Деяния франков и прочих иерусалимцев

Деяния франков и прочих иерусалимцев

Введение

Наше исследование посвящено одной из хроник первого крестового похода, которая называется «Деяния франков и прочих иерусалимцев» (иногда «иерусалимцев» переводят также и как «паломников в Иерусалим»), в латинском варианте «Gesta Francorum et aliorum Hierosolimitanorum». Первым этапом выполняемой нами работы был проект по переводу и составлению комментария для данной хроники, выполненный в 2005 г. на кафедре всеобщей истории под руководством доцента кафедры всеобщей истории НГУ Т. Г. Мякина. Текст перевода приведен в данной квалификационной работе в качестве приложения. Продолжением работ стал анализ содержания текста хроники, в том числе и в рамках данного дипломного сочинения.

В настоящем исследовании мы сфокусируем внимание на одном из аспектов нашей хроники, а именно на соотношении взглядов хрониста на византийцев и идеи крестового похода в целом. На наш взгляд, хроника «Деяния франков» является ценным материалом для исследования подобной тематики в силу географических особенностей ее написания.

Первый крестовый поход, одна из хроник которого является предметом нашего изучения, представлял собой достаточно значительную по своим масштабам экспедицию, организованную на Восток в 1096-1099 гг. с целью освобождения Иерусалима и Святой Земли из рук мусульман. Этот поход открыл целую серию так называемых крестовых походов, а также двухсотлетний период существования «франкских» государств в Восточном Средиземноморье. Все эти события часто именуют в исторической литературе «эпохой крестовых походов». Крестовые походы вовлекли в той или иной мере практически все страны Европы, и представляли собой уникальное явление, не имевшее более аналогов в истории.

В 1095 г. в Клермоне (Франция) был созван собор, на котором присутствовал тогдашний папа Урбан II. По завершению собора папа обратился к присутствовавшим с речью, в которой он обосновал необходимость организации похода с целью помощи восточным христианам и освобождения святых мест из рук мусульман. Папа говорил о том, что поход является богоугодным делом, и обещал за участие в нем воздаяние. Он же сказал о бедах и несчастьях христиан под мусульманским игом, обосновывая таким образом необходимость выступления им на помощь. Призыв нашел достаточно много откликов, в странах появляются свои проповедники, в поход идут люди разного достатка и общественного положения. Термин «крестовый поход» в то время не употреблялся, на экспедицию смотрели как на вооруженное паломничество.

Наше исследование посвящено лишь некоторым аспектам первого крестового похода, а именно тем, которые связаны с отношениями между крестоносцами и византийцами. Для своего марша на Восток крестоносцы избрали путь по суше, а единственно возможный путь по суше с минимальными передвижениями по воде проходил через пролив Босфор, т.е. через Константинополь. Как мы увидим, отношения крестоносцев и византийцев оказались достаточно непростыми, крестоносцы не всегда вели себя смирно, и учиняли беспорядки, а византийцы отчасти стали жертвами: крестоносцы шли на Восток через их земли, и попросту поставили их перед фактом, что им нужна «транзитная виза». С другой стороны, император воспользовался ослаблением турок в результате крестового похода, и отвоевал часть утерянных в свое время вследствие войн территорий. Чтобы попытаться контролировать массы крестоносцев, император вынуждает их принести ему вассальную присягу. Некоторые латинские хроники говорят о том, что в ответ император якобы обещал крестоносцам лично сопровождать их, что стало для хронистов основанием для обвинений в адрес императора. Греческий источник, «Алексиада», правда, об этой клятве не упоминает.

Как бы то ни было, император помогает крестоносцам при Никее, однако далее уже их не сопровождает. В качестве своего представителя, он оставляет Татикия, но тот покидает армию крестоносцев во время осады Антиохии при загадочных обстоятельствах. Таким образом, в самом походе на мусульманских территориях византийцы фигурируют мало. Но стоит заметить, что переход крестоносцев через Византию был событием ярким, и, в том числе и на страницах латинских хроник, о нем содержится достаточно много информации.

Среди исторической литературы существует уже немалое количество работ, посвященных политической истории крестовых походов, общему анализу идеи крестового похода, некоторым частным вопросам. Однако, некоторые сюжеты, в частности в сфере идейной истории крестовых походов, еще не охвачены исследованиями. Таков вопрос о месте Византии в западных представлениях о крестовых походах. Можно говорить о том, что на данный момент существуют исследования по политическим аспектам отношений Византии и крестоносцев, но об идейной стороне вопроса не говорится.

В нашей работе мы попытаемся понять, как крестоносцы мысленно «делили мир». Исследования будет осуществляться на материале хроники «Деяния франков» с привлечением других хроник первого крестового похода в качестве сравнительного материала. Речь идет о попытке изобразить идею крестового похода более полно по сравнению с тем, как это делалось прежде. Опубликованные на данный момент работы охватывают вопросы идейной истории первого крестового похода, затрагивающие образ крестоносцев и образ мусульман в хрониках. Были сделаны выводы о том, что на страницах хроник присутствуют идеи о божественной поддержке, мученичества, воздаяния и божественного статуса крестоносцев. Кроме того, имеющиеся исследования позволяют сделать выводы о том, что мусульмане подвергались на страницах хроник «демонизации», выступая в роли своего рода антиподов крестоносцев. Всем этим вопросам было посвящено уже немало исследований. Но как же византийцы? Какое место отводилось им? Данный вопрос до сих пор практически не был затронут специальными исследованиями, хотя хронографический материал позволяет сделать определенные выводы и включить византийцев в «картину мира» крестоносцев. Как мы надеемся, наши исследования смогут отчасти зарыть этот пробел в исследованиях. Исследование, таким образом, затрагивает малоизученный аспект истории крестовых походов и является актуальным с научной точки зрения: это есть попытка более разносторонне посмотреть на идейную сторону крестовых походов.

Нет сомнений, что также и в свете политических событий современности, тематика нашей работы является по-своему актуальной. Начало столетия было ознаменовано целой серией конфликтов, в частности войн и террористических актов, между странами Запада, христианским миром с одной стороны, и мусульманскими странами с другой стороны. В своем роде, современные нам события продолжают цепь конфликтов христианского и мусульманского миров, начиная от арабских конфликтов и испанской реконкисты. И одним из звеньев цепи являются крестовые походы. В свое время Марк Блок отмечал, что одна из функций истории заключается в том, что она помогает нам лучше понять современность: «Незнание прошлого не только вредит познанию настоящего, но ставит под угрозу всякую попытку действовать в настоящем». Остается лишь согласиться с ним: события нынешние не могут быть поняты без знания событий им предшествовавших.

Стоит добавить, что сам термин «крестовый поход» в наши дни существует не только как термин, используемый в исторической литературе. Он также употребляется и в литературе популярного характера, прессе, используется политиками и дипломатами. Например, в наши дни во французских книжных магазинах можно купить книгу комиксов о войне американцев в Ираке, в названии которой фигурирует термин «крестовый поход». Часто выражение «крестовый поход» используется в прессе в переносном значении, подчеркивая решительность каких-либо мероприятий. Крестовым походом названа акция поддержки американской профессурой действий Буша-младшего в Ираке. Аналогично названа акция компании Intel по борьбе с поддельным программным обеспечением. Одна из публикаций во французском интернет-журнале «Le journal du Net» озаглавлена «Microsoft en croisade contre le spam» (Компания Майкрософт объявила крестовый поход спаму). Таким образом, термин «крестовый поход» до сих пор является актуальным. В свою очередь, арабские историки сравнивают иногда конфликты Востока и Запада в наши дни с крестовыми походами. Следовательно, память о крестовых походах живет и в наши дни, что подчеркивает знаковость данных событий в истории.

Историографический обзор.

Публикации хроники. Анонимная история крестового похода, которой посвящена настоящая работа, изучается с XVII века. Вначале, эта хроника была опубликована Бонгарсом в 1611 г. в его сборнике источников по истории крестовых походов под названием Gesta Dei per Francos, sive orientalium expeditionum et regni Francorum Hierosolymitani historia. Затем хроника была раскритикована А. Дюшесном в его Historia Francorum Scriptores coetanei , появившейся в 1641 г., и он предположил, что хроника является вторичной по отношению к хронике Петра Тудебода. Полемика по вопросу, какая из хроник была написана первой (ввиду их чрезвычайного сходства) продолжается и до наших дней, но тогда вопрос был на долгое время решен в пользу Петра Тудебода. Только в 1841 г. эти выводы были поставлены под сомнение фон Зибелем, но Аноним не был «реабилитирован» сразу. В 1866 г. «Деяния франков» были опубликованы в составе наиболее полного на сегодняшний день сборника источников по истории первого крестового похода Recueil des Historiens des Croisades. Авторы собрания опубликовали «Деяния франков» под названием «Тудебод в кратком изложении» (Tudebodus abbreviatus). С течением времени, историки пришли к выводу, что скорее Петр Тудебод написал свою хронику, заимствуя информацию у Анонима. В 1890 г. Г. Хагенмейер опубликовал текст хроники под названием Anonymi Gesta Francorum et aliorum Hierosolymitanorum (Heidelberg, 1890). При этом он высказался в пользу первенства именно этой хроники, а не хроники Петра Тудебода. Это мнение также разделила Беатрис Лис, опубликовавшая текст хроники в 1924 г.. Безусловной заслугой авторов публикаций хроники конца XIX - начала XX в. заключается в том, что они настояли на том, чтобы специалисты обратили свое внимание на хронику «Деяния франков» и перестали рассматривать ее как безусловно «вторичный» текст. Однако полемика по вопросу первенства той или иной хроники продолжается и по сей день. Например, Джон и Лаура Хилл считают возможным наличие общего источника для целого ряда хроник, который не сохранился до наших дней.

Появление идеи первичности «Деяний франков» по отношению к хронике Петра Тудебода способствовало углублению и исследований хроники на протяжении двадцатого века. На хронику стали смотреть как на источник, содержащий оригинальную информацию. В данный период хроника изучалась весьма активно. Во-первых, хроника несколько раз публиковалась снабженная историческими комментариями. В двадцатом столетии также появились ее первые переводы на современные европейские языки. В полном варианте хроника переводилась на французский и на английский языки. Русский перевод хроники находится в стадии подготовки к публикации.

Минувшее столетие стало важной вехой в истории изучения хроники как исторического источника по истории первого крестового похода. Исследования касались как проблем установления авторства хроники и степени ее ценности как исторического источника, так и анализу проблем, которые затрагивает автор хроники.

Хроника как источник. Большая часть произведений, посвященных хронике, посвящены исследованию проблемы ее написания. Частью этой проблематики является вопрос наличия возможных интерполяций или их отсутствия.

В некоторых эпизодах хроники Аноним приводит библейские цитаты, однако делает это всего лишь несколько раз. Вследствие этого, Луи Брейе в 1924 г. в своих комментариях к французскому переводу предположил, что, поскольку библейские цитаты в хронике немногочисленны, они являются более поздними вставками, сделанными клириком. Кроме того, ряд эпизодов, стиль написания которых очень сильно отличается от стиля всей хроники в целом, также являются интерполяциями. Розалинд Хилл в 1962 г. в своей публикации хроники не согласилась с этим, утверждая, что подобные библейские цитаты могли быть известны любому мирянину.

Брейе утверждает также, что описание города Антиохии тоже является интерполяцией и дает этому ряд веских доказательств. Во-первых, он отмечает в этом эпизоде ряд хронологических неточностей. Им были обнаружены несоответствия между хронологией в описании Антиохии с хронологией в остальной хронике. Во-вторых, он констатирует, что описание Антиохии разрывает повествовательную линию, представляя собой довольно неожиданную, судя по повествованию вставку между 31 и 33 главами.

Исследования хроники на предмет интерполяций были продолжены А. Креем в его статье, опубликованной в 1928 г. Статья посвящена абзацу, упоминание в котором договора между Боэмундом и императором, Крей считает интерполяцией. Речь идет об отрывке из шестой главы хроники:

« Быть может, наши предводители еще не раз будут нас обманывать. Что они будут делать в последний час? Скажут, что де ввиду необходимости волей-неволей унизили себя перед негоднейшим из императоров. Однако же храбрейшему мужу Боэмунду, которого император очень боялся, поскольку тот в былое время не раз прогонял его с войском с поля боя, император сказал, что если тот с готовностью и по доброй воле принесет ему присягу, он даст ему земли у Антиохии на пятнадцать дней ходьбы в длину и на восемь в ширину. Император поклялся ему, что если Боэмунд будет верен своему обязательству, он никогда не нарушит своего. Почему такие сильные и могущественные воины это делают? А потому, что были принуждены жестокой необходимостью».

Крей поставил под сомнение правдивость договора между Боэмундом и императором. Автору статьи кажется странным, что во фразах про договор используется единственное число, тогда как в окружающих фразах множественное число. Крей также замечает странность того факта, что при наличии обещания Антиохии со стороны императора, Боэмунд должен был упомянуть об этом обещании на совете по решению дальнейшей судьбы города. Правда, стоит заметить, что автор рассуждает исходя из того, что, согласно его мнению, дарование земли предполагало, в том числе, и Антиохию. На самом деле, это спорный вопрос: сложно сказать, предполагает ли ab Antiohia саму Антиохию.

Наводит на мысли тот факт, что Боэмунд предложил отдать город тому, кто его захватит (см. главу 20 источника), если был договор, в котором четко говорится об обещании города Боэмунду. Также встает вопрос, почему в 1099 г. разразились споры вокруг Лаодикеи, тогда как она должна была относиться к дарованным землям. Почему во время этих споров предводители крестоносцев утверждали, что земля принадлежит императору? Не потому ли Боэмунд остался в Антиохии и не пошел в Иерусалим, что занятие им города было незаконно? И отчего Боэмунд просил у папы подтверждения владения им Антиохией, и при этом не ссылался на договор?

Важно также, что хронист Эккехард ссылается на «маленькую книжку», вероятно «Деяния франков» в 1101 г. и при этом ничего не знает по поводу договора. С другой стороны, более поздние хронисты упоминают этот договор. По поводу этого, Крей предлагает свое решение: исходя из того, что эти хроники были написаны в 1105-1106 гг., а место их написания совпадают с территориями, где Боэмунд вел пропаганду за войну с императором, он заключил, что интерполяции способствовали ведению этой пропаганды. Боэмунд хотел выставить императора как нарушителя договора. Крей добавляет, что интерполяции, найденные Брейе, также могли служить политическим целям. Розалинд Хилл возражает на это, что «Деяния франков» нельзя назвать полностью «пробоэмундовскими»: хронист оставляет Боэмунда и переходит к Раймунду Сен-Жилльскому.

Противоположное мнение высказал Х. Витзель в своей статье, опубликованной в « Le Moyen Âge» в 1955 г. Он замечает, что ряд фраз, свойственных тексту Анонима, находятся как в отрывках, которые предшествующие исследователи сочли за интерполяции, так и в тех местах, которые за интерполяции сочтены не были. Своим исследованием Витзель поставил под вопрос наличие в тексте интерполяций.

В то же время Л. Брейе и Р. Хилл продолжили полемику по поводу первичности хроник Анонима и Петра Тудебода. Луи Брейе утверждал, что свидетельства Анонима зачастую более точны, чем свидетельства Тудебода. Кроме того, хроника Тудебода содержит отрывки, совпадающие с хроникой Раймунда Анжильского, а ряд эпизодов в «Деяниях франков» абсолютно уникальны и не имеют аналогов в других хрониках. Розалинд Хилл также говорит о первичности хроники «Деяния франков» по отношению к хронике Тудебода. Факт того, что хронисты делают те или иные заимствования из других хроник, не удивителен для средневековой эпохи. В те времена компиляция считалась нормой, и существовали даже так называемые « Flores Historiarum », представлявшие собой компилятивные сочинения.

Две относительно новые работы также посвящены исследованию хроники на предмет ее написания. Колин Моррис проанализировал стиль хроники, отметив, что стиль и структура хроники достаточно просты, тогда как структура фраз также не является сложной. Однако, по его мнению, этот стиль типичен для стран Северной Европы того времени, в том числе Германии и Франции. Также отмечается, что стиль имеет общие черты с chansons de geste. Моррис утверждает, что вполне возможно, что хронику составил клирик, тем самым вступая в полемику с Розалинд Хилл. Другая статья, продолжающая тему, вышла в 1998 г. Ее автор Джанетт Бир обратила внимание на тот факт, что стиль хроники имеет много общего со стилем chanson de geste (старофранцузского эпоса). Она приводит достаточно много примеров, подтверждающих сходства, однако, она не говорит о том, являются ли «Деяния франков» единственной хроникой, имеющей эти сходства. Присутствие в «Деяниях франков» традиций chanson de geste отмечено также и Розалинд Хилл.

Джон Франс достаточно много работал над вопросом использования «Деяний франков» другими хронистами, и сделал вывод о том, что хроника была использована достаточно многими другими хронистами. Он называет эту группу хроник « The Gesta Family » (семья «Деяний франков»). Другая статья, опубликованная Джоном Франсом, сравнивает «Деяния франков» с хрониками Раймунда Анжильского и Петра Тудебода. Он осуществляет свое исследование, используя работы Г. Хагенмейера, с которыми он отчасти не соглашается в отношении анализа сходств между хрониками Раймунда Анжильского и Анонима. Позиция, заявленная в статье, заключается в том, что хроника Анонима является первичной по отношению к двум другим хроникам.

В наши дни исследование хроники «Деяния франков» не прекращается. Например, в 2004 г. в свет вышла статья Ювала Харари. Проблема вытекает из того, что Аноним практически не настаивает на истинности приводимой им фактической информации. Напротив, ряд других хронистов настаивает на правдивости своих сведений. Например, Аноним никогда не указывает на источники информации в повествованиях о тех событиях, где он явно отсутствовал. Фульхерий Шартрский и Роберт Реймсский, очень заботившиеся о точности, очень мало писали о событиях в мусульманской среде, плохое знание которых очевидно для войска крестоносцев. Таким образом, в статье делается вывод о том, что Аноним, вероятно, не столь достоверный с точки зрения фактов, источник. Однако заметим, что хроника в любом случае будет для нас интересна на предмет мировоззрения человека той эпохи.

Анализ содержания хроники. В 1939 г. Эвелин Джемисон написала статью, в которой она предложила ряд своих комментариев к хронике. Речь идет об анализе используемой Анонимом терминологии и географических названий. Также приводятся биографические сведения об участниках похода, упомянутых в хронике. Джемисон не согласен с Креем по поводу его тезиса об о договоре императора и Боэмунда как об интерполяции, заявляя о том, что формулировка договора в хронике ab Antiochia retro вовсе не обязательно предполагает включение самой Антиохии в «подарочные территории». На наш взгляд, данное утверждение является верным.

Можно также упомянуть статью Б. Скулатоса, посвященную отношениям между Византией и крестоносцами. Статья затрагивает сюжет нашего исследования, она достаточно активно используется нами в последующих главах. Скулатос анализирует политические моменты отношений Византии и крестоносцев в общем и конкретных вождей крестоносцев с византийцами в частности. Он показывает, что при анализе хронике видно, что крестоносцы являются виновными во всех конфликтах с императором. Факты однозначно говорят о виновности крестоносцев в порче отношений, однако виноватыми при этом выглядят византийцы. Исследование, таким образом, касается византийской тематики в хронике, но это не делает нашу работу бессмысленной. Статья не затрагивает мировоззренческих вопросов, которые нам еще предстоит осветить.

Исследования были продолжены с выходом в свет статьи К.Б. Вольфа в 1991 г. Эта статья была посвящена анализу идей в хронике в большей степени, чем выясняет проблемы написания хроники. Впрочем, этот поворот в исследованиях характерен для всей историографии крестовых походов в последнее время, направленной в большей степени на изучение идей, чем на изучение фактической информации. В статье Вольфа речь идет об идее паломничества, однако он обращает внимание и на проблему написания хроники. Речь идет о влиянии Боэмунда на написание «Деяний франков». Вольф утверждает, что центральным моментом хроники является осада Антиохии, и структурирована хроника именно таким образом, чтобы подчеркнуть приоритет Боэмунда над другими вождями крестового похода (дело в том, что во взятии Иерусалима Боэмунд не участвовал). Все чудеса в хронике, так или иначе, связаны с событиями вокруг Антиохии. Для тех же целей прославления служит описание города Антиохии. Аноним критикует византийцев, поскольку они были врагами Боэмунда. Не случайно Боэмунд и его племянник фигурируют в диалоге эмира Кербоги со своей матерью как «боги франков». Таким образом, факт принадлежности автора к войску Боэмунда повлиял на написание хроники.

Проблематике содержания хроники «Деяния франков» посвящена также недавно вышедшая статья Эмили Альбу, представляющая собой своего рода очерк о разных аспектах данного источника. В некоторой мере, статья является пересказом содержания хроника, и автор в своем повествовании быстро переключается с одного аспекта на другой.

Содержание хроники «Деяния франков» изучалось и в ряде работ отечественных авторов. К числу таких работ относится монография М. А. Заборова «Введение в историографию крестовых походов. Латинская хронография XII-XIII вв», написанная в 1966 г. Данная работа охватывает целый спектр хроник крестовых походов XII - начала XIII в., затрагивая в том числе и хронику «Деяния франков». Автор отмечает, что хронику Анонима (как и хронику Рауля Каэнского) отличает то, что он «не обнаруживает столь ревностной и поистине не знающей границ приверженности ко всему чудесному», как это наблюдается у других хронистов. Как пишет Заборов, «нередко божественное вообще отходит в его произведении куда-то далеко на задний план, если не исчезает вообще, расчищая дорогу реальности». М. А. Заборов достаточно активно использует хронику «Деяния франков» в освещении вопросов религиозного обоснования крестовых походов в хрониках.

Из более недавних исследований следует упомянуть достаточно фундаментальную работу С. И. Лучицкой, посвященную образу мусульман в хрониках крестовых походов. Данное исследование было проведено, в основном, на материале хроник первого крестового похода с активным привлечением, в том числе, и хроники «Деяния франков». Хроника использовалась также и в других исследованиях С. И. Лучицкой.

Итак, мы видим, что работ по «Деяниям франков» на данный момент написано достаточно немало. Однако, только одна статья, Б. Скулатоса, посвящена вопросу отношений крестоносцев и византийцев. Кроме того, как мы уже заметили, это в большей степени является анализом событий в свете политической истории первого крестового похода, чем анализ отношений с византийцами с точки зрения мировоззренческих аспектов. В этом смысле в изучении крестовых походов наблюдается лакуна. Наша работа направлена на ликвидацию этой лакуны: необходимо попытаться найти место византийцев в идее крестового похода, согласно мировоззренческой концепции автора «Деяний франков».

Цели и задачи исследования.

Целью исследования является изучение взглядов автора на Византию и византийцев в контексте общей идейной канвы хроники «Деяния франков» и других латинских хроник первого крестового похода.

Задачи исследования:

работа над переводом латинского текста хроники на русский

изучение региональной специфики и общеевропейских факторов, которые могли оказать влияние на мнение хрониста о византийцах

общий анализ взглядов хронистов первого крестового похода на византийцев

анализ взглядов хроники «Деяния франков» (в сопоставлении с другими хрониками первого крестового похода) как составляющей части комплекса идей хронистов первого крестового похода

Предмет и объект исследования.

Объектом исследования является хроника «Деяния франков», а предметом - взгляды этого хрониста на византийцев и Византию.

Хронологические рамки исследования.

Хронологические рамки исследования ограничены привлечением к исследованию помимо хроники «Деяния франков» хроник, написанных участниками первого крестового похода и его современниками, написавшими свои труды в первое десятилетие после самого крестового похода. Более поздние исторические труды к исследованию на данном этапе привлечены не будут.

Хроника «Деяния франков», ее авторство и датировка.

В средние века терминология, употреблявшаяся в отношении исторических сочинений была достаточно запутанной. Как правило, современники называли эти сочинения «хрониками», «анналами» и «историями». Сочинение могло быть названо и «деяниями», как это есть в нашем случае. Считается, что анналы и хроники придерживаются хронологического принципа. При этом анналы представляют собой краткие и сухие погодные записи событий, а хроника являются более распространенным и связным изложением. История предполагает наличие сюжетной линии наряду с хронологической. Однако сочинения часто могли быть названы «хроника, или анналы», «хроника, или история», «анналы, или история». Четко было лишь то, что историей называлось описание современных автору событий. Историки для удобства в работе часто обобщают все исторические сочинения средневековья под общим названием «хроники». Так же мы будем именовать и историческое сочинение под названием «Деяния франков», которому посвящен наш труд. Аналогично мы будем называть и сочинения других авторов, даже если в оригинале они названы «историями»: под «хроникой» в нашем исследовании будет пониматься всякое средневековое историческое сочинение.

Изучаемая нами хроника является одним из наиболее важных источников по истории первого крестового похода. Считается, что хроника написана современником и участником первого крестового похода. Кроме того, на основании анализа текста хроники, в исторической литературе принято считать автора хроники итальянцем по происхождению, что очень важно в связи с тематикой нашего исследования.

В рамках работы над хроникой, помимо настоящего исследования, нами был подготовлен ее перевод на русский язык. В качестве исходного материала был использован латинский текст, опубликованный в издании хроники, подготовленном Розалинд Хилл в 1962 г. При этом помимо оригинального текста мы использовали в качестве вспомогательного материала английский и французский переводы хроники.

Манускрипт хроники, использованный Розалинд Хилл, относится к началу XII в. и хранится в архивах Ватикана (Vatican Reginensis, lat. 572). Он содержит в себе как «Деяния франков», так и другие исторические источники. Как пишет Хилл, данный манускрипт является наиболее ранним и аутентичным манускриптом «Деяний франков». Произвидным от этого текста, по всей вероятности, является манускрипт, ныне хранящийся в архивах Мадрида (Biblioteca Nacional, E.e.103), датируемый началом XIV в. Более серьезные измениние, такие, как многочисленные пропуски, перестановки и замены слов (как правило, впрочем, не вносящие изменений в смысл), содержит еще один манускрипт XII в., хранящийся в архивах Ватикана (Vatican Reginensis, lat. 641). По мнению Луи Брейе, именно этот манускрипт является наиболее ранним имеющимся в нашем распоряжении экземпляром «Деяний франков». Имеются также копии «Деяний франков» XIII - XIV вв. английского происхождения (Berlin lat. qu. 503; Cambridge, Gonville and Caius College 162/83).

Имя автора хроники остается для нас неизвестным. На этот счет в тексте нет никаких указаний. В данной работе мы будем называть автора хроники «Анонимом», как это принято в отечественной историографии, а также в работах ряда зарубежных историков. Историками уже было отмечено наличие в тексте хроники указаний на итальянское происхождение автора. Речь идет о Южной Италии, незадолго до крестового похода завоеванной норманнами, а если точнее, то о конкретно взятой ее области под названием Апулия (Puglia). Имеется ряд указаний на принадлежность автора к войску итальянских норманнов под руководством Боэмунда Тарентского, которого автор называет dominus (господин). Автор называет «господином» только Боэмунда и периодически воздает ему хвалы. Боэмунд предстает, например, как «мудрый» (sapiens), «рассудительный» (prudens) и «сильный в бою» (bellipotens), или «законодатель битв и судья сражений» (bellorum arbiter et certaminum iudex). Правда, затем он продолжает путь к Иерусалиму в войске Раймунда Сен-Жилльского, ибо Боэмунд остается в Антиохии. Аноним говорит о Франции, как о стране «по ту сторону гор», когда повествует о поездке Урбана II во Францию с целью проповеди крестового похода: «Римский апостольский престол по ту сторону горных областей со своими архиепископами, епископами, аббатами и пресвитерами двинулся в путь как можно скорее». Стоит обратить внимание также и на некоторые особенности, не свойственные странам к северу от Альп, на которые указывает Розалинд Хилл в своих комментариях к английскому переводу хроники. Беатрис Лис также упоминает эту особенность в предисловии к изданию латинского текста. Апулия, один из регионов Италии, фигурирует в хронике как конечная цель атабека Кербоги, одного из основных врагов крестоносцев: «Отныне клянусь вам Магометом и именами всех богов, что не предстану вновь пред вашими очами до тех пор, покуда своей крепкой десницей не завоюю вновь царственный город Антиохию, всю Сирию и Романию, Болгарию и земли вплоть до Апулии ко славе богов и вашей, и всех кто принадлежит к роду турков». В данном контексте это может говорить о принадлежности автора к данному конкретному региону. Тарент, из которого был родом глава войска Боэмунд, также принадлежит к этой области. Стоит добавить, что автор начинает говорить «мы» только в своём повествовании о войске Боэмунда. И только в этом контексте он говорит «мы» до тех пор, пока все армии крестоносцев не соединяются под Константинополем. В повествовании, скажем, о пути к Константинополю войска герцога Готфрида Бульонского, или об истории «похода бедноты», он этого не делает. В тексте хроники имеются, таким образом, указания на принадлежность автора к войску, пришедшему из норманнской Италии.

Вполне возможно, что автор являлся очевидцем происходивших событий. Он часто обращается к читателю от первого лица. В историографии принято причислять его хронику к категории хроник, написанных очевидцами первого крестового похода. При этом, общая канва событий в хронике соответствует другим хроникам похода. Датировка же написания хроники может быть только приблизительна. Есть мнение, что хронист Эккехард из Ауры имеет ввиду именно «Деяния франков», говоря о некоей известной ему «маленькой книжке», в которой описаны события первого крестового похода в течение трех лет, предшествовавших взятию Иерусалима. Упоминание об этой книжке относится к 1101 г.. По мнению Луи Брейе, доказательством того, что «Деяния франков» - это и есть та самая «маленькая книжка» являются найденные им заимствования Эккехарда из «Деяний франков». Розалинд Хилл также склоняется к версии того, что Эккехард упоминает «Деяния франков». Она делает, таким образом, 1101-й год верхней границей написания хроники, указывая при этом, что первые девять книг автор написал, вероятно, до ноября 1098 г., т.е. до отбытия из Антиохии. Кроме того, есть вероятность упоминания «Деяний франков» Робертом Реймсским и Бодри Дольским. Роберт Реймсский примерно в 1106 г. упоминает unam historiam, «некую историю», которую ему дал переписать его аббат, ибо она была сочтена им неудовлетворительной его из-за отсутствия сведений о Клермонском соборе и грубого стиля. Аноним, действительно, почти ничего не говорит о соборе в Клермоне. Большое число сходств между хрониками Роберта Реймсского и Анонима может указывать на то, что Роберт использовал ее. Его хронику традиционно относят к числу вторичных хроник. Бодри Дольский в 1108 г. пишет, что был вынужден переписать некую анонимную историю, и он хвалится, что сам исправил ее грубый стиль. При этом хроника Бодри также очень схожа с хроникой «Деяния франков». Существует гипотеза о том, что все авторы, между хрониками которых обнаружились сходства, использовали некий недошедший до нас общий для всех источник. В связи с этим, сторонники этой гипотезы, Джон и Лаура Хилл, предполагают, что так называемая «маленькая книжка» и есть этот самый недошедший до нас документ.

В любом случае, перед нами документ, датируемый началом XII в. Розалинд Хилл датирует документ, опубликованный в ее издании именно этим временем. Это означает, что текст был написан во время крестового похода, или небольшое время спустя. В тексте имеются указания на то, что не все события были записаны автором незамедлительно. Например, в одном из эпизодов упоминается так называемая «гора Танкреда». В четырнадцатой главе хронист упоминает гору, которую почему-то называет «горой Танкреда». Танкред, действительно, оккупировал одну из гор, но произошло это гораздо позже, в девятнадцатой главе. В других местах автор использует формы будущего времени и забегает в своем повествовании несколько вперед. В любом случае, был ли автор очевидцем событий, записал он их сразу же, или спустя некоторое время по памяти, точно мы выяснить не можем. Но, тем не менее, мы имеем перед собой документ, автором которого является человек, живший в то время, и эти сведения в любом случае будут для нас познавательны для понимания мировоззрения людей той эпохи.

Важно также будет определить социальную принадлежность автора хроники. Хроника написана с использованием достаточно простого с точки зрения синтаксических конструкций латинского языка. Нами уже было сказано, что Роберт Реймсский и Бодри Дольский, возможно, переписывали именно «Деяния франков», при этом гордясь, что они исправляют грубый стиль «маленькой книжонки». Действительно, относительно упрощенный стиль отличает «Деяния франков» от других хроник. Луи Брейе пишет, что стиль хроники достаточно прост, и другие латинские авторы могли быть шокированы, поскольку не нашли в его хронике «ораторских элементов и риторических цветов, к которым их приучило их образование». Розалинд Хилл считает этот стиль стилем простого воина, сравнивая его со стилем писем, которые писал ее брат, будучи на войне в Северной Африке в 1942 - 1943 гг. Кроме того, библейские цитаты часто неточны и, главное, они немногочисленны, в отличие от других хроник. Уже отмечено, что стиль Анонима менее религиозен, эта хроника отличается в этом смысле от хроник, написанных представителями церкви. А. Д. Люблинская также подчеркивает, что Анонима отличает трезвость, в отличие от «слепого провиденциализма клириков»: «Религиозное воодушевление этого рыцаря бесспорно, но оно сочетается с полной трезвостью в оценках и далеко от слепого провиденциализма, которым пронизаны другие хроники, составленные духовными лицами». Возможно, все эти стилистические особенности указывают на то, что хроника была написана мирянином.

Луи Брейе отметил ряд существенных особенностей хроники. Аноним всегда противопоставляет себя клирикам, указывая на то, что он относится к тем, кто сражается с оружием в руках. Например, он пишет: «Наши епископы, пресвитеры, клирики и монахи, облаченные в священные одежды, вышли с нами, держа в руках кресты, прося и моля Господа, чтобы он охранял нас, даровав нам спасение, и избавил от всякого зла»; « Днем и ночью в среду и четверг мы крепко атаковали город со всех сторон. Но до атаки епископы и священники приказали нам, предписывая и увещевая, совершить крестный ход вокруг Иерусалима во имя Господа, с верностью творить молитвы, милостыню и блюсти посты». Автор также противопоставляет себя « pedites » (пешим), говоря при этом «мы скакали»: « Мы, призывая Бога, живого и истинного, скакали на них». Таким образом, мы встречаем в хронике эпизоды, где автор фигурирует как « miles », что на наш взгляд имеет в тексте хроники значение «конного воина». Также в хронике есть указания на то, что её автор участвовал в военных советах (см. главу 28). Аноним пишет: « С этого часа мы приняли план военных действий ». Он, таким образом, указывает на свое участие в принятии решений. Но при этом в Константинополь он не входил. В пятой главе Аноним говорит о том, что Боэмунд пошел на встречу с императором и затем пишет, что сам он при этом остался за городом с остальной армией. Кроме того, Аноним периодически «отделяет» себя от верховных предводителей. Например, в шестой главе он пишет: « Быть может, наши предводители еще не раз будут нас обманывать». Просмотрев хронику, мы увидим подобные фразы и еще не раз встретим словосочетание «наши предводители». Вполне возможно, это был кто-то из рыцарей, занимавших промежуточное положение в иерархии. С одной стороны, он не был рядовым рыцарем, но, с другой стороны, он не был из числа верховных командиров. В таком случае, хроника является уникальной, ибо все остальные хроники были написаны клириками. Только Рауль Каэнский также был рыцарем, но он не принимал участие в первом крестовом походе. Кроме того, «Деяния франков» обладают еще одной уникальной чертой. Это единственная хроника первого крестового похода, написанная итальянцем.

Стоит отметить, что в ту эпоху существовала, может быть и небольшая, но категория так называемых « milites litterati ». Розалинд Хилл, которая утверждает, что стиль Анонима не похож на стиль клирика, подчеркивает, что часто духовное образование получали младшие сыновья в знатных семьях, поскольку их будущее связывалось с церковью. Действительно, сыновья могли получать различное образование, что в особенности касалось знатных семей. Старший сын обычно наследовал дело отца, тогда как младшие сыновья фигурировали в романах как искатели фортуны. Случалось, что они получали духовное образование с перспективой церковной карьеры. При этом, неудивительно, что воин мог написать хронику на латинском языке: в XII в. он оставался достаточно распространенным языком письменной речи, тогда как только в последующем столетии местные языки стали активно замещать латынь.

Таким образом, мы видим, что «Деяния франков» представляют собой хронику, написанную участником крестового похода, написанную по ходу событий или вскоре после них рыцарем средней руки. Кроме того, в тексте имеются указания на принадлежность автора к армии Боэмунда, и это дает нам основания делать предположения о его принадлежности к норманнской Италии.

«Деяния франков» и другие свидетельства участников крестового похода.

Данная работа построена на исследовании хроник первого крестового похода. Центральное место занимает хроника «Деяния франков», но в качестве сравнительного материала к исследованию привлекаются другие хроники первого крестового похода. Эти хроники можно разделить на документы, составленные его участниками и авторами, не принимавшими участия в походе. Хронологическим охватом хроник, использованных для проведения исследования является период первого крестового похода и первое десятилетие после его окончания. Таким образом, мы исследуем хроники, более-менее современные хронике «Деяния франков». В перспективе возможно расширение тематики с последующим выходом на события четвертого крестового похода.

Традиционно выделяются четыре хрониста, которых принято считать участниками первого крестового похода. К этой категории относятся «Деяния франков», которым посвящено наше исследование. Кроме того, таковым является Раймунд Анжильский, капеллан графа Раймунда Сен-Жилльского. В этой хронике мы можем увидеть точку зрения на события со стороны их участника из Южной Франции. Кроме того, сюда же относят хронику священника из Пуатье Петра Тудебода. Предполагается также, что в походе участвовал капеллан Балдуина Булонского Фульхерий Шартрский. В нашей работе мы будем использовать как работы участников крестового похода, так и несколько более поздние свидетельства.

Ранее нами уже упоминалась полемика по поводу первичности хроники «Деяния франков» или хроники Петра Тудебода. В данной полемике мы желали бы высказать свое мнение, ибо это в дальнейшем будет очень важно для нашего исследования. Наша позиция заключается в первичности «Деяний франков» по отношению к хронике Петра Тудебода «История пути в Иерусалим» (Historia de Hierosolymitano itinere). На наш взгляд, в тексте хроники Петра на то имеется ряд косвенных доказательств.

«Деяния франков» и Тудебод. Для того чтобы сделать вывод о первичности той или иной хроники, необходимо сравнить их абзац за абзацем, ибо хроники чрезвычайно похожи друг на друга. Значительные сходства, собственно говоря, и послужили поводом для дискуссий о том, какая из хроник была написана раньше. В целом, хроники дают аналогичную информацию. Если различия и есть, то, как правило, они заключаются в том, что Аноним пишет более кратко. Видимо, это и послужило причиной того, что в Recueil des Historiens des Croisades «Деяния франков» были названы «Тудебодом в кратком изложении». Однако, в хронике можно найти моменты, которые присутствуют в хронике Анонима и при этом отсутствуют в хронике Петра Тудебода. Некоторые из этих моментов, в которых речь идет о Боэмунде, будут продемонстрированы и в нашем исследовании. В общем же, как уже было сказано, хроники дают сходную информацию. Фразы при этом могут быть сформулированы несколько отлично, но смысл их, как правило, тот же самый. За редкими исключениями, порядок расположения фраз также идентичен в обеих хрониках. Джон и Лаура Хилл сформулировали гипотезу о наличии недошедшего до нас общего для обеих хроник источника, однако мы будем склоняться к мнению Джона Франса, который говорит, что для такого рода гипотез пока имеется слишком мало оснований.

Джон и Лаура Хилл во введении к публикации латинского текста хроники Петра Тудебода приводят примеры, показывающие, что эта хроника написана со столь явным восхвалением Боэмунда Тарентского, как хроника Анонима. Например, Петр Тудебод не приводит отрывок, в котором Боэмунд представлен как защитник византийских земель от возможных грабителей из армии крестоносцев. Напротив, Аноним при этом пишет: « Здесь Боэмунд держал совет со своим народом, ободряя и увещевая быть добрыми и смиренными. И пусть они не разграбляют эту страну, ибо это страна христиан, и пусть никто не берет больше того, что будет ему достаточно для еды». Аноним, в основном, описывает переход через Восточную Европу армий Боэмунда Тарентского, тогда как Петр Тудебод приводит целое повествование о переходе армий Раймунда Сен-Жилльского, отсутствующее у Анонима и сходного с аналогичным описанием у Раймунда Анжильского. Петр ничего не говорит о договоре между императором и Боэмундом до прибытия последнего в Константинополь. При этом Аноним упоминает об этом договоре: « Тогда захотели наши напасть на одну крепость и захватить ее, поскольку она изобиловала всевозможными благами. Однако, Боэмунд, муж рассудительный не захотел согласиться с этим, с одной стороны, ради соблюдения справедливости по отношению к стране, а с другой стороны ввиду обязательств перед императором. ». Петр Тудебод не упоминает отправку Гуго Великого с целью выполнения обязательств перед императором в связи со взятием Антиохии и передачи ему города. При этом, упоминание этого факта в «Деяниях франков» (см. главу 30 источника) могло послужить обоснованием для претензий Боэмунда в отношении города (в хронике также упомянуто, что город был обещан Боэмунду в случае неявки императора для его принятия в свои руки; в хронике Петра Тудебода тоже говорится об этой договоренности в лагере крестоносцев) . Равным образом, Петр не упоминает переговоры между Боэмундом и императором до взятия Никеи. Текст хроники Тудебода не содержит ряда хвалебных цитат в отношении Боэмунда, Например, у Анонима присутствует и у Тудебода отсутствует хвалебная речь в отношении Боэмунда: « Ты рассудителен и благоразумен, ты велик и знаменит, ты храбр и победоносен, ты законодатель битв и судья сражений - сделай это. Будет все, как ты велишь. Все, что тебе кажется полезным, соверши и сделай для себя и для нас ».

С другой стороны, необходимо заметить, что текст Петра Тудебода, тем не менее, содержит хвалебные элементы в отношении Боэмунда, которые присутствуют и в хронике Анонима. Например, Петр приводит в своей хронике разговор Кербоги со своей матерью и мать говорит Кербоге, что Боэмунд и Танкред занимают исключительное место среди предводителей армий крестоносцев. Таким образом, Тудебод также восхваляет Боэмунда в своей хронике. Мы должны отметить, что Тудебод зачастую сохраняет хвалебные эпитеты в отношении Боэмунда, присутствующие в «Деяниях франков». Иногда, правда, он может этот эпитет опустить: (Деяния франков) «Boamundus itaque vir sapiens contristatus est ualde, timens pro ecclesia sancti Petri et sanctae Mariae aliisque ecclesiis » ; (Петр Тудебод) « Boamundus contristatus fuit valde, timens quod ecclesias Sancti Petri et Sanctae Mariae arderent ». Тудебод опускает здесь эпитет «vir sapiens», что означает «мудрый муж». С другой стороны, мы можем привести пример, когда Петр Тудебод дает Боэмунду эпитет, отсутствующий в данной фразе у Анонима: (Gesta Francorum) « Egregius itaque comes Flandrensis undique regimine fidei signoque crucis quam fideliter cotidie baiulabat armatus, occurrit illis una cum Boamundo »; (Петр Тудебод) « Egregius namque comes Flandrensis, undique regimine fidim atque signo crucis quam cotidie fideliter baiulabat armatus, occurrit illis una cum prudentissimo viro Boamundo ». Тудебод говорит здесь, что Боэмунд - это «vir prudentissimus» (рассудительнейший муж). Таким образом, хвалебный характер хроники в отношении Боэмунда сохраняется.

Об этом же говорят Джон и Лаура Хилл: Тудебод в своей хронике восхваляет Боэмунда. Однако, они пишут, что «эти хвалы лишены особого значения и представляют собой простые способы выражения в ту эпоху» (« ceux-ci (= les éloges) sont dénués de valeur particulière ; ce sont de simples modes dexpression habituels à lépoque »). По нашему же мнению, это утверждение не соответствует действительности. Мы выполнили подсчеты хвалебных эпитетов в отношении вождей крестоносцев в хронике Петра Тудебода, и получили следующие результаты: Боэмунд Тарентский - 16, Танкред - 9, Раймунд Сен-Жилльский - 4, Готфрид Бульонский - 2. Такой перевес в пользу Боэмунда и его племянника Танкреда, на наш взгляд, не является случайным. Конечно, в самих «Деяниях франков» разрыв еще больше (Боэмунд -20, Танкред - 5, Раймунд Сен-Жилльский - 1, Готфрид Бульонский - 1), но на наш взгляд картина ясна в обоих случаях. Явный приоритет в хвалебных эпитетах отдан Боэмунду, а на втором месте с большим отрывом от остальных идет его племянник Танкред. Даже в случае незначительных погрешностей в наших подсчетах, общая картина вряд ли изменится. Это дает основания предположить, что автор хроники принадлежал к армии Боэмунда Тарентского.

Джон Франс в своей статье отмечает, что Петр Тудебод начинает так же, как Аноним, говорить «мы», когда речь идет о Боэмунде, и никогда не говорит от первого лица до начала повествования о нем. Он разделяет мнение о том, что хвалы в отношении Боэмунда в хронике Петра Тудебода достаточно значительны. Таким же образом затем Петр прекращает воздавать хвалы, что связано с тем, что он, видимо, продолжил путь в Иерусалим без Боэмунда, оставшегося в Антиохии. В этом его хроника полностью сходна с «Деяниями франков». Наши сопоставления полностью подтверждают выводы Джона Франса, выводы которого мы, таким образом, разделяем.

