Преступления коммунистических режимов
Министерство
образования Республики Беларусь
Учреждение
образования «Витебский государственный технологический университет»
Кафедра
философии
Доклад
на ХХХХII научно-практическую конференцию
преподавателей
и студентов на тему:
«Преступления
коммунистических режимов»
Выполнил:
студент гр.2 КД-12
Клецко А.А.
Научный
руководитель:
Гришанов В.А.
Витебск,
2009
Содержание
Введение
. Преступления
коммунизма
. Польша
- «нация враг»
. Восточная
Европа - жертва коммунизма, или «импортный террор»
. Почему
он надел эту форму
. Китай
- великий поход в ночь
. Преступления,
террор и секретность в Северной Корее
. Камбоджа
- страна немыслимых преступлений
Заключение
Список
литературы
Приложение
Введение
В настоящее время история, как точная наука,
переживает кризис. Магазины заполнили "исторические труды", близкие к
стилю фэнтэзи, и каждый автор стремится убедить читателя, что именного его
версия истории истинна. В таких условиях особенно ценными становятся книги,
содержащие свидетельства очевидцев, цифры и факты - все это является твердым
фундаментом, на котором можно выстроить свои знания об истории Отечества.
Работа посвящена всем жертвам коммунистических
режимов мира. Преступления последователей коммунистической идеологии,
тоталитарное сознание, борьба за признание антигуманной сущности и осуждение
коммунизма - вот тема данной работы. Нацизм уничтожил 30 млн. человек и
объявлен "коричневой чумой" прошлого века, почему же о "красной
чуме", истребившей, по меньшей мере, 100 млн. человек во всем мире,
лицемерно умалчивают? Мы должны помнить о том, куда устлана дорога обещаниями
всеобщего равенства и рая на земле. Мы все не равны от природы - мы все разные.
В человеческой индивидуальности красота мира. Коммунизм призван уничтожить ее.
Коммунизм - это победа серости, убогости и тотального рабства. Равны могут быть
только рабы, свобода - вот идеал антикоммуниста!
Я полагаю, что коммунизм, нацизм и фашизм имеют
общие корни. В связи с этим я не приветствую тех, кто считает себя
антикоммунистами, но проповедует социалистическую, нацистскую или фашистскую
идеологию. По этой же причине я не сторонник имперцев, сталинистов (Сталин не
восстанавливал Российскую империю, а продолжал дело Ленина, уничтожая
интеллигенцию, крестьян и рабочих), поклонников СССР и "братских стран
социалистического лагеря", расистов, "евразийцев" и т.п.
публики. Не приветствую я и тех, кто считает коммунизм и социализм
"светлой идеей", единственным недостатком которой является неудачное
воплощение. Тех, кто полагает, что большевистский переворот 1917 года был
порождением "мирового еврейского заговора", принимаю за шизофреников.
Одновременно я не считаю правильным возлагать ответственность за преступления
коммунизма на русский народ как таковой (русофобия).
В то же время, я приветствую всех адекватных
людей либеральных, консервативных, умеренно националистических и других
взглядов, поскольку плюрализм мнений, считаю, совершенно необходимым. Считаюсь
с мнением сторонников социал-демократии - умеренными левыми, признающими
преступления коммунизма и не пытающимися оправдать их.
Несмотря на антикоммунистический характер, в
этой работе вовсе не поддерживается РОА, Бандера, Гитлер или еще какая третью
силу, воевавшая против коммунизма.
Ограниченный рамками объем данной работы не
позволяет подробно рассмотреть все зверства мировых коммунистических режимов. В
силу этого мне пришлось сделать выбор в пользу общего анализа. Но остановиться
на некоторых странах я себе все-таки позволил.
Преступления коммунизма
«Жизнь проиграла смерти,
но память побеждает
в борьбе с небытием»
Цветэн Тодоров
Заблуждения памяти
История - это «наука человеческих бедствий», по
выражению Р. Кено, и наш бурный век красноречиво подтверждает эту формулу.
Разумеется, и в минувшие времена иные народы и государства демонстрировали
примеры массового насилия. Главные европейские державы замешаны в торговле
черными рабами; французская колонизация, несмотря на известные положительные
стороны, была отмечена, вплоть до конца колониальной эпохи, рядом
отвратительных эпизодов. Культ насилия, до сих пор в определенной степени
присущий североамериканскому обществу, корнями уходит во времена истребления
индейцев и рабства черных.
Тем не менее наш век явно превзошел в этом
отношении предшествующие века. Достаточно беглого ретроспективного обзора,
чтобы прийти к выводу, что XX
век - это столетие грандиозных гуманитарных катастроф: две мировые войны,
нацизм, не говоря о локальных катастрофах в Армении, Руанде и других странах.
Оттоманская империя осуществила подлинный геноцид армян, Германия - евреев и
цыган. Италия Муссолини отметилась убийствами эфиопов. Чехи с трудом, но
признали, что их поведение по отношению к судетским немцам в 1945-1946 годах не
заслуживает, мягко говоря, одобрения. Даже маленькая Швейцария в наши дни
уличена в использовании золота, украденного нацистами у истребленных ими
евреев, хотя это деяние всё же нельзя полностью отождествлять с геноцидом.
Среди трагедий, потрясавших мир в XX
веке, коммунизм - этот грандиозный феномен эпохи, начавшейся в 1917 году и
окончившейся в Москве в 1991, - занимает одно из самых значительных мест.
Коммунизм родился ранее фашизма и нацизма и пережил их на много лет, затронув
четыре великих континента.
Именно коммунизм запустил машину систематических
репрессий, доходивших временами до высшей степени государственного террора. Так
ли уж неповинна во всем этом идеология? Ограниченные или схоластические умы
могут сколько угодно утверждать, что реальный коммунизм не имеет ничего общего
с коммунизмом идеальным. Действительно, бессмысленно было бы возлагать на
учения, явившиеся на свет еще до Иисуса Христа или в Средние века, или даже в
девятнадцатом веке, ответственность за то, что вершилось в двадцатом... Однако,
как написал Игнасио Силоне, «в действительности, революции, как деревья,
познаются по плодам своим». И русские социал-демократы, известные под именем
«большевиков», не без оснований решили свою партию переименовать вскоре после
захвата власти в «Российскую коммунистическую». И так же не случайно у стен
Кремля они воздвигли монумент во славу тех, кого считали своими предтечами -
Мора и Кампанеллы.
От преступлений единичных, от резни
ограниченной, вызываемой обстоятельствами, коммунистические режимы в целях
обеспечения своей власти переходили к преступлениям массовым, к террору как
средству управления. Правда, через некоторый промежуток времени (несколько лет
для стран Восточной Европы и несколько десятилетий для Советского Союза или
Китая) террор терял свою свирепость, режимы стабилизировались, система
каждодневного подавления становилась более мягкой, ограничиваясь в основном
цензурой всех средств массовой информации, жестким контролем границ и высылкой
диссидентов. Но «память о терроре» продолжала жить, и страх населения перед
возможными репрессиями способствовал надежности и эффективности управления. Ни
один из коммунистических экспериментов, бывших временами весьма популярными на
Западе, не смог избежать этой закономерности: ни Китай «Великого Кормчего», ни
Корея Ким Ир Сена, ни даже Вьетнам «доброго дядюшки Хо», ни Куба пламенного
Фиделя и его фанатичного сподвижника Че Гевары; нельзя не упомянуть в этом ряду
и Эфиопию Менгисту, Анголу Нето и Афганистан Наджибуллы.
Преступления коммунизма не укладываются в рамки
законности и обычая ни с точки зрения исторической, ни с точки зрения моральной.
Преступная сторона коммунизма - одно из его основных, конституирующих свойств.
Возможно, раньше вопрос не ставился именно таким образом. Можно возразить, что
большинство этих деяний отвечает понятию «законности»: они совершались
государственными учреждениями и по законам режимов, признанных международным
сообществом, режимов, чьи руководители принимались с большой помпой властями
демократических государств, режимов, с которыми заключались международные
договоры и соглашения. Но разве не так же обстояло дело и с нацизмом?
Преступления не квалифицируются как преступления в соответствии с юридическими
нормами коммунистических государств, их надо рассматривать с точки зрения
неписаного кодекса естественных и неотъемлемых прав рода человеческого.
Исторический анализ коммунистических режимов и
коммунистических партий, их политики, отношений со своим обществом и со всем
остальным миром не сводится к измерению размаха этих преступлений, размаха
террора и репрессий. В СССР и странах «народной демократии» после смерти
Сталина, в Китае - после смерти Мао, террор смягчился, общество начало
«расцветать всеми цветами», мирное сосуществование - даже если оно было
«продолжением классовой борьбы в других формах» - стало реальной нормой
международной жизни. Однако архивные документы, показания многочисленных
свидетелей убедительно доказывают, что террор был с самого начала основной
составляющей современного коммунизма. Отбросим мысль о том, что единичный
случай убийства заложников, единичный расстрел возмутившихся рабочих, массовая
гибель от голода крестьян отдельной местности - всего лишь «происшествие»,
относящееся к той или иной стране, к тому или иному времени. Исследовав каждый
участок этого обширного поля, можно убедиться, что коммунистическая система
была преступной во все времена своего существования.
Так о чем же мы будем говорить, о каких именно
преступлениях? Преступления коммунизма неисчислимы: назовем прежде всего
преступления против духа, а также против культуры вообще и национальных культур
в частности. По распоряжению Сталина были взорваны сотни церквей в Москве и
других городах России; Чаушеску снес исторический центр Бухареста, воздвигнув
на его месте, в угоду своей мегаломании, помпезные здания и проложив широченные
проспекты; Пол Пот заставил разобрать по камешку кафедральный собор в Пномпене
и оставил разрушаться в гуще джунглей храмы Ангкора; во время маоистской
«культурной революции» хунвейбинами были сожжены или уничтожены другим путем
бесценные художественные сокровища. Но как бы ни были тяжелы эти варварские
акции для отдельных народов и для всего человечества, еще более тяжким грузом
ложатся на их плечи массовые убийства людей, гибель мужчин, женщин, детей.
