Дать оценку причинам, характеру и результатам войны по данным Гомера.
Методологической основой исследования являются принципы объективности, системности и историзма. Они предполагают всестороннее изучение исторического явления в развитии и взаимосвязи с другими событиями и процессами, в конкретной исторической обстановке. Наряду с общенаучными, используются следующие специальные методы: историко-генетический и историко-сравнительный.
Структура работы. Работа состоит из Введения, двух глав, Заключения и Списка литературы по данной теме.
Глава I. Поэма Гомера как исторический источник
1.1 Гомеровский вопрос
"Гомеровский вопрос - совокупность проблем, относящихся к авторству древнегреческих эпических поэм "Илиада" и "Одиссея", личности Гомера" [53, с. 198].
Многие ученые, названные "плюралистами", доказывали, что Илиада и Одиссея в настоящем виде не являются творениями Гомера (многие даже полагали, что Гомера вообще не существовало), а созданы в VI в. до н. э., вероятно, в Афинах, когда были собраны воедино и записаны передаваемые из поколения в поколение песни разных авторов. Так называемые "унитарии" отстаивали композиционное единство поэмы, а тем самым и единственность ее автора. Новые сведения об античном мире, сравнительные исследования южнославянских народных эпосов и детальный анализ метрики и стиля предоставили достаточно аргументов против первоначальной версии плюралистов, но усложнили и взгляд унитариев. Историко-географический и языковой анализ Илиады и Одиссеи позволил датировать их примерно VIII в. до н. э., хотя есть попытки отнести их к IX или к VII в. до н. э. Они, по-видимому, были сложены на малоазийском побережье Греции, заселенном ионийскими племенами, или на одном из прилегающих островов.
Поэмы "Илиада" и "Одиссея" получили широкое распространение в Греции уже в раннюю пору перехода от родового строя к государственному. Есть предание, будто в Спарте исполнение поэм введено Ликургом в IX в. до н. э. Более достоверно, что в VII в. они уже были известны в Афинах и в начале VI в. исполнение их рапсодами получило распространение. При Солоне и затем при Писистрате были даже приняты меры к установлению определенного порядка в их исполнении на празднике Великих Панафиней. Около того же времени, по-видимому, была сделана и первая запись поэм.
В совершенно новую стадию вступил вопрос о Гомере в эпоху эллинизма, когда началось серьезное изучение поэм Гомера. В Александрии, ставшей новым центром культурной жизни греческого мира, достигла большого развития филологическая наука (см. гл. XIX). В богатейшей Александрийской библиотеке собирались тексты писателей и велась работа над всесторонним изучением их. В установленном таким образом "каноне" знаменитых авторов Гомеру отводилось первое место. Изучением его поэм занимался целый ряд ученых, среди которых особенно известны: Зенодот (конец IV и начало III в.), Аристофан Византийский (прибл. 257-180), Аристарх Самофракийский (прибл. 215-145), а позже Дидим (конец I в. до н. э.). Особенно важны были работы Аристарха. Он подверг тщательному исследованию текст поэм, причем отметил специальными обозначениями стихи неподлинные, сомнительные, повторяющиеся и т. д. Предполагают, что эта аристарховская редакция лежит в основе дошедшего до нас рукописного текста "Илиады" и "Одиссеи". Только в конце XIX и в XX в. многочисленные отрывки на папирусах, найденные в Египте (около 200 из "Илиады" и около 70 из "Одиссеи"), дали нам некоторое представление о разночтениях, которые встречались в рукописных изданиях доаристарховского времени.
"Применяющееся в настоящее время разделение поэм на 24 песни было введено ради удобства хранения в библиотеке Зенодотом, причем установлено сохраняющееся до сих пор в научном обиходе обозначение нумерации песен буквами греческого алфавита - заглавными песен "Илиады" и строчными песен "Одиссеи"" [16, с. 20]. Что касается авторства поэм, то большинство ученых считало, что из всего героического эпоса Гомеру принадлежат только "Илиада" и "Одиссея". В то же время нашлись ученые, которые обратили внимание на наличие некоторых существенных различий между поэмами и сделали из этого вывод, что они не могли принадлежать одному автору. Таких ученых называли "хоридзонтами", т. е. разделителями. В числе их наиболее известны Ксенон и Гелланик (III в. до н. э.). Но Аристарх опровергал их точку зрения, выдвинув предположение, что "Илиаду" Гомер, вероятно, создал в юности, а "Одиссею" в старости, и эта точка зрения была впоследствии принята, например, в трактате I в. н. э. (Лонгина?) "О возвышенном" (9, 11; 13, 14).
Эти исследования александрийских ученых не дошли до нас непосредственно, но известны нам из "схолий", т. е. комментариев, составленных на основании их позднейшими, частью даже византийскими учеными (например, Евстафием в XII в. н. э.). Особенную ценность представляют схолии венецианской рукописи "Илиады" (X в.). Открытие ее в 1788 г. французским ученым Виллуазоном сыграло, как увидим ниже, существенную роль в изучении гомеровских поэм в новое время.
Представление о Гомере как величайшем поэте перешло по наследству в средневековую и новую Европу.
В продолжение всего средневековья изучение Гомера, как и всей греческой культуры, заглохло на Западе, но в византийских школах продолжали читать и изучать Гомера, составляли схолии, анализировали его текст, пользуясь методами александрийских ученых. Память о нем как о величайшем поэте продолжала жить повсеместно. В Италии Данте, выражая общее мнение, называет его "царем поэтов". Слава о нем дошла и до Древней Руси, как это видно по упоминаниям в "Повести временных лет" и в ранних повестях.
"Эпоха Возрождения, воскресившая интерес к античной литературе и поставившая значение ее на исключительную высоту, в изучение произведений Гомера не внесла ничего существенного. Гомера читали и восхищались его поэзией" [26, с. 111].
Большое значение в истории гомеровского вопроса имела "Диссертация об „Илиаде"" французского аббата Франсуа д'Обиньяка (умер в 1676 г.), написанная в 1664 г., но опубликованная лишь спустя 50 лет - в 1715 г. В этом сочинении впервые была высказана мысль, что "Илиада" является не произведением одного автора, а соединением песен разных певцов, собранных еще задолго до Писистрата. Сопоставляя все сведения древних о Гомере, д'Обиньяк пришел к выводу, что Гомер как индивидуальная личность никогда не существовал, что слово "Гомер" означало, "слепец", а гомерова "Илиада" есть "собрание песен слепцов".
Новое направление в гомеровском вопросе возникло только в самом конце XVIII в. Это было время подготовки и свершения французской буржуазной революции (1789-1794). Провозглашенная в сочинениях Ж. Ж. Руссо идеализация первобытного состояния человечества вылилась затем в увлечение народной поэзией, в собрание и изучение творчества народных певцов, средневековых бардов и скальдов.
Немецкий поэт и критик И. Г. Гердер (1744-1803) в 1778-1779 гг. издал работу "Голоса народов", в которой дал в своем переложении песни самых разнообразных народов Европы, Азии и Африки. Ему принадлежала мысль о "непроизвольном творчестве народа", которая затем была подхвачена романтиками. А вскоре после этого "Одиссея" и "Илиада" появились в знаменитом немецком переводе И. Г. Фосса - в 1781 ив 1793 гг. Вместе с тем пробудился интерес и к древней немецкой поэзии, и в 1783 г. вышло полное издание "Песни о Нибелунгах".
Одновременно сходные интересы проявились и в России. Прежде всего это нашло выражение в издании сборника русских народных песен Кирши Данилова, за этим последовали первые прозаические переводы Гомера. А в 1800 г. было опубликовано найденное незадолго до этого "Слово о полку Игореве".
Приведенные данные показывают определенно, что "гомеровский вопрос в эту пору оказывался в плане рассмотрения народного творчества" [6, с. 91].
В 1788 г. с открытием венецианской рукописи "Илиады" стали известны и имеющиеся в ней схолии. Из них новые ученые могли узнать о достижениях древней науки в деле изучения поэм, что подготовило почву для полного пересмотра гомеровского вопроса. Это связывается с именем немецкого филолога Фридриха Августа Вольфа.
Книгой, которая открыла собой долголетний спор о Гомере, было "Предисловие" к подготовленному Вольфом изданию греческого текста поэм (Prolegomena ad Homerum, 1795). Исходя из множества разночтений в рукописях, Вольф делал заключение, что и в древности не было единого текста поэм. Далее он доказывал, что поэмы во времена Гомера не могли быть записаны, так как тогда письменность еще не была распространена. Он полагал, что поэмы в течение долгого времени сохранялись лишь в устной передаче и были записаны много позже. В противоположность д'Обиньяку Вольф утверждал, что впервые они были записаны при Писистрате (560-527 гг.). Вместе с тем он считал невозможным создание столь крупных произведений без помощи письменности. Самый план "Илиады", как он намечен в начале - о гневе Ахилла, - по его мнению, выдерживается только до XVIII песни, а отдельные части имеют вид свободно соединенных рапсодий.
"Одиссея", по мнению Вольфа, "представляет собой искусно построенное произведение, и нельзя допустить, что в таком виде оно было создано с самого начала. Но и в "Одиссее" можно различить некоторые составные части - путешествие Телемаха, рассказы Одиссея у феакийцев и т. п. Очевидно, эти части в течение долгого времени исполнялись певцами как самостоятельные песни, а главная часть их сочинена Гомером" [24, с. 64]. Создание цельного большого произведения было по силам только более зрелой мысли и стало возможным для греков гораздо позднее. Как видно из сообщений древних писателей, первоначально поэмы исполнялись не целиком, а отдельными частями без соблюдения последовательности между ними. В этом Вольф видел объяснение того, что между некоторыми частями встречаются противоречия: например, в XIII песни "Илиады" появляется герой Пилемен, а ранее рассказывалось о его смерти. Вольф высказал мысль, что при Писистрате поэмы были не только записаны, но и приведены в порядок, отредактированы, но что и после этого они подвергались новым обработкам, причем сглаживались противоречия, выбрасывались одни эпизоды и вставлялись другие. А окончательная редакция, к которой восходит наш современный текст поэм, принадлежит уже александрийским ученым. Взгляд Вольфа сводился в общем к положению, что каждая из поэм является искусственным соединением небольших песен, сочиненных в разное время разными поэтами, но в основной части - Гомером.
Позднее точка зрения Вольфа была наиболее ярко выражена Карлом Лахманом (1793-1851). Этот ученый попытался в сохранившемся тексте поэм найти их первоначальные составные части - отдельные песни. Сначала (в 1816 г.) он проделал такой опыт над "Песнью о Нибелунгах" и нашел в ней 20 отдельных поэм. Затем (в 1837-1841 гг.) он подверг такому же анализу "Илиаду" и разделил ее на 16 самостоятельных песен с несколькими промежуточными, внесенными для связи, причем последние две - XXIII и XXIV - вообще признал не принадлежащими к "Илиаде". Он обратил серьезное внимание на некоторые несоответствия и даже противоречия между частями, как указанное выше положение с Пилеменом. Другим примером этого может служить дважды упомянутое при описании одной и той же битвы в разные ее моменты наступление полудня (XI, 84 сл. и XVI, 776 сл.). Подобной неувязкой в "Одиссее" являются слова Телемаха Менелаю (IV, 594-599), что он торопится вернуться к ожидающим его товарищам, а между тем задерживается у Менелая на 26 дней (XV). "Такие и подобные противоречия, - по мнению Лахмана, - могли явиться только при том условии, если те части, в которых они имеются, созданы разными поэтами" [24, с. 74]. Кроме этого, некоторые части поэм производят впечатление небольших самостоятельных былин, например V песнь - "Подвиг Диомеда", XVI и XVII песни- "Подвиги Патрокла", XVIII-XXII песни - "Подвиги Ахилла" и т. д., а X песнь - "Долонию" (Ночная разведка) еще александрийские ученые считали самостоятельным произведением. Эта теория, по основному своему признаку, называется "теорией малых песен" (Kleinliedertheorie).
Книга Вольфа вызвала горячие споры. Его точка зрения была встречена современниками по-разному. Одни, как И. Г. Фихте, В. Гумбольдт и Ф. Шлегель, согласились с ней безусловно, у других, наоборот, она вызвала бурное негодование, особенно у Шиллера и переводчика Гомера И. Г. Фосса (1751-1826). К последним примкнули Гёте и Гегель.
То, что интуитивно почувствовали поэты, постарался научно обосновать Г. В. Нич (Nitzsch, 1790-1861). Его точка зрения, не являвшаяся в сущности новой, а только восстанавливавшей прежнее обычное представление о Гомере, известна под названием "унитарной", или теории единства. В "Исследованиях об истории Гомера и особенно о записи поэм" (De historia Homed maximeque de scriptorum carminum aetate meletemata, 1830-1837), затем в книге "Поэзия сказаний у греков" (Sagenpoesie der Gnechen, 1852), в "Статьях по истории эпической поэзии у греков" (1862) и других Нич указал в первую очередь на то, что существование письменности у греков было гораздо древнее, чем предполагал Вольф, и если в VII в. ею уже пользовались для публикации законов, то в бытовом употреблении она была еще раньше. Это впоследствии подтвердили находки буквенных надписей VII в. и даже VIII в., слоговые письмена от X- IX вв., найденные на Кипре, а также крито-микенские надписи.
В противоположность Вольфу Нич утверждал, что "сведение о записи поэм при Писистрате есть лишь догадка позднейших греческих ученых, не имеющая исторической ценности" [27, с. 143]. Далее он опроверг мнение Вольфа, будто для создания большого поэтического произведения необходимо пользование письменностью; средневековый поэт начала XIII в. Вольфрам фон Эшенбах, автор большой рыцарской поэмы "Парцифаль" объемом в 24 тысячи стихов, был, по его собственному заявлению, неграмотен. Далее, противоречия между отдельными частями встречаются и в произведениях, несомненно принадлежащих единому автору, как в "Энеиде" Вергилия, в "Фаусте" Гёте, в "Дон-Карлосе" Шиллера. У Гомера они настолько ничтожны, что не нарушают художественного впечатления и заметны только при тщательном изучении текста. Еще Гораций в "Науке поэзии" говорил, что иногда "дремлет добрый Гомер". Наличие таких мелких противоречий вовсе не доказывает, что это есть результат участия в создании поэм нескольких поэтов.
Так были разбиты основные пункты Вольфо-Лахмановой теории. Нич допускал мысль о том, что в поэмах автор их, Гомер, живший не позже IX в. до н. э., воспользовался материалом древних народных песен, но переработал их заново, подчинив каждую поэму едином-, художественному плану.
Эти соображения Нича находят подтверждение в наше время. Мы знаем немало примеров народных поэтов-певцов, которые без помощи письма создавали большие поэтические произведения: Сулейман Стальский, Джамбул и т. п. А противоречия отмечены и в "Войне и мире", и в "Анне Карениной" Л. Н. Толстого и в "Мертвых душах" Н. В. Гоголя [75, с. 1].
