Терминологические единицы в классических антиутопиях XX века

Терминологические единицы в классических антиутопиях XX века

Терминологические единицы в классических антиутопиях XX века

1. Особенности функционирования терминов и терминосистем в научном и художественных стилях языка

1.1 Связь понятий «термин», «терминология» и «терминосистема»

Современный этап развития лингвистики характеризуется возросшим интересом к динамическим аспектам языка и переходом к лингвистике антропоцентрической, изучающей язык во взаимосвязи с человеком, его сознанием, мышлением, различными видами деятельности. По наблюдениям таких специалистов, исследовавших терминологические пласты литературной лексики, как Л.К. Граудина, С.В. Гринев, В.П. Даниленко и др., произошедший в терминоведении в 70-х годах XX в. переход от структурной парадигмы к структурно-функциональной сделал термин открытым для многих принципиально новых идей в отношении своих главных понятии и категорий. В рамках функционального направления термин рассматривается не только как один из лингвистических объектов, но и как средство, с помощью которого можно изучать функциональную природу самого языка.

О природе термина как языковой единицы существует множество мнений. Так, например, А.А. Реформатский характеризует термины «как однозначные слова, лишенные экспрессивности» [Реформатский 2000: 49-51]. М.М. Глушко констатирует, что «термин - это слово или словосочетание для выражения понятий и обозначения предметов, обладающее, благодаря наличию у него строгой и точной дефиниции, четкими семантическими границами и поэтому однозначное в пределах соответствующей классификационной системы» [Глушко 2004: 15].

Как определяет термин Р.К. Боженкова, «термин - отдельное слово или словосочетание, обозначающее какое-либо специальное понятие и предназначенное для удовлетворения специфических нужд общения в рамках определенной научной отрасли» [Боженкова 2011: 438].

Таким образом, термин (научно-технический или термин организационно-распорядительной документации) - это единица какого-либо конкретного естественного или искусственного языка. Термин может быть выражен словом, словосочетанием, аббревиатурой, символом, сочетанием слова и букв-символов, сочетанием слова и цифр-символов. Терминологическая единица может возникнуть стихийно или же вследствие особой сознательной коллективной договоренности.

Термины несут в себе информацию «значительно большую, чем другие лексические единицы. При этом следует различать общенаучные термины и термины специальные» [Боженкова 2011: 438].

Общенаучные термины выражают общие понятия науки и техники и однозначны в пределах функционального стиля научной литературы, хотя те же слова в общелитературном языке являются многозначными [Боженкова 2011: 439]. Так, слова «вода», «земля» - в разговорном стиле обычные слова, в научном стиле - термины, заключающие в себе сведения о свойствах предмета в той или иной области науки (например, химические свойства, физические свойства и др.). Ср.: деление в разговорном стиле имеет значение «разбиение на группы», в математике - арифметическое действие, в биологии - способ размножения; цепочка как изделие (как правило, ювелирное), состоящее из звеньев и цепочка в биологии как последовательность аминокислот. Таких терминов относительно немного.

Специальные термины выражают предметы и объекты науки и техники, они обычно однозначны и в общелитературном языке, и в пределах функционального стиля научной литературы (например, атом, валентность, коэффициент и др.). Таких терминов в языке много - около 90% лексики (но в каждой узкой специальности их не более 150-200 единиц) [Боженкова 2011: 439].

Наряду с терминами в научном стиле функционируют лексика с обобщенно-абстрактным значением и общеупотребительные (используемые и в других стилях) слова с обобщенным значением [Боженкова 2011: 439] (например, аспект, экземпляр, элементарный, вычет, сектор, превалировать, тенденция, инициатива, формализация, устройство, процедура, причина, аналогия, методология, генезис и др.). Они составляют большинство в научной терминологии и являются своеобразной базой для создания новых общенаучных терминов и лексических значений. Большинство из них в ненаучном контексте имеют несколько значений, но в определенном тексте научного характера при выражении конкретного понятия они имеют только одно значение и выполняют одну узкоспециальную функцию, обеспечивая точное, правильное понимание научной мысли. Например, слово дробь с несколькими значениями («мелкие металлические шарики для стрельбы из ружья» или «частые, прерывистые звуки, например, во время дождя») в математике обозначает «число, которое состоит из частей, меньше единицы»; слово кривая со значением «непрямая, изогнутая, дефектная» используется в математике и статистике для обозначения понятий «непрямая линия», «путь, имеющий вид непрямой линии», «графическое изображение соотношения количественных показателей какого-либо процесса посредством построения непрямой линии» [TolkSlovar.ru (#"justify">Терминологическое значение выражается либо в словесной форме, либо в том или ином формализованном виде и достаточно точно и полно отражает основные, существенные на данном уровне развития науки и техники признаки соответствующего понятия.

Другими словами, термин - слово, «обязательно соотносимое с определенной единицей соответствующей логико-понятийной системы в плане содержания» [Табанакова 2011: 11]. Рассматривая логическую сущность семантики термина, следует обратить внимание на ряд следующих лингвистических особенностей: мотивированность, однозначность, системность.

Терминология проявляет себя в двух сферах:

в области функционирования, где терминологические единицы существуют в контексте и где осуществляется взаимодействие терминов в рамках данной терминосистемы (специальная литература, монографии, тексты законодательных актов и т.п.);

в области фиксации, где термины находятся в условиях закрытой системы и где они изолированы друг от друга (специальные двуязычные и толковые словари, энциклопедии, тезаурусы).

Объектом упорядочения в терминоведении является терминология, то есть естественно сложившаяся совокупность терминов определённой области знания или её фрагмента. Терминология подвергается систематизации, затем анализу, при котором выявляются её недостатки и методы их устранения, и, наконец, нормализации. Результат этой работы представляется в виде терминосистемы - упорядоченного множества терминов с зафиксированными отношениями между ними, отражающими отношения между называемыми этими терминами понятиями [Головин 2000: 26]. Основой терминосистемы является сконструированная и реализованная в знаковой форме система понятий или логическая схема. В центре этой схемы находится ядро - основное понятие, от него расходятся другие понятия, обозначающие виды, признаки, функции, процессы и смежные объекты [Реформатский 2000: 110].

Один и тот же термин может входить в разные терминологии данного языка, что представляет собой межнаучную терминологическую омонимию, например: диссонанс - 1) в математике; 2) в физиологии; 3) в физике (акустике); 4) в музыке; 5) в психологии; 6) в поэзии бесконечность - 1) в философии; 2) в математике; 3) в физике; капсула - 1) в медицине; 2) в биологии; 3) в физике (космонавтике) и др.

Согласно точке зрения В.П. Даниленко, выделены два характерных признака для межнаучной терминологической омонимии:

) за терминами закреплены разные дефиниции;

) функционируют эти термины в разных терминологических системах [Даниленко 1977: 70].

Говоря о межнаучной омонимии, терминоведы зачастую приводят в пример термин «корень», употребляющийся в лингвистике, в ботанике и в математике. Авторы книги «Введение в металингвистику» объясняют данное явление как результат либо параллельного терминообразования, либо заимствования и замечают: «История лингвистического термина «корень» говорит о том, что он связан метафорически не только с базовым языковым значением (по признаку «уходящий вглубь»), но и математическим термином: ср. соответствие рус. «корневой» - англ. radical, фр. radical, исп. radical (как известно, «радикал» - дублет русского математического термина «корень»). Это хорошо координируется с разрабатываемыми в сравнительно-историческом языкознании точными методами восстановления (извлечения!) древнего корня-этимона» [Куликова, Салмина 2002: 28].

Таким образом, термин является одним из центральных понятий лингвистики. Несмотря на разницу в определениях данного понятия, все ученые сходятся во мнении, что термин представляет собой некую единицу языка, связанную с каким-либо явлением действительности. В отличие от лексики с обобщенно-абстрактным значением и общеупотребительных слов, термин всегда стремится к точности и однозначности, хотя в языке и имеет место быть принадлежность термина сразу к нескольким областям науки и техники, или так называемая, терминологическая омонимия. В совокупности группа терминов, относящаяся к определенной сфере знания, составляет терминологию. А упорядоченный набор терминов со связующими их отношениями - терминосистему.

1.2 Требования, предъявляемые к терминам, и признаки терминов

Как доказано лингвистами и психологами, язык является отражением объективной действительности и, соответственно, попыткой человека субъективным способом описать окружающую его реальность. Термины формируются тогда, когда в обществе наблюдаются социологическое и научно-техническое развитие. При этом каждое новое понятие в специальной сфере, такой как математика, техника, медицина и т.д. должно обозначаться специальной единицей - термином. Терминологическая система обязана соответствовать уровню современного развития науки и техники, области человеческой деятельности; она исторически изменчива, имеет разные источники при формировании.

Что касается взаимоотношений терминологии и общелитературной лексики, то по поводу их разграничения существует несколько точек зрения. Но такие авторы, как Е.А. Земская, А.А. Реформатский, В.М. Глушко считают, что «отличительные особенности терминологических единиц (независимость от контекста, отсутствие эмоционально-экспрессивных качеств, однозначность и др.) позволяют рассматривать терминологию как особую подсистему литературного языка и отмечают существование в языке бинарной оппозиции «термин - не термин». Соответственно, терминология противопоставляется общелитературной лексике, а сами термины как особые единицы, отличающиеся от обычных слов, помещаются в замкнутые системы - терминологические поля определенных отраслей знаний Требование к термину гласит, что в определении не должно быть «порочного круга», т.е. значение одного термина не должно определяться с помощью другого, который сам определяется через первый» [Земская 1996: 34].

Требования, предъявляемые к терминам и терминосистемам, были сформулированы еще в многочисленных работах основоположника советского терминоведения Д.С. Лотте. Д.С. Лотте показал, что однозначность не возникает в терминологии сама по себе, а является следствием или должна быть следствием работы над термином тех, кто создает терминологию [Лотте 1982: 18].

Он выдвинул и обосновал следующие применяемые к термину требования: краткость, однозначность, мотивированность, простота, согласование с другими имеющимися в терминосистеме терминами, т.е. системность, предпочтение уже внедренным и русским терминам перед новыми и иностранными.

По определению Д.С. Лоте, основными признаками термина являются:

адекватность отражения содержания понятия, смысловая однозначность;

логическая соотнесенность его с другими родовидовыми терминами (родовидовая системность);

профессиональный уровень практического употребления (терминология техническая, химическая, медицинская, спортивная и т.д.).

Термин входит в общую лексическую систему языка лишь через посредство конкретной терминологической системы (терминологии). К специфическим особенностям термина относятся:

системность;

наличие дефиниции;

тенденция к однозначности в пределах своего терминологического поля;

стилистическая нейтральность;

отсутствие экспрессии.

Все эти свойства термин реализует только внутри терминологического поля, за пределами которого теряются его дефинитивные и системные характеристики. Термины должны правильно толковаться, то есть иметь собственное значение (дефиницию). Обычно терминологические дефиниции фиксируются в научных словарях и справочниках. В определенном узком контексте термин всегда соответствует одному понятию / явлению действительности. В отличие от иных слов термины направлены на четкое отображение и выражение социально организованной действительности (наука, техника, политика, право и т.д.), имеют социально-обязательный характер. Кроме того, они лишены эмоциональной окраски, объективны, строги и устойчивы.

По сравнению с основной массой слов термин более точен. Он непосредственно соотносится с обозначаемым понятием. В структурном отношении, как уже отмечалось выше, термин может состоять из двух и более слов (словосочетание), которые составляют неразрывное, достаточно мотивированное смысловое единство и, обозначая определенное понятие, не употребляются друг без друга («биологическая природа», «демократизация общества», «закон тяготения», «коэффициент полезного действия» и т.д.). Наряду со смысловой однозначностью термину присущ и другой характерный признак - стилистическая нейтральность. В нем нет экспрессивности, эмоциональной окрашенности при обозначении предмета.

Нерасторжимая связь понятий и соответствующих им терминов проявляется в том, что упорядочение терминологии, решение ее функциональных проблем невозможны без достаточно глубокой научной разработки понятий, их логического анализа и точного определения. Как отмечал В.В. Виноградов, всякие «попытки упорядочения терминов без предварительного анализа понятий, которые ими выражаются, остаются безрезультатными» [Виноградов 1947: 114]. Понятие - это отражение явлений объективной действительности в их существенных признаках, мысль, выражающая сущность явления. Термин представляет понятие в соответствующей знаковой форме, является его носителем, внешним символом. Жесткая связь между понятием и термином не всегда очевидна. Понятие едино, а термин, как мы уже знаем, может обозначать и разные понятия, быть многозначным. Одно и то же понятие может обозначаться разными терминами.

