ответственность убийство смежный
Проблемам уголовно-правовой оценки убийств посвящено немало публикаций, однако, еще не решены далеко не все проблемы квалификации убийств, противоречиво трактуются некоторые признаки квалифицированных убийств.
Теоретической основой написания выпускной квалификационной работы стали труды таких авторов, как Андреева Л.А., Борзенков Г., Бородин С.В., Геворгян В.М., Еникеев М.И., Кудрявцев В.Н. и др.
Нормативную и эмпирическую основу исследования составили: Конституция РФ, Уголовный кодекс РФ, а также судебная практика по вопросам привлечения к уголовной ответственности за убийство.
Объектом исследования являются общественные отношения, возникающие при реализации норм уголовной ответственности за убийство в Российской Федерации.
Предметом исследования являются нормы права, судебная практика, а также теоретические разработки ученых-правоведов, касающиеся проблемных вопросов квалификации убийств (ст. ст. 105, 106, 107, 108 УК РФ).
Целью настоящего исследования является комплексное исследование проблем квалификации убийств в Уголовном кодексе Российской Федерации и правоприменительной практике и разрешение спорных вопросов, возникающих при квалификации данных преступлений.
Для достижения поставленной цели необходимо было решить следующие задачи:
) раскрыть исторические аспекты возникновения и развития уголовной ответственности за различные виды убийств в России;
) исследовать понятие и состав простого убийства по действующему уголовному законодательству Российской Федерации;
) выявить проблемы уголовной ответственности за квалифицированные виды убийств (ч. 2 ст. 105 УК РФ);
) исследовать проблемы квалификации привилегированных составов убийств (ст. ст. 106. 107, 108 УК РФ);
) проанализировать проблемы разграничения убийств со смежными составами преступлений.
Методологическую основу работы составляют применяемые в юридической науке и смежных с ней других науках методы исследования: диалектический, формально-логический, исторический, метод сравнительного анализа, технико-юридический и некоторые иные.
Структура работы определена целями и задачами исследования и состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и приложения.
. ИСТОРИЯ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ И ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА УБИЙСТВ В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ РОССИИ
1.1 Исторические аспекты возникновения и развития уголовной ответственности за различные виды убийств в России
Трудно усвоить современные научно-теоретические основы какого-либо предмета без соответствующего экскурса в историю.
Уголовно-правовая защита личности всегда в первую очередь означала защиту жизни и здоровья человека. Уже в памятниках древнерусского права, важнейшим из которых является Русская Правда, предусматривалась ответственность за отдельные виды посягательств на жизнь. Так, Краткая редакция Русской Правды законодательно закрепила ответственность за убийство в ст. 1. Наказание (при отсутствии мести) выражалось во взыскании с виновного 40 гривен. Статья 19 предусматривала ответственность за убийство огнищанина без корыстных намерений; статья 20 предусматривала ответственность за убийство огнищанина «по-разбойничьи умышленно и с целью грабежа»; статья 21 предусматривала смертную казнь за убийство огнищанина у коня, у клети, или у стада. Мы видим, что уже в ранних памятниках русского права прослеживается разделение убийств на виды (простое и с отягчающими обстоятельствами).
В Древней Руси детоубийство, то есть убийство младенца родителями, в частности матерью, не признавалось преступлением и долгое время считалось грехом. Отраженное в уставах русских князей каноническое византийское право видело в детоубийстве скорее посягательство на христианские устои семьи и нравственности, а не на жизнь и наказывалось церковным покаянием - епитимией, причем независимо от того, был ребенок рожден в браке или нет.
В первых судебниках, Соборном уложении 1649 г., законодательных актах Петра I складывалась система норм о преступлениях против жизни, закрепленная затем в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845-1885 гг.
Так, например, в Судебнике 1497 г. значительно усложнилась система преступлений против личности. Наиболее серьезным преступлением против личности традиционно являлось убийство, которое именовалось «душегубством». Судебник различает убийство простое и совершенное при отягчающих обстоятельствах. Обстоятельством, отягчающим убийство, влекущим за собой смертную казнь, было убийство крестьянином своего владельца («А государскому убойце ...живота не дати, казнити его смертной казнию» ст. 9).
В Соборном Уложении 1649 г. убийства условно делились на: простые - убийства, совершенные в драке, по пьяному делу, убийства родителями детей; совершенные при отягчающих обстоятельствах - посягательство на жизнь царя, убийство в присутствии царя, в суде или церкви, убийство детьми родителей, убийство мужа женой, убийство путем отравления, убийство господина слугой, убийство, совершенное в разбое, ином насилии или краже; привилегированные (со смягчающими обстоятельствами) - неумышленное лишение жизни крестьянина.
Из анализа Соборного уложения видно, что законодательство уже более дифференцированно подходит к определению наказуемости детоубийства. Здесь убийство родителями своих детей, рожденных в брачных отношениях, рассматривалось как менее опасное деяние по сравнению с убийством матерью внебрачного ребенка. Так, в ст. 3 главы XXII указывалось: «А будет отец или мать сына или дочь убиет до смерти, и их за то посадить в тюрьму на год, а отсидев в тюрьме год, приходити им к церкви божии, и у церкви божии объявляти тот свой грех всем людям в слух. А смертию отце и матери за сына и за дочь не казнити».
Воинский Артикул 1716 г. и Морской Устав 1720 г. также дифференцировали убийства на умышленные, неосторожные и случайные, при чем первые делились на простые и совершенные при отягчающих обстоятельствах, к которым относились убийство отца, матери, малолетнего ребенка, офицера, священника, на дуэли и т.д.
Первым крупным кодифицированным законодательным актом, подробно регулирующим уголовную ответственность за убийство, являлось Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845-1885 гг. Убийство в данном акте именовалось уже как «смертоубийство». Уложение различало убийство с прямым и непрямым умыслом, разделяя первое на убийство с обдуманным заранее намерением (ст. 1454), без обдуманного заранее намерения (ст. 1455 ч. 1), и в запальчивости и раздражении (ст. 1455 ч. 2). Квалифицированным считалось, в частности, убийство родителей (ст. 1449), родственников (ст. 1451), начальника, господина и членов семейства господина, вместе с ним живущих, хозяина, мастера, лица, которому убийца обязан своим воспитанием или содержанием (ст. 1451), священнослужителя (ст. 212), часового или кого-нибудь из чинов караула, охраняющих императора или члена императорской фамилии.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. выделяло и два вида детоубийства. Предумышленное убийство сына или дочери, рожденных в законном браке, признавалось ст. 1451 Уложения тяжким родственным убийством и наказывалось лишением всех прав состояния и пожизненными каторжными работами. Наказание смягчалось «тремя степенями в случае, когда убийство внебрачных сына или дочери совершено матерью от страха или стыда, при самом рождении младенца, если, однако же, при этом не будет доказано, что она была уже прежде виновата в том же преступлении».
Огромная работа по подготовке реформы российского уголовного законодательства на рубеже XIX-XX веков, результатом которой явилось Уголовное уложение 1903 г., затронула и нормы о преступлениях против жизни. Этот выдающийся памятник российского права, хотя и не стал в большей своей части действующим законом, но послужил основой для дальнейшего развития уголовного законодательства, в том числе о преступлениях против жизни. Система составов преступлений против жизни (ст. 453-466) стала более четкой и компактной. Уложение отказалось от наказуемости самоубийства, отнеся к преступлениям против жизни только посягательства на жизнь другого лица.
Дифференциация ответственности за различные виды убийств в Уголовном уложении 1903 г. была более последовательна и строилась в зависимости от наличия квалифицирующих признаков. Система составов стала более четкой. На первое место был поставлен основной состав убийства (ст. 453), а не наиболее тяжкий вид убийства, как было раньше. После этой статьи шли нормы о квалифицированном убийстве, затем о его привилегированных видах и, наконец, о причинении смерти по неосторожности. К сожалению, эта система не была воспринята уголовными кодексами советского периода. Лишь в Уголовном кодексе 1996 г. нормы об убийствах следуют такой же системе.
Среди квалифицированных видов убийства имелись такие, которые с теми или иными изменениями вошли в уголовные кодексы послеоктябрьского периода. Таково, например, убийство должностного лица при исполнении или по поводу исполнения им служебной обязанности. Другие же квалифицирующие признаки, перешедшие из Уложения о наказаниях 1885 г., не были восприняты кодексами советского периода (убийство отца или матери; убийство священнослужителя во время службы). В настоящее время существует мнение, что эти признаки следовало предусмотреть в Уголовном кодексе РФ. Так, при подготовке проекта Кодекса предлагалось в качестве варианта ввести квалифицирующий признак «убийство отца или матери», поскольку оно «свидетельствует о глубокой аморальности виновного, проявлении пренебрежения к жизни родителя, давшего ему жизнь». Однако это предложение не получило широкой поддержки, главным образом, в силу того, что на практике не редки случаи убийства изверга-отца или алкоголички-матери настрадавшимися детьми. В таких случаях суды не склонны усиливать наказание.
Уголовное уложение 1903 г. выделяло несколько привилегированных видов убийства: убийство, задуманное и выполненное под влиянием душевного волнения; убийство при превышении пределов необходимой обороны; детоубийство; убийство по настоянию убитого, из сострадания к нему.
В первом советском уголовном кодексе - УК 1922 г., наряду со многими положениями, сходными с нормами об убийствах в Уголовном уложении, имелись и отличия. В гл. V - «Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности» все преступления были разделены на пять групп, каждая из которых имела соответствующий подзаголовок.
В первую группу, озаглавленную «Убийство», входили статьи, предусматривавшие ответственность за три вида умышленного убийства: квалифицированное (ст. 142), простое (ст. 143) и под влиянием сильного душевного волнения (ст. 144). Причинение смерти по неосторожности было названо, в отличие от Уголовного уложения, «убийством по неосторожности» (ст. 147). Особняком стоял вид убийства, где форма вины не конкретизировалась: «Превышение пределов необходимой обороны, повлекшее за собой смерть нападавшего, а также убийство застигнутого на месте преступления преступника с превышением необходимых для его задержания мер» (ст. 145). В этой же группе оказались ст. 146 («Совершение с согласия матери изгнания плода или искусственного перерыва беременности лицами, не имеющими для этого надлежаще удостоверенной медицинской подготовки или хотя бы и имеющими специальную медицинскую подготовку, но в ненадлежащих условиях») и ст. 148 («Содействие или подговор к самоубийству несовершеннолетнего или лица, заведомо не способного понимать свойства или значение совершаемого или руководить своими поступками, если самоубийство или покушение на него последовали»). Нельзя признать удачным объединение этих составов в один раздел с убийствами. Первое преступление (аборт) вообще не посягает на жизнь человека. Второе, хотя и имеет своим объектом жизнь, но убийством не может считаться, поскольку не является таковым самоубийство или покушение на него.
Уголовный кодекс 1922 г. не предусматривал ответственности за детоубийство и за доведение до самоубийства.
Перечень отягчающих обстоятельств в ст. 142 УК 1922 г. включал как объективные, так и субъективные признаки. К объективным относились обстоятельства, характеризующие способ преступления: убийство способом, опасным для жизни многих людей или особо мучительным для убитого (п. «в»); с использованием беспомощного положения убитого (п. «е»). К субъективным признакам относились обстоятельства, характеризующие мотив, цель, а также субъекта преступления: убийство «из корысти, ревности (если она не подходит под признаки ст. 144) и других низменных побуждений (п. «а»); лицом, уже отбывшим наказание за умышленное убийство или весьма тяжкое телесное повреждение (п. «б»); с целью облегчить или скрыть другое тяжкое преступление (п. «г»); лицом, на обязанности которого лежала особая забота об убитом (п. «д»). В последующих кодексах законодатель модифицировал, дополнял эти признаки, но не отказался ни от одного их них, за исключением мотива ревности. Понятие «иных низменных побуждений» было в дальнейшем конкретизировано, поскольку в такой широкой формулировке таилась опасность произвольного ее толкования.
Необычным было примечание к ст. 143 УК 1922 г.: «Убийство, совершенное по настоянию убитого из чувства сострадания, не карается». Таким образом, эвтаназия, которую Уголовное уложение 1903 г. сочло основанием для введения привилегированного состава убийства, теперь стала условием декриминализации деяния. Это положение противоречило понятию убийства и представляло большие трудности для практического применения. Поэтому жизнь его оказалась очень короткой. Кодекс был введен в действие с 1 июня 1922 г., а 11 ноября того же года примечание к ст. 143 было отменено постановлением ВЦИК. Вопрос же о смягчающем значении эвтаназии сохранил актуальность до наших дней.
Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. почти полностью сохранил систему и признаки составов преступлений против жизни. Особенностями были: 1) отказ от внутренней рубрикации главы о преступлениях против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности, в связи с чем убийства не были выделены в самостоятельную группу; 2) объединение в одной норме (ст. 139) убийства по неосторожности и убийства, явившегося результатом превышения пределов необходимой обороны; 3) введение нормы о доведении лица, находящегося в материальной или иной зависимости от другого лица, жестоким обращением или иным подобным путем до самоубийства или покушения на него (ч. 1 ст. 141). Этим был восполнен недостаток Уголовного кодекса 1922 г. и возрождено положение о доведении до самоубийства, имевшееся в Уголовном уложении 1903 г.
Президиум Верховного Совета СССР Указом от 30 апреля 1954 г. «Об усилении уголовной ответственности за умышленное убийство» допустил применение смертной казни к лицам, совершившим умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Однако в Указе не было сказано, какие отягчающие обстоятельства дают основание для применения смертной казни. Об этом не говорилось и в Уголовном кодексе 1926 г. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 21 мая 1954 г. к таким обстоятельствам были отнесены: цель завладения имуществом потерпевшего, хулиганские побуждения, месть на почве служебной деятельности потерпевшего, особо жестокий способ убийства, а также убийство, сопряженное с изнасилованием, повторное убийство или умышленное убийство нескольких лиц.
Как видим, перечень отягчающих обстоятельств не совпадал с текстом ч. 1 ст. 136 УК 1926 г. Изменения в закон не вносились, и в случае применения смертной казни содеянное квалифицировалось по п. 1 ст. 136 УК со ссылкой на Указ от 30 апреля 1954 г. Аналогичная ссылка требовалась при назначении смертной казни за бандитизм или разбойное нападение, сопряженные с убийством.
Многие формулировки отягчающих обстоятельств, изложенные в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 21 мая 1954 г., были учтены при очередной реформе Уголовного кодекса. Сама же система составов преступлений против жизни в Уголовном кодексе 1960 г. мало изменилась. По-прежнему на первом месте осталась норма об умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах (квалифицированное убийство - ст. 102), затем - об убийстве без отягчающих обстоятельств (простое убийство - ст. 103), две нормы о привилегированном убийстве: в состоянии сильного душевного волнения (ст. 104) и при превышении пределов необходимой обороны (ст. 105). Норма о неосторожном убийстве была выделена в самостоятельную ст. 106. Завершала группу преступлений против жизни ст. 107 - «Доведение до самоубийства». В Уголовном кодексе 1960 г. не была сохранена норма об уголовной ответственности за содействие или подговор к самоубийству несовершеннолетнего или лица, заведомо не способного отдавать отчет в своих действиях или руководить ими. Однако это не привело к полной декриминализации данного деяния. Напротив, при названных обстоятельствах содеянное стало рассматриваться как умышленное убийство путем посредственного причинения.
В Уголовном кодексе (УК РСФСР) 1960 г. предусматривались следующие обстоятельства, отягчающее убийство: а) из корыстных побуждений; б) из хулиганских побуждений; в) совершенное в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга; г) совершенное с особой жесткостью; д) совершенное способом, опасным для жизни многих людей; е) с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а равно сопряженное с изнасилованием; ж) женщины, заведомо для виновного находившейся в состоянии беременности; з) двух или более лиц; и) совершенное лицом, ранее совершившим умышленное убийство, за исключением убийства, предусмотренного статьями 104 и 105 настоящего Кодекса; к) совершенное на почве кровной мести; л) совершенное особо опасным рецидивистом. Законом от 29 апреля 1993 года № 4901-1 в статью 102 УК РСФСР внесены дополнения, тяжкими убийствами стали признаваться: совершенные на почве национальной или расовой вражды или розни (п. «м» ст. 102); совершенные по предварительному сговору группой лиц (п. «н» ст. 102).
Ревность как обстоятельство, отягчающее убийство, не получила своего закрепления в УК РСФСР 1960 г. и справедливо отнесена к мотивам простого убийства. Низменные побуждения, как оценочная категория, также не были восприняты УК 1960 г. Цель облегчить или скрыть другое тяжкое преступление, названная в качестве обстоятельства, отягчающего убийство в УК РСФСР 1922 г. (п. «г» ст. 142) и УК РСФСР 1926 г. (п. «г» ст. 136), в УК РСФСР 1960 г. расширена всей Особенной частью Уголовного кодекса и в качестве отягчающего обстоятельства предусматривает цель сокрытия любого другого преступления или облегчение его совершения. Таким образом, законодатель расширил рамки криминализации данного отягчающего обстоятельства. К числу новых отягчающих обстоятельств, характеризующих субъективную сторону, следует отнести убийства, совершаемые из хулиганских побуждений и сопряженные с изнасилованием.
Значительным этапом в развитии уголовного законодательства по охране жизни явилось принятие в 1996 г. Уголовного кодекса Российской Федерации. Впервые в истории нашего уголовного законодательства дается законодательное определение понятия убийства. Убийством признается только умышленное причинение смерти другому человеку (ч. 1 ст. 105).