В русской литературе первой половины XIX в. "теория малых песен" встретила решительные протесты со стороны Н. И. Гнедича, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, В. Г. Белинского и других.
Теория "унитарная" прямо противоположна "теории малых песен", ее антитеза. Как бы синтезом их явилась "теория основного зерна" (Kerntheorie), или теория постепенного "расширения". Сущность ее заключается прежде всего в признании двух противоположных особенностей структуры поэм - единства, т. е. стройного художественного плана, придающего цельность поэмам, и разнообразия, т. е. различных отступлений от основного плана. При этом признается, что созданию больших поэм предшествовал период первобытного творчества, когда слагались лишь песни небольшого объема. Таким образом, оставалось выяснить, как из малых песен могли с течением времени развиться большие поэмы, сохраняющие единство основной мысли.
Первым попытался ответить на этот вопрос Годфрид Герман (1772-1848). Впервые он наметил свою мысль в статье "Об интерполяциях (вставках) у Гомера" (1832) и затем в статье "О повторениях у Гомера" (1840). Он предположил, что первоначально Гомером были созданы две небольшие поэмы - "Пра-Илиада" и "Пра-Одиссея" - и что потом они постепенно расширялись и дополнялись другими поэтами. Вследствие этого основное единство было сохранено, но в частях получились многочисленные отступления от плана и даже противоречия: основное зерно обросло множеством всяких дополнений. Так, основной темой "Одиссеи" было возвращение героя на родину, все же остальное наросло позднее; особенно выделяется часть, относящаяся к Телемаху. Точно так же и в "Илиаде" основным зерном являются те места, где рассказ идет о гневе Ахилла.
Подробнее точка зрения Германа была развита его многочисленными последователями и прежде всего известным английским историком Джорджем Гротом (1794-1871), который во II томе "Истории Греции" (1846) считает основным зерном "Илиады" песнь об Ахилле - "Ахиллеиду". В состав ее, по его мнению, входили песни: I - где описывается ссора царей и обещание Зевса, VIII - поражение греков, XI-XXII, содержащие описание третьей и четвертой битв и включающие смерть Патрокла и Гектора. Все остальные песни - позднейшие наслоения, только развивающие основную тему первого автора. Вследствие этого первоначальная "Ахиллеида" расширилась и превратилась в большую поэму.
Среднее положение занимает исследование об "Одиссее" А. Кирхгофа (1826-1908). Отказываясь признать единую основу, он в то же время отвергает мысль о механическом объединении в ней отдельных песен. По его мнению, "Одиссея" есть поэма о странствиях Одиссея, а все остальное является только продолжением и развитием этого первоначального сюжета. Он предполагает даже, что в поэму вошло много песен различного объема, подвергшихся серьезной переработке, и что она есть результат "компиляции".
"Работа, направленная на определение основного зерна, естественно приводила к двоякому заключению: Гомер был или первым поэтом, создателем основного зерна, или он был последним поэтом, обработавшим материалы, подготовленные предшественниками, и придавшим окончательную форму поэмам. В последнем случае ему остается роль почти только редактора - "диаскеваста"" [55, с. 220].
Поразительные археологические открытия последней четверти XIX в. на местах Трои, Микен, Тиринфа, Орхомена и других, а затем в XX в. на Крите, в Пилосе и в других местах, наконец, прочтение письменных документов - все это поставило перед исследователями вопрос об отношении гомеровской поэзии к древнейшей истории Греции. Было обращено внимание на определение источников, которыми пользовались поэты, и на выяснение постепенных наслоений, отлагавшихся вокруг основной темы (Зеек, Виламовиц-Мёллендорф, Бете, Мюльдер и др.). Вместе с тем выяснялась необходимость изучения развития самых форм эпической поэзии и языка. Теория "основного зерна" имела особенно много приверженцев и имеет много их в настоящее время. Однако, несмотря на многосторонние усилия, вопрос о том, что же надо считать основным зерном, остается неразрешенным. Мнения ученых настолько расходятся, что "очень часто те самые места, которые одни ученые считают основными, другие категорически отвергают как позднейшее наслоение" [40, с. 78].
Изучение языка поэмы выделило на общем фоне ионийского диалекта большое количество эолизмов. Одни считали, что обилие эолизмов является признаком раннего происхождения соответствующих мест в поэме (теория А. Фикка). Другие основывались на различии типов построек, описанных в поэме (Ф. Ноак), третьи - на особенностях оружия, например щитов - то древнейшего микенского типа, то позднейшего ионийского (В. Рейхель и К. Роберт), или даже одежды и прически (Ф. Поульсон), религиозных представлений и мифов (Э. Роде) и т. д. - и по этим данным устанавливали разные культурные эпохи создания поэм. Некоторые исходили из степени использования готовых стихов, из особенностей стиля и употребления сравнений и т. д.; наконец, некоторые ссылались на форму изображения богов.
В русской науке сторонниками теории "основного зерна" были П. М. Леонтьев ("Пропилеи", т. II, отд. 2. М., 1852, с. 81-111), С. П. Шестаков ("О происхождении поэм Гомера". Казань, 1892- 1899), Ф. Г. Мищенко (Энциклопедический словарь Брокгауза - Ефрона), Ф. Ф. Зелинский (Новый энциклопедический словарь Брокгауза-Ефрона), Л. Ф. Воеводский ("Введение в мифологию Одиссеи". Одесса, 1892), А. А. Захаров ("Гомер". М., 1918).
По гомеровскому вопросу создалась колоссальная литература, какой нет ни по какому другому вопросу. И все-таки до сих пор его нельзя считать разрешенным.
Из всех противоречивых суждений, высказанных по гомеровскому вопросу, абсолютно доказанными можно считать следующие положения. Поэмы обнаруживают, несомненно, единство художественного плана. Созданию поэм предшествовал продолжительный период устного народного творчества, когда слагались сказания (саги) и небольшие эпические песни, отличные по характеру от крупных произведений типа "Илиады" и "Одиссеи". Несомненным является единство и цельность характеров. Если сюжеты поэм взяты из мифов, то некоторые части, как свидание Гектора с Андромахой, путешествие Телемаха и т. п., не имеют ничего общего с мифами. Расправа Одиссея с женихами представлена совершенно не в мифологическом плане, а похожа на бытовую новеллу. Да и сами мифы получили в поэме полную жизненность и художественную конкретность.
В разнообразных взглядах на происхождение гомеровских поэм нас поражает то, что даже ученые одного направления часто не сходятся и в основных пунктах, так как руководствуются чисто субъективными мнениями. Так, например, один из крупнейших специалистов У. Виламовиц-Мёллендорф считал основной частью "Илиады" всю вообще историю Ахилла, из которой будто бы потом выпали события его юности. В эту часть, по его мнению, входил также рассказ о гибели Патрокла и мщении за него. Основой "Одиссеи" он считал эпизод у феакийцев [33, с. 59]. Французский ученый М. Круазе основным зерном "Илиады" считал ссору царей. Э. Бете определял первоначальную "Илиаду" как поэму в объеме около 1500 стихов, включавшую такие эпизоды, как ссора царей, поражение ахейцев, гибель Патрокла и мщение Ахилла. П. Мазон выделял из теперешней "Илиады" 14 песен.
Представляя каждый по-своему первоначальную поэму, исследователи нередко весьма произвольно выбрасывают из нее те части, которые, по их мнению, отступают от основного замысла и не связаны с ним органически. В результате не только такие обособленные части, похожие на отдельные былины, как "Подвиги Диомеда" ("Илиада", V), "Посольство" (IX), "Ночная разведка" (X) и т.п., но и такие замечательные эпизоды, как "Свидание Гектора с Андромахой" (VI) и "Выкуп тела Гектора" (XXIV), оказываются выброшенными из плана как не принадлежащие основному поэту. Выпадают также и полные тонкого психологического понимания сцены встреч неузнанного Одиссея с Пенелопой в "Одиссее" (XIX, XXIII). Сцену примирения Ахилла с Агамемноном в "Илиаде" (XIX) одни относят к основному плану, другие признают побочной. Все эти данные показывают явную произвольность и несостоятельность такого подхода к научному вопросу.
Если попытаемся разобраться, в чем заключается ошибка этих "разделительных" теорий, то увидим, что "эти ученые исходят из совершенно абстрактного представления о каком-то идеальном поэте и, не зная о нем ничего, на основании своего чисто субъективного мнения признают за ним одни части и отнимают другие; далее, они произвольно дробят цельное произведение на части, не считаясь с внутренней связью, соединяющей их; кроме того, критики открывают напластования разных эпох, не учитывая требований литературной традиции и намеренной архаизации эпического поэта" [42, с. 61]. Увлекаясь своим предвзятым мнением, "разделители" забывают самое простое и естественное условие, что в огромном произведении великий поэт может обнаружить не только сильные, но и слабые стороны своего таланта и, следовательно, качественные различия между отдельными частями никак не могут служить доказательством участия разных поэтов. Если подобный вопрос представляет большие трудности даже в произведениях новых писателей, то дело во много раз осложняется тем, что мы совершенно ничего не знаем о личности Гомера. Из этого следует, что все наши суждения о нем должны строиться исключительно на изучении его произведений, особенностей их стиля и требований их жанра: надо представить эту поэзию в свете условий устного эпического творчества аэдов. А при этих обстоятельствах вполне естественны были и повторы, и даже некоторые противоречия.
Выше было уже отмечено, что характерной чертой эпического стиля является неторопливость рассказа (ретардация) и связанная с этим любовь поэта к подробностям, которые способны разрастаться. В целые сцены или эпизоды. Таково, например, описание жезла Агамемнона в "Илиаде" (II, 101-109), задерживающее его выступление, а еще более наглядное - описание шрама на ноге Одиссея, по которому нянюшка узнает его (XIX, 390-470). Это описание, разросшееся в небольшую поэму, прерывает ход действия в крайне напряженный момент, и тем не менее нет никакого основания видеть в нем позднейшую вставку. То же мы встречаем и во многих других местах - то в более кратком, то в более Широком плане. Так, вместо краткого описания щита Ахилла получилась как бы самостоятельная маленькая поэма (XVIII, 468-613). "Вместо того чтобы коротко сказать о встрече Гектора с Андромахой, поэт дал несравненную по своей силе сцену (VI, 390-502), - а некоторые критики видели в ней внесенную позднее самостоятельную поэму. Точно так же при описании боев поэт иногда ограничивается констатацией факта столкновения воинов, иногда дает обстоятельное описание, сопровождающееся речами бойцов, в некоторых случаях это превращается в целые "былины" о подвигах выдающихся героев - Агамемнона, Патрокла, Ахилла и др. К числу таких отступлений относятся песнь о подвигах Диомеда ("Илиада", V), которую некоторые критики склонны считать самостоятельной поэмой, а также рассказ о ночной разведке "Илиада", X), тоже признаваемый за позднюю вставку" [51, с. 185].
В "Одиссее" даже самые придирчивые критики не могут отрицать единства плана. Однако она по содержанию явно делится на три части: 1) "Телемахию", 2) странствования Одиссея и 3) возвращение на родину и мщение женихам. "Разделители" стараются доказать разновременность их происхождения. Однако ясно, что наличие таких частей так же закономерно, как разделение на части "Войны и мира", которое не дает оснований по этой причине приписывать роман нескольким авторам.
Если иметь в виду, что эпизодичность изложения типична для эпического стиля, то становятся беспочвенными все попытки расчленения поэм на составные части и отнесения этих частей к разным авторам и к разным эпохам. Отражение разных культурных эпох, которое давало основание различать напластования в тексте поэм, в настоящее время находит новое объяснение в свойствах эпического стиля. Теперь вполне доказано, что "стиль поэм - искусственный, выработавшийся в течение длительной практики аэдов, в котором существенную роль играет стилизация, т. е. пользование готовыми, ранее сложившимися формами и формулами, образами и выражениями. В то же время поэт, желавший показать, что он повествует о далеком прошлом, отличном от его времени, прибегает и к намеренной архаизации, поэтому в его произведении получалось естественное смешение эпох - событий современной ему действительности и воспоминаний далекого прошлого - крито-микенской поры" [42, с. 190]. (Выше мы говорили, что поэт неоднократно подчеркивал противопоставление настоящего и прошлого.) Ко всему этому надо еще прибавить, что такие большие произведения, как "Илиада" и "Одиссея", не могли создаться одним поэтом сразу, их создание требовало более или менее значительного времени, что, конечно, могло быть причиной некоторых несоответствий в мелочах.
Приведенные соображения показывают, что "разделители" относятся механически к тексту поэмы и вовсе не считаются с живой работой поэта. А между тем у всякого непредубежденного читателя, который читает поэму, построенную по единому художественному замыслу, выраженную в одном стиле, не может быть иной мысли, как о создании ее одним поэтом.
Унитарная теория после Нича имела много видных представителей в разных странах: в Англии известный политический деятель В.-Э. Гладстон, фольклорист Э. Ленг (Ланг), а в настоящее время Скотт, Уейд-Джери, Боура, Уэбстер и Кирк, в Америке Комбелляк и Уитмен, во Франции Бреаль, Буго, Терре, в Германии Роте, Дреруп, Дорнсейф, В. Шадевальдт, в Венгрии И. Тренчени-Вальдапфель, в России О. И. Пеховский, Ф. Ф. Соколов, А. Н. Деревицкий, Н. Л. Сахарный и др. С особенной четкостью эта точка зрения выражена в книге Э. Дрерупа, а также в книгах Уитмена и Кирка.
Однако и среди унитаристов теперь наблюдаются два течения. Одни ("наивный унитаризм"), видя всю силу гомеровской поэзии исключительно в мастерстве, фантазии и изобретательности поэта, склоняются в сторону "чистого", самодовлеющего искусства, впадают в формализм и становятся, таким образом, на реакционную точку зрения, так как представляют поэзию Гомера оторванной от действительной жизни. Другие, наоборот ("критический унитаризм"), не умаляя значения поэта, признают, что он в своем творчестве широко использовал идейное и формальное наследство своих предшественников - древнейших аэдов - и богатый материал народных песен, а вместе с тем как истинный художник отразил современную ему действительность. "Критический унитаризм" старается в целях уяснения творчества единого поэта - Гомера - использовать культурно-исторический и языковый материал, которым "разделители" пытались обосновать свои догадки о компиляциях и наслоениях.
При этом нельзя не вспомнить в высшей степени меткое заключение В.Г. Белинского по поэзии Гомера в VII статье о Пушкине: "Его (Гомера) художественный гений был плавильною печью, через которую грубая руда народных преданий и поэтических песен и отрывков вышла чистым золотом" [54, с. 204]. К этому пониманию близко подходит шведский ученый М. Нильссон.
