Проблемы институционального строительства

Проблемы институционального строительства

Введение

политический электоральный институт партийная

Вот уже несколько десятилетий, начиная с первых негативных результатов демократического транзита третьей волны, когда в ряде стран произошел «откат» к недемократическому режиму, исследователи ведут дискуссию о том, какие институты имеют большее значение: формальные или неформальные. Долгое время в научной среде доминировала следующая точка зрения: в переходных обществах и в недемократических режимах формальные институты носят преимущественно фасадный характер и служат для внешней легитимации режима, получения поддержки международных фондов, но не для структурирования внутренней политической системы; эту роль выполняют неформальные институты. Таким образом, постулировалось, что нет смысла изучать формальные институты в недемократических режимах, т.к. в реальности правила игры задаются отнюдь не формальными институтами. Но уместно ли использовать такой подход для анализа современных недемократических режимов, когда всё меньшее число стран можно отнести к авторитарным режимам, но при этом и стран с демократическим режимом не становится больше?

В начале 2000-х годов стали появляться работы, рассматривающие формальные институты в недемократических режимах: их роль, влияние на политические процессы и другие характеристики. В 2002 году Л.Вэй и С.Левитски, характеризуя новый современный тип авторитаризма - соревновательный авторитаризм, отметили, что в таком режиме инкумбент может «повседневно манипулировать формальными демократическими правилами, но уже не способен свести формальные правила к фасаду». Таким образом, подчеркивалась роль формальных институтов и стремление инкумбента влиять на них. При этом, безусловно, манипулирование формальными институтами и использование институциональной инженерии не являются исключительно феноменами недемократических режимов: эти феномены также характерны и для демократий. Однако различие, на наш взгляд, заключается в масштабах манипуляций, частоте изменений формальных институтов и в процедурах, посредством которых данные изменения принимаются. Безусловно, масштаб манипуляций формальными институтами в недемократическом режиме в разы выше, чем в демократическом, т.к. менять институциональный дизайн авторитарного режима легче, чем демократического.

В 2009 году А.Шедлер опубликовал статью, основной посыл которой был следующим: «формальные институты в авторитарном режиме имеют значение» . А.Шедлер отметил рост количества исследований, направленных на изучение формальных институтов в недемократических режимах, в последнее время: «с открытием в политической науке неформальных институтов в демократических режимах произошло открытие формальных институтов в недемократических режимах». Данные исследования проводились в рамках теории нового институционализма. Стоит заметить, что сквозь теоретическую рамку нового институционализма в недемократических режимах анализируются не сугубо авторитарные институты (такие как «хунта», «партия-государство»), а те институты, которые принято ассоциировать с демократиями (парламент, многопартийные выборы). Поэтому большинство исследований авторитарных режимов, применяющих теоретическую рамку нового институционализма, сфокусированы на изучении института многопартийных выборов.

Политический режим современной России рядом авторов характеризуется как электоральный авторитаризм. А значит, для России также как и для других стран электорального авторитаризма характерно увеличение роли формальных институтов и масштабные манипуляции институциональным дизайном со стороны инкумбента. Это дает нам основания для того, чтобы в нашей выпускной квалификационной работе на базе теоретической рамки нового институционализма проанализировать процессы институционального строительства в современной России. Мы фокусируем своё внимание на современной российской партийной системе, т.к. эта система имеет ключевое значение для сохранения режима, а потому часто подвергается манипуляциям. В 2012 году, а затем в 2014 году партийное регулирование в России претерпело значительные изменения. Наиболее важные из них, на наш взгляд, следующие: в 2012 году были существенно снижены требования для регистрации партии, а всем зарегистрированным партиям разрешалось выдвигать кандидатов без сбора подписей. В своей работе мы будем называть комплекс изменений 2012 года партийной реформой. Т.к., во-первых, данные изменения имели действительно существенный характер и предполагали смену политического курса относительно партийной политики: начиная с 2000-х годов, партийная политика в России была смещена в сторону к гипофрагментации, при этом, изменения 2012 года представляют собой курс, направленный в обратном направлении - к гиперфрагментации. Во-вторых, изменения носили комплексный характер: затронули не только партийное регулирование, но и избирательное законодательство (норма о выдвижении кандидатов любой зарегистрированной партией без сбора подписей). В 2014 году партийная реформа 2012 года подверглась корректировке, а именно: была возвращена норма о необходимости сбора подписей партиями для выдвижения кандидатов. В своей выпускной квалификационной работе мы хотим понять, какое влияние оказывает изменение партийного и избирательного законодательства на электоральные процессы в современной России? В этом и заключается наш исследовательский вопрос. Предметом нашего исследования будет влияние партийной реформы 2012 г. и ее корректировки 2014 г. на электоральные процессы в современной России. Под электоральными процессами мы понимаем ход выборов, результаты выборов, а также представительство в сформированных легислатурах. Объектом исследования являются электоральные процессы в современной России, которые мы рассмотрим на примере трех черед выборов в региональные легислатуры в послереформенный период. Таким образом, хронологические рамки исследования охватывают период с 2012 по 2014 гг. В нашей ВКР мы ставим следующую цель: проследить динамику реформы и выявить, к каким последствиям реформа приводила на разных этапах реализации. Для достижения поставленной цели реализованы следующие задачи: 1) описание этапов и контекста реформы; 2)определение влияния партийной реформы 2012 года и корректировки 2014 года на электоральные процессы в российских регионах в послереформенный период с 2012 по 2014 годы путем анализа предвыборной борьбы, результатов выборов и представительства новых легислатур; 2) выявление общих и различных тенденции путем сравнения эффектов и последствий партийной реформы 2012 года и корректировки 2014 года. Т.к. мы сопоставляем результаты партийной реформы 2012 года и корректировки 2014 года, а также в ряде случаев сравниваем эффекты новой институциональной среды партийной системы с эффектами прежней институциональной среды, наше исследование носит сравнительный характер.

Говоря об актуальности работы, безусловно, стоит отметить, что на данный момент существует ряд работ российских и зарубежных политологов, анализирующих последствия нововведений 2012 года. Однако большинство авторов рассматривают реформу партийного и избирательного законодательства 2012 года одномоментно, ограничиваясь 2012 годом. При этом существенные изменения в партийное и избирательное законодательство вносились и в 2014 гг., и тоже определенным образом влияли на институциональный дизайн партийной системы и электоральные процессы. Нам не удалось найти ни одной научной работы, рассматривающей данную реформу в динамике, где отправной точкой был бы 2012 год, а крайней (но еще не финальной) - текущий момент. Кроме того, почти все работы на тему изменения партийного и избирательного законодательства в России в 2012 году анализируют только то, какой эффект новые правила игры производят относительно доминирования партия власти. При этом иные результаты нового институционального дизайна партийной системы остаются неизученными. Представительство парламентов зачастую анализируется через то, сколько голосов и мест получили системные партии. При этом не рассматривается, насколько, в целом, выборы являются представительными (какой процент голосов был допущен к распределению мандатов) и сколько голосов набирают новые партии. Мы рассчитываем, что наше исследование сможет дать ответы на данные вопросы, что позволит нам говорить о научной актуальности выпускной квалификационной работы. Кроме того, мы рассчитываем, что анализ партийной реформы 2012 года позволит нам выявить общие тенденции институционального строительства, характерные не только для процесса строительства партийной системы, но и других институтов.

Две первые главы ВКР теоретические. В первой главе представлена роль формальных политических институтов в недемократических режимах. Вторая глава посвящена институциональной инженерии: на основе ряда работ по конкретным странам и обобщающих теоретических работ мы приводим меню возможных манипуляций партийной и избирательной системами в интересах недемократического режима. В третьей главе российский случай партийной реформы 2012 года и корректировки 2014 года проанализирован сквозь призму изложенной в первых двух главах теоретической рамки.

1.     
Роль формальных политических институтов в недемократических режимах

Мы начнем с того, что попытаемся ответить на вопрос, зачем недемократическому режиму институты. Согласно А.Шедлеру институты нужны недемократическому режиму для того, чтобы с их помощью отвечать на два основных вызова режиму: сохранение власти и управление. Первый тезис заключается в том, что формальные институты обеспечивают выживаемость недемократического режима. Ч. Боикс и М. Сволик в своей работе говорят об обнаруженной прямой связи между наличием формальных институтов в недемократическом режиме и сроком пребывания у власти одного лидера. Это происходит потому, что режиму с институтами проще противостоять различным вызовам, таким, например, как экономический спад. Второй тезис говорит нам о том, что формальные институты помогают автократу управлять. Согласно Ч. Боиксу и М. Сволику формальные институты (а особенно: политические партии, парламенты и консультативные советы) помогают решать проблемы поддержки и контроля, существующие между автократом и его союзниками, а также распределять власть внутри правящей элиты. Таким образом, формальные институты необходимы недемократическим режимам не меньше, чем демократическим режимам: они помогают управлять и стабилизировать режим.

Кроме того, элиты в недемократических режимах заинтересованы в том, чтобы осуществлять взаимодействие посредством институтов. Согласно Ч.Боиксу и М.Сволику «институционализированное взаимодействие» выгодно властным элитам по двум причинам. Во-первых, институты обеспечивают прозрачность взаимодействия (хоть и прозрачность доступна только для правящей элиты, не для общества). Во-вторых, институты закрепляют компромисс по разделению властей между правителем и элитами, тем самым, создают «более стабильные правящие коалиции» и передают элитам сигнал о том, что правитель готов делиться властью. Кроме того, институты препятствуют неповиновению со стороны элит. Поэтому чем более высок риск восстания элит против автократа, тем более автократ заинтересован в выстраивании институтов.

