Уильям Конгрив. Так поступают в свете
Уильям Конгрив. Так поступают в свете
«Так
поступают в свете» — последняя из четырех комедий, написанных Уильямом
Конгривом, самым знаменитым из плеяды английских драматургов эпохи Реставрации.
И хотя несравнимо большую известность (как при жизни автора, так и
впоследствии), равно как и значительно больший сценический успех и более
богатую сценическую историю, имела другая его пьеса — «Любовь за любовь», написанная
пятью годами раньше, именно «Так поступают в свете» представляется наиболее
совершенным из всего наследия Конгрива. Не только в её названии, но и в самой
пьесе, в её характерах присутствует та общезначимость, та непривязанность ко
времени её создания, к конкретным обстоятельствам жизни Лондона конца XVII в.
(одного из многочисленных в череде fin de siecle, до удивления схожих во многих
существенных приметах, главное — в человеческих проявлениях, им присущих), что
и придает этой пьесе характер подлинной классики.
Именно
эта черта столь естественно вызывает при чтении пьесы Конгрива самые
неожиданные (а точнее — имеющие самых неожиданных адресатов) параллели и
ассоциации. Пьеса «Так поступают в свете» — это прежде всего «комедия нравов»,
нравов светского общества, известных Конгриву не понаслышке. Он и сам тоже был
вполне светским человеком, l_hотте du monde, более того, одним из наиболее
влиятельных членов «Кит-Кзт» клуба, где собирались самые блестящие и самые
знаменитые люди того времени: политические деятели, литераторы, философы.
Однако отнюдь не они стали героями последней комедии Конгрива (как, впрочем, и
трех предыдущих: «Старый холостяк», «Двойная игра» и уже упоминавшаяся «Любовь
за любовь»), во всех них Контрив вывел на сцену кавалеров и дам — завсегдатаев
светских салонов, щеголей-пустозвонов и злых сплетниц, умеющих в момент сплести
интригу, чтобы вволю посмеяться над чьим-то искренним чувством или обесчестить
в глазах «света» тех, чей успех, или талант, иди красота выделяются из общей массы,
становясь предметом зависти и ревности. Все это разовьет ровно семьдесят семь
лет спустя Ричард Шеридан в классической уже ныне «Школе злословия», а еще
двумя столетиями позже — Оскар Уайльд в своих «аморальных моралите»: «Веер леди
Уиндермир», «Идеальный муж» и других. Да и «русская версия» при всей своей
«русской специфике» — бессмертное «Горе от ума» — неожиданно окажется
«обязанной» Конгриву. Впрочем — Конгриву ли? Просто все дело в том, что «так
поступают в свете», и этим все сказано. Поступают — вне зависимости от времени
и места действия, от развития конкретного сюжета. «Ты светом осужден? Но что
такое свет? / Толпа людей, то злых, то благосклонных, / Собрание похвал
незаслуженных / И стольких же насмешливых клевет», — писал семнадцатилетний Лермонтов
в стихотворении памяти отца. И характеристика, которую дает в «Маскараде»,
написанном тем же Лермонтовым четырьмя годами позже, князю Звездичу баронесса
Штраль: «Ты! бесхарактерный, безнравственный, безбожный, / Самолюбивый, злой,
но слабый человек; / В тебе одном весь отразился век, / Век нынешний,
блестящий, но ничтожный», и вся интрига, сплетенная вокруг Арбенина и Нины,
«невинная шутка», оборачивающаяся трагедией, — все это тоже вполне подходит под
формулу «так поступают в свете». И оклеветанный Чацкий — что, как не жертва
«света» ? И недаром, приняв достаточно благосклонно первую из появившихся на
сцене комедий Конгрива, отношение к последующим, по мере их появления,
становилось все более неприязненным, критика — все более язвительной. В
«Посвящении» к «Так поступают в свете» Контрив писал: «Пьеса эта имела успех у
зрителей вопреки моим ожиданиям; ибо она лишь в малой степени была назначена
удовлетворять вкусам, которые, по всему судя, господствуют нынче в зале». А вот
суждение, произнесенное Джоном Драйденом, драматургом старшего в сравнении с
Конгривом поколения, тепло относившегося к собрату по цеху: «Дамы полагают, что
драматург изобразил их шлюхами; джентльмены обижены на него за то, что он
показал все их пороки, их низость: под покровом дружбы они соблазняют жен своих
друзей…» Речь в письме идет о пьесе «Двойная игра», но в данном случае это,
ей-богу, несущественно. Те же слова можно было бы произнести и по поводу любой
иной комедии У. Конгрива. А между тем Контрив всего лишь выставил зеркало, в
котором и в самом деле «отразился вею», и отражение это, оказавшись точным,
оказалось тем самым весьма неприятным…
В
комедии Конгрива не так много действующих лиц. Мирабелл и миссис Милламент
(Контрив называет «миссис» всех своих героинь, равно замужних дам и девиц) —
наши герои; мистер и миссис Фейнелл; Уитвуд и Петьюлент — светские хлыщи и
острословы; леди Уишфорт — мать миссис Фейнелл; миссис Марвуд — главная
«пружина интриги», в каком-то смысле прообраз уайльдовской миссис Чивли из
«Идеального мужа»; служанка леди Уишфорт Фойбл и камердинер Мирабелла Уейтвелл
— им также предстоит сыграть в действии немаловажную роль; сводный брат Уитвуда
сэр Уилфут — неотесанный провинциал с чудовищными манерами, вносящий, однако,
свою существенную лепту в финальный «хэппи-энд». Пересказывать комедию, сюжет
которой изобилует самыми неожиданными поворотами и ходами, — дело заведомо
неблагодарное, потому наметим лишь основные линии.