В результате рассмотрения главных теорий о происхождении гомеровских поэм мы приходим теперь к заключению, что каждая поэма, в отдельности взятая, есть произведение великого поэта. Но необходимо учитывать и дальнейшие следствия этого. Как и всякое произведение античной литературы, поэмы подвергались естественным искажениям при рукописной передаче текста, к которым присоединялись еще и первоначальные варианты устной традиции - ошибки, неудачные исправления или даже вставки (интерполяции).
Как ни близки между собой по характеру "Илиада" и "Одиссея", есть между ними и существенные различия не только по содержанию, но и по культурному уровню. "Илиада" в основном - поэма военная и отражает условия жизни во время войны. "Одиссея" рисует по преимуществу странствия героя и жизнь мирного времени. Действие "Илиады" сосредоточено в восточной части греческого мира, что показывает стремление греков на восток; в "Одиссее" события происходят, за исключением немногих эпизодов, на западе: там находится родина Одиссея, остров Итака; там, где-то поблизости от нее, надо представлять себе Схерию, остров феакийцев. Еще далее в западной части Средиземного моря происходят главные приключения Одиссея: пролив, по сторонам которого находятся Скилла и Харибда, отождествлялся древними с теперешним Мессинским проливом; место жительства киклопов представляли где-то на Сицилии, а место пребывания волшебницы Кирки предполагалось на западном берегу Италии, где-то в окрестностях современного Неаполя, откуда Одиссей ездил на край света - в страну мертвых; где-то на западе надо представлять и Огигию, остров нимфы Калипсо, так как на пути оттуда Одиссей видит слева от себя созвездие Северной Медведицы (V, 276 сл.), и т. д. Все это говорит о том, что интересы поэта обращены на запад. Видно, что людей этого времени тянуло туда, но страна оставалась неосвоенной и загадочной; воображение населяло ее всевозможными чудовищами. Эта тяга характеризует важный исторический момент - начало греческой колонизации Запада. История показывает, что она началась гораздо позже, чем произошло заселение греками побережья Малой Азии.
Сказание о Троянской войне, как было указано выше (гл. I и II), "связано с подлинно существовавшим городом в Малой Азии. Данные истории Египта говорят о войнах его с хеттскими народами, а в походе хеттов против египтян, окончившемся поражением последних при Кадеше в 1288 г., принимали, видимо, участие троянцы" [25, с. 74].
В "Одиссее" (XI, 521) в числе троянских союзников упоминаются кетейцы, в которых современные исследователи видят хеттов [Древняя Греция. М., 1956, с. 39 и 57.]. Многие имена гомеровских героев встречаются в текстах крито-микенских табличек [Ventris М. and Chadwick J. Documents of Mycenaean. Cambridge (Un. Pr.), 1959, p. 104-105].
"Мифы и героические образы, которые легли в основу гомеровской поэзии, были принесены в Малую Азию одновременно с переселением туда ахейцев и стали достоянием сначала эолийских, а потом ионийских аэдов. Ахилл, как видно, был национальным героем ахейцев" [25, с. 75]. Его родина, "плодоносная" Фтия, находится в южной Фессалии. Там и в исторические времена в городе Фарсале был культ его самого и его матери, богини Фетиды. Согласно одной версии, там на берегу реки Сперхия был убит Ахиллом Парис (Плутарх, "Тезей", 34). Культ Ахилла существовал и в Эпире, где он почитался как родоначальник царского рода. Но особенно замечательно, что и его противник Гектор происходит также из материковой Греции: в Фивах были культы Гектора и Андромахи [Английский ученый Уейд-Джери (Wade-Gery. The poet of Iliad Cambridge, 1952) пытался доказать, что Гектор - историческая личность и был царем на острове Хиосе ок. 800 г. до н. э.]. Имена главных гомеровских героев связаны с Балканской Грецией, особенно с Пелопоннесом: Агамемнон - с Аргосом и Микенами, Менелай и Елена - со Спартой и Амиклами, Нестор - с Пилосом, старший Аякс - с Саламином, младший - с Локридой, Патрокл - с Опунтом, Диомед - с Аргосом и Фивами и т. д.
Есть все основания предполагать, что еще в конце второго тысячелетия до н. э. часть ахейского племени начала переселяться из Греции через острова на западное побережье Малой Азии. Переселенцам приходилось силой отвоевывать места для поселений. Эти войны с местным населением и послужили основой для переработки старых сказаний в новой обстановке. Здесь получило конкретную форму сказание о Троянской войне. Местные аэды занялись обработкой поэтических мотивов. Так подготовился поэтический материал, из которого, наконец, великий поэт создал "Илиаду", подчинив его оригинальной идее гнева Ахилла. В ней воплотился с наивысшей силой тот общий воинственный подъем, который переживали переселенцы в борьбе с местным населением. Идеал высшей доблести, благородства и отваги выразился в образе Ахилла.
Сюжет "Одиссеи" связан с колонизационным движением на запад. Оно началось, вероятно, рано, но во всяком случае после того, как были освоены восточные области - острова Эгейского моря и побережье Малой Азии. Первые исторические данные о западной колонизации относятся к VIII в. до н.э. В это время был основан Тарент в южной Италии. Основание города Наксоса в Сицилии переселенцами с острова Наксоса (в Эгейском море) относят к 735 г., а основание Сиракуз выходцами из Коринфа - к 734 г. до н. э. Разумеется, фактически проникновение греков в эти области началось еще раньше. До греков обосновались в этой части Средиземного моря финикияне, о которых не раз упоминают поэмы ["Илиада", VI, 289; XXIII, 744; "Одиссея", IV, 83, 614; XIII, 272; XIV, 289; XV, 415, 419, 475.]. "Одиссея", ставящая в центре внимания странствия Одиссея и идеализирующая образ этого "многострадального" и "многохитростного" героя, выражает идеологию общества, захваченного колонизационным движением. А феакийцы представляются идеальным народом мореплавателей.
"Сопоставление двух поэм показывает некоторое идеологическое различие между ними. В "Одиссее" яснее обнаруживается разложение царской власти и усиление родовой знати, и вместе с тем появляется более высокое представление о богах; в ней также можно видеть черты более зрелого мышления" [40, с. 101].
Первобытное мышление отличается простотой и конкретностью, которая выражается в живости и образности. По мере умственного развития мышление приобретает более абстрактный характер. Это видно по количеству слов, имеющих отвлеченное значение. Сюда относятся в греческом языке, например, слова, оканчивающиеся, на -σύνη или -ιη, τύζ, как δικαιοσύνη - "справедливость", σωφροσύνη - "благоразумие", αληθέίη - "истина", έπητύζ - "любезность" и т. д. В "Одиссее" таких слов почти вдвое больше, чем в "Илиаде" (81 на 58). В "Одиссее" же встречается значительно больше общих суждений - сентенций. Изменение характера мышления отражается и на количестве образных сравнений. Сравнение как форма конкретного образного мышления более свойственно простому, примитив-ному мышлению. В "Илиаде" насчитывается 218 развернутых сравнений, в "Одиссее" - 53; к этому присоединяется еще большее число мелких сравнений. В общем получается соотношение 342 к 129. Конечно, многое в этом различии обусловливается разницей содержания, но, несомненно, это объясняется в значительной степени и индивидуальными свойствами автора. Приведенные соображения заставляют думать, что "Илиада" создана несколько ранее, чем "Одиссея". Некоторые из унитаристов склоняются даже к мысли, что поэмы, принадлежащие каждая в отдельности единому поэту, созданы двумя разными авторами, отделенными один от другого некоторым промежутком времени.
Относительно времени создания поэм ученые сильно расходятся в мнениях: одни относят их к концу второго или началу первого тысячелетия; другие, наоборот, берут позднюю дату- VII или даже VI в. до н. э. (Боллинг об "Илиаде" в 1950 г. и Меркельбах об "Одиссее" в 1951 г.). "В поэмах есть описание некоторых предметов, известных нам в крито-микенской культуре, которая распалась в конце второго тысячелетия до н. э. Но в ней многократно упоминаются и финикияне, которые появились в районе Средиземного моря в начале первого тысячелетия" [38, с. 55]. Особенно показательно упоминание финикийского города Сидона и сидонских тканей ("Илиада", VI, 289, 290, XXIII, 743; "Одиссея", IV, 84, 613; XV, 118, 428), а этот город был разрушен Ассаргадоном, ассирийским царем, в 677 г. Этот факт дает, таким образом, крайнюю дату.
Насколько длительным мог быть процесс накопления и постоянной переработки эпического материала, мы можем судить по аналогии с произведениями, о которых мы располагаем большими сведениями. Основной сюжет "Песни о Нибелунгах", которая окончательно оформилась в XII-XIII вв., отражает гибель Бургундского королевства в V в. Французская "Песнь о Роланде", в основе которой рассказ об истреблении арьергарда войска Карла Великого в 778 г., впервые упоминается в 1066 г., а окончательно сложилась в XII в. Русские былины, сложившиеся в XVI-XVII вв., содержат отклики на события в Киевской Руси X-XIII вв. Это показывает, что поэтический материал для этих произведений и технический опыт для их художественного оформления накапливался столетиями, прежде чем гениальный поэт был в состоянии обработать его в цельное художественное произведение. Такой же процесс приходится предполагать и с поэмами Гомера.
Но при этом известно, что "в VI в. до н. э. при Солоне и Писистрате поэмы уже вошли в обиход греческой культуры и исполнялись рапсодами на праздниках" [1, 32]. У лирических поэтов VII в. Архилоха, Терпандра и Мимнерма встречаются упоминания Гомера и его произведений. В 1954 г. найден был кубок VIII в. до н. э. со стихотворной надписью на греческом языке с упоминанием кубка Нестора. Не является ли это откликом на описание кубка Нестора в "Илиаде" (XI, 632-637)? Кроме того, к концу VIII и началу VII в. относится развитие дидактического эпоса Гесиода, который стоит всецело на базе гомеровской поэзии (см. гл. IV) и к тому же свидетельствует о важных социальных изменениях. Таким образом, кажется, не должно оставаться сомнения, что создание гомеровских поэм принадлежит к более ранней эпохе. Наиболее вероятной датой следует считать IX-VIII вв. до н. э.
Остается еще вопрос, поставленный некоторыми исследователями: существовал вообще когда-нибудь Гомер и какие произведения он создал?
Выше было указано, что никаких биографических данных о Гомере мы не имеем, а то, что о нем известно, лишено достоверности. Наше представление о Гомере, таким образом, носит лишь общий характер. Однако отсутствие сведений не дает еще основания отвергать возможность его существования, а самый факт существования произведений заставляет думать о каком-то творце их. Всевозможные догадки о личности Гомера делались уже в древности. Некоторые высказывали, например, мнение, что имя "Гомер" есть нарицательное слово, которое имело значение или "провожатый", или "заложник", или "слепец" [39, с. 421.]. Но современные ученые показывают несостоятельность и произвольность таких объяснений [45, с. 360, 386]. Неоднократно делались попытки найти и этимологическое значение слова "Гомер" путем разложения его на составные части. Имя "Гомер" как будто состоит из двух частей - "гом" и "ер": одна означает "вместе", другая произошла от корня "прилаживать". Так создается представление о человеке, что-то прилаживающем или объединяющем разрозненные песни в одно целое. Но мы уже видели несостоятельность такой теории - "теории малых песен". Между тем почти все греческие имена, дававшиеся при рождении, имели какое-нибудь значение. Во всяком случае с этим именем у нас связывается представление о величайшем поэте, создателе "Илиады" и "Одиссеи", который сумел глубоко понять и выразить национальные чувства своего народа.
В наше время интерес к поэмам Гомера растет повсеместно, их переводят на многие языки народов мира. Для нас греческий эпос служит прекрасным образцом художественного творчества, тем более ценным, что в нем бьет живой и здоровый ключ творческих сил.
Таким образом, хотя гомеровский вопрос до сих пор не может считаться окончательно разрешенным, он сыграл весьма важную роль в истории мировой науки. Связь его с другими проблемами фольклора и сходство греческого эпоса с эпическими произведениями других народов открывает общие перспективы в изучении такого рода поэзии. То, что наблюдается в русских былинах, в киргизском, армянском эпосе, в "Песни о Роланде", в "Песни о Нибелунгах", в сербских юнацких песнях, в карело-финской "Калевале" и т. п., - все это имеет много общего и в некоторой степени - с учетом времени и национальных особенностей - приложимо к гомеровским поэмам, и наоборот. Гомеровский вопрос, столько времени и так глубоко занимающий ученых всего мира, имеет громадное методологическое значение.
1.2 Содержание "Илиады": достоверность и вымысел
"Историческая истина гомеровского эпоса как реальная и в крупном и в подробностях мелочей канва событий, изложенных в гомеровских поэмах, общеизвестна" [14, с. 3].
Однако историческая реальная основа поэмы Гомера не единственное проявление "истины" их как варианта "полезного". Весь текст "Илиады" до отказа насыщен сведениями географического, этнографического, астрономического, медицинского и иного характера, философскими сентенциями, теологическими справками, которые, растворяясь в художественном тексте поэм, тем не менее не утрачивают собственную познавательную ценность и самоцель. Сведения такого рода в гомеровском эпосе обладают одновременно многозначностью образа и единственным значением понятия, а потому, разделяя эстетическое ощущение "приятного", свойственного всему художественному произведению, всему эпосу в целом, сохраняют за собой характер "истинного", "полезного", "поучительного". Так, "истинны", т. е. достаточно точны и реальны, и вместе с тем в известной мере сюжетно самоцельны географические описания Гомера.
Действительно, камениста Итака, родина гомеровского Одиссея, о которой вскользь упоминает Елена, с городских стен Трои указывая Приаму на ахейских героев:
Муж сей, почтенный Приам, Лаэртид Одиссей многоумный,
Взросший в народе Итаки, питомец земли каменистой.
[Ил,, III, 200 - 201]
Действительно, Коринф располагается близ моря, а на острове Эвбея некогда жили воинственные абанты:
Но народов эвбейских, дышащих боем абантов,
Чад Эретрии, Халкиды, обильной вином Гистиеи,
Живших в Коринфе приморском и в Диуме, граде высоком,
Стир населявших мужей, и народ, обитавший в Каристе,
Вывел и в бой предводил Элефенор, Ареева отрасль,
Сын Халкодонов, начальник нетрепетных духом абантов.
Он предводил сих абантов, на тыле власы лишь растивших,
Воинов пылких, горящих ударами ясневых копий
Медные брони врагов разбивать рукопашно на персях.
[Ил., II, 536-544]
О "нетрепетных духом" абантах, пылких воинах Эвбеи, что сражались копьем, упоминает вслед за Гомером Архилох (фрагмент 3):
В бое подобном они опытны боле всего -
Мужи владыки Эвбеи, копейщики славные...
Такого рода достоверными географическими и этнографическими сведениями, при всей своей краткости достаточно объемными, выделяющими основное, главное или примечательное, отличное, изобилует все эпическое повествование, но особенно многочисленны они во второй песни "Илиады", так называемом "Перечне кораблей":
Рать беотийских мужей предводили на бой воеводы:
Аркесилай и Леит, Пенелей, Профоенор и Клоний.
