Развитие советско-японских взаимоотношений в 1939-1945 гг.

На сегодняшний день в вопросах внешней политики особое место занимают российско-японские отношения. Япония является для нас одним из самых важных экономических и стратегических партнеров, однако урегулированию отношений между Россией и Японией препятствует тот факт, что между нашими странами до сих пор не подписан мирный договор. Истоки проблемы лежат в советско-японских отношениях 1938-1945 гг., которые до сих пор остаются не до конца изученным в истории дипломатии России. Официальная точка зрения, на советско-японские отношения, существовавшая до конца 80-х гг., не отвечает требованиям сегодняшнего дня.

Кроме того, вопрос российско-советских отношений снова приобрел свою острую актуальность в связи с предъявлением японской стороной претензий относительно Курильских островов. Таким образом, на основании вышесказанного можно сделать вывод, что проблема поднимаемая в представленном исследовании была и остается остроактуальной не только в рамках российско-японских отношений, но и всей мировой политики.

Объектом исследования является история дипломатии СССР в 1938-1945 гг.

Предметом исследования выступают советско-японские отношения в 1938-1945 гг.

Хронологические рамки исследования ограничиваются периодом с 1938 по 1945 г., т.к. этот период можно назвать одним из самых острых в истории русско-японской дипломатии, т.к. на представленном этапе советско-японских отношений отмечается три крупных (Хасан, Халхин-Гол и советско-японская война 1945 г) и большое количество мелких вооруженных конфликтов.

Методологическую базу исследования составил интегрированный (комплексный) подход, в соответствии с которым все исторические явления рассматриваются с позиций историзма и объективности.

Историография проблемы начала складываться в 50-70-е гг. ХХв. Определенного внимания заслуживают исследования советско-японских отношений учеными и дипломатами в советский период. Наиболее интересной представляется позиция советского министра иностранных дел Громыко А.А., который представлял официальную точку зрения советского правительства на дипломатию исследуемого периода. Особая значимость работ А.А. Громыко заключается в том, что этот дипломат занимался проблемами советско-японских отношений на практике. Мало кто знает, что, выполняя указания советского руководства, А.А. Громыко не раз зондировал возможность заключения мирного договора с Японией на условиях передачи ей островов Хабомаи и Шикотан. Конечно, он был человеком своей эпохи, готовым колебаться вместе с линией партии. Однако в нетерпимости позднего Громыко к японским требованиям было, пожалуй, немало личного. Как блестящий профессионал, он, думается, не мог не испытывать досады в связи со своей прямой причастностью к столь явному нарушению международного права и морали, каким был отказ СССР от обязанностей перед Японией.

Кроме того, в советское время выходило несколько публицистических публикаций С.М. Капицы, посвященные непосредственно проблеме данного исследования - истории дипломатии на Дальнем Востоке во время второй мировой войны.

В особую группу, на наш взгляд, следует выделить ряд работ, вышедших в начале 80-х годов, посвященных проблеме советско-китайских отношений, позволивших рассмотреть отношения СССР и Японии в свете ситуации, сложившейся в 1938-1945 гг. на Дальнем Востоке. Среди них можно выделить следующие работы: Владимиров О.,[1] Борисов О.Б., Колосков Б.Т.[2], Дубинский А.М[3].

В 90-е гг. появились работы, которые по-новому раскрывают историю советско-японских отношений накануне и после второй мировой войны. На наш взгляд, они опрокидывают устоявшиеся представления в этой области.

Так, несколько работ, коренным образом пересматривающих сложившуюся в советской историографии концепцию японо-советских отношений накануне и во время второй мировой войны, опубликовал Б.Славинский[4]. По мере выхода этих работ концепция Б.Славинского несколько видоизменялась и уточнялась, становилась все более четкой и определенной, но основные ее положения остались незыблемыми. В своих исследованиях Б.Славинский выступает против устоявшейся трактовки комплекса отношений между СССР и Японией, связанных с заключением и соблюдением Пакта о нейтралитете. Суть устоявшейся трактовки, принявшей характер своего рода обязательного штампа, сводится к следующему. Заключенный в апреле 1941 г. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией — это победа советской дипломатии накануне нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Благодаря его заключению СССР удалось использовать противоречия между союзниками — Германией и Японией — и удержать последнюю от нападения на СССР. Япония в годы войны нарушала Пакт о нейтралитете, в то время как Советский Союз его неуклонно соблюдал. По истечении срока действия Пакта Советский Союз заявил о его денонсации и вполне правомерно вступил в войну с Японией на стороне США и Англии.

Принципиальная новизна работ Б.Славинского, в которых он развенчивает устоявшуюся схему, сводится к двум моментам.

Во-первых, это новизна источников, на которых они построены. Автор вводит в оборот их совершенно новый круг. Это фонды Архива внешней политики Российской Федерации (АВП РФ) при МИДе России, и в первую очередь фонд бывшего посла СССР в Японии Я.Малика. До последнего времени указанные фонды были недоступны отечественным исследователям, что не только сужало поле исследовательской работы, но и укрепляло официозную концепцию, позволяя ей безраздельно господствовать в отечественной историографии.

Во-вторых, Б.Славинский стремится дать новую трактовку уже опубликованным ранее дипломатическим документам. Он убеждён в том, что не только пакт Риббентропа — Молотова был объектом всевозможных фальсификаций со стороны официальной советской историографии, но и в не меньшей степени это относится и к Пакту о нейтралитете между СССР и Японией, трактовка которого нуждается в переосмыслении.

В целом нужно сказать, что Б.Славинскому удалось показать смысл Пакта о нейтралитете и его роль в истории в новом свете и опрокинуть господствовавшую до сих пор точку зрения, которая могла сохранять силу по инерции до открытия новых источников, впервые введенных им в научный оборот. Было бы некорректным упрекать Б.Славинского в излишней политизированности его подхода или тенденциозности его исследований. А такие упреки имели место: С.Тихвинский. Россия — Япония. Обречены на добрососедство; И.Латышев. Правомерны ли попытки реабилитации военных преступников? И.Латышев увидел в трудах Б.Славинского “особое рвение в попытках защиты и реабилитации японских военных преступников”.* А Славинский считает, что его исследование позволяет очистить историю Пакта о нейтралитете от “откровенной фальсификации, замалчивания фактов, а порой и откровенной лжи”[5].

Не менее интересной представляется точка зрения на исследуемую проблему, высказанная в работах А.А. Кошкина[6]. Этот автор в своих трудах сходится к тому, что Япония не напала на СССР по двум причинам. Во-первых, сдерживающим воздействием на решение о начале войны против СССР оказывало сохранение на Дальнем Востоке большого количества авиации, и армии, т.к. Япония проверила мощь и боеспособность Красной армии в районе реки Халхин-Гол. Во-вторых, Япония рассчитывала на “молниеносный захват” Германией Советского Союза, т.е. воспользовавшись наиболее благоприятным моментом для империи захватить Дальний Восток и Сибирь.

В 90-е годы в связи с наступлением эпохи гласности и революционных перемен в российском обществе проблема российско (советско)-японских отношений особенно актуализировалась, шли поиски их урегулирования. В это время появилось много исследований, посвященных территориальному спору между двумя странами О.Бондаренко[7]; В.Еремин[8], К.Саркисов[9]; В.Гайдар[10]. Международно-правовой анализ проблемы, представленной в исследовании дал С.Пунжин в статье “Япония: можно ли при помощи права решить проблему ,,северных территорий“?”.

Во многих исследованиях наметились новые подходы к решению комплекса вопросов, связанных с различными аспектами территориального спора, подверглась коренному пересмотру концепция, исходившая из правомерности оккупации Южных Курил Советским Союзом в 1945 г. и их отторжения от Японии[11], которая господствовала в отечественной историографии до начала 90-х годов. Интересными в связи с вопросами, поднимаемыми в исследовании представляются работы А. Кошкина (цикл о истории “спелой хурмы”, исследования проблем Пакта о нейтралитете).

Источники по проблеме исследования многочисленны и разнообразны.

Важным источником информации по данной проблеме являются различные дипломатические пакты, письма и нормативно-правовые акты, регулирующие советско-японские отношения в исследуемый период. Тем не менее, следует отметить, что данные документы позволяют составить мнение лишь об официально заявленной точке зрения на происходящие события. Среди прочих особого внимания заслуживают такие документы как, “Советско-японский пакт о нейтралитете”, в котором СССР и Японией была предпринята попытка урегулировать отношения мирным путем, и материалы Тегеранской и Крымской конференций, в которых советско-японские отношения можно проследить в свете мировой политики и международных отношений.

Особый интерес в рамках данного исследования представляют различные мемуары и воспоминания, представленные в работе следующими авторами: Белобородов А.П[12]., Жуков Г.К.,[13] Карпов В[14]., Кутаков Л.Н[15]., Ледовский А[16]. Эти мемуары помогают установить множество фактов, которые не отразились в других источниках, т.к. они не только фиксируют события прошлого, но и являются своего рода исповедью, раздумьями, оправданиями личностей. Ценность мемуаров состоит ещё и в том, что информация в них эмоционально окрашена.

Цель данного исследования, сформулирована следующим образом: рассмотрение и анализ советско-японских отношений в 1938-1945 г., в свете новых исторических исследований, посвященных данной проблеме.

Для решения поставленной цели в работе решаются следующие задачи: Выявление и анализ политической ситуации на Дальнем Востоке во время русско-японских столкновений в районах озера Хасан и реки Халхин-Гол.

1. Рассмотрение русско-японских отношений в период ВОВ.

2. Анализ подготовки, хода и последствий русско-японского блицкрига 1945 г.

ГЛАВА 1. ЭСКАЛАЦИЯ НАПРЯЖЕННОСТИ МЕЖДУ ссср И ЯПОНИЕЙ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 30-Х ГОДОВ

1.1. Вооруженные конфликты в районах озера Хасан и реки Халхин-Гол

Тридцатые годы, особенно их вторая половина, были отмечены неуклонным наращиванием живой силы и техники по обеим сторонам линии, отделявшей советский Дальний Восток от Маньчжоу-го. В 1932—1937 гг. численность Квантунской армии, дислоцированной в Маньчжоу-го, увеличилась в пять раз (только в 1938 г. этот показатель на основе продления сроков военной службы поднялся на 50%), количество военных самолетов — в три раза, артиллерийских единиц — в четыре раза, танков — более чем в десять раз[17]. С 1937 по 1938 г. численность советских войск на Дальнем Востоке выросла на 105 тыс. человек (более чем в десять раз по сравнению с ранними планами), в два раза увеличились ассигнования на военное строительство.

На основании показаний Г.С.Люшкова — начальника управления НКВД, бежавшего в Маньчжоу-го, японские аналитики пришли к заключению о значительном превосходстве Красной Армии в людях и вооружениях, что сильно обеспокоило военное руководство. Основанием для его беспокойства явились и дешифрованные телеграммы командования советских пограничных войск на Дальнем Востоке своему руководству с требованиями увеличить вдвое снабжение боеприпасами, а также разрешить занятие высоты Заозерной (по-китайски Чанкуфэн). Эта 150-метровая высота находилась к западу от озера Хасан.

6 июля 1938 г. на высоте появились несколько конных советских пограничников и начались фортификационные работы[18]. 11 июля там оказалось уже сорок красноармейцев, а 13 июля—еще десять[19].

Граница в этом районе не была демаркирована. Поэтому за каждой из сторон фактически оставались те высоты, которые занимали их войска. Поскольку на Заозерной японцев не было, командующий японской армией в Корее генерал К.Коисо первоначально не придал особого значения донесению о появлении советских пограничников.

Но в то время японские войска готовили наступление на резиденцию китайского правительства в г.Ухань, и у генерального штаба в Токио не могла не вызвать подозрений активизация Красной Армии вблизи стыка границ СССР, Маньчжоу-го и Кореи. Было решено проверить, не кроются ли за этими действиями планы вмешательства в японо-китайскую войну[20].

Не исключено, что и определенные японские политические круги, связанные с военными, усмотрели в происходившем шанс заработать ответными шагами внушительный политический капитал. С этой целью министр иностранных дел К.Угаки, проконсультировавшись с военным министром С.Итагаки, дал указание посольству Японии в Москве осуществить дипломатический демарш.

15 июля поверенный в делах Японии в СССР Х.Ниси потребовал от советского правительства отвести войска с Заозерной, являвшейся, по его словам, “частью территории Маньчжоу-го”—государства, дружественного Японии и находящегося под ее покровительством. 20 июля с аналогичным заявлением к наркому иностранных дел М.Литвинову обратился срочно вернувшийся из поездки по странам Западной Европы посол Японии в СССР М.Сигэмицу. Он указал, что “японское правительство, вновь изучив этот вопрос на основании имеющихся у него данных, пришло к заключению о принадлежности этого района Маньчжоу-го. К тому же маньчжурское население утверждает, что на высоте, о которой идет речь, оно отправляло религиозные обряды”.

В обоих случаях, ссылаясь на русско-китайский Хунчунский протокол 1886 г. и приложенную к нему карту, советские дипломаты квалифицировали как неоправданные японские утверждения о том, что Заозерная расположена за пределами территории СССР и что советские войска, заняв ее, нарушили государственную границу Маньчжоу-го[21].

Той же точки зрения придерживаются все советские историки, которые писали об этом конфликте, за исключением В.Сафронова (он считает, что причиной эскалации конфликта послужили действия отряда советских пограничников по охране Заозерной и Безымянной (по-китайски Сячаофэн), предпринятые 9-10 июля 1938 г. по приказу командования в ответ на проведение японскими войсками в районе, прилегающем к сопкам с запада, фортификационных и разведывательных мероприятий, а также эвакуации местного населения. Правда, вопрос об обоснованности претензий сторон в отношении нарушения линий границы им не рассматривается)[22]. Но как же эти историки не обратили внимания на одно важное обстоятельство? Ведь и в обычно охотно цитируемых или пересказываемых ими материалах Токийского трибунала говорится, что “по утверждению СССР граница проходила по гребню сопок” между рекой Тумень-Ула (Туманган) и западным берегом озера Хасан[23]. Иначе говоря, даже по советской интерпретации Хунчунского протокола нашей стороне принадлежала только восточная половина сопок (высот) Заозерная и Безымянная, а советские пограничники заняли их вершины целиком.

Надо также отметить, что в самом протоколе ни Заозерная, ни Безымянная поименованы не были. Это дало японцам основания утверждать, что линия границы на приложенной к Хунчунскому протоколу карте (линия “А” на карте, помещаемой здесь) пересекает не две упомянутые сопки (высоты), а другие сопки, расположенные гораздо южнее, причем первой в их ряду является указанная на “хунчунской” карте сопка № 52. С точки зрения японской стороны, линию границы следовало прокладывать от сопки № 52 по меридиану на север. При этом сопки Заозерная и Безымянная оказывались к западу от пограничной линии, т.е. на территории Маньчжоу-го.

Аргументы М.Литвинова сводились к тому, что “красная линия на карте обозначает границу вдоль всего водораздела, и воды, которые текут к западу и впадают в реку Тумень, принадлежат Китаю, а воды, текущие к востоку и впадающие в море, принадлежат России”. В свою очередь М.Сигэмицу, сославшись на китайскую военную карту, заявил о “законности” линии “В” и добавил, что “у Японии имеются права и обязанности перед Маньчжоу-го, для выполнения которых она может прибегнуть к силе и заставить советские войска эвакуировать незаконно занятую ими территорию Маньжоу-го”[24]. Но М.Литвинов остался непреклонным, и 20 июля военный министр С.Итагаки и начальник генерального штаба принц Канъин представили императору датированный 15 июля оперативный план вытеснения советских войск с вершины сопки Заозерная силами двух пехотных полков 19-й дивизии Корейской армии Японии без применения авиации. Цель плана заключалась в том, чтобы в результате “разведки боем” выяснить, не намерена ли советская сторона открыть второй фронт в Китае.

Император отнесся к применению вооруженной силы против СССР критически, осудил произвольные действия армии и заявил, что лично он против реализации плана, так как не желает войны с Советским Союзом.

Не ожидавший такой реакции С.Итагаки заявил, что решение применить силу против СССР в районе к западу от озера Хасан уже согласовано с министром военно-морского флота и министром иностранных дел. В действительности оно было принято только на следующий день Советом пяти министров с их участием (императора, таким образом, ввели в заблуждение). Решение гласило: “Мы провели подготовку на случай возникновения чрезвычайного положения. Использование подготовленной военной силы должно будет осуществиться по приказу императора после переговоров с соответствующими властями”[25].

Некоторые советские историки писали, что “на совещании пяти ведущих министров японского правительства план нападения на советскую территорию в районе озера Хасан был одобрен императором”[26].

Между тем, и это признал Токийский трибунал, вытеснение советских пограничников с высот Заозерная и Безымянная должно было бы начаться после упомянутых дополнительных переговоров, если “по их следам” император отдаст приказ, санкционирующий начало боевых действий японских войск.

После возражений императора командованию японской армии в Корее в ту же ночь был направлен приказ № 204 о временной приостановке начала военных действий, так как правительством было принято решение попытаться урегулировать конфликт по дипломатическим каналам, не исключая возможность прибегнуть к соответствующим мерам при изменении обстановки[27].

“29 июля небольшой отряд советских войск нарушил линию границы, продвинувшись на обращенный к Маньчжурии склон сопки Безымянная, расположенной в 2 км к северу от сопки Заозерная,—пишет японский историк Х.Ёсии,—и начал укреплять свои позиции”[28].

Получив донесение об этом, командующий 19-й дивизией генерал-лейтенант К.Одака (в других источниках иероглифы, составляющие его фамилию, читаются Суэтака) единолично решил, что наступил момент, который свидетельствует о таком изменении обстановки, которое требовало прибегнуть к применению силы, для того чтобы вытеснить советских пограничников с Безымянной. 31 июля после разведки боем силами одной роты японцы сломили сопротивление красноармейцев, но позднее были отброшены подоспевшими подкреплениями. Тогда К. Одака без приказа командования направил основные силы своей дивизии на захват господствующей над зоной конфликта сопки Заозерная. Вышестоящему командованию он сообщил, что предпринимаемые им меры вызваны якобы новым нарушением границы с советской стороны.

Из ставки японской армии пришел приказ ограничиться оборонительными действиями и, не пересекая государственной границы, вести бои только силами 19-й дивизии. И вплоть до 10 августа включительно дивизия, неся тяжелые потери, продолжала эти бои.

Не добившись от СССР дипломатической уступки, японская сторона прибегла к вооруженной силе, захватив в течение 29-31 июля обе сопки. 6-10 августа Красная Армия, используя довольно крупные формирования, провела контрнаступление, вынудив японцев отступить. 11 августа конфликт был урегулирован на условиях сохранения советского контроля над обеими сопками. Объективно конфликт вылился в демонстрацию относительной прочности позиций СССР в регионе и свидетельствовал о недостаточной готовности Японии к серьезному военному конфликту с ним.

Для оценки вооруженного конфликта у озера Хасан важное значение имеют и выводы комиссии, созданной командующим Дальневосточным фронтом маршалом Советского Союза В.Блюхером. 28 июля 1938 г. он “подверг сомнению законность действий наших пограничников у озера Хасан”. Блюхер послал комиссию на высоту Заозерная для расследования этих действий. Комиссия обнаружила нарушение советскими пограничниками границы на небольшую глубину (в три метра). В телеграмме на имя наркома обороны К.Ворошилова Блюхер указал, что вооруженный конфликт был вызван действиями нашей стороны, и потребовал “немедленного ареста начальника погранучастка” и других “виновников в провоцировании конфликта с японцами”[29].

Вместо этого Блюхер был обвинен советским правительством в пораженчестве. 1 августа 1938 г. Сталин в телефонном разговоре с ним по прямому проводу заявил: “Скажите, т. Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами. Если нет у вас такого желания, скажите прямо...”[30].

В.К.Блюхер был обвинен также “в дезорганизации управления войсками”, в отказе от введения в бой авиации из “опасения поражения корейского населения” и в том, что он не ставил “ясных задач на уничтожение противника”. Приказом наркома обороны Ворошилова от 4 сентября 1938 г.[31] он был отстранен от руководства Дальневосточным фронтом как “негодный и дискредитировавший себя в военном и политическом отношении” военачальник и позднее расстрелян.

Для того чтобы придать обвинениям в адрес Блюхера видимость непредвзятого подхода в оценке действий командования Красной Армии на Дальнем Востоке, 22 апреля 1939 г. Ворошилов объявил в своем приказе о приговоре “тройки” Военной коллегии Верховного Суда СССР под председательством В.Ульриха. Цель приговора, видимо, заключалась в дезавуировании выводов комиссии Блюхера о причине конфликта у озера Хасан.

Приговор “тройки” гласил: “В период боевых операций у озера Хасан командование 1-й (Приморской) армии в лице командующего ее комдива Подласа, члена Военного совета бригадного комиссара Шуликова и начальника штаба армии полковника Полющникова проявило преступное бездействие, которое выражалось как в непринятии необходимых мер к воспрепятствованию вторжения японских интервентов на советскую территорию, так и в плохом обеспечении боевых операций отдельных частей и подразделений армии...

Признавая Подласа, Шуликова и Полющникова виновными в совершении преступлений, предусмотренных ст. 193-17, п. ,,а’’ Уголовного Кодекса РСФСР, Военная коллегия Верховного Суда СССР, приговорила: 1. Подласа Кузьму Петровича лишить звания "комдив" и подвергнуть лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на пять лет с поражением в политических правах сроком на три года. 2. Шуликова Михаила Васильевича—лишению свободы сроком на два года. 3. Полющникова Александра Ивановича—лишению свободы сроком на три года...”[32].

Тенденциозный характер этого приговора был очевиден даже сталинскому руководству, и К.П.Подлас был вскоре досрочно освобожден с присвоением ему в 1941 г. звания генерал-лейтенант, а М.В.Шуликову и А.И.Полющникову определенную меру наказания в том же приказе было решено считать условной[33].