Таким образом, термин отличается от единиц общей литературной лексики рядом признаков, среди которых выделяют системность, раскрываемость, точность и экспрессивную нейтральность. Частично категория термин может совпадать с философской категорией понятия, однако они не всегда являются идентичными. Термин представляет собой единицу закрытой системы и функционирует только там. За пределами своей узко очерченной области он теряет собственные дефинитивные и системные характеристики

1.3 Сферы функционирования терминологической лексики

Как отмечалось выше, терминологическая лексика имеет широкую сферу распространения и функционирования. Во-первых, терминологические единицы встречаются в специальных терминологических словарях и справочниках, где фиксируется их значение и употребление. Во-вторых, основной сферой употребления терминологии являются научные тексты. В-третьих, терминологическая лексика способна проникать в «ненаучные» сферы жизни общества - разговорную речь, художественные произведения и т.п.

Употребление лексики, используемой людьми одной профессии или специалистами, работающими в одной области науки, техники, социально ограничено. Данные термины и профессионализмы обычно даются в толковых словарях с пометой «специальное», иногда указывается сфера употребления того или иного термина: физ., медиц., матем., биолог., соц., псих. и т.д.

Каждая область знания имеет собственную терминологическую систему, при этом в составе терминологической лексики выделяется несколько «слоев», которые различаются широтой своего охвата, сферой употребления и специфическими характеристиками обозначаемого объекта. Исходя из данного деления, можно выделить общенаучные термины, используемые в различных областях знаний и принадлежащие научному стилю речи в целом. Данная группа терминов образует общий понятийный фонд различных наук и имеют наибольшую частотность использования. Кроме упомянутой первой категории существуют специальные термины, закрепленные за определенными научными дисциплинами, отраслями производства и техники; например в физике, лингвистике, медицине, биологии, математике, статистике и т.д. В этих терминологиях концентрируется сущность каждой науки. По выражению Ш. Балли, последние «являются идеальными типами языкового выражения, к которым неизбежно стремится научный язык» [Балли 1961: 53]. Терминологическая лексика, как никакая другая, информативна. Поэтому в языке науки термины незаменимы: они позволяют кратко и предельно точно сформулировать мысль.

Своеобразной приметой нашего времени стало распространение терминов за пределами научных произведений. Это дает основание говорить об общей терминологизации современной речи.

Н.А. Царенкова так описывает данную тенденцию в статье «Юридические термины в профессиональной сфере и их проникновение в разговорную речь»: «Нередко профессиональная лексика проникает из языка науки в разговорную речь и, наоборот, разговорная лексика в профессиональную. Таким образом, происходит процесс взаимообогащения… Терминология охватывает все новое. Она открывает определенные области, новые области познания. В этом, прежде всего, совершается языковой прогресс. Отсюда исходят существенные перевороты, которые влияют на языковое целое. Профессиональная лексика не удваивает разговорную, она ее скорее расширяет в определенной степени. Терминология становится все независимее и важнее. Может быть очень важным и необходимым в определенных ситуациях, чтобы «неспециалисты» понимали значение профессиональных терминов» [Царенкова 2010: 261-267].

Терминология из таких сфер человеческой жизни, как техника, интернет, медицина и др. часто встречается в разговорной речи. Объясняется это растущей среди простого населения технической грамотностью и проникновением прогресса, который внедряет в бытовое сознание новые реалии [Петрова, Егорова 2012: 111-116]. Далее приведен пример обоюдного употребления в разговорной речи как терминологической лексики, так и ее просторечных «синонимов»:

Речь мужчин, употребляющих термины в повседневном общенииРечь женщин, употребляющих просторечные эквиваленты терминов- Представляешь, у меня вчера опять комп завис! - Будешь мастера вызывать? - Да я сам его отформатировал, только всю базу потерялГде-то тут была такая штучка, куда флешечку совать. Система ругается. Страшная программа. Кнопочка снизу. Пимпочка

Множество слов, которые имеют терминологическое значение, получили широкое употребление и употребляются без каких-либо ограничений: средства, аборт, барабанная перепонка, депо, пульс. Но существуют слова, имеющие двойственную природу, то есть они функционируют и как термины, и как общеупотребительные слова. В первом случае эти лексические единицы, характеризующиеся специальными оттенками значения, которые придают им особую точность и однозначность. Например, слово луч, означающее в широком употреблении - полоса света, не содержит в своем толковании конкретных указаний построения и направления, вдоль которого исходит световой пучок. В математической же терминологии, где существенно разграничение терминов «луч» и «прямая», дается уточнение: луч - это прямая, ограниченная с одной стороны; луч имеет точку-начало. Таким образом, употребление подобных слов за пределами научного стиля связано с их частичной детерминологизацией.

В специальной лексике выделяются слова и выражения, используемые группами лиц, объединенных по роду своей деятельности (по профессии), так называемые профессионализмы. Профессионализмы, являющиеся полутерминологической лексикой. характеризуются значительной дифференциацией в обозначении специальных понятий, орудий и средств производства, названии предметов, действий и так далее. Например, в метеорологии в соответствии с различаемыми видами снежинок существует несколько их наименований: звездочка, игла, еж, пластинка, пушинка, столбик. В речи плотников и столяров различают немало разновидностей инструмента, для наименования которого в литературном языке есть слово рубанок: стружок, горбач, дорожник, медведка и т.д. [Земская 1996: 45].

Профессионализмы, как правило, или создаются с использованием исконных или заимствованных словообразовательных средств по общеязыковым моделям, или являются результатом переосмысления общелитературных слов. Так, первый способ (лексико-словообразовательный) характерен для слов типа: брандспойт, дивертисмент. Второй способ (лексико-семантический) был использован при возникновении профессионального значения у слов типа бабка (сустав над копытом у коня), цепочка (белков в ДНК), змея, питон как разновидности шлангов в пожарном деле, мотыль - строительная машина.

Обычно узкопрофессиональные слова не получают широкого распространения в литературном языке, то есть их употребление ограничено определенной узкой сферой. Чаще всего такой областью выступает устная речь представителей некой профессиональной группы, так как профессионализмы - это полуофициальные наименования, которые прочно закрепились в какой-либо профессии или роде деятельности. Как правило, профессионализмы понятны без толкования только малочисленной категории людей. У всех остальных людей понимание этой ограниченной лексики вызывает затруднения.

Самой значительной группой в специальной лексике, как отмечает Е.В. Бессонова, являются научные и технические термины, образующие разнообразные терминологические системы. Для термина основной характерной функцией является функция определения, называемая дефинитивной, а само терминологическое раскрытие содержания понятия - дефиницией. Возникновение и функционирование подобной лексики обусловлено развитием науки, техники, искусства; оно имеет ярко выраженный социальный характер и находится под контролем общества. Терминология - одна из самых подвижных, быстро пополняющихся частей общенародной лексики [Бессонова 1989: 1-6].

Мы можем наблюдать двоякий процесс: с одной стороны увеличиваются особые термины, доступные только для специалистов (их число в каждом высокоразвитом языке разрастается и насчитывает более миллиона единиц, что во много раз превосходит общелитературную лексику); с другой стороны, специальная терминология интенсивно проникает все глубже в общелитературный язык. Специальная терминология становится главным источником пополнения словарного состава литературного языка. Семантическая сущность термина и его специфика заключаются в характере его значения, которое устанавливается в процессе сознательной, преднамеренной договоренности и в пределах данной терминологической системы является прямым, номинативным, синтаксически или конструктивно ничем не обусловленным.

В различный системах значения терминов, повторим, могут быть выражены неоднородно - при помощи слов, словосочетаний, формул или других знаковых систем. Термины представляют собой искусственные лексико-семантические образования, и их смысловая сущность отражает тот объем информации, ту сумму научных знаний, которые помогают раскрыть содержание понятия. В отличие от нетерминологической лексики и слов неограниченного употребления, многие из которых имеют несколько значений, термины в пределах одной науки, как правило, должны обладать однозначностью. «Им присуща четко ограниченная, преимущественно мотивированная специализация и абсолютная семантическая точность. Однако понятие однозначности, используемое обычно как абсолютный дифференциальный признак терминов, является несколько относительным. Это, скорее всего, требование к идеальным терминологическим системам» [Батурина 2004: 7].

В реально существующих терминологиях имеется множество терминов, которым присуща категориальная многозначность. Например, одним из типов терминов, обладающих ею, являются существительные со значением действия и его результата: просвещение - 1) идейное течение, связанное с распространением знаний; 2) переход человека на новый культурный уровень; прогресс - 1) развитие от низшего к высшему; 2) шаг вперед в какой-либо области науки, общества. Многозначность терминов, как и их синонимия (электронно-вычислительная машина - компьютер, рентгеновские лучи - x-лучи) а также омонимия (реакция - химическое и общественно-политическое, процесс - в химии / физике и в юриспруденции) и антонимии (вредитель - благодетель, прогресс - деградация) отмечаются обычно в числе недостатков многих современных терминологий [Батурина 2004: 7-8]. В этом случае, по-видимому, и на терминологические системы распространяются общие лексико-семантические закономерности функционирования и развития языка. Следовательно, говоря об однозначности, многозначности, омонимии, синонимии терминов, необходимо учитывать известную реально существующую относительность этого признака.

К числу словообразовательных различительных признаков терминов относится регулярность (однотипность) их образования в пределах определенной терминологической системы. Образование терминов происходит постоянно различными путями. Наряду с процессом создания новых наименований наблюдается терминологизация уже существующих в языке слов, то есть их переосмысление (перенос названия), в результате которого возникают вторичные, в данном случае - специально-терминологические номинации. Для создания новых терминов используются способы:

собственно лексический, то есть образование слов и словосочетаний на основе исконно русских слов (возбуждение, скотоединица); разного рода заимствований (террор, тоталитаризм); смешения тех и других (сексуальное возбуждение);

лексико-словообразовательный, то есть создание терминов с использованием существующих в языке русских или заимствованных словообразовательных элементов, морфем, по имеющимся в языке моделям. Наиболее продуктивными среди них являются сложение и аффиксация. Так, применяются разные типы сложения основ и слов. Сложение полных основ: килограммометр, монофония, миллиметр и т.д.; сложение усеченных основ (сложносокращенные слова): барометр, гекзаметрический и другие; использование иноязычных элементов социо - (социомеханика), аэро - (аэровокзал, аэроклуб), электро - (электроподстанция), квази - (квазинаучный), космо - (космоплан), микро - (микрофон), фоно - (фонолектор), фото - (фотографический) и др.; аббревиация: КПД (коэффициент полезного действия), ГЭС (гидроэлектростанция), ЭВМ (электронно-вычислительная машина), ГУМ (государственный универмаг); смешанный способ, то есть соединение сложных частично расчлененных наименований и разных словообразовательных элементов: экспресс-рапидо, археолог [Лотте 1982: 19].

Термины, образованные путем сложения, могут быть неделимыми лексикализованными единицами (паровоз, новояз, физиология и т.д.), но могут представлять собой и единицы неполной лексикализации, то есть такие, которые не являются одной неделимой лексемой (x-лучи, экспресс-рапидо), о чем свидетельствует дефисное написание слов. Весьма продуктивны и разные типы терминообразования способом аффиксации: приставочное (воспроизводство, передислоцировать), суффиксальное (демократизация, буржуазный) приставочно-суффиксальное (умышленный, затруднение) и др.

Не менее продуктивным является лексико-семантический способ пополнения терминологической лексики; то есть создание термина в процессе научного (или технического) переосмысления общеизвестных слов. Этот процесс идет двумя путями [Лотте 1982: 19]:

путем полного переосмысления существующего слова и последующего отрыва вновь созданной единицы от слова-источника. Так возникло, например, одно из терминологических значений слова элементарный в сочетании элементарная частица;

путем использований переноса названия с учетом возникающих ассоциаций. Так возникли терминологическое значение слова «корень» - математическая величина. Этот способ позволяет в некоторых случаях создавать терминологические наименования с элементами экспрессии в семантике, например: стихийная демонстрация, мирный атом.

Значительную роль в пополнении терминологических систем играют иноязычные заимствования. С давних пор известны в языке многие международные научно-технические, экономические, культурно-исторические, общественно-политические термины латинского и греческого происхождения, например: абстрактный, асимптота, атавизм, дезинфекция, дифференциал, компрессия, лаборатория, агония, арифметика, археолог, логика. Немало терминов пришло из других языков.