Рать от племен, обитавших в Гирии, в камнистой Авлиде,
Схен населявших, Скол, Этеон лесисто-холмистый;
Феспии, Грей мужей и широких полей Микалесса;
Окрест Илезия живших и Гармы и окрест Эритры;
Всех обитателей Гил, Элеон, Петеон населявших;
Также Окалею, град Медеон, устроением пышный,
Копы, Эвтрез и стадам голубиным любезную Фисбу,
Град Коронею, и град Галиарт на лугах многотравных;
Живших в Платее, и в Глиссе тучные нивы пахавших;
Всех, населяющих град Гипофивы, прекрасный устройством;
Славный Онхест, Посейдонов алтарь и заветную рощу;
Арн, виноградом обильный, Мидею, красивую Ниссу,
И народ, наконец, населявший Анфедон предельный.
С ним неслось пятьдесят кораблей, и на каждом из оных
По сту и двадцать воинственных юных беотян сидело.
Истинность всех географических отсылок: Фисба во взмахе голубиных крыл, пересеченная лесистая местность Этеона, виноградники Арны, каменистая почва Авлиды и т. д.- проверил и подтвердил в свое время еще Страбон (I, р. 16, 25), для которого, кстати, сама сжатость географических характеристик Гомера, нередко выраженных одними эпитетами, служила доказательством их достоверности. "Истинные" географические сведения гомеровского эпоса не выпадают из общего хода повествования, не стоят особняком, но вливаются в общее движение художественной мысли, необходимы для реализации художественного замысла, выполняя роль индивидуальной эпической характеристики народов и племен.
Вместе с тем при всей несомненной спаянности, слитности "истины" и "вымысла" в поэмах Гомера "истинные" географические сведения сохраняют в них некую внутреннюю самостоятельность и информационную самозначимость. Именно это обстоятельство позволяет географическим данным в ткани художественного целого гомеровских поэм стать, в представлении древних, едва ли не разделом античного географического трактата, а Гомеру - античным географом. "И это же свойство "истинных" сведений в пределах эпоса отличает географические данные Гомера от аналогичных данных более поздних авторов античной поэзии" [40, с. 117.].
О последнем подробно и убедительно говорит Страбон (1, р. 27): "Вообще-то нехорошо все, что касается поэзии Гомера, сводить в одно с поэзией других поэтов как в остальном, так и в тех географических делах, о которых сейчас идет речь, и не признавать за ними преимущества. Ведь если обратиться не к чему иному, а к "Триптолему" Софокла или к прологу "Вакханок" Еврипида, и сопоставить с тщательностью по отношению к тому же самому у Гомера, то легко заметить его превосходство или, по крайней мере, преимущество. Ибо, где требуется порядок в перечислении местностей, которые он упоминает, он соблюдает порядок как эллинских, так и отдаленных:
Оссу на древний Олимп взгромоздить, Пелион многолесный
Взбросить на Оссу они покушались, чтоб приступом небо
Взять...
[Od., XI, 315 - 316]
Гера же, вдруг устремившись, оставила выси Олимпа,
Вдруг пролетела Пиерии холмы, Эмафии долы.
Быстро промчалась по снежным горам фракиян быстроконных,
Выше утесов паря и стопами земли не касаясь;
С гордой Афоса вершины сошла на волнистое море;
Там ниспустилася в Лемне, Фоасовом граде священном;
Там со Сном повстречалася, братом возлюбленным Смерти.
[Ил., XIV, 225 - 231]
А в "Каталоге" он не называет города по порядку, потому что <в этом> нет необходимости; народности же - по порядку. Точно так же и о местностях отдаленных:
Видел я Кипр, посетил финикиян, достигнув Египта,
К черным проник эфиопам, гостил у сидонян, эрембов;
В Ливии был, наконец...
[Od., IV, 83-85]
Это заметил и Гиппарх.
Они же <Софокл и Еврипид>, когда нужно изложить по порядку, один, говоря о Дионисе, приходившем к разным народам, а другой - о Триптолеме, (перечисляющем) заселенные им Земли, располагают рядом местности, отстоящие далеко, близкие же - разделяют. "Покинув полные золота земли Лидийцев, солнечные равнины Фригиян и Персов, я пришел к Бактрийским стенам, в холодную страну Мидян, в блаженную Аравию" [40, с. 116.]. Подобным образом поступает и Триптолем" [16, с. 19-29.].
По мысли Страбона, Гомер перед другими поэтами имеет определенные преимущества в точности географических знаний, реальности их, т. е. преимущество в "истине" [17, c. 31].
Ни Софоклу, ни Еврипиду не важны географические сведения о местностях сами по себе. Им нужно и важно создать впечатление огромной географической протяженности, на которой действуют их герои,- Дионис и Триптолем. Географические данные они используют как художественный прием, подчиняют их определенной эстетической заданности, заставляют нести художественное содержание и тем способствовать воплощению этого содержания.
И у Софокла, и у Еврипида вымысел поглотил, растворил в себе "истину". Отсюда пренебрежение скрупулезной точностью описаний, свойственной Гомеру, нарочитое разъединение близкого и сближение по принципу противоположности: с юга на север, с севера вновь на юг; от тепла, избытка солнечных лучей Лидии и Фригии - к холоду Мидии, а затем назад - в счастливую, блаженную, согретую солнцем Аравию.
Теряется конкретное, реальное представление о пути, проделанном Триптолемом и Дионисом, но возникает чувство обширности, беспредельности, полноты охвата земель, а вместе с ним и чувство величия деяний героев.
Самостоятельной, самодовлеющей значимости реальные географические сведения в художественных произведениях послегомеровской литературы не имеют, да эта значимость им, произведениям с чисто образной структурой мышления, и не нужна.
К сходным выводам о взаимосвязи вымысла и истины в тексте "Илиады" и "Одиссеи" приводят также наблюдения над сведениями-поучениями в области медицины, в частности анатомии, диагностики болезней, терапии, хирургии, фармакологии и т. д.
Во всяком случае, в "Илиаде" курс ранней античной анатомии предстает едва ли не во всей своей полноте. В жестокой сече враги наносят друг другу чудовищные раны, и Гомер добросовестно и методически фиксирует их:
Гектор его копием улучает под челюсть, и зубы
Вышибла острая медь и язык посредине рассекла;
Он с колесницы падет и бразды разливает по праху.
[Ил., XVII, 617-619]
Несторов сын, обращенного тылом Фоона приметив,
Прянул и ранил убийственно: жилу рассек совершенно,
С правого бока хребта непрерывно идущую к вые,
Всю совершенно рассек; зашатавшися, навзничь на землю
Пал он, дрожащие руки к любезным друзьям простирая.
[Ил., XIII, 545-549]
Глухо броня зазвенела, под мощным ударом рассевшись;
С громом упал он, копье упадавшему в сердце воткнулось;
Сердце его, трепеща, потрясло и копейное древко;
Но могучесть в нем скоро Арей укротил смертоносный.
[Ил., XIII, 441 - 444]
...и ударил оружием медным
Сильный Патрокл, и не праздно копье из руки излетело:
В грудь угодил, где лежит оболочка вкруг твердого сердца.
[Ил., XVI, 479-481]
Собственно говоря, подробное описание ранений, равно как и боев, составляет едва ли не большую часть "Илиады". И дело здесь не в жестокости, не в смаковании натуралистических подробностей, и даже не в ужасе перед войной, губящей все прекрасное. Война в представлении эпических героев и творца эпических поэм - это жизненный труд, тяжелый и изнурительный, но такой же обыденный и привычный, как пахота и жатва. Время от времени он бывает необходим, и тогда оратай преображается в воина, чью храбрость во многом определяют раны, место и обстоятельство ранения. Отсюда пристальный интерес, при каких обстоятельствах и как один воин ранил или сразил другого. Недаром, рассказывая о битве за стену у ахейских кораблей, Гомер различает позорные раны трусов и доблестные храбрецов:
Многие тут из сражавшихся острою медью позорно
Были постигнуты в тыл, у которых хребет обнажался
В бегстве из боя, и многие храбрые в грудь, сквозь щиты их.
[Ил., XII, 427 - 429]
И когда царь Крита Идоменей воздает хвалу мужеству Мериона, своего соратника, он опять-таки обращается к ранам в бою, способам и месту ранения:
Если б и ты, подвизаяся, был поражен иль устрелен,
Верно, не в выю тебе, не в хребет бы оружие пало:
Грудью б ты встретил копье иль утробой пернатую принял,
Прямо вперед устремившийся, в первых рядах ратоборцев.
[Ил., XIII, 288-291]
Интерес к ранениям и детальному рассмотрению их в эпосе художественно обоснован и эстетически значим.
Вместе с тем в эпических рассказах-отчетах об умерщвлении или ранении героя содержатся подчас подробности, место которым в специальных сочинениях по медицине и которые излишни при художественном определении почетного или позорного ранения. Так, чтобы составить представление о гибели Эхекла, достаточно знать, что Ахилл рассек ему череп, но излишне - что кровь теплая и нагрела меч. Важно, что герои Алкафой и Девкалион встретили смерть лицом к врагу: один упал, пораженный копьем в сердце, другому срубил голову Ахилл,- но не важно для установления храбрости каждого из них, что копейное древко, вонзившись в сердце, сотряслось от его биения и что при падении обезглавленного трупа из позвоночника выскочил мозг.
Подробности такого рода, будучи с медицинской точки зрения истинными, несомненно усиливают правдоподобие всего изображения в целом, всей сцены боя, заставляют поверить в реальность вымысла. Но этого мало. Рассказ о ране приобретает как бы самостоятельный смысл, анатомические подробности увлекают поэта и его слушателей "сами по себе", иначе - своим медицинским аспектом. "Не будь и слушателям и сказителю подобные медицинские "излишества" важны и нужны, едва ли они вошли бы в эпос, а Гомер, возможно, не упрочил бы за собой в древности славу опытного врачевателя и всемудреца" [32, с. 100].
Когда знакомишься с греческим героическим эпосом, то не только узнаешь, что у греков в войске, осаждавшем Трою, были опытные врачи, удачно излечивавшие раны, но и получаешь своего рода медицинскую инструкцию по врачеванию этих ран, изложенную убедительно и неназойливо подробно.
Вот изображение того, как врачует рану друг Ахилла, ахейский герой Патрокл:
...под грудь подхвативши, повел он владыку народов
К сени; служитель, узрев их, тельчие кожи раскинул.
Там распростерши героя, ножом он из лядвеи жало
Вырезал горькой пернатой, омыл с нее теплой водою
Черную кровь и руками истертым корнем присыпал
Горьким, врачующим боли, который ему совершенно
Боль утоляет; и кровь унялася, и язва иссохла.
[Ил., XI, 842-848]
Действия Патрокла осенены авторитетом мудрого кентавра Хирона (Ил., XI, 831-833), его и Ахилла наставника, а потому неоспоримы и нормативны.
А вот являет свое искусство Махаон, сын бога-врача Асклепия:
Язвину врач осмотрел, нанесенную горькой стрелою;
Выжал кровь и, искусный, ее врачевствами осыпал,
Силу которых отцу его Хирон открыл дружелюбный.
[Ил., IV, 217 - 219]
Наконец, представление о том, как готовили или, точнее, из чего составляли лечебную утоляющую жажду и подкрепляющую силы смесь дают следующие строки "Илиады":
Им Гекамеда кудрявая смесь в питие составляла,
Прежде сидящим поставила стол Гекамеда прекрасный,
Ярко блестящий, с подножием черным; на нем предложила
Медное блюдо со сладостным луком, в прикуску напитка,
С медом новым и ячной мукою священной;
Кубок красивый поставила, из дому взятый Нелидом...
В нем Гекамеда, богиням подобная, им растворила
Смесь на вине прамнийском, натерла козьего сыра
Теркою медной и ячной присыпала белой мукою.
Так уготовя напиток составленный, пить приказала.
[Ил., XI, 624, 328 - 632, 638-641]
Питье приготовлено на прамнийском вине; в него входят тертый козий сыр, ячная мука или крупа, добавляется по вкусу мед. Питье заедают луком. Фармакологическая сторона ингредиентов рецепта и в наши дни ясна, понятна, приемлема.
Подобного рода "истина", иначе - полезные сведения, поучения в поэмах Гомера встречаются едва ли не по всем отраслям знаний.
Приведем еще несколько примеров.
Так, из гомеровского эпоса следует, что сок смоковницы обладает вяжущим свойством и пригоден как средство для свертывания молока:
Язву Пеан врачевством, утоляющим боли, осыпав,
Быстро его исцелил, не для смертной рожденного жизни.
Словно смоковничий сок, с молоком перемешанный белым,
Жидкое вяжет, когда его быстро колеблет смешавший,-
С равной Пеан быстротой исцелил уязвленного бога,
[Ил., V, 900 - 904]
что при бросании камня для силы удара расставляют ноги, создавая тем самым большую устойчивость:
Стал он (Гектор) у самых ворот и, чтоб не был удар маломочен,
Ноги расширил и, сильно напрягшися, грянул в средину...
[Ил., XII, 467-458]
и что над деревянным брусом, прежде чем он станет притолокой в дверях богатого дома, производят ряд совершенно конкретных плотницких операций/
Из вышеприведенных строк послегомеровская художественная литература использовала бы только одну первую, заимствовав из двух других лишь эпитет "гладкая": гладкая притолока из дуба на острове каменистом и почти безлесном говорит о зажиточности хозяина дома. Вопрос же о том, кто и как сделал притолоку гладкой, никогда бы не возник перед поэтами более поздней поры сам по себе, без настоятельной к тому необходимости со стороны общего хода образной мысли.
В свою очередь, научная литература, напротив, восприняла бы, очевидно, лишь две последние строки и как несомненную истину конкретизировала их содержание, введя массу дополнительных подробностей. Только истина, только то, как протекал процесс обработки дерева, интересовала бы этот род литературы, эту систему человеческого мышления. Поэмы Гомера органично соединяют в себе и то и другое - и истину, и вымысел. Истина - рассказ о процессе обработки дерева под притолоку - введена в поэму вымыслом и должна пояснить, сколь богата и знаменательна была вымышленная притолока в вымышленном доме, если над ней так долго и "истинно", с соблюдением всех правил искусства, трудился опытный плотник. И одновременно истина наделяет вымысел гомеровских поэм оставляющим в заблуждении правдоподобием: если так реальна гладкоотесанная дубовая притолока дома, о производстве которой в подробностях известно все, и это "все" - истина, то почему должен быть менее реален, истинен весь дом и его хозяин Одиссей со всеми своими странствиями? Истина предстает почти вымыслом" и вымысел почти истиной. Помимо "истин", непосредственно связанных с фактами бытия, гомеровский эпос поставляет и "истины" духовные, "истины" отражения и преломления бытия в сознании людей, "истины" античной философии в различных ее аспектах: физические, этико-психологические, теологические.
