Лингвистические учения греческих мыслителей V в. до н.э.: Платон, Аристотель
РЕФЕРАТ
Лингвистические учения греческих мыслителей V в. до н.э.: Платон, Аристотель
План работы
1. Введение
. Греческие мыслители V в. до н.э.
Платон
Аристотель
. Заключение
. Список литературы
1. Введение
В Древней Греции изучение языка как специальной научной дисциплины, а также и грамматики началось лишь в эллинскую эпоху (III-I вв. до н. э.), хотя уже задолго до этого у греков начал проявляться интерес к различным явлениям, относящимся к сфере языка. Особо следует отметить великое достижение греков в этой области: создание алфавита, который в дальнейшем помог при создании алфавитов других народов. Алфавитное письмо не было ни единственным, ни древнейшим способом письменной̆ фиксации греческого языка, но из всех видов греческого письма именно алфавит имел решающее значение для греческой̆ цивилизации. В «темные века» греческой̆ истории греки заимствовали финикийское письмо и, значительно его усовершенствовав, создали алфавит. В отличие от финикийского письма, в греческом алфавите с самого начала имелись специальные знаки не только для согласных, но также и для гласных звуков. Возникновение греческого алфавита представляет собой последний важный шаг в истории письма. От древних греков вплоть до настоящего времени ничего нового не произошло во внутреннем развитии письма.
В Древней Греции зарождается наука ораторства, красноречия, которой греки уделяли большое место. Это создало повышенный интерес к различным сторонам языка, способствовало зарождению в V в. до н. э. науки об ораторском искусстве, о красноречии, игравшей в общественной жизни античных государств огромную роль, повышало интерес к изучению многих языковых явлений.
В V в. до н. э. специалисты по метрике и ритмике изучали звуковой строй языка, исследовали фонетическую сторону языка с теорией музыки. Заслуги в этой области принадлежат пифагорейской школе с ее особым интересом к проблемам акустики.
2. Греческие мыслители V в. до н.э.
Сведения о воззрениях древнегреческих мыслителей̆, деятельность которых относится к V в. до н. э., основываются на отдельных фрагментах из их сочинений, отдельных цитат, из сочинений более поздних авторов, на фактах, которые далеко не всегда достойны доверия. Вполне естественно поэтому, что по поводу воззрений мыслителей̆ V в. ведутся научные споры, высказываются самые различные точки зрения. главной проблемой волновавшей умы греческих мыслителей V в. до н. э., был вопрос о характере связи между словом и обозначаемым им предметом; спор шел между теми, кто стремился дать рациональное обоснование традиционной точке зрения, в соответствии с которой связь между предметом и его названием была основана на «природе», и теми, кто утверждал, что эта связь основана на принятом соглашении, на «законе».
В самом деле, если говорить о тех мыслителях, которые рассматривали связь между предметом и его наименованием как условную, то с достаточно̆ уверенностью мы можем назвать только одно имя - имя Демокрита; еще труднее назвать имена мыслителӗ, придерживавшихся противоположно̆ точки зрения.
К концу V в. началась творческая деятельность Платона были сделаны наблюдения в области звукового строя греческого языка (Демокрит, софист Гиппии), в области грамматического строя (Протагор), а также в области лексики (Продик).
Платон
Особый интерес для лингвистической мысли представляет произведение Платона (427-347 гг. до н. э.) диалог «Кратил». Этот диалог, являясь философским произведением, полон рассуждений, основанных на анализе данных языка.
Это произведение - одно из самых трудных для понимания, одно из самых загадочных произведений Платона. В центре этого диалога находится вопрос о характере отношения между вещью и ее наименованием. Персонажи диалога - Кратил и Гермоген придерживаются двух противоположных точек зрения по данному вопросу. Для Кратила «существует правильность имен, присущая каждой вещи от природы». При этом Кратил признает, что многие слова, употребляемые нами, вовсе не соответствуют природе вещей, а порождены случайными причинами, но эти слова не являются подлинными именами, названиями вещӗ. По мнению Гермогена, «правильность имени не есть что-то другое, нежели договор и соглашение».