Распространение научно-технической терминологии, ее интенсивное проникновение в разные сферы жизни приводит к тому, что в языке, наряду с процессом терминологизации общеупотребительных слов, наблюдается и обратный процесс - освоения литературным языком терминов, их детерминологизация. Частое употребление искусствоведческих, литературоведческих, медицинских, химических и многих других терминов и терминологических словосочетаний сделало их общеупотребительными лексическими единицами, например: алгебра, гигиена, квадрат, конспект, материя и т.д. [Володина 2001: 27-29]. Многие из этих слов и оборотов в общелитературном употреблении имеют иное, нередко переносно-метафорическое значение: катализатор - (специальное) устройство, вырабатывающее энергию, часть механизма, и генератор - (переносное) тот, кто создает что-либо.

Детерминологизации профессионально-технических наименований происходит благодаря профессиональному насыщению устной речи, систематическим передачам на политические, медицинские, юридические и др. темы по радио и телевизору. Включение специальных слов в данном случае обусловлено тематикой и жанром публикаций (или устных передач), то есть вызвано определенной ситуацией. «Распространению, а затем полной или частичной (что чаще наблюдается) детерминологизации профессионально-терминологических наименований помогают и художественные произведения, в которых эти слова используются с определенной стилистической или характерологической целями; стремлением обновить общепринятый тон повествования, акцентируя внимание на необычном для художественного произведения словоупотреблении. Чрезмерное насыщение художественных и публицистических произведений научно-технической терминологией снижает силу их воздействия и художественную ценность» [Кияк 1989: 104].

Таким образом, нами было выявлено, что терминологическая лексика функционирует как в «собственной» семантической сфере-то есть, в научной и профессиональной речи, так и в общелитературной и даже разговорной, что обусловлено с одной стороны, детерминологизацией такой лексики, с другой - проникновением научных и технических элементов в повседневный язык.

Образование новых терминов, так же как и другой лексики, происходит разнообразными путями. Среди них можно выделить лексико-словообразовательные способы (аффиксация, словосложение, аббревиация и др.) и семантические, основанные на переосмыслении значения единицы. Кроме того, важную роль играют заимствования из других языков. Повсеместное развитие науки и техники, а также интенсивное появление новых реалий, которые должны быть переданы соответствующими средствами языка, привели к тому, что терминологический пласт лексики во много раз превосходит общелитературную лексику.

терминосистема язык антиутопия научный

В центре нашего внимания оказывается употребление терминологической лексики в классических антиутопиях XX века. Но для того, чтобы исследовать данный лексико-семантический феномен, необходимо обратиться к анализу самих антиутопических текстов как особого явления литературы. Данный подход поможет лучше понять заложенные в романе-антиутопии интенции автора, который, употребляя терминологическую лексику - чужеродный пласт для художественного стиля речи, - намеренно допускает подобное «нарушение» с целью передачи определенного смысла.

2.1 Жанровое своеобразие антиутопических произведений. Содержание термина «антиутопия»

Рассматривая антиутопический роман как своеобразный литературный жанр, имеющий оригинальные художественные характеристики, сюжет и смысловой посыл автора, невозможно не коснуться развития антиутопического направления в литературе XX века и предшествующих лет, а также историко-социальных условий, повлиявших на становление данного жанра в русской и зарубежной литературной традиции. Используя данный подход, мы можем преодолеть некоторые трудности в понимании антиутопического текста, поскольку, как утверждает исследователь и расшифровщик древнекитайских литературных произведений В.С. Спирин, описывающий проблему семантической составляющей тектов, «Можно допустить, что одной из причин отмеченных трудностей являются различия в структурах сознания представителей современной культуры и культуры, удаленной от нашей во временном и типологическом отношении» [Спирин 1976: 14]. Другими словами, по определению Р.К. Боженковой, касающегося процесса понимания текста как лингвокультурологической категории, «поскольку воспринимаемая человеком картина мира находится в постоянном движении, текст, будучи речетворным актом, представляет собой как бы отснятый момент этого процесса. В тексте воспроизводится та часть общей картины мира, которая попадает в поле зрения исследователя в данный момент восприятия… Понимание текста вписано в историю и определяется в обобщенной форме через приобщение к историческому опыту людей. Таким образом, текст есть реальность, имеющая только ей присущие признаки… [Боженкова 2000: 56]».

При дословном толковании термина «антиутопия» как названия литературного направления, невозможно не обратить внимания на строение рассматриваемой нами лексической единицы. Слово «антиутопия» состоит из двух частиц древнегреческого происхождения: «анти-» («против») и «-утопос» («место, которого нет»). Исходя из простого сложения получившихся смыслов, мы можем утверждать, что термин «антиутопия» представляет собой полную противоположность утопии - другому жанру, популярному в античный период истории и Эпоху Возрождения.

Утопия представляет собой жанр художественной литературы, по своему замыслу близкий к научной фантастике. Утопия описывает модель идеального, с точки зрения автора, общества. Обычно произведения данного жанра характеризуются верой автора в безупречность собственной изобретенной модели [Баталов 1989: 25]. Кроме литературного определения утопией также называют вымышленное общество, которое воплощает произвольно сконструированный и часто статистичный социальный идеал. «Вследствие практической неосуществимости такого идеала понятие «утопия» приобрело метафорический характер и стало синонимом любого научно необоснованного проекта (социального, технического и т.п.)» [Мартынов 2009: 162].

Человечество всегда привлекала идея об облегчении жизни как с точки зрения удовлетворения базовых потребностей, так и с моральной-то есть, упразднение насилия и социального неравенства. Можно сказать, что прототипом утопических идей считаются повсеместно распространенные мифы о далеких райских землях и государствах, где еда всегда присутствует в достатке и ее добыча не связана с тяжелым физическим трудом, а отношения между людьми-жителями мифологических «утопий» строятся на принципах равенства, взаимоуважения и гуманизма. Об общечеловеческом характере данной мифологической тематики говорит то, что «райские» мотивы присутствуют в фольклорных произведениях древних греков, ацтеков, скандинавов, индийцев и даже в христианской традиции [Малевин 2004: 441].

Истоки утопического жанра прослеживаются уже в трудах античного философа Платона (трактат «Государство» (427-347 гг. до н.э.)), где автор описывает структуру государства, «идеальную с точки зрения существовавшего на тот период истории рабовладельческого общественного строя [Степин 2000-2001: 24]». Но оформление и название жанр утопии получает только в 1613 г. В честь одноименного произведения Т. Мора «Золотая книжечка, столь же полезная, сколь и забавная о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия». В нем Утопией назывался несуществующий идеалистический остров. В этом же произведении впервые упоминается термин «утопический» как принадлежащий идеальному государству - Утопии. государственный строй государства Утопия описывается Т. Мором как полная демократия, при которой все должности являются выборными и могут быть заняты любым гражданином. Именно эти черты стали характерными для многих утопических, а также антиутопических произведений. Дальнейшее развитие утопические взгляды получили во взглядах Т. Кампанеллы, Р. Бэкона и, конечно же, социал-утопистов.

Специалистами-литературоведы и философами выделяются следующие виды утопий:

- технократические, в которых социальные проблемы решаются путём ускорения научно-технического прогресса;

социальные, в которых предполагается возможность изменения людьми собственного общества.

Среди группы социальных утопий выделяют эгалитарные утопии, где идеализируются и абсолютизируются принципы всеобщего равенства и гармоничного развития личностей (например, И.А. Ефремов, «Туманность Андромеды») и элитарные утопии, где отстаивается мысль о построении общества, которое делится на классы на основе принципов справедливости и целесообразности (А. Лукьянов, «Чёрная пешка») [Панченко 1984: 110]. Стоит отметить, что выделенные подвиды уже отличаются терминологической насыщенностью, поскольку в их текстах подробно описываются реалии изображаемого вымышленного общества - как привычные современному читателю, так и вымышленные, действующие только в пространстве антиутопии. При этом многочисленные термины выполняют и функции номинации (т.е. называния предметов и реалий), и художественные (придание повествованию научного колорита, создание особого художественного образа и т.д.)

Многие философы, литературоведы и социологи подвергали жанр утопии острой критике, поскольку считали общества, изображавшиеся в утопических произведениях, застывшими, не имеющими дальнейшего развития, поскольку обычно утописты не изображают свой вымышленный мир во временном протяжении. Во всех утопиях предполагаются полное религиозное и социальное единомыслие. Взгляд на человека как носителя определенных личностных черт упрощен, в утопических произведениях нет индивидуализации характеров, более того, присутствует схематизм и шаблонность в их изображении. А все процессы, протекающие в обществе, идут по заранее установленному, клишированному образцу. Кроме того, изображенные в подобных произведениях совершенные общества полностью отгорожены от внешнего мира, а пространство в таких книгах замкнуто, изолировано, находится в удалении от остального «земного» мира [Артемьева 2000: 16].

С точки зрения литературоведческой традиции, утопические романы имеют недостатки в связи с тем, что они изображают вымышленный мир, ориентируясь на некий идеал, который совершенно оторван от реальности. В утопиях нет каких-либо внутренних конфликтов. Помимо этого, в сюжете утопии описывается некий «чересчур гармоничный» мир, его законы, взаимоотношения людей, основанные на разумных принципах и поэтому не располагающие к конфликту главного героя и общества. Тем самым, исчезает интрига и острота повествования.

Создатель одной из наиболее известных антиутопий «1984» Джордж Оруэлл считал, что все без исключения написанные утопии непривлекательны и весьма безжизненны. Согласно Оруэллу, все утопии похожи тем, «что они постулируют совершенство, но не в состоянии достичь счастья» [Оруэлл 2011: 117]. В своем эссе «Почему социалисты не верят в счастье» Оруэлл соглашается с мыслью православного философа Н. Бердяева, который заявил, что «так как создание утопии стало людям по силам, перед обществом встала серьёзная проблема: как утопии избежать» [Бердяев 2003: 117]. Это цитата из работы Бердяева «Демократия, социализм и теократия» в более расширенном варианте стала эпиграфом к роману Хаксли «О, дивный, новый мир»: «Но утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И теперь стоит другой мучительный вопрос, как избежать окончательного их осуществления…Утопии осуществимы…Жизнь движется к утопиям. И открывается, быть может, новое столетие мечтаний интеллигенции и культурного слоя о том, как избежать утопий, как вернуться к не утопическому обществу, к менее «совершенному» и более свободному обществу» [Бердяев 2003: 114].

Таким образом, благодаря критике утопии появился иной жанр, являющийся антагонистом первому, - антиутопия.

Антиутопия - это направление в художественной литературе, описывающее государство, в котором возобладали негативные тенденции развития. Антиутопия является полной противоположностью утопии. Данное направление имеет два названия по причине различий во взглядах двух литературно-лингвистических традиций - советской и западной. В советской традиции жанр, противоположный утопии, принято называть «антиутопия» («anti-utopia»), а в западной - дистопия (англ. «dystopia») [Геворкян 1989: 23].

Впервые слово «антиутопист» (dystopian) как противоположность «утописта» (utopian) употребил английский философ и экономист Дж. Милль в 1868 году. Сам же термин «антиутопия» (англ. dystopia) как название литературного жанра ввели Гленн Негли и Макс Патрик в составленной ими антологии утопий «В поисках утопии» (The Quest for Utopia, 1952) [Брандис 1967: 440]. Примерно тогда же появились и первые исследования нового жанра как в зарубежных, так и в русских публикациях. Характеристике жанрового своеобразия антиутопии, а также классификации основных концепций и языка произведения посвящали работы Г. Дикс, Ю.А. Жаданов, Ю. Кагарлицкий, Ю.С. Каньшина, С.Г. Кара-Мурза, А.Я. Сыркин, Г. Шахназаров, С.Г. Шишкина, Н.Б. Якушева и др. Кроме того, часто анализировали такие характерные для антиутопии понятия как «новояз» и «языковая политика государства» анализировали сами писатели-авторы Э. Берджесс и Дж. Оруэлл.

В середине 1960-х термин «антиутопия» (anti-utopia) появляется в советской, а позднее - и в англоязычной критике. Есть мнение, что англ. anti-utopia и англ. dystopia - синонимы. Существует также точка зрения (как в России, так и за рубежом), различающая антиутопию и дистопию. Согласно ей, в то время как дистопия - это «победа сил разума над силами добра», абсолютная антитеза утопии, антиутопия - это лишь отрицание принципа утопии, представляющее больше степеней свободы. Тем не менее, термин антиутопия распространён гораздо шире и обычно подразумевается в значении dystopia [Шахназаров 1985: 15].

