для работника. Ниже Черненко раскрывает, что имеет в виду. Говоря о формуле «чтобы лучше жить, надо лучше работать», он выделяет в первую очередь материальное стимулирование: «хорошая, лучшая работа должна давать преимущества в заработке». Затем Черненко обращается к «массе ценностей духовного, морального, психологического порядка, которыми советский человек дорожит не меньше, если не больше, чем материальными благами». И поясняет, что имеется в виду под «массой ценностей»: «стала твоя работа интереснее, возросло и уважение в коллективе, наладилась на предприятии хорошая товарищеская обстановка - вот несколько наугад взятых слагаемых, которые уже в сумме дают то, что вкладывается в понятие «лучше жить». Материальное стимулирование труда, по словам Черненко, «дает не только производственный выигрыш. Оно оказывает и благотворное моральное воздействие на трудовые коллективы, на общество, то есть, если смотреть в суть дела, на человека»

Другая важная ценность - социалистический принцип «от каждого - по способностям, каждому - по труду». «Потребности и интересы трудящегося человека служат социальным ориентиром нашего экономического и в целом общественного прогресса». Исчезает творческая составляющая труда. Важнейший стимул, по замечанию Генерального Секретаря партии, - материальный стимул. Другие стимулы - коллектив, товарищеские взаимоотношения в нем, уважение к тебе как к специалисту, целиком произрастают из материального положения, которое работник укрепит, если будет «лучше работать». Значение идеологической, политико-воспитательной работы заключается, по мнению Черненко, в подъеме «миллионов советских людей на самоотверженную борьбу за интенсификацию производства, ускорение научно- технического прогресса, за экономию материальных ресурсов, высокую производительность на каждом рабочем месте». В «Коммунисте» в 1985 году продолжается схожая риторика: «Новые рубежи, на которые выйдет страна к XXVII съезду КПСС и двенадцатой пятилетке начинаются...с организованности и дисциплины, с хозяйской бережливости». Идея построения коммунизма отходит на второй план. Социализм в такой трактовке предстает как общество, похожее на «государство всеобщего благоденствия». «Государство всеобщего благоденствия» определяется Большим социологическим словарем как «государственное предоставление льгот и социального обеспечения, предназначенное для улучшения благосостояния граждан». Л. Абалкин, цитируя в своем докладе «Развитой социализм и формирование современного мышления» выдержки из выступления К.У. Черненко на юбилейном пленуме Союза писателей СССР, приводит слова Генерального Секретаря ЦК КПСС о необходимости «перестройки экономического мышления». Для нас эта заметка важна тем, что руководители партии рассматривали экономическое мышление как часть общественного: «выработка современного экономического мышления не изолированный процесс, это составная часть сложного и многопланового процесса определенной переориентации общественного мышления». В обозначенном контексте носителем меняющегося экономического мышления должен стать «работник нового типа». Соответственно, заключает Л. Абалкин, одним из способов решения этой задачи становится «осуществляемая ныне реформа общеобразовательной и профессиональной школы». И затем экономист подводит к тезису о необходимости «достаточно глубоких и серьезных изменений в экономическом базисе общества»: «наряду с качественным преобразованием производительных сил партия ставит задачу соответствующего совершенствования производственных отношений».

Сущность социалистической демократии, демократического централизма, - еще одной важной ценности для советского общества, - «фактическое, притом, как подчеркивал Ленин, решающее участие масс в управлении всей жизнью общества, реальное их влияние на внутреннюю и внешнюю политику, на способы ее осуществления, в действительном, гарантированном обеспечении гражданских прав». Коллективность - «важнейшая черта всей нашей общественной жизнедеятельности» - сопрягается с поощрением автономизации личности.

Словом, главная цель 1980-х годов - это дальнейшее шествие страны по пути развитого социализма. То, что это путь к коммунизму, уже особо не афишируется. На основе проанализированных материалов «теоретического и политического журнала ЦК КПСС» «Коммунист» мы можем сказать, что развитой социализм понимался как сочетание интенсификации экономики и увеличения благосостояния советских граждан. Причем под интенсификацией понимался больший выпуск продукции с наименьшими затратами. «Рост символической ценности категории «интеллигенция», одновременно с ростом позиции Академии наук в государственных иерархиях, дает ключ к более ясному прочтению понятийной сетки позднесоветского социализма. С целым рядом сопутствующих изменений эти сдвиги не отменяют риторику классовой борьбы окончательно, но растворяют их в понятийном строе «научного управления» - управления обществом и «научно-техническим прогрессом».

«Внимание к элементам понятий позволяет уточнить вклад отдельных институциональных позиций в семантику [понятий], как и механизмы создания результирующего смыслового ядра». А.Т. Бикбов, анализируя феномен российского понятия «средний класс», пишет, что в 1950-1960-х, в рамках генезиса отечественной социологии, «новые модели советского общества принципиально совместимы с параметрами описания социальной структуры «буржуазного общества». Во второй половине 1980-х усложнившееся представление о позднесоветской социальной структуре (ее чрезмерное дробление, выраженное в социопрофессиональной стратификации - «инженеры-технологи» или «квалифицированные рабочие-машиностроители») накладывается на обще звучащие требования социальной справедливости. Мы словно возвращаемся в 1920-е годы. В «Комплексной программе научно- технического прогресса в СССР на 1991-2010 годы», вышедшей в 1986-ом, четко звучит требование «утвердить принципы социальной справедливости».По мнению А.Т. Бикбова, в поворотной для политического режима точке господствующая «доктрина социальной однородности раскрывается как социальная неопределенность».

Появляются понятия-посредники, которые, при перенастройке категориальной сетки политического режима, административных реформ, социальной мобильности, выстраивают новую сеть универсалий для постижения реальности, приходим мы к выводу, пользуясь терминологией Бикбова. Первыми на новые трактовки привычных понятий откликаются обладатели двойственных или зыбких мировоззренческих позиций. По Бикбову, способы насыщения содержательными свойствами понятия-проекта неизменно сопровождаются дискуссией о существовании самой реальности, которая ему соответствует. Интеллектуальные высказывания воспроизводят опорные контекст понятия, и только кризис способствует конденсации этой реальности. Природа образования нового понятия-проекта (и любого другого ключевого понятия) такова, что «кардинальную роль выполняет не последовательная реализация того или иного семантического априори, а постепенный и, строго говоря, случайный захват новых контекстов, которые могут становиться (или нет) проектными признаками».

«Метод анализа контекстов (т.е. связи признаков понятий между собой) как результатов взаимодействий, определяющих смысл знака-понятия через его отношение к другим знакам, неизменно служит здесь ключом к верному прочтению всей понятийной сетки». Сверхлегитимная советская интеллигенция, которая с 1960-х становится частью социальной структуры советского общества, представляет собой весьма сложный в понятийном смысле элемент. Как пишет А.Т. Бикбов, «мы имеем дело с тщательно замаскированной

-и политически крайне успешной - операцией внедрения в классовую структуру по-настоящему конкурентного ей принципа: классово нейтрального социопрофессионального различия». На наш взгляд, это размывало идейную основу советского общества.

Если в 1960-х понятие-проект «социализм» реализовывалось через такие смысловые категории как «мир» и «наука», то в 1970-х - эпоха стабильности!

-через «социальную однородность» и «управление прогрессом». В целом, соблюдается логическая последовательность эволюции ключевых смыслов, как их определяли в ЦК КПСС (в проводнике советской идеологии). Как верно отмечает А.Т. Бикбов, «официальная риторика советского периода была очень подвижной, как и все ее трансформации (смещение смысла центральных понятий, появление новых тем, выпадение целых понятийных пластов и т.д.)». Согласимся с утверждением автора о том, что «даже официальную советскую риторику с ее «затертостью» и принципиально анонимным характером, следует рассматривать как продукт множества социальных проекций, в том числе следов присутствия и борьбы политических (внутри- и межпоколенческих) фракций - носителей различающихся взглядов на политический режим и его составляющие». Это утверждение в равной степени относится как к центральным понятиям смысловой системы советского общества, так и к понятиям, «появлявшимся (и исчезавшим) в ходе структурных сдвигов и в контексте которых получает [новый] политический смысл...прежний социальный порядок».

Одна из центральных понятийных оппозиций, характерных для советского общества, - противопоставление «советского социалистического» «западному буржуазному». Эта оппозиция как географическая, так и идейная. Для ее обеспечения использовался целый понятийный набор. Проанализируем такое понятие как «гуманизм». В терминологии А.Т. Бикбова «гуманизм» - понятие-посредник. Это понятие не встречается в директивных документах партии, но, как правило, появляется в материалах прессы либо в художественной литературе. Мы использовали в качестве источников именно публицистику, в ходе анализа которой выяснили, что «гуманизм», несмотря на свое периферийное положение в официальных документах, несет важную нагрузку при расширяющейся трактовке советского социализма. В конце 1970-х - в 1980-х годах «гуманизм» «сохраняет не содержательную, а функциональную устойчивость, прежде всего маркируя оппозицию между полюсами «социализма» и «капитализма». Именно тогда появляется сочетание понятия «гуманизм» с «правами человека», в контексте которого акцентируются преимущества советского понимания прав и свобод над буржуазным западным. Этот процесс протекает в рамках провозглашенного еще в 1960-х мирного сосуществования двух идеологических систем. К примеру, в 1971 году относительно гуманизма в «Комсомольской правде» писали: «Наши цели и практические действия, проникнутые заботой. о благе человека труда как ничто другое говорят о высоком гуманизме политики Коммунистической партии и Советского правительства».

Такая важная категория для советского общества, как труд, в 1970-х начинает ассоциироваться уже в большей степени не с радостью от того, как славно люди потрудились, а с однокоренным словом «трудно» или «очень трудно». Косолапов в своей статье приводит пример письма читателя, ветерана партии и труда, в редакцию журнала «Журналист»: «почему-то наши корреспонденты стали прямо-таки выспрашивать у передовиков производства, актеров: «А вам, наверное, трудно работать?» Слова «трудно» и «очень трудно» становятся все модней и популярней. Я думаю, что это не в пользу дела. Люди, которые перенесли всю войну на своих плечах, не говорили «трудно».. .Советские люди себя сами мобилизовали на всякие трудности. Мне непонятно, почему слово «трудно» стало так модно. Ведь рабочим всех отраслей.. .созданы благоприятные условия для работы, учебы и отдыха.. .Вот и бесятся некоторые люди от безделья».

И Косолапов подчеркивает в своей статье, что, когда в 60-х годах у части выпускников средних школ появилось неудовлетворённость получаемой поначалу работой, то дело было вовсе не в «избыточном образовании», как писала пресса тех лет. Проблема заключалась в том, что «молодые люди, выросшие в достатке, стали предъявлять намного большие требования к условиям труда и к вознаграждению за него, чем к собственным способностям и трудовому вкладу. Не секрет, что и сейчас часть подростков созревает быстрее как потребители и медленнее - как сознательные граждане и работники». Наблюдение Косолапова дает нам подтверждение искажения механизмом трансляции советских ценностей - в системе воспитания - и ошибочное понимание проблемы другим механизмом трансляции - советскими СМИ. Вторит Р.И. Косолапову 1979 года Шеварднадзе, в 1983-м отмечавший в своем докладе «значительно возросший уровень образованности и запросов советских людей». Он же отмечает, что «ошибки семейного воспитания трудно исправимы, и они становятся причиной нравственных аномалий в среде молодежи. Некоторые родители, растя детей в тепличных условиях, поощряя у них иждивенчество, индивидуализм, неразумные потребности, по сути дела, наносят вред и самим детям, и всему нашему обществу». Р.И. Косолапов, ссылаясь на публикацию армянской газеты, рассказывает об 11-класснике Анатолии К., которому отец - тракторист дал в дорогу на школьную экскурсию в Москву и Ригу 500 рублей, очень большие деньги по меркам даже взрослых людей .

В 1980-х годах направление официальной риторики сохраняется, однако, как мы уже отмечали выше, оно становится более общим: «Мы за мир, утверждающий гуманизм на деле, возвышающий человека труда». М.С. Горбачев на XXVII съезде (февраль, 1986-й год) важнейшими составляющими идеи социализма назвал «коллективизм и товарищеская взаимопомощь, торжество идей свободы, неразрывное единство прав и обязанностей каждого члена общества, достоинство личности, подлинный гуманизм». Прослеживается четкая связь понятий-посредников «гуманизм» и «труд», подкрепляющих центральное понятие-проект «социализм».

В эту же понятийную сетку можно включить такую связку как «народ и труженик», напрямую связанную с понятием труда, а через него - с ключевым понятием советского общества - «социализмом». Эта связка получает оформление тематического монолита разнообразных контекстов в научных текстах: «При коммунизме труд из средства к жизни превращается в первую жизненную потребность, а высшей целью общества становится развитие самого человека. Поэтому Маркс называл коммунизм реальным, практическим гуманизмом (см. Маркс К. и Энгельс Ф. Из ранних произведений. 1956. С.637). Противники коммунизма отрицают гуманистический характер марксизма на том основании, что он опирается на материализм и включает в себя теорию классовой борьбы. Эта критика несостоятельна, ибо [эта теория]. вовсе не является апологией насилия. Она оправдывает вынужденное применение революционного насилия для подавления сопротивления меньшинства в интересах большинства в тех условиях, когда без него становится невозможным решение назревших социальных проблем». Таким образом, гуманистическая сущность социализма проявляется в избавлении «трудящихся масс», «простых трудящихся» от эксплуатации, в освобождении труда - в отличие от капитализма. А.Т. Бикбов особо выделяет такой тип высказываний, однокоренных «гуманизму» и связанных с использованием характеристики личности - «гуманист». Так, Бикбов отмечает, что использование оценки «гуманист» по отношению к писателям (Н. Некрасов, М. Шолохов) или государственным деятелям (Л. Брежнев) - людям, обладающим высшими государственными наградами - «существенно дополняет схему учреждения границы между «социализмом» и «капитализмом» как границы между режимом социальных привилегий и режимом депривации». Подытоживая разбор понятия «гуманизм», мы отметим, что в публичной советской риторике оно подкреплялось двумя взаимодополняемыми контекстами: прогрессистским представлением об освобожденном труде и патриархальным мифом о заботливом старшем родственнике (в виде партии и ее духовных и официальных лидеров).

Как и для системы, для протекания коммуникации требуются автокатализаторы - те структуры, которые способствуют и благоприятствуют возникновению автопоэзиса. Автокатализаторы, такие как символическая генерализация, помогают системе справляться с задачами обработки информации высокой степени комплексности. Символическая генерализация, или генерализация символов, обозначает всю совокупность средств коммуникации, какую бы форму они не приняли. Именно символическая генерализация конституирует смысловую реальность. Понятие «символ»/ «символический» Луман трактует как «средство приведения в единство». Понятие генерализации обозначает функцию «оперативной обработки множества»: генерализация является процессом обобщения данных и сведения их воедино, в единство, которое бы символически представляло это множество.

Для того чтобы смысл мог быть использован для самореферентных (мы используем в данном случае термин самого Н. Лумана) системных процессов, он должен быть идентифицирован, т.е. быть доступным помимо тех моментов, в которых он актуализируется и переживается. Смысл в этом случае способен воспроизводиться. Способность быть многократно в распоряжении - как в рамках индивидуального сознания, так и в рамках коммуникации - на первом, наиболее нижнем уровне достигается символической генерализацией путем создания смысловых конденсатов. Это происходит на уровне конкретных предметностей и событий до того, как они могут быть обозначены словом или понятием. Более высокие степени абстракции, типы и понятия подразумевают более высокие уровни конденсирования смысла. Таким образом, символическая генерализация обозначает широкий класс явлений смысла, имеющих постоянство. Однако генерализация - всегда процесс, а не статичный схематизм. Символическая генерализация «уплотняет» структуры отсылок каждого смысла в форму ожиданий . Сами ожидания также направляют генерализации. Благодаря этому становится возможна ориентация в смысловом пространстве. Все символические генерализации - посредством таких идентичностей, как вещи, события, типы или понятия - содержатся и воспроизводятся в «сетях ожиданий». Без подобного уплотнения смысловых отсылок груз селекции для операций коммуникационной системы был бы очень высок.

Мы согласимся с выводом, сделанным А.Т. Бикбовым в своей работе: «устойчивое воспроизводство контекста, который гарантировал смысл. целого ряда ключевых понятий официального словаря советского периода был результатом контроля со стороны основных институций за наиболее явными отклонениями от легитимной догматики», и, по большей части, только за ними.

Понятие символической генерализации охватывает значительную область форм смыслоконституирующих систем и подразделяется Луманом на три уровня: уровень языка, уровень средств распространения коммуникации и символически генерализированные «медиакоммуникации». Символически генерализированные медиакоммуникации преодолевают общественную апатию. Используя их, можно с высокой степенью уверенности исходить из того, что сообщение будет принято. «Символически генерализированные коммуникационные медиа создают новую связь кондиционирования и мотивации. Они ставят коммуникацию в своей медийной области, например, в денежной экономике. в определенные условия, которые повышают шансы принятия даже в случае «неудобных» коммуникаций. Люди отдают свои блага или оказывают услуги, если (и только если) за них платят. С помощью институционализирования символически генерализированных коммуникационных медиа может быть устранен порог непризнания коммуникации, который находится очень высоко, если коммуникация осуществляется за пределами интеракции присутствующих». Мотивы принятия, по Луману, должны быть встроены в селективность коммуникации. Селекция должна уметь мотивировать посредством самого способа селекции. Другими словами, ситуация должна быть таковой, чтобы принимающий не мог отказаться от данного диалога.

Язык является основной формой символической генерализации, обеспечивающей автопоэзис коммуникации и общества. Сам язык в интерпретации Лумана не является системой, поскольку не имеет собственных операций, а используется в рамках или психических, или коммуникативных систем. Как вид символической генерализации он является медиумом, поставляющим субстрат для образования смысловых форм сознания и коммуникации. Он служит одним из важнейших автокатализаторов для эволюции сложных систем. Ключевым для языка является обращение со знаками. Сигнал в сигнальных, доязыковых формах коммуникации самостоятелен, он ни к чему не отсылает. Знак является формой, которая маркирует различение обозначающего и обозначаемого, но не для того, чтобы отсылать к внеязыковому окружению. Напротив, он содержит в себе возможность абстрагироваться от внешней среды и остаться внутри событий, «репрезентируемых» внутри языковой системы. В противовес традиционным теориям языка как именования Луман в качестве ключевой выдвигает изоляционистскую трактовку природы знака. Она опирается на гуссерлевское различение ноэмы и ноэзиса как внутренних смысловых структур познавательного акта. «Различение обозначаемого и обозначающего является внутренним различием, которое не предполагает, что существует внешний мир, который обозначается. Ее особенность лежит в изолировании этого различения, благодаря которому достигается то, что отношение обозначающего и обозначаемого остается стабильным независимо от контекста использования». Возможность оперативного замыкания коммуникационных систем посредством языка становится одним из решающих факторов эволюции социальных систем. Благодаря рекурсивному использованию знаков происходит образование собственного замкнутого мира, к которому можно постоянно обращаться и внутри которого можно жить без нужды выхода во внешний мир. Коммуникативный мир, возникающий в ходе использования языка, является принудительным: нельзя к кому-нибудь обращаться без желания быть услышанным; нельзя слышать без желания понять. Для участников коммуникации невозможно отвернуть ситуацию коммуникации, коль скоро она возникла. Коммуникацию нельзя обойти, в худшем случае адресат неправильно поймет адресанта. Обозначившаяся в 1960-х годах смысловая инверсия закрепила в 1970-х, в рамках нового политического поворота, дальнейшую интеграцию СССР в международную систему связей. В публичной риторике лидируют такие темы как «мир и дружба, братство народов», а также тема «производственные отношения» и «права личности». Понятие «социализм» в таком контексте утрачивает связь с «борьбой», «трудом» и классовым противостоянием и приобретает размытую идентификацию: «Извращенному и опошленному буржуазной и ревизионистской пропагандой толкованию понятий демократии и прав человека мы противопоставляем самый полный и реальный комплекс прав и обязанностей гражданина социалистического общества». В 1970-х годах из публичной риторики практически исчезает такое понятие как «массы», в коммуникативном пространстве СССР все более активно используется термин «личность».