Добавим, что Тудебод не перестает называть Боэмунда « dominus », т.е. «господином», подобно тому, как это делает Аноним. И так же, как Аноним, он называет таким образом только Боэмунда. Мы уже приводили цитату из речи Кербоги, указывающую на возможное итальянское происхождение автора. Петр Тудебод также приводит эту цитату: «Отныне клянусь вам Магометом и именами всех богов, что не предстану вновь пред вашими очами до тех пор, покуда своей крепкой десницей не завоюю вновь царственный город Антиохию, всю Сирию и Романию, Болгарию и земли вплоть до Апулии ко славе богов и вашей, и всех наших, кто принадлежит к роду турков ». Все это говорит о той или иной связи автора с Италией и итальянскими норманнами. Нужно добавить, что Петр Тудебод также, как и Аноним называет Францию страной «за горами»: «Римский апостольский престол скорее отправился в путь по ту сторону горных областей с собранием наиболее почетными и достойными уважения архиепископов, епископов и клириков, а также наиболее почетными мирянами Рима». Для Петра, как и для Анонима, естественно, что Франция - это страна по другую сторону Альп. В цитате речь идет именно о Франции, ибо папа отправился с проповедями именно в том направлении.

Мы не знаем точно, откуда родом Петр Тудебод, но предполагается, что он был священником в Сивракуме (Sivracum), скорее всего, нынешнем Сиврэ (Civray), расположенном в 50 километрах от Пуатье. Однако, он слишком часто явно или неявно восхваляет Боэмунда Тарентского, и на наш взгляд кажется маловозможным, что автором такого произведения был священник из Пуатье. Мы можем допустить, правда, что Тудебод воевал каким-либо образом в армии Боэмунда. Однако, более вероятно, что автором является кто-либо из Южной Италии, ибо он слишком ангажирован в сторону предводителя итальянского войска. Вероятно, первоисточником является Аноним, который принадлежал к итальянской армии и восхвалял поэтому Боэмунда, а священник из Пуатье Петр Тудебод заимствовал из нее информацию, правда, несколько уменьшив количественно хвалы Боэмунду Тарентскому. В дальнейших рассуждениях мы будем исходить из первичности хроники Анонима по отношению к хронике Петра.

В хронике Петра Тудебода имеются моменты, где хронист указывает на свое участие в походе. Например, он пишет: « Достоин доверия тот, кто записал это впервые, кто был в процессии, и кто увидел это своими плотскими глазами, а именно Петр Тудебод». Кроме того, хронист упоминает людей, носящих практически то же имя и, возможно, являющихся его родственниками: Arvedus Tudebovis, Arnaldus Tudebovis. Фраза, где Тудебод называет себя, завершает абзац, отсутствующий у Анонима. Однако это не мешает тому, что почти все факты заимствованы им из хроники «Деяния франков». Помимо совпадений с хроникой Анонима, исследователи находят и совпадения с хроникой Раймунда Анжильского, а также некоторые части хроники, которые имеются исключительно в хронике Петра Тудебода. Дж. и Л. Хилл в своем издании английского перевода хроники Петра Тудебода говорят об этом более подробно. Естественно, что Петр мог написать хронику, использовав «Деяния франков» и добавив кое-какие свои сведения: такова традиция эпохи, и плагиатом это не считалось. Напротив, как пишет Розалинд Хилл, в те времена такие действия рассматривались как дань уважения к предшествующим авторам

Хроники Раймунда Анжильского и Фульхерия Шартрского. Хроника Раймунда Анжильского «История франков, которые взяли Иерусалим» (Historia Francorum qui ceperunt Iherusalem) также считается хроникой, написанной участником похода. Автор называет себя капелланом графа Раймунда Тулузского или Сен-Жилльского, который был одним из крупных предводителей крестового похода, по происхождению из Южной Франции. Автор сразу декларирует, что его хроника посвящена именно Раймунду Тулузскому. Он утверждает, что стал священником во время крестового похода, и называет себя также каноником Пюи. Декларируемой целью написания хроники является информирование о событиях похода епископа Вивье (Viviers). Кроме того, Раймунд говорит, что писал хронику в соавторстве с некоим рыцарем Понсом Балазюном (Pontius de Balau), убитым во время осады Аккара. Автор повествует в хронике в том числе и о взаимоотношениях византийцев с войском Раймунда Сен-Жилльского.

Хроника Фульхерия Шартрского «Иерусалимская история» (Historia Hierosolymitana) равным образом относится к хроникам участников похода. Хронист был капелланом Стефана Блуазского, а затем Балдуина Булонского. Родившись в Шартре приблизительно в 1058 г., он умер, став каноником святого гроба в 1128 г. Как уточняет М.А. Заборов, в начале похода Фульхерий сопровождал отряд Роберта Норманнского, с 1097 г. участвовал в действиях графа Балдуина Булонского в Киликии и затем остался вместе с ним в Эдессе. В 1101 г. хронист переселяется в Иерусалим в связи с тем, что Балдуин стал королем, и фактически являлся официальным историографом королевства. Свое историческое повествование он заканчивает 1127 годом. Хроника была написана последовательно: в тексте имеются указания на то, что описание крестового похода было сделано довольно вскоре после самих его событий. Произведение Фульхерия достаточно оригинально, хотя исследователи, тем не менее и находят в нем некоторые заимствования из хроники «Деяния франков» и хроники Раймунда Анжильского. Об отношениях с Византией хронист говорит достаточно мало, но, тем не менее дает некоторую информацию по данному вопросу.

Более поздние свидетельства о первом крестовом походе.

В качестве материала для сравнения мы будем также использовать в нашей работе хроники, которые были написаны авторами, не участвовавшими в крестовом походе.

Хроника Гвиберта Ножанского Dei Gesta per Francos будет достаточно информативна для нашего исследования, поскольку она сообщает нам достаточно много сведений о византийцах. Гвиберт является единственным хронистом, который говорит о религиозных различиях западной и восточных церквей. Будучи теологом, он остается им в своем повествовании, что отличает его хронику от ряда других. В свое время он избрал для себя церковную деятельность и был выбран аббатом Ножан-су-Куси (Nogent-sous-Coucy) в 1104 г. Согласно ориентирам, имеющимся в тексте, исследователи сделали вывод, что текст был написан приблизительно в 1109 г. Вероятность того, что Гвиберт Ножанский использовал хронику «Деяния франков» для своей хроники, велика. Конечно, многие моменты в хронике не имеют аналога в «Деяниях франков», также как не все упомянутое Анонимом приведено в хронике Гвиберта Ножанского. Однако, совпадения столь многочисленны, в том числе и в структуре хроники, что они исключают заимствования из «Деяний» только в случае верности упомянутой нами выше гипотезы об общем для всех хроник источнике, не дошедшем до наших дней. Информация о Византии в хронике, таким образом, может являться заимствованной у Анонима, но значительная часть суждений Гвиберта о Византии не имеет аналогов в других хрониках. Стоит заметить также, что даже если хронист заимствует чье-либо мнение, это означает, что он его разделяет. Гвиберт не является участником крестового похода. Он пишет об этом, в том числе и в своей хронике: « Пусть я не был в Иерусалиме, и пусть не был знаком с большинством персонажей и мест. Но я не думаю, что это вредит, в целом, полезности моего труда, ибо то, что я написал или еще напишу, ибо это достоверные свидетельства мужей».

Роберт Реймсский, или Роберт Монах написал свою Historia Iherosolimitana в первом десятилетии двенадцатого века, точная дата написания нам не известна. Как правило, Роберт идентифицируется с аббатом Робертом в бенедиктинском аббатстве Сен-Реми в Реймсе. Если данная идентификация верна, Роберт не является участником похода, ибо в источниках упоминается, что в это время он был на территории Европы. Так или иначе, в историографии принято считать, что хронист не участвовал в крестовом походе, при этом, правда, приняв возможно участие в Клермонском соборе. Роберт Реймсский часто использует «Деяния франков» для написания своей хроники. Мнения о Византии, таким образом, могут быть заимствованы из хроники «Деяния франков».

Хроника Рауля Каэнского Gesta Tancredi была также написана по прошествии крестового похода, и ее автор сам в походе не участвовал. Рауль родился в Нормандии и был воспитан Арнульфом, ставшим впоследствии патриархом Иерусалима. Во время крестового похода хронист еще был в Нормандии и пришел в Святую Землю в 1107 г., будучи на службе у Боэмунда. После смерти последнего, он перешел на службу к Танкреду. Рауль пишет, что лично участвовал в осаде Диррахия вместе с Боэмундом, а также затем и в войнах, которые вел Танкред. Хронист всячески воспевает норманнов в том числе и как победителей греков.

Эккехард из Ауры (Бавария), аббат-бенедиктинец, является автором хроники Hierosolymita, de oppressione, liberatione ac restauratione Jerosolymitanae ecclesiae. Он не принимал личного участия в первом крестовом походе, однако, по-видимому, принимал участие в арьергардном походе 1101 г., о котором он также повествует. Хроника представляет собой довольно сжатый рассказ о событиях. Она, вероятно, была написана примерно в то же время, когда происходили события, описанные в ней. Мнение автора о Византии высказано, в основном, в рассказе об арьергардном походе, основанном на личном опыте.

Также нами была использована хроника Бодри Дольского под названием Historia Hierosolymitana. Бодри прошел в Дольском монастыре (Франция) путь от монаха до аббата, которым он стал в 1089 г. Во времена похода он уже был архиепископом. Она была составлена в 1108 - 1110 гг., в основном на базе «Деяний франков». Хроника, на наш взгляд, действительно, базируется, в основном, на «Деяниях», как это принято считать, но Бодри Дольский пишет более пространно и в более изысканном стиле.

Методологическая база исследования.

В процессе написания данной работы были использованы как общенаучные методы, так и методы, применение которых ограничивается сферой исторических наук.

Общенаучные методы познания пригодны для проведения исследования в рамках любой области науки. К ним относятся методы перехода от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному. Применительно к истории это включает рассмотрение более общих характеристик исторических процессов с целью лучшего понимания каких-либо конкретных событий, обобщение наблюдаемых фактов, изучение совокупности узких вопросов с целью выделения общих закономерностей и формулировки гипотез, выведение наблюдаемых следствий из принятых гипотез. В рамках этих рассуждений нами активно использовались такие логические методы, как анализ и синтез, дедукция и индукция, сравнение и обобщение.

Теоретико-методологической базой исследования послужили историко-сравнительный, историко-системный, социокультурный и концептуально-проблемный подходы, а также общие методы реконструкции, сравнительного и комплексного анализа, позволившие выделить в истории первого крестового похода базовые идеи и проблемы и объединить их в целостную систему. Среди методов исторической науки нами также был применен ретроспективный метод, подразумеващий последовательное проникновение в историческое прошлое с целью определения причины того или иного события.

В числе основных методологических принципов общеисторического уровня находятся принцип историзма, подразумевающий рассмотрение исторических процессов и явлений в их развитии, взаимосвязи и взаимодействии, и принцип детерминизма, признающий обусловленность исторических событий политическим, экономическим, культурным контекстом. На этом уровне применялись традиционные методы исторического исследования: историко-генетический, сравнительно-исторический и историко-типологический.

Кроме того, нами были использованы методы герменевтики. При работе с источником, необходимо правильно понять текст и дать ему верную интерпретацию. Для правильного понимания хроники, как и любого другого письменного источника, недостаточно общего знания латинского языка. Язык не является своего рода «константой», нельзя говорить о том, что терминология, использованная в тексте, имеет однозначный перевод даже в рамках текстов приблизительно одного периода. Поэтому перед исследователями часто стоит задача понимания ньюансов значения тех или иных слов в конкретно взятом тексте. Как правильно замечают по этому поводу Ш. - В. Лангуа и Ш. Сеньобос, « у каждого автора есть своя манера выражаться, а следовательно, нужно изучать язык автора, знать, какой особый смысл придавал он словам». Понять значение слов помогает контекст их употребления, что обязывает исследователя ознакомиться со всем документом полностью. Наравне с уже имеющимися исследованиями, нами был применен метод внутреннего анализа документа с целью выяснения его авторства и датировки. Так, нам удалось подтвердить выводы предшествовавших исследований о большой доле вероятности итальянских корней автора и о вероятном участии автора в событиях первого крестового похода. Предполагаемая структура работы.

В связи с поставленными задачами, наиболее целесообразной будет следующая структура работы: первые три главы будут посвящены возможным факторам, повлиявшим на написание хроники. Первая глава подразумевает обзор отношений норманнской Италии и Византии как фактора, влиявшего на написание хроники «Деяния франков». Кроме того, первая глава будет посвящена отношениям Византии и Запада в целом как общего фактора для всех хроник первого крестового похода. Суть первой главы, таким образом сводится к анализу политических отношений между странами западного и восточного христианства в целом и в случае норманнской Италии в частности. Вторая глава будет посвящена соотношению императорской идеологии в Византии и идей крестового похода в целом как еще одного общего для всех хроник фактора. Третья глава будет посвящена анализу представлений о византийцах в хронике «Деяния франков» в сравнении с другими западными хрониками первого крестового похода.

Глава 1. Политические аспекты отношений Византии и Запада

. Норманны и Византия в XI в

1.1 Норманнская Италия

Наш выбор «Деяний франков» среди множества хроник первого крестового похода объясняется, прежде всего, региональной спецификой. Южная Италия была зоной особых взаимоотношений, здесь норманны знали византийцев в повседневной жизни, между территориями был достаточно большой взаимообмен. Так или иначе, это была зона интенсивных контактов, и наш анонимный итальянский хронист, должно быть, в отличие от своих французских «коллег», достаточно хорошо знал греков в повседневной жизни, а также очень много был о них наслышан. Предысторией этих отношений было норманнское завоевание Южной Италии.

В данном разделе главы нами будут в сжатом виде рассмотрены те аспекты истории Южной Италии в преддверии крестовых походов, которые так или иначе связаны с взаимоотношением норманнов и византийцев. Именно эти отношения могли оказать влияние на отношение норманнов к византийцам в том числе и во время первого крестового похода. Эти отношения могли оказать влияние и на мнение норманнского хрониста, написавшего «Деяния франков».

Норманнское завоевание Южной Италии осуществлялось в течение XI-го столетия. Первые военные вторжения норманнов в Италию датируются началом века. Согласно хронике Аматуса из Монте-Кассино, в 999 г. группа норманнских паломников в составе сорока человек прибыла в Салерно в том момент, когда город осаждали сарацины. Тогда норманны обратили сарацинов в бегство. В 1017 г. они помогают местному населению против Византии во время восстания в Гаргано, составляющим часть Апулии. Это был достаточно «долгоиграющий» мятеж знатного ломбардца Мелеса, родом из Бари. Этот мятеж начался в 1009 г., а закончился лишь к 1018 г., когда мятежники потерпели поражение при Каннах. Существует также предание, изложенное в хронике Гийома из Апулии, о том, что в 1016 г. паломники-норманны, возвращаясь из Иерусалима, зашли в монастырь в Монте-Гаргано, чтобы посетить гробницу св. Михаила, и встретили там Мелеса, который пообещал им значительное вознаграждение за помощь в борьбе с греками. Таким образом, норманны уже тогда стали врагами византийцев. Но, в то же время, византийцы активно прибегали к найму норманнов на военную службу на территории Италии для решения внутренних конфликтов.

Первым норманнским государством на территории Италии считается крепость на возвышенности Аверса с подвластными ей территориями. Эта крепость была подарена норманну Раннульфу Сергиусом IV Неаполитанским в благодарность за военную поддержку в борьбе с правителем Капуи. Крепость занимала достаточно выгодное географическое положение, позволяя оказывать влияние на Неаполь, Капую, Салерно и Беневенто.

Жан-Мари Мартан пишет о том, что планомерное завоевание Южной Италии произошло в 40 - 70-е годы XI в., начиная с Мельфи (Melfi). В Апулии норманны завоевывают вначале малонаселенные территории Севера, Запада и Юга области. Владения норманнов возникают без какого-либо алгоритма, Мартан называет это «территориальным распылением» (le saupoudrage territorial). Норманны захватывают как византийские, так и ломбардские владения.

Он разделяет также мнение о том, что так называемые «норманны» по факту норманнами не были. Основываясь на ономастических исследованиях, он предполагает, что две трети мигрантов, действительно, происходили из Нормандии. При этом, остальные происходили из других регионов Франции. Автор подчеркивает, что среди «норманнов» было достаточно много бретонцев. Численность мигрантов посчитать достаточно сложно, но ясно, что речь идет о нескольких сотнях, максимум тысячах человек. Таким образом, миграция не была массовой, но она при этом достаточно серьезно повлияла на развитие региона. Следует также отметить, что эта миграция не была организована централизованно. Тогда как завоевание Англии имело своего предводителя в виде Вильгельма Завоевателя, завоевание Италии представляло собой последовательные частные инициативы.

До норманнского завоевания сеть епископств в регионе была довольно слаборазвитой и неорганизованной. Такой же слабой была и сеть монастырей. Организованность в церковную организацию региона привнесет усилившееся во второй половине XII в. влияние папы. Норманны установят с папой достаточно тесные контакты. Однако стоит заметить, что светские власти продолжали вмешиваться в дела церкви и при норманнах.

Папство с самого начала имело политические контакты с норманнами. Пришествие норманнов насторожило папу Льва IX. Собрав армию, он выступил против них и проиграл битву при Чивителло в 1053 г. Однако после этого один из его преемников, папа Николай II понял, что мог бы использовать норманнов в собственных интересах в регионе, тем более что это были враги византийцев. В 1059 г. он подписал с двумя норманнскими вождями - Робертом Гвискаром и Ричардом из Капуи - договор в Мельфи. Указанные вожди становились вассалами Святого престола. Такого рода договор способствовал усилению влияния папы в регионе. Византийцев не могло не настораживать такое расширение сферы влияния папства.

Тем не менее, норманны не установили с папством дружбы на долгие времена, чем византийцы могли воспользоваться в своих интересах. Например, во времена понтификата Александра II (1061-1073), а также в 1074-1080 гг. при понтификате Григория VII, имели место даже вооруженные конфликты между папством и норманнами. Кроме того, норманнская Италия была значимым регионом с политической точки зрения. Она представляла собой пересечение интересов папы и Византии. Например, ситуация в первой половине 70-х гг., когда турки начали свои завоевания в Малой Азии. В 1071 г. при Манцикерте византийская армия терпит сокрушительное поражение, и турки стремительно захватывают малоазийские территории. В этих обстоятельствах император Михаил VII пытается заключить союз с норманнами. Разумеется, норманны были старыми противниками византийцев, в свое время захватившими их итальянские владения. Но в этот момент необходимо было сделать выбор: или норманны, или турки. В тот момент империя не была способна сражаться против тех и против других. Хотя Макквин и замечает при этом, что византийцы могли и не отказываться совсем от планов отвоевания Италии.

Историки имеют в своем распоряжении письма императора, адресованные Роберту Гвискару с предложением бракосочетания дочери Гвискара и брата императора. Кроме того, в письмах содержались предложения политического союза, а, возможно, и военного. Письма датированы приблизительно 1071-1073 гг. Союз мог быть выгоден Византии с целью предотвращения хотя бы в ближайшем будущем новых войн с норманнами и с целью привлечения на службу норманнских наемников. Однако Гвискар отказался от сделанного ему предложения. Как пишет Макквин, первое письмо было составлено со взглядом на норманн «сверху», и это не было предложением сотрудничеств на равных, тогда как император все же признал норманнские завоевания в Италии. Однако второе письмо было составлено иным образом и содержало предложение равного сотрудничества, но также было отвергнуто Гвискаром. Император, правда, имел при себе средства, чтобы склонить норманнов к договору. В эти годы Гвискар был в конфликте с папой, что, кстати, показывает неоднозначность отношений папства и норманнов, несмотря на договоренности. Гвискар не был заинтересован в этом случае в союзе папы и императора.

Мы не знаем, когда точно Михаил выдвинул папе предложения о союзе. Нам известна лишь дата ответа со стороны папы, 9 июля 1073 г. Император, таким образом, решил попробовать другой способ найти союзников. Папа Григорий VII отреагировал положительно, выдвинув идею о необходимости воссоединить согласие между двумя церквями. Папа писал, что необходимо восстановить былое согласие между римской церковью и ее дочерью константинопольской церковью. Стоит заметить, что папа не показывал тогда никоим образом, что сближению предшествовала схизма при Фотии и события 1054 г. Роберт Гвискар, находившийся в конфликте с папой и недовольный его сближением с византийским императором, решил заключить соглашение с византийцами, в чем последние были заинтересованы более, чем в союзе с папством. В 1074 г. Гвискар обручает свою дочь Елену с сыном византийского императора Константином. Союз с папой открывал вопрос о статусе той и другой ветви христианства.

Однако папа решил воспользоваться сделанным ему предложением. В 1074 он призывает к организации экспедиции для спасения Византии из рук врагов и одновременно решения проблем с Робертом Гвискаром. Кстати, эти призывы папы могли поспособствовать альянсу Роберта Гвискара, ибо такой поход означал бы очередное сближение папы и императора. Кодри подчеркивает, что вначале основной целью экспедиции была именно война с норманнами. Папа призывает норманнов, враждебных Роберту Гвискару, подняться против него. Но в 1074 г. он пишет письма, где говорит уже именно о Византии. Конфликт папы с Гвискаром закончился тем, что последний был отлучен от церкви, будучи вместе со своим племянником Робертом из Лорителло (Robert of Loritello) объявленным "invasores bonorum sancti Petri", тогда как ни экспедиция ни против него, ни против турок в защиту Византии не состоялись. А норманны на некоторых этапах могли быть для Византии и полезным союзником.

Что можно заключить из всей приведенной информации? Наиболее важным для нас является то, что норманнское завоевание повысило влияние папы в регионе еще до того, как был объявлен крестовый поход. Однако, как указывает Франко Кардини, папа Урбан II не был особо заинтересован в участии итальянцев в крестовом походе. Историк указывает на то, что далеко не все население было солидарно с папой, и последний был заинтересован оставить на месте своих итальянских сторонников, и предпочитал, чтобы они не уходили на Восток. С другой стороны, Боэмунд Тарентский отправился на Восток со своим отрядом из Италии. Не случилось ли это потому, что в регионе возросло папское влияние, обязанное, в свою очередь, норманнскому завоеванию своим существованием?

Помимо нашего повествования о завоевании Южной Италии и области Апулия в частности, необходимо сказать об этнической ситуации в регионе. В ту эпоху в Апулии находилось много различных этнических меньшинств: евреи, славяне, армяне, греки. Из всех вышеперечисленных только греки были относительно многочисленны. Территорией, населенной греками, была область Саленто («каблук» итальянского сапога), составляющая часть Апулии. За пределами Саленто греков было довольно мало. Этот регион норманны завоевали в 1077 г. Согласно Жан-Мари Мартану, эти сообщества сохранились до наших дней и не ассимилировались с итальянцами, сохраняя при этом свой особый диалект « grico ». В Таренте, правда, греков было немного. Этот город, как и Бриндизи, был сильно латинизирован. Но, тем не менее, греки все же составляли часть населения города. Там существовало одновременно латинское и греческое духовенство. Мы обращаем особое внимание на Тарент, поскольку графом Тарента был Боэмунд, предводитель итало-норманнского войска, в котором воевал, по-видимому, и наш хронист.

Греки в Италии упоминаются в ломбардских и норманнских хрониках того времени как «женственные народы», что в принципе часто встречается в западных источниках. В связи с этим на Западе постепенно формировался образ Византии как слабого государства. В том числе, это выражение встречается и в «Деяниях франков». Мартан дает несколько примеров подобных отзывов в хрониках того времени: « И начали они сражаться с греками, и увидели, что они словно женщины »; « Я отведу вас к женственным людям, мужчинам, подобным женщинам ». Кроме того, византийцы упоминаются как вероломные. Один из норманнских хронистов, Жоффруа Малатерра, пишет о византийцах как о « genus perfidissimum ». С другой стороны, ряд отзывов является положительным. В хронике Гийома Апулийского, датированной 1095-1099 гг. император изображен как мудрый и способный военачальник.

Таким образом, византийцы и норманны знали друг друга в повседневной жизни, благодаря греческим сообществам в Италии, и эти отношения позволяли сложить друг о друге мнение. Кроме того, эти мнения формировались в условиях достаточно активных отношений итальянских норманнов и Византии, а также участия папства в этих отношениях.

.2 Норманны в Византии

Уже до первого крестового похода норманны были в Византии достаточно многочисленны. В первую очередь, речь идет об их пребывании там в качестве наемников. Византия на протяжении всей своей истории использовала наемные войска, и с самого начала в этих войсках можно было встретить представителей западных стран. Они не были многочисленны, но мы все же можем найти упоминания о них в источниках. Эти наемники упоминаются даже среди личной охраны императора. Часто этих наемников могли направить в Византию официально, по специальной просьбе императора. Источники не дают нам точно понять, из каких конкретно стран приезжали наемники. Термин «франк», который использовался византийцами со времен поздней античности, обозначал западных христиан в целом. В том числе и итальянские норманны попадали в эту категорию. Использование их в качестве наемников датируется серединой XI в., т. е. временем их появления.

В XI в. Византия сталкивается с множеством проблем на своих границах. Речь идет о турках, печенегах, норманнах в Малой Азии, Греции и Италии. Среди этих врагов стоит обратить внимание на турков, которые быстрыми темпами завоевывали византийские территории. Именно поэтому Византия решила повысить численность наемников в стране, в том числе и за счет наемников - норманнов. В целом, Византия все более и более полагалась тогда на наемные войска. Норманны были призваны для борьбы с турками и печенегами. Турецких наемников в данном случае использовать было опасно, ибо были примеры, когда они могли перейти на сторону турков, сражаясь с ними. Например, во время знаменитого сражения при Манцикерте, когда императорская армия потерпела сокрушительное поражение от турок, и император был взят в плен, корпус турецких наемников перешел на сторону турков, внеся тем самым вклад в поражение византийцев.

Разумеется, это не означает, что византийцы хорошо относились к норманнам. В источниках второй половины XI в. западные европейцы фигурируют как «варвары». Можно с таким же успехом вспомнить «Алексиаду» с ее явной оценкой западных крестоносцев как варваров. Византийцы плохо различали так называемых «варваров». Часто они не особо разделяли варваров западных и варваров восточных. Но византийцы относились к ним прагматически, понимая, что среди них есть много неплохих воинов, которые могли бы сослужить службу империи.

Учитывая их военные качества, византийцы стали привлекать норманнов к себе на службу. Несмотря на то, что этих наемников часто посылали в Италию, система функционировала достаточно хорошо. Западные наемники даже сражались с норманнами при Диррахии в 1081 г. Случались, правда, и проблемы. В XI в. крупные сложности возникали в связи с норманнскими наемниками три раза. В 1073 г. один норманнский воин по имени Русел де Байллель попытался создать свое собственное государство на территории Византии. Эта затея не удалась, и недолго существовавшее государство было побеждено византийцами. Джонатан Шепард с полным правом отмечает здесь, что инцидент произошёл в период кризиса в стране после битвы при Манцикерте, и восставшие захотели выгадать от тяжелого положения в стране.. Нет оснований говорить о ненадежности норманнов как наемников на основании этого факта. Упоминание использования норманнов как наемников накануне крестового похода можно встретить в «Алексиаде», когда Анна упоминает, что Роберт Фландрский выслал императору войска из-за сложностей с турками: «Сам же Алексей вызвал к себе из Никомидии пятьсот кельтов, посланных ему графом Фландрским, выступил из Византия вместе со своими родственниками и быстро прибыл в Энос».

Добавим еще также, что норманны принимали активное участие в паломничествах в Святую Землю. В течение XI в. число паломничеств растет, увеличивается приток паломников по сухопутному пути, пролегающему через Византию. Византийцы всегда заботились о приеме паломников, ибо это соответствовало их претензиям на исключительность в христианском мире.

Таким образом, итальянские норманны часто бывали в Византии, что позволяло норманнам и грекам быть лучше осведомленными друг о друге.

.3 Войны

Норманнское завоевание Италии явилось далеко не последним военным столкновением между норманнами и византийцами. Была лишь небольшая пауза между завоеванием Бари в 1071 г. и началом войны на Балканах в 1081 г. В тот год норманны под руководством Роберта Гвискара напали на Византию. Византия могла спровоцировать эту войну своими действиями по поддержке антинорманнского сопротивления в Италии. Такие действия византийцев, вероятно, были спровоцированы в свою очередь самим фактом завоевания Южной Италии, а также последовавшим распространением в регионе западных церковных обрядов и усилением папского влияния. В свою очередь, норманнам мог не понравиться крах планов династического брака. Планировалось, что дочь Роберта Гвискара выйдет замуж за императора Михаила VII, но император был свергнут. Новый император Никифор III был, в свою очередь, тоже свергнут, что не помешало норманнам объявить войну очередному императору Алексею I, обвинив его в узурпаторстве. В арсенале у Гвискара был некий грек, провозгласивший себя псевдо-Михаилом, законную власть которого они якобы и пришли отвоевывать. Кроме того, нужно сказать, что Византия была наиболее близка к Южной Италии с политической, географической и культурной точек зрения. Напомним, что территория ранее была византийской, и многие учреждения сохранились в ней еще со времен византийского господства. Если Гвискар хотел завоевать земли для своих подданных, удобнее было сделать это именно за счет Византии. Среди причин войны стоит упомянуть и факт существования политических беженцев из числа норманнов на территории Византии. Это были не простые беженцы, но оппозиция Роберту Гвискару, и у последнего могло возникнуть желание разобраться с ними.

Роберт вел войну в союзе с папой. В 1080 г. папа Григорий VII был очень заинтересован в заключении договора с ним и нуждался в поддержке Гвискара. Причиной тому был очередной конфликт между папой и германским императором. Гвискар тогда согласился оказать папе финансовую поддержку при условии предоставления ему ряда земель. Как следствие, Григорий VII отлучил Никифора III (1078-1081) и его преемника Алексея I (1081-1118), выступая в поддержку войны Гвискара с Византией. Как пишет М. А. Заборов, папа даже обещал участникам военных действий «прощение грехов».

Норманнам удалось в ходе войны взять ряд городов на Балканах, но, в целом, война закончилась для них неудачей. Серия побед Роберта Гвискара была внезапно остановлена: Гвискар вынужден уехать в Италию из-за политических сложностей, вызванных кознями императора в норманнском тылу. Сын Гвискара Боэмунд, впоследствии предводитель крестоносцев Боэмунд Тарентский, принявший эстафету и поначалу справлявшийся неплохо, терпит поражение в битве при Лариссе. Это поражение провоцирует большое количество дезертирств, и император воспользовался этим, чтобы нанять дезертиров на службу. Роберт Гвискар, вернувшись из Италии, пытается взять реванш, отвоевывает остров Корфу, но затем умирает вследствие болезни. Возможно, смерть Роберта в 1085 г. сыграла свою роль в ходе войны, ибо многие норманны после нее присоединились к византийской армии. Макквин замечает, что пример такого поведения норманнов далеко не единственный, ибо норманнам была свойственна «ментальность наемников». Но чтобы победить византийцам пришлось прибегнуть к помощи венецианцев в обмен на ряд торговых привилегий.

Боэмунд начал, таким образом, свою военную карьеру задолго до первого крестового похода в армии своего отца и уже тогда воевал против византийцев. Этот факт объясняет сложность отношений императора и Боэмунда во время крестового похода.

Войны византийцев и норманнов имели место и после первого крестового похода. Пользуясь тем, что армия Боэмунда ослабла за время похода, император начинает с ним войну. Боэмунд, обосновавшийся в Антиохии оказался вынужден вести войну параллельно как с мусульманами, так и с греками. В одной из стычек с мусульманами Боэмунд был взят в плен, но после освобождения, о подробностях которого ходят легенды, он продолжил войну на два фронта. После ряда неудач Боэмунд в 1104 г. отправляется в Европу с целью получения подкреплений. В 1107 г. он высаживается со своим войском в Диррахие, но армия терпит поражение, и Боэмунд вынужден подписать Девольский договор. По договору, он оставался владельцем Антиохии, но признавал себя вассалом императора. В 1111 г. после смерти Боэмунда Алексей попытался вернуть Антиохию в число своих владений, но у него не получилось сделать это.

Таким образом, отношения греков и норманнов в указанный период были достаточно насыщены событиями. Имели место и сотрудничество и вражда, но, главное, сложившаяся ситуация делала возможным интенсивные контакты. Норманны могли формировать мнение о византийцах на личном опыте, отличное от мнений о них других европейцев. В связи с этим для анализа взгляда на византийцев мы и выбрали «Деяния франков»: итальянский хронист мог иметь точку зрения, основанную на личном опыте общения с византийцами.

. Отношения Византии и Запада

Норманнская Италия являлась сферой влияния католической церкви. Таким образом, отношения Запада в целом, с одной стороны, и Византии, с другой, могли сказаться на мнении о Византии в норманнской Италии, равно как и во всем западном мире. В том числе, данные факторы могли повлиять и на мнение автора «Деяний франков». Следовательно, в нашей работе мы обязаны дать обзорные сведения об этих отношениях.

Зная, что норманнская Италия являлась частью западного христианства, важно рассмотреть отношения Византии и Запада, ибо это могло оказать влияние на мнение о византийцах во всех западных хрониках. Можно предположить, что враждебность между западной и восточной церквями, а также инцидент 1054 г., оказали свое воздействие. Как правило, указанная дата считается датой разделения церквей на православную и католическую и концом периода раннего христианства. Однако, эта дата довольно условна. Уже в первые века христианства можно увидеть целый ряд схизм. Как отмечает Д. М. Николь, накануне 1054 г. союз двух церквей представлял собой « a tender plant » (хрупкое растение), и события стали не более чем симптомом уже давно существовавшей болезни.

Среди пяти патриархатов (Рим, Константинополь, Антиохия, Александрия и Иерусалим) Рим считался наиболее важным. Даже на соборе в Халцедоне в 451 г., хотя знаменитая 28-статья гласила, что привилегии Рима и Константинополя равны, было упомянуто о том, что за Римом сохранялось почетное первенство. Этот патриархат был основан апостолами. Однако несмотря на привилегированный статус Рима, у Константинополя с самого начала имелись немалые амбиции. Две столицы бывшей Римской империи были всегда соперниками. К тому же, позиции Константинополя усилились по сравнению с другими восточными церквями: все кроме него оказались под властью сарацинов. Этот факт накладывался на и без того немалые амбиции Константинополя на главенство в христианском мире. Император не одобрил и расценил как оскорбление коронацию Карла Великого в соборе святого Петра императором Рима и претензии на римское наследие со стороны германских императоров.

В представлении византийцев в силу различий между двумя церквями западные христиане все более и более становились еретиками. Уже в IV в. В церквях были различные обряды, существовало взаимное непризнание канонизаций, велся спор за статус вселенской церкви. Существовали разногласия по вопросу о праве священников вступать в брак, ношении священниками бороды, греческого / латинского языка в богослужении, по обряду причастия и т.д. Обе стороны могли не признавать друг у друга обряд крещения или канонизации. Именно к периоду крестовых походов на Западе сформировалось учение о пресуществлении (реальном присутствии тела и крови Христа во время причастия), тогда как византийцы считали, что тело и кровь присутствуют во время причастия лишь духовно. В это же время на Западе формируется догмат о чистилище, не получивший распространения у византийцев. Кроме того, на богословском уровне велся спор по поводу « Filioque ». Разногласия между церквями усилились в свое время из-за иконоборчества. В 863 - 867 гг. папа и патриарх впервые отлучили друг друга. Этот случай вошел в историю под названием «Фотиевой схизмы» (по имени патриарха Константинополя Фотия, философа и теолога). Идея заключалась в том, что неправомерно воспринимать Рим как более высокий по статусу патриарший престол в ситуации, когда Рим близится к ереси. Таким образом, церкви были уже фактически разделены. Каждая из них претендовала на главенство. Каждая из церквей вела свою экспансию, что провоцировало конфликты церквей в контексте международной политики.

Такие столкновения интересов имели место уже во времена Карла Великого. Папа надеялся, в отсутствии преемника мужского пола на императорском троне, возвести Карла Великого в ранг императора путем заключения его брака с принцессой Ириной, единолично правившей в те годы Византийской империей. Государственный переворот в Византии, свергнувший императрицу, не позволил тогда сделать это. Затем, в XI в. Папство существенно расширяет свое влияние в Западной Европе, во многом благодаря сети монастырей с центром в Клюни. Продолжением закрепления этого влияния был выход на новые рубежи, в том числе, возможно, и за счёт верховенства над восточными церквями.

Норманны, пришедшие в Южную Италию, поначалу были врагами папы. В 1053 г. папа Лев IX (1049-1054), о чем уже было сказано, потерпел поражение от норманнов в битве при Чевителло, однако один из его преемников, папа Николай II (1059-1061), заключил с норманнами союз. Вероятно, в интересах папы было вытеснение норманнами византийцев и распространение, таким образом, христианства по западному образцу в регионе. Византийские владения в Италии были завоеваны к 1071 г. Затем состоялась экспедиция норманнов на Балканы во главе с Робертом Гвискаром, получившая в 1080 г. благословение папы Григория VII. Причем, папа потребовал от местного духовенства содействия путем дачи рыцарям обещания отпустить грехи.

Враждебность двух ветвей христианства была усилена тем, что Венеция, находившаяся в формальной зависимости от Византии, была в зоне влияния папства. Если бы Венеция была менее активной, угроза не была бы для Византии столь велика. Однако венецианцы взяли под контроль торговлю в Константинополе, и союзники папы, таким образом, оказались в сердце империи. Папство, кстати говоря, осуществляло свою экспансию не только на территории Византии, но и в целом в Восточной Европе. В частности, в 1075 г. папа вручил власть на Руси князю Изяславу, бывшему тогда в изгнании. В случае захвата власти, он должен был сделать Киевскую Русь леном апостольского престола.

При всем том, что было уже сказано о 1054 г., нельзя говорить, что события не имели никакого значения. Но при этом не нужно данное значение и абсолютизировать. Речь не шла о взаимном отлучении церквей как таковых, отлучены были лишь конкретные их представители. Патриарх отправил папе письмо, говоря о том, что он «вселенский», и легаты пришли в Константинополь, чтобы обсудить это заявление. Легаты утверждали: даже потомки и прямые наследники святого Петра не осмелились провозгласить себя «вселенскими», а патриарх сделал это. Патриарх не ответил на аргументы легатов и был отлучен вместе с еще несколькими представителями православной церкви. Через несколько дней патриарх отлучил легатов.

Почему не стоит абсолютизировать значение данных событий? Во-первых, мы уже говорили о том, что это далеко не первое отлучение на высшем уровне, здесь можно вспомнить Фотиеву схизму. И эту схизму в Византии потом помнили гораздо больше, чем схизму 1054 г. Для византийцев это тоже было скорее симптомом давней болезни и не более того. Во-вторых, отлучение 1054 г. не касалось никоим образом императора и греческого народа, и папа также не был отлучен. Историки придают событиям гораздо большее значение, чем придавали современники. В-третьих, события 1054 г. были вызваны отчасти личной неприязнью патриарха Михаила Керулария, не свойственной всем патриархам Константинополя. Это был амбициозный патриарх, он имел амбиции на утверждение первенства Константинополя в церкви, приоритета духовной власти по отношению к светским властям. Керуларий был суров по отношению к Западу, считая, что нет необходимости в союзе с ним. С 1052 г. им были закрыты латинские церкви в Константинополе. После Керулария можно говорить о некоей «оттепели», в частности, латинские церкви были вновь открыты.

В общем и целом, разница в обрядах церквей не считалась кардинальной. В свое время в Константинополе было довольно много латинских церквей: в качестве примера можно привести даже Афонскую гору, где существовал монастырь, службы в котором велись по латинским обрядам. В Италии, благодаря долгому присутствию византийцев, православные и католики жили рука об руку. Во всем христианстве Константинополь пользовался уважением с точки зрения его роли в христианской религии, что можно увидеть в том числе и на примере хроник крестовых походов. Положительно отзывались на Западе об императоре Константине и его роли в христианстве: папа Григорий VII утверждал, что он освободил церковь от языческих гонений. Более того, можно на многих примерах показать, что между Византией и Западом в те времена существовал культурный обмен.

Жорж Т. Деннис считает, что о реальной схизме можно говорить лишь начиная с XIII в. Он указывает, что на латинском Востоке проводились совместные службы восточных и западных христиан. Хронисты пишут о том, что после взятия Иерусалима крестоносцами были отслужены подобные совместные мессы. В частности, об этом написано в «Деяниях франков»: «Петр Пустынник остался в Иерусалиме, приказывая и предписывая грекам, латинянам и клирикам, чтобы они в верности своей прошли крестным ходом во славу Божию и сотворили молитвы и милостыню, дабы Бог дал победу своему народу». Бывший патриарх Иерусалима Симеон, находившийся на Кипре, был благожелателен к крестоносцам и посылал им письма, написанные совместно с представителями латинской церкви, а также предоставлял крестоносцам помощь. Денис приводит в пример мнения современников, которые говорили, что различия церквей не столь значительны. Однако, в XIII в., эти явления хоть еще и присутствуют, но церкви уже в большей степени отдаляются друг от друга.

С политической точки зрения западная церковь не была заинтересована в разрыве отношений с Константинополем. В этот период существовало две тенденции: желание папы расширить свою власть и желание воссоединить церкви. Эти две тенденции ничуть не противоречили друг другу, ибо воссоединение предполагалось осуществить при главенстве западной церкви и составляло часть ее экспансии. Продолжение дискуссий об объединении после 1054 г. говорит о том, что разрыв не был окончательным. Император, со своей стороны также принимал усилия, чтобы улучшить отношения. Отлучения же по взаимной договоренности папы Павла VI и патриарха Афиногора были сняты лишь 7 декабря 1965 г.

Не желая кардинально портить отношения, папа выдвигает идею о том, что Рим и Константинополь относятся друг к другу как отец и сын, а церкви относятся друг к другу как мать и дочь. Позиция Константинополя представляла собой то же самое с точностью до наоборот. Рим был почитаем византийцами как церковь, основанная гораздо раньше Константинополя, и византийцы претендовали на своего рода покровительство над ней. В 1071 г., после битвы при Манцикерте, существовала реальная опасность потери Византией независимости. В таком случае мать не может оставить дочь в беде. Папа Григорий VII пишет Михаилу VII Дуке послание, говоря о том, что необходимо возобновить согласие двух церквей (датировано 9 июля 1073). Как уже говорилось, дело дошло чуть ли не до организации экспедиции, но ей помешал конфликт папы с императором. Однако, согласие не было восстановлено и отношения оставались неоднозначными. Достаточно вспомнить отлучения императоров перед экспедицией Роберта Гвискара на Балканы.

Затем в 1089 г. Урбан II снимает это отлучение с императора Алексея в надежде на улучшение отношений. Кроме того, в начале понтификата Урбана Византия вновь была в тяжелой внешнеполитической ситуации, и Урбан захотел этим воспользоваться. Кроме того, у него была еще одна причина желать примирения с Алексеем: Урбан был заинтересован прекратить приток помощи, которую тот предоставлял антипапе и германскому императору Генриху IV.

Помимо снятия отлучения, Урбан попытался установить, в целом, хорошие отношения, тогда как теологические вопросы затронуты при этом не были. Мы можем найти и в пересказах речи папы на соборе в Клермоне моменты, где он говорит о восточном христианстве. А. С. Крей упоминает также письма папы, современные событиям. В этих письмах церкви представлены как равные. В 1098 г. в Бари был собран собор, на котором говорилось о примирении церквей, конкретнее об их примирении в Южной Италии и Сицилии. Папа фактически разрешил грекам сохранить свои обряды.

Византия в начале 90-х гг. оборонялась от печенегов. Нашествие турок было на стадии подготовки. Папство еще раз предложило свою помощь. Затем, когда ситуация стала критической, Алексей сам попросил помощи у Запада. Этот факт, правда, часто подвергается сомнению. Речь идет о соборе в Пьяченце и объявлении на нем о проблемах Византии.

В ряде источников сообщается, что император Алексей просил помощь против внешних врагов. Существует мнение, что он мог посылать письма на Запад или отправить представителей на собор в Пьяченцу в марте 1095 г., т.е. буквально накануне крестового похода. В распоряжении историков имеется три текста, современных крестовому походу, - хроника Эккехарда из Ауры, хроника Бернольда (Bernold of Sainte Blaise), а также письмо, якобы адресованное за несколько лет до крестового похода Алексеем Комниным графу Роберту Фландрскому, в котором содержится просьба о помощи.

Текст письма графу Фландрскому опубликован в том числе и в русском переводе. В целом, письмо сообщает о бедах и несчастьях византийцев, которые они терпят от турок. В чем-то эти описания напоминают описание бед восточных христиан в клермонской речи папы. В награду император обещает воздаяние небесное - «радость на небесах» - и воздаяние земное - богатства византийской столицы. «Уж лучше вам владеть Константинополем, чем язычникам» - провозглашает император. Многие историки, правда, на основании текстового анализа, считают письмо подделкой.

Другой источник, хроника Эккехарда, сообщает нам о том, что Алексей рассылал письма с просьбами о помощи. Датировки просьб нет. Стоит заметить, правда, какого рода были просьбы: император просил лично папу прийти на защиту восточных церквей, и призывал его привести ему на помощь весь Запад, если это возможно. Эккехард писал: «Вышеуказанный император Константинополя Алексей, в связи с теми варварскими грабителями, которые заполонили уже большую часть его царства, направил папе Урбану немало писем, в которых он отчаивался, что сам не может защитить восточные церкви. Он заклинал, чтобы ему пришел на помощь, если это возможно, весь Запад, те христиане, которые еще оставались нетронутыми. Император обещал при этом предоставить тем, кто придет сразиться, все необходимое на суше и на море».