В процессе создания институтов перед недемократическим режимом встает дилемма: институты нужны авторитарным режимам для сохранения и поддержки режима, однако они одновременно могут быть вызовом для дальнейшего существования режима. По мнению А.Шедлера институциональная амбивалентность в недемократических режимах (для А.Шедлера это все режимы с манипулируемыми выборами) состоит в том, что институты находятся между двумя полюсами: авторитарным контролем и демократической непредсказуемостью результатов. Поэтому даже в системах электорального авторитаризма на выборах остается элемент неопределенности, а потому их следует изучать ничуть не меньше, чем выборы в демократиях. Авторитарные выборы всё равно открывают окно возможностей, хоть и «маленькое и уязвимое» в сравнении с демократическими выборами. Как только выборы в недемократических режимах приводят к неожидаемым результатам, режим оказывается вынужденным быстро менять правила игры. Согласно А.Шедлеру манипулируемые выборы не воспринимаются как точка эквилибриума ни инкумбентами, ни оппозицией: новые правила воспринимаются как временный компромисс. Более того, авторитарные режимы, в целом, амбивалентны. Согласно Р.Сакве российское государство состоит из двух частей: конституционное государство, регулируемое законом (нормативное государство), и административный режим, управляемый неформальными институтами и пара-конституционными практиками. Большинство политических решений принимается между двумя полями.

Рассмотрим подробнее несколько формальных институтов и их роль в недемократических режимах. Начнем с института выборов. В современной политической науке институт выборов уже не рассматривается исключительно в рамках демократических режимов (хотя и многие авторы по-прежнему считают, что выборы сами по себе имеют демократизирующий эффект). По мнению А.Шедлера, в недемократических режимах институт выборов имеет три отличительные характеристики: «минимальный плюрализм, минимальная открытость и минимальная соревновательность», что представляет собой сильно редуцированное и ограниченное классическое понимание выборов. Поэтому в отношении выборов в недемократических режимах применяют концепцию «ограниченных выборов». Однако одним из ключевых институтов современных или «новых авторитаризмов» (которые также можно встретить в научной литературе под именем «авторитаризмы с прилагательным» по аналогии с понятием «демократия с прилагательным») являются многопартийные выборы. Институт многопартийных выборов - отличительная черта институционального дизайна современных авторитарных режимов по сравнению с классическими авторитаризмами. Именно наличие института многопартийных выборов позволяет говорить о многих режимах, появившихся в результате третьей волны демократизации, как о гибридных, находящихся в «серой зоне» между демократией и авторитаризмом. Вокруг института многопартийных выборов сформированы такие концепты XXI века, как «соревновательный авторитаризм» и «электоральный авторитаризм». Однако, между исследователями ведутся споры относительно роли института многопартийных выборов в обеспечении выживаемости недемократического режима. С.Линдберг, с некоторыми оговорками, утверждает, что введение института многопартийных выборов стимулирует либерализацию. Согласно исследованию Дж.Браунли, многопартийные выборы не являются ни опорой, ни угрозой для недемократического режима; ключевую роль играет институт правящей партии. Б.Магалони предлагает иную точку зрения: ее исследование подтверждает, что многопартийные выборы существенно повышают роль правящей партии в процессе борьбы за власть с автократом. Институт правящей партии в недемократическом режиме выполняет две главные функции: переговорную (для решения конфликтов внутри элиты) и мобилизующую (обеспечение режима массовой поддержкой и минимизация угроз режиму со стороны населения). Причем, первая функция выполняет гораздо более значимую роль. В целом, роль института партии в недемократическом режиме достаточно хорошо изучена. Партии нужны недемократическому режиму для распределения ренты, кооптации потенциальных соперников, предоставления ограниченного влияния оппозиционным силам на принимаемые политические курсы. Согласно Дж.Ганди и А.Пшеворскому институт партии в недемократическом режиме предлагает индивидам, готовым к сотрудничеству с режимом, возможность к самореализации и построению карьеры в рамках стабильной системы патронажа. В недемократических режимах партийные системы часто пронизаны патрон-клиентскими сетями, чему посвящено ряд работ. Для Б.Магалони автократические политические партии - это инструмент для обеспечения процесса разделения власти между автократом и правящей коалицией на длительный период времени, что согласуется с озвученной выше теорией Ч.Боикса и М.Сволика о том, что формальные институты в недемократических режимах обеспечивают «институционализированное взаимодействие». Подавляющее большинство современных авторитарных режимов - многопартийные: «на 2002 год 72% от всех авторитарных режимов мира проводили хотя бы одни многопартийные выборы в течение последних пяти лет». Поэтому изучению партийных систем в недемократических режимах уделяют всё больше и больше внимания.

Резюмируя данную главу, можно сказать, что рассмотренные теории говорят нам о том, что автократы создают такой институциональный дизайн, который структурирует реальность в соответствии с их предпочтениями, а затем следят за тем, чтобы эти институциональные системы не вышли из-под контроля. То есть, сначала недемократические режимы встают перед выбором из альтернатив институционального дизайна, а затем - перед выбором различных возможностей манипуляций институтами для контроля. Контроль функционирования созданных институтов нужен автократам для того, чтобы постоянно быть уверенными в том, что номинально демократические институты, которые они сами установили, в своей сути по-прежнему остаются авторитарными. Поэтому авторитарные режимы оказываются вынужденными постоянно заниматься институциональным дизайном на микро-уровне (“institutional gardening”), для того, чтобы «сдерживать» институты. Рассмотрению этого вопроса будет посвящена следующая глава ВКР.

2.     
Институциональная инженерия в недемократических режимах

Институциональная инженерия - это «формирование мира таким образом, чтобы победить». Инструменты институциональной инженерии - различные манипуляции институциональной средой. Согласно В.Кейсу, от того, насколько эффективные методы манипуляции институциональной средой использует инкумбент в режиме соревновательного авторитаризма, зависит выживаемость режима. При этом при проведении частых, беспорядочных и грубых (топорных) манипуляций режим, наоборот, становится крайне уязвимым. Так, по мнению автора, падение режимов в Таиланде, Бирме и на Филиппинах, произошло из-за использования режимом неудачных манипулятивных стратегий.

Набор манипуляций институциональным дизайном политического режима крайне велик и может затрагивать СМИ, организации гражданского общества, социальные движения. Большую часть в исследованиях по теме институциональной инженерии в недемократических странах составляют работы об электоральной инженерии. Так, П.Норрис в своей книге на основе институционализма рационального выбора доказывает, что изменения электоральных правил оказывают значительное влияние на политиков, партии и граждан и могут менять их политическое поведение. Электоральная инженерия - явление новое: до начала 90-х гг. XX века электоральные системы считались одними из самых стабильных институтов. Тогда частому изменению подвергались правила нарезки округов, доступа партий к вещанию, вопросы финансирования, но не институты электоральной системы. А.Шедлер выделяет институт выборов как кладезь для манипуляций. Сначала автор перечисляет 7 нормативных условий демократических выборов, разработанных Р.Далем, а затем показывает, что каждое из условий в недемократическом режиме может быть подвергнуто манипуляции. Например, манипуляции полномочиями выборных лиц. В таком случае выборы проводятся, но выборными являются только те должности, которые не обладают реальной политической властью. Манипуляции с доступом к медиа не позволяют оппозиционным силам доносить до избирателей информацию об альтернативах.

Электоральную инженерию на примере России исследовали: М.Турченко, смоделировав результаты выборов в региональные легислатуры в зависимости от выбранной электоральной системы, Н.Анохина и Е. Мелешкина, проанализировав переход с 2007 года от смешанной избирательной системы к пропорциональной на выборах федерального уровня и эффекты предыдущей и новой систем; Г.Голосов, рассмотрев эффекты электоральной формулы в условиях высокой фрагментации и протестного голосования; А.Кынев, изучив серию электоральных реформ 2001-2006 года и их влияние на региональные выборы; П.Панов, предложивший новые теоретические перспективы для исследования электоральных практик. В отличие от манипуляции электоральными институтами, достаточно хорошо изученными, манипуляции партийными законодательством не удостоены такого внимания: основная часть работ по данному объекту представляет собой case-study.

2.1    Меню манипуляций институциональным дизайном партийной системы в недемократических режимах

Как мы говорили ранее, институты, создаваемые в недемократических режимах, находятся под постоянным контролем режима и претерпевают постоянные изменения для того, чтобы удовлетворять интересам режима. Распространенность феномена многопартийных выборов в авторитарных режимах позволяет нам предполагать, что существует большой пул возможных манипуляции институциональным дизайном партийной системы.

