обязанность»«.
В этом смысле обратим внимание и на симптоматичный вывод В.Е. Чиркина о том, что: «В современных условиях конституционное регулирование основных обязанностей все чаще приобретает разносторонний и взаимно обязывающий характер в системе связей личность - государство - общество». Уместно применить этот вывод и по отношению к ответственности.
Следует согласиться и с предложенной С.А. Авакьяном оценкой формулы сочетания индивидуальных интересов личности и интересов других лиц, а также общества и государства в качестве одного из принципов статуса личности вкупе с его выводом о том, что: «При реализации рассматриваемого принципа важно обеспечить гармонию индивидуального подхода к общественным ценностям. Это означает, что сочетание интересов личности и общественных интересов должно строиться на внутреннем осознании человеком необходимости, а также на желании чем-то жертвовать во имя других лиц, общества, государства. Иначе говоря, реализация данного принципа не может строиться лишь на внешнем давлении на личность, хотя и это нельзя исключать».
Итак, как для целей научного познания, так и для пользы правоприменительной практики, следует с достаточной степенью достоверности презюмировать включенность в единую систему статусных отношений личности и государства таких неотъемлемых компонентов, как: конституционные права и свободы, обязанности и ответственность человека и гражданина.
Некоторые авторы, например Н.В. Витрук, относят законные интересы к дополнительному, производному структурному элементу, Е.А. Лукашева ограничивает правовой статус категориями прав и обязанностей и отмечает, что законный интерес едва ли необходимо выделять в качестве самостоятельного элемента правового статуса. В законодательстве Российской Федерации широко используется конструкция «права, свободы и законные интересы» (например, в ст.ст. 2, 3, 4, 52 Гражданского процессуального кодекса РФ, ст. 21 Трудового кодекса РФ, ст. 5.62 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, ст. 7 Семейного кодекса РФ). Как нам представляется, законные интересы дополняют систему прав, свобод и обязанностей личности и соответственно могут выступать в качестве дополнительного структурного элемента правового статуса.
В юридической литературе некоторыми авторами гражданство рассматривается как предпосылка (условие) правового статуса, а не его структурный элемент. Содержание правового статуса определяется в зависимости от того является ли лицо гражданином конкретного государства, иностранным гражданином или лицом без гражданства. Правовой статус - это социально допустимые и необходимые возможности личности не просто как индивида, а как гражданина. Другие лица в отношении этого государства выступают как иностранные граждане и лица без гражданства, правовой статус которых имеет свои особенности. Для большинства населения, находящегося под юрисдикцией государства, предпосылкой обладания правами и обязанностями является гражданство как определенное политико-правовое состояние человека.
Как утверждает Л.Д. Воеводин, институт гражданства предшествует основным правам и свободам человека и гражданина и составляет с ними единую категорию - правовой статус. Гражданство является для индивида юридическим основанием пользоваться правами и свободами и выполнять установленные законом обязанности, т.е. основанием правового статуса гражданина.
Правосубъектность - это правоспособность и дееспособность, вместе взятые, т.е. праводееспособность. Правосубъектность заключается в способности лица иметь права и нести обязанности. Она является одной из обязательных юридических предпосылок правоотношений. В юридической литературе сформировалось мнение, что правосубъектность является предпосылкой обладания правовым статусом. Другая группа авторов определяет правосубъектность в качестве составного элемента правового статуса личности.
Правосубъектность - это способность лица быть субъектом права со всеми вытекающими отсюда последствиями. Н.В. Витрук, справедливо отмечает, что правосубъектность, как и гражданство находятся в неразрывной связи с правовым статусом, обслуживают его. Только их наличие делает правовой статус функционирующим, действенным для личности.
Юридическая ответственность личности состоит в обязанности лица претерпевать меры государственного воздействия за совершение противоправных и виновных проступков, за неисполнение или ненадлежащее исполнение юридических обязанностей. В юридической литературе, остается дискуссионным вопрос о месте юридической ответственности в структуре правового статуса личности. Некоторые авторы включают юридическую ответственность в качестве структурного элемента правового статус. Следует рассматривать юридическую ответственность в качестве проявления деликтоспособности субъекта правоотношений.
Юридические гарантии в качестве структурного элемента рассматривают реже. Следует отметить, что гарантированность правового статуса личности обеспечивает наибольшую степень реализации прав, свобод и исполнения юридических обязанностей. Е.А. Лукашева утверждает, что система гарантий относится к категориям, далеко выходящим за пределы правового статуса, в свою очередь Л.Д. Воеводин, относит гарантии к основам правового статуса личности. Как уже было сказано, положения главы 2 Конституции РФ составляют основы правового статуса личности в Российской Федерации (ст. 64 Конституции РФ). В данной главе Конституции РФ кроме прав, свобод и обязанностей, содержатся и гарантии (например, гарантированность судебной защиты прав и свобод - ч.1 ст. 46 Конституции РФ и др.).
.3 Механизм реализации правового статуса личности
Под механизмом реализации правового статуса личности следует понимать совокупность правовых и организационных методов, направленных на достижение реальной возможности и условий для наиболее полного самовыражения человека в обществе.
Право - это, прежде всего, средство социального регулирования. Исходными моментами для понимания права в этом качестве являются его особенности как институционального образования. Благодаря своей институциональности, право обладает рядом особых свойств: общеобязательной нормативностью, формальной определенностью, высокой обеспеченностью и другими, раскрывающими его миссию как носителя значительной социальной энергии - социальной ценности.
Для того чтобы понять, в чем же проявляется ценность права, необходимо обратиться к понятию «ценность», которое сейчас приобрело значение основной категории и стало обозначать все то, что может быть целью, идеалом, предметом интересов и стремлений.
М. Вебер трактовал ценность как «установку той или иной исторической эпохи», как «свойственное эпохе направление интереса», т.е. ценности у него имеют социально-историческую природу. По Веберу, ценность - это норма, имеющая определенную значимость для социального субъекта. Ценность - это полезный предмет, способный удовлетворить ту или иную потребность, и идеал, и норма, выражение значимости для человека или социальной группы. Каково общество и личности, таковы и ценности, ими избираемые. Переоценка ценностей происходит в переходные периоды общественного развития. С отрицанием прежних ценностей отрицаются и прежние формы жизни общества и личности.
Поэтому стоит подчеркнуть, что ценность не есть сам предмет (материальный или духовный), а предмет в его связи с человеком, с точки зрения его значимости для человека. Болгарский философ Н. Неновски пишет о преобладающем взгляде на понятие «ценность» как предмет, явления и их свойства, удовлетворяющие человеческие потребности. Ценности - не вещь, не явление, взятые сами по себе, безотносительно к человеку. Ценности - это вещи, обращенные к человеку.
Ценности - это вещи, которые существуют в субъективной плоскости и значимы только для тех, кто ими обладает. Говоря о ценности как о принадлежности к конкретному субъекту, мы говорим о персонифицированности понятия «ценность».
Указывая на субъективную природу любого ценностного отношения, мы имеем в виду, прежде всего, то, что ценности обусловлены практической деятельностью человека и тесно связаны с ней: только для человека и только через человека реальность приобретает ценностный характер. Убедительным примером этого обстоятельства служит то, что ценности меняются по мере того, как изменяется сам человек. Поэтому орудие труда средневекового человека могло быть вершиной технического творчества для его эпохи, сейчас же оно имеет лишь историческую и научную ценность как свидетельство развития человеческого общества. Человеческая деятельность невозможна вне ценностного контекста. В этом смысле ценности есть составная часть социальной, в том числе правовой, коммуникации.
В связи с привязанностью ценности к субъекту существует опасность смешивания ценности и оценки. Ценность имеет объективный характер, хотя и с учетом активной роли субъекта (воплощения его потребностей в объекте). Во-первых, свойства предмета удовлетворять человеческие потребности даны человеку, и, во-вторых, сами человеческие потребности материально (прежде всего, социально обусловлены).
Именно поэтому, считает Каган, ценности и оценки смешивать и отождествлять нельзя. Ценность - нечто объективное, оценка - субъективный акт человеческого сознания, субъективное отражение объективно существующей ценности. Путем оценки с помощью субъекта оценочных суждений субъект воспринимает что-либо как ценность или неценность. Однако, будучи субъективным актом, оценка имеет объективно обусловленное содержание - оценивающий субъект с его возможностями давать оценку, а также его интересы, цели и идеалы складываются в условиях определенных общественных отношений.
С.Ф. Анисимов, характеризуя мир и войну, говорит об оценке этих явлений людьми. Если война, военные действия - явления материальные, то мнения людей о войне - продукты духовной деятельности. Эти оценки могут расходиться с реальностью, оказаться «перевернутыми» на иерархической лестнице. Если многие считали агрессивную войну, или вообще войну, антиценностью и давали ей отрицательные оценки, то ряд мыслителей, и в этом состоит парадокс духовной жизни, воспринимали войну как предмет безмерной героизации в искусстве, поэзии, философии. Только угроза ядерной катастрофы в XX в. ориентировала сознание людей на то, что война - это социальное зло или, в крайнем случае, жестокая необходимость.
Вот они, расхождения в оценке, которые порой мешают построить правильную систему ценностей.
Достаточно близок по смыслу к понятию «ценность» термин «благо», и они иногда употребляются как синонимы. В основе блага лежит польза. Благами являются те вещи, которые полезны для удовлетворения человеческих потребностей. Однако между ценностями и благами есть отличия. В понятии «благо» особенно отчетливо выступает объективное в предмете, то, что он удобен, полезен и т.д., в понятии «ценность» раскрывается и субъективное, то, что данное благо ценится человеком.
В марксистской литературе можно встретить определения ценности как блага и блага как ценности. Так, В.П. Тугаринов определяет ценности как явления (или стороны явлений) природы и общества, которые являются благами жизни и культуры определенного общества и класса в качестве действительности или идеала3. Понятие «ценность», по мнению А.Ф. Шишкина и К.А. Шварцман, в принятом словоупотреблении означает именно признание способности тех или иных предметов «удовлетворять» определенные потребности, служить нашим задачам. Оно имеет, в общем, тот же смысл, что и понятие блага, значимости, достоинства вещи и т.д. Ценность порождается определенной потребностью, но и сама она стимулирует развитие потребностей, их изменение, их очеловечивание: Конечно, необходимо различать «ценности», или «блага», которые необходимы для удовлетворения непосредственных потребностей или служат нам средством для какой-либо практической цели, от ценностей более высокого порядка - нравственных, эстетических, познавательных.
Благо чаще всего связывают с материальной сферой, а ценности - с духовной. Например, когда мы имеем в виду материальные объекты (вещи), понятие «благо» практически совпадает с потребительской стоимостью, полезностью вещи, предназначенной для удовлетворения определенных потребностей; «ценность» же вещи характеризует ее существенные свойства, благодаря которым они включаются в систему социальных отношений.
Поэтому, если говорить о ценности права, то нужно иметь в виду, прежде всего, его значимость для людей и общества в целом.
В современной литературе различные авторы выделяют две группы правовых ценностей: это ценности в праве и ценности права. Распространенное отождествление правовых и юридических ценностей (у Кагана они синонимизируются) отсылает нас к нормативному определению права. Основной правовой (юридической) ценностью Каган называет общественный порядок, за ним следуют отдельные права каждого члена общества и законопослушание. Правовые ценности становятся ценностями совокупного государства, охраняют интересы личности, закрепляются законодательно и требуют за- конопослушания5. Однако эти ценности носят властный характер, так как свидетельствуют о наличии у государства определенной силы и наличие самостоятельного интереса.
Под ценностями в праве понимаются те ценности, которые правом интегрированы. Как пишет Н. Неновски, статус ценностей в праве могут приобрести различные факты и явления материального и идеального характера - материальные предметы и блага, общественные отношения, человеческие поступки, волевые феномены (мотивы побуждения), идеи, идеалы, социальные институты. Они являются правовыми ценностями, поскольку лежат в основе права и правопорядка, они порождают в качестве идеального обоснования нормы права, закрепляются и охраняются правовыми нормами, составляют цель права и его институтов0.
