Центральная Азия как региональная подсистема
Центральная Азия как региональная подсистема
Если исходить исключительно из государственно-правовых оснований, то Центрально-Азиатский регион охватывает пять бывших союзных республик. Новые политические реалии расширили границы регионального взаимодействия, включая некоторые районы сопредельных стран, однако пять независимых государств Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркмения и Узбекистан составляют главное территориальное ядро юго-восточной части Евразии. Сегодня постсоветская Центральная Азия оказалась в фокусе внимания глобальных и региональных держав, международных финансово-экономических структур. В 90-е годы этот регион стал полем все более широкого сотрудничества и ареной соперничества различных сил, что обусловлено его геостратегической значимостью, потенциально мощными нефтегазовыми и другими сырьевыми ресурсами, перспективами строительства мощной транспортной инфраструктуры.
Внутри Центральной Азии современные границы определены в результате становления новых независимых государств при сохранении сложной и противоречивой этнической и субэтнической структуры. Как известно, границы существующих государств и их идентичность были во многом искусственно сформированы большевиками в ходе национально-территориального размежевания 1920-1930-х годов. При этом игнорировались жузово-племенные (у казахов, туркмен), региональные (у киргизов, узбеков, таджиков) и надплеменные («сарты», «тюрки», «мусульмане») определения, старые политико-административные (Бухарское, Хивинское и Кокандское ханства) и лингвистические (таджикоязычные узбеки Самарканда и узбекоязычные жители Таджикистана) границы, а также естественные границы оазисов (Ферганская долина, бывшая частью Кокандского ханства, долина нижней Амударьи, входившая в Хивинское ханство, и т.д.)1. Все это вызвало к жизни серьезные кланово-племенные и кланово-региональные разногласия в новых независимых государствах.
Для всех государств региона (исключением отчасти можно считать политически нестабильный Кыргызстан) характерны режимы персонализированной авторитарной власти, которые в литературе часто называют «султанистскими». Их социально-политические системы в целом называются «неопатримониальными». Они характеризуются нераздельностью власти и собственности, а также архаизацией политических систем, в частности, за счет инкорпорации кланово-племенных структур2.
Все государства региона характеризуются достаточно высокими рисками, прежде всего, с точки зрения новых угроз безопасности, особенно терроризма и исламского экстремизма. Усиление этих угроз связано с расположенным по соседству Афганистаном. Под угрозой оказывается также государственность ряда центральноазиатских стран, например, Кыргызстан является наиболее «хрупким» из всех постсоветских государств.
На территории региона существует ряд многосторонних организаций и союзов. Первой после распада СССР крупной межрегиональной политической группировкой в Центральной Азии стало СНГ. Вторым субрегиональным блоком, возникшим на постсоюзном пространстве Центральной Азии, был Центрально-Азиатский союз, учрежденный в 1994 г. в составе Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана с целью координации внешнеполитической и экономической деятельности государств-членов, их финансового сотрудничества, решения миграционных проблем. К настоящему времени между членам Центрально-Азиатского союза (ЦАС) заключен Договор о едином экономическом пространстве, к которому в 1998 г. присоединилась Республика Таджикистан. В 1995 г. участниками союза был создан комитет обороны трех государств, который осуществляет деятельность по разработке конкретных предложений о военном сотрудничестве. Важным этапом развития интеграционных процессов на основе ЦАС стало подписание в 1997 г. Договора о вечной дружбе между Кыргызской Республикой, Республикой Казахстан и Республикой Узбекистан3.
Однако, несмотря на широкие интеграционные возможности, которые открывала концепция и документы ЦАС, они не были реализованы. Если Казахстан и Кыргызстан проявляли заинтересованность в углублении интеграции по линии СНГ, то Узбекистан придерживался дифференцированной политики в построении схем межгосударственного сотрудничества и отрицательно относился к многосторонним объединениям, наделенным политическими функциями. Все это отразилось на развитии многостороннего взаимодействия стран Центральной Азии во второй половины 90-х годов.
В марте 1996 г. между Россией, Белоруссией, Казахстаном и Кыргызстаном в рамках СНГ подписано соглашение о более тесной экономической интеграции в рамках Таможенного союза. Но Узбекистан и Таджикистан не стали членами объединения4. Наряду с этим усиливалось кризисное состояние СНГ в целом, в том числе и на центрально-азиатском направлении.