Несмотря на то, что антиутопический роман оформился как самостоятельный жанр фантастики только к началу XX века, у него имелись многочисленные предпосылки в прошлом. Например, можно заметить, что антиутопические мотивы присутствуют произведениях сатирического характера у Ф. Вольтера, С. Батлера, Г.К. Честертона, Г. Уэллса, Дж. Лондона и др. Однако, пожалуй, самыми близкими к современному жанру утопии был писатель-сатирик и публицист Дж. Свифт, в своей тетралогии «Приключения Гулливера» (1726-1727) (полное название звучит как «Путешествия в некоторые удалённые страны мира в четырёх частях: сочинение Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а затем капитана нескольких кораблей») на примере таких выдуманных стран, как Лилипутия, Бробдингнег (Страна Великанов), Лапута, Бальнибарби, Лаггнегг, Глаббдобдриб тонко высмеивает человеческие и общественные пороки.

Предпосылки зарождения самостоятельного жанра антиутопии имеются и в отечественной традиции. В частности, у М.Е. Салтыкова-Щедрина можно найти сатирический роман «История одного города» (1869-1870), где на примере вымышленного города Глупова автор показывает сатирическую историю русского общества во второй половине восемнадцатого и начале девятнадцатого столетия. Многие литературные критики и писатели (В.Г. Белинский, И.С. Тургенев и др.) по достоинству оценили данное произведение и назвали «Историю» вершиной сатирического искусства Салтыкова-Щедрина. В сатирическом романе критики видели прямую пародию на историю России Имперского Периода. Основной темой в нем выступают взаимоотношения простого народа и русской власти, а описываемый несуществующим летописцем город Глупов - аллегорический образ. «Историю одного города» можно назвать антиутопией, поскольку в этом романе, построенном в форме хроники, речь идет о конкретном городе со сказочной историей, однако все герои и происходящее в городе содержат скрытые намеки и напоминают историю России. Показывая действительность таким своеобразным образом, писатель изображает вечные российские проблемы: коррупцию, лень, глупость, необеспеченность жизни, произвол, непредусмотрительность, недостаток веры в будущее и т.д. Сатира Салтыкова-Щедрина - это не только высмеивание прошлых событий и настоящего положения дел в стране, но и предостережение о будущих опасностях общественного развития.

Как уже ясно из общего корня понятий, а также из антонимичных значений рассматриваемых терминов, утопия и антиутопия тесно связаны между собой. Более того, антиутопия выступает в качестве логического продолжения утопии и формально может быть отнесена к тому же научно-фантастическому направлению. Однако если классическая утопия концентрируется на изображении позитивных черт показанного в произведении общественного устройства некоторого вымышленного государства, то антиутопия стремится вскрыть все имеющиеся негативные черты. При этом очень часто положительные утопические черты перетекают в отрицательные антиутопические: так, например в «идеальном» государстве в процессе видоизменения лозунгов и идей равенство переходит в одинаковость, техника - в конвейерный образ жизни, рациональность - в бездуховность, идея - в фанатизм, сплоченность - в массовость, любовь - в сексуальную потребность, семья и материнство - в воспроизводство биологического материала, а дисциплина - в тоталитарный контроль государства над общественной и личной жизнью граждан.

Как пишут литературоведы, «важной особенностью утопии является её статичность, в то время как для антиутопии характерны попытки рассмотреть возможности развития описанных социальных устройств (как правило - в сторону нарастания негативных тенденций, что нередко приводит к кризису и обвалу). Таким образом, антиутопия работает обычно с более сложными социальными моделями» [Кагарлицкий 1974: 39].

Если рассматривать историю становления антиутопии в отечественной традиции, то можно сделать вывод о том, что в советский период литературоведение отрицательно воспринимало жанр антиутопии. Такой подход во многом объяснялся тем, что советская философия воспринимала социальную реальность СССР если не как реализовавшуюся утопию, то как общество, которое владеет теорией создания идеального государственного и общественного строя и движется по пути к светлому будущему (теория построения коммунизма). Поэтому с точки зрения подобной узко направленной философии любая антиутопия - это, прежде всего, сомнение в правильности этой теории и насмешка над советскими идеалами, что само по себе неприемлемо. Но критиковались и осуждались не все антиутопии, а только те, что касались недостатков социализма. Антиутопии, которые выявляли негативные возможности развития капиталистического общества, напротив, всячески поощрялись и приветствовались («451 градус по Фаренгейту» Р. Брэдбери, «Заводной апельсин» Э. Берджесса), однако называть их напрямую антиутопиями избегали, давая взамен такие условные жанровые определения как «роман-предупреждение» или «социальная фантастика».

Наиболее последовательно тезис о различии «реакционной» антиутопии и «прогрессивного» романа-предупреждения разработали Е. Брандис и В. Дмитревский в своей совместной книге «Тема «предупреждения» в научной фантастике» [Брандис 1967: 134]. Вслед за ними его приняли и многие другие литературоведы и книжные критики. Хотя влиятельный историк и теоретик в области фантастики Ю. Кагарлицкий, такого различия не принимает, и даже об Оруэлле, так же как о Е. Замятине и О. Хаксли, пишет в нейтральном тоне и объективно. Позже с ним соглашается крупный социолог и партийный работник Г. Шахназаров.

Первые антиутопии появились в виде романов-предостережений, сатирических притч и научной фантастики. В узком смысле антиутопические романы описывали устройство тоталитарного государства, в широком же смысле - любого общества, в котором негативные тенденции развития возобладали над разумностью и гуманизмом. Обычно в антиутопиях выражается кризис исторической надежды, революционная борьба и всяческие попытки сопротивления объявляются бессмысленными. В данных произведениях авторы подчеркивают неустранимость социального зла, а наука и техника рассматриваются ими не как позитивная сила, которая способствует решению глобальных проблем и созданию справедливого общественного порядка, а как враждебное человечеству и культуре средство порабощения индивида. Антиутопия ставит под сомнение возможность достижения социальных идеалов и установления во всех отношениях идеального и справедливого общественного строя. Чаще всего ее автор исходит из убеждения, что произвольные попытки воплотить в жизнь справедливый общественный строй сопровождаются катастрофическими последствиями, потому что идеальное государство и идеальное общество - вещи разные. Создавая произведение, писатели характеризуют тоталитарное общество, в котором провозглашаемая государством идеология несвободы (часто замаскированная под лозунгами равенства, справедливости, рациональности) не ограничивается реализацией внутри государственно-управленческого аппарата, а проникает на все уровни духовной, общественной и частной жизни. По мнению многих авторов антиутопий, «проблема насаждаемой «несвободы» не только реализуется внешними силами (государством, карательно-репрессивной системой), но и закладывается в души людей» [Шахназаров 1985: 21].

Несмотря на относительную развитость уже в XVIII-XIX вв., антиутопия окончательно формируется в самостоятельный жанр и достигает своего расцвета только в первой половине XX в. И этот временной период - XX в. - характеризуется крайне сложными и противоречивыми социально-политическими явлениями: двумя мировыми войнами, частыми революциями и многочисленными национально-освободительными движениями, интенсивным развитием науки и техники и, конечно же, созданием тоталитарных режимов, при которых человека пытались превратить в обезличенного «гражданина» и «нумер», некий контролируемый «винтик» беспощадной государственной машины.

Как известно, все изменения, происходящие в реальности, окружающей человека, влияют на качество и словарный запас языка, функционирующего в данном обществе, и закрепляются в виде готового речевого продукта - т.е. текста. Таким образом, неудивительно, что все явления, описанные выше, нашли свое отражение в литературном жанре антиутопии. Это отнюдь не является случайностью, поскольку именно в антиутопии возможная угроза выступает как уже существующая, идея становится реальностью, а мечта превращается в действительность. Все это говорит о невероятной глубине замысла данного жанра и огромной важности его анализа. Несмотря на то, что такие выдающиеся литературные деятели и создатели антиутопий как Е.И. Замятин, Дж. Оруэлл, Р. Брэдберри, Э. Берджесс, А.А. Зиновьев, В. Войнович, Л. Лоури, Т.Н. Толстая и др., жили в разное время, при разных политических режимах и зачастую принадлежали если не к враждующим, то к совершенно противоположным политическим лагерям, их произведения имеют сходные черты. Так, например, все их произведения утверждают, что тоталитарная система губительна для человечества, поскольку она стремится к всеобщему подчинению и вовсе не заинтересована в развитии многогранных и ярких личностей. Все многообразие людей и палитра индивидуальностей сводится к простым различиям, которые обусловлены общественно полезными профессиями.

Такая тенденция легко объяснима, поскольку для государственного механизма чрезвычайно опасно иметь в подчинении умных и самодостаточных людей, готовых трезво оценивать окружающую обстановку. Ведь чем человек богаче духовно, тем сложнее внушить ему достаточно примитивные идеологические догмы, уверовав в которые он будет жить, и поступать во вред себе и в духовном, и в материальном смысле [Якушева 2001: 79]. То есть предупреждение романов-антиутопий состоит в том, что каждый человек должен совершенствоваться духовно, потому что именно богатый духовный мир позволяет человеку не только видеть какие-либо явления и принимать их, но и анализировать, самостоятельно делать выбор, мыслить широко, нестандартно, душа персонифицирует человека, делает его личностью. А личность в свою очередь порождает культуру, которая зачастую мешает становлению тоталитаризма. Ведь жива и действенна лишь та культура, что живет в душе человека. И чтобы подчинить человека (а через него и общество), надо уничтожить живую культуру - это задача тоталитарной системы, представленная в антиутопиях, которые описывая возможный ход событий предупреждают своих читателей. Антиутопия в литературе ХХ века как жанр, выразила тревоги и опасения людей «технического века».

Рассмотрев историю становления и жанровое своеобразие антиутопии, мы можем сделать выводы о том, что для понимания текста необходимо обратиться к историческим условиям и социальной обстановке, при которых данный текст был создан. Тексты, принадлежащие к жанру антиутопии, имеют специфическую характеристику, обусловленную особенностями характеризуемого литературного направления.

Антиутопия как жанр имеет долгую историю становления и восходит к критическим работам, посвященным другому литературному жанру - утопии. А та, в свою очередь, зародилась из мифических представлений различных народов о сказочных или райских землях, где люди всегда живут в достатке, а отношения между ними построены на принципах добра, гуманизма и справедливости. Позже утопические представления переросли в философские концепции античных мыслителей и средневековых ученых, утверждавших, что построение идеального государства возможно.

Антиутопия тесно связана с утопией и является ее логическим продолжением, развивая мысль о том, что же все-таки случится с обществом, если оно попытается перестроиться, руководствуясь принципами унификации, тотального контроля государства над личностью, повсеместном введении техники и т.д.

К сожалению, не существует единой литературной традиции, которая бы изучала жанр утопии. Это объясняется разными идеологическими особенностями и подходами двух крупных культурных центров - запада и России. Отсюда существуют два названия для данного жанра - утопия и дистопия. Обычно их отождествляют, хотя некоторые ученые считают, что понятие «антиутопия» шире и, соответственно, вбирает в себя понятие «дистопия». Антиутопия представляет собой сложный текст с глубоким замыслом, а потому предполагает тщательный анализ для своего изучения.

2.2 Главный герой как носитель языка антиутопии

2.2.1 Термины в речи героев отечественных антиутопий как средство выражения авторских интенций

Как уже было сказано ранее, роман-антиутопия представляет собой чрезвычайно сложный и оригинальный жанр, имеющий характерные для него черты: цель - предупреждение о возможной опасности построения тоталитарного общества, высмеивание утопических мотивов и людских пороков, преобладание негативных черт в изображаемом обществе и др. По таким характерным чертам мы всегда сможем выявить роман-антиутопию, а это значит, что «принадлежность текста традиционному жанру, имеющему как свои формальные показатели, так и предписанные правилами ограничения, привычные сюжеты, известные приемы построения композиции, единство персонажей…как повторяющееся созвучие семантически различных элементов обеспечивает целостное восприятие текста, определяемое автором, и понимание авторского замысла» [Боженкова 2000: 65].