Уголовный кодекс РФ 1996 г., внеся уточнения и дополнения в большинство норм о преступлениях против жизни, затронул и систему составов этих преступлений. Нормы о простом и квалифицированном убийстве объединены в одной статье. Преимущества такой конструкции не только в ее типичности для структуры статей Особенной части, но и в более правильной последовательности норм. В Уголовном кодексе РСФСР вначале ст. 102 устанавливала ответственность за квалифицированное убийство («умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах»), а за ней следовала ст. 103, в которой предусматривалось «умышленное убийство без отягчающих обстоятельств, указанных в ст. 102 настоящего Кодекса». Н.И. Загородников, например, прямо называл ст. 103 УК РСФСР 1960 г. «резервной нормой», уделив ей в своей монографии всего шесть страниц .
Такое расположение норм наводило на мысль, что основной нормой об убийстве является ст. 102, а ст. 103 имеет субсидиарный, вспомогательный характер. Это неправильно ориентировало карательную практику. В теоретических работах и учебной литературе принято было анализировать сначала признаки «общего состава убийства» («убийства вообще»), а затем последовательно признаки квалифицированного и простого убийства. При этом неизбежны были повторения. Забывалось, что никакого «убийства вообще» не может существовать, что в каждом квалифицированном убийстве есть все признаки состава простого убийства плюс один или несколько квалифицирующих признаков.
Причинение смерти по неосторожности теперь не входит в группу убийств. Добавлены два вида привилегированного убийства: убийство матерью новорожденного ребенка и убийство, совершенное при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление.
Таким образом, как мы видим, уголовные нормы об ответственности за убийство в истории российского уголовного права постоянно менялись: исключались некоторые составы убийства или, наоборот, добавлялись новые. Однако из всех кодифицированных актов уголовного права наиболее логически правильное построение норм об уголовной ответственности за убийство имеет действующий УК РФ, который, как отмечалось выше, много заимствовал из Уголовного Уложения 1903 г.
.2 Понятие и состав простого убийства по действующему уголовному законодательству Российской Федерации
Определение понятия убийства в уголовном законодательстве и правильное раскрытие его содержания важны по двум обстоятельствам.
Во-первых, для определения круга преступных деяний, за совершение которых может быть установлена смертная казнь, на применение которой хотя и введен мораторий, однако, как вид уголовного наказания она не исчезла из Уголовного кодекса РФ и рассматривается как исключительная мера наказания за особо тяжкие преступления, посягающие на жизнь. Во-вторых, раскрытие сущностных признаков убийства позволит отграничить его от схожих уголовно-правовых деяний (например, причинение смерти по неосторожности).
В диспозиции ч. 1 ст. 105 УК РФ понятие убийства выражено довольно лаконично: «умышленное причинение смерти другому человеку». С одной стороны, уголовный закон, сформулировав легальное определение убийства, тем самым сделал шаг вперед и наконец-то вывел за рамки убийства гораздо менее опасный деликт - неосторожное причинение смерти. Государственная Дума РФ таким образом фактически признала - спустя десятилетия - правоту известного отечественного криминалиста, профессора ЛГУ М.Д. Шаргородского, еще в середине минувшего века писавшего, что убийством нужно называть лишь умышленное причинение смерти другому человеку (а все случаи неосторожного лишения жизни так прямо и именовать в законе). Он справедливо подметил, что выражение «неосторожно убить» так же чуждо русскому уху, как и выражение «неосторожно поджечь» (по неосторожности можно только вызвать пожар или смерть). Следует отметить, что в те времена позицию М. Д. Шаргородского поддерживали немногие - в частности, прибалтийский криминалист Й. Ноцюс. Возможно так было потому, что в УК Латвийской ССР - единственной из всех союзных республик тогдашнего СССР - имелась прогрессивная формулировка в ст. 103 - «лишение жизни по неосторожности».
С другой стороны, сформулировав достаточно упрощенную формулировку понятию «убийство» законодатель создал тем самым трудности в разграничении данного преступления с иными схожими преступлениями, - как более, так и менее опасными, тем более что понятие убийства в действующем УК РФ 1996 г. охватывает также деяния, предусмотренные статьями 105, 106, 107, 108, т.е. и привилегированные составы убийств.
Рассмотрим, какие конкретно юридические проблемы вызывает существующая в УК РФ формулировка убийства.
Так, С.В. Бородин отмечает, что «в законодательном определении убийства, … не достает указания на противоправность и виновность деяния….» и предлагает сформулировать его следующим образом: «Убийство - это предусмотренное статьей Особенной части УК виновное деяние, посягающее на жизнь другого человека и причиняющее ему смерть». Здесь хочется отметить, что определение убийства просто как виновного преступления, не совсем верно, так как вина может быть выражена в форме неосторожности, а на основании Постановления Пленума Верховного Суда РФ в от 27 января 1999 г. № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)», убийство может быть совершено только с прямым или с косвенным умыслом (п. 2). Следовательно, С.В. Бородин слишком необоснованно широко определяет рассматриваемое нами деяние.
А А.И. Коробеев также отмечает, что «чрезмерный лаконизм использованной в законе формулировки приводит к тому, что из определения "выпадают" признак противоправности и характеристика объекта посягательства». Автор мотивирует свою точку зрения тем, что «отсутствие первого из них не позволяет отграничивать убийство от правомерных способов лишения человека жизни (при необходимой обороне, задерживании лица, совершившего преступление, в процессе исполнения смертной казни). Очевидно, что и в подобных ситуациях один человек умышленно причиняет смерть другому. Но убийством эти действия признать нельзя, ибо они лишены противоправности». Мнение о необходимости включения в определение убийства признака противоправности ранее высказывалось и многими другими авторами.
Что касается критики законодательного определения убийства в части отсутствия в нем признака противоправности, то в этой части мы полностью разделяем мнение вышеуказанных авторов о необходимости его включения в формулировку понятия убийства. Относительно же второго обстоятельства («выпадения» из определения убийства характеристики объекта посягательства) А.И. Коробеев пишет, что «пробельность формулы убийства влечет за собой трудности в отграничении классических видов убийств от их нетипичных аналогов, когда умышленное причинение смерти потерпевшему рассматривается законодателем как побочный результат действий, направленных на причинение вреда иному (нежели жизнь) объекту. Имеются в виду такие составы преступлений как посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277 УК), посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295 УК), посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317 УК), геноцид (ст. 357 УК)». Поэтому по изложенным им основаниям и принимая во внимание эволюцию понятия убийства в истории дореволюционного, советского и постсоветского российского уголовного законодательства автор предлагает определить в настоящее время убийство «как противоправное умышленное посягательство на жизнь другого человека в качестве частного лица, выразившееся в причинении ему смерти».
В данном определении, по нашему мнению, неверно использовано понятие «посягательство». Посягательство на жизнь другого человека - это еще не само убийство. Именно поэтому законодатель в ст. 277 УК, ст. 295 УК, ст. 317 УК не предусматривает наступления смерти в качестве обязательного признака объективной стороны преступления. В этом смысле понятия «посягательство» и «покушение» являются синонимами. А так как покушение (посягательство) на жизнь другого человека может совершаться лишь с прямым умыслом, то А.И. Коробеев необоснованно сужает уголовно-правовые признаки убийства, под которые подпадают только случаи, когда убийство было совершено с прямым умыслом.
В.И. Кузнецов, также пытаясь отграничить понятие убийства от иных случаев посягательства на жизнь определенных лиц, считает, что доктринальное определение убийства можно сформулировать следующим образом: «убийство - это общественно опасное, противоправное, умышленное причинение смерти другому человеку, когда оно не направлено одновременно на иное охраняемое уголовным законом общественное отношение». Однако, по нашему мнению, формулировать какое-либо юридическое понятие через отрицание неверно с позиций формальной логики.
В последнее время в науке уголовного права высказана оригинальная концепция, согласно которой различия между статьями 277, 295, 317 - и ст. 105 ч. 2 п. «б» несущественны, поэтому первые три упомянутые статьи можно бы исключить из кодекса и тем самым упростить имеющиеся теоретические сложности, называя все подряд убийством уже вроде бы на законном основании. Думается, что это крайне неверная точка зрения. Специальные составы преступлений - ст. 317, 295, 277 УК РФ - долгие годы сохранялись в отечественном уголовном законе, не являются его рудиментами, и довольно часто применяются на практике.
Рассмотрим существенные признаки убийства. Указание законодателем на словосочетание причинение смерти «другому лицу» с первого взгляда кажется излишним, однако, учитывая, предшествующий исторический опыт развития уголовного права России, в частности, законодательные акты Петра I, в которых предусматривалось символическое наказание для самоубийц, а за неудачную попытку самоубийства без уважительных причин полагалась смертная казнь, да и в современное время некоторые кодексы считают самоубийство преступлением против жизни (например, ст. 309 УК Индии; в Великобритании уголовная ответственность за самоубийство и покушение на самоубийство отменена лишь Законом о самоубийстве (Suicide Act) 1961 г), то данное уточнение законодателя не кажется абсурдным.
С позиций объективной стороны понятием убийства охватываются в комплексе три элемента (а для некоторых видов убийства - в частности, предусмотренных статьями 107 и 108 УК РФ - обязательным элементом объективной стороны надо признать еще и обстановку совершения преступления).
Первый элемент - это действие или бездействие виновного. Действие имеет место в реальной жизни наиболее часто и заключается не только в телодвижении, но и в использовании при этом оружия, других предметов, сил природы. Возможно и психологическое воздействие - сообщение исключительно неприятных сведений человеку с больным сердцем после двух инфарктов, или появление перед жертвой в виде мертвеца, ли сильный испуг жертвы похожим способом (как это сделал хитроумный Стэплтон в «Собаке Баскервилей» А. Конан-Дойля).
Довольно редко смерть причиняется путем бездействия, как правило, при отказе молодой матери кормить своего новорожденного младенца. В 2001 г. в Казани имел место уникальный случай, когда мать-иеговистка запретила врачам делать ее больной дочери переливание крови, и через неделю девушка умерла, несмотря на обращения матери к богу Иегове.
Второй обязательный элемент объективной стороны убийства - это смерть потерпевшего. В соответствии с ч. 1 ст. 66 Федерального закона от 21.11.2011 № 323-ФЗ (ред. от 28.12.2013, с изм. от 04.06.2014) «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» моментом смерти человека является момент смерти его мозга или его биологической смерти (необратимой гибели человека). Смерть мозга наступает при полном и необратимом прекращении всех его функций, регистрируемом при работающем сердце и искусственной вентиляции легких (ч. 2 ст. 66). На основании ч. 3 ст. 66 Федерального закона от 21.11.2011 № 323-ФЗ диагноз смерти мозга устанавливается консилиумом врачей в медицинской организации, в которой находится пациент. В состав консилиума врачей должны быть включены анестезиолог-реаниматолог и невролог, имеющие опыт работы по специальности не менее чем пять лет. В состав консилиума врачей не могут быть включены специалисты, принимающие участие в изъятии и трансплантации (пересадке) органов и (или) тканей. Биологическая смерть человека устанавливается на основании наличия ранних и (или) поздних трупных изменений (ч. 4 ст. 66).
И третий обязательный элемент - наличие необходимой причинной связи между первым и вторым.
Таким образом, подводя итог данному параграфу, следует отметить крайне неудачное определение состава простого убийства, данное в ч. 1 ст. 105 УК РФ. Поэтому в качестве альтернативы можно предложить следующую дефиницию рассматриваемому понятию: «Убийство - это противоправное умышленное причинение смерти другому человеку в качестве частного лица». Предложенная формулировка выделяет его существенные признаки, позволяющие отграничить убийство от случаев правомерного или неосторожного причинения смерти лицу, а также разграничь состав простого убийства и посягательство на жизнь не частного лица, а специального (публичного) лица (ст. 277, ст. 295, ст. 317 УК РФ).
. ПРОБЛЕМЫ КВАЛИФИКАЦИИ И РАЗГРАНИЧЕНИЯ УБИЙСТВ СО СМЕЖНЫМИ СОСТАВАМИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ В ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНОЙ ПРАКТИКЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
2.1 Проблемы уголовной ответственности за квалифицированные виды убийств (ч. 2 ст. 105 УК РФ)
Приступая к анализу проблем уголовной ответственности за квалифицированные виды убийств, в первую очередь, рассмотрим убийства, квалифицируемые по объективным признакам, и попутно отметим, что на практике чаще всего проблемы с квалификацией подобных деяний возникают при наличии фактических ошибок в объекте преступления и при квалификации оценочных признаков.
Так, например, характеризуя вопросы уголовной ответственности за убийство двух и более лиц, т.е. преступление, предусмотренное п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ, необходимо отметить, что основные проблемы в данной ситуации возникают, когда виновный, намереваясь совершить убийство двух лиц, фактически причиняет вред одному человеку.
А. Галахова полагает, что если при наличии прямого умысла на убийство двух или более лиц погиб один потерпевший, а смерть другого (других) не наступила по причинам, не зависящим от воли виновного, совершенное образует покушение на убийство двух или более лиц, предусмотренное ч. 3 ст. 30 и п. «а» ч. 2 ст. 105 УК. По мнению О. Толмачева, в подобных ситуациях содеянное должно квалифицироваться как покушение на деяние в пределах умысла виновного и как оконченное преступление в той части, в которой преступная цель достигнута. Квалификация такого деяния лишь как покушения на убийство двух человек свидетельствует о несостоятельности позиции, при которой без самостоятельной юридической оценки остается состоявшееся убийство человека и при этом преступнику незаслуженно «дарятся» существенные послабления в наказании, предусмотренные ст. 66 УК для тех, кто совершил неоконченное преступление. С. Бородин считает, что убийство одного человека и покушение на жизнь другого не может рассматриваться как оконченное преступление, предусмотренное п. «а» ч. 2 ст. 105 УК; такое преступление следует квалифицировать по ч. 1 или по соответствующим пунктам ч. 2 ст. 105 УК (в зависимости от конкретных обстоятельств) и ч. 3 ст. 30 и п. «а» ч. 2 ст. 105 УК.
Последняя точка зрения соответствует правовой позиции Верховного Суда РФ, выраженной в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27.01.1999 № 1 (ред. от 03.12.2009) «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)», где указано, что убийство одного человека и покушение на убийство другого независимо от последовательности преступных действий следует квалифицировать по ч. 1 или ч. 2 ст. 105 и по ч. 3 ст. 30 и п. "а" ч. 2 ст. 105 УК РФ.
Так, Леготин А.В. признан виновным в покушении на убийство Ш., которое не довел до конца по не зависящим от него причинам, а также убийстве Ш. Согласно постановлению о привлечении Леготина А.В. в качестве обвиняемого и обвинительному заключению, органами предварительного следствия его действия квалифицированы по ч. 1 ст. 105 УК РФ (убийство Ш., совершенное 19.10.2011), и по ч. 3 ст. 30, п. "а" ч. 2 ст. 105 УК РФ (покушение на убийство Ш., совершенное 17.10.2011). Суд не согласился с указанной квалификацией действий осужденного, сославшись на изменение последовательности совершения им преступных действий во времени, а также указав в приговоре, что из обвинения по эпизоду покушения на убийство Ш. следует, что "...В ходе ссоры у Леготина А.В. на почве ревности к Ш. возник умысел на убийство Ш. то есть двух лиц... действуя с умыслом на убийство двух лиц, нанес Ш.", - без описания того, кто является вторым лицом, и какие в отношении него были совершены действия. Судебная коллегия считает, что квалификация действий лица, совершившего убийство одного человека и покушение на убийство другого, должна осуществляться по ч. 1 или ч. 2 ст. 105 и по ч. 3 ст. 30 и п. "а" ч. 2 ст. 105 УК РФ, независимо от последовательности преступных действий. При этом наличия единого умысла на убийство двух лиц не требуется, поскольку деяния могут быть совершены в разное время и при различных обстоятельствах.
Таким образом, в случае если виновный, намереваясь убить двух человек, фактически убил одного, его действия в силу приведенных разъяснений Верховного Суда РФ надлежит квалифицировать по ч. 1 ст. 105 и ч. 3 ст. 30, п. «а» ч. 2 ст. 105 УК.
В абзаце 1 п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» содержится еще одна рекомендация: в соответствии с положениями ч. 1 ст. 17 УК убийство двух или более лиц, совершенное одновременно или в разное время, не образует совокупности преступлений и подлежит квалификации по п. «а» ч. 2 ст. 105 УК, а при наличии к тому оснований также и по другим пунктам ч. 2 этой статьи при условии, что ни за одно из этих убийств виновный ранее не был осужден (в ред. от 3 апреля 2008 г. № 4). Таким образом, даже высшая судебная инстанция не признает совокупностью преступлений наличие последствия в виде смерти двух или более лиц.
По мнению некоторых авторов, данная позиция противоречит устоявшемуся представлению о множественности преступлений, под которой традиционно понимается совершение лицом двух и более преступлений, в связи с каждым из которых наступают самостоятельные правовые последствия.
В связи с этим возникает вопрос: каким образом соотносятся между собой указанное правило и приведенное нами ранее разъяснение Пленума Верховного Суда РФ о необходимости квалификации убийства одного человека и покушения на убийство другого по совокупности ч. ч. 1 или 2 ст. 105 УК, ч. 3 ст. 30 и п. «а» ч. 2 ст. 105 УК, содержащееся в абз. 2 п. 5 Постановления?
При внимательном рассмотрении прослеживается нестыковка двух разъяснений высшего судебного органа, относящихся фактически к одному и тому же вопросу. Возможно, это обусловлено более поздней редакцией приведенного правила о совокупности преступлений.