Бернольд же, напротив, дает точную хронологию, говоря, что император направил своих представителей на собор в Пьяченце с целью просьбы помощи. С другой стороны, М. А. Заборов резонно замечает, что сообщение Бернольда было единственным сообщением такого рода, где есть конкретное указание на собор. Бернольд сообщает: « Посольство императора Константинополя прибыло на собор и смиренно просило нашего господина папу и всех верных Христа, чтобы они предоставили ему помощь против язычников во имя святой церкви, которую язычники почти разрушили на территории вплоть до стен Константинополя, которую они оккупировали. Наш господин папа призвал многих помочь, что многие поклялись, что выступят с Божьей помощью и принесут с верностью помощь императору против язычников… На этом соборе присутствовало примерно четыре тысячи клириков и более тридцати тысяч мирян ». Если Бернольд сам и не был на соборе, то на нем присутствовал его епископ Гебранд Констанцкий (Gebrand of Constance).

Подобные просьбы не упомянуты в «Алексиаде». Правда, Алексиада вообще практически ничего не говорит об истоках крестового похода, и в ней нет информации ни о Пьяченце, ни о Клермоне. Анна Комнина начинает свое повествование о крестовом походе с прихода «кельта» Петра Пустынника. Можно сказать, кроме того, что Анна Комнина была не очень хорошо проинформирована, ибо во время всех этих событий она была еще ребенком (Алексиада была написана в 40-е гг. XII в.), но у нее были возможности говорить с современниками и узнать информацию от них, а также ознакомиться с документами. Однако, даже зная о Пьяченце, Анна не была бы заинтересована о ней писать. При написании хроники она не устает повторять, что крестоносцы были отрицательными персонажами, захватчиками, алчными и невоспитанными. В ее интересах было очернить их и возвысить на их фоне Алексея. А если бы она упомянула о Пьяченце, получилось бы, что Алексей сам виноват в приходе «варваров».

Есть правда, источник византийского происхождения, относящийся к XIII в., авторство которого приписывается Феодору Скутариоту. П. Шаранис приводит из него цитату: «Видя, что он один не может сразиться в битве, от которой зависит все, он признал, что в качестве союзников он должен призвать итальянцев ». Далее сообщается о посольстве, отправленном папе и правителям Запада с просьбой о помощи, в результате которого воины пришли и отвоевали утраченные ранее Византией территории. Источник сообщает, что Алексей говорил в том числе и возможном грядущем освобождении Иерусалима. Однако, как уже было сказано, источник этот довольно поздний и прямого указания на собор в Пьяченце в нем нет.

Джонатан Харрис утверждает, что просьба помощи со стороны императора кажется довольно странной, тем более что это идет вразрез с имперской идеологией, предполагающей, что император сам для всех защитник, а не проситель помощи. Ситуация на границах была действительно сложна за несколько лет до этого, но император ничего не просил. Однако, существует другое мнение: император мог хотеть воспользоваться ситуацией затишья, чтобы отвоевать малоазийские территории. Кроме того, ситуация была спокойной на неопределенное время и могла вот-вот снова взорваться. Упоминания о византийских проблемах на Клермонском соборе тоже могут говорить о том, что император просил помощи. Джонатан Шепард упоминает также письмо Алексея Комнина аббату Олдеризию из Монте-Кассино, в котором он унижается перед крестоносцами, представляя их так, как было принято в латинской хронографии. Шепард указывает на письмо как на еще один пример того, как император унижается перед латинянами. Бернар Лейб также говорит об этом письме, перевод которого он приводит. Император говорит: «Что касается меня, не только потому, что во мне нет ничего хорошего, но и потому что я совершаю больше ошибок, чем другие люди ». Таким образом он унижает себя и в то же время он воздает хвалы крестоносцам: «Мы не должны воспринимать умерших крестоносцев как мертвых, но должны воспринимать их как живых, которые мигрировали в жизнь нетленную и вечную ».

На данный момент, на базе этой информации существует довольно распространенное мнение, что папа Урбан хотел восстановить согласие двух церквей, тем более что в Клермоне он призывал помочь братьям на Востоке. В своих письмах Урбан упоминает всегда на первом месте Иерусалим, но о Константинополе также упоминается.

Даже если Алексей и просил помощи, крестоносцы, вероятно, сделали больше, чем он хотел, и превзошли его ожидания. Один из историков верно заметил, что в таком случае приход крестоносцев был больше похож на историю про овцу, попросившую пить и получившую «в ответ» наводнение. С другой стороны, создание латинских государств на Востоке служило свого рода защитой от мусульман.

Отношения, таким образом, были довольно сложные и противоречивые. В силу различных причин то и дело наблюдались некоторые сближения между церквями. Но, в целом, дистанция между церквями твердо продолжает существовать, что видно на примере схизмы 1054 г. Эти разногласия могли отразиться на мнении хронистов крестового похода, что, впрочем, и произошло. В целом, хронисты крестового похода настроены к Византии достаточно негативно.

норманнский крестовый паломничество идея

Глава 2. Противоречия на идеологическом уровне

1. Византийская теория императорской власти

Византия представляла собой, в противоположность тогдашним западным странам, централизованную монархию. Формально власть василевса стояла выше закона, хотя и была в некоторой мере ограничена сложившимися традициями. Но, как при этом верно замечает А. П. Каждан, императорская власть была очень слаба. Как пишет по этому же поводу Г. Г. Литаврин, власть императора была самая неограниченная в тогдашней Европе и при этом самая непрочная. Императоров периодически свергали, автоматического наследования власти не было, удержаться на императорском троне было подчас не очень просто. За 1122 года византийской истории на троне сменилось 90 василевсов, средний срок их правления был около 13 лет, а около половины василевсов были свергнуты или уничтожены физически. Однако, для подданных император был божественной фигурой и обладал своего рода репрезентативной функцией, представляя собой всю империю.

Считалось, что император получает власть напрямую из рук Бога. Этот мотив имелся в византийском искусстве, где Мария и Иисус короновали императора. Во время приемов император восседал на двухместном троне, в будни на правой стороне трона и в воскресенье - на левой, оставляя место для Христа, которого символизировал положенный на сиденье крест. С XII в. вводится обряд помазания в форме креста на голове императора, которое, как считалось, стирало грехи и освящало императора. Процедура возведения в императоры с 451 г. становится церковной, однако, еще до начала VII в. церковный обряд имел второстепенное значение по сравнению с процедурой гражданской инвеституры. С VI в., при императоре Юстиниане, появляется развернутая христианская символика императорской власти. Постепенно церковные обряды при коронации вытесняют древний обряд поднятия будущего императора на щите. Вот что пишет по поводу сакрализации императорской власти А. П. Каждан: «Василевс - сакральная фигура, его жилище - священный дворец, его одежда, как и дворец, - священна. Золото и особенно пурпур служили символами величия императора; он сидел на пурпурных подушках, подписывался пурпурными чернилами, и только он один мог надевать пурпурные сапожки. Появление государя перед толпой превращалось в обряд: заранее предусматривалось, где должны встать встречающие его горожане и какими именно славословиями они должны его приветствовать. Культ императора составлял один из существенных элементов государственной религии». Среди мирян только императору разрешалось входить в алтарь и участвовать в литургии вместе со священником. Обязанностью императора было своего рода подражание Богу. При этом церемонии напоминали о том, что обожествлению имеются свои пределы: после какой-либо победы император мог идти пешком, а икону Богоматери при этом везли на колеснице, запряженной белыми лошадьми, чтобы показать таким образом, что она и есть истинная победительница.

Евсебий Цезарейский, живший в 265 - 339 гг., создал теорию, согласно которой римская империя представляет собой отражение небесного царства, тогда как император является регентом Бога на земле. Эта теория, созданная еще во времена единого Рима, была применена в Византии.

Кроме того, строго говоря, «императора Византии» не было. Понятие «Византия» как обозначение страны стало широко употребляться лишь после ее гибели. Сами же византийцы считали себя римлянами и продолжением Римской империи. Необходимо подчеркнуть: они не греки, а именно «римляне». Харрис приводит в пример документ, в котором говорится о папском легате, который не был понят, когда назвал византийского императора «императором греков». В 800 г. византийцы не признали римский статус империи Карла Великого. Статус римского императора выше, чем других правителей. Согласно представлениям византийцев, они были своего рода «избранным народом». Если народ еще не христианский - то дело империи просветить его и владычествовать над ним. Если народ уже принял христианство, то он находится в ойкумене, которой управляет опять же империя. Харрис приводит пример, как император изображен с нимбом, тогда как остальные правители изображены без нимба. Во время торжественных церемоний император, благодаря своему механическому трону всегда сидит выше, чем его гости. Согласно описаниям очевидцев, осуществлялось это следующим образом: «Пока посол сгибался в поклоне, трон императора с помощью скрытых механизмов поднимался под потолок приемного зала, статуи львов по сторонам от трона рычали, привставая и взмахивая хвостами, искусственные птицы на золотых деревьях щебетали. Затем следовали деловые беседы - в разных помещениях дворца, в торжественной и интимной обстановке, в кругу царской семьи и за трапезой, в ходе которой пирующих развлекали музыкой, пением и зрелищами».

Столица империи, в которой пребывал император, была воистину «императорским» городом. Константинополь значительно превосходил по численности населения Лондон и Париж того времени. Для сравнения: население Константинополя было приблизительно 375 000 человек, что было эквивалентно почти двенадцати тогдашним Лондонам. Это объясняет, почему современники, включая и крестоносцев, восхищались Константинополем, огромным городом аналогов которому они не знали.

Как пишет тот же доктор Харрис, у византийцев был своего рода « superiority complex » (комплекс превосходства) по отношению ко всем иностранцам, которых они считали «варварами», что могло поспособствовать завоеванию Константинополя в 1204 г..

Таким образом, мы видим, что с одной стороны, власть императора в Византии считалась сакральной. Но с другой стороны, крестоносцы также считали себя исполнителями божественной воли. Каждая из сторон видела противоположную сторону нижестоящей. Харрис справедливо заметил здесь, что две идеологии - крестового похода и императорской власти - вошли в противоречие. Идея крестового похода подразумевала священность войны и не могла согласовываться с сакрализацией императорской власти.

Кроме того, стоит заметить, что на Западе существовала своя теория трансляции Рима, которая добавляла разногласий в и без того непростые отношения Византии и западных стран. Дело в том, что в средние века события, которые в наши дни принято считать падением западной римской империи, таковыми не считались. В глазах средневекового человека Римская империя как символ не прекратила своего существования.

На наследие Рима претендовали как в Константинополе, так и на Западе. Некоторое время после свержения последнего императора Ромула Августула, когда Одоакр отослал императорские инсигнии византийскому императору Зенону, империя официально продолжала существовать только на Востоке. Однако возрождение имперской идеи на Западе оказалось делом времени, и это было успешно сделано сначала Карлом Великим, а затем и германскими императорами.

Как пишет Жак Ле Гофф, Карл Великий не признавал «римского» статуса Византии, и считал, что Запад и Восток обладают равным статусом: в «Libri Carolini» он именует себя «королем Галлии, Германии, Италии и сопредельных провинций», а василевса - «королем, имеющим резиденцию в Константинополе». Карлу удалось заполучить императорский титул из рук папы Льва III, который в 800 г. венчал Карла императорской короной в храме св. Петра в Риме. Принятие Карлом императорского титула вызвало полемику Запада и Византии по поводу «римского» статуса. Идея формулировалась как «renovatio Romanorum imperii», сам Карл был провозглашен «Romanum gubernans imperium». С Византией, в итоге, все же удалось достигнуть договоренностей, когда в 812 г. Карл согласился убрать указание на «римскость» из своего сана, а затем согласился признать паритет Восточной и Западной империй.

Императорский титул не исчез на Западе по факту распада империи Карла Великого. Вначале этим титулом владели каролингские преемники Карла, а затем титул стал прерогативой римских магнатов.

В конце концов, идея трансляции Римской империи на Западе была перенята германскими императорами. Для подтверждения своего «римского статуса» германскими императорами неоднократно предпринимались попытки установить свой контроль над Италией. Ряд историков негативно оценивает эти стремления, указывая на то, что борьба за Италию отвлекала значительные силы, которые могли быть пущены на внутреннюю консолидацию империи. Византия, разумеется, продолжала стоять на позициях непризнания римского статуса латинян. Отчасти, правда, отношения были улажены в результате династического брака Оттона II и племянницы тогдашнего византийского императора Цимисхия.

Имеются факты, позволяющие утверждать, что уже основатель саксонской династии (919 - 1024), Генрих Птицелов (919 - 936), имел притязания на Италию. Генрих завоевывает Аахен, столицу Карла Великого и, как пишет Видукинд, планировал идти в Италию, но ему помешала болезнь.

Следующий император, Оттон I, в 936 г. избрал для своей коронации именно Аахен. Претензии на наследство империи Карла Великого просматриваются здесь и в обряде коронации: «Прими сей меч и сокруши им всех противников Христа, варваров и негодных христиан, ибо волей Божьей передана тебе власть над всей империей франков для сохранения прочнейшего мира среди всех христиан».

В 951 г. Оттон организует поход в Италию и женится на молодой королеве - вдове Лангобардского королевства Адельгейд. Обосновавшись в Павии, он демонстративно проявляет себя как защитник церкви. Используя вначале, как некогда Карл Великий, титул «короля франков и лангобардов», Оттон затем начинает именовать себя «королем франков и итальянцев», rex Francorum et Italicorum.

Параллельно император пытается наладить отношения с папой Агапитом II (946 - 955), а затем его преемником Иоанном XII (955 - 964). Но папство предпочитает независимую политику. Ситуация меняется в 959 г., когда Оттон был призван в Рим с целью военной поддержки. В результате Оттон приходит на помощь под лозунгами защиты церкви и папства. 2 февраля 962 г. состоялась коронация императора в соборе Св. Петра в Риме. Вместе с ним была коронована королева Адельгейд. Официальным титулом императора стал imperator augustus. Оттон II затем будет именовать себя «Romanorum imperator augustus». Было положено начало государственному формированию, которое с середины XII в. начнет именоваться «Sanctum imperium Romanum».

Знаменательным в отношении идеи трансляции Рима является правление Оттона III (994 - 1002). После коронационного похода в Италию в 996 г. император стал именоваться титулом «Romanorum imperator augustus». На официальные документы вместо восковой печати стал подвешиваться медальон с надписью «Renovatio imperii Romanorum». Таким образом указывалось на преемственность по отношению к империи Карла Великого, что было в некоторой мере характерно уже для Оттона I. Новым являлось также то, что Оттон сделал Рим местом своего постоянного пребывания. На Авентинском холме был построен большой дворец, при дворе введен византийский церемониал, а также римские и византийские наименования придворных должностей.

Таким образом, теория императорской власти в Византии входила в противоречие как с идеей крестового похода, так и с идеей трансляции Рима на Западе.

2. Идея войны на Западе и идея крестового похода

.1 Формирование идеи войны

Рассмотрев имперскую идеологию в Византии, необходимо рассмотреть ее противоположность, идею крестового похода, в котором участвовал и наш хронист, собственно, показать, в чем они входили в противоречие. Сама эта идея уже изучалась в исследованиях, но не было еще изучено место византийцев в рамках этой идеи - собственно, тот вопрос, на который мы и хотим ответить нашим исследованием. Нам понадобится рассмотреть идею крестового похода в целом, чтобы попытаться найти место византийцев в ее рамках.

Жан Флори, на наш взгляд, прав, утверждая в своей недавно вышедшей монографии « La guerre sainte. La formation de lidée de la croisade dans lOccident chrétien », что идея крестового похода не могла сформироваться сразу. Речь не идет о какой-то специальной идее. Здесь мы согласимся с определением, которое дает Флори крестовому походу: «крестовый поход - это священная война, имеющая своей целью освобождение Иерусалима». Практически все элементы идеи крестового похода сформировались до него, и это есть не что иное, как результат развития идеи войны на христианском Западе, от ее неприятия до ее сакрализации. Мы рассмотрим более подробно, как идея войны прошла этот путь.

Предварительно необходимо определиться с понятиями. В исторической литературе может встречаться обозначение «священная война» и «справедливая война». В нашей работе священной войной мы будем называть ту войну, которая считается таковой теми, кто ее ведет. Справедливой войной называется та война, которая считается теми, кто ее ведет, оправданной. Таким образом, священная война одновременно является и справедливой войной, ибо священная война имеет обоснование в виде божественной поддержки.

Христианство неминуемо столкнулось с проблемой войны с самого начала своей истории. Достаточно объяснимо, что первой реакцией на войну было ее неприятие.

Жан Флори пишет, что в первые века христианства был немаловажным моральный фактор. Как пример можно привести рассказ о мученике Максимилиане (III в.): «Mihi non licet militare quia christianus est» (Мне нельзя находиться на военной службе, потому что я христианин). В 298 г. в Танжере был замучен центурион Марсилий, который произнес: «Я бросил его! Воистину не следовало христианину быть солдатом в мирской армии: он солдат Господа Христа». С принятием христианства в Риме, как мы увидим, война частично будет оправдана. Но убийство на войне все равно останется грехом, и для его искупления будет требоваться покаяние. Сведения о таких покаяниях можно найти и применительно к XII в. Если взглянуть на раннюю христианскую мысль, то здесь наблюдается сходная тенденция. Ранняя христианская мысль проповедовала ненасилие. Ориген и Тертуллиан порицают христиан, согласившихся служить в войсках. Термином milites Christi именуются только те, кто служат Богу, не сражаясь при этом. В целом, для раннего христианства характерно применение этого термина именно в таком значении. Воин Христов не может проливать кровь. Те, кто это делают, не достойны такого звания. Согласно теории, которую изложит Августин (354-430), настоящим «воином христовым» светский воин являться не может. Идея заключалась в том, что аскетическое монашество - это война со злом в самом себе, борьба с искушением, греховностью и пр. Кстати говоря, исконное значение слова «аскеза» - военная подготовка. Вообще, идею дисциплины и послушания христианство заимствовало в армии. И воины, и монашество - это milites. И те, и другие носят пояс как символ службы. Монах должен вести гораздо более сложную войну - войну с пороками в самом себе.

Как бы то ни было, заповедь «Не убий» на практике вовсе не означает запрета войны. Здесь стоит вспомнить хотя бы то, что войны имеют место в Ветхом Завете, и хронисты крестовых походов будут проводить параллели между Маккавеями и крестоносцами. Здесь другая ситуация: Маккавеи вели справедливую войну, и крестоносцы тоже будут вести справедливую войну. Кроме того, как считает Франко Кардини, неприятие войны в ранней христианской мысли было связано скорее не с тем, что человек вынужден был убивать других людей, а с тем, что служба в армии означала службу языческому государству, каковым тогда был Рим, а также участие в отправлении языческих культов. Важность этого фактора понимает и Флори, который говорит, что с конца III в. императорский культ принял формы, неприемлемые для христиан. В Евангелии встречаются солдаты, и об их службе не говорится ничего дурного.

Со времен Константина христианство легализовано, и служба в армии более не является идолопоклонством. Кроме того, сам ход истории все более и более заставляет смириться с тем, что война может быть необходима. Отныне служба в армии считается для христианина нормальной, но клирикам воевать строго запрещено. Этот принцип будет сохраняться на протяжении веков и даже во времена крестовых походов: в работе Флори имеются церковные документы VI-VIII в., предписывающие эти запреты. Варварская угроза Риму способствовала формированию идеи «справедливой войны». Выразителем ее был, как уже отмечалось, гиппонский епископ Августин Аврелий. Нужно вспомнить, что Августин писал свой труд в то время, когда Рим доживал свой последний век существования, будучи под ударом варваров.

Августин выделяет так называемую категорию «справедливых войн». До него на эту тему уже писал Амвросий Медиоланский (340-ок.397). Августин пишет, что «справедливыми называются обыкновенно те войны, которые мстят за несправедливости, если, например, какое-либо племя или община пренебрегает обязанностью возместить за нечестие, совершенное его членами, или возвратить то, что отнято несправедливо». Справедливая война определяется по своей конечной цели - восстановлению нарушенной изначальной гармонии мироздания. Конечная цель - мир: «Мира не ищут для того, чтобы творить войну, но творят войну, чтобы добиться мира». Причем, только христианину свойственно знать, что есть истинная справедливость и, как следствие, вести справедливую войну. Кроме того, Августин высказывает идею, которая могла быть востребована и при формулировании церковью обоснования крестового похода: «Без сомнения, справедлива и всякая война, предписываемая Богом, у которого нет неправды. В такой же войне ведущее ее войско или даже весь народ должны считаться не столько зачинщиками войны, сколько слугами». При этом, божественное приказание обязательно не всегда: Бог редко управляет людьми непосредственно, и светская власть имеет право сама бороться с несправедливостью. Не обязательно также, чтобы несправедливость носила военный характер, например, можно бороться с еретиками. Известно, что по поручению папы Григория VII (1073-1085) был выполнен труд по собиранию воедино мыслей Августина о справедливой войне с целью применения этих идей для защиты церкви.

Исходя из этих цитат, мы можем заключить, что справедливая война не обязательно священная, однако, если война священна, т.е. в данном случае совершена согласно божественному предписанию, это само собой подразумевает ее справедливость. На примере хроник крестовых походов мы также увидим, что когда война священна, факт ее справедливости не ставится под сомнение. Кодри в своей статье, опубликованной в The Experience of Crusading утверждает, что Цицерон в свое время в своих философских диалогах «О республике» (De Respublica) уже писал о том, что война должна иметь веские основания, чтобы считаться справедливой. Затем эти идеи вновь появляются в трудах Ансельма из Лукки в XI в.

Выделяя категорию «справедливых войн», Августин переносит соответствующие характеристики и на тех, кто воюет. Таким образом, он высказывает мысль о взаимодополняемости тех, кто воюет с оружием в руках и тех, кто своими молитвами поддерживает их: «Итак, другие, вознося молитвы, сражаются с невидимым противником. Вы же, те, за кого они молятся, сражаетесь с оружием в руках против видимых варваров». Следовательно, мы видим, что уже Августин подчеркивает значение светских воинов как проводников справедливой войны.

Таким образом, уже в античный период истории христианства можно выделить два важных момента касательно взгляда на войны:

1.Война оправдана как таковая: после христианизации Рима войны не прекратились, и христиане неизбежно участвовали в войнах.

2.Идея того, что христианин вправе сражаться уже фигурирует в литературе, например, в трудах Августина.

Жан Флори, в своей «Идеологии меча» пишет, что признание за воинами-мирянами возможного статуса milites Christi прошло долгий путь. Начиная с августиновской теории «справедливой войны», он пишет о том, как ситуация развивалась вплоть до начала второго тысячелетия. Фульгенций Руспийский, который писал в VI в., говорит о том, что воином Бога может при определенных условиях быть мирянин. Он формулирует свою мысль следующим образом: «Si vis ergo perfectus esse miles Dei inter milites saeculi, tene firmiter quod diximus breviter» (Итак, если желаешь быть совершенным воином Бога среди мирских воинов, твердо придерживайся того, что мы вкратце изложили). Большую роль в возвышении светских воинов сыграла угроза со стороны арабов, норманнов и венгров, застигнувшая Европу начиная с IX века.

Практика благословений войн началась значительно раньше крестовых походов. Это стимулировалось упомянутой уже угрозой со стороны венгров, арабов и норманнов: последние грабили в том числе и церкви. Факт того, что церковь была чуть ли не основным пострадавшим от набегов, способствовал развитию идеи священности войны. В 753 г. папа Стефан II направил послание магнатам Франкского королевства, где приравнивал к мученичеству смерть ради папы. Папа Лев IV в 853 г. призывал: «тому, кто погибнет в этом сражении, не будет отказа в царствии небесном, ибо Всемогущий узнает, что умер он во имя истинной веры и во имя спасения нашей родины и всего христианского мира». В 878 г. папа Иоанн III писал в письме: «Всем, кто отдает жизнь во имя любви и католической церкви, уготовано успокоение в вечной жизни. Они заслужили его, сражаясь с язычниками и неверными». Оборона от язычников одновременно являлась защитой церкви. Морис Кин, повествуя о том, как появился обряд посвящения в рыцари, приводит отрывок из литургии, относящийся к X в.: «Благослови сей меч … дабы он мог защитить от злобных язычников святые церкви, а также вдов, сирот и всех слуг Господа нашего».

Примеры, относящиеся к более позднему периоду приводит М.А. Заборов. Папа Александр II благословил поход 1063-1064 гг. в Испанию, обещав отпущение грехов его участникам и прикомандировав к походу своего легата. Папа Григорий VII побуждал рыцарей к походам. Папство санкционировало нападение норманна Роберта Гвискара на Сицилию в 1061 г. и поход Вильгельма Завоевателя в 1066 г. Линию примеров можно продолжить.

Данные примеры уже не являются примерами обороны от врагов, а скорее представляют собой агрессию. Церковь целенаправленно хотела избавиться от значительной части рыцарей и вообще всех тех, кто воюет. Связано это было с состоянием Европы в эпоху междоусобных войн. Ситуация очень колоритно описана в книге Ж.Ж. Руа: «И эти люди назывались христианами! Что было общего между этими грубыми варварами и учением Христа Спасителя? Да, они только назывались христианами, в их грубой жизни не было ничего христианского в подлинном значении этого великого слова». Действительно, ситуация в Европе оставляла желать лучшего. Сюда же можно добавить еще то, что в период с 1000 г. до начала крестовых походов население Европы выросло на 30-40 % и к 1095 г. составило, по-видимому, 35 млн. чел. Для церкви это все, разумеется, было актуально, ибо воины могли подвергнуть и церковно-монастырские владения разграблению.

Естественным образом, церковь желала поскорее избавиться от обидчиков. Частью принятых мер было благословение войн, чтобы на них уходило побольше воинов. Правда, инициатива благословения войн не всегда исходила от церкви. Как пример, войны, которые вела Священная римская империя. Вначале войны с язычниками на востоке были сугубо оборонительными, однако, затем они стали наступательными, и клирики из окружения Оттона II сформулировали идею о том, что империя воюет ради обращения язычников и из миссионерских соображений.

Однако крестовый поход был с самого начала инициативой церкви. Стоит сказать, что к тому времени папа уже имел за плечами опыт инициирования священных войн. Например, экспедиция в Испанию в 1086 г. была, вероятно, организована папой. Пытаясь отреагировать на насилие в Европе, церковь пытается ввести практику «Божьих перемирий» для того, чтобы хоть как-то ограничить войны. Вначале было запрещено воевать по воскресеньям и праздникам, но затем запрет распространился еще и на промежуток от вечера четверга до утра понедельника. Эта мера вводилась при помощи специальных епископских войск, которые были своего рода «голубыми касками». Кстати сказать, их применение - еще один пример «реабилитации войны».

Поль Альфандери отмечает, что неправомерно утверждать, что экспедиции в Испанию, упомянутые нами, являлись своего рода предкрестовыми походами (pré-croisades). Воины шли далеко не в Иерусалим, экспедиции не были объявлены папой. При этом, правда, папа способствовал экспедициям в Испанию для борьбы с сарацинами. Альфандери указывает также на то, что все экспедиции не были в одинаковой степени религиозно окрашены. По нашему мнению, здесь все зависит от того, как мы определим термин «крестовый поход». Если мы допустим, что это понятие должно содержать инициативу папы и Святую Землю как цель, то экспедиции в Испанию крестовыми походами не являются. При этом, правда, заметим, что Флори нашел-таки одну из испанских экспедиций, которая была инициирована папой (см. выше). Но в любом случае, «предкрестовый» поход не означает «крестовый», и если эти экспедиции и не были крестовыми походами, ничто не мешает им быть их предшественниками, как и все случаи оправдания войны. Походы в Испанию - тоже определенный этап в развитии идеи войны.

Накануне крестового похода идеи Августина о войне вновь стали востребованными. Речь идет о работах, проводимых Ансельмом из Лукки по соответствующему указанию папы Григория VII. Ансельм в своей работе De vindicta et persecutione justa пишет об идее священной войны, говоря в частности, что Моисей не был неправ, когда он убивал по приказу Бога.

Как широкие круги населения воспринимали идею священности войны? Народы, которые принято обобщать под термином «варвары», подверглись в свое время христианизации. Разумеется, человек устроен так, что вытеснить сиюминутно традиции, складывавшиеся веками, очень сложно. Так и получилось, что христианизация не ликвидировала, например, кровную месть. Кроме того, из-за воинственного склада варваров, они соответствующим образом воспринимали христианские догматы. Их Бог - прежде всего воинственный Бог, ветхозаветный Бог, что ясно прослеживается в исследованиях на материале источников. У германских народов существовала традиция сакрализации оружия. Как отмечает Флори, «церковь христианизировала германских «варваров» своими обычаями, но зато германцы «варваризовали» церковь в области доктрины и практики». «Ветхозаветное» понимание христианской религии было более свойственно для вчерашних «варваров», сохраняющих свои традиции, уходящие корнями в века.

Таким образом, ко времени крестовых походов война была уже реабилитирована. В преддверии крестовых походов церковь захотела воспользоваться тем, что Святая земля в свое время была христианской, и оправданием войне здесь служило стремление отобрать земли из рук неверных. Турки были объявлены агрессорами, и необходимо было бороться за справедливость. Кроме того, необходимо было восстановить справедливость по отношению к паломникам, которые, согласно речи папы Урбана II, были подвергнуты разного рода гонениям. Об этом же говорят и хронисты. Отсутствие единства на турецких землях доставляло проблемы. Все мелкие князьки брали с паломников свой собственный налог.. Кроме того, в 1091 г. у христиан в Иерусалиме появились некоторые проблемы, ибо на них пали подозрения в связях с фатимидами. В любом случае, даже если хронисты преувеличивают притеснения, нужно подчеркнуть, что на крестовые походы в любом случае смотрели как на защиту, а не нападение.

Следовательно, война, ведомая крестоносцами, становилась «справедливой войной», которая достойна по своей сути milites Christi. Произнося свою речь, в изложении Роберта Реймсского, папа Урбан II приводит цитату из евангелия от Матфея: «Кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19:29). Эту фразу в свое время Христос сказал апостолам, к которым здесь, таким образом, приравниваются потенциальные участники крестового похода. На эту войну крестоносцев благословляет преемник апостола Петра. Войне придается священный характер. При этом священная война автоматически предполагается как справедливая, хотя сам термин в тех же «Деяниях франков» отсутствует. Компоненты этой священной войны, в основном, встречаются в крестовых походах далеко не впервые в истории, но экспедиция оказалась уникальной по своим масштабам.

2.2 Идея паломничества и эсхатологические идеи

Практически все идеи крестового похода сформировались в рамках идеи священной войны еще до похода. Правда, были и новые элементы. Из нового, в частности, была идея военного похода как паломничества. Поход рассматривался как паломничество в Святую землю с сопутствующим ее отвоеванием. На страницах хроники крестоносцы очень часто именуются «паломниками».

Это было в духе того времени: паломничество в Святую землю в те годы было популярным в Европе. Кроме того, это было способом покаяния. Иерусалим считался в то время отражением «небесного града», в последующем столетии его стали рисовать на картах как центр мира. Паломничество в Иерусалим сравнивали с библейским исходом. Вот что пишет по этому поводу в IX в. французский монах Пасхазий Радберт: «Этот земной Иерусалим, о котором ты говоришь, Господь избрал на время, чтобы он стал образом небесного Иерусалима, до тех пор, пока из семени Давида возник царь, который будет править им вечно». Однако во время первого крестового похода акцент был сделан именно на святом гробе, и он изображался как главная цель крестоносцев. С другой стороны, Эрдманн отметил, что среди мотивов похода немало говорится о помощи восточным христианам, и Иерусалим в данном случае является лишь частностью.

Важную роль в росте интенсивности паломничеств в XI в., как считает О.А. Добиаш-Рожденственская, сыграло «умиротворение» Европы, вызванное постепенным прекращением норманнских набегов. Также стоит сказать, что ко времени крестовых походов процедура совершения паломничества была значительно упрощена. Раньше паломничество в Иерусалим было возможным лишь по морю, однако с 1010 г., в связи с обращением в христианство венгров, становится возможным сухопутный маршрут. Поль Альфандери и Альфонс Дюпрон упоминают о тысячелетнем юбилее событий, связанных с Иисусом Христом как о факторе паломничеств. Можно говорить также и о влиянии клюнийского движения. Урбан II сформулировал принцип крестового похода, который был актуален: «И тот, кто возымеет в душе намерение двинуться в это святое паломничество, и даст о том обет Богу, и принесет ему себя в живую, святую и весьма угодную жертву, пусть носит изображение креста Господнего на челе или на груди».

Паломничества в Иерусалим стали распространенной практикой со времен Константина. Стивен Рунсиман утверждает, что эти паломничества неофициально начались даже до Константина, в первые века христианства. Некоторые паломничества той эпохи упоминаются в источниках. Однако совершить паломничество в то время было сложно: Иерусалим был разрушен императором Титом, тогда как император Адриан построил в нем храм Венеры Капитолины, назвав Элия Капитолина сам город. Константин легализовал христианство, и паломничества совершались уже открыто, реже или чаще, в зависимости от эпохи, но не прекращались. Начиная с XI в. паломничество в Иерусалим рассматривается как главный религиозный поступок в жизни. Кроме того, многие молили Бога, чтобы он даровал им смерть в Святой земле, многие паломничества не предполагали возвращения в родные края. Даже после притеснений христиан в Иерусалиме при халифе Хакиме в 1009 г., когда святой гроб был разрушен, паломничества не прекратились, но, напротив, их число постепенно выросло.

Приведем цитату из начала хроники «Деяния франков»: «Бесстрашные франки немедленно стали шить крест на правом плече, говоря, что единодушно последуют по следам Христа, рукой которого они были спасены от тартара. И вот уже галлы выступили из своих владений». Этот отрывок, относящийся к самому началу крестоносного движения, когда люди, воодушевленные выступлением папы на соборе в Клермоне и речами красноречивых проповедников, только собирались в поход, приведен здесь не случайно. В этом отрывке мы видим тот факт, что франки стали шить кресты на своей одежде. Согласно исследованиям, это была традиция тогдашних паломников - нашивать крест на одежду. Приведем еще одну цитату из хроники, повествующую о войске и несущую в себе сходные мотивы: «Несут они оружие, для войны подходящее, и на правом плече или между плечами несут на себе крест Христа». Таким образом, у крестоносцев имеется и необходимая атрибутика паломников.

Паломнический характер - это один из новых элементов, который крестовый поход добавил к опыту предыдущих священных войн. Сама идея экспедиции в Иерусалим с целью его освобождения от сарацинов тоже реализовывалась впервые. Правда, мы уже упоминали о Григории VII, который в свое время пожелал организовать экспедицию на Восток в ответ на послание от византийского императора. Правда, речь шла о Константинополе, хотя имеются некоторые указания на возможные стремления папы дойти до Иерусалима. Имеются источники, на основании которых можно предположить, что поход уже планировалось организовать вследствие притеснений христиан халифом Хакимом. Урбан II предложил новую для тех времен идею похода-паломничества, но проект похода в Иерусалим уже, возможно, не был новым, и сами паломничества в Иерусалим были в те времена популярны.

Другая привнесенная крестовыми походами составляющая священной войны - это эсхатологические идеи. Хроника начинается со слов: «И вот уже приблизился тот час, на который господь Иисус ежедневно указует верующим в него, а именно говоря в Евангелии: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись от себя и возьми крест свой, и следуй за мной»». В то время была распространенной идея о том, что последний император пойдет в Иерусалим и положит свою корону и скипетр на Голгофу, а затем придет Антихрист, который будет править. В связи с этим возникло мнение, что необходимо готовиться оказать сопротивление Антихристу к моменту его прихода. Именно об этом говорит и Гвиберт Ножанский в своей хронике: «Очевидно, что Антихрист не будет воевать ни с иудеями, ни с язычниками. Согласно этимологии своего имени, он пойдет на христиан. И если Антихрист не найдет христиан в этих местах, поскольку сегодня там их осталось очень мало, никто не сможет сопротивляться ему». Возможно, именно эти идеи стали причиной массовых расправ над евреями в долине Рейна весной 1096 г. Если крестоносцы идут бороться с врагами христианства в виде мусульман, почему бы для лучшей подготовки к приходу Антихриста не расправиться еще и с врагами христианства в лице иудеев? Апокалипсический характер имеют также разнообразные знамения, отмеченные хронистами накануне крестового похода. Например, Эккехард пишет: «Облака цвета крови появились на Западе и на Востоке и казалось, что они бросятся друг на друга к центру неба ». Кроме того, хронисты упоминают о миграциях птиц, бабочек, рыб и лягушек, а также о падающих с неба звездах. Возможно, часть этих «знамений» имела место в действительности: в китайских и японских источниках имеются данные о комете в 1097 г. В таком случае, метеорологические явления были интерпретированы хронистами как эсхатологические.

Ги Лобришон пишет о трех основных произведениях, эсхатологические идеи которых могли спровоцировать эсхатологические идеи в крестовых походах. Во-первых, это «Описание последних времен» псевдо-Мефодия, переведенное на латынь в VIII в. Единый правитель восточных и западных христиан пойдет отвоевывать Иерусалим и изгонять арабов, но по пришествию Антихриста этот король сдаст свое оружие и испустит дух. Затем Антихрист будет убит Богом, который придет, чтобы судить людей. Во-вторых, этот труд аббата Адсо Дервенсиса (Adson de Montier-en-Der) «О рождении эпохи Антихриста», написанный в середине X в., в котором можно найти сходные идеи. В-третьих, пророчества анонимного итальянского автора. Как и в других пророчествах, король должен был объединить восточных и западных христиан. Христиане должны были пойти завоевывать города мусульман, а иудеи должны были принять христианство. Затем должны было наступить пришествие Гога и Магога, затем короля римлян, затем Антихриста, который в свою очередь будет свергнут архангелом Михаилом. Итак, мы видим, что пророчества, предвещающие пришествие Антихриста были, и необходимо было к этому пришествию готовиться.

2.3 Помощь и поддержка Бога и святых

«Деяния франков» изображают крестоносцев как исполнителей божественной воли. Мы уже упоминали фразу, с которой начинается хроника. В ней говорится о том, что все происходящее имело в качестве причины непосредственное божественное предписание. Неслучайно об этом говорится именно в начале хроники: таковы особенности написания хроник в средние века, о которых мы должны сказать несколько подробнее.

Еще Августин понимал историю как историю прежде всего библейскую, «священную» историю. Согласно его взглядам, история есть Ветхий Завет, Новый Завет (Книга пророка Даниила и Откровение Иоанна) о событиях грядущих. В средние века история делилась на сакральную (божественное откровение, т.е. Библия) и профанную (светскую). Первая предполагала абсолютную истинность по причине своего божественного происхождения. Профанная история включалась в периферию священной истории. Эта история - всего лишь период существования человека и существования времени. Бог при этом находится вне времени. В хрониках, как и во всей истории, соседствуют два уровня: сакральный и профанный. Бог «открывает» себя во времени, сам находясь вне него. Таким образом, он проявляет себя в человеческом мире в связи с моментами истории, являющимися «знаками его воли». История же, как сочинение, рассматривалась как один из способов славить Бога. Далее, как указывает О.Л. Вайнштейн, существует два подхода в средневековой исторической литературе. Основная разница между этими подходами в том, каким видится место человека в истории. Первый подход в духе Августина говорит, что все предопределено Богом заранее в мельчайших подробностях, и отдельные события совершаются уже без непосредственного вмешательства Бога. Другой подход гласит, что божественный план намечен лишь в общих чертах, и таким образом его реализация наступает только благодаря постоянному вмешательству Бога в земную жизнь.

Хронист изображает крестоносцев как солдат Христа, так называемых « milites Christi ». Когда папа делает свое заявление на Клермонском соборе, о котором вкратце говорится и в «Деяниях франков», он цитирует слова Бога, обращенные к Павлу: «Следует вам много претерпеть за имя мое», и это могло означать даже приравнивание крестоносцев к апостолам. Мы можем долго рассуждать, что же именно хотел сказать этим папа, но одно эта фраза означает точно: крестовый поход есть божественная воля. Затем папа говорит о красноречии, которое Бог дал крестоносцам, по-видимому, в данном случае, для проповеди крестового похода. Для того чтобы показать божественность статуса крестоносцев, можно также процитировать слова Боэмунда, адресованные его коннетаблю в шестой книге хроники: «Ты поистине знаешь, что эта война не плотская, а духовная. Итак, будь храбрейшим поборником Христа. Иди с миром. Господь будет с тобой везде». Таким образом, крестовый поход не может быть приравнен к обычной войне, он имеет особый статус.

Факт того, что мусульмане в хронике признают сопутствующую крестоносцам божественную поддержку, добавляет веса нашим доводам. Подобные идеи можно увидеть в описании диалога атабека Кербоги со своей матерью в девятой книге хроники. Автор хроники пытается показать, что некоторые мусульмане не ведают о мощи христиан, когда Кербога в его хронике предполагает, что Боэмунд и его племянник Танкред - боги франков. Однако мать Кербоги отвечает ему, что сами по себе христиане не очень сильны, но «бог их за них ежечасно сражается, и днем и ночью держит их под своей защитой, неусыпно заботясь о них, подобно тому, как пастырь заботится о своем стаде». Мать Кербоги предсказывает его поражения, говоря: «народ христиан пойдет на нас войной, и что он победит нас повсюду, и будет править над язычниками. Но я не знаю, произойдет ли это сейчас или в будущем». Однако, Кербога не внял советам матери и, таким образом, пошел против божественной воли, и был побежден крестоносцами, которые были проводниками этой воли.

Для успеха предприятия, крестоносцы брали с собой реликвии, связанные с жизнью Христа и святых. Адемар дю Пюи взял с собой реликвию истинного креста. Во время осады Антиохии было найдено святое копье, которым по легенде был пронзен Иисус на кресте. С этим копьем потом ходили в битвы как с реликвией. Многие крестоносцы вернулись домой с реликвиями.

Святые так же, как Бог, помогали крестоносцам в походе. Аноним, повествуя о битве при Антиохии, рассказывает о пришествии «белых воинов»: « И вот на горах появились бесчисленные войска с белыми лошадьми и белыми знаменами. Наши, увидев это войско, не знали точно, что это и кто это. Но затем они узнали, что это подмога, посланная Христом, и предводительствовали ей святые Георгий, Меркурий и Деметрий. Эти слова правдивы, ибо многие из наших видели это ». Некоторые из других хронистов также рассказывают об этом эпизоде. Упомянутые святые являлись тогда святыми византийских воинов. Джонатан Райлей-Смит отмечает, что святые, фигурировавшие в крестовом походом, обычно были из святых той местности, в которой в тот момент были крестоносцы. Если крестоносцы были уже на Востоке, святые были восточнохристианские.

С другой стороны, идея божественной поддержки и покровительства святых была распространена и до крестовых походов. Жан Флори приводит как пример один из источников середины XI в.: « В одном случае Господь отомстил через римских правителей Тита и Веспасиана, в другом случае он освободил христиан от сарацинского ига благодаря Майе (Maïeul, аббат Клюни) ». Поддержка святых также упоминается в источниках. В X-XI вв. Культ святых получает большее распространение. Жаном Флори были осуществлены количественные исследования, в результате чего он сделал вывод о том, что определенная часть вмешательства святых в профанный мир была осуществлена в как кара за совершенную несправедливость. Источники XI в. сообщают и о вмешательстве «небесных легионов» в сражения. В частности, в одной из италонорманнских хроник, хронике Готфрида Малатерры, говорится о том, что во время одного из сражений вдруг появился святой Георгий в военных доспехах, верхом на белом коне и с сияющим знаменем в руках, что принесло норманнам победу.

Стоит также отметить, что уже до крестового похода войны могли быть приравнены по статусу к паломничеству в Иерусалим. Например, Урбан II заявил об этом в 1089 г., чтобы привлечь воинов для похода в Испанию: «Для вашего покаяния и прощения ваших грехов, мы поручаем вам со всей вашей силой и вашим богатством выступить ради восстановления этой церкви. Мы советуем тем, кто ради покаяния и в силу набожности решил отправиться в Иерусалим или в другое место, предназначить расходы и усилия, требуемые для такого путешествия, для восстановления церкви в Тарагоне, чтобы с Божьей помощью, епископский престол установился бы там как стена и укрепление христиан для защиты от язычников. С Божьей помощью, мы обещаем вам то же отпущение грехов, которое вы получили бы за столь длительное путешествие». Таким образом, Урбан II накануне крестового похода сделал возможным замену паломничества на войну. В самом же крестовом походе эти два элемента соединили.

2.4. Дьяволизация врага

В хрониках крестовых походов мусульман дьяволизируют. Данные аспекты были достаточно подробно изучены в работах С. И. Лучицкой, упомянутых нами ранее. Он часто ассоциируются со всем дьявольским, что придает крестоносцам больше престижа на их фоне. В частности, мусульман ассоциируют с дьяволом и на страницах «Деяний франков».

Крестоносцы не имели четких представлений о мусульманском мире. Часто мусульмане фигурируют в хрониках как «варварские нации»: «Сразу же, как только прибыли наши воины, турки, арабы, сарацины и агуланы (Agulani), и все варварские нации быстро обратились в бегство кратчайшим путем через горы и равнины ». Их действия противоречат божественной воле. Турки являются «врагами Бога и святого христианства». Кербога и другие предводители турецкой армии фигурируют как «богохульное сборище» (prophanum collegium). Более показателен здесь, опять же, диалог Кербоги с его матерью. Мать говорит, что франки сами по себе относительно слабы, но их поддерживает Бог, который делает их непобедимыми. Победа христиан предсказана в «языческих свитках» (gentilium voluminibus). Таким образом, мусульмане в хронике признают божественность миссии крестоносцев. Можно также процитировать слова Петра Пустынника предводителям войска турок: «Итак, все предводители наши равным образом просят вас как можно скорее уйти с Божьей земли и из страны христиан, которую блаженный Петр, проповедуя, уже давно обратил к почитанию Христа». Мусульмане, таким образом, идут здесь против божественной воли уже тем, что они не внемлют словам Петра Пустынника и происходит сражение.

