Введение
После поражения декабрьского вооруженного восстания многие возлагали надежды на мирный путь решения насущных проблем через Думу.
Дума - это первый опыт представительного (т.е. путем избрания представителей различных слоев общества) правления в России. С ней связывали переход России на путь буржуазного парламентаризма и конституционного строя. Дума мыслилась как законодательный орган с подчинением ей исполнительной власти. Она должна была юридически закрепить разнообразные права и свободы граждан. Кроме того, Дума должна была стать средством недопущения революционного движения.
Неотъемлемо с Государственной Думой был связан Петр Аркадьевич Столыпин. «Годы идут, и Столыпину в смутном переходном думском отрезке русской истории отводится все больше места», - отмечал А.В. Тыркова-Вильямс. Деятельность Столыпина вызывала ненависть революционеров. Он выступил инициатором ряда важнейших решений. Им были предложены многие реформы.
Тема реформ в российской истории тщательно и основательно исследована наукой, причем особенно много публикаций было сделано за последние 10 лет. Естественно, что интерес к реформаторам прошлого регулярно обнаруживается в связи с неудачами реформаторов современности, постоянно возникают и анализируются различные исторические параллели.
В отечественной, юридической и исторической литературе уделялось и уделяется определенное внимание проблемам государственно-правового строительства в начале XX в. В дореволюционной историографии вопросам теории государства и права, федерализма и национальной политики, конституционной мысли конца XIX - начала XX вв.. было посвящено много интересных работ.
Известные юристы Н.М. Коркунов, Н.И. Лазаревский, В.М. Грибовский, Н.Н. Палиенко, Ф.Ф. Кокошкин подробно анализировали государственное устройство Российской империи, указывали на недостатки и предлагали пути его совершенствования. Однако их работы не содержали систематического анализа проблем национально-государственного строительства, в них не рассматривалась роль Государственной Думы в реформировании многонационального российского государства.
В период с 1906 по 1917 гг. появилось большое количество публикаций, посвященных различным аспектам работы Государственной Думы. Представление о масштабах интереса современников (историков, юристов, публицистов) к деятельности Думы дают библиографические указатели, изданные в различные годы. Так в «Указателе книг и брошюр о Государственной Думе», составленном младшим помощником библиотекаря Думы А.С. Деевым за период с момента учреждения Думы до 1 июля 1912 г., указаны 425 отдельных изданий, имеющих отношение к Государственной Думе I-III созывов. Коркунов Н.М. Русское государственное право. - Т. 1. 6-е изд. - СПб., 1908; Лазаревский Н.И. Русское государственное право. - Пг., 1917; Грибовский В.М. Государственное устройство Российской империи. - Одесса: Тип. «Техникъ», Кокошкин Ф.Ф. Автономия и федерация. - Пг., 1917.
Следует отметить, что среди авторов этих работ наиболее объективно стремились разобраться в процессе и результатах законотворческой деятельности Думы представители либерального направления - кадеты, октябристы, прогрессисты.
В трудах В.И. Герье, В.Д. Набокова, П.Н. Милюкова, А.И. Калинки содержалась достаточно подробная характеристика хода избирательной компании в Думу, процесса подготовки, обсуждения и принятия тех или иных законопроектов и рассмотрения запросов. Большое значение имели материалы, посвященные характеристике позиций лидеров фракций и групп в парламенте, реакции общественности, органов периодической печати, отдельных регионов и избирателей на те или иные решения Думы. Вместе с тем на всех трудах современников и участников истории Государственной Думы лежал отпечаток субъективизма, преобладал публицистический жанр, использовался ограниченный круг источников.
В историко-правовой литературе 1917-1991 гг. была представлена иная политико-идеологическая интерпретация роли и места Думы в вопросах реформирования государственного устройства и национальной политики. В наиболее типичных для 20-х гг. работах А.Н. Слепкова и С.Г. Томсинского деятельность Думы рассматривалась через призму классовой борьбы, роли народных масс в национально-освободительном движении и борьбы национальных окраин России за широкую автономию. Проблема эволюции государственного устройства России в данном контексте не рассматривалась.
Научная разработка истории формирования Российского государства и отечественного парламентаризма активизировалась в 60-80- х годах XX в. Была существенно расширена тематика изучения проблем истории создания и деятельности органов власти и управления, в научный оборот вводились новые архивные источники. Вместе с тем в работах этого периода Дума оценивалась как второстепенное явление по сравнению с внепарламентской борьбой большевиков против монархии, государственно-правовая деятельность членов Думы по-прежнему рассматривалась с классовых позиций.
В некоторых работах частично освещалась законодательная деятельность парламента и его взаимоотношения с правительством. Так, Ф.Г. Калинычев рассматривал содержание правительственных деклараций, внесенных в Думы I-II созывов и реакцию на них депутатов различных фракций.
В конце 80-х гг. XX в. наметились новые подходы и заметно расширилась сфера интересов ученых, исследующих проблему реформирования политической структуры российского общества, его государственного устройства, формирования новых политических институтов в начале XX в. Ряд авторов на основе материалов, регламентировавших деятельность Думы, стенографических отчетах, мемуарной литературы, показали процесс разработки думских документов, остроту полемики, зарождение парламентской культуры.
Началом нового этапа изучения истории государственного строительства и законодательной деятельности первого отечественного парламента в этом направлении следует считать 90-е года XX в. В этот период произошли существенные изменения в структуре социальных и политических ценностей российского общества, которые обусловили интерес исследователей к переломному периоду в истории России в начале XX в.
Отличительной чертой публикаций 90-х гг. стало расширение источниковой базы изучения проблем государственного устройства до созыва Государственной Думы и во время ее работы. В научный оборот был введен ряд ранее недоступных отечественным исследователям документов, мемуаров, дореволюционной публицистики.
Ряд исследователей указанного периода обращались к законодательной деятельности Государственной Думы в контексте более общих научных направлений, посвященных проблемам выбора альтернативных путей развития России в начале XX в.
В последнее десятилетие был защищен ряд диссертационных исследований, посвященных рассмотрению национального вопроса в Государственной Думе I-IV созывов. В диссертациях В.Н. Маслова, И.И. Вельможко, В.Ю. Зорина, И.В. Вельской, A.M. Кахриманова, Т.А. Пучиной содержится богатый материал, посвященный вопросам национально-государственного устройства, применительно к программным документам и думской деятельности различных партий.
Советская историография, следуя в фарватере политических противников П.А.Столыпина, очень исказила его облик и деятельность, поэтому основными целями этой работы являются:
1.Восстановить историческую правду
2.Раскрыть личность П.А. Столыпина
.Охарактеризовать работу П.А.Столыпина в Государственной Думе
.Раскрыть содержание государственно-правовой деятельности Думы и ее историческое значение.
Исходя из вышеперечисленных целей, я установила конкретные задачи работы:
1.Детально рассмотреть работу Государственной Думы, используя как современную литературу, так и очерки современников
2.Оценить вклад П.А.Столыпина в деятельность Государственной Думы
II. Петр Аркадьевич Столыпин
1.Детство. Учеба. Служба в провинции
Родился П.А. Столыпин 2 апреля 1862 г. в Дрездене.
В 1874 г. П.А. Столыпин поступил во второй класс Виленской гимназии. После окончания шестого класса, в 1879 г., в связи с переездом семьи в Орел, он перевелся в Орловскую гимназию, которую окончил в 1881 г. и поступил на отделение естественных наук физико-математического факультета Петербургского университета.
7 октября 1885 г. Совет университета утвердил ПА. Столыпина кандидатом физико-математического факультета.
октября 1884 г. П.А. Столыпин был определен, согласно прошению, на службу в Министерство внутренних дел. 5 февраля 1885 г. он перевелся в Министерво государственных имуществ и был причислен к департаменту земледелия и сельской промышленности. 21 апреля 1886 г. был «утвержден по степени кандидата в чине коллежского секретаря», а 26 января 1887 г. определен помощником столоначальника. Вместе с тем сказалось высокое придворное и служебное положение отца и тестя: 1 января 1888 г. он был пожалован в звание камер-юнкера двора е.и.в.
24 апреля 1899 г. 37-летний П.А. Столыпин был избран ковенским губернским предводителем дворянства.
мая 1902 г. П.А. Столыпину «поведено быть исправляющим Должность гродненского губернатора». Сыграла, видимо, определенную роль и записка П.А. Столыпина по вопросу о введении земства в западных губерниях.
Таким образом, это назначение, как и производство «за отличие в статские советники» 6 декабря 1901 г., было естественным следствием высокой оценки деятельности П.А. Столыпина в должности губернского предводителя дворянства.
февраля 1903 г. П.А. Столыпину «поведено быть саратовским губернатором». В семье это объясняли одним: «За короткий срок (пребывания в Гродно) успели в Петербурге оценить способности молодого губернатора и решили дать ему более ответственный пост». Это действительно было так: Николай II на аудиенции 8 марта 1904 г. поставил перед новым губернатором задачу «поправить» губернию, которую в Петербурге считали одной из самых трудных и запущенных. 26 марта П.А. Столыпин вступил в должность.
В марте 1905 г. П.А. Столыпина вызвали в Петербург и предложили должность управляющего Крестьянским банком.
декабря 1904 г. П.А. Столыпин произведен, за отличие, в действительные статские советники.
В марте 1905 г. П.А. Столыпину была объявлена «Высочайшая благодарность за умелые, твердые и энергичные действия по прекращению беспорядков в Балашовском уезде Саратовской губернии и в г. Саратове».
26 апреля 1906 г. П.А. Столыпин был назначен министром внутренних дел. Некоторые исследователи, рассуждая о причинах столь резкого взлета, пытаются объяснить его влиятельными родственниками и сановниками. Другие, справедливо подчеркивая качества и способности ПА. Столыпина, проявленные им в Саратовской губернии («твердость и решительность в борьбе с революционным движением», «сильный и смелый администратор», «логическое и консервативное мышление», проявленное им в ежегодных отчетах, и др.), отмечают, вместе с тем, и роль родственных уз и личных связей. Третьи объясняют быстрое продвижение ПА. Столыпина совокупностью его личных качеств и способностей. (Подробнее см. Приложение)
III. Государственная дума 1906-1911
1.Рождение Государственной думы
января 1905 года, через 3 недели после «Кровавого воскресенья» к Николаю II обратился статс-секретарь Алексей Сергеевич Ермолов, предлагая создать выборную земскую думу для предварительного рассмотрения важнейших законопроектов.