В "Илиаде", рассказывая, как обманутые речью Агамемнона ахейцы устремились к кораблям, чтобы плыть домой, Гомер вводит сравнение:
Встал, всколебался народ, как огромные волны морские,
Если и Нот их и Эвр, на водах Икарийского понта,
Вздуют, ударивши оба из облаков Зевса владыки;
Или как Зефир обширную ниву жестоко волнует,
Вдруг налетев, и над нею бушующий клонит колосья;
Так их собрание все взволновалося...
Гомеровское сравнение ведет к восприятию явления сразу в нескольких плоскостях. Ветер и облака создают картину волнения на море, рождают образ огромных мятущихся морских волн и вместе с тем - человеческих толп. С художественным образом сопряжен момент логической информации, момент "истинного" знания, научной аксиомы, для нас теперь трудно различимый, почти скрытый, но для древних необычайно ясный: ветры дуют из облаков. Последнее для ранней античности имеет значение исходного и первостепенного научного открытия. Схолии к Эсхилу свидетельствуют: "Ветры, по учению Анаксагора, возникают из земли, по Гомеру же, "из_ туч отца Зевса,,. Но Анаксагор говорит о материальной причине ветров, Гомер же о деятельной" [66, с. 101-121.].
Причина возникновения ветра - актуальный вопрос античной физики, и решают его равно компетентно философ Анаксагор и поэт Гомер.
Итак, ветры дуют из облаков, но - из облаков владыки Зевса. И если принять во внимание, что одним из постоянных эпитетов Зевса является "облако", или "тучегонитель" (Ил., I, 517, 560 и др.), то окажется, что дуют они и по воле Зевса, т. е. дуновение их так или иначе направляет Зевс. Причем не Зевс - абстракция, но вполне реальный и грозный метатель молний, царь богов и людей, обитающий на вполне реальном Олимпе. Для древнего поэта одинаково ясно, что ветры дуют из облаков и что облака - проявление мощи Зевса.
Смешались, объединились мифологический образ, совпадающий со значением ("тучегонитель" Зевс гонит тучи), расширенное логическое понятие (ветер дует из облаков) и поэтический многозначный образ народных толп-волн. Смешались, объединились научная физическая истина, художественный поэтический вымысел и мифологический вымысел-истина. И подобных примеров в эпосе немало.
Теперь об "истинах" гомеровского эпоса в сфере этической. Речь пойдет о сентенциях почти того же порядка, что и знаменитые сентенции Феогнида, о которых Плутарх сказал: "Мы знаем жертвоприношения без плясок и флейт, но не знаем поэзии без сказок и выдумки. А поэмы Эмпедокла и Парменида, сочинения о животных Никандра и гномические изречения Феогнида - все это произведения, которые взяли взаймы у поэзии размер и высокий стиль, словно телегу, чтобы не ходить пешком" [66, с. 124].
По мнению древних, сентенции Феогнида лишены вымысла, истинны и в силу этого могут быть поставлены в один ряд с философскими сочинениями Эмпедокла и Парменида, т. е. сопричастны понятийно-логическому мышлению. Но моральные сентенции Феогнида и Гомера близки как тематически, так и по внутренней структуре, по типу мышления, по той основной цели, которую они преследуют, - научить, принести пользу.
С умыслом добрым тебя обучу я тому, что и сам я,
Кирн, от хороших людей малым ребенком узнал,-
[Феогнид. Элегии, 27 - 28]
обещает Феогнид [63, с. 241].
"Слушать советы полезно", утверждает устами мудрого Нестора Гомер (Ил., 1, 274).
Оба они, и Феогнид и Гомер, действительно учат часто одному и тому же, советуют одно и то же:
Знает ли кто из людей, устремляясь к задуманной цели,
Что достижение даст - благо иль тяжкое зло?
Часто мы думаем зло сотворить,- и добро совершаем;
Думаем сделать добро,- зло причиняем взамен.
И никогда не сбывается то, чего смертный желает.
Жалко-беспомощен он, силы ничтожны его.
[Феогнид. Элегии, 135 - 140]
Гомеровский Зевс - коням Ахилла:
Ах, злополучные, вас мы почто даровали Пелею,
Смертному сыну земли, не стареющих вас и бессмертных?
Разве, что вы с человеками бедными скорби познали?
Ибо из тварей, которые дышат и ползают в прахе,
Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека.
[Ил., XVII, 443 - 447]
И еще. На этот раз отнюдь не пессимистическое:
Вредно вином упиваться сверх меры. Но ежели люди
С разумом пьют,- от вина польза одна, а не вред.
[Феогнид. Элегии, 211-212])
Гомер в лице Диомеда советует:
Ныне предайтесь покою, но прежде сердца ободрите
Пищей, вином: вино человеку и бодрость и крепость.
[Ил., IX, 705 - 706]
Советы, поучения Гомера, как и Феогнида, для человека ранней античности - "истина", ценная, важная в своем едином и единичном значении, а потому "научная", т. е. отмеченная печатью понятийно-логического мышления.
Вместе с тем и у Феогнида, отчасти, и у Гомера, особенно и прежде всего, понятийно-логическая сторона поучений не стоит особняком, не выпадает из художественного целого, но входит в это целое, растворяется в нем.
Так, в первой сентенции Гомера мысль о беззащитности, слабости человека перед силами мирозданья, поданая как "истина" ("истинно в целой вселенной несчастнее нет человека"), акцентируется, подкрепляется образом "тварей, которые дышат и ползают в прахе"; а безотносительная "истина" о вине, сентенция вторая, расширяет образ Диомеда как эпического героя не только храброго, но и умудренного опытом.
Этические "истины" гомеровских поэм - ряд неоспоримых правил, обязательных к исполнению и руководству в делах и поступках.
Еще несколько примеров.
Ответ Агамемнона на просьбу о захоронении мертвых, павших в бою:
Что до сожжения мертвых, нисколько тому не противлюсь.
Долг - ничего не щадить для окончивших дни человеков,
И умерших немедленно должно огнем успокоить.
[Ил., VII, 408 - 410])
"Умерших огнем успокоить" нужно, должно. В устах Агамемнона слова о долге перед умершими обретают смысл этического предписания, выходящего за рамки художественного образа и потому удерживающего свое изначальное содержание.
Тот же Агамемнон, ободряя воинов перед боем, излагает им "истину" о преимуществах храбрости; излагает так, как это могло быть в "Этике" Аристотеля или любом другом научном трактате:
Будьте мужами, друзья, и возвысьтеся доблестным духом;
Воина воин стыдися на поприще подвигов ратных!
Воинов, знающих стыд, избавляется боле, чем гибнет;
Но беглецы не находят ни славы себе, ни избавы!
[Ил., V, 529 - 532]
В поэме Гомера немало точных психологических наблюдений. И когда, выдвигая условия перемирия, гомеровский Менелай говорит о неустойчивости, подвижности незрелых умов молодежи и о мудрой осмотрительности старцев, в его словах непреложность факта, психологическая "истина":
Пусть призовут и Приама владыку, да клятву положит
Сам (а сыны у него напыщенны, всегда вероломны):
Да преступник какой-либо Зевсовых клятв не разрушит:
Сердце людей молодых легкомысленно, непостоянно;
Старец, меж ними присущий, вперед и назад прозорливо
Смотрит, обеих сторон соблюдая взаимную пользу.
[Ил., III, 105-110]
Среди разного рода гомеровских "истин" значительное место занимают "истины" теологические.
Представления о божестве, его сущности, его бытийственной и космической роли в глазах верующего человека не могут не быть "истинными", т. е. соответствующими правде жизни. А потому, например, местонахождение Тартара и само изображение Тартара у Гомера есть не что иное, как религиозная, теологическая "истина":
Или восхичу его и низвергну я (Зевс) в сумрачный Тартар,
В пропасть далекую, где под землей глубочайшая бездна:
Где и медяный помост, и ворота железные, Тартар,
Столько далекий от ада, как светлое небо от дола!
[Ил., VIII, 13-16]
Однако в "Илиаде" рассказ о Тартаре имеет не только "истинный", информационный, но и художественный смысл: ужасы далекого сумрачного Тартара, из которого нет выхода, живописуют, подчеркивают гнев Зевса, мощь бога, жуткую реальность его угроз.
И еще аспект мифологический: Тартар не мог бы стать "истиной" даже для религиозного грека гомеровской поры, если бы в его сознании вымышленный Тартар не представлялся реально существующим.
Таковы в гомеровском эпосе пути, на которых формируется и закрепляется связь между логическим понятием, художественным образом и образом мифологическим, связь между истиной и вымыслом.
Между тем вымысел в поэмах Гомера правдоподобен не только вследствие сращения с истиной, но и потому, что строение его подчинено закономерностям правдоподобия, выявленным применительно к послегомеровской поэзии античной теорией искусства и сформулированным Аристотелем. Вымысел гомеровской поэмы - это "возможное согласно вероятности или необходимости и невозможное, но правдоподобное".
По вероятности или необходимости возможно большинство из того, о чем рассказывает Гомер.
По необходимости возможна кровопролитная война между ахеянами и троянами: совершается воля Зевса (Ил., I, 5), пожелавшего избавить Землю от переизбытка людского множества. По вероятности возможен гнев Ахилла, открывающий первую песню "Илиады": эпический гнев, проявление силы, мужества, доблести постоянно сопутствует герою на всем его жизненном пути. По вероятности или по необходимости возможны сцены и обстоятельства, сопровождающие этот гнев: по вероятности - приход жреца Хриса, молящего ахейцев о выкупе за дочь, угрозы Агамемнона, не пожелавшего лишиться красивой наложницы, печальное возвращение старца, его мольбы к Аполлону и внимание божества к своему оскорбленному жрецу; по необходимости - месть Аполлона, внявшего моленьям, его незамедлительная расправа с обидчиками, и т. д.
Невозможного, но правдоподобного в эпосе значительно меньше. Невозможно кое-что из того, что относится к эпическому идеалу, и отчасти то, что утверждается общественным мнением. Невозможна сила Гектора и Ахилла, которые легко поднимают камни и отодвигают воротный засов такой величины, что их не могут в одиночку ни отодвинуть, ни поднять ни эпические современники героев, ни тем более "живущие ныне" (Ил., XII, 445-450; XXIV, 452- 456). Вместе с тем "невозможная" сила Гектора и Ахилла для эпического сказителя и его слушателей правдоподобна. И Ахилл, и Гектор - великие богатыри, лучшие воины ахейского и троянского ополчения. Отсюда их преимущества перед современниками, в частности в физической силе. И Ахилл, и Гектор жили в далекие героические, не сравнимые с настоящим времена, когда все было иное, все было лучше; отсюда их превосходство и над "живущими ныне". А потому особая сила обоих героев в эпическом повествовании правомерно мыслится безусловно реальной и достоверной.
О сложившемся общественном мнении как невозможном, но правдоподобном, с которым нельзя не считаться, упоминает Гомер:
Первым строем начальствовал пестродоспешный Менесфий,
Сперхия сын, реки пресловутой, от Зевса ниспадшей:
Тайно его Полидора, прекрасная дочерь Пелея,
С Сперхием бурным родила, жена, сочетавшаясь с богом;
Но, по молве, с Периеридом Бором, который и браком
С нею сопрягся торжественно, выдав несметное вено.
[Ил., XVI, 173-178]
Происхождение Менесфия подано в двух версиях. По одной, и ее разделяет Гомер, Менесфий - сын бога Сперхия, подругой - сын смертного. Вторая версия для Гомера неприемлема, "невозможна". Но хотя Гомер убежден в противном, версия эта не обойдена молчанием: как всякая версия, источник которой молва, общественное мнение, она правдоподобна и потому имеет право на существование.
Античные критики и теоретики литературы, как правило, преувеличивали момент невозможного в вымысле гомеровского эпоса и делали это обычно за счет эпического мифологизма. Последнее понятно. Мифологическое сознание, пронизывающее поэмы, без учета и осмысления особенностей которого судить о путях строения эпического вымысла нельзя, с точки зрения античной литературной критики,- чуждый, досадный и незаслуживающий внимания анахронизм. В результате невозможным в вымысле эпоса оказывается едва ли не все то, в чем эпический сказитель и его слушатели видели возможное, необходимое, вероятное.
Для Лукиана 19, например, "невозможны" быстрота бега мифических коней Эрихфония (Ил., XX, 219-229) и сила Зевса, обещающего на одной цепи поднять море и землю (Ил., VIII, 23-27), для Аристотеля 20 - помощь Афины и вмешательство Посейдона при высадке Одиссея на Итаку.
Таким образом, эпический вымысел гомеровской поэзии - вымысел особый, в котором "ложь" срослась с "истиной", и каждый факт такого вымысла может рассматриваться одновременно как "ложь", построенная с соблюдением закономерностей художественного вымысла послегомеровской поэзии, и как "истина" античной науки и эпико-мифологического сознания.
Глава II. Изложение Троянской войны в "Илиаде"
2.1 Последний год Троянской войны. Описание войны по Гомеру
По своему названию "Илиада" должна быть поэмой об Илионе (Илион - другое название Трои). Но в действительности содержание поэмы гораздо ỳже этого названия: в ней рассказывается только об одном эпизоде из десятилетней греко-троянской войны. Сюжет поэмы точно определяется ее начальными стихами:
Гнев воспевай, о богиня, Пелеева сына Ахилла, -
Гнев тот проклятый, принесший ахейцам несчетные беды.
Поэт обращается к богине, т. е. к музе, прося осенить его своим вдохновением и подсказать ему содержание песни: это - песнь о гневе Ахилла.
О причине этого гнева рассказывается в первой песни "Илиады". Троянцы уже десятый год выдерживают осаду ахейского (греческого) войска, расположившегося лагерем на равнине между городом и морем перед вытащенными на берег кораблями. Ахейцы грабят и разоряют близлежащие поселения, уводят оттуда пленников. При взятии одного города захватили в плен Хрисеиду, дочь жреца Аполлона Хриса. Ее отдали в качестве почетного дара Агамемнону. Несмотря на просьбы отца, принесшего "несметный" выкуп, Агамемнон не только отказался вернуть пленницу отцу, но грубо прогнал и оскорбил его. По молитве обиженного жреца бог Аполлон разгневался на ахейцев и наслал на них мор. Его невидимые стрелы носились по лагерю, повергая воинов насмерть. Ахилл, чтобы выяснить причину бедствия, созвал сходку, и прорицатель Калхант открыл вину Агамемнона и указал на необходимость удовлетворить просьбу Хриса. Рассерженный этим Агамемнон обратил свой гнев на Ахилла и заявил, что взамен Хрисеиды возьмет себе Брисеиду, отняв ее у Ахилла, которому она была отдана войском в качестве почетного дара. Возмущенный этим Ахилл хотел защитить свое право силой, но его удержала богиня Афина. Тогда Ахилл заявил, что он со своими мирмидонянами не будет больше принимать участия в боях, и удалился в свою ставку.