Особенно велико значение некоторых социальных ценностей, которые воспринимаются в качестве высоких идеалов, пронизывают общественное правосознание и с течением времени приобретают характер правовых ценностей. Это, например, свобода, равенство, справедливость, демократия, порядок, безопасность, мир. Наряду с ними существуют и специфические правовые ценности общего значения, такие как идея права, идея стабильной законности и т.д.
Право может соединять этические, политические, экономические, мировоззренческие и иные элементы социальной культуры.
С.С. Алексеев пишет: «Если допустить, что право - социальная ценность, то теоретически вполне оправданно, освящая право, видеть в его свойствах, регулятивных, охранительных, процессуальных механизмах, в его многообразном инструментарии своего рода правовые ценности - такие достижения регулятивной культуры, которые выражают позитивный потенциал права, его "вклад" в обеспечение социального регулирования, соответствующего потребностям социального прогресса»7.
Графский также использует формулировку «ценности права» и относит к таким ценностям свободу, справедливость, равенство, взаимопомощь.
Эти ценности имеют значение высоких идеалов, социальных норм.
При выборе и реализации цели человек ориентируется на них. Цель выступает в сознании человека как идеальный, мысленный образ ценности (если человек ставит перед собой цель низкую, грязную, преступную, то эта цель будет лжеценностью).
Тугаринов соотносит понятие цель с такими категориями, как потребность и интерес. Без потребностей и ¦ интересов не было бы ценностей. Но потребности и интересы сами по себе ценностями не являются3. В современном обществе как никогда возникает потребность в праве, т.е. возникает повышение ценности права.
Противоположную точку зрения высказывают западные исследователи ценности права.
Густав -Бадбрух считает, что при постановке вопроса о цели права интерес представляют не эмпирические аспекты целеполагания, которые могли бы рассматриваться как источники возникновения права, а «надзмпи- рическая» идея права, которая должна служить критерием истинности права9.
Но ответ на эти вопросы, пишет немецкий теоретик права, возможен лишь при уяснении того, какой из ценностей, среди тех, которым следует приписать точно так же, как и абсолютной ценности (абстрактно) справедливого человека, абсолютную значимость, наряду с целью право соответствует и предназначено служить.
В.А. Четвернин в обзоре монографии австрийского теоретика права Т. Майера-Малы «Идея права - правовая наука - правовая политика» пишет, что исследователь придерживается трактовки идеи права, предложенной австрийским ученым Ф. Быдлинским. Согласно этой трактовке идея права включает в себя три основных элемента - справедливость, надежность и целесообразность».
Таким образом, отмечает автор, теория естественного права изучает лишь один из этих элементов - справедливость.
Надежность, по Т. Майеру-Малу, означает, с одной стороны, защиту благоприобретенных прав, с другой - возможность любого гражданина, не имеющего юридического образования, знать свои права.
Отнесение целесообразности к элементам идеи права, отмечает автор, может вызвать недоумение. Тем не менее право эффективно тогда, когда правовой путь, как правило, является наиболее простым средством достижения социальных целей. Целесообразность требует ограничения любого властного вмешательства в юридически значимые действия частных лиц, ибо общественные отношения без административного контроля формируются именно так, как того требуют интересы скорейшего достижения цели12.
Понятие «право», пишет Г. Харт, это понятие действительности, опосредованной ценностью действительности, смысл которой заключается в том, чтобы служить правовой ценности, идее права. Понятие права также стремится к идее права. Основной вопрос состоит в том, чтобы понять, что может лечь в основание этой идеи. Мы согласны с тем, что, для того чтобы увидеть истинную ценность права, необходимо понять глубину этой формы общественных отношений.
Идея права, по мнению Г. Харта, не может быть ничем иным, как справедливостью. Можно согласиться с мнением английского ученого, так как справедливость - абсолютна, т.е. является ценностью, которую нельзя вывести ни из какой другой ценности.
Основной вопрос права, по мнению Г.А. Шварц-Либермана фон Валендорфа, заключается в отборе истинных ценностей и создании их системной иерархии в виде конкретного правопорядка, назначение которого - поддержание социального мира. Кстати, автор считает, что совместная жизнь людей возможна, прежде всего, благодаря праву. Будучи «систематизатором» и «охранителем» ценностей, право имеет в качестве своей и абсолютной аксиомы справедливость, к которой оно постоянно должно стремиться в «практической жизни».
Значительное место идее права отводят в своих исследованиях ряд отечественных социальных философов и теоретиков права. Нерсесянц видит эту идею в свободе. Право по своей сущности и по своему понятию - это исторически определенная и объективно обусловленная форма свободы, форма бытия свободы, формальная свобода. Всеобщность этой формы отношений означает формальное равенство участников отношений, опосредуемых данной формой.
Рассматривая право как меру свободы, мы очерчиваем границы несвободы, т.е. определяем границы той сферы, которая выходит за рамки правовой свободы.
Однако Нерсесянц уточняет, что, говоря о праве как о мере свободы, мы имеем прежде всего меру этой свободы в сфере поведения людей, их внешних действий, но не находящуюся вне правовой сферы свободу внутренних усмотрений, самоопределений и решений морально независимой и автономной личности.
Главной целью права, по мнению Г.А. Шварц- Либермана фон Валендорфа, является «установление порядка и согласованности, без чего невозможна жизнь в обществе». Право, полагает он, суть логика ценностей. Следовательно, можно достичь социальной гармонии посредством одной логики ценностей, правила которой, однако, неизвестны и которая принадлежит в целом «космосу нравственности».
Коренным принципом права, по фон Валендорфу, является равенство. Но равенство у него не обретает реального социального смысла, а превращается в некую абстракцию религиозного толка. Несоблюдение принципа равенства в праве, и в частности в правосудии, заявляет фон Валендорф, неизбежно приводит к попранию основных ценностей человеческого бытия. Осуществление принципа равенства связано осознанием ответственности, причем фон Валендорф понимает ответственность в онтологичном смысле слова: ответственность человека перед самим собой и перед другими людьми становится реальной лишь при наличии «меры трансцендентности» индивидуального. Только в этом случае индивид может принимать на себя обязательства, руководствуясь критериями, от него независящими18.
Усилия фон Валендорфа направлены в основном на поиск квинтэссенции права, которую можно реализовать, только неукоснительно следуя «логике ценностей» и ставя во главу угла человеческую свободу. В остальном фон Валендорф старается релятивировать догматическое отношение к праву и показывает, как пагубно отражается на нас скрытая приверженность античным традициям. В этом смысле он связывает надежду на будущее развитие права не с юристами, а с философами - Вико, Гердером и Шелленгом, относившими право не к науке, а к национальной культуре.
Свобода и равенство связаны с такой правовой ценностью, как личность.
Истинно, что право существует для человеческой личности и для ее охраны является, как пишет Н.Н. Алексеев, правовой аксиомой. Но более того, взгляд, что основные явления существенным образом связаны с идеей личности, должен быть признан выражением своеобразного мировоззрения, самого правоведения.
Ценность - философская категория, объемлющая предметы и явления материального и духовного мира как предметы стремления, желания, влечения, цели, интереса, идеала, имеющие значение для определенного общества, общественные группы и личности. Основные теории, которые считают личность основной правовой ценностью, имеют выраженную антропологическую окраску.
Если предмет выступает перед человеком как ценность того или иного рода, то это обязательно означает то, что он так или иначе включен в условия человеческого бытия, выполняет определенную роль в его практической и теоретической деятельности, а также в его подходах к различным явлениям.
Итак, понятие права становится более широким, когда оно рассматривается в действии, во всех его проявлениях: нормах, правоотношениях, правосознании, субъективных правах и обязанностях. Понятие справедливости тесно связывали с общими определениями права классики европейской и русской философии права.
Правовые идеи, представления о праве составляют гуманитарную сущность права, в значительной степени характеризуют его потенциал как социального регулятора. Роль правовых ценностей в структуре социально-гуманитарного познания велика. Выступая в качестве эффективного социального регулятора, право активно воздействует на поведение граждан: если право в иерархии ценностных ориентаций человека занимает высокую позицию, то и уровень его правосознания также будет высоким.
Рассматривая право как средство общественного согласия, мы можем увидеть фундаментальные идеи в праве, к которым относятся идеи свободы, равенства, справедливости. Они уверенно ведут нас к ценности самого права, т.е. характеризуют положительную роль права для отдельной личности и общества в целом.
Аксиологический подход к праву позволяет акцентировать внимание на таких сторонах правовой действительности, которые связывают граждан с законодательством и правосудием. Признать правовые ценности - значит сделать уверенный шаг к достижению высокого уровня правосознания, активного правомерного поведения, к приумножению всех ценностей общества.
Глобальная система защиты прав личности базируется на институциональных механизмах ООН и её специализированных учреждениях, универсальных международных актах о правах человека и других источниках в этой сфере. К числу региональных можно отнести европейскую, межамериканскую и африканскую системы защиты прав человека. Каждая из них имеет свою специфику, которую необходимо учитывать при рассмотрении вопросов защиты прав человека, в том числе и в социальных конфликтах.
Всю совокупность институциональных правозащитных образований, средств и методов защиты прав личности можно объединить в рамках определенной системы (национальной или международной), внутри которой выделить ряд основных моментов, которые должны учитываться в исследовании любого системного образования, в том числе и систем защиты прав личности на внутригосударственном и международном уровнях. Во-первых, основная цель функционирования любого системного образования заключается, в частности, в том, чтобы через соответствующий инструментарий избежать деформаций и, в конечном счете достигнуть нужных параметров развития и при необходимости восстановить нарушенный паритет со средой. Самосохранение системы (гомеостазис) требует установления границ безопасного существования. При выходе объекта за их пределы наступает критический момент, и чаще всего система разрушается.
Сохранение динамики функционирования системы во многом зависит от эффективности управления ею, от ценностного ориентирования.
Во-вторых, система в правовой сфере - это взаимосвязанный комплекс неких условно материальных правовых объектов. Например, в этом качестве выступают правовая система общества, право, законодательство и другое. Такой подход удобен при моделировании процесса функционирования данных правовых явлений, (например, в управленческих или познавательных целях).
В-третьих, система состоит из двух основных частей. В нее входят материальные объекты и информация об их функционировании. Эта позиция в наибольшей мере может быть востребована при описании процесса управления правовыми объектами.
В-четвертых, система представляет собой мыслимый, вычлененный сегмент действительности, состоящий из объекта и части окружающей среды. Все реальные системы в природе и обществе являются открытыми, следовательно, взаимодействующими с окружением путем обмена веществом, энергией и информацией.
В-пятых, строение системы характеризуется теми компонентами, из которых она образована. Такими компонентами являются: подсистемы, части или элементы системы, в зависимости от того, какие единицы принимаются за основу деления.
В-шестых, структура системы - это совокупность тех специфических взаимосвязей и взаимодействий, благодаря которым возникают новые целостные свойства, присущие только системе и отсутствующие у отдельных ее компонентов.
Таким образом, важнейшими свойствами системы являются: наличие цели (целей), открытость, наличие окружающей среды, делимость, наличие структурной (морфологической) организации, наличие самостоятельного функционального процесса, наличие управляющего центра, изменчивость, обладание определенными ресурсами, способность к самоорганизации, наличие гомеостазиса, наличие отрицательных и положительных обратных связей, наблюдательность.
В современном правовом регулировании особое место отводится задачам обеспечения и защиты прав и свобод личности. Конституция РФ провозглашает их высшей ценностью, определяя фундаментальные основы правового статуса личности.
Однако, от провозглашения до соблюдения и защиты прав, свобод и обязанностей личности лежит определенная дистанция. Для их признания и реализации необходим эффективный, реально функционирующий механизм.
Представляется, что первостепенная практическая ценность правового статуса личности состоит в его осуществимости, в том, в какой степени права, свободы и обязанности могут быть реализованы в повседневной жизни. В противном случае данные юридические категории, не обеспеченные средствами правовой охраны и защиты, остаются сугубо декларативными и формальными.
Посредством своего осуществления права и свободы обретают действенность и реальность, обеспечивая тем самым их обладателям возможность удовлетворения различных потребностей и интересов. Поэтому для функционирования правового статуса личности необходимы гарантии, направленные на подлинную реализацию прав и свобод, на устранение возможных причин и препятствий их неполного или ненадлежащего осуществления, а также защиту от нарушений.