Советские и японские войска оказались непосредственно лицом к лицу не только на советско-маньчжурской, но и на монголо-маньчжурской границе. Учитывая характер тогдашних советско-японских отношений, любое, даже самое незначительное происшествие, отказ техники или недоразумение могли вызвать вооруженный конфликт. И действительно, по подсчетам японского военного историка И.Хаты, за два с половиной года после “Маньчжурского инцидента” произошло 152 столкновения, в 1935 г. — 136 и в 1936 г. — 2031. Согласно данным управления погранвойск Дальневосточного края, в 1937 — 1938 гг. имели место 6 серьезных боевых столкновений с японскими войсками, 26 обстрелов советских пограничников, 22 мелких нарушения госграницы военнослужащими сопредельной стороны, 25 нарушений воздушного пространства СССР, 26 случаев заброски подрывной литературы и листовок, 20 нарушений морских границ СССР и 44 других нарушения погранрежима[34].

А весной и летом 1939 г. на восточных границах МНР, в районе так называемого Тамцак-Булакского выступа, возник инцидент, который по своей напряженности и количеству вовлеченных единиц боевой техники и войсковых контингентов допустимо считать настоящей локальной войной.

Чтобы правильно понять природу конфликта в районе Халхин-Гола, рассмотрим в общих чертах стратегические планы Японии и СССР в отношении Монголии, а также состояние советско-японских отношений в конце 30-х годов.

Самым тщательным образом проанализировав Хасанский инцидент, японское командование извлекло для себя определенные уроки. Генштаб был вынужден признать разработанные ранее планы войны против СССР “устаревшими”. Убедившись в прочности советской обороны на приморском направлении, он решил найти место для удара там, где противник не ожидал бы нападения. В течение осени 1938 г. в Токио были разработаны два новых варианта плана войны против СССР под кодовым наименованием “Хатиго”.

Вариантом “А” этого плана предусматривался одновременный удар по советскому Дальнему Востоку на восточном и северном направлениях с последующим развертыванием военных действий в Забайкалье. По варианту “Б” на первом этапе главный удар планировался на западном направлении, через Монголию, с целью выхода к Байкалу. Варианты были направлены в штаб Квантунской армии для изучения. Ее командование отдало предпочтение сосредоточению основных усилий на западном (Хинганском) направлении, которое оно считало наиболее уязвимым в оборонительных порядках советских войск[35].

В условиях острого противоборства с СССР за преобладание в Китае японцы придавали большое значение МНР, или Внешней Монголии, которая с помощью Москвы стала своеобразным плацдармом для советского проникновения в Китай. Ведь именно в соседних с Монголией китайских провинциях находился так называемый “Особый район Китая” — база китайских коммунистов. Через Монголию проходила и одна из самых оживленных трасс снабжения гоминьдановских войск советской военной техникой и снаряжением по маршруту Улан-Удэ (СССР) — Улан-Батор (МНР) — Калган (Китай).

Официальная японская печать неоднократно обвиняла СССР в использовании МНР в качестве трамплина для “большевизации” Внутренней Монголии, Маньчжоу-го и всего Китая.

В японских оперативных планах МНР рассматривалась как ключ к Дальнему Востоку и щит, прикрывавший Транссибирскую магистраль. Вот почему после захвата Маньчжурии последовало вторжение японцев в китайские провинции Чахар и Суйюань, окружавшие юго-восточную часть МНР. В этих провинциях сразу же началось строительство стратегических железных дорог.

Восточная часть МНР образует Тамцак-Булакский выступ (Тамцак-Булак — административный центр этого района), который вклинивался в территорию Маньчжоу-го. К северу-востоку от него, в пространстве между государственными границами СССР и МНР с Маньчжурией и горным хребтом Большой Хинган, расположен район Барга, куда из внутренних областей Маньчжурии ведут две железные дороги. Одна из них — от Харбина через Цицикар на Хайлар (бывшая Китайско-Восточная железная дорога). Другая — через Таоань и Солунь на Халун-Аршан.

Тамцак-Булакский выступ почти вплотную подходит к предгорьям Большого Хинганского хребта как раз в том месте, где железнодорожные и шоссейные дороги, миновав горные перевалы, вступают на равнины Барги. Создавая здесь Хайларский укрепленный район, Япония начала строительство еще одной железной дороги — от Солуни на Ганьчжур, которая проходила около самой маньчжуро-монгольской границы, местами на удалении всего в два-три километра.

Японское командование опасалось, что на отрезке Халун-Аршан—Ганьчжур эта дорога могла подвергаться прицельному огню с господствующих песчаных высот на восточном берегу реки Халхин-Гол. Поэтому было принято решение захватить часть Тамцак-Булакского выступа до Халхин-Гола. Владея этой территорией, можно было устранить угрозу железной дороге, а также уменьшить шансы на успешный удар в тыл японским войскам, сосредоточенным в Хайларском укрепленном районе.

Пытаясь найти юридические обоснования этого решения, японцы занялись проблемой прохождения границы между Маньчжоу-го и МНР. В район Тамцак-Булакского выступа несколько раз направлялись специальные разведывательные группы, изучались архивные документы и карты. Конечно, наиболее желательным плодом всех предпринимавшихся усилий было бы обнаружение документов, подтверждающих версию о том, что линией границы служила река Халхин-Гол, а не участок к востоку от нее. В японской пропаганде даже подчеркивалось, что одно из значений монгольского слова “халха”, от которого пошло название Халхин-Гол, означает “граница” или “защита страны”. Как будет показано ниже, кое-что найти удалось.

Точку зрения советского правительства на эту проблему изложила газета “Правда”: “В оправдание своих провокационно-захватнических действий в отношении Монгольской Народной Республики японо-маньчжурские власти в своих сообщениях утверждали, что границей между Монгольской Народной Республикой и Маньчжурией в районе восточнее и юго-восточнее озера Буир-Нур служила река Халхин-Гол.

В действительности же, по официальным картам, граница МНР и Маньчжурии всегда проходила в этом районе не по реке Халхин-Гол, а восточнее этой реки — по линии Хулат-Улийн-Обо и Номон-Хан-Бурд-Обо. Это подтверждается картой № 43 из китайского альбома, изданного в 1919 г. в городе Пекине генеральным директором почт Китая.

По этой линии со дня образования МНР и до последних дней постоянно находились посты пограничной охраны МНР. До начала событий граница МНР с Маньчжурией, проходившая восточнее р. Халхин-Гол, никем, в том числе и японо-маньчжурской стороной, не оспаривалась.

Утверждение японо-маньчжурской стороны о прохождении границы МНР с Маньчжурией по реке Халхин-Гол никакими документами не подтверждается и является сплошным вымыслом, выдуманным японской военщиной для оправдания своих провокационно-захватнических действий”[36].

На Токийском трибунале СССР представил несколько карт — советских, китайских и японских, — на которых было видно, что граница между Монголией и Маньчжоу-го проходит по середине озера Буир-Нур и к востоку от реки Халхин-Гол, пересекая ее у истока и поворачивая на юго-восток. Между тем на ряде других японских карт линия границы была изменена: она шла по западному берегу реки Халхин-Гол, а в некоторых местах и западнее этой реки.

Крупный японский военный историк И.Хата на основании своих собственных исследований пришел к заключению, что “с объективной точки зрения советский подход в отношении границы кажется более убедительным”. То, что граница проходит восточнее Халхин-Гола, а не по реке, подтверждает и ряд карт: Китайского почтового ведомства (Пекин, 1919); Квантунского генерал-губернаторства (1919, 1926, 1934); Квантунской армии (1937, 1938). Об этом свидетельствуют и опубликованные в Шанхае в 1935 г. карты, на которых Халхин-Гол протекает внутри территории МНР. Даже на картах японского Генерального штаба от 1928 г. отчетливо видно, что граница проходит восточнее Халхин-Гола[37].

В то же время японцы-таки обнаружили карты, на которых граница шла по Халхин-Голу. На конференции в Чите, где обсуждалась пограничная проблема уже после конфликта, японцы предъявили 18 таких карт.

Вообще-то говоря, официальной границы между Маньчжоу-го и МНР в общепринятом смысле этого слова не существовало. Ведь до того как японцы вторглись в Маньчжурию, а СССР поставил под свой контроль Внешнюю Монголию, это были китайские провинции, между которыми в лучшем случае могла существовать лишь административная граница.

В мае 1939 г. в отдаленных степях МНР, в районе реки Халхин-Гол, неподалеку от монголо-маньчжурской границы возник вооруженный конфликт между японо-маньчжурскими и советско-монгольскими войсками, вылившийся в “малую войну”, продолжавшуюся вплоть до середины сентября того же года. (Советские войска находились в Монголии в соответствии с советско-монгольским протоколом 1936 г.) Этот конфликт, подобно хасанскому, возник как очередной пограничный инцидент в связи с расхождениями сторон в определении линии прохождения границы. Спору способствовало наличие множества содержавших разночтения карт района, которые трактовались каждой из сторон в свою пользу, а также сам характер местности — пустынной и малолюдной с неопределенными пограничными указателями, отстоявшими друг от друга на многие километры.

С начала 1939 г. в этом районе произошло несколько инцидентов между монголами и японо-маньчжурами. Примечательно, что в начале халхингольского конфликта стороны рассматривали его как обычный инцидент, вызванный нарушением границы, по поводу которого они обменялись несколькими взаимными протестами, причем первый из них был адресован правительству МНР. В Москве вообще узнали о случившемся лишь спустя несколько дней после его начала.

Но нельзя считать этот конфликт случайным. Он назревал не только потому, что частые и мелкие пограничные инциденты накапливались и создавали благоприятную почву для крупного взрыва, но ввиду появления в этом районе частей Квантунской армии, начавших крупные подготовительные мероприятия, расцененные в МНР и СССР в качестве подготовки для военных действий против Монголии и СССР (железнодорожное строительство, установка линий связи, накопление людских и материальных резервов).

Формально конфликт был четырехсторонним (МНР и СССР против Манчжоу-го и Японии), но фактически это было выяснением отношений между СССР и Японией. Советскую армейскую группировку возглавлял Г.К.Жуков.

Хотя на протяжении всего конфликта японское правительство в Токио категорически запрещало командованию Квантунской армии расширять зону конфликта и распространять боевые действия за рамки приграничного района Монголии, боевые действия представляли большую опасность для безопасности МНР. В заключительной стадии конфликта с обеих сторон в нем приняли участие свыше 130 тыс. солдат и офицеров.

Весной 1939 г. обстановка на маньчжуро-монгольской границе резко обострилась. На погранзаставы МНР начались налеты баргутских кавалерийских частей, их стычки с монгольской конницей. Инициатором вторжений на монгольскую территорию было командование Квантунской армии. Ведя дело к открытому конфликту, оно возлагало большие надежды на активную поддержку своих действий со стороны противников просоветского режима в МНР, а также делало ставку на дезорганизованность Монгольской народно-революционной армии (МНРА), обескровленной репрессиями 1937 — 1938 гг.

Поначалу никто не верил, что стычки в начале 1939 г. могут вылиться в крупномасштабное столкновение. К пограничным инцидентам, о которых уже упоминалось, все успели привыкнуть. Кроме того, командование Квантунской армии было твердо уверено в своем превосходстве над монгольскими войсками. Район Халхин-Гола (по-японски — Номонхан) казался японцам второстепенным. В Синьцзине, где располагался штаб Квантунской армии, были убеждены, что 23-я дивизия самостоятельно управится с монгольской кавалерией. Как впоследствии писал один из сотрудников оперативного отдела Генштаба, в штабе Квантунской армии не могли и мысли допустить о том, что такая маловажная, малозначительная куча песка станет местом шумных битв, которые попадут на первые страницы мировой прессы.

Как бы то ни было, 25 апреля 1939 г. командующий Квантунской армией К.Уэда издал приказ № 1488 под названием “Принципы для разрешения советско-маньчжурского спора”. Основные из этих принципов сводились к следующему: 1. В случае нарушения границы нарушители должны быть немедленно уничтожены. В этих целях допускается временное проникновение на советскую территорию. 2. В районах, где государственная граница точно не определена, командующий частями обороны сам определяет ее и указывает отрядам первой линии. 3. В случае возникновения конфликта отряды первой линии должны действовать решительно, активно и смело, предоставляя высшему командованию урегулирование могущих возникнуть последствий[38].

Как считает японский историк К.Хаяси, этот приказ на самом деле означал: “Игнорируй линию прохождения границы, смело иди вперед, вторгайся на противоположную сторону и называй ее своей территорией. Если кто-либо будет жаловаться, используй силу для достижения победы”. По мнению Хаяси и других послевоенных критиков японского милитаризма, приказ предназначался для оправдания провокаций на границе, он “поощрял ее нарушения”, а в случае возникновения неприятностей высокомерно сулил “потом во всем разобраться”. Тем не менее следует отметить, что когда 13 мая (т.е. в самом начале столкновений в районе Халхин-Гола) полковник Оути докладывал начальнику оперативного отдела Генерального штаба М.Инаде о направлении пехотного батальона в район Номонхана с целью наказать проникших туда монгольских кавалеристов, первый вопрос Инады был: “Где находится этот Номонхан?”.

“Я не мог сказать: „Не посылайте пехоту“, — говорил впоследствии Инада, — но я имел в виду: „Используйте свой ум, а не эмоции для разрешения такого пустячного эпизода“”[39]. В ходе последующих бесед с Комацубарой и Оути Инада подчеркивал, что в то время главные усилия японских вооруженных сил должны были быть направлены на разрешение китайского вопроса и поэтому никакие другие серьезные проблемы не должны возникать на севере. Это означало, что на второстепенных участках не следует провоцировать крупномасштабных боевых действий. Как раз в это время высшее военное командование занималось составлением оперативных планов на случай крупномасштабных действий против Советского Союза. Для этого офицеры Тэрада, Хаттори и Симануки отправились из Токио в укрепленный район Хайлар. Они изучали возможное развитие операций в западном направлении в случае войны и собирали данные для гипотетического наступления Квантунской армии на байкальском направлении[40].

В штабе же Квантунской армии сдержанная политика высшего командования в Токио рассматривалась как признак нерешительности и слабости. Командование армии выработало свои собственные установки, которые полностью игнорировали мнение не только японского правительства, но и центральных военных властей, сосредоточенных на решении главной стратегической проблемы Японии — войны в Китае.

В начале мая возобновились налеты баргутской конницы и пехотных подразделений японских войск на погранзаставы МНР, расположенные в 20 км восточнее нижнего течения реки Халхин-Гол. Их поддерживала авиация. Для отражения этих налетов пришлось привлечь не только пограничников, но и части монгольских и советских войск. Использовалась и советская авиация, базировавшаяся на монгольских полевых аэродромах.

Утром 11 мая 1939 г. дозор монгольских пограничников, находившийся на высоте Номонхан — Бурд-Обо, заметил колонну автомашин, направлявшихся к границе со стороны озера Удзун-Нур. Силы оказались явно неравными: на двадцать цириков наступали около двухсот японцев при поддержке пулеметов и минометов. Под натиском превосходящих сил монгольские пограничники вынуждены были отойти к Халхин-Голу. С помощью подоспевших подразделений МНРА японский отряд с большими потерями был отброшен на маньчжурскую территорию.

14 мая около трехсот японских и баргутских кавалеристов вновь перешли границу и, углубившись на 20 километров, заняли высоту Дунгур-Обо на левом берегу Халхин-Гола. На следующий день в этом районе было уже около семисот японских и баргутских всадников.

Активизировалась и японская авиация. Она производила разведывательные полеты над территорией МНР, бомбила и обстреливала из пулеметов монгольские войска. Так, 15 мая пять японских легких бомбардировщиков совершили налет на 7-ю заставу МНР в районе Хамар-Даба и сбросили 52 бомбы. В результате было убито двое и ранено двенадцать цириков.

Когда стало ясно, что Япония начала крупную военную операцию против МНР, командир 57-го особого стрелкового корпуса комдив Н.Фекленко утром 17 мая послал из Тамцак-Булака к Халхин-Голу оперативную группу в составе стрелково-пулеметного батальона, саперной роты 11-й танковой бригады и батареи 76-мм орудий на механической тяге. Одновременно туда же направилась 6-я кавалерийская дивизия МНРА с дивизионом бронемашин.

Перейдя через Халхин-Гол, советско-монгольские войска 22 мая легко отбросили японцев с территории МНР и вышли к государственной границе.

После провала этой операции японское командование стало сосредоточивать для нового наступления более значительные силы. К Халхин-Голу подтянулись свежие воинские подразделения. Общие силы японо-маньчжурских войск составили 1680 штыков, 900 сабель, 75 пулеметов, 18 орудий, 6 — 8 бронемашин, 1 танк. Группу возглавлял командир 64-го полка полковник Ямагата.

В приказе по дивизии Комацубара писал: “Дивизия (23-я) одна своими частями должна уничтожить войска Внешней Монголии”. По заранее составленному плану сосредоточения на границе сводный отряд Ямагаты при поддержке авиации должен был нанести удар по монгольским войскам на правом берегу Халхин-Гола, отрезать их от переправы и, окружив, уничтожить. Затем, форсировав реку, создать на западном берегу Халхин-Гола плацдарм для дальнейших наступательных действий.

Советско-монгольские войска заняли оборону на правом берегу Халхин-Гола, в двух-пяти километрах от линии государственной границы. Всего в их составе было 668 штыков, 260 сабель, 58 пулеметов, 20 орудий и 39 бронемашин.

Упорные бои проходили 28 и 29 мая. Их исход в пользу советско-монгольских сил решил 149-й полк 36-й мотострелковой дивизии под командованием майора И.Ремизова. Полк, переброшенный из Тамцак-Булака на автомашинах за 120 километров, во взаимодействии с дивизионом 175-го артиллерийского полка и при поддержке дивизиона 6-й кавалерийской дивизии МНРА вытеснил противника за государственную границу.

За два дня боев японцы потеряли убитыми более четырехсот солдат и офицеров. Почти полностью был разгромлен сводный отряд. Вот что писал про эти бои японский офицер, дневник которого попал в руки советского командования: “Противник решительно задумал окружение и уничтожение. Ему было, по-видимому, известно о недостатках органов связи нашего тыла, о недостатке боеприпасов, а также потери... Сегодня в третий раз повторилось наступление... От сил сводного отряда не осталось и тени”[41].

Майские события вызвали серьезное беспокойство в Токио. Поэтому 31 мая командование Квантунской армии пообещало высшему командованию армии, что будет стремиться избегать широких боевых операций. Впрочем, высшее военное командование надеялось, что Квантунская армия положит конец попыткам войск МНР высаживаться на правом берегу Халхин-Гола. Что же касается Комацубары, то он заявлял, что внимательно наблюдает за развитием событий и ждет благоприятной возможности атаковать “монгольских захватчиков”. Именно “захватчиков”, так как он твердо считал, что любой переход монголов через Халхин-Гол на правый берег — это незаконная акция и его задача — пресечь ее.

Приступила к переоценке происходящего в районе Халхин-Гола и Москва. Кремль решил направить в МНР полномочную комиссию, чтобы оказать помощь командованию 57-го особого корпуса. Вскоре такая комиссия во главе с комдивом Г. Жуковым была направлена в Монголию. 5 июня он прибыл в Тамцак-Булак. Много лет спустя маршал Жуков вспоминал: “Оценивая обстановку в целом, мы пришли к выводу, что теми силами, которыми располагал наш 57-й особый корпус в МНР, пресечь японскую военную авантюру будет невозможно, особенно если начнутся одновременно активные действия в других районах и с других направлений”. Сообщая в Москву об оперативной обстановке, он предложил следующий план: “Прочно удерживать плацдарм на правом берегу Халхин-Гола и одновременно подготовить контрудар из глубины”. Для этого он посчитал необходимым усилить находившиеся в Монголии авиационные части, пополнить артиллерию и выдвинуть к району боевых действий не менее трех стрелковых дивизий и одну танковую бригаду[42].

На следующий день нарком обороны маршал К.Ворошилов ответил, что он согласен с оценкой обстановки и намеченным планом. Была удовлетворена и просьба об усилении советских войск в районе Халхин-Гола, а Жукова назначили командиром 57-го особого корпуса.

Вступив в командование, Жуков принял решение: удерживая захваченный нами плацдарм на восточном берегу Халхин-Гола, одновременно готовить контрудар, а чтобы противник не разгадал подготовку к нему, сосредоточивать войска в глубине. Решение вроде бы правильное, но неожиданно обстоятельства сложились так, что такие действия могли привести к катастрофе, и вот почему. На плацдарме и поблизости от него наших войск было немного, главные силы в глубине. И вдруг 3 июля японцы, скрытно сосредоточив войска, переправились через Халхин-Гол, захватили гору Баин-Цаган и стали закрепляться здесь. Жуков так рассказывал о тех событиях:

“Создалось тяжелое положение. Кулик потребовал снять с того берега, с оставшегося у нас плацдарма, артиллерию: пропадет, мол, артиллерия! Я ему отвечаю: если так, давайте снимать с плацдарма все, давайте и пехоту снимать. Я пехоту не оставлю там без артиллерии. Артиллерия - костяк обороны, что же, пехота будет пропадать там одна? В общем, не подчинился, отказался выполнить это приказание У нас не было вблизи на подходе ни пехоты, ни артиллерии, чтобы воспрепятствовать тем, кого японцы переправили через реку. Вовремя могли подоспеть лишь находившиеся на марше танковая и бронебригада. Но самостоятельный удар танковых и бронечастей без поддержки пехоты тогдашней военной доктриной не предусматривался...”.

Взяв вопреки этому на себя всю полноту особенно тяжелой в таких условиях ответственности, Жуков с марша бросил танковую бригаду Яковлева и бронебригаду на только что переправившиеся японские войска, не дав им зарыться в землю и организовать противотанковую оборону. Танковой бригаде Яковлева надо было пройти 60 или 70 километров. Она прошла их прямиком по степи и вступила в бой.