Не был уже ни в советах, мужей украшающих славой.
Не был ни в грозных боях; сокрушающий сердце печалью,
Праздный сидел; но душою алкал он и брани и боя.
[Ил. I, 490 - 492].
После этого, чтобы умилостивить бога, были совершены жертвоприношения. Агамемнон отправил Хрисеиду к отцу, а у Ахилла была взята Брисеида. По просьбе оскорбленного Ахилла богиня Фетида, его мать, отправившись на Олимп, добились у Зевса обещания покарать Агамемнона и ахейское войско за обиду, нанесенную ее сыну. Песнь заканчивается описанием пира богов.
Во второй песне рассказывается о том, как Агамемнон, под влиянием внушения Зевса во сне, решил начать сражение с троянцами, но прежде хотел испытать настроение воинов, предложив им вернуться на родину. Воины поняли это предложение в прямом смысле и всей массой устремились к кораблям. В связи с этим разыгрался уже изложенный нами выше эпизод с Ферситом. Конец песни составляет подробное перечисление ахейских кораблей ("каталог кораблей") и краткий перечень сил троянцев.
Начиная с третьей песни описываются бои. Троянцы выступают против греков под предводительством Гектора, сына Приама. Однако Парис предлагает заменить общее сражение единоборством и вызывает на бой любого из ахейцев. Вызов принимает муж Елены Менелай. На время единоборства заключается перемирие, которое освящается Жертвами. Троянские старейшины наблюдают за боем с башни, и Елена, подошедшая к ним, называет ахейских героев. Между тем Менелай повергает на землю противника, но богиня Афродита окутывает Париса облаком и переносит его в Трою, в опочивальню Елены. Менелай же, не понимая, куда исчез Парис, тщетно ищет его по полю.
Старцы, лишь только узрели идущую к башне Елену.
Тихие между собой говорили крылатые речи:
"Нет, осуждать иевозможно, что Трои сыны и ахейцы
Брань за такую жену и беды столь долгие терпят:
Истинно, вечным богиням она красотою подобна!
Но, и столько прекрасная, пусть возвратится в Гелладу;
Пусть удалится от нас и от чад нам любезных погибель!".
Так говорили; Приам же ее призывал дружелюбно:
"Шествуй, дитя мое милое! ближе ко мне ты садися.
Узришь отсюда и первого мужа, и кровных, и ближних.
Ты предо мною невинна; единые боги виновны:
Боги с плачевной войной на меня устремили ахеян".
В это время (начало IV песни) Зевс предлагает богам обсудить вопрос о возвращении Елены Менелаю. Богиня Афина, желая погубить троянцев, побуждает одного из троянских союзников Пандара пустить стрелу в Менелая и тем нарушить перемирие. Рана не опасна, но нарушение перемирия вызывает негодование ахейцев, они бросаются на троянцев, и бой возобновляется, причем боги подстрекают противников.
Будет некогда день, как погибнет высокая Троя,
Древний погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
[Ил. IV, 164 - 165]
Пятая песнь почти целиком посвящена рассказу о подвигах греческого героя Диомеда. Он убивает многих троянцев, в том числе Пандара, тяжело ранит камнем троянского героя Энея. На помощь Энею прилетает его мать, богиня Афродита, и выносит его с поля битвы. Диомед преследует ее и, не считаясь с тем, что перед ним богиня, ранит ее в руку. Наконец, он ранит и самого бога войны Ареса.
Греки имеют явный перевес в бою (VI песнь). Поединок троянского героя Главка с Диомедом прекращается, когда они убеждаются из разговора, что их отцы были связаны узами гостеприимства. Гектор, видя, что для борьбы с врагами одних человеческих сил недостаточно, отправляется в город и побуждает мать свою Гекубу с другими женщинами молить богиню Афину об отвращении гибели от города. Попутно он заходит к Парису, чтобы пристыдить его и побудить к участию в битве. Кстати, он хочет повидаться с супругой Андромахой и взглянуть на младенца-сына Астианакта, но не застает ее дома и встречается с ней при выходе, у Скейских ворот. Эта встреча описана в знаменитой сцене их свидания (VI, 390 - 496).
После возвращения Гектора успех начинает склоняться на сторону троянцев (VII). Гектор вызывает ахейцев на единоборство. По жребию против него выступает Аякс, сын Теламона. Единоборство, однако, прерывается ввиду наступления ночи, и бойцы обмениваются подарками. Заключается перемирие для погребения убитых. Ахейцы окружают свой лагерь стеной и рвом.
На следующий день (VIII песнь), наконец, исполняется обещание Зевса, и троянцы наносят поражение ахейцам. Тщетно Диомед, Тевкр и другие пытаются остановить троянцев. Троянцы с Гектором во главе располагаются станом у стены греческого лагеря. Под влиянием неудачи Агамемнон сознает, какую ошибку совершил он, обидев Ахилла (IX песнь), и, по совету друзей, отправляет к нему посольство с тем, чтобы склонить его к примирению. Однако оскорбленный Ахилл остается непреклонным, и посольство удаляется, не достигнув цели. В ту же ночь (X песнь) Диомед с Одиссеем отправляются в разведку, пользуясь темнотой. В поле они захватывают троянского лазутчика Долона. Выведав у него расположение троянских сил и важную новость о прибытии на помощь троянцам фракийского царя Реса с его чудесными конями, они проникают в стан троянцев и, перебив двенадцать их союзников и самого Реса, на его знаменитых конях благополучно уезжают в свой лагерь.
С наступлением дня возобновляется бой (XI песнь), в котором Агамемнон совершает великие подвиги, а другие воители ему помогают. Однако троянцы энергично наступают, и многие из греческих вождей - в том числе Диомед, Одиссей, Агамемнон и другие - ранены и покидают сражение. Ахилл, видя это, посылает своего друга Патрокла узнать о положении дела. Греки защищаются в своем лагере, а троянцы теснят их со всех сторон (песнь XII). Гектор огромным камнем пробивает ворота и врывается в лагерь. Тайно от Зевса грекам начинает помогать Посейдон (песнь XIII). Ожесточенная битва разгорается в самом греческом лагере.
В то время как греческие вожди совещаются (XIV), богиня Гера увлекает Зевса ко сну. Пользуясь этим, Посейдон ободряет греков. Аякс поражает камнем Гектора, но его выносят из боя друзья. Грекам удается выбить троянцев.
Быстро под ними земля возрастила цветущие травы,
Лотос росистый, сафран и цветы гиакинфы густые.
[Ил. XIV, 347 - 348]
Зевс, пробудившись от сна, понимает коварство Геры, приказывает всем богам воздержаться от помощи грекам и дает троянцам возможность получить решительный перевес (XV). Гектор снова врывается в лагерь и поджигает один из кораблей. С трудом его сдерживает Аякс, сын Теламона. Патрокл рассказывает Ахиллу о печальном положении греков и просит у него разрешения выступить на помощь им (XVI).
Тихо душа, излетевши из тела, нисходит к Аиду,
Плачась на жребий печальный, бросая и крепость и юность.
[Ил. XVI, 856 - 857]
Ахилл разрешает ему отразить троянцев от греческого лагеря, но строго наказывает не увлекаться победой и не удаляться от лагеря, а скорее вернуться в свой стан. Для большего успеха он дает ему свои доспехи. Троянцы, видя эти доспехи, принимают Патрокла за Ахилла. Загорается ожесточенный бой. Патрокл, увлеченный успехом, забывает о наказе Ахилла и подступает к стенам Трои. Однако троянцы, воодушевляемые Аполлоном, окружают его и даже ранят. Наконец, против него выходит Гектор. Единоборство их кончается смертью Патрокла. Борьба закипает вокруг его тела (XVII). Гектор снимает с убитого доспехи, хочет овладеть его телом, но его защищают, хотя и с трудом, Менелай, Аякс и другие. Сын Нестора Антилох приносит Ахиллу весть о смерти Патрокла (XVIII). Ахилл горько плачет о смерти друга и проклинает свой неумеренный гнев, стоивший ему такой потери. Его утешает мать, богиня Фетида. Но он теперь думает только о мщении за друга, и гнев его обращается на Гектора. Ахилл рвется в бой, но не имеет доспехов, так как свои отдал Патроклу. Он выходит безоружный на вал и громким криком устрашает троянцев. Греки, пользуясь этим, уносят тело Патрокла с места битвы.
Богиня Фетида отправляется в кузницу бога Гефеста, и тот по ее просьбе выковывает для Ахилла новые доспехи. В поэме подробно описывается работа Гефеста, но более всего поэт останавливается на описании щита, на котором в рельефном виде представлен ряд бытовых сцен, дающих нам представление о мирной и трудовой жизни гомеровского времени (XVIII, 481 - 608). К утру следующего дня оружие готово, и Фетида приносит его Ахиллу (XIX). Ахилл примиряется с Агамемноном и принимает от него дары. После этого он облекается в новые доспехи и выезжает на бой. Один из коней, запряженных в его колесницу, чудесным образом предвещает ему близкую смерть. Но это не останавливает его, так как все мысли его только о том, чтобы исполнить свой долг по отношению к убитому другу.
Начинается новый бой. Зевс на этот раз разрешает богам принять участие в сражении смертных (XX). Ахилл избивает огромное множество троянцев и всюду ищет Гектора, но тот, по внушению Аполлона, уклоняется от встречи с ним. Часть троянцев бежит к городу, часть - к реке Ксанфу (XXI). У реки их настигает Ахилл и жестоко избивает троянцев, заваливая трупами русло реки. Бог реки, негодуя на осквернение своих вод, поднимается против Ахилла. Но на помощь приходит Гефест и, паля реку своим огнем, заставляет Ксанфа смириться, Уцелевшие троянцы спасаются за стенами города. Загорается битва и между богами (XXI, 385 - 513). Аполлон, чтобы защитить Гектора, принимает вид троянца Агенора и, привлекая к себе внимание Ахилла, заставляет его отойти далеко в сторону от поля битвы. Наконец обман обнаруживается, и Ахилл устремляется на поиски Гектора (XXII).
... к нему Ахиллес приближался,
Грозен, как бог Эниалий, сверкающий шлемом по сече.
Ясень отцов пелионский на правом плече колебал он
Страшный; вокруг его медь ослепительным светом сияла,
Будто огнь пылающий, будто всходящее солнце.
Гектор увидел, и страх его обнял.
[Ил. XXII, 131 - 136]
Старец Приам и мать Гекуба тщетно умоляют сына укрыться за стенами города. Гектор остается один. Чувство чести не позволяет ему уклониться от боя. Однако, когда Ахилл приближается к нему, его охватывает ужас. Он обращается в бегство. Ахилл преследует его. Трижды они обегают вокруг городских стен.
Сильный бежал впереди, но преследовал много сильнейший,
Бурно несясь; не о жертве они, не о коже воловой
Спорились бегом: обычная мзда то ногам бегоборцев;
Нет, об жизни ристалися Гектора, конника Трои.
[Ил. XXII, 158 - 161]
Тут Зевс, наблюдавший за этой борьбой, бросает на весы два жребия. Жребий Гектора потянул книзу. Аполлон должен покинуть Гектора. На помощь Ахиллу приходит Афина. Приняв вид одного из братьев Гектора, Деифоба, она притворно ободряет Гектора принять бой. Но, когда копье Ахилла перелетает через Гектора, Афина становится невидимой и возвращает копье ахейскому герою, копье же Гектора отскакивает от щита Ахилла, и тот вторым ударом повергает Гектора на землю. Гектор умоляет Ахилла отдать его тело родным для погребения, но тщетно. Умирая, он предвещает Ахиллу скорую гибель от стрелы Париса и Аполлона. Однако ничто не может остановить озлобленного и жаждущего мести Ахилла. Он привязывает тело Гектора за ноги к своей колеснице и волочит его по полю. Троянцы, в числе их Приам и Гекуба, видят все это со стены. Их громкие вопли долетают до слуха Андромахи. Она бежит на башню и, увидев эту ужасную картину, падает без чувств. Песнь кончается плачем Андромахи (XXII, 477 - 514).
Зевс распростер, промыслитель, весы золотые; на них он
Бросил два жребия смерти, в сои погружающей долгий.
Жребий один Ахиллеса, другой Приамова сына.
Взял посредине и поднял: поникнул Гектора жребий,
Тяжкий к Аиду упал.
[Ил. XXII, 209 - 213]
Убийством Гектора и последовавшим затем надругательством над его прахом месть Ахилла удовлетворена. Но тело Патрокла остается еще непогребенным, и тень его, явившись Ахиллу во сне, просит о скорейшем погребении. В XXIII песни описывается погребение Патрокла с жертвоприношением троянских пленников и с играми в честь погибшего. В этих состязаниях принимают участие все главнейшие ахейские герои.
Последняя (XXIV) песнь "Илиады" описывает, как старец Приам, по внушению богов, сам отправляется ночью в ахейский лагерь, чтобы выкупить тело сына. Его сопровождает бог Гермес. Трогательная речь Приама, который напоминает Ахиллу о его собственном отце, действует на ахейского героя, еще недавно свирепствовавшего и жаждавшего крови. Только тут смиряется гнев Ахилла. Он отдает труп Гектора и даже обещает троянцам перемирие на двенадцать дней для того, чтобы они могли похоронить его с почетом. Эта сцена, в которой с потрясающей силой изображается горе отца, вынужденного целовать руки убийцы собственного сына, полна глубокого драматизма и принадлежит к числу замечательнейших созданий мировой литературы.
В ноги упав, обымает колена и руки целует, -
Страшные руки, детей у него погубившие многих.
[Ил. XXIV, 478 - 479]
Описанием погребения Гектора заканчивается вся поэма.
Таким образом, время действия в "Илиаде" охватывает 51 день. Но из этого числа надо вычесть те дни, в которые события не изображаются, о них только упоминается (чума в стане ахейцев, пир олимпийцев у эфиопов, погребение героев в VII песни, надругательство Ахилла над Гектором, приготовление дров для костра Гектора). Насыщенными действием оказываются только дни 1-й (отказ Агамемнона Хрису), 10-й (доставление Хрису его дочери и ссора царей), 21-й (обращение Фетиды к Зевсу на Олимпе в I п.), 22-й (общая картина войны), 25-27-й (большие бои), 28-й (сожжение Патрокла) и 51-й (погребение Гектора), Другими словами, в "Илиаде" изображаются главным образом только 9 дней из последнего года троянской войны.
2.2 Причины, характер и результаты войны по данным Гомера
Если взять повествования Гомера за исходные, то началось всё на свадебном пиру. Женихом являлся аргонавт Пелей, невестой выступала морская нимфа Федита. На торжество были приглашены все небожители. Обошли вниманием только Эриду - богиню раздора, дочь самой Никты (богиня ночи).