Отражением кризисных тенденций, традиционно ориентированных интеграционных процессов как трансрегионального, так и внутрирегионального масштаба, явилось заключенное в 1999 г. четырехстороннее соглашение Узбекистана, Туркмениистана, Грузии и
Азербайджана (ГУУАМ), направленное на обеспечение транспортировки нефти и газа из прикаспийской зоны, минуя российскую территорию. Таким образом, период 1998-1999 гг. оказался критическим с точки зрения перспектив комплексного многостороннего сотрудничества постсоюзных государств в Центрально-Азиатском регионе5.
Для решения проблем оперативной гибкости 10 октября 2000 г. в Астане был подписан Договор об образовании Евразийского экономического сообщества в составе Беларуси, Казахстана, Кыргызстана, России и Таджикистана, которое предполагает совместное поэтапное движение государств-членов Таможенного союза в сторону единого экономического пространства6.
Сегодня достаточно интенсивные торговые связи заметны между Россией и Казахстаном, между Казахстаном и Кыргызстаном, Узбекистаном и Таджикистаном. Минимальным остается пока уровень отношений между наиболее промышленно развитыми странами региона - Казахстаном и Узбекистаном, не говоря уже о горизонтальных связях Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана. Для всех государств важным партнером является Россия7. Тем не менее, все центральные страны имеют интенсивные торговые связи и за пределами СНГ.
Отметим, что формирование взаимоотношений во второй половине 90-х годов все больше определялось характером двусторонних связей постсоюзных государств.
Узбекистан, сохраняя, в целом, многосторонние внутрирегиональные связи, прежде всего экономические, стал переносить центр тяжести на двусторонние отношения. Одновременно, опираясь на свой демографический и экономический потенциал, страна попыталась взять на себя роль регионального лидера. В первой половине 90-х годов республика поддерживала экономику своих соседей благодаря льготным ценам за поставляемый в Казахстан и Кыргызстан газ, а также переоформление государственного долга Таджикистана (200 млн долл.)8. Однако в середине 90-х годов отношения между Узбекистаном, с одной стороны, Туркменистаном и Таджикистаном, с другой, значительно ухудшились. В известной степени трения были обусловлены нерешенными трансграничными проблемами, а также претензиями Узбекистана на право единолично формулировать общую позицию центрально-азиатских государств по проблемам противодействия исламскому экстремизму и таджикского урегулирования.
Более ровно развивались узбекско-кыргызские отношения. Но Бишкек занимает весьма твердую позицию по вопросу распределения водных ресурсов в приграничных с Узбекистаном районах9.
Внутрирегиональные отношения в Центральной Азии в 90-е годы самым существенным образом определялись и политикой Казахстана, который выступал не только последовательным сторонником интеграционных процессов, но и активно развивал двусторонние отношения с Кыргызстаном, Таджикистаном и Туркменистаном. Однако в отношениях между ним и Узбекистаном в этот период нарастали экономические противоречия. Кроме экономических противоречий в отношениях между Казахстаном и Узбекистаном существовали и другие сложности. Основные разногласия сводятся к проблемам делимитации границы, неудовлетворенности каждой из сторон положением своих этнических диаспор, различиям экономических стратегий. Все более важным становится и то, что обе страны конкурируют за привлечение зарубежных инвестиций10.
Отход от централизованной системы жизнеобеспечения населения, сохранение основ демократического правления, прекращение гражданской войны в Таджикистане являются существенными позитивными моментами с точки зрения современного положения и перспектив развития ситуации в Центральной Азии.
Вопрос безопасности остается крайне болезненным для стран региона, поскольку все они уязвимы по отношению к внешнему воздействию. Военное строительство в Центральной Азии началось в 1992 г., но поиск оптимальных форм сочетания национальной и коллективной безопасности продолжается.
В начале 90-х годов на Центрально-Азиатский регион распространились договоренности о единой системе ПВО и военно-техническом сотрудничестве в рамках СНГ. Но попытки создания постоянных коллективных миротворческих сил в регионе под эгидой СНГ оказались малорезультативными. В 1998 г. из состава коллективных миротворческих сил в Таджикистане были выведены узбекские и киргизские части. После истечения в апреле 1999 г. договора о коллективной безопасности СНГ (Ташкентский договор 1993 г.) Узбекистан решил не продлевать свое участие в нем11. То, что в этот же период начался вывод российских пограничников из Туркмении и Кыргызстана объективно создало новое измерение проблемы региональной безопасности. С одной стороны, усилилось давление исламских экстремистов, направленное прежде всего на Узбекистан, что предполагало ответные силовые акции. Но одновременно стала очевидна необходимость пересмотра самого понятия безопасности, смещения приоритетов в сторону превентивной дипломатии, миротворчества, решения вопросов экономической и социальной стабильности, более динамичной адаптации к новым вызовам в лице международного терроризма12.