Командир танковой бригады комбриг Яковлев тоже был очень храбрый человек и хороший командир. Но погиб нелепо. В район нашей переправы прорвалась группа японцев, человек триста. Не так много, но была угроза переправе. Я приказал Потапову и Яковлеву под их личную ответственность разгромить эту группу. Они стали собирать пехоту, организовывать атаку, и Яковлев при этом забрался на танк и оттуда командовал. И японский снайпер его снял пулей, наповал. А был очень хороший боевой командир.

Японцы за все время только один раз вылезли против нас со своими танками. У нас были сведения, что на фронт прибывает их танковая бригада. Получив эти сведения, мы выставили артиллерию на единственном танкодоступном направлении в центре, в районе Номон Хан-Бурд-Обо. И японцы развернулись и пошли как раз в этом направлении. Наши артиллеристы ударили по ним. Я сам видел этот бой. В нем мы сожгли и подбили около ста танков. Без повреждений вернулся только один. Это мы уже потом, по агентурным сведениям, узнали.

Японцы сражались ожесточенно Я противник того, чтобы о враге отзывались уничижительно. Это не презрение к врагу, это недооценка его. А в итоге не только недооценка врага, но и недооценка самих себя. Японцы дрались исключительно упорно, в основном пехота Помню, как я допрашивал японцев, сидевших в районе речки Хайластин-Гол Их взяли там в плен, в камышах Так они все были до того изъедены комарами, что на них буквально живого места не было. Я спрашиваю' "Как же вы допустили, чтобы вас комары так изъели" Они отвечают' "Нам приказали сидеть в дозоре и не шевелиться. Мы не шевелились". Действительно, их посадили в засаду, а потом забыли о них. Положение изменилось, их батальон оттеснили, а они все еще сидели, уже вторые сутки, и не шевелились, пока мы их не захватили Их до полусмерти изъели комары, но они продолжали выполнять приказ. Хочешь не хочешь, а приходится уважать их[43].

Итак, на майской стадии конфликта Япония, твердо веря в свое превосходство, не ставила вопроса о необходимости прекращения огня или установления перемирия.

Тем временем Москва продолжала укреплять военный потенциал в районе Халхин-Гола. Из Забайкальского военного округа в Баит-Тумен прибыл 22-й истребительный авиаполк под командованием И.Глазыкина в составе 63 истребителей И-15 и И-16. Затем в МНР прилетел 38-й скоростной бомбардировочный полк, насчитывавший 59 самолетов СБ. Участник халхингольских боев, будущий маршал авиации В.Судец писал в своих воспоминаниях, что в начале июня в Монголию прилетела группа советских летчиков, имевших опыт воздушных боев в Испании и Китае. В их числе было 17 Героев Советского Союза во главе с заместителем командующего ВВС Красной Армии комкором Я.Смушкевичем[44]. Они были распределены по боевым частям и в течение июня проводили с летным составом боевую подготовку.

22 июня 1939 г. в районе Халхин-Гола произошел беспримерный в истории авиации воздушный бой, продолжавшийся более 2,5 часа. В нем участвовали 95 советских и 120 японских самолетов. Противник потерял более 30 самолетов, потери советской авиации составили 14 самолетов. Это была первая крупная победа наших летчиков над японскими асами, летавшими на самолетах И-97 новейшей конструкции.

24 июня в двух воздушных боях советские летчики сбили 16 японских истребителей, потеряв лишь два самолета. 26 июня над пограничным с Маньчжурией озером Буир-Нур произошел двухчасовой воздушный бой 60 японских и 50 советских истребителей. Японцы потеряли 10 самолетов, потери советских летчиков — 3 самолета.

Вследствие тяжелых потерь в воздухе командующий японской авиацией генерал-лейтенант Мориги издал 22 июня приказ, который позднее попал в руки советского командования. В нем говорилось: “Для того чтобы одним ударом покончить с главными воздушными силами Внешней Монголии, которые ведут себя вызывающе, приказываю внезапным нападением всеми наличными силами уничтожить самолеты противника на аэродромах в районе Тамцак-Булак, Баин-Тумен, озера Баин-Бурду-Нур”[45].

Действительно, ранним утром 27 июня группа японских самолетов — 23 бомбардировщика и около 70 истребителей — нанесла удар по аэродрому 22-го истребительного полка в районе Тамцак-Булака. Несмотря на то что из-за несвоевременного оповещения полк вступил в бой неорганизованно, советским летчикам удалось сбить 5 японских самолетов. Наши потери — три истребителя. 70-й истребительный полк противник застал врасплох, так как диверсантам удалось перерезать телефонные провода от постов наблюдения. Советские летчики взлетели уже под огнем и были вынуждены вступать в бой, не набрав достаточной высоты. Было сбито 14 советских машин и две сожжены на земле. Противник потерь не имел[46].

Тамцакский рейд был последним успехом японской авиации в боях над Халхин-Голом. В июле и в августе инициатива и превосходство в воздухе перешли к советской авиации.

Что же касается ситуации на земле, то в июне она была относительно спокойной. Обе стороны подтягивали резервы и готовились к будущим боям. По старому степному тракту вдоль Керулена от Ундур-Хана к Тамцак-Булаку перебрасывались танки 11-й танковой бригады, бронемашины и грузовики с пехотой 7, 8 и 9-й мотоброневых бригад, 24-й полк 36-й мотострелковой дивизии. Общая численность советско-монгольских войск, занимавших оборону у Халхин-Гола, достигла 12 541 человека. В их распоряжении было 139 пулеметов, 86 легких и тяжелых орудий, 23 противотанковых орудия, 186 танков, 266 бронемашин и 82 самолета[47].

К 1 июля японцы сосредоточили в районе конфликта около 38 тыс. солдат и офицеров. На вооружении они имели 158 станковых пулеметов, 186 легких и тяжелых орудий, 124 противотанковых орудия, 135 танков, 10 бронемашин и 225 самолетов. Таким образом, японцы превосходили советско-монгольские войска по живой силе в 3 раза, по артиллерии — в 2,5, по противотанковым орудиям — почти в 6 раз, но более чем в 3 раза уступали им по числу танков и бронемашин[48].

Так как направление главного удара противника для советского командования оставалось неизвестным, Жуков распорядился направить в ночь на 2 июля из Тамцак-Булака в район, расположенный примерно в 20 километрах северо-западнее горы Баин-Цаган, 11-ю танковую бригаду, 7-ю мотоброневую бригаду и 24-й мотострелковый полк. Отсюда советские войска можно было сравнительно быстро направить на любой угрожаемый участок.

Бои развернулись 3 — 5 июля в районе горы Баин-Цаган на западном берегу Халхин-Гола. Жуков приказал вывести из резерва танковую бригаду, которая, не ожидая подхода мотоброневой бригады для прикрытия, ринулась в атаку. С помощью подошедших 7-й мотоброневой бригады и 24-го мотострелкового полка противник был прижат к реке. Начался беспорядочный отход к переправе на восточный берег. Единственный понтонный мост распоряжением японского командования был преждевременно взорван. Тысячи японо-маньчжурских солдат бросились в воду, многие из них утонули. Остатки войск противника на западном берегу были к исходу дня 5 июля истреблены в жестоких рукопашных боях.

Баин-Цаганское сражение явило собой классический пример активной обороны. Впервые в войсковой практике советское командование взяло на себя ответственность, вопреки требованиям уставов, использовать бронетанковые соединения для самостоятельного, без поддержки пехоты, контрудара по противнику.

Победа была одержана, но она дорого стоила советским и монгольским частям. 11-я танковая бригада, наносившая главный удар, потеряла половину личного состава. Из 182 ее танков было потеряно 82. Не меньший урон понесли и другие советские и монгольские броневые части. Всего в июле в основном на Баин-Цагане потери составили 175 танков и 143 бронемашины[49].

Известие о разгроме в Баин-Цаганском сражении вызвало крайнее недовольство Токио, который предостерегал командование Квантунской армии от втягивания в серьезный конфликт на второстепенном участке, в то время как главная стратегическая проблема — война в Китае — оставалась неразрешенной.

К тому же в этот момент возник кризис в отношениях Японии с Англией. В мае 1939 г. Япония потребовала от Англии и США признания права управлять иностранными сеттльментами в Шанхае и на о-ве Гулансюй. Вслед за этим (июнь 1939 г.) японские войска блокировали английский сеттльмент в Тяньцзине.

Конфронтация с СССР на Халхин-Голе была в этой обстановке совсем некстати. Похоже, повторялась история 1938 г., когда высшее командование в Токио, занятое подготовкой и реализацией операции против гоминьдановских войск в районе Ухани, было вынуждено отвлекаться от решения главной задачи и заниматься малозначащим инцидентом в районе озера Хасан.

Но “ястребы” в штабе Квантунской армии считали события у Халхин-Гола слишком серьезными, чтобы проявлять “постыдную” сдержанность.

Конфликт на Халхин-Голе помимо военно-силового имел явное политико-дипломатическое измерение. И Советскому Союзу, и Японии было важно продемонстрировать свою боеспособность перед потенциальными союзниками, поскольку в Европе и в США существовали довольно серьезные сомнения в способности СССР и Японии выступать в качестве надежных и боеспособных союзников в предстоящих коалициях, состав и конфигурации которых еще не были прояснены. Именно в эти месяцы японская дипломатия вела ожесточенный торг об условиях сотрудничества с Германией и Британией. Не менее тяжелые переговоры вели и делегаты СССР с представителями военных миссий Британии и Франции в Москве.

В течение мая-августа японские войска удерживали участок оспариваемой монгольской территории. Но к концу августа 1939 г. в ходе тщательно подготовленной операции Красной Армии удалось практически полностью очистить захваченный район. Японская сторона потеряла около 61 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными и 660 самолетов. Советско-монгольские войска — свыше 18,5 тыс. человек убитыми и ранеными и 207 самолетов[50].

Успех советских войск еще не гарантировал окончание конфликта. Руководство Квантунской армии и высшее военное командование в Токио в сентябре 1939 г. все еще намеревались продолжить боевые действия до зимы или даже до весны 1940 г. Однако по настоянию Берлина, заключившего 23 августа 1939 г. договор о ненападении с Москвой, японское правительство постепенно пересмотрело свою “советскую политику”. С середины сентября боевые действия на Халхин-Голе были прекращены, и 15 сентября 1939 г. было подписано соответствующее перемирие.

Таким образом, на наш взгляд, в отечественной историографии наблюдаются противоречия относительно причин возникновения конфликта на оз. Хасан и реки Халхин-Гол. В обоих случаях та и другая стороны своими действиями пытались решить тактические задачи с далеко идущими планами. В первом случае (озеро Хасан) советские пограничники получив информацию о фортификационных работах на японской (маньчжурской) стороне овладели стратегически важными высотами в районе оз. Хасан (Заозерная и Безымянная), и тем самым спровоцировали вооруженный конфликт. Нам представляется важным тот факт, что со стороны Японии боевые действия вела только одна дивизии, без применения авиации, с советской же стороны участвовали все рода войск (танки, артиллерия, авиация). Японская сторона не стремилась к развернутым военным действиям, что обусловило результат конфликта на оз. Хасан: упомянутые выше высоты остались за СССР.

Что касается Халхин-Гола, то в данном случае следует говорить о японской инициативе в развязывании конфликта. Опять же камнем преткновения является участок монголо-китайской границы, часть Тамцак-Булакского выступа в районе реки Халхин-Гол, который представлял для японцев стратегическое значение.

Военно-дипломатическая обстановка накануне событий Халхин-Гола несколькими факторами. В этом плане мы согласны с точкой зрения Лузянина С.Г, который считает, причины самого конфликта в районе реки Халхин-Гол, связанны с желанием Японией получить в МНР выгодный плацдарм на границах с Советским Союзом. Это обстоятельство, по мнению, исследователя усиливалось стремлением японского военного командования добиться “компенсации” за поражение от СССР в пограничном столкновении у оз. Хасан в 1938 г.

Таким образом, военные конфликты в районах озера Хасан и реки Халхин-Гол, можно считать борьбой Японии и СССР за более выгодные стратегические позиции, на случай развязывания развернутых военных действий, и стоит признать, что в этом противостоянии победа осталась за советской армией.

1.2.События на Дальнем Востоке в свете международных отношений

31 мая 1939 г. на третьей сессии Верховного Совета СССР с докладом о международном положении и внешней политике Советского Союза выступил нарком иностранных дел В.Молотов, только что назначенный на этот пост вместо уволенного в отставку М.Литвинова.

Касаясь событий на Дальнем Востоке, Молотов заявил: “Теперь о пограничных вопросах. Кажется, уже пора понять, кому следует, что советское правительство не будет терпеть никаких провокаций со стороны японо-маньчжурских воинских частей на своих границах. Сейчас надо об этом напомнить в отношении границ Монгольской Народной Республики. По существующему между СССР и Монгольской Народной Республикой договору о взаимопомощи мы считаем своей обязанностью оказывать Монгольской Народной Республике должную помощь в охране ее границы. Мы серьезно относимся к таким вещам, как договор о взаимопомощи, который подписан советским правительством...”[51].

Наиболее важным в речи наркома было предупреждение, что границу МНР в силу заключенного договора Советский Союз будет защищать так же решительно, как и свою собственную. “Пора понять, — сказал Молотов, — что обвинения в агрессии, выдвинутые Японией против правительства Монгольской Народной Республики, смешны и вздорны. Пора также понять, что всякому терпению есть предел. Поэтому лучше вовремя бросить повторяющиеся все снова и снова провокационные нарушения границы СССР и МНР японо-маньчжурскими воинскими частями. Соответствующие предупреждения нами сделаны и через японского посла в Москве...”[52].

Молотов имел в виду свою беседу с японским послом в Москве С.Того, которая состоялась 19 мая. Приведу выдержки записи этой беседы: “Я (В.М.Молотов) вызвал посла и заявил ему следующее. Мы получили сведения о нарушении границы Монгольской Народной Республики японо-маньчжурскими войсками. Поскольку между СССР и МНР имеется пакт о взаимопомощи, то по поводу указанного нарушения границы МНР я должен сделать послу заявление. За последнее время, 11—12 мая и позже, имел место ряд нарушений границы МНР японо-маньчжурскими частями, которые напали на монгольские части в районе Номон-Кан — Бурд-Обо, а также в районе Донгур-Обо. В воинских частях МНР имеются раненые и убитые. В этом вторжении в МНР участвовали также японо-маньчжурские самолеты. Имеются, таким образом, грубые нарушения границы МНР и другие недопустимые действия со стороны японо-маньчжурских частей. Я должен предупредить, что всякому терпению есть предел, и прошу посла передать японскому правительству, чтобы больше этого не было. Так будет лучше в интересах самого же японского правительства.

В ответ на это Того сказал, что о таких столкновениях на монгольской границе он читал только в газетах, по которым выходит, что именно Внешняя Монголия нападала и поэтому произошли столкновения. Того сказал далее, что, как он говорил в прошлый раз (имеется в виду протокольный визит посла в наркоминдел СССР 14 мая 1939 г), Япония не допускает угрозы и агрессию других стран и, если это будет иметь место, то будет давать отпор. Вместе с тем она не имеет намерений нападать на иностранные государства.

Молотов ответил, что имеется бесспорный факт, что японо-маньчжурские части нарушили границу МНР и открыли военные действия, что это нападение на территорию МНР совершили японо-маньчжурские войска и самолеты. Мы с этим мириться не будем. Нельзя испытывать терпения монгольского правительства и думать, что это будет проходить безнаказанно. Мое заявление находится в полном соответствии с пактом о взаимной помощи, заключенным между СССР и МНР; нападение же, о котором я говорю, было совершено не против советских, а против монгольских частей.

Параллельно с развитием конфликта на Халхин-Голе и в определенной связи с ним происходили весьма знаменательные события на дипломатическом фронте. Главными из них следует считать потепление германо-советских отношений, в которое японцы долго не могли поверить и которое фактически лишало их должной поддержки со стороны европейского союзника, развязывало СССР руки на Дальнем Востоке и превращало Германию в потенциального посредника, заинтересованного в японо-советской “разрядке”.

Еще 26 мая 1939 г. Риббентроп прямо поставил вопрос о примирении между Германией и СССР перед японским послом Осимой, который просто не мог прийти в себя от изумления. Германский министр иностранных дел заявил, что не только Германии, но и Японии следует сделать некоторые шаги навстречу Москве, и добавил, что Германия должна использовать свое влияние, чтобы предотвратить столкновение между Японией и СССР. Потрясенный этими замечаниями, которые совпали по времени с началом событий в районе Халхин-Гола, Осима сказал Риббентропу: “Если вы будете так говорить даже в шутку, моей дружбе с вами придет конец”. Риббентроп пытался успокоить Осиму, убедить его, что понимает позицию Японии, и пообещал больше не касаться этой темы. И Осима сообщил своему правительству о невозможности советско-германского сближения. Основываясь на реакции Осимы, касавшейся возможности германо-советского “детанта” и германского посредничества, статс-секретарь немецкого МИД Вайцзекер телеграфировал в Москву послу Шуленбургу, что “одно звено всей цепи, а именно постепенное примирение между Москвой и Токио, рассматривается японцами как крайне проблематичное”.

Легко представить себе состояние страстного германофила Осимы, когда в ночь с 21 на 22 августа 1939 г. Вайцзекер известил его о предстоящем заключении германо-советского Пакта о ненападении. Как бы то ни было, Вайцзекер заметил, между прочим, что германо-советское “урегулирование позволит нам предпринять шаги для установления периода спокойных японо-советских отношений и сохранить их на значительный срок. То, что Япония в настоящий момент не ищет японо-советского конфликта, является несомненным. У меня создалось впечатление, что и русская сторона приветствовала бы достижение договоренности между Москвой и Токио”[53].

У немецкого дипломата имелись веские основания для подобных ремарок. Еще 15 августа (накануне решающего штурма на Халхин-Голе) Молотов говорил германскому послу Шуленбургу, что он желает знать, сможет ли рейх оказать влияние на Японию с целью улучшения советско-японских отношений. В конце июня, пояснил Молотов, он слышал из донесений советского посла в Риме, что итальянский министр иностранных дел Чиано утверждал в частном порядке, что Германия не была бы против того, чтобы оказать влияние на Японию в целях улучшения ее отношений с Советским Союзом и устранения пограничных споров. На следующий день Риббентроп на запрос посла сообщил для передачи Молотову: “Германия готова использовать свое влияние с целью улучшения русско-японских отношений”[54].

23 августа Риббентроп прибыл в Москву. Уже в первой беседе со Сталиным он затронул японскую тему. Германский министр иностранных дел заявил, что германо-японские отношения никоим образом не направлены против Советского Союза. Мы, напротив, подчеркнул он, ввиду наших хороших отношений с Японией в состоянии внести эффективный вклад в урегулирование разногласий между нею и Советским Союзом. Если господин Сталин и советское правительство этого пожелают, министр иностранных дел рейха готов работать в этом направлении. Он использует свое влияние на японское правительство и свяжется по этому вопросу с советским представителем в Берлине.

Сталин ответил, что Советский Союз действительно желал бы улучшения отношений с Японией, но что есть предел его терпению в отношении японских провокаций. Если Япония желает войны, она может получить ее. Советский Союз не боится войны и готов к ней. Если же Япония желает мира, тем лучше. Сталин считает помощь Германии в достижении улучшения советско-японских отношений полезной, но Советский Союз не желает, чтобы у японцев создалось впечатление, будто инициатива исходит от Советского Союза.

Риббентроп согласился с этим и особо отметил тот факт, что его воздействие в данном случае означало бы лишь продолжение переговоров, которые в течение нескольких месяцев он вел с японским послом по поводу улучшения советско-японских отношений. Следовательно, речь идет не о какой-то новой инициативе в этом вопросе со стороны Германии.

Однако эта последняя германская инициатива несколько запоздала. Японскому послу в Москве С.Того многие пеняли за то, что он не предпринимал никаких дипломатических шагов по установлению перемирия в июле — начале августа, когда ситуация на Халхин-Голе начала для Японии ухудшаться. Но Того, как и командование Квантунской армии, ждал того момента, когда русские будут вытеснены с правого берега реки, чтобы приступить к переговорам о прекращении огня, имея козыри на руках. Отклонял Того и предложения о посреднических услугах в разрешении японо-советского конфликта, с которыми к нему обращался, встречаясь в Москве, Шуленбург.

Поскольку положение японских войск на Халхин-Голе стало отчаянным, Того (без германской помощи) совершил 22 августа дипломатический прорыв. Во время встречи с заместителем наркома иностранных дел С.Лозовским, на которой обсуждалась проблема концессий на Северном Сахалине, он поднял тему урегулирования пограничных вопросов, в том числе уточнения границы между Маньчжоу-го и СССР, а также между Маньчжоу-го и Внешней Монголией. Лозовский заверил японского посла, что Советский Союз желает изучить более конкретно японские предложения, касающиеся пограничных вопросов. Тем самым советское правительство дало понять, что оно готово к дипломатическому разрешению пограничного конфликта в районе Халхин-Гола.

28 августа Того получил из японского министерства иностранных дел указание продолжить обмен мнениями с советской стороной без задержек.

Кстати, этот день был отмечен двумя весьма примечательными актами.

Во-первых, японский Генеральный штаб представил на рассмотрение императора план, родившийся в недрах руководства Квантунской армии уже после получения известия о германо-советском пакте. В подготовленном документе Уэда и другие продолжали настаивать на необходимости нанесения удара по позициям советско-монгольских войск с тем, чтобы СССР запросил перемирия, переговоры по которому можно было бы начать при посредничестве Германии. Предлагалось сконцентрировать 2, 7 и 23-ю дивизии в Номонханском районе и перебросить дополнительные силы в Хайлар для пресечения любых возможных советских действий в этом районе. Границу намечалось установить по Халхин-Голу, но Япония могла бы согласиться на отвод вооруженных сил обеих стран от реки. Ни одной из сторон не разрешалось сооружать военные объекты на ее берегах.