Остановимся только на преступлениях против
личности, что составляет суть такого явления, как террор. Мы включаем их в
общий перечень, не уточняя, какая практика характеризует тот или иной режим.
Расправа осуществлялась самыми различными способами: расстрел, повешение,
утопление, забивание до смерти; смерть в результате искусственно вызванного
голода, оставление на произвол судьбы жертвы с запретом оказывать ей помощь;
депортация - смерть во время транспортировки (передвижение пешим порядком или в
неприспособленных вагонах), в местах высылки и принудительных работ
(изнурительный труд, болезни, недоедание, холод). Использовались также боевые
отравляющие вещества, организовывались автомобильные катастрофы. Что касается
периодов, именуемых гражданской войной, то в этом случае провести различие
между теми, кто погиб в вооруженных столкновениях с властью, и жертвами
массовой резни среди гражданского населения достаточно сложно.
Всё-таки мы можем подвести предварительный итог,
который дает общее представление о масштабах потерь и позволяет воочию увидеть
размах преступлений:
. -СССР: 20 миллионов убитых;
. -Китай: 65 миллионов убитых;
. -Вьетнам: 1 миллион убитых;
. -Северная Корея: 2 миллиона убитых;
. -Камбоджа: 2 миллиона убитых;
. -Восточная Европа: 1 миллион убитых;
. -Латинская Америка: 150 тысяч убитых;
. -Африка: 1, 7 миллиона убитых;
. -Афганистан: 1, 5 миллиона убитых;
. -международное коммунистическое
движение и партии коммунистов, не стоящие у власти: 10 тысяч убитых.
Общее число убитых приближается к отметке в сто
миллионов.
Эти данные обнаруживают большую диспропорцию.
«Пальма первенства», бесспорно, принадлежит маленькой Камбодже, где Пол Пот за
три с половиной года уничтожил самым жесточайшим образом - всеобщим голодом,
варварскими пытками - четвертую часть всего населения страны. Опыт маоситов,
однако, поражает своим размахом в том, что касается абсолютного числа жертв.
Что же до России времен Ленина и Сталина, то кровь стынет в жилах от
продуманности, логики и безжалостной последовательности этого эксперимента.
Множество военных преступлений были совершены по
распоряжению Сталина или с его одобрения. Ликвидация почти всех польских
офицеров, сдавшихся в плен в 1939 году (4, 5 тысячи расстрелянных в Катыни -
всего лишь один эпизод этой акции), - самый наглядный тому пример, получивший
широкую огласку. Но преступления несравненно большего размаха остались по
существу незамеченными, в их числе - убийства или смерть в лагерях ГУЛАГа тысяч
немецких солдат и офицеров, попавших в плен в 1943-1945 годах; прибавим к этому
массовые изнасилования солдатами Красной Армии женщин в оккупированной
Германии, не говоря уже о систематическом разграблении промышленных предприятий
в странах, занятых Красной Армией. Суда же надо отнести и судьбы организованных
участников сопротивления, боровшихся с коммунистической властью с оружием в
руках, когда они попадали в плен и отправлялись на расстрел или в ссылку:
участь бойцов польского антинацистского сопротивления (ПОВ и АК), «лесных
братьев» в Литве и украинских партизан, афганских моджахедов и т. д.
Понятие «преступление против человечности»
впервые появилось в совместной декларации правительств Великобритании, Франции
и России от 18 мая 1915 года по поводу массовых убийств армян, совершаемых в
Турции. Эти убийства были квалифицированы как «новое преступление Турции против
человечности и цивилизации». Зверства нацистов побудили Нюрнбергский трибунал
заново определить это понятие в своем Уставе (раздел 6с): «... убийства,
истребление, обращение в рабство, ссылка и другие жестокие меры, направленные
против гражданского населения до или во время войны, или преследование по политическим,
расовым либо религиозным мотивам с целью осуществления или в связи с любым
преступлением, подлежат юрисдикции трибунала, независимо от того, являлись ли
эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или
нет».
Отметим, что все эти определения вполне
соответствуют многочисленным преступлениям, совершенным при Ленине и особенно
при Сталине, а затем и в других странах, где правили коммунисты, за исключением
(требующим еще проверки) Кубы и сандинистского Никарагуа. Принципиальное
положение кажется нам бесспорным: коммунистические режимы создают государства,
«действующие в условиях идеологической гегемонии». Именно во имя доктрины,
положенной в основу коммунистической системы, были уничтожены десятки миллионов
невинных людей без какого-либо предъявления им обвинения, являющихся в глазах
этой системы преступниками лишь потому, что они принадлежат к дворянам,
буржуазии, кулакам... украинцам... даже рабочим или... к членам партии
коммунистов! Нетерпимость была положена в основу программы действий. Недаром
глава советских профсоюзов Томский заявлял 13 ноября 1927 года в «Труде»: «У
нас тоже могут существовать другие партии. Но вот в чем наше принципиальное
отличие от Запада, <... > У нас одна партия правит, а все остальные сидят
в тюрьме».
Понятие преступления против человечности
включает в себя ряд точно обозначенных преступлений. Самым характерным из них
является геноцид. В связи с геноцидом, осуществленным нацистами в отношении
евреев, и с целью уточнения статьи 6с Нюрнбергского трибунала в Конвенции ООН
от 9 декабря 1948 года понятию «геноцид» было дано следующее определение: «Под
геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить,
полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или
религиозную группу как таковую: а) убийство членов такой группы; b)
причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам
такой группы; с) предумышленное создание для какойлибо группы таких жизненных
условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее; d)
меры, рассчитанные на предотвращение деторождения среди членов такой группы; е)
насильственная передача детей, принадлежащих одной группе людей, в другую».
С самого начала Ленин и его сподвижники определили
для себя рамки беспощадной «классовой войны», когда политические и
идеологические оппоненты, а также упрямо неподдающееся население
рассматриваются как злейшие враги, подлежащие уничтожению. Большевики решили
устранить физически, придав этому законную форму, любую оппозицию, любое
сопротивление, пусть даже и пассивное, их власти. Устранению подлежали не
только политические, но и социальные группы, такие как дворянство, буржуазия,
интеллигенция, духовенство, а также группы профессиональные - армейские и
флотские офицеры, чины жандармерии и т. д. Эти действия зачастую принимали
характер геноцида. Проводимое с 1920 года расказачивание, несомненно,
подходило под определение «геноцид»: группа населения, расположенная в пределах
строго очерченной территории, казаки, уничтожалась как таковая, мужчин
расстреливали, детей, женщин и стариков депортировали, поселения стирались с
лица земли или передавались новым поселенцам, не принадлежащим к казачьему
сословию. Ленин, уподобивший казачьи области Вандее времен Французской
революции, был намерен применить к ним метод, который Гракх Бабеф,
«изобретатель» современного коммунизма, назвал в 1795 году «популицидом».
Раскулачивание 1930-1932 годов было всего лишь
повторением расказачивания в гораздо больших масштабах. Предпринятое по
требованию Сталина, оно проводилось под официальным лозунгом, усердно
повторяемым пропагандой: «Ликвидация кулачества как класса». Кулаки,
оказывающие сопротивление коллективизации, были расстреляны, другие - вместе с
женщинами, стариками и детьми - подверглись высылке. Конечно, они не были
ликвидированы поголовно, но тяжкий принудительный труд в необжитых районах
Сибири и Крайнего Севера оставлял им мало надежд на выживание. Сотни тысяч
людей сложили там свои головы, но точное число жертв так и осталось
неизвестным. Что же касается грандиозного голода 1932-1933 годов на Украине,
вызванного упорным сопротивлением крестьян насильственной коллективизации, то
он за несколько месяцев обрек на гибель 6 миллионов человек.
Здесь классовый геноцид смыкается с геноцидом
расовым: голодная смерть детей украинского кулака, жертв сталинского режима,
«тянет на весах» столько же, сколько голодная смерть еврейского ребенка в гетто
Варшавы, жертвы режима нацистского. Знак равенства между двумя этими фактами ни
в коем случае не затрагивает исключительности «освенцимского феномена»:
мобилизации современных технических средств для налаживания самого настоящего
«промышленного процесса» - строительства подлинной «фабрики уничтожения» с
использованием газа и кремационных печей. Но подчеркнем все же одну особенность
многих коммунистических режимов: систематическое использование голода как
оружия - власть стремится взять под контроль все наличные запасы продовольствия
и через систему рационирования, зачастую довольно сложную, перераспределять их
по своему усмотрению в зависимости от «заслуг» тех или иных субъектов. Такой
прием может дойти до провоцирования голода, охватывающего гигантские
пространства. Вспомним, что начиная с 1918 года странам, находившимся под
властью коммунистов, пришлось испытать ужасы голода, уносившего сотни тысяч,
если не миллионы жертв. Даже в последние десятилетия два государства Африки,
провозгласившие «марксистский путь развития», - Эфиопия и Мозамбик - были
опустошены подобным образом.
