Центральная система международных отношений
На фоне общемировой тенденции к глобализации немаловажное значение имеет вопрос о региональных подсистемах международных отношений. В последние несколько десятилетий происходит повышение роли регионального аспекта в решении глобальных задач, таким образом, региональный уровень международных отношений в большей степени определяет главные направления взаимодействия в сфере мировой политики. Применительно к России и Китаю одним из важнейших примеров в этом контексте является постсоветская Центральная Азия.
Исходя из государственно-правовых оснований, центральноазиатский регион - это всего лишь иное обозначение Средней Азии, территория которой охватывала пять бывших союзных республик. Новая геополитическая ситуация, сложившаяся вследствие распада СССР и биполярной системы международных отношений, раздвинула границы регионального взаимодействия, включив некоторые районы сопредельных стран. Тем не менее Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркмения и Узбекистан составляют главное территориальное ядро Центральной Азии общей площадью примерно 4 млн кв. км и с населением свыше 50 млн человек, включая около 6 млн российских соотечественников.
На данный момент Центральная Азия находится в центре внимания множества стран и международных организаций. В 1990-е годы регион стал как пространством многопрофильного сотрудничества, так и ареной соперничества различных сил, что объясняется его геополитически выгодным расположением между Россией, Китаем, Ираном и Кавказом, энергетическим и природно-ресурсным потенциалом, перспективами строительства мощной транспортной инфраструктуры, а также близостью к очагам вооружённых конфликтов (Афганистан, Пакистан), которые сильно затрагивают международную безопасность. В Центральной Азии сталкиваются интересы целого ряда крупных внешних акторов: помимо России и Китая, это США, ЕС, Турция, Иран, Пакистан, Индия. Участие этих стран и групп придаёт внешнеполитическим процессам, происходящим в ЦА, комплексное и де-факто глобальное измерение.
Специфическая особенность Центральной Азии - уникальная комбинация вызовов и угроз разного уровня. Обстановка усугубляется борьбой внешних акторов и недостаточной кооперацией между центральноазиатскими странами. Зависимость региона от конфигурации мировой политики является проблемой в долгосрочной перспективе, поскольку расстановка сил на международной арене постоянно меняется.
Все формы международного взаимодействия в Центральной Азии развиваются при непосредственном участии пяти бывших советских республик. Руководители этих стран обладают важными рычагами воздействия, определяющими стратегические перспективы регионального развития. Само обретение независимости в начале 90-х годов прошлого века бросило серьёзный вызов всем странам Центральной Азии: за прошедшие десятилетия их общественно-государственные системы неоднократно балансировали на грани выживания, а кризисные тенденции в социально-политической сфере не до конца преодолены до сих пор.
Расширение взаимодействия центральноазиатских стран с новыми региональными и внерегиональными партнёрами зачастую расценивается иностранными экспертами как ослабление позиций России. Однако это едва ли соответствует действительности: в современном глобализирующемся мире самостоятельность и многовекторность внешней политики государств являются непременным условием их успешного общественного развития, а неизменно возникающие трения должны решаться на основе суверенного равенства и взаимного уважения интересов всех сторон. Как показывает историческая практика, только в случае наличия общей внешнеполитической стратегии и координации действий страны Центральной Азии будут способны обеспечить свою национальную безопасность и экономические интересы.
Центральная Азия является относительно молодым регионом, в котором ещё окончательно не сложилась институциональная структура и система международных организаций. Регион характеризуется внутренними противоречиями, вариативностью культурных практик, различными подходами к интерпретации исторического наследия.
За прошедшие после распада СССР годы межгосударственные отношения в Центральной Азии стремительно развивались, проходя ряд взаимосвязанных и взаимодополняющих этапов сотрудничества, которые включают установление двусторонних отношений в качестве независимых государств в начале 1990-х годов, попытки создания формы экономической интеграции в середине 1990-х и установление системы обеспечения региональной безопасности в начале 2000-х годов.
Эта эволюция прослеживается сквозь призму процессов интеграции и дезинтеграции в Центральной Азии. Первым после распада СССР крупным межрегиональным объединением на постсоветском пространстве стало Содружество Независимых Государств (СНГ), созданное 30 декабря 1991 года. Второй, но уже субрегиональной группировкой стал Центрально-Азиатский союз, учрежденный в 1994 г. в составе Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана на базе Договора о создании экономического союза и единого экономического пространства, позднее преобразованный в Центрально-Азиатское Сотрудничество, а в 2005 году вошедший в структуры ЕврАзЭС. Наряду с данными интеграционными объединениями также стоит упомянуть Шанхайскую Организацию Сотрудничества (ШОС) и Организацию Договора о коллективной безопасности (ОДКБ).