В плане говорилось далее о необходимости обсуждения всего комплекса японо-советских отношений, включая концессии и рыболовные права. Что же касается войны в Китае, то намечалось достижение согласия СССР на прекращение всякой военной помощи Чан Кайши. В ответ Япония признала бы советское влияние во Внешней Монголии и Синьцзяне и даже допустила бы советское продвижение на юг от Средней Азии.

При любом исходе планировавшихся переговоров Квантунская армия должна была готовиться к тому, чтобы весной 1940 г. начать войну с СССР и добиться искоренения советского влияния на Дальнем Востоке18.

Во-вторых, 28 августа подал в отставку кабинет К.Хиранумы, являвшийся сторонником совместной японо-германской войны против СССР. Обосновывая свой шаг, Хиранума заявил, что заключение советско-германского пакта создало положение, которое делает необходимым “придать совершенно новую ориентацию японской внешней политике”.

Новый кабинет во главе с Н.Абэ обратился к советскому правительству с предложением о прекращении боевых действий. 9 сентября оно было передано НКИДу послом С.Того. Помимо заключения перемирия предлагалось создать несколько комиссий. Две из них должны были заниматься демаркацией границы между СССР и Маньчжоу-го, решая все спорные вопросы путем переговоров. Посол предложил также организовать комиссию по урегулированию будущих конфликтов между СССР и Маньчжоу-го, превратить район Халхин-Гола в демилитаризованную зону и заключить между этими двумя странами торговый договор.

Предложения С.Того были незамедлительно рассмотрены, и на следующий день Молотов заявил ему, что советское правительство принимает предложение о создании комиссий по демаркации границы и урегулированию возможных конфликтов. По согласованию с правительством МНР японскому правительству было предложено восстановить старую границу в районе Халхин-Гола и отвести от нее войска обеих сторон.

Японское правительство отклонило предложение об одновременном отводе японских и советско-монгольских войск от границы и предложило 14 сентября оставить войска на той линии, которую они будут занимать к 16 сентября. Чтобы быстрее урегулировать конфликт, советское правительство согласилось с этим предложением. В тот же день было опубликовано официальное коммюнике о результатах переговоров. Все военные действия в районе конфликта на земле и в воздухе прекращались к 13 часам 16 сентября (время московское). Советско-монгольские и японские войска оставались на тех позициях, которые они занимали к этому времени.

Пожалуй, наиболее значительным последствием конфликта на Халхин-Голе было заключение японского военно-политического руководства о том, что императорская армия пока не готова к единоборству с Красной Армией. “Японии потребуется еще по меньшей мере два года, чтобы достичь уровня техники, вооружения и механизации, который продемонстрировала Красная Армия в боях у Номонхана”, — говорил германскому послу в Токио Э.Отту премьер-министр Ф.Коноэ после прихода к власти. Из-за выявившейся слабости японской армии решение “северной проблемы” было отложено. Японские руководители начали все более убеждаться в целесообразности переноса стратегических усилий от границ России на южное направление.

Мучительный процесс переоценки японской политики в отношении Советского Союза нашел отражение в дневниковых записях советского полпреда в Японии К. Сметанина. 11 октября 1939 г. он отмечал: “Опубликование здесь (в Токио) официальных, хотя и преуменьшенных данных относительно потерь японской армии в районе Номонхана (Халхин-Гола) в количестве 18 тыс. человек произвело исключительно сильное впечатление во всех кругах японской общественности. Прежде всего пресса весьма недвусмысленно подчеркивает, что такая ,,небывалая“ по количеству потеря живой силы со стороны японской армии ,,явится громаднейшим толчком на сознание людей“, а во-вторых, эти события послужат хорошим уроком ,,соответствующим властям“ о соблюдении в будущем осторожности, где это нужно, и необходимости ставить народ в известность о происходящем.

Обнародование этой частицы правды о действительных размерах поражения японской армии на монголо-маньчжурской границе после той наглой и беззастенчивой лжи о мнимых победах японцев заслуживает интереса в смысле объяснения причин, вынудивших правительство пойти на это обнародование. Если не говорить о необходимости как-то объяснить это поражение, которое слишком заметно, что его невозможно скрыть вообще, а также того, что здесь представляется случай сослаться на слабость механизации своей армии по сравнению с армией Советского Союза для того, чтобы потребовать в связи с этим дополнительных ассигнований на укрепление армии, в данном случае здесь немалую роль сыграла также происходящая борьба дворцовых кругов с военщиной за влияние на военную политику, а следовательно, стремление первых пойти даже на некоторую компрометацию политики военщины. Урок Номонхана еще раз послужил хорошим отрезвляющим средством для японских мальбруков, которые после этого заговорили уже несколько иным тоном. Так, например, даже такая фашистская газета, как ,,Кокумин“, отличавшаяся ранее особенно по части всяких антисоветских выпадов, стала частенько говорить о необходимости урегулирования отношений с СССР.

Характерно, что после публикации данных о потерях японцев у Номонхана и сделанных отсюда выводов происходит ряд обсуждений этих итогов на различных собраниях, как, например, в Сейюкай, Тохокай, где выносятся резолюции, порицающие правительство за допущение этого конфликта. Недавно в район проходивших военных действий со специальным обследованием выезжал военмин С.Хата, который, как сообщали газеты, сегодня будет докладывать об этом Тайному совету”.

В связи с японским поражением в районе Халхин-Гола американский историк Д. Макшерри, работавший в государственном департаменте США, писал: “Демонстрация советской мощи в боях на... Халхин-Голе имела далеко идущие последствия. Она показала японцам, что большая война против СССР будет для них катастрофой... Вместо оккупации всей Восточной Сибири, которую они могли произвести после германского нападения на Европейскую Россию, японцы, не поддавшись на искушение, осуществили планы нападения на Сингапур, Филиппины и Индонезию”. К аналогичным выводам пришел и консультант английского Института стратегических исследований М.Мэкинтош: “Советская победа на реке Халхин-Гол имела важное значение и, пожалуй, во многом повлияла на решение японского правительства не сотрудничать с Германией в ее наступлении на Советский Союз в июне 1941 г.”.

31 октября 1939 г. состоялась внеочередная пятая Сессия ВС СССР, на которой выступил В. Молотов с Докладом о внешней политике Правительства, в ней, в числе прочих были упомянуты советско-японские отношения: “Теперь об отношениях с Японией. За последнее время в советско-японских отношениях имеется известное улучшение. Это улучшение наметилось со времени недавнего московского соглашения, в результате которого был ликвидирован известный конфликт на монголо-манчжурской граница.

В течение ряда месяцев, точнее говоря в течение мая, июня, июля, августа и до середины сентября, в Номанханском районе, примыкающем к монголо-манчжурской границе, происходили военные действия, с участием японо-манчжурских и советско-монгольских войск. В боевых действиях за этот период участвовали все роды оружия, включая авиацию и тяжелую артиллерию, а бои иногда принимали весьма кровопролитный характер. Никому не нужный конфликт вызвал немалые жертвы на нашей стороне, но эти жертвы были в несколько раз больше на японо-манчжурской стороне. Наконец, Япония обратилась к нам с предложением ликвидировать конфликт, и мы охотно пошли навстречу японскому правительству.

Как известно, конфликт был вызван стремлением Японии присвоить часть территории Монгольской Народной Республики и этим путем насильственно изменить в свою пользу монголо-манчжурскую границу. Такой односторонний метод должен был встретить решительный отпор и показал еще раз свою полную несостоятельность, когда дело касается Советского Союза или его союзников. Если на злополучном примере Польши было недавно продемонстрировано, как дешево иной раз стоят пакты взаимопомощи, подписанные некоторыми великими державами Европы (смех), то на монголо-манчжурской границе было продемонстрировано совсем другое. Здесь было продемонстрировано значение пактов взаимопомощи, под которыми стоит подпись Советского Союза. (Бурные, долго несмолкающие аплодисменты.)

Что касается указанного конфликта, то в результате советско-японского соглашения, заключенного 15 сентября в Москве, он был ликвидирован и мир был полностью восстановлен на монголо-манчжурской границе. Тем самым был сделан первый шаг к улучшению советско-японских отношений.

На очереди стоит образование смешанной пограничной комиссии из представителей советско-монгольской и японо-манчжурской сторон. Этой комиссии предстоит рассмотреть некоторые спорные пограничные вопросы. Можно не сомневаться, что если добрая воля будет проявлена не только с нашей стороны, то метод делового рассмотрения пограничных вопросов даст положительные результаты.

Кроме того, выяснилась возможность приступить к переговорам по вопросам советско-японской торговли. Нельзя не признать, что и развитие советско-японского товарооборота соответствует интересам обоих государств.

Таким образом, мы имеем основания говорить о наметившемся улучшении наших отношений с Японией. Сейчас трудно судить, в какой мере можно рассчитывать на быстрое развитие этой тенденции. Нам еще не удалось выяснить, насколько серьезно подготовлена почва для этого в японских кругах”[55].

Таким образом, на основании вышесказанного, можно сделать соответствующие выводы. Во-первых, результаты военных конфликтов в районах Хасан и Халхин-Гол имели далеко идущие последствия, и оказали значительное влияние на японскую общественность. Более того, демонстрация СССР боевой готовности Красной армии произвело впечатление не только на японцев, но и на представителей других стран.

Во-вторых, у Японии пропало желание вступать в развернутые военные действия с СССР, с целью захвата Дальнего Востока и Сибири, напротив в японских СМИ и в японском правительстве речь зашла о заключении мирного договора с Советами.

Советскую точку зрения на происходящее неоднократно озвучивал Молотов, как в процессе дипломатических переговоров, так на сессиях Верховного Совета СССР. Им не раз подчеркивалась заинтересованность СССР, как в политическом, так и в экономическом сотрудничестве с Японией.

Таким образом, на наш взгляд, следует признать тот факт, что политическая ситуация, сложившаяся на Дальнем Востоке накануне Великой Отечественной войны, всячески способствовала урегулированию советско-японских отношений мирным путем, что и было сделано в процессе подписания Пакта о нейтралитете между СССР и Японией.

ГЛАВА 2. СОВЕТСКО-ЯПОНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В 1939-1945 ГГ.

2.1. Пакт о нейтралитете1941 г., и борьба вокруг него

В конце ноября 1941 года корабли соединения японского адмирала Нагумо сосредоточились в заливе Хитокаппу, у острова Итуруп, откуда открывается проход через Курильские острова в Тихий океан для крупных кораблей. Вечером 25 ноября Нагумо получил приказ главнокомандующего Объединенным флотом Японии Ямамото следовать к гавайским водам и атаковать главные силы американского флота.

2 декабря 1941 года на авианосце “Акаги” было получено подтверждение из штаба Ямамото: “Начинайте восхождение на гору Ниитака”, что означало — атакуйте Перл-Харбор, главную тихоокеанскую военно-морскую базу США. Ранним утром 7 декабря Футида, один из разработчиков плана внезапного нападения, повел за собой 183 самолета первой волны. Кроме того, вокруг бухты Перл-Харбора было заблаговременно развернуто более 20 японских подводных лодок. Уверенный в успехе Футида передал условный сигнал: “Тора, тора, тора!” (Тора — тигр по-японски). Это должно было означать, что японская атака действительно оказалась внезапной. Было потоплено четыре линкора, два эсминца, много кораблей было повреждено. Уничтожено 188 самолетов, погибло свыше трех тысяч американских солдат.

А утром 8 декабря Япония объявила войну США, Англии и Голландии. Японский “тигр” ринулся на юг Тихоокеанского региона — в Малайю, на Филиппины, в Бирму и Индонезию, Новую Гвинею. Так решилась дилемма японской экспансии — юг или север, то есть Советский Союз.

Выбор направления основного удара Страны восходящего солнца имел большое значение для Советского Союза, на который обрушились гитлеровские дивизии, надеясь нанести Красной Армии поражение за несколько недель. Отчаянное положение складывалось в боях под Москвой. Но, несмотря на опасность для Москвы, командование было вынуждено держать на Дальнем Востоке до сорока дивизий на случай, если Япония изберет северное направление своей агрессии. Многое говорило за этот вариант. После нападения на Китай, захвата Маньчжурии, где было создано марионеточное государство Маньчжоу-Го, японцы сосредоточили на границах СССР огромную армию. Японцы были хорошо вооружены, имели опыт интервенции времен гражданской войны, столкновений с Красной Армией и дружественными Советскому Союзу частями монгольской народной армии на реке Халхин-Гол в 1939 году, а за год до этого — у озера Хасан. Этим атакам был дан решительный отпор,
но и японские части продемонстрировали высокую боеготовность.

Учитывая итоги военных конфликтов с СССР в 1938-1939 гг., Япония была вынуждена пойти на переговоры с СССР по ряду вопросов как торгово-экономического, так и политического характера. Чтобы улучшить советско-японские отношения и пресечь агрессивные устремления японцев, правительство Советов выразило готовность к диалогу с Токио

В начале 1940 г. Япония выступила с предложением начать переговоры о заключении пакта о нейтралитете между Японией и СССР. Основной пакта, по мнению Японской стороны должна была стать Пекинская конвенция 1925 г., которая базировалась на Портсмутском мирном договоре 1905 г. и содержала ряд положения выгодных только для Японии. Тем не менее, Советское правительство согласилось начать переговоры о заключении пакта о нейтралитете в качестве шага к укреплению мира на дальневосточных границах СССР.

Советское правительство в ходе переговоров решительно отклонило предложение о продаже Японии Северного Сахалина, о разделе сфер влияния и т.д.

13 апреля 1941 года между СССР и Японией был подписан Пакт о нейтралитете сроком на пять лет:

“Президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик и Его Величество Император Японии, руководствующиеся желанием усилить мирные и дружественные отношения между двумя странами, решили заключить договор о нейтралитете, для этой цели они назначили своих Представителей:

От Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик - Вячеслав Михайлович Молотов, Председатель Совета Народных Комиссаров и Народный комиссар Иностранных дел Союза Советских Социалистических Республик;

От Его Величество Императора Японии -

Юсуке Мацуота, Министр иностранных дел, Кавалер ордена Священного Сокровища первого Класса, и Юушицугу Татекава, Чрезвычайный и Полномочный посол в Союзе Советских социалистических Республик, Генерал-Лейтенант, Кавалер ордена Восходящего Солнца первого Класса и ордена Золотого Коршуна Четвертого Класса, которые, после обмена их верительными грамотами, найденными в должной и надлежащей форме, согласились на следующее:

Пункт 1

Обе договаривающиеся стороны обязуются поддерживать мирные и дружественные отношения между ними и взаимно уважать территориальную целостность и неприкосновенность другой Стороны .

Пункт 2

Если одна из Договаривающихся сторон станет объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих сил, другая Сторона будет соблюдать нейтралитет на протяжении всего конфликта.

Пункт 3

Существующий Договор вступает в силу со дня ратификации обеими договаривающимися сторонами и остается в силе в течение пяти лет. В случае, если никакая из Договаривающихся сторон не денонсирует Договор в год истечения срока, он будет считаться автоматически продленным на следующие пяти лет.

Пункт 4

Настоящий Договор подлежит ратификации как можно скорее. Ратификационные грамоты должны быть обменены в Токио также как можно скорее.

В подтверждение этого вышеназванные Представители подписали существующий Договор в двух копиях, составили на русском и японских языках, и скрепили печатями”[56].

С условиях нарастания угрозы нападения на СССР со стороны Германии заключение советско-японского пакта означало крупный стратегический успех советской внешней политики, провал политики “дальневосточного Мюнхена” и наносило сильный удар по планам Германии.

Но он мог быть нарушен, как и соответствующие соглашения СССР с Германией. Тем более что с Германией у Японии был свой пакт. Он был подписан 27 сентября 1940 года в Берлине, с участием Италии. И министр иностранных дел Японии Мацуока, давая ему оценку вскоре на заседании тайного совета в Токио, подчеркнул, что “Япония окажет помощь Германии в случае советско-германской войны, а Германия окажет помощь Японии в случае русско-японской войны...” Министр отмечал, что, несмотря на улучшение отношений с СССР, они будут пересмотрены, как он говорил, “через два года”.

Новое освещение получила проблема подписания Пакта о нейтралитете в исследованиях Б. Славинского. Остановимся на наиболее принципиальных моментах концепции Б.Славинского. Прежде всего, исследователь убедительно доказал, что Пакт о нейтралитете сыграл положительную роль в развитии военно-политической ситуации на Дальнем Востоке. Наличие Пакта, безусловно, оказывало положительное влияние на систему международных отношений в районе Тихого океана и Северо-Восточной Азии, деформированную войной. Б.Славинский неоднократно подчеркивает, что Пакт о нейтралитете был “уникальным феноменом в истории международных отношений”. “Весь мир был охвачен пожаром, и только два крупных соседних государства — Советский Союз и Япония — оставались в мире”[57].

Автору удалось преодолеть тенденциозные оценки проблемы соблюдения договора странами-участницами. В то время как в отечественной историографии было принято писать о том, что только Япония нарушала Пакт о нейтралитете, Б.Славинский показывает, что в не меньшей степени нарушения Пакта допускались и Советским Союзом. В первую очередь это минирование прибрежных вод на Дальнем Востоке СССР, которое нанесло ущерб японскому пассажирскому и рыболовному флоту. К числу нарушений Пакта о нейтралитете Советским Союзом автор причисляет передачу американцам секретной информации о дислокации Квантунской армии и ее боевой мощи, переброску тяжелых грузовиков через советскую Среднюю Азию и Китай для нужд американской армии и т.д.[58]. Вряд ли можно поставить под сомнение вполне сбалансированный вывод исследователя о том, что “обе стороны в равной степени нарушали Пакт о нейтралитете, хотя и делали это в секретном порядке, всячески заметая следы таких нарушений”[59].

Интересными в данном случае представляются воспоминания Ким Ир Сена, который писал о реакции корейского руководства и народа на подписание советско-японского пакта: “Советско-японский пакт о нейтралитете был заключен в апреле 1941 года. В то время я вел боевые действия с одним из малых отрядов. Японский министр иностранных дел Мацуока проездом из Германии остановился в Москве, где и был подписан пакт о нейтралитете. Отголосок этого события докатился до рядов Народно-революционной армии.

Суть пакта заключалась в том, что обе стороны обязались поддерживать мирные отношения, уважать территориальную целостность и принцип ненападения друг на друга и соблюдать нейтралитет в случае вступления одной из сторон в военный конфликт с третьей страной.

Как видите, в пакте не было ни одного пункта, касающегося корейского вопроса. И поскольку он не затрагивал корейского вопроса, он не должен был особенно раздражать нервы корейцев. И, тем не менее, весть о заключении советско-японского пакта о нейтралитете привела многих корейских революционеров в отчаяние. Ведь они видели в Советском Союзе нашего самого надежного союзника. А он стал сближаться с таким враждебным нам государством, как Япония. И они думали, что теперь все кончено. Они просто пали духом, толкуя фразы об уважении территориальной целостности друг друга и поддержании мирных отношений, как выражение намерения Советского Союза не воевать с Японией.

Такие рассуждения породили где-то в наших рядах пессимизм, пораженчество и капитулянтство”.

На деле “пересмотр”, то есть нападение на Советский Союз, мог произойти вскоре после агрессии Гитлера. Уже через 10 дней после ее начала на имперской конференции в Токио 2 июля 1941 года была принята “Программа национальной политики”, в которой говорилось, что Япония пока не будет вмешиваться в германо-советскую войну, но секретно завершит военную подготовку против Советского Союза. “Если германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для империи, она, прибегнув к вооруженной силе, разрешит северную проблему...” В этой связи был разработан план “Кантокуэн”, согласно которому Квантунская армия должна была вторгнуться в СССР и захватить Дальний Восток.

Этой задаче были посвящены усилия японской военной миссии в Харбине, действовавшей под видом информационного отдела Квантунской армии. У нее были филиалы в Хайларе, Сахаляне, в Цзямусы и других городах. В Цзямусском филиале, работавшем против Хабаровского края, насчитывалось 7 отделений, 19 разведывательных пунктов, 40 резидентов. Вплоть до 1945 года в филиале работало 149 человек.

Филиалы и отделения японской разведки непрерывно засылали на советскую территорию своих людей. За годы войны было переброшено около 1500 японских агентов. Большая их часть была выявлена и арестована.

Основной базой для вербовки японцами агентуры против СССР была русская контрреволюционная эмиграция. Борьба с засылкой агентов, против их проникновения в воинские части и органы советской разведки была составной частью большой работы, которая велась органами государственной безопасности на Дальнем Востоке. Вместе с тем советские резидентуры в Харбине, Сеуле, Шанхае, приграничные филиалы регулярно отслеживали картину состояния Квантунской армии, перемещения ее подразделений и техники, строительства военных сооружений и т.д. Среди сведений, полученных этими путями, были данные о том, что южнее Харбина расположена химико-бактериологическая станция, которая ставит эксперименты на людях и животных, готовясь к бактериологической диверсии против СССР.

Что касается стратегических планов Японии, то в Центр стекались данные из самых разнообразных источников. Труднее всего приходилось в самой Японии, где работа всех советских представительств была взята под усиленный контроль службами наружного наблюдения. К этому прибавлялись факторы, связанные с ослаблением советской разведки в результате репрессий. В отличие от военной разведки, у которой в Японии успешно действовала нелегальная резидентура во главе с Рихардом Зорге, разведка органов госбезопасности не обладала сильными позициями.

В январе 1940 года в Токио прибыл новый состав резидентуры, состоявший из резидента Артема и двух технических работников. Они были впервые за рубежом, никто из них не владел иностранными языками. Тем не менее, в 1940—1941 годах удалось завербовать трех иностранцев, работавших в Японии. Вскоре был получен доступ к информации о направлении разведывательной деятельности против СССР из японских военных и политических кругов. Важнейшими были сведения о том, что если руководство сухопутной армии Японии стоит за вступление в войну с СССР на стороне Германии, то представители военно-морского флота, имеющие значительное влияние на определение курса страны, выступают за войну с США и агрессию в Юго-Восточной Азии.