В связи с этим поддержим предложение Э.Л. Спиридоновой, предлагающей следующий вариант возможной редакции п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ, который, на наш взгляд, устранял бы противоречия между абз. 1 и 2 п. 5 Постановления и рекомендовал бы нижестоящим судам квалифицировать действия виновного в подобных ситуациях в соответствии с принципами субъективного вменения и справедливости: «5. В соответствии с положениями ч. 1 ст. 17 УК РФ убийство двух и более лиц, совершенное одновременно или в разное время, не образует совокупности преступлений и подлежит квалификации по пункту «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ, а при наличии к тому оснований и по другим пунктам части 2 данной статьи, при условии что ни за одно из этих убийств виновный ранее не был осужден. При наличии умысла на причинение смерти двум и более лицам убийство одного человека и покушение на остальных потерпевших не может рассматриваться как оконченное преступление - убийство двух лиц. В таких случаях независимо от последовательности преступных действий содеянное следует квалифицировать как покушение на убийство двух и более лиц по ч. 3 ст. 30, п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ».
Еще одной, частной проблемой квалификации преступления при наличии фактической ошибки является ошибка при совершении убийства женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности. Проблемы возникают в случае, когда виновное лицо убивает женщину, которая, по его представлению, является беременной, а фактически оказывается не беременной.
Мнения авторов также разделились в данном вопросе. Так, например, некоторые исследователи предлагают квалифицировать по совокупности преступлений, в частности, Н.К. Семернева полагает, что в таких случаях имеет место идеальная совокупность - убийство не только матери, но и ее будущего ребенка, а действия виновного надлежит квалифицировать по ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 2 ст. 105 и ч. 1 ст. 105 УК. Данная позиция не выглядит обоснованной, поскольку согласно ст. 17 УК РФ под совокупностью понимается совершение двух и более преступлений, предусмотренных различными статьями УК, следовательно, не может одно деяние являться одновременно покушением и оконченным преступлением. Кроме того, в данном случае при применении правил сложения наказаний, предусмотренных ч. 3 ст. 69 УК РФ, в итоге получится, что убийство мнимо беременной женщины может повлечь более строгое наказание, чем оконченное убийство фактически беременной женщины.
Другой подход к уголовно-правовой оценке исследуемого деяния выражается в том, что оно рассматривается как оконченное преступление без отягчающих обстоятельств, подлежащее квалификации по ч. 1 ст. 105 УК. По мнению сторонников такой точки зрения, ошибку относительно беременности потерпевшей необходимо толковать в пользу виновного. Как пишет А. Ситникова, такой подход максимально учитывает реальные последствия, в большей мере выражающие общественную опасность содеянного, чем содержание и направленность умысла, о котором зачастую судят со слов преступника. Однако в этом случае направленность умысла виновного, намеревавшегося совершить более опасное преступление, представляющее повышенную общественную опасность, не находит своего отражения в квалификации содеянного, что нарушает принцип вины.
Третьи авторы, такие как С.В. Бородин и некоторые другие, предлагают квалифицировать убийство женщины, ошибочно принятой за беременную, как оконченное преступление по п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Тот факт, что женщина фактически не оказалась беременной, по мнению указанных авторов, не должен менять квалификации, поскольку в п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ говорится про убийство женщины, «заведомо» для виновного находящейся в состоянии беременности, а не об убийстве фактически беременной женщины. Соответственно, для вменения п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ достаточно того, чтобы лицо, совершающее данное преступление, осознавало, что женщина находится в состоянии беременности, то есть обладала теми качествами, которые влекут повышенную ответственность, а фактическое наличие или отсутствие беременности на момент совершения преступления значения не имеет.
По нашему мнению, предложенная точка зрения квалификации данного преступления является неверной. Она не соответствует принципу вины (ст. 5 УК РФ), игнорирует ч. 3 ст. 30 УК РФ и не соответствует правилам квалификации. Необходимо обратить внимание на то, что в Обзоре судебной практики за II квартал 2004 г. Президиум Верховного Суда Российской Федерации исключил из судебного решения осуждение виновного, причинившего смерть потерпевшей и ошибочно считавшего ее беременной, по ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 2 ст. 105 УК. Его действия окончательно были квалифицированы по ч. 1 ст. 105 УК. При этом было указано на следующее: во-первых, одни и те же действия виновного необоснованно квалифицированы по ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 2 ст. 105 и ч. 1 ст. 105 УК РФ; во-вторых, квалификация действий как покушение на убийство является излишней; в-третьих, умысел виновного на лишение жизни потерпевшей был реализован полностью и в результате его действий наступила смерть потерпевшей.
Наконец, ряд специалистов предложили подобные случаи рассматривать как покушение на убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности (ч. 3 ст. 30, п. «г», ч. 2 ст. 105), поскольку согласно принципу вины, квалификация деяния должна осуществляться в соответствии с направленностью умысла. По мнению М.Ж. Шевченко, «покушение на квалифицирующий состав преступления убийства опаснее, чем простое убийство. Также в пользу данной точки зрения свидетельствует тот факт, что, если умысел виновного направлен на совершение убийства, а фактически причиняется вред здоровью, действия виновного рассматриваются как покушение на убийство». Хотя в данном случае возникает вопрос об учете фактически причиненной смерти потерпевшей, все же считаем, что данная точка зрения наиболее обоснована и соответствует правилам квалификации преступлений.
Таким образом, можно сделать вывод, что убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, при наличии в нем фактической ошибки (когда виновное лицо убивает женщину, которая, по его представлению, является беременной, а фактически таковой не оказывается) согласно ч. 3 ст. 30 УК РФ должно рассматриваться как покушение на преступление, которое в свою очередь, в силу ч. 2 ст. 29 УК РФ относится к неоконченным преступлениям, следовательно, необходимо применять общее правило квалификации для неоконченных преступлений, которое указывает на применение ч. 3 ст. 30 и п. «г» ч. 2 ст. 105, т.е. покушения на убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности.
В уголовном праве существует такая категория как «оценочные признаки». При этом необходимо отметить, что по удельному весу ко всем квалификационным ошибкам ошибка оценочных признаков составов преступлений занимает одно из первых мест. Исследователи называют цифры от 30 до 60% и более171.
В составе квалифицированного убийства (ч. 2 ст. 105 УК РФ) есть несколько оценочных понятий, которые вызывают трудности квалификации. К ним, в частности, относится состав убийства, совершенный с особой жестокостью. Например, как отмечает Т.А. Стельмах, понятие «особая жестокость» относится к числу таких категорий, которые в уголовно-правовом понимании их смысловой составляющей получили название оценочных.
Как отмечается авторами, особая жестокость может выражаться в применении пыток, глумлении над потерпевшей, истязании ее или других лиц. Причинение особенной боли и страдания потерпевшему или другим людям должно осознаваться виновным. При этом он может желать причинения мучений и страданий жертве или сознательно допускать, что потерпевшая или другие лица испытывают физические или моральные страдания и потрясения.
Так, в судебном заседании было установлено, что смерть ФИО5 наступила в результате сочетанной комбинированной травмы острыми, тупыми предметами головы, шеи, туловища, конечностей. Таким образом, комплекс сочетанной комбинированной травмы острыми, тупыми предметами головы, шеи, туловища, конечностей состоит в прямой причинно-следственной связи со смертью и относится к категории тяжкого вреда, причиненного здоровью человека, по признаку опасности для жизни, образовался в пределах непродолжительного промежутка времени, исчисляемого несколькими минутами, до смерти от воздействия тупого предмета (предметов), а так же от воздействия острого предмета (предметов), обладающего рубящей способностью, а так же от воздействия острого предмета (предметов), обладающего колюще-режущей и режущей способностью. Данные телесные повреждения соответствуют 34 (тридцати четырем) зонам приложения травмирующей силы. Таким образом, характер и локализация телесных повреждений, а именно большое количество ран именно на шее, верхней части туловища и голове, а также количество вмененных орудий преступления - два ножа, топор - свидетельствуют об особой жестокости.
Во всяком убийстве проявляется жестокость преступника, однако, для квалификации убийства, предусмотренного пунктом «д» части 2 статьи 105 Уголовного кодекса РФ, требуется не всякая, а особая, исключительная жестокость.
Так, Владимирский апелляционный суд не поддержал жалобу потерпевшей Т.Е.С., которая выразила несогласие с приговором суда по мотивам неверной квалификации действий Черного А.П. и чрезмерной мягкости назначенного наказания. В обоснование своих доводов Т.Е.С. указывает, что преступление совершено утром, в людном месте, возле детского сада, что по ее мнению, говорит о хладнокровности и жестокости совершенного убийства. В этой связи, считает действия Черного А.П. следует квалифицировать по п. «д» ч.2 ст.105 УК РФ, как убийство с особой жестокостью. Кроме этого, поддерживая доводы своей жалобы о квалификации действий Черного А.П. как убийство с особой жестокостью, в обоснование дополнительно указала, что особая жестокость проявилась еще и в том, что по ее мнению Черный А.П. насильно влил водку Ч.О.С. перед убийством, что осужденный игнорировал то, что Ч.О.С. приходилась матерью их общему ребенку, что Ч.О.С. после развода стала для Черного А.П. чужим человеком, хотя они венчались, а также то, что после нанесения Черным ударов ножом тот вышел из машины, но после криков Ч.О.С. о помощи вернулся и нанес еще удар ножом. Однако суд посчитал доводы потерпевшей о необходимости переквалификации действий Черного А.П. с ч. 1 ст. 105 УК РФ на п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ - как убийство с особой жестокостью - несостоятельными и надуманными, так как доказательств проявления особой жестокости в понимании уголовного закона по делу нет.
Еще одним способом совершения убийства с оценочными признаками является убийство общеопасным способом (п. «е» ч. 2 ст. 105 УК РФ). Ранее действовавший УК РСФСР предусматривал ответственность за умышленное убийство, совершенное способом, опасным для жизни многих людей (п. «д» ст. 102 УК РСФСР). Пункт «е» ч. 2 ст. 105 УК РФ изложен в иной редакции: убийство, совершенное общеопасным способом. В результате изменения формулировки квалифицирующего признака возникли расхождения относительно тождества указанных признаков убийства. Так, по мнению А. Н. Красикова, понятие «общеопасный способ» шире, чем «способ, опасный для жизни многих людей». Аналогичной позиции придерживается и ряд других исследователей. Существует и иная точка зрения: изменения формулировки данного признака носят стилистический характер и не влияют на существо вопроса. Большинство авторов пришли к выводу, что разница между данными понятиями несущественна и не меняет содержания изучаемого способа.
В действующем уголовном законодательстве определения термина «общеопасный способ» не имеется, как, впрочем, и определения понятия собственно способа совершения преступления, что создает определенные сложности при толковании и применении уголовного закона.
В этом смысле интересен опыт Республики Беларусь, в ст. 4 Уголовного кодекса которой имеется разъяснение отдельных терминов, в том числе общеопасного способа (п. 13). Под ним понимается способ совершения преступления, характеризующийся большой разрушительной силой или иным образом создающий опасность гибели людей, причинения телесных повреждений, иных тяжких последствий (взрыв, поджог, затопление и др.).
Следующий квалифицированный признак, относящийся к оценочным понятиям - это убийство, совершенное в отношении лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии. Беспомощное состояние может быть связано с возрастом потерпевшего (малолетний или престарелый), состоянием здоровья и другими обстоятельствами, не дающими жертве возможности оказать сопротивление преступнику. Следует отметить, что данный признак вызывает как оживленные дискуссии в науке уголовного права, так и особые трудности для квалификации в правоприменительной практике.
С.И. Дементьев пишет: «Устанавливая повышенную ответственность за убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, законодатель имел в виду, что в таком случае потерпевшему причиняются дополнительные, особые страдания. Он сознает, что его сейчас или вскоре убьют, но в силу своего физического состояния не может ни оказать сопротивления, ни позвать на помощь. Это состояние заведомо понимает убийца, значит, действует более цинично и нагло, нежели тот, который, как говорится, убивает "из-за угла"». Критика подобной точки зрения нашла отражение в работах А.Н. Попова. Полемизируя с С.И. Дементьевым, автор спрашивает: «Зачем усиливать ответственность за причинение потерпевшему дополнительных, особых страданий еще в одном пункте ст. 105 УК, когда для этого имеется соответствующий пункт? Смысл повышенной ответственности, предусмотренной п. "в" ч. 2 ст. 105 УК, - делает вывод ученый, - заключается не в том, что потерпевший осознает характер происходящего и в силу этого испытывает особые страдания, а в том, что виновный, понимая, что причиняет смерть лицу, не способному в силу определенного физического или психического состояния защитить себя, тем не менее, использует эту беспомощность для совершения убийства». Представляется, что именно эта позиция становится преобладающей в научной и учебной литературе.
Действительно, иногда убийство признается совершенным с особой жестокостью в тех случаях, когда виновный привел потерпевшего в беспомощное состояние. Так, Читинский областной суд не усмотрел указанного квалифицирующего признака в действиях Клешаева, который во время разбойного нападения на Лаврененко и Левашова связал потерпевшим руки и ноги, уложил их на землю и убил выстрелами из обреза. Судебная коллегия Верховного Суда РФ посчитала такое решение правильным, исключив из приговора п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Однако она отметила, что при определенных условиях виновный, перед убийством лишивший насильственным путем потерпевшего возможности защитить себя, оказать сопротивление, может быть осужден за убийство с особой жестокостью.
Вызывают обоснованные вопросы, подпадает ли под квалификацию по указанному признаки случаи, когда жертва была убита во время сна или когда до беспомощного состояния потерпевший был доведен самими виновными? Так, беспомощность как результат бессознательного состояния может быть в случаях гипнотического сна, а равно алкогольного или наркотического и токсического опьянения (около 45 - 50% потерпевших находятся в момент совершения исследуемых преступлений в состоянии алкогольного опьянения). Например, 9 октября 2009 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ признала правильным квалификацию действий Ж., который совершил убийство, нанеся не менее 15 ударов молотком по голове потерпевшему, в то время как тот спал, будучи в состоянии опьянения.
Т.А. Плаксина предлагает соответствующий квалифицирующий признак изложить в законе так: «...совершение убийства в отношении лица, заведомо для виновного не способного оказать сопротивление во время совершения преступления». Критикуя мнение В.Б. Хатуева, данный автор утверждает: «Уголовное право - не право социального обеспечения и поддержка незащищенных слоев общества - не его функция. Оно не располагает и подходящими для этого средствами: выделение категории социально незащищенных лиц предполагает их неравенство в сравнении с остальными; такое неравенство в регулятивных отраслях права (в том же праве социального обеспечения) преодолевается с помощью компенсаторного механизма воздействия, вследствие чего оно превращается в свою противоположность - относительное равенство; для охранительной же отрасли, какой является уголовное право, данное неравенство индифферентно и не должно преодолеваться путем установления повышенной ответственности, поскольку тем самым нарушается равенство охраны одинаковых благ, в частности жизни человека».
Считаем такую точку зрения абсолютно необоснованной. Уголовному праву, хотя оно и не является правом социального обеспечения, не чужда забота об особо слабых членах общества, ибо оно призвано обеспечить безопасность человека (ч. 1 ст. 7 УК РФ). Оно не может не расходовать присущие ему средства на защиту тех, кто в силу особых качеств наиболее уязвим для общественно опасных посягательств.
Следует отметить, что данный признак получает свое значение и в п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 15 июня 2004 г., в котором указывается, что изнасилование (ст. 131 УК РФ) и насильственные действия сексуального характера (ст. 132 УК РФ) следует признавать совершенными с использованием беспомощного состояния потерпевшего лица в тех случаях, когда оно в силу своего физического или психического состояния (слабоумие или другое психическое расстройство, физические недостатки, иное болезненное либо бессознательное состояние, малолетний или престарелый возраст и т.п.) не могло понимать характер и значение совершаемых с ним действий либо оказать сопротивление виновному лицу. При этом лицо, совершая изнасилование либо насильственные действия сексуального характера, должно сознавать, что потерпевшее лицо находится в беспомощном состоянии.
В юридической печати со ссылками на конкретные примеры уже отмечалось, что «в судебной практике сложилась парадоксальная ситуация, при которой один и тот же признак - беспомощное состояние лица - имеет различное толкование применительно к различным преступлениям, в частности убийству и изнасилованию, в связи с чем состояние сна и сильного алкогольного опьянения при изнасиловании признается беспомощным состоянием, а при убийстве - нет».
Поддержим в данном случае авторов, считающих, что если реформировать отечественное уголовное законодательство в целях достижения единообразного понимания термина «беспомощное состояние» путем отказа от его применения в каких-то статьях Кодекса, то делать это надо применительно к ст. ст. 131 и 132, использующим соответствующее словосочетание для описания не адекватных ему по значению признаков основных составов преступления.
Многие проблемы квалификации вызывают убийства, спряженные с иными преступлениями. Так, составы преступлений, предусмотренные в п. п. «в», «з» и «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ, являются по своей законодательной конструкции неоднородными. Для их описания законодателем применяются такие термины, как «сопровождающееся», «сопряженное», «связанное». Исследование вопросов уголовной ответственности за данные составы убийства, привело к выводу, что некоторые из них неоднозначно трактуются в теории уголовного права, а правоприменительная практика не располагает четкими ориентирами при решении вопросов квалификации этих преступлений.
По мнению Ю. Пудовочкина, «формально преступления, сопряженные с иными преступлениями, если это предусмотрено в квалифицированном составе, не образуют совокупности, хотя, по существу, такая позиция законодателя неверна».
При конструировании составов преступлений с альтернативными квалифицирующими признаками, где они предусмотрены в одном пункте, обозначенном одной буквой, возникает вопрос о том, сколько составов преступлений в этом пункте описано, что крайне важно для квалификации конкретных общественно опасных деяний. Очевидно, что если в нем описан один состав преступления, то вопрос о совокупности преступлений, предусмотренных в этом пункте, отпадает. Если же вместо законодательного технического приема буквенного обозначения имела бы место градация по частям статей, квалификация была бы очевидной - по совокупности.