Мирабелл
— известный на весь Лондон ветреник и неотразимый ловелас, имеющий
ошеломительный успех в дамском обществе, успел (еще за пределами пьесы)
вскружить голову как престарелой (пятьдесят пять лет!) леди Уишфорт, так и
коварной миссис Марвуд, Сейчас он страстно влюблен в красавицу Милламент,
которая явно отвечает ему взаимностью. Но вышеупомянутые дамы, отвергнутые
Мирабеллом, делают все возможное, чтобы воспрепятствовать его счастью с
удачливой соперницей. Мирабелл очень напоминает лорда Горинга из «Идеального
мужа»: по натуре человек в высшей степени порядочный, имеющий вполне четкие
представления о нравственности и морали, он тем не менее стремится в светской
беседе цинизмом и острословием не отстать от общего тона (чтобы не прослыть
скучным или смешным святошей) и весьма в этом преуспевает, поскольку его
остроты и парадоксы не в пример ярче, эффектнее и парадоксальнее, нежели
достаточно тяжеловесные потуги неразлучных Уитвуда и Петьюлента, представляющих
собой комическую пару, наподобие гоголевских Добчинского и Бобчинского (как
говорит уитвуд, «…мы… звучим в аккорде, как дискант и бас… Перебрасываемся
словами, как два игрока в волан…»). Петьюлент, впрочем, отличается от своего
приятеля склонностью к злобной сплетне, и тут уже на помощь приходит
характеристика, что выдается в «Горе от ума» Загорецкому: «Человек он светский,
/ Отъявленный мошенник, плут…»
Начало
пьесы — это нескончаемый каскад острот, шуток, каламбуров, причем каждый
стремится «перекаламбурить» другого. Впрочем, в этой «салонной беседе», под
личиной улыбчивого дружелюбия, говорятся в лицо неприкрытые гадости, а за ними
— закулисные интриги, недоброжелательность, злоба…
Милламенг
— настоящая героиня: умна, изысканна, на сто голов выше остальных, пленительна
и своенравна. В ней есть что-то и от шекспировской Катарины, и от мольеровской
Селимены из «Мизантропа»: она находит особое удовольствие в том, чтобы мучить
Мирабелла, постоянно вышучивая и высмеивая его и, надо сказать, делая это
весьма успешно. И когда тот пытается быть с нею искренен и серьезен, на миг
сняв шутовскую маску, Милламент становится откровенно скучно. Она во всем
решительно с ним согласна, но поучать её, читать ей мораль — нет уж, воля ваша,
увольте!
Однако
для достижения своей цели Мирабелл затевает весьма хитроумную интригу,
«исполнителями» которой становятся слуги: Фойбл и Уейтвелл. Но его план, при
всем своем хитроумии и изобретательности, натыкается на сопротивление мистера
фейнедла, каковой в отличие от нашего героя хотя и слывет скромником, но в
действительности являет собой воплощение коварства и бесстыдства, причем
коварства, порожденного вполне земными причинами — жадностью и корыстью. В
интригу втянута и леди Уишфорт — вот где автор отводит душу, давая выход своему
сарказму: в описании ослепленной уверенностью в своей неотразимости престарелой
кокетки, ослепленной до такой степени, что её женское тщеславие перевешивает
все доводы разума, мешая ей разглядеть вполне очевидный и невооруженному глазу
обман.
Вообще,
ставя рядом знатных дам и их горничных, драматург явно дает понять, что по
части морали нравы у тех и у других одинаковы, — точнее, горничные стараются ни
в чем не отстать от своих хозяек.
Центральным
моментом пьесы становится сцена объяснения Мирабелла и Милламент. В тех
«условиях», что выдвигают они друг другу перед вступлением в брак, при всем
каждому присущем стремлении сохранить свою независимость, в одном они
удивительно схожи: в нежелании быть похожими на те многочисленные супружеские
пары, что представляют собой их знакомые: нагляделись такого «семейного
счастья» и для себя хотят совсем другого.
Хитроумная
интрига Мирабелла терпит фиаско рядом с коварством его «приятеля» Фейнелла
(«так поступают в свете» — это его слова, которыми он хладнокровно объясняет —
не оправдывает, отнюдь! — свои действия). Однако добродетель в финале
торжествует, порок наказан. Некоторая тяжеловесность этого «хэппи-энда»
очевидна — как и всякого иного, впрочем, ибо почти любой «хэппи-энд» чуть-чуть
отдает сказкой, всегда в большей или меньшей степени, но расходящейся с логикой
реальности.
Итог
всему подводят слова, которые произносит Мирабелл: «Вот и урок тем людям безрассудным,
/ Что брак сквернят обманом обоюдным: / Пусть честность обе стороны блюдут, /
Иль сыщется на плута дважды плут».
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://briefly.ru/