Коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны
Реферат
на тему: «Коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны»
Содержание
Введение
. Предпосылки формирования коллаборационизма
. Россия, Украина и коллаборационизм в годы ВОВ
. Типология коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны
. Коллаборационизм и религия
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Тема коллаборационизма - предательства и сотрудничества советских граждан с фашистскими оккупантами в годы Великой Отечественной войны - является актуальной, ибо лиц, предавших интересы своей Родины, изменников, сегодня возвеличивают, ставят им памятники, считают их выразителями протеста против коммунизма, «сталинского режима», борцами за свободу и независимость. Все это, естественно, вызывает недоумение и решительный протест каждого честного человека, особенно ветеранов ВОВ.
Западников-демократов тема предательства, добровольная служба фашистам в годы ВОВ никак не волнует. Но ведь предательство, измена Родине всегда и везде вызывает чувства омерзительности и презрения. Добровольное, хотя бы кратковременное, сотрудничество с нашим заклятым врагом оправдать нельзя ничем [1, c. 125].
Скажем правду, коллаборационистское движение на временно оккупированной немцами территории Советского Союза было достаточно массовым. Коллаборационистов из числа раскулаченных, осужденных, недовольных советской властью, антисоветских эмигрантов, и, частично из военнопленных Красной Армии, на службе фашистам в Вермахте, полицейских формированиях, СС и СД по разным оценкам было от 1 до 2,5 млн. человек [5, c. 17].
.Предпосылки формирования коллаборационизма
Нападение фашистской Германии на Советский Союз недобитая и бежавшая за рубеж, белоэмигрантская часть населения России, офицеры, помещики и капиталисты встретили с огромным энтузиазмом. Было желание взять реванш за поражение в гражданской войне, начать освободительный поход против большевиков теперь уже с помощью немецких штыков.
Вся эта нечисть умело обрабатывалась антисоветской пропагандой. Хотя было не легко, далеко не просто обосновать причины вооруженного выступления против своей Родины, ведущей священную, справедливую войну за независимость и свободу. Хорошо понимая, что нравственная сила бойца, его стойкость в бою черпается из патриотических чувств, наши враги огромное внимание уделили морально-психологической, идеологической обработке личного состава вновь формируемых частей. Вот почему почти все части и соединения коллаборационистов получали наименования «национальных», «освободительных», «народных». Для выполнения задач выработки морально-психологической устойчивости и поддержания дисциплины в частях коллаборационистов привлекались священнослужители и немецкие идеологи. Информационному обеспечению было уделено особое внимание, ибо было необходимо изменить взгляды на содержание и сущность ведущейся вооруженной борьбы. Эти задачи решались, в том числе и многочисленными СМИ. Почти во всех воинских частях и соединениях предателей были свои печатные органы. В РОА генерала Власова, например, имелся свой орган «Народно антибольшевистский комитет», издававший в Берлине газеты: «За мир и свободу», «За свободу», «Заря», «Боец РОА» и др. В других воинских частях коллаборационистов издавались специальные газеты: «Советский воин», «Фронтовик» и др., в которых умело, фальсифицировались события, происходящие на фронте. Так, например, на Ленинградском фронте распространялась газета «Красная Армия», издававшаяся в Берлине, под видом газеты политуправления фронта [9, c. 45-47]. На первой странице газеты печатается лозунг: «Смерть немецким оккупантам», а далее Приказ ВГК №120, предписывающий: «Всех бывших трактористов МТС и бригадиров тракторных бригад направить к местам прежней работы для проведения посевной кампании. Всех бывших колхозников рождения 1910 года и старше демобилизовать из Красной Армии». На второй странице газеты рубрика: «Воины изучают приказ вождя». Здесь, дескать, в выступлениях солдат отмечается бездарность тов. Сталина, и, что «место каждого красноармейца уже давно в рядах РОА, которая под руководством генерал-лейтенанта Власова готовится к боям с иудо-большевизмом» [8].
«Советский коллаборационизм» - явление многогранное, связанное с теми изменениями, которые наступили в России после октября 1917 года. Гражданская война, репрессивная политика органов новой власти по отношению к классовым врагам, проведение жесткой экономической и социальной политики (расказачивание, раскулачивание, коллективизация и т.п.) сформировали в обществе прослойку людей, недовольных и ненавидящих советскую власть. Однако процент «обиженных» властью в рядах так называемого «Русского освободительного движения» составлял не столь уж значительную цифру в сравнении с той, которая ранее фигурировала в исторической литературе. Прежде всего, реакция на оккупацию Германией на различных советских территориях была неодинаковой. Германские войска встречали «как освободителей от большевизма» в основном на территориях Крыма, Кавказа, казачьих землях и в Прибалтике. Это неудивительно. Народы, населявшие эти территории, подверглись в наибольшей степени «перекройке» в области исторических, социально-культурных традиций. Резкое нарушение многовекового уклада жизни и отношений в обществе, закрепившихся к началу ХХ века как своего рода «национальный характер», не могло не вызвать ответной реакции на происходящее. Однако единства политических взглядов в данной группе коллаборационистов не было. Их объединяла не идея «новой России», а лютая ненависть ко всему, что было связано с определением «советское», включая и население Советского Союза.