Приемы законодательной техники не должны предрешать вопросы квалификации преступлений на практике. Напротив, должно быть единство в конструировании всех составов преступлений, предусмотренных в УК РФ, в том числе и альтернативно предусмотренных в качестве квалифицирующих признаков. Мотив законодателя, использующего буквенное обозначение альтернативных квалифицирующих признаков составов преступлений, понятен: слишком много таких признаков. Значит, буквенное обозначение избирается в целях экономии законодательного текста, обеспечения его компактности. Однако одной буквой части статьи могут быть охвачены альтернативно разнохарактерные признаки составов. Например, в п. «з» рассматриваемой статьи, где убийство из корыстных побуждений или по найму может быть («а равно») сопряжено с разбоем, вымогательством или бандитизмом, обозначающим альтернативность квалифицирующих признаков составов, в действительности тождества или однородности нет. В названных пунктах ч. 2 ст. 105 УК РФ помещаются два состава: один - с альтернативными квалифицирующими признаками до слова «а равно», а после него - с другими альтернативными квалифицирующими признаками, каждый из которых является самостоятельным преступлением. При этом оба состава здесь вовсе не альтернативны, друг друга не заменяют и могут быть квалифицированы по совокупности. Так из-за неудачной конструкции составов преступлений в законе на практике возникают трудности при квалификации реальных общественно опасных деяний.
Так, братья Н. осуждены по ч. 2 ст. 162, п. "з" ч. 2 ст. 105 УК (убийство, сопряженное с разбоем). Приговор в части квалификации действий осужденных по ст. 162 УК был изменен судебной коллегией Верховного Суда РФ в связи с тем, что такой квалифицирующий признак разбоя, как причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшего, осужденным вменен излишне, поскольку они имели умысел на убийство, а не на причинение потерпевшему тяжкого вреда здоровью. Умысел на убийство потерпевшего при этом у них возник не во время разбоя, а до нападения на потерпевшего в целях хищения его имущества.
По другому делу, суд первой инстанции, установив, что Д. совершил убийство потерпевших К. и У., сопряженное с бандитизмом, излишне вменил ему квалифицирующий признак "из корыстных побуждений", поскольку банда была создана для завладения имуществом граждан, в связи с чем дополнительной квалификации по указанному признаку не требуется. Президиум Верховного Суда Российской Федерации изменил приговор и кассационное определение в отношении Д.: исключил в части убийства К. и У. квалифицирующий признак "из корыстных побуждений".
Таким образом, краткий анализ отдельных положений регламентации уголовной ответственности за убийства, сопряженные с другими преступлениями, предусмотренными в качестве квалифицирующих признаков убийства (п. п. "в", "з", "к" ч. 2 ст. 105 УК РФ), и выводы из него могут быть учтены в законотворческой практике, с тем, чтобы нормы об уголовной ответственности формулировались четко и были ясны всем, кому они адресованы.
Таким образом, законодательную практику увеличения перечня статей, предусматривающих уголовную ответственность за тяжкие преступления, сопряженные с совершением иных преступлений, в том числе и, в особенности с умышленным причинением смерти, нельзя назвать оправданной.
Выход видится только в принятии предложения Б. Волженкина, получившего поддержку в ученой среде, изменить конструкцию статей Особенной части УК, с тем, чтобы квалифицирующие обстоятельства, например, убийства, характеризовали признаки основного состава именно данного преступления, а не являлись самостоятельными преступлениями со своими специфическими объектами и отягчающими признаками.
Это означает, в частности, исключение из ч. 2 ст. 105 УК признаков составов похищения человека (п. «в»), разбоя, вымогательства, бандитизма (п. «з»), изнасилования, насильственных действий сексуального характера (п. «к»). При этом квалификация убийства, совершаемого в совокупности с данными преступлениями, должна осуществляться по соответствующим частям ст. 105 УК и статьи, устанавливающей ответственность за сопутствующее убийству преступление. Например, ч. 1 ст. 105 и ч. 1 ст. 131 УК.
Вопросы, связанные с квалификацией субъективной стороны, до сих пор на практике являются наиболее сложными и проблематичными. Во многом это связано с тем, что мотив и цель преступления, которые принято относить к факультативным признакам субъективной стороны, в составе убийства приобретают обязательную роль, поскольку от их содержания зависит квалификация убийства. Пленум Верховного Суда РФ требует от судов выяснения мотивов и целей убийства по каждому делу (п. 1 постановления от 27 января 1999 г. № 1).
Рассмотрим содержание некоторых, наиболее трудно квалифицируемых мотивов и целей убийств в уголовном законодательстве Российской Федерации.
Одним из мотивационных убийств является убийство по мотиву кровной мести (п. «е1» ч. 2 ст. 105 УК РФ). Уголовный кодекс не раскрывает понятие и сущность данного преступления. Ю.И. Скуратов и В.М. Лебедев трактуют убийство, совершенное по мотиву кровной мести, как стремление отомстить обидчику или членам его семьи за подлинную или мнимую обиду, нанесенную убийце либо членам его семьи. А.А. Даурбеков и А.С. Ужахов резонно замечают, что «стремление отомстить обидчику» - это не то действие, которым должно определяться убийство по мотиву кровной мести, поэтому стремление отомстить является целью преступника. Убийство по мотиву кровной мести как действие преступника и конечный результат преступления есть противоправное лишение жизни обидчика.
Важно отметить, что высшая судебная инстанция РФ в Постановлении Президиума Верховного Суда Российской Федерации дала следующую характеристику убийства по мотиву кровной мести: «По смыслу закона убийство по мотиву кровной мести имеет место в том случае, когда виновное лицо, разделяющее и признающее этот обычай, лишает жизни потерпевшего, стремясь соблюсти его». Следовательно, под понятие «мотив кровной мести» подпадает не только собственно месть, т.е. чувство возмездия, но и следование обычаю.
Это очень важный момент, потому что для правильной квалификации убийства по данному мотиву судья должен быть осведомлен о сущности обычая кровной мести. Так, М., дагестанец по национальности, совершил убийство Х. за то, что тот пытался изнасиловать жену его друга, той же национальности. Следствие квалифицировало действия М. по п. «е.1» ч. 2 ст. 105 УК РФ, т.е. как убийство, совершенное по мотиву кровной мести. Суд согласился с такой квалификацией. Между тем, несмотря на то, что деяние М. формально подпадает под обычай кровной мести, М. по правилам адата не наделен правом исполнять этот обычай. В результате того, что суд и следственные органы неправильно определили, какие признаки позволяют отнести убийство к совершенному по мотиву кровной мести, была допущена ошибка в квалификации содеянного.
Анализ следственной и судебной практики выявляет неоднозначное понимание правоприменителем признака хулиганского мотива в преступлении, предусмотренном п. «и» ч. 2 ст. 105 УК РФ, - убийство из хулиганских побуждений. Признаки хулиганских побуждений при убийстве принято делить на внешние, объективные, которые характеризуют осознаваемую убийцей обстановку в момент его совершения (публичность), и внутренние, относящиеся к субъективной оценке виновным повода для убийства (незначительный повод) либо состоящие в отсутствии видимого повода.
Верховный Суд РФ неоднократно четко и недвусмысленно обозначал позицию, в соответствии с которой публичность деяния не является обязательным обстоятельством, необходимым для установления хулиганского мотива посягателя. Так, в приведенных ниже следственных ситуациях смерть причинялась без видимого повода в малопосещаемых местах и в отсутствие окружающих, т.е. лиц, не являющихся ни соучастниками убийства, ни потерпевшими, что тем не менее явилось достаточным основанием для характеристики судами таких убийств как совершенных из хулиганских побуждений.
Так, Г., войдя в заброшенный дом, посветил фонариком и, увидев, как кто-то справа зашевелился, выстрелил в этого человека, затем произвел выстрелы влево, где лежал матрац. Из показаний свидетеля К. следует, что Г., объясняя ему убийство одного из бомжей, пояснил, что он напился и решил повеселиться. По другому делу следствием и судом установлено, что 15, 18 и 28 августа 2011 г. в ночное время, при отсутствии окружающих лиц, П. беспричинно совершал убийства ранее незнакомых мужчин. Нападая на своих жертв, он избивал их руками, ногами, палками, камнями, наносил удары ножом и топором.
И в другом случае при сходных обстоятельствах Верховный Суд РФ прямо указал, что «отсутствие на месте совершения преступления посторонних лиц, на что ссылается адвокат в своей жалобе, не исключает совершение убийства из хулиганских побуждений».
Напротив, в случаях, когда убийство происходило публично, например в обстановке открытости, в присутствии окружающих, однако смерть причинялась по «значительному» поводу, например из ненависти, такие преступления не признавались совершенными из хулиганских побуждений. В одном из определений по уголовному делу судебная коллегия Верховного Суда РФ прямо указала, что «отсутствие на месте совершения преступления посторонних лиц... не исключает совершение убийства из хулиганских побуждений».
Убийство из хулиганских побуждений иногда называют «безмотивным», объясняя такую позицию отсутствием причин для убийства. Данное утверждение следует считать неверным, ошибочным, даже вредным для процесса квалификации преступлений. Любое умышленное преступление совершается по какому-либо мотиву или с какой-либо целью. Можно говорить об отсутствии повода либо о незначительности, ничтожности повода «хулиганского» убийства, с точки зрения нормального человека. Неустановление в ходе предварительного расследования или судебного заседания причин для убийства не является основанием для вменения хулиганского признака.
Федеральным законом от 24.07.2007 № 211-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия экстремизму» в ряде статей УК РФ закреплен новый признак: «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы». Оценка преступлений по данным мотивам связана с определенными трудностями.
Первая проблема связана с использованием в законодательном определении преступлений экстремистской направленности двух терминов «ненависть» и «вражда», призванных обозначать мотивы данных уголовно наказуемых деяний. В Словаре русского языка ненависть означает «чувство сильной вражды и отвращения», а вражда - «отношения и действия, проникнутые неприязнью, ненавистью». Ситуацию усложняет и использование в тексте уголовного закона разделительных союзов «или» и «либо» между терминами «ненависть» и «вражда», что обусловливает необходимость разграничения последних между собой. П.А. Кабанов утверждает, что политическая ненависть - это внутреннее состояние человека, а политическая вражда - внешнее проявление или следствие этой ненависти, искусственно провоцирующее ответную политическую ненависть других лиц к ее носителям и распространителям. Трудно согласиться с автором, так как, исходя из вышеприведенного утверждения, политическая ненависть как внутреннее состояние человека не может быть наказуема и являться уголовно наказуемым деянием.
Подобные противоречия приводят и к ошибочным судебным решениям. Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ отменила приговор Московского городского суда от 27 марта 2006 г., по которому был осужден К., как не соответствующий фактическим обстоятельствам дела. В определении Судебной коллегии, в частности, отмечается, что в описательно-мотивировочной части отмененного приговора суд признал установленным, что К., испытывая чувство крайней неприязни, ненависти к лицам еврейской национальности, пришел к выводу о необходимости лишения их жизни. С этой целью он 11 января 2006 г., имея при себе охотничий нож, приехал в синагогу, где нанес ножевые ранения девяти потерпевшим. Вместе с тем суд исключил из обвинения К. квалифицирующий признак в виде совершения покушения на убийство по мотиву вражды, истолковав понятие "вражда" как явление объективно существующее, которое говорит о наличии в обществе крайне неприязненных отношений между теми или иными лицами либо социальными группами. Анализируя данное понятие в приговоре, суд пришел к выводу, что признание действий К. совершенными по мотиву национальной, религиозной вражды, явилось бы констатацией факта наличия данного явления в российском обществе как объективно существующего, что не соответствует действительности. Судебная коллегия согласилась с доводами кассационной жалобы потерпевших и их представителя, в которой обосновывалось, что наличие в обществе таких социальных явлений, их масштаб не являлись предметом исследования в судебном заседании по настоящему делу. Исходя из данных обстоятельств, Судебная коллегия посчитала, что подмена анализа мотива действий К. рассуждением о наличии или отсутствии в обществе национальной вражды противоречит требованиям закона.
Кроме этого, по своей сущности весьма трудно различимы идеологическая и политическая вражда, при этом перечень деяний, относимых законодателем к преступлениям экстремистской направленности, основанных на данных мотивах, весьма не определен, а следовательно, чрезмерно широк, что, в свою очередь, создает очевидные трудности при квалификации деяния.
Другой важной проблемой, по нашему мнению, является дополнение соответствующих норм УК РФ мотивами политической и идеологической ненависти или вражды либо вражды или ненависти в отношении какой-либо социальной группе. Следуя буквальному толкованию уголовного закона, получается, что уголовной репрессии должно подвергнуться лицо, совершившее преступление в отношении любого представителя другой социальной группы. Данные положения закона приводят к крайне противоречивым судебным решениям.
Например, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ оставила в силе приговор Кировского областного суда от 10 февраля 2009 г., по которому Л. и Г. осуждены за убийство, совершенное по мотиву ненависти в отношении лиц, "неадаптированных к жизни в гражданском обществе". При этом под такими лицами суд подразумевал тех, кто не имеет определенного места жительства, в совокупности составляя определенную социальную группу. По уголовному делу установлено, что осужденные, совершая убийство Ш., предварительно оскорбили последнего и его знакомую словом "бомж" во взаимосвязи с нецензурными высказываниями. Кроме того, осужденный Л. в своих показаниях отметил, что для него "бомжи" - это "просто существа, которых он за людей не считает", ссоры с потерпевшим у него и Г. не было, они "просто договорились" его избить.
Представляется, что в приведенном судебном решении социальная группа выделена искусственно, более того, указание на принадлежность к лицам, «неадаптированным к жизни в гражданском обществе», создает судебный прецедент произвольного признания такими группами совокупности людей, характеризующихся различными видами асоциального поведения.
Более пристального внимания заслуживают предложения о том, чтобы вместо мотива ненависти или вражды в нормах Особенной части УК РФ использовать слова «совершение преступления в отношении лица по признаку национальности, расы и т.д.».
Одним из квалифицирующих признаков умышленного причинения смерти другому человеку, предусмотренных п. «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ, является его совершение с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение. квалифицировать действия виновного, когда он, убивая, думает, что скрывает или облегчает другое преступление, а оно таковым не является, т.е. скрывает или облегчает мнимое преступление.
Так, Камчатским областным судом по уголовному делу N 2-15/2012 установлено, что Б. с целью тайного хищения чужого имущества проник в помещение школы и похитил аудиомагнитофон стоимостью 50 руб., чем совершил не являющееся уголовно наказуемым правонарушение, предусмотренное ст. 7.27 КоАП РФ. Завладев аудиомагнитофоном, Б. обнаружил, что на него смотрит сторож. Узнав, что сторож намерен сообщить о совершенном правонарушении, Б. решил убить его. Б. был оправдан судом по п. "в" ч. 2 ст. 158 УК РФ за отсутствием в деянии состава указанного преступления, его действия по факту кражи аудиомагнитофона являются административным правонарушением, предусмотренным ст. 7.27 КоАП РФ. В связи с принятием такого решения суд "аннулировал" правовые основания, позволяющие инкриминировать Б. квалифицирующий признак, предусмотренный п. "к" ч. 2 ст. 105 УК РФ - цель сокрытия другого преступления при совершении убийства, поскольку в данной правовой норме предусмотрено намерение скрыть не всякое правонарушение, а именно преступление. Б. признан виновным в совершении преступления, предусмотренного п. "б" ч. 2 ст. 105 УК РФ.
Очень сложным для квалификации является убийство в целях использования органов и тканей потерпевшего (п. «м» ч. 2 ст. 105 УК). Как верно отмечает Е.О. Маляева, цель использования органов и тканей потерпевшего - абсолютно новое, неизвестное российскому уголовному законодательству обстоятельство, повышающее ответственность за убийство. Включение в часть 2 ст. 105 УК РФ этого признака обусловлено возможностью использования в преступных целях прогрессивных достижений медицины. Повышенная общественная опасность убийств такого рода обусловлена изощренным, трудно раскрываемым способом, подрывающим доверие к лечебным учреждениям и трансплантологической деятельности.
Для квалификации по пункту «м» ч. 2 ст. 105 УК РФ не имеет значения, удалось ли в дальнейшем виновному использовать органы или ткани потерпевшего. Важно, чтобы смерть была причинена именно с этой целью. Под использованием следует понимать, в первую очередь, трансплантацию органов и тканей, т.е. их пересадку. Хотя в большинстве случае это делается именно для трансплантации органов, однако, возможно их использование для иных целей (каннибализма, ритуальных действий, глумления над трупом, кормления животных и т.д.).
Следует отметить, что аналогичная цель торговли людьми, указанная в п. «ж» ч. 2 ст. 127.1 УК РФ - сформулирована несколько по-иному: «в целях изъятия у потерпевшего органов или тканей», т.е. речь идет не об использовании, а об изъятии органов и тканей потерпевшего. Однако, по нашему мнению, различия в целях этих преступлений нет, так как не имеет значения, удалось ли в дальнейшем виновному использовать органы или ткани потерпевшего.
Г.Н. Красновский и А.И. Стрельников считают целесообразным включение соответствующей цели в число обстоятельств, отягчающих наказание (ст. 63 УК РФ). Однако считаем, что цель изъятия (или использования) органов и тканей человека отражает сущность и направленность сравнительно небольшого круга преступных посягательств, что нашло отражение в квалифицированных признаках некоторых составов преступлений.
Таким образом, в настоящее время существуют значительные противоречия научных взглядов на исследуемую проблему. Следует констатировать также отсутствие единообразной правоприменительной практики по делам о преступлениях рассматриваемого вида. Полагаем также, что можно утверждать о наличии пробелов в рекомендациях Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК)». С учетом изложенного представляется, что назрела насущная необходимость в получении разъяснения высшей судебной инстанции по поводу квалификации посягательств на жизнь женщины при наличии ошибки относительно ее беременности.