И, наверное, именно персонаж является самой важной и значимой категорией для анализа, поскольку описанная в романе-антиутопии действительность воспринимается через призму понимания героя произведения, а его речь является своеобразным показателем языкового уровня развития изображаемого антиутопического общества, поскольку «рассматривая текст с точки зрения его содержания, т.е. смысловой целостности, ученые исходят из того, что он есть чужая мысль, выраженная в предметно-знаковой форме, продукт объективации сознания, который декодируется в условиях коммуникации» [Бахтин 1979:282].

В ходе настоящего исследования нами были рассмотрены произведения таких авторов, как Е.И. Замятин, Дж. Оруэлл, Р. Брэдберри, Э. Берджесс, А.А. Зиновьев, В. Войнович, Л. Лоури и Т.Н. Толстая. Был произведен комплексный анализ языка данных романов-антиутопий и, в частности, явление употребления героями огромного количества терминов, специальной лексики и элементов искусственных языков, придуманных авторами - так называемых «новоязов». Это дало возможность проследить связь лингвистических особенностей речи героев антиутопических произведений и окружающей их реальности, выяснить истинные интенции автора, выбравшего для их выражения такие своеобразные средства реализации. Все произведения русских и зарубежный антиутопистов, конечно, различаются между собой, но и в то же время имеют немало сходных черт в изображении общества и типа главного героя - одинокого борца с окружающей действительностью.

Рассматривая роман Е.И. Замятина «Мы», стоит упомянуть, что долгое время в отечественной литературе антиутопические произведения были под запретом. Обычно подобные романы опубликовывались за границей (В. Войнович, А.А. Зиновьев), а потому для русских читателей были открыты лишь недавно (80-е гг. XX).

В романе Е.И. Замятина «Мы» (1920) можно найти своеобразную картину будущего: в нем Единое государство предоставляет всем «математически безоблачное счастье». И хотя люди живут под ярким солнцем, в красивых стеклянных домах, заняты общим делом, хотя им не о чем беспокоиться, потому что у них есть все: еда, одежда, работа, крыша над головой, - они лишены свободы, у них нет даже собственных имен. Люди вместо имен носят золотые бляхи с присвоенным им государством номером: Д-503, О-90, R-13, I-330. Даже само понятие «человек» заменено понятием «нумер». Люди, «счастливые нумера», спят, едят, работают в одно и то же время, по раз и навсегда установленному порядку - Часовой Скрижали, они отказались от живых чувств, собственных стремлений, естественных желаний - от всего того, что делает одного человека непохожим на другого. И многие действительно считают, что в этом их счастье. Например, главный герой романа Д-503 утверждает: «Буду вполне откровенен: абсолютно точного решения задачи счастья нет еще и у нас: два раза в день - от 16 до 17 и от 21 до 22 единый мощный организм рассыпается на отдельные клетки: это установленные Скрижалью Личные Часы. В эти часы вы увидите: в комнате у одних целомудренно спущены шторы, другие мерно по медным ступеням Марша проходят проспектом, третьи - как я сейчас - за письменным столом. Но я твердо верю - пусть назовут меня идеалистом и фантазером - я верю: раньше или позже, но когда-нибудь и для этих часов мы найдем место в общей формуле, когда-нибудь все 86 400 секунд войдут в Часовую Скрижаль [Замятин 2009: 5]».

Интересно отметить, что помимо специфического характера языка повествования (совмещение обиходно-бытовой лексики, сочетание в одном тексте художественных тропов и научной терминологии) в романе Е. Замятина «Мы» присутствует еще одна особенность: отсутствие привычных нам личных имен, вместо них к «обезличенным» персонажам произведения обращаются по номерам. Настоящий прием не является авторским открытием Замятина. Использование номера вместо имени отсылает нас к произведениям А. Солженицына, описывающего жизнь лагерных заключенных, вся личность которых сводится к номеру на тюремной робе.

В текстах романов-антиутопий встречается и полный отказ от имен (нумера у Замятина и «имена-род занятий» у А. Зиновьева - Клеветник, Сотрудник, Академик, Художник и т.д.), и промежуточный этап, при котором у героев произведения есть имя и в то же время ему присваивается номер. Такая ситуация наблюдается в романе Л. Лоури «Дающий»: мальчика-протагониста зовут Джонас, однако имя не несет в себе эмоциональной окраски. Имя выдается в соответствии с именным списком при рождении Специалистами по уходу за детьми. Кроме стандартного имени у Джонаса есть номер «19», обозначающий, что в год своего рождения он появился девятнадцатым по счету.

Идеалом жизненного поведения для описываемого антиутопического общества является, как называет главный герой-повествователь, «разумная механичность», а все выходящее за ее пределы его пугает и относится к «дикой фантазии». Вдохновение приравнивается им к «неизвестной форме эпилепсии», а все творческое, чувственное, непредсказуемое считается отклонением от нормы, чудачеством и болезнью. Так к болезненным фантазиям Единое государство относит искусство, литературу, науку, любовь и свободу. Все это говорит о том, что данное тоталитарное государство грубо вмешалось в строение в строение личности. «Я» перестает существовать как таковое, - оно становится частью общего «мы», песчинкой коллектива, безликой составляющей толпы. И, что самое страшное, меняется язык, он больше не может выражать чувств и эмоций. Здесь помогает передать ужасающую деградацию общества многочисленная терминология Е.И. Замятина, в том числе и авторская. Герои произведения говорят и думают математическими формулами, и даже такие интимные моменты как признание в любви отражаются в виде сухих математических отчетов: «Она смеялась. Но мне ясно был виден ее нижний скорбный треугольник: две глубоких складки от углов рта к носу. И почему-то от этих складок мне стало ясно: тот, двоякоизогнутый, сутулый и крылоухий - обнимал ее - такую…» [Замятин 2009: 20].

В своем романе Е. Замятин показывает нам, как сама человеческая природа не выносит обезличенного существования. Несмотря на жесткую дисциплину и исправную работу репрессивно-карательной системы во главе с Машиной Благодетеля, в Едином государстве созревают заговор и восстание - за право на собственные чувства, за право вернуться к нормальной человеческой жизни. Но конец романа, как и многих других утопических произведений, мрачен. Нумер Д-503 излечивается от приступов «болезни» «благодаря» тому, что над ним совершают «Великую операцию» - удаление «центра фантазий» путем «троекратного прожигания Х-лучами жалкого мозгового узелка». В романе не остается «никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств, только факты».

Помимо романа-предостережения Е. Замятина «Мы» в отечественной литературе существует немало выдающихся произведений-антиутопий.

Стоит отметить роман логика и социолога А. Зиновьева «Зияющие высоты» (1976), названный им самим «социологической повестью» в котором в саркастическо-иронической и пародийной форме описывается общественная жизнь в Советском Союзе, изображается бессмысленность и напыщенность научной жизни несуществующего года Ибанска. Роман «Зияющие высоты» является уникальным и самобытным произведением из-за своего весьма оригинального построения: сюжет отсутствует как таковой, читателя даются отдельные сцены из советской реальности (совместные выпивки у пивного ларька, перетекающие в бессмысленные, но наполненные философией споры о жизни и рассказывание политических анекдотов в присутствии должностных лиц), из событийной канвы повествование плавно перетекает в многочисленные и пространные труды непризнанного гения и интеллигента Шизофреника.

Крайне интересными для анализа предстают лингвистические особенности антиутопии. Стоит упомянуть, что в тексте отсутствует оформление прямой речи и диалогов. Имена и должности равны между собой и представляют некую смесь: Шизофреник, Сослуживец, Сотрудник, Претендент, Социолог, Художник. Фамилия у всех героев произведения одна на всех - Ибанов. Под этой фамилией выходят многочисленные и чрезвычайно похожие друг на друга приказы, трактаты и научные труды. Язык пестрит многочисленными сокращениями (ИВАШП, ГЭС, ЭВМ), социальной, философской и технической терминологией, в том числе и псевдонаучного характера, которая сочетает в себе несовместимые элементы, принадлежащие к разным областям научного знания или же единицы разговорной лексики с научными наименованиями (социальная кибернетика, официальный стукач, спонтанное социальное объединение, эпохи старого и нового сортира, синхрофазоциклобетатронный пролазыр). Все эти особенности можно проследить на примере диалога: «Болтун сказал, что есть какие-то объективные законы дезинформации вроде законов тяготения, и Шизофреник, наверняка, что-то придумал на этот счет. Шизофреник сказал, что такие законы есть. Например - тенденция свести к минимуму сведения о плохом и раздуть до максимума сведения о хорошем. А если такового нет, его следует выдумать. Врут не по злому умыслу и не по глупости, а потому, что обман есть наиболее выгодная форма социального поведения [Зиновьев 2010: 24]».

Весьма оригинальным оказывается и роман-антиутопия В. Войновича «Москва 2042», в котором автор в юмористически-трагическом виде изображает коммунистическую Москву будущего, которая становится своеобразным мини-государством, - на первый взгляд, вполне соответствующую обществу победившего коммунизма («Коммунизм в отдельно взятом городе», «Московская республика»), но по мере развития сюжета книги, становится понятным, что эти ожидания так и остались утопией [Шишкина 2001: 14]. Повествование в романе ведется от лица писателя-диссидента Виталия Карцева, попавшего в Москву будущего и убедившегося, что «московскому коммунизму» присущи те же недостатки, бывшие и при социализме: неравенство граждан, привилегированность отдельных слоёв населения, геронтократия, жёсткая политическая цензура. При всем этом московское коммунистическое общество становится еще более о бедным и одичалым даже в сравнении со знакомыми Карцеву советскими реалиями: летом граждане носят короткие штаны и юбки в целях экономии ткани, стригутся наголо и сдают волосы, а питаются суррогатами из брюквы и лебеды по талонам, которые получают за сданный «вторичный продукт» (то есть нечистоты, экспортируемые Советским Союзом на Запад взамен растраченных нефти и газа). «Но хорошо ли смеяться над нищими?» - строго спрашивает у главного героя-диссидента из прошлого писателя Карцева сам заместитель Гениалиссимуса по БЕЗО (то есть по госбезопасности). Примечательно то, что книга в целом настроена оптимистически и имеет положительный конец.

Что же касается языка произведения, то в романе-антиутопии «Москва 2042» в гипертрофированном виде даются пережитки партийного языка с многочисленными аббревиатурами и единицами партийной номенклатуры (КПГБ, МОСКОРЕП, БЕЗО, КАБЕСОТ, УПОПОТ, КК, воз вместо возможно, перезвездиться вместо перекреститься, комунянин вместо гражданин).

На основании качественного анализа лексики антиутопии мы можем утверждать, что в повседневный язык входят термины социологических и политологических наук. Вторжение этих терминологических единиц, изменение их функций в речи главных героев отражает тотальный идеологический диктат: власть устанавливает строго определенные лексемы и категорически запрещает другие: перезвездиться вместо перекреститься, слаген вместо привествия.

Несколько в стороне стоит еще одно выдающееся произведение антиутопического направления отечественной литературы Т. Толстой «Кысь». Как и в «Москве 2042», автор демонстрирует деградацию русского общества с сохранением и преумножением существующих и неискоренимых пороков (лени, глупости, пьянства, взяточничества, преклонения перед начальством, бессмысленной жестокости). Однако в романе не только показывается падение нравов и обнищание общества в целом, автором рассказывается о том, что может произойти с Россией после ядерной войны. Поэтому многие относят «Кысь» к поджанру постапокалиптической антиутопии. Роман насквозь пропитан иронией и сарказмом, а в тексте романа чрезвычайно много просторечных и грубых слов, однако, по мнению автора, ненормативная лексика употребляется нечасто.

Главный герой романа, Бенедикт - сын «прежней», жившей до взрыва женщины Полины Михайловны. После её смерти за воспитание Бенедикта берётся другой «прежний» - Никита Иванович. Он пытается приучить его к культуре, но безрезультатно. Главный герой из мечтателя и образованного человека превращается в палача - «Санитара», который разыскивает людей, хранящих у себя книги. И даже его положительные качества - стремление к знаниям, чтение книг - превращаются в жестокость, жадность и фанатизм.

Герои романа разговаривают на характерном карикатурном диалекте, изобилующем старинными словами и выражениями, а также заимствованными из разных диалектов русского. Встречается и немало неологизмов, придуманных автором: червырь, перерожденец, огнецы, кысь, кочевряжка подкаменная, налоговый мурза, дубельт. Многие слова представляют собой нарочно исковерканные автором термины и понятия: МОГОЗИН, АРУЖЫЕ, ОНЕВЕРСТЕЦКОЕ АБРАЗАВАНИЕ, ОСФАЛЬТ, ЭНТЕЛЕГЕНЦЫЯ. Этому уродливому, безграмотному языку мутировавшей и одичалой России противопоставляется язык людей, сохранивших свою культуру, традиции и человечность - «Прежних»: превалировать, элементарный, алкоголизм, хомо сапиенс, мутант, гражданин, глава государства.