Другая и наиболее значительная часть советских коллаборационистов сформировалась из числа военнослужащих Красной армии, оказавшихся в немецком плену. И здесь надо указать на несостоятельность утверждений западных авторов о добровольной сдаче в первый год войны сотен тысяч бойцов и офицеров Красной армии в немецкий плен по политическим мотивам. Такие утверждения противоречат многочисленным фактам героизма советских солдат и офицеров, даже тех, кто впоследствии оказался в составе так называемой Русской освободительной армии (РОА). Другими словами, политических мотивов у многих военнопленных, ставших коллаборационистами, не было.
Особое место в сотрудничестве с внешним врагом СССР в лице Германии занимают воинские формирования из числа русской белой эмиграции. Для них, как позже утверждали многие, Вторая мировая война стала как бы продолжением Гражданской войны. Однако и в данном случае прослеживается несколько причин, связанных с переходом эмигрантов на сторону Германии. В первую очередь это сложившаяся накануне войны политическая обстановка в той или иной стране, где были русские эмигранты. Так, наибольший процент военнослужащих-эмигрантов в русском корпусе и полку «Варяг» дала Югославия. В предвоенный период именно в Югославии сложилась неблагоприятная обстановка для русских эмигрантов. Здесь вспыхнуло коммунистическое восстание. «Белые», как классовые враги, подверглись гонению и уничтожению. По ряду сведений, во время коммунистического выступления было убито около 200 русских эмигрантов. Такая ситуация требовала или немедленной эмиграции в другие страны, что было возможно лишь для состоятельных русских, или объединения в воинские формирования под командованием своих хорошо известных и авторитетных русских офицеров и генералов. Однако и в этом случае говорить о единстве политического мировоззрения у «белых» участников антисоветской борьбы на стороне Германии не приходится. Ошибочно также утверждение многих советских авторов о монархических взглядах «белых». Спектр политических убеждений в среде русской эмиграции был широк, верных монархии почти не было, гораздо больше было «героев февраля». Большее же число военнослужащих немногочисленных белоэмигрантских воинских формирований не имело политических убеждений вообще. Да и Россия для них определялась уже не территориальным признаком, а внутренним ощущением. Для молодого поколения, рожденного за рубежом, но воспитанного в русском национальном духе, страна отцов была вообще сказочной «жар-птицей» [11].
Готовность некоторой части эмигрантов и советских граждан активно бороться против советской власти и сталинского режима разбивалась о жесткую политику Германии в отношении славянских народов. Триумфальное шествие немецкой армии по Европе не подразумевало какую-либо помощь от народов «низшей расы». Такая ситуация продолжалась до тех пор, пока потери в германской армии не стали ощутимыми. С этого момента в обход официальной политики национал-социалистической партии стали появляться первые «добровольные помощники» из числа советских граждан.
Эволюцию антисоветских воинских формирований из числа советских людей можно разделить на 3 этапа.
Первый этап (июнь 1941 г. - сентябрь 1943 г.) характеризовался медленным, но постепенно набирающим ускорение процессом вовлечения в сферу деятельности вермахта белоэмигрантов и советских граждан. Эти действия были связаны отнюдь не с желанием нацистского руководства предоставить возможность «освободительной борьбы с большевизмом» самим русским, а диктовалось прагматическими соображениями - использовать белоэмигрантов в качестве переводчиков, а советских граждан как вспомогательный персонал (шоферы, конюхи, рабочие по кухне, разнорабочие и т.п.).
Партизанская война на оккупированных территориях стала толчком для создания из числа советских граждан особых полицейских или охранных вооруженных формирований. Германские войска, привыкшие к «цивилизованной» войне в Европе, были плохо приспособлены к боевым действиям в труднопроходимых лесистых и горных районах России.
Оба фактора вовлечения восточного населения в сферу военной деятельности вермахта были обусловлены необходимостью пополнения кадровых частей, понесших ощутимые потери в первые годы войны.
Второй этап (сентябрь 1943 - ноябрь 1944 гг.) характеризуется завершением организационной структуры восточных формирований как составной части германского вермахта и уравниванием «добровольцев» в правах с немецкими солдатами.
В военном отношении второй период характеризуется переброской основной массы восточных формирований в оккупированные Германией страны Европы, где они использовались в борьбе против англо-американских войск и в антипартизанских операциях. Это объяснялось попытками германского командования извлечь максимальную выгоду из национальных частей. Переброшенные во Францию, Италию, Югославию и другие страны Европы, такие соединения эффективно, по мнению германского командования, выполняли функции охраны и борьбы с повстанческим и освободительным движениями. Это давало возможность высвободить хоть какую-то часть кадровых немецких подразделений для продолжения войны на Востоке.
Третьим, завершающим этапом (ноябрь 1944 - май 1945 гг.) в истории антисоветского движения в годы Второй мировой войны стало учреждение под руководством генерала А.А.Власова «Комитета освобождения народов России» (КОНР) и организация его вооружённых сил по инициативе главного управления СС, обладавшего к этому времени практически неограниченными полномочиями [3, c. 144-145]. Трудно сказать, на что надеялись покровители КОНР. Во всяком случае, их инициатива не имела будущего, потому что изначально расценивалась как политическое оружие в войне. Однако к этому времени оно было уже не способно изменить ход событий.