В той части диалога, где «правильность имен» доказывается путем этимологического анализа, Платон часто шутит, возможно, даже пародирует приемы этимологических разысканий некоторых своих ученых современников, но это не должно означать, что самый принцип этимологического анализа им отвергается. Тот факт, что многие слова в языке произведены от других слов, вполне очевиден не только для нас, он был очевиден также для Платона и его современников.
В «Кратиле» немало таких этимологий, которые восхищают своей продуманностью, тонкостью, остроумием. Современные исследователи отмечают, что некоторые из этимологий, предложенных Платоном, достойны серьезного рассмотрения и в настоящее время.
Без сомнения, можно доверять Платону, когда он говорит о наличии ассоциаций между отдельными звуками и теми или иными свойствами, качествами вещей. Раздел диалога, посвящённый этой теме, Платон начинает словами: «Смешным, я думаю, должно казаться, Гермоген, что из подражания посредством букв и слогов вещи станут для нас совершенно ясными». Платон говорит о том, что эта теория далеко не все может объяснить, что выведенные им правила «звукового символизма» не всегда в языке соблюдаются.
Таким образом, как мы стремились показать, Платон убежден в том, что «позднейшие» слова образованы из «первых» слов, а «первые» возникли на основе ассоциаций между отдельными звуками и теми или иными свойствами вещей. Это, конечно, вовсе не значит, что Платон является последователем теории о «природной связи» между предметом и его наименованием.
Слова, подобно картинам, могут более или менее точно отображать предмет, который они обозначают. Когда Платон говорит о словах истинных и ложных, то он, по всей вероятности, имеет в виду, с одной стороны, слова, максимально близкие к отображаемым ими предметам, с другой - максимально далекие от них. «Позднейшие» имена, т. е. вторичные, производные слова, восходят по своему происхождению к высказываниям, характеризующим соответствующий предмет. Так, например, слово 'человек' происходит из высказывания 'сопоставляющий то, что увидел'. Такого рода высказывания могут с разной степенью точности отражать существо предмета, который они характеризуют, а отсюда делается вывод, что и слова, образованные из таких высказываний, могут в большей или меньшей мере соответствовать обозначаемому ими предмету.
Таким образом, слова уже с самого своего возникновения могут лишь в слабой мере соответствовать обозначаемому им предмету, но и слова, первоначально служившие хорошими отображениями предмета, иногда теряют свои положительные свойства из-за искажений, которым с течением времени подвергается их звуковая форма и их значение.
От начала и до конца диалога Платон утверждает мысль, что слово есть некое подобие предмета, более или менее совершенное отображение предмета. Отстаивая эту мысль, Платон выступает как против Кратила, для которого слово представляет собой полное соответствие предмету, так и против Гермогена, допускающего лишь чисто условную, договорную связь между предметом и его названием.
Уже в самом начале диалога, где Сократ как будто поддерживает мнение Кратила о наличии полного соответствия между предметом и его названием, Сократ говорит лишь о некоторой правильности имен: «... у имени есть какая-то правильность от природы». Неопределенно-личное местоимение имеет здесь, несомненно, ограничивающее значение. В конце диалога Сократ говорит о необходимости допустить также наличие договорной, условной связи между предметом и его названием. Сократ вовсе не отвергает мысль o мотивированности наименований, о наличии некоторой внутренней связи между вещью и ее именем. Существует и то, и другое: «Мне и самому нравится, чтобы имена по возможности были подобны вещам, но, чтобы уж и впрямь не было слишком скользким, как говорит Гермоген, это притягивание подобия, необходимо воспользоваться и этим досадным способом - договором - ради правильности имен». Наличие союза «и» имеет здесь важное значение и говорит о многом.
Таким образом, на протяжении всего диалога, используя различную аргументацию, по-разному расставляя акценты, Платон устами Сократа утверждает мысль об отсутствии полного соответствия между предметом и его названием и о наличии некоторой связи, отдалённой и опосредованной, между тем и другим.
