же этнического самосознания, поскольку представляет собой когнитивно-мотивационное ядро этнического самосознания, а с другой стороны, шире, так как содержит в себе еще и слой бессознательного. К этому вопросу мы вернемся еще раз, когда речь пойдет о структуре этнического самосознания.
Сейчас же важно сказать о разных подходах к пониманию этнического самосознания. Согласно традиционному для отечественной этнологии, да и в целом для общественных наук, подходу, этническое, или национальное (в значении этнонациональное), самосознание - это один из важнейших признаков этноса. Такое представление утвердилось тоже не так давно, поскольку оно не включалось в имевшее широкое хождение сталинское определение нации.
В мировой этнологии, а теперь и в отечественной, существует конструктивистское представление об этносе, согласно которому этнос, народ, национальность интерпретируются как «конструируемая» общность. При таком понимании этническая идентичность есть конструирование «воображаемых общностей», основанных на вере в то, что они связаны естественными, и даже природными, узами. Главное в данном подходе состоит в том, что этническая идентификация рассматривается не как процесс, а как процедура формирования представлений, и эти представления ситуативны.
Итак, при одном подходе этническое самосознание - это отражение реальности, при другом - «конструкт», создаваемый элитой, средствами массовой информации, системой образования.
Однако для этносоциологов важно, как формируется этническое самосознание, какова его структура, каким может быть его содержательное наполнение, интенсивность и регулятивная способность. Ведь этот психологический феномен играет существеннейшую роль в этнической мобилизации, консолидации, социальном контроле, стремлении к партнерству или доминированию и может быть использован как для преуспевания народа, так и для агрессивного национализма.
В спокойной ситуации межнациональных отношений и часто в моноэтнической среде этническое самосознание групп и конкретных людей чаще всего не актуализировано, «размыто».
Для выявления значимости этничности в самосознании личности в этнической психологии используется тест Куна и Макпартленда, который чаще называют просто «тестом Куна».политической психологии одной из популярных была концепция А. Маслоу - представителя так называемой гуманистической психологии. Он разделял потребности в мотивационной системе личности на пять уровней: низкий - физиологические потребности, далее идут потребности в безопасности, а на более высоких уровнях находятся потребности в человеческой общности, любви, уважении и, наконец, потребность в самоактуализации, т.е. реализации заложенных в человеке потенций и способностей. Главное в этой теории - «пирамидальная» структура. «Сначала хлеб, а зрелища потом», но они нужны тоже.
Для выяснения места этнической идентичности в идентификационном пространстве (матрице) личности существенным является понимание того, что мир личности представляет собой системную целостность. В ней ценности и потребности не могут быть поняты каждая в отдельности; они взаимосвязаны и как компоненты типологической системы личностной мотивации экстраполируются в общественную сферу. Поэтому для людей с одной системой личностной мотивации этничность может быть значимой частью их идентичности в целом, для других она находится на периферии их потребностей, чувств и представлений. Так, у людей, в системе мотивационных ценностей которых вообще низка ориентация на корпоративные связи и высоко значима свобода от социального контроля, этническая идентичность занимает меньшее место в идентификационной матрице. К тому же этническая идентичность, как и другие идентичности, ситуативна.
Представления о структуре этнического самосознания различаются в разных школах. Так, социальные психологи, работающие в психологии, рассматривают этническое самосознание как представление о характерных чертах своей группы, т.е. автостереотипы и «осознание» собственной принадлежности к определенной этнической группе.
Проведя целый этап исследований, сейчас уже можно сказать, что само понимание структуры этнического самосознания может быть уточнено. Если говорить в обобщенной форме, то в структуру этнического самосознания (условно говоря - по горизонтали) входят: осознание принадлежности к этнической группе, «образ мы» и этнические интересы.
Под «образом мы» имеются в виду не только автостереотипы, т.е. представления о характерных чертах группы, но и другие представления о своем народе, его культуре, территории и т.д. Однако мы не случайно в определении структуры этнического самосознания не дали «расшифровку» «образа мы», подчеркивая тем самым, что этот «образ» очень изменчив и не всегда включает «обязательный» набор представлений.
Согласно концепции, которую разработал еще французский социолог конца XIX - начала XX в. Э. Дюркгейм, «коллективные представления» - это надындивидуальные феномены сознания, имеющие собственное содержание и не сводящиеся к сумме индивидуальных сознаний. Вот почему в изучении этнического самосознания группы и личности существуют определенные различия.
Индивидуальные представления личности зависят от «включенности» ее в этничность, от образования, эрудиции. Особое значение имеет включенность в этничность. Она намного выше у недоминирующих народов и в полиэтнической среде.
Представления - это как бы когнитивное поле этнического самосознания. Но в идентичность входят не только когнитивные компоненты. Наши представления мы переживаем, т.е. здесь включена и чувственная, эмоциональная сфера.
Среди чувственных эмоциональных образований особо выделяется «стремление к психологической общности с группой» - социальный мотив аффилиации. Эту потребность в общности с группой, в данном случае этнической, люди испытывают в разной мере, - все зависит от культурных традиций, воспринятых человеком в процессе социализации, и от особенностей личности.
Таким образом, в самосознании присутствуют не только когнитивный, но и эмоциональный компоненты.
Однако идентичность, как известно, существует не просто сама по себе как набор эмоционально окрашенных представлений, в ней присутствует очень важный регулятивный, поведенческий компонент. Он-то и объясняет, почему этническое самосознание, как и любое другое групповое самосознание, «руководит» поведением людей. Этот компонент наиболее очевидно выражен в интересах, потому мы и называем интересы «мотором этнического самосознания».
Итак, этническое самосознание имеет сложную структуру. В него входят когнитивные компоненты - представления, составляющие «образ я», а также эмоциональные и поведенческие.
Этнические стереотипы - это приписывание каких-то черт народу. Они, конечно, могут отражать те или иные реальности, но в целом их неправомерно оценивать как характеристику народа. К сожалению, «свободные приписывания» часто служат политическим спекуляциям и являются очень опасным инструментом насаждения враждебности между народами. Такими типичными приписываниями являются, например, «русская лень» или «кавказская воинственность».
Наличие стереотипов в структуре этнического самосознания иногда служит основанием для того, чтобы считать «национальное самосознание» синонимом «национального характера» или «психического склада нации». Такое понимание нельзя считать корректным. Таким образом, речь идет не о наборе специфических черт, по сути присущих всем народам, а о степени выраженности тех или иных ценностей, норм, ориентаций, что позволяет более корректно судить об особенностях психологии этнических групп в тот или иной период или в той или иной ситуации.
.2 Формирование этнического самосознания
Этническая идентичность, как и идентичность в целом, формируется в процессе социализации. Роль семьи, ближайшего окружения, школы отмечаются в любой - исторической, этнологической, социологической - литературе. В социальной психологии решающее значение в формировании когнитивных этнических представлений придается процессу взаимодействия. Среди отечественных историков и социологов широко известны идеи Б.Ф.Поршнева о формировании представления о себе в оппозиции «мы-они», изложенные в его книге «Социальная психология и история». В психологии идею о формировании идентичности как результате межэтнических взаимодействий чаще связывают с именами Д.Мид и Г.Теджфела. Последнему принадлежат выводы о стремлении к позитивной оценке своей группы даже при вполне благоприятных межэтнических отношениях и невыраженной идентичности (достаточно одного отнесения себя к данной - «своей» - группе). Сравнение в пользу «своей» группы происходит по принципу «ингруппового фаворитизма». Образ других групп, как правило, упрощается и зависит от характера межэтнических отношений. Естественно, негативные отношения формируют неблагоприятный образ другой группы. Бывают ситуации, когда на стереотип влияет ограниченность общения.