Анализ положений Конституции РФ позволяет говорить о том, что гарантии выражаются в юридических средствах и способах обеспечения и охраны прав и свобод человека. В силу этого в механизме осуществления правового статуса личности главное место отводится юридическим гарантиям, которые определяют порядок и условия реализации и защиты прав и свобод человека.
В юридической литературе неоднозначно рассматривается вопрос о соотношении правового статуса личности и юридических гарантий.
М.С. Строгович в свое время отмечал, что юридические гарантии не являются составным элементом правового статуса на том основании, что гарантии, прежде всего по отношению к правам и свободам, выступают в виде внешней стороны или внешних условий их реализации, т.е. выходят за пределы правового статуса.
Ссылаясь на Конституцию РФ, Л.Д. Воеводин рассматривает юридические гарантии в качестве одного из элементов основ правового статуса личности. Автор обосновывает свою позицию тем, что Конституция РФ объединяет гарантии в одну главу с правами и свободами личности, а содержащиеся в ней положения характеризует как основы правового статуса личности и гражданина РФ.
При этом, однако, представляется, что из закрепления гарантий в гл. 2 «Права и свободы человека и гражданина» Конституции РФ не следует, что они входят в структуру правового статуса. Нормы-гарантии содержатся и в других положениях Основного закона, а также в иных нормативных источниках. Более того, существуют еще и международно-правовые средства и условия, которые обеспечивают реализацию прав и свобод человека в России.
Разделяя понятия правого положения и правого статуса личности, Н.В. Витрук считает, что гарантии правого статуса, его структурных элементов - прав, свобод, обязанностей и законных интересов личности, непосредственно обеспечивая его реализацию и защиту, составляют структурный элемент правого положения личности. Тем не менее, по его мнению, гарантии не входят в состав правового статуса личности, хотя и находятся с ним в неразрывной связи.
Е.А. Лукашева, разделяя эту точку зрения, также оставляет за рамками правового статуса личности гарантии наряду с гражданством, законными интересами, ответственностью, которые, по ее мнению, являются «предстатусными» и «послестатусными» элементами этой правовой категории.
Юридические гарантии по отношению к правовому статусу личности выступают в качестве связующего элемента, соединяющего права и свободы с их фактическим осуществлением.
Поэтому, соглашаясь с мнением авторов, которые не включают в состав правового статуса личности юридические гарантии, следует отметить, что только их неразрывная связь позволяет сделать права и свободы действенными для личности. Б.С. Эбзеев справедливо замечает, что основным предназначением гарантий является обеспечение фактического функционирования прав, свобод и обязанностей личности.
Неразрывность правового статуса личности и его юридических гарантий не вызывает сомнений. Правовой статус личности, не снабженный гарантиями, носит формальный характер.
Одним из объектов многочисленных исследований, посвященных юридическим гарантиям, является проблема неотлаженности механизмов обеспечения и защиты прав, свобод и обязанностей личности и контроля за этим процессом, отсутствия реальной ответственности за их нарушение.
Кроме того, ученые-юристы отмечают, что потенциал юридических гарантий используется далеко не в полной мере, причиной чего являются как их недостаточная теоретическая разработанность, так и отсутствие унифицированной позиции правотворческих структур относительно понимания субъективного права, свободы и обязанности, что порождает не только длительные дискуссии среди теоретиков права, но и двойственность позиций субъектов правоприменительной деятельности.
Так, ряд противоречивых тенденций в гарантированности правового статуса личности прослеживается в результате динамичного и всестороннего развития всех сфер жизни общества. Например, не обеспечивается системное действие правовых норм, включая нарастающее влияние международного права; несвоевременно вводится правовое регулирование в отношении новых экономических, социальных и иных явлений общественного развития. Неразрешенной проблемой является несистемный характер изменений в действующем законодательстве.
В связи с этим создание устойчивого законодательства, содержащего четкий и эффективный механизм гарантий прав и свобод личности, должно основываться на новых принципах общественного и государственного строя. К таковым, например, относится принцип свободного гражданского общества, демократии и правового государства, а также правовые принципы и общечеловеческие гуманистические ценности. Данные основополагающие начала весьма важны для развития средств и способов обеспечения реализации личностью своих прав и свобод.
Кроме того, полагаем, что приоритетным направлением совершенствования юридических гарантий правового статуса личности является формирование системы органов публичной власти и других структур, систематическая и качественная деятельность которых направлена на обеспечение реального действия законов, контроля и надзора за их исполнением, а также на реализацию нормативно-правовых актов всеми участниками правовой деятельности в соответствии с целями правового регулирования, с учетом интересов личности и государства.
Н.В. Витрук, делая вывод о значительном расхождении между социальной действительностью и юридическими нормами о правах и свободах личности в сегодняшней России, предлагает вести систематическую и последовательную линию на создание всесторонних юридических гарантий реализации, охраны и защиты прав и свобод личности с учетом особенностей избранного российским обществом и государством собственного пути прогрессивного развития. Это будет содействовать достижению оптимального сочетания государственных, общественных и личных интересов в законодательном регулировании правового статуса и практике его реализации и защиты, а также взаимной ответственности человека и государства.
Самостоятельным и особо значимым направлением в повышении эффективности действия правового статуса личности служат улучшение качества социальной среды, рост позитивной ответственности, активности индивида как носителя прав и свобод.
Глава 2. Конституционные основания, закрепления, реализация и защиты правового статуса личности
.1 Конституционные принципы и гарантии правового статуса личности
Конституция РФ создает надлежащую основу для оптимального управления государством и обществом на основе ценностей правовой демократии, а потому пересмотр ее фундаментальных положений не требуется. Реализация конституционного принципа приоритета прав и свобод человека предполагает соединение на основе верховенства права власти сильного государства и соотносимого с правами и законными интересами других лиц поведения личности, а потому их противопоставление при конституционно-правовой характеристике правового статуса личности в Российской Федерации непродуктивно.
Ключевые слова: правовой статус личности, конституционализм, права и свободы человека, демократическое правовое государство, верховенство права, правозаконность, правопорядок
Двадцатилетие действующей Конституции РФ привлекло к ней повышенное внимание. Основной закон сегодня оценивается не только положительно, но и критически. Выдвигаются даже предложения разработать и принять новый конституционный текст или, по крайней мере, внести существенные изменения и дополнения, затрагивающие фундаментальные положения Конституции.
Следует признать, что такая критика имеет объективные основания: в тексте Конституции действительно имеются недостатки, и не только лингвистического свойства. Однако при их оценке и выборе способов преодоления существенным является то, насколько они препятствуют объективно необходимой в настоящее время модернизации государства и общества на основе общепризнанных принципов конституционализма. От этого зависит и ответ на вопрос, требуется ли созыв Конституционного Собрания, без которого не допускается пересмотр фундаментальных положений Конституции, в том числе относящихся к определению правового статуса личности в Российской Федерации.
Конституция любого государства во избежание деструктивного расхождения с реалиями социальной жизни должна отражать разумный баланс разнообразных интересов, уже сформировавшихся в этом обществе, соответствовать настоящему времени и учитывать перспективу. Достичь в тексте Основного закона такой абсолютной гармонии прошлого, настоящего и будущего, да еще без ущерба для принципов организации и функционирования современного демократического государства и общества невозможно. А потому неизбежны определенные диспропорции, которые с течением времени в какой-то части могут даже усиливаться. Однако из этого вовсе не следует безусловная необходимость периодического пересмотра тех или иных положений Конституции. Успешные в практическом конституционализме страны далеко не всегда демонстрируют блестящие изобретения в области конституционного права, сохраняя привязанность к своим нередко устаревшим и несовершенным правилам. Создатели же выдающихся образцов конституционных текстов иной раз демонстрируют увлеченность конституционным правотворчеством больше, чем самим конституционным правопорядком.
Идеальных конституционных текстов нет ни в одной стране мира, и наша Конституция не исключение. Но она исполнена на довольно высоком уровне, с опорой не только на достижения отечественной правовой мысли, но и на международный опыт конституционного правотворчества.
Имеющиеся же в ее тексте несовершенства и противоречия, в том числе возникающие в связи с меняющимися условиями социальной жизни, не создают непреодолимых препятствий для модернизации российского государства на основе ценностей правовой демократии. Помимо возможности адекватной конкретизации сформулированных в Конституции норм в иных законодательных актах недостатки и противоречия конституционного текста вполне могут быть скорректированы также посредством интерпретации и толкования его положений в процессе правоприменения. Наглядным примером тому является, в частности, практика Конституционного Суда РФ, постоянно наращивающего и развивающего свои правовые позиции, иногда прямо при конституционно-правовом обосновании решений, указывающих на специфику конкретного исторического периода, в котором Россия находится в данный момент. Последовательная и постепенная трансформация конституционных положений посредством их интерпретации и толкования, основанная на заложенных в самой Конституции РФ принципах, позволяет при неизменности самого конституционного текста своевременно учитывать запросы жизни и обеспечивать разумный баланс между стабильностью и динамизмом общества.
Констатируя предпочтительность такого способа преодоления имеющихся в конституционном тексте недостатков, следует заметить, что иные суждения об их наличии вовсе не согласуются с реальным содержанием конституционных положений, если рассматривать их во взаимосвязи и нормативном единстве, учитывая не только букву, но и дух действующей Конституции. Соответственно, ряд претензий к конституционному тексту легко снимается правильным выявлением в системе действующего правового регулирования подлинного содержания его положений, даже если в правоприменительной практике и допускается искажение действительного смысла. В подобных случаях требуется лишь корректная реализация Конституции, основанная на правильном уяснении ее положений в их взаимосвязи и нормативном единстве.
Так, к числу распространенных претензий к действующей Конституции относится ее якобы этатический характер и недостаточное внимание к основным правам и свободам человека. По мнению некоторых авторов, это наглядно проявляется уже в структуре конституционного текста, ст. 1 которого посвящена государству, в то время как именно от него в первую очередь и следовало бы защищать личность. Между тем взаимосвязанные положения ст. 1 и 7 Конституции характеризуют Российскую Федерацию как демократическое правовое социальное государство, основным признаком которого наряду с верховенством права как раз и является приоритет прав и свобод человека и гражданина, определяющих правовой статус личности, ее возможности и притязания в экономической, социальной, политической и культурных сферах.
С помощью такого понятия, как «механизм», принято пояснять многие процессы, в том числе процесс защиты прав и свобод человека и гражданина, т.е. его непосредственное действие. Этот вывод вытекает из лексического значения данной категории. Под «механизмом» понимается система, устройство, определяющее порядок какого-либо вида деятельности или последовательность состояний, процессов, определяющих собою какое-нибудь действие, явление.
Случаи нарушения ч. 3 ст. 19 Конституции Российской Федерации свидетельствуют не только об отсутствии в нашем государстве продуманной и обоснованной гендерной политики, но и о продолжающих сохраняться гендерных правовых стереотипах людей, принимающих решения от имени государства4. Это особенно становится заметным при исследовании проблемы реализации прав человека в дискурсе правовой идентичности, понимаемой как форма личностного бытия, развития и самореализации личности, основанная на знании, освоении и принятии права как ценности на внутриличностном (субъектном) уровне и определяющая юридически значимое поведение индивида5.
В связи с этим представляется важным обратить внимание на то, что в подавляющем большинстве работ по правам человека и проблемам их реализации права рассматриваются как бы в отрыве от субъекта. Происходит некое абстрагирование от человека в его онтологическом значении. Не просматриваются субъектно-объектные связи и отношения. Субъект только как бы предполагается из самой формулировки категории «права человека». Даже в тех случаях, когда речь идет о возможности реализации установленного права или о восстановлении нарушенного права, оценивается прежде всего процедура, полученный результат (достигнутое благо, судебное решение), а не человек в его онтологически обусловленных взаимоотношениях с этими правами, что не позволяет оценить (установить) действительное положение состояния прав человека. Очевидно, это понимается исследователями, и не случайно в юридическую литературу по правам человека вводятся такие критерии, которые призваны выявить эти субъектно-объектные отношения.
Согласно психологической концепции человек рассматривается как социальная единица и как уникальная личность. Освоение личностью социального опыта происходит в процессе идентификации и обособления. Объективно идентификация выступает как механизм «присвоения» индивидом своей человеческой сущности, как механизм социализации личности, а обособление - как механизм индивидуализации.