Нам представляется любопытной исследовательская точка зрения, связывающая подобную трансформацию с деятельностью различных правозащитных организаций и разворачиванием диссидентского движения. Высшей формой ответа на обозначенные выше действия является включение в Конституцию 1977 года статьи, посвященной правам советских граждан. Ключевые понятия официального советского словаря, отвечавшие за воспроизводство советского общества, в 1970-е годы претерпевают содержательную трансформацию - при сохранении формы их употребления. Такие категории как «народ» или «благосостояние» начинают интерпретироваться в публичной риторике в технократическом ключе. К примеру, понятие «народ» подменяется категориями «население» или «трудящиеся». «Благосостояние» все более явно связывается с категорией «научно-технический прогресс». В конце 1980-х устойчивая смысловая схема социализма связана с триадой «труд - свобода - демократия».

Подводя итоги, мы можем сказать, что коммуникативное пространство под воздействием изменившихся механизмов трансляции базовых смыслов отражает трансформацию общественного сознания советского человека. Изменения в публичной советской риторике можно охарактеризовать, по замечанию А.Т. Бикбова, как «серию последовательных сдвигов, вызванных в том числе сменой господствующих фракций государственной бюрократии, в ходе которых сохранялось тематическое ядро и элементы устойчивой смысловой связи предшествующего периода и одновременно замещался по крайней мере один из ключевых элементов, тем самым перестраивая схему в целом». Нам близка позиция автора, в которой он упрекает «тех наблюдателей и аналитиков, которые. [полагают, что] советская риторика была полностью вымышленной или полностью бессмысленной». «Однако ее смысл выявляет не тонкий анализ семантики сам по себе, а реконструкция силовых обстоятельств - внеязыковых условий поддержания и смещения границ понятийных классификаций. Такой параллельный анализ смысловой и социальной конструкции в их изменении способен вернуть политической риторике ее характер символического акта - акта вербального учреждения мира, как его описывает Эмиль Бенвенист, постепенно обретающего осязаемую реальность. Вместе с тем такой анализ способен вести нас дальше - к пониманию политических изменений в прежнем СССР и современной России». Эволюция официальной публичной риторики и словаря гуманитарных наук, напрямую встроенных в воспроизводство проекта «социализм», дает представление о глубоких сдвигах в его основаниях - не всегда объявленных административных и символических революциях. Одним из таких сдвигов стало возвращение понятия «личность» в публичное употребление. Масштабная символическая революция происходит в 1960-х годах в сфере использования связки «личность трудящихся» и их «благосостояния». Использование системы оппозиций, в которую входят связки «практика - теория», «материализм - индивидуализм», «детерминизм - индетерминизм», «коллектив - индивид» определялось базовым противопоставлением социализма и капитализма. В позднесоветский период, когда политическая связь между этими оппозициями утратила былую прозрачность, эти понятия активно используются представителями разных идейных моделей. В 1970-е годы появляется новый тематический блок, который можно обозначить как «всестороннее развитие личности», сопряженное с научно-техническим прогрессом. К концу 1970-х развитие этого блока в публичной риторике получает свое логическое завершение. В качестве примера приведем длинную цитату, характеризующую социализм: «Цели, на которые направлено использование достижений научно-технического прогресса в названных системах [социализма и капитализма], принципиально различаются. ... В социалистическом обществе планы научно-технической революции являются одним из главных факторов реализации высшей цели социалистического общественного производства - все более полного удовлетворения материальных и духовных потребностей членов общества. Об этом, в частности, свидетельствует систематическое увеличение индекса объема произведенного национального дохода в расчете на душу населения.». «Всесторонне и гармонически развитая личность, обладающая всем богатством потребностей», соотнесена со списком «основных направлений возвышения потребностей», который первым среди прочих содержит «ускоренный рост потребностей в жизненных благах, отличающихся повышенным качеством» , а в числе растущих показателей указаны «мебель, предметы культуры и быта» и «культурно-бытовые услуги». На наш взгляд, происходит поворот к буржуазному пониманию личности как потребителя, причем такая личность продолжает отождествляться с полюсом социализма. Закрепляется автономизация личности как потребителя. Точно так же автономизируется и досуг личности. В проанализированном нами корпусе источников категория «свободное время» является необходимым условием «развития личности» - зачастую в противовес категории «труд». Начинается противопоставление понятия «личность» понятию «коллектив». Изменяется сама модель советского человека, и это отражается в коммуникативном пространстве Советского Союза. «От аскетической модели советского человека как члена мобилизованного общества [происходит переход] к смягченной и нюансированной модели индивида, распоряжающегося ассортиментом материальных благ, непроизводственным временем, качеством товаров и услуг и возможностью их выбора». Таким образом, в 1970-е годы неофициально новым субъектом коммуникативного пространства становится не коллектив, а личность. Мы отмечаем этот процесс, в том числе и по направленности исследовательских работ социогуманитарной сферы 1970-1980-х годов. Продолжается процесс «обуржуазивания» социалистического общества. К 1980- м годам складывается -в подкрепление обозначенной выше триады - семантически близкая ей смысловая структура: «общество - личность - человек» (а не «общество - народ - люди»). Оппозиция «личность -коллектив» осмыслялась наукой, к примеру, в виде известного сборника «С чего начинается личность», выпущенного в 1978 году. Автономная интерпретация понятия «личность» (с обязательным наличием свободной воли) приводит к структурному сдвигу от аскетически-мобилизационных схем социального порядка к «технократическому» социализму. Э.В. Ильенков писал в указанном сборнике: «Подлинная личность, утверждающая себя со всей присущей ей энергией и волей, и становится возможной лишь там. где возникают и утверждают себя новые формы отношений человека к человеку, человека к самому себе».Вскоре оппозиция «личность - коллектив» трансформируется в «личность - система», что используется критикой советского режима и в лозунгах второй половины 1980-х.

Специфика 1970-х годов обуславливает утрату базовыми оппозициями понятий их прежних однозначных толкований. Отраженный в коммуникативном пространстве процесс выразился не только в формате публичной речи или опубликованных сборников, но и в практике государственного управления. Так, уже в 1970-м году появляется государственная лотерея «Спортлото», на практическом уровне вводящая принцип индивидуально направленной случайности. Фактически легитимизованы т.н. «нетрудовые доходы». Таким образом, мы наблюдаем характерную для 1970-х и первой половины 1980-х годов символическую модель политического компромисса. К концу существования Советского Союза понятие «личность» уже открыто допускает трактовку в «буржуазном» духе: «Мы должны освободиться от имперской модели личности в советской психологии личности, которая проявляется только как сверхчувственное системное качество; сверхнормативное, внеситуативное образование, которое существует в других людях. Это имперское чудище сковывает нас, но его обозначение, даже самое обобщенное, является первым шагом на пути к выздоровлению личности в советской психологии». Заложенный, по оценкам А.Т. Бикбова, еще в 1950-1960-х годах, политический смысл понятия «личность» высвобождается из-под прежних сдержанных, компромиссных трактовок во второй половине 1980-х годов. Так, в 1986-м мы наблюдаем следующую картину, анализируя журнал «Вопросы психологии»: «Обеспечить оптимальное сочетание личных интересов, интересов трудовых коллективов, различных социальных групп с общегосударственными, общенародными интересами и таким образом использовать их как движущую силу интенсивного роста экономики». В том же журнале, два года спустя, в статье с характерным названием «Пути перестройки психологической науки» отмечается благотворная роль XX съезда в изменении подхода к изучению личности человека. В целом, любопытен ряд использованных в период с 1986 по 1989 годы авторами журнала «Вопросы психологии» конструкций, семантически связанных с концептом «всестороннее развитие личности» и обладающих радикализированным смысловым ударением на индивидуализм личности: «проблема активной социальной позиции личности» (1985), «формирование всесторонне развитой личности» (1985), «решение актуальной современной проблемы - диагностика творческого потенциала личности» (1985), «психологическая перестройка людей, реализация важнейших личностных факторов, их творческого духовного потенциала каждой личности» (1986), «новый масштаб подхода к изучению - личности - биографический» (1986), «становление творческой личности» (1988), «целостная личность, которая способна управлять собой в любых ситуациях» (1988), «психологические условия раскрепощения личности. и смены образа жизни» (1989) и т.д. Во время перестройки происходит отказ от предшествующей модели компромисса и одновременно - критика коллектива как средства растворения личности в нем. Относительно второй половины XX века уже можно говорить о вырождении коммунистических идеалов в сознании советского человека. Фиксация необратимого разрушения советской системы идеалов отразилась в коммуникативном пространстве СССР эпохи перестройки. В опубликованном в «Правде» ответе на письмо Нины Андреевой задавались вопросом: «Какие принципы и ценности следует считать действительно социалистическими? И если сегодня мы вглядываемся в свою историю критическим взором, то лишь потому, что хотим лучше, полнее представить себе пути в будущее».

Совокупность контекстов использования понятия «личность» в 1970-1980-е годы свидетельствует, как минимум, о совмещении двух цивилизационных проектов, выраженных в аскетической и мобилизованной ранней версии социализма и модели индивидуального потребления, стоящей на буржуазных началах. На основе проанализированных источников мы пришли к выводу, что в позднесоветском обществе понятие «личность» выступает средством наложения двух ранее противопоставляемых идеологических систем, а точнее, средством «растворения» проекта «социализм» в проекте «капитализм» (используя терминологию А.Т. Бикбова).

Понятие научно-технического прогресса с брежневской поры становится ключевым для определения социализма. Когда в 1986 году М.С. Горбачев объяснял смысл и задачи перестройки, он обращался в первую очередь к ценности научно-технического прогресса как понятию-посреднику (наряду с гуманизмом): «Это настоящая революция во всей системе отношений в обществе, в умах и сердцах людей, психологии и понимании современного периода, и прежде всего задач, порожденных бурным научно-техническим прогрессом».Научно-технический прогресс используется как основа научного управления обществом. В советском смысловом поле, выраженном в коммуникативном пространстве, понятие «научно-технический прогресс» сообразуется с такими понятиями-посредниками как «рост материального благосостояния граждан» или «развитие личности». По мнению А.Т. Бикбова, «радикальная утопия человека будущего уступает место более скромным и прагматическим надеждам людей настоящего». Кстати говоря, пресловутая дисциплина «научный коммунизм» вводится в учебных заведениях только в 1963 году, а обязательный экзамен по этой дисциплине только в 1974. Вслед за А.Т. Бикбовым, рассматривавшим историческую социологию советских понятий, мы полагаем, что это явление обусловлено «сциентизацией политического правления», когда наука официально закрепилась в качестве экспертного центра в процессе государственного планирования. Тандем науки и государственного управления продолжался с начала 1960-х до (в большей степени) 1989 года, в меньшей - 1991-го. Такой категориальный разрыв определяется по электронному библиографическому классификатору ИНИОН, в котором из 7336 наименований, содержащих словосочетание «научно-технический прогресс», последние публикации датированы именно 1989 годом. В базе данных РГБ встречаются данные о наличии публикаций (в основном, диссертаций) вплоть до 1991, однако объем существенно сократился. Происходит замещение категорий «научно-технического прогресса» на «научно-производственный» и «научно-технический потенциал». Бикбов прав, определяя переломный этап для советской академической науки в 1991 году: ведь именно тогда происходит отказ от плановой экономики и сокращается государственное финансирование научных центров. Соответственно, перестает действовать обязательная система академической экспертизы государственных проектов. Однако начало этих процессов обозначается еще в 1988 году - с выходом постановления Совета Министров СССР от 15 октября, в котором объявлялось, что необходимо «отменить существующую практику финансирования содержания научных организаций из государственного бюджета и перейти к целевому финансированию конкретных программ, тем и инициативных поисковых исследований на конкурсной основе». Победа либерал-реформистской экономической модели привела в итоге к отказу от прежней понятийной категории.

В результате проведенного анализа используемых в официальной публичной риторике понятий, мы пришли к выводу, что социальные и политические смысловые кластеры, сформированные вокруг понятий-проектов, занимают ключевые позиции в понятийной сетке коммуникативного пространства позднего СССР. Ключевую роль в анализе сдвигов и стабилизации смыслов играет не изолированное отношение между концептом и референтом, а контекстообразующая связь понятий между собой, с учетом синхронных процессов в структурах государственной администрации (по сути, в коммуникативном пространстве).

.3 Механизмы трансляции и воспроизведения смыслов в коммуникативном пространстве СССР

Система воспитания есть комплекс воспроизводства и социализации определенного типа личности для определенного типа общества. Система средств массовой информации служила (в Советском Союзе - осознанно и изначально) задаче повторения тех базовых смыслов и ценностей в общественном сознании в коммуникативном пространстве. В.Г. Афанасьев в статье в журнале «Вопросы философии» в 1979 отмечает: «Вместе со становлением общества в нем складываются и действуют два типа, два механизма управляющего воздействия на общественную систему - стихийный и сознательный». Стихийный механизм, по определению Афанасьева, есть усредненный результат взаимодействия сил, массы случайных единичных актов. К примеру, рынок, где множество актов купли-продажи являются следствием действия объективного закона стоимости и установленных им определенных пропорций (которые нарушаются и вновь устанавливаются). Наряду со стихийными механизмами действуют сознательные факторы управления, связанные с целенаправленной деятельностью людей. Именно так «формируются специфичные общественные институты, система органов и организаций, осуществляющих сознательное воздействие на общество с целью достижения определенных результатов». Система воспитания и система средств массовой информации и пропаганды как раз относятся к «системе органов и организаций», отвечающих за воспроизводство именно таких личностей, которые нужно обществу, и являющихся инструментами общественных институтов (семья, государство, гражданское общество) - «социальных форм существования человека».

Пресса, как часть системы СМИ, транслирует обществу базовые смыслы и ценности. Источниковой базой исследования, как мы указывали, является пресса, поскольку именно печать «имеет, как правило, наибольшую информационную насыщенность». Медиа, по Марксу, служат «средством распространения конкретной системы взглядов - буржуазной идеологии, а также способом . или дискредитацией альтернативной или противоположных воззрений». Терминология разная, суть одна.

Главная функция средств массовой коммуникации (СМК), частью которых являются СМИ - организация социального управления. Цель СМК - обеспечивать управление обществом. Еще Д. Белл писал, что каждое общество «связано сетями («инфраструктурой»)» , причем эти сети, как правило, в руках государства. Идеи, транслировавшиеся через СМИ, объектом своего воздействия имеют общественное сознание. Общественное сознание - это сознательное отражение бытия личностью и обществом. Система средств массовой информации и пропаганды постоянно транслировала и повторяла в коммуникативном пространстве те смыслы и ценности, что воспроизводила система воспитания.

Специфика системы СМИ в СССР заключается в том, что советская власть изначально смотрела на СМИ как на средство воспитания масс. Печать должна была выполнять три функции - агитатора, пропагандиста и организатора. СМИ выступают как регулятор самого широкого спектра взаимодействия , как система связей партии с массами. Через систему СМИ партия осуществляет руководство трудящимися, через нее направляет энергию миллионных масс на преобразование общества, через нее партия осуществляет координацию деятельности всех звеньев системы управления. Государством в советское время задавалась система и зона контроля: при наличии текстов одного типа, фиксировавших официальную позицию и благодаря вертикали распространявших прессу (и не только) везде, средства и способы передачи текстов адресатам строго контролировались: массовые коммуникации - это зоны усиленного контроля. В рассматриваемый нами период «масс-медиа [уже] не коэффициент, а оператор идеологии». Такое отношение к себе у работников СМИП в СССР формировалось благодаря не только ленинским установкам, опубликованным в газете «Искра» в 1901 году: «Пресса должна выступать агитатором, пропагандистом и воспитателем для масс». Для российской, а затем и советской журналистики в целом характерна связь с публицистикой и литературой: Некрасов, Герцен, Гиляровский, Симонов, Твардовский и другие известные персоны служат тому примером. Прежде всего, советская журналистика выступала в качестве просветительского и культурного института. Главная традиция российской журналистики еще с начала XIX - лидерство литераторов, публицистов, журналистов в формировании информационной и дискуссионной повестки дня, в направлении общественного мнения, в организации публичной дискуссии. Как отмечает в 2014 году Е. Вартанова, история российской (и советской) журналистики неразрывно связана с традициями отечественной литературы и филологии: Некрасов был главным редактором журнала «Современник», Белинский писал очерки в различные журналы и т.д. Зачастую журналистика в СССР вступала в разрез с информационными и социальными запросами аудитории: не спрос порождал предложение, а предложение формировало, даже воспитывало спрос. Советские медиаисследователи определяли журналистику как «общественную деятельность по сбору, обработке и периодическому распространению информации через каналы массовой коммуникации, нацеленные на агитацию и пропаганду». Советская журналистика имела явный нормативный характер; ее профессиональные нормы определяли приоритет партийности над непредвзятостью, точности информации над актуальностью, жанр полемики заметно преобладал, особая роль принадлежала публицистике «на политические или воспитательные темы», обуславливающей связь журналистики не только с идеологией, но и с литературой. Журналистика как профессия в СССР долгое время формировалась на стыке двух сфер - филологии и идеологии. Вместе с богатыми литературными традициями советская журналистика характеризовалась зависимостью от политики и идеологии. При этом она оставалась сильно персонифицированной. Теория отводила журналистам роль активных членов общества и пропагандистов политик КПСС, что объясняет тесную связь между профессионализацией и инструментализацией журналистской деятельности в СССР. Журналистика и система средств массовой информации является инструментом и посредником в советском коммуникативном пространстве.

Медиа распространения служат увеличению социальной редундантности. Луман под редундантностью понимает плотность, сплочённость и внутреннюю согласованность системы. Медиа распространения, дублируя сообщения и доводя информацию до всех участков системы, упрочивая взаимосогласованность элементов системы.

Медиа распространения расширяют круг участников коммуникации приемников информации. Благодаря им возникает избыток возможностей коммуникации, а следовательно - повышение ее комплексности: все большее число участников могут ее продолжить. Однако с расширением редундантности увеличивается степень неопределенности успеха коммуникации: будет ли она воспринята и понята? Сам по себе рост технических сетей коммуникации еще не означает роста объема информации или интенсификации коммуникационных потоков. Информация производится и потребляется вне технических сетей, в рамках коммуникационной системы общества. Не происходит никакого их пересечения, более того, технические средства коммуникации создают лишь шум для информации и сами по себе мешают коммуникации.

Технические и коммуникационные сети могут сочетаться и катализировать друг друга лишь в форме структурных соответствий. Это находит выражение в физически ощущаемой зависимости коммуникации от техники и ведет к технически индуцированному взрыву коммуникационных возможностей. Исчезают многие границы коммуникации, вызванные ограниченными возможностями человеческого организма. Книга и телекоммуникационные средства позволяют разводить сообщение и прием информации, открывая тем самым различные временные и пространственные комбинации для коммуникации.