Ермолов был действительным тайным советником, почетным членом Петербургской академии наук и Вольного экономического общества и одним из виднейших ученых-аграриев России: занимал пост министра земледелия более 10 лет. Его предложение оказалось уместным и своевременным, и царь, обсудив его в кругу великих князей и высших сановников, направил документ на рассмотрение Совета министров.
Однако Совет министров, проведя два заседания, предложение Ермолова не принял, и тогда 18 февраля 1905 года были опубликованы сразу 2 важнейших документа: Высочайший Манифест, которым «все русские люди, верные заветам родной старины», призывались сплотиться вокруг престола, и Высочайший рескрипт на имя Булыгина, в котором провозглашалось намерение привлечь «достойнейших, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предположений». Для противовеса Трепов, оставаясь на прежней должности, вскоре стал товарищем Булыгина по Министерству внутренних дел, сосредоточив в своих руках и Департамент полиции, и Корпус жандармов. Но уже никакие тактические маневры не могли спасти положение, ибо революция продолжала нарастать.
В июне восстал экипаж броненосца «Потемкин». В октябре забастовало 2 млн. заводских и фабричных рабочих, железнодорожников, служащих почт и телеграфа.
октября Николай II вынужден был издать Манифест, написанный С. Ю. Витте. Этот Манифест по его последствиям справедливо является одним из выдающихся документов в российской истории XX века и потому приводится здесь полностью.
«Божией милостью
Мы, Николай Вторый,
император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая.
Смуты и волнения в столицах и во многих местностях империи нашей великой и тяжкой скорбью преисполняют сердце наше. Благо Российского государя неразрывно с благом народным и печаль народная - его печаль. От волнений, ныне возникших, может явиться глубокое нестроение народное и угроза целости и единству державы нашей.
Великий обет царского служения повелевает нам всеми силами разума и власти нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для государства смуты. Повелев подлежащим властям принять меры к устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий, охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга, мы, для успешнейшего выполнения общих преднамечаемых нами к умиротворению государственной жизни мер, признали необходимым объединять деятельность высшего правительства.
На обязанность правительства возлагаем мы выполнение непреклонной воли нашей:
1.Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2.Не останавливая предназначенных выборов в Государственную думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив за сим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку.
.Установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действия постановленных от нас властей.
Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед Родиной, помочь прекращению сей неслыханной смуты и вместе с нами напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле.
Манифест был встречен с небывалым энтузиазмом и ликованием, по всей стране прошли митинги в его поддержку и одобрение. На этой волне председателем Совета министров стал Витте, а Булыгин и Тренов ушли в отставку. Правительство объявило амнистию политическим заключенным и приступило к разработке нового избирательного закона.
Осенью 1905 года по одной трети уездов прокатились аграрные беспорядки. 9 декабря в Москве произошло вооруженное восстание, продолжавшееся девять суток и стоившее жизни более чем тысяче повстанцев. В 1906 году восставали солдаты и матросы Кронштадта и Свеаборга, все еще продолжали бастовать рабочие, но революция уже пошла на убыль и в 1907 году утихла.
Ничто не происходит само по себе, всему есть свои причины. Были они и у революции - от возникновения и до окончания. И одной из причин того, что пожар ее в конце концов все же угас, явилась то, что с апреля 1906 года министром внутренних дел стал волевой, умный и энергичный 44-летний Петр Аркадьевич Столыпин. Сохраняя за собой этот важный пост, 8 июля того же года он стал и председателем Совета министров.
Николай II назначил Столыпина министром внутренних дел за один день до открытия 1-й Государственной думы - 26 апреля. А на следующий день, когда Дума должна была открыться, Николай II отплыл на императорской яхте из Петергофа в Петербург, взяв с собой и мать, и жену. Яхта подошла к Петропавловской крепости, Николай направился в собор и там долго молился у могилы своего отца. Затем яхта подошла к Зимнему дворцу, где в Георгиевском зале и должна была состояться встреча императора и обеих императриц с членами Думы и Государственного Совета.
Известный журналист и искусствовед Л. Д. Любимов в своих воспоминаниях «На чужбине» так описывал открытие 1-й Государственной думы, состоявшееся 27 апреля 1906 года.
«Вокруг дворца стояли войска, главным образом, кавалерия. Белыми, синими и красными полосами, точно широко развернутый русский национальный флаг, вырисовывались эскадроны гвардии в парадной форме. Внутри толпились придворные. В концертном зале, окруженный сановниками, стоял новый председатель Совета министров Горемыкин.
- Это в высшей степени удачная мысль, - говорил он, несколько картавя и Привычным жестом разглаживая бакенбарды, - открыть Думу первого призыва именно во дворце, во всем блеске придворной помпы.
Все соглашались, так как все знали, что эта мысль принадлежала самому Горемыкину.
- Поверьте, - продолжал он, - на членов Думы, особенно на крестьян, все это произведет громадное впечатление. Ведь как бы в их честь перед государем понесут императорские регалии, осыпанные драгоценными камнями. Мне сейчас говорили, как один мужичок из членов Думы, в первый раз в жизни войдя в Зимний дворец, ахнул, перекрестился и воскликнул: «И на этакое-то величие посягать!». Не правда ли, как это характерно!
Председатель царского Совета министров заблуждался. На одном из первых заседаний Думы один из ораторов восклицал под гром рукоплесканий: «Вы видели на днях все эти золотые мундиры? Все эти ненужные побрякушки - эти царские регалии, усыпанные бриллиантами! Господа, ведь это кристаллизованный пот трудового русского народа!».
А шествие, на которое так рассчитывал Горемыкин, было действительно внушительным. Оно открывалось скороходами в их необыкновенных головных уборах, за ними шли церемониймейстеры и гофмаршалы с жезлами и длинная лента «придворных чинов и кавалеров» в золоченых мундирах, по два в ряд. Затем статс-секретари и генерал-адъютанты несли императорские регалии; по сторонам шли 12 дворцовых гренадеров в громадных медвежьих шапках», с ружьями на плече. Регалии должны были олицетворять мощь и незыблемость императорской власти; государственная печать, государственное знамя, государственный меч, держава с громадным сапфиром, на котором был укреплен бриллиантовый крест, скипетр со своим исключительным по величине алмазом «Орлов» и, наконец, знаменитая екатерининская корона в 5000 бриллиантов и жемчугов и с громадным рубином в 400 карат, самым большим в мире... Царь и обе царицы заняли место на тронах, под балдахином, в Георгиевском зале...
С правой стороны огромного зала разместилась точно из золота и серебра шитая стена высших сановников и придворных. И вся эта ослепительная «стена» с изумлением, жадным любопытством и неописуемым ужасом глядела на левую сторону, отведенную для Государственной думы. Там стояла толпа, которую никогда еще не видели стены Зимнего дворца. «Интеллигенты» в пиджаках, крестьяне в поддевках и смазных сапогах, белорусы в белых свитках, горцы в черкесках, азиат в халате и даже какой-то дядя... в светлом спортивном костюме из полосатой фланели и желтых башмаках!..
Царь произнес свою речь неуверенным голосом, волнуясь и запинаясь, вопреки ожиданию многих, ничего не сказав об амнистии.
Когда он окончил, на несколько секунд воцарилось неловкое молчание, царь стоял растерянно, ожидая чего-то. Наконец с правой раззолоченной стороны раздались крики «ура!». Но на левой части никто не откликнулся. И это молчание было зловещим».
А когда депутаты Думы отправились на пароходе по Неве, к Таврическому дворцу, отданному им для заседаний, их путь лежал мимо тюрьмы «Кресты», из окон которой им махали красными платками арестанты, крича: «Амнистии! Амнистии!» И этот крик поддерживали многочисленные толпы петербуржцев, стоявших на набережных.
И когда после еще одного молебна - уже в Таврическом дворце - Дума приступила к работе, то единогласно избранный председателем Думы кадет С.А. Муромцев, профессор римского права Московского университета, первое слово дал депутату И. И. Петрункевичу, редактору кадетской газеты "Речь", который сказал: "Долг чести, долг совести требует, чтобы первое свободное слово, сказанное с этой трибуны, было посвящено тем, кто свою жизнь и свободу пожертвовал делу завоевания русских политических свобод. Свободная Россия требует освобождения всех, кто пострадал за свободу".
Это привело к тому, что Дума первым делом стала обсуждать вопрос об амнистии всем политическим заключенным, включая и террористов. И хотя такое решение было вынесено, но правом амнистии был наделен только Царь, а он отказался сделать это. Началась борьба между властью законодательной - Думой - и властью исполнительной - правительством. Тотчас же разгорелась Дискуссия вокруг вопроса об отмене смертной казни, ибо по поводу каждого смертного приговора в заседаниях выносился запрос, и Дума приостанавливала исполнение приговора.
А между тем революционный террор продолжался. С начала 1906 года было убито 288 и ранено 338 человек, главным образом, рядовых полицейских и солдат. В это же время в деревнях жгли помещичьи усадьбы. Только в мае в одной Саратовской губернии сожгли 150 помещичьих усадеб. И все же Дума приняла решение об отмене смертной казни, а вслед за тем выступила за принудительный раздел помещичьих земель. Эта угроза задевала опору самодержавия - помещиков, и царь приказал Думу распустить.
И хотя между Думой и Коммуной не было ничего общего, историческая судьба отвела им один и тот же срок существования, окрасив конец Коммуны в багровые цвета трагедии, а кончине Думы придав оттенок фарса».
2.I Государственная Дума
Свое понимание манифеста 17 октября 1905 г. ПА. Столыпин выразил в обращении к жителям Саратова. Октябрьская стачка побудила его прервать отпуск и срочно выехать из Колноберже. По железной дороге смог доехать лишь до Москвы, кое-как перебрался на Волгу, по которой пароходное сообщение не было нарушено. Добравшись до Саратова, он пригласил к себе председателя губернской земской управы и городского голову. Результатом совещания было обращение к жителям города, расклеенное по улицам Саратова вечером 19 октября:
«Граждане города Саратова!
По воле Государя Императора, возвещенной в манифесте 17-го октября, вы, вместе со всем русским народом, получили основные права гражданской свободы. Вы получили через ваших избранных решающий голос в законодательстве. Отныне лишь волей Царя, в согласии с волей избранников народных, будут издаваться законы. Пусть этот великий государственный акт будет залогом новой, светлой и мирной жизни на Руси. Мы обращаемся к жителям г. Саратова с увещанием спокойно приняться за свой обычный труд, помня, что Царская воля о неприкосновенности личности оградит их от всяких насилий над ними и от посягательств на их имущество.