В первую очередь, это манипуляции предложением (или, как выразился А.Шедлер, манипуляции, регулирующие «пространство акторов»). Согласно рыночной теории, в недавнее время получившей распространении в качестве теоретической рамки и в работах политологов, спрос определяет предложение. Применяя данную теорию к анализу партийных систем и выборов, мы получаем следующие закономерности: спрос со стороны избирателей определяет предложение программ действия и альтернатив, поступающих со стороны партий и независимых кандидатов. Однако данный тезис был подвергнут широкой критике рядом авторов, на эмпирике доказавших, что в политике предложение определяет спрос. Согласно Р.Роузу, Н.Манро и С.Вайту теория о том, что спрос определяет предложение, является либеральной теорией демократии, однако более реалистичной является теория об определяющей роли предложения: «выбор избирателя ограничен набором организованных элитами партий, представленных в избирательном бюллетене». Авторы также ссылаются на теорию демократии Й.Шумпетера, согласно которой олигополистические элиты уменьшают возможности выбора избирателя до высказывания поддержки или неодобрения (т.е. до выбора «за» или «против», а не выбора между какими-то альтернативами). В связи с этим, изучение манипуляций предложением представляется особенно важным. Согласно А.Шедлеру набор манипуляции предложением (кто и в каком количестве будет участвовать в выборах) состоит из двух кластеров: манипуляции для исключения и манипуляции для фрагментации. Под мерами исключения подразумеваются механизмы, не допускающие к выборам «недружественных соперников». Наиболее известные случаи применения данных манипуляций, безусловно, связаны с физическим отстранением кандидатов от выборов, т.к. отследить такого рода манипуляцию довольно легко. Однако чаще всего для недопущения неугодных кандидатов недемократическими режимами используются институциональные меры, такие как: создание широких легальных возможностей для дисквалификации, запрет региональных партий и независимых кандидатов.

Манипуляции правилами регистрации партии по непонятным причинам остаются малоизученными, хотя и связь между правилами регистрации и процессом формирования и выживания партий очевидная. Анализ манипуляции правилами регистрации в странах Латинской Америки можно найти в работах Й.Бирнир (влияние норм о пространственной представленности партии; требования к партиям для сохранения статуса партии). По мнению автора нормы о правилах регистрации партии оказывают ничуть не меньшее влияние на процесс развития партийной системы, чем электоральные барьеры. На примерах Боливии и Перу показано, что барьеры для регистрации партий и электоральные барьеры могут быть взаимосвязаны: если происходит либерализация процедуры регистрации партий, повышаются электоральные барьеры, и наоборот. В третье части главы мы посмотрим, насколько данная тенденция характерна для современной России.

На развитие партийной системы влияют не только правила регистрации партии, но и правила сохранения статуса партии. Так, например, во многих странах Латинской Америки является распространенным явлением норма о том, что партия должна получить на выборах определенное количество голосов, чтобы сохранить статус партии до следующих выборов. С одной стороны, такая норма стимулирует участие партий в выборах, с другой стороны, способствует росту волатильности системы, т.к. партии, не набравшие на текущих выборах необходимое число голосов, на следующих выборах вынуждены появляться под другим именем. В целом, партийные системы в недемократических режимах обычно достаточно большие и характеризуются высокой волатильностью: среднее эффективное число партий в авторитарных режимах - 5.6, тогда как в демократических - 3.45.

2.2   
 Влияние манипуляций электоральными институтами на партийную систему

Согласно Г.Голосову, авторитарному режиму для выживания совсем не обязательно иметь электоральное большинство. Куда как большую роль, чем обладание электоральным большинством, для сохранения режима имеет парламентское большинство. Таким образом, в условиях падения электоральной поддержки, режим может принимать меры для мобилизации поддержки, а может, манипулировать правилами перевода голосов в места для того, чтобы и при низкой электоральной поддержке иметь большинство в законодательных органах. Основным средством достижения этой цели представляются манипуляции электоральной формулой. Однако Г.Голосов утверждает, что и чрезмерная партийная фрагментация может служить той же цели.

В целом, любые манипуляции электоральным законодательством оказывают существенное влияние на дизайн партийной системы. Одна из стратегий контроля партийного поля - максимальное повышение издержек для входа новых партий на политический рынок. Для достижения этих целей могут применяться прямые меры - манипуляции партийным регулированием, а могут косвенные - создание высоких электоральных барьеров. В исследовании случая Мексики Б.Магалони показала, что Институционно-революционная партия для контроля появления новых влиятельных партий помимо прямых методов контроля, активно использовала косвенные методы, постоянно «химича с электоральными правилами».

Это происходит потому, что партийная и электоральная системы связаны и взаимозависимы. Вопросы о том, является ли первичной партийная система, в дальнейшем определяющая избирательную систему в государстве, или же, наоборот, избирательная система формирует партийную, не первое десятилетие интересуют научное сообщество. Первые исследования о влиянии электоральной системы на партийную принадлежат М.Дюверже, выделившему механические и психологические эффекты, которые электоральная система оказывает на партийную, что в дальнейшем стало известно как закон и гипотеза М.Дюверже (избирательные системы простого большинства приводят к формированию двухпартийных систем, системы пропорционального представительства к многопартийным системам). Долгое время данная точка зрения на связь между электоральной и партийной системой доминировала в научной среде. Однако уже в 1980-х гг. стали появляться критические работы. Среди критики «законов Дюверже», на наш взгляд, наиболее интересными являются работы, оспаривающие универсальность положений, предложенных М.Дюверже: это работа У.Райкера, представляющая хрестоматийный обзор всех исследований, выполненных вплоть до 1980 года, и доказывающих, что закон и гипотеза М.Дюверже работают не всегда; а также работы, обосновывающие обратную зависимость, а именно то, что это партийные системы определяют электоральные: это, в первую очередь, работы Дж.Грамма и Дж.Коломера, на широком эмпирическом материале демонстрирующие, как «законы Дюверже» работают наоборот. Всё это убеждает нас в необходимости рассмотрения изменений партийной системы вкупе с избирательной.

3.     
Анализ новой партийной системы Российской Федерации после 2012 года

3.1    Описание контекста партийной реформы 2012 года и ее этапов

Изменениям партийного и избирательного законодательства 2012 года предшествовал ряд событий в политической жизни страны. Выборы 2011 года в Государственную Думу РФ были, в некоторой степени, «опрокидывающими выборами»: режим испытал частичное поражение, потеряв 15% голосов и 77 мест, и эти результаты не были «неизбежны или предопределены». Т.е., в 2011 году режиму впервые не хватило информации для того, чтобы просчитать риски, спрогнозировать поражение и не допустить его. У режима электорального авторитаризма, потерпевшего неудачу на выборах (под неудачей понимается не только полное поражение, но и падение поддержки), согласно Г.Гиллу есть три стратегии поведения. Первая стратегия - это путь к либерализации и демократизации путем реформ, однако, этот вариант несет высокие риски смены власти. Вторая стратегия заключается в переходе к большему авторитаризму и исключению любой конкуренции. Третий вариант подразумевает стабилизацию электорального режима путем различных институциональных манипуляции. В.Гельман предлагает те же самые три варианта развития: непоследовательная демократизация, сдвиг к «классическому» авторитаризму и сохранение прежней сути в новом обличии.

Сигнал, поданный власти в ходе выборов и протестов, был считан. 22 декабря 2011 года в послании президента Федеральному собранию Д.Медведев сказал следующее: «я слышу тех, кто говорит о необходимости перемен, и понимаю их. Надо дать всем активным гражданам законную возможность участия в политической жизни»; а также анонсировал ряд реформ. Среди предлагаемых изменений назывались: упрощенный порядок регистрации партий, отмена необходимости сбора подписей для участия в выборах в Государственную Думу и в региональные парламенты, возврат прямых выборов руководителей субъектов РФ, сокращение количества подписей избирателей, необходимых для участия в выборах Президента России (причем, требования к непарламентским партиям были в три раза ниже, чем к остальным), расширение представительства политических партий в избирательных комиссиях. Однако не все предложенные реформы были воплощены в реальность.

В 2012 году российское партийное и избирательное законодательство претерпело существенные изменения. В частности, изменения затронули ФЗ «О политических партиях» и ФЗ "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации". Изменения заключались в следующем: во-первых, существенно сократили требования к численности членов партии - с 50 000 до 500 членов, во-вторых, все зарегистрированные партии освободили от необходимости собирать подписи для выдвижения списков или кандидатов. Для удобства мы будем называть эти изменения партийной реформой 2012 года, т.к. несмотря на то, что вторая норма относится к избирательному, а не партийному законодательству, она оказывает непосредственное влияние на партийную систему.

Таким образом, в 2012 году режимом был выбран более сложный институциональный дизайн партийной системы, чем существовавший до этого, ведь «запрещать существующие партии - более трудная задача, чем просто не допускать формирования новых партий». От прежнего подхода недопущения появления новых партий, принесшего наиболее плодотворные результаты в период с 2009 по 2012 год, когда ни одной новой партии не было зарегистрировано, отказались. Прежний институциональный дизайн партийной системы, существовавший до партийной реформы 2012 года, характеризовался двумя признаками: 1)высокие требования для создания политической партии; 2)высокие требования для выдвижения кандидатов. Таким образом, существовавший институциональный дизайн партийной системы позволял осуществлять двухуровневый контроль: если политической группе удавалось создать политическую партию, ей предстояло еще на каждых выборах проходить через еще один барьер - сбор подписей для выдвижения кандидатов. Партийная реформа 2012 года если не полностью нивелировала, то свела к минимуму возможность контроля на обоих уровнях.

В мае 2014 года в результате вступления в силу поправок к ФЗ "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации" норма, освобождавшая новые партии от сбора подписей, утратила силу. Все партии, кроме тех, которые участвовали в предыдущих выборах разного уровня и получили не менее 3% голосов, снова были обязаны собирать подписи для выдвижения кандидатов. Это 6-кратное увеличение предыдущей нормы в 0.5% и абсолютный максимум со времен существования РФ. Так, к выборам 2014 года электоральные барьеры стали «самыми жесткими со времен распада Советского Союза».