Положение личности в современной России определяется ее конституционно-правовым статусом, в котором следует различать положения (нормы) общего характера, раскрывающие принципиальные установки, подходы, оценки личности и нормы, содержащие конкретные права и свободы всякого человека и гражданина.
Уже в преамбуле Конституции Российской Федерации, где называются основания и цели принятия указанного правового акта, провозглашаются определяющие общественные ценности, в числе которых: утверждение прав и свобод человека, гражданского мира и согласия, сохранение исторически сложившегося государственного единства страны и незыблемость ее демократической основы. В плане нашего исследования особое значение имеют такие цели, как утверждение прав и свобод человека и незыблемость демократической основы государства.
Заметим, что положениям преамбулы Конституции порой не придается надлежащего правового значения. Подтверждением того, что преамбула Конституции РФ «имеет для законодательной и исполнительной власти не только моральную, но и юридическую силу», могут служить ряд решений Конституционного Суда РФ, в которых он обращался к положениям преамбулы. Одним из первых в этом ряду явилось постановление Конституционного Суда РФ от 20.1 2.1 995 г. № 1 7-П2. Еще более значимым в этом отношении явилось постановление Конституционного Суда от 17.06.2000 г. о проверке конституционности отдельных, положений Конституции Республики Алтай и Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации».
Отмеченные выше положения преамбулы Конституции РФ получили свое развитие и углубление в ее последующих главах и статьях. Так, в ст. 1 Конституции при характеристике России как государства подчёркивается его демократический правовой характер, а в ст. 2 содержится достаточно развернутая общая формула о месте и ценности человека и его прав и свобод.
Демократический характер всякого государства определяется положением и ролью ее народа в управлении этим государством, в частности, в возможности народа периодически менять политический и кадровый состав правящей элиты государства и всех его составных частей (в нашем федеративном государстве это важно в особенности) на всех ступенях иерархической лестницы органов власти и местного самоуправления.
Пожалуй, еще более важным качеством государства является его правовой характер, отличительным свойством которого, как известно, является то, что не только граждане его, но и само это государство во всей своей деятельности связано правом. Это выражается, в частности, в том, что при возникновении конфликта между гражданином и государством они оба выступают в суде любого уровня как равноправные стороны.
Не менее емкая и богатая по содержанию формула составляет содержание ст. 2 Конституции РФ о том, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита его прав и свобод - обязанностью государства. Хотелось бы обратить внимание на то, что в первом предложении этой статьи речь идет, по сути, о двух объектах - о самом человеке как таковом и о его правах и свободах. Если бы высшей ценностью провозглашались лишь права и свободы человека, редакция этой части статьи Конституции была бы иной. В нынешней же редакции этого предложения, наличие запятой после слова «человек» указывает на то, что речь идет не только о правах и свободах человека, но и о нем самом как таковом. Поэтому с полным основанием можно полагать, что высшей ценностью являются как права и свободы человека, так и он сам по себе, человек как таковой. Это подтверждается, в частности, тем, что человек как таковой защищен другим конституционным положением - а именно положением о праве каждого на жизнь (ч. 1 ст. 20 Конституции). Конституция РФ защищает человека как мыслящее разумное существо, закрепляя его право на жизнь.
Относительно второго объекта, на который также распространяется та же оценка как высшей ценности - прав и свобод человека, такая оценка представляется вполне обоснованной. Вместе с тем представляется уместным высказать предложение о возможном дополнении данной конституционной формулы еще одним свойством личности, являющимся всеобщим, - это достоинство человека. Это настолько важное и присущее каждому человеку свойство, которое заслуживает упоминания и в данной статье Конституции. Место этого слова - «достоинство» между термином «человек и его права и свободы», и в таком случае первые предложения в тексте статьи второй Конституции приняли бы следующий вид - «человек, его достоинство, права и свободы являются высшей ценностью».
Подтверждением того, что достоинство личности, наравне с ее правами и свободами, может быть отнесено к разряду высших ценностей человека, может служить положение ст. 21 Конституции РФ о том, что достоинство личности охраняется законом и ничто не может быть основанием для его умаления. Говоря иными словами, даже лицо, подверженное наказанию, в том числе и в уголовно-правовом порядке, сохраняет за собой, обладает достоинством личности, которое не может быть попрано. Наказывать, не унижая, не растаптывая достоинство, - вот требование современного отношения к человеку, в том числе и к совершившему преступление.
В ряду общих положений Конституции РФ относительно правового статуса личности, его значения, необходимости и возможности, реализации прав и свобод особое место занимает ст. 18 Конституции РФ. Она объявляет права и свободы человека и гражданина непосредственно действующими, т.е. не требующими какого-либо иного, кроме конституционного, законодательного их закрепления. Одновременно права и свободы личности объявляются главными в содержании и применении законов, в деятельности законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и указывается механизм их исполнения - они обеспечиваются правосудием. Все ветви государственной власти, система органов местного самоуправления оказываются задействованными в механизме реализации прав и свобод, делают их смыслом своего предназначения и деятельности.
Здесь можно усмотреть прямую связь с положением ст. 2 Конституции Российской Федерации о высшей р ценности человека и его прав и свобод, но уже как бы в более «приземленном», практически ориентированном смысле.
Положение ст. 2 Конституции РФ о защите прав и свобод человека и гражданина как обязанности государства получает свое развитие в ст. 45 Конституции - правам и свободам гарантирована государственная защита. В первую очередь государственная защита прав и свобод личности реализуется через и посредством законодательного регулирования в этой сфере, что, как известно, отнесено к ведению Федерации (п. «в» ст. 71 Конституции), защита же прав и свобод находится в совместном ведении Российской Федерации и ее субъектов (п. «б» ст. 72 Конституции).
Реализация законов, направленных на провозглашение и защиту прав и свобод человека и гражданина требует постоянной деятельности органов власти и отдельных должностных лиц в этой области. Наверху такой системы органов по праву находится Президент РФ как гарант Конституции, прав и свобод человека и гражданина (ч. 2 ст. 80 Конституции). Затем идут органы власти, деятельность которых посвящена всецело защите прав и свобод человека и гражданина, - это прокуратура РФ, Уполномоченный по правам человека РФ, различного рода общественные правозащитные организации, Общественная палата РФ и аналогичные палаты субъектов Федерации.
Свою лепту в защиту прав и свобод граждан призвано вносить и Правительство РФ (п. «е» ст. 114 Конституции).
Конституция РФ (ч. 2 ст. 45) разрешает и каждому человеку самому защищать свои права и свободы всеми способами, но лишь теми, которые не запрещены законом. Наиболее «правильным» способом защиты прав и свобод в современном цивилизованном мире является обращение в суд, о чем логично заявляет Конституция РФ в следующей, 46-й, статье. В реализации этого права человека и гражданина участвует вся судебная система, все виды судов. Причем специализированным судом именно по защите конституционных прав личности является Конституционный Суд РФ.
Во всех странах, когда принятое судом решение по делу того или иного гражданина последний считает несправедливым и нарушающим его права, он может обратиться в Конституционный Суд с жалобой на не- конституционность, по его мнению, закона, на основании которого было вынесено оспариваемое решение. И Конституционный Суд рассмотрит такое обращение по существу со всеми вытекающими из этого последствиями, вплоть до обязывания законодателя изменить не соответствующий Конституции закон.
При этом наша Конституция пошла еще дальше - она предоставляет каждому право обращаться не только во внутригосударственные суды, но и в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты (ч. 3 ст. 46 Конституции). Обычно в таких случаях российские граждане обращаются в Европейский Суд по правам человека (ЕСПЧ). Россияне широко, может даже излишне широко, пользуются указанным правом.
Конституционно-правовой статус личности как совокупность конкретных прав и свобод практически во многом описан в главе второй Конституции РФ. Если привести реестр всех прав, свобод и обязанностей личности в РФ5, то получается довольно «полновесный» субъект. Но это субъект отвлеченный, абстрактный, неживой. Его права и свободы пребывают в статике, в покое. Права могут реализоваться лишь в правоотношениях. Пока они описаны на бумаге, не реализуются, не действуют, это правоотношения в статике. Живая же жизнь требует действий, деятельности людей. И тогда-правовые связи, правоотношения переходят в стадию динамики. И вот здесь, при реализации прав и свобод, на весь этот процесс немалое воздействие оказывают свойства и качества конкретного человека, как участника правоотношения.
Представляется, что в недалеком будущем встанет проблема учета влияния личностных свойств каждого человека на процесс исполнения его прав и обязанностей.
Могу предположить, что появится необходимость знать, какие свойства и качества личности влияют на исполнение тех или иных прав и свобод, в каком объеме их необходимо и полезно знать и изучать, каким образом собирать эту личностную информацию, где ее фиксировать и учитывать (оценивать).
Это будет некий процессуально-тактический институт в конституционном праве.
Он будет уже востребован в конституционном судопроизводстве, равно как сейчас он востребован в других видах судопроизводств и уже издавна разрабатывается и достиг определенных успехов в уголовном судопроизводстве или, точнее, в уголовно-процессуальном-законодательстве и практике и криминалистике.
Везде, где имеет место борьба за утверждение своих прав, соперничество, называемое в судопроизводстве состязательностью сторон, личностные свойства участников этого процесса влияют на совершаемые действия, а в некоторой мере и на конечный результат всей этой процессуальной деятельности.
Вообще, обеспечение прав и свобод человека и гражданина является одним из наиболее емких и всеохватывающих явлений в доктрине правового положения личности в государстве. Обеспечить в полном объеме, реализовать в жизни, превратить нормы о правах и свободах человека в «живое» право - задача не из легких.
Не случайно, очевидно, теория предлагает различать понятия «охраны» и «защиты» прав. Охрана прав - это общий правовой фон положения дел с правами личности, это их нахождение в статике, распространение прав на всех. Защита же прав - это восстановление нарушенных прав, законная борьба за права, которые уже нарушены или органом государственной власти или тем или иным должностным лицом. Неконституционность законов есть нарушение прав и свобод человека и гражданина, что мы и видим в деятельности Конституционного Суда РФ в делах по жалобам граждан.
Все это охватывается понятием «восстановление в правах», а фактически есть правозащитная деятельность государства по реализации его обязанности по признанию, соблюдению и защите прав и свобод человека и гражданина, как это и зафиксировано в ст. 2 Конституции РФ. Это есть реализация лозунга в жизнь, и только тогда, когда это станет повседневной практикой, реальностью самой жизни, - только тогда можно будет заявлять, что Конституция РФ действительно исполняется, действует.
.2 Конституционные ограничения правового статуса личности
Механизм ограничений прав и свобод человека и гражданина имеет национальные и интернациональные черты. Для современной России это весьма важно, поскольку наше государство подпадает под юрисдикцию Европейского Суда по правам человека. Указанный суд активно рассматривает обращения российских граждан и нередко выносит решения в пользу заявителей. Вследствие этого Европейские стандарты в области прав человека приобрели интернациональный характер, Российская Федерация уже не может ссылаться на свой суверенитет, если речь идет о нарушениях прав и свобод человека и гражданина. Мы должны корректировать законодательство и правоприменительную практику в целях реализации Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
С другой стороны, Европейские стандарты в области прав человека не являются чрезмерно жесткими, они оставляют значительную свободу усмотрения для государств-участников. При определенных обстоятельствах допустимо расхождение Европейских стандартов, с одной стороны, и российского законодательства и правоприменительной практики - с другой. В этой части механизм ограничений прав и свобод человека и гражданина приобретает национальные черты.
Основания ограничения прав и свобод человека и гражданина отличаются в зависимости от механизмов ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, ч. 2 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека и Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Сравнительный анализ ч. 3 ст. 55 Конституции РФ и ч. 2 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека показывает наличие общих оснований (защита прав и законных интересов других лиц) и дифференцированных оснований. Публичный интерес по смыслу ч. 3 ст. 55 Конституции РФ представлен такими основаниями, как защита основ конституционного строя, нравственности, здоровья, обеспечение обороны страны и безопасности государства. В ч. 2 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека доминируют такие основания, как справедливые требования морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе. Иными словами, в Конституции РФ (ч. 3 ст. 55) сделан акцент на конституционном строе, обороне и безопасности, в то время как Всеобщая декларация прав человека настаивает на приоритетах справедливости и демократии.