.Россия, Украина и коллаборационизм в годы ВОВ
Сотрудничество граждан СССР с оккупантами развивалось в различных формах: военной, политической, хозяйственной, административной. Причины, толкнувшие их на этот шаг, имели сложный и неоднозначный характер, были порождены разными обстоятельствами бытового, психологического и мировоззренческого порядка. Бесспорно, что среди этих людей имелась значительная прослойка антисоветски настроенных граждан, которые добросовестно и преданно служили оккупантам. Жесткий тоталитарный сталинский режим, коллективизация, сталинские репрессии, утрата национальной независимости прибалтийскими государствами привели к тому, что многие воспринимали немецких оккупантов как освободителей. Украинский коллаборационизм выражался как сотрудничество украинских националистических организаций и отдельных этнических украинцев (советских и польских граждан, а также эмигрантов) с нацистской Германией во время Второй мировой войны.
Украинцы приветствуют немцев на Западной Украине, 1941 год.
Как свидетельствуют многочисленные источники, комплектование коллаборационистских формирований немцами часто производилось примерно по такой схеме. В лагерь военнопленных прибывали вербовщики из представителей немецкого командования, белоэмигрантов, власовских эмиссаров и приступали к выявлению лиц, по различным причинам согласившимся вступить на службу в германскую армию. Из них создавалось ядро будущего подразделения. По количеству добровольцев оно, как правило, значительно не дотягивало до установленной штатной численности. Недостающих новобранцев отбирали уже по принципу физической годности к несению строевой службы. Они оказывались перед ограниченным выбором: либо принудительная служба в германской армии, либо голодная смерть. От безысходности многие соглашались надеть немецкий мундир, надеясь при удачном случае с оружием в руках перейти на сторону партизан или Красной Армии. Среди исследователей этой проблемы нет единого мнения относительно численности советских граждан, поступивших на службу врагу. По данным генерала армии М. А. Гареева, в различных охранных, карательных частях, в РОА и других националистических формированиях находилось около 200 тыс. человек, из них в боевых вооруженных формированиях более 100 тыс. По подсчетам Л. Репина, проведенным по документам военного архива в Потсдаме (Германия), служить в немецкую армию пошли не более 180 тыс. советских граждан, из них примерно половина - военнослужащие, а остальные - из числа гражданского населения.
По национальному составу и названию формирований численность добровольцев распределялась следующим образом: кавказские и «туркестанские» батальоны - 40 тыс. человек, дивизия СС «Галичина» - 10 тыс., соединения и части РОА - 28 тыс., казачьи части - 10 тыс., строительные и рабочие батальоны - 15 тыс., зенитные части ПВО - 5 тыс. человек. Всего - 108 тыс. человек.
В этих подсчетах отсутствуют сведения о «хиви» и вспомогательной полиции. Более полные данные приведены в сборнике «Великая Отечественная война. 1941-1945», где утверждается, что к началу 1943 г. в вермахте насчитывалось до 400 тыс. «хиви», в службах по поддержанию порядка? 60-70 тыс. советских граждан и до 80 тыс. - в «восточных батальонах» и «восточных легионах». Всего - 540-550 тыс. человек [12].
В СССР действовали коллаборационистские организации «Свободная Германия» и «Союз немецких офицеров», в работе которых принимали участие пленные германские военнослужащие и немецкие коммунисты-эмигранты. Руководитель немецкого коллаборационистского движения в Советском Союзе - генерал Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах. Находясь в плену, о своей поддержке «Свободной Германии» заявил генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс, командовавший немецкой группировкой под Сталинградом.
.Типология коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны
С точки зрения международного права военная оккупация - временное занятие территории государства вооруженными силами противника. Сам факт оккупации не решает судьбы захваченных регионов - она определяется, как правило, по окончании войны мирным договором.
Северо-Западные районы РСФСР находились под немецкой оккупацией более трех лет. Так, Псков был захвачен вермахтом 9 июля 1941 г., а освобожден только 23 июля 1944 г.
Области Центральной России были заняты нацистами на протяжении почти двух лет. Они вошли в Орел 3 октября 1941 г. (освобожден Красной Армией 5 августа 1943 г.), в Брянск - 6 октября 1941 г. (освобожден Красной Армией 17 сентября 1943 г.), в Курск - 2 ноября 1941 г. (освобожден Красной Армией 8 февраля 1943 г.).
В ходе наступления германских вооруженных сил на Москву им уда-лось захватить крупный областной центр Калинин. Он находился в руках немцев с 14 октября по 16 декабря 1941 г.
На территории Крыма, который входил тогда в состав РСФСР, нацисты хозяйничали с ноября 1941 г. по май 1944 г.