Можно подвести первый общий итог этим
преступлениям:
. -расстрелы без суда и следствия
десятков тысяч заложников и находящихся в местах заключения лиц и убийства
сотен тысяч взбунтовавшихся рабочих и крестьян в период 1918-1922 годов;
. -голод 1921 - 1922 годов, послуживший
причиной смерти 5 миллионов человек;
. -уничтожение и депортация донских
казаков в 1920 году;
. - Большой террор 1937-1938 годов, в
ходе которого было уничтожено около 690 тысяч человек;
. -депортация двух миллионов кулаков (и
причисленных к ним) в 1930- 1932 годах;
. -уничтожение посредством неоказания
помощи во время организованного властями голода шести миллионов украинцев в
1932-1933 годах;
. -депортация сотен тысяч поляков,
украинцев, жителей государств Прибалтики, Молдавии и Бессарабии в 1939-1941
годах, а затем в 1944- 1946 годах;
. -депортация жителей Республики немцев
Поволжья в 1941 году;
. -депортация крымских татар в 1944 году;
. -депортация чеченцев, ингушей и ряда
других кавказских народностей в 1944 году;
. -депортация и ликвидация городского
населения Камбоджи в 1975- 1978 годах;
. - постепенное уничтожение тибетцев
Китаем, начиная с 1950 года, и т. д. Это далеко не полный перечень преступлений
ленинизма и сталинизма и их почти точных копий, совершенных режимами Мао
Цзэдуна, Ким Ир Сена, Пол Пота.
Помимо вопроса о прямой ответственности
коммунистов, стоявших у власти, возникает вопрос и о пособничестве. Канадский
Уголовный кодекс, модернизированный в 1987 году, устанавливает в статье (3.
77), что причастность к правонарушению, определяемому как «преступление против
человечности», включает в себя покушение, пособничество, подстрекательство,
совет, одобрение или фактическое согласие. Кроме того, преступлениями
против человечности считаются: покушение, участие в заговоре, согласие с уже
совершенным деянием, совет, помощь или одобрение свершившегося факта
[статья (3. 76). Мы видим, что на протяжении 20-50-х годов коммунисты
всего мира и многие другие люди вовсю аплодировали сначала политике Ленина, а
затем политике Сталина. Сотни тысяч людей состояли в рядах Коммунистического
Интернационала в национальных секциях «всемирной революционной партии». В
50-70-е годы другие сотни тысяч пели хвалу «Великому Кормчему», «большому
скачку» и «культурной революции» в Китае. Да и совсем недавно немало было тех,
кто радовался захвату власти Пол Потом. Многие из них ответят нам: «Мы ничего
не знали». Это правда: утаивание, засекречивание всегда было одним из
излюбленных защитных средств коммунистической власти. Но достаточно часто
неведение было результатом слепой и воинствующей веры. Ведь уже с 40-50-х годов
стали известны многие факты, и оспаривать их было трудно. Многие из этих
громогласных подпевал разочаровались в своих вчерашних идолах, но, к сожалению,
они сделали это тихо и незаметно. Но как же мы должны оценивать подобную
аморальность: молча отказаться от своих взглядов, о которых когда-то заявлялось
во всеуслышание, и не извлечь из прошлого никаких уроков!
Йозеф Бергер, бывший функционер Коминтерна,
«вычищенный» из партии и побывавший в лагерях, цитирует письмо одного из бывших
узников ГУЛАГа, оставшегося членом партии и после возвращения из лагерей:
«Коммунисты моего поколения приняли власть Сталина. Они одобряли его преступления.
Я имею в виду не только советских коммунистов, но и членов других
коммунистических партий во всем мире, и это пятно лежит на каждом из нас в
отдельности и на всех вместе. И стереть это пятно мы можем только единственным
путем: добиться, чтобы такое никогда не повторилось. Что же произошло? Потеряли
ли мы разум или теперь мы можем считаться изменниками делу коммунизма? Правда
заключается в том, что все мы, включая наиболее близко стоящих к Сталину
товарищей, принимали эти преступления за полную противоположность тому, чем они
были на самом деле. Нам они представлялись самым большим вкладом в дело борьбы
за решающую победу социализма. Мы истово верили, что чем больше растет значение
коммунистической партии в Советском Союзе и во всем мире, тем ближе победа
социализма. Мы никак не могли представить себе, что внутри самого коммунизма
возникнет такое противоречие между политикой и этикой».
Анализ сути феномена коммунистической власти -
диктатуры и террора - не слишком легкая задача. Жан Элленштейн определил
сталинизм как гибрид методов греческих тиранов и восточных деспотов. Формула
соблазнительная, однако она не объясняет своеобразия этого опыта новейшей
истории, его всеохватности, весьма отличной от диктатур, знакомых нам по
прошлым периодам. Посмотрим же, каково оказалось в реальности коммунистическое
правление в разных странах.
В 20-40-е годы коммунисты яростно клеймили
террор фашистских режимов. Но даже при беглом рассмотрении выясняется, что и
здесь сравнение не в пользу обличителей. Итальянский фашизм, первым появившийся
на исторической сцене и открыто называвший себя «тоталитарным», сажал в тюрьмы
и подвергал жестокому обращению своих политических оппонентов. Тем не менее
крайне редко дело доходило до убийств, и в середине 30-х годов в Италии насчитывалось
несколько сотен политических заключенных и несколько большее число confinati
-
лиц, высланных под гласный надзор полиции на острова Средиземного моря. Правда,
число политических изгнанников достигало нескольких десятков тысяч. преступление коммунистический террор
Накануне войны нацистский террор был направлен
против нескольких групп: противников режима, в первую очередь коммунистов,
социал-демократов, анархистов и деятелей профсоюзов - они подвергались
открытому преследованию, их сажали в тюрьму, но главным образом, помещали в
концентрационные лагеря, где они подвергались весьма жестокому обращению. С
1933 по 1939 год в тюрьмах и концлагерях было уничтожено, по суду или без суда,
20 тысяч левых активистов; мы не будем говорить здесь о жертвах сведения
внутренних нацистских счетов («Ночь длинных ножей» в июле 1934 года). В другую
категорию обреченных на смерть попали немцы, не отвечавшие критерию
«представитель здоровой арийской расы», - психически больные, беспомощные
инвалиды, старики. Гитлер осуществил страшную акцию в связи с началом войны:.
70 тысяч немцев стали жертвами программы эвтаназии, погибнув в газовых камерах
с конца 1939 по начало 1941 года. Программа была свернута ввиду резкого
протеста Церкви, но газовые камеры пригодились для ликвидации третьей группы
жертв - евреев.
Перед войной меры, направленные на ограничение
прав евреев, были широко распространены в Германии, их апогеем стал погром,
известный как «Хрустальная ночь», в результате которого несколько сот человек
были убиты и 35 тысяч заключены в концлагеря. Однако с началом войны и особенно
после нападения на СССР нацисты развязали подлинный террор, итогом которого
стали: 15 миллионов убитых среди гражданского населения оккупированных стран,
5,1 миллиона уничтоженных евреев, 3,3 миллиона советских военнопленных, 1,1
миллиона умерших в концентрационных лагерях, сотни тысяч цыган. Добавим к этим
жертвам 8 миллионов человек, депортированных для принудительных работ в
промышленности и сельском хозяйстве Германии, и 1,6 миллиона выживших узников
концлагерей.
Нацистский террор поражал воображение людей по
трем причинам: во-первых, он непосредственно затронул европейцев; во-вторых,
нацисты были побеждены, а их главари осуждены в Нюрнберге, их деяния были
официально квалифицированы как преступления и заклеймены. И, наконец,
разоблачение геноцида оказалось шоковым, преступления потрясали своим внешне
иррациональным характером, своей масштабностью и жестокостью.
Здесь не стоит цель заниматься этой мрачной
сравнительной арифметикой, двойной бухгалтерией ужаса, устанавливать иерархию
жестокостей. Но факты упрямы, и они показывают, что преступления коммунистов
затронули около ста миллионов человек, тогда как нацисты расправились с 25
миллионами. Это простое сопоставление побуждает задуматься о сходстве между
режимом, который начиная с 1945 года рассматривается как самый преступный режим
нашего века, и другим, который пользовался до 1991 года международным
признанием, до сих пор является правящим в некоторых странах и сохраняет своих
приверженцев по всему миру. И хотя многие коммунистические партии запоздало
осудили преступления сталинизма, они, по большей части, не отреклись от
принципов Ленина и не задались вопросом о своей собственной причастности к
феномену террора.
Методы, пущенные в ход Лениным и возведенные в
систему Сталиным, не только схожи с методами нацистов, но являются их
предтечей. Нацисты были во многом подражателями коммунистов. Рудольф Гесс,
организатор лагеря в Освенциме, ставший затем его комендантом, оставил
знаменательное свидетельство: «Руководство Имперской Безопасности распорядилось
доставить комендантам лагерей достаточно подробную документацию, касающуюся
русских концентрационных лагерей. Свидетельства очевидцев, беглецов из этих
лагерей, дали нам ясную картину условий тамошней жизни. Следует особенно
подчеркнуть, что путь, выбранный русскими для уничтожения целых популяций,
заключался в использовании людей на каторжных работах». Однако тот факт, что
масштабы и методы массовых насилий были впервые введены коммунистами и наци
могли лишь перенять этот опыт, не означает всё же, что можно установить прямую
связь между приходом большевиков к власти и появлением нацизма.
На рубеже 20-х и 30-х годов ГПУ положило начало
методу квотирования: каждая область, каждый район должны были арестовать,
выслать или расстрелять определенный процент лиц, принадлежащих к «чуждым
социальным группам». Этот процент спускался сверху как партийная директива.
Безумие планирования и учета, мания статистики захватили не только сферу
экономики, но и определили тактику и стратегию террора. Начиная с 1920 года, с
победы Красной Армии над белыми в Крыму, стали применяться эти статистические,
даже социологические методы: жертвы отбирались по строго определенным
критериям, на основании анкет, заполнения которых никто не мог избежать. Тот же
самый «социологический» метод применялся Советами при организации массовых
высылок из Балтийских государств и оккупированной части Польши в 1939-1941
годах. Перевозка высылаемых в товарных вагонах - непременная деталь таких акций
- представлялась настолько важной, что в 1943-1944 годах, в самый разгар войны
с нацистами, Сталин счел возможным отозвать с фронта тысячи вагонов и десятки
тысяч солдат специальных войск НКВД, чтобы в кратчайший срок провести массовую
депортацию народов Кавказа. Эта логика геноцида, когда можно пожертвовать на
какое-то время успехами в борьбе с внешними врагами ради уничтожения части
своего народа, объявленной врагом внутренним, нашла свое крайнее выражение в
пароксизмах Пол Пота и его красных кхмеров.