Средства коммуникации не коммуницируют сами, они представляют только медиум для коммуникации как формы. Средства коммуникации опутывают мир новыми видами комплексности, в рамках которых коммуникация находит все новые воплощения и новые способы автопоэтического процессирования. Средства коммуникации представляют собой посредника для коммуникации как формы. Т.н. маклюэновское «medium is message». Луман пишет, что «на место феноменологии бытия выступает феноменология коммуникации. Человек видит мир так, как ему подает его образная коммуникация, - пусть и не столь драматично, контрастно, под лупой, не так пестро и не так выборочно, это представлено в масс-медиа». Развитие средств коммуникации значительно обостряет проблему селекции. В избытке коммуникации и в ее сверхкомплексности заключается неспособность справляться с собственной комплексностью. В технически опосредованной коммуникации доминирует тот, кто передает информацию, используя распространение медиа. «Человек селектирует более не в коммуникации, а для коммуникации». Коммуникация посредством медиа распространения впервые создала феномен массовой коммуникации, в которой принципиально не изменились роли сообщающего и понимающего, но изменился сам характер селективности элементов коммуникации. Никогда прежде сообщающий не считался с тем, что информацию может воспринимать принципиально бесконечное множество реципиентов.. При этом, по Луману, сообщающему говорить приходится одновременно всем и никому, поскольку в каналах массовой коммуникации целевая аудитория усреднена и максимально опосредована. В то же время аудитория оказывается в положении бессловесности. Принимая участие в подобного рода коммуникации, аудитория соглашается участвовать в ней через посредника: и таковыми выступают средства массовой информации. Это, как отмечает Луман, - новая ситуация «коммуникативного тоталитаризма». Как нам представляется, выводы, которые сделал философ, применимы, в том числе, и к ситуации в СССР эпохи перестройки.

В целом масс-медиа как средства распространения информации, по Луману, не могут решить свою основную задачу: селективно мотивировать социально релевантное поведение индивидов. Организованная система масс-медиа, разумеется, меняет индивидуальные мировоззренческие и деятельностные установки. Однако воздействие телевидения, радио или прессы, несмотря на предубеждение в этом отношении, не идет так далеко, что производить массовые, гомогенные, типовые представления. Масс-медиа не создают мотивации для безусловного завершения коммуникационного акта и не способны справиться с ростом комплексности общественных коммуникаций. Если распространяемая информация всем известна, то в системе масс-медиа включается механизм поддерживания солидарности - за счет повторения информации. Подобное повторение имеет смысл для консолидации общественного мнения. В этом контексте, кстати говоря, выявляется и ограниченность масс-медиа. Постоянная погоня за сенсациями как раз и обусловлена постоянной потребностью в обновлении информации, поскольку, если информация всем известна, масс-медиа не могут коммуницировать и выступать в качестве посредника. Чем больше информации, тем выше порог ее усваиваемости и ниже эффективность распространения. В коммуникативной системе возникают полная неясность и нестабильность.

При этом нельзя забывать, что внешняя мотивация носит кратковременный эффект. Луман пишет, что масс-медиа не способны формировать базовые смыслы общества. Таковые формируются только в процессе коммуникации бинарными кодами утверждения - отрицания. Масс-медиа либо гонятся за новостями, либо солидаризируют общественное мнение по какому-нибудь вопросу. Соответственно, советская - системная - модель воспитания закладывала в человека базовые ценности, присущие советскому типу общества. Постоянное воспроизводство этих символов в печати, на радио и ТВ отвечало общественной потребности базовые смыслы не забывать. Шкала ценностей, обеспечивавших существование советского общества и включавших в себя социальную справедливость, коллективизм, трудолюбие, товарищество, стремление к идеалу, социальный оптимизм, долг, интернационализм и равенство, формально воспроизводившаяся в СМИП, накладывалась на индивидуальные устремления человека. Во второй половине XX века общественное восприятие тех базовых ценностей, что обеспечивали воспроизводство социума, сменилось. Более того, сами смыслы теперь в сознании людей принимались в измененном виде: т.е. по Луману, результатом коммуникации становилось отрицание. Либо подобное отрицание уже закладывалось при трансляции идеалов и смыслов.

Т.о. к концу 1980-х руководством страны была создана и экономически поддерживалась уникальная медиаинфраструктура. Она обеспечивала универсальный географический доступ к центральным и региональным СМИ на всей территории СССР. Руководство СССР, не считаясь с затратами, инвестировало в развитие систем спутниковой связи для телерадиовещания и информагентств, а также почты, которая долгое время была основным распространителем прессы. Рассматривая СМИ как медиаресурс, советские политики не супились на вложения в медиаиндустрию. Поэтому так хорошо, кстати, оплачивалась работа элиты профессии - журналистов центральных СМИ, особенно корреспондентов за рубежом.

Советская система СМИ имела пирамидальную схему, в верхней части которой располагались центральные, прежде всего партийные газеты, а также Гостелерадио, ТАСС, Агентство печати «Новости» (АПН). Они являлись как бы камертоном идеологической позиции всех остальных газет, фактически определяя общенациональную повестку дня для медиа более низких уровней. Фундаментом медиаструктуры были многочисленные местные газеты и многотиражные издания предприятий. Структура советских СМИ типологически и организационно была четко привязана к административно- государственному устройству страны, причем первый уровень прессы и радио - к производственным единицам, а первый уровень ТВ - к области.Координацию деятельности всех массмедиа осуществляла газета «Правда», прежде всего посредством своих редакционных статей, в полной мере соответствовавших позиции руководства КПСС на каждом конкретном этапе. СМИ в советском медиапространстве именовались как СМИП, поскольку таким образом подчеркивалась не только информационная, но идейно- пропагандистская и воспитательная роль массмедиа. Позиция, высказанная Лениным относительно газеты (в начале текста), со временем стала распространяться и на работников медиапредприятий, всем массмедиа. Советская медиасистема финансировалась государством, исходившим из задач, поставленных перед СМИП. Журналистам был гарантирован определенный уровень дохода, разумеется, при наличии идеологической лояльности. В результате сложилась достаточно сложная система СМИ, которую отличали, по Вартановой:

В политической сфере - высокая степень управляемости и встроен- ность в централизованную систему политического управления

В профессиональной сфере - единая повестка дня в СМИП различных уровней, невысокая скорость распространения новостей, что объяснялось наличием многочисленных цензурных фильтров (от Главлита до самоцензуры) при наличии четкой системы проверки/перепроверки.

В экономической - отсутствие потребности в учете эффективности

Бесплатное ТВ и радио, символическая цена печатных СМИ обеспечивлаи массовой аудиьтории максимально широкий доступ к СМИ. При этом меди- апредприятия могли зарабатывать на рекламе: в 1968 постановление ЦК КПСС «О повышении роли районных газет в коммунистическом воспитании трудящихся» позволяло определять под рекламу 25% последней полосы, а не более 30% от выручки добавлять в заработный фонд. При этом реклама встраивалась в экономические механизмы плановой экономики, оставаясь маргинальным источником финансирования. Вертикальное подчинение местных СМИ областным, республиканским и национальным не позволяло в деталях учитывать информационные интересы советской аудитории. Отсутствовала стабильная стратегия учета информационных запросов конкретной аудитории. С другой стороны, журналисты в максимально доступных для них рамках стремились поднять злободневные вопросы. Журналистика в СССР воспитывала аудиторию. Как писал Грушин, главным фактором оценки эффективности работы СМИП является информированность населения.

Цукасов в своей работе пишет в 1986 году, что «решение партийных задач требует переосмысления ряда привычных канонов журналистской практики, ясного понимания новых отношений с массовой аудиторией, путей реального повышения уровня работы прессы, творческого и организационного обеспечения ее эффективности». И если в 1979 Грушин выпускает брошюру по итогам работы исследовательского проекта «Общественное мнение», в которой пишет о необходимости учета эффективности работы СМИП, то в 1986-м Цукасов, опираясь на задачи , поставленные перед СМИП партией, спрашивает: «Как определить эффективность печатного слова»? И отвечает: «Партийные документы по вопросам идеологической работы подчёркивают необходимость комплексного подхода».

«Пресса сегодня составляет наряду с телевидением, радиовещанием, документальным кино, информационными агентствами целостный комплекс средств массовой информации и пропаганды, и результаты е работы неотделимы от воздействия других звеньев разветвленной идеологической сети». «И само понятие «эффективности прессы» надо рассматривать как комплексное, поскольку проявляется она на трех главных взаимосвязанных направлениях:

-влияние на все элементы общественной жизни через воздействие на экономическую, политическую, культурную практику;

-влияние на массовое сознание, развитие и степень социальной зрелости общественного мнения;

-влияние на формирование социалистической личности, ее сознательность, общественно-политическую активность и действия.

Т.о. эффективность прессы можно определить как степень достижения ее идеологических, политических, организаторских целей, т.е. как совокупное воздействие на развитие общества, формирование массового сознания вообще и общественного мнения в особенности, идейно-политическое, трудовое и нравственное воспитание личности. . В этом комплексном понимании эффективность печатного слова прямо соотносится с решением выдвинутых XXVII съездом партии главных программных задач ускорения социально - экономического развития страны на путях коммунистического строительства».

Сила влияния печати особенно проявляется в выражении и формировании общественного мнения. Именно в этом смысл ее сравнения с духовным зеркалом, в котором народ видит себя, - цитирует Цукасов Маркса и Энгельса . Именно через воздействие на общественное мнение пресса эффективнее всего участвует в управлении делами общества. Однако это не директивный, а многосторонний процесс: она выступает средством общения как между обществом человеком, так и между отдельными личностями. Принципы журналистской работы в СССР опирались на Ленина:

Боевитость

Принципиальность

Оперативность

Нацеленность на определенные категории читателей и учет их запросов

Тематическая актуальность

Высокие литературные качества

Важнейшим жанром советской газеты признавалась публицистика . В советской общеполитической прессе читатель находил ответы на все существенные вопросы общественной жизни. При этом газеты использует различные средства и формы повествования. «Они публикует рассказы и стихи, научно-популярные статьи. Но главное место в ней занимает публицистика», - пишется в работе 1972 года «Жанры советской газеты». В тех же «Жанрах советской газеты» авторы пишут, что «.приумножается сила влияния советской публицистики на общественное мнение, социальное поведение масс, на практику строительства коммунистического общества». И опять «публицистика - важнейшая область политической деятельности»Язык СМИ насыщен определенными интерпретационными структурами, которые служат поддержанию существующего порядка или, по аналогии, формирует запрос на новый порядок. «Изменения языка в революционный и постреволюционный периоды становится бурным и заметным даже при жизни одного поколения людей. Причем меняется все: и лексический состав языка, и языковые нормы. Традиционные средства информации в это время могут выполнять необычную для себя функцию: выступать средством обработки общественного сознания для достижения конкретных социальных целей, а, следовательно, участвовать в социализации, способствовать вхождению индивида в определенную группу для достижения определенных целей». «Опыт нашей революции, - писал Л.В. Щерба, - показал, что резкое изменение речевых норм произошло даже у пожилых людей: масса слов и оборотов, несколько лет назад казавшихся дикими и неприемлемыми, теперь вошла в повседневное употребление».

В когнитивной лингвистике рассматривают метафору «как основную ментальную операцию, как способ познания, структурирования, оценки и объяснения мира. Человек не столько выражает свои мысли при помощи метафор, сколько мыслит метафорами, создает при помощи метафор тот мир, в котором он живет. Используя метафоры, человек стремится в процессе коммуникативной действительности преобразовать существующую в сознании адресата языковую картину мира» . «В соответствии с представлениями современной когнитивной семантики метафорическое моделирование - это отражающее национальное самосознание средство постижения, категоризации, концептуализации и оценки действительности в народной ментальности» . А.П. Чудинов отмечает, что «каждая историческая эпоха приносит новую систему концептуальных политических метафор». В 30-50-е годы «в отечественной политической публицистике были особенно активны метафоры с исходными семантическими сферами «война» и «механизм». Ведущая концептуальная метафора эпохи Л.И. Брежнева - это большая семья братских народов (партий), каждый рядовой член которой должен испытывать сыновьи чувства в ответ на отеческую заботу коммунистической партии и советского правительства. Еще один для Советского Союза метафорический образ - это сначала строительство (нового общества, коммунизма и даже отдельного человека), а затем (уже на закате социалистического государства) - их перестройка. Следующий этап развития российской метафорической системы - это возведение общеевропейского дома [эта идея появилась во второй половине 1980-х впервые в изложении доктрины М.С. Горбачева - прим.наше], а заодно и евроремонт своей «избы» (в этом отношении показательно название созданного Виктором Черномырдиным политического движения «Наш дом - Россия»)». Чудинов в своей статье, основываясь на результатах своих многолетних изысканий и трудах других исследователей (в т.ч. зарубежных), выделяет ряд аксиом метафористики. Для нашего исследования представляют особый интерес следующие положения: «.4. «Метафорические бури» обычно совпадают по времени с периодами политических потрясения (и даже знаменуют собой будущие политические преобразования), а «метафорическое затишье» обычно характерно для периодов политической стабильности.

. Сферы-мишени политической метафоры более динамичны, чем ее сферы-источники. Политические реалии, привлекающие повышенное внимание общества, быстро становятся центрами метафорического притяжения: постоянно возникают новые и новые метафоры для их обозначения.

. «Метафорические бури» характеризуются не столько появлением новых метафорических моделей, сколько активизацией уже существующих, т.е. вовлечением все новых и новых концептов, детальным развертыванием метафорических моделей, созданием ярких и метафорических образов. Метафоры в такие периоды часто становится предметов обсуждения политиков и широкой общественности, используются в качестве аргументов в полемике. Метафорический образ отражает бессознательное мировосприятие социума, формирующееся под влиянием национальных традиций и «духа времени».

Теус ван Дейк предложил рассматривать структуру и семантику текста в когнитивно-дискурсивном ключе. Он использует термин макроструктура, для того, чтобы показать «общие топики или темы текста и одновременно дать характеристику тому, что можно было бы назвать обшей связностью (когерентностью) текста, также как и его общим или основным смыслом» . «Когерентность текста обеспечивается топиками, выводимыми из всего дискурса новостей, равно как и отельные части текста обладают своими макроструктурами, иерархически подчиненными текстовым топикам. Таким образом, тематическое единство текста обеспечивается иерархией его макроструктур, производных от дискурса. К макроструктурному уровню текста относят также архитектонику (формальную организацию текстовых сегментов), тематическую прогрессию (прагматическую структуру), композицию (семантическую структуру), включающую в себя как логику развертывания содержания текста, так и особенности использования композиционно-речевых форм. К числу макроуровневых относятся такие текстообразующие категории, как цельность, связность, модальность, прагматическая установка, стиль» . В общем виде А.А. Негрышев предлагает рассматривать макроструктуру текста как совокупность макротекстовых позиций . Состав и комбинация позиций определяется тем типом дискурса, внутри которого рождается текст. Поскольку в контексте нашего исследования нас интересует прежде всего новостной дискурс, то мы воспользуемся той комбинацией позиций, что предлагает А.А. Негрышев: «Так, например, для новостного дискурса можно выделить три основные МТП (макротекстовые позиции - прим.авт.), включающие в себя ряд субпозиций:

Заголовок ^ текст - отношения между семантической структурой заголовка и фактологической информацией текста.

Композиция:

а)композицонно-фактуальные отношения - отражение в композиции текста структуры события;

б)композиционно-логические отношения - последовательность предъявления фактуальных блоков и характер логико-синтаксических связей между ними;

в)композиционно-прагматические отношения - особенности тематической прогрессии текста.

Стилистическая перспектива - характер преобладающих стилистических средств, константность или вариантивность стилистической окраски».

Заголовок ^ текст. Подборка новостных заголовков дает либо четкую информационную «картину дня», либо особым образом конструирует заголовки, подтасовывая факты.

Композиционно-фактуальные отношения непосредственно связывают текст с событием и ситуацией действительности, осмысленной в качестве новостной. Ван Дейк выделил следующие компоненты композиционной структуры новостного сюжета: главный эпизод, причина, условие, мотивация, контекст, история, последствия, результаты, реакция .

Композиционно-логические отношения выстраивают текст в определенной логике, заданной автором сюжета. «Данная субпозиция «отвечает» за ментальный образ события, который формирует в сознании реципиента по прочтении текста».

Композиционно-прагматические отношения акцентируют или затушевывают фрагменты события. Стилистическая перспектива отражает жанровую принадлежность текста.

В своем исследовании мы можем использовать анализ дискурсивной доминанты текста - преобладающей структурно-смысловой акцентуации текста обеспечивающую его коммуникативную «уместность» и прагматическую эффективность в соответствующем типе дискурса. ДДТ новостного текста складывается их трех составляющих - интенциональной, повествовательной и когнитивной. ИСД определяется социальными и коммуникативными параметрами дискурса и подчиняет процесс формо- и смыслообразования текста задачам регуляции общественного мнения и поддержания рейтинга издания. ПСД оптимизирует подбор и синтез в повествовательно-семиотической структуре текста языковых средств, необходимых для достижения коммуникативно-прагматических эффектов на данном участке событийной информации. И, наконец, КСД обеспечивает акцентуацию тех когнитивно- психологических компонентов информации, которые способствуют усилению ее воздействующего потенциала.

«Можно сказать, что СМИ организуют, упорядочивают динамично меняющуюся картину мира с помощью устойчивой системы так называемых медиатопиков, или регулярно воспроизводимых тем, к которым относятся, например, такие, как политика, бизнес, спорт, культура, погода, новости международной и региональной жизни и т.п. При этом следует подчеркнуть значение лингвокультурного фактора, поскольку в текстах массовой информации происходит своеобразное наложение языковой и информационной картин мира, что, естественно, проявляется в наборе постоянных тематических составляющих, характерных для той или иной страны, той или иной культуры».

Методологические трудности заключаются еще и в том, что при анализе СМК нужно учитывать т.н. «человеческий фактор»: «факты истории (в том числе и истории техники) в отличие от физических и химических имеют еще и смысл, фиксирующие, результирующие собою сознание, мотивы и действия людей, которые, так или иначе, творят свою историю» . Как отмечает Маккуэйл, медиапорядок советской системы СМИ подразумевал:

Жесткое разделение прессы и вещательных организаций (отсутствие концентрации медиаресурсов в западном понимании)

Подчиненность СМИ центральному - партийному и государственному - идеологическому контролю, представлявшему в каждому уникальном случае комбинацию местной централизованной цензуры и внутренней редакционной, дополнявшейся сравнительно большой редакционной независимостью в политически нейтральных вопросах

Центральное место газет и журналов в системе идеологической работы, максимальная фрагментация аудитории которых позволяла охватить практически все слои населения.

Наличие централизованной (нерыночной) медиаэкономики, в которой роль рекламы была сведена практически к нулю, но тем не менее доход приносила как государству, так и изданию.

Печатные издания - самый распространенный вид СМИ в СССР. Доля газетного сегмента в советской медиасистеме составляла, по разным оценкам, от 60% до 70%. В советской системе СМИП, выступавшей в первую очередь как инструмент пропаганды и игравшей определяющую роль в «воспитании юных коммунистов и сохранении единства общества», сама медиасистема не рассматривалась как часть национальной экономики. Газета «Правда» - рупор Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза - как отмечали в 1972 году в журнале «Коммунист Белоруссии», по праву являлась флагманом советской прессы. Автор статьи - руководитель отдела агитации и пропаганды ЦК КПБ, указывает на главную задачу «Правды» как центрального печатного органа - «формирование марксистско-ленинского мировоззрения широких народных масс» , чему учатся у нее остальные советские газеты: «она [газета «Правда»] служила и служит для советских газет наглядным примером высокой партийности и принципиальности» . Е.Л. Вартанова в 2014 году в своем исследовании советской медиаэкономики отмечает иерархичность структуры СМИП СССР, а также то, что центральные газеты определяли повестку дня региональной прессы. О том же еще в 1984 в своей кандидатской писал Ю.Ф. Махрин: «центральный орган КПСС определяет методологический подход всей нашей печати».