Летом 1942 г. войска нацистской Германии и ее союзников перешли в активное наступление на южном участке фронта. 24 июля ими был захвачен Ростов-на-Дону, 3 августа - Ворошиловск (Ставрополь), 12 августа - Краснодар. Эта территория была очищена от врага в январе-феврале 1943 г. Для укрепления и поддержания оккупационного режима немецко-фашистские захватчики стремились привлечь «местные кадры». Участие граждан СССР в войне на стороне нацистской Германии советской стороной изначально замалчивалось и отрицалось. Газета «Пролетарская правда» 19 июля 1941 г. писала: «При помощи угроз, шантажа и «пятой колонны», при помощи продажных холопов, готовых за тридцать сребреников предать свою нацию, Гитлер смог осуществить свои гнусные намерения в Болгарии, Хорватии, Словакии... Даже в Польше, в Югославии и Греции... внутренние противоречия между нациями и классами и многочисленные измены, как на фронте, так и в тылу ослабили силу сопротивления оккупантам. Но грабительские козни Гитлера неминуемо будут разбиты в прах теперь, когда он вероломно напал на СССР, могучую страну, вооруженную... несокрушимой дружбой народов, непоколебимым морально-политическим единством народа...». Ей вторил известный писатель и публицист Илья Эренбург: «Эта война - не гражданская война. Это отечественная война. Это война за Россию. Нет ни одного русского против нас. Нет ни одного русского, который стоял бы за немцев».
В словаре иностранных слов понятие «коллаборационист» объясняется следующим образом: «(от французского - collaboration сотрудничество) изменник, предатель родины, лицо, сотрудничавшее с немецкими захватчиками в оккупированных ими странах в годы Второй мировой войны (1939 - 1945)» [11].
Но уже в годы первой мировой войны этот термин стал приобретать подобную трактовку и употреблялся отдельно от слова «сотрудничество», обозначая только предательство и измену.
Можно согласиться с М. И. Семирягой, который в своем фундаментальном исследовании, посвященном коллаборационизму в годы Второй мировой войны писал о том, что никакая армия, действующая в качестве оккупантов какой-либо страны, не может обойтись без сотрудничества с властями и населением этой страны. Без такого сотрудничества оккупационная система не может быть дееспособной. Она нуждается в переводчиках, в специалистах-администраторах, хозяйственниках, знатоках политического строя, местных обычаях и т. д. Комплекс взаимоотношений между ними и составляет сущность коллаборационизма [7, c. 99-100].
К числу активных коллаборационистов относились военнопленные и гражданские лица, вступившие в ряды германской армии и полицейские формирования, а также советские граждане, работавшие на предприятиях и в учреждениях оккупационной администрации
А. Даллин в своей фундаментальной работе о немецкой оккупационной политике в СССР в годы Второй мировой войны уже обратил внимание на основные противоречия, вытекающие из военных целей нацистской Германии и ее руководства на Востоке. С одной стороны, «завоевание жизненного пространства», а с другой - собственно методы достижения поставленных целей. Даллин, как и многие авторы, занимающиеся данной проблематикой, пришел к выводу, что без хотя бы пассивной поддержки со стороны населения оккупированных районов СССР, у немцев не было реальных перспектив надолго обеспечить господство на занятой территории и гарантировать стабильность собственного тыла [11].
В нашей стране термин «коллаборационизм» для обозначения людей, сотрудничавших в различных формах с нацистским оккупационным режимом, стал употребляться лишь в последнее время. В советской исторической науке обычно использовались слова «предатель», «изменник родины», «пособник». Однако на Западе (как, впрочем, и в бывших странах социалистического лагеря) лиц, сотрудничавших с нацистами в СССР, обычно называли именно коллаборационистами.
В советской юриспруденции того времени достаточно четкое определение понятия военных преступлений по отношению к деяниям гитлеровских оккупантов и их пособников на территории Советского Союза отсутствовало. Применительно к ним следственные и судебные органы, а также специалисты отказались даже от самого наименования «преступление». Для их обозначения применялись такие термины как «зверства» и «злодеяния». Гранью между которыми, очевидно, была степень общественной опасности и тяжести наступивших последствий.
Поскольку деяния, обозначаемые такими терминами, выходили за рамки принятых в советском законодательстве определений деяний, преследуемых в уголовном порядке, необходимо было выработать правовые основы ответственности за их совершение. Так как злодеяния нацистов «носят характер организованной системы», отмечал академик И. П. Трайнин, даже при формальном сходстве, их нелегко приравнять к преступлениям, записанным в национальных кодексах [8]. Нарушение фашистами законов и обычаев войны он квалифицировал как «военный разбой политических бандитов», за который виновные подлежат суровому наказанию по тягчайшим уголовным нормам. Таким образом, признавалась необходимость особого регулирования их уголовной ответственности, поскольку действующее законодательство насущным требованиям не отвечало.
Преступления коллаборационистов подпадали под действие норм советского уголовного законодательства. По своему характеру они сразу же были отнесены к особо опасным государственным преступлениям. Такие дела появились в практике советских судебных органов уже в первые недели и месяцы войны.