Много раз автор «Деяний франков» ассоциирует мусульман с дьяволом. Греческий διάβολος обозначал буквально «клевещущий», «клеветник». Таким образом, в слово был с самого начала заложен смысл чего-то ложного. В христианстве термин приобретает смысл нечисти, злого духа, противоположного божественному началу. В хронике это хорошо согласуется с «языческим» и «неверным» характером мусульман. Приведем пример из хроники: «Турки сразу стали трещать, свистеть, голося дьявольским и высоким голосом, неизвестно как на своем языке». Турок обретает погибель «вместе с дьяволом и его ангелами», а мечеть является «обиталищем дьявола». На этом месте должно восторжествовать христианство: «Граф Раймунд спросил совета своих мудрейших мужей относительно того, чтобы благопристойным образом назначить епископа в этом городе. Пусть епископ с ревностью обращает его к Христовой вере и на месте обиталища дьявола посвятит храм Богу живому и истинному, а церкви - святым».

Солдаты Христа осуществляют священную миссию, и им предназначено освободить земли, оккупированные язычниками. Вследствие этого, хроника полна контрастов: солдаты Христа, выполняющие его волю, выступают на фоне дьяволоподобных турок. Бог защищает крестоносцев от турок: «Но всемогущий Бог, благочестивый и милосердный, не дал своим воинам погибнуть или попасть в руки врагов и быстро послал подмогу нашим». Крестоносцы идут в атаку, «отовсюду вооруженные знаком креста».

Нужно заметить, что традиции дьяволизации врага зародились до крестовых походов. Уже в трудах Иоанна Дамаскина и Беды Достопочтенного мусульмане подвергаются критике. Однако на Западе, Беда Достопочтенный являлся скорее исключением, и труды, дьяволизировавшие врагов-мусульман появились в IX в. в Испании, в зоне непосредственных контактов христиан и мусульман. Эти труды были своего рода протестом против ассимиляции христиан и мусульман в условиях господства арабов. Затем традиция была продолжена в последующих войнах против сарацинов.

.5 Мученичество

Хронисты считают, что крестоносцы, которые гибнут в битвах, являются мучениками за веру. Как пример, приведем цитату из «Деяний франков»: « В тот день более тысячи из наших воинов и пеших претерпели мученичество. Мы верим, что они взошли на небеса, приняв белую стóлу мученичества ». Смерть во имя Господа воспринимается как счастье: « Многие из наших приняли мученичество и, ликуя, с радостью предали свои счастливые души Богу». Папа Урбан II в своей речи в Клермоне обещал воздаяние тем, кто пойдет в поход.

Идея мученичества воинов не была новой идеей. В начале XI в. Бернар из Анже писал о том, что тот, кто воюет во имя защиты церкви, является мучеником: « Когда случалась какая-нибудь атака, грабеж, учиненный злоумышленниками, он возлагал на себя функцию защитника и лично вел в бой всю армию. Он оживлял тех, кто был слаб духом и обещал воздаяние от победы или от славы мученичества ». Другой документ датирован 1090 г.: « Нужно глубоко верить, ни в чем не сомневаясь, что все те, кто умер за справедливость попали в число мучеников. Господь поставил их среди правителей своего народа ». Однако Райли-Смит утверждает, что до крестового похода идея мученичества не была сильно распространена, хотя и не утверждает при этом, что такая идея отсутствовала.

Несмотря на возложенную на них священную миссию, крестоносцы остаются простыми смертными со всеми недостатками обычных людей. Они могут быть алчными. Например, в седьмой книге Боэмунд обвиняет крестоносцев в алчности, говоря при этом, что в силу этой алчности враги могут перебить их словно овец, не имеющих пастыря. Крестоносцы могут быть и развратниками. Одному из священников явился Бог, сказав, что он недоволен тем, как крестоносцы ведут себя в походе: « Помогая вам, я ввел вас целыми и невредимыми в город, и вот вы стали в изобилии творить грязную любовь с христианами и грязными языческими женщинами, отчего несказанный смрад поднялся в небо». Как пишет С. И. Лучицкая, ссылаясь на хронику Альберта Аахенского «крестоносцы … неумеренно предавались наслаждениям с женщинами и мальчиками». За свои грехи крестоносцы получают соответствующие наказания: « Господь дал нам познать эту нищету и несчастье за наши грехи ».

Кроме того, крестоносцы достаточно жестоки, например, при взятии городов. Когда был взят Иерусалим, «превзойдя язычников, наши захватили в храме весьма много мужчин и женщин, и кого хотели, оставили в живых, а кого нет - убили ». Однако крестоносцы имеют право на это, хронисты никогда не осуждают их, ибо война для них справедлива.

Крестоносец часто может относиться к религии прагматично. Как пример можно привести собор в Клермоне. В начале хроники «Деяния франков» даны некоторые отрывки из речи папы на соборе, и в этих отрывках говорится о воздаянии. Папа, по-видимому, делая намек на соответствующий отрывок в Библии, говорит следующее: « И последует вам обширное воздаяние ». Папа произносил тогда речь, чтобы привлечь население в поход, а хронист, как мы предположили, был участником этого похода. Был ли хронист на соборе или нет, он, вероятно, указал то, что запомнилось ему или тому, кто рассказал ему о соборе. Таким образом, из всей речи, помимо еще нескольких цитат очевидцу запомнилась цитата о воздаянии, а, значит, для очевидца она показалась важной. Кроме того, можно упомянуть один из эпизодов третьей книги хроники (дискуссии в войске крестоносцев): « Будьте всячески единодушны в вере Христовой и победе Св. Креста, поскольку если Богу угодно, сегодня же станете богатыми ». Эта фраза также говорит о прагматичном отношении крестоносца к религии. Крестоносцы имеют весь спектр земных качеств, но являются исполнителями священной миссии, что поднимает их статус.

Однако идея о воздаянии погибшим на войне была не нова. Уже до похода участникам войн предоставлялось отпущение грехов. Например, папа Александр II говорил об этом, призывая воинов идти в Испанию: «Что касается нас, то с позволения святых апостолов Петра и Павла, мы освобождаем их от этого покаяния и предоставляем им отпущение грехов ».

Таким образом, воин - крестоносец шел не на обычную войну, а в паломничество, которое являлось исполнением божественной воли и поэтому поддерживалось Богом. Воин, погибший на этой войне, считался мучеником, а его враги дьволизировались.

Идея священной войны была прежде всего развита на Западе. У византийцев столь развитой теории священной войны не было. Война могла быть справедливой, византийцы могли сравнивать свои войны с войнами из Ветхого Завета, там были отдельные элементы западной теории священной войны. Т. М. Колбаба, занимавшаяся исследованием вопроса, считает, что все же невозможно говорить о существовании в восточном христианстве развитой теории священной войны. Очень редко делается акцент на том, что враги являются неверными. В Византии не идет речь о воздаянии погибшим в бою и участникам сражений. Чаще всего, война не является наступательной, как крестовый поход. На Востоке не случалось энтузиазма, сравнимого с крестовым походом. Однако сама же автор статьи приводит исключения из всех этих правил. Таким образом, если идеи священности войны не получили должного развития, отдельные элементы их все же существовали, что придавало большую значимость Византии в христианском мире.

Зато в Византии существовала уже упомянутая нами теория священности императорской власти. И идеи крестового похода вступала с этой идеей в противоречие. Византийская теория императорской власти предполагала главенство императора в христианском мире. С другой стороны, идея особого статуса крестоносцев, согласно которой они были носителями божественной миссии и исполнителями воли Бога, предполагала превосходство крестоносцев в христианском мире. Эти две идеи не могли сочетаться вместе. Таким образом, у западных хронистов было два блока факторов, из-за которых они, в целом, не любили византийцев. Это факторы, связанные с религиозными разногласиями, и факторы, связанные со столкновением претензий на главенство в христианском мире.

Кроме того, если мы берем частный случай анонимного норманнского хрониста, то на эти два блока факторов накладывается третий - отношения византийцев и итальянских норманнов. Забегая вперед, скажем: столь тесное знакомство, сопровождаемое войнами и конфликтами, порождало, с одной стороны, негативное отношение к византийцам, но, с другой стороны, норманны знали византийцев в повседневной жизни, и отдавали себе отчет в том, что они - христиане. Фактор тесного знакомства в какой-то степени являлся нейтрализующим по отношению к фактору религиозных разногласий ветвей христианства. Мы можем встретить разного рода религиозную критику на страницах хроник первого крестового похода, но только не на страницах «Деяний франков». На наш взгляд, такая особенность «Деяний франков» является вовсе не случайной, но закономерной.

Глава 3. Представления Анонима о роли византийцев в крестовом походе

1. Византийцы как союзники в крестовом походе

Существует мнение, что Боэмунд, предводитель войска итальянских норманнов, был очень заинтересован в сотрудничестве с византийским императором. Стоит заметить, что в «Деяниях франков» уделяется достаточно много внимания сюжетам, связанным с отношениями с Византией. Разумеется, не стоит преувеличивать значение этих фрагментов хроники, ибо основная задача автора - описать крестовый поход, показав самое важное с его точки зрения, т.е. события на Востоке. Однако значение этих фрагментов не стоит и умалять.

Нужно сказать, что анонимный автор «Деяний франков» с его, в общем, негативным мнением о византийцах, приводит информацию, согласно которой византийцы являются зачастую весьма полезными. Император посоветовал Петру Пустыннику не переходить Босфор до прибытия всех войск. Он же согласился предоставить провизию Готфриду Бульонскому. То же самое он сделал и для Боэмунда Тарентского. Аноним упоминает также о необходимости заключения договора с императором: «Почему такие сильные и могущественные воины это делают? А потому, что были принуждены жестокой необходимостью» . Хронист упоминает также и помощь императора, предоставленную при осаде Никеи.

Петр Тудебод, в целом, повторяет хронику «Деяния франков». Но при этом необходимо заметить, что он опускает процитированный фрагмент из Анонима о важности договора с императором. Тудебод ничего не говорит о помощи императора при осаде Никеи. Кроме того, Тудебод добавляет в текст «Деяний франков» достаточно жесткую критику императора, которую не использует Аноним. Эта критика, как мы далее увидим, имеет отчасти религиозный характер. Раймунд Анжильский также ее использует. Фульхерий Шартрский говорит о провизии, которая была предоставлена крестоносцам, о важности договора с императором и о провизии под Никеей. Однако, в целом, в хронике Фульхерия Шартрского уделяется мало внимания вопросам, связанным с Византией. Таким образом, хроника «Деяния франков» выделяется среди хроник очевидцев крестового похода тем, что она посвящает достаточно внимания византийским вопросам, и в то же время подчеркивает ряд положительных последствий общения с византийцами.

Что же касается хроник, авторы которых не являются непосредственными очевидцами крестового похода, то здесь хроника Анонима тоже выделяется на фоне остальных. Гвиберт Ножанский и Роберт Реймсский приводят в своих хрониках сюжеты, имеющие место в хронике «Деяния франков». При этом, однако хроника Гвиберта Ножанского отличается от Анонима гораздо более жесткой критикой византийцев. В любом случае, обе хроники, вероятно, заимствовали сведения о событиях из хроники Анонима. Рауль Каэнский непримирим к Византии и приводит в её адрес лишь критику.

Таким образом, мы выяснили, что Аноним занимает по отношению к Византии особую позицию по сравнению с другими хрониками. Относясь к ней негативно, он в то же время показывает читателю ее полезность в деле крестового похода. Хронист может показаться достаточно прагматичным. Прояснить ситуацию нам поможет статья Джонатана Шепарда, в которой он сделал предположение о том, что Боэмунд, которому посвящена хроника, был заинтересован в сотрудничестве с императором, и прагматически относился к возможности общения с ним во время крестового похода. Шепард показывает, что, по крайней мере, в 1097 году, Боэмунд был заинтересован в сотрудничестве с Алексеем Комниным. Например, Анна Комнина утверждает, что Боэмунд присягнул императору с радостью: «Позвав к себе Боэмунда, император и ему предложил принести обычную у латинян клятву. Боэмунд понимал свое положение, знал, что не происходит от знатных предков и не имеет ни денег, ни, вследствие этого, большого войска - с ним пришли лишь немногочисленные кельты; кроме того, Боэмунд вообще был лжив по природе и поэтому с большой готовностью подчинился воле самодержца». Безусловно, Алексиада является трудом, написанным несколько десятилетий после событий крестового похода, в 40-х гг. XII в.. С другой стороны, Шепард приводит и другие доказательства. Боэмунд заставил Раймунда Сен-Жилльского принести клятву императору, как об этом написано в «Деяниях франков». Как написано в Алексиаде, Боэмунд заставил сделать то же самое и Танкреда. В «Деяниях франков» говорится о том, что вся провизия была переправлена под Никею через посредство Боэмунда. Только Боэмунд был приглашен на персональную встречу с императором. Автор «Деяний франков» упоминает также некие обязательства Боэмунда перед императором еще до вступления войск итальянских крестоносцев в Константинополь. Таким образом, Боэмунд, возможно, пытался провести свои собственные интересы, заключая с императором договор, о котором в «Деяниях франков» говорится как о «необходимости». Общий антивизантийский стиль хроники не мешает говорить об этом: норманны могли не любить византийцев, но относиться при этом прагматически к возможности выиграть от сотрудничества с ними.

Стоит добавить, что мавзолей Боэмунда а городе Каносса итальянской области Апулия построен в византийском стиле, в то время как городской ансамбль в целом построен в традициях западных стран. Не является ли причиной этого тот факт, что у Боэмунда могли быть амбиции на земли, ранее принадлежавшие Византии, и которые крестоносцы могли отвоевать? Анна Комнина упоминает, что Боэмунд попросил у императора титул доместика Востока, т.е. главнокомандующего восточной армией. В «Деяниях франков», при этом, упоминается договор, согласно которому Боэмунду были обещаны земли в районе Антиохии. Таким образом, Боэмунд, возможно, желал утвердиться на Востоке. Нужно также упомянуть, что Боэмунду могло не составлять труда общение с греками. Он мог знать греческий язык, проживая в местности, где оставалось много греков. Жан Флори пишет о том, что знание греков и арабов в повседневной жизни могло поспособствовать его участию в крестовом походе. Да, у Боэмунда был ряд владений в Италии, в том числе и Бари, но амбиции Боэмунда могли быть гораздо значительнее. К тому же, его положение в Италии было достаточно нестабильным. Розалинд Хилл в своей статье приводит веские доказательства в пользу того, что император в значительной степени рассчитывал на графа Раймунда Сен-Жилльского, однако, ничего не мешало императору сотрудничать сразу со многими предводителями первого крестового похода.

В любом случае, ряд операций был осуществлен при помощи византийцев. Например, переход через Босфор, провизия в Малой Азии, гиды в Малой Азии. Взятие города Никеи было осуществлено при поддержке императорских войск, о чем говорит целый ряд хронистов.

Император же, хорошо проанализировав ситуацию, понял, что необходимо пользоваться моментом, когда мусульмане ослаблены, чтобы отвоевать ряд территорий в Малой Азии. Так, начав военные действия против турок, он отвоевал ряд территорий в Анатолии. Мы можем предположить, что Алексей решил воспользоваться крестовым походом достаточно рациональным образом. Если бы он присоединился к крестоносцам, то его армия была бы ослаблена, и, вдобавок, в случае поражения крестового похода, турецкие силы были бы обращены на империю. Территории, которые удалось отвоевать императору, были весьма значимыми в экономическом плане: например, Фригия, находилась на пересечении торговых путей. Византия также могла быть заинтересована в этих завоеваниях по причине того, что это в конечном итоге могло дать выход к армянским землям. Отвоевание этих территорий стало возможным, благодаря битве при Дорилее. После крестового похода земли были долгое время спорными между турками и византийцами. Таким образом, каждый из участников договоренностей - Боэмунд и император - имел с этого свою прибыль.

Итак, Боэмунд был заинтересован во взаимовыгодном сотрудничестве с императором, вследствие чего, его хронист мог писать о Византии сугубо прагматически. Но, в то же время, Боэмунд жил в Южной Италии, бывшей в частых конфликтах с Византией. Это не могло не отразиться в виде негативного мнения о византийцах в хронике, не затрагивавшего, правда, религиозную сторону. Аноним, живший по соседству с греками, отдавал себе отчет в том, что перед ним христиане.

2. Крестоносцы, которые всегда правы

Если мы поэтапно рассмотрим повествование о событиях, связанных с Византией в «Деяниях франков», мы увидим, что вне зависимости от того, что совершают крестоносцы, они всегда оказываются правы. Скулатос в своей статье абсолютно справедливо сделал вывод, о котором мы уже упомянули во введении. Автор «Деяний франков» фактически признает, что крестоносцы сами виноваты в том, что они подверглись атакам со стороны войск императора. В этой главе мы попытаемся в деталях рассмотреть данный вопрос, сравнивая повествование в «Деяниях франков» с повествованием в других хрониках первого крестового похода.

Идея, которую мы назвали «крестоносец всегда прав», помимо хроники «Деяния франков» явно присутствует лишь в хрониках, от нее производных. Напомним, речь идет о хрониках Петра Тудебода, Гвиберта Ножанского и Роберта Реймсского. Бальдрик Дольский несколько переделывает в этом смысле хронику Анонима, и его хроника данных идей не содержит.

Во время крестового похода армии крестоносцев, прежде чем они достигли Константинополя, вначале пересекли страны Центральной и Восточной Европы, включая и западные территории Византии. Вначале это были не армии рыцарей, а отряды, сформированные из простого народа. В исторической литературе данный поход получил название «похода бедноты». Скулатос отмечает, что на начальном этапе император настроен вовсе не против армий крестоносцев. Здесь мы можем процитировать источник: «Император тогда приказал выдавать им провизию, сколько ее было в городе, и сказал им: «Не переходите Геллеспонт (Brachium), пока не соберется вся христианская доблесть, ибо вас не так много, чтобы вы были способны сражаться с турками»» . Таким образом, император, который, в целом, рассматривается в хронике как враг крестоносцев, на начальном этапе проявляет к крестоносцам снисходительность. Хронист косвенно признает это, не делая на этом акцента. Кроме того, не только Аноним говорит о таком поведении императора. Другие хронисты также фактически снимают с Алексея ответственность за конфликты.

Например, Петр Тудебод, пишет, что Петр Пустынник, прибыв в Константинополь, встретил там ломбардов и лангобардов, которые уже прибыли до него, и которым император сказал следующее: «Не переходите Геллеспонт до тех пор, пока не прибудут основные силы христиан, ибо вас не так много, чтобы вы были способны сражаться с турками» .

Обратимся теперь к хроникам, авторы которых не были очевидцами похода, но в которых информация о походе бедноты в какой-то мере присутствует. В любом случае, она не является обширной, ибо ни одна хроника не придает походу бедноты равной значимости по отношению к походу рыцарства. Гвиберт Ножанский пишет: «Император разрешил им (крестоносцам - В.П.) покупать все, что продавалось в городе. Однако он посоветовал им не переходить рукав святого Георгия, который является морем, пограничным с турками, сказав, что опасно малым числом противостоять многочисленным врагам». Роберт Монах со своей стороны подтверждает благожелательность императора. Крестоносцам не разрешили войти в город, но император «разрешил им покупать все, что есть в городе, но запретил им переходить близлежащее водное пространство, именуемое рукавом святого Георгия, пока не придет грозное войско франков».

Совет императора не переходить Босфор до подхода остальных войск, данный Петру, упоминается также в «Алексиаде», и, по мнению Дж. Харриса, служит для того, чтобы отвести обвинения от императора Алексея. Но хронисты также говорят об этом, а ведь у них не было бы резона снимать с Алексея обвинения. Они, в целом, достаточно негативно относятся к Византии, и не были бы в этом заинтересованы. То, о чем пишут хронисты, изначальная забота о войске крестоносцев, вполне правдоподобна на наш взгляд, ибо император мог получить выгоду от крестового похода, что он, как мы уже говорили, и сделал, завоевав малоазийские территории.

Итак, император был изначально настроен благожелательно по отношению к крестоносцам. Вернемся теперь к «Деяниям франков». Хроника сама дает понять причину последующего ухудшения отношений: крестоносцы сами плохо себя вели: «А сами христиане вели себя негодным образом: они разрушали и сжигали дворцы в городах, а также уносили свинец, которым были покрыты церкви, и продавали его грекам. Из-за этого император прогневался и приказал им переходить Геллеспонт. После того, как они переправились, они не переставали вершить всяческие злодеяния, сжигая и уничтожая дома и церкви». Эта цитата следует в хронике сразу после слов императора, предостерегающих воинов от преждевременной переправы, и не предполагает того, что император мог каким-либо образом спровоцировать действия крестоносцев. С другой стороны, хронист сам осуждает действия, учиняемые крестоносными отрядами. Нужно отметить, правда, что осуждение похода бедноты кажется нам достаточно закономерным. Вдобавок к тому, что хронисты уделяют походу бедноты мало внимания, они часто напрямую осуждают его.

Хроника Петра Тудебода также содержит этот эпизод: «А сами христиане вели себя негодным образом, поскольку они разрушали и сжигали дворцы, а также уносили свинец, которым были покрыты церкви, и продавали его грекам, из-за чего император очень сильно прогневался. Вскоре император приказал им переходить Геллеспонт. После того, как их переправили, они не переставали вершить всяческие злодеяния, сжигая и уничтожая дома и церкви» .

Гвиберт Ножанский вначале недоволен поведением крестоносцев в Венгрии, а затем и в Византии: «Они вели себя наглым образом, рушили дворцы, поджигали государственные учреждения, снимали с церквей свинцовые крыши, которые продавали грекам. Император, обеспокоенный столь безобразной дерзостью, предписал, чтобы они без задержек переправились через воды Геллеспонта, о которых уже было упомянуто. Когда они переправились, они не перестали делать то, что делали до переправы. Те, кто в свое время дал обет воевать против язычников, люто воевали против людей нашей веры. Они без разбора рушили церкви и нападали на имущество христиан».

Роберт Реймсский освещает события сходным образом: «Поскольку у них не было правителя, который бы властвовал над ними, они творили дела, достойные порицания. Они рушили церкви и городские дворцы, унося то, что находилось в них, а свинец, которым они были покрыты, уносили и продавали грекам. Из-за этого император, имя которому Алексей, был очень зол и предписал им переправиться через рукав святого Георгия. Затем они выбрали себе предводителя, некоего Райнольда. Но хоть у них теперь и был предводитель, они не переставали вершить грабежи. Они сжигали дома, которые им попадались на пути, а также отбирали у церквей все их блага и имущества». Таким образом, как и предыдущие хронисты, Роберт сообщает, что грабежи были и до, и после переправы.

При этом, Аноним и все вышеупомянутые хронисты, несмотря на поведение крестоносцев, которое они осуждают, оставляют за ними ореол мучеников и солдат Христа, который их поддерживает в их свершениях. Когда крестоносцы гибнут под ударами турок, они становятся мучениками: «Одни (речь идет о турках, которые победили - В.П.) уводили их к себе домой в Хорасан, другие в Антиохию, третьи в Алеппо, или еще куда-нибудь, где они жили. Эти первыми восприняли тогда счастливое мученичество во имя Господа Иисуса» . Сходные мотивы имеются в тексте в описании поражения крестоносцев, которые находились в Кивоте: «Один священник принял мученичество над алтарем во время совершения мессы. Те, кто смог уйти, бежали в Кивот. Одни бросились в море, другие скрылись в лесах и горах. Турки, загоняя их в крепость, собрали поленья с тем, чтобы сжечь их всех вместе с крепостью. Тогда христиане, бывшие в крепости, пустили огонь на собранные поленья так, что огонь, обратясь на турок, сжег некоторых из них, но от того пламени Бог наших тогда освободил».

Сходную информацию дает Петр Тудебод, который и здесь практически повторяет Анонима: «Каждый уводил своих к себе домой - одни в Хорасан, другие Антиохию, другие в Алеппо, или еще куда-нибудь, где они жили. Эти первые тогда счастливо восприняли счастливое мученичество во имя Господа Иисуса» ; «Они нашли какого-то священника, который совершал мессу, и он принял мученичество над алтарем» ; «Турки загнали их в крепость и собрали поленья с тем, чтобы сжечь их вместе с крепостью. Тогда христиане, бывшие в крепости, пустили огонь на собранные поленья так, что огонь, обратился на турок, поскольку Бог не захотел их от этого избавить».

Гвиберт Ножанский также не лишает поход бедноты божественного ореола, что показывают приведенные в его хронике стихи:

И Христос получит былые почести,

Наш век украшен новыми мучениками…

Также в его хронике можно найти фразы, аналогичные «Деяниям франков»: «Господь сделал их первыми мучениками в наше безнадежное время»; «Они обнаружили какого-то священника, который служил мессу. Этот священник был убит ими прямо при совершении святой церемонии. Принося жертву Богу, он сам стал ему жертвой перед алтарем»; «Они бросили в осажденных огонь, но Бог рассудил так, что пока турки думали, что те, кто внутри сожжены, огонь со всей силой обратился на них самих. Огонь сжег нескольких из них, но не тронул никого из наших». Гвиберт Ножанский воспевает крестоносцев подобным образом, несмотря на их поведение в Византии.

Роберт Реймсский также не лишает крестоносцев божественного ореола: «Мы верим, что Бог принял их в вечноцветущие пределы рая, поскольку они отказались отойти от своей веры»; «Они завершили свою жизнь в бою во имя Господа, и ангелы сопроводили их души на небеса». Он упоминает и священника: «О счастливое из счастливейших мученичество священника!». Кроме того, Роберт также упоминает про инцидент с попыткой сожжения крестоносцев в Кивоте: «Но осажденные, обеспокоенные за свою жизнь, бросили огонь в поленья, и повелением Божьим, подул ветер, и сжег многих врагов».

Таким образом, нам удалось проследить следующую последовательность: император настроен к крестоносцам вначале благожелательно, но затем крестоносцы сами портят отношения с византийцами, устраивая беспорядки. При этом хронисты не лишают крестоносцев «священного ореола». Когда же крестоносцы терпят поражение от турок, мы видим, что император радуется этому. Негативное отношение императора к крестоносцам не представляется неожиданным, если они сами его спровоцировали. Аноним пишет: «Император, услышав, что турки так рассеяли наших, очень сильно обрадовался и, отдав приказ, сделал так, чтобы оставшиеся наши переходили Геллеспонт. После того, как они уже были по ту сторону, он разоружил их». Здесь мы видим возникшую вдруг недоброжелательность императора, которая, как мы показали, закономерна. Но, в отличие от других хронистов, Аноним сдержан в оценках этого.

Петр Тудебод повторяет фразу Анонима: «Услышав то, что турки так рассеяли наших, император был очень рад и весел и, отдав приказ, сделал так, чтобы оставшиеся переходили Геллеспонт. После того, как они уже были по ту сторону, он разоружил их».

Гвиберт Ножанский упоминает этот факт, но добавляет от себя критики: «Вероломный император, узнав о том, что верные потерпели неудачу, испытал ничего не стоящую радость, и приказал, чтобы оставшимся предоставили возможность переправиться в области Греции на той стороне, преодолев рукав святого Георгия. Видя, что они возвращаются в земли, находившиеся под его властью, император вынудил их продать ему свое оружие». На примере хроники Гвиберта Ножанского мы видим явление, которое, как потом будет сказано, имеет место и в хронике Анонима. Дело в том, что поведение императора вполне объяснимо: он проявляет злобу в отношении крестоносцев, вызванную беспорядками, которые они в свое время учинили, и дабы упредить аналогичные беспорядки во время их отступления, он принуждает их продать оружие. Однако автор называет императора «вероломным» притом, что его действия справедливы. Если Аноним здесь сдержан в комментариях, то Гвиберт - нет. Кто бы ни был виноват на самом деле, крестоносцы все равно всегда правы.

Роберт Реймсский также представляет негативный образ императора: «Те же, кому каким-либо способом удалось уйти, вернулись к рукаву святого Георгия, и согласно приказанию негоднейшего императора, вернулись к себе. Император вместе со своими греками был очень рад победе турок, и ловко отобрал у наших оружие, дабы сделать их безоружными». Таким образом, мы видим здесь ситуацию, сходную с хроникой Гвиберта Ножанского.

Если рассмотреть поход основных сил, то на материале «Деяний франков» и производных от них хроник можно увидеть продолжение идеи «крестоносец всегда прав». В описании похода бедноты мы говорили лишь о том, что Аноним не лишает крестоносцев божественного ореола вследствие их проступков. Здесь же другая ситуация: интересы византийцев ставятся всегда ниже интересов крестоносцев. При этом рыцари уже никогда не критикуются автором хроники как поход бедноты. Вот как описывает Аноним действия войска Готфрида Бульонского: «Наконец, герцог Готфруа первым из всех сеньоров пришел с большим войском в Константинополь двумя днями ранее Рождества и остановился за городом, пока недоброжелательный (iniquus) император не приказал им расположиться вне городских стен. Расположившись, герцог каждый день осторожно рассылал своих оруженосцев, чтобы доставить солому и другое необходимое для лошадей. И хотя они считали, что могут с уверенностью выходить, куда хотят, недоброжелательный император Алексей приказал туркополам и печенегам нападать на них и убивать». Скулатос отмечает, что текст «Деяний франков» не упоминает никаких обязательств императора предоставлять что-либо крестоносцам. Таким образом, крестоносцы брали запасы без какого-либо разрешения императора. Но хронист, называя императора «недоброжелательным» предполагает, видимо, что крестоносцы все равно были правы. Тем более что прилагательное «iniquus» переводится также как «враждебный», «неблагоприятный», «плохой», указывая на отрицательное отношение автора к факту враждебности.

Петр Тудебод повторяет этот пассаж: «Расположившись, герцог осторожно каждый день выбирал несколько воинов из числа своих, чтобы они выходили наружу и приносили солому и другое необходимое. И хотя считали, что могут с уверенностью выходить, куда хотят, недоброжелательный император приказал с проницательностью наблюдать за ними, приказав туркополам и печенегам нападать на них и убивать». Нужно отметить, что Тудебод пишет не «необходимое для лошадей», а просто «необходимое», поэтому непонятно, что именно брали воины. Петр так же как Аноним не упоминает никакого договора, обязывающего императора что-либо предоставлять крестоносцам.

Гвиберт Ножанский критикует императора с самого начала, называя его «вероломным» (perfidus imperator), сообщая о том, как он боялся приближения герцога Готфрида. Терминологические моменты будут еще рассмотрены нами отдельно. Далее Гвиберт рассказывает ту же самую историю, которую рассказывает Аноним: «Расположившись в предоставленном императором месте, герцог и его люди направили своих оруженосцев искать солому и все необходимое для лошадей. Они думали, что по праву и в безопасности могут идти, куда захотят, однако, этот негоднейший правитель приказал своим людям везде, где можно, без разбора убивать соратников герцога».

Роберт Реймсский также говорит об этих событиях: «Герцог надеялся, что может оставаться в спокойствии, пока не прибудет войско народа франков. Однако когда он начал в течение нескольких дней посылать своих слуг за всем необходимым, лукавый император предписал своим туркополам и печенегам нападать на них из засады и убивать».

Таким образом, хронисты осуждают поведение императора, хотя при ближайшем рассмотрении оно вполне объяснимо. Аналогичную ситуацию мы можем наблюдать во взаимоотношениях Боэмунда и императора, приведших к вооруженному конфликту. Однако здесь сами хронисты фактически называют причины этих конфликтов, описывая марш войск по византийским территориям.

Вначале марш кажется достаточно мирным. Боэмунд предостерегает свое войско от грабежей, о каких-либо конфликтах не говорится: «Далее, спускаясь в долину Адрианополя, они подождали, пока весь их народ в равной мере не спустится сюда. Здесь Боэмунд держал совет со своим народом, ободряя и увещевая быть добрыми и смиренными. И пусть они не разграбляют эту страну, ибо это страна христиан, и пусть никто не берет больше того, что будет ему достаточно для еды». Петр Тудебод не пишет об этих подробностях, но о них упоминают Гвиберт Ножанский и Роберт Реймсский. А вот уже затем крестоносцы появились в Кастории, где им пришлось силой отбирать провизию у местного населения, поскольку местное население им не доверяло: «Мы пробыли там много дней в поисках продовольствия. Но жители сами не хотели посочувствовать нам потому, что очень боялись нас, считая, что мы не паломники, а хотим опустошать их землю и убивать их. Вследствие этого мы брали силой быков, лошадей, ослов и все, что еще находили». Жители этого города, Кастории, уже знали норманнов на опыте войны 1081-1085 гг., когда их земли были разорены норманнами. Этим может объясняться недоверие этих жителей к крестоносцам. Петр Тудебод не упоминает этот инцидент, но о нем говорят Гвиберт Ножанский и Роберт Реймсский. Гвиберт Ножанский пишет: «Когда наши просили у местных разрешения купить провизию, но они не соглашались. Они боялись, что эти воины - не паломники, и хотят подвергнуть их землю истреблению и подавить их. Вследствие этого умеренность воинов превратилась в ярость, и они отобрали у местных лошадей, быков, ослов и полезные вещи разного рода». Роберт Реймсский пишет: «Когда они просили у местных продать им провизию, они не могли от них этого добиться, ибо те бежали перед нашим лицом, думая, что наши пришли грабить и опустошать их землю. И наши вынуждены были из-за нехватки продовольствия отбирать у них овец, быков, баранов, свиней и другую пищу». Крестоносцы, таким образом, учинили беспорядки в одном из византийских городов, что уже могло спровоцировать императора на ответные действия. Но при этом данный инцидент все же объясним, если хронисты говорят правду. Выхода могло просто не быть, иначе армия осталась бы без снабжения.

Более показателен в смысле тезиса «крестоносец всегда прав» инцидент с замком еретиков в Пелагонии: «Выйдя из Кастории, мы вступили в Пелагонию, где была какая-то крепость еретиков. Мы напали на нее со всех сторон, и она покорилась нашей власти. Тогда мы зажгли огонь, и сожгли крепость вместе с ее обитателями». Какими бы еретиками ни были обитатели этой крепости, они остаются подданными императора, и не дело крестоносцев решать их судьбу. Однако факт правильности данного предприятия не ставится под сомнение. Так и в других хрониках. Петр Тудебод дает по этому поводу больше подробностей: «Выйдя из Кастории, они вошли в Пелагонию, где была какая-то крепость еретиков. Мы напали на нее со всех сторон по озеру, в котором она была построена. Так она покорилась нашей власти. Когда был зажжен огонь, крепость была сожжена со всеми ее обитателями, а именно сборищем еретиков». О сожжении еретиков пишет и Гвиберт Ножанский: «Выйдя из Кастории, они пришли в Пелагонию, где нашли какой-то замок еретиков. Они напали на него со всех сторон, и заставили его сдаться. Затем они сожгли его вместе со всеми обитателями». Роберт Реймсский пишет по этому поводу: «Выйдя из Кастории, они вошли в Пелагонию, в которой была какая-то крепость еретиков, на которую они напали со всех сторон. Под звуки труб, мы взяли его, бросая копья и стрелы, и, похитив все, что можно, сожгли его вместе с его обитателями». Ни один из хронистов не высказывает сомнения насчет правомерности действий крестоносцев. Роберт Реймсский даже добавляет своего рода похвалу крестоносцам: «Это все досталось им по заслугам, ибо их гнусная речь, пресмыкаясь, как рак, уже осквернила окружающие земли своим порочным догматом, и их порочное намерение оторвало эти земли от правой веры».

В ответ на действия крестоносцев, император посылает войско туркополов и печенегов. При этом он просто-напросто защищает свои земли. В итоге, войско наемников терпит поражение, и пленных приводят к Боэмунду. Сами хронисты воздерживаются от своих комментариев, но они сообщают, каким образом крестоносцы видели ситуацию. Боэмунд спросил пленных: «Почему вы, негодные, убиваете народ Христов и мой? У меня нет никакой распри с вашим императором». Приблизительно так же эту историю передают Петр Тудебод, Гвиберт Ножанский и Роберт Реймсский. Крестоносцы говорят «у нас нет с вами ссоры», только что разрушив замок еретиков. Структура «Деяний франков» и других вышеупомянутых хроник в этом однозначна: атака императора следует сразу за инцидентом с еретиками.

Итак, мы видим, что «Деяния франков» и производные от них хроники показывают вину крестоносцев, но не признают ее. Виновным выглядит император, и правыми оказываются крестоносцы.

В отличие от хроник «семьи Гесты», хроники Фульхерия Шартрского и Раймунда Анжильского не дают четкого ответа на вопрос «кто виноват?». Фактически эти хроники начинают повествование о взаимоотношениях с византийцами, начиная с похода рыцарства. Тем не менее, они не дают четко понять причину конфликтов.

События похода бедноты в этих хрониках фактически проигнорированы, хотя отсутствие излишнего внимания к этому вопросу, в целом, свойственно хронистам. Фульхерий Шартрский пишет: «Некий Петр Пустынник, который повел за собой многих пеших и небольшое количество воинов, пошел вначале по дороге через Венгрию; потом же во главе этой толпы встал Готье по прозвищу Неимущий, достойнейший воин, который после этого был убит турками вместе со своими товарищами между Никомедией и Никеей». На этом повествование Фульхерия Шартрского о походе бедноты исчерпывается. Раймунд Анжильский в своей хронике посвящает походу бедноты лишь заметку в несколько строк, которую он начинает следующим образом: «Мы узнали, что Петр Пустынник пришел в Константинополь задолго до наших армий, и его предал император. Он заставил его, незнакомого с местностью, вместе со своим войском, перейти проливы, отдав их таким образом на растерзание туркам». Далее очень бегло говорится о том, что поход бедноты потерпел поражение. Таким образом, среди хронистов-очевидцев крестового похода, о походе бедноты относительно подробно пишет лишь Аноним. Петр Тудебод заимствовал свои данные из этой хроники. Стоит, правда, обратить внимание на слово «относительно», ибо даже Аноним посвящает походу бедноты немного внимания на фоне всей хроники.

Что же касается похода рыцарства, то хроника Фульхерия Шартрского стоит несколько особняком от других хроник: в ней, в принципе, не упоминаются конфликты с Византией, и, соответственно, в ней нет смысла искать их причины. Единственное, что характеризует отношения крестоносцев и византийцев с несколько негативной точки зрения - факт недоверчивости императора при приближении крестоносцев к Константинополю: «Мы расположились лагерем перед городом и пятнадцать дней восстанавливали свои силы. Однако мы не могли войти в город, ибо так было угодно императору (он боялся, что мы можем причинить ему ущерб), и должны были покупать провизию вне города, которую горожане приносили по распоряжению императора». Настороженность императора, вероятно, объясняется событиями похода бедноты, о котором, правда, в хронике не говорится. В целом же, хроника мало информативна для нашего исследования.

Раймунд Анжильский пишет о конфликтах и разногласиях с Византией достаточно много. В том числе, он говорит о разногласиях в своей заметке о Петре Пустыннике. Эта заметка, кстати говоря, выглядит довольно странно: видимо, подразумевается, что император должен был помогать крестоносцам войсками, но никакого договора, обязывающего его это делать, в хронике не упомянуто. Что же касается похода основных сил, то здесь говорится об открытых конфликтах, но их мотивацию понять сложно: «Прибыв в Диррахий, мы думали, что мы в своем отечестве, и полагали, что император Алексей и его спутники являются нашими братьями и помощниками. Они же, ожесточившись подобно львам, напали на этих мирных людей, которые думали об оружии меньше всего. Действуя тайно, они убивали их в лесах и деревнях, удаленных от лагеря, и воровали ночью то, что могли». Ситуация неясна: о мотивации действий византийцев не говорится, но нельзя исключать того, что она просто не была известна хронисту. С другой стороны, Раймунд мог и умалчивать о каких-либо фактах.

Хронист Эккехард из Ауры осуждает поход бедноты, но, правда, при этом пишет только о его проделках, совершенных на территории Венгрии: «Бесспорно то, что люди из нашего рода имели божественное рвение, но при этом не понимали Бога». Он пишет, что «эти простые братья не знали сути дел» и этим вызваны все беспорядки. О дальнейшей истории похода бедноты Эккехард не пишет, а к рыцарям император нерасположен сразу и по непонятным причинам. Хроника Бодри Дольского, в целом, аналогична хронике «Деяния франков», но идея о вечной правоте крестоносцев в описанной нами форме отсутствует, ибо хронист не вешает на императора ярлыки. Хотя, конечно, всякая хроника косвенно указывает на наличие истины, прежде всего, на стороне крестоносцев, ибо все хронисты не устают говорить вновь и вновь о божественном характере войска.

В «Деяниях франков», таким образом, высказывается идея о безусловной правоте крестоносцев. Ряд хронистов перенял эти идеи, сопроводив их своими добавлениями. Однако идея о правоте крестоносцев не подразумевает религиозной критики византийцев, и эти моменты в «Деяниях франков» отсутствуют.

3. Крестоносцы и византийцы: на чьей стороне божественная поддержка

Хроника «Деяния франков», равно как и другие хроники, показывают несовместимость двух идеологий: идеологии крестового похода и идеологии императорской власти в Византии. При этом византийцы не критикуются, как уже было сказано, с религиозной точки зрения, но, однако, они изображены как христиане, более низкие по своему статусу, чем крестоносцы.

Напомним, что византийская идеология власти предполагала translatio imperii, вследствие чего византийцы называли себя «ромеями». Термин «Византия» появился в последние века империи в ряде сочинений, тогда как широкое распространение он получил уже тогда, когда Византийская империя уже ушла в историю. С другой стороны, крестоносцы не признавали «ромейского статуса» империи. Для них византийцы никогда не были «ромеями», а были лишь греками. В тех же «Деяниях франков» фигурирует термин «Романия», но в контексте хроники это обозначает скорее бывшие малоазийские территории империи. О чем бы ни шла речь, имеется ввиду все же именно регион: «Таким образом, на четвертый день, 6 мая мы достигли Никеи, которая является столицей всей Романии, и там расположились лагерем». Когда хронист говорит о византийцах, он никогда не называет их «ромеями». Византийский император никогда не фигурирует как «император ромеев».

Часто византийцы именуются просто как «греки». Греки упоминаются в описании перехода армии Боэмунда в направлении Константинополя: «Греческий народ выходил и шел в радости на встречу с господином Боэмундом, вынося нам в изобилии продовольствие». Император всегда именуется именно как «император», возможно еще с прибавлением какого-либо прилагательного негативного характера.

Эта позиция характерна для хроник первого крестового похода в целом, и не выделяет «Деяния франков» из общего ряда хроник. Как пример можно привести хронику Гвиберта Ножанского. Он называет императора «греческим императором», тогда как народ тоже именуется «греческим». Когда Гвиберт рассказывает о мусульманских завоеваниях, он пишет: «Когда они (турки - В.П.), более боеспособные и более рассудительные в своей отваге, атаковали империю Константинополя, …император греков… отправил во Францию письмо, адресованное Роберту, графу Фландрскому». Во время осады Никеи было решено отправить посольство к «правителю Константинополя»: «Всеобщим решением, они постановили отправить посольство к правителю Константинополя, дабы сообщить ему, что нужно переправить сколь можно больше кораблей в Кивот, где имеется пристань». В хронике Роберта Реймсского пересказана речь папы на Клермонском соборе, где папа говорит: «Они («персидский народ - В.П.) уже раскололи царство греков, и властвуют территорией, которую нельзя преодолеть и за два месяца путешествия». В той же хронике крестоносцев из похода бедноты на обратном пути встречает «негоднейший император Константинополя». Рауль Каэнский в своей хронике пишет: «Во времена своего отца он (Боэмунд - В.П.) дважды обращал в бегство императора греков Алексея». Эккехард из Ауры пишет: «Во времена Генриха IV, императора римлян и Алексея Константинопольского, согласно евангельскому предсказанию, поднялся повсюду один народ против другого и царство против царства…». Под императором «римлян» здесь подразумевается Генрих IV, германский император в 1056-1106 гг. Таким образом, если империя и жива, то она находится на Западе. Многие хронисты, в том числе и Аноним, не признают translatio imperii в отношении византийцев.

Идея императорской власти в Византии, как уже было сказано, наряду с претензией на римское наследство предполагала сакральный характер этой власти. Однако, крестоносцы, как уже тоже было сказано, придавали сакральный характер себе самим, что вступало в противоречие с идеей императорской власти. Дело в том, что крестоносцы в своей картине мира не оставляли себе равных. Демонизируя арабов, они ставили и византийцев ниже себя. При этом византийцы являлись для крестоносцев христианами, но ниже по статусу, чем они сами. Тому, что «крестоносец всегда прав» имеется религиозное обоснование.

Текст «Деяний франков» показывает это на примере описаний тех же самых военных столкновений между крестоносцами и византийцами во время перехода через Восточную Европу. Как пример, стычка армии Готфрида Бульонского с наемниками императора, когда герцог отправлял своих подчиненных на поиски фуража. Оборонительные действия армии герцога описаны следующим образом: «Балдуин, брат герцога, услышав об этом, тайно сделал вылазку, и наконец нашел их, когда они убивали его народ. С крепкой душой Балдуин устремился на них, и превзошел их с Божьей помощью». Таким образом, Бог поддерживает крестоносцев в бою с византийцами. При этом, как мы уже заметили, виноваты в инциденте были крестоносцы. Затем в хронике описана еще одна атака войск императора на войска Готфрида Бульонского как развитие того же самого конфликта: «Вечером несчастный император вновь приказал своим войскам напасть на герцога и народ Христа. Гоня их, непобедимый герцог и Христово войско семерых из них убили, а других непрерывно преследовали до ворот города». Здесь мы видим, опять же, что армия крестоносцев поддерживается Богом против византийцев. Кроме того, здесь есть противопоставление какого-то «несчастного императора» и самого «войска Христа». Хронист ясно дает нам понять, на чьей стороне божественный статус. Французский переводчик хроники Луи Брейе переводит Christi gens как «христианский народ». На наш взгляд, этот перевод несколько неверен, ибо речь идет скорее о «народе Христа». Это важно, поскольку «христианами» (christiani) хронист иногда может именовать и византийцев, но именование «народом Христа» или «войском Христа» является монопольным для крестоносцев.