Однако Афанасьев, говоря о том, что «механизмы управления обществом» (а для нас это, в первую очередь, система воспитания и система СМИ) должны соответствовать объективным закономерностям общественного развития, в то же время отмечает: «Придуманный» механизм, не соответствующий объективному течению социальных процессов, «не работает». Он должен быть заменен другим, «работающим» механизмом, в противном случае общественные процессы выходят из-под контроля системы управления». Для нас это замечание важно тем, что таким образом мы можем объяснить ситуацию в СССР в конце 1980-х годов, ссылаясь на выводы, сделанные исследователем десятком лет ранее: «придуманные» механизмы управления не соответствовали объективным общественным процессам.

2.4 Факторы изменения характера трансляции базовых смыслов общественному сознанию. Результаты изменений

Однако пока мы так и не нашли ответа на вопрос, каким образом механизмы трансляции изменили трансляцию базовых советских смыслов? А что, если не механизмы меняли характер трансляции, а сами смыслы изменились? Или это были взаимопроникающие тенденции? Ведь для каждого состояния общества характерен определенный набор смыслов и ценностей. Каждой эпохе - свои герои. Безусловно, в процессе смены тех или иных ценностных компонентов сохраняется, как правило, преемственность, выражающаяся в принятии новым поколением, новым состоянием общества в измененном виде ценностей и смыслов прошлых лет (частично, впрочем). Примером подобного принятия служит постоянно функционирующая в общественном сознании ценность любви к Родине. Она выражается по-разному в разное время, но в то же время понятна всем (мы говорим о том, что она должна быть, и что в обществе всегда это понимали).

Смыслы, о которых говорит Луман, отражаются в коммуникативном пространстве в виде понятий. Попадая в систему, понятия не просто в ней находятся, а «работают» - в соответствии с контекстом эпохи. Они приобретают дополнительные качества, которые зависят от места, занимаемого ими в системе смыслов.

Используя материалы источников, касающихся идеологической работы с населением, мы опираемся, в том числе, и на такое советское положение, как «наша идеология есть не только система знаний, но и система идей, система духовных ценностей». Именно так видели идеологию партийные функционеры. В 1979-м в журнале «Вопросы философии» была опубликована статья Р.И. Косолапова «Роль печати в формировании активной жизненной позиции». Р.И. Косолапов - это «философ, публицист ... был заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС, редактором журнала «Коммунист» . Косолапов отмечает характер изменения тональности публикаций, только уже не Призывов ЦК КПСС, а непосредственно материалов, написанных самими журналистами. Так, Косолапов задается вопросом: «Всегда ли мы с вами понимаем, какую психологию формируем, описывая повышение жизненного уровня в стране?». И там же приводит пример перифраза знаменитого высказывания М. Горького «Человек - это звучит гордо» - «Это гордое имя - автовладелец», параллельно отмечая, что часто встречает подобное искажение даже в спортивных хрониках, когда акцент делается «на борьбе не за мастерство и наивысшие результаты. А.. .за золото». «Тут есть что подправить с тем, чтобы описание жизненно важных для советских людей процессов не давало негативного побочного продукта в виде отрыжки мещанских настроений, не вступало в противоречие с сущностью нашего трудового общества» .

Э.А. Шевардназде, возглавлявший ЦК КП Грузии, в своем отчетном докладе по результатам Пленума ЦК КПСС в 1983 году писал: «Как было подчеркнуто на Пленуме, формирование сознания коммунистов и всех граждан нашего социалистического общества - это дело не только профессионалов - идеологов, пропагандистов, работников средств массовой информации. Это - дело всей партии» (выделение - авт.статьи).

Труд Ю.В. Андропова «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР», по заявлению Шевардназде, «послужил, можно сказать, первоосновой июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС» . Для нас это тем более важно, что можно будет отследить изменения на идейном уровне массового сознания. К тому же, как писал дальше Шевардназде, «об историческом значении июньского (1983 гю) Пленума ЦК КПСС говорит уже тот факт, что принятые им решения, опирающиеся на глубоко научные, четкие, ясные и реалистичные положения и выводы, содержащиеся в речи на Пленуме Генерального секретаря ЦК нашей партии Ю.В. Андропова, явятся теоретической основой новой редакции нашего главного партийного документа - Программы КПСС» (выделение - авт.статьи). «Экономические акции, не подтвержденные экспериментом, опытом, не опирающиеся на комплексный научный подход, не учитывающие общественного мнения, неправильно рассчитанные нормативы и даже цены наносят не меньший идеологический вред, чем книги, брошюры наших идеологических врагов» (курсив наш). На наш взгляд, Шевардназде указал на один очень интересный аспект: если в 1983 году он отмечает важность учета общественного мнения при проведении экономических акций, а затем в 1985 входит в состав команды Горбачева на должность министра иностранных дел, то, соответственно, командой, которая руководила страной, этот фактор должен был учитываться. А раз так, то общество уже было подготовлено к переменам.

Вошедший в истории как один из «прорабов перестройки» А.Н. Яковлев в своей статье в предисловии к «Черной книге коммунизма» в 2001 писал, что «Лениным били по Сталину». В прессе рассматриваемого периода часто проскальзывали фразы про «ленинский стиль». Со второй половины 1970-х начинают говорить об обращении к ленинскому стилю работы. В работе с источниками мы натолкнулись на выражение «ленинский стиль работы» при анализе материалов XXV съезда (1976 г.). Именно тогда генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев в своем выступлении подчеркнул закономерность и необходимость обращения партии к ленинскому стилю работы. Любопытно, что определение ленинского стиля управления для разных категорий граждан было разное: так, Ю.Ф. Махрин в своей кандидатской диссертации показывал, что в большинстве монографий, посвященных данному вопросу, выделяются следующие основные черты -

Коммунистическая убежденность и партийная принципиальность

Научный подход к работе

Последовательное осуществление ленинских принципов работы с кадрами

Коллективность руководства и персональная ответственность

Революционный размах и деловитость

Контроль и проверка исполнения

Критическое отношение к достигнутому

Связь с массами и заботливое отношение к людям

Объем публикаций на эту тему в центральных газетах, как отмечал Махрин в 1984, продолжал возрастать. И он же пишет, что доля критических публикаций против руководства региональных секретариатов и в целом против административных работников уже к 1984 была высокой: 52,2 % от всего объема публикаций (Махриным было проанализировано 2920 номеров «Правды с 1 января 1976 по 1 января 1984) . Как Махрин далее пишет в своей диссертации, важен фактор направленности критики: в «Правде» 50,7% от критических публикаций были инициированы по результатам полученных писем от читателей. В 78,7% «Правда» называла имена виновников недостатков. Махрин пришел к выводу, что «центральные газеты являются мощным звеном реализации политики КПСС в деле утверждения ленинского стиля работы». И он там же отмечает, что газеты такого типа формировали общественное мнение относительно деятельности всех звеньев КПСС. Используя данные, полученные Махриным, мы в свою очередь лишь подчеркнем, что в течение 8 лет в центральном советском печатном органе, формирующим общественное мнение, больше половины публикаций (52,2%), относящихся к деятельности партийных и хозяйственных работников, были критического характера. Кроме того, с точки зрения эффективности подачи материала и воздействия его на аудиторию газеты, диалоговая форма - а именно такая использовалась, по результатам проведенного Ю.Ф. Махриным контент- анализа публикаций «Правды», в 22,7% случаях за рассматриваемый им период - действительно была более результативна.

Диссертация Ю.Ф. Махрина дает нам большое количество данных для анализа, поскольку указанный исследователь в ходе работы над кандидатской провел интересный эксперимент по выявлению тональности и аргументированности публикаций. Таким образом, в процентном соотношении в газете «Правда» преобладает проблемный тон публикаций - 46,5%, а аргументированность отрицательных выступлений определена как хорошая в 78% случаев (в то время как положительные публикации качественно аргументированы в 68%). На 1984 год автор определяет большое количество неиспользованных журналистами центральных газет резервов для повышения эффективности выступлений. Махрин, по его собственному заключению, выявил в ходе исследования элементы стихийности в пропаганде ленинского стиля работы в печати и рекомендовал чаще критиковать партийных работников за непрофессионализм (в различных сферах). Им отмечается неравномерность критики по регионам (к примеру, по Молдавии и Закавказью нет ни одного критического материала в центральной печати за рассматриваемый период), к тому же критике подвергаются преимущественно хозяйственные руководители. Ю.Ф. Махрин указывает и на сокращение в центральных печатных органах специальных авторов - рабочих (их процентная доля в авторском активе, по оценкам Махрина, упала с 8,7% в 1977 до 2,8% в 1982). На основании данных, указанных в кандидатской исследователя, мы можем сделать следующие выводы: со второй половины 1970-х годов растет волна критических публикаций в центральных органах печати, причем в отношении преимущественно хозяйственных работников.

М.Н. Пряхин, специалист в области массовых коммуникаций, в 1990-м году опубликовал результаты своего эмпирического исследования Призывов ЦК КПСС за 1917-1989 гг. - в статье «Приоритеты общества и официальная пропаганда». В первую очередь Пряхина «интересовали официальные цели общества и, главное, исполняющие эти цели субъекты, которые обозначены грамматической категорией обращения». Словом, была предпринята «попытка выяснить, к кому обращались с призывами за все годы, каков образ совокупного субъекта общественной деятельности при социализме в официальной пропаганде, его качество». Главной своей задачей М.Н. Пряхин, проходивший практику в ТАСС, работавший во второй половине 1970-х выпускающим редактором в программе Гостелерадио «Маяк» (нынешняя радиостанция «Маяк») и в 1990-х ставший доцентом кафедры массовых коммуникаций в РУДН , видел необходимость обратиться «к рассмотрению тех чисто практических воззрений, руководствуясь которыми, наше общество пришло к своему состоянию» . Именно в Призывах обозначался официальный курс партии и государства. Как пишет Пряхин, тексты Призывов выходили к 1 мая и 7 ноября каждый год. Суть Призывов ЦК КПСС заключалась в том, что они являлись программными документами оперативного назначения. Если Программа КПСС определяла долгосрочную перспективу, то Призывы выпускались с целью пояснения сегодняшних задач. Именно Призывы оказывали существенное влияние на текущее содержание пропаганды. В соответствии с их содержанием осуществлялись текущие корректировки в тематике публикаций в СМИ, в редакциях готовились специальные материалы по содержанию различных пунктов Призывов партии. В них отражались официальные цели и ценности. Для определения конституирующих смыслов общества нам, вслед за Пряхиным, следует разобрать указанные документы. По результатам контент-анализа, проведенного исследователем, мы выделяем категории, которые наиболее важны для понимания природы смыслов советского общества.

В первую очередь, Призывы ЦК КПСС характеризуются такими характеристиками как «побуждение к действию» и «оценка», поскольку в каждой сводке, вышедшей в период с 1918 по 1989 (практически весь период существования СССР), мы встречаем следующие суждения: «Да здравствуют Советы народных депутатов - политическая основа СССР, важнейшее звено политического самоуправления народа»; «Долой войну из жизни человечества»; «Коммунисты! Будьте в авангарде перестройки! Проявляйте активность и новаторство в работе! С революционной настойчивостью боритесь за осуществление решений январского Пленума ЦК КПСС»; «Граждане СССР! Повышайте политическую активность! Развивайте критику и самокритику - испытанное средство социалистической демократии!» Таким образом, в категории «оценивающие» содержатся похвала или осуждение какого-либо явления общественной жизни. В категории «побуждающие» собраны высказывания, в которых содержится призыв либо ставится задача для выполнения. М.Н. Пряхин отмечает, что обращения из категории «побуждения» всегда имели конкретного адресата в лице какой-либо социальной группы или общественного слоя.

В предмет его исследования входили «только стереотипы, отражавшие структуру и функции советского общества» . Пряхин «обработал массив пропагандистских стереотипов в Призывах в 4 этапа:

1.Подсчет обращений, содержащихся в Призывах за время их регулярной публикации;

2.Составление частотного словаря обращений;

3.Классификация обращений;

4.Выявление приоритетных классов обращений, т.е. таких, которые встречаются в каждой сводке Призывов, составляя инвариант».

Источниками для Пряхина служили подшивки газеты «Правда» за период 1918-1989, т.е. со времени начала регулярной публикации текстов Призывов в печати. Он исключил из частотного словаря обращения к иностранной аудитории, оставив только внутрь ориентированные лозунги. В составленной классификации им уже обращалось внимание не на лингвистические особенности, а на смысл содержания обращения. Пряхин выделил 27 групп (классов) обращений с указанием частоты их употребления.

Результаты исследования показали, что постоянно возрастающее количество обращений (кроме спада в 1971-1980 годах), содержащихся в одной и той же сводке, отражали: «а) естественное усложнение структуры и функций советского общества (по крайней мере, до начала 70-х годов) и б) постепенное превращение Призывов в документ преимущественно целеполагающего характера (это было закреплено переименованием Лозунгов ЦК ВКП(б) в Призывы ЦК ВКП(б) в 1943 году)». Мы солидаризируемся с Пряхиным в выводе относительно снижения динамики числа обращений в 1970-е годы: он связывает это явление с т.н. «застойными годами». По мнению исследователя, изменение количества обращений показывает разрыв связи партии и народа и отражает «какую-то новую концепцию общества, которой руководствовались их [Призывов - прим.наше] авторы». Призывы 1970-х теряли свою конкретность и превращались в некоторую формальность, утратившую былой смысл традицию.

Образ адресата Призывов показывает вектор идеологической политики партии и государства в вопросе воспитания общества. Для 1920-х годов характерно политическое, классовое содержание обращений в Призывах: «Пролетарии!», «беднота», «товарищам, взятым в железо буржуазными жандармами». К 1930-м годам появляются обращения на производственные цели. Появляются такие обращения как «колхозники», «труженикам угольных бассейнов», «инженерам» и т.п. Наблюдается тенденция к «профессионализации» целей. Особый набор субъектов обращений - в годы Великой Отечественной войны: «братья угнетенные славяне», «Братья и сестры! Русские, украинцы, белорусы, молдаване, литовцы, латыши, эстонцы, карелы, временно попавшие под ярмо немецко-фашистских мерзавцев!», «Матери, жены, сестры!», «Доблестные защитники Кавказа!», «партизаны и партизанки» и т.п. Все персонажи послевоенных Призывов - в основном, профессионалы: «рабочие и работницы, инженеры и техники» различных отраслей промышленности. Это логично в контексте восстановления народного хозяйства, главной задачи для СССР послевоенных лет. На основании проанализированных Призывов на страницах «Правды», Пряхин делают следующий вывод относительно стереотипного среднестатического образ а советского общества, его приоритетных функций. В ходе анализа Пряхин выделил 27 групп обращений, расположенных по убыванию. В том числе подобный порядок можно рассматривать и как иерархию общественных функций, некоторый вектор общественных усилий за время существования советского общества. И подобный порядок предстает перед нами в том виде, котором подразумевали авторы Призывов. Таким образом, Призыв - еще и своего рода отражение философской концепции развития общества, пропагандируемой партией.

1)«официально приоритетные субъекты» - постоянно присутствующие во всех сводках обращения (группы 1-5);

2)«официально неприоритетные субъекты» - нерегулярно встречающиеся в сводках, а также эпизодические обращения.

Логичным выглядит предположение Пряхина, что первая категория - это группы субъектов, выполняющих самые необходимые функции в обществе. Именно поэтому они присутствуют в каждой сводке (что установлено статистически). Это и есть субъекты деятельности основных сфер общественной жизни при социализме. Пряхин исходит из существования пяти типов деятельности, или целевых функций:

1)деятельность по сохранению жизни (рода);

2)деятельность по продолжению жизни (рода);

3)деятельность по производству средств к жизни;

4)деятельность по распределению средств к жизни;

5)деятельность по производству идей, общения.

По словам исследователя, данная типология базируется на идее Ф. Энгельса о двух видах производства и воспроизводства непосредственной жизни - о производстве самого человека и производстве вещей. Выше уже отмечалось, что М.Н. Пряхин выделил 5 групп обращений, которые встречаются во всех Призывах ЦК КПСС. Согласно указанной типологии под категории классификации подпадают следующие функциональные общественные субъекты:

Группы (классы) обращений, присутствовавшие постоянно

ГруппаОфициально приоритетные субъектыКоличество обращений за 1918-1989 годы1.«Коллективы, производящие товары и услуги» (с указанием профессии, отрасли промышленности)10472.«Трудящиеся»4493.«Коллективы, производящие сельскохозяйственную продукцию» (в том числе указания на сельскую профессию)4084.«Молодежь» (в том числе пионеры, учащиеся, комсомольцы)1885.«Армия» (в том числе указания на воинские звания)183

Пять первостепенных общественных функций, отраженные в Призывах и опубликованные в газете «Правда», при помощи контент-анализа показали, что важнейшими задачами в Советском Союзе второй половины XX века для общества являлись «сохранение рода», «продолжение рода», «производство средств к жизни», «распределение средств к жизни», «производство идей». Тем не менее, в таблице наглядно показаны приоритетные для Призывов, а, следовательно, и для партии, направления. Как мы можем видеть, лидирующим направлением являлось производство товаров и услуг. Функция производства идей вообще не вошла в число приоритетных. Обращения к субъектам, отвечающим за генерирование идей, и вовсе вошли во вторую таблицу «Официально неприоритетные субъекты»

Группы (классы) обращений, периодически присутствовавших в сводках

ГруппаОфициально неприоритетные субъектыКоличество обращений1.«Творческая интеллигенция»1102.«Советские коммунисты»1013.«Ученые» (в том числе рационализаторы, изобретатели, работники НИИ)964.«Рабочие» (вообще, как понятие)895.«Педагоги» (школьные, вузовские)876.«Работники торговли, общепита, службы быта»827.«Медики» (кроме военных врачей)748.«Профсоюзы, профсоюзные работники»649.«Граждане СССР»5210.«Женщины»5011.«Служащие, работники управления»4312.«Рабочие, крестьяне» (как два дружественных «сословия»*)3513.«Ветераны» (партии, войны, труда и пр.)2814.«Рабочие, крестьяне, интеллигенция» (как дружественные «сословия»*)2215.«Интеллигенция» (вообще, как «сословие»*)1616.«Физкультурники, спортсмены, работники физкультуры и спорта»1117.«Народные контролеры»718.«Рабочие, крестьяне, Красная Армия» (вместе, как дружественные «сословия»*)519.«Патриоты»420.«Обращения к национальностям в СССР»421.«Товарищи»4

Резюмируя, заметим, что 5 основных функций были распределены в советском обществе второй половины XX века крайне неравномерно: если самое большое внимание уделяется производству товаров, то функция продолжительности жизни присутствует, как отмечает Пряхин, «в извращенном и странном виде». «Насаждается стереотип, согласно которому семья есть нечто второстепенное в нашей жизни, частное, несерьезное дело. Он срабатывает на всех уровнях общественного сознания и проявляет себя как разрушительная сила, способствующая демографической деградации в СССР, а с другой - он отражает эту деградацию». Вывод исследователя подтверждает демограф Л. Рыбаковский, в «Аргументах и фактах» писавший: «Демографическая наука могла бы предъявить им (средствам массовой информации и пропаганды - прим.наше) немалый счет за тот сомнительный вклад, который они внесли в усугубление демографической ситуации в стране. Так, на недосягаемый идеал была поднята малодетность, многие годы в качестве идеала счастливой семьи предлагалась модель типа «Папа, мама, я.». И никто не задумывался, что при всеобщем принятии этого идеала население сократилось бы вдвое уже через четверть века. Существует своеобразный «культ» деловой, но не устроенной обаятельной женщины, и много других стереотипов, которые, к сожалению, взяты из реальной жизни, но, к еще большему сожалению, без соблюдения реальных пропорций».

Помимо подтверждения выводов Пряхина относительно содержания Призывов, Рыбаковский подтверждает и главный наш тезис - о разрушении системы советских смыслов. Общество на обозначенном этапе прекращало полноценно воспроизводить себя - как в физическом смысле, так и в духовном. М.Н. Пряхин отмечает, что впервые в Призывах признали, что первостепенной задачей женщины является семья, только в майской сводке 1989 года: «Советские женщины! Повседневно заботясь о благе семьи, активно участвуйте в труде и общественных делах, борьбе за мир!». Однако подобный лозунг - исключение из общего порядка.