Однако не следует переоценивать перспективы интеграции в Центральной Азии: существует значительный разброс политических и экономических интересов пяти стран, поэтому интеграционные процессы на центральноазиатском пространстве по-прежнему не слишком результативны.
1.2Понятие комплекса региональной безопасности. Системы международной безопасности
Учитывая тематическую направленность настоящего исследования, вначале необходимо дать наиболее адекватное определение таких понятий, как «коллективная безопасность» и «система коллективной безопасности».
Большой юридический словарь даёт следующее разъяснение термина «коллективная безопасность»: «система совместных действий государств в целях поддержания международного мира и противодействия актам агрессии, установленная Уставом ООН и осуществляемая в рамках этой всемирной организации, региональных организаций безопасности, организаций и соглашений по коллективной самообороне».
Под системой коллективной безопасности, в свою очередь, понимается «система безопасности, созданная усилиями нескольких государств или всего мирового сообщества для предотвращения или нейтрализации различного рода угроз (экономических, военных, экологических и др.) существованию и развитию человеческой цивилизации на региональном или глобальном уровне».
Далее необходимо дать определение понятию «комплекс региональной безопасности».
В книге «People, States and Fear: An Agenda for International Security Studies in the Post-Cold War Era» Барри Бузан рассматривает комплекс региональной безопасности (КРБ) как «группу единиц, у которых главные процессы секьюритизации, десекьюритизации, или того и другого столь тесно взаимосвязаны, что их проблемы безопасности не могут быть рационально проанализированы или решены без взаимного учета». Одна из особенностей концепции Бузана, о которой упоминалось выше, - многоаспектность анализа региональной безопасности, которая достигается благодаря разложению КРБ на три уровня: международный, региональный и отдельных государств.
В этой связи представляется целесообразным дать краткую характеристику и выявить основные особенности данных уровней, которые также определяются некоторыми исследователями как системы международной безопасности. Первый уровень является системой универсальной международной безопасности, фундамент которой был заложен в Уставе ООН (1945). Концептуальным лейтмотивом документа стала установка не допустить возникновения в будущем военных конфликтов. При её практической реализации государствам необходимо руководствоваться следующими принципами: суверенное равенство членов ООН; разрешение международных споров мирными средствами; неприменение силы и угрозы силой; всеобщее и максимальное разоружение и др. Наряду с этим не должны нарушаться остальные принципы международного права, закреплённые в Декларации о принципах международного права (1970) и в Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (1975). Устав ООН также предписывает Совету Безопасности ООН организацию совместных действий государств-членов ООН в случае возникновения угрозы миру и безопасности или при совершении актов агрессии.
Второй уровень - система региональной безопасности, создание которой также было предусмотрено Уставом ООН (глава VIII). Устав предъявляет следующие требования к данной системе:
) составлять эту систему могут государства только одного политико-географического региона;
) деятельность, связанная с подписанными региональными соглашениями, должна осуществляться в пределах этого региона;
) эта деятельность должна быть совместима с Целями и Принципами ООН.
Базис региональной коллективной безопасности - мирное разрешение региональных споров. В соответствии с Уставом ООН (глава VII, статья 51), прибегнуть к военным действиям возможно лишь в случае отражения прямой агрессии, и завершиться они должны тогда, когда Совет Безопасности ООН примет соответствующие меры, необходимые для поддержания международного мира и безопасности.
К наиболее ярким примерам систем региональной безопасности следует отнести альянс НАТО, создание которого было предусмотрено Североатлантическим договором 1949 г., ныне уже не существующую Организацию Варшавского договора, созданную в 1955 г. в противовес НАТО. Среди действующих в настоящее время систем региональной безопасности также стоит выделить ШОС и ОДКБ.
Наконец, третий уровень обеспечения безопасности подразумевает индивидуальные системы безопасности государств. Право государств на обеспечение собственной безопасности является одним из индикаторов их независимости и самостоятельности и основывается на первоочередном принципе международного права - принципе государственного суверенитета.
1.3 Центральная Азия как комплекс региональной безопасности
Далее следует проанализировать ситуацию в Центральной Азии с точки зрения наличия там комплекса региональной безопасности на трёх вышеуказанных уровнях, в соответствии с теорией КРБ.