Всего за 1941—1942 годы только по вопросу о том, начнет ли Япония войну с СССР в ближайшие месяцы, поступило свыше 30 сообщений. 15 из них были направлены в критический период первых месяцев войны (После Сталинградской битвы военное руководство Японии фактически отказалось от планов нападения на СССР). Имеются в виду сообщения, которые были сочтены первостепенными и направлялись в Государственный комитет обороны (ГКО), руководство СССР. Их источники, помимо Токио, находились в Лондоне, Вашингтоне, Софии, а также Шанхае, Харбине и иных городах Китая.

Одним из первых после начала агрессии было сообщение о телеграмме английского посла в Токио министру иностранных дел Идену от 24 июня 1941 года: “Германский посол оказывает сильнейшее давление на Мацуока, пытаясь добиться активного вступления Японии в войну на стороне Германии. Он обещает японцам Приморскую область и все, что он может только придумать”.

4 июля 1941 года тот же посол излагал Идену содержание беседы с японским министром иностранных дел Мацуока, который утверждал, что берлинский пакт “трех” “не налагал на Японию обязательств выступить в советско-германской войне на стороне Германии”. В то же время договор с СССР о нейтралитете не помешает Японии предпринять действия, которые “могут потребоваться для сохранения японских интересов”. В этих условиях Япония сохраняет “свободу действий”.

17 июля в ГКО было направлено сообщение о том, что в Лондоне перехвачено и расшифровано сообщение японцев о том, что 2 июля на имперской конференции в Токио принято решение о южном направлении японских действий, но что Япония в то же время “подготавливается ко всяким вероятностям в отношении СССР”. “Японское правительство всегда имеет в виду необходимость усиления военных приготовлений для того, чтобы удержать СССР от принятия каких-либо шагов на Дальнем Востоке”.

В то же время в заявлении японцев германскому послу в Токио подчеркивалось, что “Япония ведет постоянное наблюдение в бассейне Тихого океана для того, чтобы сдержать США и Великобританию”. Однако далее признавалось лишь, что “Япония решила приобрести базу в Индокитае”.

Намерения Японии раскрывались в телеграмме английского посла в США Галифакса, полученной нашей разведкой через агентуру в Лондоне. После беседы с заместителем государственного секретаря Уэллесом Галифакс передал, что американцам известно о соглашении Японии с партнерами по берлинскому пакту относительно их согласия на захват Японией баз в Индии, Китае и Сиаме, “после чего последует выступление против Сибири и в первую очередь Владивостока”.*

Напряжение, таким образом, не спадало. “Свобода действий” могла означать для японского “тигра” и прыжок на советские территории.

Из Токио пришли тревожные сведения. Резидентура сообщала, что с 12 июля по 18 августа 1941 года в Японии проведена всеобщая мобилизация примерно 4,5 миллиона человек. В Харбине оборудована типография для печатания листовок на русском языке.

20 ноября советскими разведчиками была перехвачена японская телеграмма из Берна в Анкару, из которой следовало, что в кризисный момент японское радио включит в начало своих радиопередач кодовые слова, которые будут означать либо нападение на США (“хигаси” — восток), либо на СССР (“кита” — север), либо на Англию — (“ниси” — запад).

Подписание в апреле 1941 г. японо-советского пакта о нейтралитете накануне германской агрессии против СССР было продиктовано стремлением Токио выиграть время для выяснения перспектив германо-советской войны и принятия под прикрытием этого документа самостоятельного, независимого от Германии решения о первоначальном направлении японской агрессии - на Север или Юг. В "Секретном дневнике войны" японского генштаба 14 апреля 1941 г. была сделана следующая запись: "Данный договор... лишь дает дополнительное время для принятия самостоятельного решения о начале войны против Советов".

Опубликованные после войны в Японии и США ранее совершенно секретные документы японского правительства, императорской ставки и другие убедительно опровергают концепцию о миролюбивой политике Японии в отношении СССР в годы войны, об "оборонительном" характере японского плана нападения на советский Дальний Восток и Сибирь в 1941 г. - "Кантокуэн" ("Особые маневры Квантунской армии").

Исследования последних лет, посвященные на первый взгляд одному из частных аспектов системы международных отношений второй мировой войны, высвечивают иной, гораздо больший масштаб Пакта о нейтралитете, чем было принято считать до последнего времени. Приведенные им факты позволяют понять, что решение о заключении Пакта о нейтралитете — это не рядовая акция, не дипломатический маневр, это, видимо, выбор системного характера. К моменту заключения этого документа основные противоречия в мире уже сложились, и противостояния между группировками государств вполне устоялись. Существовал пакт о ненападении между СССР и Германией. Существовал союз тоталитарных государств — Германии, Италии и Японии. Достаточно четко определилось противостояние на Тихом океане между Японией, с одной стороны, и США и Англией — с другой.

В таком контексте заключение Пакта о нейтралитете между СССР и Японией выглядит как выбор в пользу группировки фашистских держав. Б.Славинский приходит к весьма интересному выводу о том, что “Сталин был согласен присоединиться четвертым членом к Тройственному пакту, что 50 лет так тщательно скрывала советская пропаганда”[60].

28 апреля 1941 г. японский посол в Берлине Осима направил в Токио шифровку, в которой, подтвердив неизбежность скорого германского нападения на СССР, рекомендовал центру: "После начала германо-советской войны, двигаясь на юг, оказывать тем самым косвенную помощь Германии. Затем, воспользовавшись внутренними беспорядками в Советском Союзе, применить вооруженные силы и в согласовании с Германией завершить решение вопроса о СССР".

В условиях, когда японское руководство еще не определилось в своей политике на случай советско-германской войны, Зорге сосредоточился на получении информации из германского посольства в Токио. 2 мая 1941 г. он доносил в Москву: "Я беседовал с германским послом Оттом и морским атташе о взаимоотношениях между Германией и СССР. Отт заявил мне, что Гитлер исполнен решимости разгромить СССР и получить европейскую часть Советского Союза в свои руки в качестве зерновой и сырьевой базы для контроля со стороны Германии над всей Европой... Возможность возникновения войны в любой момент весьма велика, потому что Гитлер и его генералы уверены, что война с СССР нисколько не помешает ведению войны против Англии. Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной Армии настолько низко, что они полагают, что Красная Армия будет разгромлена в течение нескольких недель. Они полагают, что система обороны на германо-советской границе чрезвычайно слаба".

28 мая в ответ на запрос министра иностранных дел Японии Мацуока Риббентроп сообщил: "Сейчас война между Германией и СССР неизбежна. Я верю, что если она начнется, то может закончиться в течение двух-трех месяцев. Армия уже закончила развертывание". Зорге узнал об этом сообщении из Берлина уже на следующий день. Перепроверив полученную информацию через германского посла в Токио, он 30 мая телеграфировал в Центр: "Берлин информировал Отта, что немецкое выступление против СССР начнется во второй половине июня. Отт на 95% уверен, что война начнется..." Эта информация, безусловно, имела большое значение.

Из анализа всей совокупности фактов вытекает, что Зорге скорее всего не мог знать точную дату нападения. Тем не менее, ему удалось верно определить приблизительный срок германской агрессии - "вторая половина июня". Именно этот срок Зорге стал называть в своих разведдонесениях с 30 мая. О неизбежности германского нападения было сообщено в Москву за два дня до его начала - 20 июня. В донесении Зорге указывалось: "Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна... Инвест (Одзаки) сказал мне, что японский генштаб уже обсуждает вопрос о позиции, которая будет занята в случае войны... Все ожидают решения вопроса об отношениях СССР и Германии".

Наши источники в Маньчжурии докладывали, что японцы готовят заброску на территорию СССР групп по три-пять человек для диверсий и разведки на железнодорожных и военных объектах.

Из Лондона пришла расшифровка телеграммы японского министра иностранных дел от 27 ноября 1941 года своему послу в Берлине. В ответ на усилившийся нажим Германии послу предлагалось “объяснить Гитлеру, что основные японские усилия будут сосредоточены на юге и мы предполагаем воздержаться от преднамеренного предпринятия действий на севере”.

После ряда маскирующих мер, среди которых были и переговоры с США (их вели японский посол в США Номура и государственный секретарь США Хэлл) об отмене американского эмбарго на экспорт нефти в Японию и замораживания на ее активы, японцы направляют Хэллу памятную записку о прекращении переговоров. Она была вручена 7 декабря, за час до нападения на Перл-Харбор.

Масштабные агрессивные действия Японии в Юго-Восточной Азии несколько ослабили опасность немедленного нападения на СССР. К тому же гитлеровцы потерпели первое свое крупное поражение под Москвой. Становилось ясным, что “блицкриг” не удался и война становится затяжной. Однако японские сторонники агрессии против СССР возлагали надежды на весеннее и летнее наступление гитлеровцев и настаивали на выступлении против советского Дальнего Востока. К тому же Гитлер усилил давление на союзника. Об этом говорили данные китайской разведки от 25 февраля и 4 марта 1942 года. Немцы обещали возобновить крупное наступление на Восточном фронте. Группировка японской военщины во главе с генералом Араки стояла за удовлетворение требований Берлина.

Таким образом, на наш взгляд, проблемы, связанные с Пактом о нейтралитете между СССР и Японией, имели важное стратегическое значение для обеих сторон. Правительство Сталина, опасаясь нападения на Западе со стороны Германии, стремилось обезопасить свои дальневосточные рубежи, от члена тройственного пакта – Японии. Страна Восходящего солнца, в свою очередь развязывала себе руки в тихоокеанском регионе, но и оставляла за собой возможность нарушить подписанный пакт. Кроме того, подписание пакта позволяло Японии выиграть время, для определения своей позиции в случае нападения Германии на СССР.

2.2. В шаге от войны 1941 – 1945 гг.

После нападения Германии на СССР Япония оказалась перед выбором — поддержать союзницу и ударить по советскому Дальнему Востоку или дать немцам самим разгромить Советский Союз? В последнем случае Япония могла бы малыми силами захватить Дальний Восток. Это соображение во многом повлияло на императорскую ставку, которая приняла решение отложить нападение на Советский Союз до лучших времен, а пока что атаковать позиции США и Великобритании в Тихом и Индийском океанах.

Немаловажное значение, на наш взгляд, на данном этапе советско-японских отношений имели разведданные предоставляемые Москве Рихардом Зорге. Не умаляя важности информации Зорге о скором германском нападении на СССР, в то же время подчеркнем, что главная заслуга его группы, на наш взгляд, состояла в определении политики Японии после начала советско-германской войны. Некоторая определенность относительно этой политики наступила 2 июля 1941 г. после решений "Императорского совещания" ("годзэн кайги"). В принятом этим совещанием высшего японского военно-политического руководства в присутствии императора Хирохито совершенно секретном документе "Программа национальной политики Империи в соответствии с изменением обстановки", в частности, указывалось: "Если германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для нашей империи, мы, прибегнув к вооруженной силе, разрешим северную проблему и обеспечим безопасность северных границ".

Этим решением вооруженное нападение на СССР было утверждено в качестве одной из основных военных и политических целей империи. Приняв это решение, японское руководство, по сути дела, отбросило подписанный лишь два с половиной месяца назад советско-японский Пакт о нейтралитете. Выступавший обычно на "императорских совещаниях" от имени японского монарха председатель Тайного Совета Хара заявил на совещании 2 июля: "Я полагаю, все из вас согласятся, что война между Германией и Советским Союзом действительно является историческим шансом Японии... Я с нетерпением жду возможности для нанесения удара по Советскому Союзу. Я прошу армию и правительство сделать это как можно скорее. Советский Союз должен быть уничтожен".

Совершенно ясно, что летом 1941 г. информация о намерениях Японии была жизненно важной для Кремля. Присоединение Японии к войне против СССР еще более усложнило бы военное положение Советского Союза, которое и без того было близким к критическому. Понимая это, Зорге приложил максимальные усилия для получения сведений о ближайших планах Токио. И это ему удалось.

3 июля, на следующий день после "императорского совещания", он сообщил в Москву, что Япония вступит в войну не позднее чем через 6 недель. "Наступление японцев начнется на Владивосток, Хабаровск и Сахалин с высадкой десанта на советском побережье Приморья", - информировал Зорге. Это соответствовало разработанному японским генштабом армии плану войны против СССР - "Кантокуэн". Зорге почти точно указал срок японского вероломного нападения. Как стало известно после войны, принятие решения о начале войны было запланировано на 10 августа, а начало японского наступления - на 29 августа 1941 г.

К этому времени к информации Зорге стали относиться в Москве со всей серьезностью. При докладе его разведдонесений высшему советскому руководству стали появляться примечания о высокой степени достоверности сообщений этого разведчика. Так, на сообщении от 10 июля, в котором подтверждалась опасность японского нападения на СССР в августе, разведуправление генштаба Красной Армии сделало следующее примечание: "Учитывая большие возможности источника и достоверность значительной части его предыдущих сообщений, данные сведения заслуживают доверия". 11 августа, когда подготовка к нападению на СССР по плану "Кантокуэн" достигла апогея, Зорге предупреждал: "Прошу Вас быть особо бдительными, потому что японцы начнут войну без каких-либо объявлений в период между первой и последней неделей августа месяца".

Сообщения об опасности японского удара с Востока, безусловно, оказали большое влияние на решение Кремля в самый трудный и опасный период войны с Германией летом-осенью 1941 г. проявить выдержку и не ослаблять значительно группировку советских войск на Дальнем Востоке и в Сибири. Существуют все основания считать, что японское нападение на СССР в 1941 г. не состоялось главным образом потому, что советские дальневосточные войска вопреки ожиданиям японского командования сохранили свою высокую боеспособность и были в состоянии дать отпор агрессору.

На состоявшемся 6 сентября очередном "императорском совещании" в документе "Программа осуществления государственной политики Империи" было зафиксировано решение воздержаться от нападения на СССР в 1941 г., отложив его до весны 1942 г. Участники предшествовавшего "императорскому совещанию" заседания координационного совета правительства и императорской ставки (3 сентября) пришли к выводу, что, "поскольку Япония не сможет развернуть крупномасштабные операции на Севере до февраля, необходимо за это время быстро осуществить операции на Юге".

И это решение стало благодаря разведгруппе Зорге известно Москве. 14 сентября Зорге сообщил: "По данным источника Инвеста (Одзаки), японское правительство решило в текущем году не выступать против СССР, однако вооруженные силы будут оставлены в МЧГ на случай выступления весной будущего года в случае поражения СССР к тому времени... Инвест сказал, что после 15.9. СССР может быть совсем свободен". Эта подтвержденная и другими источниками информация имела непосредственное влияние на последующее решение советского руководства перебросить осенью 1941 г. под Москву 16 дальневосточных и сибирских дивизий.

Однако следует отметить, что фраза Зорге о том, что после 15 сентября "СССР может быть совсем свободен", не совсем точно отражала ситуацию. Как стало известно после войны из японских документов, в случае падения Москвы японцы планировали незамедлительно "малой кровью" оккупировать советский Дальний Восток и Сибирь. В этом случае допускалось одновременное проведение операций как на юге, так и на севере. В генеральном штабе японской армии был разработан вариант плана "Кантокуэн", который надлежало осуществить в случае падения Москвы и резкого изменения в пользу Японии соотношения сил на Дальнем Востоке.

Учитывая сложность проведения в осенне-зимний период наступательных операций на всех трех фронтах (восточном, северном и западном), генштаб предусматривал нанесение первоначального удара на восточном (приморском) направлении. После вторжения в Приморье войска восточного фронта должны были наступать на Хабаровск и захватить его до наступления холодов. В это время войскам северного и западного фронтов надлежало закрепиться соответственно в районах Малого и Большого Хингана и ожидать наступления весны. С началом таяния льда планировалось форсировать Амур и развивать наступление на Запад из района Рухлово - Большой Хинган в направлении озера Байкал. В развитие этого замысла командование Квантунской армии предлагало с началом наступления на восточном фронте силами двух-трех дивизий еще осенью форсировать Амур в районе Хабаровска, чтобы облегчить захват города. Операции по захвату Северного Сахалина, Камчатки и других районов, а также оккупацию МНР предусматривалось осуществить в соответствии с прежним замыслом плана "Кантокуэн". Выделенные для войны против СССР японские войска не включались в планы войны на юге и продолжали усиленно готовиться к действиям на севере.

Однако информацию об этих замыслах японского командования Зорге уже сообщить в Москву не мог - последовавшие в октябре 1941 г. аресты членов его группы, а затем и его самого означали конец деятельности одной из самых эффективных и стратегически важных разведорганизаций в период Второй мировой войны. Это не означало, что Москва лишилась информации о планах и намерениях Японии. Не менее важные разведданные поступали из Китая, которые, кроме всего прочего, при принятии принципиальных стратегических решений использовались для перепроверки и подтверждения разведданных от группы Зорге.

В годы второй мировой войны на территории Китая, в том числе оккупированной японцами, действовало 12 советских резидентур. С сентября 1939 г. обязанности посла и одновременно главного резидента СССР в Китае исполнял Панюшкин, координировавший деятельность советских разведчиков в этой стране.

Следует отметить, что кроме добывания развединформации о намерениях Японии важной задачей советской разведки в Китае являлось удержание центральной китайской администрации на позициях активного сопротивления японским оккупантам. В Москве отчетливо сознавали, что занятость Японии в военных действиях в Китае во многом удерживала японское командование от нападения на СССР. При решении задачи обеспечения продолжения китайского сопротивления японской армии советская разведка в Китае особое внимание уделяла проблеме недопущения перерастания противоречий между Гоминьданом и Коммунистической партии Китая в открытый конфликт и междоусобную борьбу.

Немаловажную роль сыграла советская разведка в Китае и в раскрытии планов Германии и Японии в отношении СССР. Достаточно отметить, что в мае 1941 г. советские разведчики в Китае информировали Москву о надвигавшемся нападении Германии на СССР, а в июне 1941 г. от военного атташе Китая в Германии был получен оперативный план германского военного командования о главных направлениях продвижения германских войск.

Работая в оккупированных японскими войсками районах Китая (Шанхай, Харбин), советские разведчики регулярно информировали Москву обо всех передислокациях японских войск вблизи советских границ. Весьма значимой была информация из Маньчжурии об относительной слабости технического оснащения Квантунской армии, недостаточном для наступательных операций количестве танков и самолетов. Поэтому, не подвергая сомнению выдающиеся заслуги группы Зорге, вместе с тем следует по достоинству оценить и вклад других советских разведчиков в дело срыва японских планов нападения на СССР.

2 июля 1941 г. министра иностранных дел Японии Иосуке Мацуоки сделал Заявление о чрезвычайном положении в мире:

“Как было сегодня объявлено Правительством, на совете, проведённом в присутствии Императора, принято важное решение по вопросу национальной политики. Само собой разумеется, что ситуацию, сложившуюся после начала германо-советской войны нельзя расценивать как простой факт того, что война разгорелась лишь между Германией и Советским Союзом. Поэтому мы намереваемся пристально наблюдать за развитием ситуации с предельной осторожностью и бдительностью, уделяя постоянное внимание не только непосредственно военным событиям , но также и действиям отдельных великих держав и взаимоотношений между ними в свете положения дел в мире в целом.

Я чувствую, что на наших глазах происходит серьёзнейшее, сверхкритическое развитие событий, как во всём мире, так и в Восточной Азии, состояние дел в которой непосредственно касается нашей нации. Чем серьёзнее будет ситуация, тем спокойнее и сплочённее должна быть наша нация, и в общенациональном единстве мы не должны, в ответ на Августейшую Волю Его Императорского Величества, ни на шаг отклониться с пути, по которому наша нация движется вперёд”[61].

Спасительное для Советского Союза решение стало известным в Кремле и позволило фактически оголить границу с Японией, перебросив на западный фронт свежие войска, сыгравшие решающую роль в разгроме немцев под Москвой зимой 1941 г.

Как вспоминал известный диссидент советских времен отставной генерал П.Григоренко, работавший в 1941—1943 гг. в штабе Дальневосточного фронта, с июля 1941 по июнь 1942 г. с Дальневосточного фронта на Запад было передислоцировано 22 полностью укомплектованные и вооруженные дивизии[62].

Наши ученые любят подчеркивать, что из-за дислоцировавшейся в Маньчжурии Квантунской армии советское руководство вынуждено было держать на границах 40 дивизий[63], которые так были нужны на западном фронте. Но такое количество советских войск появилось там только к 1945 г. В 1941 же году на Дальнем Востоке оставалась только 40-я дивизия, прикрывавшая “японоопасное” направление в районе Посьета. А отправленные на запад полнокровные дивизии командующий Дальневосточным фронтом генерал армии И.Опанасенко на свой страх и риск компенсировал созданием частей из призывников старших возрастов (до 55 лет) и выдернутых из лагерей заключенных.

По данным Центрального архива Министерства обороны Российской федерации, с июня 1941 по май 1945 г. с Дальневосточного и забайкальского фронтов на запад было переброшено 34 дивизии (25 стрелковых, 5 танковых, 3 кавалерийские и 1 моторизованная), 19 отдельных бригад (4 стрелковых, 1 воздушно-десантная и 15 артиллерийских) и 8 отдельных полков. В их составе числилось 344 676 человек личного состава, имелось 207 382 винтовки и карабина, 12 663 пистолета-пулемета, 14 298 ручных и станковых пулеметов, 4757 орудий и минометов, 2286 легких танков, 11 903 грузовых автомобиля, 2563 трактора и тягача, а также 77 929 лошадей[64].

Планы руководства сухопутных сил Японии и Квантунской армии нанести удар по советскому Дальнему Востоку, которые они вынашивали на протяжении многих лет, к середине 1943 г. превратились в ничего не значащие клочки бумаги, так как ход второй мировой войны кардинальным образом начал меняться. После Сталинградской битвы японские стратеги были вынуждены отказаться от мыслей о победоносном походе на север и все чаще стали использовать наиболее боеспособные части Квантунской армии для латания дыр на других фронтах.