В тексте Т. Толстой встречается немало реминисценций и аллюзий на произведения русской прозы и поэзии, песни и русские народные сказки, которые выдает за свои правитель и «Набольший Мурза» Федор Кузьмич Каблуков. Например, слепцы на рынке исполняют песню А. Пугачевой «Миллион алых роз», а Бенедикт переписывает на бересту очередную «сказку Ивана Кузьмича» «Курочка ряба». Сам Федор Кузьмич говорит на странной смеси цитат, чтобы подчеркнуть свой ум и высокое положение: «Что ж мне вас учить. Думаете, мне сочинять легко? Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды, ага. Забыли? Я ж об этом сочинял. Не спи, не спи, художник. Не предавайся сну. Да и окромя искусства дел невпроворот: день-деньской изобретаешь, крутишься-крутишься, ажно мозги вспухли. На мне ж все государство. Другой раз и не присядешь. Вот сейчас Указ сочинил, на-днях получите, ага. Хороший, интересный. Спасибо скажете. [Толстая 2010: 26]» Из этих произведений остается лексика, общеупотребительная для нас, но непонятная для героев романа «Кысь» (конь, суфле), что подчеркивает отвратительность и комичность описанной ситуации.

Таким образом, лексика антиутопий отечественных авторов характеризуется большим количеством терминов, которые вносят в художественный текст научный / псевдонаучный характер и формирует определенный целостный образ. При этом качественная характеристика терминов, принадлежность их к какой-либо отрасли научного знания, традиционный характер или же окказиональность позволяет лучше понять душевный мир героя, который употребляет их в речи. А, следовательно, анализ лексики произведения и, в частности, характеристика ее терминосистемы помогает выявить интенция автора.

2.2.2 Терминологические единицы в речи героев зарубежных антиутопических произведений

В зарубежной литературе наиболее известными антиутопиям являются «Скотный двор» и «1984» Дж. Оруэлла, «451 градус по Фаренгейту» Р. Брэдбери, «Заводной апельсин» Э. Берджесса и «Дающий» Л. Лоури, произведение, занимающее промежуточное место между антиутопией и детским фэнтези.

Что касается «Скотного двора»/ «Скотского хутора»/ «Фермы животных» (1945) Дж. Оруэлла, то сказка-притча о животных, которые восстали против человека и решили построить свое собственное государство в пределах фермы, за многие десятилетия обросла многочисленными толкованиями. Наиболее типичное и распространенное - нахождение в тексте политических аллюзий. В СССР «Скотский хутор» был издан через 42 года после его опубликования в Англии и сразу был однозначно воспринят как сатира на Советский Союз. Многие видят в изображенных Дж. Оруэллом персонажах-животных полупрозрачный намек автора на некоторых политических деятелей и типичных представителей социальных классов. Так, например, образ борова Наполеона, после восстания животных захватившего власть благодаря выращенным им собакам, проводившего на ферме массовые репрессии и породившего культ собственной личности, пародирует образ И. Сталина. Интеллигентный кабанчик Снежок, претворяющий в жизнь фермы различные нововведения и позже изгнанный своим политическим оппонентом Наполеоном, напоминает Л. Троцкого, высланного из СССР. Образ Старого Майера - духовного наставника и пророка революции во многом схож с реальным политическим деятелем В. Лениным. Как отмечает литературовед и критик А. Блюм, автором «обыгрывается помещение тела Ленина в Мавзолей - в данном случае это череп Старого Майора, который животные водрузили на возвышение и каждое утро отдавали ему честь» [Блюм 2003: 14]. Конь-трудяга Боксер сопоставим с собирательным образом стахановца, говорящий ворон Мозус, проповедовавший учение о Леденцовой горе - рае для животных, - с православной церковью и т.д.

Имея характер сказки, данная антиутопия содержит в себе небольшое количество терминов и лексических единиц, имеющих отношение к партийной номенклатуре (анимализм, интеллект, тирания, просвещение, система воззрений, ассамблея, организации, комитеты, ликбез, республика, работник интеллектуального труда, фракция и др.).

Еще одно антиутопическое произведение Дж. Оруэлла «1984» - это весьма зловещий роман, но содержащий в себе некоторые элементы сатиры. Название романа, его терминология и даже имя автора впоследствии стали нарицательными и употребляются для обозначения общественного уклада, напоминающего тоталитарный режим описанный в книге (Большой Брат смотрит на тебя, дважды два равно пять). Неоднократно становился как жертвой цензуры в социалистических странах, так и объектом бойкота и травли со стороны левых кругов на Западе. Роман активно использовался западной пропагандой в качестве антисоциалистической сатиры. Однако роман показывает человеконенавистническую сущность как коммунизма в его вульгаризированном понимании, так и капитализма. Он направлен в том числе и на критику западного общественного устройства. В романе можно увидеть много черт не только тоталитарных режимов, но и современной автору буржуазной Англии. Сам писатель, бывший демократическим социалистом, заявлял, что «1984» не следует рассматривать в качестве критики социалистических идей. Напротив, в своём эссе «Почему я пишу» (1946) Оруэлл настаивал на том, что все его произведения, начиная с периода Гражданской войны в Испании, были «прямо или косвенно за демократический социализм, как я его понимал» [Оруэлл 2011: 68].

Антиутопия Дж. Оруэлла «1984» показывает тотальное уничтожение личности государством как на физическом уровне (показательные казни, лагеря, пытки), так и на нравственном (публичные «раскаяния», натаскивание детей на постоянную слежку за родственниками и соседями и изобличение собственных родителей). Как оказывается в ходе повествования самое страшное слово для жителей выдуманного государства Океании «распылить» значит не уничтожить, а много хуже - вытравить из человека всяческие мысли о свободе, любви, дружбе, заставить слепо следовать курсом, намеченными правительством и партией.

Такая печальная участь ожидала главного героя романа Уинстона Смита - члена внешней партии, который работает в министерстве правды, фальсифицируя цифры и имена в исторических документах. Из-за его работы и партийной принадлежности в тексте изобилуют различного рода термины и слова партийной номенклатуры: общественный центр, директива, плановый комитет, редакционная группа, политическая правомерность, режим экономии, партиец, государственный аппарат.

Кроме того, имеет место быть так называемый «новояз», придуманный автором, который содержит искаженные лексические единицы, сжатые и сокращенные: пролы (беспартийный пролетариат), минимир (министерство мира), плюсплюс (очень хорошо), СБ (Старший Брат), двоемыслие, речекряк и др. «Новояз» является особой формой языка и словарного запаса. Новый язык формируется по принципу «невозможно сделать (и даже подумать) то, что нельзя выразить словами». Поэтому с каждым новым изданием словаря новояза из него выбрасываются слова и понятия, неугодные господствующей идеологии: «Каждое сокращение было успехом, ибо чем меньше выбор слов, тем меньше искушение задуматься» [Оруэлл 2010: 34]. Зато присутствует множество новых слов, в основном, сокращений более длинных фраз, что тоже помогает избавиться от многозначности старояза (старого непартийного языка). Например, фраза «идейно крепкий речекряк» означает похвалу человеку, который говорит идеологически выверенно, «без участия высших нервных центров».

Основное понятие, характеризующее сознание жителей Океании - это так называемое «двоемыслие». Пояснить идею двоемыслия (англ. doublethink) можно следующим образом: на фронтоне здания, в котором работал герой романа, висели лозунги:

Война - это мир

Свобода - это рабство

Незнание - сила

Таким образом, двоемыслие - это способность искренне верить в две взаимоисключающие вещи, либо менять своё мнение на противоположное при идеологической необходимости. Ключевым словом новояза было «белочёрный», содержавшее два взаимоисключающих понятия. Оно «означало привычку нагло, вопреки фактам, настаивать на том, что чёрное - бело» [Оруэлл 2010: 17]. Для понимания лозунгов ангсоца (английского социализма), например лозунга «Свобода - это рабство», тоже было необходимо двоемыслие. В романе Дж. Оруэлла искажается сама природа термина, поскольку отображаемое им понятие определяется заведомо недопустимым способом - соединением нескольких частей, противоречащих друг другу.

Введение двоемыслия и употребление элементов уродливого и сухого канцеляристского языка, в котором даже нет таких базовых единиц как любовь, свобода показывают, до чего может дойти контроль государства, убравшего мировые человеческие ценности не только из языка, а из самого сознания человека.

Если говорить о произведении Р. Брэдбери «451 градус по Фаренгейту» (1953), то можно сказать, что своим необычным и весьма оригинальным замыслом автор романа выразил отношение к бездуховному обществу, которое променяло красоту и мудрость книги на индустрию удовольствий и беспамятство. Антиутопическое общество в романе опирается на массовую культуру и потребительское мышление, а все книги, которые могут заставить людей задуматься о жизни, подлежат уничтожению, и даже их хранение является преступлением. Люди, способные задумываться о жизни, видеть истинное лицо умирающего общества и критически мыслить, оказываются вне закона.

Как и во многих антиутопических романах, главным героем романа, Гай Монтэг, одиночка и борец, не способный смириться с окружающей глупостью и несправедливостью. Протагонист работает «пожарным» (что в романе означает сожжение книг), и он твердо убежден, что выполняет свою работу «на пользу человечества». Но в скором времени Монтэг понимает правду и разочаровывается в идеалах общества, а затем превращается в преступника и изгоя и присоединяется к небольшой подпольной группе маргиналов, которые заучивают тексты книг, хранят в памяти тексты и таким образом сохраняют бесценную информацию для потомков.

Описывая это общество, автор употребляет терминологию и специальную лексику, относящуюся к пожарному делу (брандспойт, воспламенитель, брандмейстер, рубильник) и средствам массовой информации (телевизионная комната, портативный передатчик системы «Ракушка», телевизионные стены, издатель, радиовещатель, массовость потребления, дивертисмент). Однако своеобразным противопоставлением остаются единицы, принадлежащие к области науки, культуры, литературы и философии (пчелиная матка, рентгеновские лучи, пищевод, аборт, барабанная перепонка, авторитет, меланхолия, существительные, глаголы, прилагательные).

Крайне необычен для анализа и роман-антиутопия Э. Берджесса «Заводной (механический) апельсин» (1962), рассказывающий о приключениях и мытарствах главного героя - подростка Алекса, главаря молодежной банды, который живет в ужасном и жестоком обществе смешанной русско-американской культуры и то сам становится палачом, нападая и грабя беззащитных горожан, то превращается в беспомощную жертву, когда государственное секретное учреждение проводит над ним опыты и вторгается в сознание подростка.

Берджесс, желая оживить свой роман, насыщает его жаргонными словами из так называемого «надсата», взятыми из русского и цыганского языков. История создания выдуманного сленга такова: в то время, когда Берджесс думал о языке романа, он оказался в Ленинграде, где и решил создать некий интернациональный язык, каким и стал надсат. Основная сложность перевода англоязычного романа на русский язык состоит в том, чтобы эти слова для русскоязычного читателя выглядели столь же непривычно, как и для англоязычного. Существует несколько способов перевода языка надсат. Например, В. Бошняк придумал набирать эти слова латиницей, выделяя их таким образом из текста на русском языке. Вот, как выглядит в его версии перебранка Алекса с главарем вражеской банды: «Кого я вижу! Надо же! Неужто жирный и вонючий, неужто мерзкий наш и подлый Биллибой, koziol и svolotsh! Как поживаешь, ты, kal в горшке, пузырь с касторкой?» [Берджесс 2010: 8].

В переводе Е. Синельщикова «русские» слова переведены на английский и даны в тексте кириллицей: При виде незваных гостей девочка сделала ярко накрашенный ротик буквой «О», а молодой мэн в роговых глассиз поднял голову от тайпрайтера и недоуменно взглянул на нас. По всему столу перед ним были разбросаны шитсы пейпера. Справа от тай-пера они были сложены в аккуратный колон. В тот вечер нам везло на интеллигентных мэнов.

В основном в романе персонажи в качестве жаргонных используют обычные русские общеупотребимые слова - «мальчик» (mallshik), «лицо» (litso), «чай» (tshai) и т.д.