В этносоциологии придается значение общению в процессе формирования идентичности, но учитываются и другие подходы, в частности, принимающие во внимание влияние системы идеологической направленности. В зарубежной социальной психологии мысль о влиянии идеологии как системы идей и идеалов на идентичность связывают с именем Э. Эриксона.
На отечественном опыте мы знаем, какое громадное значение придавалось идеологии и какой мощный аппарат был задействован для того, чтобы какие-то страницы истории и явления культуры (традиции) стереть из памяти людей, и наоборот, сформировать представления и стереотипы. Когда надо было опереться на русский народ, чтобы выиграть Отечественную войну, И.В.Сталин, а затем средства массовой информации наделяли его «стойкостью» и «терпением», вспоминали о великих предках - А.В. Суворове и М.И. Кутузове. Когда надо было привлечь кавказские народы, говорили о «доблестных грузинах» и «героических осетинах».
Представления о народе формируются любой государственной идеологией. Достаточно вспомнить, как во время телемостов с США, организованных В.В. Познером, совсем маленькие американские мальчики говорили: «мы свободные», «у нас демократия» как о чертах, свойственных всем американцам.
Новые представления о народах, восстанавливая прошлое или конструируя его заново, принесли с собой национальные движения перестроечного периода. То, что одни считали восстановлением истины, другие воспринимали критически. Д. Драгунский писал в связи с этим о «навязанной этничности». В.А. Тишков определял идеологемы лидеров национальных движений даже как «новую форму диктатуры». С распространением конструктивистских и инструменталистских взглядов на этничность роли идеологии и идеологов придается все большее значение.
В этнологии, социологии и политологии изучают роль элит, лидеров в этнической мобилизации. Поэтому с теоретической точки зрения мы считаем важным выделить два уровня этнического самосознания - идеологический и социально-психологический.
.3 Идеологический и социально-психологический уровни национального самосознания
Идеологемы этнического самосознания, которые функционируют на уровне идеологий, создаются учеными, писателями, кинематографистами, художниками. Одни называют их «творцами человеческих душ», другие - «этническими предпринимателями».
В силе влияния идеологии на процессы этнической мобилизации живущее поколение имело возможность убедиться не по литературе, а по национальным движениям в союзных республиках СССР и ряде республик РСФСР, а затем - Российской Федерации.
Содержание идей, выдвигавшихся идеологами в республиках, было, естественно, различным, но тематически сходным. В этом проявлялись определенные закономерности. Прежде всего обращала на себя внимание очередность выдвижения идей.
Первыми обычно обнародовались экологические требования. Они были менее политизированы и потому безопасны для существовавшей системы. В то же время они представляли интерес и для тех, кто связывал решение проблем экологии с безопасностью и «выживанием нации», и просто для людей, заботившихся о здоровье своих близких. В Эстонии идеологи ставили вопрос о целесообразности дальнейшей разработки сланцев, хотя за этим стояла проблема притока новых кадров, в Армении - об атомной электростанции, в Казахстане - об эксплуатации Байконура, в Башкортостане - о нефтехимическом комплексе и т.д.
Вторая наиболее этнически мобилизующая тема - это идеологема ущерба народу. Прежде всего обсуждался ущерб культуре. Его видели в недоиспользовании потенциала национального языка, говорили о вытеснении его из конкретных сфер функционирования, например сферы общественной жизни, высшего образования, а у некоторых народов - белорусов, украинцев, татар, якутов, осетин и других - также из домашнего, семейного общения.
Идеологемы престижа и значимости языка и культуры не были чисто культурологическими, а были связаны с системой образования, образование же - транслятор идей от позитивной этнической идентичности до возможного этнодоминирования или, во всяком случае, самодостаточности. Л.В.Сагитова, анализируя татарскую прессу, пришла к выводу, что проблемам образования на языке придается особое значение в деле консолидации народа, обеспечения солидарности, взаимопонимания с диаспорой.
В Эстонии, Латвии идеи ренессанса в ходе национальных движений переросли в идеи государственной идеологии приоритета титульной нации.
Идеологемы собственной государственности (независимости - в бывших союзных республиках, суверенитета - в республиках Российской Федерации), как правило, обосновывались с помощью актуализации исторической памяти, обращения к «корням». Так было практически везде. В Литве говорили о государственности литовцев в дореволюционной России, в Эстонии и Латвии - о существовании государственности после Октябрьской революции и незаконности Пакта Риббентропа-Молотова. На тот же пакт ссылались молдавские национальные лидеры. «РУХ» на Украине обращался к новой оценке действий Богдана Хмельницкого, грузинские и армянские лидеры возвращались к досоветской государственности. Татарские идеологи актуализировали память независимой государственности до завоевания Казани и национальных движений в прошлом. В Туве обращались к прошлой государственности до 1944 г., в Саха (Якутии) вспоминали о формах самоуправления в дореволюционной России. Осетинские идеологи «удревляли» свою историю до алан и т.д.
В праздничной культуре стали возвращаться к традициям народов, утраченным за годы Советской власти, и отмечали новые праздники - дни провозглашения суверенитетов, которые несомненно консолидировали общности.
Процессы, которые происходили, идеологи в республиках стали называть национальным возрождением. В Центре же те идеологи, которые видели преимущественно успехи Советской власти в национальном строительстве, никак не хотели согласиться с этим определением. Доводов было в основном два: первый - Советская власть сделала очень много для развития культуры народов (письменность, образование, декады литературы и искусства, развитие литературы на языках народов, искусство, формирование интеллигенции и т.д.); второй - возрождение ведет к реанимации архаики. Вывод был таков: термин «национальное возрождение» лучше вообще не употреблять. Историков, археологов, этнографов, добывающих знания, которые использовались в национальных движениях, образно назвали «профессионалами представлений», а сам феномен вхождения во власть образованных интеллектуалов был охарактеризован как «борьба за власть знаний и борьба за власть посредством знаний».
Но все же никто не мог отрицать, что сами явления, которым давали разные названия, существуют реально и представляют собой достаточно мощный фактор. А за рубежом их называют вторым «национальным возрождением», которое при всем своем разнообразии характерно не только для постсоветского пространства, но и для других регионов мира.
Не проще ли «раскрыть» их, показать светлые и теневые стороны. Мы уже говорили, что спецификой СССР было то, что в республиках национальные движения начались как объединенные с демократическими движениями, они выполнили роль мобилизации сил для трансформации общества, поиска перемен. В духовной сфере они способствовали включению в современную культуру той ее части, которая была утрачена в прошлом из-за идеологического контроля и разрыва с культурой зарубежных диаспор, вследствие «закрытости» части мировой культуры.
Наконец, феномен, который называли национальным возрождением, помогал тем, кто ощущал чувство ущемленности (таких было немало среди людей разных национальностей, в том числе русских), вернуть чувство национального достоинства. Возрождение не рассматривалось как чисто культурное явление. Речь шла о возрождении плюрализма в обществе, расширении возможностей личностного выбора поведения, свободы от жесткого политического контроля.
Надо сказать, что все эти стороны национального возрождения проявили себя по большей части именно на первом этапе национальных движений, который в союзных республиках приходился в основном на 1987-1988 гг. (до конституционных кризисов, принятия поправок к Конституциям о верховенстве власти, до провозглашения суверенитетов).