Функция «продолжение рода» не присутствует в числе приоритетных и находится в тени. Она встречается только в лозунгах, обращенных к молодежи как к целевой аудитории. В 1920-х: «Юность, о юность, иди скорее на смену ушедшим бойцам революции!», «Юные пионеры - дети Октября. Учитесь и готовьтесь стать надежной сменой вашим отцам, матерям, сестрам и братьям!», «Комсомольцы, выше знамя Ленина! Да здравствует комсомол - активный строитель коммунизма, инициатор ударных бригад, боец за коллективизацию деревни». В 1930-х: «Учащиеся советской школы! Комсомольцы и комсомолки! Пионеры и пионерки! Овладевайте знаниями, готовьтесь стать борцами за дело Ленина - Сталина!». В 1950-х обращение к молодежи звучит уже немного по-другому: «Комсомольцы и комсомолки, советская молодежь! Учитесь жить и работать по-коммунистически! Вырабатывайте в себе высокие моральные качества! Будьте сознательными и неутомимыми строителями коммунизма!». В начале 1980-х лозунги для молодежи звучали следующим образом: «Пионеры и школьники, учащиеся профессионально-технических училищ! Горячо любите Советскую Родину! Упорно овладевайте знаниями, трудовыми навыками!». Во второй половине 1980-х лозунгам пытаются вернуть революционный дух: «Комсомольцы! Молодежь! Претворяйте в жизнь решения XX съезда ВЛКСМ! Приумножайте революционные, боевые и трудовые традиции Коммунистической партии и советского народа! Знания, убеждения, действия - делу перестройки!». На протяжении проанализированного Пряхиным периода можно выделить следующие общие черты - функция роста, самовоспитания, преемственности поколений, подготовки к новой жизни. «Здесь своеобразно предстает перед нами функция производства субъектов общественной деятельности, выработки новых людей, производства самого человека в социальном, биологическом смысле». Таким образом, можно определить, что такая социальная группа как молодежь из социальной сферы преемственности во второй половине XX века попадает в рабочую, производственную сферу. От себя добавим, что Призывы, безусловно, характеризуют направление вектора идеологической политики партии и государства, а также трансформацию базовых советских смыслов и символов. Однако не менее важно проанализировать другие системные документы за официальным авторством руководящего состава КПСС, членов Политбюро и ЦК Коммунистической партии Советского Союза. Так, в декабре 1984 будущий генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев в книге «Живое творчество народа» писал: « В этих условиях [идеологической активности монополистической буржуазии] ... надо активно привлекать к информационно-пропагандистской работе наших ученых и специалистов, творческую интеллигенцию, не бояться искать и экспериментировать, решительно устранять те формы, которые изжили себя».

Пряхин в другой своей статье - «О типологии риторических средств» - определяет риторику «как речевую тактику пропагандиста, меняющуюся в зависимости от стоящих перед ним организационно-воспитательных целей». «Таким образом, выбор средств риторики связан с тем, какой тип коллектива требуется организовать, какой тип личности воспитать». Словом, при анализе текстов эпохи перестройки мы определяем, на самом деле, какой же тип коллектива и личности предлагалось средствами массовой информации и пропаганды построить советскому обществу.

Пряхин, человек, так или иначе связанный со СМИП в СССР, пишет, что, говоря о риторике как процессе, «мы по сути дела обращаемся к механизмам управления человека человеком, управления коллективами, их организации, разрешения возникающих в коллективе конфликтных ситуаций». «Вероятно, действенность риторики находится в прямой зависимости от того, насколько полно человеку удается представить в своей речи указанные типы аргументов». И в примечаниях к статье Пряхин указывает, что «в процессе обучения репортерскому делу студентам - журналистам рекомендуют исходить из актуальных, известных фактов, приводить примеры из собственного опыта, использовать компетентные источники по изучаемому вопросу, уметь обобщать, анализировать, сопоставлять, делать собственные выводы». На основе проведенного анализа мы можем сделать следующие выводы. На протяжении второй половины XX столетия мы можем наблюдать трансформацию важнейших смыслов и ценностей в общественном сознании советского человека. К середине 1980-х годов от высшего руководства страны к населению все более настойчиво исходил посыл о необходимости социально - экономических перемен. Этот посыл накладывался на обозначенную смысловую трансформацию. Таким образом, в коммуникативном пространстве СССР отразилась указанная динамика базовых, конституирующих общество смыслов.

Глава 3. Эволюция коммуникативного пространства СССР во второй половине 1980-х годов

.1 Запуск советским руководством концепта перестройки

Говоря о запуске именно концепта перестройки, мы подразумеваем следующую мысль - властью была запущена идея (conceptus - лат. - «идея») радикального изменения, «перестраивания» общества из того состояния, в котором оно находилось, в новое. Известный историк - «американист», В.В. Согрин, рассматривавший в своих работах проблемы 1985-1991 годов, характеризует саму перестройку как «радикальную российскую трансформацию». Нередко встречается у отечественных исследователей оценка перестройки как «революции сверху».

Интересно отметить, что термин «перестройка» имеет множество значений. Множество трактовок перестройки было и в советское время. На разных этапах перестройки ее определяли по-разному. Так, на XXVII съезде в 1985-м году новый Генеральный секретарь в своем политическом докладе заявлял, что апрельский (1985 г.) Пленум ЦК КПСС выдвинул «установку на ускорение социально-экономического развития нашего общества». Ускорению общественного развития в докладе Горбачева посвящена отдельная глава. Ускорение - это «Прежде всего повышение темпов экономического роста. Но не только. Суть его - в новом качестве роста: всемерной интенсификации производства на основе научно-технического прогресса, структурной перестройки экономики, эффективных форм управления, организации и стимулирования труда». Таким образом, М.С. Горбачев почти дословно повторяет К.У. Черненко образца 1984-го года. Уже позже перестройка официально будет означать не просто ускорение, а коренное обновление советского общественного строя. Интересный момент: при том, что Михаил Сергеевич в своем докладе в первой главе говорил о том, что развитие - процесс поступательный, и искусственное вмешательство ни к чему не приведет, тем не менее, ускорение, о котором говорится, - на наш взгляд, это форсирование событий.

В октябре 1987-го года, М.С. Горбачев, выступая с докладом «Октябрь и перестройка: революция продолжается», определит перестройку следующим образом: «Перестройка - многозначное, чрезвычайно емкое слово. Но если из многих возможных синонимов выбрать ключевой, ближе всего выражающий самую его суть, то можно сказать так: перестройка - это революция». Т.И. Заславская, социолог, о перестройке выразилась так: «Речь идет о разработке стратегии управления не обычным, пусть сложным, эволюционным процессом, а революцией, в корне меняющей основные общественно-политические структуры, ведущей к резкому перераспределению власти, прав, обязанностей и свобод между классами, слоями и группами». А в 1988-м году редакционная статья в «Правде» (ответ на письмо Нины Андреевой в «Советскую Россию»), как считается, за авторством А.Н. Яковлева, относительно сути перестройки также не давала четкого определения: «Да и сама перестройка нередко понимается по-разному. Для одних - очередной косметический ремонт. Другие увидели в перестройке возможность некоего «демонтажа» всей системы социализма, а коль так, то весь путь, пройденный после Октября, объявляется ложным, ценности и принципы социализма - несостоятельными. Третьи - увлекаются радикальной фразеологией, теша себя и других иллюзией перепрыгнуть через необходимые этапы». Как тут не вспомнить скандальную историю с писателем Юрием Бондаревым, спросившим на одном из съездов «Что же такое перестройка?». И его тут же заклеймили врагом перестройки. Нечто похожее произошло и с самой Ниной Андреевой. Таким образом, критика приветствовалась, но только того, на что была направлена перестройка. Критика самой перестройки не допускалась: «Уже сами по себе дискуссии, их характер, направленность свидетельствуют о демократизации нашего общества. Разнообразие суждений, оценок, позиций составляет одну из важнейших примет времени, свидетельство реально существующего ныне социалистического плюрализма мнений. Но в этой дискуссии нельзя не заметить весьма специфического направления. Оно нет-нет да и заявляет о себе не стремлением осмыслить происходящее, разобраться в нем, нежеланием двинуть дело вперед, а, напротив, притормозить его, выкрикивая привычные заклинания: «изменяют идеалам!», «отказываются от принципов!», «подрывают устои!». Так какой природу дискуссии видит автор статьи в «Правде»? «В этой непростой обстановке надо четко различать, где настоящая дискуссия, подлинная озабоченность действительными проблемами, поиски наилучших ответов и решений. А где - стремление повернуть демократизацию и гласность против самих же демократизации и гласности, против перестройки».

«Думается, мы имеем здесь дело с явлениями не только общественно-психологического характера. Подобная позиция уходит своими корнями в командно-административные и бюрократические методы управления. Она связана и с нравственным наследием того времени, равно как и с обнаженными прагматическими интересами и соображениями, стремлением любой ценой защитить собственные выгоды - будь то материальные, социальные или же духовные».

Как было заявлено в статье «Принципы перестройки», «перестройка, как и всякая революция, не только «за», она еще и против чего-либо. Против всего того, что мешает нам жить лучше, чище, полнее, идти вперед быстрее, платить меньшую цену за неизбежные на новом пути ошибки и просчеты».

«Перестройка, как и всякая революция» - вот что такое перестройка, по мнению архитекторов этого процесса. А революция как раз и предусматривает смену общественного строя. Дальше можно читать Ленина - даже не как «отца и учителя», но как теоретика и практика революции. Нелепо полагать, что перестройка произошла только из-за наличия вражеских агентов влияния или некомпетентного руководства страны. Однако мы утверждаем, что перестройка была инициирована «сверху», властью. При этом, мы подчеркиваем, предпосылки для принятия обществом идеи перестройки сложились еще раньше. Уже в 1985-м году в политическом докладе М.С. Горбачева на XXVII съезде, несмотря на общий привычный тон, проскальзывают концепты, которые он будет описывать в своих трудах более поздних лет: планета - «наш земной дом», угроза от империализма развязать ядерную войну - вооруженный милитаризм, «общечеловеческие, глобальные проблемы можно решить только в формате сотрудничества общемирового масштаба» и т.п. У исследователей советского периода, а также у тех, кто интересуется данной проблемой, есть две полярные точки зрения относительно состояния советского народного хозяйства. Первая заключается в том, что экономика Советского Союза 1980-х трещала по швам. Вторая - все было хорошо, страна процветала, пока Горбачев со своими идеями не пришел. Мы попытаемся синтезировать эти точки зрения и отметим, что, безусловно, в ряде отраслей и ряде регионов экономические и социальные проблемы были. Так, Шеварднадзе, в 1983 году еще секретарь ЦК КП Грузии, в докладе по результатам июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС, отмечает груз проблем республики. В которые включает проблемы жилищного строительства, низкое освоение капитальных вложений в бюджет, низкое качество услуг в сфере торгового и бытового обслуживания, проблема повышения качества товаров народного потребления («Никакой критики не выдерживает качество продукции Минместпрома республики»). В свете обозначенных проблем Шеварднадзе предлагал поставить задачу перед партийными и хозяйственными органами Грузии: «привести в действие такой механизм управления качеством продукции, который создал бы. максимальную заинтересованность в выпуске первосортной продукции». Средства идеологического воздействия призваны добиться того, чтобы «эта заинтересованность оценивалась не только рублями, но и была показателем высокосознательного настроя людей, их творческого отношения к делу». Что мы можем извлечь из выше сказанного? У производителей, особенно товаров легкой промышленности, ослаб или отсутствовал стимул к работе. Причем ослаб именно идеологический, идейный мотив, главный для советского общества в принципе: качественный труд как способ построения социализма. Любопытно отметить, что термины гласность, демократизация, перестройка появились в партийном дискурсе отнюдь не с приходом Горбачева. Уже Шеварднадзе в своем докладе на XIV Пленуме ЦК Компартии Грузии 8 июля 1983 года в процессе выступления, текст которого была опубликована в партийном печатном органе грузинской КП - «Коммунист Грузии», периодически употреблял в речи: «стало предметнее обращение к общественному мнению, в первую очередь, за счет широкой гласности и отчетности в деятельности органов управления», «очевидна необходимость коренной перестройки редакционно-издательского процесса», «такой конкретный подход нужен, в первую очередь, в воспитании самих коммунистов, поскольку перестройку воспитательной работы надо начинать в самой партии», «это тоже выражение демократизации - развитие демократических основ нашей партии, когда ученые-коммунисты и беспартийные принимают самое активное участие в совершенствовании форм и методов партийной работы»(курсив везде - Наш). Подобные выражения свидетельствуют о наличии преемственности режимов Ю.В. Андропова и М.С. Горбачева, поскольку Шеварднадзе в 1983-м году шел в рамках заданного Андроповым политического курса. В своем заключительном слове на Пленуме ЦК компартии Грузии 9 июля 1983 года Шеварднадзе, говоря относительно результатов июньского Пленума в Москве, отмечает: «принятые в июне 1983 года Москве решения предполагают серьезную масштабную перестройку всей нашей деятельности по идеологическому воспитанию трудящихся». Главной целью новой редакции Программы партии 1986 года стало «повышение экономического роста». Горбачев на XVII съезде говорил, что «В жизни общества усиливается роль средств массовой информации и пропаганды». То же самое говорил 14-тью годами ранее Л.И. Брежнев во время XXIV съезда: «В большом и сложном деле формирования нового человека, в идеологической борьбе с миром капитализма мощным инструментом партии являются средства массовой информации и пропаганды - газеты, журналы, телевидение, радио, информационные агентства». Одним из важнейших компонентов перестройки вскоре встанет большая по сравнению с предыдущими годами информационная свобода, проявившаяся в количестве публикаций на запрещенные ранее темы. Менялось отношение к советской истории: «из умаления значимости исторического сознания проистекает пацифистское размывание оборонного и патриотического сознания, а также стремление малейшие проявления национальной гордости великороссов записывать в графу великодержавного шовинизма».

По оценкам Согрина, «в свете теории модернизации современная радикальная трансформация российского общества может быть разделена на три этапа. На первом (1985-1986 годы) Горбачев и его окружение использовали по преимуществу командно-административные меры реформирования советского общества, схожие с теми, к которым прибегали Н Хрущев, Ю. Андропов. Мероприятия этого периода - закон о госприемке, реорганизация министерств, школьная реформа, антиалкогольная кампания, ускоренное развитие машиностроения и др. - не только не дали ожидаемых результатов, но даже усугубили экономические и социальные проблемы СССР. Первый этап, по сути, продемонстрировал исчерпанность возможностей командно-административной модели».От себя прибавим, возможности командно- административной модели в том виде, в котором она присутствовала в позднем СССР. На втором этапе (1987-1991 годы), по оценкам Согрина, Горбачев и его сподвижники попытались заменить командно-административный социализм своего рода советской моделью демократического социализма, которая была призвана раскрыть экономические и социальные потенции общества. Среди многообразных политических реформ второго этапа выделялось введение альтернативных выборов депутатов Советов всех уровней. Среди экономических реформ на первом месте было введение хозрасчетного, или товарно-денежного, социализма». Однако, заочно полемизируя с уважаемым автором, мы зададим вопрос «А для чего было раскрывать «экономические и социальные потенции общества»?». И далее В.В. Согрин делает такой вывод: «Новая стратегия дала результаты, совершенно неожиданные для создателей. Экономические реформы не удались, зато политическая демократизация не только укоренилась, но и приобрела собственную, неподвластную Горбачеву, инерцию. Именно на ее волне модернизация стала вбирать в себя либерально-демократические образцы: в течение двух-трех лет оформился политический плюрализм, многопартийность, начало зарождаться гражданское общество. Ее размаха и напора не выдержали ни командно-административная система, ни социалистический строй, ни СССР. Последней жертвой мирной политической революции, выросшей из политических реформ Горбачева, стал сам архитектор перестройки». К третьему этапу российской модернизации Согрин относит «шоковую терапию» начала 1990-х. Нам представляется, в свою очередь, что автор, описывая теорию модернизации применительно к России, в вопросе характера перестройки не учитывает в полной мере факторы сознательного проведения реформ на выделенном им втором этапе перестройки и ожидания именно тех результатов, которые сам Согрин описывает. А точнее, он подчеркивает (осознанно или нет), ограниченность сторонников модернизационного подхода. На наш взгляд, «новая стратегия», давшая «совершенно неожиданные для создателей результаты», была продуманным продуктом. Так трактовать происходившие во второй половине 1980-х годов события нам позволяет, как минимум, следующее: в 1986 году, всего через год после начала перестройки, на закрытой конференции в МИД, Горбачев прямо заявляет, что «социализм - это ошибка истории, что это - заведомо отсталая экономика, что у советского общества нет перспектив».

Согрин отмечает, что «справедливость требует признать, что в определенный момент развития современной российской модернизации, на рубеже 80-90-х годов, политическое поведение масс создало представление о том, что цивилизационные барьеры удастся «перепрыгнуть» и свершить модернизацию быстро и по классическому образцу. Действительно, в тот период большинство россиян, разочаровавшись в социалистических моделях общественной перестройки, отдало свои симпатии радикал-либералам. В массах возобладали желание и вера в возможность прозападных реформ. Эти настроения инициировались и пестовались средствами массовой информации и демократической интеллигенцией». Опять не согласимся с маститым исследователем. Выстраивается линейная схема причин и следствий, в которой финишной точкой служит, дословно, «инициированное СМИ и демократической интеллигенцией политическое поведение масс». При этом не учитывается взаимосвязь указанных элементов и системность общества - СМИ состоят из представителей тех самых политических масс, равно как и демократическая интеллигенция. Это первый момент. Второй момент заключается в косвенном обвинении масс (под которыми подразумевается народ) в проведении радикальных реформ. Дескать, «политическое поведение масс создало представление о том, что цивилизационные барьеры удастся «перепрыгнуть». Что мы можем тут сказать? Общество желало перемен. И это желание, спровоцированное, во-многом, растущим благосостоянием советских людей и их стремлением «больше получать, меньше отдавать» и «жить в достатке», а также искаженной трансляцией советских идеалов и достижений в средствах массовой информации (что отмечал в 1979 году в своей статье Р.И. Косолапов в журнале «Вопросы философии» и что - опять-таки косвенно подтверждает Согрин своим реверансом в адрес СМИ в контексте политизации настроений масс), с каждым годом заявленной перестройки только увеличивалось. Гласность выражалась в обсуждении перспектив «многопартийной системы, о свободе религиозной пропаганды, о выезде на жительство за рубеж, о праве на широкое обсуждение сексуальных проблем в печати, о необходимости децентрализованного руководства культурой, об отмене воинской обязанности...». Эта цитата из знаменитого письма Нины Андреевой, опубликованном в «Советской России», подтверждает смену вектора общественных настроений. Ценности, базовые для советского общества, были уже не в моде. Зачастую в публичном дискурсе обсуждались совершенно противоположные социализму идеи. Критика общественных изменений в виде статьи «Не могу поступаться принципами» - тому подтверждение.