Оскорблённое женское самолюбие придумало изощрённую месть. В разгар пира, среди гостей, появился златокудрый прекрасный юноша. В руках он держал золотой поднос с лежащим на нём спелым румяным яблоком. Юноша обратил на себя внимание присутствующих тогда, когда подошёл к трём гордым красавицам, стоящим в стороне от празднующих и ведущим неторопливую беседу.
С поклоном мальчик выставил перед собой поднос и предложил взять яблоко прекраснейшей из женщин. Три богини уставились на аппетитный плод. Одна из них Гера - покровительница брака, посчитав, что спелый фрукт по праву принадлежит ей, протянула руку. Также подумала и Афина - воительница, покровительница знаний и искусства. Её изящная ладонь тоже зависла над яблоком. Не отстала от них и третья из женщин. Ею была Афродита - богиня красоты и любви. Уверенным движением руки она попыталась забрать плод себе.
Три ладони столкнулись над спелым фруктом. Все присутствующие замерли, понимая неловкость ситуации. Наступила звенящая тишина. Богини убрали руки, но ни одна из них не выразила желания уступить яблоко двум другим. Женщины решили обратиться к Зевсу - к богу грома и молнии, чтобы уже он вынес решение, кому по праву принадлежит яблоко.
Могучий громовержец оказался в затруднительном положении. Дабы выйти из ситуации с честью, он переложил столь щепетильный вопрос на Гермеса - бога торговли и прибыли. Последний же отличался большой ловкостью и сообразительностью в решении разного рода щепетильных дел.
Тот не стал брать на себя ответственность, а предложил обратиться к независимому и непредвзятому судье, который сможет объективно и беспристрастно разрешить столь скандальное дело. Таковым бог назвал Париса - сына царя Илиона (ещё одно название Трои) Приама. Парис пас овец в окрестностях Илиона (Трои) и в тот момент, когда богини в сопровождении Гермеса оказались на каменистых землях Малой Азии, отдыхал под деревом.
Суд Париса
Он выслушал бога торговли и с готовностью согласился помочь, но когда дошло до дела - растерялся. Все три женщины отличались необыкновенной красотой. Отдать одной из них "пальму первенства" просто не представлялось возможным. Парис явно заколебался в выборе. Тонкие женские натуры учуяли нерешительность последнего и стали под благовидным предлогом отзывать сына царя в сторонку.
Деловым тоном каждая из них начала предлагать наследнику престола все мыслимые и немыслимые блага. Гордая Гера пообещала власть над всем побережьем Малой Азией до конца его дней. Надменная Афина заявила, что сделает из мужчины лучшего полководца и военачальника - на полях сражений он прославит своё имя на века. Обаятельная Афродита заверила Париса, что даст ему в награду любовь той женщины, которую он выберет.
После столь заманчивых предложений наследник престола выбрал Афродиту и передал в её руки злосчастное яблоко. Это собственно и стало прелюдией того, что вскоре разразилась Троянская война. Она продолжалась долгих десять лет и была воспета в "Илиаде и Одиссее", запечатлена на художественных полотнах и послужила предметом долгих споров среди историков: имела ли она в действительности место в те далёкие времена или нет.
Итак, Гомер не задерживался на суде Париса, столь излюбленной теме последующих произведений искусств. Его рассказ прост и реалистичен. Парис отправляется с визитом в Спарту, где в его честь.
Менелай устраивает пир в своем богато украшенном дворце в Амиклах. На десятый день празднований Менелай был вынужден отплыть на Крит, повидать Идоменея, царя Кносса. Как и обещала Афродита, Елена, пленившись красотой и нежными речами Париса, сбежала с ним. Существуют и другие версии легенды: Парис похитил Елену силой, и похищение было в действительности результатом рейда троянцев на Лаконию с целью захвата сокровищ и женщин (и Гомер соглашается, что Елена пропала вместе с дворцовыми сокровищами). Еще одна версия - были захвачены и другие царские женщины и рабы, а Парис учинил попросту грабеж на Эгейских островах, прежде чем вернуться в Трою.
Парис и Елена Прекрасная
Парис знает: самая прекрасная женщина живёт в Спарте. Она является женой царя Менелая, а зовут её Елена Прекрасная. Об обаянии, уме, красоте этой женщины говорили все с восторгом и восхищением. Наследник престола покидает азиатское побережье и едет в Пелопоннес. Вскоре он появляется в Спарте, и Менелай с супругой тепло встречают неожиданного гостя.
Видимо Афродита сдержала своё обещание, так как вскоре Елена Прекрасная начинает испытывать к Парису очень тёплые чувства, которые нельзя назвать только дружескими. Лишним в этом любовном треугольнике оказывается пока ничего не подозревающий царь Менелай. Он очень хорошо относится к приезжему, оказывая ему всяческие знаки дружбы и внимания.
Но как будто злой рок нависает над царём Спарты. В город приходит весть, что на Крите умер его дядя Катрей. Племянник уезжает на похороны, неосмотрительно оставив жену со своим другом, каковым он искренне считает Париса.
Любовная парочка тут же воспользовалась столь благоприятным стечением обстоятельств и, прихватив с собой множество ценностей, бежит в Илион (Трою). Здесь, за крепкими городскими стенами, молодые люди предаются любовным утехам, чувствуя себя в полной безопасности и не задумываясь о последствиях.
Менелай возвращается в Спарту, узнаёт о бегстве жены с любовником и первые дни не находит себе места от горя. Вскоре к нему приезжает царь Итаки Одиссей. У них очень хорошие дружеские отношения, и обманутый муж делится своим горем. Он просит совета и помощи.
Когда плохие вести достигли Менелая на Крите, он поспешил в Микены и предложил своему брату Агамемнону повести армию на Трою для отмщения. Царь согласился, хотя и отправил в Трою послов с требованием возвращения Елены и компенсации. Послы вернулись с пустыми руками. Менелай и его союзник, старый царь Пилоса, Нестор, отправились уговаривать независимых греческих царей присоединиться к экспедиции. Ахейская армия собралась в Авлиде, в защищенном от стихий заливе между островом Эвбея и материком, "где приливы приходят вместе" (что они делают и сейчас). Главными воинами-героями легенды были Ахилл, Одиссей (Улисс) и Аякс, но их царства были невелики; основные силы пришли с Пелопоннеса (Пилос, Спарта, Тиринф и Микены) и Крита (Кносс). В гомеровской "Илиаде" сохранился удивительный перечень из 164 мест Греции, откуда, как сказано, были посланы войска под Трою.
Итак, если верить Гомеру, "война между ахейцами и троянцами произошла в результате похищения троянским царевичем Парисом жены спартанского царя Менелая - известной красавицы Елены" [30, с. 39]. Это событие произошло не без помощи верховного бога Зевса, который искал повод для втягивания народов в уничтожающие войны. В своей поэме Гомер не только рассказывает о дальнейших событиях, но и описывает беспримерное мужество и отвагу героев Эллады.
Описывая боевые сражения, автор неоднократно подчеркивает бесстрашие и самоотверженность любимцев народа - Ахилла и Гектора. Именно они являются воплощением идеала человека, мужчины, героя. Разгневанный Гектор, словно страшный ураган, заклинал троянцев скорее преодолеть ров.
Герою был дан знак свыше - он видел исцарапанную до крови змею, которая укусила орла. Но Гектор, не щадя себя, вместе с воинами громил башни, разбивал бойницы, выдирал из земли мощные бревна, подпирающие крепостной вал. И именно Гектор прорвался первым сквозь ахейский вал, завоевав наивысшую славу.
Подчеркивая мощь Гектора, Гомер обращает внимание на то, что он был похож на самого бога войны и всегда находился впереди. Тело героя прикрывал щит, обтянутый грубой шкурой и обитый медью. На голове Гектора поблескивал шлем с длинной черной гривой, развевающейся на ветру. Ему, конечно, известно чувство страха, но Гектор научился с ним бороться, так как война - это обязательство перед родителями, сыном и всеми соотечественниками. Жена героя Андромаха умоляет его не рисковать жизнью, остаться в крепости, но он отказывается. Гектор не может оставить своих воинов, свой народ в такую минуту. Гомер мастерски рисует теплые отношения между героем Трои и Андромахой. Жена тревожится и просит мужа быть осторожным, на что Гектор нежно советует ей беречь сердце от тяжких треволнений.
Один из эффектнейших эпизодов "Илиады" - бой между Ахиллом и Гектором. Выхватив из ножен тяжелый меч, Гектор бросился на Ахилла, как мощный горный орел сквозь тучи бросается на ягненка или зайца. Ахилл ждал его, могущественный и страшный в своем воинском совершенстве: огромный щит закрывал его грудь, а на шлеме сияла пышная золотая грива, которую выковал бог Гефест. Во время поединка Гектор был смертельно ранен. Чувствуя приближение смерти, герой тревожится о родителях, маленьком сыне и молодой жене.
Обоим участникам поединка присуще яростное желание победить и прославиться, а также - воинская доблесть. К тому же Гомер показывает, какой благородный характер у Ахилла. Он искренний, честный и верный товарищ. Это человек пылкий, подверженный сильным страстям. Ему не чуждо сострадание. Именно непобедимый Ахилл воплощает в себе образ воина тех времен, образы Гектора и Ахилла олицетворяют морально-этические идеалы народа.
Результаты войны
Как описывает Гомер, решительный перелом в войне произошел после прибытия в лагерь ахейцев героя Филоктета с острова Лемнос и сына Ахилла Неоптолема. Филоктет убивает Париса, а Неоптолем - союзника троянцев мисийца Эвринила. Оставшись без предводителей, троянцы больше не решаются выходить на битву в открытое поле. Но мощные стены Трои надёжно охраняют её жителей. Тогда по предложению Одиссея ахейцы решили взять город хитростью. Был построен огромный деревянный конь, внутри которого спрятался отборный отряд воинов. Остальное же войско, чтобы убедить троянцев, будто ахейцы отправляются домой, сжигает свой лагерь и отплывает на кораблях от побережья Троады. На самом же деле ахейские корабли укрылись недалеко от берега, возле острова Тенедос.
Удивлённые оставленным деревянным чудищем, троянцы собрались вокруг него. Некоторые стали предлагать ввезти коня в город. Жрец Лаокоон, предупреждая о коварстве врага, воскликнул: "Бойтесь данайцев (греков), дары приносящих!" (Эта фраза со временем тоже стала крылатой.) Но речь жреца не убедила соотечественников, и они ввезли деревянного коня в город как дар богине Афине. Ночью спрятавшиеся в чреве коня воины выходят наружу и открывают ворота. Тайно вернувшиеся ахейцы врываются в город, и начинается избиение застигнутых врасплох жителей. Менелай с мечом в руках ищет неверную жену, но, увидев прекрасную Елену, оказывается не в силах убить её. Всё мужское население Трои погибает, за исключением Энея, сына Анхиза и Афродиты, получившего от богов повеление бежать из захваченного города и возродить его славу в другом месте. Женщин Трои ждала не менее горестная участь: все они стали пленницами и рабынями победителей. Город погиб в огне пожара.
После гибели Трои в лагере ахейцев начинаются распри. Аякс Оилид навлекает на греческий флот гнев богини Афины, и она насылает страшную бурю, во время которой тонут многие корабли. Менелая и Одиссея буря заносит в дальние страны. Странствия Одиссея после окончания Троянской войны воспеты во второй поэме Гомера - "Одиссее". В ней же рассказывается о возвращении Менелая и Елены в Спарту. Эпос благосклонно относится к этой прекрасной женщине, так как всё происходившее с ней было волей богов, которой она не могла противиться. Предводитель ахейцев Агамемнон после возвращения домой был убит вместе со спутниками своей женой Клитемнестрой, не простившей мужу смерти дочери Ифигении. Так, совсем не триумфально, закончился для ахейцев поход на Трою.
Царь Трои Приам и множество горожан были убиты, царица Гекуба и прочие троянские женщины были проданы в рабство вместе со своими детьми. Только небольшому отряду троянцев во главе с младшим сыном Приама Энеем удалось вырваться из горящего города. Сев на корабли, они уплыли куда-то в море, и их следы впоследствии находили в Карфагене, Албании, Италии. Потомком Энея считал себя Юлий Цезарь.
Вот так закончилась Троянская война, изложенная великим Гомером. На первый взгляд это красивая сказка, не имеющая ничего общего с реальной действительностью. На протяжении последующих столетий сказку дополняли, видоизменяли другие поэты Древней Греции. Не трогали только основную сюжетную линию и имена главных героев.
"Реальная Троянская война, естественно, не имеет ничего общего с фантастическими событиями и образами, созданными богатым воображением древнего классика. О том, как там на самом деле было, мы никогда не узнаем. Но не обладая знаниями о хронологии событий, мы, в то же время, получаем правдивое представление о нравах, царящих в ту далёкую эпоху"и [30, с. 174].
Троянская война служит ярким примером человеческой глупости и алчности, порочной страсти и наплевательского отношения к жизням огромного числа людей. Подвиги её героев выглядят довольно неприглядно и, по большому счёту, заслуживают осуждения. Сами же действующие лица не отличаются чистотой помыслов и преданностью тем идеалам, ради которых они и начали войну.
Впрочем судить о событиях, имевших место почти четыре тысячи лет назад, задача довольно сложная. В любом случае, повествование о Троянской войне является величайшим художественным произведением сказочной древности. Доказательством тому служит тот факт, что "Илиада и Одиссея" пережили тысячелетия; на них воспитано огромное количество поколений, а имена героев знает практически каждый человек.
Таким образом, в вопросе, почему началась Троянская война, легенды и Гомер не совпадают, но знаменитый миф повествует, как она началась. Эрида - богиня раздора - подбросила на свадьбе Пелея и Фетиды золотое яблоко с надписью "Прекраснейшей". Зевс, царь богов, отказался быть судьей в разгоревшемся споре между его женой Герой, богиней мудрости Афиной и Афродитой, богиней любви. Гермес привел богинь на склон троянской горы Иды, где сын Приама, Парис, должен был решить, кто из них прекраснейшая. Гера обещала ему владычество над всей Азией и несметные богатства, Афина - военную славу и великую мудрость, а Афродита - самую прекрасную из смертных женщин Елену Спартанскую. Так что Парис немедля отдал яблоко именно ей.
Характер войны, по Гомеру, - месть ахейцев троянцами за похищение жены одного из царей. А главным результатом войны, в описании Гомера, - стало полное разрушение Трои и гибель главных героев войны, как со стороны греков, так и со стороны троянцев.
Заключение
В результате нашего исследования мы пришли к следующим выводам:
)Гомеровский вопрос - совокупность проблем, относящихся к авторству древнегреческих эпических поэм "Илиада" и "Одиссея", личности Гомера.