Как писал в своих воспоминаниях бывший начальник стратегического отдела штаба Квантунской армии полковник Т.Кусати, назначенный на эту должность в августе 1943 г., он не занимался своими прямыми обязанностями, — приходилось думать только об оперативном выполнении указаний Токио о переброске наиболее боеспособных частей из Маньчжурии на другие театры военных действий. Т.Кусати называет 163 крупные части Квантунской армии, воздушного и военно-морского флота, которые были изъяты из ее состава с октября 1943 по март 1945 г.[65].

Заместитель начальника штаба Квантунской армии генерал-майор Т.Мацумура, который непосредственно отвечал за передислокацию частей Квантунской армии, на допросе в сентябре 1945 г. показал, что уже осенью 1943 г. была осуществлена первая переброска лучших частей на юг (штабы 2-го фронта и 2-й армии, большая часть самостоятельных охранных отрядов). В 1944 г. из каждой дивизии Квантунской армии было изъято по одному батальону в каждом пехотном и артиллерийском полку и по одной роте — в каждом саперном батальоне. Все они были направлены в районы “Южных морей”.

Кроме того, начиная с весны 1944 г. были переброшены из Маньчжурии: на о-в Гуам — 29-я дивизия, на о-в Помао — 14-я, на Филиппины — 9-я, 1-я танковая, 4-я и 2-я авиационные дивизии, на о-в Формоза — 10-я, на о-в Исигаки — 28-я, на о-в Окинава — 24-я, в Китай — 7-я[66].

Летом 1945 г. из Маньчжурии в Китай был переброшен штаб 20-й армии, а также большое количество танковых, артиллерийских, саперных и обозных частей в Китай и в Японию.

Для пополнения убывших сил в спешном порядке были сформированы 107, 108, 111, 112, 119 и 120-я дивизии. Для их формирования были использованы самостоятельные охранные отряды, часть пограничных отрядов, а также людской и конный состав вспомогательных частей отправленных из Маньчжурии дивизий, который не смогли передислоцировать из-за нехватки транспортных судов. Вновь сформированные дивизии комплектовались также необученными новобранцами и призывниками старших возрастов из числа японских колонистов в Маньчжурии.

Таким образом, к концу войны Япония столкнулась с теми же проблемами, которые стояли перед СССР в 1941 г., — с катастрофической нехваткой боевых сил на фронтах. Перебрасывая свежие дивизии с востока на запад, Советский Союз, конечно же, шел на риск, но риск оправданный, ибо было известно, что Япония отложила тогда свое наступление на север. Оправданность же японского риска равнялась нулю.

После Сталинградской битвы Советский Союз настолько уверовал в победу, что всерьез взялся за “японскую проблему”.

Уже 21 мая 1943 г. Государственный Комитет Обороны (ГКО) СССР принял постановление № 3407сс “О строительстве железнодорожной линии Комсомольск — Советская Гавань”[67].

Постановление предписывало НКВД СССР приступить к прокладке прямого железнодорожного пути протяженностью в 475 км между указанными городами немедленно и в упрощенном порядке. В 4-м пункте постановления разрешалось строить железную дорогу по “облегченным” техническим условиям, причем без технического проекта (он должен был быть утвержден к 1 декабря 1943 г.). 6-м пунктом постановления НКВД освобождался “от поставок рабочей силы по всем не выполненным еще” заданиям.

В развитие указанного постановления ГКО СССР 2 августа 1943 г. принял развернутое постановление № 3857сс из 52 пунктов с 30 страницами приложения, где содержался перечень необходимого для строительства оборудования и товаров.

Сталин повелел впредь именовать стройку “Строительство № 500”. Все органы и ведомства, имевшие отношение к нему, обязывались считать его первоочередным. Руководству строительства и вольнонаемному составу предоставлялись дополнительные льготы, повышались оклады, вводилось диетпитание. Весь административно-хозяйственный персонал и вольнонаемные строители освобождались от призыва в армию. Народный комиссариат обороны (НКО) обязан был снять с фронта и направить на “Строительство № 500” строительные батальоны (всего 10 000 военнослужащих) с командным составом, имуществом и инструментом. НКО также предписывалось срочно откомандировать на Дальний Восток четыре автобатальона, а танковые заводы должны были незамедлительно поставлять необходимые запасные части.

Лидеры антигитлеровской коалиции, тем временем, заканчивали последние приготовления к встрече в Крыму, к обсуждению стратегий ведения войны в Европе и Азии и устройства послевоенного мира. Значительное место в повестке дня должно было быть уделено вопросу о вступлении СССР в войну против Японии.

На протяжении всего 1944 г. американские дипломаты на встречах с советскими представителями при каждом удобном случае стремились затронуть эту тему. 14 декабря 1944 г. И.В.Сталин в беседе с американским послом в Москве А. Гарриманом изложил политические условия вступления СССР в войну на Дальнем Востоке. Он высказал пожелание о восстановлении прав СССР на ранее утраченную Россией территорию Южного Сахалина, а также на Курильские острова, и прав, которые она имела до русско-японской войны 1904 - 1905 гг. в Маньчжурии[68]. Два дня спустя, 16 декабря, глава американской военной миссии в Москве генерал Дж.Дин обсуждал с начальником Генштаба генералом армии А.И.Антоновым вопросы о сотрудничестве военно-морских флотов и авиации двух стран на Дальнем Востоке. Конкретно речь шла о проведении военными представителями США рекогносцировки на Камчатке и на реке Амур[69]. 28 декабря 1944 г. Комитет по делам Дальнего Востока при госдепартаменте закончил изучение послевоенного статуса Курильских островов и сформулировал свои рекомендации правительству США. Члены Комитета проанализировали возможные претензии заинтересованных сторон - СССР, США и Японии - и предложили компромиссное решение. Они признавали, что Курилы имеют важное стратегическое значение для всех трёх стран, но особенно важны для Советского Союза, так как являются барьером, прикрывающим доступ к Охотскому морю и к побережью Приморского края. Для США их значение определяется географическим положением на пути из Японии в Америку, так как они составляют своеобразный мост между Японией и Аляской. Для Японии Курилы представляют как военно-стратегическую, так и экономическую ценность.

Комитет рекомендовал оставить южную группу островов за Японией, над центральной и северной группами островов установить контроль международной организации. Для этой цели она может привлечь СССР. Но вполне возможно, что Советский Союз потребует суверенитета над всеми Курильскими островами и из-за этого ему даже придётся вступить в войну. Комитет предлагал уступить СССР северную и центральную гряды Курильских островов как компенсацию за его вступление в военные действия против Японии. США и их военное командование должны получить морские базы на Курилах для развёртывания военно-морских операций в этом регионе .

По разработанному к началу 1945 г. американским командованием плану высадка войск союзников на Японские острова должна была состояться 1 ноября - на остров Кюсю. В случае её успеха, 1 марта 1946 г. планировалась высадка на остров Хонсю. Накануне Крымской конференции Объединённый комитет начальников штабов США и военное командование Великобритании на совещаниях 30 января - 2 февраля 1945 г. на Мальте подтвердили намеченную дату окончания войны с Японией - через 18 месяцев после поражения Германии . Завершение войны предусматривалось к концу 1946 г. Такое планирование объяснялось тем, что к началу 1945 г. в японской армии насчитывалось около 6 млн человек в сухопутных войсках и авиации. На вооружении армии находилось 10 тыс. самолётов, около 500 боевых кораблей. Войска же США и Великобритании на Тихом и Индийском океанах и в Юго-Восточной Азии насчитывали всего 1,8 млн. военнослужащих, авиация - 5 тыс. самолётов [70]. Такое соотношение сил и средств исключало быструю победу США и Великобритании. Необходимо было перебрасывать на Дальневосточный театр военных действий дополнительно значительные вооруженные силы. 10 января 1945 г. президент Ф.Рузвельт, беседуя с бывшим послом США в Москве Джозефом Девисом о предстоящей Крымской конференции, обратил особое внимание на советско-американские отношения, дальневосточные проблемы и создание международной организации по обеспечению длительного всеобщего мира. А это, возможно, сказал президент, только при сотрудничестве и взаимопонимании стран и народов, при учёте реальных факторов. Между тем, у Уинстона Черчилля, заметил он, иное видение мира и нередко он мыслит категориями прошлого[71]. 10 дней спустя посол Гарриман в беседе с наркомом иностранных дел СССР В.М.Молотовым сообщил, что президент хотел бы на конференции обсудить со Сталиным политические и военные вопросы, относящиеся к Дальнему Востоку. Госсекретарь Э.Стеттиниус признал, что в Крыму делегация США прежде всего хотела определить время вступления СССР в войну против Японии. Это признание соответствовало действительности. Рузвельт непрестанно думал о предстоявших военных операциях на Дальнем Востоке, о том, сколь кровопролитными они будут на земле собственно Японии.

Условия вступления СССР в войну разрабатывались советской стороной уже с 1943 г. - с Тегеранской конференции руководителей трёх держав.

4 сентября 1943 г. была создана Комиссия по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства. Возглавлял её заместитель наркома иностранных дел М.М.Литвинов. Комиссией была проведена большая работа по подготовке проектов мирных договоров.

Активное участие в подготовке конференции в Ялте принимал член комиссии, заместитель наркома иностранных дел С.А.Лозовский, который в наркомате несколько лет курировал проблемы Дальнего Востока.

15 января 1945 г. Лозовский направил Сталину докладную записку под названием "Англо-американские планы в войне СССР против Японии"[72]. В записке обращалось внимание на то, что правительства США и Великобритании занимают сдержанную позицию по этому вопросу, но американские сенаторы и конгрессмены часто выступают с речами и заявлениями, вопрошая, почему Советский Союз не помогает США в войне против Японии? Английская и американская пресса старается использовать малейший повод для того, чтобы публиковать статьи, выражая недовольство отказом Советского правительства предоставить американцам воздушные и военно-морские базы для борьбы против Японии. В китайской печати, говорилось в записке, постоянно ведётся кампания за скорейшее вступление СССР в войну на Дальнем Востоке. "В Китае государственные и политические деятели спят и видят, как бы втянуть Советский Союз в войну против Японии". Американская печать предлагала даже прекратить поставки по ленд-лизу, если Советский Союз не выступит против Японии. 11 ноября 1944 г. руководитель бюро по мобилизации военных ресурсов США Дж.Бэрнс в выступлении в г. Колумбия (штат Южная Каролина) заявил: "Если Россия присоединится к союзникам в борьбе против Японии, её участие в войне уменьшит лежащую на нас задачу, уменьшит наши потери"[73].

Каким в этих условиях должно быть поведение Советского Союза? - ставил вопрос Лозовский. Он считал, что приближается время, когда можно будет аннулировать Портсмутский договор со всеми его территориальными, политическими и экономическими последствиями, то есть возвратить Южный Сахалин, Порт-Артур, Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД) и Южно-Маньчжурскую железную дорогу (ЮМЖД), ликвидировать советско-японские рыболовные конвенции, поставить вопрос о возвращении Курильских островов, "без владения которыми мы, - отмечал Лозовский, - будем отрезаны от Тихого океана"[74]. Но как это сделать? По мнению замнаркома, нужно выиграть время, отложить урегулирование всех этих вопросов. Рузвельт и Черчилль вряд ли официально поставят на конференции вопрос о выступлении СССР против Японии. Скорее, они ограничатся свободным обменом мнений и скажут, что им нужны военные базы на советском Дальнем Востоке, в противном случае война ещё более затянется.

Союзники могут намекнуть, писал Лозовский, что "наше участие в разрешении судеб Японии, Китая и Кореи и всех тихоокеанских проблем будет зависеть от степени и размеров нашего участия в войне против Японии". В ответ советская делегация может сказать, что СССР намерен придерживаться договора о нейтралитете 1941 г. вплоть до истечения его срока. До разгрома Германии СССР не склонен прибегать к осложнениям во взаимоотношениях с Японией и только после окончания войны в Европе будет готов обсудить с США и Великобританией тихоокеанские вопросы с учётом интересов трёх великих держав. При такой позиции СССР союзники вряд ли могут прекратить поставки по ленд-лизу."Таким ответом, - заканчивал докладную записку Лозовский, - оттянули бы весь вопрос ещё на один год, а к концу 1945 г. можно будет занять более определённую и более ясную позицию и по этому вопросу" .

Итак, Лозовский считал, что не следовало проявлять поспешность, и рекомендовал внимательно наблюдать за развитием событий на Дальнем Востоке, за ходом военной операции и поведением Японии. Война в Азии, полагал он, могла продлиться ещё значительное время - год или полтора. Вследствие этого изменилась бы обстановка и наступили бы более благоприятные условия для урегулирования ряда спорных вопросов с Японией.

Предложения Лозовского как члена Комиссии по вопросам послевоенного устройства мира во многом совпадали с идеями, изложенными И.М.Майским, в то время замнаркома иностранных дел, в его большой докладной записке под названием "О желательных основах будущего мира", адресованной Молотову. Она была подготовлена 11 января 1944 г., вскоре после Тегеранской конференции. В записке пространно говорилось о возможном послевоенном устройстве мира и планах Советского Союза в Европе и Азии. Этот документ, длительное время хранившийся в Архиве Президента РФ, только недавно полностью опубликован[75]. Майский, как замнаркома иностранных дел и член Комиссии по вопросам перемирия, возглавлявшейся К.Е.Ворошиловым, высказал свои соображения и по Японии. Он писал: "СССР не заинтересован в развязывании войны с Японией, но он очень заинтересован в военном разгроме Японии, ибо без этого последнего условия нельзя рассчитывать на длительный мир в Азии. Но союзники официально, по-видимому, поставят вопрос о вступлении Советского Союза в войну на Дальнем Востоке лишь после поражения Германии. Наибольшую активность в этом, очевидно, будут проявлять США". Майский предлагал в этом случае применять тактику искусного маневрирования, дабы "избежать открытого вовлечения нас в войну с Японией". "Пусть американцы и англичане её разгромят, понесут человеческие и материальные потери... Это было бы также нашим реваншем за позицию англо-американцев в вопросе о втором фронте".

Касаясь определения границ СССР на Дальнем Востоке, Майский рекомендовал добиваться возвращения Южного Сахалина и передачи Курильских островов. "Я не считаю, что для этого нам обязательно необходимо участвовать в войне с Японией. Вполне допустимо, что на мирной конференции при генеральном межевании карты мира и сложном маневрировании великих и малых держав СССР мог бы получить только что названные объекты, не сделав ни одного выстрела на Дальнем Востоке, - конечно при непременном условии, что США и Англия действительно разгромят Японию".

Как видим, рассуждения Лозовского были менее категоричны, чем рекомендации Майского.

Знал ли Лозовский о докладной записке Майского, был ли знаком с содержанием? Есть основания ответить на него утвердительно. Впрочем, неизвестно, каких взглядов придерживался сам Майский спустя год после составления своей записки, беседовал ли Молотов с ним по изложенным в записке послевоенным проблемам, что думал Майский как участник конференции в Ялте, когда "большая тройка" обсуждала дальневосточные проблемы. На эти вопросы исследователям ещё предстоит ответить.

Во всяком случае, Майский советовал занять выжидательную позицию вплоть до выяснения ситуации. Тезис о вступлении СССР в войну против Японии не был конкретно сформулирован. Надо подождать - таков был лейтмотив его докладной записки. Между тем, Сталин и Молотов по-иному видели решение этой проблемы. Они, как свидетельствуют документы и их беседы на конференциях и встречах с официальными лицами США и Англии, рассчитывали на активное участие СССР в дальневосточной войне. Без этого было невозможно, по их мнению, укрепление позиций Советского Союза и расширение его влияния в Азии. Они считали, что события требуют решительных и безотлагательных действий после разгрома Германии.

На Крымской конференции "Большой тройки" советская делегация согласилась обсудить вопрос о военно-политическом положении на Дальнем Востоке, выработать и подписать официальный документ с изложением условий вступления Советского Союза в коалиционную войну в Азии. В секретном соглашении между правительствами СССР, США и Великобритании, принятом на конференции, предусматривалось вступление СССР в войну против Японии через два-три месяца после капитуляции Германии. Условиями вступления в войну были сохранение статус-кво Внешней Монголии, восстановление принадлежавших России прав, нарушенных нападением Японии в 1904 г., а именно: возвращение южной части о. Сахалин, интернационализация торгового порта Дайрена, восстановление прав на Порт-Артур как на военно-морскую базу СССР, совместная эксплуатация Китайско-Восточной железной дороги и Южно-Маньчжурской железной дороги, передача Советскому Союзу Курильских островов. СССР должен был заключить с Китаем при содействии США пакт о дружбе и союзе в целях освобождения страны от японского ига.

Характерно, что Рузвельт, ознакомившись с предложениями советской стороны ещё в конце 1944г., бросил реплику: "Русские хотят вернуть то, что у них было отторгнуто". Черчилль также соглашался с этим

Во время конференции Рузвельт в беседе со Сталиным откровенно сказал о нежелательности высадки американских войск на Японские острова. Это будет сделано, отметил он, только в случае крайней необходимости: "На островах у японцев имеется 4-миллионная армия, и высадка будет сопряжена с большими потерями. Однако, если подвергнуть Японию сильной бомбардировке, то можно надеяться, что всё будет разрушено, и таким образом можно будет спасти много жизней, не высаживаясь на острова" [76].

Декларация Крымской конференции широко обсуждалась во всём мире. Японские газеты опубликовали текст декларации 14 февраля. В комментариях отмечалось, что конференция прошла под знаком успехов советской дипломатии и лично Сталина. Рузвельт и Черчилль вынуждены были сделать уступки в польском и югославском вопросах. Высказывались предположения о возможной совместной войне трёх держав против Японии.

На следующий день премьер-министр Койсо созвал экстренное совещание высших сановников с участием принца Ф.Коноэ, барона К.Хиранумы, бывших премьер-министров К.Хироты и Х.Тодзио. Оно длилось три часа. Посол Малик записал в дневнике: "Японцы весьма обеспокоены решениями Крымской конференции, на них она произвела несравненно более тревожное и гнетущее впечатление, чем Тегеранская". Дипломаты в Токио пытались узнать что-либо у сотрудников советского посольства о решении конференции, но тщетно. Впрочем, никто из них не знал о подписании секретного соглашения. 15 февраля вице-министр иностранных дел Ф.Миякава посетил Малика и затронул вопрос о международном положении, опубликованной Декларации Крымской конференции и японо-советских отношениях. В прошлом Миякава был советником в японском посольстве в Москве. Его интересовали возможности выступления СССР в роли посредника между Японией и США и Великобританией в достижении перемирия. По его мнению, СССР всё более втягивался в орбиту влияния политики США и Великобритании. Малик опроверг это, подчеркнув самостоятельность и независимость во всех вопросах внешней политики и дипломатии Советского правительства, внимание которого устремлено к Европе. На слова собеседника об ожидающих Японию тяжёлых испытаниях Малик напомнил ему о критическом положении Советского Союза в июле 1941 г. и беседе в эти дни главы внешнеполитического ведомства Японии И.Мацуоки с полпредом СССР в Токио К.А.Сметаниным. Мацуока тогда надменно заявил: "Союз с Германией является основным курсом внешней политики Японии, и если Германия обратится с просьбой к Японии, то последняя должна будет учесть эту просьбу". Эти слова были сказаны человеком, поставившим в апреле 1941 г. подпись под советско-японским пактом о нейтралитете. Услышав это от Малика, Миякава смутился и удивленно переспросил: неужели Мацуока так сказал? Малик подтвердил .

21 марта у советского посла состоялись беседы с двумя влиятельными представителями делового мира Японии - рыбопромышленниками Танакамару и Хирацукой. Первый из них был близок к министерству иностранных дел, иногда его называли "внештатным советником". В неофициальной беседе с послом он вдруг с увлечением стал говорить о регионализме, о делении мира на четыре сферы: Европа, Америка, Азия и Африка. И тут же поставил вопрос: зачем Америке лезть в Европу? Малик решительно отклонил такой подход. США, отметил он, помогают свободолюбивым народам Европы бороться против гитлеровской тирании, их участие в европейской войне вполне оправданно. Суждения Танакамару о том, что СССР мог бы решить европейские проблемы без Америки и Англии и без их предстоящего обсуждения на международной конференции в Сан-Франциско, вызвали, по меньшей мере, удивление посла. Они свидетельствовали о наивности и ограниченности Танакамару. Миллионер Хирацука оценивал ситуацию более трезво. Он сказал: положение Японии исключительно тяжёлое, и войну надо кончать, быть может, в июне. 25 марта американцы высадились на трёх небольших островах, расположенных вблизи Окинавы. Их целью было создать удобный и близкий плацдарм для проведения бомбардировок Японии с воздуха. Сообщение об этом потрясло страну, тем более, что за несколько дней до этого, 21 марта, японцы потеряли стратегически важный остров Иводзима. Командующий войсками гарнизона передал предсмертную радиограмму: "Наши солдаты гибнут один за другим вследствие непрерывных атак противника. Все боеприпасы вышли, нет воды. С громким "банзай" и вместе с офицерами и солдатами иду в последний бой".

5 апреля 1945 г. в 19 ч 30 мин радио сообщило об отставке кабинета Койсо. Она должна было открыть дорогу более сильному правительству. Действительными причинами явились кризисное состояние экономики и общества, высадка американцев на остров Окинава, сокрушительные бомбардировки городов Японии.

Сыграл свою роль и другой фактор. Отставка кабинета Койсо произошла в день денонсации Правительством СССР советско-японского договора о нейтралитете от 13 апреля 1941 г. Это было серьёзным предупреждением правительству Японии о том, что продолжение Японией войны против союзников СССР неизбежно приведет Токио к поражению.