В целом, 2012 год иногда рассматривают как критическую развязку (critical juncture) для российского политического режима. Таким образом, и последние изменения партийного законодательства возможно рассматривать как кардинальную смену траектории развития партийной системы в России (от исключающих норм к включающим, расширяющим возможности участия) и выбор стратегии непоследовательной демократизации или как очередную институциональную манипуляцию в пользу конкретных игроков для «формирование мира таким образом, чтобы победить» (игра по новым правилам, но с прежними результатами). По мнению Г.Голосова партийная реформа 2012 года - лишь свидетельство того, что модель партийной системы, существовавшая до 2012 года, перестала удовлетворять интересы правящей элиты, и потому была подвергнута изменениям, однако, сохранила свою «авторитарную природу». Целью же изменений была не демократизация, но повышение эффективности авторитарного института.

3.2    Формулирование и проверка гипотез

В соответствии с вышеизложенным, основная наша гипотеза заключается в том, что партийная реформа 2012 года в процессе ее реализации (выборы 2012 и 2013 гг.) привела к результатам, противоречащим интересам режима и представляющим угрозу для его дальнейшего существования, а потому накануне выборов в 2014 году была принята норма, нивелирующая партийную реформу 2012 года (имеется ввиду возврат нормы о необходимости сбора подписей партиями для выдвижения списка или кандидата).

Данная гипотеза согласуется с теориями, озвученными в 1 и 2 главах работы: в современном мире даже недемократические режимы вынуждены создавать институты, хотя бы демократические по форме. При этом, автократы постоянно контролируют созданные институты, чтобы быть уверенными в том, что номинально демократические институты, которые они сами установили, в своей сути по-прежнему остаются авторитарными и не производят демократических эффектов, которые могут угрожать их господству. В связи с этим, при появлении первых негативных для режима эффектов режим возьмется за корректировку политического курса и институциональные манипуляции.

Помимо этого мы сформулировали еще 4 гипотезы об ожидаемых последствиях партийной реформы 2012 года.

Гипотеза 1: в условиях упрощения требований к регистрации политической партии количество партий, баллотирующихся на выборах, будет увеличиваться с каждым годом реализации партийной реформы 2012 года.

Гипотеза 2: ряды новых партий пополнят не только представители оппозиционных элит, но и инкумбенты.

Гипотеза 3: в условиях освобождения всех новых партий от сбора подписей и упрощения процедуры регистрации партии самовыдвиженцы станут редким феноменом.

Гипотеза 4: в тех субъектах РФ, где новые партии получат больше всего голосов, будет наблюдаться существенное падение поддержки «Единой России».

Проверять данные гипотезы мы будем на примере электоральных процессов на выборах в региональные легислатуры в 2012-2014 гг. Мы выбрали в качестве объекта исследования выборы в региональные парламенты в силу ограниченности ресурсов (безусловно, объект исследования может быть расширен и включать в себя также муниципальные выборы, выборы глав субъектов).

Гипотеза 1: количество партий, баллотирующихся на выборах, будет увеличиваться с каждым годом реализации партийной реформы 2012 года.

Мы предполагаем, что в результате либерализации партийного законодательства в рамках партийной реформы 2012 года, в первые годы после вступления изменений в силу количество зарегистрированных политических партий будет расти. Т.к. согласно российскому законодательству партии для сохранения своего статуса обязаны участвовать в выборах и выдвигать кандидатов в различных субъектах федерации, мы также ожидаем, что если будет расти количество зарегистрированных партий, будет расти и число партий, выдвигающих своих кандидатов и списки на выборах разного уровня.

Действительно, согласно данным Министерства Юстиции РФ к единому дню голосования 2012 года были зарегистрированы и имели право принимать участие в выборах 31 политическая партия, к выборам 2013 года - 59 партии, к единому дню голосования в 2014 году уже 69 партий обладали правом участвовать в выборах. По состоянию на май 2015 года Министерством Юстиции зарегистрировано 76 политические партии.

Рассмотрение появления новых партий в динамике позволяет предполагать, что пик партостроительства уже пройден, а самый активный этап в процессе послереформенного партостроительства был между выборами 2012 и 2013 гг.

Однако вместе с ростом числа зарегистрированных партий, пропорционального увеличения партий, выдвигающих кандидатов и партийные списки на выборах, не наблюдается. В 2012 году в выборах участвовали 26 партий. В 2013 году в единый день голосования в разных субъектах федерации 53 партии выдвинули списки или кандидатов. В 2014 году только 33 партии.

Таким образом, события развивались согласно нашей гипотезе до 2014 года. Очевидно, что возврат к норме о необходимости сбора подписей всеми непарламентскими партиями (за редким исключением) для выдвижения кандидатов, который произошел в 2014 году, повлиял на участие партий в выборах. До 2014 года количество партий, участвующих в выборах, было пропорционально числу зарегистрированных партий. После 2014 года предложение партий на выборах существенно снизилось. Мы предполагаем, что выборы 2015 года продемонстрируют дальнейшее снижение числа партий, участвующих в выборах при росте числа зарегистрированных партий.

При этом помимо изменения общих количественных показателей, меняется и качественный состав баллотирующихся партий. Если в 2012 и 2013 гг. больше всего списков и кандидатов из новых партий выдвинули «Коммунисты России», «КПСС», Российская экологическая партия «Зеленые», «Гражданская позиция», «Демократическая партия России», «Родина», «Социал-Демократическая партия России», «Союз горожан» и «Гражданская платформа» (больше, чем в 50% субъектов, проводящих выборы), то в 2014 году только партии «Родина» и «Коммунисты России» выдвинули списки или кандидатов более чем в 50% субъектов, проводящих выборы. «Гражданская платформа» участвовала только в выборах в четверти регионов. Таким образом, можно предположить, что корректировка 2014 года оказала куда более существенное влияние на участие в выборах партии «Гражданская платформа», чем партий «Родина» и «Коммунисты России», представительство которых на выборах осталось тем же самым.

Гипотеза 2: ряды новых партий пополнят не только представители оппозиционных элит, но и инкумбенты.

Основанием для формулирования нами данной гипотезы о миграции старых региональных элит в новые партии служит теория, которая говорит нам о том, что в режимах электорального авторитаризма упадок правящей партии приводит к поляризации элит. Выборы в Государственную Думу РФ 2011 года продемонстрировали падение популярности «Единой России»: только в 28 субъектах федерации партия власти набрала больше 50% голосов, в 32 субъектах федерации - меньше 40% голосов и в 1 субъекте - меньше 30% голосов. Кроме того, исследования российской партийной политики подчеркивают неестественность консолидации региональных элит вокруг одной партии, произошедшей в начале 2000-х годов и по сути, являющейся искусственным, «навязанным консенсусом», эффективность которого с течением времени падает: «члены «Единой России», представляющие различные группировки региональной элиты, все чаще сталкиваются друг с другом на выборах».

Анализ кандидатов, баллотировавшихся от новых партий, приводит нас к выводу о том, что кандидаты зачастую представлены старыми элитами и инкумбентами, которые активно возглавляют списки новых партий. Партии «Гражданская платформа» и «Родина» собрали больше всего политических тяжеловесов (особенно по сравнению с другими новыми партиями, предлагавшими один и тот же список кандидатов во всех субъектах - так называемая «пакетная технология»).

На выборах в Ивановской области в 2013 году в списке «Родины» было два инкумбента, избиравшихся от «Единой России» (однако ни одному не удалось переизбраться), на выборах в Волгоградской области инкумбент от «Единой России» возглавил список, а на выборах 2014 года в Хабаровском крае в список партии вошли многие кандидаты, участвовавшие в праймериз «Единой России», но не набравшие необходимого количества голосов. Помимо «мигрантов» из партии власти списки Родины» пополняли и другие инкумбенты. В Архангельской области на региональных выборах 2013 года в список Родины вошел руководитель фракции «Справедливой России» в региональном парламенте (не удалось переизбраться), а в Иркутской области руководитель фракции «Справедливой России» в региональном парламенте возглавил список «Гражданской платформы» и прошел в парламент. В целом, замечена тенденция, что в 2013 году списки «Гражданской платформы» возглавляли бывшие мэры, спикеры региональных парламентов (Ивановская обл., Республика Бурятия, Республика Калмыкия). Однако в 2014 году «Гражданской платформе» с гораздо меньшим успехом удавалось привлекать инкумбентов и политических тяжеловесов в свои ряды: единственный список партии, выдвинутый на региональных выборах 2014 года, возглавили два бизнесмена и начальник службы безопасности, не располагающие никаким политическим капиталом и малоизвестные в регионе. Однако кандидаты в одномандатных округах от «Гражданской платформы» на выборах в 2014 году по-прежнему как и в 2012 и 2013 годах представляли собой людей, имеющих опыт политической деятельности (так, весьма примечательны кандидаты от партии в одномандатных округах на выборах в Московскую государственную думу). Та же самая участь постигла и партию «Альянс зеленых и социал-демократов», несмотря на слияние в январе 2014 года с рядом партий, в результате чего сопредседателем партии стал Г.Гудков: единственный список, который выдвинула партия, возглавили 2 бизнесмена и безработная.