Мы призываем тех, умы которых были смущены неверным толкованием вновь изданного Государем порядка, к успокоению. В России, как и прежде, будет царствовать Русский Царь, но законы отныне, по воле Самого Царя, могут восприять силу лишь с одобрения народных представителей.
Мы убеждаем тех, кто был смущен нелепыми слухами, что дана свобода три дня грабить, не верить тому, что высшая власть может разрешать и оправдывать насилия и грабежи. Насилия и грабежи всегда были и останутся преступлением против закона.
Всех вас, граждане г. Саратова, мы приглашаем разъяснять всем и каждому смысл Царских слов и тем способствовать успокоению города.
Да здравствует на многие годы Царь Николай II!
Да здравствует свободный русский народ!
Саратовский губернатор П. Столыпин
Городской голова А. Немировский
Председатель губернской земской управы А. Юматов»..
Таким образом, манифест 17 октября означал, по Столыпину, шаг к конституционной монархии: народ получает основные права гражданской свободы и «решающий голос в законодательстве»; вместе с тем, как и прежде, будет царствовать русский царь.
Манифест обострил положение в губернии, и П.А. Столыпин не мог считать его своевременным. «Манифест 17-го октября его поверг прямо в отчаяние», - свидетельствовала М.В. Каткова. Однако П.А. Столыпин «примирился с введением в России конституционного строя и от него не отрекся».
Видимо, прав был А.С. Изгоев, утверждая, что П.А. Столыпин был «истинным конституционалистом (...) не по симпатиям, не, по душевной склонности к этому строю, но по рассудку, по сознанию, что вне этого строя не может быть великой России». Так или иначе, став во главе правительства, он видел свою задачу в том, чтобы закрепить сложившееся положение. Власть не могла висеть в воздухе; для успеха и в подавлении революции, и в проведении реформ она должна была пользоваться доверием общества.
А.И. Гучков сетовал, имея в виду роспуск Думы и Государственного совета 14 марта 1911 г., что государственное творчество П.А. Столыпина «не всегда, вследствие его волевого темперамента, укладывалось в формы того конституционного режима, укрепить который он поставил целью своего управления». Но, может быть, стоит согласиться с В.А. Маклаковым, утверждавшим, что П.А. Столыпин в своей речи в Думе 27 апреля 1911 г. «был прав, когда намекал, «что 14 марта случилось нечто, не нарушившее, а укрепившее права молодого русского представительства».
Выясняя политические взгляды П.А. Столыпина, исследователи обратили внимание на его резолюцию на письме к нему Л.А. Тихомирова от 5 июля 1911г., призывавшего превратить Думу в законосовещательное учреждение". Полагая, что исправить законы легче тому императору, который санкционировал их, так как его преемник будет связан волей предшественника, Л.А. Тихомиров обращался к П.А. Столыпину: «Ваше высокопревосходительство не несете ответственности по созданию конституции 1906 г. Но Вы ее всеми силами поддерживали, упорствуя до конца испытать средства вырастить на этих началах нечто доброе. Позвольте Вам высказать без несвоевременных стеснений, что именно Вам надлежало посвятить хоть половину этих сил на то, чтобы избавить Россию от доказанновредных и опасных последствий этой неудачной конституции». «Все эти прекрасные теоретические рассуждения, - написал П.А. Столыпин, - на практике оказались бы злостной провокациею) и началом новой революции».
А.С. Изгоев, делая логическое ударение на слове «прекрасные», интерпретировал слова П.А. Столыпина следующим образом: «Итак, рассуждения г. Тихомирова (...) П.А. Столыпин признавал «прекрасными». Противопоставить им он мог только боязнь «революции». Настоящего правового уважения к Основным законам Российской империи у него не было. Он не мог отвергнуть с презрением тихомировские рассуждения, как призыв к преступлению, к нарушению закона. В цели он с ними сходился, но средства, предлагаемые г. Тихомировым, открытое изменение Основных законов, считал опасным и ведущим к революции».
Е.Д. Черменский, не упоминая А.С. Изгоева и извращая Л.А. Тихомирова, утверждал: «Выходит, что Столыпин в душе разделял взгляды Тихомирова, призывавшего к реставрации абсолютизма. Идеалом Столыпина была сильная самодержавная, неограниченная верховная власть, но открытое изменение Основных законов (...) он считал опасной авантюрой».
Даже в пределах столыпинской резолюции абсурдность подобных толкований очевидна: как можно разделять рассуждения, если находишь их «злостной провокацией»? О каком единстве цели может идти речь, если один ратовал за государственный переворот, а другой был против? Сам Л.А. Тихомиров писал: «Моя статья «У могилы П.А. Столыпина» (...), за собственной моею подписью, не оставляет никаких сомнений в полном и постоянном «разногласии» моем с покойным П.А. Столыпиным по предмету исправления конституции 1906 года. Итак, никакого «предположения», что эти мнения разделялись покойным, не могло возникнуть».
П.А. Столыпин, по свидетельству В.И. Гурко, «вполне понимал всю опасность, которую представлял этот шаг (возвращение к абсолютизму). Он понимал, что для укрепления государственной власти нужно привлечь на сторону этой власти хотя бы некоторые культурные общественные круги, а что для этого необходимо не упразднить конституционный образ правления, а, наоборот, его закрепить».
Сам П.А. Столыпин определил свое политическое кредо следующим образом: «Я не сторонник чистого народоправия. Скажу откровенно - я убежденный монархист. Народное представительство наше - только выразитель части народа, созревшей для политической жизни. Мой идеал - представительная монархия. В таких громадных государствах, как Россия, многие вовсе не подготовлены к политической жизни и требованиям, выдвигаемым ею. Примирить же взаимные интересы в стране - моральные, экономические, духовные - может своим авторитетом во многих случаях только Монарх». «Он не создавал из представительного строя кумира, - замечает Н.П. Шубинской. - Но он искренно и убежденно считал его необходимым фактором нормальной государственной жизни».
В своих планах П.А. Столыпин отводил Государственной думе большую роль. 31 декабря 1906 г. он говорил корреспонденту Times'a: «Моя надежда и мои намерения с помощью Думы устранить бюрократический строй». Не обмолвка, не случайное заявление. По мысли П.А. Столыпина, именно бюрократический строй лишил власть доверия общества. Анализируя причины успеха кадетов и более левых партий на выборах в I Думу, он приходил к выводу, что главнейшей из них было глубокое, всеобщее и даже раздраженное недовольство всех без исключения классов общества правительственными мероприятиями последних десятилетий, усиленное затем политикой Д.С. Сипягина, русско-японской войной и рядом последовавших за изданием Положения 6 августа колебаний как в направлении законодательной деятельности, так и в области административных мероприятий. Отсюда - недоверие к правительству и поддерживающим его партиям.
По словам И.Ф. Кошко, Столыпин «высоко ценил контроль Государственной думы в области финансов и считал этот контроль единственным способом для целесообразного и по назначению расходования собираемых с народа средств». «Даже контроль над деятельностью администрации, - продолжает И.Ф. Кошко, - он считал необходимым, особенно у нас, где чувство законности еще так поверхностно, но он боролся против злоупотребления этим правом, когда оно делалось средством для партийной расправы с противником и когда факты извращались».
Государственная дума существенно расширяла возможности правительства. Так, с ее помощью премьер вынудил к чистке морское ведомство: Дума пригрозила не дать деньги на броненосцы. Иногда Думу ловко использовал Николай II. Осенью 1908 г., когда министр статс-секретарь Великого княжества Финляндского А.Ф. Ланггоф напомнил ему манифест, изданный в 1894 г. и подтверждавший конституцию Финляндии, «царь спокойно отвечал, что эти обещания его больше не связывают, так как ответственность возложена на Государственный совет и Думу».
Весной 1908 г. из Думы ушли несколько ее членов. П.А. Столыпина это встревожило. Н.П. Шубинской объяснил: «Многие не в состоянии жить на десятирублевые диэты». «Вскоре после этой беседы правительство внесло закон о вознаграждении депутатов 4200 руб. в год».
* * *
27 апреля 1906 г. в Зимнем дворце П.А. Столыпина смутил разительный контраст блеска мундиров придворных чинов и более чем скромных, даже умышленно будничных костюмов депутатов, и возникло «сомнение: сумеют ли люди, настолько отличающиеся друг от друга своим внешним обликом, найти общий язык при обсуждении общего дела?».
Требование политической амнистии и прения по ответному адресу царю подтвердили и усилили опасения.
мая в Думе выступил с декларацией И.Л. Горемыкин. Некоторые из министров не выдержали думской обстановки и покинули заседание - первым барон В.Б. Фредерикс, затем А.П. Извольский, через час после них - В.Н. Коковцов (совсем раскрасневшийся от злости). Другие досидели до конца. «Столыпин, уходя, сказал, что могло быть еще хуже, что могли шикать, чего не было».
Сам он в I Думе выступал 8, 12 и 22 июня. Это были ответы; министра внутренних дел на запросы депутатов. Было все: смех, шум, свистки, крики «довольно!», «долой!», «погромщик!», «отставка!», «просим!». Вот как описала дочь первое выступление своего отца в Думе: «Недолго дали говорить моему отцу спокойно: только в самом начале его речи все было тихо, но вот понемногу на левых скамьях начинается движение и волнение, депутаты переглядываются, перешептываются. Потом говорят громче, лица краснеют, раздаются возгласы, прерывающие речь. Возгласы становятся все громче, то и дело раздается «в отставку», все настойчивее звонит колокольчик председателя. Скоро возгласы превращаются в сплошной рев. Папа все стоит на трибуне, и лишь изредка долетает до слуха, между криками, какое-нибудь слово из его речи. Депутаты на левых скамьях встали, кричат что-то с искаженными, злобными лицами, свистят, стучат ногами и крышками пюпитров».