Второй этап движений пришелся на 1989-1991 гг. в союзных республиках и на 1991-1993 гг. в автономных. В этот период речь шла уже об открытой борьбе за власть. Тогда стали проявляться неприглядные стороны национального возрождения, а точнее агрессивного национализма. Образ жертвы, перечни ущемленностей привели к формированию «образа врага». Виновными во всем была объявлена не власть и ее национальная политика, а русские, которых называли «оккупантами» в Прибалтике, «завоевателями» в Саха (Якутии) и т.д.
Врагов стали искать и в своей среде: «кто не с нами, тот против нас». Отражением этой тенденции была атака на тех, кто потерял связь с «родной культурой» и кого стали называть манкуртами.
Психология «жертвы» испепеляла и рождала агрессию. Борьба за власть после провозглашения независимости привела в республиках, которые претендовали на образцы демократии, к этнодоминированию титульной национальности и отстранению от политической жизни значительной части населения республик.
Именно на первом и втором этапах национальных движений большая роль принадлежала интеллигенции. Ведь, как правило, именно элита вырабатывает основные идеи, предлагает согласованные или, наоборот, эгоцентричные решения, находит консенсусы или ориентирует на насильственные конфликты. От потенциала и ориентированности элит зависит многое. Экономисты, социологи, юристы, составившие ядро властной элиты первой волны в республиках Прибалтики, нигде не довели дело до насильственных столкновений при всей сложности этнодемографической и политической ситуации. Историки, филологи и философы, доминировавшие среди пришедших к власти на волне национальных движений в Грузии, Молдове, избежать насильственных конфликтов не сумели.
Работники средств массовой информации транслируют идеи, а артисты, художники, кинематографисты эмоционально влияют на массы. Но если власть взята или эскалация конфликтов приводит к насилию, то ответственность за развитие событий, доминирующую идеологию лежит в первую очередь на властной элите, - на тех, кто у власти, а не на элите вообще.
Третий этап характеризовался спадом национальных движений. В государствах ближнего зарубежья это происходило после распада СССР, в республиках Российской Федерации - после 1993 г., т.е. после принятия новых республиканских Конституций и прекращения двоевластия в Центре.
Идеологический взрыв этничности в период национальных движений, конечно же, охватил не все население. Даже в республиках Прибалтики в Народном фронте Эстонии или «Саюдисе» Литвы участвовала в основном интеллигенция. Большинство эстонцев, латышей, литовцев, а также армян и тем более молдаван, украинцев участвовали главным образом в каких-то массовых акциях.
Все, что происходило на идеологическом уровне этнического самосознания, совсем не всегда и не во всем совпадало с представлениями людей, конкретных социальных групп.
Собственно, и в отечественной этносоциологии с самого начала развития этнопсихологического направления, т.е. уже в конце 60-х и в течение 70-х годов, ученые понимали, что идеология этничности, представления о нации (народе), ее интересах, функционирующие на уровне социальных и политических институтов, не совпадали с представлениями, стереотипами, установками людей. Ясно, что все люди различаются способностями, в том числе критически воспринимать идеологизированную информацию, и кроме того в повседневной жизни люди обычно руководствуются более актуальными для них идеями (а в спокойной обстановке этничность далеко не всегда попадает в их число) и интересами, из-за чего очень многие первоначально декларируемые идеи, как говорится, «уходят в песок».
Не случайно во время массовых опросов многие респонденты, особенно в моноэтнической среде, затруднялись ответить, что их объединяет, роднит со своим народом, хотя еще со школьной скамьи знали определение нации.
Этнопсихологи, работающие в русле этносоциологии, изучают когнитивные представления, стереотипы, установки, в том числе на солидарность, потребность в этнической безопасности, этноаффилиации, фрустрации, агрессию.
. Нормальная идентичность, при которой образ своего народа воспринимается как положительный, имеет место благоприятное отношение к его культуре, истории, естественный патриотизм, не переходящий в фаворитизм, толерантные установки на общение с другими народами, понимание их вклада в историю.
При нормальной идентичности люди могут испытывать разную потребность в ассоциированности с этнической группой и уровень консолидированности - все это зависит от типа личности и от ситуации. «Отклонения от нормы» могут идти и в направлении нарастания этничности, и в направлении ее угасания или даже отрицания.
. Этноцентричная идентичность, понимаемая не в том смысле, что точкой отсчета для восприятия другой культуры является собственная, а в плане акцентированности на значимость этничности, ориентированности на нее, ее безусловного некритического предпочтения. При такой идентичности присутствуют элементы направленного (на ту или иную культуру или вид контактов), но не агрессивного этноизоляционизма, замкнутости.
В некоторых культурах элементы замкнутости программируются традиционными нормами, часто связанными с соблюдением религиозных правил, например брачная эндогамия, и не сопровождаются изоляционизмом в целом.
В эмоциональной сфере при этноцентричной идентичности присутствуют элементы страха, беспокойства, напряженности. В когнитивной сфере разделяются лозунги типа: «Все для нации, и ничего против нации».
Этноцентризм в каких-то вариантах граничит с этноэгоизмом или этноизоляционизмом, переходя в них в своей крайней форме.
. Этнодоминирующая идентичность фиксирует такое состояние самосознания и поведения человека, при котором не только этническая идентичность становится первостепенной среди других видов идентичностей (гражданин, мать, муж, представитель профессии и др.), но и достижение целей, интересов народа (возможно и ложно понимаемых) начинает восприниматься как безусловно доминирующая ценность («мы все только клетки одного великого организма по имени нация», «кто не с нами, тот против нас»).
Такая идентичность обычно сопровождается признанием «прав народа» выше «прав человека», представлениями о превосходстве своего народа (часто иррационально объясняемом «особой миссией» в истории), дискриминационными установками в отношении других этнических групп, признанием правомерности «этнических чисток», осознанным стремлением не «смешиваться» с другими национальностями (эксклюзивизм). Данный тип идентичности близок к бытовому представлению о «националисте» (термин, который иногда в таком значении употребляется и в политической лексике).
Второй и третий типы идентичности имеют в виду тогда, когда говорят о гиперидентичности.
. Этнический фанатизм - идентичность, при которой абсолютное доминирование этнических интересов и целей, часто иррационально понимаемых, сопровождается готовностью идти во имя них на любые жертвы и действия, вплоть до использования терроризма. Данный тип представляет собой крайнюю форму агрессивной идентичности.
Идентичность другого направления мы сводим к следующим типам:
. Этническая индифферентность, когда люди практически равнодушны к проблемам этничности и межэтнических отношений, ценностям своего и других народов; они свободны от норм и традиций и на их жизненные поступки, на поведение в любых сферах деятельности никак не влияют ни их собственная этническая принадлежность, ни этничность других.
. Этнонигилизм в форме космополитизма, представляющий собой отрицание этничности, этнических, этнокультурных ценностей; декларирование свободы от всего, связанного с этническим феноменом; иногда даже квалифицирование его как вредного; демонстрация себя как «человека мира».
Одним из видов внешне декларируемой этнической индифферентности или даже нигилизма является этноущемленная идентичность. Обычно она возникает в связи с осознанием низкого статуса своей этнической группы, признанием ее неравноценности другим. Отсюда - избегание демонстрации своей этничности, а иногда и вообще отрицание всякой этничности.
. Амбивалентная, невыраженная, а иногда «сдвоенная» или даже «строенная» идентичность. Этот тип этнической идентичности достаточно распространен в этнически смешанной среде.