Один из персонажей диалога - Гермоген - утверждает мысль о полной произвольности именования: «Ведь, мне кажется, какое имя кто чему-либо установит, такое и будет правильным. Правда, если он потом установит другое, а тем, прежним, именем больше не станет это называть, то новое имя будет ничуть не менее правильным, нежели старое»; «Я могу назвать любую вещь одним именем, какое я установил, ты же - другим, какое дал ты». Сократ отвечает Гермогену: «Может быть, тебе и относительно вещей все представляется так же, а именно, что сущности вещей для каждого человека особые, - по слову Протагора, утверждающего, что „мера всех вещей - человек", и, следовательно, какими мне представляются вещи, такими они и будут для меня, а какими тебе, такими они будут для тебя?» .
В полемике с Кратилом Платон стремится доказать, что связь между звучанием слова и его значением носит опосредованный, осложнённый характер, что полного соответствия между словом и именуемым предметом не существует и существовать не может. «Платону. . . кажется, что воспринимаемые образы по самому своему существу всегда являются лишь несовершенными копиями понятий, но никогда не служат их совершенными изображениями; эти образы схожи с понятиями, но не равны им. Остроумный вывод из этого отношения делает Платон в своей философии языка, изложенной в «Кратиле». . . Платон. . . вполне серьезно указывает на то, что выражение понятия в языке- слово - может иметь известное сходство с содержанием понятия, но никогда не может передать его во всей его чистоте и полноте».
В предшествующем изложении была сделана попытка показать, что, несмотря на значительные трудности, «Кратил» все же поддается удовлетворительному истолкованию. Тем не менее надо признать, что загадочного в «Кратиле» остается еще немало.
Платон-учёный пытался найти «корень зла», заключённый в человеческой речи, и в своих поисках пришел к решению, в соответствии с которым неудовлетворительность языка проистекает от отсутствия достаточного соответствия между словом и обозначаемым им предметом. Искусственность этого решения вполне очевидна, это бесспорное заблуждение Платона, но оно относится к числу тех великих заблуждений, которые заслуживают самого пристального внимания и самого серьезного изучения.
«Кратил» - в первую очередь сочинение философское, но тем не менее «Кратил» можно назвать первым (во всяком случае в истории европейской научной мысли) сочинением по философским проблемам языка.
Достижения Платона в области наблюдений над явлениями языка оцениваются по-разному.
Открытие внутренней формы слова принадлежит к числу самых замечательных достижений Платона в области наблюдений над явлениями языка. Платон знает уже и то, что с течением времени внутренняя форма слова может затемниться, происходит процесс, который современные лингвисты называют деэтимологизацией. Платон признает возможность изменения первоначального значения слова и, как следствие этого, неизбежный сдвиг в соотношении между вещью и ее наименованием. С течением времени многие слова меняют свое значение.
Конечно, Платон еще очень далек от того, чтобы устанавливать какие-либо закономерности в области изменения значений слов и в области изменения звуковой формы, он допускает здесь метаморфозы, порой самые произвольные, и приходит к этимологиям, часто совершенно фантастическим; все же установление самого факта смысловых и формальных изменений слов и учет этих изменений в процессе исследования безусловно должно рассматривать как серьезную заслугу Платона.
Трудности выявления внутренней формы слова нередко бывают связаны с тем, пишет Платон, что слово не является исконно греческим, а представляет собой заимствование из другого языка: «Мне пришло в голову, что многие имена эллины заимствовали у варваров, особенно же те эллины, что живут под их властью». Если кто-нибудь возьмется исследовать, насколько подобающим образом эти имена установлены, исходя из эллинского языка, а не из того, из которого они, как оказывается, взяты, то понятно, что он встанет в тупик».
Звуки речи или «буквы» Платон подразделяет на три группы: он выделяет гласные звуки, гласным он противопоставляет безгласные и беззвучные, между этими двумя группами звуков расположены звуки «безгласные, но не беззвучные» или «не причастные к голосу, но причастные к некоему звучанию». Эти же звуки Платон называет «средними». В качестве примеров, поясняющих эту классификацию, Платон приводит только две «буквы»: сигму как безгласную, но представляющую собой некий шум, и бету - безгласную и бесшумную.