Эти эпизоды рассказаны и хронистами из «семьи Гесты». Петр Тудебод пишет, как ему свойственно, близко к тексту Анонима. Балдуин «нашел их, когда они убивали его народ, атаковал их всем своим сердцем и превзошел их с Божьей помощью». Затем император атакует еще раз: «Вечером несчастный император отправил свои войска, приказав им атаковать герцога и народ Христа. Гоня их, непобедимый герцог и Христово войско, семерых из них убили, преследуя остальных вплоть до ворот города». Гвиберт Ножанский пишет: «И когда он (Балдуин - В.П.) заметил, что нашим досаждает неистовство туркополов, он яростно атаковал их, как подобает, и с благоволения Бога, одержал такую победу, что захватил шестьдесят из них, часть убил, а часть отвел своему брату». Хроника Роберта Реймсского: «Сильный духом, он мужественным натиском напал на них, и с Божьей помощью превзошел их, убив многих из них и представив своему брату-герцогу пленных»; «На закате солнца, когда ночь уже покрыла поверхность земли, пособники императора предвкушали нападение на герцога. Однако, с помощью божественной благодати, с большим для них ущербом, они едва ушли от рук наших». В общем и целом, во всех этих хрониках мы видим ситуацию, сходную с хроникой «Деяния франков».

Аналогичная ситуация наблюдается и в описании Анонимом инцидента с крепостью еретиков, о которой также уже было упомянуто. Византийцы, которые, по сути, защищают свои земли, оказываются неправы. Выражено это, правда, не словами самого хрониста, а пересказанными им словами Боэмунда Тарентского. Это дает понять, может быть и не точку зрения хрониста, но все же того, кто участвовал в походе. Боэмунд спрашивает: «Почему вы, негодные, убиваете народ Христов и мой? У меня нет никакой распри с вашим императором». Наемники отвечают на это, что они здесь не при чем и лишь выполняют приказы императора. Эта фраза Боэмунда, опять же, на наш взгляд, предполагает, что в конфликте есть лишь одна сторона, которая пользуется поддержкой Бога, и речь идет о крестоносцах.

Петр Тудебод рассказывает все точно так же, как Аноним. Гвиберт Ножанский пишет несколько более категорично: «Отчего, сказал он, вы нападаете на народ Христов и мой? Я не замышляю свергнуть вашего императора». Роберт Реймсский в своей хронике больше упирает факт божественности крестоносцев: «О, маловразумительный народ! Почему вы пытаетесь убить наш народ, который еще и народ Бога? Мы - товарищи и слуги веры Христовой, и воины-паломники Святого Гроба. Мы никоим образом не пытаемся вам навредить, или отобрать что-либо у вашего императора». Хроника Роберта здесь достаточно примечательна: далее оказывается, наемники императора сами отдают себе отчет, у кого какой статус. Скорее всего, эта фраза придумана хронистом, но она многое проясняет для нашего исследования: «Господин! Мы - наемники императора желаем получить от него вознаграждение. Мы идем, куда ему захочется, мы делаем то, что он повелевает, повинуясь ему больше, чем Богу. Однако, мы признаем, что должно повиноваться Богу, а не людям… Во имя Господа, воинами и паломниками которого вы являетесь, удостойте нас своей милости». В принципе, факт признания врагами божественности крестоносцев не является в хрониках редкостью. Мусульмане это делают на примере диалога Кербоги с его матерью в хронике «Деяния франков».

В хрониках, не относящихся к «семье Гесты» тоже встречаются подобные моменты. В качестве примера можно привести то, как Раймунд Анжильский описывает, как епископа Пюи взяли в плен наемники императора: «Епископ Пюи... был захвачен печенегами. Они сбросили его с его мула, ограбили и сильно ударили по голове. Но поскольку епископ был столь необходим народу Бога, его жизнь была спасена». Похожая фраза имеется у Петра Тудебода. Рауль Каэнский рассказывает, как Алексей замышлял победить воинов Танкреда (речь идет о военных действиях уже после крестового похода, но до освобождения Боэмунда Тарентского из сарацинского плена), но у него это не получилось: «На земле решают люди, но судит Бог, который восседает в небесах над херувимами». Когда Эккехард из Ауры пишет о кознях императора по прибытии крестоносцев в Византию, он пишет: «Он (император - В.П.) уничтожил бы их обманом, если бы мастерство герцога Готфрида более надежно не охраняло бы стадо Господа». Бодри Дольский излагает сходные идеи, описывая одну из стычек крестоносцев с императорскими властями: «Император Алексей, услышав это, был в гневе и постоянно замышлял в своем сердце зло в отношении войска Христа». Хронист не предполагает здесь равенство статуса крестоносцев и императора. Подобную же дифференциацию мы видим в рассказе о том, как император, шедший на помощь крестоносцам, ушел обратно под влиянием слов Стефана Шартрского: «Если бы император Алексей тогда все же пришел и превзошел бы турок, триумф был бы приписан его народу, а не войску Бога». В его же хронике крестоносцы возмущаются, что им приходится присягать императору: «Франки утверждали, что должны клятву только Богу, воинами которого они были в пути».

Хроника Петра Тудебода содержит подобные идеи во фрагменте, не имеющем ничего общего с «Деяниями франков» и явно не перенятом у Анонима. Речь идет о пути войска Раймунда Сен-Жилльского через Восточную Европу: «Выйдя (из Склавонии - В.П.), он (Раймунд Сен-Жилльский - В.П.) достиг Диррахия, который был императорским городом. Он надеялся, что находится в своей земле, но вдруг был атакован вражескими подонками. Греческий народ, наблюдая за этими благоразумнейшими воинами Христа, тайно и скрытно не прекращали выслеживать день и ночь, как навредить им и причинить им вред». В хронике Гвиберта Ножанского также имеется фрагмент со сходной идеей, отсутствующий при этом: «Но Бог, вдохновением которого были движимы эти набожные толпы, защитил их так, что негоднейший (император) не нашел места, чтобы им навредить. Напротив, несчастный, он был повергнут в страх».

Таким образом, в «Деяниях франков» византийцы не поддерживаются Богом. На примерах других хроник мы видим то же самое, т.е. сам факт построения своеобразной «иерархии христиан» здесь не уникален. До сих пор мы не смогли выделить «Деяния франков» из общего ряда хроник. С другой стороны, ряд хронистов не останавливаются на иерархизации христиан и критикуют византийцев с религиозной точки зрения, чего Аноним не делает.

Гвиберт Ножанский довольно много внимания уделяет критике восточного христианства. Фактически он говорит о том, что восточное христианство погрязло в ересях (при этом Гвиберт дает понять, что речь идет именно о греках): «Этот вздор до сих пор процветает у них как в делах светских, так и в христианском вероисповедании. И у нас нет с ним практически ничего общего ни в причащении, ни в подчинении апостольскому престолу». Далее есть еще одно любопытное замечание касательно filioque, где хронист говорит о «damnatio» восточного христианства, которое чаще переводится как «проклятие». В основном, Гвиберт критикует византийцев по поводу разных способов причастия и по поводу filioque в символе веры. В итоге, византийцы были, по мнению хрониста, наказаны за свои отклонения от истины: «Отпав от веры в Троицу, они постепенно пришли к тому, что понесли большой ущерб от языческих народов, ибо те, кто в грязи, до сих пор покрыты грязью». Гвиберт, таким образом, говорит о том, что за их отступления от истины, византийцы были наказаны пришествием сарацинов. Он также выражает недовольство по поводу браков священников и якобы изданного императором закона, предписывающего отдавать одну из дочерей в проститутки, если всего их три или четыре.

Довольно строг по отношению к византийцам Рауль Каэнский: «Язычники вокруг нас стали сильнее. Греки и турки закрыли нам все пути. Мы ожесточили две наиболее мощные из сил мира - Константинополь и Персию». Он таким образом приравнивает греков к туркам и называет язычниками и тех, и других. Раймунд Анжильский намекает на то, что византийцы - это чуть ли не враги веры: «Первый дар, который дал нам Господь, а именно Никея, отвернулся от него. Бог дал вам свой город, отобрав его у ваших врагов, но потом не был там познан. Если кто-то упоминал имя Господа, то был бит плетьми а дела Божии там не творились». Намек сделан, вероятно, на византийцев, ибо город достался им.

В хронике Анонима нет столь жесткой критики, он вообще не обвиняет византийцев с точки зрения религии. Правда, как мы уже сказали, он косвенно говорит об иерархии среди христиан, ставя крестоносцев выше византийцев. Как воин, он мало интересуется вопросами, которые ставит Гвиберт Ножанский, а как «сосед» византийцев понимает, что они такие же христиане и не называет их при этом еретиками.

Аноним показывает, что, будучи ниже крестоносцев по рангу, византийцы вовсе не перестают при этом быть христианами. Когда армия Боэмунда проходит через европейскую часть Византии, Боэмунд отдает себе отчет в том, что он идет через землю христиан: «Здесь Боэмунд держал совет со своим народом, ободряя и увещевая быть добрыми и смиренными. И пусть они не разграбляют эту страну, ибо это страна христиан, и пусть никто не берет больше того, что будет ему достаточно для еды». В другом месте речь идет о переговорах Раймунда с императором: «Пока же император предлагал, граф (Раймунд Сен-Жилльский - В.П.) обдумывал, какому наказанию можно подвергнуть императорское войско. Но герцог Готфруа и Ротберт, граф Фландрский и другие вожди заявили ему, что несправедливо будет воевать против христиан». За императора тогда вступился и Боэмунд, которого автор хроники по этому поводу называет «мудрый муж». Здесь же можно упомянуть уже приводимую нами цитату о совместном крестном ходе греков и латинян после взятия Иерусалима: латиняне, таким образом, не отказывались и от совместных богослужений с греками.

Повествование обо всех этих событиях в хронике Гвиберта Ножанского, в целом, аналогичны Анониму: «Когда собрался весь народ, Боэмунд собрал предводителей и держал совет, посоветовавшись со своими товарищами, предписал всем, чтобы они действовали добро и честно по отношению к населяющим эту землю христианским народам и не опустошали родину тех, кого они пришли защищать». Об этом эпизоде говорит и Бодри Дольский: «Земля, по которой мы идем, христианская, и нельзя ее грабить». Гвиберт также говорит и о переговорах с Раймундом Сен-Жилльским: «Предводители, а именно герцог Готфрид, Гуго Великий, Роберт Фландрский и другие сказали, что никак нельзя нести оружие против кого-либо, кто считается христианином». Более того, Гвиберт, как мы уже упоминали, в описании похода бедноты говорит о греках как о людях «нашей веры». Петр Тудебод говорит только о переговорах с графом: «Пока же император предлагал, граф обдумывал, какому наказанию можно подвергнуть императорское войско. Но герцог Готфруа, граф Фландрский и другие вожди заявили ему, что несправедливо воевать против христиан». Раймунд Анжильский говорит о том же эпизоде; вожди говорят графу Сен-Жилльскому, что «безумно воевать с христианами, когда нам угрожают турки». Роберт Реймсский приводит эпизод, когда император боится, что крестоносцы могут причинить вред его землям; Аноним не пишет об этом эпизоде: «Он боялся, как бы столь большое войско не поднялось против него… Однако, наши совершенно не желали этого, не имея желания сражаться против христиан». Бодри Дольский, пишет, как крестоносцы впали в растерянность, узнав о том, что они должны присягать императору: «Что им (крестоносцам - В.П.) было делать? Они не желали воевать против христиан».

Некоторые хронисты даже упоминают о том, что одной из задач похода была помощь братьям-христианам на Востоке. Например, такова хроника Фульхерия Шартрского. Вначале он практически приравнивает западную и восточную ветви христианства, когда объясняет мотивы действий папы Урбана II по провозглашению крестового похода: «Услышав также, что внутренние области Романии захвачены у христиан турками и подвергаются опасным и опустошительным нападениям, папа, побужденный благочестием и любовью и действуя по мановению Божьему, перевалил через горы и с помощью соответствующим образом назначенных легатов распорядился созвать собор в Оверни в Клермоне». Под «Романией» в то время понимались малоазийские территории Византии. Далее хронист уже передает речь папы, который вновь говорит о Романии: «Именно, необходимо, чтобы вы как можно быстрее поспешили на выручку ваших братьев, проживающих на Востоке, о чем они уже не раз просили вас. Ибо в пределы Романии вторглось и обрушилось на них, о чем большинству из вас уже сказано, персидское племя турок, которые добрались до Средиземного моря, именно до того места, что зовется рукавом св. Георгия. Занимая все больше и больше христианских земель, они семикратно одолевали христиан в сражениях, многих поубивали и позабирали в полон, разрушили церкви, опустошили царство Богово… И вот об этом-то деле я прошу и умоляю вас, глашатаев Христовых, - и не я, а Господь, - чтобы вы увещевали со всей возможной настойчивостью людей всякого звания… позаботиться об оказании всяческой поддержки христианам и об изгнании этого негодного народа из пределов наших земель». При этом, правда, Фульхерий Шартрский ясно дает понять, что папство в любом случае стоит выше восточных христиан. В частности он дает понять это, когда пишет о распрях вокруг апостольского престола: «…поскольку если церковь римская, в которой есть первостепенный источник исправления для всего христианства, расстроена какой-либо смутой…». Хронист хочет сказать этим, на наш взгляд, что римская церковь превыше всех остальных. Кроме того, заявляя о проблемах восточных церквей как о мотиве, он мало говорит о византийцах по ходу хроники, в то время как союз с Византией является для него вынужденным.

Не только Фульхерий Шартрский упоминает Византию в декларации папы в Клермоне. Подобно ему, это делает Роберт Реймсский: «От пределов иерусалимских и из града Константинополя пришло к нам важное известие, да и ранее весьма часто доходило до нашего слуха, что народ персидского царства, иноземное племя, чуждое Богу, народ, упорный и мятежный, неустроенный сердцем и неверный Богу духом своим, вторгся в земли этих христиан».

Эккехард из Ауры также пишет о бедах Византии: «Все области со всех сторон вплоть до этого болота или морской пазухи, которое называют рукавом святого Георгия, они (турки - В.П.) разрушили до основания, не пощадив ни одной христианской души, ни одной церкви или монастыря и даже изображения святых». Он же говорит о Никее как об оплоте христианства («catholicae quondam fidei turrim firmissimam»).

Некоторые хронисты воздают хвалы Константинополю. Например, когда Фульхерий Шартрский описывает подход армий крестоносцев к Константинополю, он пишет: «Сколь славный и красивый этот город! Сколько монастырей, сколько дворцов в нем, чудесным образом изготовленных! Сколь много можно созерцать прекрасных творений на его площадях и улицах». В пересказе клермонской речи папы, сделанном Гвибертом Ножанским, говорится о том, что мы должны почитать константинопольскую церковь, поскольку из нее исходит начало христианства. При этом в другом месте хроники, о чем уже было сказано, Гвиберт говорит об отходе восточных христиан от истинной веры.

Роберт Реймсский пишет в своей хронике, что Константинополь был построен Константином, вследствие его видения. Для него этот город - цитадель христианства: «Сейчас это - вместилище священнейших реликвий пророков, апостолов и многих святых… Царственный город Константинополь был создан таким, чтобы стать царственной и надежной резиденцией святых реликвий». Однако, византийцы в любом случае будут стоять ниже Рима: «И таким образом, он должен был быть приравнен к Риму по святости и по царственности, если бы в Риме не было папского престола, и если бы он не был головой и вершиной всего христианства».

Аноним в своей хронике воздерживается от столь хвалебных комментариев. Его отношение к византийцам - прежде всего, прагматическое. Однако Аноним умерен в своей критике, и не ругает византийцев с религиозной точки зрения. Это выделяет его из ряда хроник, рассмотренного нами.

4. Негативная терминология по отношению к византийцам и византийскому императору

Воздержанность Анонима в смысле религиозной критики хорошо просматривается на примере анализа негативной терминологии, используемой хронистами в отношении византийцев. Речь идет о прилагательных, которыми часто сопровождаются действующие лица хроник, и которые их характеризуют. «Деяния франков» не переходят здесь в религиозную плоскость, что, напротив, делают другие хронисты.

Разница между «Деяниями франков» и хроникой Петра Тудебода хорошо видна на примере негативных эпитетов, применяемых к императору и византийцам. В хронике Анонима их имеется достаточно много. Император «недоброжелателен» (iniquus): «Наконец, герцог Готфруа первым из всех сеньоров пришел с большим войском в Константинополь двумя днями ранее Рождества и остановился за городом, пока недоброжелательный император (iniquus) не приказал им расположиться вне городских стен. Расположившись, герцог каждый день осторожно рассылал своих оруженосцев, чтобы доставить солому и другое необходимое для лошадей. И хотя они считали, что могут с уверенностью выходить, куда хотят, недоброжелательный (iniquus) император Алексей приказал туркополам и печенегам нападать на них и убивать». Как известно, хроника Петра Тудебода, в основном, совпадает с «Деяниями франков», поэтому здесь он рассказывает аналогичный сюжет. «Iniquus» может переводиться по-разному: со ссылкой на библейские тексты указывается даже на значение «безбожный, нечестивый», однако, основными значениями являются все же значения, связанные с недоброжелательностью, несправедливостью и враждебностью. Ниермейер, в принципе, не приводит значений слова, связанных с религией. Аноним также называет императора «nequissimus» (негоднейший), когда дает свои комментарии по поводу принесения ему клятвы: «ввиду необходимости волей-неволей унизили себя перед негоднейшим из императоров» . Петр Тудебод опускает эту фразу, зато в другом месте называет императора «exsecratus» (проклятый, гнусный, ужасный): «Армия проклятого императора пришла и атаковала графа, его братьев, и всех, кто был с ними». Стоит заметить, что эта фраза имеется и у Анонима, но Петр добавляет сюда свою терминологию, которая указывает на религиозную сторону. Кроме того, Петр пишет, что император есть «prophanus», что тоже указывает на религиозную нечистоплотность («лишенный святости», «нечестивый»): «Мы не можем делать что-либо иное. Мы находимся в милости нечестивого (prophanus) императора, и нам следует выполнять все, что он нам приказал». Здесь аналогично: фраза практически совпадает с «Деяниями франков», но эпитет «нечестивый» добавил Петр Тудебод. Иными словами, Тудебод, в отличие от Анонима, использует терминологию, которая, по всей вероятности, указывает на религиозную сторону дела.

«Вершиной антивизантинизма у Анонима» назвал исследователь Б. Скулатос единственное место в хронике, где Аноним критикует византийцев в целом. Прямо о византийцах не говорится, насчет них здесь скорее сделан тонкий намек, вставленный в речь мосульского атабека Кербоги: «Мы прибыли сюда затем, что весьма дивимся, по какой причине и почему сеньоры и предводители, которых вы упомянули, называют своей землю, которую мы отобрали у женоподобных (effeminatus) народов?». Аналогичный абзац имеется у Петра Тудебода, т.е. в этой критике два хрониста выступают на равных. Однако, речь здесь не идет о религии, и эта критика не сравнима с критикой императора Петром Тудебодом.

Раймунд Анжильский, как может показаться вначале, уделяет довольно мало внимания византийской тематике сравнительно с Анонимом. Однако это следствие оговорки, сделанной Раймундом в начале его хроники: хроника будет посвящена только графу Раймунду Сен-Жилльскому. Отношение хрониста к Византии, в целом, негативно, хотя и упоминается помощь императора при осаде Никеи. В «Деяниях франков» гораздо больше говорится о полезности византийцев, ибо неоднократно говорится о поставках провизии с их стороны еще до Никеи. Но важное всего в нашем сравнении одна из цитат с жесткой критикой византийцев: «Первый дар, который пожаловал вам Господь, т.е. Никея, отвернулся от него. Бог дал вам свой город, который отнял у врагов ваших, но затем не был там познан. И если кто-нибудь упоминал имя Господа, он был побит плетьми. Дела Божьи не имели там места». Как известно, Никея сразу же после ее сдачи была занята императорскими войсками. Таким образом, Раймунд Анжильский фактически говорит о религиозных недостатках византийцев, чего никогда не делает Аноним. Несмотря на конфликты церквей, Аноним знал византийцев в повседневной жизни и представлял их как христиан.

Фульхерий Шартрский за некоторыми исключениями в принципе не ругает византийцев. Критика не имеет религиозного характера: например, в повествовании о войне между Боэмундом и императором Алексеем Комнином уже после крестового похода, он называет императора возмутителем и тираном (perturbator et tyrranus). В письме папе от крестоносцев, греки фигурируют как еретики, но это не есть авторская критика, а, скорее, пересказ письма. Стоит, однако, заметить, что Фульхерий Шартрский фактически игнорирует в своей хронике византийскую тематику, что не дает нам до конца понять суть его взглядов. Аноним, напротив, придает важность этой тематике в своей хронике. Как справедливо замечает Джонатан Шепард, о чем уже было сказано, Боэмунд мог быть заинтересован в сотрудничестве с императором из карьерных целей, и на это есть ряд указаний в источниках. В таком случае неудивительно, что его хронист уделил византийским вопросам должное внимание.

Довольно резко критикует императора Гвиберт Ножанский. Мы уже объясняли значение слова «perfidus», которое активно используется и Гвибертом. В принципе, это соответствует общему духу хроники: хронист критикует византийцев с религиозной точки зрения, когда говорит об обрядах восточных церквей. Нами уже упоминался эпизод, в котором император радостно разоружает остатки похода бедноты. Там он назван «perfidus imperator». Император назван perfidus также и в других эпизодах хроники. Вот как описывает хронист прибытие в Константинополь герцога Готфрида Бульонского: «И вероломный император (perfidus), испуганный приходом знаменитейшего графа…». Еще один пример: «И вероломный Алексей (Alexius perfidus), который некогда просил помощи против турок, был жестоко зол на нас». Perfidus имеется в разных вариациях. В хронике фигурирует также «вероломный правитель» (perfido principe inferre praelium oportet) или «вероломнейший тиран» (cum perfidissimo hominum tyranno colloquium habuit). Когда граф Стефан Блуа отговаривает императора идти на помощь крестоносцам в силу критической ситуации, император разворачивает свои армии, что сопровождается соответствующими комментариями Гвиберта: «Сказав это, он, вероломнейший (perfidissimus), без всякого сомнения был рад, ибо он услышал о гибели тех, кого он ненавидел не меньше, чем турок».

Император также является «высокомерным» (mandabat haec tyranni insolentis astutia) и «алчным» (comes itaque quum principem cupidissimum obvium habuisset). Кроме того, император назван «sordidissimus tyrranus». Как правило это имеет значения «подлый», «грязный». Гвиберт применяет по отношению к императору уже упоминавшийся нами термин nequissimus.

Среди терминов, которые могут иметь религиозное значение, помимо уже упомянутого perfidus, можно встретить также impius. Например, когда хронист описывает столкновение императорских войск с крестоносцами Готфрида Бульонского, он пишет, что «нечестивый император узнал об этой новости». Граф Сен-Жилльский клянется «нечестивому императору не посягать на его жизнь и честь». Часто это слово имеет религиозный смысл и означает «нечестивый», «кощунственный». Кроме того, в хронике говорится, что у императора mens infida (Cujus infidae menti per omnia principalis in hoc opere subjacebat intentio…). Данное слово также может иметь религиозный смысл, означая «неверующий».

По поводу греческого народа в целом Гвиберт Ножанский не дает много информации. Так же, как и Аноним, Гвиберт делает намек, что греки женственны, пересказывая речь Кербоги. В ответ на претензии Петра Пустынника, Кербога заявляет, что эти земли принадлежат им, ибо они «отобрали их у народов, которых можно приравнять почти к женщинам» (praesertim quum eam nationi vix feminas aequiperanti mirifica virtute tulerimus). В своей хронике он также говорит, что «… греки, наиболее вялые из людей» (apud inertissimos hominum Graecos). В другой раз Гвиберт упоминает об этом же, когда рассказывает о клятве императору, и говорит, что позор клясться таким как греки, «самым вялым» (per Graeculos istos omnium inertissimos).

Роберт Реймсский, в отличие от Гвиберта, не дает указаний на религиозные вопросы. В принципе, в его хронике этих клише не очень много. Когда Роберт говорит о поражении похода бедноты, он называет императора «nequissimus»: «jubente nequissimo imperatore Constantinopolim regressi sunt». Кроме того, император «хитрый» (dolosus, subdolus). Это, правда, не оригинально, ибо хронисты часто в своих трудах представляют императора коварным и хитрым. В том числе и Аноним говорит об этом, когда рассказывает о приходе воинов к Константинополю: император с коварством строит замыслы против крестоносцев. Роберт Реймсский называет императора «императором Константинополя, подобным лису» (Constantinopolitanus autem imperator vulpinus). Роберт также, подобно Анониму и Гвиберту, говорит о женственной натуре греков: «женственные греки» (quia superaverunt effeminatam gentem Graecorum), «женственный народ» (pro effeminata gens contra nos arma sumpserunt). Последняя из цитат относится к тому самому эпизоду с ответом Кербоги Петру Пустыннику. В целом, типаж клише, которые дает Роберт Реймсский, сходен с хроникой Анонима.

Напротив, хроника Рауля Каэнского содержит гораздо более суровые клише по сравнению с Робертом Реймсским и Анонимом. В принципе, мы уже упоминали, как Рауль приравнял в одном из мест своей хроники греков к туркам. Клише вполне соответствуют этой цитате по своей строгости. Конечно, Рауль говорит об императоре как о хитром человеке, подобно многим хронистам, в том числе и Анониму. Он, например, называет императора «versutus», т.е. «хитрый, лукавый». Однако, подобно Гвиберту Ножанскому, хронист называет императора «perfidus», что может иметь и религиозное значение. Рауль Каэнский пишет, что император - это «вероломный король» (quibus viribus dolos perfidi regis valeat punire). Подобно Гвиберту Ножанскому, Рауль называет императора «тираном». Наконец, хронист делает императора «монстром, не менее жестоким, чем трехглавая химера» (at simul ad id quo triformis Chymera monstrum crudelius non fuit).

Не менее строг к императору и Эккехард из Ауры. Правда, его хроника богата на эпитеты в повествовании об арьергардном походе, в котором он, видимо, участвовал сам. Император назван «maledictus», что часто означает «проклятый». Кроме того, отчасти в связи с нарушением обещаний помощи императору, он назван «perjurus», что может означать «вероломный» в религиозном значении. Император также назван «tyrrannus», говорится о «perjuria» с его стороны. Императора обвиняют в предательстве и коллаборационизме, сотрудничестве с турками. Верх религиозной критики со стороны Эккехарда - это то, как он называет императора «ecclesiae persecutor Alexius» (гонитель церкви Алексей).

Таким образом, автор хроники «Деяния франков», используя критику по отношению к императору, не доходит до обвинений в религиозном ключе, в отношении императора или греческого народа, как это делают многие другие хронисты. Автор, в целом, негативно оценивает византийцев, но сдержан в критике, и не называет их императора «нечестивым», не говоря уже о религиозных разногласиях, как это делает, например, Гвиберт Ножанский.

При этом именно автор «Деяний франков» первый ввел в свою хронику идею о безусловной правоте крестоносцев, взятую затем на вооружение хронистами «семьи Гесты». Уже в «Деяниях франков» мы видим религиозное обоснование этой правоты. Проводится идея о том, что у христиан может быть различный статус и крестоносцы занимают среди них лидирующие позиции. Хронист признает полезность византийцев, но в то же время не воспевает Константинополь и его значение в истории христианства.

Заключение

Таким образом, хроника «Деяния франков» - это хроника в своем роде уникальная. В ней содержится свой особый взгляд на проблему роли византийцев в крестовом походе. В вопросе о разделе мира на своих и чужих, этот автор занимает особую позицию.

Хроника «Деяния франков», избранная нами для нашего исследования, является одной из хроник, написанной участником крестового похода. Есть вероятность, что ее автор не принадлежал к духовенству, но являлся светским воином, рыцарем средней руки. Об этом говорит стиль хроники и ряд указаний в тексте хроники. В историографии принято относить автора хроники к категории хронистов, принимавших личное участие в первом крестовом походе. В тексте имеются также указания на то, что принадлежал автор к армии итальянских норманнов под предводительством Боэмунда Тарентского. Кроме того, текст содержит указания на то, что сам автор мог быть итальянцем, из числа итальянских норманнов. Южная Италия была завоевана норманнами незадолго до первого крестового похода.

Учитывая это, мы попытались расставить в нашем исследовании точки над i в вопросе о первенстве между хроникой Анонима и хроникой Петра Тудебода. Хроника Петра Тудебода представляет собой хронику, очень похожую по своему сожержанию на хронику «Деяния франков». Речь идет об очень значительной степени сходства двух документов, что делает очевидным факт либо наличия общего источника, либо крупномасштабных заимствований, сделанных одним из хронистов у другого хрониста. Проведенный нами анализ показал, что хроника Петра Тудебода, пусть и в меньшей степени, но является пронорманнской. Хоть и в меньшей степени, но хронист восхваляет норманнского предводителя Боэмунда Тарентского. На наш взгляд, такая привязанность к итальянским норманнам вряд ли была бы характерна для священника из Пуатье, коим был Тудебод. В связи с этим, нами был сделан вывод о том, что первичной хроникой являются «Деяния франков», видимо, написанные норманном. Хроника Тудебода же была написана при активном использовании «Деяний франков». При написании своей хроники, Тудебод частично убрал, а частично и оставил хвалебные эпитеты в отношении Боэмунда Тарентского. Гипотеза об общем для всех источнике, не дошедшем до наших дней, остается пока лишь гипотезой.

Итальянские корни Анонима дали нам возможность сделать предположение о том, что его взгляды на византийцев будут отличны от других хронистов. Дело в том, что у итальянских норманнов существовала возможность узнать византийцев в повседневной жизни, чего не было у французских хронистов. Норманны завоевали Италию, которая до них была отчасти византийской. Завоевание византийской Италии происходило постепенно и закончилось незадолго до первого крестового похода. В результате, это означало постоянные контакты с греками в повседневной жизни. Под норманнским владычеством в Италии оставались общины греков, некоторые из которых существуют и в наши дни, и которые поныне сохраняют свой диалект. С другой стороны, византийцы активно использовали иностранных наемников, среди которых было достаточно много норманнских наемников. Привлечение таких наёмников могло иметь и отрицательные последствия, однако, это не останавливало византийцев. Отношения византийцев и норманнов в итальянском регионе были достаточно тесными и подчас конфликтными. Не в интересах византийцев было усиление папского влияния в регионе. Кроме того, можно вспомнить и о войне Роберта Гвискара в 80-х гг. как об одном из крупных конфликтов того времени. «Долгая история любви» могла спровоцировать хрониста на плохое мнение о византийцах. С одной стороны, это были конфликты, завоевание Италии, распространение папского влияния и войны Роберта Гвискара. Однако, с другой стороны, норманнское завоевание позволило норманнам узнать византийцев в повседневной жизни.

При этом итальянский хронист являлся представителем западного христианства, и на написание хроники могли повлиять взаимоотношения христианства Востока и Запада. Норманнское завоевание привнесло в регион усиление папского влияния. Меж тем, отношения двух церквей не были стабильными. С одной стороны, это улучшение отношений во времена папы Урбана II, а с другой стороны, это конфликт 1054 г. с взаимным отлучением патриарха Константинополя и папских легатов. Скорее эти отношения можно назвать как достаточно прохладные, ибо конфликты в отношении двух церквей происходили уже достаточно давно, уже начиная с первых веков христианства. Разногласия касались богословских вопросов, таких как проблема filioque, обрядовых вопросов и сфер влияния. Между Римом и Константинополем велась борьба за то, кто распространит свое влияние в церковной области в большей мере. Именно в преддверие первого крестового похода происходит существенное укрепление папской власти в Европе. Ряд специалистов полагает, что дальнейшим шагом должно было стать расширение влияния в Византии, как и в Восточной Европе в целом. Здесь же можно упомянуть и возможные обращения византийского императора за помощью на Запад, что могло отчасти спровоцировать намерения папы.

Столкновение также было и на уровне противоречия идеологии императорской власти в Византии и идеи крестового похода. С одной стороны была идея крестового похода, фактически являвшаяся результатом развития идеи оправданности и правомерности войны в западнохристианском мире. Война была признана уместной в случае, если она справедлива и имеет должное обоснование и священной, если она имеет божественное предписание. Затем, священный статус от самой войны как таковой начинает переходить и на ее участников. Фактически, крестовый поход добавил в идею войны лишь идею войны как паломничества и эсхатологические идеи. Как таковая, идея священной войны была сформирована на Западе еще до наступления эпохи крестовых походов. На страницах хроник, крестоносцы исполняли божественную волю, пользовались поддержкой Бога и святых, претерпевали мученичество и получали воздаяние. Это подразумевало, что их статус выше, чем у остальных христиан.

С другой стороны, в Византии власть императора была окружена священным ореолом, в связи с этим существовал сложный императоркий церемониал, и предполагалось, что «ромеи», которыми он правит, вправе считаться «главными христианами». Совместимость двух идеологий оказалась сомнительной. Кроме того, представления византийцев о себе как о «ромеях» не уживались с идеей трансляции Рима на Западе, вначале в виде империи Карла Великого, а затем империи германских императоров.

В итоге, войны норманнов с византийцами, конфликты между западным и восточным христианством, а также противоречия на идеологическом уровне, видимо, спровоцировали нашего хрониста на, в целом, плохое отношение к византийцам на страницах хроники.

Хроника «Деяния франков» оценивает византийцев, в общем, отрицательно. Это следствие как частных конфликтов Италии и Византии, так и отношений западных и восточных христиан в целом. В хронике неявно проводится мысль о том, что крестоносцы всегда правы, хотя из текста явствует, что виновниками ряда конфликтов были именно крестоносцы. Хронист не признает за греками статус «ромеев», считая их без сомнений христианами, но более низкими по статусу, чем крестоносцы. Хронист несколько раз говорит о божественной поддержке крестоносцев в конфликтах с византийцами. Помимо божественной поддержки крестоносцев в конфликтах с мусульманами, автор говорит также о божественной поддержке крестоносцев в конфликтах с греками, ставя их, таким образом, ниже по статусу в иерархии христиан. Это является своего рода оправданием для правила «крестоносец всегда прав». По сути, здесь против византийцев используется идея священной войны.

Однако хронист не критикует византийцев с религиозной точки зрения. Здесь, видимо, дал о себе знать факт тесного знакомства автора хроники с византийцами в процессе повседневной жизни. Он никогда не напоминает читателю о религиозных спорах, не называет императора «вероломным» или «нечестивым», подобно другим хронистам. Касаясь религиозных вопросов, автор лишь позволяет себе говорить о превосходстве крестоносцев над византийцами в религиозном отношении, об их более высоком статусе в христианстве. Отношение автора к византийцам скорее является прагматичным: он признает их полезность, признает их христианами, но не восхваляет их и подчеркивает их второстепенный статус.

Благодарности

Автор дипломной работы благодарит преподавательский состав кафедры всеобщей истории ГФ НГУ и лично канд. ист. наук, доцента Г. Г. Пикова за руководство дипломной работой. Отдельная благодарность выражается канд. филол. наук, доценту Т. Г. Мякину за неоценимую помощь в работе с латинскими текстами. Кроме того, автор выражает благодарность госпоже Николь Бериу (Университет Лион 2, Франция) за руководство в 2006-2007 гг. магистерской диссертации, вошедшей в основу настоящей дипломной работу.

Автор выражает благодарность сотрудникам Библиотеки Новосибирского государственного университета (Новосибирск), Межуниверситетской библиотеки по филологическим и общественным наукам (Лион), Библиотеки Дома Востока и Средиземноморья (Лион), Библиотеки университета Лион-2 (Лион), Межуниверситетской библиотеки Сорбонны (Париж) и Национальной университетской библиотеки (Страсбург) за помощь в организации исследований.

Remerciements.

remercie les professeurs de la chaire dhistoire mondiale et en personne Monsieur G. G. Pikov (candidat ès sciences historiques, chargé de cours) pour la direction du travail. Je remercie également Monsieur T. G. Miakin (candidat ès lettres, chargé de cours) pour son aide dans le travail avec les textes en latin. En outre, je remercie Mme Nicole Bériou, professeur dhistoire médiévale à lUniversité Lumière Lyon 2, pour la direction de mon mémoire du Master 2 faite à Lyon en 2006-2007, sur la base duquel le travail présent est écrit.transmets mes remerciements au personnel de la Bibliothèque de lUniversité dEtat de Novossibirsk (Novossibirsk), de la Bibliothèque Interuniversitaire de lettres et sciences humaines (Lyon), de la Maison de lOrient et de la Méditerrannée (Lyon), de la Bibliothèque de lUniversité Lumière Lyon 2 (Lyon), de la Bibliothèque Interuniversitaire de la Sorbonne (Paris) et de la Bibliothèque Nationale Universitaire (Strasbourg) pour lorganisation de ma recherche.

Приложение

Текст перевода хроники «Деяния франков» (перевод Т.Г. Мякина, В. Л. Портных, комментарий В. Л. Портных )

Деяния франков. Книга первая.

1. И вот уже приблизился тот час, на который господь Иисус ежедневно указует верующим в него, а именно говоря в Евангелии: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись от себя и возьми крест свой, и следуй за мной». Тогда случилось сильное движение по всем областям Галлии, словно бы возжелал кто-то последовать Богу с ревностью и чистым умом и сердцем, а затем даже взвалить на себя сам крест и, не медля, принять с верностью путь к Святому Гробу. Римский апостольский престол скорее отправился в путь по ту сторону горных областей со своими архиепископами, епископами, аббатами и пресвитерами. И начал с обстоятельностью проповедовать и предписывать, говоря, что если кто пожелает спасти свою душу непорочной, то пусть не усомнится смирено последовать путем Господа. А если же у кого скуден запас денариев, то божественное милосердие даст достаточно. Владыка апостольский говорил: «Братья, вам следует претерпеть во имя Христа много несчастий, бедности, лишений, гонений, скудости, болезней, голода, жажды и многого другого, ибо Бог сказал своим ученикам: «Следует вам много претерпеть за имя мое» и «Не стыдитесь говорить перед лицом людским; я дам вам уста и красноречие», и, наконец «И последует вам обширное воздаяние». Постепенно эта речь стала распространяться по всем галльским землям и отечествам. Бесстрашные франки немедленно стали шить крест на правом плече, говоря, что единодушно последуют по следам Христа, рукой которого они были спасены от тартара. И вот уже галлы выступили из своих владений.

. В конце концов, галлы разделились на три части. Часть франков вступила на землю Венгрии, а именно Петр Пустынник, герцог Готфруа и его брат Балдуин, а также Балдуин, граф Монса. Эти превосходнейшие воины и многие другие, кого я не знаю, пошли тем путем, который чудодейственный король Франции Карл Великий приказал некогда проторить вплоть до Константинополя.

Вышеупомянутый Петр первым пришел в Константинополь 1 августа, и с ним многочисленный народ аламаннов. Там нашел он ломбардцев и лангобардов, а также многих других, собранных в одном месте. Император тогда приказал выдавать им провизию, сколько ее было в городе, и сказал им: «Не переходите Геллеспонт (Brachium), пока не соберется вся христианская доблесть, ибо вас не так много, чтобы вы были способны сражаться с турками». А сами христиане вели себя негодным образом: они разрушали и сжигали дворцы в городах, а также уносили свинец, которым были покрыты церкви, и продавали его грекам. Из-за этого император прогневался и приказал им переходить Геллеспонт. После того, как они переправились, они не переставали вершить всяческие злодеяния, сжигая и уничтожая дома и церкви. Наконец, прибыли они в Никомедию, где ломбардцы, лангобарды и германцы отделились от франков, поскольку франки были высокомерны. Ломбардцы и лангобарды избрали себе предводителя по имени Райнольд, то же сделали и аламанны. Вошли они в Романию, и в течение четырех дней шли, и за Никеей нашли какую-то крепость, имя которой Ксеригорд, и которая была безлюдна. Они захватили эту крепость, где обнаружили достаточно хлеба, вина, мяса и обилие всех благ. Турки, услышав, что христиане находятся в крепости, пришли ее осаждать. У ворот крепости был колодец, и у подножия крепости природный источник, поблизости которого вышел Райнольд сделать вылазку против турок. Турки, появившись в праздник Св. Михаила, нашли Райнольда и тех, кто с ним был и убили многих из них. Другие убежали в крепость. Ее немедленно осадили турки, и лишили воды тех, кто там был. И были наши в таком унынье от жажды, что пускали кровь своим лошадям и ослам и пили. Другие бросали пояса и также тряпье в цистерны с тем, чтобы потом выдавливать из них воду в свои уста. Третьи мочились в горсть один другому и пили. Четвертые копали сырую землю, ложились и расстилали ее по своей груди от чрезвычайной засухи и жажды. Епископы и пресвитеры ободряли наших и увещевали их не отчаиваться. Это мучение длилось восемь дней. Наконец, властелин аламаннов договорился с турками, что предаст своих товарищей, и, делая вид, что идет на бой, сбежал к туркам и многие вместе с ним. Но не пожелавшие отречься от Бога, были приговорены к смерти. Тех, кого схватили живыми, они разделили на части, словно овец. Одних ставили наподобие изваяний и стреляли в них из лука. Остальных распродавали и раздаривали, как скот. Одни уводили их к себе домой в Хорасан, другие в Антиохию, третьи в Алеппо, или еще куда-нибудь, где они жили. Эти первыми тогда восприяли тогда счастливое мученичество во имя Господа Иисуса.

Турки, заслышав, что Петр Пустынник и Готье Неимущий находятся в Кивоте, городе выше Никеи, прибыли туда в большой радости для того, чтобы уничтожить их и тех, кто был с ними. Придя туда, они обнаружили Готье со своими людьми, которых турки сразу перебили. Петр Пустынник незадолго до этого отправился в Константинополь по той причине, что был не в состоянии сдерживать этот пестрый народ, не желающие слушать ни Петра, ни его слов. Меж тем, турки, устремившиеся на них, убили многих из них. Одних нашли спящими, других голыми, и убили всех. Один священник принял мученичество над алтарем во время совершения мессы. Те, кто смог уйти, бежали в Кивот. Одни бросились в море, другие скрылись в лесах и горах. Турки, загоняя их в крепость, собрали поленья с тем, чтобы сжечь их всех вместе с крепостью. Тогда христиане, бывшие в крепости, пустили огонь на собранные поленья так, что огонь, обратясь на турок, сжег некоторых из них, но от того пламени Бог наших тогда освободил. В конце концов, турки захватили христиан живыми, и разделили их на части, как прежде сделали с другими, рассеяв по всем тем областям. Одних отослали в Хорасан, других в Персию. Все это случилось в октябре месяце. Император, услышав, что турки так рассеяли наших, очень сильно обрадовался и, отдав приказ, сделал так, чтобы оставшиеся наши переходили Геллеспонт. После того, как они уже были по ту сторону, он разоружил их.

. Вторая часть воинства вступила в земли Склавинии, а именно, Раймунд Сен-Жилльский и епископ Пюи. Третья отправилась по древней римской дороге. Здесь были Боэмунд, Ричард Принципат, Роберт Фландрский, Роберт Норманнский, Гуго Великий, Еврард из Пвизэ, Ачард Монмерльский, Извард де Музона, и многие другие. Затем они прибыли в порты Бриндизи, Бари и Отранто. И вот Гуго Великий и Гийом, сын Маркиза, вышли в море из порта Бари, и, переправившись, прибыли в Диррахий. Правитель той местности, услышав, что здесь заняты превосходнейшие мужи, предавшись в сердце своим злым помыслам, схватил их и приказал незаметно доставить к императору, чтобы они ему присягнули.

Наконец, герцог Готфруа первым из всех сеньоров пришел с большим войском в Константинополь двумя днями ранее Рождества и остановился за городом, пока недоброжелательный император не приказал им расположиться вне городских стен. Расположившись, герцог каждый день осторожно рассылал своих оруженосцев, чтобы доставить солому и другое необходимое для лошадей. И хотя они считали, что могут с уверенностью выходить, куда хотят, недоброжелательный император Алексей приказал туркополам и печенегам нападать на них и убивать. Балдуин, брат герцога, услышав об этом, тайно сделал вылазку, и наконец нашел их, когда они убивали его народ. С крепкой душой Балдуин устремился на них, и превзошел их с Божьей помощью. Захватив шестьдесят из них, он часть убил, а часть распорядился отвести к брату. Когда об этом услышал император, он очень прогневался. Герцог же видя, что император разгневан, вышел со своими из предместья и остановился за городом. Вечером несчастный император вновь приказал своим войскам напасть на герцога и народ Христа. Гоня их, непобедимый герцог и Христово войско семерых из них убили, а других непрерывно преследовали до ворот города. Вернувшись в свой лагерь, герцог оставался там пять дней, пока не заключил договор с императором. И сказал ему император, чтобы он перешел рукав св. Георгия (Геллеспонт), разрешив ему взять вместе с тем столько продовольствия, сколько есть в Константинополе, а бедным испрашивать себе в виде милостыни необходимое для жизни.