Помимо этого продолжалась миграция элит внутри старых системных партий. Так, летом 2013 года в Республике Саха разгорелся скандал, когда руководитель регионального исполкома «Единой России» заявил, что больше 20 членов «Единой России» баллотируются по спискам «Аграрной партии», «Гражданской платформы», «КПРФ», «ЛДПР», «Справедливой России» и «Российской партии пенсионеров за справедливость», что, кроме всего прочего, противозаконно. Решением ЦИК Якутии или по личным заявлениям все были исключены из списков.

Всё это свидетельствует о том, что помимо высокой электоральной волатильности в российской партийной системе присутствует и такой феномен, который мы бы назвали внутриэлитной волатильностью: от выборов к выборам баллотируются одни и те же кандидаты, однако каждый раз меняя партийную принадлежность. В результате партийной реформы 2012 года данная тенденция только усилилась: появление новых партий стимулировало миграцию региональных элит из партии в партию. Особенно интересными нам представляются случаи перехода руководителей фракций парламентских партий на текущих выборах в новые партии. Такое решение представляется нам нерациональным, ведь переизбраться по списку от партии, лидером фракции которой инкумбент был в парламенте предыдущего созыва, более вероятно, чем от новой партии. А.Кынев, А.Любарев и А.Максимов, анализируя выборы после партийной реформы 2012 года, говорят об «оттоке представителей региональных и местных элит практически из всех системных партий». В ряде случаев, есть основания полагать, что инкумбенты, избранные от парламентских партий, на выборах 2012-2014 гг. баллотировались от новых партий по причине конфликта с руководством партии, в интересах самореализации и с иными мотивами. Однако, на наш взгляд, такое поведение инкумбентов может рассматриваться как проявление нелояльности к прежней устоявшейся системе, допускающей в парламенты ограниченный набор партий, а соответственно, и к режиму в целом. Появление новых партий в какой-то степени нарушило монолитность региональных элит, искусственно объединенных под крылом регионального отделения «Единой России» и других парламентских партий. По мнению А.Кынева, А.Любарева и А.Максимова участие региональных политических элит в выборах от новых партий свидетельствует о расколе внутри элит и поиске новых политических союзников. В итоге, на первых выборах после партийной реформы 2012 года возможностью попробовать свои силы воспользовались не только оппозиционные силы, но и старые региональные элиты, а новые партии уже на первых выборах получили поддержку и опору в региональных элитах. На наш взгляд, это произошло потому, что региональные элиты в России в принципе склонны диверсифицировать политические риски. Поэтому появившимся окном возможностей после либерализации партийного законодательства 2012 года воспользовались не только оппозиционные силы, долго ждавшие возможности регистрации, но и региональные правящие элиты. Феномен смены партий политическими элитами характерен и для других стран. Одним из факторов, усиливающим миграцию кандидатов между партиями, является рост политической неопределенности. В случае с Россией нам представляется, что новый институциональный дизайн партийной системы привел к росту политической неопределенности, что привело к смене многими кандидатами и инкумбентами своей партийной принадлежности.

Трудно утверждать, что данное последствие партийной реформы представляло серьезную угрозу сохранения у власти текущего политического режима. Безусловно, переход инкумбентов из партии власти в другие партии (в том числе и в новые) свидетельствует о процессе некоторой деконсолидации элит. Однако, в то же время, упрощенные процедуры регистрации партий создают возможность кооптировать потенциальные контрэлиты в новые партии, тем самым, заставляя их функционировать в рамках существующего политического порядка и не искать способов по изменению данного порядка. Организованные партии с открытым членством и явными лидерами проще поддаются контролю, чем уличный протест.

Гипотеза 3: В условиях освобождения всех новых партий от сбора подписей и упрощения процедуры регистрации партии самовыдвиженцы станут редким феноменом.

Мы предполагаем это потому, что после партийной реформы 2012 года самовыдвиженцы остались единственными участниками электорального процесса, вынужденными собирать подписи для выдвижения. Сбор подписей - процедура дорогостоящая, требующая затраты немалого количества временных и иных ресурсов, при этом отнюдь не гарантирующая допуск к выборам (критерии для проверки достоверности подписей очень строгие, а отсев на стадии проверки достоверности подписей высокий). Кроме того, новые партии являются крайне дифференцированными по критерию идеологии и представляемых групп интересов (от партии идеолога религиозного движения «Звенящие кедры России» до партий пенсионеров и военных), что открывает более широкие возможности для выдвижения от партий. Помимо этого сами партии были заинтересованы в переходе к ним самовыдвиженцев и активно привлекали всех желающих, т.к. ощущали недостаток кандидатов (поэтому зачастую использовалась «пакетная технология» выдвижения, подразумевающая выдвижение одних и тех же кандидатов на выборах разного уровня в различных субъектах), что естественно для партии, существующей год или и того меньше и еще не имеющей широкой сети активистов в регионах. Всё это, на наш взгляд, делает для кандидата стратегию выдвижения от партии более рациональной, чем стратегию самовыдвижения.

Тем не менее, эмпирика показывает, что и после реформы 2012 года самовыдвиженцы были активно представлены во всех субъектах РФ, где проводились выборы, кроме того, получали мандаты и проходили в парламенты. На выборах 2013 года в законодательные органы субъектов федерации самовыдвиженцы прошли в парламенты Республики Башкортостан, Республики Бурятии, Республики Саха, Республики Хакасия, Забайкальского края, Архангельской области и Иркутской области. В 2014 году самовыдвиженцы прошли в меньшее число парламентов (Республика Алтай, Республика Татарстан и Москва), однако общее количество зарегистрированных самовыдвиженцев было колоссальным. Сравнение числа кандидатов от партий без льгот по сбору подписей и кандидатов-самовыдвиженцев на выборах в региональные парламенты 2014 года показывает, что во всех субъектах (за исключением Волгоградской области) самовыдвиженцев было больше, чем кандидатов от всех новых партий вместе взятых.

После анализа статистических данных, мы решили посмотреть, кто баллотировался в качестве самовыдвиженцев, и были ли на выборах интересные случаи. Для начала мы решили посмотреть состав прошедших в региональный парламент кандидатов-самовыдвиженцев в Республике Татарстан, т.к. в данном регионе самое большое число самовыдвиженцев получило мандаты (26% от всех мест, распределяемых по мажоритарным округам). Среди самовыдвиженцев в Татарстане 4 инкумбента. Двое из них и на предыдущих выборах выдвигались как самовыдвиженцы, ни в одной партии не состоят и ни к одной фракции в парламенте не примкнули (это два очень влиятельных бизнесмена Барышев Л.А. и Махеев В.Е.). Интересно, что в округах данных кандидатов «Единая Россия» не выставляла своих кандидатов. Нам удалось выяснить, что на предыдущих выборах «Единая Россия» выбрала другую стратегию - выдвинула своего кандидата в округе Махеева В.Е. и потерпела поражение. На этих выборах данный кандидат от «Единой России» уже выдвигался как самовыдвиженец и, наконец-то, прошел в парламент (уже присоединился к фракции «Единой России»). Также нам показалось интересным, что в округе Барышева Л.А. выдвигался еще один кандидат-самовыдвиженец (член партии «Единая Россия»), однако, собрав подписи, кандидат снял свою кандидатуру. Еще два инкумбента - самовыдвиженца являются членами «Единой России», в новом парламенте примкнули к фракции партии.

В Республике Башкортостан на выборах в региональный парламент в 2013 году 6 кандидатов-самовыдвиженцев стали депутатами. Среди них 1 инкумбент - депутат Аблязов И., ранее баллотировавший от «Единой России», сейчас не входит ни в одну из фракций и 2 кандидата с большим политическим капиталом - министр финансов Р.Башкорстан и руководитель секретариата Курултая.

Все 3 кандидата-самовыдвиженца в Республике Алтай - бизнесмены, в партиях не состоят, ни к одной из фракций в парламенте не примкнули. В округах кандидатов была сильная конкуренция (разрыв от десятых процента до 20 процентов), однако не с представителями партии власти, а с самовыдвиженцем, кандидатом от «Патриотов России» и инкумбентом, ныне баллотирующемся от «РПР-Парнас».

В целом, тот факт, что новые кандидаты и, тем более, инкумбенты выбирают стратегию самовыдвижения свидетельствует о неразвитости партийной системы и наличии серьезных проблем в системе. Ведь то, насколько часто кандидаты в одномандатных округах аффилируют себя с одной из партий, является одним из критериев определения развития партийной системы.

Помимо этого мы выявили еще одну интересную тенденцию: в ряде регионов самовыдвиженцы после избрания складывали полномочия. Этот феномен кажется нам достаточно странным в силу нескольких причин. Во-первых, как уже нами оговаривалось выше, процесс самовыдвижения - достаточно ресурсоемкий, требующий немалых временных и материальных вложений. Кроме того, риск отсева крайне велик (в некоторых регионах достигает 100%). Во-вторых, на дополнительных выборах после сложения полномочий депутатом-самовыдвиженцем места обычно достаются кандидату от «Единой России». В Удмуртии мы зафиксировали 2 таких случая, в Башкортостане - 1 случай.

Гипотеза 4: в тех субъектах РФ, где новые партии получат больше всего голосов, будет наблюдаться существенное падение поддержки «Единой России».