Важным этапом строительства системы региональной безопасности в Центральной Азии стал саммит 2000 года глав государств-участников Договора о коллективной безопасности СНГ (Армения, Белоруссия, Казахстан, Кыргызстан, Россия, Таджикистан) в Бишкеке13. По результатам этого саммита было подписано соглашение «О статусе формирований сил и средств систем коллективной безопасности», предусматривающее возможности оказания странами взаимной военной помощи для совместного отражения внешней военной агрессии, проведения совместных антитеррористических операций, а также командно-штабных и войсковых учений. Фактически речь идет о создании коллективных вооруженных сил регионального базирования.
В Каспийском бассейне имеются гигантские запасы нефти и газа. Туркменистан занимает третье место в мире среди поставщиков природного газа, а общие региональные запасы нефти, локализованные в значительной части на территории Казахстана, оцениваются в 10-25 млрд т. Потребность в нефти и газе нарастает в Юго-Восточной Азии, на Индийском субконтиненте, а в недалеком будущем начнет быстро увеличиваться и в Китае14.
Более половины героина, поставляемого в Европу и Северную Америку, имеет афганское происхождение и доставляется через Центральную Азию. Это определяет объемы криминального бизнеса в величинах, сравнимых с самыми перспективными видами легального производства, а, следовательно, расширяет социальную базу транснациональной преступности15.
Национальные территории государств региона расположены в зоне соприкосновения отличных культур и цивилизаций, поэтому при неблагоприятном развороте событий «принцип политического домино» может стать здесь буквально роковым.
Центральная Азия исторически очень тесно связана с Россией. Но помимо России существуют еще несколько других крупных внешнеполитических акторов, которые заявляют о своих интересах. Это США, Турция, Иран, Пакистан, Китай, Индия и Европейский союз16. Их участие придает внешнеполитическим процессам, происходящим в Центрально-Азиатском регионе, комплексное и глобальное измерение. Все формы и виды внешнеполитического взаимодействия в Центральной Азии развиваются при непосредственном и суверенном участии новых независимых государств этого региона. Именно в руках их руководства находятся рычаги принятия окончательных решений, способных определять стратегические перспективы регионального развития.
Позитивным моментом взаимодействия России с ее центрально-азиатскими партнерами выступает большое число межгосударственных соглашений и договоренностей, которые постепенно воплощаются в жизнь. Конструктивную основу участия РФ в региональных процессах составляют такие документы, как российско-казахстанский Договор о дружбе и сотрудничестве (1992) и Декларация о расширении и углублении российско-казахстанского сотрудничества (1995), российско-узбекский Договор об основах межгосударственных отношений, дружбе и сотрудничестве (1992), Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Республикой Таджикистан и Российской Федерацией (1993), Договор о союзничестве и партнерстве между Кыргызской Республикой и Российской Федерацией (2000)17.
Наиболее важным положительным моментом, характеризующим участие России в системе международных отношений в Центрально-Азиатском регионе, является ее вклад в сдерживания внешних внерегиональных угроз. Россия взаимодействует с ООН, ОБСЕ, другими международными организациями и заинтересованными государствами для поддержки межтаджикского урегулирования 1997 г. Присутствие российской 201-й мотострелковой дивизии, которая составляет основу Коллективных миротворческих сил СНГ в этой стране и российское участие в коллективной системе противодействия международному терроризму играет важнейшую роль в обеспечении безопасности в региональном масштабе18.
Позитивным моментом консолидации национальной государственности стран региона стало их полноправное вхождение в круг членов мирового сообщества. Новые государства Центральной Азии являются членами ООН, ОБСЕ, Организации Исламская конференция, Организации экономического сотрудничества (в нее входят также Иран, Пакистан, Турция, Азербайджан и Афганистан). Налажены связи с Всемирным банком, МВФ, ЕБРР, Азиатским банком, Исламским банком развития, другими международными финансовыми институтами. В 1999 г. Кыргызстан первым из стран СНГ стал членом ВТО.