.2 Проблемы квалификации привилегированных составов убийств (ст. ст. 106. 107, 108 УК РФ)
Традиционно одним из привилегированных видов убийства рассматривается убийство матерью новорожденного ребенка. Смягчающим обстоятельством здесь выступает особое психическое и физическое состояние женщины в период родов или сразу же после них, снижающее ее способность в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими. Смягчение законодателем ответственности может быть объяснено тем, что в этот период женщина не всегда в состоянии воспринимать рождающегося человека как самостоятельное живое существо, продолжает видеть в нем свой плод, ощущать его как источник боли и страданий.
Проблемы квалификации данного состава преступления связаны с многими обстоятельствами. Первым из них является вопрос о том, кто является потерпевшим по данному преступлению. Диспозиция ст. 106 УК РФ сформулирована как убийство матерью новорожденного ребенка во время или сразу же после родов, а равно убийство матерью новорожденного ребенка в условиях психотравмирующей ситуации или в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости. Следовательно, речь идет о новорожденном ребенке. Эти сроки совершенно различны: так, в педиатрии новорожденным признается младенец с момента констатации живорожденности до месячного срока, в акушерстве длительность периода новорожденности составляет одну неделю, в судебной медицине этот период равен одним суткам, а в соответствии с критериями Всемирной Организации Здравоохранения этот период равен 10 дням. Как правило, при квалификации правоприменители руководствуются месячным критерием новорожденности, определяемым в педиатрии.
В уголовно-правовой литературе по этому вопросу высказываются различные суждения. Так, В.Ф. Караулов считает, что период новорожденности зависит не от сроков и не от обстоятельств убийства, а от развития самого ребенка. С.В. Бородин полагает, что установление какого-то заранее определенного срока (например, один месяц), когда ребенок считается новорожденным, вряд ли приемлемо. С точки зрения Н.К. Семерневой, известное в педиатрии понятие «новорожденного», т.е. ребенка до одного месяца жизни, судя по конструкции статьи, неприменимо. Т.Н. Волкова, напротив, считает, что ни в уголовном праве, ни в педиатрии не существует четкого определения возраста «новорожденности» ребенка и это, по ее мнению, дает возможность весьма вольного применения УК РФ. Действительно, анализ медицинской литературы дает нам основания для вывода, что и в самой педиатрии отсутствуют какие-либо четкие временные рамки, определяющие этот период. Так, указываются различные сроки: три-четыре недели, 28 дней, 29 дней, месяц.
Вышесказанное позволяет нам констатировать, что отсутствие единой позиции, как в уголовном праве, так и в медицине, в определении временного периода «новорожденности» ребенка не может не дезориентировать правоприменителя. И в этой связи вполне обоснованно, на наш взгляд, поставить вопрос о целесообразности использования этого оценочного понятия в диспозиции ст. 106 УК РФ. Например, проблема установления критерия новорожденности была разрешена Верховным Судом Республики Казахстан, прямо указавшим, что новорожденность ребенка определяется в соответствии с педиатрическими критериями (месяц).
В науке уголовного права дискуссионным вопросом является также вопрос о квалификации убийства двух и более новорожденных детей, так как в диспозиции ст. 106 УК РФ отсутствует такой квалифицирующий признак. Е.И. Грубова указывает, что квалификация таких действий по п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ будет неправильной хотя бы потому, что санкция ч. 2 ст. 105 УК РФ - от 8 до 20 лет лишения свободы, либо пожизненное лишение свободы, либо смертная казнь - значительно отличается от санкции ст. 106 - до пяти лет лишения свободы.
В связи с чем нам также кажется справедливым, что ст. 106 УК следовало бы дополнить частью второй и предусмотреть в ней квалифицированный состав преступления за убийство двух и более детей. И хотя на практике это достаточно редкие ситуации, однако они могут встречаться и требуют адекватной квалификации.
Объективная сторона рассматриваемого преступления может характеризоваться как активными действиями, так и бездействием матери, причинившими смерть ее новорожденному ребенку. Так, примером противоправного бездействия является дело в отношении К. Так, по приговору Котельнического районного суда Кировской области по ст. 106 УК РФ осуждена К., которая, оставив своего ребенка в пустой квартире, где проживала, уехала в гости к матери. Восьмидневный младенец находился в квартире несколько недель, из них - 3 дня соседи по лестничной площадке слышали его плач. Через 2 недели, почувствовав специфичный запах, доносящийся из квартиры, они были вынуждены обратиться в правоохранительные органы.
Следует отметить, что в юридической литературе вопрос о конструкции объективной стороны состава преступления, предусмотренного ст. 106 УК РФ, является дискуссионным. Одни ученые выделяют в рамках ст. 106 УК РФ две ситуации, предусматривающие ответственность за детоубийство: 1) убийство матерью новорожденного ребенка во время или сразу же после родов; 2) убийство матерью новорожденного ребенка в условиях психотравмирующей ситуации или в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости. Другие авторы, оперируя положениями действующего уголовного законодательства, предлагают выделять три условия, необходимые для квалификации противоправных деяний в рамках указанной нормы, отделяя психотравмирующую ситуацию от психического состояния матери, что, на наш взгляд, представляется более правильным.
В данном случае предметом многочисленных споров является правомерность закрепления терминологии «во время родов». По нашему мнению, убийство - это преступление с материальным составом, то есть для его окончания необходимо последствие в виде смерти. Смерть причиняется человеку, а не плоду, как в данном случае. Учитывая, что новорожденный ребенок - это ребенок уже родившийся, возникает закономерный вопрос, как во время родов можно совершить убийство «новорожденного». Действительно, в настоящее время в науке уголовного права значительно превалирует утверждение, что моментом начала предоставления уголовно-правовой охраны жизни считается начало физиологических родов. Однако мы поддержим мнение Н.Ш. Козаева, полагающего, что в литературе ошибочно отождествляются два понятия: момент начала уголовно-правовой охраны жизни и момент начала жизни. В первом случае практически всегда речь идет не просто о появлении любой живой субстанции, а именно об автономной человеческой особи, способной к развитию и социализации.
На основании вышеизложенного, мы полностью поддерживаем точку зрения Д.С. Князева, который считает, что во избежание проблем квалификации преступления, предусмотренного ст. 106 УК РФ, необходимо исключить из диспозиции данной статьи квалифицирующий признак «во время родов».
Во втором варианте речь идет также об убийстве новорожденного ребенка непосредственно после родов, которое означает, что оно совершается в течение относительно непродолжительного времени. Здесь используется судебно-медицинский критерий определенной длительности периода новорожденности, который равен 24 часам с момента появления ребенка на свет. Убийство матерью новорожденного по истечении суток подлежит квалификации по ст. 105 УК.
Убийство матерью новорожденного ребенка в условиях психотравмирующей обстановки, не связывает ответственность со столь узким промежутком времени. Психотравмирующая обстановка может возникнуть до родов, во время родов или некоторое время спустя. Однако данное явление не находит своей логической связи с периодом новорожденности, так как конструктивным признаком названного деяния является психологическое состояние матери, вызванное родами или наличием психотравмирующие факторов, а не критерии новорожденности. Обстоятельства, оказывающие травмирующее влияние на психику, в результате которых новорожденный лишается жизни, могут возникнуть с одинаковой степенью вероятности, как до родов, так и в течение периода новорожденности, а также после него и существовать сколь угодно.
Применение при этом педиатрического критерия (один месяц) является неоправданным. Более того, закрепление психотравмирующей ситуации в качестве одного из признаков объективной стороны является ошибочным. Представляется, лишь одно наличие психотравмирующей ситуации при убийстве новорожденного не может служить основанием, позволяющим отнести деяние к убийству, совершенному при смягчающих обстоятельствах. Эта ситуация будет иметь значение только тогда, когда она проявилась в возникновении психического расстройства, не исключающего вменяемости, в том числе, так называемого послеродового психоза.
Таким образом, мы поддерживаем точку зрения некоторых авторов о необходимости исключения понятия «психотравмирующая ситуация» из диспозиции ст. 106 УК РФ.
Субъект рассматриваемого нами преступления специальный, которым является женщина - мать новорожденного ребенка. Уголовная ответственность матери за убийство своего новорожденного ребенка наступает по достижении ею 16-летнего возраста. Законодатель, видимо, мотивировал это тем, что мать новорожденного ребенка в 14 лет не может осознавать всю ответственность материнства, саму ее сущность. Однако в последнее время возрастает тенденция материнства именно малолетними матерями - 14, 15, а то и 12 лет, обусловленная более быстрым половым созреванием и ранним началом половой жизни. В случае если роженица не достигла возраста 14 лет, проблем с точки зрения уголовной ответственности нет. Она не подлежит уголовной ответственности в силу не достижения необходимого для этого возраста. Но как быть, если мать, убившая своего ребенка, старше 14, но младше 16 лет?
Есть авторы, которые считают, что в данном случае имеет место законодательный пробел, так как в этом случае несовершеннолетний будет подвергаться более строгому наказанию, чем взрослый. Так, 14-летней женщине, лишившей жизни своего новорожденного ребенка, грозит лишение свободы от восьми до двадцати лет по ст. 105 УК РФ, а 16-летней - лишь до пяти лет. В данном случае нарушается принцип справедливости, так как, опираясь на смысл гл. 14 УК РФ «Особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних», ясно, что за совершение подобных деяний несовершеннолетние не могут подвергаться более строгим мерам ответственности, чем взрослые.
Как следует из диспозиции ст. 106 УК РФ, исполнителем преступления, предусмотренного данной статьей, может быть только мать новорожденного ребенка. Однако, признавая в качестве субъекта убийства мать новорожденного ребенка, необходимо уточнить ряд вопросов, возникновение которых на практике может вызвать трудности при квалификации виновных действий детоубийцы.
Интересную тему для исследования в данном контексте предлагает профессор Н.Г. Иванов, который ставит вопрос о том, является ли суррогатная мать субъектом преступления, предусмотренного ст. 106 УК РФ. Весьма сложная ситуация складывается и в том случае, если новорожденного ребенка убивает генетическая мать, которой ребенок был отдан с согласия суррогатной матери и которая была официально записана в качестве матери в книге записей рождений. В данных ситуациях, как предлагает профессор Н.Г. Иванов, во избежание проблем, связанных с квалификацией убийства суррогатной матерью новорожденного ребенка, целесообразно изменить название и диспозицию ст. 106 УК РФ, изложив ее в такой редакции «Убийство женщиной рожденного ею ребенка». По его мнению, предлагаемая редакция в состоянии примирить дух и букву закона.
Исходя из всего вышеизложенного, можно предложить следующую редакцию ст. 106 УК РФ:
«Статья 106. Убийство новорожденного ребенка
. Убийство женщиной рожденного ею ребенка в период после родов, совершенное в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости, -
наказывается..
. Деяния, предусмотренные частью первой настоящей статьи, совершенные в отношении двух и более рожденных детей, -
наказываются…».
Следующим видом привилегированного убийства является убийство, совершенное в состоянии аффекта (ст. 107 УК). Квалификация преступления, предусмотренного ст. 107 УК РФ, представляет нередко определенные трудности, о чем может свидетельствовать статистика: в 26,2% случаев совершения убийств в состоянии аффекта преступнику было предъявлено обвинение по ст. 107 УК РФ, причем в 62,2% случаев ошибочная квалификация содеянного была исправлена судом при вынесении приговора, а в 11,6% случаев подобная ошибка, допущенная в приговоре, была исправлена вышестоящей судебной инстанцией.
Смягчение ответственности за данный вид убийства обусловлено двумя обстоятельствами: во-первых, виновный действует в особом психическом состоянии - в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения или аффекта (закон употребляет эти понятия как равнозначные); во-вторых, провоцирующим характером поведения потерпевшего, который своими действиями приводит виновного в состояние аффекта и вызывает у него намерение совершить убийство. Только сочетание названных двух обстоятельств в каждом конкретном случае дает основание для применения ст. 107 УК РФ.
Термин «аффект» впервые закреплен в новом Уголовном кодексе. В литературе существовали различные позиции по поводу легального закрепления понятия «аффект». Профессор Б. Сидоров считал правильным включить в закон только понятие «аффект», так как, по его мнению, «упрощенное, но неточное истолкование известного психологического понятия, стремление перевести его на более понятный для широкого круга язык играет не положительную роль, а наоборот, существенно затрудняет правильное и единообразное применение норм, регулирующих ответственность за преступления, совершаемые в состоянии аффекта». Другие авторы, наоборот, выступали против замены понятия «внезапно возникшего сильного душевного волнения» термином «аффект», зачастую не мотивируя свою точку зрения. Законодатель, по-видимому, воспринял компромиссную позицию, уравняв по объему понятия «внезапно возникшее сильное душевное волнение» и «аффект».
Аффект - особое психическое состояние человека, которое характеризуется кратковременностью и бурным развитием, сильным и глубоким эмоциональным переживанием, ярким внешним проявлением, сужением сознания и снижением контроля за своими действиями. Состояние физиологического аффекта сохраняет способность осознания оценки значения собственного поведения и руководства им в границах нормального течения эмоциональных процессов здорового человека. Проявляясь внешне как импульсивные, автоматизированные движения, аффективные действия сохраняют свою сознательно-волевую основу и с полным основанием могут быть отнесены к разряду волевых поведенческих актов.
Таким образом, состояние аффекта не лишает лицо, совершившее преступление, вменяемости. Оно способно осознавать характер совершаемых действий и руководить ими. Поэтому физиологический аффект следует отличать от патологического. Последний отличается от физиологического аффекта глубоким помрачением сознания, что лишает виновного возможности осознавать свои действия и руководить ими и соответственно исключает основания уголовной ответственности.
В правовой литературе отмечалось, что «юридическая оценка преступления, совершенного в состоянии аффекта, не может ограничиваться совершением аффекта вообще, а предполагает наличие т.н. оправданного аффекта, вызванного извинительными с позиции общечеловеческой морали обстоятельствами».
В практике судебно-психологической и комплексной психолого-психиатрической экспертизы их квалифицируют как «эмоциональные состояния, оказывающие существенное влияние на сознание и поведение». По своей интенсивности состояния эмоционального напряжения и эмоционального возбуждения не являются физиологическим аффектом. Однако практика применения ст. 107 УК РФ показывает, что убийства, совершенные в состоянии эмоционального возбуждения или напряжения, расцениваются как совершенные в состоянии аффекта (в уголовно-правовом смысле). Так, Президиум Верховного Суда РФ, изменяя приговор по делу К., совершившей убийство с особой жестокостью Г. путем нанесения ему 78 колото-резаных ран в ответ на противоправные действия последнего, и переквалифицируя ее действия на ч. 1 ст. 107 УК РФ, обратил внимание на то, что «указание экспертов о том, что состояние К. не носило характера «физиологического аффекта» (К. находилась в состоянии эмоционального напряжения), не может в конкретном случае повлиять на объективную правовую оценку состояния осужденной в момент преступления, учитывая при этом характер поведения потерпевшего, внезапность реализации умысла на убийство».
При аффекте происходит резкое сужение сознания и нарушение интеллектуального и волевого контроля за своим поведением с последующими возможными агрессивными действиями, направленными против источника эмоционального возбуждения. Так, между супругами Ахпайдеровыми произошла ссора из-за систематического злоупотребления спиртными напитками мужа и его возвращения с работы в нетрезвом состоянии. Во время ссоры пьяный Ахпайдеров В. с перерывами во времени несколько раз избивал Ахпайдерову, затем схватил ее за плечо со сломанной ключицей, причинив ей сильную боль. Она убежала на кухню, однако словесная ссора между ними с обоюдными оскорблениями продолжалась. Тогда Ахпайдерова взяла с плиты нож и умышленно нанесла мужу удар ножом в грудь в область сердца. От полученного повреждения Ахпайдеров В. скончался через несколько минут на месте происшествия. Как пояснила Ахпайдерова в своих первоначальных показаниях, она была сильно взволнована от оскорблений, боли и обиды, от волнения она не помнила своих действий, помнила только, что нож лежал на печке, видела падение мужа, его рану и кровь и поняла, что ударила ножом. Президиум Кировского областного суда квалифицировал действия Ахпайдеровой по ст. 107 УК.
С принятием нового УК РФ другое содержание приобретает такой признак упомянутых составов, как «внезапность». В теории уголовного права на протяжении длительного времени велись споры по поводу продолжительности разрыва во времени между тяжким оскорблением или насилием и сильным душевным волнением. Профессор С. Бородин, категоричный противник разрыва во времени между возбудителем эмоции и аффективной разрядкой, указывал, что сильное душевное волнение «проявляется немедленно, как ответная реакция на тяжкое оскорбление или насилие». По этому же пути шла практика, допуская незначительный разрыв во времени между внешним фактором и эмоцией, однако лишь в том случае, если действия виновного были совершены в рамках возникшей и неокончившейся эмоции.
Указание в законе на такой новый фактор детерминации «аффекта», как длительная психотравмирующая ситуация, возникшая в связи с систематическим противоправным и/или аморальным поведением потерпевшего, придает «второе рождение» разработкам профессора Э. Побегайло, допускавшего случаи возникновения аффекта не сразу после противоправных действий потерпевшего, а спустя определенное время (например, человек случайно встречает на улице другого человека, который в свое время надругался над его ребенком).