Слог, по Платону, всегда состоит из двух или нескольких звуков; Платон различает острые (высокие), т. е. ударные слоги и тяжелые (низкие), т. е, неударные слоги.
Аристотель
Особое место в учениях Аристотеля принадлежит изучению языка, хотя в то время язык как научная дисциплина не был включен в ракурс науки. Если проследить его труды, в которых в формах различных высказываний представлены проблемы языка, то можно сделать вывод, что Аристотель глубоко интересовался и изучал языковые вопросы. Он твёрдый сторонник точки зрения об условной связи и наиболее последовательный противник теории, утверждающей естественную связь между вещью и ее именем. «Имя есть звук, наделённый значением в соответствии с соглашением. В именах нет ничего от природы, лишь тогда, когда становится символом. Слова, выражаемые звуками, есть символы представлений в душе, а письмена - символы слов. И подобно тому, как письмена не у всех одни и те же, так и звучания слов не одни и те же».
Итак, не только связь между предметом и его наименованием, но даже связь между словом и тем представлением, которому оно соответствует, столь же условна, как связь между звуками и отображающими их письменами. «В именах нет ничего от природы», а это значит, что слово не может в большей или меньшей степени соответствовать обозначаемому им предмету, слово не может быть более или менее истинным, более или менее ложным. Слово само по себе не может быть ни истинным, ни ложным; истина и ложь возникают лишь тогда, когда слова соединяются между собой.
Аристотель считал, что никакая часть слова часть не может иметь самостоятельного значения: «Имя есть звук, наделённый значением в соответствии с соглашением, никакая отдельная часть которого не наделена значением».
Аристотель встал перед проблемой со словами, отдельные часть которых имеют самостоятельное значение, речь идет о сложных словах. Аристотель никоим образом не хочет отступать от своего принципа, согласно которому никакая часть никакого слова не имеет самостоятельного значения. Признать возможность исключения из указанного правила значило для Аристотеля ослабить свои позиции и предоставить своим противникам удобные лазейки. Для того чтобы доказать свою правоту, Аристотель приводит такие сложные существительные, которые выступают в качестве имен собственных.
Являясь противником «естественной» теории, Аристотель подчеркивает различие между природными звуками и звуками человеческой речи: «Выражают нечто и нечленораздельные звуки, как например звуки, производимые животными, но ни один из этих звуков не есть слово». Точка зрения Аристотеля в этом вопросе сводится к тому, что связь между предметом и его наименованием носит сугубо условный характер, и в этой связи нет ничего, идущего от природы. Условный характер связи между словом и тем, что оно обозначает, по мнению Аристотеля, нисколько не препятствует языку выполнять функцию сообщения мысли. Мы не найдём нигде у Аристотеля пессимистических высказываний о беспомощности человеческого языка, о его неспособности выразить мысль во всей ее полноте… Аристотель убежден, что в общем и целом речь вполне адекватно передает мысль и служит надежным средством общения между людьми. «Нет различия между доказательствами, относящимися к слову, и доказательствами, относящимися к мысли. Нелепо полагать, что доказательства, относящиеся к слову, и доказательства, относящиеся к мысли, не одни и те же, а разные».
Аристотель видит главную опасность, таящуюся в языке в том, что слова в своем большинстве являются многозначными : используя одно и то же слово, человек может сознательно или неосознанно подменить одно его значение другим: «Поскольку при рассуждении невозможно приводить сами предметы и вместо предметов мы пользуемся словами в качестве символов, то мы полагаем, что относящееся к словам относятся и к предметам. Но это разные вещи. Ибо число слов ограничено, ограничено и множество речений, предметы же беспредельны по числу. Поэтому неизбежно одно и то же речение и одно и то же слово означают многое».