Расширению связей центрально-азиатских государств с западными индустриально развитыми странами способствует обоюдная заинтересованность в освоении природных богатств региона и создании инфраструктуры для их доставки на мировые рынки19. Но общая картина внешнеполитического взаимодействия выстраивается намного сложнее, поскольку активную роль во всех региональных процессах играют ближайшие соседи центрально-азиатских государств, прежде всего Турция, Иран и Пакистан, а военно-политическая ситуация в Афганистане постоянно вынуждает всех внешнеполитических акторов вносить коррективы в уже достигнутые договоренности. В первой половине 90-х годов турецкая сторона сделала ставку на форсированное присутствие во всех сферах жизни центрально-азиатских обществ, причем большинство турецких политиков склонилось к интерпретации целей этого политического курса в духе пантюркизма. Акцентируя идеологические моменты в пропаганде новой региональной политики, Турция стремилась не только надежно закрепить за собой региональный рынок, но и повысить собственную значимость во взаимодействии с европейскими странами, экономическая польза от сотрудничества, а не конкуренции с Россией может в значительной степени компенсировать Турции ущерб от несостоявшейся роли «покровителя тюркских республик»20.
Для Ирана было характерно стремление наладить региональное сотрудничество в Центральной Азии не только на двусторонней, но и на трехсторонней основе - с участием России. Иран активно работал по установлению взаимопонимания и взаимодействия с РФ, чтобы не допустить двойной изоляции на международной арене - со стороны США и со стороны восточного направления, где относительно возрастала роль проамериканской Турции21.
В основе современных тактических ориентиров иранского подхода к сотрудничеству с Центрально-азиатскими государствами лежат, прежде всего, прагматические интересы. Иранское руководство считает, что наиболее перспективной сферой сотрудничества Ирана со среднеазиатскими республиками является добыча, переработка и транспортировка энергоносителей. Предусматривается также возможность поставок газа и нефти через иранскую территорию в обход России на Украину и в страны Европы22. В среднесрочной перспективе Иран, скорее всего, будет стремиться подкрепить свою политическую роль в Центральной Азии постепенным расширением помощи и инвестиций странам региона. На современном этапе у Тегерана достаточно прочные позиции в Туркмении, с которой имеется ряд взаимовыгодных экономических, энергетических и транспортных проектов, а также с Казахстаном.
Особое значение в планах усиления экономической завязки центрально-азиатских государств Тегеран придает Организации экономического сотрудничества (ОЭС). Еще один канал, через который Иран оказывает воздействие на ситуацию в Центральной Азии, проходит через Афганистан. Действовавшая там в 90-е годы шиитская проиранская группировка «Партия исламского единства Афганистана» пыталась играть активную роль не только в самом Афганистане, но и в некоторых Центрально-азиатских республиках23. Но контакты с центрально-азиатской оппозицией не занимали в политике Ирана столь значительного места, как в политике Турции, а победа движения Талибан в Афганистане пока исключает активизацию иранского влияния на Центральную Азию.
Таким образом, Турция и Иран стали первыми новыми региональными акторами, активно включившимися в формирование системы международных отношений в постсоюзной Центральной Азии. Их участие в центрально-азиатских внешнеполитических процессах постепенно приобретало в 90-е годы все более весомый характер, а заинтересованность в конструктивном сотрудничестве стала подкрепляться реальным прагматизмом. Одновременно к концу 90-х годов Иран и Турция пришли к осознанию ущерба от взаимной конкуренции в центрально-азиатском регионе и постепенно стали стремиться к сочетанию соперничества и сотрудничества в своей центрально-азиатской политике24.
Другие государства Среднего и Ближнего Востока также выступают спонсорами ряда экономических проектов по линии ОЭС, исламское зарубежье в той или иной степени поддерживает идею широкого политического объединения мусульманских государств Центральной Азии и Закавказья. Этому способствуют действия как радикальных религиозно-политических партий Пакистана и Афганистана, так и достаточно влиятельных представителей правящих кругов Иордании и Саудовской Аравии25.
На современном этапе Пакистан стал одним из основных каналов проникновения международных террористов в Центрально-Азиатский регион. С территории Пакистана осуществляется поставка оружия исламским экстремистам и подготовка боевиков для оппозиционных исламских партий и движений26.
Среди новых направлений в политике центрально-азиатских республик особую роль играют отношения с Китаем. Это особенно характерно для непосредственных соседей: Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана. Особые опасения в Центральной Азии еще недавно вызывало то, что у Китая существовали территориальные претензии к этим странам, которые выдвигались еще в период существования СССР27. К концу 90-х годов острота проблемы была снята.
Параллельно с укреплением многостороннего политического сотрудничества Китая в Центральной Азии произошло повышение значения экономического компонента двусторонних отношений. Китай заинтересован в росте своего экономического влияния в регионе и закреплении рынков сбыта продукции северо-западного Китая. Хотя доля Китая в экспорте и импорте Туркменистана и Таджикистана сравнительно невелика, то для Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана Китай - очень важный торговый партнер28.