Согласно приказу Прокурора СССР «О квалификации преступлений лиц, перешедших на службу к немецко-фашистским оккупантам в районах, временно занятых врагом» от 15 мая 1942 г. советские граждане, перешедшие на службу к оккупантам, а также выполнявшие указания немецкой администрации по сбору продовольствия, фуража и вещей для германской армии; провокаторы, доносчики, уличенные в выдаче партизан, коммунистов, комсомольцев, советских работников и их семей; участвовавшие в деятельности карательных органов немцев, подлежали ответственности по ст. 58-1/а УК РСФСР. Указом от 19 апреля 1943 г. подобные лица окончательно были причислены к субъектам ответственности за военные преступления: за совершение убийств и истязаний гражданского населения, согласно его ст. 1, они подлежали преследованию наравне с гитлеровцами. Статья 2 Указа целиком посвящалась пособникам из представителей местного населения, уличенным в оказании содействия фашистским злодеям в совершении расправ и насилий над гражданским населением и пленными красноармейцами, и вводила для них кару в виде ссылки на каторжные работы сроком от 15 до 20 лет.
Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об образовании Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков ...» (далее - ЧГК) от 2 ноября 1942 г. в числе чудовищных преступлений, виновники которых подлежали уголовной и материальной ответственности во всей полноте, перечислял пытки, истязания и убийства мирных жителей; насильственный увод их в «иноземное рабство»; всеобщее ограбление городского и сельского населения; вывоз в Германию личного имущества советских граждан, а также колхозного и государственного имущества; разрушение памятников искусства и культуры; расхищение художественных и исторических ценностей; разрушение зданий и разворовывание утвари религиозных культов. При этом в качестве их субъектов Указом от 2 ноября 1942 г. рассматривалось преступное гитлеровское правительство, командование германской армии и их сообщники [11].
Лишь в Инструкции ЧГК о порядке установления и расследования злодеяний немецко-фашистских захватчиков от 31 мая 1943 г. предусматривалась ответственность за военные преступления конкретных физических лиц из числа представителей германских вооруженных сил и оккупационной администрации. При этом должны были выявляться фамилии лиц, наименования воинских частей, учреждений и организаций. Устанавливались также признаки, характеризующие конкретных соучастников военных преступлений в зависимости от их роли: организаторы, подстрекатели, исполнители и пособники.
Следует отметить, что меры по уголовному преследованию гитлеровских военных преступников и их пособников в Советском Союзе стали осуществляться лишь с середины 1944 г. Поскольку до этого времени связанные с ним вопросы разрешались только в декларативной форме, то выполнение насущных задач в рассматриваемой сфере оказалось возможным лишь в результате осуществления властных полномочий представителями карательных органов на местах. В сложившихся условиях местным руководителям органов борьбы с преступностью не оставалось ничего другого, как самим не только разрабатывать детали процесса расследования, но и определять признаки деяний гитлеровских захватчиков как преступлений в издаваемых ими служебных руководящих актах.
В отличие от Нюрнбергского процесса, на котором, как известно, возобладало обоснованное мнение о том, что субъектами военных преступлений является государство и его организации, на территории СССР в данном качестве рассматривались только физические лица.
Через 10 лет после окончания Великой Отечественной войны, 17 сентября 1955 года принимается Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг.». Согласно этому документу, амнистия применялась «…в отношении тех советских граждан, которые в период Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. по малодушию или несознательности оказались вовлеченными в сотрудничество с оккупантами» Четвертая статья данного указа гласила, что амнистия не применяется «к карателям, осужденным за убийства и истязания советских граждан» [11].
В большинстве случаев открытый переход на сторону врага был связан с неверием в победу Красной армии, ненавистью к советской власти, местью государству или конкретным людям за обиду, желанием хорошо и сытно жить в экстремальных условиях нацистской оккупации, сделать карьеру при новой власти. Например, Новгородским бургомистром стал историк Василий Пономарев, репрессированный в начале 30-х годов. Но были и такие граждане, которые занимали определенное положение и при коммунистах. Так городским головой города Феодосии стал бывший активный член ВКП Грузинов. О работе этих людей заместитель бургомистра Смоленска Б. Д. Базилевский позднее писал: «В их деятельности было меньше всего заботы о населении и об облегчении ему гнетущих условий немецкой оккупации и больше всего заботы о себе со стороны членов городского и окружного управлений» [3].
Но не любое сотрудничество с врагом можно квалифицировать как измену или предательство. Если бы это было так, то пособниками гитлеровцев могли считаться все народы оккупированных стран, в том числе и 80 миллионов наших сограждан. Кстати, последний тезис активно муссировался нацистской коллаборационистской прессой, особенно перед отступлением Вермахта с той или иной территории.
Современным исследователям истории Второй мировой войны необходимо осознавать, что все эти люди, находившиеся под властью оккупантов, не могли не взаимодействовать или не сотрудничать с ними в каких-либо формах, хотя бы ради собственного выживания и сохранения жизни своим близким и родным.
Степень вины людей, которые в той или иной форме сотрудничали с оккупантами, безусловно, была разной. Это признавало руководство советским Сопротивлением еще в начальный период войны. Среди старост и прочих представителей «новой русской администрации» были люди, занявшие эти посты по принуждению, по просьбам своих односельчан и по заданию советских спецслужб.