В. Согрин, анализируя состояние отечественной историографии с 1985 по 2005 годы, отмечает, что в середине 1980-х все исследователи исходили «из некоей идеальной и оптимальной модели социализма, элементы которой сохранялись в идеологии советских коммунистов, и которая в конечном итоге должна была быть воплощена в жизнь в результате демократических реформ» (курсив наш - прим.Авт.). Одним из выразителей социалистического идеала для перестроечных исследователей стал Н.И. Бухарин, однако большинство все же склонялось, по замечанию Согрина, к авторитету Ленина в вопросах выбора пути развития социалистической экономики (которая, как мы помним, являлась официальным базисом во всех умопостроениях советского времени). Таким образом, обществоведы поры перестройки шли вслед за Горбачевым и «прорабом перестройки» А. Яковлевым. «Лозунг «Назад к Ленину!» стал и политическим, и историографическим кредо перестройки» . По оценке В.В. Согрина, очередной этап развития отечественной историографии связан с 1989-1991 годами, когда ревизионистское направление в лице Волобуева, Бордюгова и других, уступило свою ведущую позицию в исторической науке либерал-демократам радикального толка. Причем связано это было, по оценкам исследователя, не с результатами научных споров. «Краха горбачевских реформ, объявлявшихся образцом социалистической модернизации, породил в обществе мнение, быстро переросшее в убеждение, что реформироваться на социалистической основе вообще невозможно». Итак, движущей силой перестройки стал причудливый симбиоз разнообразных социокультурных слоев и групп, порой враждебных друг к другу. Назовем основные группы «прорабов перестройки»: 1) нечистая на руку часть партийно-государственной номенклатуры, полагавшая, что рыбу лучше ловить в мутной воде, а потому поддержавшая перестройку; 2) выродившаяся в «пятую колонну» часть той же номенклатуры, состоявшая из скрытых, а впоследствии и явных предателей страны; 3) часть творческой интеллигенции, мечтавшая о свободе слова, демократии и либеральных свободах, продавшая право социалистического первородства за тухлую чечевичную похлебку западных свобод; 4) криминал, называемый в то время «теневой экономикой», частично сросшийся с чиновничеством, которому был выгоден ветер экономических свобод, подувший из Кремля» .

.2 Радикальное изменение существовавшего состояния советского общества во второй половине 1980-х годов

«Горбачев и его окружение выступили с идеей универсальных общечеловеческих идеалов, ценностей мировой цивилизации, к которым в результате реформ должна быть приобщена Россия. По мере развития перестройки набор этих ценностей - гражданское общество, правовое государство, свободный рынок, политический плюрализм, многопартийность - обнаруживали во все большей степени прозападно-либеральный характер». Горбачев разделял классовые и общечеловеческие ценности, устанавливая приоритет за последними. По оценкам Горохова и Батеженко, «так называемая гласность, объявленная в стране, была направлена на осуществление деструктивных изменений в сознании народа. Постепенно разрушались те образы и культурные стереотипы, которые составляли идеологическое и культурное ядро советского общества. Были привлечены средства массовой информации, известные писатели, кинорежиссеры, ученые - все они, в меру своих сил, лили воду на мельницу дискредитации той системы, которой были обязаны всем в жизни». В 1988 году М.С. Горбачев заявил: «Опыт нашей перестройки показывает, пока не произойдет переворота в мозгах, движения в политике, в практике не будет». Известный историк А.С. Барсенков в конце 2015-го года, оценивая внешнюю политику СССР второй половины 1980-х годов, писал: «сдвиги в советской внешней политике с 1985 г. напрямую связаны с попыткой изменения существовавших в СССР общественных отношений, вначале через совершенствование социализма советского типа, а затем посредством его глубинной системной трансформации».

Анализируя знаменитое письмо Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами», опубликованное в «Советской России» 13 марта 1988 года, замечаем следующий интересный момент: «Из долгих откровенных разговоров с молодыми собеседниками выводим мы такие умозаключения, что атаки на государство диктатуры пролетариата и тогдашних лидеров нашей страны имеют не только политические, идеологические и нравственные причины, но и свою социальную подпочву. Заинтересованных в том, чтобы расширить плацдарм этих атак, немало, и не только по ту сторону наших границ. Наряду с профессиональными антикоммунистами на Западе, давно избравшими якобы демократический лозунг "антисталинизма", живут и здравствуют потомки свергнутых Октябрьской революцией классов, которые далеко не все смогли забыть материальные и социальные утраты своих предков. Сюда же следует отнести духовных наследников Дана и Мартова, других, по ведомству российского социал-демократизма, духовных последователей Троцкого или Ягоды, обиженных социализмом потомков нэпманов, басмачей и кулаков» . Эта большая цитата подтверждает нашу гипотезу о трансформации восприятия советской истории тем поколением, что приходит всегда на смену, - молодежью. Важно понимать, что позиция молодежи относительно истории отражает их отношение не только к прошлому, но и к будущему. Именно молодежь будет «строить» общество, основываясь на тех соображениях, которые у них появятся в процессе изучения истории (когда им будут ее преподавать в школе и в ВУЗе). В письме же Нины Андреевой относительно молодежи читаем следующее: «Недавно одна моя студентка озадачила меня откровением, что-де классовая борьба - устаревшее понятие, как и руководящая роль пролетариата» . На это в статье в «Правде» отвечали, что нигилизм молодежи , конечно, есть. «Должно ли это быть поводом для беспокойства? Да. Но надо видеть: нынешние «перекосы» в сознании молодежи - это симптомы болезни, возникшей не сегодня. Ее корни уходят в прошлое. Это - следствие духовной диеты, на которой мы десятилетиями держали молодежь, несоответствия между тем, что провозглашалось с трибун, и тем, что происходило в обыденной жизни». Признавая проблему, конкретных рецептов по преодолению молодежного исторического нигилизма Яковлев, а именно он являлся автором той редакционной статьи в «Правде», не предложил. Яковлев оперировал общими фразами, ссылаясь на диалектику - учительницу жизни: «Лучший учитель перестройки, к которому мы должны постоянно прислушиваться, - это жизнь, а жизнь диалектична. Следовало бы нам постоянно помнить слова Энгельса о том, что для диалектики нет ничего раз навсегда установленного, безусловного, святого. Именно это непрерывное движение, постоянное обновление природы и общества и нашего мышления и есть исходный, первый, кардинальнейший принцип нового мышления». С.Г. Кара-Мурза относительно этапов перестройки пишет: «Каждый этап реорганизации государственной системы обосновывался в ходе перестройки разными идеологическими концепциями. Они становились все более радикальными и все более отходили от главных принципов советского жизнеустройства. Вначале (до января 1987 г.) был выдвинут лозунг «Больше социализма!», затем лозунг «Больше демократии!» - это был период культурной подготовки. С 1988 г. начинаются радикальные изменения всех подсистем государства». А А.Н. Яковлев в ответе на письмо Нины Андреевой констатировал: «Прошло три года. Много вобрали они в себя. Разработана концепция, стратегия и тактика перестройки. Четко определены ее революционные принципы: больше демократии, больше социализма. Сегодня перестройка - социальная практика». «Сейчас, когда мы вступили во второй этап перестройки», - писал автор статьи «Принципы перестройки...», - «вновь стали актуальными вопросы, на которые, как казалось, уже даны ответы. И среди них прежде всего - а нельзя ли обойтись без ломки, без радикальных мер, нельзя ли ограничиться лишь совершенствованием созданного ранее? Не рискуем ли мы в процессе перестройки потерять, разрушить многое из того, что создано за семь десятилетий после Великого Октября?».Яковлев пишет: «Вернемся к вопросу: что уже удалось сделать? Как реализуются курс партии, решения XXVII съезда КПСС, пленумов ЦК? Какие положительные изменения происходят в жизни людей? Мы по-настоящему взялись за решение самых первоочередных, насущных проблем - жилищной, продовольственной, обеспечения населения товарами и услугами. Начался поворот к ускоренному развитию социальной сферы. Приняты конкретные решения по перестройке образования, здравоохранения. Входит в жизнь радикальная экономическая реформа - наш главный рычаг осуществления крупномасштабных преобразований. «Это главный политический итог минувших трех лет», - говорил М.С. Горбачев на четвертом Всесоюзном съезде колхозников». Для сравнения, процитируем известного исследователя А.С. Барсенкова и его оценку состояния советской экономики после трех лет управления страной М.С. Горбачевым.

По опубликованному мнению команды Горбачева, а именно так стоит рассматривать Политбюро ЦК КПСС, необходимость в перестройке выражалась в следующем: «Но одно было ясно: по-старому жить нельзя. Страна стала терять темпы движения, накапливались нерешенные проблемы, обозначились элементы социальной коррозии, появились чуждые социализму тенденции.

Все это привело к застойным, предкризисным явлениям». По мнению А.Н. Яковлева, автора статьи «Принципы перестройки», «аналитическая работа, проделанная партией, обсуждение ее результатов на XXVII съезде КПСС и решения съезда, передовая общественно-политическая мысль - все однозначно указывало: необходимы кардинально новые подходы во всех областях. В экономике и социальной сфере, в управлении хозяйством и общественной жизни, в духовной сфере и в стимулировании активности, инициативы трудящихся. Только так можно удержать завоеванное трудом и героизмом предшествующих поколений. Только так можно придать новый импульс развитию нашего социалистического общества».

В том же 1988 Нина Андреева пишет: «Конечно, очень радует, что даже "технари" живо интересуются теоретическими обществоведческими проблемами. Но слишком уж много появилось такого, чего я не могу принять, с чем не могу согласиться. Словотолчение о "терроризме", "политическом раболепии народа", "бескрылом социальном прозябании", "нашем духовном рабстве", "всеобщем страхе", "засилии хамов у власти"... Из этих только нитей ткется зачастую история переходного к социализму периода в нашей стране» . Позвольте, «история переходного к социализму периода»? Получается, что и те властные группировки, что пропустили письмо Андреевой в печать, тоже подверглись трансформации. А точнее, их сознание (что, впрочем, не удивительно, поскольку и власть, и народ - это общественные элементы). Ведь КПСС многократно заявляла, что через период развитого социализма СССР перейдет к коммунизму. Таким образом, можно отметить смешение в умах людей целей общественного развития: «Куда мы идем - к социализму ли, к коммунизму ли?»

В начале 1985-го года Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев в докладе на XXVII съезде говорил: «Его [мирового процесса] противоречия не только выражают приговор старому миру, всему, что мешает двигаться вперед, но и являют собой источник, движущую силу общественного прогресса. Прогресса, который разворачивается в условиях борьбы, неизбежной, пока существуют эксплуатация и эксплуататорские классы». В том же докладе Горбачев озвучивает такой тезис: «Нельзя не видеть, что две социально-экономические системы существенно различаются и по готовности, и по способности осмысливать возникающие проблемы и решать их». А в журнале «Коммунист» в конце 1985 года с цитатой из новой редакции Программы КПСС был обозначен очередной этап международного развития: «..единственно разумный, единственно приемлемый выход - мирное сосуществование государств с различным общественным строем». Происходит замена инструментов реализации основной идеи социалистического общества - не противостояние, но компромисс станет двигателем общественного развития. Этот постулат в корне отличался от базового идеологического принципа СССР о противостоянии двух общественных систем. Хронологическая разница между приведенными цитатами - полгода. Основы социалистической идеи пересматриваются уже на самом высоком уровне, что отражает журнал «Коммунист». «.вывести международные отношения на новый путь развития - это значит овладевать искусством жить вместе и ладить на нашей небольшой планете и в первую очередь отказаться от разжигания вражды на почве различия в социальных системах тех или иных стран. . Дело это непростое и нелегкое. Однако при всех различиях политических систем, идеологий, мировоззрений оно просто необходимо»Нина Андреева в «Советской России» писала: «Яростный спор, например, вызвало недавнее утверждение уважаемого академика о том, что-де нынешние отношения государств двух различных социально-экономических систем лишены классового содержания». При этом «на февральском Пленуме ЦК еще раз подчеркнута настоятельная необходимость того, чтобы "молодежь училась классовому видению мира, пониманию связи общечеловеческих и классовых интересов. В том числе и пониманию классовой сущности перемен, происходящих в нашей стране". А вот приведем большую цитату из известного ответа ЦК КПСС на письмо Нины Андреевой: «Классовый подход в дискуссиях, безусловно, нужен. Но даже в тех случаях, когда мы вынуждены иметь дело с людьми, несущими чуждые социализму идеи, классовый подход - это не «клеймо», облегчающее «селекцию», а инструмент научного анализа. В статье говорится, что «живут и здравствуют потомки свергнутых Октябрьской революцией классов», а также «духовных наследников Дана и Мартова, других по ведомству российского социал-демократизма, духовных последователей Троцкого или Ягоды, обиженных социализмом потомков нэпманов, басмачей и кулаков». Корни антисоциалистических настроений статья готова искать чуть ли не в генах. Не созвучна ли эта позиция с известной сталинской установкой об обострении классовой борьбы в процессе социалистического строительства, повлекшей за собой трагические события?» Соответственно, вырисовывается противоречие между сказанным руководителями страны.

Аргумент в пользу смены курса Горбачев, а именно идеи его и его команды положены в основу новой редакции Программы КПСС, приводил следующие: «КПСС исходит из того, что, как ни велика угроза миру, создаваемая политикой агрессивных кругов империализма, фатальной неизбежности мировой войны нет. Предотвратить войну, уберечь человечество от катастрофы можно. В этом - историческое призвание социализма, всех прогрессивных, миролюбивых сил нашей планеты».

В учебном пособии для слушателей университетов марксизма-ленинизма «Идеологическая работа КПСС в условиях перестройки», изданным в 1988 году после XIX Всесоюзной конференции КПСС, подчеркивалось, что «обновление социалистической идеологии партия ставит в один ряд с радикальной экономической реформы и демократизацией партийной и общественной жизни» . Главная задача курса обозначена как формирование общественного сознания, превращение в его материальную силу перестройку, действенный фактор качественного обновления советского общества . Основная задача идеологической работы партии в целом во время перестройки - перестройка общественного сознания. И вот что пишет Нина Андреева: «В центре многих нынешних дискуссий, как мне представляется, стоит тот же вопрос - какой класс или слой общества является руководящей и мобилизующей силой перестройки? Об этом, в частности, говорилось в интервью писателя А. Проханова в нашей городской газете "Ленинградский рабочий". Проханов исходит из того, что особенность нынешнего состояния общественного сознания характеризуется наличием двух идеологических потоков, или, как он говорит, "альтернативных башен", которые с разных направлений пытаются преодолеть в нашей стране "построенный в боях социализм". Преувеличивая значение и остроту взаимного противоборства между этими "башнями", писатель тем не менее справедливо подчеркивает, что "сходятся они лишь в избиении социалистических ценностей". Но обе, как уверяют их идеологи, стоят "за перестройку".

Нина Андреева писала в «Советскую Россию»: «с воинствующим космополитизмом связана ныне практика "отказничества" от социализма». И тем более важны результаты опроса ВЦИОМ 1990-го года о выборе пути развития экономики, в котором 96% опрошенных людей делали выбор в пользу общественной модели, восторжествовавшей в той или иной стране. И только 4% - в пользу Китая. Подобный опрос свидетельствует, во-первых, о популярных тогда общественных взглядах (мы не станем заявлять о господстве таких взглядов, поскольку необходимо уточнить выборку опроса). Во- вторых, характерно само обращение социологов к указанной теме. Сложно не согласиться с В.В. Согриным, называющим конец 1980-1990-х годов «либерально-демократической и одновременно антикоммунистической революцией». В горбачевский период, по оценкам Согрина, «радикалы были едины...и смогли внушить доверие широким массам и сыграли первостепенную роль в сокрушении советского социализма». Любопытны выводы, сделанные Андреевой в своем знаменитом письме: «Более того, нас как-то исподволь приучают видеть в названном явлении некую почти безобидную смену "местожительства", а не классовую и национальную измену лиц, большинство которых на наши же общенародные средства окончили вузы и аспирантуры. Вообще некоторые склонны смотреть на "отказничество" как на некое проявление "демократии" и "прав человека", талантам которого помешал расцвести "застойный социализм". Ну а если и там, в "свободном мире", не оценят кипучую предприимчивость и. "гениальность" и торг совестью не представит интереса для спецслужб, можно возвратиться назад...» Сделаем обзор любопытного сборника публикаций, выпущенный в 1988 году, - «Зависит от нас. Пресса в зеркале перестройки». В июле 1987 года на встрече с руководителями органов печати в ЦК М.С. Горбачев оценивал работу прессы в процессе перестройки следующим образом: «Я бы даже сказал, что партии, может быть, не удалось бы выйти на сегодняшний уровень обсуждения всей проблематики перестройки, - а она очень обширна, неоднозначна, противоречива, - если бы сразу после апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС в этот процесс активно, по-настоящему не включились средства массовой информации» . Составитель сборника «Зависит от нас. Перестройка в зеркале прессы» В.Т. Кабанов, комментируя слова Горбачева, отмечает: «Думается, эта оценка никому не покажется ни завышенной, ни неожиданной. Пресса не просто отразила этот подъем [общественной жизни], она в значительной степени в е д е т (выделение авт.) процесс обновления мысли, явившись подлинным проводником линии партии и одновременно опытным полем, где вызревают новые идеи от соприкосновения двух взаимопроникающих силовых потоков мысли».

Любопытная вырисовывается картина: концепт перестройки, запущенный и инициированный сверху, нашел отклик в головах людей и в общественном сознании. Таким образом, действительно существовали «два взаимопроникающих силовых потока мысли». Причем в прессе отражалось стремление читателей, аудитории прессы подгонять стопорившуюся временами власть. Следовательно, мы можем выделить три субъектных элемента массовых коммуникативных процессов в советском обществе эпохи перестройки: власть, инициировавшая перестройку; СМИ, обеспечивавшие информационную поддержку новой стратегии; народ, желающий перемен и отвечавший на призывы в СМИ. Это основные субъекты перестроечных процессов. Однако можно выделить и микроэлементы в этих субъектах: так, несмотря на генеральную линию, выработанную правительством, руководство на местах негативно реагировало на нововведения. Тем самым, правда, пробуждая реакцию общественности: «самое удивительное, что стало проявляться в последнее время, - это какая-то болезненная реакция руководства на упоминания о программных документах партии. Любое деловое предложение, вытекающее из этих документов, встречается в штыки. Получили бытование такие фразы: «Им там хорошо говорить» Или: «Он там говорит, а я здесь работаю с вами».. сейчас уж очень «смягчаются» местным руководством решительные и одобряемые трудящимися меры партии» . Автор этого отрывка - водитель- испытатель КамАЗа В. Филиппов из Татарской АССР. В прессе перестройки освещался максимально широкий круг социально-экономических проблем. Так, в «Юности», в 1987, была опубликована своего рода исповедь-расследование егеря А. Юнусметова - о творившемся в Казахстане произволе, с которым он, будучи вначале человеком коррупционной системы, столкнулся и затем боролся - вместе «с кристально чистым человеком - Иваном Олонцевым, выпускником Тимирязевской академии» и другими, поддержавшими их. В «Литературной газете» в том же 1987, в июне, была выпущена разгромная статья, посвященная произволу Ш. Рашидова, первого секретаря ЦК Узбекистана. В этой статье индуктивно сама «рашидовщина» лишь частный пример «живучего феодально-байского сознания» и проблемы интернационального воспитания в Советском Союзе.

В «Литературной России» от 3 апреля 1987 года Александр Проханов опубликовал, по сути, манифест перестройки : о том, что ее ждали («Перестройка пришла не внезапно. Ее ждали, вынашивали»), о социальных противоречиях («власть имущие», привыкшие управлять директивно, отделенные от объекта управления - от людских сообществ, иммунитетом, привилегиями, неприкасаемостью, «неответственностью, односторонним управлением»), об экономических сложностях («диктатура сферы обслуживания»), об идеологии и общественном сознании (единый монолит «лопнул, треснул, осел, из-под осколков монолита выпорхнули бессчетные, большие и малые, совсем микроскопические системы и взгляды, модели человека»), о негативном переосмыслении истории и внешней политике, о заигрывании с тогдашней «неформальной» молодежью, представителями советской контркультуры рок - «металлистами», которых допустили на экраны, замалчивании обществом Афганистана и о том, что все эти вопросы являются частью самого главного вопроса - о социалистической государственности. Для Проханова перестройка - это обновление социалистической государственности.