Для целей данного сравнения полезно использовать и третий документ - Конвенцию о защите прав человека и основных свобод. Здесь нет аналога ч. 3 ст. 55 Конституции РФ или ч. 2 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека. Вместо «оптового» метода мы наблюдаем дифференцированный подход, при котором каждому субъективному праву присущ свой собственный набор оснований для ограничения. В конечном итоге это необходимо для любой правовой системы. Весь вопрос лишь в том, содержатся ли эти основания в основном документе, текущем законодательстве или они вырабатываются правоприменительной практикой. Чаще всего правовые системы сочетают названные методы при том или ином наборе приоритетных направлений.
При всех достоинствах дифференцированного подхода к ограничению прав и свобод человека и гражданина на уровне основного документа, что характерно для Конвенции о защите прав человека и основных свобод, нельзя не увидеть определенного расхождения между законодательными основаниями и критериями, которыми в действительности руководствуется Европейский Суд по правам человека. Несмотря на достаточно ясные критерии ограничений прав и свобод человека и гражданина, полностью избежать выработки дополнительных оснований в судебной практике не представляется возможным. Чтобы обосновать вышеназванный тезис, требуется полный анализ практики Европейского Суда по правам человека. Однако подтвердить его может и выборочное исследование. В данной работе предлагается проследить функционирование механизма ограничений прав и свобод на примере реализации ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Перечисляя основания для ограничения свободы 1 выражения мнения, Конвенция о защите прав человека и основных свобод (ст. 10) опирается на такие группы оснований, как «формы», «интересы» и «цели». Под «формами» понимаются «формальности», «условия», «ограничения» и «санкции»; под «интересами» - национальная безопасность, территориальная целостность и общественный порядок; под «целями» - предотвращение беспорядков и преступлений, охрана здоровья и нравственности, защита репутации и прав других лиц, предотвращение разглашения информации, полученной конфиденциально, а также обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия.
При всей теоретической стройности вышеприведенной конструкции практика Европейского Суда по правам человека демонстрирует совершенно иные критерии. К ним относятся: 1) предосудительность действий (если действие не является «предосудительным», ограничения свободы выражения мнения не считаются допустимыми в демократическом обществе); 2) законный общественный интерес (если он существует - юридически поощряется широкая общественная дискуссия); 3) запрет оскорблений не означает противоправности критических, обвинительных, язвительных и | даже саркастических высказываний; 4) границы приемлемой критики в отношении публичной власти являются более широкими по сравнению с аналогичными границами в отношении частных лиц; 5) обвинение в преступном поведении должно опираться на достаточную фактическую основу в соответствующий момент (т.е. не обязательно «ждать» вступления в законную силу обвинительного приговора суда по уголовному делу); 6) особые гарантии независимости СМИ как контролеров в демократическом обществе. Последние гарантии особенно тщательно представлены в практике Европейского Суда по правам человека. По его мнению, СМИ обязаны не просто объективно излагать факты, мысли и свободные оценочные суждения. В их J деятельности допускается «определенная степень преувеличения и провокации». Существуют и более тонкие критерии: явность оскорбления или только чрезмерность высказывания, сдержанность или резкость, контекст высказывания и т.д.
Статья 10 Конвенции о защите прав и основных свобод состоит из двух частей, первая из которых со- I держит общее правило о свободе выражения мнения и j. конкретизирует ряд его форм и условий, в то время как |; во второй части рассматриваемой статьи с достаточной степенью подробности регулируется механизм ограничения данного права. Конструкция «право свободно выражать свое мнение» («the right to freedom of expression») несколько отличается от нормативного содержания ч. 1 ст. 29 Конституции РФ, в которой говорится о гарантировании каждому свободы «мысли и слова». Конвенция не разграничивает эти два понятия, предпочитая более сжатую конструкцию «freedom of expression».
Право свободно выражать свое мнение не исчерпывается двумя базовыми правомочиями: свободой придерживаться своего мнения («freedom to hold opinions») и свободой получать, распространять информацию и идеи («freedom to receive and impart information and ideas»), однако в Конвенции посчитали нужным подчеркнуть их наличие в структуре анализи-руемого права. Гораздо важнее, что в ч. 1 ст. 10 Конвенции непосредственно указываются условия действия данного права: во-первых, публичные власти не вправе вмешиваться в свободу выражения мнения («without interference by public authority»); во-вторых, при реализации этого права не имеют значения государственные границы («regardless of frontiers»). В ч. 3, 4 и 5 ст. 29 Конституции РФ встречаются более развернутые указания на механизм действия анализируемого права (недопустимость принуждения к выражению мнений и убеждений или отказу от них; право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом; свобода массовой информации и запрет цензуры), но публично-правовые обязанности властных структур в ней показаны не так ясно и однозначно, как в Конвенции.
Положение о недопустимости «какого-либо» вмешательства со стороны публичных властей в свободное выражение мнений не следует понимать буквально. Скорее напротив, публичная власть может и должна вмешиваться в данную свободу. Но при этом должен соблюдаться ряд важных юридических условий и не нарушаться сама суть свободы выражения мнения. В российском конституционном праве данные обстоятельства определяются в общем виде ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, которая распространяет свое действие на все конституционные права и свободы человека и гражданина. Конвенция придерживается более дифференцированного подхода. В ч. 2 ст. 10 Конвенции перечислены обстоятельства, которые относятся именно к свободе выражения мнения, а не к другим правам и свободам.
ч. 2 ст. 10 Конвенции упоминаются такие формы вмешательства со стороны публичных властей, как «формальности» («formalities»), «условия» («conditions»), «ограничения» («restrictions») и «санкции» («penalties»). Для русскоязычного юриста более привычным является термин «ограничение», который противопоставляется «нарушению» субъективного права исходя из признака правомерности или противоправности соответствующего деяния (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ). Однако и Европейский Суд по правам человека сравнительно редко дифференцирует «формальности, условия, ограничения и санкции», предпочитая говорить в обобщенном виде о правомерном или противоправном вмешательстве публичных властей в права человека и его основные свободы.
При этом нельзя не обратить внимание на главное расхождение между ч. 2 сг. 10 Конвенции и ч. 3 ст. 55 Конституции РФ. Конвенция связывает допустимое публичное вмешательство, по крайней мере, с четырьмя условиями, причем последние два условия имеют свою внутреннюю градацию. Во-первых, вмешательство должно быть предусмотрено законом («as are prescribed by law»); во-вторых, необходимо, чтобы оно отвечало критерию «необходимости в демократическом обществе» (чего, к сожалению, мы не встречаем в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ); в-третьих, вмешательство считается допустимым при его направленности на определенные интересы; в-четвертых, требуется оценка правомерности целей публичного вмешательства. Как известно, в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ указывается на допустимость ограничения прав и свобод человека и гражданина федеральным законом (что не совсем тождественно англоязычному термину «law»), а также перечислены цели правомерных ограничений прав и свобод личности. Цели и интересы в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ не дифференцируются.
В ч. 2 ст. 10 Конвенции перечислены следующие интересы: национальная безопасность («national security»); территориальная целостность («territorial integrity»); общественный порядок («public safety»). Нетрудно заметить, что официальный перевод на русский язык термина «public safety» в качестве «общественного порядка» не вполне адекватен по причине близости слов «security» и «safety». По сути, в обоих случаях речь идет о безопасности в обществе, только национальная безопасность охватывает публичные интересы государства, нации, общества в целом, в то время как «public safety», переведенная на русский язык в качестве «общественного порядка», предполагает ту же безопасность, но в интересах более локальных сообществ и самих граждан.
Аналогичным образом можно встретить отдельные неточности в трактовке русскоязычными юристами допустимых целей публичного вмешательства в реализацию свободы выражения мнения по смыслу ч. 2 ст. 10 Конвенции. К целям Конвенция относит предотвращение беспорядков и преступлений («the prevention of disorder or crime»); охрану здоровья и нравственности («the protection of health or morals»); защиту репутации или прав других лиц («the protection of the reputation or rights of others»); предотвращение разглашения информации, полученной конфиденциально («for preventing the disclosure of information received in confidence»); обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия («for maintaining the authority and impartiality of the judiciary»). Российская юридическая наука потратила немало сил и средств на обоснование различий между «защитой», «охраной», «обеспечением», «гарантированием», «реализацией» прав человека. В ч. 2 ст. 10 Конвенции используется лишь два ключевых слова («prevention» и «protection»), из чего следует, по крайней мере, тождество понятий «охрана» и «защита» в анализируемом контексте.
Следует обратить внимание и на более существенные обстоятельства. Абстрактные цели «защиты основ конституционного строя», зафиксированные в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, не могут служить основанием для ограничения свободы выражения мнения по смыслу ст. 10 Конвенции вследствие возможности их расширительного истолкования. То же соображение относится к цели обеспечения обороны страны (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ). С другой стороны, термин «disorder» можно трактовать значительно шире, не ограничиваясь исключительно «беспорядками» в русскоязычном варианте Конвенции. Наконец, нельзя не подчеркнуть использование в Конвенции категории «репутация», которая не может толковаться в качестве равнозначной российским терминам «честь, достоинство и деловая репутация».
Таковым в наиболее общих чертах является нормативное содержание свободы выражения мнения по смыслу в ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Однако практика Европейского Суда по правам человека не могла ограничиться столь узкими нормативными критериями и, помимо решений по конкретным делам заявителей, выработала ряд дополнительных условий законного публичного вмешательства в свободу выражения мнения, которые в конечном итоге приобрели нормативный характер.
Суд подчеркнул, что свобода выражения мнения «является настолько важной, что не может ограничиваться любым способом, пока лицо не совершает предосудительных действий» (дело «Ассоциация «Уимин он уэйвс» и другие против Португалии»), Если тема «затрагивает вопрос законного общественного интереса», по соответствующим проблемам допустима «широкая дискуссия» (дело «Ирикяйнен и другие против Финляндии»), Даже если вопрос «всеобщего интереса» является «болезненным и противоречивым», каждый вправе изложить публично свои «непосредственные впечатления», пусть автор и «не принял критического тона» и «вместо выражения сожаления настаивал» на проти-воположном мнении (дело «Орбан, де Бартийя и компания «Эдисьон Плон» против Франции»), Высказывания могут быть «критическими, обвинительными, язвительными и саркастическими», но при этом не являться «оскорбительными» (дело «Каясу против Турции»).