Мысль о сходстве нацизма и коммунизма в том, что
касается их методов уничтожения людей, многим кажется кощунственной. Но вот
Василий Гроссман, чья мать была убита нацистами в Бердичевском гетто, первым
написавший о Треблинке, один из составителей «Черной книги» об
истреблении евреев на территории СССР, заставляет одного из персонажей повести
«Все течет», украинскую крестьянку, так рассказывать о голоде на
Украине: «... и писатели пишут, и сам Сталин, и все в одну точку: кулаки,
паразиты, хлеб жгут, детей убивают, и прямо объявили: поднимать ярость масс
против них, уничтожать их всех, как класс, проклятых <... > И никакой к
ним жалости: они не люди, а не разберешь «что за твари». А дальше рассказчица
переходит к другому: «Как немцы могли у евреев детей в камерах душить?.. » И
героиня повести заключает: «Кто слово такое придумал - кулачье, неужели Ленин?
Чтобы их убить, надо было объявить - кулаки не люди. Вот также как немцы
говорили: жиды не люди... »
Как мы видим, удар наносится не столько по
отдельной личности, сколько по группе людей. Эта группа, определяемая деятелями
террора как «вражеская», является частью общества, и, согласно логике геноцида,
она искореняется именно как группа. И тогда механизмы сегрегации и отторжения,
свойственные «классовому тоталитаризму», становятся удивительно похожи на
методы «расового тоталитаризма». Нацисты предполагали выстроить свое общество
будущего на основе «чистоты расы», коммунисты - на основе пролетариата,
очищенного от всякой «буржуазной скверны». Переделка обоих обществ замышлялась
в похожей манере, даже если критерии отторжения неугодных и были разными.
Поэтому несостоятельны претензии коммунизма на универсальность, всеобщность:
коли план предназначен для осуществления в мировом масштабе, а какая-то часть
человечества провозглашается недостойной этого нового идеального мира, то
отличие от нацизма лишь в одном: здесь - страты (классы), там - раса. Злодеяния
последователей Ленина, Сталина, маоистов, опыт Камбоджи ставят перед
человечеством - и перед правоведами и историками в частности - новую проблему:
как квалифицировать преступления по политико-идеологическим мотивам,
направленные на уничтожение не только отдельных личностей или ограниченных
групп оппонентов, но и огромных масс людей, являющихся частью всего общества?
Надо ли вводить новое определение? Некоторые англо-саксонские авторы полагают,
что надо, и предлагают термин «политицид». Или следует пойти по пути чешских
юристов, называющих все преступления, совершенные при режиме коммунистов,
просто «коммунистическими преступлениями»?
Что мы знаем о преступлениях коммунизма? Что
хотим узнать? Почему надо было ждать конца века, чтобы эта тема стала предметом
научного исследования? Ведь очевидно, что изучение преступлений сталинизма и
коммунизма идет с огромным опозданием в сравнении с изучением нацистских
преступлений, несмотря на то что на Востоке немало трудов посвящено этой теме.
Здесь нельзя не обратить внимание на
поразительный контраст. Победители 1945 года законно поставили в центр своего
приговора нацизму его преступления, и особенно геноцид евреев. С тех пор
многочисленные исследователи во всем мире работают в этой области. Однако нет
подобных же исследований коммунистических преступлений. И если Гиммлер или
Эйхман стали для всего мира символами современного варварства, то многим ничего
не скажут имена Дзержинского, Ягоды или Ежова. Что же касается Ленина, Мао, Хо
Ши Мина и даже Сталина, то, как ни удивительно, о них говорят порой чуть ли не
с благоговением. Лото, государственная организация Франции,
легкомысленно соединила с именами Сталина и Мао Цзэдуна одно из своих публичных
мероприятий. Возможно ли использование имен Гитлера или Геббельса для подобных
акций?
Исключительное внимание к преступлениям
гитлеризма полностью обоснованно. Оно отвечает стремлению тех, кто стал жертвой
этих преступлений, свидетельствовать против них, стремлению ученых понять их,
помогает нравственным и политическим авторитетам еще раз утвердить
демократические ценности. Но почему так слаб отклик на свидетельства
преступлений коммунизма? Что мешает политикам разомкнуть уста? И, главное,
откуда это «академическое» молчание о катастрофе, охватывавшей на протяжении
восьми десятков лет треть человечества на четырех континентах? Откуда эта
неспособность поставить в центр изучения коммунизма прежде всего такую важную
проблему, как проблему массовых и систематических преступлений против
человечности? Неужели все дело в нашей неспособности их понять? Или, может
быть, стоит говорить о намеренном отказе от знания, о боязни проникнуть в суть?
Причины расплывчатости наших представлений о
преступлениях коммунизма сложны и многообразны. Главную роль играет здесь
извечное стремление преступников стереть следы своих преступлений и оправдать
то, чего не удалось утаить. «Тайный доклад» Хрущева в феврале 1956 года, ставший
первым признанием коммунистического вождя в преступлениях, совершенных
коммунистической властью, представлял собою также и попытку палача
замаскировать и скрыть свои собственные злодеяния в период нахождения на посту
руководителя коммунистов Украины, где террор свирепствовал особенно люто,
возложив вину за них на одного Сталина, вынуждавшего подчиняться его приказам.
Помимо этого утаивалась большая часть преступлений - говорилось только о
жертвах среди коммунистов, число которых было гораздо меньше, чем среди других
групп населения. Да и преступления эти были затуманены эвфемизмом «последствия
культа личности» Сталина с целью продлить существование системы с теми же
принципами, теми же структурами и теми же кадрами.
Сам Хрущев ярко засвидетельствовал это в своих Воспоминаниях,
рассказывая, на какое сопротивление он наткнулся при подготовке «тайного
доклада» со стороны своих коллег по Политбюро и, в частности, со стороны одного
из самых доверенных лиц Сталина: «Каганович <... > Такой подхалим, как
Каганович, да он отца родного зарезал бы, если бы Сталин лишь моргнул и сказал
бы, что это нужно сделать в интересах какого-то сталинского дела. Сталину и не
требовалось втягивать Кагановича: тот сам больше всех кричал, где надо и где не
надо, из кожи вон лез в угодничестве перед Сталиным, арестовывая налево и
направо и разоблачая «врагов» <... > Это были позиции <... >
шкурные. Это было желание уйти от ответственности, и если состоялось
преступление, то замять их и прикрыть». Полная недоступность архивов в коммунистических
странах, всеобщий контроль над прессой, средствами масс-медиа, связями с
заграницей, пропаганда «достижений» режима - вся система дезинформации была
вправлена в первую очередь на то, чтобы воспрепятствовать раскрытию правды о
преступлениях.
Не останавливаясь на простом утаивании своих
злодеяний, палачи всячески боролись с теми, кто пытался проинформировать
общество. Ведь у аналитиков уже был опыт подобного просвещения современников.
После Второй мировой войны это особенно ярко проявилось во Франции в двух
случаях. В январе - апреле 1949 года в Париже состоялся судебный процесс, в
котором столкнулись Виктор Кравченко, бывший советский крупный функционер,
автор нашумевшей книги «Я выбрал свободу», раскрывающей подлинную
сущность сталинского строя, и коммунистическая газета «Lettres
francaises»,
возглавляемая
Луи Арагоном, пытавшаяся доказать лживость книги Кравченко и даже моральную
нечистоплотность самого автора. С ноября 1950 по январь 1951 года проходил,
опять же в Париже, другой процесс меж той же газетой и Давидом Руссе. Давид
Руссе, литератор, бывший троцкист, депортированный нацистами в Германию,
получил в 1946 году премию Ренодо за свою книгу «Концентрационный мир». 12
ноября 1949 года Руссе призвал всех бывших заключенных нацистских лагерей
образовать комиссию для сбора сведений о советских концлагерях, и на него тут
же набросилась коммунистическая пресса, отрицавшая само существование этих
лагерей. Вслед за призывом Руссе в «Figaro
litteraire»
25
февраля 1950 года появилась статья «По поводу расследования о советских
лагерях. Кто хуже, Сатана или Вельзевул?». Автором ее была Маргарет
Бубер-Нейман, обладательница вдвойне страшного опыта пребывания и в нацистских
лагерях, и в советских.
Против людей, пытавшихся пробудить человеческое
сознание, вели систематическую борьбу, используя весь арсенал мощного
современного государства. Их лишали возможности работать, на них клеветали, их
запугивали. А. Солженицын, В. Буковский, А. Зиновьев, Л. Плющ были изгнаны из
своей страны, А. Сахаров выслан в Горький, генерал Петр Григоренко помещен в
психиатрическую больницу, болгарский диссидент Марков убит уколом отравленного
зонта.
При таком давлении многие, не способные признать
своим общество, где припеваючи живут доносчики и истязатели, не решались
открыто заявить о себе. В уже цитированной нами повести «Все течет» Гроссман
описал такое отчаянное положение. В отличие от евреев, о трагедии которых не
давало забыть мировое еврейство, жертвы коммунизма и их близкие долгое время
были лишены права на живую память, на поминальную молитву, на возмещение потерь
- всё это было запрещено.
А когда, в отдельных случаях, палачам не
удавалось скрыть правду о расстрелах, о концлагерях, об искусственно созданном
голоде, они пытались обелить злодеяния, нанося на них аляповатый грим. Чтобы
оправдать свое право на террор, они пользовались ходячей риторикой
революционных фраз: «лес рубят - щепки летят», «нельзя сделать яичницу, не
разбив яйца». Владимир Буковский метко ответил на такие ухищрения, сказав, что
он видел много разбитых яиц, но ни разу не отведал яичницы. Самым худшим из
этих приемов было, пожалуй, извращение языка. Магический словарь превращал
систему концлагерей в систему перевоспитания, а палачей - в воспитателей,
призванных сделать из людей старого, «прогнившего» общества «нового человека». Зеков
- так называли заключенных в советских концлагерях - силой принуждали
поверить в поработившую их систему. В Китае узники именовались «обучающимися»:
они должны были обучаться правильному, партийному мышлению и отказаться от
своих собственных неправильных убеждений.