Так, Б. на почве систематического пьянства часто устраивал скандалы в семье, ссоры и избивал жену. По этой причине ей приходилось уходить с ребенком из дома. В день происшествия муж, находясь в нетрезвом состоянии, стал издеваться над ней, а потом избил. Насилие со стороны мужа вызвало у нее внезапно возникшее сильное душевное волнение, и она нанесла ему удар ножом. От полученных телесных повреждений он умер. Действия ее обоснованно были квалифицированы по ст. 107 УК РФР. В данном случае накопившиеся у виновной эмоциональные переживания в последний момент трансформировались в аффект гнева, который послужил почвой для мести.
Поводом возникновения аффекта названо не только противоправное поведение потерпевшего, но и аморальное. В числе противоправных поводов названо: насилие, издевательство, тяжкое оскорбление. К аморальному безнравственному поведению потерпевшего относятся супружеская измена, развратные действия с детьми и т.д. Перечень поводов возникновения аффекта, названный в УК, довольно широк. Но он не охватывает всех возможных случаев. Вот пример. Скульптор Ж. пригласил своих коллег на презентацию своих новых работ. При осмотре произведений Б. наступил на упавшую на пол сливу, поскользнулся и упал. При падении он свалил подставку, на которой стояла самая последняя и самая удачная гипсовая скульптура. В результате скульптура разбилась. Это вызвало у Ж. аффект, под влиянием которого он указкой ударил Б. по лицу и выбил ему глаз. В данном случае аффект возник от повода, который не был ни противоправным, ни аморальным. Возникает вопрос о квалификации преступления.
Важно отметить, что аффект почти всегда возникает как допустимое субъектом средство утвердить предполагаемую им свою правоту и самочинно наказать виновного, а терпимость, самообладание - это те личностные характеристики, которые препятствуют возникновению аффекта. Аффект может развиться у каждого человека, но не каждый человек позволяет ему развиться, поэтому избыточная фиксация на биологических, генетических началах развития аффекта затемняет главную правовую проблему - необходимость оптимизации правового менталитета граждан в целях предупреждения неправомерного поведения.
Исходя из всего вышесказанного, уместно заметить, что законодательная формула несовершенна. Суды расширительно толкуют нормы, предусматривающие ответственность за аффектированное убийство. М. Бюхнер еще в 1880 г. писал, что если субъект действовал в состоянии аффекта и «аффектом расстроена была психическая свобода», то это еще не означает, что субъект «понижено» ответствен за действия, совершенные им в этом состоянии. Человек обязан владеть собой, поэтому он ответствен до тех пор, пока не будет доказано, что, несмотря на его привычку к самообладанию, он не мог «устоять перед напором овладевшего им чувства, подвигнувшего его на запрещенное действие».
Следующим привилегированным составом убийства является убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК). В составе данного преступления сочетаются признаки убийства (ч. 1 ст. 105 УК) и признаки превышения пределов необходимой обороны (ч. 3 ст. 37).
Для квалификации убийства по ч. 1 ст. 108 УК РФ, прежде всего, следует установить, что виновный находился в состоянии необходимой обороны, т.е. причинена смерть посягающему лицу при защите личности и прав (своих собственных или другого лица) или законных интересов общества или государства. При этом должны быть соблюдены условия правомерности необходимой обороны, относящиеся к нападению (оно должно быть общественно опасным и наличным), но нарушено условие, относящееся к защите (допущено превышение пределов необходимой обороны).
Традиционно выделяются две группы условий, характеризующих правомерность необходимой обороны. Первая группа условно относится к посягательству, вторая - к защите. В силу указаний закона и с учетом судебной практики последних лет по ч. 1 ст. 108 УК может квалифицироваться убийство, если обороняющийся сознательно прибегнул к защите такими средствами и способами, которые явно не вызывались ни характером нападения, ни реальной обстановкой, и без необходимости умышленно причинил нападающему смерть.
Так, М. осужден по ч. 1 ст. 105 <consultantplus://offline/main?base=LAW;n=109242;fld=134;dst=100535> УК РФ за убийство С. Судебная коллегия, рассмотрев дело по кассационной жалобе осужденного, переквалифицировала действия М. на ч. 1 ст. 108 <consultantplus://offline/main?base=LAW;n=109242;fld=134;dst=100561> УК РФ по следующим основаниям. Вывод о том, что М. при нанесении ножевых ранений потерпевшему не находился в состоянии необходимой обороны и не действовал при превышении ее пределов, суд сделал, сославшись на показания свидетелей Ж., Р., показания осужденного, заключения судебно-медицинского эксперта по трупу потерпевшего С. и вещественным доказательствам. Этот вывод суд мотивировал тем, что, отобрав в процессе борьбы у С. нож с длиной клинка 18,5 см, М. нанес им с достаточной силой шесть колото-резаных ранений с повреждением внутренних жизненно важных органов в левую часть тела потерпевшего С., который в силу состояния здоровья и алкогольного опьянения не представлял опасность для М. Между тем, как указала судебная коллегия, именно эти обстоятельства и являются основанием для вывода о превышении М. пределов необходимой обороны, для которого характерна несоразмерность средств защиты интенсивности нападения. В возникшей скоротечной обстановке М. действовал в состоянии самозащиты, однако пределы необходимой обороны им были превышены, поскольку после обезоруживания С., когда потерпевший уже не представлял и не мог представлять опасности для жизни М., нанесение потерпевшему ударов ножом было неоправданным действием. При этом количество, характер и локализация ножевых ранений, нанесенных потерпевшему, такому выводу не противоречат, поскольку убийство при превышении пределов необходимой обороны, как и убийство, предусмотренное ч. 1 ст. 105 <consultantplus://offline/main?base=LAW;n=109242;fld=134;dst=100535> УК РФ, является умышленным деянием, а служат в данном случае опровержением выдвигавшейся М. в судебном заседании версии о причинении С. ножевых ранений в результате самонатыкания на нож в процессе борьбы.
При решении вопроса о наличии или отсутствии признаков превышения пределов необходимой обороны нельзя механически исходить из требования о соответствии средств и способов защиты от нападения. Такое соответствие едва ли возможно, ибо для успешного отражения нападения его надо преодолеть, применив более интенсивные методы. Необходимо учитывать характер угрожавшей опасности, силы и возможности обороняющегося по отражению посягательства (количество нападающих и обороняющихся, их возраст, физическое состояние, вооруженность, место и время посягательства и т.д.. Нельзя признать правильной практику, когда причинение посягавшему смерти квалифицируется как убийство при превышении пределов необходимой обороны без указания на то, в чем заключалось превышение.
Убийство, совершенное при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление (ч. 2 ст. 108 УК) впервые появилось в российском законодательстве. Ранее этот вид привилегированного убийства содержался в Уголовном кодексе 1922 г. В ст. 145 УК, устанавливавшей ответственность за причинение смерти при превышении пределов необходимой обороны, имелись слова «а также убийство застигнутого на месте преступления преступника с превышением необходимых для его задержания мер». В последующих кодексах этого дополнения не было. В судебной практике подобные ситуации рассматривались применительно к превышению пределов необходимой обороны.
В ч. 2 ст. 108 УК вновь установлена специальная норма об ответственности при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление. Условия правомерности причинения вреда задержанному и понятие «превышение мер», необходимых для задержания, установлены в ст. 38 УК.
Если задержание происходит, когда лицо продолжает начатое посягательство или оказывает сопротивление, то причинение ему смерти является либо необходимой обороной, либо превышением ее пределов. Задержание лица после окончания преступного посягательства с его стороны либо в иной ситуации (например, при побеге) необходимой обороной не является.
Одной из целей задержания, как видно из текста ст. 38 УК, является доставление лица, совершившего преступление, органам власти. Убийство задерживаемого исключает достижение данной цели. Поэтому такое убийство может квалифицироваться по ч. 2 ст. 108 УК лишь в случае совершения его с косвенным умыслом, когда виновный не желал, но сознательно допускал причинение смерти задерживаемому.
Другой легальной целью причинения вреда задерживаемому, согласно ст. 38 УК, является «пресечение возможности совершения им новых преступлений». Вывод о возможности совершения новых преступлений должен основываться на реальных фактах, а не на предположениях.
Какова бы ни была цель задержания, причинение вреда задерживаемому не служит обстоятельством, исключающим преступность деяния, если имелась возможность задержать лицо иными средствами. Об этом прямо говорится в ч. 1 ст. 38 УК. При наличии такой возможности причинение смерти задерживаемому является неправомерным и не должно рассматриваться как «превышение мер, необходимых для задержания». Если лицо не оказывает сопротивления и не пытается скрыться, умышленное причинение ему смерти недопустимо и квалифицируется либо как убийство по ч. 1 или ч. 2 ст. 105 УК, либо как убийство, совершенное в состоянии аффекта, - по ст. 107 УК.
В последнее время в общественном мнении распространяется снисходительное отношение к самосудам как вынужденной мере, обусловленной якобы недостаточной жесткостью и недостаточной оперативностью мер, применяемых государством по отношению к правонарушителям. Средства массовой информации иногда в позитивном свете преподносят факты самочинных расправ над пойманными на месте преступления огородными или квартирными ворами.
Однако не следует трактовать положение ч. 2 ст. 108 УК как поощрение подобных взглядов. Статья 2 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод гласит: «Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть намеренно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание».
Таким образом, подводя итог данному параграфу, следует отметить, что все убийства, отнесенные законом к привилегированным составам (ст. 106 <consultantplus://offline/ref=8E5A75DBD670414E232FF5FEDDF7EB3FD549484C2A4F9E699DF8EE8CC18F8FF3DB3672A540BDBAr3d4K>, 107 <consultantplus://offline/ref=8E5A75DBD670414E232FF5FEDDF7EB3FD549484C2A4F9E699DF8EE8CC18F8FF3DB3672A540BDBAr3d3K>, ч. 1 <consultantplus://offline/ref=8E5A75DBD670414E232FF5FEDDF7EB3FD549484C2A4F9E699DF8EE8CC18F8FF3DB3672A540BDB9r3d7K> и 2 ст. 108 <consultantplus://offline/ref=8E5A75DBD670414E232FF5FEDDF7EB3FD549484C2A4F9E699DF8EE8CC18F8FF3DB3672A540BDB9r3d5K> УК), имеют определенное сходство. Это умышленные ситуативные деяния, совершенные с прямым либо косвенным умыслом. Поводом для их совершения выступает неправомерное противоправное (аморальное) поведение потерпевшего либо психотравмирующая ситуация, спровоцировавшая убийство.
Сходство перечисленных привилегированных составов и уменьшенный по сравнению со ст. 105 <consultantplus://offline/ref=8E5A75DBD670414E232FF5FEDDF7EB3FD549484C2A4F9E699DF8EE8CC18F8FF3DB3672A540BDBCr3d2K> УК размер наказания в отдельных случаях влекут ошибки в квалификации. Чаще других такие ошибки встречаются при разграничении ст. 107 <consultantplus://offline/ref=8E5A75DBD670414E232FF5FEDDF7EB3FD549484C2A4F9E699DF8EE8CC18F8FF3DB3672A540BDBAr3d3K> и 108 <consultantplus://offline/ref=8E5A75DBD670414E232FF5FEDDF7EB3FD549484C2A4F9E699DF8EE8CC18F8FF3DB3672A540BDB9r3d6K> УК, объясняются они неправильным толкованием правоприменителями правил квалификации конкурирующих между собой привилегированных составов. Обычно вменяется та статья УК, которая предусматривает более мягкое наказание, и мотивируется это нередко гуманностью действующего уголовного законодательства.
Такой подход к решению данного вопроса неправилен. Все названные статьи с привилегированными составами базируются на принципах справедливости и гуманизма, но они различаются по субъекту, объективным и субъективным признакам. В случае конкуренции между ними вменять надо ту статью, которая наиболее полно и точно отражает суть совершенного преступления. Учету подлежат признаки, относящиеся к объекту, объективной, субъективной стороне (в частности, мотиву, цели, направленности умысла), психическому состоянию виновного и причинам, его вызвавшим.
С учетом конкретных обстоятельств совершения убийства можно дать следующее разграничение анализируемых составов по названным элементам (См. Приложение 1).
Учет названных признаков, позволяющих разграничить конкурирующие между собой привилегированные составы, дает возможность правоприменителям осуществлять правильную, соответствующую закону квалификацию.
.3. Проблемы разграничения убийств со смежными составами преступлений
Основные проблемы разграничения убийства со смежными преступлениями возникают, прежде всего, при отграничении убийства (ст. 105 УК РФ) от тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть человека (ч. 4 ст. 111 УК РФ).
Характеризуя данные составы преступлений, необходимо отметить, что при причинении телесных повреждений преступное посягательство направлено на причинение вреда здоровью, а при убийстве - на жизнь человека. Таким образом, эти преступления различаются по объекту, и установить объект посягательства зачастую возможно только по субъективной стороне, по направленности умысла, направленность которого на причинение вреда здоровью либо на лишение жизни другого лица является основным критерием разграничения рассматриваемых в настоящей статье преступлений.
Пленум Верховного Суда РФ в п. 3 Постановления от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» указывает на некоторые обстоятельства деяния, которые следует учитывать при определении направленности умысла виновного при отграничении убийства от умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего. К ним предлагается отнести способ и орудие преступления, количество, характер и локализацию телесных повреждений, а также предшествующее преступлению и последующее поведение виновного и потерпевшего, их взаимоотношения.
По приговору Красноярского краевого суда от 4 августа 2004 г. Пугин осужден по ст. 156 УК РФ, ч. 1 ст. 117 УК РФ, п. "г" ч. 2 ст. 117 УК РФ, ч. 3 ст. 30, п. п. "в", "д" ч. 2 ст. 105 УК РФ. Он систематически пренебрежительно и грубо обращался с сыном. 29 ноября 2003 г. ввиду сложившихся неприязненных отношений с женой, с целью отомстить ей за отказ проживать с ним совместно и не желая, чтобы ребенок остался у нее, он решил убить сына. Выхватив из рук жены ребенка, одетого в распашонку, Пугин прибежал в соседний подъезд дома. Там с целью убийства сына, заведомо для него находившегося в беспомощном состоянии, он взял ребенка руками за туловище и, действуя с особой жестокостью, осознавая, что на улице мороз ниже 20 градусов, открыл люк мусоросборника, сбросил сына вниз головой в мусоропровод, после чего с места происшествия скрылся. Однако умысел на убийство Пугин не смог довести до конца по независящим от него обстоятельствам. Не установленная следствием женщина, обнаружив в мусоросборнике ребенка, сообщила о нем жильцам подъезда. Они извлекли ребенка из мусора и вызвали бригаду "скорой помощи", оказавшую ему своевременно квалифицированную помощь. Согласно выводам судебно-медицинского эксперта при поступлении в стационар у ребенка была обнаружена тупая травма груди, сопровождавшаяся опасным для жизни состоянием - напряженным гемопневмотораксом, закрытая черепно-мозговая травма, ссадины на голове и туловище. Кроме того, у него имелось общее переохлаждение организма, которое могло быть получено в результате воздействия низкой температуры окружающей среды. С учетом этих обстоятельств Судебная коллегия заключила, что умысел на убийство ребенка доказан.
Пленум Верховного Суда РФ в п. 2 названного ранее Постановления разъясняет, что если убийство может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом, то покушение на убийство - лишь с прямым умыслом. Практически не возникает сложностей при квалификации деяния как убийства либо покушения на него, когда ранения причиняются в местах расположения жизненно важных центров человека: проникающие ранения черепа с разрушением головного мозга, ранения сердца, множественные проникающие ранения или травмы внутренних органов. Но в ряде случаев решить вопросы квалификации бывает труднее, например, когда смерть возникает от единичного удара кулаком с большой силой в жизненно важный орган, ножевой раны в бедро с ранением крупной артерии, от которых человек умирает.. Так, после совместного распития спиртного осужденный С. и потерпевшая Я. на автомашине последней поехали кататься по городу. Находясь в автомашине, С. поссорился с Я. и нанес ей удар кулаком по голове, от которого она потеряла сознание. В результате действий С. потерпевшей были причинены телесные повреждения в виде ушиба головного мозга обеих затылочных долей, повлекшего кровоизлияние под мягкие мозговые оболочки затылочных долей и мозжечка, кровоизлияние под твердую мозговую оболочку. От полученных телесных повреждений Я. скончалась на месте. С целью сокрытия совершенных преступлений С. поджег автомашину. Его действия квалифицированы судом (с учетом внесенных изменений) по ч. 1 ст. 105, ч. 1 ст. 158, ч. 2 ст. 167 УК РФ. В надзорной жалобе С. указывал, что он не предвидел возможности наступления смерти Я. от одного удара по голове. Президиум Верховного Суда РФ переквалифицировал действия осужденного с ч. 1 ст. 105 УК РФ на ч. 4 ст. 111 УК РФ, предусматривающую ответственность за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшей, приведя следующие аргументы своего решения. Согласно заключению судебно-медицинского эксперта, черепно-мозговая травма могла быть причинена в результате одного удара кулаком в лобную область головы и при жизни потерпевшей квалифицировалась бы как тяжкий вред здоровью. При квалификации содеянного суд в приговоре сослался на то, что "С. нанес Я. удар в голову и, видя, что она стала беспомощной, не оказал ей помощь...". Между тем указанное обстоятельство (неоказание помощи потерпевшей) само по себе не свидетельствует об умысле С. на совершение убийства Я. Других данных, позволяющих утверждать, что умысел осужденного был направлен именно на причинение смерти потерпевшей, в приговоре не приведено.
Следственные органы и суды при разграничении убийства с косвенным умыслом и умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть, исходят не из отношения лица к последствиям своих действий - смерти потерпевшего, а придерживаются следующего правила: если смерть наступает вскоре после причинения тяжкого вреда здоровью, деяния квалифицируются как умышленное убийство, а если между названными моментами проходит более или менее продолжительное время, то как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть по неосторожности.