.Международный уровень. Для 1990-х гг. была характерна слабая вовлечённость ведущих мировых держав в сферу безопасности Центральной Азии ввиду отсутствия острых проблем и недостаточной геостратегической важности региона. Ситуация кардинально изменилась после 11 сентября 2001 года, и с началом операции «Несокрушимая свобода» значение ЦА возросло: здесь были развёрнуты военные базы США и стран НАТО, регион стал транзитной зоной для американских военных сил. Это не могло не вызвать озабоченность России и Китая, у которых имелись собственные интересы в ЦА: Россия стремилась расширить сотрудничество для борьбы с терроризмом и контрабандой наркотиков, Китай - для борьбы с исламским экстремизмом и терроризмом, так как Центральная Азия граничит с Синьцзян-Уйгурским автономным районом - одним из нестабильных регионов Китая. Во многом эта обоюдная заинтересованность привела к созданию ШОС. Помимо этого, у России имеется ещё один рычаг воздействия на ситуацию в регионе: ОДКБ, позволившая легитимировать военное присутствие в ЦА. Тем не менее, по мнению некоторых западных исследователей, весьма сомнительна эффективность обеих организаций в плане поддержания безопасности в регионе: несмотря на создание антитеррористических структур и проводимые в их рамках военные учения, кардинально ситуация в ЦА не изменилась. И ШОС, и ОДКБ зависимы от интересов крупных акторов, и, если напрямую не затронуты интересы последних, обе структуры оказываются пассивными. Так было, например, в июне 2010 года, когда не была обеспечена достаточная поддержка Кыргызстану, а ОДКБ отказалась направить в страну военный контингент, хотя правительство Кыргызстана высоко оценило гуманитарную помощь со стороны ШОС.
.Региональный уровень. Проблемы безопасности на данном уровне можно подразделить на три группы: вопросы о пограничных спорах, исламский экстремизм и наркоторговля.
Пограничный вопрос возник вследствие распада СССР и процессов «национального размежевания» в советский период. Основной проблемой являлось определение границ проживания национальных меньшинств. Процесс демаркации границ занял длительное время. Проблема исламского экстремизма связана в первую очередь с тем фактом, что несколько стран региона - Узбекистан, Туркменистан и Таджикистан - непосредственно граничат с Афганистаном. Больнее всего это соседство ударило по национальным интересам Таджикистана, который имеет самую протяжённую границу с Афганистаном и испытывает недостаток человеческих ресурсов для её охраны. Таким образом, религиозные экстремисты могут почти беспрепятственно пересекать границу, а также распространять религиозную литературу. Наконец, проблема наркоторговли, тесно связанная с пограничным вопросом, также серьёзно ударяет по интересам центральноазиатских государств. Маршруты транспортировки наркотиков берут начало в Узбекистане, Таджикистане и Кыргызстане и охватывают территории всего региона, а конечным пунктом в большинстве случаев является Россия.
Все эти проблемы предполагают значительную степень координации действий стран ЦА. Однако на данный момент серьёзных попыток объединения усилий в этой сфере сделано не было: большинство мер были односторонними и сводились в основном к ужесточению контрольно-пропускных режимов на границах. Тем не менее в сфере борьбы с наркоторговлей следует выделить антинаркотическую операцию «Канал», которая проводится ОДКБ с 2003 года и признаётся ООН как самая крупномасштабная и эффективная операция по противодействию афганскому наркотрафику, а также взаимодействие в рамках ШОС.
.Уровень отдельных стран. Одними из основных источников проблем в странах ЦА являются угрозы удовлетворению основных человеческих потребностей и человеческому потенциалу, экономическая отсталость, коррупция, низкая эффективность государственных институтов, а также неспособность центральноазиатских правительств справиться с внутренними конфликтами, что, в частности, проявилось во время конфликтов в Андижане (Узбекистан) и на юге Кыргызстана в 2005 и 2010 годах соответственно, когда не были устранены первопричины волнений: в случае Узбекистана так и не были решены такие проблемы, как неравномерное развитие регионов, экономическое неравенство и нарушение прав человека, а в Кыргызстане принятие новой Конституции и изменение политической системы не расширило для национальных меньшинств возможность участия в политическом процессе. Согласно Индексу развития человеческого потенциала, страной с высоким уровнем развития может считаться лишь Казахстан. Основные причины существования данной проблемы - экономическая стагнация и слабый уровень государственного управления. Накопление подобных проблем влияет как на внутреннюю стабильность, так и на общую ситуацию в сфере безопасности региона, а также порождает рост количества и масштаба обострений напряжённости, примером чему могут служить события в Андижане и на юге Кыргызстана.
.4 Этапы создания системы коллективной безопасности в Центральной Азии
Далее представляется целесообразным кратко рассмотреть основные вехи создания системы региональной безопасности в Центральной Азии.
Проблема безопасности остаётся чрезвычайно болезненной для стран региона, поскольку все они уязвимы по отношению к внешнему воздействию. Военная интенсификация в Центральной Азии началась в 1992 году с подписанием Договора о коллективной безопасности, но поиск оптимальных форм сочетания национальной и коллективной безопасности продолжается.