Тем не менее, эти выступления выделили П.А. Столыпина. Не роняя достоинство личное и представляемой им власти, он к Думе отнесся без враждебного чувства, как к партнеру. Хорошо это подметил А.В. Еропкин, вспоминая думский дебют П.А. Столыпина: «Первое, что бросалось в глаза и запечатлевалось, это благородство и искренность нового министра. И затем, я нисколько не впаду в парадокс, если скажу, что первым конституционным Министром в 1-й Государственной Думе был именно П.А. Столыпин. До Столыпина в Думе выступали министры старого, дореформенного порядка; в их мировоззрении совершенно не укладывалось, как это они, Министры, пред которыми доселе все склонялись, вдруг вступят в прения и в споры с каким-либо членом Государственной Думы из разночинцев; они не могли постичь всего значения нового государственного уклада, что в Думу призваны народные представители, которым исполнительная власть лично хотя и не подчинена, но которые по закону ныне уже контролируют ее действия путем запросов и путем ассигнования нужных ей кредитов. Единственно, к чему еще снисходили министры Горемыкинского кабинета, это принести на думскую трибуну «дело в синей обложке» и прочитать оттуда несколько поучительных соображений тоном докторальным и не допускающим никаких возражений. И вдруг с министерских скамей раздается новая речь, горячая, искренняя, смелая и властная».
Признал успех П.А. Столыпина в Думе и ревнивый В.И. Гурко, отметив, что говорил он громко, отчетливо и авторитетно, Держался с большим достоинством и даже величественно, речь его дышала внутренней убежденностью и искренностью и заключала несколько удачных выражений и отдельных словечек.
На мысли о невозможности совместной работы с Думой и Неизбежности ее роспуска П.А. Столыпин утверждается в середине мая. Причина - личный состав ее, не склонный, а в значительной части и не способный к нормальной законодательной Деятельности. Вместе с тем Дума - чем далее, тем более - становилась дестабилизирующим фактором. Однако ни в словах, ни в действиях П.А. Столыпина нет и намека на желание упразднить Думу или превратить ее в законосовещательное учреждение. Более того: он рекомендует Николаю II не изменять избирательный закон. Во-первых, издание нового избирательного закона требует «согласия Думы и Государственного совета и не может последовать в порядке временных указов» (министр, таким образом, стоит на почве Основных законов). Во-вторых, «сокращение круга лиц, призываемых к участию в выборах едва ли осуществимо, так как отнятие дарованных уже политических прав вызвало бы, несомненно, большие волнения и повсеместную смуту, результаты которой отразились бы слишком неблагоприятно не только на ходе выборов, но и на всем течении общественной жизни». В-третьих, «при всех несовершенствах действующей системы выборов коренное ее изменение в настоящую минуту не могло бы дать со сколько-нибудь значительной вероятностью результатов, ради которых стоило бы изменять самую систему выборов. Пока не разрешится в возможно широких пределах аграрный вопрос и обещание «добыть земли» сохранит свое влияние на умы сельского населения, дотоле вопрос этот не перестанет всею своею силою давить на исход выборов». «Посему, - делал конечный вывод П.А. Столыпин, - казалось бы предпочтительным, в случае необходимости произвести новые выборы до истечения пятилетнего срока полномочий нынешних членов Государственной Думы, остаться при действующем избирательном законе, применив самым решительным образом перечисленные выше общие меры непосредственного воздействия на ход выборов и согласование их с правильным развитием государственной жизни».
июля Николай II рассмотрел доклады П.А. Столыпина и согласился «сделать еще один опыт с этим законом», заметив, что «если же этот опыт окажется неудачным, то закон надо изменить».
По-видимому, в провале первого опыта сотрудничества П.А.Столыпин винил не только депутатов, но и правительство.
Для уяснения позиции П.А. Столыпина в момент роспуска I Думы следует принять во внимание и наблюдение В.А. Маклакова: сравнивая манифест 9 июля, в составлении которого решающая роль принадлежала П.А. Столыпину, с письмом к нему Николая II, в котором указывалась «ему канва для составления манифеста о роспуске», В.А. Маклаков замечает, что П.А. Столыпин «заменил «неодобрение и порицание» объявлением беспощадной войны с революцией, видя в этом одну из своих главных задач», и «дополнил Николая II формулировкой второй задачи - сохранить в силе самый закон об учреждении Государственной Думы с тем, чтобы последняя внесла «в законодательство страны соответствие с потребностями обновленной России»».
Роспуск I Думы укрепил положение П.А. Столыпина. Граф Д.С. Шереметев, флигель-адъютант Николая II, писал из Петербурга 13 июля 1906 г. жене: «Здесь все того мнения, что момент роспуска Думы был выбран правильно. Манифестом довольны и особенно телеграммой Столыпина. В нем видят государственного человека с железной волей и вместе с тем желающего безотлагательно приступить к некоторым реформам. (...) В общем, настроение менее минорное, чем можно было думать. Вся надежда на Столыпина, даже Великий Князь Н(иколай) М(ихайлович), который пессимист, говорит, что наконец нашелся в России государственный ум».
3.II Государственная Дума
Отсрочка созыва II Думы на столь долгий - по В.А. Маклакову, «ненормальный» - срок была обусловлена стремлением П.А. Столыпина «подготовить подходящую Думу, получить в ней благоприятный состав, способный страну обновить». Это предполагало примирение власти с обществом. Добиться его П.А. Столыпин рассчитывал немедленным разрешением наиболее неотложных задач мероприятиями исполнительной власти. «Перед нами до собрания следующей Государственной думы 180 дней, - приводит В.И. Гурко слова П.А. Столыпина. - Мы должны их использовать вовсю, дабы предстать перед этой Думой с рядом уже осуществленных преобразований, свидетельствующих об искреннем желании правительства сделать все от него зависящее для устранения из существующего порядка всего не соответствующего духу времени». (Премьер, таким образом, разделял, в определенной степени, оценку существующего порядка оппозицией.) Использовал П.А. Столыпин это время и для того, чтобы основательно подготовиться к встрече с новой Думой.
П.А. Столыпин придавал большое значение, в плане воздействия на население, объявленной 24 августа программе преобразований и мерам, проводимым по ст. 87. В январе 1907 г. генерал-губернаторам, губернаторам и градоначальникам была разослана телеграмма, в которой подтверждалось твердое намерение Правительства совершить непреклонную волю Государя Императора в деле преобразования политического, социального и правового строя государства и предписывалось не вмешиваться в борьбу партий и не производить давления на выборы, ограждать свободу последних, пресекать попытки использовать собрания для революционной агитации, опровергать ложные слухи о намерениях правительства и - это, по-видимому, считалось главным - иметь на местах ясное представление о предположениях правительства в области ближайшего законодательства. Далее перечислялись важнейшие из намеченных реформ. Телеграмму эту, подписанную П.А. Столыпиным, на местах публиковали ко всеобщему сведению.
Примирения с обществом, однако, не получилось. Из современников наиболее внимательно и спокойно попытался разобраться в причинах неудачи премьера В.А. Маклаков. Он не осуждал П.А. Столыпина за чрезвычайное законодательство: оно оправдывалось переломным характером эпохи, да и как предвыборная агитация оно было лучше приемов несбыточных «обещаний». Однако законопроектов по ст. 87 по мнению Маклакова «было так много, что они подали повод к упреку, что правительство злоупотребляет этой статьей».
«При повышенном настроении населения было вообще рискованно касаться наболевших вопросов». Эту мысль В.А. Маклаков иллюстрирует аграрными законами П.А. Столыпина. «Как государственная программа, план Столыпина был выше планов подобного рода, не исключая кадетского, но как электоральная платформа, он не мог идти в сравнение с ними. Поэтому проводить свои аграрные законы с электоральной целью было наивно. Столыпин ими только оттолкнул от правительства «крестьянские массы» и отдал их в руки опасной для него демагогии. (...) Столыпин не знал всех ресурсов беспринципной партийной борьбы, которая лучшие его намерения могла повернуть против него».
Остроту положения усугубило то, что П.А. Столыпин «не понимал желательности «оппозиции» и счел возможным бороться и с нею, а не только с революцией, полицейскими мерами» (Циркуляр 15 сентября, Правительственное сообщение 18 ноября 1906 г.).
Наконец, его половинчатое вмешательство в выборы депутатов II Думы имело один результат: озлобило население.
Принципиальные противники представительного строя торжествовали: роспуск Думы казался предрешенным, непригодность ее - очевидна. Однако П.А. Столыпин решил опыт конституции довести до конца; не распускать и не провоцировать избранной Думы, попытаться с нею работать.
марта 1907 г. П.А. Столыпин выступил перед II Думой с правительственной декларацией. Прочитанная громко и четко, - вспоминала М.П. Бок, бывшая вместе с матерью среди публики, - она «была прослушана молча и серьезно, без тех оскорбительных выкриков, к которым мы так привыкли в первой Думе, и по прочтении была покрыта шумными аплодисментами справа». С удовлетворенным лицом сошел П.А. Столыпин с трибуны.
Объявленная программа преобразований должна была, по мысли П.А. Столыпина, установить твердые устои новоскладывающейся государственной жизни России, создать те материальные нормы, в которые должны воплотиться новые правоотношения, вытекающие из всех реформ последнего времени. «Преобразованное по воле Монарха отечество наше, - заявил П.А. Столыпин, - должно превратиться в государство правовое, так как, пока писаный закон не определит обязанностей и не оградит прав отдельных русских подданных, права эти и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц».
Очевидно, что П.А. Столыпин хотел установить деловой контакт с Думой. Однако реакция последней была более чем странная. Аплодировали правые, но, как справедливо заметил В.А. Маклаков, не декларации, а правительству, «которое распустило I Думу и не сделало уступок революции».
Подобный исход заседания был бы ударом по самому октябрьскому манифесту, отразился бы полной смутой в умах и убил бы всякие надежды на Думу». Положение спас П.А. Столыпин. Он «встал и с гордо поднятой головой спокойно взошел на трибуну, и так властно и уверенно раздался его голос, что вся огромная, только что гудевшая и стонавшая от криков зала вдруг замерла.
Краткая речь премьера спасла общее положение и оказалась подлинным «гвоздем» заседания». «Восторгу правых не было пределов. Правительство в этот день, на глазах у всех, обрело и главу и оратора (...).
Однако, по мнению В.А. Маклакова, лучшим, новым и ценным «в речи Столыпина было (...) то, что он выступил как настоящий «конституционный министр», как представитель «конституционной идеологии», понимающий всю законность и необходимость «оппозиции» к политике власти. Он сам призывал Думу к разоблачению ошибок власти, признавал, что Дума может провести даже земельные законы, которых не хочет правительство (...). Это был новый тон для правительства. Своей речью он переламывал в себе «ветхого человека», воспитанного на традициях Самодержавия. Публично, а не в закулисных попытках переговоров с Председателем Думы, он протягивал руку не только Думе, но и недавно гонимой им оппозиции». Но Дума на призыв его не откликнулась. Простой переход к очередным делам был принят громадным большинством.