Трудно бывает детям из смешанных семей, особенно тем, у кого культура в семье русская по материнской линии, но дети воспитываются в уважении к этничности нерусского отца, а также в этнически смешанных семьях с реальной русской культурой (скажем, когда мать башкирка, отец - белорус, а дети считают себя русскими).
Выделяя указанные типы и виды этнической идентичности, мы, конечно, всегда должны помнить, что это научные абстракции, хотя и основанные на изучении громадного эмпирического материала. Реальное место этнической идентичности среди других идентичностей зачастую может определяться не каким-то одним из названных ее типов, а несколькими, и, кроме того, самих типов и видов идентичностей людей может быть больше. Мы выделили данную типологию не для того, чтобы навязать ее людям или исследователям, а для того, чтобы попытаться приблизиться к реальности, поставив некоторые препятствия на пути многочисленных политических спекуляций - от гиперболизации значения этничности, этнических чувств человека до, наоборот, попыток вообще убрать даже само слово «национальное, этническое самосознание» из научной и общественно-политической проблематики. (По принципу: чем меньше мы об этом говорим, тем меньше этого будет.) Но такой вариант умолчания о явлениях, которые имеют место в жизни, не способствует предупреждению конфликтов.
В этнических конфликтах, межэтнической напряженности, в использовании этничности в борьбе за власть «виновата» не сама этничность, этнонациональное самосознание. Его отклоняющиеся от «нормы» типы и агрессивные формы зависят от конкретных обстоятельств.
Глава 2. Проблемы межэтнических отношений
.1 Факторы в межэтнических взаимодействиях
Обострение межэтнических отношений, проявившееся и в ходе национальных движений, межнациональных конфликтов и напряжений на постсоветском пространстве и в Югославии, и в странах развитой демократии (в Великобритании, Канаде, Бельгии), повысило научный и общественный интерес к объяснительным моделям характера межнациональных отношений. Над ответами на вопросы: почему возникают напряжения и конфликты? Какие условия способствуют согласию и толерантным отношениям? Почему, казалось бы, одинаковые условия взаимодействия одни воспринимают как конфликтные, а другие адаптируются к ним? Какие группы населения обычно становятся творцами «пороховой бочки», и кто «подносит к ней спичку»? - работают и этносоциологи, и этнопсихологи.
Социальные психологи и социологи выделяют пять групп взаимозависимых факторов, влияющих на межэтнические отношения, - исторические, социальные, культурные, психологические (или их выделяют как личностные) и ситуативные. Нам представляется целесообразным выделить еще и политические факторы. Рассмотрим вкратце каждую из указанных групп факторов.
Среди исторических факторов, влияющих на межэтнические отношения, безусловно важное значение имеют три класса явлений. Первый - это сам ход исторических событий, в результате которых складывались отношения народов; второй - исторические события, которые становятся каким-то символом в ходе ныне развивающихся отношений; и третий - особенности историко-социального развития народа, включенного в контакт.
Народы как большие социальные общности вступают в контакт в результате разных исторических обстоятельств. Когда выявляют межэтнические напряжения, то чаще всего сосредоточивают внимание на завоеваниях, насильственных присоединениях, колониальном прошлом. При этом учитываются разные типы колонизации. Ведь, как известно, колониальные державы складывались не только путем завоеваний, но и на основе добровольного присоединения, поиска патронажа. Кроме того, известны случаи так называемой «народной» колонизации. Имеет значение и то, какого типа отношения складывались с метрополией. Историки выделяют, например, британский и французский типы колонизации; так называемый внешний и внутренний колониализм.
На территории всего СССР и РСФСР, а теперь и России, мы имели возможность наблюдать последствия исторически сложившихся отношений разного типа. И практически каждый из них, сохраняясь в памяти народа, манифестировался в разные исторические эпохи.
Направление отношений, обусловленных историей, геополитическим положением, складывалось по-разному, вследствие чего и сами отношения имели разный характер. Например, осетины и в Центре, и в регионе всегда считались опорой России на Кавказе; они допускались к высшим военным должностям и при царизме, и при Советской власти. Чеченцы же были среди тех, кого покоряли, завоевывали, восстания которых подавляли, в том числе и в годы Советской власти. Одним народам, «лояльным к центральному правительству», давали больше прав и свобод, другим - меньше. Принцип «разделяй и властвуй» действовал и во времена царской России, и в Советскую эпоху.
В памяти народа, как правило, сохраняются события, которые выступают как бы сплачивающим фактором, но, вместе с тем, нередко они же и «разделяют» его с другими народами. Они становятся символичными, вокруг них мобилизуются идеологемы либо ущерба, либо героического прошлого. И очень часто разные народы оценивают их по-разному.
Другой исторический фактор - социально-экономическое развитие народа, программируемое прошлым. На территории России, а ранее Советского Союза, взаимодействовали народы, которые можно отнести к так называемым развитым, индустриальным, урбанизированным и к тем, которых называют развивающимися, слабо урбанизированными и индустриализированными. Одни народы осознают себя как развитые, самодостаточные, другие - как нуждающиеся в поддержке.
Политические факторы, влияющие на межэтнические отношения, включают в себя по меньшей мере три класса явлений: принципы и формы государственного устройства, характер политического строя, тип государственной национальной политики.
Что касается влияния политического строя, то, естественно, - возможности культурного плюрализма намного шире в демократическом гражданском обществе, чем при тоталитарных или авторитарных режимах, характеризующихся высоким уровнем этнической дискриминации. Так, с тоталитарными режимами в Германии и Испании связаны массовая этническая дискриминация, чистки.
Проблема действий элит, мобилизации ими этнических чувств во имя важных для этносов целей - очень существенный политический параметр, направляющий межэтнические отношения. Не случайно роли лидеров придается особое значение в конфликтологических теориях. В развитии межэтнических отношений элита выполняет ряд функций: 1) «задает» идеологию толерантности или вражды; 2) вырабатывает политику, которая будет направлена на примирение, снятие предубеждений или, наоборот, будет стимулировать фаворитизм; 3) направляет деятельность средств массовой информации, которые играют громадную роль в формировании межэтнических установок и стереотипов; 4) определяет образовательные программы, влияющие на предотвращение или рост предубежденности, борется за власть знаний посредством знаний; 5) наконец, она служит как бы образцом поведения.
Влияние типов политического режима мы хорошо можем видеть на примере истории нашей страны. Первая попытка либерализации режима в период Хрущевской оттепели сразу привела к расширению прав республик в сфере образования, культуры. Вторая попытка движения к гражданскому обществу, предпринятая в конце 80-х годов, сопровождалась, как известно, межэтническими напряжениями и конфликтами, но тому есть немало причин как в прошлом, так и в особой социально-политической ситуации именно в те годы, о чем речь пойдет дальше. Но факт остается фактом: именно реализация гражданских прав в обществе позволила представителям разных национальностей выразить их интересы. Другой вопрос - как этим воспользовались элиты, власти.
При любом типе государственного и политического устройства политика государства, проводимая в отношении «меньшинств», играет большую роль, как, впрочем, и в целом этническая политика, которая касается и большинства, или доминирующего этноса.
При всем разнообразии политики, проводимой правительством, в ней можно выделить два основных направления, которые касаются этнических групп: интегрирующая политика (ее иногда называют унифицирующей) и политика культурного плюрализма. Интегрирующую политику сегодня демонстрирует, например, Эстония: тот, кто не знает эстонского языка и культуры, не является здесь гражданином государства. Но именно эта республика подвергается жесткой критике как изнутри, так и извне.