Аристотель считал, что понимание сущности явлений должно опирается на строгое мышление, логику, которую Аристотель считал «первой философией», но в то же время понимал и другое : так как мысль получает словесную форму, необходимо правильно пользоваться средствами языка.
Аристотель четко разграничивает два типа словесной многозначности: 1) отдельные значения многозначного слова никак не связаны между собой (омонимия); 2) отдельные значения одного слова определенным образом связаны между собой. Наиболее тесной связь между отдельными значениями одного слова бывает тогда, когда слово обозначает различные явления, относящиеся к одному виду или к одному роду явлений; в этом случае разные явления, обозначаемые одним словом, имеют одинаковое определение их сущности, например, 'живое существо' мы можем назвать человека и лошадь.
Явления, обозначаемые одним словом, могут быть разными, но иметь все же общее начало, общую природу. Словом «больное», например, мы называем самые разнородные явления, но все то, что называется «больным» сводится к понятию боль и тому, что способствует болезни.
Следует разграничивать многозначность от омонимии, она бывает двух типов: многозначность слов, обозначающих однородные явления и многозначность слов, обозначающих явления, хотя и неоднородные, но все же определенным образом связанные между собой . Аристотель понимал, что бывает иногда трудно определить, есть ли у данного слова одно значение или же оно может быть многозначным. Аристотель предполагал, что имеются способы, помогающие точно определить это различие . Если какому-либо слову противостоит не одно, а несколько слов с противоположным значением (и эти слова, в свою очередь, не совпадают по значению между собой), то отсюда следует вывод, что рассматриваемое нами слово многозначно. Многозначным окажется также слово, которому в одних случаях его употребления может быть противопоставлено слово с противоположным значением, а в других - такое слово противопоставлено быть не может, поскольку его просто не существует: «Так, удовольствию от питья противостоит страдание от жажды, но удовольствию от познания того, что диагональ несоизмерима со стороной, ничего не противостоит; таким образом, слово „удовольствие" имеет несколько значений»
У Аристотеля можно обнаружить довольно большое число примеров слов с многозначностью. Двоякое значение имеет слово «должное» оно означает, во-первых, то, что неизбежно должно произойти в силу природы вещей, а многое из неизбежно происходящего является злом; «должное» означает, во-вторых, то, что надлежит свершить как долг во имя благой цели, и в этом смысле «должное» есть добро, благо.
Аристотель утверждал, что трудностями при изучении языка являются и возможности различного истолкования синтаксической роли слова в предложении, различные истолкования синтаксических связей между словами внутри предложения.
Важно отметить, что Аристотель проводил наблюдения над многозначностью падежей, хотя удивительно то, что во времена Аристотеля еще не существовало специальных названий падежей, во всяком случае в сочинениях Аристотеля эти названия не приводятся. Аристотель различает разные функции родительного падежа, он выделяет присущую родительному падежу функцию обозначения владельца предмета и функцию обозначения целого, от которого берется часть.
Аристотель отличает винительный падеж в функции обозначения объекта действия от винительного падежа в функции обозначения отрезка времени, в течение которого действие происходит.
Особое место в рассуждениях Аристотеля, занимает анализ значения глагола «быть». Аристотель различает употребление глагола «быть» в функции связки и в функции субстантивного глагола, означающего существование.
Внутренняя семантическая структура у всех языков, по представлению Аристотеля, одинакова, вместе с тем эта структура не заключает в себе ничего или почти ничего специфично языкового, она вполне адекватна структуре мышления и структуре реального мира, поэтому Аристотель очень часто проецирует на объективную действительность то, что по сути дела присуще только языку.
Аристотеля можно сопоставить в этом отношении с современным человеком, не знающим иностранных языков и не располагающим даже элементарными сведениями из области лингвистики. «Человеку, совсем не знающему иностранных языков, всегда кажется, что, например, дом есть, по существу, слово мужского рода, а стена, по существу, - женского. И только столкновение с тем фактом, что по-французски дом женского рода и стена - мужского, заставляет его понять, что вещам не свойствены родовые категории».