Ограничения свободы выражения мнения не могут интерпретироваться в качестве «запрета любой критики» и препятствовать предоставлению «объективного мнения» по проблеме общественной важности (дело «Франкович против Польши»). Особенно это касается полемики по вопросам всеобщего интереса. Свобода выражения мнения предполагает право ставить под сомнение стиль управления того или иного публичного лица (дело «Шалаби против Франции»), привлекать внимание общественности к предполагаемому злоупотреблению публичными полномочиями, если обвинение подкреплено фактическими доказательствами и подтверждена правдивость соответствующих высказываний. Но и в отсутствие фактической основы, при надлежащей тщательности и осторожности выражения мнения, информация о деятельности публичных лиц может признаваться допустимой (дело «Кук Паску против Румынии»), Люди должны «свободно высказывать добросовестные подозрения» относительно правонарушений «в контексте приемлемой процедуры сообщения, без опасения осуждения за преступление или взыскания компенсации морального вреда или поне-сенных расходов» (дело «Юппала против Финляндии»), Политики и кандидаты на публичные должности «заведомо и неизбежно подчиняются общественному контролю» (дело «Румяна Иванова против Болгарии»), вследствие чего степень свободы выражения мнения об их деятельности является более высокой. Границы приемлемой критики «шире в отношении государственных служащих при исполнении ими обязанностей» (дело «Жюли и компания «Сарл Либерасьон» против Франции»),
Вместе с тем свобода выражения мнения не является абсолютной. В демократическом обществе не являются приемлемыми агрессивный национализм и этноцентризм, возбуждение ненависти против тех или иных народов, ксенофобские и оскорбительные заявления по отношению к населению, способствующие возникновению территориальных претензий и утверждению национального превосходства к другим этническим группам (дело «Балсите-Лидейкиене против Литвы»), В равной мере противоправны оправдание и пособничество терроризму. Суд признал незаконными действия французского художника-карикатуриста, который «не ограничился критикой американского империализма», но «поддерживал и прославлял его разрушение с помощью насилия», поскольку «выразил моральную поддержку и солидарность с теми, кого он считал исполнителями теракта, дал положительную оценку насилию и оскорбил достоинство потерпевших» (дело «Леруа против Франции»),
Заявления о серьезных правонарушениях предварительно должны быть доказаны в рамках уголовного судопроизводства. Право на свободу выражения мнения не может пониматься как дающее «абсолютное право безответственно обвинять лиц в преступном поведении в отсутствие фактической основы в соответствующий момент» (дело «Флукс против Молдавии»), Гражданская и уголовная диффамация подлежат блокированию адекватными правовыми средствами, на чем последовательно настаивает Европейский Суд, Учитывая конкуренцию правовых ценностей ст. 10 Конвенции, в законодательстве и правоприменительной практике требуется «разумная пропорциональность правомерной цели запрета и средств, использованных для ее достижения» (дело «Компания «ТВ вест АС» и «Ругаланн Пенсьонистпарти» против Норвегии»), правомерность цели и соразмерность вмешательства в свободу выражения мнения (дело «Албайрак против Турции»), Так, сдерживание «чисто теоретической опасности» как превентивная мера не может быть признано «настоятельной общественной потребностью». Всякие запреты должны иметь разумную степень дифференциации (дело «Вайнаи против Венгрии»), Весьма важным направлением деятельности Европейского Суда по правам человека в аспекте применения ст. 10 Конвенции является защита авторитета и беспристрастности правосудия. Как известно, в российской правовой системе, за редкими изъятиями, отсутствует эквивалент правила «sub judice», согласно которому считается неприемлемым публично комментировать дела, по которым еще не вынесено судебное решение. Подобное во многих странах может расцениваться как противоправное давление на правосудие. Исходя из этого Европейский Суд весьма деликатно обозначает свою позицию относительно свободы освещения в прессе и других источниках массовой информации деятельности судебных органов власти и прокуратуры.
Обзор практики Европейского Суда по правам человека в аспекте применения ст. 10 Конвенции демонстрирует также высокую активность споров о надлежащем механизме обеспечения свободы выражения мнения в средствах массовой информации. Европейский Суд подчеркивает, что пресса должна иметь возможность распространять информацию и идеи по всем вопросам всеобщего интереса, в то время как общественность имеет право на гарантии их получения (дело «Орбан, де Бартийя и компания «Эдисьон Плон» против Франции»). Институциональная роль прессы как «контролера в демократическом обществе» требует особых гарантий ее независимости. В осуществлении свободы прессы является допустимым не просто объективное изложение фактов, мыслей, свободных оценочных суждений, но и «определенная степень преувеличения и провокации» (дело «Михаю против Румынии»). Когда пресса участвует в публичной дискуссии по вопросам, представляющим правомерный интерес, она должна, по крайней мере, иметь возможность основываться на официальных документах «без обязанности проводить свое собственное расследование» (дело «Сайгили и другие против Турции»).
Но и журналисты обязаны следовать общепризнанным требованиям морали и права. Чем серьезнее заявления журналистов и чем большим тиражом выходит периодическое печатное издание - тем «более убедительными должны быть доказательства» (дело «Румяна Иванова против Болгарии»), На практике журналисты многих стран не проверяют надлежащим образом свою информацию до публикации и вследствие желания быстро опубликовать новости не всегда обращаются к достоверным источникам. Подобный опыт имеет неблагоприятную перспективу в Европейском Суде по правам человека.
При надлежащей оценке национальными судами подобных конфликтов играют существенную роль ряд обстоятельств, которые на первый взгляд могут показаться и весьма незначительными. К ним, в частности, относится характер использованных выражений: явность оскорбления либо только чрезмерность высказывания, сдержанность или резкость, точность, осторожность, добросовестность, контекст высказывания, степень серьезности последствий. Важно даже, «задеваются ли» какие-либо «чувствительные вопросы» или нет (дело «Компания «ТВ вест АС и «Ругаланн пенсьонистпарти» против Норвегии»), При этом Европейский Суд по правам человека весьма четко разграничивает факты (которые подлежат обоснованию) и оценочные суждения (которые в нем не нуждаются и представляют собой форму выражения свободы прессы).
Российская практика реализации конституционной свободы мысли и слова в целом соответствует требованиям Конвенции о защите прав человека и основных свобод. После реформ 1985 г. в российском обществе сравнительно прочно утвердилась свобода прессы, политической дискуссии и общественной критики. В некоторой мере граждане и средства массовой информации даже превышают юридические пределы данной свободы. Однако и в судах общей юрисдикции указанные споры разбираются сравнительно редко; судебные органы не всегда придерживаются искомого баланса между свободой выражения мнения и необходимостью защиты достоинства личности, отдавая зачастую необоснованное предпочтение гражданско-правовому институту чести, достоинства и деловой репутации в ущерб конституционной свободе мысли и слова. Более активное использование практики Европейского Суда по правам человека в современной России могло бы в определенной мере скоординировать данную тенденцию в положительном русле.
2.3 Место и роль Конституционного Суда РФ в системе конституционных гарантий правового статуса личности
Одним из основных условий эффективного функционирования любой системы, включая судебную, является согласованное действие всех составляющих ее структурных элементов. Четкое определение места и роли конституционных судов и судов общей юрисдикции з судебной системе государства является зало- 'ом успешного достижения целей правосудия, в первую очередь, судебной защиты прав и свобод человека. Правосудие в странах СНГ осуществляется самостоятельными и независимыми ветвями судебной власти с четким разграничением их полномочий и определением взаимоотношений между ними.
Идентификация представляется как процесс эмоционального и иного самоотождествления человека с другим человеком, группой, образом. Идентификация осуществляется в социальном пространстве личности, понимаемом как условия развития и бытия человека, которые психологически вводят его в сферу прав и обязанностей, значения и смыслы которых определяются культурой общества, несущей в себе «исторически обусловленную систему символов: предметы, одежда, жесты, традиционные способы выражения эмоций по исторически обусловленному поводу, чувство собственного достоинства и ценностное отношение к чувству достоинства другого человека - все имеет значения и смыслы, понятные (естественные) для людей общей культуры». В процессе идентификации формируется самосознание личности через присвоение существующих в культуре ценностных ориентаций, обусловленных этнической, конфессиональной, возрастной, гендерной и половой принадлежностью человека, а также его индивидуальными позициями в мире.
Принятие Россией новой Конституции в 1993 г., ратификация важнейших международных документов о правах человека, в том числе запрещающих дискриминацию по признаку пола, безусловно, повлияли н условия бытия и развития личности. Потенциально в России должен был измениться характер социального пространства личности в сторону гуманизации отношений между человеком и государством в духе провозглашенного в ст. 2 Конституции РФ принципа верховенства человека, его прав и свобод. И некоторые подвижки в этом направлении есть. Однако в сфере реализации гендерного равенства, провозглашенного в ч. 3 ст. 19 Конституции как принцип равных прав и равных возможностей для их реализации для мужчин и женщин, сделано не так много, несмотря на усилия женского движения и гендерно чувствительного научного сообщества.
В дискурсе правовой идентичности и реализации прав человека представляется необходимым выделить несколько важных аспектов. Прежде всего, поднимая вопрос об идентичности, следует говорить не о полном сходстве родительских ролей мужчины и женщины, а о частичном, связанном с социальным контекстом, предполагающем подвижность идентичности. Кроме того, нужно учитывать факторы, оказывающие влияние на формирование идентичности. Для мужчины в данном случае важны осознание своего нового положения, психологическая готовность к иной роли в семейных отношениях. В немалой степени конструктивность этого процесса зависит от общественного мнения, преодоления стереотипов, в том число на уровне государственных органов и должностных лиц. Именно на последнее, очевидно, и рассчитывал К. Маркин, обращаясь в российские суды, в том числе КС РФ.
Существенным представляется тот факт, что КС i РФ в своем определении от 15 января 2009 г.14 апеллировал лишь к тем статьям Конституции, которые были названы в жалобе К. Маркина (ч. 2 и 3 ст. 19, ч. 2 ст. 38 и ч. 3 ст. 55), оставив без внимания важнейшую для разрешения данного дела по существу обеспечения принципа равных прав и равных возможностей их реализации для мужчины и женщины и составляющую одну из основ конституционного строя России - ст. 7 Конституции РФ. Ее относят к учреждающим социальный характер нашего государства и всегда вспоминают при оценивании степени его социальности. Вместе с тем ч. 2 ст. 7 закрепляет в качестве одной из основ конституционного строя обеспечение государственной поддержки «семьи, материнства, отцовства и детства». И материнство, и отцовство здесь выступают как равнопорядковые состояния в отношении принятого на себя государством обязательства обеспечения их поддержки. Более того, по смыслу ст. 2 Конституции РФ каждому, т.е. в данном случае и в отношении каждого мужчины-отца, государство обязано признавать, соблюдать и защищать его право на родительство в равной мере с матерью.
К. Маркин, оказавшись в новых условиях социального бытия, возникших с юридическими фактами рождения третьего ребенка и развода, в качестве объекта идентификационного самоопределения избрал отцовство, гарантированное Конституцией, и родительство как социальную функцию, которая в отношении родителя-матери обеспечена государственными (правовыми) гарантиями, направленными прежде всего на воспитание новорожденного ребенка в комфортных условиях семейной заботы и попечения.
Следует обратить внимание, что «интериоризация как раз и предполагает включение правовых норм и ценностей во внутренний мир человека, глубинную перестройку отношения людей к праву, Конституции, закону. Не формальное знание установленных правил, а, как писал И. А. Ильин, «вчувствование», принятие этих правил как элемента самоопределения личности и ее ценностной самореализации».
К сожалению, вышеназванное определение Конституционного Суда РФ показало, что государство, люди, принимающие решение от его имени, по-прежнему исходят из приоритета интересов государства, сопоставляя несопоставимые в смысле ст. 2 Конституции РФ ценности: безопасность государства, обеспечиваемая всем механизмом государственного принуждения, всей совокупностью инструментов охраны и защиты государства, включая армию в целом; и безопасность ребенка и право на воспитание отцом гражданина этого государства. Суд ссылается на то, что отцу было дано время решить вопрос о том, кто будет заботиться о его новорожденном ребенке, кому его отдать на воспитание. Но не признает за родителем права на выбор, которое касается как реализации его социальной функции - родительства, так и самореализации - отцовства. Настаивая на предоставлении трехлетнего отпуска по уходу за ребенком, Маркин ценностную самореализацию в данный конкретный момент (развод, новорожденный ребенок) видел в выполнении отцовского долга. Если он считает, что никто, кроме него, в создавшейся ситуации не даст его ребенку надлежащего ухода и воспитания в самые важные для маленького человека годы, когда формируются человеческие привязанности, ценности семейных отношений, государство обязано признать это, обеспечивая тем самым провозглашенные в ч. 2 ст. 7 поддержку семьи, отцовства и детства как основы конституционного строя России.
Немало рассуждая о важности семьи, демографии, провозгласив отказ от тоталитарных принципов в отношении к людям, государство по-прежнему исходит из того, что именно оно, в лице его органов, как утверждает В.Д. Зорькин, знает, что человеку нужно. Как видим, провозглашение гуманизма, призывы к «конституционализации сознания» не работают, когда речь идет о действительном претворении в жизнь этих провозглашений и возможности проявить конституционное правосознание.
Очевидно, не надо пересматривать решение Конституционного Суда РФ, соблюдая положения федерального конституционного закона, устанавливающего окончательный характер принимаемых КС РФ решений, но с учетом позиции самого КС, высказанной в Постановлении 26 февраля 2010 г., рекомендовать судам общей юрисдикции пересмотреть решение в отношении К. Маркина по вновь открывшимся обстоятельствам (решение ЕСПЧ) со всеми вытекающими последствиями.