Политика плюрализма касается отнюдь не только области культуры, языка, образования. В широком понимании это и представительство национальностей в институтах власти, так называемое «соучастие во власти». Таким образом, политическая сфера тесно связана с социальными интересами людей, их трудовой устроенностью, мобильностью, но это уже другая группа социально-структурных факторов, на которых мы кратко и остановимся далее.
Среди группы социально-структурных факторов, влияющих на межэтнические отношения, можно выделить три наиболее существенных: 1) взаимосвязь социальной и этнической стратификации; 2) влияние социально-структурных изменений; 3) этнический фактор в социальной мобильности.
Для того чтобы «раскрыть» степень неравенства, социологи, изучая взаимодействующие группы, всегда анализируют социальную структуру.
В Российской Федерации уже к началу 90-х годов в 11 из 21 республики уровень образования - один из показателей социального статуса, особенно для 80-х годов, - у титульных национальностей был выровнен или практически выровнен с русскими в республиках (или был даже выше). Это касалось адыгейцев, бурят, балкарцев, башкир, калмыков, карачаевцев, лакцев, татар, осетин, хакасов, черкесов, якутов.
Однако выравнивание не означало, что «равностатусный контакт» стал привычным, а это очень важный социально-психологический фактор. При социальном сравнении, которое влияет на отношения, важно непременно учитывать два обстоятельства. Первое - сравнение у людей разных национальностей идет не вообще, скажем, русских и армян, русских и татар, русских и евреев, а русских и татар в Татарстане, или русских, армян и евреев, например, в Москве, т.е. в обозримой локальности.
Второе обстоятельство - равностатусный контакт должен стать привычным, т.е. нужно длительное время для адаптации к такому общению. Ну и естественно, равностатусный контакт не является панацеей от напряжений, поскольку на характер общения влияют многие другие факторы и обстоятельства.
Таким фактором является, например, второй среди выделенных нами - изменение социального положения групп. Движение к желаемому равностатусному общению, как это ни парадоксально, ведет к напряжениям в межэтнических отношениях. Конфликтность здесь связана с тем, что доминирующая в высокостатусных слоях группа должна «потесниться». Вместе с тем, у той национальности, которая продвигается в эти слои, растут потребности. «Чем больше имеем, тем больше хотим», - таков социологический закон возрастающих запросов. Следовательно, вторая группа социальных факторов, которая связана с социально-структурными изменениями, является конфликтогенной.
Что касается ситуаций в Российской Федерации и странах ближнего зарубежья, то в период экономической трансформации здесь действует еще одно осложняющее обстоятельство - формирование нового престижного слоя - «богатых людей», которых представляют банкиры, бизнесмены, предприниматели. Людей каких национальностей окажется больше в данном слое? Это сейчас вопрос не просто ощущения престижа, достоинства, но и экономического интереса, что наиболее сильно затрагивает большинство людей.
Оформление собственности в нашей стране очень часто оказывается связанным с доступом к властным структурам (получение кредита, аренда помещения и т.п.), именно поэтому социальные интересы оказываются связанными еще и со стремлением доступа к власти. Русские в Эстонии, Латвии хотят быть равноправными гражданами не только из чувства собственного достоинства, но и потому, что для «негражданина» существуют ограничения в доступе к собственности. А эстонцы и латыши этими привилегиями хотят пользоваться преимущественно, ссылаясь на то, что и так в 1995 г. не менее 60% бизнеса было сосредоточено в руках русских и евреев.
Есть и другие социальные параметры, которые близко затрагивают интересы людей и осознаются как дискриминационные, в частности, возможности социального роста, мобильности, а точнее, социальных перемещений.
Культурные факторы, влияющие на межэтнические отношения, делятся на две группы: первая связана с просвещением и информированностью, вторая - с традиционными нормами каждой культуры (в социологии чаще говорят просто о традиционализме).
Тот факт, что образование, и в целом просвещение, способно разрушать межэтнические границы, снимать предубеждения, установлен в многочисленных исследованиях. В однонациональных, особенно часто в сельских, общинах негативные гетеростереотипы и предубеждения в значительной мере подпитываются их культурной замкнутостью. У образованных же групп негативные установки чаще всего не связаны с культурными факторами, особенно в деловой сфере.
К первой группе факторов относится и пропаганда образцов межнационального общения через средства массовой информации. Особенно большое, влияние оказывают телевидение и пресса.
Вторая группа культурных факторов связана с традиционными нормами поведения. Принято считать, что традиции чаще влияют на поведение в быту, но на самом деле здесь они просто очевиднее. Эндогамные браки преобладают у всех народов не только вследствие теоретической возможности заключения однонациональных и смешанных семейных союзов, но и благодаря установкам на такие браки. Однако традиционные нормы оказывают влияние и на отношения в трудовой сфере, а именно: сказываются на выборе партнеров по бизнесу, проявляются в нормах общения в трудовых коллективах, влияющих на отношения людей.
Представления о людях, с которыми лучше иметь дело, отношение к явлениям других культур, событиям из жизни других народов во многом определяются тем, как историческое прошлое, современная социальная действительность преломляются в психологии личности. Вот почему социологи особо выделяют личностные факторы.
Обобщая теоретические подходы к объяснению межгрупповых отношений на личностном уровне, B.C.Агеев называет мотивационные, ситуационные, когнитивные и деятельностный подходы.
Мотивационные подходы к объяснению характера межэтнических отношений - нейтральных или напряженных и враждебных - исходят преимущественно из эмоциональной сферы психической деятельности.
Отрицая неизбежность агрессии, связанной с фрустрацией в отношении иных этнических групп, исследователи считают, что сама идея связи фрустраций и агрессии достойна включения в объяснение межгрупповых отношений.
Исследователями доказано, что фрустрации далеко не всегда ведут к агрессии. Возможны другие способы поведения либо нахождение какого-то вида решения проблем, порождающих фрустрационные состояния, либо перерастание (по каким-то причинам) этого состояния в депрессию. Видимо, применительно к этнической группе в целом, состояние депривации вряд ли может быть массовым, но элементы его безусловно могут прослеживаться, особенно на личностном уровне, где они проявляются в росте неврозов, астенических состояний, фиксируемых у людей в зонах межэтнических конфликтов.
Таким образом, выделяя для самостоятельного рассмотрения сначала исторические, политические и социальные факторы, влияющие на межэтнические отношения, мы следуем не только методологии, сложившейся в этнической социологии, но и представлениям, существующим в социальной психологии.
Критически оценивая неприемлемые моменты в ряде психологических теорий, нужно сказать, что проблемы, на которые они обращают внимание, уже вошли в практику отечественных исследований в области межэтнических отношений и в объяснительные модели. Это касается прежде всего разработки этнической идентичности и связанных с ней социальных представлений, установок, которые рассматриваются в системе.
.2 Проблема межнациональных браков
В нынешних условиях, когда уровень политизации общественных наук значительно повысился, интерес к изучению межнациональных браков - относительно «нейтрального» в политическом смысле явления - заметно упал. А между тем изучение закономерностей подбора брачных партнеров в обществах, переживающих переходный период развития, позволяет глубоко анализировать не только взаимодействия этносов, но и таких процессов, как становление новой социально-классовой структуры, формирование локальных субкультур и т.д. Оно дает возможность также изучать взаимодействие этнических и социальных процессов.
О чем же, о каких конкретно процессах в обществе позволяет судить динамика численности национально-смешанных браков и семей, какие факторы влияют на нее?