) Аристотель не соглашается с идеей естественной связи между звучанием слова и предметом, обозначаемым данным словом; отсутствие этой связи объясняет, почему одни и те же предметы называются на разных языках по-разному; 2) но слова различаются в разных языках только по своему звучанию; семантическая сторона слова, совокупность значений, присущих тому или иному слову, одинаковы в разных языках; 3) семантическая сторона слова не только не специфична для того или иного языка, она не является специфичной для языка вообще, она не заключает в себе ничего специально языкового, а полностью соответствует внеязыковой реальности; 4) отсюда следует допустимость и правомерность прямых выводов о природе бытия, сделанных на основе анализа совокупности значений, присущих тому или иному слову.
Аристотель считал, что слова, образованные от одного корня имеют внутреннюю связь между данными явлениями, которую он называет «паронимами». Аристотель всегда уделяет внимание связям между названиями этих явлений, часто он исходит из характера связи между названиями для раскрытия природы реальной связи между явлениями. «А наука всюду исследует главным образом первое - то, от чего зависит остальное и через что это остальное получает свое название. А то, из чего как из своей материи нечто возникает, обозначают, когда оно возникло, не ее именем, а именем, производным от нее; например, изваяние называют не камнем, а каменным. А потому, так же как там возникающую вещь не называют именем того, из чего она возникла.
У русского слова начало значение «власть» появляется лишь в некоторых устойчивых словосочетаниях типа «находиться под чьим-либо началом», латинским словам со значением «начало» значение «власть» вовсе не свойственно, то же самое верно и по отношению к немецким словам der Anfang, der Beginn и т. д. Вполне очевидно, что сочетание в одном слове значений «начало» и «власть» большинству языков не свойственно.
Подобно Платону, Аристотель делит все звуки речи на три разряда, но Аристотель производит это деление на основе иных критериев, присоединяя к акустическим признакам, известным уже Платону, признаки артикуляционные. Использование артикуляционных признаков при описании звуков речи представляет собой значительное достижение Аристотеля (или науки его времени), бесспорный прогресс по сравнению с Платоном. Гласным звукам Платон вообще не дает никакого определения, Аристотель правильно определяет эти звуки как такие, которые образуются без участия смычки. Если Платон делит все звуки речи на три разряда, то Аристотель указывает на некоторые признаки, которые позволяют проводить дополнительные разграничения. «Они различаются в зависимости от формы рта, от места их образования, густым и топким придыханием, долготою и краткостью». В отличие от Платона Аристотель проводит разграничение не только между ударными и безударными слогами (это разграничение проводил уже Платон), но выделяет также два типа ударения: острое и среднее; позднее ударение, названное Аристотелем «средним», получило название «облеченное ударение», «циркумфлекс».
Главными нашими источниками, на основании которых мы можем судить о взглядах Аристотеля по вопросам грамматики, служат двадцатая глава «Поэтики» и одно из его логических сочинений - трактат «Об истолковании». В двадцатой главе «Поэтики» Аристотель, перечисляя различные «части словесного изложения», говорит о звуке речи, о слоге, а затем сразу же переходит к обозначению слов различных разрядов; ни в «Поэтике», ни в каком-либо другом сочинении Аристотеля мы не встретим упоминания о значимых частях слова, о морфологических формантах. Понятие морфемы остается неизвестным и античной науке более позднего времени.
Определённый интерес для истории языкознания представляют высказывания Аристотеля по вопросам лингвистической стилистики, которым посвящена первая половина третьей книги «Риторики» Аристотеля, а также двадцать первая и двадцать вторая главы его «Поэтики».
Разработка проблем художественной речи началась в Греции со второй половины V в. до н. э. в кругах софистов, которые стремились не столько к тому, чтобы найти истину, сколько к тому, чтобы изыскать способы, с помощью которых можно было бы сделать речь убедительной̆. У Аристотеля это вызывало решительное осуждение. Имея в виду стиль прозаической речи, Аристотель утверждает: «Достоинство стиля заключается в ясности».