Весьма полезными в понимании происходящего представляются взгляды Г.В. Мальцева на рациональные начала социального регулирования в контексте теории правопорядка. Рассуждая о разных аспектах взаимоотношения государства и права и исходя из того, что «управлять сферой общественных отношений невозможно, не регулируя их», он предлагает различать государственное управление и государственное регулирование, понимая под управлением «комплекс воздействий на систему (объект), который упорядочивает курс ее движения к цели или целям, это - процесс, имеющий телеологическую (целевую) природу. Управление есть сознательное продвижение развития объекта к определенной цели, предотвращение при этом отклонений от курса, застоя, попятных движений. Регулирование, - читаем далее, - есть комплекс воздействий на систему (объект), упорядочивающий ее внутренние и внешние связи в соответствии с предустановленными нормами; это процесс, имеющий нормативную природу». Мальцев отмечает, что «на макросоциальном уровне государственное управление и правовое регулирование выступают как самостоятельные явления, тесная связь между которыми очевидна».
Когда речь идет о соотношении решений КС РФ и других национальных судов, очевидно следует иметь в виду, что их место различно в государственном механизме: решения КС РФ выполняют функцию нормативного регулирования, его решения являются обязательными для всех, и многие исследователи, среди которых и судьи КС РФ, именно так их и толкуют (в этом случае и сам суд должен подчиняться своим решениям по смыслу ч. 1 ст. 19 Конституции); а суды общей юрисдикции как органы государственной власти осуществляют социальное управление, целью которого является защита и восстановление нарушенного права, свободы, в том числе и собственным решением, путем его пересмотра. В данном случае по вновь открывшимся обстоятельствам, каковым согласно постановлению КС РФ признается решение ЕСПЧ. Последнее также выполняет функцию социального управления, направленную на преодоление некой инерции, застоя в подходе к правам человека и их реализации, обусловленных отголосками правовых стереотипов советского периода в гендерных отношениях, на дальнейшее развитие правозащитной функции российского государства в рамках избранной самим государством парадигмы взаимоотношений с человеком (ст. 2 Конституции).
Таким образом, под механизмом защиты прав и свобод человека и гражданина следует понимать систему определенных средств и способов защиты, с помощью которых субъекты правозащитной деятельности осуществляют защиту нарушенных прав и свобод, находясь в определенной жизненной ситуации.
Взаимоотношения конституционного суда с судами общей юрисдикции определяются, прежде всего, общими задачами судебной власти - уравновешивать другие власти и обеспечивать непосредственное действие конституционных норм об основных правах и свободах граждан. Как верно отмечает Т.Г. Морщакова, разграничение компетенции между судебными органами должно решать задачу беспробельности судебной защиты. Так, по мнению Г.А. Жилина, отличие в законодательном закреплении целевых установок конституционного судопроизводства и судов общей юрисдикции не означает, что между ними существует непереходимая грань, а компетенция двух самостоятельных звеньев судебной системы не может пересекаться. Это не так, ибо их целевые установки совпадают в главном: защита основных прав и свобод человека является конечной целью судопроизводства.
В основе взаимодействия конституционных судов и судов общей юрисдикции стран СНГ можно выделить ряд следующих положений. Во-первых, все суды, независимо от объема их компетенции и способа организации действуют в рамках единого правового пространства и призваны содействовать защите прав и свобод человека. Во-вторых, конституционные суды и суды общей юрисдикции осуществляют судебную власть самостоятельно, независимо от чьей бы то ни было воли, подчиняются только Конституции и не составляют единой иерархической системы, руководствуясь в своей деятельности разными правовыми критериями. В-третьих, они придерживаются запрета на вторжение в компетенцию друг друга. В-четвертых, решения конституционных судов, в рамках их полномочий, являются обязательными для всех, включая иные суды.
В контексте взаимодействия конституционных судов и судов общей юрисдикции стран СНГ можно определить группу стран, конституционные суды которых по запросам судов общей юрисдикции осуществляют контроль за конституционностью законов (Российская Федерация), а также иных правовых актов (Республики Армения, Беларусь, Казахстан, Молдова, Кыргызстан, Таджикистан) в связи с рассмотрением конкретного дела. В отличие от процедуры рассмотрения конституционной жалобы названное полномочие в странах СНГ не связано с конкретным нарушением конституционных прав и свобод граждан, а направлено на предотвращение возможных нарушений. Исключением является Республика Казахстан, за-крепившая в ст. 78 Конституции следующее положение: «Если суд усмотрит, что закон или иной нормативный правовой акт, подлежащий применению, ущемляет закрепленные Конституцией права и свободы человека и гражданина, он обязан приостановить производство по делу и обратиться в Конституционный Совет с представлением о признании этого акта неконституционным».
Взаимодействие конституционных судов стран СНГ и Европейского Суда в рамках системы судебной защиты прав и свобод человека существенно влияет на правовые отношения конституционного суда государства с судами общей юрисдикции.
Суды общей юрисдикции реализуют постановления Европейского Суда, используя их для формирования единообразной судебной практики по гражданским и уголовным делам. Кроме того, суды общей юрисдикции могут принимать итоговые решения по делу, основывая их на позициях Европейского Суда.
Рассматривая взаимодействие конституционных судов и судов общей юрисдикции по защите личных прав и свобод человека, в качестве основной проблемы следует назвать актуальность, с одной стороны, «невмешательства» различных ветвей судебной власти в работу друг друга, а с другой - уважения чужих судебных решений. Так, к примеру, Т.Г. Морщакова отмечает, что признавая право самостоятельного вершения правосудия всеми судебными органами, Конституционный Суд не вправе исправлять судебные ошибки других судов. При этом разные ветви судебной власти должны уважать и исполнять судебные решения: «Если же решения судов одной ветви власти не будут обязательными для судов другой ветви, не будет не только единства судебной власти, но и судебной власти как таковой». В странах СНГ конституционные суды не наделены полномочиями по отмене решений судов общей юрисдикции и по проверке конституционности судебной практики. Однако, по мнению К.А. Сасова, конституционные суды оценивают норму закона в том смысле, который придается ей устоявшейся судебной практикой. Это, по существу, позволяет признать неконституционной норму, если она допускает неконституционную интерпретацию ее содержания судами общей юрисдикции. При этом правом отмены ошибочных судебных решений по-прежнему обладают только те суды, к компетенции которых отнесено рассмотрение конкретных дел, разрешенных ранее на основании норм, утрачивающих силу в соответствии с решением Конституционного Суда. Следует согласиться с Т.Г. Морщаковой и К.А. Сасовым в том, что решения Конституционного Суда серьезно влияют на судебную практику других судов. Для всех государств СНГ суд общей юрисдикции обязан пересмотреть дело и решение, вынесенное им ранее на основании неконституционной нормы закона, и вынести правовое решение в соответствии с нормами конституции. Кроме того, суды, сориентированные «конституционным» толкованием конкретного закона, пытаются толковать в таком же русле другие законы, подлежащие применению в других аналогичных ситуациях, с целью не допустить «неконституционное толкование» в будущем.
В ряде стран СНГ постановление конституционного суда является основанием для пересмотра судами общей юрисдикции решений по вновь открывшимся обстоятельствам. Соответствующие нормы закреплены п. 5 ст. 92 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, п. 4 ст. 361 Гражданского процессуального кодекса Украины2, п. 5 ст. 404 Гражданского процессуального кодекса Республики Казахстан.
В странах СНГ исполнение судебных решений продолжает оставаться серьезной проблемой не только для судов общей юрисдикции, но и для конституционных судов этих стран.
Т.О. Цимбалистый отмечает, что ввиду нормативно-правовой природы актов конституционного суда нужно говорить не об их исполнении, а о реализации актов (правовых позиций) конституционного суда в форме использования, выполнения, соблюдения и применения. Такая реализация должна осуществляться в том же порядке, что и реализация законов и подзаконных нормативных правовых актов.
Таким образом, исполнение, соблюдение и применение судами общей юрисдикции решений конституционных судов является одной из сторон взаимодействия этих органов.
Кроме судов общей юрисдикции, реализацию решений конституционных судов осуществляют и законодательные органы. В случае признания нормы не соответствующей конституции законодатель должен внести соответствующие изменения в действующий нормативный акт или исключить неконституционную норму из его содержания, тем самым обеспечив надлежащее применение закона в правоприменительной судебной практике, осуществляемой судами общей юрисдикции всех стран СНГ.
Следует отметить, что для стран СНГ деятельность государственных органов и должностных лиц, направленная на исполнение решений конституционных судов и внесение соответствующих изменений и дополнений в принятые (изданные) ими нормативные правовые акты, характеризуется несвоевременной реализацией некоторых правовых позиций конституционных судов, выраженных в его решениях, что негативно влияет на обеспечение, в первую очередь, личных прав и свобод человека. Постановления конституционных судов для реализации в полном объеме должны быть облечены в форму нормативных правовых актов, которые впоследствии будут исполняться судами общей юрисдикции.
Основной проблемой взаимодействия конституционных судов и судов общей юрисдикции в странах СНГ, в том числе и по защите личных прав и свобод человека, является проблема неисполнения или ненадлежащего исполнения решений конституционных судов в странах СНГ по причине отсутствия конкретного механизма их реализации.
Федеральный конституционный закон от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» ст. 80 определяет обязанность государственных органов и должностных лиц по исполнению решений Конституционного Суда, а ст. 81 - последствия их неисполнения.
А.А. Малютин отмечает, что в ряде постановлений Конституционного Суда РФ также указывается на порядок их реализации: отмечается, что Федеральному Собранию, как законодательному органу Российской Федерации, подлежит решать вопрос о внесении в законодательство соответствующих изменений и дополнений, вытекающих из постановления Конституционного Суда РФ; в некоторых случаях обязательное предписание законодательному органу сопровождается указанием конкретного срока его реализации; отдельные обязательные поручения, даваемые Федеральному Собранию
Конституционным Судом РФ, носят весьма конкретный характер.
Среди стран СНГ следует выделить Республику Молдова, в законодательстве которой процедура исполнения решений Конституционного Суда урегулирована наиболее подробно. Так, законом от 13 декабря 1994 г. № 317-XIII «О Конституционном Суде» устанавливается, что не позднее чем в трехмесячный срок со дня опубликования постановления Конституционного Суда Правительство представляет Парламенту проект закона о внесении изменений и дополнений в нормативный акт или его часть, признанные неконституционными, или о признании их утратившими силу. Проект закона должен рассматриваться Парламентом в первоочередном порядке, при этом Президент или Правительство в двухмесячный срок со дня опубликования постановления Конституционного Суда вносят изменения и дополнения в акт или его часть, признанные неконституционными, или признает их утратившими силу, а в случае необходимости издает или принимает новый акт.
Иначе представлен механизм реализации решений Конституционного Суда законом «О Конституционном Суде Украины» в ст. 70 под названием «Порядок исполнения решений и выводов Конституционного Суда Украины». Несмотря на четко сформулированное название, указанная статья содержит только общие фразы, из содержания которых невозможно понять конкретный механизм исполнения решений органа конституционного правосудия.
В Республике Беларусь и Республике Армения решения Конституционного Суда подлежат обязательному официальному опубликованию и не позднее чем в трехдневный срок со дня их провозглашения направляются в соответствующие государственные органы и должностным лицам. Неисполнение, ненадлежащее исполнение либо воспрепятствование исполнению решения Конституционного Суда влекут ответственность, установленную законом. Однако сам механизм исполнения этих решений в законодательстве не прописан.
Процедура исполнения решений Конституционного Суда Республики Узбекистан также остается неурегулированной. Закон от 30 августа 1995 г. № 103-1 «О Конституционном Суде Республики Узбекистан» вообще не содержит такого словосочетания, как «исполнение решения». Решения Конституционного Суда вступают в силу с момента их опубликования, окончательны и обжалованию не подлежат.
Таким образом, суды общей юрисдикции в странах СНГ в случаях сомнений по поводу конституционности акта, подлежащего применению в конкретном деле, должны, согласно установленной процедуре, обратиться в конституционный суд с запросом о его конституционности. В свою очередь, конституционные суды стран СНГ не имеют права вмешиваться в процессы рассмотрения судами общей юрисдикции конкретных дел. По обращениям к ним судов или граждан располагают возможностью давать образцы надлежащего правопонимания и применения положений конституции при решении конкретных дел, тем самым содействуя единообразному судебному правотолкованию и правоприменению.