Однако Г.Н. Борзенков справедливо подчеркивает, что мнение о том, что наличие значительного разрыва во времени между причинением травмы и наступлением смерти требует квалификации по ч. 1 ст. 111 УК РФ и исключает квалификацию содеянного как убийства, лишено каких бы то ни было оснований.
На практике возникают определенные сложности при разграничении убийства, совершенного путем бездействия, и оставлением в опасности (ст. 125 УК РФ), поскольку по объективной стороне убийство в результате преступного бездействия субъекта и оставления в опасности внешне вроде бы идентичны.
Во-первых, указанные деяния посягают на разные объекты. В одном случае ими являются жизнь человека, в другом - безопасность жизни или здоровья. Различие в объектах посягательства проявляется и в характеристиках потерпевших. При убийстве им может быть любое лицо, а при оставлении в опасности - лицо, находящееся в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенное возможности принять меры к обеспечению собственной безопасности.
Объективная сторона преступного бездействия выражается в следующих формах: а) при убийстве - в умышленном использовании третьих сил для достижения преступного результата; б) при оставлении в опасности - в оставлении потерпевшего или неоказании помощи. Различие в формах бездействия обусловлено особенностями субъекта, характером возложенных на него обязанностей или действиями виновного, ставящими потерпевшего в опасность.
Признаки убийства при бездействии усматриваются прежде всего там, где имеются обстоятельства, позволяющие установить объективно предвидимое использование виновным неблагоприятных условий для достижения конкретно предвидимых последствий. Судебная практика квалифицирует как убийство такие действия виновного, когда он умышленно ставит лицо в опасность, используя силы природы для причинения смерти. Так, за убийство была осуждена группа лиц, которые, избив потерпевшего до потери сознания, сняли с него шубу и ботинки, а его самого вынесли на улицу в холодную погоду. От общего переохлаждения организма он скончался.
По своей конструкции убийство является преступлением с материальным составом, а оставление в опасности есть преступление с формальным составом. Поэтому в некоторых ситуациях возможность определения состава проявляется в фактически наступивших последствиях, позволяющих установить умысел виновного. Отличие убийства при преступном бездействии от оставления в опасности по объективной стороне можно увидеть и в том, что в первом случае лицо использует неблагоприятные факторы для достижения преступного результата, а во втором виновный сознательно допускает их действие, безразлично относясь к возможным последствиям.
Различие в формах бездействия обусловлено характеристиками его субъекта: характером возложенных на него обязанностей, поведением и возможностью оказания помощи. При посягательстве на жизнь уголовная ответственность за них наступает с 14 лет. Оставление в опасности предусматривает специального субъекта, достигшего возраста 16 лет: а) на которого возложена правовая обязанность заботы о потерпевшем; б) имеющего возможность оказания помощи; в) поставившего потерпевшего в опасность. Правовая обязанность заботы предполагает наличие между субъектом и потерпевшим определенных правоотношений, накладывающих на первого обязательство совершать активные действия для обеспечения безопасности жизни и здоровья опекаемого. При этом следует определять объем возложенных на лицо обязанностей и возможность оказания ему помощи, которые находятся во взаимосвязи между собой. Последний признак зависит от психофизиологических особенностей субъекта и конкретных условий сложившейся ситуации и окружающей обстановки.
В отличие от убийства или наступления вреда здоровью, субъективная сторона которых подразумевает умысел по отношению к деянию и наличие воли на достижение результата, при оставлении в опасности прямой умысел наличествует только по отношению к невыполнению обязанности заботы или оказания помощи и отсутствию желания наступления вредных последствий.
Таким образом, установление круга общественных отношений, на которые происходит посягательство, статус лица в разрываемых им социальных связях, вид бездействия или характер поведения при поставлении потерпевшего в опасность, предвидение субъектом объективной закономерности или вероятности наступления негативных последствий либо их фактическое наступление позволят определить тот состав, который содержится в деянии. Правильная квалификация преступного бездействия в отношении личности возможна только в результате детального анализа всех обстоятельств происшедшего как элементов состава деяния, что позволит провести отграничение убийства или наступления вреда здоровью от оставления в опасности.
Разграничение таких составов преступлений как убийство (ст. 105 УК РФ) и доведение до самоубийства (ст. 110 УК РФ) на сегодняшний день представляет собой чрезвычайно актуальную проблему. Представляя собой совершенно разные деяния, эти преступления, однако, практически невозможно отличить друг от друга в некоторых ситуациях, которые впервые были определены Н.Н. Ярмыш как ситуации «фатального выбора».
Большинство авторов традиционно отмечают, что при разграничении данных составов необходимо исследовать субъективную сторону преступления. Среди существующих различных точек зрения на наличие прямого или косвенного умысла при совершении такого преступления, как доведение до самоубийства, наиболее рациональной видится та, в соответствии с которой данное деяние совершается исключительно с прямым умыслом.
Подобный взгляд на наличие умысла в преступлении такого рода обуславливается тем, что если допустить возможность доведения человека до самоубийства с косвенным умыслом или по неосторожности, возникает противоречие, связанное с тем, что любое действие, не преследующее подобной цели, но ставшее мотивом совершения потерпевшим суицида, будь то отказ во взаимности в любви или увольнение на работе, может расцениваться как доведение до самоубийства. Однако и убийства в большинстве своем совершаются с прямым умыслом, поэтому данный критерий не является определяющим.
В науке уголовного права была высказана точка зрения, в соответствии с которой доведение до самоубийства считается возможным лишь по неосторожности или с косвенным умыслом. При наличии же прямого умысла деяние квалифицировалось как убийство.
Так, С.В. Бородин указывает на то, что в случаях, когда лицо ставит себе цель довести другого до самоубийства и создает для этого условия, при которых потерпевший вынужден покончить с собой, содеянное надлежит квалифицировать как убийство, которое будет характеризоваться особым способом совершения.
Р.З. Авакян, возражая против такой квалификации, указывает, что при совершении доведения до самоубийства, в отличие от убийства, виновный не совершает действий, непосредственно приводящих к смерти потерпевшего. Потерпевший принимает решение расстаться с жизнью и сам же приводит его в исполнение, руководимый сознанием и волей.
Следует согласиться с последней точкой зрения. Действительно, при наличии у виновного умысла на убийство он сам совершает действия (бездействия), направленные на лишение потерпевшего жизни, в то время как при совершении деяния, предусмотренного ст. 110 УК, виновный желает довести потерпевшего до такого состояния, когда он сам лишит себя жизни без непосредственного воздействия на него другого лица. Поэтому, если лицо не лишает другого жизни, а доводит его до такого состояния, когда потерпевший совершает самоубийство, привлечь лицо к уголовной ответственности по ст. 105 УК РФ не представляется возможным.
Ю.А. Уколова отмечает в данной связи, что не следует исключать следующую ситуацию: потерпевший поставлен виновным лицом в такие условия, что даже при наличии сознания его воля настолько ограничена, что возможность принятия иного решения, кроме самоубийства, просто отсутствует (например, лицу предлагают выбрать тяжелую мучительную смерть - и у потерпевшего есть все основания опасаться реализации таких намерений, - или легкую и быструю, но его, потерпевшего, руками). В качестве примера приводится следующий: виновный ставит потерпевшего на парапет крыши высотного дома, обливает его бензином и держит наготове зажженную спичку, однако предлагает потерпевшему самостоятельно спрыгнуть с крыши, в противном случае угрожает реализовать свои намерения.
Такая интенсивная угроза, представляющая собой разновидность психического насилия, свидетельствует о наличии особого, более опасного вида психического воздействия, - принуждения данной ситуации деяние виновного значительно более опасно, чем деяние, представляющее собой бытовое насилие и унижение чести и достоинства потерпевшего, который в результате подобных действий совершает самоубийство. Такое отличие по характеру общественной опасности нашло законодательное закрепление в некоторых штатах США. Так, например, уголовному законодательству разных штатов США известны различные деяния, последствием которых является самоубийство или покушение на самоубийство потерпевшего. Это и подстрекательство (incitement), и побуждение (inducement) и дача советов (advising), и пособничество (aiding), и обман (deception), и принуждение (coercion,duress).
Представляется, что отечественный законодатель, конструируя общую (и единственную) норму ст. 110 УК РФ, стремился избежать казуистики и сделать ее более абстрактной, отойти от закрытого перечня деяний, ограничившись лишь словом «доведение», что, однако, не сняло проблем разграничения данного деяния с убийством.
Таким образом, подводя итог рассмотрению вопросов квалификации преступлений против жизни, уточним, что данная правоприменительная деятельность полностью исходит из объективных и субъективных предпосылок, относящихся к процессу квалификации любых преступлений.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, охрана жизни, являясь приоритетом любого государства, ведется с начала образования Руси, и довольно широкий перечень норм об ответственности за убийство мы встречаем уже в первом юридическом памятнике - Русской Правде. На следующих исторических периодах, с развитием правовой мысли, развитием государства, происходило закономерное развитие регламентации убийства.
Ныне действующий Уголовный кодекс РФ 1996 г., внеся уточнения и дополнения в большинство норм о преступлениях против жизни, затронул и систему составов этих преступлений. Нормы о простом и квалифицированном убийстве объединены в одной статье. Следует отметить, что российское уголовное законодательство содержит достаточно обширный перечень квалифицирующих признаков убийства, в то же время объединение в ч. 2 ст. 105 УК РФ всех квалифицирующих признаков убийства явно нецелесообразно, так как это не способствует необходимой дифференциации преступлений.
Привилегированные составы убийств включают в себя такие составы как убийство матерь новорожденного ребенка, убийство в состоянии аффекта, убийство при превышении мер необходимой обороны и убийство, совершенное при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление. Все это умышленные ситуативные деяния, совершенные с прямым либо косвенным умыслом. Поводом для их совершения выступают особое психологическое состояние лица в момент совершения преступлений, неправомерное противоправное (аморальное) поведение потерпевшего либо психотравмирующая ситуация, спровоцировавшая убийство.
Следует отметить крайне неудачное определение состава простого убийства, данное в ч. 1 ст. 105 УК РФ. Поэтому в качестве альтернативы можно предложить следующую дефиницию рассматриваемому понятию: «Убийство - это противоправное умышленное причинение смерти другому человеку в качестве частного лица». Предложенная формулировка выделяет его существенные признаки, позволяющие отграничить убийство от случаев правомерного или неосторожного причинения смерти лицу, а также разграничь состав простого убийства и посягательство на жизнь не частного лица, а специального (публичного) лица (ст. 277, ст. 295, ст. 317 УК РФ).
При квалификации убийства одного лица и покушения на второе лицо прослеживается нестыковка двух разъяснений высшего судебного органа, относящихся фактически к одному и тому же вопросу. В связи с этим предлагается следующий вариант возможной редакции п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ, который, на наш взгляд, устранял бы противоречия между абз. 1 и 2 п. 5 Постановления и рекомендовал бы нижестоящим судам квалифицировать действия виновного в подобных ситуациях в соответствии с принципами субъективного вменения и справедливости: «5. В соответствии с положениями ч. 1 ст. 17 УК РФ убийство двух и более лиц, совершенное одновременно или в разное время, не образует совокупности преступлений и подлежит квалификации по пункту «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ, а при наличии к тому оснований и по другим пунктам части 2 данной статьи, при условии что ни за одно из этих убийств виновный ранее не был осужден. При наличии умысла на причинение смерти двум и более лицам убийство одного человека и покушение на остальных потерпевших не может рассматриваться как оконченное преступление - убийство двух лиц. В таких случаях независимо от последовательности преступных действий содеянное следует квалифицировать как покушение на убийство двух и более лиц по ч. 3 ст. 30, п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ».
Законодательную практику увеличения перечня статей, предусматривающих уголовную ответственность за тяжкие преступления, сопряженные с совершением иных преступлений, в том числе и, в особенности с умышленным причинением смерти, нельзя назвать оправданной.
Выход видится в изменении конструкции статей Особенной части УК, с тем, чтобы квалифицирующие обстоятельства, например, убийства, характеризовали признаки основного состава именно данного преступления, а не являлись самостоятельными преступлениями со своими специфическими объектами и отягчающими признаками, т.е. исключение из ч. 2 ст. 105 УК признаков составов похищения человека (п. «в»), разбоя, вымогательства, бандитизма (п. «з»), изнасилования, насильственных действий сексуального характера (п. «к»). При этом квалификация убийства, совершаемого в совокупности с данными преступлениями, должна осуществляться по соответствующим частям ст. 105 УК и статьи, устанавливающей ответственность за сопутствующее убийству преступление. Например, ч. 1 ст. 105 и ч. 1 ст. 131 УК.
Недостатком законодательной техники при формулировании ответственности за убийство по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды <consultantplus://offline/ref=16FF4C14958C3B982E9B73CD92787DC032EAA0EBCF652746BA98A8540418371927485643A61F8C32xB6EH> в отношении какой-либо социальной группы состоит, во-первых, в том, что используется разделительные союзы «или» и «либо» между терминами «ненависть» и «вражда», что, естественно обусловливает необходимость разграничения последних понятий между собой, во-вторых, мотивы политической и идеологической ненависти трудно различимы между собой; в-третьих, выделение данного мотива в отношении какой-либо социальной группы криминологически ничем не обусловлено. В связи с чем считаем, что п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ целесообразно изложить в следующей редакции: «совершение убийства в отношении лица по признаку национальности, расы, религиозных, политических убеждений...».
Учитывая все недостатки конструкции ст. 106 УК РФ, предусматривающей ответственность за убийство матерью новорожденного ребенка, можно предложить следующую редакцию ст. 106 УК РФ:
«Статья 106. Убийство новорожденного ребенка
. Убийство женщиной рожденного ею ребенка в период после родов, совершенное в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости, -
наказывается..
. Деяния, предусмотренные частью первой настоящей статьи, совершенные в отношении двух и более рожденных детей, -
наказываются…».
Несмотря на то, что в работе была предпринята попытка всестороннего изучения различных видов убийств, выявлены проблем их квалификации и предложены пути совершенствования действующего уголовного законодательства, однако затронутую тему нельзя считать исчерпанной.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Нормативно-правовые акты
1. Конституция Российской Федерации [Текст]: принята всенародным голосованием от 12 декабря 1993 г. (с учетом поправок, внесенных Законами Российской Федерации о поправках к Конституции Российской Федерации от 30.12.2008 N 6-ФКЗ <consultantplus://offline/main?base=LAW;n=83180;fld=134;dst=100009> и от 30.12.2008 N 7-ФКЗ <consultantplus://offline/main?base=LAW;n=83181;fld=134;dst=100009>) // Российская газета. - 1993. - № 237. - 25 декабря.
. Уголовный кодекс Российской Федерации [Текст]: федеральный закон от 13.06.1996 № 63-ФЗ (с изм. от 31.12.2014) // Собрание законодательства Российской Федерации. - 1996. - № 25. - Ст. 2954.
. Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации [Текст]: федеральный закон от 21.11.2011 N 323-ФЗ (ред. от 28.12.2013, с изм. от 04.06.2014) // Собрание законодательства РФ. 28.11.2011, N 48, ст. 6724.
. О трансплантации органов и (или) тканей человека [Текст]: закон РФ от 22.12.1992 N 4180-1 (ред. от 29.11.2007) // Ведомости СНД и ВС РФ. 14.01.1993, N 2, ст. 62.
. Уголовный кодекс РСФСР [Электронный ресурс]: утв. ВС РСФСР 27.10.1960 // Консультант Плюс (утратил силу).
. Уголовный кодекс РСФСР [Электронный ресурс]: введен постановлением ВЦИК 22.11. 1926 г.// Консультант Плюс (утратил силу).
. Уголовный кодекс РСФСР [Электронный ресурс]: введен постановлением ВЦИК 01.06.1922 г. // Консультант Плюс (утратил силу).
. Уголовный кодекс Республики Беларусь от 9 июля 1999 г. № 275-З // Национальный правовой интернет-портал Республики Беларусь. URL: #"justify">Научная и иная литература
10. Авакян Р.З. Доведение до самоубийства как уголовно наказуемое деяние [Текст] / Р.З. Авакян. - Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1971.
. Андреева Л.А. Квалификация убийств, совершенных при отягчающих обстоятельствах [Текст] / Л.А. Андреева. СПб., 1998.
. Бавсун М. Проблемы квалификации убийства, сопряженного с иными преступлениями [Текст] / М. Бавсун, Н. Вишнякова // Уголовное право. 2004. N 4.
. Бавсун М. Убийство двух и более лиц: совокупность или единое преступление? [Текст] / М. Бавсун, Н. Куличенко // Уголовное право. 2007. № 3.
. Большая медицинская энциклопедия [Текст] / Под ред. А.Н. Бакулева. Т. 21. М.: Издательство "Советская энциклопедия", 1961.
. Борзенков Г.Н. Квалификация преступлений против жизни и здоровья [Текст]: Учебно-практическое пособие / Г.Н. Борзенков. М., 2006.
. Борзенков Г.Н. Преступления против жизни и здоровья: закон и правоприменительная практика [Текст]: Учебно-практическое пособие / Г.Н. Борзенков. М., 2008.
. Бородин С.В. Преступления против жизни [Текст] / С.В. Бородин. М., 2003.
. Будякова Т.П. Проблемы назначения судебно-психологической экспертизы аффекта [Текст] / Т.П. Будякова // Эксперт-криминалист. 2014. № 1.
. Власов Ю. Отграничение убийства и умышленного вреда здоровью, совершенных путем бездействия, от оставления в опасности [Текст] / Ю. Власов // Уголовное право. 2008. № 2.
. Волженкин Б. Принцип справедливости и проблемы множественности преступлений по УК РФ [Текст] / Б. Волженкин // Законность. 1998. № 12.
. Волкова Т. Правовая защита права на жизнь новорожденного [Текст] / Т. Волкова // Законность. 2004. N 4. С. 9 - 10.