Одураченные беззастенчивой контрпропагандой,
многие интеллектуалы буквально проституируют себя. В 1928 году Горький
принимает предложение совершить «экскурсию» на Соловецкие острова, в
экспериментальный концлагерь, который затем, по выражению Солженицына, «дал
метастазы», породив систему ГУЛАГа. Об этих островах Горький написал
восторженные слова, воздав заодно хвалу и советскому правительству,
придумавшему этот лагерь. Французский писатель, гонкуровский лауреат 1916 года,
Анри Барбюс, за хорошие деньги, не колеблясь, принялся воскурять фимиам
сталинскому режиму. В 1928 году он писал о «великолепной Грузии», той самой
Грузии, где в 1921 году Сталин руками своего прислужника Орджоникидзе учинил
форменную резню, той самой Грузии, где начал свою зловещую карьеру Берия,
будущий шеф НКВД, изощренный интриган и садист. В 1935 году Барбюс пишет
апологетическую книгу «Сталин», становясь тем самым первым официальным
сталинским биографом. Корыстолюбие, бесхарактерность, тщеславие, восхищение
могучей силой, революционный пыл - каковы бы ни были мотивы, тоталитарные
диктатуры всегда находили нужных им подпевал. Коммунистическая диктатура в этом
смысле не отличается от других.
По отношению к пропаганде коммунистов Запад
долгое время демонстрировал исключительную слепоту, объясняемую и наивным
легковерием перед лицом изощреннейшей системы, и боязнью советской мощи, и
цинизмом политиканов и дельцов. Эта слепота проявилась в Ялте, когда Рузвельт
отдал в руки Сталина всю Восточную Европу в обмен на формальное обещание, что
тот как можно скорее проведет в этих странах свободные выборы. Прагматическая
лживость присутствовала и в Москве, когда в декабре 1944 года генерал де Голль
предал коммунистическому молоту несчастную Польшу, получив за то гарантии
социального и политического мира, подтвержденные по возвращении в Париж Морисом
Торезом.
К этому нежеланию - намеренному или нет - знать
о размахе преступлений коммунизма добавлялось обычное равнодушие наших
современников к своим братьям по разуму. Вовсе не потому, что человек вообще
черств душой. Напротив, сколько раз в пограничных ситуациях он показывает, как
много хранится в нем неожиданных ресурсов солидарности, дружбы, привязанности и
даже любви. Но, подчеркивает Цветан Тодоров, «память о наших бедах мешает нам
проникнуться страданиями других». И в самом деле, какой европейский или
азиатский народ после выхода из Первой, а затем и Второй мировой войны не был
занят залечиванием нанесенных многочисленными бедствиями ран? Трудности,
которые пришлось пережить Франции в мрачные периоды истории, достаточно
впечатляющи. Время, или, вернее, безвременье, оккупации по-прежнему отравляет
сознание французов. И то же самое происходит и с историей периода наци в
Германии, фашистов в Италии, франкистов в Испании, гражданской войны в Греции и
т. д. В нашем веке железа и крови каждый был слишком обременен своими
несчастьями, чтобы сочувствовать несчастьям других.
То, что размах преступлений коммунизма был как
бы затемнен для западного взгляда, объясняется еще тремя, более специфическими
причинами. Первая заключается в приверженности самой идее революции как
претворявшейся в жизнь на протяжении XIX
и XX веков. Мы и
сегодня не до конца попрощались с ней. Ее символы - красное знамя,
Интернационал, поднятый кверху кулак - вновь появляются при каждой
сколько-нибудь яркой революционной вспышке. Че Гевара снова в моде. Активно и
открыто действуют революционные группы, они совершенно законно выражают свои
взгляды и с презрением встречают малейшую попытку критически поразмыслить о
преступлениях их предшественников. Ничуть не смущаясь, они повторяют старые
речи, оправдывающие Ленина, Троцкого или Мао Цзэдуна.
Вторая причина - участие Советов в победе над
нацизмом, что позволило коммунистам маскировать под горячий патриотизм свои
конечные цели захвата власти. Начиная с июня 1941 года все коммунистические
партии в оккупированных странах приступили к активному, и зачастую
вооруженному, сопротивлению нацистским или итальянским оккупантам. Как и другие
участники Сопротивления, коммунисты дорого заплатили за свою борьбу - тысячи
расстрелянных, убитых в боях, депортированных. Коммунисты сыграли на этих
жертвах, чтобы освятить идеи коммунизма и представить всякую критику в свой
адрес как кощунственную. Кроме того, многие некоммунисты в процессе борьбы
против общего врага оказались связаны с коммунистами узами солидарности, узами
совместно пролитой крови, а это мешало им непредвзято посмотреть на своих
боевых товарищей. Во Франции тактика голлистов во многом определялась этими общими
воспоминаниями и тем, что генерал де Голль использовал СССР как противовес в
трениях с американцами.
Участие коммунистов в войне, их вклад в победу
над нацизмом решительным образом способствовали торжеству понятия «антифашизм»
как критерия истинности для левых, и, конечно же, коммунисты постарались
выставить себя лучшими представителями и лучшими защитниками антифашизма.
Антифашизм стал для коммунизма престижной «товарной маркой», и им не составляло
труда во имя антифашизма затыкать рты непокорным. Побежденный нацизм был
определен победителями-союзниками как абсолютное Зло, что автоматически
переместило коммунизм в лагерь Добра. Это стало очевидным на Нюрнбергском
процессе, где Советы выступали в роли обвинителей. В результате были быстро
сняты с обсуждения такие щекотливые, с позиций демократических ценностей,
вопросы, как заключение Советско-германского пакта о ненападении 1939 года и
расстрелы в Катыни. Победа над нацизмом оборачивалась доказательством
превосходства советской системы. Во всю мощь коммунистическая пропаганда
использовала и настроения, господствовавшие тогда в странах Европы,
освобожденных англичанами и американцами: чувство благодарности по отношению к
Красной Армии (поскольку они не подверглись ее оккупации) и чувство вины перед
народами Советского Союза, принесшего огромные жертвы ради Победы.
В то же время условия «освобождения» Красной
Армией Восточной Европы оставались совершенно неверно истолкованными на Западе.
Историки не замечали различия между двумя типами освобождения: один привел к
восстановлению демократии, другой открыл дорогу к установлению диктатур. В
Центральной и Восточной Европе советская система по сути претендовала на
наследство Тысячелетнего рейха, и Витольд Гомбрович в нескольких точных образах
представил трагедию этих народов: «Окончание войны не принесло полякам
освобождения. В этой унылой Центральной Европе она означала лишь то, что на
смену одной ночи пришла другая, палачей Гитлера заменили палачи Сталина. В то
время как возвышенные души в парижских кафе приветствовали ликующим пением
«освобождение польского народа от феодального ига», в самой Польше те же самые
сигареты перешли из одних рук в другие и по-прежнему жгли человеческую кожу».
Вот где находится разлом между двумя типами европейского опыта. Однако очень скоро
некоторым авторам удалось приподнять край занавеса над методами обращения в
СССР с освобожденными от нацизма поляками, немцами, чехами и словаками. Третья
причина «затемнения» более изощренна, а также более деликатна. После 1945 года
геноцид еврейского народа казался парадигмой новейшего варварства, заняв все
обозримое поле массового террора в XX
веке. Коммунисты, отрицая на первых порах специфику нацистских преследований
евреев, быстро сообразили, какую выгоду они могут извлечь из признания этой
специфики для регулярного реанимирования антифашизма. Призрак «гнусного чрева,
еще способного плодоносить» - знаменитая формула Бертольда Брехта - регулярно
возникал в их пропаганде по всякому поводу и вовсе без повода. В более поздние
времена, подчеркивая «единичность» геноцида евреев и сосредотачивая внимание на
исключительности этих зверств, они препятствовали распознаванию явлений того же
порядка в коммунистическом мире. Да и можно ли было вообразить, чтобы те, кто
своей победой в войне способствовали крушению человеконенавистнической
системы, сами действовали теми же методами? Наиболее распространенной реакцией
на постановку подобного вопроса был отказ вообще рассматривать такой парадокс.
Первый крутой поворот в официальном признании
коммунистических преступлений произошел 24 февраля 1956 года. В тот вечер
первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев поднялся на трибуну XX
съезда Коммунистической партии Советского Союза. Заседание было наглухо закрыто
для гостей, присутствовали только делегаты съезда. В полном молчании,
ошеломленные, слушали они, как первый секретарь партии методично разрушал образ
«отца народов», «гениального Сталина», бывшего на протяжении тридцати лет
героем в глазах всего мирового коммунизма. Этот доклад, известный как «тайный
доклад Хрущева», стал основной точкой разлома современного коммунизма. Впервые
коммунистический руководитель самого высокого ранга признавал официально, хотя
только перед своими товарищей по партии, что режиму, захватившему власть в 1917
году, были свойственны уклоны» самого преступного характера.
«Господин X»
сокрушил одно из главных табу советского режима по многим соображениям. Главная
его цель заключалась в том, чтобы приписать злодеяния коммунизма одному Сталину
и таким образом ограничить вред, наносимый режиму подобным разоблачением.