. А сильный в бою Боэмунд, который был занят осадой Амальфи, услышав, что пришел бесчисленный народ христианский, состоящий из франков, и что идет он ко Гробу Господню, и подготовлен к сражению с языческим народом, начал усердно допытываться, что за оружие у этого (христианского) народа, что за символ Христа они несут с собой в пути, и каков их клич в бою. О том ему через строй говорили: «Несут они оружие, для войны подходящее, и на правом плече или между плечами несут на себе крест Христа. Единодушен их клич: Бог хочет, Бог хочет, Бог хочет!». После этого движимый Святым Духом, Боэмунд приказал изрезать драгоценное покрывало, которое имел при себе, так, что все оно тотчас пошло на кресты. Вокруг него сразу собирается большая часть воинов, которые вели осаду, так, что граф Роджер остался чуть ли не один и вернувшись в Сицилию и там сетовал и горевал, поскольку он лишился народа своего. Затем, вновь возвратившись в свою землю, господин Боэмунд тщательно подготовился к тому, чтобы отправиться в путь к Святому Гробу. Наконец, он переправился через море со своим войском, и с ним Танкред, сын Маркиза, Ричард Принципат, Райнульф, брат его, Роберт из Ансы, Герман Каннский, Роберт из Сурдеваля, Роберт сын Тостана, Хунфред, сын Рауля, Ричард сын графа Райнульфа и граф де Риссиньоль со своими братьями, а также Буэлло Шартрский, Альберд из Каньяно и Хунфред из Чесоточной горы. Все они перешли к Боэмунду на службу и направились по Болгарии каждый своим путем. Там они нашли исключительное изобилие хлеба, вина и другой пищи. Далее, спускаясь в долину Адрианополя, они подождали, пока весь их народ в равной мере не спустится сюда. Здесь Боэмунд держал совет со своим народом, ободряя и увещевая быть добрыми и смиренными. И пусть они не разграбляют эту страну, ибо это страна христиан, и пусть никто не берет больше того, что будет ему достаточно для еды.

Затем, отправившись оттуда, они шли среди всяческого изобилия от одного поместья к другому, от одного города к другому, от одного замка к другому, до тех пор, пока не мы достигли Кастории. Здесь мы торжественно отпраздновали Рождество. Мы пробыли там много дней в поисках продовольствия. Но жители сами не хотели посочувствовать нам потому, что очень боялись нас, считая, что мы не паломники, а хотим опустошать их землю и убивать их. Вследствие этого мы брали силой быков, лошадей, ослов и все, что еще находили. Выйдя из Кастории, мы вступили в Пелагонию, где была какая-то крепость еретиков. Мы напали на нее со всех сторон, и она покорилась нашей власти. Тогда мы зажгли огонь, и сожгли крепость вместе с ее обитателями. После этого мы достигли реки Вардар. Затем господин Боэмунд выступил дальше со своим народом, но не со всем. Там остался граф де Риссиньоль со своими братьями. Подошло войско императора, и напало на графа и его братьев, и всех, кто были вместе с ним. Услышав об этом, Танкред вернулся назад, и бросившись в реку вплавь достиг тех, и две тысячи человек бросились в реку вслед за Танкредом. Скоро они нашли туркополов и печенегов, сражающихся с нашими. Устремившись на них внезапно и храбро, они доблестно одержали верх. Схватили многих из них, и скованных привели пред очи господина Боэмунда. Он сказал им: «Почему вы, негодные, убиваете народ Христов и мой? У меня нет никакой распри с вашим императором». Они ответили: «Мы не можем делать что-либо иное. Мы находимся в милости императора, и нам следует выполнять все, что он нам приказал». Боэмунд позволил им уйти ненаказанными. Эта битва случилась в среду, в начале поста. Благословен Господь во всем. Аминь. Заканчивается книга первая. Начинается книга вторая.

Деяния франков. Книга вторая.

5. Несчастный император вместе с нашими гонцами поручил одному из своих, которого очень высоко ценил, а именно тому, которого называют дворецким (corpalatium), с безопасностью сопровождать нас, пока мы не придем к Константинополю. И когда мы проходили через их города, он приказывал жителям земли доставлять нам продовольствие так же, как это делали те, о ком мы уже говорили. Впрочем, они настолько боялись храбрейшего народа господина Боэмунда, что никому из наших не позволяли вступать за стены городов. Тогда захотели наши напасть на одну крепость и захватить ее, поскольку она изобиловала всевозможными благами. Однако, Боэмунд, муж рассудительный не захотел согласиться с этим, с одной стороны, ради соблюдения справедливости по отношению к стране, а с другой стороны ввиду обязательств перед императором. Поэтому этого Боэмунд сильно разгневался на Танкреда и всех прочих. Это случилось вечером. А когда наступило утро, вышли процессией обитатели крепости, неся в руках кресты, и пришли к Боэмунду. Он с удовольствием их принял, а потом с радостью позволил удалиться. Затем пришли мы к одному городу, который называется Серреса. Там наши поставили шатры и получили в достатке пропитания, необходимого на те дни. Тогда же Боэмунд пришел в сердечное согласие с двумя дворецкими и дружбы ради, а также ради соблюдения справедливости по отношению к стране приказал вернуть весь скот, добытый грабежом. Наконец, мы достигли города Русса. Греческий народ выходил и шел в радости на встречу с господином Боэмундом, вынося нам в изобилии продовольствие. Наши раскинули там шатры в среду Страстной недели. Боэмунд оставил здесь весь свой народ и отправился говорить с императором в Константинополь в сопровождении немногих воинов. Танкред остался во главе войска Христова и увидев, что паломники покупают еду, втайне решил, что свернет с пути и приведет этот народ туда, где он будет жить счастливо. Наконец, он вступил в какую-то долину, полную всех благ, потребных для телесного пропитания. Там со своей истовостью справили мы Пасху Христову.

. Когда император услышал, что к нему пришел достойнейший муж Боэмунд, он приказал подобающим образом его принять и разместить вне города в безопасности. После того, как тот расположился, император послал к нему, чтобы он пришел говорить с ним с глазу на глаз. Туда же прибыл герцог Готфруа со своим братом. Затем подошел к городу и граф Сен-Жилльский. В тот час император, кипя и содрогаясь от гнева, раздумывал, каким образом ему искусно и с коварством схватить этих Христовых воинов. Но силой божеской благодати ни места, ни времени для того, чтобы навредить ни он, ни его слуги не нашли. В конце концов, все люди знатного происхождения, находившиеся в Константинополе, собрались вместе. В страхе, что лишатся отечества, они, совещаясь и строя замысловатые планы, пришли к тому, что наши графы, герцоги, а также все старшины должны честно принести императору присягу на верность. Однако наши воспротивились, сказав: «Мы определенно недостойны, и нам не кажется справедливым приносить ему присягу».

Быть может, наши предводители еще не раз будут нас обманывать. Что они будут делать в последний час? Скажут, что де ввиду необходимости волей - неволей унизили себя перед негоднейшим из императоров.

Однако же храбрейшему мужу Боэмунду, которого император очень боялся, поскольку тот в былое время не раз прогонял его с войском с поля боя, император сказал, что если тот с готовностью и по доброй воле принесет ему присягу, он даст ему земли у Антиохии на пятнадцать дней ходьбы в длину и на восемь в ширину. Император поклялся ему, что если Боэмунд будет верен своему обязательству, он никогда не нарушит своего. Почему такие сильные и могущественные воины это делают? А потому, что были принуждены жестокой необходимостью.

Кроме того, император предоставил свое покровительство и защиту всем нашим и поклялся, что пройдет с нами, равно как со своим войском землей и морем. И что честно предоставит нам продовольствие на земле и на море и с тщательностью восстановит нами утраченное. Сверх того, он не позволит и не пожелает смутить или опечалить никого из наших на их пути к Святому Гробу.

Граф Сен-Жилльский был размещен вне города в предместье, а люди его остались позади. Император предложил графу дать ему оммаж и торжественное обязательство, как это сделали другие. Пока же император предлагал, граф обдумывал, какому наказанию можно подвергнуть императорское войско. Но герцог Готфруа и Ротберт, граф Фландрский и другие вожди заявили ему, что несправедливо будет воевать против христиан. Муж мудрый Боэмунд также заявил, что если кто-либо причинит императору несправедливость, и воспротивится дать ему торжественное обязательство, он сам станет на сторону императора. Граф, последовав совету своих, поклялся Алексею жизнью и честью, что не будет сам и не даст другим посягать на него. А когда он был призван к оммажу, он поклялся, что не совершит такого, даже если жизнь его будет в опасности. В то время народ Боэмунда подходил к Константинополю.

. Танкред и Ричард Принципат, дабы избежать присяги, данной императору, скрытно перешли Геллеспонт, и вместе с ними почти весь народ Боэмунда. А вскоре все войско графа Сен-Жилльского подошло к Константинополю. Граф остался там со своим народом. Боэмунд же остался с императором и с ним совещался, каким образом доставить продовольствие людям, которые были уже за городом Никеей. Итак, герцог Готфруа вместе с Танкредом и всеми прочими прибыл первым в Никомедию. Они пробыли там три дня. Герцог видел, что нет пути, по которому он мог бы привести этих людей к Никее. Ибо там, где ранее переправлялись другие, столь многочисленный народ не смог бы быстро переправиться. Герцог послал впереди себя три тысячи людей с секирами и мечами пройти и расчистить путь так, чтобы тот, распахнувшись, открылся бы нашим паломникам вплоть до Никеи. Путь этот лежал через узкую и чрезвычайно огромную гору, и посланные герцогом люди ставили позади себя на дороге железные и деревянные кресты, прикреплявшиеся к деревьям так, чтобы и наши паломники могли узнать, куда идти. Таким образом, на четвертый день, 6 мая мы достигли Никеи, которая является столицей всей Романии, и там расположились лагерем. Пока к нам не пришел Боэмунд, у нас была такая нужда в хлебе, что одна лепешка продавалась за 20 или 30 денариев. Когда же прибыл рассудительный муж Боэмунд, он приказал стянуть через море как можно больше продовольствия. Оно приходило одинаково отовсюду, как с земли, так и с моря, и в Христовом воинстве настало великое изобилие.

Затем граф Сен-Жилльский и епископ Пюи, посовещавшись, пришли к единому мнению относительно того, каким образом они будут делать подкоп под одну из башен. Она была напротив их шатров. Были назначены люди для осуществления подкопа, а также арбалетчики и лучники для обеспечения всесторонней защиты. Подкоп довели до основания стены, подставили столбы и поленья, а затем пустили туда огонь. Это все было сделано вечером, а затем башня упала, но поскольку была уже ночь, наши не могли вступить в бой с турками. Той же ночью турки спешно поднялись и восстановили стену настолько прочно, что с наступлением дня никто не мог проломить ее с этой стороны.

Вскоре прибыл граф Нормандский, а также граф Стефан и многие другие, а с ними Роджер Барневилль. Боэмунд осадил город с фронта, рядом с ним Танкред, далее герцог Готфруа, затем граф Фландрский, подле которого граф Норманнский, а с ним рядом Раймунд Сен-Жилльский и епископ Пюи. Таким образом, город был осажден с суши так, что никто не мог дерзнуть ни войти, ни выйти. Все здесь собрались воедино. Разве мог бы кто-нибудь сосчитать столь великое Христово войско? Никто, как я полагаю, не видел прежде и не увидит впоследствии такого множества опытнейших воинов.

С одной стороны к городу примыкало огромное озеро, по которому турки, пускаясь на кораблях, выходили из города, и входили обратно, доставляя траву, дрова и многое другое. Тогда наши старшины, придя к единому мнению, отправили послов в Константинополь просить императора, стянуть суда к Кивоту, где имеется пристань. Далее, пусть он прикажет с помощью быков переволочь суда через горы и леса до самого озера. Это было немедленно сделано, а с ними он прислал и своих туркополов. Однако днем, когда только суда собрались, наши не захотели их тотчас спускать на озеро. С приходом ночи их спустили на само озеро, полные хорошо вооруженных туркополов. С рассветом суда уже шли в полном порядке, направляясь на город. Видя их, турки дивились, не зная, их ли это народ, или императора. Когда же узнали они, что это народ императора, испугались до смерти, рыдая и сетуя. А франки радовались и славили Бога. Турки, видя, что не смогут уже получить помощь от своих войск, снарядили посольство к императору с тем, что они добровольно сдадут город, если он позволит им уйти вместе с женами, детьми и всем их имуществом. И тут император, полный пустых и недоброжелательных помыслов приказал им уходить, ничего не боясь, и приказал также, действуя надежно, привести их к нему в Константинополь. Он с усердием пекся о них, чтобы располагать ими во вред и для противодействия франкам.

Мы осаждали этот город семь недель и три дня. Многие из наших приняли мученичество и, ликуя, с радостью предали свои счастливые души Богу. Также и из самого бедного народа многие умерли от голода во имя Христа. Торжествуя на небе, они приняли столу своего мученичества, единогласно восклицая: «Отомсти, Господи, за кровь нашу, которая за тебя пролита. Благословенный и достойный похвалы во веки веков. Аминь». Заканчивается книга вторая. Начинается книга третья.

Деяния франков. Книга третья.

9. Город был сдан, и турки были уведены в Константинополь, из-за чего император весьма и весьма обрадовавшись тому, что город возвращен под его власть, приказал, выплатить нашим бедным самую большую милостыню. Наконец, выйдя из города, мы в первый же день пришли к какому-то мосту и там оставались в течение двух дней. На третий день, прежде чем солнце начало всходить, наши поднялись. Но поскольку была еще ночь, видимость была не настолько хороша, чтобы держаться одного пути, и разделились на два отряда. Разделившись таким образом, они шли два дня. В одном отряде был муж Боэмунд и Роберт Норманнский, рассудительный Танкред и многие другие. В другом - граф Сен-Жилльский, герцог Готфрид, епископ Пюи, Гуго Великий, граф Фландрский и многие другие.

На третий день турки со всей силой набросились на Боэмунда и тех, кто был с ним. Турки сразу стали гудеть, свистеть и кричать, произнося высоким голосом неизвестное мне дьявольское слово на своем языке. Муж мудрый Боэмунд, увидев вдали бесчисленных турков, гудящих и вопящих демонским голосом, немедленно приказал всем воинам спешиться и быстро раскинуть шатры. Прежде чем раскинуть шатры, он снова обратился ко всем воинам: «Сеньоры и сильнейшие воины Христа, вскоре тяжелая битва обступит нас со всех сторон. Итак, пусть все воины мужественно выступят навстречу туркам, а пешие же пускай благоразумно и скоро разбивают лагерь».

После этого, турки уже отовсюду окружили нас, размахивая мечами, метая копья и разя, и также удивительным образом стреляя из луков во все стороны. Мы же, хотя не могли им ни противостоять, ни выдержать напора такой массы врагов, но однако же единодушно выступили туда. Женщины наши в тот день нам очень помогали, ибо они подносили воду нашим бойцам и всегда горячо ободряли тех, кто сражался и держал оборону. Муж мудрый Боэмунд тотчас наказал остальным, а именно графу Сен-Жилльскому, герцогу Готфриду, и Гуго Великому, а также епископу Пюи, и всем прочим христовым воинам поспешить и поскорее явиться на поле боя. Он говорил: «Если они хотят сегодня вступить в схватку, пусть явятся с мужеством». Герцог Готфрид, отважный и храбрый, и также Гуго Великий, явились вместе со своими войсками раньше других. За ними последовал и епископ Пюи со своим войском. И рядом с теми граф Сен-Жилльский с большим полком.

Наши очень удивлялись, откуда поднялось такое множество турок, арабов, сарацин и прочих, перечесть которых невозможно, ибо почти все горы, холмы, долины и все равнины изнутри и снаружи повсюду покрывало это отлученное поколение. Между нами шла тайная беседа, и мы, восхваляя Бога и обсуждая, говорили: «Будьте всячески единодушны в вере Христовой и победе Св.Креста, поскольку если Богу угодно, сегодня же станете богатыми».

Сразу же наши выстроились в боевом порядке. На левом фланге был муж разумный Боэмунд, Роберт Норманнский и рассудительный Танкред, а также Роберт из Ансы и Ричард Принципат. Епископ Пюи пришел по соседнему холму, со всех сторон окружая неверных турок. Также на левом фланге гарцевал храбрейший воин граф Раймунд Сен-Жилльский. На правом же фланге был герцог Готфруа, пламенный воин граф Фландрии, а также Гуго Великий и многие другие, чьих имен я не знаю.

Сразу же, как только прибыли наши воины, турки, арабы, сарацины и агуланы (Agulani), и все варварские нации быстро обратились в бегство кратчайшим путем через горы и равнины. Турок, персов, павликан (Publicani), сарацин, агулан и других язычников было триста шестьдесят тысяч, без арабов, числа которых никто не знает, кроме одного Бога. Они стремительно бежали в свои шатры, но долго оставаться там им было нельзя. И они снова ударились в бегство, и мы их преследовали, убивая, весь этот день. Мы захватили много добычи - золото, серебро, лошадей и ослов, верблюдов, овец и быков, а также еще много того, чего не знаем. Но если бы в сражении Бог не был с нами, и не послал бы нам тогда другое войско, никто из наших не вернулся бы, ведь эта битва длилась с 3 часов до 9. Но всемогущий Бог, благочестивый и милосердный, не дал своим воинам погибнуть или попасть в руки врагов и быстро послал подмогу нашим. Однако погибли два славных наших воина, а именно Готфрид из Чесоточной горы и Гийом, сын Маркиза и брат Танкреда, а также другие воины и пехотинцы, чьих имен я не знаю.

Кто будет когда-либо настолько мудр или учен, чтобы описать благоразумие, воинственность и храбрость турок? Турок, которые думали устрашить народ франков грозой своих стрел, подобно тому, как они устрашали арабов, сарацин, армян, сирийцев и греков. Но если Богу угодно, их сила никогда не сравнится с нашей. Они справедливо говорят, что сами родом от франков, ибо никто не может быть прирожденным воином, кроме франков и их. Скажу истину, которой никто не осмелится противостоять. Ведь если они всегда были бы тверды в вере Христовой и святом христианстве, и захотели бы исповедовать единого Бога в Троице и Сына Божьего, рожденного от Марии Девы, распятого и воскресшего из мертвых, взошедшего на небо на глазах у учеников, ниспославшего им утешение Святого Духа. Если бы уверовали они правой верой и разумом в Него, правящего на небе и земле, то не найти было бы никого могущественнее, храбрее и изобретательнее в сражениях, чем они. И вот, однако же благодаря Богу они были побеждены нашими. Это сражение было в первый день июля. Заканчивается третья книга. Начинается четвертая книга.

Деяния франков. Книга четвертая.

10. После же того, как турки, враги Бога и святого Христианства, были полностью побеждены, они бежали в разные стороны четыре дня и ночи. И случилось так, что когда Солиман, их герцог (dux), сын Солимана старшего, бежал из Никеи, он встретил там 10 тысяч арабов, которые сказали ему: «О, несчастный, несчастнее всех наших сородичей, отчего ты бежишь весь в ужасе?». Им Солиман со слезами ответил: «Однажды, когда я уже было победил франков, и думал, что они уже связаны и в плену, я, желая заковать их в цепи друг с другом, оглянулся назад и увидел народ настолько неисчислимый, что всякий, бывший там, счел бы, что их многолюдство покрыло все горы, холмы, долины, и все равнины. Видя их, мы тотчас побежали не разбирая дороги, боясь их столь необычайно, что едва убежали от их рук. От этого мы до сих пор в большом страхе. И если вы верите мне и словам моим, то уходите отсюда, ибо если они узнают, что вы здесь, едва ли хотя бы один из вас сможет ускользнуть живым». Услышав такое, они обратили спины и рассеялись по Романии. Мы шли тогда, преследуя негоднейших турок, ежедневно бегущих от нас. Они же, подступая ко всякой крепости или городу, всюду лгали, обманывая жителей этой земли, говоря: «Мы разгромили всех христиан, превзойдя их в бою так, что никто из них уже никогда не осмелится подняться впереди нас. Только позвольте нам войти внутрь». Входя, они грабили церкви, дома и прочее, уводили с собой лошадей, ослов, мулов, уносили золото и серебро, и все, что могли найти. Вдобавок они увозили с собой сынов христианских, жгли и разрушали все вокруг, что могло нас поддержать, убегая и трепеща перед ликом нашим. Таким образом, мы шли за ними по пустынной, безводной и необитаемой земле, откуда едва вышли живыми. Голод и жажда повсюду стесняли нас, и не было для нас здесь никакой пищи, разве что, срывая, мы растирали в руках колючки. Наша жизнь при такой пище была крайне несчастна. Там погибла большая часть наших лошадей, и потому многие из наших воинов остались пешими. Ввиду нехватки лошадей, быки у нас были вместо кобыл, и ввиду крайней нужды мы использовали как вьючный скот козлов, кастрированных баранов, и собак.

Но вот мы вступили уже в благодатную страну, полную разной пищи, разных изысканностей и прочих благ. Наконец, мы дошли до Икония. Жители этой страны советовали нам и уговаривали нас взять с собой бурдюки, наполненные водой, поскольку туда идти целый день и воды очень мало. Мы так и сделали, пока не достигли какой-то реки, где остановились на два дня. Впереди нас отправились гонцы, пока не достигли Ираклии, где было великое скопление турок. Они ждали нас и таились в засаде, с тем, чтобы навредить Христовым воинам. На этих турок отважно напали, подступив, воины всемогущего Бога. В тот день наши враги были превзойдены и бежали так же быстро, как быстро летит стрела, выпущенная с силой из лука. Наши немедленно вошли в город, где оставались четыре дня.

Там отделились от остальных Танкред, сын маркиза, и граф Балдуин, брат герцога Готфрида. Они вместе вступили в долину Ботрентрот. Затем отделился Танкред и отправился в Тарс со своими воинами. Турки выступили из города и пошли им навстречу, поспешив собраться воедино для битвы с христианами. Когда подошли наши и сразились с турками, они обратились в бегство, поспешно возвращаясь в город. Прибыл и Танкред, воин Христов. Ослабив поводья, он стал лагерем у ворот города. С другой стороны подошел знаменитый муж - граф Балдуин - со своим войском, требуя от Танкреда, чтобы тот по-дружески счел достойным его участие в разделе города. Ему сказал Танкред: «Тебе я во всяком разделе отказываю наотрез». С наступлением ночи все турки, трепеща, обратились в бегство. Жители под покровом ночи вышли из города, крича в один голос: «Спешите, о непобедимые франки, спешите, ведь турки все одинаково отступают, разбуженные страхом перед вами».

В начале следующего дня пришли старейшины города и добровольно сдали нам город, говоря тем, кто друг с другом спорил насчет него: «Оставьте, сеньоры, оставьте, ибо мы хотим и требуем, чтобы нами повелевал и правил тот, кто вчера так мужественно сражался с турками». И вот Балдуин, этот дивный граф, спорил и ссорился с Танкредом, говоря: «Войдем вместе и разграбим город, и кто сможет взять больше, пусть возьмет, и кто сможет захватить, пусть захватит». Храбрейший Танкред ему сказал: «Пусть меня это минует. Ведь я не хочу грабить христиан. Жители этого города избрали меня своим господином и хотят, чтобы я владел городом». Однако же храбрый муж Танкред был не в состоянии долго противиться графу Балдуину, ибо велики были его войска. Волей-неволей Танкред все-таки оставил город и с достоинством отступил вместе со своим войском. Были ему тотчас переданы два наилучших города, а именно Адана, Мамистра, и много крепостей.

. Основные силы, а именно, Раймунд Сен-Жилльский, ученейший Боэмунд, герцог Готфрид и также многие другие вступили в землю армян, жаждущие и алчущие турецкой крови. И вот они подошли к какой-то крепости, настолько мощной, что они не могли с ней ничего поделать. Был там один человек по имени Симеон, родом из тех мест, который домогался этой земли с тем, чтобы защищать ее от турецких недругов. И они по доброй воле передали ему всю эту землю, и он остался там со своим народом. Уйдя оттуда, мы благополучно достигли Цезареи Каппадокийской (Кесарии). Затем выйдя из Каппадокии, пришли к какому-то городу, прекраснейшему и исключительно богатому. Его до нас совсем недавно в течение трех недель осаждали турки, но не покорили. Как только мы прибыли туда, он тотчас сдался нам с великой радостью. Один воин, имя которому Петр Ольпский, потребовал у сеньоров эту крепость для себя, чтобы защищать ее, оставаясь верным Богу, Св.Гробу, сеньорам и императору. Ему уступили ее безвозмездно и с великой любовью. Следующей ночью Боэмунд услыхал, что турки, которые раньше осаждали город, числом превосходят нас. Тотчас изготовился он со своими воинами с тем, чтобы напасть на турок со всех сторон, но не мог их обнаружить.

Потом прибыли мы к какому-то городу по имени Коксон, где было великое изобилие всевозможных и необходимых нам благ. Христиане, как видно, питомцы этого города, тотчас сдались. Мы провели там наилучшим образом три дня, и наши там сполна восстановили свои силы. Граф же Раймунд, услышав, что турки, охранявшие Антиохию, разошлись, решил у себя на совете послать туда часть своих воинов, взять город под свою охрану со всей тщательностью. В конце концов он избрал тех, кого пожелал избрать, а именно виконта Петра де Кастийон, Гийома из Монпелье, Петра де Роэ, Петра Раймунда из Хатпула с пятью сотнями воинов. В долине близ Антиохии они достигли какой-то крепости павликан и там услышали, что в городе турки, которые мужественно готовятся к обороне. Петр де Роэ отделился там от остальных, и ближе к ночи пройдя рядом с Антиохией, и вступил в долину Руджи. Он встретил здесь турок и сарацин, и сразился с ними, убив многих из них, а остальных с яростью преследовал. Армяне, жители этой страны, видя, что наши взяли верх над язычниками, немедленно сдались. Сам Петр де Роэ тотчас взял Рузу и множество крепостей.

Мы, кто остался в Коксоне, выступив оттуда, поднялись на дьявольскую гору, настолько высокую и узкую, что никто из наших не захотел обгонять других на дорожке, видневшейся на горе. Лошади там стремительно падали вниз и одно вьючное животное сталкивало другое. Из-за этого воины стояли в великой печали и самоистязали себя в великой скорби и горе, не зная, что делать с самими собой и со своим оружием. Они продавали свои щиты, лучшую кольчугу со шлемами всего лишь за три или пять денариев, или за столько, сколько кто мог дать. Те, кто не могли продать, бросали их даром подальше от себя и шли. Миновав эту проклятую гору, мы пришли к городу, который называется Мараш. Обитатели его вышли навстречу нам радостные и принесли с собой много провизии. Мы набрали ее в изобилии, ожидая, когда прибудет господин Боэмунд. Так, наши воины вступили в долину, где расположен царственный город Антиохия, столица всей Сирии, и который Господь Иисус Христос передал блаженному Петру, первому из апостолов, чтобы он вновь обратил его ко святой вере. Иисус же царствует вместе с Богом-отцом в единении Святого Духа, во веки веков. Аминь. Заканчивается книга четвертая. Начинается книга пятая.

Деяния франков. Книга пятая.

12. Когда мы стали подходить к мосту через Оронт, наши гонцы, которые обычно всегда шли впереди, обнаружили бесчисленное множество турок, шедшее на нас в помощь Антиохии. Наши, единые сердцем и умом, бросились на них и одолели. Варвары были ошеломлены и обратились в бегство. А многие из них были убиты и в самом сражении. Наши, благодаря Богу одолев их, захватили много добычи, лошадей, верблюдов, мулов, ослов, нагруженных хлебом и вином. Прибыв, наши расположились лагерем на берегу реки. Мудрый Боэмунд тотчас с четырьмя тысячами воинов стал у ворот города, чтобы быть начеку на тот случай, если кто захочет ночью тайком выйти или войти в город. На следующий день в полдень они подошли к Антиохии, в четверг, 21 октября, и мы дивным образом начали осаду трех городских ворот. В других местах нам для осады недоставало места: высокая и узкая гора препятствовала нам. Наши враги, турки, что находились внутри города, повсюду настолько боялись нас, что никто из них не осмеливался тревожить кого-либо из наших чуть ли не на протяжении пятнадцати дней. Расположившись в окрестностях Антиохии, мы нашли там полное изобилие, а именно, богатые виноградники, тайники, полные зерна, деревья, изобилующие плодами, а также много других благ.

Армяне и сирийцы, которые были в городе, вырываясь оттуда и показывая, что они перебежчики, ежедневно были с нами, но их жены были в городе. Они изобретательным образом следили за нами и за нашим состоянием, и все передавали осажденным в городе. После того, как турки поняли, что мы есть, они начали понемногу выходить из города и повсюду притеснять наших паломников. Не только в одном месте, но и повсюду они тайком беспокоили нас у моря и у горы.

Неподалеку была крепость, по имени Арегх, где во множестве собрались самые храбрые из турок, неоднократно беспокоившие наших. Услышав о таком, наши сеньоры весьма опечалились и послали воинов с тем, чтобы те тщательно разведали место, где находились турки. Отыскав место, где они скрывались, искавшие их наши воины напали на них. Понемногу отступая назад, туда, где, как они знали, находился Боэмунд со своим войском, наши сразу потеряли двух человек. Услышав об этом, Боэмунд, как храбрейший поборник Христов, выступил вместе со своими, и варвары устремились против них, поскольку наших было немного. Тем не менее, соединившись, они завязали бой. Много наших врагов было убито, других схватили и привели к воротам города. Там туркам отрубали головы с тем, чтобы повергнуть в унынье находившихся в городе.

Иные из горожан выходили из города, поднимались на какие-нибудь ворота, и стреляли в нас так, что их стрелы падали в лагерь господина Боэмунда, и одна женщина была убита стрелой.

. Собравшись вместе, наши предводители устроили совет, и решили: «Построим лагерь на вершине горы Марегарт, чтобы мы могли быть в безопасности и защитить себя от турецких угроз». Итак, построив и укрепив лагерь, все предводители поочередно его охраняли.

Перед Рождеством Господним хлеб и вся пища стали уже очень дороги. Мы теперь не отваживались уходить далеко от лагеря, и не могли добыть ничего съестного в землях христиан. Никто не отваживался выступить в страну сарацинов, разве что с большим полком. В конце концов, наши сеньоры устроили совет, обсуждая, как им быть с таким большим числом людей. На совете решили, что одна часть наших пойдет собирать со всей тщательностью провизию и будет всюду стражем для войска. Другая же часть останется в лагере охранять его. И вот Боэмунд сказал: «Сеньоры и опытнейшие воины, если вам угодно и вы сочтете это благом, я буду с графом Фландрским и пойду с ним». Отпраздновав с пышностью праздник славнейшего Рождества, в понедельник те и другие выступили из лагеря, имея более 20 тысяч воинов и пехотинцев. Целые и невредимые они вступили в землю сарацинов. Уже собралось множество турок, арабов, сарацинов из Иерусалима, Дамаска, Алеппо и других земель, шедших на подмогу Антиохии. Услышав, что народ христиан собрался против их страны, турки немедленно изготовились к войне против христиан. И вот, на рассвете они пришли туда, где наш народ собрался воедино. Варвары разделились, создав два войска, одно впереди, а другое позади, стремясь окружить нас со всех сторон. Славный граф Фландрский, движимый и вооруженный верой и знаком креста, который с верностью каждый день нес на себе, устремляется на турок вместе с Боэмундом. Наши единодушно напали на них. Турки немедленно ударились в бегство, поспешно обратив спины. Множество их было убито, а наши захватили их лошадей и другую добычу. Прочие же турки, оставшиеся в живых, быстро бежали, впав в гибельную ярость. Мы же, возвратившись с великим триумфом, восхваляли и прославляли триединого Бога, живущего и царствующего ныне и во веки веков. Аминь. Заканчивается книга пятая. Начинается книга шестая.

Деяния франков. Книга шестая.

14. Наконец, находившиеся в Антиохии и оборонявшие город турки, враги Бога и святого христианства, услышали, что господин Боэмунд и граф Фландрский уже не осаждают их. И тогда они стали выходить из города и дерзко вступали в бой с нами, подстерегая повсюду, где осаждавшие были слабее. Они знали, что наиболее опытные наши воины ушли в поход. Итак, турки нашли, что во вторник они смогут выступить против нас и нанести нам урон. Украдкой приблизились негоднейшие варвары и решительно набросились на нас. Они убили многих наших воинов и пехотинцев, не ожидавших нападения. Даже епископ Пюи в тот тяжелый день потерял своего сенешаля, который нес с собой и хранил его знамя. И если бы не было реки, которая была между нами и ними, они еще чаще нападали бы на нас, и причинили нашему народу величайший ущерб.

Итак, благоразумный муж Боэмунд выступил со своим войском из земли сарацин и взошел на гору Танкреда, думая, не найдет ли он там что-нибудь, что можно было бы унести с собой. Ведь они истощили уже всю страну, причем одни что-то нашли, другие же вернулись с пустыми руками. Тогда мудрый муж Боэмунд громко закричал им: «О, несчастный и жалкий народ! О, ничтожнейшие из всех христиан! Отчего вы хотите уйти так быстро? Остановитесь немедленно, остановитесь, до тех пор, пока мы не собрались вместе и не разбредайтесь подобно овцам, не имеющим пастыря. Ведь если наши враги найдут вас разбредшимися, они убьют вас, поскольку стерегут и днем, и ночью, чтобы захватить вас разбросанными и без поводыря, или совсем одних. Они ежечасно стараются уничтожить вас или захватить в плен». И когда уже все было сказано, он возвратился к своему войску со своими людьми, скорее налегке, чем с добычей.

Армяне и сирийцы, увидевшие, что наши вернулись с совершенно пустыми руками, сговорившись между собой, отправились по горам и хорошо им известным местам, тщательно выискивая и скупая хлеб и провизию. Они свозили ее к войску, где был сильный голод. Ношу одного осла, груженного продовольствием, продавали за 8 золотых солидов, что есть 120 денариев. Тогда многие из наших умерли, не имея денег, на которые они могли бы что-нибудь купить.

. Гийом Плотник и Петр Пустынник из-за великой беды и несчастья, тайком ушли. Танкред, преследуя, схватил их и привел обратно с позором. Они дали ему обет, что своей волей возвратятся к войску и дадут удовлетворение сеньорам. Всю ночь Гийом пролежал как презренная вещь в шатре господина Боэмунда. На следующий день на рассвете, он, краснея от стыда, предстал пред очи господина Боэмунда. Боэмунд обратился к нему: «О, несчастье и бесчестье всей Франции, позор и стыд Галлий! О, ничтожнейший из всех, кого носит земля, по какой причине ты так постыдно сбежал? Быть может, потому, что ты захотел предать этих воинов и войско Христово, так же, как ты предал иных в Испании?». Тот же был совершенно безмолвен, не проронив ни слова. Почти все франки единодушно и смиренно просили не позволять, чтобы ему было еще хуже. Боэмунд, просветлев взором, кивнул в знак согласия и сказал: «Я соглашусь с этим во имя вашей любви в том случае, если он мне всем сердцем и умом принесет клятву, что никогда не отступит с пути иерусалимского добром или злом. И Танкред пусть поклянется, что ни сам, ни через своих людей не будет чинить ему вражду». Танкред, услышав эти слова Боэмунда, охотно согласился. Тот же немедленно отпустил его. Впоследствии же, Гийом Плотник, покрытый величайшим позором, недолго медля, украдкой скрылся.

Господь дал нам познать эту нищету и несчастье за наши грехи. Во всем войске тогда никто не был способен найти 1000 воинов, у которых были бы лошади в хорошем состоянии.

. Тем временем, наш враг Татикий, услышав, что войско турок выступило против нас, сказал, что он испуган, считая, что мы все погибли и уже в руках врага. Выдумывая всякую ложь, он сказал: «Сеньоры и благоразумнейшие мужи, взгляните, мы здесь в большой нужде, и помощи нам нет неоткуда. Но только позвольте мне возвратиться на родину в Романию, и я, безо всякого сомнения позабочусь о том, чтобы пришло по морю множество кораблей, груженных зерном, вином, ячменем, мясом, мукой и сыром, а также всеми благами, которые нам необходимы. Я позабочусь также о том, чтобы собрать коней для продажи вам и доставить провизию по суше через землю, находящуюся во владении императора. Я с верностью клянусь вам все это сделать и проследить за всем. Кроме того, люди мои, и шатер мой - в поле и будут вам верным ручательством того, что я возвращусь как можно скорее».

Так он закончил свою речь. Был он враг, все свое оставил в лагере, и погряз, и никогда не отмоется от своего клятвопреступления. Таким вот образом, впали мы в большую нужду, поскольку турки отовсюду сдерживали нас так, что никто из наших не осмеливался выходить из лагеря. Они теснили нас с одной стороны, и голод мучил нас с другой. Мы нуждались в помощи и поддержке. Простой и беднейший народ бежал на Кипр, в Романию и в горы. К морю идти мы в любом случае не осмеливались ввиду угрозы со стороны турецких подонков. Все пути были для нас закрыты.

. Господин Боэмунд, услышав, что бесчисленный народ турок идет на нас, тайком явился к остальным сеньорам и сказал: «Сеньоры и разумнейшие воины, что будем делать? Нас не столь много, чтобы сражаться на два фронта. Но знаете, что мы будем делать? Разделимся на две части. Пусть пехотинцы остаются стеречь шатры. Они смогут противостоять тем, кто находится в городе. Остальная же часть воинов пойдет с нами навстречу нашим врагам, которые расположились неподалеку, в замке Арегх, за мостом через Оронт.

Когда же настал вечер, вышел из лагеря благоразумный муж Боэмунд с другими разумнейшими воинами и направился по пути между рекой и озером. На рассвете он приказал разведчикам выдвинуться вперед и разузнать, сколько у турок эскадронов и где они, или, по возможности, что они делают. Те выдвинулись и стали тщательно выискивать, где таятся отряды турок. Наконец, они увидели, что бесчисленное множество турок выдвинулось со стороны реки, разделившись на два отряда. Главная же их сила шла позади. Разведчики быстро возвратились, говоря: «Вот, вот, идут! Итак, будьте все готовы, поскольку они уже близко». Муж благоразумный Боэмунд сказал остальным: «Сеньоры и непобедимейшие воины, выстраивайтесь для битвы». Они ответили ему: «Ты рассудителен и благоразумен, ты велик и знаменит, ты храбр и победоносен, ты законодатель битв и судья сражений - сделай это. Будет все, как ты велишь. Все, что тебе кажется полезным, соверши и сделай для себя и для нас». Тогда Боэмунд приказал, чтобы каждый из предводителей сам выстроил свой отряд в должном порядке. Так и было сделано. Выстроились шесть отрядов. Пять из них, соединившись, ударили на врагов. Боэмунд со своим отрядом шел позади. Наши с успехом схватились с врагами в рукопашную, и один разил другого. Крик сотрясал небеса. Все сражались вместе. Тучи метательных снарядов помрачили воздух. После того, как подошла их главная сила, остававшаяся позади, и с яростью обрушилась на наших, они стали подаваться назад. Муж многоученый Боэмунд, увидев это, застонал. Он приказал своему коннетаблю Роберту, сыну Жирара: «Спеши скорее, как только можешь, как подобает храброму мужу. И будь ревностной подмогой Богу и Св.Гробу. Ты поистине знаешь, что эта война не плоти, но духа. Итак, будь храбрейшим поборником Христа. Иди с миром. Да будет Господь с тобой везде». Со всех сторон защищенный знаком креста, был он, словно лев, что проголодав три или четыре дня, выходит из своей пещеры, рычащий и жаждущий овечьей крови, и безрассудно бросается на стадо, растерзывая овец, бегущих в разные стороны. Так он сражался среди толп турок. Он так сильно наседал на них, что языки знамени метались над их головами.

Другие отряды увидели, что знамя Боэмунда с честью вознеслось впереди других, и повернули обратно. Наши единодушно устремились на турок. Те же, ошеломленные, ударились в бегство. Наши преследовали их и рубили вплоть до моста через Оронт. Турки поспешно вернулись в свою крепость, взяли все, что смогли найти, опустошили его весь и, предав огню, бежали. Армяне и сирийцы, думая, что турки полностью проиграли войну вышли и поджидали их в ущельях. Там они убили и схватили многих из них.

Итак, в тот день, по воле Божьей, были побеждены наши враги. Наши удовлетворили свою нужду в лошадях и многом другом, в чем мы нуждались. Сто мертвых голов они принесли к воротам города, где подивились на это посланцы Вавилона, посланные нашим сеньорам и разбившие там лагерь. Те из наших, кто оставался в лагере, весь день сражались с теми, кто был в городе у трех его ворот. Эта битва случилась во вторник перед началом поста, 9 февраля, по благословению Господа нашего Иисуса Христа, Бога, что с Отцом и Святым Духом живет и правит во веки веков. Аминь. Заканчивается книга шестая. Начинается книга седьмая.

Деяния франков. Книга седьмая.

18. По промыслу Божьему, наши возвратились, торжествуя и радуясь триумфу полной победы над врагами в тот день. Враги, были всюду побеждены, и бежали в разные стороны, бродили и скитались. Одни из них вступили в Хорасан, другие - в страну сарацинов. Наши предводители видели, что враги, находившиеся в городе, нам в тягость и стесняют нас, днем и ночью бодрствуя и приискивая, где они могут нанести нам урон. Собравшись вместе, наши предводители постановили: «Пока мы не потеряли свой народ, построим крепость у мечети, что перед городскими воротами в том месте, где мост. Там мы, пожалуй, сможем сдерживать наших врагов». Все согласились и решили, что это будет хорошее дело. Граф Сен-Жилльский сказал первым: «Помогите мне построить крепость, а я ее укреплю и буду охранять». Боэмунд ответил: «Если вы и остальные желают, я пойду с вами в гавань Св.Симеона и с тщанием приведу находящихся там, кто сделает эту работу. Остальные, те, кто останется здесь, пусть повсеместно готовятся к обороне».

Граф и Боэмунд отправились в гавань Св.Симеона. Мы же, те, кто остались, собравшись вместе, начали возводить лагерь. Между тем, турки тотчас же изготовившись, выступили из города для битвы с нами. Они ударили на нас и обратили наших в бегство, а многих убили. От этого мы были в большой печали.

На следующий день турки, видя, что наших предводителей нет с нами, и что еще минувшим днем они ушли в гавань, подготовились и выступили навстречу тем, кто направлялся из гавани. Видя, что граф и Боэмунд уходят и уводят с собой тот народ, турки начали гудеть, свистеть, а также кричать неистовым криком. Они стали повсюду окружать нас, метая копья, стреляя из лука, раня и жестоко калеча наших. Они с такой яростью устремились на наших, что те обратились в бегство за ближайшую гору и повсюду, где открывался путь для отхода. Кто смог спастись бегом, вырвался живым, а кто не мог бежать, принял смерть. В тот день более тысячи из наших воинов и пеших претерпели мученичество. Мы верим, что они взошли на небеса, приняв белую стóлу мученичества.

Итак, Боэмунд оставил путь, которого они держались, и поскорее с немногими воинами прибыл к нам, собравшимся вместе. Тогда мы, распаленные убийством наших, призвав имя Христа и уповая на путь ко Св. Гробу, тотчас соединились и выступили на них. Мы устремились на них единые сердцем и душой. Враги Бога и наши были всюду ошеломлены и повергнуты в страшный ужас, думая окончательно победить и уничтожить наших так, как сделали это с народом графа и Боэмунда. Но всемогущий Бог не позволил им этого. Воины Бога истинного, отовсюду вооруженные знаком креста, яростно устремились и храбро ударили на них. Те же быстро бежали по узкому мосту к их воротам. Те, кто не смог перейти мост живыми из-за огромного стечения людей и лошадей, там обрели во веки веков погибель вместе со своим дьяволом и его ангелами. Мы разгромили их, оттесняя и сбрасывая в реку. Всюду волны этой быстрой реки, были багровы от крови турок. А если же кто-нибудь из них хотел подняться по сваям моста или пытался достигнуть земли вплавь, то наши, стоя у берега реки, ранили его. Ропот и крики их и наши доносились до небес. Дождь метательных снарядов и стрел затмевал небо и солнце. Христианские жены из города, подходя к стенным проемам, и, видя несчастную судьбу турок, тайком рукоплескали. Армяне и сирийцы по приказу их предводителей - турок - невольно или вольно осыпали нас стрелами. Духовную и телесную смерть нашли в этом сражении 12 эмиров из турецкого войска, а также и другие опытнейшие и сильнейшие воины, бывшие хорошей защитой городу. Их число было 1500 человек. Другие, оставшиеся в живых, уже больше не смели ни вопить, ни свистеть, ни днем, ни ночью, как они раньше обычно делали. Нас разделила лишь ночь. И ночь развела обе стороны, сражающиеся, мечущие копья, разящие друг друга, стреляющие из лука. Доблесть Бога и Св. Гроба взяла верх над нашими врагами, и в дальнейшем они уже были бессильны обрести прежнюю мужество, ни в словах, ни на деле. Таким образом, мы в тот день восполнили недостачу во многих вещах, в которых прежде нуждались, а также в конях.

На рассвете следующего дня остальные турки выступили из города и собрали все трупы мертвых турок, издававшие зловонье, какие могли найти на берегу реки, кроме тех, коих погребла в себе река. Они похоронили их у мечети, что находится за мостом у ворот города. Вместе с ними они похоронили покрывала, золотые бизанты, луки, стрелы и множество другого, чего мы не в силах перечислить. Наши, услышав, что турки предали земле своих умерших, приготовились и поспешно отправились к обиталищу дьявола. Они приказали раскопать и разрыть их могилы, и выбросить их из гробниц. Все их трупы выбросили в какую-то яму, а головы, отрубив, унесли в наш лагерь, чтобы точно знать число убитых. Исключение сделали для нескольких, погрузив их на 4 лошади, принадлежащие послам эмира Вавилона, и отослав к морю. Видя это, турки очень печалились, и скорбели чуть не до смерти. Проводя дни в скорби, они ничего не делали, а только плакали и завывали. На третий день мы все вместе в большой радости начали строить упомянутую крепость, взяв камни из могильника турок. Когда крепость была доведена до конца, мы сразу начали повсюду теснить наших врагов, гордыня которых была уже сведена на нет. Мы в безопасности ходили туда и сюда, к воротам и в горы, радуясь и восхваляя Господа Бога нашего, коему честь и слава во веки веков. Аминь.

Заканчивается седьмая книга. Начинается книга восьмая.

Деяния франков. Книга восьмая.