Аристотель не исключает возможности использования некоторых стилистических приемов даже в прозаических сочинениях, но эти приемы допустимы лишь в том случае, если они служат повышению познавательной ценности речи. Наиболее достигает этой цели метафора, например, если поэт называет старость стеблем, остающимся после жатвы, то он научает и сообщает сведения с помощью родового понятия, ибо то и другое - нечто отцветшее. Итак, тот стиль и те суждения, естественно, будут изящны, которые сразу сообщают нам знания. . .»
Для поэтической речи Аристотель считает допустимым более широкое использование стилистических приемов. Чтобы придать поэтической речи художественный характер, следует употреблять глоссы (редкие, устаревшие слова, иноязычные слова, диалектизмы), поэтические неологизмы, метафоры. К метафорам можно прибегать и в прозаической речи: «Слова общеупотребительные, точные и метафоры - вот единственный материал, пригодный для стиля прозаической речи». Метафора должна быть «не слишком далекая, потому что смысл такой метафоры трудно понять, и не слишком поверхностная, потому что такая метафора не производит никакого впечатления». Редкие слова (глоссы), поэтические неологизмы, метафоры вполне уместны в поэтической речи: «. . .ведь люди так же относятся к стилю, как к иноземцам и своим согражданам. Поэтому-то следует придавать языку характер иноземного, ибо люди склонны удивляться тому, что приходит издалека, а то, что возбуждает удивление, приятно. В стихах многое производит такое действие и годится там, потому что предметы и лица, о которых там идет речь, более удалены от повседневной жизни. Но в прозаической речи таких средств гораздо меньше, потому что предмет ее менее возвышен». Впрочем, во всех видах художественной речи, в том числе и в речи поэтической, следует пользоваться стилистическими приемами с разумной умеренностью: «Мера - общее условие для всех видов слов».
У Аристотеля были свои требования к стилю художественной речи, которые сводились к разграничению стилей прозы и поэзии, в которых обязательно должны наличествовать прежде всего простота, ясность и умеренность.
правильность имен словесная многозначность Аристотель
Заключение
Велика заслуга Платона в вопросах исследования языка. Платон впервые разграничил два компонента высказывания. Хотя это разграничение не было чисто грамматическим но оно создало почву для дальнейших грамматических исследований.
Аристотель в своих исследованиях пошел дальше Платона. Его исследования еще не были основаны как научные дисциплины, но Аристотель внес вклад в изучение звуков речи в сфере метрики. Грамматические исследования Аристотеля были основаны на базе логических исследований (трактат «Об истолковании»), а чаще всего на изучение художественной речи(в «Поэтике»). Значительность заслуг Аристотеля перед наукой о языке не подлежит сомнению. Хотя ко времени Аристотеля язык не стал еще предметом специальной научной дисциплины и сам Аристотель относит рассмотрение звуков речи к сфере метрики, а проблемами грамматики он занимается либо в связи с логическими исследованиями (в трактате «Об истолковании»), либо в связи с изучением художественной речи (в «Поэтике»). Одной из главных заслуг Аристотеля в сфере исследования языка прежде всего является то, что он придал системность изложенным им знаниям по вопросам звукового и грамматического строя языка. Исследуя классификацию звуков речи Аристотель присоединяет к акустическим признакам новые артикуляционные признаки. Платон выделил такие разряды слов как имя и глагол, а Аристотель повел дальше и выделил также служебные разряды, пытался дать определение различных грамматических категорий. В его исследованиях очерчиваются первые попытки представить словоизменения и словообразования. Проблемы исследований других явлений языка таких, как многозначность и лексика были также затронуты, хотя в зачаточном состоянии, в трудах Аристотеля.
Список литературы
1.Тронский И.М. Вопросы языкового развития в античном обществе. Л. 1973г.
. Рожанский И.Д. Античная наука. М.1980г.
. История лингвистических учений. Древний мир.Л.1980г.
. Амирова Т.А., Ольховиков Б.А., Рождественкий Ю. В. Очерки по истории лингвистики. М. 1975г.