Равным образом его решение объяснялось и желанием нанести удар по клану
сталинистов, сопротивлявшихся действиям Хрущева, которые противоречили методам
их былого хозяина; впрочем, летом 1957 года эти люди были отстранены от всех
высоких постов. Заметим в этой связи, что в первый раз после 1934 года за их
«политической смертью» не последовала смерть реальная, и, оценивая эту
простую «деталь», можно понять, что мотивация Хрущева была более глубокой. Его,
годами стоявшего во главе Украины, причастного к совершению и сокрытию
огромного количества убийств, тяготила пролитая кровь. В своих воспоминаниях,
несомненно приукрашивая себя, Хрущев так рисует свое душевное состояние: «Меня
мучила мысль: "Вот кончится съезд, будет принята резолюция, и всё это
формально. А что дальше? На нашей совести останутся сотни тысяч безвинно
расстрелянных людей...
И сразу же он резко упрекает своих товарищей:
«Как быть с прошлыми расстрелами и арестами? <... > Ведь мы уже знаем,
что люди, подвергавшиеся репрессиям, были невиновны и не являлись врагами
народа. Это - честные люди, преданные партии, революции, ленинскому делу
строительства социализма в СССР. <... > Невозможно скрыть. Люди будут
выходить из тюрем, приезжать к родным, расскажут родственникам, друзьям, товарищам,
как всё было.
<... > Именно на <... > съезде мы
должны чистосердечно рассказать всю правду о жизни и деятельности нашей партии
<... > Когда от бывших заключенных партия узнает правду, нам скажут:
позвольте, как же это так? Состоялся XX
съезд, и там нам ни о чем не рассказали? И мы ничего не сумеем ответить.
Сказать, что мы ничего не знали, будет ложь. <... > Даже у людей, которые
совершили преступления, раз в жизни наступает такой момент, когда они могут
сознаться, и это принесет им если не оправдание, то снисхождение».
Некоторые из этих людей, непосредственно
принимавших участие в преступлениях Сталина и своим продвижением по карьерной
лестнице обязанных уничтожению предшественников на высоких постах, выражали в
какой-то степени сожаление - сожаление, конечно, деланное, небескорыстное,
сожаление политиканов, но все же сожаление. Однако это вовсе не значило, что
кто-то из них пытался остановить убийства. У Хрущева хватило на это решимости,
хотя в том же 1956 году он не колеблясь двинул советские танки на восставший
Будапешт.
В 1961 году на XXII
съезде КПСС Хрущев говорил уже не только о жертвах среди коммунистов; он
напомнил обо всех жертвах Сталина и даже предложил воздвигнуть им памятник в
Москве. Это был явный подступ к черте, за которой пришлось бы затронуть сам
принцип режима: монополию партии на абсолютную власть. Памятник никогда не был
поставлен. В 1962 году первый секретарь разрешил публикацию «Одного дня
Ивана Денисовича» Александра Солженицына, и не прошло двух лет, как 14
октября 1964 года Хрущев был насильственно смещен со всех своих постов. За
этим, однако, не последовало его ликвидации, он тихо умер своей смертью в 1971
году.
Все аналитики признают решающее значение
«тайного доклада», резко перечеркнувшего траекторию полета коммунизма XX
века. Франсуа Фюре, порвавший в 1954 году с Французской коммунистической
партией, писал в связи с этим: «Итак, тайный доклад февраля 1956 года сразу же,
как только он стал известен на Западе, решительно изменил статус
коммунистической идеи во всем мире. Изобличающий преступления Сталина голос
донесся не с Запада, он прозвучал из Москвы, из ее святая святых, из Кремля. Он
принадлежал не коммунисту-отступнику, но первому коммунисту мира, главе
Коммунистической партии Советского Союза. Вместо того, чтобы вызывать
подозрения в предательстве, что происходило с прежними выступлениями
экс-коммунистов, он был подтвержден всем авторитетом, каким наделяла партия
своего вождя. <... > Могучая власть тайного доклада над умами
подтверждается тем, что не нашлось никого, кто осмелился бы его опровергать».
Этот факт тем более парадоксален, что с самого
начала многие современники предостерегали большевиков против подобных действий.
С 1917-1918 годов внутри социалистического движения противостояли друг другу
поверившие в «свет с Востока» и беспощадные критики большевиков. Особенно споры
касались методов Ленина: насилия, преступлений, террора. Несмотря на то, что в
20-50-е годы темная сторона большевистского эксперимента разоблачалась
множеством свидетелей, жертв и специалистов по изучению режима в бесчисленных
статьях и книгах, нужно было дожидаться, пока сами стоящие у власти коммунисты
не признают, пусть осторожно и в ограниченных масштабах, эту реальность, чтобы
в общественном мнении все шире и шире начало проявляться сознание истинности
произошедшей драмы. Признание коммунистов было половинчатым, поскольку касалось
только пострадавших товарищей по партии, но все-таки это было признание. Оно
снимало обвинение в клевете с прежних свидетельств и явилось первым
подтверждением того, что каждый подозревал уже давно: коммунизм стал причиной
многих трагедий России.
Руководители «братских партий» не торопились
вступать на путь разоблачений. От первооткрывателя Хрущева они сильно отстали:
надо было ждать годы, чтобы Коммунистическая партия Китая отделила в политике
Мао на «великие заслуги» - до 1957 года -от «великих ошибок» последующих лет.
Вьетнамцы увильнули от решения этого вопроса, осудив лишь геноцид, учиненный
Пол Потом. Что же касается Кастро, тот вообще отрицал, что под его руководством
совершались какие-либо насилия.
До того момента разоблачение коммунистических
преступлений было делом либо врагов коммунизма, либо троцкистских или
анархистских диссидентов; они не давали особенного эффекта. Желание изобличить
преступников было так же сильно у тех, кто спасся от коммунистических убийц,
как и у тех, кто вырвался из лап нацистов. Но их слушали плохо или не слушали
вовсе. Особенно это относится к Франции, где советский концентрационный опыт
затронул непосредственно очень узкий круг людей, таких, например, как
насильственно мобилизованные в германскую армию жители Эльзаса и Лотарингии.
Показания свидетелей, труды независимых комиссий, созданных по инициативе
отдельных личностей (как, например, упоминавшаяся выше комиссия Давида Руссе
или Комиссия по раскрытию правды о сталинском режиме), тут же перекрывались
барабанным боем коммунистических пропагандистов, сопровождаемым трусливым или
равнодушным молчанием. Это молчание, следовавшее за краткими вспышками интереса
после появления таких неопровержимых свидетельств, как «Архипелаг ГУЛА» Александра
Солженицына, или «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, или «Смертоносная
утопи»я Пин Ятхая, демонстрирует закоснелость западного общества перед
лицом коммунистического феномена. До настоящего времени оно не хотело
признавать, что коммунистическая система имеет, по сути, криминальный характер.
Своим отказом оно способствовало распространению лжи, в том смысле, как это
понимал Ницше: «Отказаться видеть то, что видишь, отказаться видеть что-то так,
как оно есть».
Какие же мотивы могут сейчас побудить нас к
реанимации исследований в этой области, столь трагической, столь мрачной, столь
чреватой полемикой? Сегодня архивы не только подтверждают отдельные
свидетельства, но и позволяют идти гораздо дальше. Тайники карательных органов
бывшего Советского Союза, бывших стран народной демократии Камбоджи проливают
свет на ужасающую реальность: массовый и систематический характер террора,
который в огромном большинстве случаев смыкался с преступлениями против человечности.
Настал час подойти научно - с документированными неопровержимыми фактами,
освободившись от всяких политико-идеологических нагрузок, - к решению
периодически возникающего перед всеми наблюдателями вопроса: какое место
занимают преступления в коммунистической системе?
Никакая тема не может быть табуирована для
историка, никакие соображения - политические, идеологические или личные - не
должны помешать познанию, извлечению из-под спуда и истолкованию фактов,
особенно когда факты долго и умышленно утаивались в секретных архивах и в
глубинах угнетенного сознания. Ибо история коммунистического террора составляет
важнейшую сторону европейской истории XX
века, одну из граней огромной историографической проблемы тоталитаризма. У этой
проблемы есть не только гитлеровская, но и ленинско-сталинская версия, и нельзя
удовлетвориться слепой на один глаз историей, игнорирующей коммунистическую
сторону проблемы. Не более пригодна и позиция, в которой история коммунизма
замыкается в национальных, социальных и культурных рамках. Тем более что
феномен тоталитаризма не ограничен Европой и советским экспериментом. Равным
образом он имел отношение и к маосистскому Китаю, и к Северной Корее, и к
Камбодже Пол Пота. Каждый национальный коммунистический режим был связан своего
рода пуповиной с советским материнским организмом и по-своему способствовал
развитию этого мирового движения.
Еще один наш долг - долг памяти. Существует
нравственная обязанность чтить память мертвых, тем более если эти мертвые -
невинные и безымянные жертвы молота абсолютной власти, стремившейся стереть
даже воспоминание о них. После падения Берлинской стены, после краха центра
коммунистического могущества в Москве Европа, родина трагического эксперимента,
встала на путь восстановления общей памяти.
Необходимость исполнения этого двойного долга
перед историей и памятью обусловлена разными факторами. В одних случаях он
касается стран, где коммунизм никогда не давил ни на общество, ни на
государство, - таких как Великобритания, Австралия, Бельгия и т. д. В других -
речь идет о странах, где коммунизм, даже не будучи у власти, обладал
возможностями тревожащими (Соединенные Штаты после 1946 года) или угрожающими
(Франция, Италия, Испания, Греция, Португалия). В тех странах, где коммунизм
только что утратил власть, принадлежавшую ему на протяжении десятилетий, - в
России, в странах Восточной Европы - обязательность отдания этого долга
очевидна. И, наконец, он мерцает слабым огоньком во мраке тех стран, где
коммунисты еще стоят у власти, - Северная Корея, Куба.
Поэтому позиция наших современников разнится в
свете истории и памяти. В первых двух случаях это относительно простое
положение узнающих и размышляющих. В третьем случае они сталкиваются с
необходимостью национального примирения, независимо от того, подвергаются
палачи наказанию или нет. В этом отношении объединенная Германия являет
удивительный, граничащий с чудом пример, тем более впечатляющий на фоне развала
Югославии.