Насколько же выше оказался П.А. Столыпин в понимании стоявших перед страной задач! В отношении к П.А. Столыпину той части Думы, на сотрудничество с которой он в первую очередь Рассчитывал, большую роль играл «личный момент». Одно его Появление «на трибуне сразу вызывало кипение враждебных чувств, отметало всякую возможность соглашения, - свидетельствует А.В. Тыркова. - Его решительность, уверенность в правоте правительственной политики бесили оппозицию, которая привыкла считать себя всегда правой, правительство всегда виноватым». «Крупность Столыпина раздражала оппозицию, - продолжает она. - (...) Резкие ответы депутатов на речи Столыпина часто принимали личный характер». У этой публики, как точно подметил Николай II, личное мнение было выше патриотизма.
П.А. Столыпин хотел работать со II Думой. Об этом свидетельствует прежде всего его декларация «своей деловитостью и искренним доброжелательным тоном» (В.Ф. Джунковский).
марта премьер всецело присоединился к предложению Ф.И. Родичева создать комиссию для помощи голодающим и решения продовольственного вопроса. Предложение Ф.И. Родичева было принято правым большинством Думы, и правительство дорожило возможностью такого большинства.
Современники отмечали, что П.А. Столыпин хотел работать со II Думой еще и потому, что до выборов он уверял «сферы», что Дума на этот раз будет послушной и работоспособной. Теперь ему важно было доказать, что работать можно и с такою Думой.
Однако сохранить Думу было непросто. С одной стороны, партийный состав ее оставлял мало надежд на то, что она станет фактором стабилизации, и не случайно она считалась обреченной с момента избрания. С другой, после опыта с I Думой роспуск второй никого не пугал. «Распустить Первую Думу было непросто, Трепов в глаза мне это называл «авантюрой», - говорил П.А. Столыпин В.А. Маклакову. - Сейчас же иным представляется «авантюрой» мое желание сохранить эту Думу».
Тем не менее, П.А. Столыпин защищал ее даже тогда, когда этим компрометировал себя в глазах Государя. Так, при открытии Думы имел место весьма неприятный в этом отношении факт: кадеты и левые остались сидеть, когда И.Я. Голубев зачитывал приветствие царя, и молчали, продолжая сидеть, когда правые отвечали громким и многократным «ура!». Сообщая царю об открытии Думы, премьер постарался инцидент в глазах Государя смягчить, в его изложении поведение левых «превратилось как бы в демонстрацию против усердия Крупенского». «Имею счастие доложить Вашему Величеству, - писал он, - что заседание Думы под председательством Голубева прошло благополучно. Члены Думы правой партии после молебна дважды пропели гимн и огласили залы Таврического дворца возгласами «ура». После привета Голубева от имени Вашего Величества правые встали, и член Думы Крупенский громко провозгласил в честь Вашего Величества «ура», подхваченное всею правою стороною; левые не встали, но не решились на какую-либо контр-манифестацию. (...) Приветственная речь Головина была прилична».
Докладывая царю о случившемся в Думе 16 апреля, П.А. Столыпин, естественно возмущаясь и осуждая, явно выгораживал председателя Думы Ф.А. Головина и старался создать у Николая II впечатление возможности благополучного разрешения конфликта.
Ради сохранения Думы П.А. Столыпин должен был ее сдерживать, разоблачая ложь ее членов и требуя от ее председателя точного соблюдения законов, касающихся Думы. Так, 20 марта 1907 г. он изобличил Н.Н. Кутлера, обвинившего МВД в том, что оно будто бы увеличило оклады чиновников Главного управления по делам печати, в то время как манифестом 17 октября была дарована свобода слова и печати. 29 марта запретил охране Таврического дворца допускать во дворец посторонних лиц в связи с тем, что Дума стала незаконно приглашать в думские комиссии «сведущих лиц».
Дума не помогала премьеру, не упуская случая обострить ситуацию: отказалась выразить порицание политическим убийства, не согласилась исключить Зурабова, отклонила законопроект министерства юстиции о наказании за восхваление преступных деяний в речах и печати - примеров подобного много.
Естественно, в этих условиях П.А. Столыпин рано или поздно должен был оставить надежду на совместную работу. Рубежом стал, по-видимому, «зурабовский инцидент». 20 апреля В.М. Пуришкевич, рассказывая у Богдановичей о своей беседе с премьером, утверждал, что П.А. Столыпин «мечтает скорее разогнать Думу, но ждет это сделать, так как еще общественное мнение возбуждено Думой, но враждебно еще к ней не относится». ПА. Столыпин убедился в невозможности совместной работы с Думой. Во-первых, Дума разошлась с правительством в вопросе о способах увеличить крестьянское землевладение, не заметив главного смысла его речи, просмотрев его идеологию европейского либерализма и разрыв с пережитками сословной России, увидев в ней только защиту помещиков». Во-вторых, ПА. Столыпин, добившись определенного успокоения страны, справедливо считал, что нельзя допустить, чтобы Дума это спокойствие страны пыталась расстроить и сама стала общее положение ухудшать.
Возможность роспуска II Думы и изменения избирательного закона обсуждалась еще до ее открытия. Тогда же СЕ. Крыжановскому было поручено выработать новый избирательный закон83. Решение распустить Думу было принято царем в первые дни ее работы: подписанный указ о роспуске, как сказал «под секретом» А.А. Дрентельну князь В.Н. Орлов, был «у Столыпина (...) в кармане (...) с начала заседаний февраля»84.
Поэтому настойчивое стремление П.А. Столыпина наладить с Думой совместную работу вызывало против него нарастающее негодование Николая II и его ближайшего окружения.
Третьеиюньский государственный переворот не только спас Думу - он существенно укрепил представительную систему.
При этом ПА. Столыпин, подчиняясь требованию Государя о роспуске Думы, сумел, утверждает В.А. Маклаков, сохранить конституцию: переворот в манифесте оправдывается, государственной необходимостью и невозможностью легальным путем выйти из положения, а не законным правом Монарха».
Поводом к роспуску стал отказ II Думы отстранить от участия в ее заседаниях 55 социал-демократических депутатов и снять депутатскую неприкосновенность с 16 из них, обвиненных в подготовке военного заговора.
Краткий период существования II Думы и неудача в главном (она не стала орудием обновления страны) не лишили ее определенного значения. Так, В.А. Маклаков ставил в заслугу II Думе начало оздоровления политических партий, возвращения к началам конституционного строя. В Думе началось постепенное отрезвление либеральной общественности, стала намечаться основа той несуществовавшей раньше и отрицаемой кадетами политической группировки, которая оформилась много позднее, в 1915 году, под именем «прогрессивного блока. Вторая Дума «выдвинула в весь рост великолепную фигуру ПА. Столыпина, - считал И.Ф. Кошко. - Популярность его стала необыкновенно велика, все с упованием устремили на него взоры и только от него одного ждали избавления от удручавшей всех смуты. Ореол мученичества, который его окружал со дня покушения на Аптекарском острове, еще ярче заблистал после талантливых и сильных речей, которые были у всех на устах».
4.III Государственная Дума
Выборы в III Думу проходили в сентябре-октябре 1907 г. и отличались активным вмешательством администрации. «Правительство Столыпина, - писал С.Н. Булгаков, - проявило известную избирательную технику, которая, однако, соединялась, увы, с прямолинейностью цинизма и бесстыдства». Трудно, однако, разделить осуждение мемуариста. Во-первых, ничего необычного в этом не было, и если шокировало, то только потому, что «к этому еще не (была) приучена русская жизнь, как приучена уже теперь (как и во всем мире, где выборы делаются)». Во-вторых, на выборах, по словам С.Н. Булгакова, «рядом с раболепством духовенства была демонстрирована гнилость дворянства, которое также проявляло «классовую» разнузданность, без мысли об общерусских, государственных интересах (...), и полная темнота крестьянства».
Пока шли выборы, «во всех Министерствах развернулась, по его (П.А. Столыпина) настойчивой просьбе, поистине кипучая деятельность по выработке огромного количества законопроектов по самым разнообразным предметам, - свидетельствует В.Н. Коковцов. - Не проходило ни одного заседания, чтобы Столыпин не старался внушить всем нам настоятельную необходимость внести как можно больше представлений в новую Думу и устранить заранее самую тень упрека в том, что правительство не приготовилось к большой законодательной работе».
ноября 1907 г. состоялось открытие Думы. «По словам Пуришкевича, Столыпин «пух от восторга», - так все шло гладко и чисто». Премьер просил Николая II принять членов третьей Думы, однако царь счел прием преждевременным. «Относительно приема Гос(ударственной) Думы, - писал он, - я пришел к следующему заключению: теперь принимать ее рано, она себя еще недостаточно проявила в смысле возлагаемых мною на нее надежд для совместной работы с правительством. Следует избегать преждевременных выступлений с моей стороны и прецедентов». В связи с этим П.А. Столыпин предпринимает меры к тому, чтобы «во всеподданнейшем адресе просьба об этом была выражена в более общих выражениях, дабы неприем Думы не имел характера отказа в приеме со стороны Царя». Сообщая об этом Николаю II, он не теряет надежды уговорить царя: «Вместе с тем почитаю долгом своим не скрыть от Вашего Величества, что у большинства членов Государственной Думы желание видеть своего Царя самое горячее и искреннее. Это все люди земли, одушевленные к Вашему Величеству лучшими верноподданническими чувствами. Независимо от их будущей Думской работы, они сами по себе достойны милостивого внимания Ваших Величеств».
В Думе, однако, не все пошло гладко. Октябристско-кадетское большинство исключило из текста думского адреса царю слово «самодержавный», желая подчеркнуть его конституционный характер. «Правые взбунтовались, подали свой отдельный адрес, добились аудиенции. Придворные сановники, интриговавшие и без того против П.А. Столыпина, винили его в «дерзости» Думы».