Рост численности межнациональных браков в СССР трактовался как показатель развития дружественных межнациональных отношений, что, безусловно, в какой-то степени так и было. В условиях значительного межнационального напряжения вряд ли можно ожидать, что национально-смешанные браки будут частым явлением. Однако его трактовка только как показателя межнациональных отношений была бы односторонней.
Для того чтобы оценить методологическую значимость изучения этого явления, необходимо обратиться к некоторым теоретическим проблемам современной этносоциологии. К сожалению, многочисленные публикации по межнациональной брачности на страницах отечественной научной литературы практически не содержали серьезных теоретических разработок. А ведь межнациональные браки как пограничное, маргинальное явление могут быть существенным аргументом в ведущихся ныне оживленных дискуссиях о теоретических основах современной этнологии и этносоциологии.
Конструктивистская концепция рассматривает этнос как искусственную конструкцию, формируемую лидерами для достижения своих политических и/или экономических целей. Альтернативная примордиалистская («онтологическая») концепция интерпретирует этнос как самостоятельную группу, выполняющую определенные функции в обществе и занимающую в нем особую позицию в качестве одной из наиболее устойчивых больших групп.
Рассмотрим более подробно те выводы из указанных концепций, которые имеют отношение к национально-смешанным бракам.
Конструктивистский, а отчасти и инструменталистский подходы коренятся в позитивистской методологической традиции, в частности в концепциях микроэкономики и экономической социологии, разработанных для западного общества и базирующихся на категории «человек экономический» (homo economicus). В этой традиции образование брачных пар истолковывается как результат целенаправленного рационального выбора партнеров с целью максимизации абстрактно определенной функции полезности. В соответствии с парадигмой данного подхода, этнический признак включается в более широкий список параметров, определяющих выбор брачного партнера.
«Рыночная» концепция брачного выбора применялась и специально для объяснения динамики национально-смешанных браков. Такие браки рассматривались как следствие обмена статусами, когда, например, мужчина из «непрестижной» этнической или расовой группы, добившись относительно высокого экономического, образовательного или профессионального статуса, вступает в брак с женщиной из «престижной» этнической группы, но обладающей более низким социальным статусом. Тем самым он как бы обменивает или продает свой «избыточный» социальный статус за то, чтобы повысить этнический статус, если не свой собственный, то своих детей. Предполагается также, что жена в таком браке будет основное внимание уделять обслуживанию потребностей семьи, мужа, способствуя тем самым повышению эффективности его труда.
«Рыночная» концепция брачного выбора, несомненно, имеет под собой веские основания и объясняет многие механизмы как современного западного, так и традиционных обществ. В ряде случаев она применима и к проблематике межнациональных браков, однако, как мы постараемся показать далее, она не может объяснить многих фактов, касающихся формирования и дальнейших судеб национально-смешанных браков в государствах, образовавшихся на территории СССР.
Этническая культура и самосознание воспроизводятся не только на уровне этноса в целом или отдельных составляющих его индивидов и семей, но главным образом на уровне достаточно многочисленных и, самое главное, устойчивых во времени групп внутри этноса. Система этих групп образует внутреннюю структуру этноса, которую можно назвать «мезоструктурой» (в отличие, например, от микроструктуры как совокупности индивидов и отдельных семей). К элементам мезоструктуры относятся родственные группы, устойчивые территориальные общности (население больших деревень, волостей, городских кварталов), некоторые профессиональные категории (например, потомственное духовенство) и т.д. В них на уровне межличностного общения формируются и передаются наиболее устойчивые нормы поведения, социально-психологические особенности народа, воспитывается этническое самосознание. Разрушение мезоструктуры очень осложняет, а порой делает невозможным воспроизводство этнической традиции и поддержание этнической идентификации.
Именно круги общения, формирующие мезоструктуру этноса, определяют правила подбора брачного партнера. В этносах со сплоченной мезоструктурой выход за пределы предопределенных ею брачных кругов, в том числе вступление в межнациональные браки, относительно редок и, как правило, не превышает 5-10% всех заключаемых браков, даже если этнос проживает в смешанном в этническом отношении регионе. Эту функцию круги общения выполняют, во-первых, за счет поддержания механизма «внешнего», т.е. социального контроля за подбором брачного партнера; во-вторых, через «внутренние», т.е. психологические, механизмы формирования культурной идентичности и этнического самосознания.
В процессе урбанизации традиционные правила подбора брачного партнера теряют свое абсолютное значение, однако продолжают действовать как тенденция, и в межнациональные браки чаще вступают те, кто по различным причинам ослабил связи с традиционной мезоструктурой. Об этом свидетельствуют материалы социологических обследований.
Национально-смешанные браки чаще оказываются вне системы неформального социального контроля, что в конечном счете снижает их стабильность по сравнению с браками коренных национальностей. Так, неустойчивость браков русского населения в союзных республиках СССР определялась отмеченной нами ранее слабостью, нестабильностью кругов общения, в первую очередь родственных и земляческих связей в среде русского этноса.
Можно сформулировать еще множество вопросов, которые находят решение в рамках «онтологической» концепции этноса и не находят при альтернативном - конструктивистском - подходе.
В конфликтных ситуациях обнажаются противоречия, которые существуют между общностями людей, консолидированными на этнической основе. Далеко не в каждый конфликт бывает вовлечен весь этнос, это может быть его часть, группа, которая ощущает на себе или даже осознает противоречия, ведущие к конфликту. По существу конфликт есть способ разрешения противоречий, проблем, а они могут быть самыми разными.
Из-за непонимания природы, сути межэтнических конфликтов часто идут споры. Молдаване нередко говорят, что у них нет с русскими конфликта, это прокоммунистический режим сопротивляется в Приднестровье. Чеченские события многие тоже называют не межэтническим конфликтом, а криминальным переделом собственности.
Подобные оценки появляются потому, что, с одной стороны, приписывание коллективной агрессии, ненависти народу унижает как достоинство отдельных людей, так и достоинство народа в целом. А с другой стороны, такие оценки часто возникают из-за нежелания признать, что в отношении какой-то группы допускалась дискриминация или что у этнической группы могут быть специфические интересы.
Особенно противоречивыми были оценки национальных движений в республиках Прибалтики, Грузии, Татарстане. Не только общественные деятели, но и многие ученые квалифицировали их как политические движения, причем одни - как движения за отделение от СССР, другие - как антисоветские.
Межэтнические конфликты множественны по своей природе. Даже если этнокультурные требования (язык, образование и т.п.) демонстрируются как главные, то за ними всегда можно обнаружить социальные интересы. В эстонском национальном движении 1987-1989 гг. придание государственного статуса эстонскому языку служило одним из основных требований, однако было совершенно ясно, что эстонский язык - это не только символ престижа народа, но и средство занять ключевые места в обществе, ибо русские в большинстве своем эстонского языка не знали. Так же воспринимались языковые требования в Молдове, на Украине, в других государствах «нового зарубежья» России.
Задача социологического исследования - выявить мотивацию и реальные интересы участвующих в межэтническом конфликте групп, их символы и ценности, проецирующиеся на отношения между этносами. Именно поэтому для понимания и регулирования конфликтов важно проанализировать их причины и конкретные социальные ситуации, в которых действуют социальные группы этнических общностей.
В начале массовых межэтнических конфликтов, в частности после событий в Алма-Ате (в 1986 г.), Якутии (1986 г.), Сумгаите (1988 г.), в связи с национальными движениями в Армении и республиках Прибалтики, первые объяснения их причин в СССР ученые и политики давали, чаще всего исходя из своих профессиональных и общественных позиций.