Заявление наркома иностранных дел СССР В.М.Молотова о денонсации договора было помещено во всех японских газетах. Их комментарии были подчёркнуто спокойными. Отмечалось, что договор будет сохранять силу в течении года и пока нет оснований для особого беспокойства. В то же время, власти Токио запросили дополнительную информацию от посла в Москве Н.Сато. В близких к правительству кругах стали говорить о его смене, о необходимости проведения более гибкой, продуманной и осторожной политики в отношении СССР, о направлении туда опытного и авторитетного дипломата с широкими полномочиями и решительным намерением во что бы то ни стало улучшить отношения между Токио и Москвой.

Оценивая военно-политическое положение страны и политику кабинета Судзуки, посол Малик писал 28 апреля: "Вопрос об абсолютной необходимости выхода Японии из войны будто бы решён японцами окончательно и бесповоротно. Остается только определить наиболее благоприятный момент и изыскать наиболее приемлемые пути для этого. Главным желанием Японии по-прежнему остаётся выскользнуть из войны, избежав безоговорочной капитуляции"[77]. 20 апреля Того встретился с Маликом в своей официальной резиденции. Он напомнил, что был одним из инициаторов заключения договора о нейтралитете. Денонсация договора Советским правительством весьма огорчительна. Того хотел бы лично встретиться с Молотовым, если тот будет возвращаться после конференции в Сан-Франциско в Москву через Берингов пролив и Сибирь. Вряд ли Молотов, заметил Малик, изберёт такой маршрут, ибо на этой трассе частые густые и глубокие туманы. Скорее всего, он предпочтёт рейс через Атлантический океан.

Того вёл беседу сдержанно и официально. Никаких конкретных предложений о японо-советских отношениях и положении Японии в мире и в Азии он не выдвинул. Все его рассуждения - сожаления по поводу денонсации договора о нейтралитете, пожелание встретиться с Молотовым - свидетельствовали об осторожных поисках выхода Японии из войны.

В это время вести из Европы для Токио были удручающими. Японская пресса их почти не комментировала, ограничиваясь лишь пространными сообщениями корреспондентов из Берлина, Цюриха, Лиссабона, Стокгольма. В них констатировалось: Германия накануне краха, её положение угрожающе, скоро окончательно решится исход войны в Европе. Вслед за поражением Германии наступит черед Японии.

25 апреля 1945 г. состоялось открытие конференции Объединённых Наций в Сан-Франциско. Накануне конференции, 20 апреля, японский Высший совет по руководству войной принял документ, в котором говорилось о том, чтобы умелой пропагандой постараться разбить союз США, Англии и СССР или подорвать решимость Вашингтона и Лондона вести в дальнейшем войну[78]. Через три дня министр Того заявил представителям императорской ставки: "Если Японии удастся одержать победу на Окинаве, Советский Союз и другие страны увидят, что у Японии ещё имеются значительные резервы военной мощи. Воспользовавшись подобной ситуацией, можно будет построить фундамент для нашей дипломатии, которая находится в тупике"[79].

В тот же день поспешно было созвано совещание аккредитованных в Токио послов восточно-азиатских стран. Министр Того выступил с пространной речью, заявив, что основной целью Японии является обеспечение стабильности в Восточной Азии, преодоление всех трудностей и достижение победы. В это, пожалуй, не верили не только участники встречи, но, не исключено, и сам министр.

К маю 1945 г. Япония оказалась в полной международной изоляции. Многие европейские страны порвали с ней отношения. Испания, представлявшая интересы Японии в Европе, и та заявила о разрыве с ней дипломатических отношений. 4 мая японское правительство обратилось к Швеции, но Стокгольм согласился представить интересы Японии только в четырёх странах.

Окончание войны в Европе создавало серьёзное положение для Японии. США и Великобритания получали благоприятные условия для сосредоточения вооружённых сил против неё. Стране предстояло воевать в одиночку.

Японское министерство иностранных дел в срочном порядке разрабатывало планы выхода страны из войны. "Ниппон таймс" в заметке "Новости и взгляды" 24 мая писала о распространении слухов касательно мирных предложений США и Англии. В дипломатических кругах обсуждались пути и средства сближения с СССР, возможности использования его как посредника в переговорах Японии с США и Англией. Перед японскими дипломатами была поставлена задача продолжать маневрирование в Москве, вступить с СССР в переговоры, постараться добиться его посредничества для завершения войны на выгодных для Японии условиях. Сам факт начала таких переговоров, полагали в Токио, затруднит вступление СССР в войну на Дальнем Востоке. "За это посредничество и услуги СССР Япония, - отметил Малик, - готова отказаться от рыболовных прав в советских водах и уступить Советскому Союзу Южный Сахалин и Курильские острова (последнее, по мнению японцев, целесообразно, дабы столкнуть СССР и США)"[80].

21 мая упоминавшийся ранее Танакамару вновь посетил посла СССР. Говоря о японо-советских отношениях, он высказал обеспокоенность их состоянием и пожелание улучшить их путём урегулирования ряда вопросов. По его мнению, для этого следовало бы направить в Москву нового посла - авторитетного и видного государственного деятеля старшего поколения, такого масштаба как Хирота. В своё время тот был послом в СССР, превосходно изучил страну и её политику, являлся сторонником сотрудничества с СССР ³⁵. Характерно, что в эти же дни, 25 мая, американские самолёты бомбили Токио. Дворец императора сгорел. Через четыре дня такая же участь постигла город Иокогама. Министр двора Ц.Мацудайра ушёл в отставку, лорд-хранитель печати Кидо пребывал в растерянности. Придворные круги являлись основным центром разработки мирных предложений. В ней принимало участие и министерство иностранных дел. 29 мая газета "Ниппон таймс" опубликовала большую статью под крупным заголовком "Победа Советского Союза - урок для Японии". Её автором являлся Т.Кигемори, руководитель бывшего японо-советского телеграфного агентства. В день появления статьи начальник протокольного отдела министерства иностранных дел сказал первому секретарю посольства СССР Коробочкину: "Вот как хорошо мы пишем теперь о вашей стране" ³⁶. У руководителей Японии зрела надежда на возможность раскола Объединённых Наций по вопросу послевоенного устройства стран Восточной Европы, особенно Польши, и будущего Германии.

Оценивая первоначальные шаги Того как министра, Малик писал 27 мая 1945 г.: "Этот косвенный ход Япония предпринимает в целях подготовки к выходу из войны, облегчения мирных переговоров с США и Англией, смягчения для себя будущих условий перемирия". При этом японцы, отмечал посол, разрабатывая планы сближения с СССР, готовы пойти на уступки, в частности, в отношении Южного Сахалина, Курил, отказа от рыболовства в советских водах. Это подтверждалось и беседами Малика с дипломатами других стран, аккредитованными в Токио.

3 мая поверенный в делах Швеции Сидоу посетил советское посольство с официальным визитом и поделился своими впечатлениями с Маликом. "Военное положение Японии, - отметил Сидоу, - с каждым днём ухудшается. После поражения Германии Япония будет в состоянии продержаться в лучшем случае не более полугода"[81]. Шведский дипломат отметил, что японские руководители рассчитывают на возможность раскола американо-советско-английской коалиции, возникновения на конференции в Сан-Франциско разногласий и противоречий между СССР, с одной стороны, и США и Англией - с другой. Приход кабинета Судзуки следует оценивать как реальный шаг в направлении мира с США: Того, заметил Сидоу, назначен министром с целью улучшения или хотя бы сохранения статус-кво в японо-советских отношениях.

Назначение Хиранумы председателем Тайного совета означало усиление влияния этой группы, которая возлагала надежды на заключение компромиссного мира при посредничестве СССР. Осуществление с этой целью контактов с Маликом было возложено на бывшего премьер-министра К.Хироту. 3 июня он посетил советского посла и высказал пожелание японского правительства достигнуть с СССР взаимопонимания для "сохранения стабильности на Дальнем Востоке".

Хирота напомнил Малику, что маркиз М.Ито и виконт С.Гото являлись сторонниками сближения с Советской Россией. Затем он отметил, что министр двора Ц.Мацудайра всегда был и остаётся сторонником дружбы с СССР и противником военного союза Японии с Германией и Италией. Лично Хирота также всегда был противником этого союза и сторонником дружбы с СССР. Будучи послом в Москве, он, по его словам, в 1933 г. предложил заместителю наркома иностранных дел Л.М.Карахану продать КВЖД Японии. Эта идея сначала вызвала удивление советского руководства, но через неделю оно дало положительный ответ.

На следующий день Хирота вновь посетил Малика и задал вопрос: что думает советская сторона в связи с высказанными им накануне идеями? Малик ограничился общими дипломатичными фразами о намерении Правительства СССР, прежде всего, заняться восстановлением народного хозяйства, пострадавшего от войны, созданием гарантий мира и безопасности в Европе. Далее Хирота осторожно спросил: возможно ли заключение договора между двумя государствами, не преминув при этом заметить, что японские политики, в свое время, излишне увлеклись Германией, понадеялись на неё, получали от неё военную технику. Это ошибка японской дипломатии. Гитлер также совершил крупнейший стратегический просчёт, напав на Советский Союз, недооценил его силы. В заключении Хирота подчеркнул желание Японии заключить с СССР договор на длительный срок и в любой форме. Посол уклонился от каких-либо обещаний. 24 июня Хирота, посетив Малика, пошёл несколько дальше. Он передал конкретные предложения: готовность Японии поставлять СССР некоторые стратегические материалы (каучук, свиней, олово, вольфрам и др.) в обмен на экспорт нефти в Японию. 29 июня, по указанию министра Того, он предложил заключить "соглашение об оказании друг другу поддержки в сохранении мира в Восточной Азии и двухстороннее соглашение о ненападении"[82].

Малик спросил, что географически понимается под Восточной Азией. Последовал ответ: "Маньчжурия и Китай до островов Южных морей. В это понятие возможно включение также Сибири и дальневосточных районов Союза". Далее, конкретизируя условия переговоров, Хирота выразил готовность обсудить вопросы о нейтрализации Маньчжоу-Го, выводе оттуда японских войск, невмешательстве в дела этой страны. Япония могла бы отказаться от своих прав на вылов рыбы в советских дальневосточных водах при условии снабжения её нефтью с Сахалина, в которой страна испытывает нужду.

Малик был предельно лаконичен, ограничившись выслушиванием высказываний Хироты и не обсуждая их. Он пообещал передать полученные сведения в Москву, но не больше. Посол видел очевидную несостоятельность и неприемлемость предложений Хироты. Дипломатия Токио демонстрировала свою ограниченность и непонимание ситуации, в частности, союзнических отношений и коалиционного характера войны, которую вели США, Англия и другие страны в Азии и на Тихом океане, международных обязательств СССР. Японские лидеры рассчитывали вбить клин между союзниками. Это стало очевидным, когда Хирота сказал: "Я лично полагаю, что Советский Союз находится в мирных отношениях со всеми частями Восточной Азии и имеет полную возможность самостоятельно и свободно рассматривать свою позицию. Я не думаю что у Советского Союза есть необходимость связываться с Америкой и Англией, которые ведут войну в этой зоне".

Одновременно с визитом Хироты к Малику, 28 июня из Токио поступило указание послу Н.Сато в Москву обратиться к Советскому правительству с предложением о посредничестве в прекращении войны и постараться ускорить ответ СССР на него. 10 июля он посетил С.А.Лозовского и сообщил о состоявшихся беседах бывшего премьер-министра Хироты с послом Маликом. Сато спросил о том, как к ним относится Советское правительство? Лозовский дипломатично уклонился от обсуждения этого вопроса.

Через три дня Сато вручил Лозовскому послание императора о готовности направить в Москву своего официального представителя - бывшего премьер-министра принца Ф.Коноэ. В послании говорилось, что император желает как можно скорее покончить с войной. Однако США и Англия настаивают на безоговорочной капитуляции Японии, что побуждает её вести войну до победного конца. Сато поставил вопрос о приезде Коноэ в Москву с чрезвычайной миссией. Ему было сказано, что послание императора носит слишком общий характер, оно не содержит конкретных предложений. Не ясны и цели миссии Коноэ. Поэтому Советское правительство не считает возможным его принять. Отмечалось также, что Сталин и Молотов через день уезжают в Берлин на конференцию глав великих держав. 25 июля 1945 г. Лозовский в беседе с послом Сато подтвердил, что нет возможности принять Коноэ, так как цели его приезда в Москву всё ещё не ясны. Сато старался убедить Лозовского в желательности приезда Коноэ, ибо тот имел важное поручение - "просить Советское правительство выступить в роли благожелательного посредника". Настойчивость посла побудила Лозовского прибегнуть к маневру. Он попросил посла представить в письменной форме его заявление. Тот отказался, сообщив, что это превышает его полномочия. Тогда Лозовский уточнил: означают ли слова посла, "что японское правительство просит Советское правительство о посредничестве в прекращении войны между Японией, с одной стороны, и Англией и США - с другой". Последовал утвердительный ответ. Этого желает сам император. Далее Лозовский спросил: каких конкретных предложений можно ожидать от Коноэ? Посол кратко сформулировал: посредничество и укрепление японо-советских отношений. Он отметил, что Коноэ пользуется большим доверием в окружении императора и авторитетом в политических кругах Японии. В его миссию входит обсуждение вопроса о прекращении войны. "Японское правительство, - подчеркнул посол, - просит Советское правительство взять на себя хлопоты по посредничеству".

Итак, посол Сато всё же сказал в общих чертах о целях миссии Коноэ, хотя в письменной форме их изложить отказался. Однако, в тот же день в 19 ч. 30 мин. 2-й секретарь японского посольства Юсахи от имени посла передал в Секретариат НКИД пакет с изложением в письменной форме целей миссии Коноэ. Уместно напомнить, что сразу же после Крымской конференции, 14 февраля 1945 г., принц Коноэ вручил секретный доклад императору с призывом "как можно скорее закончить войну". Он подчёркивал опасность вмешательства СССР во внутренние дела Японии, беспокоился о сохранении императорской системы правления. Коноэ писал: "Наибольшую тревогу должно вызвать не столько само поражение в войне, сколько коммунистическая революция, которая может возникнуть вслед за поражением". Он предлагал капитулировать перед США и Великобританией, "общественное мнение которых ещё не дошло до требований изменения нашего государственного строя"[83].

Берлинская (Потсдамская) конференция, проходившая с 17 июля по 2 августа, приняла важные решения относительно ведения войны против Японии.

26 июля в Берлине была опубликована Потсдамская декларация от имени правительств Великобритании, США и Китая. В декларации было выдвинуто требование о безоговорочной капитуляции Японии и формулировались основные политические принципы обращения с Японией после капитуляции. Это был последний призыв к разуму, отказу от бессмысленного сопротивления, к безоговорочной капитуляции. В противном случае, предупреждалось в Декларации, "Японию ждёт быстрый и полный разгром".

И.В.Сталин и В.М.Молотов просили воздержаться несколько дней от опубликования Декларации, но им было сказано: невозможно. 26 июля текст Декларации был вручен Молотову со словами: "Эта Декларация передана прессе для опубликования завтра". Это было сделано без обмена мнениями с советской делегацией, что, естественно, вызывало недоумение представителей СССР. Сталин высказал недовольство тем, что в последний момент с ним не посоветовались.

30 июля посол Сато в Москве вновь встретился с Лозовским и просил ответа Советского правительства на предложение о посредничестве. Заместитель наркома объяснил послу, что Сталин и Молотов - в Берлине; для ответа нужно время, пока ничего нельзя сказать. Сато вновь поднял вопрос о посылке миссии Коноэ в Москву с широкими полномочиями для обмена мнениями о том, как построить мир на Дальнем Востоке. Лозовский пообещал довести информацию посла до правительства.

События развивались по заранее запланированному сценарию. Всё было решено международными соглашениями. СССР готовился к войне против Японии. Во время пребывания в Москве в мае 1945 г. Г. Гопкинса, личного представителя президента Трумена, он первым делом пожелал обсудить с советскими руководителями дальневосточные проблемы. Сталин подтвердил готовность советских войск к проведению наступательных операций в первой половине августа. Как и предусмотрено, сказал он, идёт переброска войск на Дальний Восток. На вопрос Гопкинса, нужно ли применять к Японии принцип безоговорочной капитуляции, Сталин высказался за полный военный разгром и безоговорочную капитуляцию[84].

Более того, Сталин высказал опасение, что капитуляция Японии, возможно, не будет безоговорочной. По слухам, заметил он, "между японцами и англичанами ведутся переговоры о капитуляции. Имеется возможность того, что Япония будет готова капитулировать, но не безоговорочно. В этом случае союзники в качестве одного из вариантов могут прибегнуть к оккупации островов, обращаясь с Японией мягче, чем с Германией. Второй вариант - это безоговорочная капитуляция. С точки зрения коренных интересов союзников, он, Сталин, лично предпочитает добиться безоговорочной капитуляции Японии, ибо она будет означать полный разгром Японии"[85].

В это время в СССР с Запада на Восток скрытно шли поезда с войсками. 3 июня Государственный Комитет Обороны утвердил план перевозки войск и вооружения для пополнения Забайкальского и Дальневосточного фронтов и Приморской группы. Было предложено закончить её к 1 августа. Для переброски войск выделялось 946 эшелонов. Эти невиданные по масштабу и срокам мероприятия были успешно осуществлены.

2 июля Главнокомандующий Военно-Морскими силами адмирал Н.Г.Кузнецов направил Сталину докладную записку о взаимодействии двух тихоокеанских флотов - Советского Союза и США - при проведении операции на море против Японии. Он предлагал приступить к отработке с американцами организационных вопросов представления им военных баз на Камчатке и в Амурском лимане. Зоной действия флотов должны были быть: Японское, Охотское и Жёлтое моря, Татарский пролив. 11 июля, в канун Берлинской конференции, Сталин поставил перед адмиралом Кузнецовым задачу при возникновении военных действий на Дальнем Востоке: Тихоокеанскому флоту не допустить высадки японских войск на советское побережье, вторжения в Татарский пролив, разрушить коммуникации в Японском море, нанести авиационные удары по портам и военным базам западного побережья метрополии в случае концентрации кораблей и транспортов.

В это время в Вашингтоне обсуждали вопрос, как поступить с Японией, сохранить ли императорский трон и систему императорской власти? Для японцев это имело исключительное значение.

Во внешнеполитическом ведомстве США не было единого мнения о послевоенном устройстве Японии. Шли споры. Предлагались разные варианты. Ещё в мае 1944 г. госдепартамент закончил составление предварительного плана будущего Японии, и он был передан на рассмотрение военного министерства. Активное участие в его подготовке принимал бывший посол США в Японии Дж.Грю, который был сначала назначен заведующим дальневосточным отделом госдепартамента, а осенью - заместителем госсекретаря Э.Стеттиниуса. Грю пользовался авторитетом в правительственных кругах. В конце мая 1945 г. он настойчиво рекомендовал сохранить в Японии конституционную монархию и императорскую систему. К этому склонялись и некоторые представители военного министерства, а также президент Г.Трумэн. Однако, в самый последний момент в текст Потсдамской декларации было внесено требование о принятии Японией безоговорочной капитуляции.

Японское правительство 28 июля отклонило требования Потсдамской декларации. Премьер-министр Судзуки высокомерно заявил на пресс-конференции: "Мы игнорируем её. Мы будем неотступно идти вперед и вести войну до конца". Война на Дальнем Востоке вступала в завершающую фазу.

Планы ведения войны обсуждались в политических и военных кругах союзников. Генерал Д.Макартур по-прежнему настаивал на непременном вторжении американских войск на Японские острова, рассчитывая высадиться на остров Кюсю 11 ноября 1945 г., а через пять месяцев - на остров Хонсю.

18 июня в Белом доме под председательством президента специально обсуждались планы ведения войны против Японии. Участники дискуссии опасались больших людских потерь при вторжении. Трумэн одобрил воздушные бомбардировки и морскую блокаду Японии, высадку 1 ноября десанта на остров Кюсю, а 1 марта 1946 г. - на остров Хонсю[86]. Между тем, военный министр Г.Стимсон и его помощник Дж.Маклой обратили внимание президента на возможность окончания войны политическими средствами, ибо значительная часть населения США отрицательно относится к продолжению тихоокеанской войны. В то же время Стимсон был активным сторонником сбрасывания атомной бомбы на один из японских городов - "для устрашения противника".

Относительно вступления СССР в войну против Японии мнения участников совещания разделились. Объединённый комитет начальников штабов считал этот шаг желательным. Адмирал Э.Кинг же заявил, что США одни справятся с Японией[87].

В действительности, японские вооружённые силы были ещё вполне боеспособны. Япония имела армию численностью более 5 млн человек, половина её была предназначена для обороны собственно Японии. Флот насчитывал 5 линейных кораблей, 4 авианосца, 6 крейсеров и 24 миноносца. Вступление СССР в войну поэтому должно было обеспечить успех вторжения американских войск на Японские острова. Это сократило бы людские потери, ускорило окончание войны.

Таким образом, в 1945 г. Япония была обречена на поражение. Страна неумолимо двигалась к национальной катастрофе. Все попытки правительства и военного командования отсрочить безоговорочную капитуляцию в конечном счете оказались тщетными. Приход к власти кабинета Сузуки означал усиление политических поисков окончания войны, особенно после разгрома Германии и полнейшей изоляцией Японии в мире.

Дипломатия Токио предпринимала активные шаги, чтобы использовать СССР в качестве посредника в переговорах о заключении мира с США и Великобританией. Одновременно руководители Японии надеялись, тем самым, предотвратить вступление СССР в войну на Дальнем Востоке. Но все эти попытки потерпели неудачу. Советское правительство строго придерживалось принятых международных обязательств. Между тем, мнения в Москве относительно Японии не были однозначными. Как известно, И.В.Сталин в Тегеране пообещал Рузвельту, что СССР выступит против Японии после окончания войны в Европе. Однако, заместитель наркома иностранных дел И.М.Майский в январе 1944 г. в докладной записке Молотову полагал возможным урегулирование проблем Южного Сахалина и Курильских островов без вступления СССР в войну. Год спустя заместитель наркома С.А.Лозовский рекомендовал не проявлять поспешности, постараться выиграть время, год или полтора, и лишь после этого на конференции заинтересованных государств решить дальневосточные вопросы, связанные с Южным Сахалином и Курильскими островами.