Этот скандал и определил и тон декларации премьера и, особенно, содержание и тон второй его речи в этот же день 16 ноября 1907 г. Однако П.А. Столыпин остался, похоже, не понятым. Не поняли правые, прерывавшие рукоплесканиями и возгласами «браво!» и декларацию, и вторую речь премьера. Не поняли октябристы, хотя и аплодировали. Бесспорно, и в декларации, и в речи были и реверансы направо, и уступки. Так, премьер заявил, что законопроекты МВД, затрагивающие местные интересы будут предварительно проводиться через Совет по делам местного хозяйства и вноситься в Думу с его заключением. Однако главное состояло в другом. В декларации была обозначена цель - «обеспечить спокойствие страны», чтобы обратить все силы законодательных собраний и Правительства к внутреннему ее устроению. Сформулированы задачи правительства в деле укрепления порядка: искоренять преступные выступления; не позволить должностным лицам совмещать проведение личных политических взглядов с государственной службой; внедрять порядок, законность и внутреннюю дисциплину в образовании и «предъявлять соответственные требования к педагогическому персоналу; укреплять в стране возможность быстрого и правильного судебного возмездия». Премьер заявил, что в решении этих задач правительство надеется на Думу, рассчитывая получить средства на преобразование администрации и полиции и поддержку «путем обличения незакономерных поступков властей как относительно превышения власти, так и бездействия оной».
Большое место в декларации было отведено программе преобразований. При этом П.А. Столыпин выделил землеустройство: «Не беспорядочная раздача земель, не успокоение бунта подачками - бунт погашается силой, а признание неприкосновенности частной собственности и, как последствие, отсюда вытекающее, создание мелкой личной земельной собственности, реальное право выхода из общины и разрешение вопросов улучшенного землепользования - вот задачи, осуществление которых правительство считало и считает вопросами бытия русской державы».
Премьер обещал Думе содействие правительства и выразил надежду, что предлагаемые правительством меры, получив одобрение Думы, Государственного совета и императора, восстановят порядок и укрепят прочный правовой уклад, соответствующий русскому народному самосознанию.
В заключение подчеркнул, что «Верховная Власть (...) дорожит самыми основаниями законодательного порядка, вновь установленного в стране и определившего пределы Высочайше дарованного ей представительного строя».
Вторая речь П.А. Столыпина была вызвана нареканиями и обвинениями членов Думы в адрес правительства и преследовала цель «повторно и сугубо выяснить, в чем именно правительство будет черпать руководящие начала своей деятельности, куда оно идет и куда ведет страну».
В ответ на упрек в третьеиюньском перевороте премьер напомнил о праве «Государя спасать в минуты опасности вверенную Ему Богом державу». Напомнил также о том, что «строй, в котором мы живем, - это строй представительный, дарованный самодержавным Монархом и, следовательно, обязательный для всех Его подданных». Сказано это было в ответ на «обвинение, что мы живем в какой-то восточной деспотии», но не только: это прозвучало и для тех, кто не принимал «новый строй».
Премьер отверг идею децентрализации: она «может идти только от избытка сил», а ее «требуют от нас в минуту слабости, (...) ее хотят вырвать вместе с такими корнями, которые должны связывать всю империю, вместе с теми нитями, которые должны скрепить центр с окраинами».
Он выразил согласие привлечь местные силы к самоуправлению, но подчеркнул, что «та сила самоуправления, на которую будет опираться правительство, должна быть всегда силой национальной». В этой позиции не было шовинизма. «Станьте сначала на нашу точку зрения, - отвечал он поляку, - признайте, что высшее благо - это быть русским гражданином, носите это звание так высоко, как носили его когда-то римские граждане, тогда вы сами назовете себя гражданами первого разряда и получите все права».
В этой речи П.А. Столыпин обозначил условия жизненности намеченных реформ. Это «русские национальные начала»: внизу - развитие самоуправления, передача «ему части государственных обязанностей, государственного тягла» и создание «крепких людей земли, которые были бы связаны с государственною властью»; «наверху - это развитие дарованного Государем стране законодательного, нового представительного строя, который должен придать новую силу и новый блеск Царской Верховной власти». При этом второе, «верхнее» начало - самодержавие с законодательными Думой и Советом - П.А. Столыпин представил как естественный и закономерный этап в развитии Верховной власти: «Самодержавие московских Царей не походит на самодержавие Петра, точно так же, как и самодержавие Петра не походит на самодержавие Екатерины Второй и Царя-Освободителя. Ведь русское государство росло, развивалось из своих собственных русских Корней, и вместе с ним, конечно, видоизменялась и развивалась и Верховная Царская Власть. Нельзя к нашим русским корням, к нашему русскому стволу прикреплять какой-то чужой, чужестранный цветок. Пусть расцветет наш родной русский цвет, пусть он расцветет и развернется под влиянием взаимодействия Верховной Власти и дарованного Ею нового представительного строя».
И в декларации, и в речи 16 ноября 1907 г. нет и намека на отказ от «представительного строя». Была попытка изобразить его сугубо русским явлением и тем примирить с ним монарха. П.А. Столыпин хорошо знал, что «название какой-либо вещи не имеет ничего общего с ее природой».
Премьер признавался, что правительство «воодушевлено» зрело обдуманной мыслью о расцвете русского цветка. Но чтобы осуществить мысль, нужна воля. У правительства она есть. «Но этого недостаточно, недостаточно для того, чтобы упрочить новое государственное устройство. Для этого нужна другая воля, нужно усилие и с другой стороны». Он просил Думу: «Дайте же ваш порыв дайте вашу волю в сторону государственного строительства, не брезгуйте черной работой вместе с правительством». Это был все тот же призыв совместной с правительством работой обновить Родину.
Искренность намерений П.А. Столыпина подтверждается тесным взаимодействием его с октябристами, их совместной работой по созданию прочного думского большинства и расколу правой фракции Думы. «Абсолютного большинства мы не имели, - вспоминал А. И. Гучков, - и приходилось его создавать, чтобы наладить правильное сотрудничество Думы с правительством Столыпина. Это было необходимо для утверждения в России еще неокрепшего конституционного образа правления. (...) Обсудив со Столыпиным создавшееся положение, мы решили сделать попытку произвести раскол в правом секторе Думы, выделив из него более умеренные элементы, которые могли бы оказать поддержку Столыпинскому министерству». Образование самостоятельной фракции «умеренно-правых» лишило крайних реакционеров влияния в Думе.
Отлично складывались у П.А. Столыпина отношения с лидером октябристов. Познакомились они 20 февраля 1907 г. в доме А.А. Столыпина. «Он заявил мне, - вспоминал А.И. Гучков, - что восхищался моим гражданским мужеством в защите столь непопулярной меры, как военно-полевые суды». А.И. Гучков, по характеристике И.И. Тхоржевского, «был конституционалистом примерно того же жизненного, а не бумажного склада, что и Столыпин». Как раз А.И. Гучков, утверждает И.И. Тхоржевский, «убедил Столыпина (...) изменить опрометчивый избирательный закон Витте; пожертвовать формой законности, для спасения идеи, Думы и конституции. (...) А.И. Гучков и в самой Думе был неизменным союзником и «суфлером» Столыпина, советчиком его по части разной «хитрой механики», в которой (...) А(лександр) И(ванович) был так силен». С своей стороны и П.А. Столыпин «мало кем дорожил (...) так открыто, так безбоязненно, как дорожил он А.И. Гучковым, его политической думской помощью».
П.А. Столыпин часто бывал в Думе, чутко прислушиваясь к мыслям и настроениям народных представителей . «Большое значение в деле сближения Столыпина с членами палат имели его известные приглашения «на чашку чая», которые привлекали в квартиру премьера огромное число лиц - членов Думы и Совета, министров и ближайших их сотрудников, представителей ученого мира, видных общественных деятелей. Принимал он с истинно русским радушием; представители различных лагерей объединялись у столов, заставленных обильным угощением, знакомились друг с другом и вели деловую беседу, которая содействовала выяснению многих вопросов». П.А. Столыпину удалось наладить совместную работу правительства с Думой, и это имело большое и позитивное значение. «Время третьей Думы, - по словам И.И. Тхоржевского, - (...) одна из самых блестящих страниц русской истории, время расцвета. Народное хозяйство России, ее просвещение, военная оборона, крестьянское дело - все это только выиграло от сотрудничества царского правительства с Думой».
Сам П.А. Столыпин, по свидетельству А.И. Ксюнина, называл III Думу «серенькой», в отличие от «красной» первой и «пестрой» второй, и ставил ей в заслугу законопроекты по национальному и аграрному вопросам. «Правда, - оговаривался он, - у третьей Думы важный недостаток; ей не хватает крепкого центра. Главенствующая партия не обладает сплоченностью, которая была бы желательной и сообщила бы ей необходимый вес и силу».
И третью Думу подстерегали опасности. Премьер, в меру своих возможностей, помогал их предотвращать. Так, в мае 1908 г. он пригласил к себе лидеров октябристов и националистов. «И тут Петр Аркадьевич, - вспоминал В.В. Шульгин, - высказал нам совершенно откровенно свои взгляды на так называемую «Морскую программу». Он говорил, что сторонники большой программы (...) убедили государя в том, что только этим путем может идти российское военное судостроение. Столыпин утверждал, что это дело конченное в том смысле, что если Дума отвергнет начисто предложение правительства, то ее распустят, и распустят на очень невыгодном инциденте, обвинив в том, что она отказала правительству в ассигновании на оборону государства. - Зная это, - продолжал Петр Аркадьевич, - я сделал все, что мог. Большая программа в ее первоначальном виде обозначала ассигнования в три миллиарда рублей. Мне удалось сбить этот совершенно невыносимый бюджетный расход до миллиарда с половиной. Это компромисс. Я, - говорил Столыпин, - всецело стою на стороне т.н. малого флота, малых крейсеров и в особенности подводных лодок. Но я сделать ничего не могу. Думу распустят, и я уйду в отставку. Вот почему я должен держаться этого компромисса, и прошу вас хорошенько об этом поразмыслить».
Серьезно осложнил положение П.А. Столыпина конфликт III Думы с Государственным советом по законопроекту о Морском генеральном штабе. Примечательно, что премьер принял сторону Думы: это еще раз и весьма убедительно характеризует его как убежденного и стойкого сторонника и защитника «нового строя».
IV. Заключение
столыпин государственный дума преобразование
Подведя итог моей курсовой работы, нужно отметить, что П.А.Столыпин и Государственная дума это две неотъемлемые части, которые не могли существовать друг без друга. Этот человек внёс огромный вклад в деятельность Государственной думы в период с 1906-1911гг. И это вошло в историю, как один из важней периодов развития России. Как говорила А.В.Тыркова, «Столыпин был единственным министром, одаренным настоящим ораторским талантом. И это был его дар».