В начале 1990-х годов Центральная Азия присоединилась к договорённостям о единой системе противовоздушной обороны (ПВО) и военном сотрудничестве в рамках СНГ. Однако попытки создания на постоянной основе коллективных миротворческих сил успехом не увенчались. В 1998 году из их состава в Таджикистане были выведены киргизские и узбекские части. После истечения в апреле 1999 года Договора о коллективной безопасности Узбекистан приостановил в нём своё участие. В это же время начался вывод российских пограничников из Туркмении и Кыргызстана. Всё это вывело проблему региональной безопасности на новый уровень.
Во-первых, усилилось давление исламских экстремистов, направленное прежде всего на Узбекистан, что предполагало ответные действия. Более того, актуализировалась необходимость смещения приоритетов в сторону превентивной дипломатии, миротворчества, решения вопросов экономической и социальной стабильности, более динамичной адаптации к новым вызовам в лице международного терроризма.
Однако ход событий вынудил прибегнуть к традиционным подходам к обеспечению региональной безопасности. Осенью 1999 года крупная группировка исламских боевиков вторглась из Афганистана на территорию Республики Кыргызстан. Целью боевиков была Ферганская долина, причём угроза приближения терроризма с территории Афганистана к границам Центральной Азии стала как никогда реальной. Данные события стали катализатором более активного поиска новых форм координации действий в области безопасности. Опыт совместной операции против боевиков показал не только необходимость коллективных действий, но и их эффективность.
Важным этапом создания системы региональной безопасности в Центральной Азии стал саммит глав государств-участников Договора о коллективной безопасности в Бишкеке в 2000 году, по результатам которого было подписано Соглашение о статусе формирований сил и средств системы коллективной безопасности. Документ предусматривал оказание странами взаимной военной помощи для совместного отражения внешней военной агрессии, проведение совместных антитеррористических операций и военных учений. Необходимость принятия данного соглашения была обусловлена резким осложнением ситуации в регионе в связи с событиями в Афганистане, угрозой проникновения на территории стран ЦА террористических группировок.
В декабре 2010 года всеми государствами-членами ОДКБ, за исключением Республики Узбекистан, было подписано Соглашение о статусе формирований сил и средств системы коллективной безопасности Организации Договора о коллективной безопасности, которое аннулировало предыдущий договор 2000 года. Новое Соглашение предоставило юридическую базу для формирования Коллективных сил оперативного реагирования ОДКБ.
Подводя итог главы, следует отметить, что Центральная Азия является подсистемой международных отношений, которая играет немаловажную роль во внешнеполитических стратегиях ключевых внешних акторов региона. Как комплекс региональной безопасности Центральная Азия имеет ряд серьёзных проблем и угроз безопасности, решение которых возможно только при условии слаженной координации действий как самих центрально-азиатских стран, так и других акторов.
международный азия коллективный безопасность
2. Интересы России и Китая в сфере поддержания стабильности и безопасности в Центральной Азии
Охарактеризовав общую ситуацию в Центральной Азии и проанализировав регион как подсистему международных отношений и комплекс региональной безопасности, целесообразно перейти непосредственно к выявлению ключевых интересов России и Китая в ЦА, а также к анализу центральноазиатской политики двух стран.
В целях максимально всестороннего и объективного анализа представляется разумным рассмотреть взгляды и российских, и китайских, и западных исследователей.
2.1 Интересы России в регионе
Одной из наиболее интересных попыток анализа интересов России в Центральной Азии среди работ российских исследователей является монография А.В. Малашенко «Центральная Азия: на что рассчитывает Россия?». Исследователь выделяет пять основных целей России в регионе:
1.сохранение собственного влияния, что входит в российские планы по удержанию под своей эгидой остатков постсоветского пространства;
2.сохранение авторитарных режимов в ЦА, которые идеологически и ментально близки российскому;
.минимизация потерь от сокращения объёмов транзита энергоносителей через территорию России;
.сдерживание наркоторговли;
.сдерживание внешних акторов (в первую очередь - США и Китая).
Взгляды А.В. Малашенко примечательны по двум причинам. Во-первых, из пяти выделяемых им целей России четыре относятся к сфере безопасности: две первых коррелируют с ней косвенным образом, а два последних национальных интереса непосредственно связаны с поддержанием стабильности в регионе.
Несмотря на это, исследователь не причисляет стабильность к числу стратегических интересов России, поскольку, по его мнению, Россия скорее заинтересована в слабом уровне стабильности, «ибо региональная и страновая конфликтогенность есть удобный и уместный повод для обращения стран региона, точнее, правящих в них режимов, к России за помощью во имя своего благополучия». Данный тезис представляется нам весьма спорным, так как довольно сомнительно, что руководство России готово пожертвовать безопасностью своих границ ради удержания центральноазиатских государств в фарватере российской политики.