В «Литературной газете» в 1987 году шло обсуждение публикации «Так куда же нас зовут?». Беседа обозревателя газеты К. Кожевниковой и академика ВАСХНИЛ В.А. Тихонова о семейном подряде, личном подсобном хозяйстве и вопросах истории советского крестьянства вызвала большой резонанс среди читателей газеты. На страницах газеты были представлены письма читателей с различными позициями, начиная от полной поддержки «Закона об индивидуальной трудовой деятельности» («Долгое время (особенно в сельском хозяйстве) мы упорно продвигались в тупик»); ограниченной поддержки в виде согласия на ведение частного хозяйства, но без налогообложения («Так что зовите нас, зовите нас развивать приусадебное хозяйство. Только повремените с налогом. А то не останется ни подворий, ни кадров сельских»); в письме москвича-ветерана «Личное засасывает»: проблемы в колхозы из-за разлада личной заинтересованности с общественной. Однако же автор письма тут же пишет, что «семейный подряд, хозрасчет, самоокупаемость - все это должно получить развитие. Возможно, сейчас необходимо сделать крен в эту сторону, перестроить, а потом регулировать. Согласен с этим» . В другом письме «Путем легкой наживы» рефреном идет предостережение перед выбором повторения НЭП: «Даже семейный подряд, несмотря на всю его экономическую прогрессивность, уведет людей от понятия «наше» к понятию «мое». А как же тогда вся теория социализма, как же вторая составляющая этого общества - человек, его сознание? Ведь уже сейчас многие по своим убеждениям дальше от социализма, чем были люди в 20-, 30-, 40-, 50-, 60-х годах... Какова эта новая экономическая политика с точки зрения воспитания социалистического сознания нашего советского человека?».

Эти письма примечательны для нашего исследования тем, что констатируют одно - трансформацию отношения к идее социализма у советских граждан. Менялось отношение к советским символам, что получило свое отражение в коммуникативном пространстве СССР. Посредством каналов массовой коммуникации - через прессу - транслировались идеи неприятия советской действительности в том виде, в котором она существовала. Безусловно, изменения закладывались гораздо раньше, и, по сути, коммуникативное пространство перестройки просто констатировало разрушение советской системы символов - как раз-таки иллюстрируя это письмами читателей. При этом нужно учитывать направленность коммуникации в СМИП СССР. Вектор всегда задавался к читателям, а не от них. Второй глобальный субъект коммуникации - народ - более объектен по своей природе, чем глобальный субъект «власть», поскольку именно власть контролирует средства массовой информации.

Нина Андреева в заключение своей статьи писала: «Как представляется, сегодня вопрос о роли и месте социалистической идеологии принял весьма острую форму. Авторы конъюнктурных поделок под эгидой нравственного и духовного "очищения" размывают грани и критерии научной идеологии, манипулируя гласностью, насаждают внесоциалистический плюрализм, что объективно тормозит перестройку в общественном сознании» . Андреева описывает ситуацию вокруг драматургии Михаила Шатрова, неканонически трактовавшего историю раннего Советского Союза. Любопытна позиция «Правды» в этой дискуссии: «Правда» - за бережное и самое уважительное отношение творчеству художественной интеллигенции, но и за право советской общественности публично высказывать о нем свое мнение». «Правда» выступала рупором интеллигенции, превратно истолковавшей исторические события: «В письме "По новому кругу?" К. Лавров, М. Ульянов, Г. Товстоногов, М. Захаров, А. Гончаров, В. Розов, А. Гельман и О. Ефремов писали: "Перестройку и гласность наша страна поистине выстрадала, поэтому любые попытки повернуть процесс вспять, какими бы высокими лозунгами они ни прикрывались, вызывают глубочайшую тревогу. Именно такую тревогу вызвала у нас критическая кампания вокруг новой пьесы М. Шатрова "Дальше... дальше... дальше!"... В отличие от некоторых историков мы полагаем, что в художественном произведении Ленин не только может, но и должен оценивать современный социализм и все, что мы делаем". Письмо Нины Андреевой вызвало огромный резонанс. И не менее яркой и жесткой была реакция проводников перестройки. Ответ на письмо Андреевой был опубликован в «Правде» и занимал целых 2 газетных полосы. Однако общество не восприняло в полной мере Андрееву и те силы, которые ее письмо отражало. Забавно, в BBC, по нашему мнению, правильно названа статья Андреевой - как «мини-путч» ортодоксов. Во многом благодаря жесткому ответу, опубликованному в «Правде» - главной советской газете - так восприняло публикацию в «Советской России» большинство населения. К тому же, «Советская Россия» - это региональная газета, в первую очередь, ориентированная на РСФСР. Перемен требуют наши сердца. Собственно, сама газета «Советская Россия», опубликовавшая Нину Андрееву, - это печатный орган ЦК КПСС, Верховного Совета и Совета Министров РСФСР. С приходом на пост главного редактора В. Чикина в 1986 году становится оппозиционным руководству РСФСР рупором. Именно в ней были опубликованы две программные статьи Г. Зюганова: «Архитектор у развалин» и «Слово народу».

Происходит трансформация массового сознания: переименовываются важные, базовые элементы из одной категории в другую и общественное внимание перенаправляется / акцентируется на иные объекты. Нужна общественная легитимация новых объектов семиотического мира. При этом в письме-реакции на статью «Не могу поступиться принципами» так и не обозначается, конкретно о каких социалистических идеалах и ценностях идет речь: «Разве, снимая с ценностей, идеалов и принципов социализма ржавчину бюрократизма, очищая его от всего бесчеловечного, мы не высвобождаем тем самым лучшие, созидательные силы для борьбы за социализм, за наши ценности и наши идеалы? И разве борьба с консервативностью мышления, с догматизмом не есть борьба за эти идеалы, против их искажения, а одновременно и против идеологической всеядности и нигилизма?» «Или вернуться к ленинским принципам, сутью которых являются демократия, социальная справедливость, хозрасчет, уважение к чести, жизни и достоинству личности? Вправе ли мы перед лицом невыдуманных трудностей и неудовлетворенных потребностей народа держаться за те же подходы, которые сложились в 30-е и 40-е годы? Не настало ли время четкого различения сущности социализма и исторически ограниченных форм ее осуществления? Не настало ли время научно-критически разобраться в нашей истории, прежде всего для того, чтобы изменить мир, в котором мы живем, извлечь суровые уроки на будущее?». В 2001-м году А.Н. Яковлев напишет: «Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработали (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» - по революционаризму вообще.».

Инструменты работы с системой смыслов применялись в сфере коммуникативного пространства в условиях меняющегося общества, каковым являлся Советский Союз перестройки. По мнению исследователей - семиотиков (Почепцов), инструменты были следующими: происходило переключение коммуникативных потоков. Через каналы массовой коммуникации поступала информация о новых семиотических объектах. Одновременно с этой волной начинала поступать новая информация о старых объектах. Идеалом для советского человека изначально являлась общая, главная общественная цель - дело коммунистического строительства. Главной ценностью объявлялся труд: «проблема формирования коммунистического отношения к труду представляется стержневой для нравственного воспитания нового человека». Другой ценностью рассматривается дисциплина: Шевардназде говорил в своей докладе, опубликованном в журнале «Коммунист Грузии», что «на Пленуме ЦК речь шла о целеустремленной массово-политической работе, направленной на воспитание сознательной социалистической дисциплины». И там же: «борьба за укрепление дисциплины - не кратковременная кампания, а повседневная, кропотливая работа, важнейший резерв развития экономики, совершенствования развитого социализма». Что примечательно, анонимный американский советолог в памятке для американских военных офицеров в конце 1945-го года отмечал важность дисциплины как явления для всего советского общества.

Шеварднадзе в докладе 1983-го года, выступая перед своими партийцами в Грузии, говорил, что в изменившихся условиях советскому обществу требуется уже не пламенный революционер. «Меняется соотношение объективных и субъективных факторов. В этих условиях неизмеримо возрастает роль субъективного начала, все дороже цена личности и ее мотиваций. В этих условиях первостепенное значение приобретает умение вести диалог с личностью, уважая в ней личную индивидуальность и персональное сознание».Он же: «Личность сегодня сильнее, чем когда бы то ни было, осознает - или должна осознавать - свою самоценность, и вот почему ее требования к обществу гораздо значительнее вчерашних». Вторит Шеварднадзе, правда, с критической стороны Нина Андреева: «Первый, причем наиболее полноводный идеологический поток, уже выявивший себя в ходе перестройки, претендует на модель некоего леволиберального интеллигентского социализма, якобы выразителя самого истинного и "чистого" от классовых наслоений гуманизма. Его сторонники противопоставляют пролетарскому коллективизму "самоценность личности" - с модернистскими исканиями в области культуры, богоискательскими тенденциями, технократическими идолами, проповедью "демократических" прелестей современного капитализма, заискиваниями перед его реальными и мнимыми достижениями. Его представители утверждают, что мы, дескать, построили не тот социализм и что-де только сегодня "впервые в истории сложился союз политического руководства и прогрессивной интеллигенции" . В новой редакции Программы КПСС, принятой в 1986 году, относительно личности было написано: «Успешное решение намеченных задач партия связывает с повышением роли человеческого фактора».

В журнале «Коммунист» - главном теоретическом и политическом печатном органе ЦК КПСС (журнал отличался от газеты «Правда» тем, что адресовался прежде всего политическим работникам) Шеварднадзе рассказывает о том, как воспитывать молодежь личным примером. Нам интересны же, как товарищ Шеварднадзе отзывается о молодежи. Говоря о проблемах, он приводит в пример лозунг, с которым грузинская компартия обратилась к подрастающему поколению: «Лицом к проблемам молодежи!». С тех пор молодежные проблемы постоянно находятся в центре нашего внимания, можно сказать, не сходят с повестки дня». Примечательно, что в такой социальной группе как молодежь Шеварднадзе в первую очередь выделяет лучших из лучших, подразумевая тем самым, что активная работа ведется в первую очередь с теми молодыми ребятами, которые сами хотят что-то делать, т.н. активистами в чем-либо: «и собрания студенческого актива, и слеты школьной молодежи - отличников учебы, и активы лучших молодых производственников". В постановлении июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС названы задачи прессы в коммунистическом строительстве: «Действенным инструментом идеологической работы партии являются печать, телевидение и радио. В нашем обществе пресса - важнейший институт социалистической демократии, средство привлечения трудящихся к обсуждению и решению злободневных вопросов, формирования общественного мнения» , где функции газеты определялись еще Лениным: газета - коллективный пропагандист, агитатор и организатор. В докладе на этом же пленуме отмечалось, что после XXVI съезда КПСС усилилось внимание нашей прессы к актуальным задачам коммунистического созидания. Гаврилов отмечает также и то, что «многие высказанные в них [в материалах прессы] идеи и предложения были учтены при подготовке важных документов ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Это публикации «Правды» по вопросам совершенствования управления районным звеном агропромышленного комплекса, «Известий» - о производстве товаров народного потребления, «Труда» - об участии рабочих в управлении производством». Высокая оценка роли прессы в общественно-политической жизни, по словам Гаврилова, вдохновляет журналистов, повышает их творческую активность. Принципиальное значение, по мнение А.Е. Гаврилова, имеет принятое в 1984 году Центральном Комитетом КПСС постановление «О дальнейшем улучшении деятельности районных и городских газет». В нем подчеркивается, что эти издания - важное звено в системе советской печати, эффективный инструмент партийных комитетов в осуществлении политического руководства экономическим, социальным и культурным развитие районов и городов, мощное средство коммунистического воспитания масс и формирования общественного мнения, незаменимый источник информации о местной жизни . На апрельском (1985 г.) Пленуме ЦК КПСС новый Генеральный Секретарь партии М.С. Горбачев в ходе своего доклада определил значение и задачи средств массовой информации в комплексе идеологической работы, в том числе газет - от заводских, районных до центральных: «Печать, телевидение, радио - сказано в докладе, - действенные средства организации и воспитания масс, формирования общественного мнения. В последнее время происходят позитивные перемены в работе. Но жизнь требует большего». «Эффективные формы организации рабкоровского движения нашли одобрение и поддержку в постановлении ЦК КПСС о дальнейшем развитии общественных начал в печати. ... Газеты все смелее и глубже вторгаются в сложные проблемы общественной жизни, экономики, проблемы, которые требуют систематической целенаправленной разработки».

Во время перестройки принципы журналистики замечательно послужили новым целям власти: «чем лучше информированы люди, тем сознательнее они действуют». СМИ выступают как регулятор самого широкого спектра взаимодействия , как система связей партии с массами.

В журнале «Огонек» с началом перестройки появляется рубрика «Перестройка: проверка делом». В №15 за 1989 журналист Ванда Белецкая брала интервью у кардиохирурга, действительного члена АМН СССР В.И. Бураковского. Бураковский, рассказывая о недавнем прошлом, о случае, когда он написал некую критическую статью в газете, отмечает: «статья, сейчас показавшаяся бы вполне безобидной, вызвала ко мне буквально ненависть со стороны членов президиума АМН». Бураковский искренне поддерживает перестройку, которую он понимает как гласность и демократизацию, и надеется на изменение мышления, подхода к повседневной деятельности. Академик восхищается зарубежными традициями, где «изобретатель - зачастую миллионер, а у нас - проситель». «Вообще я с горечью прихожу к выводу, что работа ума, умственная деятельность у нас не поощряется», - говорит кардиохирург. «Но в первую очередь мы обязаны перестроить свое мышление, подход к делу, которое касается всех и каждого». В анализируемой статье, повторимся, вышедшей в конце 1989 года часто фигурируют слова с корнем «Бог»: «с божьей помощью», «божий дар». Используется и оценка качеств характера учителя Бураковского - хирурга Бакулева - как присущих истинному крестьянину: «Александр Николаевич оставался скромным и трудолюбивым сыном крестьянина из Вятской губернии, с глубинными, я бы сказал, представлениями о долге, честности, порядочности [...] Но при этом гнев никогда не затмевал его ума и души, как у истинного интеллигента». Меняется система оценки человека: для Бураковского уже не имеет значение отношение к рабочему классу и является ли человек носителем коммунистических идей, что было важно раньше. Как отмечала Нина Андреева в том письме в «Советскую Россию», «если "неолибералы" ориентируются на Запад, то другая "альтернативная башня", пользуясь выражением Проханова, "охранители и традиционалисты", стремятся "преодолеть социализм за счет движения вспять". Иначе говоря, возвратиться к общественным формам досоциалистической России. Представители этого своеобразного "крестьянского социализма" заворожены этим образом. По их мнению, сто лет назад произошла утрата нравственных ценностей, накопленных в туманной мгле столетий крестьянской общиной. "Традиционалисты" имеют несомненные заслуги в разоблачении коррупции, в справедливом решении экологических проблем, в борьбе против алкоголизма, в защите исторических памятников, в противоборстве с засильем масскультуры, которую справедливо оценивают как психоз потребительства...». «Вместе с тем во взглядах идеологов "крестьянского социализма" имеет место непонимание исторического значения Октября для судеб Отчизны, односторонняя оценка коллективизации как "страшного произвола по отношению к крестьянству", некритические воззрения на религиозно-мистическую русскую философию, старые царистские концепции в отечественной исторической науке, нежелание видеть послереволюционное расслоение крестьянства, революционную роль рабочего класса. В классовой борьбе в деревне, например, здесь нередко выпячиваются "деревенские" комиссары, которые "стреляли в спину середняков". В разбуженной революцией огромной стране были, конечно, всякие комиссары. Но основной фарватер нашей жизни все же определяли те комиссары, в которых стреляли. Именно им вырезали звезды на спинах, сжигали живьем. Расплачиваться "атакующему классу" приходилось не только жизнями комиссаров, чекистов, деревенских большевиков, комбедовцев, "двадцатитысячников", но и первых трактористов, селькоров, девчонок-учительниц, сельских комсомольцев, жизнями десятков тысяч других безвестных борцов за социализм» . Эта большая цитата подтверждает изменение общественного восприятия составляющих социалистической идеи.

В журнале «Огонек» рубрика «Письма читателей» велась исключительно в негативных отзывах о власти, о старых порядках.

В Записке отдела культуры ЦК КПСС [от 9 июля 1987] с согласием секретарей ЦК КПСС о выпуске на экран кинофильма «Комиссар», снятого в 1967 г., указывается, что в 1968 году, в ходе обсуждения относительно выхода фильма на экраны «было признано, что фильм содержит серьезные идейные просчеты и требует существенной доработки». «В связи с тем, что т. Аскольдов А.Я. категорически отказался реализовывать высказанные ему рекомендации, приказом председателя комитета от 29 июля 1968 года картина не была выпущена на экран». Осенью 1986 на заседании коллегии Госкино СССР с участием С. Бондарчука, Ю. Озерова, Л. Кулиджанова, С. Ростоцкого состоялось обсуждение возврата картины на экраны. Несмотря на рекомендации коллегии руководству киностудии им. Горького представить рекомендации по доработке картины, «представителями творческих союзов были высказаны соображения в пользу выпуска фильма «Комиссар» на экраны страны в первоначальном варианте. В сложившейся ситуации Госкино СССР (т. Камшалов) предлагает принять фильм «Комиссар» и выпустить его ограниченным тиражом. Отдел культуры ЦК КПСС полагает возможным согласиться с мнением МГК КПСС и Госкино СССР». Среди согласившихся - А. Яковлев. 5 октября 1988 года Постановлением Совета Министров СССР «О генеральной схеме управления системы охраны государственных тайн в печати» было решено перевести указанную структуру (ГУОТ) частично на хозяйственный расчет. Финансирование части работ по функционалу управления осуществляется на договорной основе. Подписано Председателем Совета Министров СССР Н. Рыжковым Перевод на систему хозрасчета идеологического учреждения означал начало внедрения рыночных отношений в ту сферу, которая дотоле полностью контролировалась государством.

Письмо А.Д. Сахарова от 4 ноября 1988 года о необходимости публикации повести Г.У. Медведева «Чернобыльская тетрадь» в журнале «Новый мир» и нецелесообразности задерживать ее выход в свет, адресованное М.С. Горбачеву, содержит, как правильно отметил в своей Записке Идеологический отдел ЦК КПСС (т. Дегтярев А.), сообщение, «что может быть предпринято издание повести за рубежом»: «я не считаю для себя возможным и дальше умалчивать о работе Г.У. Медведева перед мировым обществом и поступлю так, чтобы она была широко известна» (Курсив авт.). Любопытно и то, что в начале своего письма академик заверяет генерального секретаря, что общественность должна участвовать наряду со специалистами в обсуждении проблем проектирования и размещения объектов атомной энергетики, - ссылаясь на позитивный зарубежный опыт в этом деле: «во всех развитых странах это поняли давно» (Курсив авт.).

Есть такой тип источников как тематические планы дисциплин подготовки будущих партийных деятелей - в системе партийной учебы. С целью проследить взаимосвязь трансформации общественного восприятия советских идеалов проанализируем подобный тематический план, выпущенный в 1986 году. Тема 8 данного плана, озаглавленная как «Формирование советского патриотизма и пролетарского, социалистического интернационализма», описывает задачи, которые предстоит решать потенциальным парторгам (и не только). В числе таких задач составителями тематического плана указывается «Глубокое разъяснение личной ответственности каждого советского человека за дальнейшее усиление экономического и оборонного могущества Родины». В подготовке пропагандистских кадров есть логическое несоответствие, выраженное в том, что официально коллектив как форма общежития - единственно возможная форма социализации и пр. Человек живет в коллективе и прочие известные постулаты. Тем не менее, на XXVII съезде КПСС провозглашается индивидуальная работа как важнейшая форма воспитания. На этом съезде был провозглашен «отказ от «валового» подхода в работе с людьми». Индивидуальный подход в работе с людьми становился главным показателем конкретности в деле воспитания. Средства массовой информации и пропаганды Программой КПСС провозглашались одним из важнейших способов формирования общественного мнения и направления его на борьбу за претворение в жизнь решений XVII съезда КПСС. Причем хочется отметить, что перестройка действительно была следующим этапом изменений общественного состояния и общественного сознания: об ином подходе к работе с населением говорили еще в 1983-м, на июньском Пленуме: «Идеологически обеспечивать достижение лучших конечных результатов в производственной деятельности и социально-культурном развитии коллектива - это значит повседневно, дифференцированно, индивидуально работать с людьми, постоянно заботиться об их нуждах и запросах, находить оптимальное сочетание личной и общественной заинтересованности в высокопроизводительном труде».