Характерно, что после смерти Петра Аркадьевича тысячи людей в течение десятилетий обсуждали судьбы России и единодушно сходились в том, что будь П.А. Столыпин жив, получи еще несколько лет спокойной работы, и революции не было бы. И только узкая группа людей типа Витте, Гурко, Крыжановского и некоторых других никак не могли успокоиться, предсказывали скорое забвение Столыпина, исходили желчью по поводу недооценки своих заслуг. Наиболее любимый их аргумент - если бы не смерть, то П.А. Столыпин скоро сошел бы с арены.
Еще более важным для нас - потомков - пример бескорыстного служения Родине государственника и настоящего патриота. Образ и личность Столыпина стимулируют воображение, он еще долго будет служить образцом для людей, стремящихся к превращению России в процветающее и сильное государство. Ради государственных интересов П.Столыпин был готов идти на террор, на использование полицейских методов борьбы. На некоторые сомнительные, с современной точки зрения, вещи он закрывал глаза и, наверное, чрезмерно заигрывал с правыми организациями. Но, в конечном итоге, он никогда не был шовинистом, расистом, никогда не проповедовал антисемитизм. Он просто был нормальным человеком, который искренне любил свою страну.
Завершить работу хотелось бы словами И. Тхоржевского, который лучше многих понимал П.А.Столыпина. Он писал, что «не побоялся он (Петр Аркадьевич) вести беспощадную борьбу и с появившимся около царской семьи Распутиным, постоянно высылая его обратно в Тюмень. Это подтачивало его собственное положение, но зато, пока Столыпин был жив, старец никак не мог и не смел распоясаться.
Распоясываться, впрочем, никому не было позволено при Столыпине. Упрямый русский националист, он был и упрямейшим, подтянутым западником: человеком чести, долга и дисциплины. Он ненавидел русскую лень и русское бахвальство, штатское и военное. Столыпин твердо знал и помнил две основные вещи: 1) России надо было внутренне привести себя в порядок, подтянуться, окрепнуть, разбогатеть и 2) России ни в коем случае - еще долго! - не следовало воевать.
Благодаря Столыпину, Россия вышла тогда из смуты и вступила в полосу невиданного ранее хозяйственного расцвета и великодержавного роста. Перед такой заслугой - так ли существенны столыпинские ошибки, уклоны и перегибы!
Как человек и политик, П. Столыпин всегда был практическим реалистом, он трезво и просто разглядывал любое положение и внимательно искал из него выход. Зато раз, приняв решение, шел на его исполнение безбоязненно, до самого конца. И на наших глазах этот простой и мужественный образ честного реалиста был не только облечен героическим ореолом: он начинает уже обрастать светящейся легендой - в согласии с исторической правдой».
Все цели и задачи, поставленные мною во введении, были достигнуты. Я постарался полностью отразить и детально раскрыть тему «Столыпин и Государственная дума в период 1906-1911», отразив всю ширину данного вопроса и затронув все важнейшие аспекты этой темы.
Список используемых источников и литературы
1.Аврех А.Я. Столыпин и Третья Дума. М., 2004.
2.Алексеева И.В. Оппозиция его величества. Дума, царизм и союзники России по Антанте в эпоху П.А.Столыпина 1907 - 1911 гг. - Спб.: «Дмитрий Буланин», 2004
.Анфимов А.М. П.А. Столыпин и российское крестьянство. - М.: Институт российской истории РАН, 2002.
.Балязин В.Н. Неофициальная история России. Последний император. -М.:ОЛМА Медиа Групп, 2007.
.Бородин А.П. Досье без ретуши. Столыпин. Реформы во имя России. - М.: «Вече», 2004.
.Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. М., 2005.
.Зимина В.Д. История России 18941914. М., 2004.
.Демин В.А. Верхняя палата Российской империи. 1906-1917. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2006.
.Дякин В.С. Был ли шанс у Столыпина? Сборник статей. - СПб.: ЛИСС, 2002.
.Зеньковский А.В. Правда о Столыпине. - М., 2002.
.Изгоев А. П.А.Столыпин. Очерк жизни и деятельности. М., 2007.
.Казарезов В.В. О Петре Аркадьевиче Столыпине. - М.: Агропромиздат, 2004.
.Мейси Д. Земельная реформа и политические перемены: феномен Столыпина// Вопросы истории, 2005.
.Милюков П.Н. История второй русской революции. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2006.
.Пожигайло П.А. Столыпинская программа преобразования России (1906-1911). - М.: РОССПЭН, 2007
.Тайна убийства Столыпина. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2003.
.Тхоржевский И.И. Последний Петербург. Воспоминания камергера. Спб., 1999.
18.Тыркова-Вильямс А.В. Воспоминания. То, чего больше не будет. М., 1998
19.Шамахов В.А. Ораторы России в Государственной Думе (1906 - 1917 гг.) - Спб.: Изд-во СЗАГС; Изд-во «Образование - Культура», 2004.
Приложение
Столыпин во главе правительства Российской империи не простой период её существования - фигура не случайная.
Россия оказалась в опасности, и нужен был свой, родной человек. Столыпины в русской истории известны с кона 16 столетия, и многие из них оставили в ней заметный след. Сын родоначальника, Афанасий Григорьевич, был муромским городовым дворянином. Сильвестр Афанасьевич участвовал в войне с Польшей (1654-1655), был пожалован в московские дворяне (1672) и поместьем в вотчину (1673). Его внук, Емельян Семенович (1687-1757), состоял товарищем воеводы в Пензенской провинции. Дмитрий Емельянович (1736-?) дослужился до секунд-майора.
Дед П.А.Столыпина, герой Аустерлица и Бородина, закончил службу генерал-майором; был знаком с П.И.Пестелем.
Немало ярких представителей рода было и в следующем поколении: Николай Аркадьевич (1814-1884) - тайный советник и дипломат, представлявший интересы России в ряде европейских государств с 1854 по 18884 гг.; Алексей Аркадьевич (1816-1858) - знаменитый «монго», храбрый участник Кавказской и Крымской войн.
Большое влияние на П.А.Столыпина оказал другой его двоюродный дядя - Дмитрий Аркадьевич (1818-1893).
Отец П.А.Столыпина, Аркадий Дмитриевич (1822-1899), с 16-ти лет был на военной службе. В Крымскую войну участвовал в обороне Севастополя; здесь он встретился и подружился с Л.Н.Толстым и потом нередко навещал его в Ясной Поляне. Выйдя в отставку, жил в Москве и подмосковном имении Средниково, а потом - в ковенском Колноберже. В 1877 г., по предложению императора, он вернулся на военную службу, полуичв звание генерал-адъютанта.
Матерью П.А.Столыпина была Наталья Михайловна, урожденная княжна Горчакова, Рюриковна (1827-1889).
К XX род Столыпиных разветвился и породнился со многими другими родами: Анненковых, Аплечеевых, Арсеньевых, Бахметьевых, Вяземских, Веселкиных, Голицыных, Горчаковых, Дохтуровых, Катковых, Кочубеев, Лопухиных, Мордвиновых, Оболенских, Орловых-Давыдовых, Трубецких, Чаадаевых, Шереметьевых, Юрьевых и других. По справедливому замечанию М.О.Меньшикова, род Столыпиных «Вместил в себя всю русскую историю».
2.Детство. Учеба. Служба в провинции
Родился П.А. Столыпин 2 апреля 1862 г. в Дрездене. Детство его прошло в подмосковном Средникове и, затем, в Колноберже.
В 1874 г. П.А. Столыпин поступил во второй класс Виленской гимназии. После окончания шестого класса, в 1879 г., в связи с переездом семьи в Орел, он перевелся в Орловскую гимназию, которую окончил в 1881 г. и поступил на отделение естественных наук физико-математического факультета Петербургского университета.
7 октября 1885 г. Совет университета утвердил ПА. Столыпина кандидатом физико-математического факультета.
октября 1884 г. П.А. Столыпин был определен, согласно прошению, на службу в Министерство внутренних дел. Ему шел 23-й год, университет не был еще окончен, поэтому он лишь числился по министерству. 5 февраля 1885 г. он перевелся в Министерво государственных имуществ и был причислен к департаменту земледелия и сельской промышленности. 21 апреля 1886 г. был «утвержден по степени кандидата в чине коллежского секретаря», а 26 января 1887 г. определен помощником столоначальника. Так скромно начал ПА. Столыпин службу. Вместе с тем сказалось высокое придворное и служебное положение отца и тестя: 1 января 1888 г. он был пожалован в звание камер-юнкера двора е.и.в.
18 марта 1889 г. приказом Виленского, Ковенского и Гродненского генерал-губернатора 27-летний П.А. Столыпин был назначен ковенским уездным предводителем дворянства и председателем съезда мировых посредников. В Ковенском уезде он прослужил чуть более 10 лет, выполняя обязанности еще и почетного мирового судьи (с 1890 г.), поднимаясь в чинах (титулярный советник - коллежский асессор - надворный советник - коллежский советник - статский советник) и получая награды (орден Св. Анны 3-й ст., серебряную медаль в память царствования императора Александра III, орден Св. Анны 2-й ст., серебряную медаль в память коронования императора Николая II, медаль «За труды по первой всеобщей переписи населения империи»). 14 мая 1896 г. он был пожалован в звание камергера.
апреля 1899 г. 37-летний П.А. Столыпин был избран ковенским губернским предводителем дворянства.
мая 1902 г. П.А. Столыпину «поведено быть исправляющим Должность гродненского губернатора». Считается, что сделано это было по рекомендации министра внутренних дел В.К. Плеве, «подбиравшего на губернаторские посты западных губерний людей культурных, образованных, даже «в меру либеральных», имевших тесные связи с местным дворянством, дабы оказывать на него влияние». Сыграла, видимо, определенную роль и записка П.А. Столыпина по вопросу о введении земства в западных губерниях.
На П.А. Столыпина указал Николаю II видный представитель Западного края граф А.И. Тышкевич, спрошенный царем, кого бы он мог рекомендовать в Гродно губернатором.
Таким образом, это назначение, как и производство «за отличие в статские советники» 6 декабря 1901 г., было естественным следствием высокой оценки деятельности П.А. Столыпина в должности губернского предводителя дворянства.
П.А. Столыпин оказался самым молодым губернатором. Работа очень увлекла его. «Не удовлетворяла она его полностью лишь потому, - утверждала дочь, - что он в ней лишен был полной самостоятельности»: губерния входила в состав генерал-губернаторства. Новый период начался и для его семьи: П.А. Столыпин «настолько ушел в свою службу, с такой кипучей энергией погрузился в свои новые обязанности, что семье он мог уделять очень мало времени».