В целом, А.В. Малашенко отмечает, что Россия до сих пор не смогла чётко и однозначно сформулировать свои национальные интересы в регионе, нынешние же цели зачастую апеллируют к недавнему историческому прошлому. Однако нельзя не учитывать, что изменившаяся геополитическая ситуация предполагает разработку нового подхода к взаимоотношениям со странами Центральной Азии.
Ещё одним российским исследователем, внесшим значительный вклад в изучение российской политики в Центральной Азии, является Д.В. Тренин. В статье «Россия и Центральная Азия: интересы, политика, перспективы» он подразделяет российские интересы в сфере безопасности в ЦА на две категории: «стратегические» и «особые». К первой группе интересов, по мнению автора, относятся следующие:
поддержание внутренней стабильности;
-предотвращение «цветных революций»;
-сдерживание внешнего военного присутствия и сотрудничества в области безопасности с третьими сторонами;
поддержание межгосударственной стабильности;
-борьба с наркоторговлей;
-нераспространение ядерного оружия.
Как видно, по ряду пунктов выделенная Д.В. Трениным категория «стратегических» интересов России в регионе совпадает с целями России, выявленными А.В. Малашенко: так, оба исследователя отмечают важность таких национальных интересов, как борьба с распространением наркотиков и сдерживание внешних акторов, а также сохранение существующих политических режимов в странах ЦА (различаются лишь формулировки: Д.В. Тренин связывает это с предотвращением «цветных революций», в то время как А.В. Малашенко не уточняет, каким именно образом Россия планирует сохранять существующее положение). В отличие от А.В. Малашенко, Д.В. Тренин причисляет к числу «стратегических» интересов России поддержание стабильности в регионе, причём как внутригосударственной, так и межгосударственной. Наконец, он выделяет и такой важный пункт, как нераспространение ядерного оружия, который представляется не менее значимым, чем предыдущие, в связи с тем, что на данный момент уже пять стран, имеющих интересы в регионе - Россия, Китай, США, Индия и Пакистан - обладают ядерным оружием и ведут разработки в области ядерной энергетики.
Что же касается «особых» интересов России в ЦА, Д.В. Тренин выделяет:
-консолидацию системы безопасности под российским руководством;
-оборонно-промышленную кооперацию и поставки оружия;
усиление российского военного присутствия.
А.В. Лукин считает, что ключевые акторы в Центральной Азии имеют как минимум три общих интереса, два из которых напрямую относятся к сфере безопасности:
. поддержание политической стабильности, поскольку ни одной стране не нужен политический хаос, который может привести к власти радикальные исламистские движения;
. сохранение у власти светских режимов;
. ускоренное экономическое развитие государств региона, которое является неотъемлемым условием политической стабильности.
По мнению А.В. Лукина, данные три компонента поддерживаются и Россией, и Китаем, и США, и ЕС. Как будет видно из дальнейшего анализа, по третьему пункту А.В. Лукин расходится с некоторыми европейскими исследователями.
Себастьян Пейруз, Йос Бунстра и Марлен Ларюэль в статье «Security and development approaches to Central Asia. The EU compared to China and Russia» выделяют четыре главных интереса России в Центральной Азии, из которых три относятся к сфере безопасности:
.защита территории от дестабилизирующих факторов, исходящих из ЦА (воинствующий экстремизм и наркотрафик);
.поддержание безопасности в регионе и одновременное сдерживание вовлечения внешних акторов;
.подтверждение статуса региона как части российской «сферы влияния» посредством региональных интеграционных проектов, поддержки со стороны стран ЦА положения России на международной арене, символической защиты интересов русского населения ЦА.
Примечательна фраза, которой авторы характеризуют интересы России в регионе: необходимость поддержания стабильности в Центральной Азии для России тесно связана с проблемой внутренней безопасности и исходит не из соображений «империализма», а прагматизма. По данному пункту прослеживается совпадение со взглядами А.В. Лукина. Также исследователи отмечают, что Россия делает ставку на так называемую hard security, то есть на безопасность, обеспечиваемую боевой мощью, а не на soft security - «мягкую безопасность» , включающую сферы, которые косвенно, а не прямым военным воздействием влияют на отсутствие угроз основным ценностям.