Несмотря на тот факт, что многие политологи утверждали, что партийная либерализация была проведена для того, чтобы новые партии (в том числе, большое количество спойлерских проектов, направленных на «КПРФ» и «Справедливую Россию») отнимали голоса у всех парламентских партий кроме «Единой России», мы формулируем данную гипотезу. Для этого у нас есть основания. Мы строим данную гипотезу на базе теории С.Мейнверинга и соавторов относительно электоральной волатильности. Они предлагают разделять электоральную волатильность на два типа: внутрисистемная и сверхсистемная. Под сверхсистемной электоральной волатильностью понимается ситуация, когда устоявшиеся партии теряют голоса, вместе с этим новые партии получают голоса; под внутрисистемной электоральной волатильностью понимаются те ситуации, когда голоса избирателей мигрируют только между устоявшимися партиями. Cверхсистемную электоральную волатильность измеряют как долю голосов, полученных новыми партиями. Согласно проведенному авторами исследованию с выборкой из 585 случаев высокая сверхсистемная электоральная волатильность (т.е. доля голосов, полученных новыми партиями) свидетельствует о недовольстве избирателя всеми системными партиями. Дополнительным фактором, стимулирующим рост сверхсистемной электоральной волатильности, является повышение партийной фрагментации. Т.е. в условиях повышения партийной фрагментации все системные партии теряют голоса, в том числе и партия власти. Тогда, согласно данной теории в тех субъектах РФ, где уровень сверхсистемной волатильности (т.е.уровень поддержки всех новых партий) наиболее высок, уровень поддержки «Единой России» должен быть меньше, чем на предыдущих выборах.

Сначала мы подсчитали сверхсистемную электоральную волатильность во всех регионах, в которых прошли выборы в региональные парламенты в период 2012-2014 гг., и выделили среди них субъекты с наиболее высокими показателями на примере которых и будем проверять гипотезу. Cверхсистемную электоральную волатильность мы вслед за С.Мейнверингом измеряли как долю голосов, полученных новыми партиями. Самые высокие показатели сверхсистемной электоральной волатильности наблюдаются в следующих регионах: Ненецкий автономный округ, Смоленская область, Республика Бурятия, Архангельская область, Республика Алтай, Иркутская область, Республика Калмыкия, Владимирская область, Ярославская область, где новые партии в совокупности получили больше 20% голосов. Таким образом, мы можем говорить о том, что в данных субъектах избиратели были заинтересованы в появлении новых партий больше всего. Интересно, что большую часть данного кластера составляют субъекты, выборы в которых прошли в 2013 году: только в 2 субъектах, попавших в кластер, выборы проходили в 2014 году и ни 1 из субъектов, в которых выборы состоялись в 2012 году, не попал в данный кластер. Это говорит нам о том, что если сравнивать по годам, то наиболее высокие показатели сверхсистемной электоральной волатильности (т.е. уровень поддержки новых партий) характерны для выборов 2013 года (за исключением Республики Башкортостан и Кемеровской области). Таким образом, появление новых партий имело наибольший эффект на выборах 2013 года.

Таким образом, наша гипотеза подтвердилась. Несмотря на наличие административного ресурса и других возможностей манипуляции, участие большого количества новых партий влияет на все системные партии, в том числе и на «Единую Россию». В обратную сторону наша гипотеза не работает: не во всех регионах, где на последних выборах произошло падение поддержки партии власти, новые партии в совокупности получили большое количество голосов. Т.е. низкая поддержка партии власти в регионе отнюдь не означает, что новые партии смогут получить данные голоса. Это объясняется тем, что в данных регионах старые системные партии по-прежнему получают большое количество голосов (см.Табл.4).

Безусловно, участие большого количества партии в выборах не представляло угрозы доминированию «Единой России» в региональных парламентах, т.к. в условиях поляризации предложения партий голоса избирателей рассеиваются и большинству партий не удается преодолеть заградительный барьер. Наоборот, в силу специфики используемого в большинстве регионов метода распределения мандатов Империали большое количество голосов, не допущенных к распределению мандатов (wasted votes), увеличивает число мандатов правящей партии. Т.е. в условиях оттока большого количества голосов в новые партии (в выделенном нами кластере - это в среднем 20%), правящая партия теряла голоса по сравнению с прошлыми выборами, однако не только сохраняла все места в парламенте, но и наращивала их. Тем не менее, снижение уровня поддержки партии власти является серьезным ударом по легитимности партии и выборов в целом. Тогда, корректировка партийной реформы 2014 года (следствием которой стало резкое сокращение числа партий, выдвигающих списки на выборах) возможно, предпринималась для того, чтобы вернуть легитимность партии власти и выборам в целом. В исследованиях С. Мейнверинга и его соавторов средняя сверхсистемная электоральная волатильность рассматриваемых партийных систем составляла 5.8. В случае с российскими регионами среднее равно 12.8, что является достаточно высоким показателем.

3.3   
Сопоставление эффектов и последствий партийной реформы 2012 года и корректировки 2014 года

Резюмируя данную главу, перечислим основные результаты и следствия реализации партийной реформы 2012 года и поправки 2014 года.

·        В 2012 и 2013 годах больше 80% зарегистрированных партий участвовало в выборах. Причем, наблюдалась положительная динамика: на выборах в 2012 году кандидатов или списки выдвинуло 84% зарегистрированных партий, на выборах в 2013 году - 90% зарегистрированных партий.

·        На выборах 2014 года уже меньше 50% зарегистрированных партий выдвинули кандидатов или списки.

Таким образом, после корректировки 2014 года меньшее количество зарегистрированных партий принимает участие в выборах; при этом нельзя говорить о том, что и процесс партостроительства замедлился (с сентября 2014 года по май 2015 года зарегистрировано еще 7 новых партий). Возможностей для участия в выборах у новых партий после 2014 года стало гораздо меньше, тем не менее, новые партии продолжают появляться.

·        В 2012 и 2013 годах явным лидером среди новых партий на выборах в региональные парламенты была «Гражданская платформа» (кандидаты от партии прошли в парламенты в 4 субъектах; все остальные новые партии получили места максимум в 1 субъекте).

·        В 2014 году из новых партий на выборах в региональные парламенты лучше всех выступила партия «Родина» (кандидаты от партии прошли в парламенты в 4 субъектах). «Гражданская платформа» не прошла ни в одном субъекте.

Изменение расстановки сил после корректировки 2014 года связано с тем, что «Гражданская платформа» в новых условиях смогла выдвинуть список только в 1 субъекте. В отличие от «Родины», у которой в большинстве случаев не было проблем ни на стадии сбора подписей для выдвижения кандидатов, ни на стадии проверки достоверности подписей (выдвинуто и зарегистрировано 9 списков). Кроме того, сокращение числа выдвигаемых списков от «Гражданской платформы» остановило процесс перехода представителей региональных элит и инкумбентов в новую партию: партия все еще продолжает кооптировать региональных политических тяжеловесов, однако в гораздо меньших масштабах по сравнению с 2012 и 2013 гг.

В целом, не только «Гражданская платформа» в 2014 году столкнулась с трудностями на стадии выдвижения списков. Масштабы отсева были колоссальны. Интересно, что кандидатов и списки от новых партий отсеивали даже чаще, чем самовыдвиженцев. В среднем, 77% кандидатов, выдвинутых новыми партиями, не были зарегистрированы.

·        В ряде регионов уже на выборах 2012 и 2013 года применялись манипулятивные стратегии, нивелирующие эффект от отмены нормы о необходимости сбора подписей для выдвижения партиями кандидатов.

Ряд экспертов возлагали большие надежды на норму, разрешившую всем зарегистрированным политическим партиям выдвигать списки и кандидатов без сбора подписей. Ожидалось, что с введением этой нормы региональные избирательные комиссии лишатся возможности отказывать партиям в регистрации кандидатов и списков. Однако реальность показала, что отказы в регистрации кандидатов и списков на выборах 2012-2013 гг. всё равно были частым явлением. Региональными избирательными комиссиями в процессе регистрации кандидатов было реализовано несколько стратегий. Во-первых, выборы в новой институциональной среде изменили основания для отказов: в условиях, когда партиям не нужно было собирать подписи для выдвижения списков и кандидатов, причиной отказов всё чаще становились ошибки технического характера в документах. Во-вторых, отказы получали не только новые партий, но и партии, имеющие опыт выдвижения (такие как «Яблоко», «Патриоты России» и даже «КПРФ»). В-третьих, участились отказы в регистрации сильных кандидатов не от партии власти в одномандатных округах, и получила распространение практика регистрация списка, однако с исключением из списка ключевых кандидатов (так было со списками «Гражданской платформы» в Ивановской области и в Республике Саха, со многими партиями во Владимирской области). Некоторые регионы были особенно успешны в реализации данных стратегий: в них случаев отказов в регистрации списка или кандидатов было в разы больше, чем в среднем по всем субъектам, участвовавшим в выборах. Такими субъектами являются: Владимирская, Кемеровская, Рязанская, Тюменская области и Республика Хакасия.

Заключение

Проведенный в данной работе анализ показывает, что изменение партийного и избирательного законодательства 2012 года (партийная реформа) существенно повлияло на электоральные процессы в современной России. Данное влияние имеет комплексный характер.