Активное участие Китая в ШОС создает благоприятные условия системы безопасности России, Центральной и Северо-Восточной Азии. Как показывает опыт многостороннего сотрудничества, сложившегося в русле ШОС, на современном этапе в Центральной Азии реально существует также и возможность расширения международного взаимодействия с участием Индии. Но пока внешнеполитические усилия Индии в Центральной Азии в основном мотивированы стремлением к сдерживанию активности Пакистана. В ходе двусторонних переговоров с центрально-азиатскими государствами Индия стремится заручиться обещаниями противодействия росту фундаменталистских настроений в регионе29. Важным фактором формирования международных отношений в Центральной Азии является конструктивная позиция Индии в отношении борьбы с международным терроризмом и религиозным экстремизмом.
Необходимо отметить рост экономического влияния в Центрально-Азиатском регионе стран АТР. Они стали третьими по значимости внешнеторговыми партнерами Центральной Азии после России и Европы. Объемы торговли с АТР заметно превосходят товарооборот центрально-азиатской пятерки с такими соседними странами, как Турция и Иран. Лишь для Туркмении экономические связи с Турцией более значимы, чем торговля с АТР30.
Растущую популярность приобретает идея «Шелкового пути ХХI века», реализация которой поможет преодолеть географическую изоляцию центрально-азиатских государств. В современных условиях «Шелковый путь», в отличие от древних караванных путей, предполагается построить на трех опорах: энергетике, трансконтинентальной транспортной системе и телекоммуникациях31.
В XXI веке Центральная Азия столкнется с серьезными вызовами существующим границам.
Второй вызов - экономический. Развитие экономики в странах Центральной Азии возможно только за счет интеграции и более эффективного использования имеющихся ресурсов (земля, вода, минеральные ресурсы). Сейчас экономические отношения этих стран с внешними партнерами развиваются гораздо успешнее, чем с соседями по региону. Это не означает, что экономические связи внутри Центральной Азии отсутствуют. Просто значительная часть товарооборота из-за неурегулированных пограничных вопросов, таможенных барьеров и сложных межгосударственных отношений находится в теневом секторе, порождая коррупцию и способствуя развитию организованной преступности33. Чем глубже будут экономические изменения, чем дальше зайдет индустриализация, тем больше будет потребность в ослаблении и снятии препятствий для развития, в том числе и существующих таможенных барьеров и границ.
Наконец, третий вызов будет носить политический характер. Передел границ в Центральной Азии в XXI веке по политическим причинам более чем возможен. Главная проблема существующих рубежей состоит в том, что они были проведены европейцами, которые исходили из собственных интересов и опирались на свое понимание границ и государственности. Так, большая часть внешних границ региона была проведена в XIX веке, опираясь на концепцию «естественных границ» и исходя из военно-политических соображений России и Великобритании34. Внутренние границы в регионе - это результат советского национально-территориального размежевания 1924-1936 гг. Они были проведены, исходя из европейского понимания нации, которое малоприменимо к нынешней ситуации в Центральной Азии.
В целом, нельзя точно сказать, какая страна обладает абсолютной гегемонией в Центральной Азии, будь то Россия, США, Китай, Турция и т.д. США и Россия обладают равным ядерным потенциалом и превосходят Китай в этом отношении. Конечно, для России данный регион представляет зону исторических интересов, поэтому сотрудничество в рамках СНГ является особо важным, несмотря на присутствие двусторонних договоров и соглашений. Фактор сближения самих стран региона, укрепления их государственности играет важную роль в выборе вектора интеграции Центральной Азии. Страны нацелены на тесное внутрирегиональное сотрудничество, можно отметить их сближение, т.к. только сообща они могут отстоять политическую и экономическую независимость региона от внешнего давления.
азиатский консолидация национальный
Список использованной литературы
1.Восток / Запад: Региональные подсистемы и региональные проблемы международных отношений. Учебное пособие / Под редакцией А.Д. Воскресенского. - М.: Московский государственный институт международных отношений (Университет); «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2002. - 528 с.
2.Годы, которые изменили Центральную Азию. - М, 2009. - 332 с.
3.Данков А. Центральная Азия через 100 лет: после «Большой трансформации». - #"justify">4.Имангазиев А. Геополитическая роль Центральной Азии в XXI веке. - #"justify">.Казанцев А. Центральная Азия: тенденции регионального развития. - #"justify">.Эсенов М. Центральная Азия на пороге XXI века. - http://www.ca-c.org/datarus/esenov3.shtml. - Загл. с экрана.