Мы должны учитывать при рассмотрении этой проблемы социально-политические и национальные истоки коллаборационизма, а также причины личного характера, приведшие отдельных граждан к сотрудничеству с оккупантами. В условиях оккупации перед миллионами наших сограждан встала проблема физического выживания. При этом нужно помнить, что в значительной степени речь идет о стариках, женщинах и детях. Поэтому и природа коллаборационизма как явления не так проста и единообразна. Формами сотрудничества с оккупантами могли быть различные виды военного, административного, идеологического, экономического, интеллектуального, духовного, национального, детского и полового коллаборационизма.
Причины, толкнувшие наших сограждан на сотрудничество с оккупантами, имели сложный и неоднозначный характер, были порождены разными обстоятельствами бытового, психологического и мировоззренческого порядка. Бесспорно, среди этих людей имелась значительная прослойка антисоветски настроенных граждан, которые добросовестно и преданно служили оккупантам.
Коллаборационизм как явление был неоднороден. Люди, осознанно и добровольно перешедшие на сторону врага и с оружием в руках, или используя свой интеллект, воевавшие на стороне Германии против своего Отечества, не могут не рассматриваться как преступники.
Однако вряд ли можно называть изменой или предательством в уголовно-правовом или даже нравственном смысле этого слова бытовой коллаборационизм, как например: размещение на постой солдат противника, оказание для них каких-либо мелких услуг (штопка белья, стирка и т. д.). Трудно обвинить в чем-либо людей, которые под дулами вражеских автоматов занимались расчисткой, ремонтом и охраной железных и шоссейных дорог.
Особого внимания заслуживает судьба миллионов женщин и детей, оказавшихся тогда в экстремальных условиях войны и оккупации.
Гражданский коллаборационизм по большей части носил вынужденный характер, так как у мирных жителей, особенно в городах, не было другого способа добыть средства существования для родных и близких. Нет никаких оснований зачислять в изменники Родины всех военнопленных, так как большинство из них оказалось там не по собственной воле (в особенности в 1941 году), а в силу независящих от них обстоятельств: ранение, окружение, потеря связи со своей частью. Немцы активно заигрывали с представителями национальных меньшинств, в значительной степени пострадавших от необоснованных репрессий в конце 30-х годов. Поэтому эстонцы, латыши, финны рассматривались как потенциально союзное население. Особое место занимали фольксдойчи - люди, имевшие немецкие корни. Расовая теория нацизма ставила их в привилегированное положение.
Особое место во взаимоотношениях населения и солдат оккупационной армии занимает проблема сожительства русских женщин с немцами. В ней присутствует все: и случаи изнасилования, и стремление таким образом заработать на хлеб для себя и голодных детей, и даже настоящие романы в духе «Ромео и Джульетты». В 1941 году все эти факты (кроме, конечно, случаев изнасилования) рассматривались советской стороной как преступления со стороны женщин. Но в дальнейшем их к уголовной ответственности не привлекали. Речь могла идти только о морально-нравственной оценке их поведения.
У некоторых людей появилось чувство благодарности немцам и их союзникам, за так называемое «освобождение от проклятого ига жидо-большевизма». Оно нередко возникало под влиянием масштабной немецкой пропаганды. Накануне Великой Отечественной войны органы пропаганды в фашистской Германии являлись одними из самых эффективных в мире. За два года боевых действий в Европе немецкие пропагандисты накопили богатый опыт работы не только с солдатами противника, но и с гражданским населением, проживающим на оккупированных нацистами территориях.
Как отмечали позднее представители советского сопротивления, фашисты пытались убить в людях, жителях оккупированных районов, веру в возможность победы Красной армии, парализовать волю к борьбе с фашизмом, а так же максимально привлечь их на свою сторону [11].
.Коллаборационизм и религия
Одной из актуальных проблем при канонизации святых ХХ века является проблема коллаборационизма среди духовенства и верующих, служивших и проживавших на оккупированной территории в годы Великой Отечественной войны. Коллаборационизм (фр. collaboration - сотрудничество) - это осознанное, добровольное и умышленное сотрудничество с врагом, с захватчиком в его интересах и в ущерб своему государству. С коллаборационизмом тесно связана и деятельность спецслужб во время войны, которую только недавно начали исследовать по доступным источникам. Основная же масса их недоступна и поэтому исследования подчас ставят больше вопросов, чем дают ответов. Деликатность этой проблемы требует выверенных подходов, взвешенных оценок и опоры на достоверные источники [13].
К началу 1941 года священников на свободе практически не осталось, продолжалось разрушение храмов. Безбожная идеология бесчинствовала, процесс закрытия храмов сопровождался действиями, которые должны были преднамеренно оскорбить и унизить чувства верующих. Но результаты исследований говорят, что: «несмотря на все, русское население, в особенности проживающее в сельской местности, оставалось в большинстве своем религиозным»[13].