Во-первых, в результате партийной реформы 2012 года резко выросло предложение партийных списков и кандидатов. Причём помимо новых партий в условиях освобождения от сбора подписей стали активнее выдвигать списки и кандидатов и старые партии (например, «Патриоты России» и «Яблоко»). Во-вторых, новые партии оказались востребованы среди избирателей. Безусловно, по отдельности каждая новая партия получала недостаточное количество голосов для того, чтобы преодолеть заградительный барьер (за редким исключением), однако, появление широкой альтернативы привело к оттоку голосов от всех системных партий, в том числе, и от «Единой России». В-третьих, участие большого количества новых партий при достаточно высоком заградительном барьере привело к тому, что в ряде регионов доля потерянных голосов (не допущенных к распределению мандатов) была на уровне 30%. Таким образом, выборы в новых условиях, с одной стороны, обеспечивали более широкое политическое участие, с другой стороны, становились менее легитимными из-за роста доли потерянных голосов. В-четвертых, в ряде регионов появление новых партий было воспринято прежними элитами и инкумбентами как возможность для переизбрания и самореализации. В результате миграции инкумбентов из системных партий в новые партии партийные списки новых партий возглавляли кандидаты с большим политическим капиталом в регионе, что обеспечивало новым партиям попадание в региональные легислатуры. Во многих субъектах РФ уже на первых выборах новые партии получили поддержку и опору в региональных элитах. Данный эффект партийной реформы 2012 года представляется крайне опасным для сохранения режима, т.к. является угрозой для монолитности элит. В-пятых, партийная реформа 2012 года привела к появлению сильных партий с «ярко выраженными политической программой и лидерами», которым даже в условиях электоральных барьеров удавалось проходить в региональные легислатуры. Таким образом, изменения 2012 года сделали режим уязвимым: расширив возможности политического участия, оставили мало инструментов для контроля данного участия. В результате чего региональным избирательным комиссиям приходилось изощряться, чтобы не допустить к регистрации отдельных крайне «неудобных» кандидатов. В условиях отмены нормы о сборе подписей для выдвижения, легальными методами отсеять кандидата или список можно было, только применяя стратегию «излишней придирчивости и формалистичности» (отказы в регистрации по причине употребления буквы «е» вместо «ё» или указание «среднее профессиональное образование» вместо «среднее специальное» и др.).

В результате корректировки партийной реформы в 2014 году многие из перечисленных выше эффектов партийной реформы 2012 года были нивелированы.

Во-первых, возврат нормы о необходимости сбора подписей для выдвижения (причем в более жесткой форме) привел к резкому сокращению числа партий, принимающих участие в выборах. С 2014 года количество партий, участвующих в выборах, диспропорционально числу зарегистрированных партий: только половина зарегистрированных партий приняла участие в региональных выборах 2014 года. Мы предполагаем, что выборы 2015 года продемонстрируют дальнейшее снижение числа партий, участвующих в выборах при продолжающемся росте числа зарегистрированных партий. Таким образом, новые партии появляются и после корректировки 2014 года, однако, их возможности для участия в выборах существенно ограничены. Выборы больше не обеспечивают широкого политического участия. Во-вторых, так как новые политические партии после корректировки 2014 года выдвигают гораздо меньше партийных списков, масштабы перехода старых региональных элит и инкумбентов в новые партии существенно уменьшились. В-третьих, против особенно успешных политических проектов, проявившихся на выборах 2012 и 2013 гг., были приняты особые меры по дискредитации (например, раскол внутри «Гражданской платформы» и выход И.Прохоровой, М.Прохорова и ряда членов из Политического комитета партии). В-четвертых, возврат нормы о сборе подписей для выдвижения вернуло режиму широкие возможности для контроля политического участия: масштабы отсева кандидатов и списков от новых партий колоссальны - достигают 80-90%. В-пятых, возврат нормы о сборе подписей создает преференции для системных партий, причем не только парламентских. Так, партия «Яблоко», в силу того, что баллотировалась на выборах в Государственную Думу в 2011 году и получила больше 3% голосов, освобождена от необходимости сбора подписей для выдвижения кандидатов. Возможно, политический режим решил расширить основание своей поддержки за счет построения некой коалиции со старыми партиями, с которыми, очевидно, более удобно взаимодействовать, чем с новыми. Наш вывод подтверждается и результатами последнего исследования, проведенного А.Кыневым: с 2014 года существенно изменилась разница в объемах финансирования системных партий. Если до 2014 года «Единая Россия» лидировала по объему частных средств, поступивших на счет партии, в 2014 году по данному показателю «ЛДПР» приблизилась к показателям «Единой России, чего никогда ранее не наблюдалось. Также увеличились объемы финансирования «КПРФ» и партии «Яблоко».

Изучив влияние партийной реформы 2012 года и корректировки 2014 года на электоральные процессы в регионах России, мы утверждаем, что корректировка 2014 года, вернувшая норму о сборе подписей для выдвижения, была весьма логичным решением для сохранения режима. Эффекты партийной реформы 2012 года явно создавали вызов сохранению режима в той форме, в которой он есть. При этом, на наш взгляд, решение не изменять партийное законодательство, но изменить норму избирательного законодательства, было чрезвычайно эффективным. Путем институциональной манипуляции электоральной системой режим повлиял и на партийную систему тоже. Возврат одной нормы почти полностью нивелировал все положительные эффекты партийной реформы 2012 года. При этом партии по-прежнему существуют в большом количестве и появляются новые партии, однако, возможностей для участия в выборах у новых партий почти нет.

Таким образом, пример партийной реформы 2012 года в России может служить отличной иллюстрацией для теорий по институциональному строительству в недемократических режимах. Теория говорит нам о том, что у недемократического режима есть больше возможностей для контроля результатов институциональных изменений путем внесения постоянных изменений в институциональный дизайн для того, чтобы «формировать мир таким образом, чтобы победить» и «сдерживать» институты от производства эффектов, демократизирующих режим. Российский случай полностью подтверждает теорию. Как только партийная реформа стала приводить к росту конкуренции и производить эффекты, демократизирующие (пусть в малой степени) режим, немедленно были приняты изменения, нивелирующие данные эффекты. Новый институциональный дизайн просуществовал меньше двух лет. Нам представляется, что на пример корректировки партийной реформы 2012 года можно выделить общие черты для всего процесса институционального строительства в России в целом.

В завершении нашей работы хотелось бы привести яркую метафору относительно авторитарной либерализации советского общественного и политического деятеля Шуни Гельмана: «Либерализация - это разжатый кулак, но рука - та же самая, и в любой момент она снова может сжаться в кулак». К сожалению, данная метафора актуальна для нашей страны до сих пор: в отношении российской партийной системы кулак режима был разжатым только 2 года, а в 2014 году сжался вновь.

Библиографический список

политический электоральный институт партийный

Книги

1.      Brownlee J. Authoritarianism in an Age of Democratization. - Cambridge University Press, 2007.

.        Duverger M. Political Parties: Their Organization and Activity in the Modern State. - Wiley, New York, 1951.

.        Friedrich C. J., Brzezinski Z. K. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. - Cambridge, MA: Harvard UP, 1965.

.        Huntington S. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century.Norman: University of Oklahoma Press, 1991. P. 174-180.

.        Lindberg S. I. Democracy and elections in Africa. - JHU Press, 2008.

.        Norris P. Electoral engineering: Voting rules and political behavior. - Cambridge University Press, 2004.

.        Powell G. B. Elections as instruments of democracy: Majoritarian and proportional visions. - Yale University Press, 2000.

.        Riker W. The Art of Political Manipulation. - New Haven, 1986.

.        Sakwa R. The crisis of Russian democracy: the dual state, factionalism and the Medvedev succession. - Cambridge University Press, 2010.

10.    Sayarı S. Non-electoral sources of party system change in Turkey. - 2008. P. 414.

11.    Schedler A. Electoral authoritarianism: The dynamics of unfree competition. - 2006.

.        Schedler A. Patterns of repression and manipulation towards topography of authoritarian elections, 1980-2002. - Centro de Investigación y Docencia Económicas, División de Estudios Políticos, 2006. URL: http://libreriacide.com/librospdf/DTEP-189.pdf

13.    Кынев А. Выборы региональных парламентов в России 2009-2013. От партизации к персонализации //Москва. - 2014. С.10.

14.    Региональные и местные выборы 2014 года в России в условиях новых ограничений конкуренции / А. Кынев, А. Любарев, А. Максимов. - Москва : Фонд «Либеральная Миссия», 2015. - 372 с.

.        Региональные и местные выборы 8 сентября 2013 года: тенденции, проблемы и технологии / А.Кынев, А.Любарев, А.Максимов. -Москва: Фонд «Либеральная миссия», 2014.

Статьи

1.      Birnir J. Stabilizing party systems and excluding segments of society? The effects of formation costs on new party foundation in Latin America //Studies in Comparative International Development. - 2004. - Vol. 39. - №. 3. - P. 3-27.

.        Bischoff C. S. Electorally unstable by supply or demand?-an examination of the causes of electoral volatility in advanced industrial democracies //Public Choice. - 2013. - Vol. 156. - №. 3-4. - P. 537-561.

.        Boix C., Svolik M. W. The foundations of limited authoritarian government: Institutions, commitment, and power-sharing in dictatorships //The Journal of Politics. - 2013. - Т. 75. - №. 02. - P. 300-316.

4.      Case W. Manipulative Skills: How Do Rulers Control the Electoral Arena? // Electoral Authoritarianism: The Dynamics of Unfree Competition, ed. Andreas Schedler. - Boulder and London: Lynne Rienner Publishers. - 2006. - P. 95-112.