Но в бывшей Чехословакии (превратившейся в Чехию
и Словакию), Польше, Камбодже еще очень свежа память о страданиях времен
коммунизма. Некоторая степень амнезии, стихийной или предписанной официально,
кажется здесь необходимой для того, чтобы залечить моральные, психические,
эмоциональные раны, нанесенные всем и каждому полувековым, или около того,
господством коммунизма. Там же, где коммунизм все еще у власти, палачи и их
наследники либо придерживаются тактики систематического запирательства, как в
Китае или на Кубе, либо не стесняются открыто отстаивать террор как метод
управления - примером здесь служит Северная Корея.
Этот долг перед историей и перед памятью,
несомненно, относится к категориям моральным.
Польша, «нация - враг»
Поляки являются одним из народов, в наибольшей
степени подвергшихся репрессиям со стороны советских властей, хотя
общеизвестно, что организатором аппарата советского террора был поляк Феликс
Дзержинский, и в руководящем составе «органов» - будь то ВЧК, ОГПУ или НКВД -
насчитывалось немало его соотечественников. Истоки столь странной «привилегии»
для представителей «враждебной нации» сложны и неоднозначны. Как
представляется, кроме обычных механизмов функционирования советской
репрессивной системы определенную роль здесь сыграла и традиционная вражда
между двумя странами. Недоверие советских руководителей к Польше и полякам, в
частности особенно подозрительное отношение Сталина к этой стране, сложилось на
основе многовековых исторических конфликтов. В период между 1772 и 1795 годами
Польша пережила три раздела, в ходе которых царской империи всякий раз
доставалась львиная доля польской территории. Два национально-освободительных
восстания поляков против российских угнетателей - 1830 и 1863 годов - были
жестоко подавлены. С этого времени носителями идей патриотизма и борьбы против
иноземных захватчиков - и российских, и прусских - становятся дворянство и
католическое духовенство. Война 1914 года и почти одновременное падение трех
империй - Германской, Российской и Австро-Венгерской, угнетавших Польшу на
протяжении более ста лет, - стали важнейшей исторической вехой, обозначившей
начало национального возрождения страны. Легионы добровольцев во главе с Юзефом
Пилсудским, отстаивающие эту едва обретенную независимость, оказались, однако,
явно неугодными большевикам, которые рассматривали Польшу как препятствие на
пути экспортирования революции в Германию.
Летом 1920 года Ленин направил войска Красной
Армии на Варшаву. Этот дерзкий маневр чуть было не увенчался успехом, но
неожиданно бурный всплеск национального самосознания обеспечил полякам победу,
и Советская Россия вынуждена была подписать мирный договор в 1921 году на
весьма выгодных для Польши условиях. Сталин, проявивший в те далекие дни
военный непрофессионализм, стоивший Красной Армии поражения, всегда помнил о
пережитом бесчестье, за что и поплатились впоследствии подвергшие его критике
Троцкий, руководивший тогда Красной Армией, и маршал Тухачевский (в то время
командующий Западным фронтом). Так становится понятным особо предвзятое
отношение советских лидеров, и особенно Сталина, к Польше, полякам и ко всем
общественным силам, так или иначе способствовавшим восстановлению
независимости: дворянству, армии и духовенству.
Поляков не
спасало даже советское гражданство - где бы они ни жили, им довелось пройти все
стадии сталинского террора: шпиономанию, раскулачивание, борьбу против
религиозных и национальных меньшинств, Большой террор, «очистку» пограничных
зон и тылов Красной Армии, многочисленные «усмирения» для передачи власти в
руки польских коммунистов со всеми вытекающими последствиями: принудительными
работами в трудовых лагерях, расправами над военнопленными, массовыми
депортациями «социально опасных» элементов...
Восточная Европа - жертва коммунизма, или
«импортный» террор
В центрально-европейском пространстве террор
необходимо осмысливать в связи с войной - высшим его выражением в первой
половине XX века.
Вторая мировая война, начавшаяся именно с этого региона, по беспощадности своей
превзошла казавшиеся смелыми концепции генерала Людендорфа о «тотальной войне».
По словам Мигеля Абенсура, в это время происходит «демократизация смерти»,
гибнут десятки миллионов человек, массовое уничтожение срастается с идеей
войны. От нацистского варварства страдало в первую очередь гражданское
население, наиболее показателен в этом смысле пример евреев. Об этом же
красноречиво свидетельствуют цифры: в Польше потери среди военных составляли
320 000 убитых, в то время как потери среди гражданского населения достигали
5,5 миллионов; в Венгрии соответственно 140 000 и 300 000 человек; в
Чехословакии потери среди гражданского населения составляли 80-90% от общего
числа потерь...
Поражение Германии не положило конец
грандиозному террору военных лет. В мирных условиях людям предстояли новые
испытания - «национальные чистки», принявшие особенно жестокий характер с
появлением на этих землях Красной Армии. Комиссары госбезопасности, а также
спецслужбы - СМЕРШ и НКВД - уполномочены были досконально разобраться и
провести «чистки». В итоге из государств, воевавших против Советского Союза -
Венгрии, Румынии, Словакии, - в советский ГУЛАГ были депортированы сотни тысяч
человек (окончательные цифры еще предстоит уточнить).
Согласно новейшим венгерским и российским
исследованиям, увидевшим свет после открытия архивов, были депортированы, по
самым скромным подсчетам, сотни тысяч человек, солдат и штатских, начиная с
тринадцатилетних детей и кончая восьмидесятилетними стариками: около 40 000 из
Закарпатской Украины, принадлежавшей Чехословакии, затем оккупированной
Венгрией после Мюнхенских соглашений 1938 года и фактически аннексированной
Советским Союзом в 1944 году; из Венгрии, где общее число жителей составляет
примерно девять миллионов, в те годы было депортировано более 600 000 человек
(по сведениям советской статистики - только 526 604 человека). Это число
прибывших в лагеря, без учета тех, кто погиб в пути и в пересыльных лагерях в
Румынии (лагеря Брашов, Тимишоара, Марамуреш), в Молдавии (Фошканы), в
Бессарабии (Балта) или в Галиции (Самбор). Примерно 75% ссыльных перевозились
транзитом через эти лагеря. Среди депортированных находились также евреи,
зачисленные в трудовые батальоны венгерской армии. Две трети заключенных были
размещены в трудовые лагеря, одна треть (штатские) в лагеря для
интернированных, где смертность из-за эпидемий вдвое превышала обычные
показатели. По современным оценкам, около 200 000 депортированных из Венгрии
(включая также лиц, принадлежащих к немецкому меньшинству, русских, приехавших
после 1920 года, французов и поляков, обосновавшихся в Венгрии) никогда оттуда
не вернулись.
Частично «чистки» проходили при участии судов, «народных»
и «чрезвычайных»; в конце войны и в первые послевоенные месяцы преобладало
внесудебное преследование с применением насильственных методов: казней,
убийств, пыток, взятия заложников, - полная вседозволенность, забвение и
несоблюдение законов и международных конвенций о военнопленных и гражданском
населении. Болгария, где в ту пору проживало семь миллионов жителей, особенно
отличилась в этой области. На следующий день после 9 сентября 1944 года, даты
захвата власти Отечественным фронтом и вступления на болгарскую территорию
Советской Армии, включились в работу народная милиция и государственная
безопасность, находящиеся под контролем коммунистов; 6 октября был выпущен
декрет, учреждающий «народные трибуналы». В марте 1945 года они уже вынесли 10
897 приговоров по 131 процессу и приговорили к смерти 2138 человек, среди
которых фигурируют члены регентского совета, в том числе брат царя Бориса III,
большинство членов парламентов и правительств за весь период после 1941 года,
высшие военные чины, полицейские, судьи, промышленники, журналисты. Однако, по
оценкам специалистов, именно «стихийная чистка» принесла наибольшее число
жертв: от 30 000 до 40 000 человек. Это были, главным образом, местные видные
деятели, мэры, учителя, священники, коммерсанты. Благодаря свидетелям, не
побоявшимся раскрыть правду, после 1989 года были выявлены ранее не известные
братские могилы. Следует отметить, что Болгария не воевала против Советского
Союза и спасла большинство своих евреев от геноцида.
«Чистки», проходившие во многих странах при
непосредственном участии сил Советской Армии, рождали в душах людей глубокий
страх, поскольку жертвами становились не только те, кто оказывал активную
поддержку нацистам или местным фашистам, но и множество ни в чем не повинных
сторонников политики выжидания.
В документальном болгарском фильме, выпущенном в
начале 90-х годов, после падения коммунистического режима, одна женщина
рассказывает о событиях осени 1944 года: «После первого задержания отца на
следующий день пополудни к нам домой пришел полицейский и передал моей матери
повестку с требованием явиться в пять часов вечера в полицейский участок № 10.
Мама оделась - она была такая красивая, кроткая - и ушла. Нас было трое
малышей, мы ждали ее с нетерпением. Наконец она вернулась в половине второго
ночи, белая как полотно, в смятой одежде, растерзанная. Войдя, она подошла к
печке, открыла чугунную дверцу, разделась и сожгла всю одежду. Затем она
приняла ванну и лишь после этого сжала нас в своих объятьях. Мы легли спать. На
следующий день она попыталась покончить с собой, попытки эти повторялись три
раза, позднее она еще два раза травилась. Она до сих пор жива, я ухаживаю за
ней <...> у нее психическое заболевание. Мы так и не узнали, что тогда с
ней сделали»?.
Под влиянием коммунистической пропаганды,
превозносившей «Красную Армию - освободительницу», в европейских государствах
усиливался процесс «переметывания» людей из одного идеологического лагеря в
другой, процветало доносительство. Как это нередко случается в переломные
моменты истории, кризис общественных отношений сопровождался личностным
душевным кризисом отдельных членов общества.