)Многие ученые, названные "плюралистами", доказывали, что Илиада и Одиссея в настоящем виде не являются творениями Гомера (многие даже полагали, что Гомера вообще не существовало), а созданы в VI в. до н. э., вероятно, в Афинах, когда были собраны воедино и записаны передаваемые из поколения в поколение песни разных авторов. Так называемые "унитарии" отстаивали композиционное единство поэмы, а тем самым и единственность ее автора. Новые сведения об античном мире, сравнительные исследования южнославянских народных эпосов и детальный анализ метрики и стиля предоставили достаточно аргументов против первоначальной версии плюралистов, но усложнили и взгляд унитариев. Историко-географический и языковой анализ Илиады и Одиссеи позволил датировать их примерно VIII в. до н. э., хотя есть попытки отнести их к IX или к VII в. до н. э. Они, по-видимому, были сложены на малоазийском побережье Греции, заселенном ионийскими племенами, или на одном из прилегающих островов.
)Разные ученые по-разному оценивают, насколько велика была роль творческой индивидуальности в окончательном оформлении этих поэм, но превалирует мнение, что Гомер ни в коем случае не является лишь пустым (или собирательным) именем. Неразрешенным остается вопрос, создал ли Илиаду и Одиссею один поэт или это произведения двух разных авторов хотя современный компьютерный анализ текста обоих поэм показал, что у них один автор).). Этот поэт (или поэты) был, вероятно, одним из аэдов, которые, по меньшей мере, с микенской эпохи (XV-XII вв. до н. э.) передавали из поколения в поколение память о мифическом и героическом прошлом. Существовали, однако, не пра-Илиада или пра-Одиссея, но некий набор устоявшихся сюжетов и техника сложения и исполнения песен. Именно эти песни стали материалом для автора (или авторов) обеих эпопей. Новым в творчестве Гомера была свободная обработка многих эпических традиций и формирование из них единого целого с тщательно продуманной композицией. Многие современные ученые придерживаются мнения, что это целое могло быть создано лишь в письменном виде.
)Историческая истина гомеровского эпоса как реальная и в крупном и в подробностях мелочей канва событий, изложенных в гомеровских поэмах, общеизвестна. Однако историческая реальная основа поэмы Гомера не единственное проявление "истины" их как варианта "полезного". Весь текст "Илиады", а равно и "Одиссеи" до отказа насыщен сведениями географического, этнографического, астрономического, медицинского и иного характера, философскими сентенциями, теологическими справками, которые, растворяясь в художественном тексте поэм, тем не менее не утрачивают собственную познавательную ценность и самоцель. Сведения такого рода в гомеровском эпосе обладают одновременно многозначностью образа и единственным значением понятия, а потому, разделяя эстетическое ощущение "приятного", свойственного всему художественному произведению, всему эпосу в целом, сохраняют за собой характер "истинного", "полезного", "поучительного". Так, "истинны", т. е. достаточно точны и реальны, и вместе с тем в известной мере сюжетно самоцельны географические описания Гомера.
)"Илиада" рассказывает лишь об одном эпизоде с десятого года Троянской войны. Изображенные в ней события содержат всего 51 день. Однако поэма дает максимально насыщенное изображение военной жизни, по эпизодам которой можно сделать выводы о тогдашней войне вообще.
)В песнях II-VII описан ряд поединков, а песни XII-XVI изображают войну с переменным успехом для греков и троянцев. Песня XIX рассказывает о том, как примирились Ахилл и Агамемнон. А песня XX содержит рассказ о боях, в которых принимают участие и сами боги. Песня XXII рассказывает о смерти Гектора от руки Ахилла, а XXIII и XXIV песни - о похоронах погибших героев Патрокла и Гектора.
)В вопросе, почему началась Троянская война, легенды и Гомер не совпадают, но знаменитый миф повествует, как она началась.
)Характер войны, по Гомеру, - месть ахейцев троянцами за похищение жены одного из царей. А главным результатом войны, в описании Гомера, - стало полное разрушение Трои и гибель главных героев войны, как со стороны греков, так и со стороны троянцев.
илиада троянский война гомер
Список литературы
Книги, учебные пособия
1.Абрашкин, А.А. Тайны троянской войны и Средиземноморская Русь/ А.А. Абрашкин. - М.: Вече, 2006. - 475 с.
.Античная Греция: Проблемы развития полиса. Т. 1-2. - М., 1983.
.Античная цивилизация/ Под ред. Блаватского В.Д. - , М., 1973.
.Блаватская, Т.В. Ахейская Греция во втором тысячелетии до н. э./ Т.В. Блаватская. - М.: Наука, 1966.
.Блаватская, Т.В. Греческое общество второго тысячелетия до новой эры и его культура/ Т.В. Блаватская. - М.: Наука, 1976.
.Боннар, А. Греческая цивилизация. Т. 1-3/ А. Боннер. - М., 1992.
.Ботвинник, М.Н, Коган, Б.М, Рабинович, М.Б., Селецкий, Б.П. Мифологический словарь/М.Н. Ботвинник и др. - М.: "Просвещение", 1993.
.Вачьянц ,А.М. Древняя Греция. Древний Рим/ А.М. Вачьянц. 5-е изд. - М.: Айрис Пресс, 2008. - 232 с.
.Винничук, Л. Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима / Л. Винничук. - М., 1988.
.Виппер, Р.Ю. Лекции по истории Греции. Очерки истории Римской империи. Т. 1-2/ Р.Ю. Виппер. - Ростов-на-Дону, 1995.
.Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Зарубежная литература древних эпох, средневековья и Возрождения / Ред. И сост. В. И. Новиков. - М.: Олимп : ACT, 1997. - 848 с.
.Гаспаров, М.Л. Занимательная Греция. Рассказы о древнегреческой культуре / М.Л. Гаспаров. - М.: Б.С.Г.-ПРЕСС, 2005. - 591с.
.Гиро, П. Частная и общественная жизнь греков/ П. Гиро. - СПб., 1995.
.Гнедж, И.И. Предисловие к первому изданию "Илиады"/И.И. Гнедж// Гомер. "Илиада" Гомера/Пер. Н. И. Гнедича (режированный С. И. Пономаревым). 2-е изд. - СПб.: Изд. Суворина, 1892.
.Гомер. Илиада. Одиссея / С. Крестовский (художн.), Н. Дзюбенко (предисл.). - М.: АСТ-Пресс, 2000. - 687 с.
.Гордезиани, Р.В. К вопросу о датировке гомеровских поэм/ Р.В. Гордезиани// Проблемы античной культуры. - Тбилиси, 1975, с. 19-29.
.Гордезиани, Р.В. Проблемы гомеровского эпоса/ Р.В. Гордезиани. - Тбилиси, 1978. - 298 с.
.Дарет Фригийский. История о разрушении Трои. - СПб.: Алетейя, 1997.
.Древняя Греция/ Под ред. В.В.Струве, Д.П. Каллистова. - М., 1956.
.Древняя Греция/ Под ред. С. Л. Утченко. - М.: "Просвещение", 1974.
.Дюрант, В. Жизнь Греции/ В. Дюрант. - М., 1997.
.Историки античности. Т. 1-2. - М., 1989.
.Историки Греции. - М., 1986.
.Историография античной истории/ Под ред. В.И.Кузищина. - М., 1980.
.История Древней Греции /учебник. - М.: "Высшая школа", 1972.
.История древней Греции/ Под ред. В.И. Авдиева, А.Г. Бокщанина, Н.Н. Пикуса. - М., 1972.
.Источниковедение Древней Греции (эпоха эллинизма). - М., 1982.
.Колобова, К.М., Глускина, Л.М. Очерки истории древней Греции/ К.М. Колобова, Л.М. Глускина. - Л., 1958.
.Кондрашов, А.П. Легенды и мифы Древней Греции и Рима: Энциклопедический словарь / А.П. Кондрашов. - М.: Рипол классик, 2005. - 765с.
.Кравчук, А. Троянская война. Миф и история / А. Кравчук. - М.: Наука 1991. - 196 с.
.Кулидж, О. Троянская война / О.Д. Сидорова (пер.с англ.)/О. Кулидж.. - М.: Центрполиграф, 2002. - 222 с.
.Куманецкий, К. История культуры Древней Греции и Рима/ К. Куманецкий. - М.: 1998.
.Куманецкий, К. История культуры Древней Греции и Рима/ К. Куманецкий. - М., 1992.
.Кун, Н.А. Легенды и мифы древней Греции. Древнегреческий эпос/Н.А. Кун. - М.: "Мир книги", 2004.
.Ленцман, Я.А. Рабство в микенской и гомеровской Греции/ Я.А. Ленцман. - М.: Изд-во АН СССР, 1963.
.Лосев, А.Ф. Античная литература / Под ред. А.А. Тахо-Годи. - М., 2005. - 342 с.
.Лосев, А.Ф. Античная литература/А.Ф. Лосев. - М.: "ЧеРо", 2001.
.Лосев, А.Ф. Гомер/А.Ф. Лосев. - М., 1960.
.Лосев, А.Ф. Мифология греков и римлян /А.Ф. Лосев. - М.: Мысль, 1996. - 975 с.
.Лосев, А.Ф., Тахо-Годи, А.А. Боги и герои Древней Греции /А.Ф. Лосев, А.А. Тахо-Годи. - М.: Фолио, 2009. - 349 с.
.Любимов, Л. Искусство древнего мира/Л. Любимов. - М.: "Просвещение", 1971.
.Мелетинский, Ε.М. Происхождение героического эпоса: Ранние формы и архаические памятники/ Е.М. Мелетинский. - М.: Изд-во вост. лит., 1963.
.Мещанинов, И.И. Гомер и учение о стадиальности/ И.И. Мещанинов// Язык и литература. - Л., 1929, Т. 4, с. 21-28.
.Мифы народов мира: Мифологическая энциклопедия в 2-х т. / Под ред. С.А. Токарева. - М.: Советская энциклопедия, 1980. - Т. I. - 325 с.
.Немировский, А.А. Датировка Троянской войны в античной традиции: к легендарной хронологии "героического века" / А.А. Немировский. - М., 2003. - 235 с.
.Надь, Г. Греческая мифология и поэтика / Н.П. Гринцер (пер.с англ.)/ Г. Надь. - М.: Прогресс-Традиция, 2002. - 432 с.
.Немировский, А.И., Ильинская, Л.С., Уколова, В.И. История Древнего мира. Греция и Рим. Т.1-2/ А.И. Немировский и др. - М., 1996.
.Непомнящий, Н.Н. Сто великих тайн Древнего мира /Н.Н. Непомнящий. - М.: Вече, 2005. - 575 с.
.Палатников, Г.А. Гомер "Илиада" / Греческий Фонд Культуры. Одесский филиал/Г.А. Палатников. - Одесса: График Плюс, 2006. - 60 с.
.Пич, С., Миллард, Э. Греки/ С. Пич, Э. Миллард. - М., 1994.
.Радциг, С.И. История древнегреческой литературы/С.И. Радциг. - М.: Высш. школа, 1982, 487 с.
.Сергеев, В.С. История древней Греции/ В.С. Сергеев. - М.,1963.
.Словарь античности / Сост. Й.Ирмшер, Р.Ионе. - М., 1992.
.Тронский, И.М. История античной литературы/И.М. Тронский. - Л., 1946.
.Тронский, Н.М. История античной литературы/Н.М. Тронский. - М.: "Высшая школа", 1983.
.Троя: В поисках Троянской войны/Майкл Вуд; пер. с англ. Виктора Шарапова- М.: СТОЛИЦА-ПРИНТ, 2007. - 400 с.
.Троянские Сказания. Средневековые рыцарские романы о Троянской войне по русским рукописям XVI - XVII веков. / Подготовка текста и статьи О. В. Творогова. - Ленинград: Наука, 1972.
.Трухина, Н.Н. История древней Греции/Н.Н. Трухина. - М.:"Мирос", 1993.
.Фор, П. Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны/ П. Фор. - М.: Молодая гвардия, 2004. - 262 с.
.Хаммонд, Н. История древней Греции/Н. Хаммонд. - М.: "Центрполиграф", 2003.
.Хрестоматия по истории древней Греции/ Под ред. Д.П.Каллистова. - М., 1964.
.Чистякова, Н.А., Вулих, Н.В. История античной литературы/Н.А. Чистякова, Н.В. Вулих. - М.: "Высшая школа", 1971.
.Шталь, И.В. Художественный мир гомеровского эпоса/И.В. Шталь. - М.: Изд-во "Наука", 1983, 287 с.
.Штоль, Г.А. Шлиман. Мечта о Трое / А. Попов (сокр. пер. с нем.), А. Штекли (сокр.пер.с нем.)/Г.А. Штоль. - 3-е изд. - М.: КДУ, 2005. - 431 с.
Газетные и журнальные статьи
.Андреев, Ю.В. Мужские союзы в поэмах Гомера/Ю.В. Андреев// Вести древней истории. - 1964. - № 4. - с. 37-40.
.Зелинский, Φ.Ф. Закон хронологической несовместимости и композиция "Илиады"/ Ф.Ф. Зелинский// Χαριστήρια: Сб. статей по филологии и лингвистике в честь Φ. Е. Корша. - М., 1896, с. 101-121.
.Мультановский, Б.К вопросу о реальности Гомера. Возврат ахейцев из-под Трои: (Синоптический этюд)/ Б.К. Мультановский// Метеорологический вестник. - 1927. - № 1. - с. 1-18.
.Немировский, А.А. Троя после Троянской войны/ А.А. Немировский // Вестник Московского университета. -1999. - № 5. - С. 27-31.
.Сафронов, А.В. Проблема датировки Троянской войны в контексте великого переселения народов в последней четверти II тыс. до н. э. / А.В. Сафронов// Сборник Русского исторического общества. - Вып. 2 (150). - 2000. - С. 56-73.
.Сахаров, Е.В. "Античная" троянская война, как эпизод средневековой истории / Е.В. Сахаров// Сборник статей по новой хронологии. - 2006. - №4. - С. 7-12.
.Троя была на севере Турции // Необъявленный визит. - № 10 (48). - 1998.
Интернет-источники
.Властов, Г.К. Греческая мифология [Электронный ресурс]/Г.К. Властов. - Режим доступа: http://www.ancientrome.ru/religia/greece/greek-mythology.htm
73.Матвейчев, О. О троянской войне, проигранной греками и выигранной Гомером [Электронный ресурс]/ О. Матвейчев. - Режим доступа: http://www.liberty.ru/columns/Filosofskie-zametki-polittehnologa/O-troyanskoj-vojne-proigrannoj-grekami-i-vyigrannoj-Gomerom.
.Неверов, О. Генрих Шлиман и его Троянские древности [Электронный ресурс]/ О. Неверов. Режим доступа: http://ricolor.org/history/cu/mezenat/schtigliz/troya/.
.Портнягина, И. Троянская война [Электронный ресурс]/ И. Портнягина. - Режим доступа: http://my-edu.ru/edu_isto/v3_02.html