.        Collier D., Levitsky S. Democracy with adjectives: Conceptual innovation in comparative research //World politics. - 1997. - Vol. 49. - №. 03. - P. 430-451.

.        Colomer J. M. It's parties that choose electoral systems (or, Duverger's laws upside down) //Political Studies. - 2005. - Т. 53. - №. 1. - P. 1-21.

.        Diamond L. J. Thinking about hybrid regimes //Journal of democracy. - 2002. - Vol. 13. - №. 2. - P. 22;

.        Gandhi J., Przeworski A. Authoritarian institutions and the survival of autocrats //Comparative Political Studies. - 2007. Vol. 40 N. 11. P.1288.

.        Gandhi J., Przeworski A. Cooperation, cooptation, and rebellion under dictatorships //Economics & Politics. - 2006. - Т. 18. - №. 1. - С. 15.

.        Gandhi J., Reuter O. J. The incentives for pre-electoral coalitions in non-democratic elections //Democratization. - 2013. - Vol. 20. - №. 1. - P. 137.

.        Gel’man V. Regime Changes in Russia: Trajectories of Political Evolution1 //Russia 2025: Scenarios for the Russian Future. - 2013. - P. 144, 157-158.

.        Genckaya O. F. The Impact of Party Regulation on Small Parties and Independent Candidates in Turkey //Working Paper Series on the Legal Regulation of Political Parties. - 2014;

.        Gill G. The Decline of a Dominant Party and the Destabilization of Electoral Authoritarianism? //Post-soviet affairs. - 2012. - Vol. 28. - №. 4. - P. 454.

.        Golosov G. The September 2013 Regional Elections in Russia: The Worst of Both Worlds. -2014. -Regional & Federal Studies. - №24:2. -P.229-241

.        Golosov G. V. The 2012 Political Reform in Russia //Problems of Post-Communism. - 2012. - Vol. 59. - №. 6. - P.6.

.        Grumm J. G. Theories of electoral systems //Midwest Journal of Political Science. - 1958. - Т. 2. - №. 4. - P. 357-376.

.        Heller W. B., Mershon C. Party switching in the Italian Chamber of Deputies, 1996-2001 //Journal of Politics. - 2005. - Vol. 67. - №. 2. - P. 536-559;

.        Helmke G., Levitsky S. Informal institutions and comparative politics: A research agenda //Perspectives on politics. - 2004. - Vol. 2. - №. 04. - P. 725-740.

.        Ishiyama J. T., Kennedy R. Superpresidentialism and political party development in Russia, Ukraine, Armenia and Kyrgyzstan //Europe-Asia Studies. - 2001. - Vol. 53. - №. 8. - P. 1181.

.        Koesel K. J., Bunce V. J. Putin, Popular Protests, and Political Trajectories in Russia: A Comparative Perspective //Post-Soviet Affairs. - 2012. - Vol. 28. - №. 4. - P. 403-423.

.        Lauth H. J. Informal institutions and democracy //Democratization. - 2000. - Vol. 7. - №. 4. - P. 21-50

22.    Levitsky S., Way L. The rise of competitive authoritarianism //Journal of democracy. - 2002. - Vol. 13. - №. 2. - P. 53.

.        Magaloni B. Credible power-sharing and the longevity of authoritarian rule //Comparative Political Studies. - 2008.P.24.

.        Magaloni B. Voting for Autocracy: Hegemonic Party Survival and its Demise in Mexico // Preprint in Stanford University. URL: http://www.sscnet.ucla.edu/polisci/cpworkshop/papers/Magaloni.pdf

.        Magaloni B., Kricheli R. Political order and one-party rule //Annual Review of Political Science. - 2010. - Vol. 13. - P. 124-125.

26.    Mainwaring S., España A., Gervasoni C. Extra system electoral volatility and the vote share of young parties //Paper for the annual meeting of the Canadian Political Science Association. - 2009. - Vol. 28. URL: http://www.cpsa-acsp.ca/papers-2009/Mainwaring.pdf

.        Mozaffar S., Scarritt J. R. The puzzle of African party systems //Party Politics. - 2005. - Vol. 11. - №. 4. - P. 399-421;

.        Norris P. Choosing electoral systems: proportional, majoritarian and mixed systems //International political science review. - 1997. - Vol. 18. - №. 3. - P. 297.

.        Riker W. H. Duverger’s law revisited //Electoral laws and their political consequences. - 1986. - P. 19-42.

.        Rose R., Munro N., White S. Voting in a floating party system: The 1999 Duma election //Europe-Asia Studies. - 2001. - Vol. 53. - №. 3. - P. 419-443.

.        Schedler A. The nested game of democratization by elections //International Political Science Review. - 2002. - Vol. 23. - №. 1. - P. 109.

.        Schedler A. The new institutionalism in the study of authoritarian regimes //Totalitarismus und Demokratie. - 2009. - Vol. 6. - №. 2. - P. 339.

.        Scott J. C. Patron-client politics and political change in Southeast Asia //American Political Science Review. - 1972. - Vol. 66. - №. 01. - P. 91-113;

.        Shabad G., Slomczynski K. M. Inter-party mobility among parliamentary candidates in post-communist East Central Europe //Party Politics. - 2004. - Vol. 10. - №. 2. - P. 151-176.

36.    Turan İ. Changing Horses in Midstream: Party Changers in the Turkish National Assembly //Legislative Studies Quarterly. - 1985. - P. 21-34;

.        Weingrod A. Patrons, patronage, and political parties //Comparative studies in Society and History. - 1968. - Vol. 10. - №. 04. - P. 377-400.

38.    Анохина Н. В., Мелешкина Е. Ю. Пропорциональная избирательная система и опасности президенциализма: российский случай //Политические исследования. - 2007. - №. 5. - С. 8-24.

.        Гельман В. Режим, оппозиция и вызовы электоральному авторитаризму в России //Неприкосновенный запас. - 2012. - №. 4. Электронный ресурс. http://magazines.russ.ru/nz/2012/4/ge4.html

40.    Гельман В. Я. Политические партии в России: от конкуренции-к иерархии //Полис. - 2008. - Т. 5. - С. 135-152.

.        Голосов Г. В. Сфабрикованное большинство: конверсия голосов в места на думских выборах 2003 г //ПОЛИС: Политические исследования. - 2005. - №. 1.

.        Голосов Г. Электоральный авторитаризм в России //Pro et contra. - 2008. - Т. 12. - №. 1. - С. 22-35.

43.    Кынев А. В. Политические партии в российских регионах: взгляд через призму региональной избирательной реформы //Полис. - 2006. - №. 6. - С. 145-160

.        Кынев А. Избирательная реформа Владимира Путина и региональные выборы //Неприкосновенный запас. - 2006. - №. 6.

.        Любарев А. Либерализация условий регистрации политических партий: итоги прошедшего года /Аналитический доклад. 03.04.2013. [Электронный ресурс]: сайт Комитет гражданских инициатив. URL: http://komitetgi.ru/analytics/444/ (дата обращения: 15.05.2015).

.        Панов П. В. Выборы в России: институциональная перспектива //Полис. - 2008. - Т. 5. С.99-112.

.        Росс К. Партии в российских регионах: вымирающий вид? //Неприкосновенный запас. - 2012. - №. 1. URL: http://www.nlobooks.ru/node/1788#sthash.tYNeFCV8.dpuf

.        Турченко М. С. От смешанных к мажоритарным? О логике изменения региональных избирательных систем в современной России // Полития: Анализ. Хроника. Прогноз. 2014. № 2. С. 84-96.

Материалы конференций

1.      Geddes B. Why parties and elections in authoritarian regimes? // Annual meeting of the American Political Science Association. - 2005. URL: http://www.daniellazar.com/wp-content/uploads/authoritarian-elections.doc.

.        Brownlee J. Ruling Parties and Regime Persistence: Explaining Durable Authoritarianism in the Third Wave Era //University of Texas. Typescript. -2005. URL: http://www.researchgate.net/profile/Jason_Brownlee2/publication/228467400_Ruling_Parties_and_Regime_Persistence_Explaining_Durable_Authoritarianism_in_the_Third_Wave_Era/links/0046353bab10e383bb000000.pdf

Законы и иные правовые акты

1.      Федеральный закон от 11.07.2001 N 95-ФЗ (ред. от 03.02.2015) "О политических партиях". Ст. 37.П.1-2.

2.      Федеральный закон Российской Федерации от 2 апреля 2012 г. N 28-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "О политических партиях"". 4 апреля 2012 г. в "РГ" - Федеральный выпуск №5746. URL: http://www.rg.ru/2012/04/04/partii-dok.html

.        Федеральный закон Российской Федерации от 2 мая 2012 г. N 40-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации" и Федеральный закон "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации". 4 мая 2012 г. в «РГ» - Федеральный выпуск №5772. URL: www.rg.ru/2012/05/04/gubernatori-dok.html (дата обращения 12.02.2015).

Другое:

1.      Послание Президента Федеральному Собранию. 22 декабря 2011. http://kremlin.ru/events/president/news/page/217

Приложение

Табл. 1. Сверхсистемная волатильность на выборах региональных парламентов в субъектах РФ 2012-2014 гг. (Год: 2 -2012; 3 -2013; 4- 2014).

Табл.2. Регионы с наиболее высокой сверхсистемной электоральной волатильностью.

Табл.3. Связь между процентом голосов за «Единую Россию» и новые партии.

Табл.4. Доля голосов системных партий помимо «Единой России».