19. И вот уже почти все тропы были блокированы и закрыты от турок, кроме одной единственной тропы с той стороны реки, где была крепость и какой-то монастырь. Если бы эта крепость была до конца укреплена нами, никто из турок не осмелился бы выходить за городские ворота. Наши посовещались между собой и единогласно объявили: «Выберем одного из нас, чтобы он был надежной защитой для крепости и преградил нашим врагам путь с гор и равнин, а также тем, кто входит и кто выходит из города». Танкред выступил первым, говоря: «Если бы я знал, какую выгоду я получу от этого, я бы ревностно, только силами моих людей, укрепил крепость, со всем мужеством отрезав нашим врагам тот путь, где они обычно свирепствуют». Ему тотчас пообещали 400 марок серебром. Танкред не медлил. Он выступил со своими достойнейшими воинами и сержантами, и тотчас же отрезал отовсюду дорогу туркам так, что они, охваченные страхом перед ним, не осмеливались выйти из города, ни за травой, ни за лесом, ни за какой-либо другой надобностью. Танкред остался там со своими и начал со всех сторон энергично блокировать город. В тот самый день очень много армян и сирийцев пытались тайком пройти горами на подмогу городу, доставив туркам продовольствие. Танкред вышел им навстречу и захватил их, а также все, что они несли, а именно хлеб, вино, ячмень, оливковое масло и прочее. Итак, Танкред держался столь крепко и с такой удачей, что перерезал туркам все тропы, удерживая их до тех пор, пока Антиохия не была взята.

Обо всем, что мы делали до того, как город был взят, я не могу рассказать подробно, поскольку с этой стороны не было никого из клириков или мирян, кто мог бы со всей полнотой описать или рассказать о том, как делалось дело. Но кое-что об этом я скажу.

. Был некий эмир, родом турок, имя которому Фируз. Он был в большой дружбе с Боэмундом. И его Боэмунд постоянно побуждал, посылая одного за другим вестников, с радушием принять его к себе в город, и щедро обещал ему христианство, заверяя, что он станет богатым и будет в большой чести. Он согласился с тем, что было ему сказано и обещано, говоря: «Я охраняю три башни и охотно обещаю их ему. Я запущу его в них в любое время, когда он этого захочет». Теперь Боэмунд был спокоен насчет вступления в город, и радостный с ясным рассудком и кротким взором пришел ко всем сеньорам, принеся им приятную весть. Он сказал: «Благоразумнейшие мужи и воины, посмотрите, в какой ужасной мы все нищете и в каком несчастье, как предводители, так и предводительствуемые. И мы не знаем точно, где нас ждет успех. Итак, если вы сочтете это хорошим и достойным, пусть вызовется среди прочих один из нас. И если он сможет каким-либо образом захватить город ли взять хитростью, сам или с помощью других, мы единогласно подарим город ему». Все отказались наотрез, заявив: «Этот город не будет передан никому. Все мы на равных основаниях будем владеть им. Ведь мы наравне несем тяготы трудов, а потому должны обрести и равный почет». Услышав эти слова, Боэмунд сразу же ушел, немного улыбаясь.

Немногим позже мы услышали от вестников о войске наших врагов - турков, павликан, агулан, азимитан и многих других народах. Немедленно наши предводители, собравшись вместе, устроили совет и постановили, что «если Боэмунд сможет овладеть городом или сам, или с помощью других, мы охотно и по доброй воле подарим ему его. В случае же, если император придет к нам на помощь и выполнит условия того соглашения, исполнять которое он нам пообещал и в котором поклялся, мы возвратим ему город по праву. А если будет иначе, пусть им владеет». И тотчас Боэмунд стал ежедневно нижайшим образом просить своего друга и, заискивая, делал ему самые великие и заманчивые посулы. А именно: «Смотри, вот у нас есть удобный момент, когда мы можем сделать то, что хотим. Итак, пусть поможет сейчас мне мой друг Фируз». Тот, весьма обрадовавшись этому известию, сказал, что он ему поможет во всем, что касается этого дела. Следующей ночью, Фируз послал Боэмунду тайком своего сына в залог того, чтобы Боэмунд, ничего не опасаясь, вступит в город. На словах он также передал ему, чтобы тот на следующий день призвал к оружию весь народ франков, и чтобы те сделали вид, что они идут грабить землю сарацин, а затем быстро вернуться с правого фланга через гору. «Я же, - говорил он - подожду, пока войско поднимется и запущу его в башни, которые находятся под моей охраной и в моей власти». Вслед за этим Боэмунд приказал быстро позвать к себе одного из своих сержантов, а именно Дурную Корону, и наказал ему, чтобы он в качестве вестника призвал главные силы франков усердно готовиться к походу в землю сарацин. Так и было сделано. Боэмунд поделился своим планом с герцогом Готфридом, графом Фландрским, графом Сен-Жилльским, а также с епископом Пюи. Боэмунд говорил: «С Божьей помощью этой ночью Антиохия будет передана нам».

Все было приведено в порядок. Воины шли по равнине, а пехотинцы по горе. Всю ночь они ехали верхом и маршировали вплоть до утренней зари, а затем направились к башням, которые стерег тот страж. Боэмунд тотчас спешился и предписал всем: «Со спокойной душой и в счастливом согласии ступайте вперед, и взойдите по лестнице в Антиохию, которая немедленно перейдет к нам, если Богу это будет угодно». Они подошли к лестнице, которая была уже поставлена и прочно прикреплена к стенам города. По ней поднялось человек 60 из наших. Они разделились по башням, которые охранял Фируз. Фируз, видя, что наших поднялось немного, испугался и боясь, как бы ему не попасться вместе с нашими в руки турок, сказал: «Мало франков у нас! (Μικρούς φράγκους έχομεν) Где пылкий Боэмунд? Где тот непобедимый?». Между тем какой-то сержант - лангобард спустился обратно вниз и как можно быстрее побежал к Боэмунду, говоря: «Почему ты стоишь здесь, муж благоразумный? Зачем ты здесь? Смотри, мы уже взяли три башни!». Тогда Боэмунд двинулся вместе с остальными, и все, радуясь, направились к лестнице. Те, кто были уже на башне, видя это, начали радостно кричать «Бог хочет!». То же кричали и мы. И вот они стали дивным образом подниматься по лестнице, а поднявшись быстро бежали на другие башни. Кого там находили, предавали смерти. Убили они и брата Фируза. Между тем случайно оказалась сломана лестница, по которой поднимались наши, отчего мы впали в большие трудности и в печаль. Но хотя лестница и была сломана, однако с левой стороны недалеко от нас были какие-то запертые ворота, о которых многие не знали. Стояла ночь, но мы, ведя поиски на ощупь, нашли их. Все побежали к ним, и, сломав ворота, вошли через них.

Тогда по всему городу дивным образом разливался многотысячный гул. Однако, Боэмунд этим не довольствовался и тотчас же приказал поднять почетный стяг у замка на какой-то горе. В городе все так же шумели. На рассвете те, кто был с той стороны в лагере, услышав, что сильнейший гул разливается по городу, поспешно выступили и, увидев знамя Боэмунда на горе, устремились бегом. Подошли все, и через ворота вступили в город. Они убили турок и сарацин, где кого нашли, кроме тех, кто бежал наверх в крепость. Некоторые из турок вышли через ворота и, убегая, ускользнули живыми. Яги-Сиан, их господин, весьма страшась народа франков бросился в бегство вместе со многими другими, кто был с ним. Спасаясь бегством, он прибыл в землю Танкреда недалеко от города. Их лошади устали, и они остановились в деревне, спрятавшись в одном доме. Когда об этом узнали обитатели этой горы, сирийцы и армяне, они тотчас схватили их, отрубили им головы, и принесли их пред очи господина Боэмунда, чтобы за это удостоиться свободы. Пояс и ножны Яги-Сиана оценили в 60 бизантов.

Все это совершилось в четверг, 3 июня. Все улицы города были завалены трупами мертвых настолько, что там никто не мог оставаться из-за чрезвычайного зловонья. Никто не мог пройти по улочкам города, так чтобы не ступать по трупам мертвых.

Заканчивается книга восьмая. Начинается книга девятая.

Деяния франков. Книга девятая.

21. Кербога, предводитель войска султана Персии оставался в Хорасане. Яги-Сиан, эмир Антиохии, как можно скорее отправил к нему послов с тем, чтобы тот, улучив момент, пришел ему на помощь, поскольку сильнейший народ франков держит его осажденным в Антиохии. В случае предоставления помощи он обещал передать ему город Антиохию, или, хотя бы, одарит его многочисленными дарами. И вот, поскольку у Кербоги уже было большое войско турок, собранное в течение долгого времени, то он, получив от Халифа, их апостолика, позволение убивать христиан, тотчас отправился в долгий путь к Антиохии. На помощь шел эмир Иерусалима со своим войском. Прибыл туда и король Дамаска с большим числом людей. Кербога собрал множество языческих народов, а именно турок, арабов, сарацин, павликан. азимитов, курдов, персов, агулан и многих других бесчисленных народов. Агулан было три тысячи. Они не боялись ни копий, ни стрел, ни другого оружия, ибо все были со всех сторон покрыты железом, как они сами, так и их лошади. И они желали сражаться в бою только мечом.

Все они выступили на осаду Антиохии, чтобы рассеять ряды франков. И когда они приблизились к городу, навстречу им вышел Сенсадол, сын Яги-Сиана, эмира Антиохии, и сразу бросился к Кербоге, со слезами умоляя и говоря: «О непобедейший государь, умоляю тебя как можно быстрее помочь мне, ведь франки отовсюду осаждают меня в Антиохийском акрополе, а город уже держат в свой власти. Они жаждут отрезать нас от Романии, Сирии, а затем от Хорасана. Они достигли всего, чего хотели и убили моего отца. Не останется ничего иного, кроме того, что они убьют меня, тебя и всех из нашего рода. Я уже давно ожидаю на помощь тебя, дабы ты помог мне в этой беде». Кербога ответил ему: «Если ты хочешь, чтобы я помог тебе от всего сердца и был верной подмогой тебе в этой беде, передай акрополь в мои руки. И тогда ты увидишь, насколько я буду тебе полезен. И я сделаю так, чтобы акрополь защищали мои люди». Сенсадол ответил ему: «Если ты сможешь уничтожить всех франков и передать мне их головы, я передам тебе акрополь и дам тебе оммаж, и буду в верности тебе охранять акрополь». Кербога ему ответил: «Да не будет так! Тотчас же передай в мои руки крепость!». И в конце концов он волей-неволей передал ему крепость.

На третий день после того, как мы вошли в город, их головной отряд был под его стенами. Их войско расположилось у моста через Оронт. Они взяли штурмом башню и убили всех, кого там нашли. Никого не осталось в живых, кроме их господина, которого мы нашли в железных оковах после большого боя. На следующий день, войско язычников приблизившись к городу, расположилось лагерем между двух рек, простояв там два дня. Приняв крепость, Кербога позвал к себе одного эмира из своих, такого, которого знал как правдивого, кроткого мирного и сказал ему: «Хочу, чтобы ты, храня верность мне, взял на себя охрану этой крепости, поскольку с давних пор я знаю твою преданность и потому прошу тебя, чтобы ты с величайшей осмотрительностью стоял на страже этого акрополя». Эмир ответил ему: «Я бы никогда не пожелал выполнять для тебя такое поручение. Но я, однако, это исполню, но с тем условием, что если франки в смертном бою выбьют вас и победят, я отдам им эту крепость». Кербога сказал ему: «Я знаю твою честность и благоразумие, а потому согласен со всем, что ты считаешь во благо исполнить».

Кербога вернулся к своему войску. Затем турки, надсмехаясь над франками, принесли на обозрение Кербоги какой-то ничтожнейший меч, покрытый ржавчиной, прескверный деревянный лук, и совершенно негодное копье, отнятое незадолго до этого у бедных паломников. Турки говорили: «Вот то оружие, с которым франки вышли с нами на бой». Тогда Кербога улыбнулся, говоря во всеуслышанье: «И это то воинственное и блистательное оружие, которое христиане обратили против нас в Азии, и которым они думают и надеются изгнать нас за пределы Хорасана и уничтожить все, что наше по ту сторону рек Амазонских. Они, которые выгнали всех наших отцов из Романии и из Антиохии, царственного города, по заслугам являющегося столицей всей Сирии?». Тотчас он призвал своего секретаря и сказал: «Пиши скорее множество писем, которые будут читать в Хорасане. А именно пиши так: «Нашему апостолику Халифу, а также нашему господину королю Султану, храбрейшему воину, а также всем благоразумнейшим воинам Хорасанским поклон и почет. Да возрадуются они в счастливом согласии, да будут сыты их животы, пусть они повелевают и вещают истину по всей той земле, чтобы все в ней резвились и всецело предавались роскоши. И да породят они в радости многих сынов, которые победят, сражаясь в битве против христиан. И пусть с радостью примут эти три оружия, некогда отнятые у франкского сброда. Пусть немедленно узнают, с каким оружием идет против нас народ франков. Кроме того, пусть все знают, что я держу всех франков запертыми в Антиохии, и что цитадель держу всецело в моей власти, а они находятся в городе внизу. Итак, все они теперь в моих руках. Я их всех заставлю либо погибнуть, либо они будут уведены в Хорасан в жестокий плен по той причине, что грозят они обратить нас в бегство силой своего оружия и изгнать нас из всех наших земель. Вот они уже изгнали наших отцов из Романии и Сирии. Отныне клянусь вам Магометом и именами всех богов, что не предстану вновь пред вашими очами до тех пор, покуда своей крепкой десницей не завоюю вновь царственный город Антиохию, всю Сирию и Романию, Болгарию и земли вплоть до Апулии ко славе богов и вашей, и всех кто принадлежит к роду турков»». Так он закончил свою речь.

. Мать Кербоги, которая была в Алеппо, явилась тогда к нему и со слезами сказала: «Сын мой, правда ли то, что я слышу?». Он ответил ей: «Что?». И она сказала: «Я слышала, что ты хочешь начать войну с народом франков». Он ответил: «Поистине, ты слышала правду». Она сказала: «Заклинаю тебя именами всех богов и твоей справедливостью, не начинай войну с франками, ведь ты воин непобедимый, и никто никогда не видел, чтобы ты бежал с поля боя побежденным. Всюду гремит слава о твоем воинстве, и всякий благоразумный воин трепещет, услышав твое имя. Мы знаем вполне, сын мой, что ты силен в бою и храбр, и что никто из рода христиан или язычников не в силах был сохранять мужество перед ликом твоим. Они бежали, только услышав твое имя, так, как овцы бегут перед яростью льва. Поэтому умоляю тебя, дражайший сын, принять мои советы, не колеблясь душой оставь свои помыслы начать войну с народом христиан». Кербога, выслушав увещевания своей матери, высокомерно ответил ей: «Что это ты мне рассказываешь, мать? Думаю я, что ты полна безумия и бешенства. У меня есть больше эмиров, чем христиан больших и малых». Мать ответила ему: «О, сладчайший сын! Христиане не в состоянии с вами воевать. И знаю также, что не в силах пойти на вас войной, но бог их за них ежечасно сражается, и днем и ночью держит их под своей защитой, неусыпно заботясь о них, подобно тому, как пастырь заботится о своем стаде. И он не позволит, чтобы им причинил вред или потревожил их другой народ. И кто бы ни захотел им противостоять, тот же самый бог сокрушит его, как сказал сам этот бог устами пророка Давида: «Рассыпь народы, желающие брани». И еще в другом месте: «Пролей гнев твой на народы, которые не знают тебя, и на царства, которые имени твоего не призывают». Еще до того, как они подготовятся к бою, их всемогущий и сильный в бою бог вместе со своими святыми уже разгромит всех врагов. А насколько больше он сделает вам, своим врагам, которые изготовились со всем мужеством противостоять ему. Узнай истину, дражайший, ведь эти христиане зовутся сынами Христа. И, согласно пророкам, они - дети усыновления и обетования. Следуя апостолу, они - наследники Христа, которым Христос подарил обещанное наследство, о чем говорится устами пророка: «От восхода к закату будут ваши пределы, и никто не устоит против вас». И кто может с этими словами спорить или противостоять им? Вне сомнений, если ты начнешь против них войну, величайший ущерб будет тебе и позор. Многих своих верных воинов ты погубишь, и всю свою добычу потеряешь, и побежишь в великом ужасе. В этой войне ты умрешь не сразу, однако в этом же году. Ибо сам бог не сразу, и в безудержном гневе вершит суд над согрешившим перед ним, но карает грешника зримой карой, когда хочет. Поэтому я боюсь, чтобы он не осудил тебя на суровое наказание. Ты не умрешь сразу, говорю я, но однако же потеряешь ты то, чем обладаешь сейчас».

Кербога, услышав эти слова матери, был огорчен в глубине души своей и ответил: «Дражайшая мать, скажи, кто рассказал тебе о народе христиан все это: что их бог их так любит, и что он сам обладает величайшим мужеством в бою? И что христиане победят нас в сражении при Антиохии, и что они захватят нашу добычу, и победоносно будут преследовать нас, и что в этом году я умру внезапной смертью?». Мать, печалясь, отвечала ему: «Дражайший сын, вот уже более сотни лет, как известно из нашей рукописи и языческих свитков, что народ христиан пойдет на нас войной, и что он победит нас повсюду, и будет править над язычниками, а наш народ будет повсюду им подчинен. Но я не знаю, произойдет ли это сейчас или в будущем. Как бы то ни было, я, несчастная, последовала за тобой из прекраснейшего города Алеппо. Там, созерцая и тщательно наблюдая, я изучала светила на небесах и проницательно исследовала ход планет, и двенадцать знаков, и многие предсказания. Из всего того я нашла, что народ христиан всюду нас разгромит, и потому я очень печалюсь и боюсь потерять тебя».

Сказал ей Кербога: «Дражайшая мать, скажи мне обо всем, во что мое сердце отказывается верить». Она ответила ему: «Дражайший, я охотно сделаю это, если я узнаю, что для тебя неясно». Он сказал ей: «Разве Боэмунд и Танкред - не боги франков и не спасают их от врагов? И правда ли, что они за один завтрак съедают две тысячи коров и четыре тысячи свиней?». Мать ответила: «Дражайший сын, Боэмунд и Танкред такие же смертные, как и остальные, но их бог отмечает их своей любовью перед другими и дает им в сражении мужество большее, чем прочим. Их бог, имя которому Всемогущий, создал небо и землю, создал моря и все, что в них. Его престол воздвигнут в небесах навечно и всюду трепещут перед его могуществом». Сказал сын: «Если причина в этом, то я не прекращу воевать с ними». Мать его, слыша, что сын не внял ее совету, в большой печали отправилась назад в Алеппо, унося с собой все, что смогла унести.

. На третий день Кербога вооружился, и с ним была большая часть турок. Они прибыли к городу с той стороны, где находилась цитадель. Мы же, считая, что в силах противостоять им, приготовились к сражению с ними. Но сила их была настолько велика, что мы не смогли им противостоять и вынуждены были отступить в город через ворота до такой степени тесные и узкие, что многие погибли, давя друг друга. Впрочем, одни сражались за городом, а другие внутри города в течение всего четверга вплоть до вечера. А Гильом де Гранмениль, его брат Альбрик, Гвидо Труссо, Ламберт Бедняк, все они, объятые страхом после вчерашней битвы, которая длилась вплоть до вечера, ночью тайно бежали через стену, впопыхах удирая к морю так, что до костей ранили себе руки и ноги. Многие другие, кого я не знаю бежали с ними. Придя к кораблям, которые были в гавани Св. Симеона, они сказали нашим морякам: «Несчастные, зачем вы здесь стоите? Все наши погибли, и мы едва избежали смерти, остальные же со всех сторон осаждены в городе войском турок». Моряки, услышав такое, были ошеломлены, а затем объятые страхом побежали к судам и ушли в море. Наконец, неожиданно явились турки и убили тех, кого нашли, а суда, которые остались в русле реки, ограбили и сожгли.

Мы, оставшись в городе и будучи не в силах выдерживать натиск их оружия, построили стену между нами и ними, где несли стражу день и ночь. Натиск же на нас был таков, что мы принуждены были питаться нашими лошадями и ослами.

. В один из дней, когда наши предводители, печальные и скорбящие, стояли наверху напротив цитадели, к ним подошел какой-то священник и сказал: «Сеньоры, если вам угодно, выслушайте, что явилось мне в видении». В одну из ночей я ночевал в церкви Св. Марии, матери Господа нашего Иисуса Христа, явился мне Спаситель мира со своею матерью и блаженным Петром, первым из апостолов, и став предо мною, и сказал мне: «Узнаешь меня?». Я ответил ему: «Нет». Когда я это сказал, вдруг непорочный крест явился на его голове. Еще раз спросил меня Господь: «Узнаешь меня?». Я сказал: «Все равно я тебя не узнаю, разве что вижу крест на твоей голове, как у нашего Спасителя». Он сказал: «Это я и есть». Я тут же пал к его ногам, смиренно моля, чтобы он пришел нам на помощь в тех бедствиях, которым мы подверглись. Господь ответил: «Я уже достаточно помог вам и буду помогать впредь. Я позволил вам завладеть Никеей, разгромить врагов во всех сражениях, довел вас до сюда и сострадал вашим несчастьям, которые вы претерпели, осаждая Антиохию. Помогая вам, я ввел вас целыми и невредимыми в город, и вот вы стали в изобилии творить грязную любовь с христианами и грязными языческими женщинами, отчего несказанный смрад поднялся в небо». Тогда благодетельная Дева и блаженный Петр пали к коленям его, прося и умоляя, чтобы он не оставил свой народ в этом горе. Блаженный Петр сказал: «Господи, столь долгое время народ язычников владел домом моим, в котором они содеяли много несказанного зла. Но вот уже враги изгнаны оттуда, Господи, и ликуют ангелы на небе». И сказал мне Господь: «Иди и скажи народу моему, чтобы он возвратился ко мне, и я тогда возвращусь к нему и в течение пяти дней окажу ему большую помощь. И пусть ежедневно поют Congregati sunt вместе со славословием». Сеньоры, если вы не верите, что это правда, позвольте мне подняться на эту башню, и я брошусь вниз. Но если я буду цел, верьте, что это правда, а если же я поврежу себе что-либо, обезглавьте меня или бросьте в огонь».

Тогда епископ Пюи приказал принести евангелие и крест, чтобы тот поклялся, что все это правда. Тогда наши предводители посовещались и решили, что все должны дать клятву в том, что никто из них не обратиться в бегство ни ради жизни, ни из-за страха перед смертью, доколе будут живы. Говорят, что первый поклялся Боэмунд, а затем граф Сен-Жилльский, Роберт Норманнский, герцог Готфруа и граф Фландрский. Танкред, в свою очередь, поклялся и дал обет такого рода, что до тех пор, пока с ним будет 40 воинов, он не только не покинет эту битву, но и не сойдет с пути Иерусалимского. И возликовало сообщество христиан, слыша эту присягу.

. Был там некий паломник из нашего войска по имени Петр, которому еще до того, как мы вошли в город явился св. апостол Андрей и сказал: «Что творишь, добрый муж?» Ему ответил он: «Кто ты?». Сказал ему апостол: «Я - апостол Андрей. Знай, сын мой, что как только ты войдешь в город, то придя в храм Св. Петра найдешь там копье спасителя нашего Иисуса Христа, которым был он ранен на кресте». Сказав все это, апостол тотчас исчез.

Сам Петр, не решаясь разглашать совет апостола, не захотел объявить о нем нашим паломникам. Он думал, что ему привиделось. И сказал апостолу: «Господи, кто в это поверит?» И в тот самый час св. Андрей, взяв его, доставил к тому месту, где в земле было спрятано копье.

И вот, когда мы находились уже в том положении, о каком сказано выше, снова явился св. Андрей, говоря Петру: «Отчего не вынул ты копье из земли, как я тебе велел? Знаешь ли, что всякого, кто идет с этим копьем на битву, врагу никогда не превзойти». И Петр тотчас разгласил апостольскую тайну нашим людям. Народ сомневался и упорствовал, говоря: «Как можно в это поверить?». Все трепетали и думали, что смерть близка. Тогда Петр явился и поклялся, что все это истинная правда, поскольку св. Андрей дважды представал ему в видениях и говорил: «Вставай, иди и скажи народу Божьему, чтобы он не боялся, но напротив неколебимо уверовал всем сердцем в единого истинного Бога. И они победят повсюду, и через пять дней Бог ниспошлет им то, что вселит в них радость и веселье. И если они захотят сражаться, то вскоре, как только выступят единодушно на бой, все враги их будут побеждены и никто более не устоит против них». Слыша, что они должны будут разгромить врагов, все оживились и ободряли себя и друг друга, говоря: «Очнитесь и будьте всюду храбры и благоразумны, ведь Бог скоро придет к нам на помощь. Он станет величайшим убежищем для народа своего, которого ныне видит пребывающим в печали».

. Тем временем турки, которые были наверху в цитадели, начали нас теснить отовсюду с такой силой, что однажды окружили трех наших воинов в башне, которая была перед цитаделью. Язычники выступили и устремились на них с такой яростью, что те не были в состоянии сдержать их натиск. Двое из воинов вышли из башни ранеными, а третий весь день мужественно защищался там от натиска турок и настолько благоразумно, что в тот самый день убил двух турков на подступах к стене сломанными копьями. Три копья сломались в его руках в тот день, но враг встретил свою смерть. Имя ему было Гуго Бешеный из войска Готфрида с Чесоточной горы.

Достопочтенный муж Боэмунд видел, что никоим образом не может собрать народ на штурм цитадели. Запершись в домах, одни страшились голода, другие турок. Боэмунд чрезвычайно разгневался и приказал немедленно пустить огонь по городу с той стороны, где был дворец Яги-Сиана. Видя это те, кто были в городе, оставив дома и свое имущество, бежали одни к цитадели, другие к воротам, которые держал граф Сен-Жилльский, третьи - к воротам, которые держал герцог Готфрид, каждый к своему народу. Тут неожиданно поднялась такая буря, что никто не мог найти правильную дорогу. Боэмунд, муж мудрый, сильно опечалился, боясь за церковь св. Петра и св. Марии, а также за другие церкви. Этот ужас длился с трех часов вплоть до полуночи, и было сожжено около двух тысячи церквей и домов. С наступлением полуночи вся огненная буря внезапно стихла.

Турки, занимавшие цитадель, бились с нами внутри города днем и ночью, и нас разделяло только оружие. Наши видели, что не смогут долго это выдерживать, ведь тем, у кого был хлеб невозможно было его съесть, а тем, у кого была вода, невозможно было пить. И они соорудили стену между собой и турками из камня и извести. А также построили осадную башню и машины, чтобы быть в безопасности. Часть турок осталась в цитадели, продолжая бой с нами, другая расположилась лагерем неподалеку от цитадели в одной долине.

Когда наступила ночь, явился небесный огонь с запада и, приблизившись, упал на войско турок. Этим были удивлены и наши, и турки. С наступлением утра потрясенные турки, все одинаково страшась огня, бежали к воротам, которые держал Боэмунд, где и расположились. Та их часть, что оставалась в цитадели, вела бой с нашими день и ночь нанося раны и убивая их с помощью стрел. Другие же со всех сторон осаждали город так, что никто из наших не решался выйти из него или войти, кроме как тайком ночью. Так они осаждали и теснили нас, и было их несчетное множество. Эти нечестивцы и враги Бога держали нас запертыми в Антиохии так, что многие из наших умерли от голода, поскольку маленький хлебец продавался за один бизант. О вине я и не говорю. Ели и продавали мясо лошадей и ослов. Курица продавалась за 15 солидов, яйцо за 2 солида, один орех за денарий. Все было очень дорого. Кипятили и ели листья смоковницы, виноградной лозы, чертополоха, и всех прочих деревьев. Такой сильный был голод. Другие брали сухие шкуры лошадей, верблюдов, ослов, а также быков и буйволов, отваривали и ели. Эти, а также другие ужасы и беды, которые я не в силах описать, мы претерпели во имя Христово и ради свободного пути ко Св. Гробу. Эти мучения, голод и ужасы мы претерпевали на протяжении 26 дней.

. Трусливый граф Стефан Шартрский, которого наши предводители сообща избрали своим главнокомандующим, притворился, что сражен болезнью и еще до того, как Антиохия была взята, постыдным образом бежал в другую крепость, что называется Александретта. Мы ежечасно ожидали, что он придет на помощь к нам, запертым в городе и лишенным спасительной поддержки. Он же, услышав, что народ турков окружил нас и осаждает, тайком поднялся на ближайшую к Антиохии гору и увидел бесчисленные шатры. Объятый сильным страхом, он подался назад и поспешно бежал вместе со своим войском. Вернувшись в свой лагерь, он взял, что можно и быстрым маршем повернул в обратный путь. Встретив императора у Филомелиума, он попросил его о разговоре с глазу на глаз и сказал: «Узнай же правду, что Антиохия взята, но крепость еще не пала. Наши же все едва держат осаду, и, я полагаю, уже истреблены турками. Возвращайся назад как можно скорее, дабы не разыскали они тебя и тот народ, который ведешь с собой». Император, объятый страхом, тайком призвал Гвидо, брата Боэмунда и еще нескольких других, и сказал им: «Сеньоры, что будем делать? Вот, все наши едва держатся под натиском турок и, возможно, в этот час все уже пали от их руки или уведены в плен, как рассказывает этот постыдно сбежавший несчастный граф. Если хотите, мы в скорости вернемся назад, дабы не погибнуть нежданной смертью, как погибли они».

Когда Гвидо, достойнейший воин, услышал такое, он вместе со всеми остальными тут же отчаянно зарыдал, громко завывая. И все говорили в один голос: «О, Господь истинный и триединый, отчего ты попустил всему этому случиться? Отчего ты допустил, чтобы народ, следующий за тобой, попал в руки врагов? Отчего столь быстро ты оставив тех, кто желал освободить путь к тебе и твоему гробу? Поистине, если правдивы те слова, что мы услышали от этих негодяев, мы и остальные христиане оставим тебя. И мы больше о тебе не вспомним, и никто из нас уже не осмелится упомянуть имя твое». И так говорили в величайшем унынии по всему войску так, и никто, будь это епископ или аббат, клирик или мирянин, не осмеливался призывать имя Христа в течение многих дней. Никто не мог успокоить Гвидо, который отчаянно рыдал и увечил себя так, что даже ломал себе пальцы, говоря: «Увы мне, о мой Господин Боэмунд, честь и слава всего мира! Ты, которого весь мир боялся и любил! Увы мне несчастному! Не заслужил я, к горю моему, чести увидеть твой достойнейший лик, хотя ничего я не желал увидеть так сильно. Кто мне даст умереть за тебя, дражайший друг и господин? Отчего я не умер сразу, как вышел из утробы матери? Отчего я дожил до этого злосчастного дня? Отчего не утонул в море? Отчего я не упал с лошади и не умер тотчас же, сломав себе шею? О, если бы я принял вместе с тобой счастливое мученичество, дабы видеть твой славнейший конец!». И когда все сбежались к нему с тем, чтобы убедить его перестать горевать, он, придя в себя, сказал: «Стало быть, вы верите этому полуседому трусливому воину? Я не слыхал чтобы говорили, что он совершил какую-либо доблесть, но однако он постыдно и бесчестно повернул вспять, как несчастный и негодяй. А по сему знайте - что бы этот негодный не возвещал, все это неправда».

Между тем, император приказал своим людям: «Идите и выведите всех людей из этой страны в Болгарию. Выведайте и уничтожьте все так, чтобы турки, когда придут, не смогли ничего найти». Волей-неволей наши повернули назад, горько скорбя и убиваясь. Многие из паломников умерли, изнуренные и не в силах следовать за войском. Они оставались умирать на дороге. Все остальные вернулись в Константинополь.

. Мы, услышав слова того, кто нам через слова апостола открыл Христово откровение, тут же спешно отправились к тому месту в церкви св. Петра, на которое нам было указано. И копали здесь тринадцать человек с утра до вечера. И Петр нашел копье, о котором говорил. Его извлекли они с великой радостью и трепетом. И поднялось безмерное ликование по всему городу. С этого часа мы приняли план военных действий. Наши предводители собрали совещание о том, чтобы послать вестника к врагам Христа туркам, дабы тот при помощи переводчика вопросил их в приватной беседе, отчего они с такой надменностью вступили в христианскую страну и стали в ней лагерем, и зачем убивают и угрожают рабам Христа. Когда окончили говорить, наши предводители нашли каких-то мужей, а именно Петра Пустынника и Герлуина, и сказали им все это: «Идите к треклятому войску турок и тщательно перескажите им все сказанное. Спросите их, отчего они с такой дерзостью и надменностью вступили в страну христианскую и нашу».

Когда это было сказано вестники удалились и пришли к этому богохульному сборищу, говоря все предназначенное Кербоге и прочим: «Наши сеньоры и предводители весьма удивляются тем, что вы столь дерзко и с такой надменностью вторглись в землю христианскую и их. Мы, тем не менее, считаем и верим, что вы пришли сюда по той причине, что хотите посредством всего этого стать христианами. Или потому вы пришли сюда, чтобы всячески изнурять христиан? Итак, все предводители наши равным образом просят вас как можно скорее уйти с Божьей земли и из страны христиан, которую блаженный Петр, проповедуя, уже давно обратил к почитанию Христа. Они разрешают вам увести с собой все, что ваше, а именно лошадей, мулов, ослов и верблюдов, а также овец и быков, и все остальное снаряжение, какое пожелаете унести.

Тогда Кербога, предводитель войска персидского султана, исполнившись гордыни, надменно ответил вместе с остальными: «Вашего Бога и вашего христианства мы не хотим и не желаем и вас вместе с ними отвергаем с презрением. Мы прибыли сюда затем, что весьма дивимся, по какой причине и почему сеньоры и предводители, которых вы упомянули, называют своей землю, которую мы отобрали у женоподобных народов? Вы хотите знать, что мы вам скажем? Поворачивайте назад как можно скорее и скажите вашим сеньорам, что если они жаждут посредством всего этого стать турками и если они хотят отвергнуть вашего бога, которого коленопреклоненно чтите, а также свои законы, то мы дадим им достаточно земли, городов и замков так, что никто из ваших не останется пешим, но все будут воинами, как и мы. И мы будем тогда в величайшей дружбе. Но если нет, то пусть знают, что они либо примут смерть, либо уведенные в оковах в плен в Хорасан будут служить нам и нашим детям во веки веков».

Наши вестники спешно вернулись назад, пересказав все, чем им ответил свирепейший из народов. Говорят, что Герлуин знал оба языка, и он был переводчиком Петра Пустынника. Между тем, наше войско было всюду поколеблено и не знало, что делать. С одной стороны, их снедал мучительный голод, а с другой их угнетал страх перед турками.

. По окончании трехдневного поста, когда был совершен крестный ход от одной церкви к другой, наши исповедовались в своих грехах, получив прощение. Они причастились телом и кровью Христовой, раздав милостыню и отправив мессы. Наконец, шесть их отрядов встали внутри города. Во главе авангарда был Гуго Великий с франками и графом Фландрским. Во втором - герцог Готфрид со своим войском. В третьем был Роберт Норманнский со своими воинами. В четвертом был епископ Пюи со своими людьми, который нес с собой копье Спасителя, и с ним войска Раймунда Сен-Жилльского. Тот остался наверху охранять цитадель, опасаясь турок, как бы они не спустились в город. В пятом отряде был Танкред со своими людьми. В шестом был Боэмунд со своим войском. Наши епископы, пресвитеры, клирики и монахи, облаченные в священные одежды, вышли с нами, держа в руках кресты, прося и моля Господа, чтобы он охранял нас, даровав нам спасение, и избавил от всякого зла. Другие стояли над воротами, держа святые кресты в своих руках, осеняя нас крестным знаменем и благословляя. Итак, мы, выстроившись в боевом порядке под сенью крестного знамения, выступили через ворота, те, что перед мечетью.

После того, как Кербога увидел, что франкские отряды, красиво выстроившись, выходят один за другим, он сказал: «Позвольте им выйти, чтобы нам было легче завладеть ими». Когда наши были за пределами города, Кербога, увидев многолюдство народа франков, очень испугался. Тотчас он поручил своему эмиру, который ведал стражей, чтобы тот, если увидит огонь, зажженный в головном отряде, немедленно возвестил отступление всему войску, зная, что турки проиграли битву.

Кербога сразу же начал понемногу отступать к горе, а наши же понемногу теснили их. Наконец, турки разделились: часть ушла к морю, а остальные держали позицию, думая взять наших в кольцо. Наши, видя это, поступили так же. При этом, был создан седьмой отряд из войск герцога Готфрида и графа Норманнского. Во главе его встал Райнольд. Они устремились навстречу туркам, которые шли с моря. Турки сразились с ними, стреляя из лука, и убили многих из наших. Другие силы турок стали строем от реки до горы, что лежала в двух милях отсюда. Турки начали наступать с обеих сторон и отовсюду окружать наших, метая копья, стреляя из лука и нанося раны.

И вот на горах появились бесчисленные войска с белыми лошадьми и белыми знаменами. Наши, увидев это войско, не знали точно, что это и кто это. Но затем они узнали, что это подмога, посланная Христом, и предводительствовали ей святые Георгий, Меркурий и Деметрий. Эти слова правдивы, ибо многие из наших видели это.

Турки, которые стояли со стороны моря, увидев, что те не могут более держаться, подожгли траву, дабы, увидев это, те, кто был в шатрах, обратились в бегство. Те, видя этот знак, взяли всю достойную добычу и бежали. Наши же постепенно продвигались к их главной силе, а именно, к их лагерю. Герцог Готфрид, граф Фландрский и Гуго Великий скакали рядом с водой там, где было их основное войско (virtus). Эти трое первыми напали на них, защищенные крестным знамением. Другие отряды, видя это, тоже устремились на них. Персы и турки громко закричали. Мы, призывая Бога, живого и истинного, скакали на них. Во имя Иисуса Христа и св. Гроба мы начали битву и с Божьей помощью разгромили их.

Турки, объятые ужасом, бросились в бегство, и наши преследовали их до шатров. Итак, воины Христа предпочли преследовать их, чем искать добычу. Они гнались за ними вплоть до моста через Оронт, а затем вплоть до цитадели Танкреда. Они бросили там свои шатры, золото, серебро и другое добро, а также овец, быков, лошадей, мулов, верблюдов, ослов, хлеб и вино, муку и многое другое, что было нам необходимо.

Армяне и сирийцы, жившие в этой стороне, услышав, что мы победили турков, спеша им навстречу, бежали в горы. И скольких турок они нашли, стольких они и убили. Мы, вернувшись к городу в великой радости, восхваляли и славили Бога, который дал своему народу победу.

Эмир, оборонявший цитадель, был объят страхом, когда увидел Кербогу и всех прочих бегущими с поля боя перед войском франков. Тотчас и в великой спешке он стал просить франские знамена. Граф Сен-Жилльский, который стоял у цитадели, приказал принести ему графское знамя. Эмир принял его и с тщанием поднял на башне. Лангобарды, стоявшие там, тотчас сказали: «Это знамя не Боэмунда». Эмир спросил: «А чье же оно?». Они ответили: «Графа Сен-Жилльского». Он подошел и, сняв знамя, вернул его графу. Но в тот самый час прибыл достопочтенный муж Боэмунд и дал ему свое знамя. Он принял его с великой радостью и заключил договор с господином Боэмундом, что язычники, которые захотят принять христианство, будут с ним, а тем, кто захочет уйти, Боэмунд позволит удалиться целыми и невредимыми. Боэмунд согласился со всем, что потребовал от него эмир, и тотчас отправил своих сержантов в цитадель. Через немного дней эмир принял крещение вместе с теми, кто пожелал познать Христа. Тех же, кто захотел держаться своих законов, господин Боэмунд приказал увести в землю сарацин. Эта битва случилась 28 июня, в канун праздника апостолов Петра и Павла, в правление господа нашего Иисуса Христа, которому честь и слава во веки веков. Аминь.

Заканчивается книга девятая. Начинается книга десятая.

Деяния франков. Книга десятая.

30. И когда наши враги (за то должная похвала единому, триединому и всевышнему Богу) были окончательно побеждены, они разбежались в разные стороны. Одни полуживые, другие раненые, они падали замертво по долинам, лесам, полям и дорогам. Народ же Христов, победоносные паломники, разгромив врагов, вернулись в город в счастливом триумфе. Тут же все наши сеньоры, а именно герцог Готфруа, граф Раймунд Сен-Жилльский, Боэмунд, граф Норманнский, граф Фландрский и все прочие, послали знатнейшего воина Гуго Великого к императору в Константинополь с тем, чтобы тот явился принять город, выполнив договоренные обязательства в отношении их. Гуго отправился и больше не возвращался.

После этого наши предводители собрались посовещаться о том, каким образом управлять народом и вести его, пока не завершат путь ко Св. Гробу, во имя которого они претерпели многие опасности. На совете было решено пока не вступать в страну язычников, затем, что летом она очень засушлива и безводна. По той причине сроки отложили до календ ноября. Затем сеньоры разделились и каждый отправился в свою землю, пока не приблизился срок выступать. Предводители возвестили по всему городу, что если кто-нибудь здесь есть неимущий и нуждается в золоте или серебре, то если он хочет, заключив договор остаться с ними, он будет с радостью принят.

Был там в войске графа Сен-Жилльского некий воин по имени Раймунд Пилет. У него было немало воинов и пеших. Выступив с собранным войском, он храбро вошел в страну сарацин и, миновав два города, достиг некоей крепости по имени Таламания. Жители крепости, а именно сирийцы, тотчас же по доброй воле передались ему. И когда все они были там уже почти восемь дней, к Раймунду прибыли гонцы, говоря, что недалеко от нас крепость с множеством сарацин. Христовы воины - паломники тотчас направились к этой крепости, напали на нее со всех сторон, и она сразу же была взята с Божьей помощью. Всех жителей схватили и убили тех, кто отказался принять христианство. Тех же, кто согласился познать Христа, оставили в живых. Совершив это, франки в большой радости вернулись к себе в крепость. На третий день они выступили и пришли к какому-то городу, имя которому Маарат-ан-Нуман (Marra), бывшему неподалеку от них. Но там во множестве собрались турки, а также сарацины из Алеппо и всех окрестных городов и крепостей. Варвары выступили для битвы с ними, и наши, решившись схватиться с варварами, обратили их в бегство. Однако в течение всего дня они вновь и вновь возвращались и нападали на нас, и это продолжалось вплоть до вечера. Была очень сильная жара. Не находя нигде воды для питья, наши были не в состоянии выносить такую жажду, и захотели безопасно отойти в свою крепость. За грехи их сирийцы и простой народ, объятые великим страхом, тотчас побежали вспять. Турки увидели, что те отступают, и сразу же бросились их преследовать, и победа укрепляла их силы. Многие из наших отдали Богу душу, из любви к которому они тогда собрались. Это избиение случилось 5 июля. Оставшиеся франки вернулись в свою крепость. И был там Раймунд со своим народом много дней.

Прочие, оставшиеся в Антиохии, остановились там в большой радости и ликовании. Их правителем и пастырем был епископ Пюи. Им по воле Божьей овладел жестокий недуг. И по воле Божьей епископ оставил этот век и, покоясь с миром, почил в Господе в праздник оков св. Петра. Отчего великая тоска и безмерная мука объяли все Христово войско, ибо был он защитником бедному, совет богатому, глава клирикам, проповедовал и увещевал воинов, говоря: «Никто из вас не сможет спастись, если не уважит бедных и не поддержит их. Вы не можете спастись без них, а они не могут жить без вас. Нужно, чтобы они сами в ежедневной молитве просили Бога простить вам грехи, которые вы каждый день творите во множестве. И поэтому я прошу вас, чтобы вы из любви к Богу почитали их и, насколько возможно, оказывали им поддержку».

. Спустя немного времени после этого достопочтенный муж граф Раймунд Сен-Жилльский выступил и, вступив в страну сарацин, дошел до какого-то города по имени аль-Бара. Он напал на этот город со своим войском и тотчас же захватил его. Там он умертвил всех сарацинов и сарацинок, больших и малых, каких нашел. После этого, он принял город под свою власть и возвратил его к христианской вере. Граф Раймунд спросил совета своих мудрейших мужей относительно того, чтобы благопристойным образом назначить епископа в этом городе. Пусть епископ с ревностью обращает его к Христовой вере и на месте обиталища дьявола посвятит храм Богу живому и истинному, а церкви - святым. Наконец, избрали некоего достойного и мудрого мужа, и привели его в Антиохию для посвящения. Так и сделали. Прочие же, оставшиеся в Антиохии, радовались и ликовали.

Когда приблизился праздник всех святых, наши предводители все вместе возвратились в Антиохию и начали думать о том, как до конца пройти путь ко Св. Гробу, поскольку, как говорили они, близко уже было время похода, и браниться нельзя было ни часа. Боэмунд же ежедневно добивался исполнения соглашения, заключенного раньше всеми сеньорами относительно передачи ему города. Но граф Сен-Жилльский не желал в отношении Боэмунда следовать никакому соглашению, поскольку боялся нарушить клятву, данную императору. Тем не менее, они многократно собирались в церкви св. Петра для того, чтобы осуществить то, чего требовала справедливость. Боэмунд зачитал свое соглашение, представив свои расчеты. Граф Сен-Жилльский равным образом пояснил свои слова и присягу, которую дал императору по совету Боэмунда. Епископы, герцог Готфрид, граф Фландрский, граф Норманнский и прочие сеньоры оставили других и вошли туда, где находится кафедра св. Петра, чтобы разрешить обоюдную тяжбу. Впоследствии же, боясь, как бы не расстроился путь ко Св. Гробу, они не захотели вынести решение открыто. Граф Сен-Жилльский сказал: «Пока путь ко Св. Гробу еще не оставлен, если Боэмунд пожелает идти с нами, то я со своей стороны клятвенно обещаю согласиться со всем, что одобрят наши сверстники, а именно герцог Готфрид, граф Фландрский, Роберт Норманнский и другие сеньоры при условии соблюдения обязательств в отношении императора». Боэмунд все это одобрил, и оба они поклялись меж рук епископов, что путь ко Св. Гробу никоим образом не расстроится из-за них. Затем Боэмунд посовещался со своими людьми о том, как укрепить крепость наверху горы людьми и продовольствием. Равно и граф Сен-Жилльский посовещался со своими о том, как укрепить дворец эмира Яги-Сиана и башню над воротами моста, что со стороны гавани св. Симеона людьми и продовольствием так, чтобы хватило надолго.