Орудием новой волны насилия призваны были стать
коммунистические партии центрально-европейских стран. Их руководители и
аппаратчики - верные последователи большевистской теории, «обогащенной» опытом
Советского Союза, возглавляемого Иосифом Сталиным. Цель у всех компартий была
одной и той же: упрочить любыми средствами монопольную власть коммунистов и
«руководящую роль партии» по советскому образцу сталинского покроя. Речь никоим
образом не шла о каком бы то ни было распределении полномочий или разделении
властей, политическом плюрализме или парламентской демократии, даже если
парламентский режим формально поддерживался. Олицетворением доктрины в то время
являлся Советский Союз, окруженный ореолом победителя нацистской Германии и ее
союзников, он был главной революционной силой, всемирным вдохновителем. И
местные коммунистические лидеры должны были не только согласовывать свои
действия с Советами, но и безропотно подчиняться центру мирового коммунизма -
Москве и великому вождю - Сталину.
Более всего монопольная власть коммунистов
упрочилась в период освобождения в двух странах: в Югославии во главе с Иосипом
Броз Тито и в Албании, где руководство КПА взял на себя Энвер Ходжа. В этих
странах именно коммунисты оказались самой влиятельной силой, участвовавшей в
сопротивлении нацистским и итальянским захватчикам, и, несмотря на давление
извне, включая советское, они не согласились разделить власть с другими политическими
силами, разве что ненадолго.
В истории не часто встречаются примеры, когда
установлению новой власти предшествовало такое жестокое кровопролитие, как в
Югославии (около миллиона жертв в стране с населением в пятнадцать с половиной
миллионов жителей); наибольшее количество пострадавших - среди гражданских лиц,
в основном женщин, детей и стариков; многочисленные внутренние
распри-гражданские, этнические, идеологические и религиозные - принесли больше
смертей, чем действенная и эффективная война союзников против оккупантов или
даже карательные операции последних. Эта поистине братоубийственная война,
доходящая порой до геноцида, привела к тому, что в буквальном смысле брат
дрался против брата; в результате подобной «чистки» за период освобождения были
уничтожены все внутриполитические соперники коммунистов и их вождя Тито.
Подобного же рода «чистка» прошла и в соседней Албании, разумеется, не без
помощи югославских коммунистов.
Почему он надел эту форму?
июня 1940 года, для того, чтобы ускорить процесс
сдачи Латвии Советскому Союзу в соотв. с Пактом Молотова-Рибентропа, советские
войска атаковали пограничную латвийскую деревню Масленки. Шестеро граждан
Латвии были убиты (в их числе женщина и ребенок), а сорок три других
(пограничников и местных жителей) уведены в неизвестном направлении. После
этого инцидента Президент Ульманис принял все советские требования, и 17 июня
красная армия захватила страну.
Как только советы взяли под контроль всю
территорию Латвии, в стране был произведен переворот. В результате законное
правительство было заменено на марионеточную про-советскую администрацию. Так
называемое «народное правительство» попросилось в состав СССР, и 5 августа 1940
года Латвия перестала существовать как суверенное государство. Она была
включена в состав Советского Союза в качестве союзной республики.
С первого дня советской власти в Латвии был
развязан жесточяйший террор против простых людей, у которых даже не было
возможности сделать что-то плохое советской власти. Однако их это не спасло.
Многие были арестованы, депортированы или убиты после изощренных пыток.
Многие латыши, которым посчастливилось избежать
ареста или казни, ушли в леса, начав партизанскую войну против советских
захватчиков. Они называли себя «лесными братьями». Но их было слишком мало по
сравнению с советскими оккупационными войскамии частями НКВД.
Можно-ли удивляться, что многие латыши после
всего этого приветствовали немцев как освободителей?
В считанные дни после нападения немцев на СССР
сотни латышей и эстонцев добровольно вступили в подразделения «туземной
полиции». Многие из этих людей потеряли родных и близких в результате
советского террора и хотели мстить. Зимой 1941 г. Немцы начали посылать
некоторые из этих полицейских подразделений на восточный фронт. После тяжелых
боев, т.н. «латвийские легионы» были переданы в состав Вермахта, а в 1943 -
переведены в систему Ваффен-СС. Позднее немцами были организованы новые
латышские батальоны в составе Вермахта, а также два «Восточных Инженерных
батальона» и 7 стройбатов. В январе-феврале 1944 г. немцы провели мобилизацию
всех возрастов с 1904 по 1923 г.р. в шесть «Полков Пограничной Стражи» общей
численностью до 18 000 чел. В марте 1944 г. немцами также создана отдельная
латвийская эскадрилья «Группа Ночного Боя - 12», на вооружении которой состояли
устаревшие самолеты. Нацисты использовали латвийских солдат в качестве
пушечного мяса и бросали на самые опасные участки. В самом конце войны
латвийские добровольцы нашли горький конец. Большинство оказалось в
«Курляндском котле», ведя полу-партизанскую войну как против советских, так и
против немецких войск и стараясь уплыть через море в Швецию (не зная, что шведы
выдадут их советам). Другие отступили на Запад, чтобы сдаться
англо-американцам, которые порой также выдавали их на расправу своим
коммунистическим союзникам. Невероятно, но факт: в 1945-м советская власть
обошлась с этими «предателями» намного мягче, чем невинными людьми в 1940-м. Их
как правило не расстреливали, а направляли в лагеря, где некоторым удалось
выжить.
Печальная эпопея латвийских легионеров
показывают, как исторические перипетии загоняли людей в тупик, лишая
возможности нормального выбора. Те немногие латыши, кому посчастливилось
получить такую возможность, воевали на стороне Западных союзников, как напр.
моряки Свободной латвийской флотилии
<#"884507.files/image001.gif">
Киев, 1919 г. После отступления Красной Армии на
улице Садовой, дом 5 обнаружены трупы жертв расправы чекистов. Здесь находился
один из центров большевистского террора
Развязав гражданскую войну, большевики открывают
путь к неслыханной жестокости. В Орше в 1918 г. польский офицер повешен и
проткнут колом насквозь. Исполнители - солдаты новорожденной Красной Армии.
Трупы замученных красными у одной из станций
Херсонской губернии. Изуродованы головы и конечности жертв.
Один из многих подписанных И. Сталиным приказов
о расстреле. В эпоху Большого террора такие приказы были ежедневными. Этот
приказ касается 6600 человек. Это число превышает число всех повешенных борцов
против царского режима до большевистского переворота 1917 г.
Ужасный голод - следствие Гражданской войны и
большевистской политики в деревне опустошает районы Волги. В 1921-1922 гг. от
голода погибает 5 миллионов человек, дети становятся его первыми жертвами.
Россия. Катынь, апрель 1943 г. Немцы
обнаруживают вo рвах трупы 4500 польских офицеров. Комиссия Красного Креста
устанавливает, что они были расстреляны советской стороной весной 1940 г.
(всего было расстреляно около 25 000 польских офицеров). Символ массовой бойни,
Катынь долгое время была объектом лжи: вплоть до 1989 г. правительство Польши и
коммунисты всего мира приписывали истребление польских офицеров немцам.
Украина. Винница, июнь 1943 г. Обнаружены рвы с
сотнями трупов жертв террора 1937-1939 гг. На этом месте власти устроили Парк
культуры и отдыха и летний театр... Подобные рвы были обнаружены в Житомире,
Каменецк-Подольске и т.д. Сегодня подобные страшные открытия происходят довольно
часто: летом 1997 г. около Санкт-Петербурга было эксгумировано 1100 останков
тел, останки 9000 человек были найдены в одном из лесов Карелии.
Эстония. Валк. 1919 г. Большевики, пытаясь
захватить власть, расстреливают в первую очередь элиту. Уходя, они оставляют
позади себя сотни трупов. Истребление политических противников и даже целых
социальных групп необходимо для победы в гражданской войне. Эти массовые бойни
предшествуют насильственному выселению народов Прибалтики в 1940-1941 гг. и
1944-1945 гг.
Трупы заложников, найденные в херсонской ЧК в
подвале дома Тюльпанова.
Харьков. Трупы замученных женщин-заложниц.
Вторая слева С. Иванова, владелица мелочного магазина. Третья слева - А. И.
Карольская, жена полковника. Четвертая - Л. Хлопкова, помещица.
Харьков. Тело заложника поручика Боброва,
которому красные палачи отрезали язык, отрубили кисти рук и сняли кожу вдоль
левой ноги.
После крушения режима Пол Пота новое
провьетнамское правительство создало «музей геноцида», где собраны черепа и
кости неопознанных жертв террора красных кхмеров.
Тела трех рабочих-заложников с бастовавшего
завода. У среднего, А. Иваненко, выжжены глаза, отрезаны губы и нос. У других -
отрублены кисти рук.
КНР
Взяв в свои руки бразды правления «Великой
культурной пролетарской революцией», начатой в 1966 г., Мао развязывает скрытую
гражданскую войну, в ходе которой юные «красные охранники» (хунвэйбины)
подвергают мучениям интеллектуальную элиту страны, большая часть которой была в
эти годы истреблена. На снимке: историк Чэнь Поцань на судилище,организованном
активистами «культурной революции».
КНР. Банды фанатиков расправляются с теми, кого
они считают «врагами народа», понося, пытая и расстреливая их.
«Обычно я фотографировал вновь прибывших
заключённых, но сначала каждому пришпиливали бирку с номером, иногда булавку
продевали прямо через живую кожу, если заключённые были без рубашки».
Воспоминания фотографа.
Вьетнам. Тюрьма Туолслэнг была размещена в
здании бывшей школы и стала одной из многих тюрем, где проводились
бесчеловечные пытки и казни. Перед тем, как жестоко расправиться с заключенным
- будь то ребенок, женщина, мужчина или старик - жертву обязательно
фотографировали.