Оккупационная власть, с помощью спецслужб, пыталась внедрить свою идеологию, используя религиозные чувства верующих. Противнику во многом это удавалось, поскольку народ был дезориентирован, люди готовы были видеть в захватчиках избавителей, которые спасут их от большевистской диктатуры. В этом настоящая русская трагедия. Появлению подобных настроений способствовала нацистская пропаганда, которая мощным потоком обрушилась на население оккупированных территорий. «Немецкая пропаганда, в основном занималась актуальными вопросами, интересующими население», - отмечалось в немецком донесении об обстановке в районе армий «Центр» весной 1942 года [6, c. 18]. И «до сих пор в официальных изданиях о Великой Отечественной войне замалчивается тот факт, что одной из основных причин поражения Красной Армии в начальный период войны была успешная деятельность немецких спецслужб»[6, c. 22].
Во вновь открытых храмах служились молебны о здравии фюрера. Однако скоро иллюзии рассеялись. Зверства и ущерб, понесенные страной на оккупированных территориях, убедительно свидетельствуют о том, что на самом деле принес фашизм. Народ видел, что вместо одного тирана пришел другой, еще более страшный. Но гитлеровцы продолжали возлагать на духовный коллаборационизм особую надежду. «Если советская власть считала Церковь и священнослужителей своими врагами, нацисты рассматривали их как своих потенциальных союзников»[13]. Особого внимания требует изучение служения духовенства на оккупированной территории в районах партизанского движения. Оккупационные власти стремились вовлечь в борьбу с партизанами всех лиц, находившихся у них на службе, требовали от них активной совместной работы. Представители гражданской администрации под страхом карательных санкций обязаны были принимать меры, направленные на выявление партизан и предупреждение нападений с их стороны, в том числе формировать сеть осведомителей среди населения и вести пропагандистскую работу. Политически нейтральным в такой обстановке было оставаться крайне сложно.
В системе службы безопасности СД имелся церковный отдел. В его задачи входили и наблюдение за деятельностью религиозных организаций всех конфессий, изучение настроений духовенства и прихожан, внедрение агентуры в церковные административно-управленческие структуры и вербовка агентов из среды священнослужителей, которая рассматривалась как приоритетная. Назначаемые священники подвергались тщательной проверке, их кандидатуры согласовывались с СД.
При канонизации мучеников и исповедников сороковых годов двадцатого столетия ответы на самые существенные вопросы находятся в архивно-следственных делах, доступность к которым наступит лишь после 2020 года. Поскольку аналогичными по информативности материалами соответствующих спецслужб оккупантов мы в настоящее время также не располагаем, в исторической науке белым пятном остается деятельность германской разведки и контрразведки против Советского Союза в указанный период.
Рассмотрим несколько примеров. Так, иеромонах Боровского монастыря Тимофей (Мосолов), служивший некоторое время в оккупированном Боровске, после освобождения города советскими войсками Особым Совещанием НКВД был приговорен к ВМН и вскоре был расстрелян[13]. В обычной обстановке, если бы события происходили не в условиях военного времени, исследователь должен был изучить материалы на реабилитированного фигуранта архивно-следственного дела, проверить, не было ли оговоров, самооговоров, отречения, лжесвидетельства, проверить не лишался он сана, отношения с обновленчеством, по возможности проверить дело в епархиальном разрезе на предмет совпадений: не проходил ли отец Тимофей по другим делам, затем провести поиск мемуарных материалов, и после соблюдения всех этих условий подавать материалы в Синодальную комиссию по канонизации святых для дальнейшего изучения.
К материалам военного времени требуется другой подход. Если имелись контакты с немцами, а этого не могло не быть, то возникает вопрос: какого рода были эти контакты? Из материалов дела известно, что отец Тимофей приглашался не раз на чай в немецкую комендатуру. О чем шли беседы - неизвестно. Советские репрессивные органы особенными поисками тогда себя не утруждали. Дела решались быстро: служил при немцах? Служил. Чай с немцами пил? Пил. Расстрелять. Конечно, это беззаконно, поэтому прокуратура и реабилитировала отца Тимофея. Однако для раскрытия духовного портрета этого мало. Ведь за кадром остались эти беседы в комендатуре. О чем они были? Скорее всего не о погоде. Хотя не обязательно отец Тимофей учился составлять шифровки, но текла потихоньку речь мастера-вербовщика. Ведь он понимал, что священник многого знать не может, но знает, какой урожай ждать, сколько живности у крестьян (армию-то кормить надо), а если повезет, и они подружатся, можно и через крестьян поспрашивать насчет партизан. В СД был известен тот факт, что местное население очень доверяет духовенству, а с органами власти контакт для народа были затруднительны. Так что, при канонизации святых, чтобы не впасть в заблуждение, лучше проявить осторожность.
В Боровске, в том же храме, вместе с иеромонахом Тимофеем (Мосоловым) служил другой священник - Розанов[6], и, несмотря на все усилия штатного свидетеля, не был наказан так жестоко, получил лишь пять лет ссылки. Возможно, спецслужбы СССР не стали раскрывать своего агента.
Встречаются примеры, вызывающие, мягко говоря, недоумение: например жизнь архимандрита Лаврентия (Проскуры), так называемого Черниговского, канонизированного Украинской Церковью. Архимандрит служил и при советской власти, и несколько лет при немцах. Репрессирован он не был. Почему это стало возможным? Ответа нет.