Однако, проведенный анализ нормативных актов показывает, что процедуры исполнения решений конституционных судов стран СНГ на сегодняшний день сводится к направлению копий актов конституционных судов должностным лицам и уполномоченным органам, при этом в законодательстве отсутствует четко прописанный механизм и гарантии их исполнения.
Объективными причинами являются: отсутствие четкого закрепленного в законодательствах стран СНГ механизма реализации актов конституционного суда, как следствие, не все акты конституционных судов доходят до сведения судов общей юрисдикции, либо получение информации судьями судов общей юрисдикции о принятом решении конституционного суда носит несвоевременный характер; отсутствие в законодательстве стран СНГ норм, устанавливающих обязательный характер решений конституционных судов для судов общей юрисдикции; отсутствие процедур привлечения к ответственности законодательного органа за несвоевременное рассмотрение изменений и дополнений в акты или его части, признанные неконституционными, а также судей за ненадлежащее исполнение актов конституционных судов.
Перечисленные выше причины нарушений, допускаемые судами общей юрисдикции стран СНГ, влекут ограничение возможности реализации универсального права на судебную защиту прав и свобод человека. Особое влияние позиций конституционных судов стран СНГ на решения судов общей юрисдикции имеет место в сфере защиты личных прав и свобод. К примеру, Конституционный Суд РФ указал, что «в рамках осуществления судебной защиты прав и свобод человека возможно обжалование в суд решений и действий (или бездействия) любых государственных органов, включая судебные».
В связи с этим для стран СНГ актуальным остается необходимость обеспечения в рамках государства единства практики судов общей юрисдикции путем принятия соответствующих постановлений, содержащих разъяснения по вопросам применения законодательства, подготовки и опубликования обзоров судебной практики, закрепления в законодательстве механизмов исполнения решений конституционных судов, введение конституционно-правовой ответственности за невыполнение или препятствие выполнению актов конституционного суда, предоставление конституционным судам соответствующих полномочий контроля и реагирования на нарушение или невыполнение их актов.
Заключение
Подводя итоги, можно сформулировать следующие выводы:
.Правовой статус личности имеет огромное значение для обеспечения реализации прав, свобод, обязанностей и законных интересов личности; позволяет использовать принадлежащие ей права, свободы, отстаивать законные интересы, добросовестно исполнять юридические обязанности. Это позволяет личности участвовать в управлении государственными и общественными делами, удовлетворять свои разносторонние потребности без ущерба личным интересам, а также интересам других лиц и всего общества.
.Классификация правовых статусов личности позволяет определить те сферы жизни, в которых личность может участвовать, реализуя принадлежащие ей права, свободы, исполняя юридические обязанности.
3.Состав правового статуса личности отличается у названных авторов лишь различным сочетанием вышеперечисленных элементов и соответственно выходом из системы юридических прав и обязанностей. Некоторые из них или неоправданно сужают число входящих в структуру элементов, или, напротив, без видимой нужды увеличивают их. Все это говорит о том, что в юридической науке не выработан критерий, с помощью которого с определенной степенью научной точности можно установить действительную структуру правового статуса личности.
4.Разграничение категорий «правовой статус» и «правовое положение» возможно при рассмотрении их как видов правового статуса личности - соответственно, общеправового и специального (отраслевого). Однако считаем, что для юридической практики оптимально использование одной правовой категории - правовой статус личности.
.Правовой статус - это сложная, собирательная категория, которая раскрывает весь комплекс связей человека с обществом и государством. В структуру правового статуса личности входят следующие элементы: права, свободы, законные интересы и обязанности, гражданство, правосубъектность, гарантии и правовые принципы.
.судебная практика вырабатывает ряд нормативных оснований ограничения прав и свобод человека и гражданина, которые нуждаются в последующем законодательном закреплении. Это полезно для стран с романо-германскими правовыми традициями, а особенно - для современной России, в которой, во-первых, ч. 3 ст. 55 Конституции РФ имеет слишком общий характер; во-вторых, отсутствует развернутый комплекс федеральных законов, направленных на защиту конституционных прав и свобод человека и гражданина; в-третьих, внесение поправок в главу 2 Конституции РФ представляет собой весьма затруднительную процедуру.
Список использованной литературы
1.Конституция Российской Федерации (принята 12 декабря 1993 г.) М.: Проспект, 2009 - 192 с.
.Авакьян С.А. Конституционное право России: Учебный курс. 2-е изд., перераб. и доп. В 2-х т. Т. 1. М.: Юристь, 2006.
3.Авдеенкова М., Дмитриев Ю. Понятие основ правового статуса человека и гражданина. URL: #"justify">4.Алексеев С. С. Общая теория права: в 2 т. Т. I. М.: Юрид. лит., 1981.
.Анисимов П.В. Права человека и правозащитное регулирование: Проблемы теории и практики. Волгоград, 2004; Права человека / Отв. ред. Е.А. Лукашева. М., 2004.
.Анисимов С.Ф. Духовные ценности: производство и потребление. М.: Мысль, 1988.
.Безруков А.В. Конституционное право России: курс лекций. - Екатеринбург: Уральский юридический институт МВД России, 2012.
.Богуславский М.М. Международное частное право. - 5-е изд., перераб. и доп.- М.: Юристъ, 2005. - 604 с.
.Борисова М.М. Конституционно-правовой статус субъекта РФ: монография. - М.: Юрлитинформ, 2010.
.Венгеров А. Б. Прямое действие Конституции: правовые, социальные и психологические аспекты // Общественные науки и современность, 1995, № 5, с.48 - 55
11.Венгеров А.Б. Теория государства и права: учеб. [для юрид. вузов] /А.Б. Венгеров. - 8-е изд., стер. - М.: Издательство «Омега-Л», 2011. - 607 с.
.Витрук Н.В. Общая теория правового положения личности / Н.В. Витрук. - М.: Норма, 2008. - 448 с.
13.Витрук Н.В. Общая теория правового положения личности. - М.: Норма, 2008.
14.Воеводин Л.Д. Содержание правового положения личности в науке советского государственного права // Советское государство и право. - 1965. - № 2. - С. 42-50.
.Воеводин Л.Д. Юридический статус личности в России. Учебное пособие. - М.: Издательство МГУ, Издательская группа ИНФРА М - НОРМА, 1997. - 304 с.
16.Вопросы совершенствования правоохранительной деятельности органов внутренних дел: Межвузовский сборник научных трудов адъюнктов и соискателей. Часть 1 / МВД РФ. Московский университет.- М., 2004.
17.Горшенев В.М. Структура правового статуса гражданина в свете Конституции СССР 1977 года // Правопорядок и правовой статус личности в развитом социалистическом обществе в свете Конституции СССР 1977 года (Вопросы теории государства и права, государственного и административного права): Сборник научных трудов. - Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1980. - С. 51-58.
.Горшенев В.М. Структура правового статуса гражданина в свете Конституции СССР 1977 года // Правопорядок и правовой статус личности в развитом социалистическом обществе в свете Конституции СССР 1977 года (Вопросы теории государства и права, государственного и административного права): Сборник научных трудов. - Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1980. - С. 51-58.
.Горшенев В.М. Структура правового статуса гражданина в свете Конституции СССР 1977 года // Правопорядок и правовой статус личности в развитом социалистическом обществе в свете Конституции СССР 1977 года (Вопросы теории государства и права, государственного и административного права): Сборник научных трудов. - Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1980.- С. 51-58;
20.Гравина А.А. Конституционные принципы судебной власти РФ: монография. - М.: Юриспруденция, 2011.
.Каган М.С. Философская теория ценности. СПб.: ТОО ТК «Петрополис». 2009
.Калинина Т.М. Российская и европейская правозащитная системы: соотношение и проблемы согласования: дис.... канд. юрид. наук. Нижний Новгород, 2002
.Карташов В.Н. Правозащитные системы: понятия, основные типы и принципы // Российская и европейская правозащитные системы: соотношение и проблемы гармонизации. Нижний Новгород, 2003,
24.Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. - М.: Изд-во АН СССР, 1958. - 187 с.
25.Кутафин О.Е. Российский конституционализм. М.: Норма, 2008.
26.Лепешкин А.И. Правовое положение советских граждан. - М.: Мысль, 1966. - 56 c.
27.Малько А.В. Теория государства и права: учебник.- М.: Кнорус, 2006. - 400 с.
.Мальцев Г.В. Месть и возмездие в древнем праве: монография. М.: Норма: ИНФРА-М, 2012.
.Мархгейм М.В., Смоленский М.Б., Яценко И.С. Конституционное право Российской Федерации. - СПб.: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2003. С. 180.
.Масленников В.А. Ответственность в структуре правового статуса личности // Правопорядок и правовой статус личности в развитом социалистическом обществе в свете Конституции СССР 1977 года (Вопросы теории государства и права, государственного и административного права): Сборник научных трудов. - Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1980. - С. 165-167.
.Матузов Н.И., Малько А.В. Теория государства и права: Курс лекций /Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. - 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юрист, 2007. - 768 с.
32.Матузов Н.И. Личность. Права. Демократия. Теоретические проблемы субъективного права. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1972. - 292 с.
33.Мовчан А.П. Принцип всеобщего уважения прав человека и основных свобод // Курс международного права: Основные принципы международного права. М., 1989. Т.2.
.Неновски Н. Право и ценности: пер. с болг./вступ. ст. и пер. В.М. Сафронова; под ред. В.Д. Зорькина. М.: Прогресс, 1987.
.Нерсесянц B.C. Право и закон. М.: Издательство «Наука». 1998.
36.Общая теория государства и права. Академический курс в трех томах. Том 1: Государство / отв. ред. М.Н. Марченко. - 3-е изд., перераб. и доп. - М.: Норма, 2010. - 568 с.
37.Орлова О.В. Гражданское общество и личность: политико-правовые аспекты. М.: Академический правовой университет, М.: Пресс, 2005
38.Патюлин В.А. Государство и личность в СССР (правовые аспекты взаимоотношений). - М.: Наука, 1974. - 246 c.
.Перевалов В.Д. Теория государства и права: учебник. - 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Издательство Юрайт, 2012. - 415 с.
40.Перевалов В.Д. Теория государства и права: учебник. - М.: Издательство Юрайт, Юрайт-Издат, 2010. - 379 с.
41.Права личности в социалистическом обществе / Отв. ред. В.Н. Кудрявцев, М.С. Строгович. - М.: Издательство «Наука», 1981. - 272 с.
.Права человека: Учебник для вузов / Отв. ред. чл.-корр. РАН, д. ю. н. Е.А. Лукашева. - М.: Издательство НОРМА, 2002. - 573 с.
.Проблемы теории государства и права: Учебное пособие / Под ред. М.Н. Марченко. - М.: Юристь, 2004. - 656 с.
44.Радбрух Г. Философия права / пер. с нем. М.: Междунар. отношения, 2004.
.Радько Т.Н. Теория государства и права: учебник. - 2-е изд. М.: Проспект, 2011. - 752 с.
.Саидов А.Х. Общепризнанные права человека. М., 2004.
.Сальников В.П., Цмай В.В. Современная система защиты прав человека // Правоведение. 1999. №1
48.Строгович М.С. Вопросы теории прав личности // Философия и современность. - М., 1976. - С. 33-35.
.Теория государства и права: Учебник / Н.И. Матузов, А.В. Малько. - М.: Юристъ, 2004. - 512 с.
50.Тугаринов В.П. О ценностях жизни и культуры. Л., 1960.
.Тугаринов В.П. Теория ценностей в марксизме. Л.: Издательство ЛОЛГУ им А.А. Жданова. 1960
.Харт Г.Л.А. Понятие права / пер. с англ.; под общ. ред. Е.В. Афонасина и С.В. Моисеева. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007.
.Шишкин А.Ф., Шварцман К.А. XX век и моральные ценности человечества. М.: «Мысль», 1968. С. 10.
54.Щетинин Б.В. Гражданин и социалистическое государство // Советское государство и право. - 1975. - № 2. - С. 3-10.
55.Эбзеев Б.С. Личность и государство в России: взаимная ответственность и конституционные обязанности. М.: Норма, 2011.
.Якимов Г.А. Правовой статус личности: проблемы природы и элементного состава // Российский юридический журнал. № 2/2008. C. 66.