Использование молодёжного сленга «надсат» в антиутопии Э. Берджесса «Заводной апельсин» превращает роман в некое подобие сканворда, ребуса, закодированного послания. При этом происходит процесс «очуждения», отстраненности от знакомого и привычного мира. По мнению. К. Дикса, через постижение сленга происходит ещё один важный момент осознания и произведения, и общества, в нем изображенного: берджессовский вариант общества будущего - результат русско-американского вмешательства или вторжения (вспомним, что 60 - е годы прошли под знаменем истерической боязни третьей мировой (ядерной) войны, коммунистической угрозы) [Дикс 2002: 15].

Само название сленга «надсат» (nadsat) есть ни что иное как транслитерация русского суффикса «-надцать» (англ. - «teen») и является дополнительной характеристикой героев (и их социально-значимой сущности) романа, ибо это подростки (тинэйджеры) - наиболее ранимая, неустоявшаяся часть общества, способная на неадекватные поступки, необъяснимую жестокость, скрывающая за всем этим собственные опасения, неуверенность, страх перед большим и непонятным миром взрослых.

В романе Э. Берджесса мы можем увидеть как привычные нам лексические единицы «нормального» языка (кристаллография, микрорайон, милисенты (менты) - полицейские, «молоко с ножами» - напиток из молока с наркотическими веществами, муниципальная застройка, муниципальная собственность, наставник по перевоспитанию), так и надсата (smeh, hrust, babusija, denga, zabegalovka, otpad).

По сути, языком «надсат» пользуются герои с искореженным, разорванным сознанием, что характерно для жителей любой антиутопии. Их язык - показатель состояния деградировавшего общества, в котором они живут, а точнее, отношения к нему.

3. Анализ и классификация лексических единиц в терминологических словарях антиутопий

3.1 Особенности описания и классификации лексического материала текстов антиутопий

При классификации лексических единиц текста, как признают лексикографы, встает задача установления номенклатуры объединений слов (необходимый этап описания всего словаря в идеографическом плане) и выявления их типологии. Сложность этой задачи состоит в необходимости описания всей лексики какого-либо текста с единых теоретических позиций, в единых принципах [Кронгауз 2005: 130].

Одним из способов систематизации исследуемого материала является семантическое поле - совокупность языковых единиц, объединенных общностью значения и представляющих предметное, понятийное или функциональное сходство обозначаемых явлений [Крысин 2009: 57]. Одним из примеров семантического поля может служить группа из найденных в анализируемых текстах обозначений режимов правления, состоящее из нескольких рядов (диктатура, демократия, республика, тирания, монархия, и т.д.): общим семантическим компонентом здесь является «режим». Участниками семантического поля выступают лексико-семантические группы. Таким образом семантическое поле предстает как родовое понятие по отношению к лексико-семантической группе - понятию видовому.

По определению Г.С. Щура, лексико-семантическая группа - это группа слов, достаточно тесно связанных между собой по смыслу. Однако поскольку смысловые связи между словами чрезвычайно разнообразны, термин ЛСГ используется по отношению к лексическим единицам, объединенным разными типами смысловой общности [Щур 974: 26]. Например, например лексико-семантическую группу представляют собой термины-глаголы, имеющие значение (в том числе и контекстуальное) «убить», казнить: справить Праздник Правосудия, распылить, вылечить, исполнить приговор, аннигилировать, утилизировать, удалить и т.п. Члены лексико-семантической группы связаны определенными семантико-парадигматическими отношениями (синонимии, антонимии, гипонимии, гиперонимии, всякого рода включений, уточнений, дифференциации, обобщений близких и / или сопредельных значений). В данном случае имеет место быть синонимия элементов. Если рассматривать лексико-семантическую группу «возрастные группы» (гипероним), то в ее состав входят элементы (гипонимы): Младенцы, Годовалые, Трехлетние, Семилетние, Восьмилетние, Девятилетние, Десятилетние, Одиннадцатилетние, Двенадцатилетние, Взрослые, Старые.

В отличие от лексико-семантической тематическая группа характеризуется разнотипностью языковых отношений между ее членами или отсутствие таковых вообще. Т.е. тематическая группа - это совокупность слов, объединенных на основе внеязыковой общности обозначаемых ими предметов или понятий. Примером тематической группы является объединение слов винокурение, гужевой транспорт, жнейка, дренаж, механические грабли, силосование в категорию «сельское хозяйство».

Поскольку в тематические группы организуются целые «отрезки действительности» [Сулименко 2008: 52], то в языке существует огромное количество этих тематических рядов (примером тематических групп могут служить названия архитектурных сооружений, внутреннего убранства жилища, частей человеческого тела, термины скотоводства, ботанические термины, названия транспортных средств, поселений и т.д.).

Классификация лексического материала по тематическим группам - один из наиболее распространенных приемов описания лексики. Данный термин толкуется в словаре О.С. Ахмановой как «ряд слов, более или менее близко совпадающих по своему основному семантическому полю» [Ахманова 1969: 118]. По существу данное определение стирает различие между тематической группой и семантическим полем.

Д.Н. Шмелев указывает: «Отображая определенным образом те или иные «отрезки действительности», слова естественно связаны между собой, как взаимосвязаны и отображаемые ими явления самой действительности [Шмелев 1973: 13-14]». Такие «тематические группы» слов, выделяемые «на основании предметно-логической общности, во многих случаях характеризуются и некоторыми общими для них собственно языковыми признаками, иначе говоря, многие тематические группы оказываются при ближайшем рассмотрении также и лексико-семантическими группами».

Другими словами, тематическая группа представляет собой ряд слов, более или менее близко совпадающих по своему основному семантическому полю.

3.2 Классификация терминов на основе их лексико-семантических показателей

Используя метод сплошной выборки, в ходе выполнения данной дипломной работы нами было собрано и проанализировано 1495 единиц (как отдельных слов, так и словосочетаний), которые представляют собой терминологическую лексику философской, социологической, технической, военной, финансово-экономической, математической, биологической, лингвистической и др. областей человеческого знания, используемую в художественных письменных текстах жанра романа-антиутопии.

Помимо сплошной выборки в ходе исследования были использованы следующие методы: описательно-аналитический, метод анализа и синтеза, количественный, качественный, классификации.

Выбор названных методов обусловлен необходимостью составления, описания и анализа антиутопической терминосистемы. Так, например, на основе описательно-аналитического и качественного анализа было получено описание видов реалий, которые обозначают собранные нами антиутопические термины. Количественный метод позволил провести анализ процентного соотношения тематических групп в лексике исследуемой терминосистемы.

Метод анализа и синтеза, помог собрать и обобщить теоретический материал, а также подвести итоги исследования.

В процессе работы была выявлена классификация видов реалий, выполненная и использованием метода теоретической лингвистики - метода классификации.

Основанием классификации найденных терминов служат различные отдельные признаки терминов - содержательные, формальные, функциональные, внутри- и внеязыковые. Все эти классификации могут быть связаны с теми конкретными науками и областями знания, в которых они используются.

1. Исконные/ заимствованные термины.

Русский язык, отражающий ментальную сторону и научно-технический опыт русского народа, содержит множество названий для предметов и явлений, встречающихся в антиутопической реальности. Некоторое количество исконных научных и технических терминов перешли из русской бытовой лексики (прямая, пуповина, луч, мотыль). Но приходится отмечать, что во многих областях знания русский язык является заимствующей стороной, так как многие термины, обозначавшие новые для русского человека реалии, пришли из языков стран, имеющих долгую историю становления общественно-экономических отношений и капитальных трудов в различных сферах функционирования науки и техники (x-лучи, агония, аккорд, алкоголь, алгебра, ассонанс, граматика).

Это обусловливает проникновение новых реалий в русскую действительность и заимствование терминов для их обозначения. В качестве языка-источника интернационализмов могут выступать разные языки, образующие языковые системы, служащие выражением сфер деятельности, которые почти стереотипны у носителей разных народов. Часто такими языками выступают греческий и латинский, являющиеся своеобразной базой для пополнения научной и технической терминологии ввиду сложившейся научной традиции и международного характера распространения. Но в последнее время языком-источником все чаще становится английский язык, который зачастую функционирует как язык-посредник в науке, культуре, экономике и др. Кроме того, немаловажным фактором является и то, что многие писатели-антиутописты были англоязычными авторами и, соответственно, при переводе часто новые для русского читателя реалии имеют английские корни (в том числе заимствуются и калькируются на русский язык многочисленные окказионализмы)

При заимствовании терминов из различных языков в русский в терминосистемах языка антиутопий прослеживается тенденция к унификации содержания терминов двух языков, которая проявляется в сходстве метафорических сдвигов от общего слова к слову-термину, такие явления в языке можно объяснить общностью мышления и культур двух народов, стремящихся к однозначному выражению экономических реалий.

Таким образом, показатель соотношения исконных/ заимствованных терминов выглядит следующим образом.

Исконная лексикаЗаимствованная лексикабесконечность, двигатель, государство, деление, долбежный станок, закономерность, знаменатель, дозорный, огнемет, пищевод, подавлять, пожарникx-лучи, абстрактный, абсурд, агония, аккорд, динамо, диссонанс, дифференциал, иллюстрация, инерция, инстинкт, микроскопический, миллиметр75873751%49%

Таким образом, около половины экономических терминов являются для русского языка заимствованными.

2. Мотивированность.

Как отмечает С.Н. Гореликова, термин в отличии от других слов возникает лишь одним способом - он создается, придумывается для названия специального понятия. Сначала появляется специальное понятие, а затем находится знак для его названия. В этом смысле термин вторичен и, следовательно, по сути всегда мотивирован. Мы догадаемся о значении и таких терминов как «деньги», «товары», «налог», «двигатель», «трение», «сопротивление», т. к. эти термины были «сделаны» из слов общелитературного языка. Часто непонятны, немотивированны для нас заимствования, которые мы переводим дословно или добуквенно, например: гекзаметрический маятник, зал Тейлоровских экзерсисов, интеграл, кницы, трансцендентные величины. Мотивировка и перевод калькированных заимствований предполагает описание специального понятия через набор признаков, т.е. логико-понятийный анализ термина [Гореликова 2002: 24].

Таким образом, с точки зрения русского языка соотношение мотивированной / немотивированной лексики выглядит следующим образом:

Мотивированная лексикаНемотивированная лексикааккумуляторная башня, антипод, Ботанический Музей, Бюро Хранителей, Газовый Колокол, домашнее животное, зрительное впечатление, иррациональный кореньабстрактный, абсурд, бином Ньютона, гекзаметрический маятник, дивертисмент, имманентный стукач, силлогизм, синхрофазоциклобетатронный пролазыр, фраунгоферовые линии,100249367%33%

Мы можем сделать вывод, что большая часть терминологии является мотивированной. Это объясняется стремлением к понятности и однозначности толкования термина.

3. Однозначность.

Термин всегда обозначает конкретное специальное понятие и в этом смысле термин однозначен. В то же время можно найти несколько определений одного и того же термина в словаре. Наличие нескольких определений - это, как правило, результат использования термина знака для названия специальных понятий, которые входят в разные понятийные системы и подсистемы. Терминологическая многозначность легко снимается, т. к. достаточно определить системы или подсистему, к которой термин относится, и в этой системе у данного знака будет только одно значение. Например термин диссонанс имеет несколько значений: 1) в математике - сложное отношение чисел; 2) в физиологии - нарушение в работе живого организма; 3) в физике (акустике) - звучание тонов, «не сливающихся» друг с другом; 4) в музыке - аккорды, включающие хотя бы один из малых интервалов; 5) в психологии - душевный разлад, нарушение гармонии; 6) в поэзии - неточная рифма с совпадающимисогласными и несовпадающим ударным гласным [#"justify">Однозначная лексикаМногозначная лексикааналогия, антипод, дезинфекция, компрессия, пропеллер, рифма, рычаг, сейсмограф, трахеотомия, эпоха, эра, ямбассоциация, бесконечность, дробь, капсула, квартал, мембрана, регулятор, следствие, такт, функция, энтропия,131617988%12%

Можно с уверенностью сказать, что точная сфера деятельности науки и техники стремится к однозначности. И даже если в антиутопическом произведении термин имеет квазиноминационное значение, т.е. такое, которое не совпадает со значением этого же слова в общелитературном языке, то состав сем новообразованного термина всегда стремится к единице. Например, термин Старший Брат, обозначающий в произведении Дж. Оруэлла «1984» главу государства Океании, не имеет дополнительных значений категорий «родственник», «товарищ», «уважаемый человек» и др. Многозначные термины как в научных текстах, так и в антиутопических произведениях - редкость. Используются они только для того, чтобы внести определенное дополнительное значение - двузначности или абсурдности (зияющие высоты).