февраля 1903 г. П.А. Столыпину «поведено быть саратовским губернатором». В семье это объясняли одним: «За короткий срок (пребывания в Гродно) успели в Петербурге оценить способности молодого губернатора и решили дать ему более ответственный пост». Это действительно было так: Николай II на аудиенции 8 марта 1904 г. поставил перед новым губернатором задачу «поправить» губернию, которую в Петербурге считали одной из самых трудных и запущенных. 26 марта П.А. Столыпин вступил в должность.
С деятельностью П.А. Столыпина связывают примечательные и значительные перемены в Саратове. В 1903 г. заложена Мариинская женская гимназия и открыт ночлежный дом на 85 человек. В 1904 г. были замощены улицы, модернизирована городская телефонная сеть, положено начало газовому освещению города, получен заем в 965 тыс. рублей на устройство водопровода и мостовых, открыты глазная лечебница, реальное училище, Серафимовский вдовий дом.
В марте 1905 г. П.А. Столыпина вызвали в Петербург и предложили должность управляющего Крестьянским банком.
Губернаторство в Саратове стало важным этапом в становлении П.А. Столыпина как государственного деятеля. Здесь он показал себя инициативным, энергичным и распорядительным администратором; действовал смело и решительно.
декабря 1904 г. П.А. Столыпин произведен, за отличие, в действительные статские советники.
В марте 1905 г. П.А. Столыпину была объявлена «Высочайшая благодарность за умелые, твердые и энергичные действия по прекращению беспорядков в Балашовском уезде Саратовской губернии и в г. Саратове».
декабря 1905 г, П.А. Столыпин пожалован орденом Св. Владимира 3-й ст. 4января 1906г. царь телеграммой объявил ему «сердечную благодарность» «за верную службу» и «примерную распорядительность.
26 апреля 1906 г. П.А. Столыпин был назначен министром внутренних дел. Некоторые исследователи, рассуждая о причинах столь резкого взлета, пытаются объяснить его влиятельными родственниками и сановниками. Другие, справедливо подчеркивая качества и способности ПА. Столыпина, проявленные им в Саратовской губернии («твердость и решительность в борьбе с революционным движением», «сильный и смелый администратор», «логическое и консервативное мышление», проявленное им в ежегодных отчетах, и др.), отмечают, вместе с тем, и роль родственных уз и личных связей. Третьи объясняют быстрое продвижение ПА. Столыпина совокупностью его личных качеств и способностей.
3.Убийство П.А.Столыпина
1 сентября 1911 года произошло еще одно политическое убийство, не разгаданное до конца до сих пор. В этот вечер в Киеве эсер Дмитрий Богров смертельно ранил П.А.Столыпина. Это случилось в Городском театре, во время второго антракта оперы Глинки «Жизнь за царя». Столыпин стоял лицом к залу у первого ряда кресел. Богров, во фраке, прикрывая театральной программкой оттопыренный браунингом карман, вплотную подошел к нему и почти в упор произвел два выстрела - в правую руку и в живот. Столыпин медленно опустился в кресло, а террорист неторопливо пошел к выходу. Он мог бы и уйти, но в дверях его схватили, повалили и стали избивать. Столыпина увезли в больницу, где он через 2 дня умер.
Премьер-министр приезжал в Киев почти одновременно с царем на открытие памятника Александру II.
В момент покушения Николай II был в ложе и все видел. Столыпин был еще жив, а царь еще не уехал из города, когда началось следствие. Оно произошло необыкновенно быстро: законченное дело поступило в суд, который повешению, и через две недели убийца был казнен. На суде Богров, называвший себя «коммунистом-анархистом», представил этот террористический акт как собственную инициативу. Однако накануне покушения просил своих товарищей-эсеров после его казни объявить, что убийство совершено им по воле партии и означает начало новой волны террора.
На суде выяснилось, что билет в театр дал ему жандармский полковник Кулябко - начальник Киевского охранного отделения. Выяснилось также, что Богров был агентом «Охранки» с 1907 года, когда ему не было еще и 20 лет. Поэтому сразу же возникли две версии - Богров убил Столыпина как революционер, вторая - Столыпин был убит по заданию «Охранки». То, что террориста необыкновенно быстро судили и столь же поспешно казнили, косвенно доказывало - это дело рук жандармов. Когда же по инициативе Думы было возбуждено новое расследование, в центре которого находилась деятельность жандармов в ходе следствия и суда над Богровым, Николай II приказал расследование прекратить. В то же время было известно, что шеф корпуса жандармов и товарищ министра внутренних дел П.Г Курлов, которого Столыпин собирался снять с должности, - кутила и мот, весь в долгах, подозревавшийся во взяточничестве. Но он был очень дружен с дворцовым комендантом В. А. Дедюлиным - ярым врагом Столыпина. Именно на Курлова и была возложена охрана царя и всех участников киевских торжеств, во время которых Дедюлин всячески унижал Столыпина, то «забывая» выдать ему билет на царский пароход, то не находя ему места в экипажах свиты, так что премьер-министр вынужден был сопровождать царя в наемном экипаже в самом хвосте торжественных процессий.
Советский историк А. Я. Аврех приводил слова, сказанные Столыпиным незадолго до смерти: «Меня убьют, и убьют члены охраны!» В некрологе, написанном Сувориным вскоре после убийства Столыпина, говорилось следующее: «Просвещенный политик, экономист и юрист, крупный административный талант, он почти отказался от личной жизни и свою удивительную работоспособность, не знакомую с утомлением, вложил в дело государственного успокоения и строительства... Заболев весной 1909 года крупозным воспалением легких, он согласился покинуть Петербург только по настойчивым требованиям врачей... Он всегда являлся блестящим оратором, говорил вдохновенно, сжато и дельно, развивая мастерски и ярко руководящие положения законопроекта или давая ответ и разъяснения по различного рода запросам о действиях правительства. Государственные заслуги П. А. Столыпина были отмечены в короткое время целым рядом царских наград. Как человек, Столыпин отличался прямодушием, искренностью и самоотверженной преданностью... Он всегда относился со вниманием и уважением к чужим мнениям, к своим подчиненным и их нуждам… По своим политическим взглядам П. А. Столыпин не зависел от каких-то партийных давлений и притязаний. Твердость, настойчивость, находчивость и высокий патриотизм были присущи его честной, открытой натуре. Столыпин особенно не терпел лжи, воровства, взяточничества и корысти, преследовал их нещадно».
4.Современники об ораторских качествах П.А.Столыпина
Из воспоминаний А. В. Тырковой: «Высокий, статный, с красивым, мужественным лицом, это был барин по осанке и по манерам и интонациям. Говорил он ясно и горячо. Дума сразу насторожилась. В первый раз из министерской ложи на думскую трибуну поднялся министр, который не уступал в умении выражать свои мысли думским ораторам. Столыпин был прирожденный оратор. Его речи волновали. В них была твердость. В них звучало стойкое понимание прав и обязанностей власти. С Думой говорил уже не чиновник, а государственный человек. Крупность Столыпина раздражала оппозицию. Горький где-то сказал, что приятно видеть своих врагов уродами. Оппозиция точно обиделась, что царь назначил премьером человека, которого ни в каком отношении нельзя было назвать уродом. Резкие ответы депутатов на речи Столыпина часто принимали личный характер. Во Второй Думе у правительства уже было несколько сторонников. Но грубость и бестактность правых защитников власти подливали масла в огонь. Они не помогали, а только портили Столыпину. В сущности, во Второй Думе только он был настоящим паладином власти».
«На трибуну Столыпин всходил с сознанием своей правоты, с твердой уверенностью получить в Думе и в стране поддержку тех, кого он считал здравомыслящими гражданами.
Столыпин был единственный министр, одаренный настоящим ораторским талантом. Говорил он смело, твердо, в его словах слышалась глубокая внутренняя серьезность. Сразу чувствовалось, что он не меньше, чем красноречивые идеологи либерализма и социализма, предан своим убеждениям, верит в свое дело, в свое служение, в свою идеологию. Он был человек мужественный. Если испытывал страх, то не за себя - за Россию. Тревога за Россию часто звучала в его речах. Перед оппозицией уже стоял не чиновник, исполняющий канцелярские директивы, а идейный противник, патриот, отстаивающий Российскую державу со всей страстью сильной натуры. Его слова волновали».
Из воспоминаний С. Е. Крыжановского: «...Важным качеством Петра Аркадьевича было и умение обращаться с народным представительством. Проведя много лет на местной службе и присмотревшись к дворянской и земской среде, Столыпин принес с собой опыт и знание психологии общественных собраний, которого не было в то время у других министров. Он любил бурные прения и любил Думу как ристалище для красноречия, в котором он чувствовал себя сильным...»
Из воспоминаний В. И. Гурко: «Признаюсь, я с большой опаской ожидал выступления Столыпина в Государственной Думе, тем более что мне казалось, что оратором он мог быть лишь плохим, хотя бы благодаря присущему некоторому недостатку в произношении. В этом я ошибся. С кафедры Столыпин говорил громко, отчетливо и авторитетно. Помогала ему при этом его фигура: высокий, стройный, он держал себя на кафедре с большим достоинством, скажу даже, величественно. Речь его не отличалась деловитостью, но дышала какой-то внутренней убежденностью и искренностью и заключала несколько удачных выражений и отдельных словечек. В общем, он имел успех...»
Из воспоминаний князя В. А. Оболенского: «Его резкие и властные речи, неприятные нам по своему содержанию, все же выслушивались Думой сравнительно спокойно, благодаря внешней искренности тона и несомненной талантливости формы».
Из думских обзоров депутата I Государственной Думы В. Д. Набокова: «...Газета, наиболее сочувствующая теперешнему правительству, имела смелость писать, что в заседании 8 июня министр внутренних дел одержал "нравственную победу", возбудив против себя только наиболее крикливую думскую фракцию - крайнюю левую. Трудно себе представить более бесцеремонное обращение с истиной. Несомненно, что лично г-н Столыпин несравненно меньше возбуждал к себе неприязни и недоверия, чем его коллеги, уже выступавшие перед Думой. В его речи не было ни хлыщевато-ухарской развязности, ни мертвенно-формалистического отвода - он, очевидно, говорил, что думал, и, к своему несчастью, верил в то, что говорил. Но "нравственной победы" министр внутренних дел не одержал и одержать не мог. Ад вымощен добрыми намерениями, а в лице г-на Столыпина мы имеем в лучшем случае носителя добрых намерений, но и то только до известного, крайне узкого предела».