Несколько лет служил на оккупированной территории почитаемый многими протоиерей Николай Гурьянов. Довоенные дела его не изучены, как и его служение на оккупированной территории, и одних лишь слов его почитателей недостаточно для составления полного духовного портрета.
Нельзя ожидать и канонизации игумена Псково-Печерского монастыря Павла (Горшкова), активно и убежденно сотрудничавшего с немецкой администрацией. Сотрудники советской разведки указывали, что в этот монастырь было крайне трудно внедриться, поскольку монахи всегда выдавали чужаков немцам.
На Северо-Западе России была образована «Православная миссия в освобожденных областях России», так называемая Псковская. В своем первом обращении она призвала всех возрадоваться своему освобождению. Органы СД и Абвера, подчинив всю практическую деятельность «миссии» интересам своей разведки и контрразведки, вели через Церковь активную работу против Советского Союза. С этой целью службой безопасности было завербовано все руководство миссии, также и все подчиненное духовенство[13]. Некоторые исследователи в своих работах о духовенстве в годы войны вообще не касаются этого вопроса, другие же оспаривают приведенные нами сведения, однако решение прокуратуры в 1995 году (по вновь открывшимся сведениям) ставит точку в этой полемике - в реабилитации руководству миссии отказать.
На оккупированной территории осуществлялись вербовки местного населения и, духовенство, как менее всех имевшее поводов любить советскую власть, состояло из приоритетных кандидатов на вербовку. Да, такое было. Служились молебны о здравии фюрера, немецкое командование регулярно информировалось о всех посторонних и подозрительных лицах. Впоследствии, в Абвере пришли к выводу, что всех лиц, прикасающихся или участвующих в религиозно-духовной жизни населения, более целесообразно использовать в качестве источников информации, чем как штатных агентов[12].
В рамках контрразведывательной работы в августе 1942 года в Псковской миссии был распространен секретный циркуляр, подписанный протоиереем Кириллом Зайцем, где давались следующие указания:
) выявлять партизан и лиц, связанных с ними;
) среди прихожан выявлять всех тех, кто настроен против немцев и высказывает недовольство немецкими порядками;
) выявлять... священников-самозванцев;
) выявлять в своем приходе всех лиц, кто ранее был репрессирован советской властью[13].
Возможно, кто-то и пытался вести двойную игру, но добром это кончалось крайне редко, происходили и перекрестные проверки: Абвер постоянно рассчитывал на помощь Псковской миссии при подготовке агентуры как для работы, так и для заброски в советский тыл. В 1943 году Миссия получила специальное задание от немецкого командования: всячески популяризировать власовское движение. «Исходя из анализа деятельности завербованных на захваченных на советской территории агентов и пропагандистов, которая отражена в следственных материалах, следует, что под действием угроз, или по каким-либо другим причинам завербованные добросовестно выполняли свои задания. Без их деятельности немецко-фашистским захватчикам было бы крайне сложно вести военные действия, держать под контролем узников лагерей, население оккупированных районов и проводить здесь свои мероприятия»[13].
Заключение
коллаборационизм предательство фашистский советский
Активность сотрудничества различных категорий граждан нашей страны с гитлеровцами во многом была связана с положением на фронтах Отечественной войны. Понятно, что после срыва планов блицкрига, после того как русское население убедилось в человеконенавистническом характере нацистского оккупационного режима, в условиях активизации советского сопротивления в тылу врага очень многие коллаборационисты стали пытаться как-то искупить вину перед своими соотечественниками.
Измена и предательство в годы священной ВОВ были действительно значительных масштабов. Большие человеческие жертвы, страдания и разрушения, принесли коллаборационисты, полицаи и каратели. К предательству, к изменникам Родины, выступивших с оружием в руках на стороне фашистов, гитлеровской Германии, присягнувших на верность Адольфу Гитлеру, отношение советских людей было однозначным - ненависть и призрение. Всенародное одобрение вызвало то возмездие, которое заслужено, по суду понесли преступники.
Список использованной литературы
1.Война и общество. 1941 - 1945. Кн. 2 М., 2004.
.Епифанов А.Е. Ответственность гитлеровских военных преступников и их пособников в СССР (историко-правовой аспект). Волгоград, 1997
.Епифанов А.Е. Ответственность за военные преступления, совершенные на территории СССР в годы Великой Отечественной войны. Волгоград, 2005.
.История законодательства СССР и РСФСР по уголовному процессу. 1955 - 1991 гг.: Сборник правовых актов. М., 1997.
.Кулик С.В. Антифашистское движение сопротивления в России. 1941 - 1944 гг. (проблемы политического и идеологического противоборства). С-Пб., 2006.
.Митрофанов, Георгий Коллаборационизм или духовное возрождение. Церковный вестник. № 3. Февраль, 2005.
.Семиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М., 2000.
8.Трайнин И. П. Избранные труды. С-Пб., 2004.
.Эренбург И. Г. Война. М., 2004.
10.http://www.riss.ru/doklady/?analyticsId=70#.UNgNuke295I <http://www.riss.ru/doklady/?analyticsId=70>
.<http://cossac-awards.narod.ru/Zametki/Zametka26_Arzamaskin.html>
.<http://www.optina.ru/pub/p32/>