4. Обозначаемая категория

В сфере специальной лексики существует метаязык или так называемый язык обслуживания, который содержит в себя группу терминологической лексики. Лексическими единицами языка обслуживания называются показателями. Лексико-семантические показатели - это совокупность признаков, характеризуемых приводимыми данными [Слесарева 2010: 27]. В наименование семантического показателя входят термины, обозначающие:

а) характеризуемый (измеряемый, описываемый и т.д.) объект научного / технического знания (государство, двигатель, иллюстрация, режим, синекура, фронтон, шаттл и т.д.);

б) состояния, свойства, признаки этих объектов и процессы, которые с ними совершаются (вычисление, вычитание, дезинфекция, деление, компрессия, механичность, профилактика, умножение);

в) формальный способ (алгоритм) вычисления, измерения показателя (дактиль (как размер стихотворения), знаменатель, катет, килограммометр, корень, масса, миллиметр, нумер, силлион, такт (муз.), тонна) [Капанадзе 1965: 78].

В исследованном нами материале на основе лексико-семантической классификации представлены все три дифференциальных признака (кроме той лексики, которая не попадает под данную классификацию), при этом наблюдается следующее количественное соотношение.

Характеризуемый (измеряемый) объект экономикиСостояния, свойства этих объектов и процессы, которые с ними совершаютсяФормальный способ (алгоритм) вычисления показателя70229912047%20%8%

То есть в научной и технической терминологической лексике первостепенное значение имеют объекты, поддающиеся описанию или измерению. При этом объект может быть реальным и конкретным или выступать в качестве нематериальной реалии, являющейся родовым обозначением похожих предметов / явлений: ср. чертеж единичный, сделанный каким-либо архитектором и чертеж как вид изображения плоского или объемного предмета.

Состояния, свойства и способы вычисления являются категориями вспомогательными, уточняющими значение / степень характеризуемого объекта научной или технической реалии. В тексте антиутопий они помогают лучше представить форму, размеры, вес описываемых несуществующих в нашей реальности транспортных средств, технических устройств или элементов государственного аппарата.

5. Содержательная классификация терминов - выделяется по логической категории того понятия, которое обозначается термином. Из отобранных нами 1495 единиц выделяются следующие виды научных и технических терминов [Табанакова 2001: 22]:

-термины предметов (генератор, пожарник, пневматический поезд, портативный передатчик, пчелиная матка, рабочая пчела, реактивный мотор);

-термины процессов (демократизация, извещение, инерция, организация работ, пивоварение, пропаганда, просвещение);

-термины признаков, свойств (невтяной, неэвклидово, операционное, отдистилированный, половой, равнодействующая);

-величин и их единиц (вольт, галлон, икс, литр, масса, миллиметр, объем, пинта).

ПредметыПроцессыПризнаки, свойстваВеличины и их единицы106301631367%20%4%9%

Таким образом, термины как единицы знания, обладающие универсальными логическими категориями, могут означать все стороны научного бытия: предметы, процессы, признаки и свойства, величины и их единицы. При этом с точки зрения социальной терминологии учитывается специфика описываемой лексическими средствами области: особая значимость количественного значения; быстро изменяющиеся, подчас противоречивые явления, которые должны быть вовремя отслежены и описаны так, чтобы с помощью точных и лишенных смысловой окраски терминов создался. Вследствие этого доминантную роль в экономической терминосистеме играют лексические единицы процессов и их количественных показателей - величин.

6. Сочетаемость компонентов в терминологической лексике

Как уже отмечалось выше, среди единиц экономической лексики присутствуют термины однокомпонентные (т.е. такие, которые состоят из одного слова, чаще всего, существительного) и многокомпонентные (двух-, трех- и даже четырехкомпонентные). В проанализированных нами 1495 единицах терминологической лексики присутствуют как одно - (архив, глагол, генштаб, директива) так и многокомпонентные наименования (атомная бомба, варикозная язва, гнезда памяти, государственный аппарат, иррациональный корень).

Соотношение одно- и многокомпонентных терминов выглядит следующим образом:

Однокомпонентная лексикаМногокомпонентная лексикаидеология, изменник, инстинкт, кабель, капитализм, квартал, километр, лозунг, масштаб, микрофон, подполье, подсекция, пинта, синонимдокументальное свидетельство, зыбкость прошлого, интеллектуальный возбудитель, искусственное осеменение, исследовательский отдел95753864%36%

Отсюда следует вывод, что авторы антиутопических романов стремятся описать реалию произведения при помощи термина размером в одно слово и только если это невозможно ввиду отсутствия имеющегося в науке наименования (Вражеское Кольцо Враждебности, синхрофазоциклобетатронный пролазыр) или уточнения признаков, свойств реалии (коэффициент полезного действия, спонтанное социальное объединение).

При этом среди многокомпонентных терминов с точки зрения семантики выделяются термины - свободные словосочетания, в которых смысл несет каждый компонент по отдельности, такие сочетания могут быть разорваны без потери общего смысла (иррациональный корень, иррациональные числа, иррациональный член, Личные Часы, машинный балет, Медицинское Бюро и т.д.) и устойчивые (в том числе фразеологические) словосочетания (Газовый Колокол, гекзаметрический маятник, Древний Дом, Зеленая улица, Машина Благодетеля), образующие смысловое единство, значение которого не выводится непосредственно из значений его составляющих, воспроизводимые в готовом виде.

При этом, как отмечают многие исследователи «свобода» лексической сочетаемости терминов, как и всяких слов в русском языке - понятие относительное, т.к. она ограничена предметно-логическими отношениями слов в языке [Щур 1974: 119]. Так, например, исходя из предметно-логических связей, нельзя соединять слово «ботанический» со словами типа «станок», «двигатель», и т.д. И, тем не менее, значения этих слов с точки зрения лексико-семантической могут быть названы свободными.

Связи слов в несвободных сочетаниях обусловлены уже не предметно-логическими отношениями, а внутренними закономерностями лексической системы языка. Границы фразеологически связанных значений уже: круг слов, в сочетаниях с которыми реализуются эти значения, как правило, невелик, нередко сводится к одному сочетанию. В результате длительного употребления только в составе узко ограниченных сочетаний одни из подобных слов утратили первичное прямое значение и перестали восприниматься как номинативные единицы. Часто несвободные сочетания являются следствием заимствования [Авербух 1988: 14].

Список источников

1.Авербух К.Я. Терминологическая вариантность и некоторые проблемы прикладной лингвистики // Проблемы перевода научно-технической литературы: Сб. науч. тр. - Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1988.

2.Алексеев П.М. Статистическая лексикография (типология, составление и применение частотных словарей). - Л.: ЛГПИ, 1975.

.Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. - М.: Советская энциклопедия, 1969. - 607 с.

.Балли Ш. Французская стилистика.― М.:1961. - 398 с.

6.Бартли У., Витгенштейн Л. // Л. Витгенштейн: Человек и мыслитель. - М., 1994.

7.Баталов Э.Я. В мире утопии: Пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментах. - М., 1989.

.Батурина Э.Р. Семантические явления в лексикологической терминологии // Перевод и переводоведение. - М., 2004.

.Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979.

.Берджесс Э. Заводной апельсин / Э. Бёрджесс. - С.-Пб., 2001. - 230 с.

.Бердяев Н.А. Царство духа и царство Кесаря, Гносеологическое введение. Борьба за истину. Сочинения. - СПб.: Гиперион, 2003. - 312 с.

.Бессонова Е.В. Учебная лексикография и стандартизированная терминология // Научно-техническая терминология. - М., 1989. - №11.

.Блюм А. Английский писатель в стране большевиков. / Звезда. 2003, №6.

14.Боженкова Р.К. Понимание текста как лингвокультурологическая категория: Монография // Курск, 2000.

15.Боженкова Р.К. Русский язык и культура речи: учебник / Р.К. Боженкова, Н.А, Боженкова, В.М. Шаклеин. - М., 2011. - 605 с.

16.Брандис Е., Дмитревский Вл. Тема «предупреждения» в научной фантастике // Вахта «Арамиса». Л., 1967.

17.Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). - М., 1947. - 784 с.

18.Вишгеншшейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Избр. философские работы. - М., 1994. - Ч. 1.

.Войнович В.Н. Москва-2042. / В.Н. Войнович. - М.: Эксмо, 2006 - 384 с.

.Володина Н.М. Термин как элемент системы языкового выражения специальных понятий // Научно-техническая терминология. - М., 2001. - №2.

.Воробьева А.Н. Русская антиутопия ХХ века в ближних и дальних контекстах. Самара, 2006.

.Гальперин И.Р. Стилистика английского языка. - М., 1971.

.Геворкян Э. Чем вымощена дорога в рай? К сборнику «Антиутопии XX века», М, 1989.

.Глушко М.М. Функциональный стиль общественного языка и методы его исследования. - М., 2004. - 198 с.

.Головин Б.Н. Роль терминологии в научном и учебном общении. Термин и слово. - Изд-во ГГУ им. Н.И. Лобачевского, 2000. - 127 с.

.Гореликова С.Н. Природа термина и некоторые особенности терминообразования в английском языке // Вестник ОГУ. 2002. №6.

.Граудина Л.К. Вопросы нормализации русского языка. - М., 1980. - 171 с.

.Гринев С.В. Введение в Терминоведение. - М., 1993. - 164с

.Гумбольдт В. О мышлении и речи. - Челябинск: Социум, 2009. - 287 с.

.Даниленко В.П. Русская терминология. - М.: Наука, 1977. - 245 с.

.Жаданов Ю.А., Сердюкова О. И Особенности использования искусственных языков в антиутопии ХХ века. - Харьковский национальный университет имени В.Н. Каразина, 2007.

.Земская Е.А. Русский язык конца XX столетия (1985-1995)./ Отв. ред. Е.А. Земская. М., 1996.

.Илюхина Н.А. Образ в лексико-семантическом аспекте. Самара: Изд-во «Самарский университет», 1998. - 204 с.

.Кагарлицкий Ю. Что такое фантастика? - М.: Худож. лит-ра, 1974. Глава IX. Фантастика, утопия, антиутопия.

.Каньшина Ю.С. Асистемная лексика новоязов англо- и русскоязычных антиутопий. // Альманах современной науки и образования. - Тамбов: Грамота, 2007. №3.

.Капанадзе Л.А. О понятиях «термин» и «терминология» // Развитие лексики современного русского языка. М., 1965.

.Кара-Мурза С.Г. Язык как средство господства // Межкультурная коммуникация и проблемы национальной идентичности. Воронеж, МИОН, 2002.

.Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М., «Наука», 1976.

.Кияк Т.Р. Лингвистические аспекты терминоведения. - Киев: УМК ВО, 1989.

.Кронгауз М.А. Семантика: Учебник для студ. лингв. фак. высш. учеб. заведений. - М., 2005.

.Крысин Л.П. Современный русский язык. Лексическая семантика. Лексикология. Фразеология. Лексикография: Учебник. - М.: Академия, 2009.

.Кулиев Г.Г. Метафора и научное познание. Баку, 1987.

.Куликова И., Салмина Д. Введение в металингвистику. - СПб.: Сага, 2002. - 352 с.

.Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М., 1990.

.Лейст О.Э. История политических и правовых учений. Учебник. - М.: Зерцало, 2000. - 688 с.

.Лейчик В.М. Терминоведение: предмет, методы, структура. Изд-е 2. - М., КомКнига, 2006.

.Литневская Е.И. Русский язык: краткий теоретический курс. - М.: 2005. - 324 с.

.Лихачев Д.С. Как писать? // Русский язык. 2001. №4.

.Лотте Д.С. Вопросы заимствования и упорядочения иноязычных терминов и терминоэлементов.― М.: 1982. - 362 с.

.Малевин Л. Книга тайных знаний. Энциклопедия знаний. - М.: Рипол классик, 2004. - 624 с.

.Мартынов Д.Е. К рассмотрению семантической эволюции понятия «утопия» // Вопросы философии. 2009. №.5.

.Морковкин В.В. Учебная лексикография как особая лингвометодическая дисциплина. М.: Изд-во «Русский язык», 1977.

.Новиков Л.А. Семантика русского языка, М., 1983.

.Овчаренко В.М. Термины, аналитическое наименование и номинативное определение // В кн. Современные проблемы терминологии в науке и технике. М., 1969.