. Волошин П. Разграничение в судебной практике убийства и причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего причинение смерти по неосторожности [Текст] / П. Волошин // Уголовное право. 2011. № 3.
. Гасанова О.Я. Убийство в состоянии аффекта: актуальные проблемы и особенности норм [Текст] / О.Я. Гасанова // Адвокатская практика. 2006. № 3.
. Геворгян Г. С. Убийство, совершенное обще-опасным способом (п. «е» ч. 2 статьи 105 УК РФ) [Текст] / Г.С. Геворгян // Вектор науки ТГУ. 2011. № 1(4). С. 42-45.
. Грубова Е.И. Нормы об убийстве матерью новорожденного ребенка [Текст] / Е.И. Грубова // Российский следователь. 2008. № 12.
. Грубова Е.И. Ретроспективный анализ дореволюционного российского уголовного законодательства об ответственности за убийство матерью новорожденного ребенка [Текст] / Е.И. Грубова // История государства и права. 2008. № 13.
. Грунтов И.О. Уголовно-правовая оценка доведения до самоубийства и склонения к самоубийству // Проблемы укрепления законности и правопорядка [Текст] / И.О. Грунтов. - Минск, 2009.
. Гукасян А.А. К вопросу о квалификации убийства, связанного (сопряженного) с разбоем, вымогательством или бандитизмом [Текст] / А.А. Гукасян // Российский следователь. 2012. № 15. С. 25 - 28.
. Гукасян А.А. Некоторые вопросы уголовной ответственности за квалифицированные виды убийств, связанных с совершением других преступлений, предусмотренных в качестве квалифицирующих признаков ч. 2 ст. 105 УК РФ в свете постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации [Текст] / А.А. Гукасян // Российский следователь. 2012. № 13. С. 12 - 15.
. Завидов Б.Д. Правовые новации необходимой обороны (комментарий к ст. 37 УК РФ) [Текст] / Б.Д. Завидов / Материал подготовлен СПС «Консультант Плюс».
. Загородников Н.И. Преступления против жизни по советскому уголовному праву [Текст] / Н.И. Загородников. М., 1961.
. Давтян Д.В. Еще раз о беспомощном состоянии потерпевшего при убийстве и в преступлениях против половой свободы и половой неприкосновенности [Текст] / Д.В. Давтян, Л.В. Лобанова // Российский следователь. 2008. № 20.
. Даурбеков А.А. Дискуссионные вопросы понятия и квалификации убийств по мотиву кровной мести [Текст] / А.А. Даурбеков, А.С. Ужахов // Российский следователь. 2013. № 15. С. 20 - 23.
. Дементьев С. Понятие беспомощного и бессознательного состояния [Текст] / С. Дементьев // Российская юстиция. 1999. N 1.
. Дядюн К. Квалификация убийства женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности [Текст] / К. Дядюн // Уголовное право. 2011. № 3. С. 21 - 25.
. Дядюн К.В. Убийство матерью новорожденного ребенка: вопросы объективной стороны состава [Текст] / К.В. Дядюн // Адвокат. 2013. N 11.
. Иванов А.Л. Практические вопросы квалификации убийства из хулиганских побуждений (п. "и" ч. 2 ст. 105 УК РФ) [Текст] / А.Л. Иванов // Российский судья. 2014. № 8. С. 25 - 27.
. Иванов Н.Г. Убийство суррогатной матерью новорожденного ребенка [Текст] / Н.Г. Иванов // Российская юстиция. 2005. № 12.
. Исаева Т.С. Основные памятники русского права [Текст]: Учебное пособие / Т.С. Исаева. Владивосток: Изд-во Дальне-вост. ун-та, 1997.
. Кабанов П.А. Политическая ненависть или вражда как мотив преступления [Текст] / П.А. Кабанов // Российская юстиция. - 2008. - № 3.
. Каплин М.Н. Дифференциация уголовной ответственности за преступления против жизни и здоровья [Текст]: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук / М.Н. Каплин. - Екатеринбург, 2003.
. Князев Д.С. Проблемы квалификации убийства матерью новорожденного ребенка и пути их преодоления [Текст] / Д.С. Князев // Российский следователь. 2010. № 16. С. 17 - 19.
. Козаев Н.Ш. Вопросы уголовно-правовой охраны жизни в свете современных достижений научно-технического прогресса [Текст] / Н.Ш. Козаев // Медицинское право. 2014. № 2.
. Колосовский В.В. Необходимая оборона: проблемы уголовно-правовой квалификации [Текст] / В.В. Колосовский // Право и политика. 2008. № 3.
. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации [Текст] / Под ред. Ю.И. Скуратова и В. М. Лебедева. - М.: Норма, 2014.
. Коновалов Н.Н. Беспомощное состояние потерпевшего лица при насильственных действиях сексуального характера и изнасиловании [Текст] / Н.Н. Коновалов // Российский следователь. 2013. № 14. С. 19 - 22.
. Корнеева А.В. Теоретические основы квалификации преступлений [Текст] / А.В. Корнеева. М., 2006.
. Коробеев А.И. Эволюция понятия убийства в истории российского уголовного законодательства [Текст] // История развития уголовного права и ее значение для современности: Материалы V Международной научно-практической конференции, состоявшейся на юридическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова 26-27 мая 2005 г. М., 2006.
. Красиков А. Н. Ответственность за убийство по российскому уголовному праву [Текст] / А.Н. Красников. Саратов, 1999.
. Красновский Г.Н. Биоэтические и уголовно-правовые проблемы в Законе РФ "О трансплантации органов и (или) тканей человека" [Текст] / Г.Н. Красновский // Государство и право. 1993. № 12.
. Кривошеин П. Убийство матерью новорожденного ребенка [Текст] / П. Кривошеин // Уголовное право. 2005. N 2. С. 39 - 40.
. Кругликов Л.Л. Дифференциация ответственности в уголовном праве [Текст] / Л.Л. Кругликов, А.В. Василевский. СПб.: Изд-во "Юридический центр "Пресс", 2002. 300 с.
. Кузнецов В.И. Понятие убийства в российском уголовном праве [Текст] / В.И. Кузнецов // Сибирский Юридический Вестник. 2003. № 4.
. Кузнецова Н.Ф. Проблемы квалификации преступлений: Лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений» [Текст] / Н.Ф. Кузнецова / Науч. ред. и предисл. академика В.Н. Кудрявцева. - М.: Издательский Дом «Городец», 2007.
. Маляева Е.О. Преступления против жизни: вопросы теории, законодательного регулирования и судебной практики [Текст]: монография / Е.О. Маляева. - Н. Новгород; Нижегородская академия МВД РФ, 2003.
. Маляева Е.О. Проблемы квалификации убийства с целью использования органов и тканей потерпевшего [Текст] / Е.О. Маляева // Российский следователь. 2003. № 9. С. 16-18.
. Насильственная преступность [Текст]. М., 1997.
Никифоров А.С. Ответственность за убийство в современном уголовном праве [Текст] / А.С. Никифоров. М., 2001.
. Ноцюс Й. О понятии убийства в советском уголовном праве [Текст] / Й. Ноцюс // Совершенствование уголовного и уголовно-процессуального законодательства. Рига, 1982.
. Ожегов С.И. Словарь русского языка [Текст]: Ок. 57000 слов / Под ред. Н.Ю. Шведовой. М.: Рус. яз., 1984.
. Оленников С.М. Уголовно-правовая охрана национального и расового равноправия граждан [Текст]: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2010 // URL: #"justify">. Омигов В.И. Изнасилование: квалифицирующие и особо квалифицирующие признаки [Текст] / В.И. Омигов // Российский следователь. 2011. № 8. С. 11 - 15.
. Педиатрия [Текст]. Кн. 2. М., 1991.
. Педиатрия [Текст]: Учебник для медицинских вузов. 3-е изд., испр. и доп. / Под ред. Н.П. Шабалова. СПб.: СпецЛит, 2005.
. Пионтковский А.А. Курс советского уголовного права. Особенная часть [Текст] / А.А. Пионтковский, В.Д. Меньшагин. Т. 1. М., 1955.
. Плаксина Т.А. Основания повышения ответственности за убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии [Текст] / Т.А. Плаксина // Правоведение. 2005. N 1.
. Плаксина Т.А. Социальные основания квалифицирующих убийство обстоятельств и их юридическое выражение в признаках состава преступления [Текст]: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Томск, 2006.
. Побегайло Э.Ф. Борьба с тяжкими насильственными преступлениями и роль органов внутренних дел в ее осуществлении [Текст] / Э.Ф. Побегайло. М., 1988.
. Побегайло Э. Кризис современной уголовной политики [Текст] / Э. Побегайло // Уголовное право. 2004. N 4.
. Помнина С.Н. Объективные признаки убийства матерью новорожденного ребенка: дискуссионные вопросы [Текст] / С.Н. Помнина // Российское право в Интернете. 2009. № 5 (Спецвыпуск).
. Попов А. Беспомощное состояние потерпевшего должен осознавать убийца, а не потерпевший [Текст] / А. Попов // Российская юстиция. 2002. № 11.
. Попов А.Н. Преступления против личности при смягчающих обстоятельствах [Текст] / А.Н. Попов. СПб., 2001.
. Попов А.Н. Убийства при отягчающих обстоятельствах [Текст] / А.Н. Попов. СПб., 2003.
. Преступление и наказание. Комментарий к проекту Уголовного кодекса России [Текст]. М., 1993.
. Пудовочкин Ю. Признаки совокупности преступлений в современной судебной практике [Текст] / Ю. Пудовочкин // Уголовное право. 2009. № 4.
. Российское законодательство X - XX вв.: В 9 т [Текст]. - М.: Юрид. лит., 1984. Т. 3.
. Салева Н.Н. Проблема учета беспомощного состояния потерпевшего при квалификации сопряженного убийства, предусмотренного п. "к" ч. 2 ст. 105 УК РФ [Текст] / Н.Н. Салева // Уголовное право. 2006. № 9.
. Самищенко С.С. Судебная медицина [Текст]: Учебник для юридических вузов / С.С. Самищенко. М.: Право и Закон, 1996.
. Сафуанов Ф. Экспертиза психического состояния матери, обвиняемой в убийстве новорожденного ребенка [Текст] / Ф. Сафуанов // Российская юстиция. 1998. N 3.
. Семернева Н.К. Квалификация преступлений (части Общая и Особенная) [Текст]: Научно-практическое пособие / Н.К. Семернева. - Екатеринбург: Проспект, Уральская государственная юридическая академия, 2010.
. Сергеева К.М. Педиатрия [Текст]: Учебник / К.М. Сергеева. СПб.: Питер, 2007.
. Сердюк Л. Детоубийство: вопросы правовой оценки [Текст] / Л. Сердюк // Российская юстиция. 2003. N 11.
. Сидоров Б.В. Аффект. Его уголовно-правовое и криминалистическое значение [Текст] / Б.В. Сидоров. - Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1978.
. Сидоров Б. Хулиганские побуждения как признак квалифицированного убийства [Текст] / Б. Сидоров, А. Бабичев // Уголовное право. 2014. № 4. С. 54 - 61.
. Ситникова А. Проблемы квалификации убийства женщины при ошибке в свойствах ее личности [Текст] / А. Ситникова // Уголовное право. 2008. № 2.
. Соловьева Н. Психотравмирующая ситуация: значение для квалификации детоубийств [Текст] / Н. Соловьева // Законность. 2006. № 8.
. Спиридонова Л.Э. Проблемы квалификации действий лица в условиях фактической ошибки при наличии умысла на убийство двух и более потерпевших [Текст] / Л.Э. Спиридонова // Законность. 2012. № 10. С. 52 - 55.
. Стельмах Т.А. Проблемы теории и судебной практики квалификации убийства по признаку особой жестокости [Текст] / Т.А. Стельмах // Российский судья. 2010. № 10. С. 17 - 19.
. Суд присяжных: квалификация преступлений и процедура рассмотрения дел [Текст]: Научно-практическое пособие / Ю.И. Антонов, А.Я. Аснис, В.Б. Боровиков и др.; под ред. А.В. Галаховой. М.: НОРМА, 2006.
. Судебная медицина [Текст]: Учебник для юридических вузов / Под общ. ред. проф. В.Н. Крюкова. М.: Норма, 2010.
. Судебная практика по уголовным делам [Текст]. М., 2007.
. Сысоев А.М. О сущности «экстремистских» мотивов в отечественном уголовном законодательстве [Текст] / А.М. Сысоев // История государства и права. - 2009. - № 1.
. Таганцев Н.С. Русское уголовное право [Текст]. Часть Общая. Т. 1. Тула, 2001.
. Таганцев Н.С. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. [Текст] / Классика российской цивилистики. - М.: Юрист, 1994.
95. Темеров Е.Н. К вопросу о разграничении составов преступлений, предусмотренных статьями 105 (Убийство) и 110 (Доведение до самоубийства) УК РФ [Текст] / Е.Н. Темеров // <#"justify">Судебная практика
111. Постановление Пленума Верховного Суда от 27.01.1999 № 1 (ред. от 03.12.2009) "О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)" // Российская газета. N 24. 09.02.1999.
. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. № 11 "О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации" // Российская газета от 29 июня 2004 г. № 136.
113. Постановление <garantF1://70320702.0> Президиума Верховного Суда РФ N 335-П12 / Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за 2 квартал 2013 г. (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 20 ноября 2013 г.). URL: #"justify">Приложение 1
Разграничение некоторых видов привилегированных убийств
Элемент состава преступленияСтатья 107 <consultantplus://offline/ref=C539515520E14430DD5D664E348A76FF0FA9DA02263DEF14B9AE7D31AC2F246F90D8D03103164DR4q7G> УК Часть 1 ст. 108 <consultantplus://offline/ref=C539515520E14430DD5D664E348A76FF0FA9DA02263DEF14B9AE7D31AC2F246F90D8D03103164ER4q3G> УК Часть 2 ст. 108 <consultantplus://offline/ref=C539515520E14430DD5D664E348A76FF0FA9DA02263DEF14B9AE7D31AC2F246F90D8D03103164ER4q1G> УК 1 2 3 4 Объект Жизнь человека Жизнь человека Жизнь человека Потерпевший Лицо, которое противоправными (аморальными) действиями, перечисленными в диспозиции ст. 107 <consultantplus://offline/ref=C539515520E14430DD5D664E348A76FF0FA9DA02263DEF14B9AE7D31AC2F246F90D8D03103164DR4q4G>
УК, вызвало у
виновного состояние
физиологического аффекта Лицо, осуществляющее
нападение на объект,
охраняемый законом,
реальную угрозу
нападения Лицо, совершившее
преступление и
старающееся
уклониться от
задержания путем
сопротивления
задерживающим или
попытки скрыться Объективная сторона Активные действия, причинившие физический вред потерпевшему в виде смерти, тяжкого или средней тяжести вреда здоровью Активные действия, причинившие физический вред потерпевшему в виде смерти, тяжкого или средней тяжести вреда здоровью. Действия совершаются с превышением пределов необходимой обороны Активные действия, причинившие физический вред потерпевшему в виде смерти, тяжкого или средней тяжести вреда здоровью. Действия совершаются с нарушением условий правомерности задержания Место совершения убийства Там, где потерпевшим были совершены незаконные противоправные (аморальные) действия, перечисленные в диспозиции статьи <consultantplus://offline/ref=C539515520E14430DD5D664E348A76FF0FA9DA02263DEF14B9AE7D31AC2F246F90D8D03103164DR4q4G>Там, где совершается
нападение на объект,
охраняемый законом,
или создается
реальная угроза
причинения ему вредаТам, где обнаружено
лицо, совершившее
преступление Время совершения убийства После возникновения физиологического аффекта, вызванного неправомерными действиями потерпевшего. Аффект может продолжаться от нескольких секунд до 5 - 8 минут. Действия лица, спровоцировавшего возникновение аффекта, должны быть завершены к моменту возникновения аффекта а) в момент нападения; б) в момент возникновения реальной угрозы нападения; в) в момент закончившегося нападения, если обороняющийся из-за душевного волнения не сознавал этого обстоятельства В момент, когда обстановка задержания, тяжесть преступления и особенности личности задерживаемого показывали, что иным способом задержание преступника невозможно Субъективная сторона Чаще прямой умысел. Возможен и косвенный, особенно по ч. 2 <consultantplus://offline/ref=C539515520E14430DD5D664E348A76FF0FA9DA02263DEF14B9AE7D31AC2F246F90D8D03103164DR4qAG>
статьи Чаще косвенный
умысел. Возможен и
прямой
неконкретизированныйКак прямой, так и
косвенный умысел.
Часто
неконкретизированныйОбязательный признак субъективной стороны Физиологический аффект, в процессе которого и возникает умысел на убийство Может быть душевное волнение, не достигающее аффекта. Умысел на убийство возникает в момент нападения (угрозы) а) физиологический аффект отсутствует; б) возможно душевное волнение. Умысел на убийство возникает в момент, когда задерживаемый пытается скрыться либо оказывает сопротивление. Были и другие способы задержания, но задерживающий их не использовал Мотив Месть потерпевшему за его неправомерное (аморальное) поведение Общественно полезный - защита объектов, охраняемых законом, но с превышением пределов необходимой обороны Общественно полезный, но с превышением условий правомерности задержания лица Цель Лишение жизни или сознательное допущение такого последствия по мотивам мести Отражение нападения либо угрозы нападения любым способом, в том числе лишением жизни. Лицо видит явное превышение пределов необходимой обороны и желает либо сознательно допускает наступление смерти от своих действий Задержание лица, совершившего преступление, для доставки его в правоохранительные органы. Меры задержания оказались явно неадекватными действиям задерживаемого