По официальной версии, конфликты явились следствием отступления от ленинской национальной политики. Но одни видели это отступление в сталинских репрессиях, депортациях целых народов, в декларативном характере федеративных отношений. Такая версия по сути давалась на XXVIII съезде КПСС, на последнем пленуме ЦК КПСС по национальным отношениям.
Кроме политических версий была предложена модель социально-структурных изменений как основы противоречий, приводящих к конфликтам. Ее выдвинули этносоциологи, которые считают, что в основе межэтнической напряженности лежат процессы, связанные с модернизацией и интеллектуализацией народов. Это процессы, без которых метрополия так же не могла развиваться, как и регионы. Они привели к тому, что в престижных видах деятельности нарастала конкуренция между титульными национальностями и русскими. У многих народов к концу 70-х годов не только сформировалась полиструктурная интеллигенция (т.е. помимо административной и занятой в сфере просвещения, как было в основном в 30-60-х годах, появилась еще и научная, художественно-творческая, а у некоторых национальностей - и производственная), но и сложились новые ценности и представления, в том числе о самодостаточности и важности большей самостоятельности. Такие представления и ценности не совпадали с теми, которые были у русских в республиках. Большинство из них приехали сюда с установкой помогать (у многих помогали их родители), а следовательно, они и ощущали себя по статусу выше местного населения, титульных этносов.
Этот подход акцентирует внимание на том, что на определенном историческом отрезке времени происходят изменения в потенциале этнических групп, претендующих на привилегированные, престижные места, в том числе во власти. Изменяются и ценностные представления групп.
Приходится сожалеть, что в то время когда мы приступили к поиску объяснения причин конфликтов, ни нам, ни большинству других исследователей в нашей стране, ни тем, кто имел прямое отношение к их урегулированию, концепции, существовавшие за рубежом, не были известны. Тогда этническими конфликтами СССР ни социологи, ни этнологи, ни политологи не занимались.
В книге А.Г. Здравомыслова, которая вышла значительно позже того, как начались острые межэтнические конфликты в СССР и на постсоветском пространстве, причины конфликтов интерпретируются очень близко к тому, как они представлялись нам ранее. Главная причина возникновения такого рода конфликтных ситуаций - стремление социальных групп, вновь вовлекаемых в политический процесс, дать свою интерпретацию национальных интересов сообщества.
Помимо структурно-функционального подхода в объяснительных моделях причин межэтнических конфликтов существуют также поведенческие концепции. Они не отрицают значения социально-структурных факторов, но акцентируют внимание на социально-психологических механизмах, стимулирующих конфликт.
Если обратиться к ситуации Советского Союза в конце 70-х и в 80-х годах, то и там можно найти подтверждение этой теории. Именно в тот период улучшения социальной ситуации резко возросли потребности и ожидания народов, что сделало необходимым новый прорыв в области общей модернизации. А вместо этого начались другие процессы: ухудшение экономического положения в стране и нарастание политической нестабильности. Страхи и неудовлетворенность росли у людей всех национальностей, но те, которые как раз переживали период перехода от традиционного общества к современному, переносили свою неудовлетворенность на Центр, на русских, которые ассоциировались с ним.
Нереализованные ожидания часто бывают присущи группам, которые располагают интеллектуальным потенциалом, богатством, но не имеют соответствующего их представлению о себе высокого престижа и социального статуса.
Считается, что от теории фрустрации-агрессии берет свое начало и теория человеческих потребностей. Согласно ей, расовые и этнические группы испытывают чувства глубокой отчужденности и враждебности по отношению к тем общностям, которые, с их точки зрения, являются «виновниками» отсутствия у них «необходимых условий развития» и удовлетворения жизненно важных потребностей членов их группы.
Переход к демократизации, сопровождавшийся борьбой в обществе старых и новых политических элит, стал детонатором, который в полиэтническом обществе привел к тому, что борьба «приобрела этнополитическую окраску». К обострению этнополитических конфликтов приводили неумелые, непоследовательные шаги по преобразованию государства в реальную федерацию, попытка силой остановить дезинтеграционные тенденции в республиках (тбилисские события 1989 г., бакинские 1990 г., вильнюсские 1991 г.).
К инерционным механизмам конфликта относят и так называемые «ответные действия». Сумгаитский погром, вызвавший отток армянского населения из Азербайджана, спровоцировал армянскую реакцию против азербайджанцев в Армении. Ответом на это явилась резня армян в Баку. Вариантом инерционных действий могут стать самостоятельные операции отдельных локальных групп, принимающих решения о несанкционированных военных действиях. Например, в Карабахском конфликте не раз шла речь о действии полевых командиров, то же было и в Южной Осетии, Абхазии, Чечне...
Есть два принципа классификации межэтнических конфликтов: один - по характеру действий конфликтующих сторон; второй - по содержанию конфликтов, основным целям, которые ставит выдвигающая претензии сторона.
Одними из первых межэтнические конфликты типологизировали Э.А. Паин и А.А. Попов, во всяком случае они опубликовали первую статью по этническим конфликтам в СССР. Они выделили конфликты стереотипов, т.е. ту стадию конфликта, когда этнические группы могут еще четко не осознавать причины противоречий, но в отношении оппонента создают негативный образ «недружественного соседа», «нежелательной группы». В качестве примера ученые приводили армяно-азербайджанские отношения. Действительно, социологические и полевые этнографические исследования задолго до конфликта фиксировали взаимные негативные стереотипы армян и азербайджанцев.
Другой тип конфликта Э.А. Паин и А.А. Попов назвали «конфликтом идей». Характерными чертами таких конфликтов (или их стадий) является выдвижение тех или иных притязаний. В литературе, средствах массовой информации обосновывается «историческое право» на государственность (Эстония, Литва, Грузия, Татарстан, другие республики СССР), на территорию (Армения, Азербайджан, Северная Осетия, Ингушетия). В ходе национальных движений разрабатываются основные идеологемы, политическая мобилизация вокруг которых есть уже проявление конфликта.
Третий тип конфликта - конфликт действий. К этому типу относятся митинги, демонстрации, пикеты, принятие институциональных решений, вплоть до открытых столкновений.
Другая типологизация конфликтов - по основным целям, содержанию требований - была предложена в 1992-1993 гг. Исходя из оценки опыта конца 80-х - начала 90-х годов, были выделены следующие типы межэтнических конфликтов.
Первый тип - статусные институциональные конфликты в союзных республиках, переросшие в борьбу за независимость. Как уже отмечалось, суть таких конфликтов могла быть не этнонациональной, но этнический параметр в них присутствовал непременно, как и мобилизация по этническому принципу.
Второй тип конфликтов - статусные конфликты в союзных и автономных республиках, автономных областях, возникшие в результате борьбы за повышение статуса республики или его получение. Это характерно для части союзных республик, желавших конфедеративного уровня отношений.
Третий тип конфликтов - этнотерриториальные. Это, как правило, самые трудные для урегулирования противостояния. На постсоветском пространстве было зафиксировано 180 этнотерриториальных споров.
Территориальные споры часто возникают в ходе реабилитационного процесса в отношении репрессированных народов. Другие конфликты, связанные с репрессированными народами, были по поводу восстановления территориальной автономии (немцы Поволжья, крымские татары) или правовой, социальной, культурной реабилитации (греки, корейцы и др.); турки-месхетинцы стремились вернуться на территорию прежнего проживания в Грузии. И только в ряде случаев речь идет действительно о территориальных спорах.