Научный сотрудник Центра восточных исследований (OSW) в Варшаве Джозеф Ланг и старший аналитик Института исследований безопасности ЕС (EUISS) Нику Попеску в статье «Central Asia: the view from Russia» развивают тезис об установлении российской сферы влияния в Центральной Азии, рассматривая его как один из шагов, направленных на достижение глобальной внешнеполитической цели России, а именно установление многополярного мира, в котором ей принадлежит одна из ведущих ролей. Исследователи выражают точку зрения, схожую с мнением А.В. Малашенко: Россия не заинтересована в усилении центральноазиатских стран, предпочитая иметь дело с государствами, которые достаточно слабы, чтобы можно было на них воздействовать, но достаточно сильны, чтобы оставаться на плаву. При этом Россия не стремится усилить нестабильность, но и не предпринимает никаких активных действий по увеличению эффективности правящих режимов.
2.2 Интересы Китая в регионе
Большинство китайских исследователей сводят стратегические интересы Китая в Центральной Азии к трём категориям: безопасность, экономические интересы и энергоресурсы. По мнению Чжао Хуашэня, их можно разбить на шесть ключевых элементов: 1) безопасность границ; 2) борьба с движением «Восточный Туркестан»; 3) энергетика; 4) экономические интересы; 5) геополитика; 6) ШОС. Таким образом, концепция, предложенная Чжао, расширяет общепринятую, включая три дополнительных компонента.
Как отмечает исследователь, данные шесть элементов интересов Китая в ЦА формировались постепенно и модифицировались вместе с изменениями приоритетов китайской дипломатии. До 1998 года главной целью Китая в ЦА было разрешение споров о демаркации границ и обеспечение их безопасности. После 1998 года на первый план выдвинулась проблема терроризма, которая ещё более обострилась после событий 11 сентября 2001 года; с этого же времени возросло значение энергетических и геополитических интересов Китая. Параллельно с этими процессами всё шире разворачивалась деятельность ШОС, и Чжао высказывает непопулярное мнение, что вследствие повышения роли ШОС в решении региональных проблем данная организация также стала одним из ключевых интересов Китая в регионе. Исследователь подчёркивает, что нельзя исключать возможность дальнейшего развития китайских интересов в ЦА, но представляется маловероятным значительное изменение их приоритетности и структуры.
Что касается приоритетности, Чжао разбивает их на три группы по два элемента в каждой: 1. терроризм - энергоресурсы; 2. экономика - ШОС; 3. геополитика - безопасность границ. Как видно из предложенной Чжао схемы, геостратегические и политические интересы тесно взаимосвязаны с экономическими: так, проблема терроризма, которую Чжао соотносит прежде всего с борьбой с сепаратизмом движения «Восточный Туркестан» в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, мыслится в неразрывной связи с энергетическими интересами Китая в регионе, которые, по мнению исследователя, являются главной стратегической целью Китая в ЦА. Экономические интересы, главной институциональной платформой выражения которых стала ШОС, Чжао ставит на второе место, поскольку центральноазиатский рынок является относительно локальным. Наконец, геополитика и безопасность границ имеют наименьший приоритет, так как в существующих реалиях угрозы Китаю со стороны ЦА имеют латентный характер, а вопросы демаркации и безопасности границ в целом решены. Тем не менее стоит отметить, что, как отмечает сам Чжао, во-первых, данный порядок носит субъективный характер и не выражает официальной позиции Китая, а во-вторых, не может считаться неизменным, поскольку возможны любые модификации вследствие изменения международной, региональной или внутренней обстановки.
Приоритетность интересов Китая проявляется не только в рамках вышеизложенной схемы. Как отмечают доктор политических наук, профессор, декан Факультета политологии МГИМО А.Д. Воскресенский и доктор исторических наук, профессор, эксперт по проблемам безопасности в Центральной Азии С.Г. Лузянин в статье «Политика Китая в Центральной Азии», в официальных китайских документах провозглашается «равное и дружественное отношение» ко всем центральноазиатским государствам, однако на самом деле ещё с середины 1990-х гг. чётко наметилась тенденция на определенную дифференциацию в отношениях со странами ЦА: появились «приоритетные государства», на развитие политических и экономических связей с которыми делался больший упор, и страны «второго эшелона», с которыми поддерживался необходимый уровень официальных контактов. Такая избирательность была продиктована объективным геостратегическим расположением государств на западных границах КНР и геополитической ситуацией в регионе. По мнению авторов статьи, в число «приоритетных» государств вошли Казахстан, Таджикистан и Кыргызстан - страны, с которыми Китай имеет общую границу. В этом проявляется прагматизм китайской политики.
Несколько отличное от точки зрения Чжао Хуашэня мнение имеет Син Гуанчэн, глава центра по исследованию истории и географии пограничных районов Китайской академии общественных наук. Он считает, что Китай не желает допустить восстановления российской монополии в регионе, признавая, однако, неотъемлемую роль России в обеспечении безопасности в ЦА, что, в частности, продемонстрировали события в Таджикистане.