Собственно, данные источников не противоречат нашему утверждению о наличии базовой потенции в сознании людей и последующем отклике СМИП: «соответствие содержания и формы [публицистического выступления] высокому уровню запросов и духовных интересов советских людей». Солидаризация общественного мнения по какому-либо вопросу отражается в рассматриваемом учебном тематическом плане следующим образом: «воздействие прессы на достижения понимания каждым человеком остроты переживаемого момента, его переломного характера» .

Трансформация медиасистемы стала заметна уже в перестроечное время. Журнал «Огонек» и «Московские новости», лидеры перестроечной прессы, значительное внимание уделяли историческим расследовательским проектам. Актуальным проблемам своего времени внимания практически не уделялось. В этот же период журналисты начали размышлять о новом для себя явлении - о профессиональной автономии от любого вмешательства извне. Средства массовой информации в СССР были глубоко встроены в управленческий аппарат и занимались решением задач в рамках существовавшей общественной системы, тогда как формальное освобождение прессы открыло перед журналистами возможность занять собственную позицию. Поначалу это противоречие было сглажено неослабевающим контролем со стороны Коммунистической партии, который выливался в сотрудничество с важнейшими органами информации в деле проведения в жизнь новой политики руководства ЦК КПСС - гласности и перестройки. В качестве примера можно привести выход на телевидении программы «Прожектор перестройки»" или публикацию, с санкции генерального секретаря, разоблачительных материалов в газете «Московские новости», главным редактором которой был Егор Яковлев.

Однако со временем контроль со стороны партийного руководства за прессой и даже телевидением начал ослабевать. Новая политика демократизации значительно уменьшала возможности по управлению прессой для ЦК и даже генерального секретаря, потому что в какой-то момент выяснилось, что запретить публикацию, уволить журналиста или, тем более, главного редактора невозможно, не поставив под угрозу саму политическую линию партии на демократические преобразования.

Как пишет И.И. Засурский, «в конце восьмидесятых все более и более популярной в журналистских кругах становится концепция «четвертой власти», фундаментом которой служат нормативные теории демократического общества». Собственно, с этими - романтическими - представлениями в начале 1990-х годов жили многие журналисты.

В результате проведенного исследования мы приходим к выводу, что властные круги и СМИ, выступавшие активными агентами (адресантами, или говорящими) в коммуникативном пространстве СССР в эпоху перестройки, задавали определенный вектор развития в умах советских людей. Разумеется, нельзя исключать представителей партийной номенклатуры и журналистов из сферы воздействия уже заданного вектора, поскольку, влияя на других, они в то же время влияли и на себя тоже. Система ценностей под воздействием указанных нами в работе факторов претерпевала изменения, а вместе с ней менялись и советские люди. К концу 1980-х годов сознание людей, считавших себя гражданами Советского Союза, трансформировалось - вслед за содержанием системы смыслов. Именно этот процесс был отражен в советском коммуникативном пространстве эпохи перестройки. По Согрину, «острая амбивалентность отношения СССР к западной цивилизации заключала в себе историческую альтернативу: или Советский Союз полностью изолируется от Запада., или будет взаимодействовать и конкурировать с ним, заимствуя те или иные образцы. Кульминация и развязка такого отношения пришлась на 1980-е годы, когда в ходе горбачевских реформ выяснилось, что возможности реформироваться и обеспечить поступательное развитие на социалистической основе для СССР исчерпаны, и в результате Советский Союз должен был позаимствовать для своих реформ либерально-демократические механизмы» . Однако нам не представляется возможным согласиться с уважаемым исследователем. Есть и другие исследовательские позиции, базирующиеся на данных статистики и результатах научных изысканий экономистов, подтверждавших вполне адекватный путь развития СССР. На политической арене это подтверждал и «архитектор перестройки» А.Н. Яковлев, писавший в 2001-м году, что «Хватило бы еще инерции лет на 15-20». С другой стороны, разве не будет выражаться в этом диалектичность хода истории - при внешней успешности советское общество 1980-х годов не осилило в перспективе такой масштабный цивилизационный проект как социализм?

Заключение

Отраженная в коммуникативном пространстве второй половины 1980-х годов трансформация базовых для советского общества понятий и смыслов наглядно иллюстрирует его отказ от социалистической идеи как смыслообразующей.

Исторический процесс непрерывен, и нынешнее российское общество - это следствие общества советского. Мы знаем, что вследствие перестройки рухнул Советский Союз. Границы перестройки укладываются в 6 лет, с 1985 по 1991. Так или иначе, общество по-разному пытается ответить на вопросы, укладывающиеся в перцептивное и аксиологическое пространства: что это было и как такое произошло? В годы перестройки зафиксировано окончательное разрушение советской символической системы, системы смыслов, которые до этого отвечали за самовоспроизводство общества. Процесс разрушения советских смыслов наиболее ярко отразился в масс-медиа, в средствах массовых коммуникаций (средствах массовой информации и пропаганды в СССР). Анализ директивных документов партии как проводника советской идеологии, материалов цензурных органов, СМИ показывает искажение восприятия советскими людьми важнейших для них символов. Выстраивание такого рода коммуникативных процессов формирует особое коммуникативное пространство в СССР в эпоху перестройки.

Собственно, нельзя говорить о полностью гомогенной идеологической сфере советского общества. В СССР всегда присутствовали антагонисты режиму. Более того, нельзя исходить из предпосылок, согласно которым советский социализм есть нечто завершенное и статичное. Относительно второй половины XX века уже можно говорить о вырождении коммунистических идеалов в сознании советского человека. В нашей работе мы исследуем эволюцию коммуникативного пространства СССР эпохи перестройки, отразившего процесс разрушения советской системы смыслов. Во второй половине 1980-х коммуникативное пространство советского общества зафиксировало этот процесс.

Предметом нашего изучения стала эволюция коммуникативного пространства, поскольку в нем циркулируют базовые смыслы и ценности общества (в нашем случае - советского эпохи перестройки). Сочетание методологического инструментария теории коммуникации Никласа Лумана и истории понятий позволило детально разобрать трансформацию в процессе коммуникации базовых смыслов советского общества, отвечавших за его воспроизводство. Коммуникативное пространство СССР в процессе своей эволюции отражало эти процессы.

Результатом разрушения советской системы смыслов стал распад СССР как юридической формы существования советского общества. Кризис ментальности на постсоветском пространстве - следствие разрушения базовой системы смыслов, обеспечивавших общественное развитие. Современные нам социальные условия диктуют необходимость дальнейшего изучения динамики ценностей советского общества.

В процессе исследования мы выявили, что на современном этапе развития науки существует большое количество разнообразных концепций в области коммуникации, однако они не дают объяснений взаимосвязи трансформации базовых советских идеалов и перестройки СССР. Нами была проанализирована динамика базовых смыслов и ценностей советского общества 19701980-х годов. Основываясь на полученных в процессе анализа источников данных и проследив запуск властью концепта перестройки, мы пришли к выводу, что глубинная перестройка СССР - изменение именно общественного сознания - началась гораздо раньше 1985 года. Изучив трансформацию СМИ как одного из двух важных механизмов трансляции и воспроизводства конституирующих общество смыслов и ценностей, мы пришли к выводу, что изменилась сама система воспроизводства советских людей. Таким образом, эволюция коммуникативного пространства СССР в годы перестройки отразила трансформацию системы идеалов советского человека. Н. Косолапов в 2005 году относительно результатов перестройки высказался следующим образом: «Перестройку, ее результаты, можно трактовать как по- своему закономерный крах авантюры 1917 г. или даже как агонию системы, не сумевшей и не пожелавшей разобраться в объективной природе своих внутренних противоречий. Такая трактовка эмоционально понятна. Но она не отвечает на главный (по крайней мере, для меня) вопрос о месте перестройки в социалистическом эксперименте и через него - в мировом развитии. ... Один [из когнитивных итогов], центральный по значимости: человечество еще не готово и еще не скоро будет готово к социально-исторической инженерии. Главная причина этого - острейший дефицит знаний. Крупные и сверхбольшие социальные системы для нас пока реальны по возможностям их создания, но неуправляемы. И это верно в отношении не только бывшей советской системы, но всех сверхбольших систем вообще. Мировая наука не имеет операциональной теории управления такими системами. Неспособность к длительно устойчивому и эффективному управлению ими открывает две перспективы - срыв назад к стихийному течению общественно-исторического процесса (а значит, к духовной реакции, насилию, конфликтам как формам социоисторического регулирования). Или настойчивость в организации жизни по принципу « не замахиваться на нереальное, делать посильное и уметь отличать первое от второго».

Другим когнитивным итогом перестройки, и в этом мы с ним согласимся, Н. Косолапов называет «ощущение «конца истории» - признание идеологической исчерпанности перед лицом проблем современного мира. Перестройка, (в широком смысле оказавшая влияние на весь мир) не сумев провести рациональную коррекцию гипотезы, теории и практики социлиазма, ... распахнула шлюзы стихии - отечественной и, шире, глобальной, включая реанимацию на какой-то период явления религиозно-идеологических войн («борьба против международного терроризма» - не что иное, как эвфемизм, призванный скрыть неудобную сущность явления)».

Завершая наше исследование, мы характеризуем эволюцию коммуникативного пространства как зеркало переломных для советского общества процессов. Таким образом, обращаясь к феномену коммуникативного пространства СССР в годы перестройки, на самом деле мы стремимся найти точку отсчета ключевого для всего постсоветского пространства проблемного вопроса «Как жить дальше?». Без понимания произошедшего более 25 лет назад невозможно выстраивать какую-либо стратегию развития России и всего постсоветского пространства.

Список литературы

2.Афанасьев В.Г. Диалектика социализма: управление и планирование // Вопросы философии. 1979. №6.

3.Афанасьев В.Г. Системность и общество. - М.: Политиздат, 1980.

4.Барсенков А. Политика «нового мышления» и окончание холодной войны (1985-1990) // Российская история. 2015. №6.

5.Белл Д. Социальные рамки информационного общества. // Новая технократическая волна на Западе. - М.: Прогресс, 1986.

6.Бодрийяр Ж. Реквием по масс-медиа. // Поэтика и политика. - М.:Алетейя, 1999.

7.Бикбов А.Т. Грамматика порядка: историческая социология понятий, которые меняют нашу реальность. - М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014.

8.Большой толковый социологический словарь. Т.1 А-О. - М.: Вече, 2001.

9.Борев Владимир Юрьевич; Коваленко Александр Владимирович. Культура и массовая коммуникация. - М.: Наука, 1986.

10.Буданцев Ю.П. Социология массовой коммуникации. - М.: Изд-во МНЭПУ, 1995.

11.Бырсан Г.Ф. Эффективность информационного процесса взаимодействия средств массовой информации и аудитории: к теории вопроса: Лекции. - Кишинев: Изд-во Кишин. гос. ун-та, 1989.

12.Вартанова Е.Л. Постсоветские трансформации СМИ. - М.: Медиа- Мир,2014.

13.Взаимодействие массовых информационных процессов: Сб. научн. тр. /под общ. ред. Сергеева Г.И. - М.: Изд-во УДН, 1986.

14.Воронцова Т.А. Коммуникативное пространство в лингвопрагматиче- ской парадигме // Вестник Удмуртского университета. Вып.№5-1.

15.Головин Н.А. Логика системной теории общества Никласа Лумана // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер.6, 1999, вып. 4 (№27).

16.Горохов П.А., Батеженко В.В. Феномен перестройки четверть века спустя: опыт социально-философского осмыслении // Вестник Оренбургского государственного университета. 2010. №7-8.

17.Грабельников А.А. СМК и самоуправление народа. // Философские проблемы массовых информационных процессов. - М.: Изд-во Ун-та дружбы народов, 1990.

18.Грушин Б.А. Эффективность массовой информации и пропаганды: понятие и проблемы измерения. М.: Изд-во «Знание», 1979.

19.Грушин Б.М. Массовое сознание: опыт определения и проблемы исследования. - М.: Политиздат, 1988.

20.Гурьянов В.Н. Никлас Луман: Общество как аутопойетическая система // Философские исследования. 2009. №3-4.

21.Дейк ван Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. - М.: Прогресс, 1989.

22.Добросклонская Т.Г. Медиалингвистика: новая парадигма в изучении языка. // Язык и дискурс средств массовой информации в XXI веке. - М.: Академический проект, 2011.

23.Дунас Д.В. Антропологический поворот в зарубежных исследованиях СМИ./// Этнографическое обозрение. 2013. №4.

24.Дюркгейм Э. Метод социологии [Электронный ресурс] - URL: http://royallib.com/read/dyurkgeym emil/metod sotsiologii.html#0 (дата обращения 20.01.2016)

25.Жанры советской газеты: [Учебное пособие] / Общ. подгот. текста С. Черепахова. - М.: Высшая школа, 1972.

.Засурский И.И. Масс-медиа второй республики. М.: Изд-во Моск. унта, 1999.

27.Ильенков Э.В. К вопросу о природе мышления: Автореф.дис.на со- иск. уч.степ.д.филос.н. - М., 1968.

28.Ильенков Э.В. Об идолах и идеалах. - М.:Политиздат, 1968;

29.Ильенков Э.В. Что же такое личность? // С чего начинается личность / под ред. Р.И. Косолапова. М.:Политиздат, 1979.

30.Ильенков Э.В. Проблема идеального // Вопросы философии. 1979. №6.

31.Ильенков Э.В. Искусство и коммунистический идеал: Избр. Статьи по философии и эстетике. / Вступ. Статья Мих. Лифшица. - М.:Искусство, 1984.

32.Интенциональность и текстуальность. - Томск: Водолей, 1998.

33.История философии: Запад - Россия - Восток (книга четвертая: Философия XX в.). - М.: «Греко-латинский кабинет» А.Ю. Шичалина, 1999.

34.Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. От начала до наших дней. - М.: Алгоритм, Эксмо, 2008.

35.Косолапов Н.А. Что это было? (Размышления об итогах перестройки с точки зрения ее когнитивных итогов)// Общественные науки и современность. 2005. №1.

36.Кузнецов В.Г. Влияние СМИ на изменение традиционного понимания социализации // Язык и дискурс средств массовой информации в XXI веке. - М.: Академический проект, 2011.

37.Кривокора Е.А. Коммуникативное пространство как стратегический интегрирующий механизм организационной системы // Современные тенденции в экономике и управлении: новый взгляд. 2011. №7.

38.Лукьянова Н.В. Уровни соподчинения семиотических элементов в коммуникативном пространстве // Известия Томского политехнического университета. 2012. Т.321. №6.

39.Луман Н. Что такое коммуникация? / Перевод с нем. Д. В. Озирченко // Социологический журнал. - 1995. - № 3.

40.Луман Н. Понятие общества // Проблемы теоретической социологии / Под ред. А.О. Бороноева. - СПб.: Петрополис, 1994.

41.Луман Н. Глоссарий // Социологический журнал. - 1995. - № 3.

42.McQuail D. Mass Communication and Public Interest: Towards Social Theory for Media Structure and Performance. In: Cowley D., Mitehell D. Communication Theory Today. Polity Press, 1994.

43.Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т.18,47. - 5-е изд. - М.: Издательство политической литературы, 1967.

44.Маркс К. и Энгельс Ф. Полное собрание сочинений. 2-е изд. Т. 46. Ч.1. - М.: Издательство политической литературы, 1975-1981.

45.Маркс К., Энгельс Ф. Полное собрание сочинений. 2-е изд. Т.21. - М.: Издательство политической литературы, 1955-1974.

46.Маркс К. К критике гегелевской философии права // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т.9. - М.: Издательство политической литературы, 1955-1974.

47.Массоваякоммуникация в социалистическом обществе. - Л.: Наука, 1979.

48.Мельник Г.С. Mass Media: психологические процессы и эффекты. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1996.

49.Назарчук А.В. Теория коммуникации в современной философии. М.: Прогресс-Традиция, 2009.

50.Назарчук А.В. Идеи коммуникации и современные философские понятия XX века. // Вопросы философии. 2011.№5.

51.Негрышев А.А. Новости в прессе: к моделированию макротекстовой структуры. // Язык и дискурс средств массовой информации в XXI веке. - М.: Академический проект, 2011.

52.Немов Р.С. Психологический словарь. - М.: Гуманитарный изд. центр ВЛАДОС, 2007.

53.Родионов Б.А. Коммуникация как социальное явление. - Ростов-на- Дону: Изд-во Рост. ун-та, 1984.

54.Политическая мысль второй половины XX века: Хрестоматия по политологии для студентов ВУЗов / Сост-ль: В.А. Мальцев. - Пермь: ИПК «Звезда», 1999.

55.Почепцов Г.Г. Теория коммуникации. - М.: «Рефл-бук», Киев: «Вак- лер», 2001.

56.Почепцов Г.Г. Информационно-политические технологии. - М.: Центр, 2003.

57.Пряхин М.Н. Приоритеты общества и официальная пропаганда // Философские проблемы массовых информационных процессов: Сб. науч. тр. / Отв. ред. к.ф.н. В.М. Свинников - М.: Изд-во УДН, 1990.

58.Пряхин М.Н. О типологии риторических средств // Взаимодействие массовых информационных процессов: Сб.науч.тр./ Под общ.ред. Г.И. Сергеева. - М.: Изд-во УДН, 1986.

59.Проблемы теоретической социологии. - СПб.: Петрополис, 1994.

60.Сапонов В.И. К вопросу о «цепной реакции» гласности в системе СМИ // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. М.: Изд-во Моск. ун-та. Том 4.

61.Согрин В.В. Теоретические подходы к российской истории конца XX века // Общественные науки и современность. 1998. №4.

62.Согрин В.В. 1985-2005 гг.: перипетии историографического плюрализма // Отечественная история. 2005. №1.

63.Согрин В.В. 1985-2005: три превращения современной России // Отечественная история. 2005. №3.

64.Соколов А.В. Метатеория социальной коммуникации. - СпБ.: Российская национальная библиотека, 2001.

65.Социология средств массовой коммуникации. - М.: МГИМО, 1991.

66.Успенский Б.А. Ego Loquens. Язык и коммуникационное пространство. - М.: Изд-во Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ), 2007.

67.Философская энциклопедия. Т.2. - М.: Советская энциклопедия,1962.

68.Философские проблемы массовых информационных процессов. - М.: Изд-во УДН, 1990.

69.Фомичева И.Д. Печать, телевидение и радио в жизни советского человека. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987.

70.Friedrich C., Brzezinski Z. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge: Harvard University Press, 1965.

71.Цукасов С.В. Эффективность прессы: журналист, редакция, читатель: [Учебное пособие]. - М.: Высшая школа, 1986.

73.Шерковин Ю.А. Психологические проблемы массовых информационных процессов. - М.: Мысль, 1973.

74.Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. - Л.: Наука, 1974.

75.Язык и дискурс средств массовой информации в XXI веке./ Под ред. М.Н. Володиной. - М.: Академический проект, 2011.

76.Язык и моделирование социального взаимодействия: Переводы/Сост. В.М. Сергеева и П.Б. Паршина; Общ. ред. В.В. Петрова. - М.: Прогресс, 1987.