Четвертый тип - конфликты межгрупповые (межобщинные). Именно к такому типу относятся конфликты, подобные тем, которые были в Якутии (1986 г.), в Туве (1990 г.), а также русско-эстонский в Эстонии, русско-латышский в Латвии и русско-молдавский в Молдавии.
Самый простой принцип определения формы этнического конфликта - это отнесение его к ненасильственным или насильственным. Но те и другие бывают разными. Центр этнополитических и региональных исследований среди насильственных конфликтов на территории Российской Федерации и стран ближнего зарубежья выделил следующие:
региональные войны (шесть из них длительные - не менее нескольких месяцев), т.е. вооруженные столкновения с участием регулярных войск и использованием тяжелого вооружения. Это Карабахский, Абхазские, Таджикский, Южноосетинский, Приднестровский конфликты;
краткосрочные вооруженные столкновения, продолжавшиеся несколько дней и сопровождавшиеся жертвами. К ним относятся, в частности, столкновения в Фергане, Оше, Осетино-ингушское, а также в Сумгаите, - всего около 20. Такие столкновения называют «конфликтами-бунтами», «конфликтами-погромами», «конфликтами неуправляемых эмоций».
Другие конфликты отнесены к невооруженным. Их в Центре насчитывают на постсоветском пространстве более 100. Среди них достаточно четко выделяются институциональные формы конфликта, когда в противоречие приходят нормы конституций, законодательства, реализующие идеологемы конфликтующих сторон, tie всегда такая форма конфликтов сопровождается межобщинными конфликтами. Например, во время острого институционального, конституционного конфликта Татарстана с Центром, при несомненном росте межэтнической напряженности внутри республики, конфликтов между татарами и русскими не наблюдалось, что и было зафиксировано нашими этносоциологическими исследованиями в 1994 и 1995 гг.
Еще одна форма - манифестирующие проявления конфликтов, к числу которых следует отнести митинги, демонстрации, голодовки, акции «гражданского неповиновения».
Наконец, как уже говорилось, существует идеологическая форма конфликтов, когда разгорается «конфликт идей».
Каждая из указанных форм отличается «действующими лицами», или основными субъектами, конфликта. При доминирующей институциональной форме главными действующими лицами являются властные структуры, партии, организаторы общественных движений, обычно действующие через институты власти.
Особую роль в развитии конфликтов, в том числе в придании им массовой формы, играют средства массовой информации. Любая искаженная информация, неуместные определения, эпитеты очень быстро накаляют страсти. Одно только употребление слова «бандиты» применительно к чеченцам в целом усиливало их сопротивление. Использование образа «наши войска», «наши мальчики» создавало представление о том, что чеченцы - «не наши». Изоляция от информационных каналов федеральной армии и передача сообщений только с чеченской стороны искажали картину конфликта.
Заключение
Итак, для рассмотрения проблем межнациональных отношений необходимо понимать этническое самосознание. Этническое самосознание - это отражение реальность, конструктор, создаваемой элитой, СМИ, системой образования. Этническое самосознание можно считать принадлежностью к определенной этнической группе. Этнические стереотипы - это приписывание каких-то черт народу, но их неправомерно оценивать как характеристику народа. Этническая идентичность формируется в процессе социализации, при этом решающее значение придается процессу взаимодействия. Что происходило на идеологическом уровне этнического самосознания, совсем не всегда и не во всем совпадало с представлениями людей, конкретных социальных групп. Состояние этнического самосознания у большинства населения республик России говорит о значительном психологическом потенциале сдерживания межэтнической напряженности.
Для анализа межнациональных отношений следует отметить факторы, влияющие на межэтнические отношения, - исторические, социальные, культурные, психологические, ситуативные. Также необходимо выделить, что когда уровень политизации общественных наук значительно повысился, интерес к изучению межнациональных браков заметно упал, хотя является одним из значимых в условиях процесса урбанизации.
И наконец, важно сказать о межэтнических конфликтах. Межнациональные конфликты стали распространенным явлением в современном мире. Один из принципиальных вопросов для понимания таких конфликтов - вопрос об их связи с самим феноменом этничности. В конфликтах обнажаются противоречия, которые существуют между общностями людей, консолидированными на этнической основе.
список использованной литературы
1.Агаджанов Ю.Г. Культура межнационального общения: сущность, структура, функции. // Юридический вестник. 2015. № 1. С.37-42.
2.Андреева Г.М. Социальная психология. М.: ИНФРА-М, 2014. - 416 с.
.Анненкова Н. Этнические проблемы развития студенческой семьи. // Семья в России. 2013. № 1. С.129-134.
.Арутюнян Ю.В. и др. Этносоциология. М.: Аспект Пресс, 2014. - 271 с.
.Болотоков В.Н., Кумыков А.М. Феномен наций и национально-психологические проблемы в социологии русского зарубежья. М.: Логос, 2015. - 261 с.
.Джунусов М.С. О мере своеобразия национальных культур. // Социологические исследования. 2012. № 5. С.125-128.
.Дробижева Л.М. Влияние этноконтактной среды на межнациональные отношения. // Социальная психология и общественная практика. М.: Наука, 2015. С.46-68.
.Здравомыслов А.Г. О национальном самосознании россиян. // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2011. № 1. С.50-55.
.Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М.: Аспект Пресс, 2014. - 286 с.
.Ильин М.В. Национальный интерес. // Полис. 2015. № 1. С.40-56.
.Кагиян С.Г. Нация: этносоциальная общность или «согражданство»? // Философские науки. 2012. № 5. С.32-45.
.Козлова О.Н. Пространство социального бытия - этничность. // Социально-гуманитарные знания. 2011. № 4. С.129-141.
.Красин Ю. Национальные интересы: миф и реальность? // Свободная мысль. 2015. № 3. С.22-26.
.Лебедева М.Н. Национальное самосознание и национализм в Российской Федерации начала 1990-х гг. М.: Дело, 2014. - 216 с.
.Любомудров М. Русофобия как русофагия. // Молодая гвардия. 2012. № 718. С.13-26.
.Мирский Г.И. «Общность судьбы» и национальное самосознание. // Мировая экономика и международные отношения. 2015. № 4. С.5-16.
.Нации и национализм. / Под ред. Б. Андерсон и др.; Пер. с англ. Л.Е.Переяславцева. - М.: Праксис, 2012. - 416 с.
.Рыбаковский Л.Л. Этническая гомогенность народов России. // Народонаселение. 2010. № 3. С.59-75.
.Синевич З.В. Социология и психология национальных отношений. СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 2015. - 203 с.
.Синевич З.В. Система этностереотипов в массовом сознании русских. // Вестник РГНФ. 2015. № 3. С.92-112.
.Скворцов Н.Г. Проблемы этничности в социальной антропологии. СПб.: Изд-во ун-та, 2014. - 184 с.
.Социальная и культурная дистанция. Опыт многонациональной России. / Под ред. Л.М.Дробижевой. - М.: Изд-во ИЭА РАН, 2010. - 388 с.
.Тощенко Ж.Т. Экономический национализм. // Общество и экономика. 2022. № 1. С.114-133.
.Тощенко Ж.Т. Постсоветское пространство: суверенизация и интеграция. М.: Рос. гос. гуманитар. ун-т, 2015. - 214 с.
.Хайруллина Н.Г. Грани этнической идентификации. // Социологические исследования. 2012. № 5. С.121-125.
.Чернявская Ю.В. Роль этнической самооценки в самосознании народа. // Личность. Культура. Общество. 2012. Т., вып.4. С.269-277.
.Язык и этнический конфликт. / Под ред. М.Брилл и др. - М.: Гендальф, 2011. - 150 с.