Авторы работы «Китай и Центральная Азия» пишут, что политическая стабильность в ЦА является важнейшим фактором безопасности в регионе. Также они заключают, что Китай не хочет, чтобы ЦА становилась «задним двором» (后院) России, не в интересах Китая и увеличение влияния США в регионе, которые могут использовать ЦА как инструмент воздействия на Китай. Поэтому Пекин предпочёл бы, чтобы регион был свободен от влияния ведущих держав.
Эндрю Скобелл, Эли Ратнер и Майкл Бекли в работе «China's Strategy Toward South and Central Asia. An Empty Fortress» выделяют четыре основных фактора, детерминирующих политику Китая в Центральной Азии, три из которых связаны с проблемами безопасности региона:
. Отсутствие безопасности и цели обеспечения внутренней стабильности и защиты национального единства. Китай особенно озабочен подавлением внутреннего беспокойства среди национальных меньшинств в западных регионах страны. В этой связи Китай настаивает на противостоянии так называемым «трём силам зла» - терроризму, сепаратизму и экстремизму.
. Поддержание мира, предсказуемости, а также светских правительств в странах Центральной Азии, поскольку Китай опасается связи между внутренними вызовами и внешними угрозами, в частности, уйгурской диаспоры, которая разбросана по границам.
. Увеличение влияния в Центральной Азии и, как следствие, сдерживание влияния других государств, ключевым механизмом осуществления которого авторы видят ШОС.
Первые два пункта в целом совпадают с изложенными Чжао Хуашэнем элементами интересов Китая в сфере безопасности в ЦА. Однако, в отличие от Чжао, который предпочитает не упоминать о том, что Китай так же, как и Россия, претендует на статус регионального лидера, авторы данной статьи напрямую указывают на тот факт, что Китай стремится ограничить сферы влияния третьих сил в регионе. Контрастируют с утверждениями Чжао Хуашэня и вышеизложенные позиции других китайских исследователей, которые также указывают на желание Китая сбалансировать расстановку сил в ЦА, увеличив собственную сферу влияния и сократив сферу влияния других внешних акторов.
Себастьян Пейруз, Йос Бунстра и Марлен Ларюэль так же, как и в случае с Россией, выделяют четыре главных интереса Китая в ЦА, из которых лишь два непосредственно относятся к сфере безопасности:
.не допустить превращения Центральной Азии в базу уйгурского активизма;
.избежать превращения ЦА в дестабилизирующую силу, которая заставит Китай увеличить свою вовлечённость в проблемы, связанные со сферой безопасности, за пределами своих границ.
В целом, исследователи констатируют факт, что ЦА находится далеко не на ведущих позициях во внешнеполитической стратегии Китая. Тем не менее интересы Китая в этом регионе тесно связаны с другими его ключевыми стратегическими интересами. Так, в восприятии Китая Центральная Азия - это не только часть постсоветского мира, но и часть мусульманского мира, и поэтому является частью китайской стратегии долговременной консолидации с Пакистаном, построения долгосрочного партнёрства с Ираном, Саудовской Аравией и Афганистаном, а также воплощает новые взаимоотношения с Индией, которые отмечены как соперничеством, так и сотрудничеством. Что касается отношений с США, то, как отмечают авторы, ЦА остаётся незначительной проблемой по сравнению с такими проблемами американо-китайских отношений, как торговля, валюта и права человека.
Эксперт по вопросам Центральной Азии в Королевском Объединенном институте оборонных исследований (RUSI) Рафаэлло Пантуччи в статье «Central Asia: the view from China» подчёркивает тесную связь китайских интересов в сфере безопасности в Центральной Азии с созданием «Экономического пояса Шёлкового пути», которое было провозглашено Си Цзиньпином осенью 2013 года. Исследователь пишет, что с возрастанием экономической активности Китая в центральноазиатском регионе правительство страны не может игнорировать тот факт, что Китай наряду с Россией является одним из главных гарантов безопасности в ЦА. Однако Китай испытывает недостаток исторического и институционального опыта по регулированию безопасности и разрешению пограничных вопросов, в то время как ЕС, на счету которого такой проект, как Программа содействия управлению границами в Центральной Азии (БОМКА), способен поделиться своим опытом в данной сфере.
Таким образом, в соответствии с вышеизложенным анализом, можно выделить ряд общих интересов России и Китая в Центральной Азии: обеспечение безопасности границ, противостояние «трём силам зла» (терроризму, сепаратизму и экстремизму). Как отмечает Лена Джонсон в статье «Russia and Central Asia», в значительной степени улучшение отношений между Россией и Китаем в начале XXI века - результат их взаимной озабоченности проблемой поддержания региональной стабильности в Центральной Азии.