. Описание города. Этот город Антиохия безусловно славен и знаменит, поскольку в пределах его стен есть четыре горы, очень большие и весьма высокие. На той, что побольше, возведена цитадель, замечательная и исключительно мощная. Внизу лежит город славный и хорошо спланированный, украшенный всеми красотами, ведь там построено много церквей. В нем 360 монастырей и под началом у патриарха 153 епископа.

Город окружают две стены. Большая из них весьма высока и удивительно широка, сложенная из огромных камней. На этой стене 450 башен. Сам город прекрасен во всех отношениях. С Востока его окружают четыре большие горы. С Запада стены огибает река по имени Оронт. Это город большой важности. В давние времена начало ему положили 75 королей, главным из которых был король Антиох. Его именем и назван город. Франки держали его в осаде восемь месяцев и один день. После этого турки и прочие язычники, которых было столько, сколько никогда не собиралось вместе ни христиан, ни язычников, осаждали нас в городе три недели. Но когда с помощью Бога и Св. Гроба они были разгромлены христианами Господними, мы с радостью и великим ликованием отдыхали в Антиохии пять месяцев и восемь дней.

. Когда все это кончилось, в ноябре Раймунд Сен-Жилльский со своим войском ушел из Антиохии и миновав сначала город, что зовется Руджа, а затем другой, что зовется аль-Бара. 28 ноября он достиг города Маарат-ан-Нумана, где собралось великое множество сарацин, турок, арабов и прочих язычников. На следующий день граф самолично атаковал их. Спустя немного времени Боэмунд со своим войском последовал за графами и соединился с ними в воскресенье. В понедельник они с большой решительностью со всех сторон атаковали город с такой дерзкой храбростью, что лестницы были уже приставлены к стене. Но сила язычников была такова, что в тот день Раймунд и Боэмунд не смогли никак им навредить или причинить ущерб. Они видели, что ничего не могут поделать и труды их напрасны. И тогда Раймунд Сен-Жилльский приказывает строить осадную башню из дерева, стойкую и высокую. Эта башня была замыслена и построена стоящей на четырех колесах. Наверху башни было много воинов, а также Еврард Зверолов, который громко трубил в трубу. Внизу были вооруженные воины, которые выкатили башню к городской стене, рядом с одной из крепостных башен. Увидев это, язычники тут же сделали машину, бросавшую в нашу башню такие большие камни, что они едва не перебили наших воинов. Язычники метали также греческий огонь, пытаясь поджечь и уничтожить башню. Но всемогущий Бог не захотел, чтобы башня сгорела. Она всюду превосходила стены города. Наши воины, стоявшие на ней сверху, а именно Гийом из Монпелье и многие другие, метали огромные камни в стоявших на стенах города так, что они попадали по их щитам. И щит, и враг падали вниз в город безжизненными. Одни из наших сражались так, другие же, имея на копьях достойные знаки, пытались копьями и железным крюком стащить к себе врагов. Так сражались они до вечера. Позади крепости стояли пресвитеры и клирики, облаченные в священные одежды, прося и моля Бога, чтобы он защитил свой народ, возвеличил христианство и поверг язычество.

На другой стороне города наши воины день за днем сражались с ними, приставляя лестницы к городской стене, но мощь язычников была такова, что наши не могли добиться никакого успеха. Наконец, Гульферий из Ластура первым поднялся по лестнице на стену, но лестница тотчас рухнула под тяжестью массы народа. Однако сам Гульферий и еще некоторые с ним взошли на стену. Те, кто поднялся, освобождали стену вокруг себя. Остальные нашли другую лестницу, спешно приставили ее к стене и во множестве, воины и пешие, поднялись по ней на стену. Сарацины ударили по ним с такой силой, со стены и с земли, стреляя из лука и поражая с близкого расстояния копьями, что многие из наших, объятые страхом, прыгали со стены вниз. В то время, как оставшиеся на стене разумнейшие мужи сдерживали натиск сарацин, те, кто был внизу крепости, вели подкоп под стены города. Сарацины, увидев, что наши подкопали стену, тут же, охваченные страхом, бежали в город. Все это случилось в субботу вечером на закате, 11 декабря.

Боэмунд объявил через переводчика предводителям сарацин, чтобы они со своими женами, детьми и имуществом отправлялись во дворец, находившийся над воротами, а он сам оградит их от смертного приговора. Наши вступили в город, и какое бы они не находили добро в домах и в тайниках, все это каждый делал своей собственностью. С окончанием дня, они стали убивать всех сарацин, мужчин или женщин, где бы их не находили. В городе не было такого угла, где бы не лежали трупы сарацин и невозможно было пройти по улицам города, не наступая по телам сарацин. Боэмунд захватил тех, кому ранее приказал отправиться во дворец и отобрал у них все, что у них было, а именно золото, серебро и другие драгоценности. Из прочих одних он казнил, других приказал увести для продажи в Антиохию.

Франки оставались в этом городе один месяц и четыре дня, когда умер епископ Оранжа. Среди наших были те, кто не мог удовлетворить свои потребности, в какой нуждался, отчасти из-за долгого пребывания там, отчасти из-за сильного голода, поскольку за пределами города они не могли ничего взять. Взамен этого они вспарывали тела умерших, чтобы найти у них в чреве спрятанные бизанты. Другие рубили их мясо на куски и варили для пищи.

. Боэмунд не мог добиться у графа Сен-Жилльского согласия по поводу своих требований, и в гневе вернулся в Антиохию. Граф Раймунд Сен-Жилльский, не медля ни дня, поручил своему послу, отправленному в Антиохию, передать Готфриду, графу Фландрскому, Роберту Норманнскому и Боэмунду, чтобы они прибыли в Руджу переговорить с ним. Все сеньоры прибыли и совещались о том, как впредь достойно следовать по пути к Св. Гробу, для защиты которого они ушли в поход и дошли до сюда. Боэмунд не был в состоянии примириться с Раймундом ни на каких иных условиях, кроме передачи Раймундом Антиохии под его руку. Граф не хотел согласиться с этим в силу обязательств перед императором. Оба графа и герцог возвратились в Антиохию вместе с Боэмундом. Граф Раймунд возвратился в Маарат-ан-Нуман, где были паломники. Он поручил своим воинам привести в порядок дворец и крепость над воротами моста.

Раймунд, видя, что из-за него никто из сеньоров не захотел ступить на путь ко Св. Гробу, 13 января босиком вышел из Маарат-ан-Нумана и, достигнув Кафартаба, пробыл там три дня. Здесь к нему присоединился граф Норманнский. Король Шайзара много раз поручал своим посланникам известить графа в Маарат-ан-Нумане и Кафартабе о том, что желает жить с ним в мире и что уплатит графу за это. А также будет уважать христиан-пилигримов, и даст ручательство в том, что насколько простираются пределы его власти, паломники не потерпят ни малейшего ущерба, но он с удовольствием снабдит их лошадьми и продовольствием. Итак, наши выступили и, прибыв, стали лагерем рядом с Шайзаром у реки Оронт. Когда король Шайзара увидел, что франки расположились лагерем так близко к городу, он опечалился душой и приказал отказать им в продовольствии, если они не отступят от границ города. На следующий день он послал с ними двух турок, своих посланников, с тем, чтобы они показали франкам брод через реку и проводили туда, где они могли бы найти, чем насытиться. Наконец, они пришли в какую-то долину у какой-то крепости, и там похитили более чем 5 тысяч животных, в достаточной мере хлеба и других благ, что весьма подкрепило силы Христова воинства. Крепость сдалась графу, выдав ему лошадей и чистейшее золото. И они поклялись своим законом, что паломникам более ничего не сделают дурного. Мы пробыли там пять дней. Выступив, мы, радуясь, достигли какой-то арабской крепости, став лагерем возле нее. Владетель крепости вышел и заключил договор с графом. Выступив оттуда, мы пришли к некоему прекраснейшему городу, изобилующему всеми благами и расположенному в какой-то долине, и имя которому Кефалия. Жители этого города, услышав, что пришли франки, оставили город с садами, полными плодов, жилища, полные еды, и бежали. На третий день выступив из этого города, мы перешли через высокую и огромную гору и вступили в долину Сем, в высочайшей степени изобилующую всяческими благами. Мы были там около 15 дней. Неподалеку здесь была какая-то крепость, где собралось великое множество язычников. Наши напали на эту крепость и отважно покорили бы ее, если бы сарацины не выпустили из ворот бесчисленные стада животных. Наши вернулись, ведя с собой все это добро к своим шатрам. На рассвете наши свернули свои палатки и пришли осаждать крепость, думая разбить лагерь там. Однако языческий народ успел бежать, оставив крепость пустой. Войдя, наши нашли там в изобилии хлеб, вино, муку, масло и все, в чем они нуждались. Там мы благочестиво отпраздновали праздник Сретения, а затем прибыли посланники от города Хомс (Camela). Его король (rex) передал графу лошадей, золото и заключил договор с ним (pactus est cum eo) что никоим образом не навредит христианам, но напротив будет их уважать и чтить. Король (rex) Триполи со своей стороны послал к графу с предложением заключить с ним договор или даже установить дружбу, если тот согласен. Также он выслал ему 10 лошадей, 4 мулов и золото. Но граф сказал, что не примет мира с ним (cum eo se recipere), если тот не станет христианином.

Оставив эту прекрасную долину, мы в понедельник второй недели февраля достигли какой-то крепости, называемой Аккар. Вокруг нее мы раскинули шатры. Эта крепость была наполнена бесчисленным языческим народом, а именно турками, сарацинами, арабами, павликанами. Они замечательно укрепили ее и храбро защищались. Тогда 14 человек из числа наших воинов отправились на Триполи, находившийся поблизости. Эти 14 нашли там человек 60 турок и прочих. Впереди них были люди и животные числом более полутора тысяч. Огражденные крестным знаменем наши атаковали их и с Божьей помощью чудесным образом превзошли их, убив шестерых из них и захватив шесть лошадей.

Из состава войска графа Раймунда выступили Раймунд Пилет и Раймунд, виконт Турена. Они подступили к городу Тортозе и храбро атаковали его. Город защищало множество язычников. С наступлением же вечера, наши удалились в одно уединенное место, где стали лагерем. Одновременно они зажгли бесчисленное количество огней, так, как если бы все войско был повсюду. Язычники, объятые страхом, ночью тайком бежали, оставив город полным всякого добра. Там был также превосходный порт на морском побережье. На следующий день прибыли наши и, устремившись на город со всех сторон, обнаружили, что он пуст. Вступив в него они были там до тех пор, пока не началась осада Аккара. Поблизости был еще один город, имя которому Маракия. Эмир, правивший в нем, заключил договор с нашими и впустил наших в город, подняв наше знамя.

. Герцог Готфрид, Боэмунд и граф Фландрский достигли уже города Лаодикея (Латтакия). Боэмунд же оставил их и вернулся в Антиохию. Те же осадили какой-то город по имени Джибелл. Но Раймунд Сен-Жилльский, услышав, что бесчисленный народ язычников спешит на битву с нами, тут же держал совет со своими о том, чтобы послать к осаждавшим Джибелл с просьбой скорее идти к ним на помощь. Сеньоры, получив послание, тотчас вступили в переговоры с эмиром, и, заключив с ним мир, получили лошадей и золото. Они оставили город, прибыв к нам на помощь. Но турки не явились для битвы с нами. Вышеупомянутые графы стали лагерем за рекой и оттуда начали осаду крепости.

Немного спустя наши отправились верхом в Триполи и встретили за городом турок, арабов и сарацин. Наши атаковали их и обратили в бегство, перебив большую часть городской знати. Избиение язычников и кровопролитие было таким, что вода, которая протекала в городе, казалась красной. Она текла в городские цистерны, отчего язычники были в скорби и печали. Они были объяты страхом до такой степени, что никто из них не осмеливался выйти за ворота города.

На другой день мы поскакали за пределы долины Сем, и нашли быков, овец, ослов и другой скот, а также захватили около трех тысяч верблюдов. Мы осаждали упомянутую выше крепость без одного дня три месяца. Там мы отпраздновали 10 апреля Пасху Христову. Наши корабли вошли в какой-то порт неподалеку от нас и в то время, пока мы были заняты осадой, поставляли нам много продовольствия, а именно хлеб, вино, мясо, сыр, ячмень и масло, отчего повсюду в войске настало полное изобилие. За время этой осады счастливое мученичество приняли многие из наших, а именно Ансельм из Рибемонта, Гийом Пикардиец и многие другие, кого я не знаю. Король Триполи часто посылал сеньорам гонцов, чтобы они оставили крепость и вошли в согласие с ним. Заслышав об этом, наши, а именно Готфрид, Раймунд Сен-Жилльский, граф Норманнский, граф Фландрский, увидели, что приближается время сбора плодов, поскольку в середине марта мы ели молодые бобы, а в середине апреля хлеб. Наши посовещались, говоря, что будет хорошо завершить путь к Иерусалиму с созреванием новых плодов.

. Мы отступили от крепости и в пятницу 13 мая достигли Триполи, где пробыли три дня. Король Триполи заключил соглашение с сеньорами, и немедленно освободил для них более чем 300 паломников, ранее плененных там и дал сеньорам 15 тысяч бизантов и 15 дорогих лошадей. Он также снабдил нас лошадьми, ослами и другим добром, отчего все Христово войско чрезвычайно обогатилось. Он договорился с сеньорами, что если они победят эмира Вавилона в той войне, что он готовит против них, он сам сделается христианином, и за ним признают право на эту страну. Таким образом, все было улажено.

Выступив из города в понедельник мая, мы шли по высокому и отвесному пути день и ночь, и достигли крепости по имени Батрун, а затем города на побережье, который называется Джебайл. Там мы очень страдали от жажды, и изнуренные вышли к реке по имени Браим. Ночью и в день Вознесения Господня мы перешли гору, где дорога крайне узка и где мы думали найти врагов, сидевших в засаде. Но, поскольку Бог был к нам благосклонен, никто из них не дерзал показаться перед нами. Наши воины, идя впереди нас, расчищали нам дорогу, и мы достигли города, расположенного вблизи моря, который называется Бейрут. Оттуда мы прибыли к городу по имени Сайда, а затем к другому, что называется Тир, а из Тира - к Акре. Из Акры мы направились в крепость Хайфа, а затем расположились лагерем близ Цезареи и отпраздновали там Пятидесятницу на 29 мая. Наконец, мы вышли к городу Рамле, который сарацины в страхе перед франками бросили пустым. Неподалеку от этого города была славная церковь, в которой покоятся драгоценнейшие останки св. Георгия, принявшего здесь счастливое мученичество от вероломных язычников во имя Христа. Наши предводители посовещались о том, чтобы выбрать епископа, который бы отстроил и берег эту церковь. Они заплатили ему каждый от себя десятину, обогатили золотом и серебром, лошадьми и другими животными с тем, чтобы он набожно и благочестиво жил с теми, кто был с ним.

. Он остался там с радостью, но мы же, ликуя и веселясь, достигли во вторник 6 июня Иерусалима и удивительным образом осадили его. Так, Роберт Норманнский осадил его с севера со стороны церкви протомученика св. Стефана, где он был побит камнями во имя Христа. Рядом был граф Роберт Фландрский. С запада город осаждали герцог Готфрид и Танкред. Граф Сен-Жилльский осаждал его с юга, а именно со стороны горы Сион, где церковь св. Марии Богоматери, и где Господь совершил трапезу со своими учениками.

На третий день наши, а именно Раймунд Пилет, Раймунд Туреннский и многие другие с целью принять бой покинули войско и встретили 200 арабов. Христовы воины сразились с этими неверными и превзошли их с Божьей помощью, убив многих из них и захватив 30 лошадей. В понедельник мы атаковали город с исключительной храбростью и столь успешно, что если бы были готовы лестницы, город был бы в наших руках. Все же мы разрушили малую стену, и одну лестницу приставили к большой стене. По этой лестнице поднимались наши воины и в рукопашной схватке поражали сарацин и защитников города мечами и копьями. Многие из наших погибли, но те потеряли еще больше. Во время осады мы не могли купить хлеба почти десять дней, пока не прибыл вестник с наших кораблей. Нас угнетала такая жажда, что в великом страхе и ужасе мы водили наших лошадей и прочий скот на водопой за шесть миль. Источник под названием Силоа, находившийся у подножья горы Сион, подкреплял нас, однако все же вода продавалась дорого среди нас.

После же того, как прибыл вестник с наших кораблей, наши сеньоры стали советоваться, каким образом послать воинов, которые были бы надежной охраной для людей и кораблей в порту Яффы. На рассвете сотня воинов из войска графа Раймунда, включая Раймунда Пилета, Ачарда Монмерльского и Гийома из Сабрана выступили и с верностью отправились к порту. 30 наших воинов отделились от остальных и встретили 700 арабов, турок и сарацин из войска эмира. Воины Христовы храбро атаковали их, но их число в сравнении с нашим было столь велико, что они стали окружать наших. Они убили Ачарда Монмерльского и нескольких бедных пехотинцев. И когда наши были уже окружены, и все думали, что пришла смерть, к основной части отряда прибыл какой-то вестник и сказал Раймунду Пилету: «Что стоишь здесь с этими воинами? Взгляни! Всех наших теснят арабы, турки и сарацины. И, быть может, сейчас наших нет в живых. Помогите им, помогите!». Услышав это, наши поспешили и скорее прибыли на место битвы. Народ язычников, увидев воинов Христа, разделился, образовав два отряда. Наши, призвав имя Христа, бросились на неверных с такой яростью, что каждый воин повергал своего противника. Видя, что не могут устоять перед храбростью франков, они, объятые страхом, обратились в бегство. Наши преследовали их на протяжении почти четырех миль, перебив многих из них. Одного из них захватили живым с тем, чтобы рассказал по порядку, что знает нового. Захватили также 103 лошади.

Осаждая город, мы были угнетены жаждой настолько, что сшивали шкуры быков и буйволов и в них носили себе сюда воду почти за шесть миль. Мы пили вонючую воду из этих сосудцев, мучаясь от зловонной воды и ячменного хлеба и пребывая в великом унынии. Сарацины у всех источников и водоемов устраивали засады против наших, всюду убивая и рубя на куски. Вдобавок они прятали скот к себе в пещеры и гроты.

. Тогда наши сеньоры распорядились атаковать город с помощью машин, чтобы нашим вступить в него и поклониться Гробу нашего Спасителя. Они таким образом построили деревянные осадные башни и много других машин. Свою башню с машинами построил герцог Готфрид, то же сделал и граф Раймунд. Дерево им таскали издалека. Сарацины, увидев, что наши сооружают эти машины, с основательностью укрепляли город и ночью усилили оборону башен. Наши сеньоры, видя, с какой стороны город слабее укреплен, в одну из субботних ночей перевезли нашу машину и осадную башню на восточную сторону. На рассвете ее воздвигли, а затем с воскресенья и до вторника отлаживали ее и приводили в боеготовность. Граф Сен-Жилльский готовил свою машину на южных подступах. Меж тем, мы были доведены сильной жаждой до того, что за денарий невозможно было приобрести для себя достаточно воды, чтобы напиться.

Днем и ночью в среду и четверг мы крепко атаковали город со всех сторон. Но до атаки епископы и священники приказали нам, предписывая и увещевая, совершить крестный ход вокруг Иерусалима во имя Господа, с верностью творить молитвы, милостыню и блюсти посты. Рано утром в пятницу мы отовсюду атаковали город, но не смогли причинить ему никакого вреда. Мы были ошеломлены и объяты страхом. С приближением часа, когда Господь наш Иисус Христос благоволил претерпеть за нас муки на кресте, наши воины, а именно герцог Готфрид и граф Евстафий, его брат, мужественно сражались на осадной башне. В тот момент один из наших воинов по имени Летольд поднялся на стену города. И как только он поднялся, все защитники города обратились в бегство по стенам и по городу, а наши преследовали их по пятам, убивая и рубя, вплоть до Храма Соломона. И там была такая бойня, что ноги наших были по лодыжки в их крови.

Граф Раймунд с южной стороны стянул все свое войско и осадную башню к самой стене, но между осадной башней и стеной был весьма глубокий ров. Наши, посовещавшись о том, как наполнить канаву, возвестили, что всякий, кто снесет в ров три больших камня, получит денарий. Ров заполняли три дня и три ночи. Наконец, заполнив ров, осадную башню придвинули к стене. Те, кто был внутри города, ожесточенно сражались с нами, бросая огонь и камни. Услышав, что франки уже в городе, граф сказал своим людям: «Отчего медлите? Смотрите! Все франки уже в городе». Итак, эмир, который был в Башне Давида, сдался графу и отворил ему те ворота, где паломники, входя в город, обычно платили налог. Наши паломники, вступив в город, преследовали и убивали сарацин вплоть до Храма Соломона. Собравшись в нем, они отчаянно бились с нашими весь день так, что весь храм был залит их кровью. Превзойдя язычников, наши захватили в храме весьма много мужчин и женщин, и кого хотели, оставили в живых, а кого нет - убили. На крыше Храма Соломона было великое сборище язычников обоих полов. Им Танкред и Гастон де Беарн вручили свои знамена.

Тотчас наши разбежались по всему городу, забирая золото, серебро, лошадей, мулов, захватывая дома, полные всякого добра. И вот наши пришли, радуясь и от великой радости плача, поклониться гробу нашего Спасителя Иисуса и возвратили ему главный долг. С наступлением утра наши осторожно взобрались на крышу храма и устремились на сарацин, мужчин и женщин, отрубая им головы обнаженными мечами. Иные сарацины сами бросались вниз с крыши храма. Увидев это, Танкред был очень зол.

. Наши тогда держали совет и решили: пусть каждый творит милостыню с молитвами, чтобы Господь избрал себе того, кого хочет видеть правящим над всеми остальными и управителем города. Они также приказали всех мертвых сарацин выбросить за ворота из-за сильного зловонья от них, ибо едва ли не весь город был заполнен их трупами. Живые сарацины тащили мертвых за ворота и сооружали из них горы размером чуть ли не с дома. Такого избиения языческого народа никто никогда не видывал и не слыхивал. Костры из мертвых тел возвышались, как пирамиды, и никто не знает их числа, кроме самого Бога. Граф же Раймунд позаботился о том, чтобы эмира и тех, кто был с ним, увели в Аскалон целыми и невредимыми.

На восьмой день, как город был взят, правителем города избрали герцога Готфрида, который должен был усмирять язычников и быть оградой для христиан. Тогда же выбрали патриархом разумнейшего и достойного мужа Арнульфа, в праздник оков св. Петра. И был этот город взят христианами 15 июля, в пятницу.

Меж тем, к Танкреду и графу Евстафию прибыл гонец с известием, дабы они готовились выдвинуться дальше и принять сдачу Наблуса. Они выступили, ведя за собой множество воинов и пеших, и достигли города. Его жители тут же сдались. Герцог вновь послал к ним, чтобы они поскорее прибыли для битвы, что готовит нам эмир Вавилона у Аскалона. Они поспешно отправились в горы в поисках войск сарацинов и пришли к Цезарее. Двигаясь вдоль моря к городу Рамле, они нашли там множество арабов, шедших в авангарде. Преследуя их, наши захватили многих из их, и те рассказали все об этой новой армии: где она находится и какова ее численность, а также где они собираются сражаться с христианами. Услышав об этом, Танкред тут же послал вестника в Иерусалим герцогу Готфриду и патриарху, и всем правителям, говоря: «Знайте, что с нами готовятся сразиться при Аскалоне. Итак, выступайте скорее со всеми силами, какие у вас есть!». И герцог приказал призвать всех, чтобы они, снарядившись, с верностью поспешили в Аскалон, навстречу нашим врагам. Сам же герцог выступил из города во вторник вместе с патриархом, Робертом Фландрским, и с ними епископ Мартирано. Граф Сен-Жилльский и Роберт Норманнский заявили, что не выступят, пока наверняка не узнают о битве. Они приказали своим воинам отправиться вперед и удостовериться, действительно ли там есть войско и как можно скорее вернуться, дабы им самим тотчас, подготовившись, выступить. Те отправились и увидели войско, а затем быстро известили их, что все видели своими глазами. Тотчас герцог, выбрав епископа Мартирано, послал в Иерусалим с тем, чтобы воины, бывшие там готовились и спешили на битву.

В среду эти правители выступили и поспешили на битву. Епископ Мартирано возвратился передать на словах то, что ему было поручено, патриарху и герцогу, но сарацины вышли навстречу ему, и, захватив, увели с собой. Петр Пустынник остался в Иерусалиме, приказывая и предписывая грекам, латинянам и клирикам, чтобы они в верности своей прошли крестным ходом во славу Божию и сотворили молитвы и милостыню, дабы Бог дал победу своему народу. Клирики и пресвитеры, облаченные в священные одежды, совершали крестный ход к Храму Господню, распевая мессы и молитвы, дабы Господь защитил свой народ.

Наконец, патриарх, епископы и другие сеньоры собрались у реки, что течет в этой части Аскалона. Там захватили они много скота: быков, верблюдов, овец, а также в изобилии разнообразного добра. Меж тем подошло около трехсот арабов, и наши атаковали их, захватив двоих из них, и преследовали остальных вплоть до их войска. С наступлением вечера патриарх позаботился оповестить все войско (hostem), что завтра ранним утром все должны быть готовы к бою, и всякий, кто погонится за добычей прежде, чем битва закончится, будет отлучен от церкви. Но, закончив бой, они возвратятся в счастье и радости взять то, что предназначено для них Господом.

На рассвете в пятницу они вступили в прекрасную долину близ берега моря и там выстроились в боевые порядки. Герцог выстроил свой отряд, граф Норманнский - свой, граф Сен-Жилльский - свой, граф Фландрский - свой, граф Евстафий - свой, Танкред и Гастон - свой. Они построили также пехотинцев и лучников, чтобы те шли впереди воинов. Выстроив всех таким образом, они начали сражаться во имя господа Иисуса Христа. На левом фланге был герцог Готфрид со своим отрядом. Граф Сен-Жилльский скакал со стороны моря на правом. Граф Норманнский, граф Фландрский, Танкред и все остальные ехали верхом в центре. Наши понемногу стали выдвигаться вперед. Язычники стояли готовые к бою. У каждого из них на шее висел небольшой сосуд, висящий на шее, из которого он мог бы пить, преследуя нас, но, слава Богу, этого им не было дозволено.

Граф Норманнский заприметив штандарт эмира с золотым яблоком на конце скипетра, покрытого серебром, со всей мощью напал на эмира и смертельно его ранил. Граф Фландрский храбро атаковал язычников с другой стороны. Танкред напал прямо в сердце их лагеря. Видя это, язычники сразу бросились в бегство. Язычников было неисчислимое множество, а сколько их - не знает никто, кроме самого Бога. Битва была ужасной. Но бывшая с нами сила Божья была столь неодолима, что мы тотчас сокрушили их. Враги Бога стояли ослепшие и ошеломленные, и, глядя на Христовых воинов во все глаза, не видели ничего. И они не осмеливались подняться против христиан, потрясенные силой Божьей. В великом страхе они взбирались на деревья, где надеялись скрыться. Но наши, стреляя из лука, убивая копьями и мечами, сбрасывали их на землю. Другие же падали ниц на землю, не осмеливаясь подняться против нас. Наши рубили их, как рубят скот на бойне. Граф Сен-Жилльский возле моря убил их бесчисленное множество. Третьи бросались в море, четвертые разбегались кто куда.

И вот эмир, подступив к городу, скорбя и печалясь, и со слезами сказал: «О божеский дух, кто когда-либо видел или слышал такое? Такая сила, такая отвага, такое войско, доселе никогда не побежденное ни одним народом, было разгромлено одним только малым народом христиан! Увы мне, печальному и скорбящему! Что еще могу я сказать? Я побежден безоружным народом бедняков и неимущих, у которого нет ничего, кроме мешка и сумы. Этот народ гонит народ египетский, щедро подававший им большую часть своей милостыни, когда в былые дни они нищенствовали по всему нашему отечеству. Я собрал сюда 200 тысяч воинов для битвы с ними, и вот вижу, что эти воины, опустив поводья, бегут прочь по дороге в Вавилон и не осмеливаются вернуться и противостоять народу франков. Клянусь Магометом и величием всех богов, что более не соберу воинов никакими уговорами, ибо я изгнан народом пришельцев. Я собрал все виды оружия и все машины, чтобы осадить их в Иерусалиме, но они опередили меня со сражением на два дня пути. Увы мне! Что еще сказать? Я буду опозорен навсегда в земле вавилонской!».

Наши же получили его штандарт, который граф Норманнский приобрел за 20 марок серебром и отдал патриарху во славу Божию и Св. Гроба. А меч кто-то купил за 60 бизантов. Итак, по благоволению Божьему, наши враги были побеждены. Все корабли из языческих стран были там. Но люди на них, видя эмира бегущим вместе со своим войском, тотчас подняли паруса и вышли в открытое море. Наши возвратились к шатрам язычников и обрели там без счета золота, серебра и всякого добра, а также животных всех видов и разнообразное оружие. Они взяли с собой все, что хотели, а остальное сожгли.

Наши вернулись с радостью в Иерусалим, везя с собой все необходимое добро. Эта битва случилась 12 августа. Она была дарована нам господом нашим Иисусом Христом, которому честь и слава ныне и присно и во веки веков. И пусть скажет каждая душа: Аминь.

Список использованной литературы

Справочные издания

Du Cange C. de F. (sieur), Glossarium mediae at infimae latinitatis / conditum a Carolo Dufresne, domino Du Cange, auctum a monachis ordinis S. Benedicti cum supplementis integris D.P. Carpenterii et additamentis Adelungii, et aliorum digessit G.A.L. Henschel, Parisiis : Firmin Didot fratres, 1840-50.

Gaffiot F. Le grand Gaffiot: dictionnaire latin-français. Paris, 2000.J. F. Mediae Latinitatis lexicon minus = Medieval Latin dictionary = Lexique latin médiéval = Mittellateinishces Wörterbuch. Leiden, Boston, 2002.Smith J. Atlas des croisades / Traduit de langlais par C. Cantoni. Préface et édition française revue par M. Balard. Paris, 1996.

Дворецкий И. Х. Латинско - русский словарь. М., 2003.

Католическая энциклопедия. М., 2002. Т.1.

Словарь средневековой культуры / Под ред. А. Я. Гуревича. М., 2007.

Христианство. Энциклопедический словарь. М., 1993. Т.1.

Издания хроники «Деяния франков»

Anonymi Gesta Francorum et aliorum Hierosolymitanorum / Ed. Beatrice A. Lees. Oxford, 1924.

Gesta Francorum et aliorum Hierosolyminatorum The deeds of the Franks and the other pilgrims to Jerusalem / Ed. R. Hill. L., 1962.

Histoire anonyme de la première croisade / Ed. L. Bréhier. P., 1924.

Деяния франков и прочих иерусалимцев. Книги 1-2 / Перевод с латинского и комментарий В.Л. Портных // Сибирь на перекрестье мировых религий: Материалы Второй межрегион. конф. Новосибирск, 2005.

Издания других хроник первого крестового похода.

Anne Comnène. Alexiade : règne de lempereur Alexis I Comnène / Texte établi et traduit par Bernard Leib. Paris, 1937-1945.de Chartres. Histoire de la croisade. Le récit dun témoin de première Croisade 1095 - 1106 / Trad. par F. Guizot ; présentation de J. Ménard. Paris : Cosmopole, 2001.of Chartres. A history of the expedition to Jerusalem 1095-1127 / Transl. Frances R. Ryan, ed. Harold S. Fink.Knoxville, 1969.Gesta Tancredi of Ralf of Caen. A history of the Normans on the first crusade / Trans. and with intr. By B.B. Bachrach and D.S. Bachrach. Burlington, 2005.de Nogent. Geste de Dieu par les Francs. Histoire de la première croisade / Introd., trad., et notes par M.-C. Garand, Turnhout : Brepols, 1998.« Liber » de Raymond dAguilers / publié par J.H. Hill et L.L. Hill. Paris, 1969.Tudebode. Historia de Hierosolimatano itinere/ Translated with introduction and notes by J.H. Hill et L.L. Hill. Philadelphia, 1974.Tudebodus. Historia de hierosolymitano itinere / publié par J.H. Hill et L.L. Hill. Paris, 1977.de Caen. Histoire de Tancrède / Traduit du latin par François Guizot, Clermont-Ferrand : Paleo, 2004.des historiens des croisades : Historiens occidentaux. Paris, 1844-1895. 5 vol.le Moine. Histoire de la Première Croisade / Traduit du latin par François Guizot. Clermont-Ferrand : Paleo, 2004.

Robert the Monks History of the First Crusade / Translated by C. Sweetenham. Aldershot, Burlington, 2005.

Заборов М.А. Крестовые походы в документах и материалах. М., 1977.

Комнина А. Алексиада. М., 1965.

Литература по хронике «Деяния франков».

Albu E. Probing the Passions of a Norman on Crusade: The Gesta Francorum et aliorum Hierosolimitanorum // Proceedings of the Battle Conference on Anglo-Norman Studies 27 (2005). Woodbridge, 2005.J. Heroic Language and the Eyewitness: the Gesta Francorum and La Chanson dAntioche // Echoes of the Epic. Studies in Honor of Gerard J. Brault. Birmingham, 1998.J. The Anonymous Gesta Francorum and the Historia Francorum qui ceperunt Iherusalem of Raymond of Aguilers and the Historia de Hierosolymitano itinere of Peter Tudebode: an analysis of the textual relationship between primary sources for the first crusade // The Crusades and their sources / Ed. J. France and W.G. Zajac, Aldershot, Briookfield, 1998.J. The Use of the Anonymous Gesta Francorum in the Early Twelfth-Century Sources for the First Crusade // From Clermont to Jerusalem. The Crusades and the Crusader Societies 1095-1500. Turnhout, Brepols, 1998.R. Crusading Warfare: A Camp-followers view 1097-1120 // Proceedings of the Battle Conference on Anglo-Norman Studies, 1 (1978).E. Some notes on the Anonymi Gesta Francorum with special reference to the norman contingent from South Italy and Sicily in the First Crusade // Studies in french language and medieval literature. Manchester, 1939.Y.N. Eyewitnessing in accounts of the first crusade: the Gesta Francorum and other contemprorary narratives // Crusades. 2004, vol.3.A. A neglected passage in the Gesta // The Crusades and the other historical studies presented to D.C. Munro by his former students / Ed. P.J. Paetow. New-York, 1928.C. The Gesta Francorum as Narrative History // Reading Medieval Studies 19 (1993).

Skoulatos B. Lauteur anonyme des Gesta et le monde byzantin // Byzantion, 50 (1980). Bruxelles, 1980.H.-J. Le problème de lauteur des Gesta Francorum et aliorum Hierosolymitanorum // Le Moyen Age. Revue dhistoire et de philologie. T. LXI. № 3-4. Bruxelles, 1955.K.B. Crusade and narrative: Bohemond and the Gesta Francorum // Journal of medieval history. Amsterdam, 1991. Vol. 17, №3.

Портных В. Л. Крестоносцы в хронике Gesta Francorum // Труды XLIV Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс». Новосибирск : НГУ, 2006.

Портных В. Л. Крестоносцы глазами современника (на материале Gesta Francorum) // Сибирь на перекрестье мировых религий: Материалы Третьей межрегион. конф. Новосибирск, 2006.

Портных В. Л. Некоторые аспекты взаимоотношений византийцев и крестоносцев (по хронике «Деяния франков» // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: история, филология. 2008. Том 7, выпуск 1: История. Новосибирск, 2008.

Литература по проблемам взаимоотношений Византии и крестоносцев.

Belke K. Phrygia between Byzantins and Seljuks // Byzantinische Forschungen, 16 (1991).P. Aims of the medieval crusades and how they were viewed by Byzantium // Church history, XXI (1952).P. Byzantium, the West and the origin of the First Crusade // Byzantion, 19 (1949).H.E.J. The Gregorian papacy, Byzantium and the first crusade // Byzantium and the West c.850-c.1200. Proceedings of the XVIII spring symposium of Byzantine studies. Amsterdam, 1988.H.E.J. Popes Gregory VIIs crusading plans of 1074 // Outremer. Jerusalem, 1982.G.T. Shism, union and the crusades // The meeting of two worlds. Cultural exchange between East and West during the period of the crusades. Kalamazoo, 1986.F. The popes plan for the first crusade // The crusades and other historical essays presented to Dana C. Munro by his former students. New-York, 1928.J. Byzantium and The Crusades. New-York, 2003.

Hill J.H. Raymond of Saint Gilles in Urbans plan of greek and latin friendship // Speculum, 26 (1951).

Krey A.C. Urbans crusade - success or failure // American historical review, 1948.

Leib B. Rome, Kiev et Byzance à la fin du Xième siècle. Paris, 1924.P. Byzance et la croisade // Relazioni del X congresso internazionale di scienze storiche. Storia del medioevo. Vol. 3. Firenze, 1955.R.-J. Byzantium and the crusader states 1096-1204. Oxford, 1993.W.B. Relations between the Normans and Byzantium 1071-1112 // Byzantion, 56 (1986).M. 1098 and all that : Theophylact bishop of Semnea and the Alexian reconquest of Anatolia // Peritia. Vol. 10 (1996).D.C. Did the Empreror Alexius ask for aid at the Council of Piacenza ? // American historical Review, 27 (1922).D.M. The Crusades and the unity of Christendom // The meeting of two worlds. Cultural exchange between East and West during the period of the crusades. Kalamazoo, 1986.

Rinciman S.S. Byzantium and the crusades // The meeting of two worlds. Cultural exchange between East and West during the period of the crusades. Kalamazoo, 1986.J. Cross-purposes : Alexius Comnenus and the First Crusade // The First Crusade: origins and impact. Manchester, 1997.J. When Greek meets Greek : Alexius Comnenus and Bohemond in 1097-1098 // Byzantine and modern greek studies, 12 (1988).R.B. Bohemond I, prince of Antioche. Princeton, 1917.

Заборов М. А. Византийская политика папства и начало крестовых походов // Средние века. Вып. XIV. М., 1959.

Прочие издания.

Alphandéry P. La chrétienté et lidée de croisade. T.1. Paris, 1954.M., Demurger A., Guichard P. Pays dIslam et monde latin. Xe-XIIIe siècle. P, 2000.F. LItalie et la Croisade // Le Concile de Clermont de 1095 et lappel à la Croisade. Actes du Colloque Universitaire International de Clermont-Ferrand, Paris, 1997.H.E.J. Canon Law and the First Crusade // The Horns of Hattin / Ed. by B.Z. Kedar, Jerusalem, 1992.H.E.J. Christianity and the morality of warfare during the first century of crusading // The Experience of Crusading. Vol. 1. Western Approaches. Cambridge, 2003.et cultures. Occident chrétien XIIème-miXVème siècle / Sous la direction de I. Heullant-Donat. T. 1. Neuilly-sur-Seine, 1999.C. The origin of the idea of crusade. Princeton, 1977.J. La guerre sainte. La formation de lidée de la croisade dans lOccident chrétien. Paris, 2001.J. La première croisade : lOccident chrétien contre lIslam (aux origines des idéologies occidentales). Bruxelles, 1992.E.A. Normans views of eastern christendom : from the first crusade to the principality of Antioch // The meeting of two worlds. Cultural exchange between East and West during the period of the crusades. Kalamazoo, 1986.History of Crusades / General ed. Kenneth M. Setton, Madison, 1969-1989.

Jorga N. Les narrateurs de la première croisade. Paris, 1928.T.M. Fighting for Chtistianity. Holy War in Byzantine Empire // Byzantion 56 (1998).

Lobrichon G. 1099, Jérusalem conquise. Paris, 1998.J.-M. Italies Normandes. XI-XII siècles. Paris, 1994.J.-M. La Pouille du VI au XII siècle. Rome, 1993.F. Les croisades vues par les historiens arabes dhier et daujourdhui // Le Concile de Clermont de 1095 et lappel à la Croisade. Actes du Colloque Universitaire International de Clermont-Ferrand. P., 1997.D.C. The speech of Urban II at Clermont, 1095 // AHR. Vol.11, N.2. 1905.

Nicol D .M. Byzantium and the Papacy in the Eleventh Century // The Journal of ecclesiastical history, 13 (1962).

Richard J. Raymond dAguilers, historien de la première croisade // Journal des savants, 3 (1971).

Riley-Smith J. The first crusade and the idea of crusading. London, 1993.S. Jérusalem. Objectif originel de la première croisade ? // Autour de la Première Croisade. Paris, 1996.J. Aspects of Byzantine attitudes and policy towards the west in the tenth and eleventh centuries // Byzantium and the West c.850-c.1200. Proceedings of the XVIII spring symposium of Byzantine studies. Amsterdam, 1988.J. The Uses of the Francs in Eleventh-Century Byzantium // Anglo-Norman Studies, XV: Proceedings of the XV Battle Conference and of the XI Colloquio Medievale of the Officina di Studi Medievali, 1992. Woodbridge, 1993.C. Gods war. A new history of the crusades. London, 2006.

Армур Р. Ислам и христианство. Непростая история. М., 2004.

Балакин В. Д. Итальянская политика Оттона I (к вопросу о происхождении Священной Римской империи) // Средние века. Вып. 62. М., 2001.

Барг М.А. Эпохи и идеи: становление историзма. М., 1987.

Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1973.

Вайнштейн О. Л. Западноевропейская средневековая историография. М.-Л., 1949.

Виймар П. Крестовые походы. Миф и реальность священной войны. СПб, 2003.

Гене Б. История и историческая культура средневекового Запада. М., 2002.

Гийу А. Византийская цивилизация. Екатеринбург, 2005.

Горелов Н. Царствие небесное. Легенды крестоносцев XII-XIV веков. СПб, 2006.

Дельбрюк Г. Рыцарство. История военного искусства // Рыцарские ордена. С крестом и мечом. М. 2004.

Джордан У.Ч. Самоидентификация населения и королевская власть в средневековой Франции // Одиссей. Человек в истории. 1995.

Добиаш-Рождественская О.А. Западные паломничества в средние века. Пб, 1924.

Доманин А.А. Крестовые походы. Под сенью креста. М., 2003.

Дуглас Дэвид Ч. Норманны: от завоеваний к достижениям. 1050-1100 гг. СПб, 2003.

Дэниел Н. Ислам в христианской мысли на Западе: от начала до 1914 г. // Христиане и мусульмане: проблема диалога. М., 2000.

Ефимова Е. Рыцарство // Рыцарские ордена: с крестом и мечом. М., 2004.

Жоффруа де Виллардуэн. Завоевание Константинополя / Пер.и коммент. М.А. Заборова. М., 1993.

Журавский А.В. Христианство и ислам. Социокультурные проблемы диалога. М., 1990.

Заборов М. А. Историография крестовых походов (латинская хронография XI - XIII вв). М., 1966.

Заборов М.А. Крестовые походы. М., 1956.

Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке. М., 1980.

Каждан А. П. Византийская культура (X-XII вв). СПб, 1997.

Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987.

Кин М. Рыцарство. М., 2000.

Кленшан П. дю Ф. де Рыцарство. СПб, 2004.

Колесницкий Н. Ф. «Священная римская империя»: притязания и действительность. М., 1977.

Констебл Д. Новейшие тенденции в историографии крестовых походов // Homo historicus. Кн. 1. М., 2003.

Культура Византии. IV - первая половина VII в. М., 1984.

Культура Византии. Вторая половина VII - XII в. М., 1989.

Куглер Б. История крестовых походов. Ростов-на-Дону, 1995.

Ланглуа Ш. - В., Сеньобос Ш. Введение в изучение истории. М., 2004.

Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. Екатеринбург, 2005.

Литаврин Г. Г. Как жили византийцы? СПб, 2000.

Лучицкая С.И. Библейские цитаты в хрониках крестовых походов // Одиссей 2003. Человек в истории. Язык Библии в нарративе.

Лучицкая С.И. Быт, нравы и сексуальная жизнь крестоносцев // Женщина, брак, семья до начала нового времени. М., 1993.

Лучицкая С.И. Образ другого: мусульмане в хрониках крестовых походов. СПб, 2001.

Лучицкая С.И. Семья крестоносца: супружеский конфликт в начале XII в. // Человек в кругу семьи. Очерки по истории частной жизни в Европе до начала нового времени. М., 1996.

Люблинская А. Д. Источниковедение истории средних веков. Л., 1965.

Морисон С. Крестоносцы. М., 2003.

Носов К.С. Осадная техника античности и средневековья. СПб, 2003.

Перну Р. Крестоносцы. СПб, 2001.

Пиков Г.Г. Из истории западноевропейского средневековья. Новосибирск, 2002.

Православие и католичество: от конфронтации к диалогу. М., 2001.

Райт Дж.К. Географические представления эпохи крестовых походов. М., 1988.

Ришар Ж. Латино-Иерусалимское королевство. СПб, 2002.

Руа Ж.Ж. История рыцарства. М., 2001.

Сюзюмов М.Я. «Разделение церквей» в 1054 г. // ВИ. 1956, №8.

Уколова В.И., Бородин О.Р. Византия и Запад: культурные отношения в VII-XII вв. // Византия между Западом и Востоком. СПб, 1999.

Флори Ж. Идеология меча. Предыстория рыцарства. СПб, 1999.