Примечательно, что ни один из исследователей не упоминает среди интересов Китая в ЦА такую серьёзную угрозу, как распространение наркотиков. Несмотря на то, что данная проблема в России стоит более остро, чем в Китае, нельзя не причислить её решение к числу общих интересов двух государств.
Как будет видно из последующего анализа, Россия и Китай имеют также общую позицию в вопросе о долгосрочном американском военном присутствии в регионе и в вопросе противостояния «цветным революциям». И Россия, и Китай выступают против американской политики «демократических преобразований» в Центральной Азии, которая может привести к дестабилизации обстановки в регионе.
Наряду с областями сотрудничества, существуют также и области соперничества между Россией и Китаем. В первую очередь, Россия не желает усиления позиций Китая в регионе, так как рассматривает Центральную Азию как одну из жизненно важных сфер своего влияния. К тому же, в российском руководстве Китай зачастую воспринимается как геополитический соперник страны. Китай укрепляет влияние в регионе прежде всего с помощью экономики: вкладывает средства в развитие транспортной и энергетической инфраструктуры, расширяет торгово-экономические отношения. Более того, именно разнонаправленность интересов является одной из главных проблем функционирования ШОС, где Россия ратует за сотрудничество в сфере безопасности, а Китай делает акцент на экономике, выступая за создание экономической интеграции. Все эти факторы не могут не влиять на развитие российско-китайских отношений.
Источники и литература
Источники:
.Выступление председателя ГАК, директора ФСКН России Виктора Иванова на заседании Правительственной комиссии по разработке и реализации антинаркотических программ, обеспечивающих интересы Российской Федерации в Центральной Азии. Москва, 17 июня 2014 года.
2.Декларация глав государств-членов Шанхайской организации сотрудничества (г. Астана, 5 июля 2005 года).
.Договор о коллективной безопасности.
.Договор о союзнических отношениях между Российской Федерацией и Республикой Узбекистан.
.Устав Организации Объединенных Наций.
.Хартия Шанхайской организации сотрудничества.
Литература
На русском языке:
.Байкова Т. Китай теснит Россию в Центральной Азии.
8.Боришполец К.П. Центральная Азия как региональная подсистема международных отношений // Восток/Запад: Региональные подсистемы и региональные проблемы международных отношений. Учебное пособие / Под редакцией А.Д. Воскресенского. - М.: Московский государственный институт международных отношений (Университет); «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2002.
.Воскресенский А.Д., Лузянин С.Г. Политика Китая в Центральной Азии // Южный фланг СНГ. Центральная Азия - Каспий - Кавказ: Возможности и вызовы для России / Под ред. М.М. Наринского, А.В. Мальгина. - М.: Логос, 2003.
.Габдуллин Э. Центральная Азия: геополитика, безопасность, сценарии развития // Центральная Азия и Кавказ. - 2011. - Т. 14. - № 1.
.Гражданская защита. Понятийно-терминологический словарь / под общ. ред. Ю.Л. Воробьева. - М.: Издательство «Флайст», Информационно-издательский центр «Геополитика», 2001.
.Захаров В.Ю. О некоторых политических задачах российского председательства в ШОС // Международная жизнь. - 2014. - № 9.
.Казанцев А.А. Большая игра с неизвестными правилами: мировая политика и Центральная Азия. - М.: Наследие Евразии, 2008.
.Казанцев А.А. Сценарии и тенденции эволюции ситуации в центральноазиатском регионе коллективной безопасности ОДКБ после 2014 года. - М.: МГИМО - Университет, 2013.
.Клименко Е. Центральная Азия как региональный комплекс безопасности // Центральная Азия и Кавказ: Журнал социально-политических исследований. - 2011. - Т. 14. - № 4.
.Кокарев К.А. К вопросу о политике ШОС в сфере безопасности // Шанхайская организация сотрудничества: от становления к всестороннему развитию (материалы Третьего заседания Форума ШОС, Китай, г. Пекин, 19-21 мая 2008 г.). - М.: МГИМО - Университет, 2008.
.Коростиков М. Таджикские горы стоят из последних сил // Коммерсант. - 2016. - № 71
.Лукин А.В. Шанхайская организация сотрудничества и российские интересы в Центральной Азии и Афганистане // Стратегия России в Центральной Азии и Шанхайская организация сотрудничества. Сборник статей / Под ред. А.В. Лукина; Институт международных исследований. - М.: МГИМО - Университет, 2012.
.Лукин А.В., Мочульский А.Ф. Шанхайская организация сотрудничества: структурное оформление и перспективы развития. - М.: МГИМО - Университет, 2005.
.Малашенко А.В. Центральная Азия: на что рассчитывает Россия? - М.: РОССПЭН, 2012.