Сталин постоянно проявлял интерес к войне на Тихом океане и в Восточной Азии и послевоенным проблемам в этом регионе. Он обсуждал эти вопросы с американскими и британскими послами в Москве и считал, что вступление СССР в войну на Дальнем Востоке позволит урегулировать накопившиеся за многие годы спорные вопросы на Дальнем Востоке, в частности, проблему Южного Сахалина и Курильских островов. В Тегеране Рузвельт в беседе со Сталиным затронул вопрос о желательности ведения с участием СССР коалиционной войны на Дальнем Востоке. Глава Советского правительства высказался положительно. На Крымской конференции было заключено секретное соглашение по поводу вступления Советского Союза в войну против Японии после капитуляции Германии.

В Вашингтоне же среди военного командования в 1945 г. стали все чаще раздаваться голоса: насколько целесообразно военное сотрудничество с СССР на Дальнем Востоке? Могут ли США и Англия обойтись без него? И все же эта точка зрения не одержала верх. Как Ф.Рузвельт, так и Г.Трумэн опасались высадки американских войск на острова - это затянуло бы войну и повлекло огромные человеческие жертвы. Вступление в неё Советского Союза кардинально изменило картину.

Таким образом, на основании вышесказанного можно сделать следующие выводы: несмотря на подписание советско-японского пакта на дальневосточных рубежах сохранилась напряженность (в эти годы, японские вооруженные силы 779 раз нарушали границу СССР, 443 – нарушалась граница воздушного пространства, 178 судов было задержано и 18 потоплено), которая не позволяла советскому правительству более полно использовать военные силы в начавшейся Великой Отечественной войне. Благодаря данным русской разведки в Японии и Китае советское правительство получило точные намерения японской стороны о действиях последней в отношении дальневосточных рубежей, что позволило провести передислокацию войск на фронта ВОВ и тем самым изменить ход войны.

Кроме того, важным моментом на данном этапе стало рассмотрение советско-японских отношений в свете мировой политики. Великобритания и США подталкивали СССР на войну с Японией. Более того, на прошедших Тегеранской и Ялтинской конференциях союзников Сталин пообещал вступление Советского Союза в войну с Японией, что противоречило пакту 1941.

ГЛАВА 3. МАНЧЖУРСКИЙ ФИНАЛ ВТОРОЙ МИРОВОЙ

3.1. Подготовка к войне

Пятьдесят пять лет тому назад Япония потерпела невиданное в своей истории военное поражение. Она лишилась внушительных территорий, приобретенных всеми в предшествующие годы, обратилась в руины большая часть ее промышленности. Но, главное, был нанесен сокрушительный удар по моральному состоянию японской нации. С прошлым было покончено навсегда, страну ожидало неизвестное будущее...

Помимо США и Великобритании, которые с декабря 1941 г. (после внезапного нападения Японии на Перл-Харбор) в течение почти четырех лет несли на своих плечах бремя изнурительной войны с японцами на огромных просторах Тихого океана и Восточной Азии, в числе триумфаторов-победителей оказался и Советский Союз, вступивший в войну с Японией в соответствии с договоренностями, достигнутыми на Ялтинской конференции с союзниками в феврале 1945 г., через три месяца после своей победы над фашистской Германией. Это произошло за 6 дней до японской капитуляции.

К моменту ялтинской встречи президент США Ф.Рузвельт и премьер-министр Великобритании У.Черчилль, полагавшиеся на заключения своих экспертов, утвердились во мнении, что война на Тихом океане продлится как минимум до 1947 г. и будет стоить огромных материальных затрат и 1—1,5 млн. жизней их военнослужащих. А военачальники союзников были личностями какими-то сентиментальными и в отличие от советских маршалов ценили человеческие жизни больше снарядов и бомб. Они предпочитали на амбразуры дотов противника “живую силу” зря не бросать и часто просто бомбили вражеские укрепления до тех пор, пока никого живого там не оставалось.

Втянуть СССР в войну с Японией правительствам США и Великобритании хотелось не только в интересах экономии времени, но и в надежде надолго испортить советско-японские отношения. И это им удалось...

К августу 1945 г. военно-политическое положение Японии коренным образом изменилось по сравнению с февралем. В мае потерпела поражение гитлеровская Германия. Япония осталась в одиночестве перед противником, войска которого теснили императорскую армию на всех фронтах, методично перенося боевые действия с оккупированных территорий на собственно японские. Огромные потери понес японский военно-морской флот, ввиду чего на многих тихоокеанских островах японские подразделения фактически стали неуправляемыми. Американская авиация обустроила базы в непосредственной близости от Японии и принялась планомерно наносить бомбовые удары по всем ее районам, фактически сровняв с землей 119 крупных городов и основные промышленные объекты.

Американцы окончательно убедили японское правительство в бесполезности сопротивления 6 и 9 августа 1945 г., сбросив на Хиросиму и Нагасаки атомные бомбы, унесшие на тот свет около 450 тыс. жизней, главным образом мирных жителей. Этот жестокий эксперимент будет вечным укором американцам, и вряд ли его забудут японцы, но, так или иначе, он сделал свое дело — японское правительство предприняло активные шаги к прекращению войны.

До сего времени среди историков и политиков не угасают споры о роли СССР в разгроме Японии. Российские историки в своем большинстве продолжают утверждать, что СССР внес “решающий вклад в разгром японского агрессора”, а с точки зрения их оппонентов (“реакционных западных историков”), СССР удачно примкнул к “шапочному разбору” и получил огромные выгоды при минимуме затрат.

С наступлением 1945 г. ГКО СССР принял несколько срочных постановлений, направленных на подготовку к войне с Японией: 13 марта — № 7803сс “О круглобайкальском железнодорожном участке”23; 14 марта — № 7828сс “Об усилении противовоздушной обороны Дальнего Востока и Забайкалья”24; 29 марта — № 7942сс “Об усилении правительственной “ВЧ” связи НКВД СССР с Дальним Востоком”25; 6 апреля — № 8049сс “О перестройке мостов и ремонте автомобильных дорог в Приморском и Хабаровском краях в 1945 г.”26; 13 апреля — № 8121сс “О мероприятиях по улучшению работы железных дорог Дальнего Востока (Красноярской, Восточно-Сибирской, Забайкальской, Амурской, Дальневосточной и Приморской)”27; 26 мая — № 8802сс “О материально-техническом обеспечении “строительства № 500””28; 5 июля — № 9319сс “О развитии военно-морских баз и торговых портов во Владивостоке, бухте Находка и Николаевске-на-Амуре”29; 5 июля — № 9320сс “О мероприятиях по улучшению радио- и телеграфно-телефонной связи Москвы с Дальним Востоком и Забайкальем”[88] и др.

Все перечисленные постановления предписывали осуществление огромных объемов работ в кратчайшие сроки. Так, например, в постановлении № 8049сс ставилась задача за три месяца перестроить в Хабаровском и Приморском краях мосты (суммарная длина — 5643 погонных метра), а также отремонтировать союзные дороги протяженностью в 1361 км, значительно усилив гравийное покрытие проезжей части31. Конечно, о решении такой задачи не могло быть и речи, так что это и некоторые другие указания Кремля остались благими пожеланиями.

В точном соответствии со своими “союзническими обязательствами” ГКО СССР 8 мая 1945 г., сразу же после подписания Германией акта о безоговорочной капитуляции, принял постановление № 8449сс, пункт первый которого гласил: “Перевести с 1 июня 1945 г. личный состав войсковых частей и учреждений, расположенных на территории Дальнего Востока и Забайкалья, на нормы питания и денежного довольствия, установленные для личного состава действующей армии”. Офицеры и генералы освобождались от военного налога и налога на холостяков[89].

Подготовка к войне с Японией вступила в решающую фазу. Началась срочная переброска части освободившихся на западе войск на восток. 3 июня 1945 г. ГКО СССР принимает постановление № 8916 сс/ов (совершенно секретно/особой важности) “Вопросы Дальнего Востока”. Оно утвердило предложенный Генеральным штабом Красной армии перечень войсковых соединений и частей, подлежащих перевозке с запада в состав Забайкальского и Дальневосточного фронтов и Приморской группы войск. ГКО выделил для этой операции 946 эшелонов, сократив запрос Генерального штаба на 286 эшелонов, и обязал закончить переброску войск к 1 августа 1945 г.

Всего в постановлении называлось 690 частей или групп однородных подразделений, подлежащих перевозке на три дальневосточных фронта (243 — на Дальневосточный фронт, 230 — на Забайкальский фронт, 217 — в Приморскую группу).

Вот некоторые из переброшенных частей:

1. 53-я общевойсковая армия генерала Монагарова Забайкальский фронт 140 эшелонов

2. 6-я танковая армия генерала Кравченко Забайкальский фронт 110 эшелонов

3. Дивизия НКВД 2-й Дальневосточный фронт 10 эшелонов

4. Мотоштурмовая инженерно-саперная бригада 2-й Дальневосточный фронт 4 эшелона

5. Мотоциклетный полк 1-й Дальневосточный фронт 2 эшелона

6. Самоходная артиллерийская бригада СУ-100 1-й Дальневосточный фронт 5 эшелонов

7. Три станции переливания крови 2-й Дальневосточный фронт 3 вагона

8. Санитарный эпидемический отряд Забайкальский фронт 5 вагонов

9. Кислородная станция 1-й Дальневосточный фронт 5 вагонов

10. Эвакогоспитали на 3725 коек Для трех фронтов 47 эшелонов[90]

По приложенному к постановлению графику первые эшелоны должны были быть отправлены с запада 1 июня, а последние прибыть на 2-й Дальневосточный фронт 9 августа. Однако жизнь внесла свои коррективы в этот график, и немало частей не успели прибыть в места их расположения до окончания войны.

Всего же с запада на восток с мая по август 1945 г. были передислоцированы: два управления фронтов, три общевойсковые армии, одна танковая армия, тринадцать управлений корпусов (9 стрелковых, 1 артиллерийский, 1 танковый, 2 механизированных), 36 дивизий (27 стрелковых, 2 артиллерийские, 7 зенитно-артиллерийских), 46 бригад (23 артиллерийские, 7 реактивной артиллерии, 7 танковых, 7 механизированных, 2 самоходной артиллерии), 58 отдельных полков, 97 отдельных батальонов[91].

Помимо живой силы с запада и непосредственно с заводов на Дальний Восток поступило много новейшей техники и вооружений.

К августу 1945 г. японцы построили в Маньчжурии свыше 400 аэродромов и посадочных площадок, 7,5 тыс. км железных дорог и 22 тыс. км — автомобильных. Был создан казарменный фонд, который позволял при необходимости разместить 1,5 млн. военнослужащих (70 дивизий), накоплены запасы боеприпасов, продовольствия, горюче-смазочных материалов.

Вот как описывает ситуацию в Манчжурии Герой Советского Союза, генерал А П Белобородов, который был назначен командующим 1-й Краснознаменной армией 1-го Дальневосточного фронта, с которой участвовал в Маньчжурской Стратегической наступательной операции, закончившейся разгромом и капитуляцией японской Kвантунской армии: “Маньчжурия и в самом деле к началу 1945 года представляла собой весьма внушительный военно-промышленный комплекс. Например, в 1944 году здесь было выплавлено 2,5 млн. тонн чугуна (в Японии — 2,7 млн. тонн), 1,3 млн. тонн стали в слитках (при выплавке в целом по империи 5,9 млн. тонн). В Маньчжурии размещалось 55% всех японских мощностей по выработке синтетического горючего. Военная промышленность Маньчжурии и Кореи могла обеспечить миллионную армию вооружением, снаряжением, боеприпасами и техникой почти полностью (не производились только бомбардировщики и тяжелая артиллерия).

Значение Маньчжурии как крупнейшей тыловой базы и военного арсенала еще более возросло, когда американские бомбардировщики стали совершать массированные налеты на Японские острова, на их промышленные и военные центры, военно-морские базы и прочие жизненно важные объекты. Но Маньчжурия по-прежнему оставалась вне радиуса действия американских "летающих крепостей", поэтому туда переводились из Японии целые предприятия со всем оборудованием; в Маньчжурии в многочисленных военных городках с казарменным фондом на 55—60 пехотных дивизий, с авиабазами и аэродромами, способными принять одновременно более 6000 самолетов, японское командование могло в спокойной обстановке готовить пополнение для фронта, формировать новые и переформировывать старые части, проводить без всяких помех и другие необходимые военные мероприятия.

В Маньчжурии дислоцировалась японская Квантунская армия, объединявшая два фронта: 1-й Восточно-Маньчжурский (3-я и 5-я армии), 3-й Западно-Ман-чжурский (30-я и 44-я армии), а также 4-ю отдельную Северо-Маньчжурскую и 34-ю отдельную армии. В Корее \31\ дислоцировался 17-й фронт (58-я армия), который впоследствии также был включен в состав Квантунской армии, с одновременным введением в него 34-й армии. Кроме того, командованию Квантунской армии подчинялись армия Маньчжоу-го, войска японского ставленника во Внутренней Монголии князя Дэвана и Суйюаньская армейская группа. Эту сильную — более 1 млн. человек — группировку поддерживали две японские воздушные армии — 2-я и 5-я, имевшие до 2000 самолетов”[92].

На пограничных с СССР территориях возникли 22 укрепленных района (17 в Маньчжурии, 4 в Корее и 1 на о-ве Сахалин) с более чем 4500 различного рода долговременными сооружениями. По фронту укрепленные районы достигали 50—100 км и в глубину до 50 км. По оценке специалистов, укрепленные районы предназначались не только для защиты от возможного нападения противника, но и для ведения наступательных операций[93].

Объективно вступление в войну Советского Союза отвечало интересам стран-союзниц и становилось важнейшим условием для скорейшего окончания Второй мировой войны. Но одновременно с этим Советский Союз, вступая в войну, имел на то достаточно весомые основания военно-оборонительного характера и преследовал жизненно важные геополитические цели.

Как вытекает из ялтинских договоренностей, речь шла о присоединении к советской территории Южного Сахалина, который был захвачен Японией в итоге Русско-японской войны, а также Курильских островов. Более того, в секретные стратегические планы советского руководства входила и оккупация острова Хоккайдо.

Нет сомнений в том, что Сталин рассматривал высадку советских войск на Хоккайдо, где располагался штаб 5-го фронта Квантунской армии, отвечавшего за оборону Южного Сахалина, Курильских островов и Хоккайдо, как акцию, имевшую не только военное значение, но и далеко идущие политические последствия. В частности, некоторые японские исследователи указывают на якобы имевшийся тайный план советского лидера после оккупации советскими войсками Хоккайдо придать этой территории статус социалистической республики и назначить на пост ее руководителя своего выдвиженца из числа высокопоставленных японских военнопленных, проявивших лояльность к СССР.

В связи с такими геополитическими ориентирами, несмотря на то, что согласованная в последние дни Потсдамской конференцией линия разграничения советских и американских Вооруженных сил проходила севернее Хоккайдо, советское военно-политическое руководство еще в начале 1945 года дало указание Генштабу Красной армии разработать план стратегического развертывания советских войск на Дальнем Востоке с учетом высадки советского десанта на Хоккайдо. Он предусматривал проведение Маньчжурской стратегической наступательной операции, Южно-Сахалинской наступательной операции, Курильской десантной операции и десантной операции на северную часть Хоккайдо до линии, идущей от города Кусиро до города Румоэ. По мнению российских исследователей, названный рубеж мог быть лишь ближайшей задачей десантной операции на Хоккайдо. Решение ее определило бы последующую задачу советских войск. В случае соответственно сложившейся военно-политической обстановки (например, отказ Японии от безоговорочной капитуляции) "принятие решения на последующую задачу войск, высадившихся на острове Хоккайдо, не заняло бы много времени". Разработка этих планов не противоречила договоренностям с союзниками, в которых предусматривалось, что в зависимости от обстановки граница советской зоны ответственности могла быть изменена по согласованию с командованием Вооруженных сил США[94].

Таким образом, из всего вышесказанного, можно заключить следующее: СССР несмотря на наличие возможности решить все советско-японские проблемы, как политические, так и территориальные мирным путем, однако под давлением союзников и стремлением удовлетворить свои, далеко идущие цели, Советский Союз решил нарушить подписанный с Японией в 1941 г. пакт о нейтралитете и тем самым развернул компанию военных действий в Маньчжурии.

3.2. Военная компания и ее итоги

8 августа 1945 г. в 17.00 народный комиссар иностранных дел СССР В.Молотов вручил японскому послу Н.Сато заявление о том, что 9 августа Советский Союз вступает в войну с Японией. Казалось бы, советское руководство поступило порядочно, как киевский князь Святослав, и заранее предупредило своих “печенегов”. Однако в момент, когда советский нарком принимал японского полномочного представителя, на Дальнем Востоке уже наступило 9 августа, и советская армия перешла государственную границу, застав японские войска врасплох.

О неизбежности грядущей войны с СССР японская правящая верхушка могла судить по докладу Сталина 6 ноября 1944 г., когда он назвал Японию агрессором, и по односторонней денонсации Москвой 5 апреля 1945 г. советско-японского Пакта о нейтралитете.
Отечественные исследователи всячески пытаются доказать международно-правовую законность расторжения пакта. Однако они совершенно игнорируют тот факт, что по его условиям он должен был оставаться действующим еще целый год, до 25 апреля 1946 г. А ведь и сам Молотов, объявляя о денонсации пакта, отметил, что Советский Союз будет неуклонно соблюдать его условия на протяжении всех пяти лет.
О военных приготовлениях Советского Союза свидетельствовали и данные японской разведки, которая тщательно следила за переброской живой силы и техники с запада на восток. И, тем не менее, война явилась для японцев неожиданностью.

Хорошо отмобилизованные и обученные советские войска, имевшие за своими плечами опыт войны с немецко-фашистскими армиями, вооруженные первоклассным по тому времени оружием, многократно превышавшие по численности противника на направлениях главных ударов, относительно легко смяли разбросанные части Квантунской армии, которые оказывали упорное сопротивление только в отдельных пунктах. Почти полное отсутствие японских танков и авиации позволило отдельным советским частям проникать в глубь Маньчжурии почти беспрепятственно. Особенно отличился Забайкальский фронт, где на направлении главного удара было сосредоточено 70% стрелковых войск и до 90% танков и артиллерии советской группировки. Так, например, 6-я гвардейская танковая армия под командованием генерал-полковника Кравченко в первые три дня операции прошла без боев 450 км и остановилась только потому, что транспортная авиация не успевала снабжать ее топливом.
Стремительному продвижению советских войск поспособствовало и командование Квантунской армии, приказавшее буквально накануне нападения советских войск в открытый бой с ними не вступать, а отходить, оставляя за собой только отдельные очаги сопротивления. Может быть, поэтому главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке маршал А.Василевский в конце каждой из своих пяти сводок-шифротелеграмм Сталину докладывал, что “до сих пор основные силы Квантунской армии не выявлены”[95].

В официальных советских источниках[96] неизменно приводятся нижеследующие данные о соотношении сил противостоявших сторон к 9 августа 1945 г[97].

Силы и средства

Советские войска

Японские войска

Соотношение

Личный состав (тыс. человек)

1 767,6

1178,4

1,5:1

Орудия и минометы

29 835

6640

4,5:1

Танки и САУ

5 250

1215

4,3:1

Боевые самолеты

5 171

1907

2,7:1

Перед началом советского вторжения в Маньчжурию Квантунская армия была далека от той “миллионной, вооруженной до зубов” группировки. В конце августа штаб этой армии передал советскому командованию список частей и соединений, находившихся к моменту капитуляции в Маньчжурии, Северной Корее, на Южном Сахалине и Курильских островах. Список готовился японскими штабистами впопыхах, и в нем есть вольные или невольные пробелы. Так, в нем отсутствуют данные о местах дислокации 246 частей, нет данных о личном составе 289 частей, по 664 частям отсутствуют данные о количестве убитых, а по 235 частям — о пропавших без вести. Штаб Квантунской армии не имел сведений о потерях и считал, что они не превышали 7852 человек (в действительности они были более чем в 10 раз выше). В списке сознательно опущены данные о бактериологических отрядах “731” и “100”. Но в основном он все-таки отражает реальное положение дел (см. таблицу).

В составе Квантунской армии имелись 1-й и 3-й фронты, 4-я отдельная армия и немало отдельных частей непосредственного подчинения. Кроме того, накануне боевых действий командованию Квантунской армии были переподчинены 135 частей 17-го (Корейского) фронта. 136 японских частей, дислоцировавшихся на Южном Сахалине и Курильских островах, подчинялись 5-му фронту, штаб которого находился на Хоккайдо.

Судя по списку, советским войскам противостояла японская группировка в количестве 712 966 человек. Они входили в состав 1223 частей, разбросанных по многочисленным гарнизонам на территории в 1,5 млн. кв. км. В пяти самых крупных гарнизонах размещались: 66 частей (Синьцзин), 61 часть (Мукден), 43 части (Харбин), 28 частей (о-в Парамушир) и 26 частей (Хэйдзё).

Из приводимого ниже списка видно, что количество войск, в прямые обязанности которых входило непосредственное ведение боевых действий, составляло всего лишь 357 541 человек[98], т.е. чуть больше половины личного состава японской группировки. Это было результатом вынужденных изъятий из Квантунской армии, которых не удалось восполнить. Конечно, отстреливаться может и обозник, и кладовщик, и медсестра, но только тогда армия считается армией, когда каждый военнослужащий занимается своим делом.

Части

Личный состав

Наименование

Количество

Имеющийся

Убитые

Пропавшие без вести

Всего

строевые части*

162

37342

2 275

241 169

280786

артиллерийские
и минометные части**

111

8 519

893

60 638

70050

танковые и приданные
им части***

985

114

5 409

6505

авиационные части

...

рейдовые,
разведывательные
и “летучие” батальоны
и отряды

2 646

14 574

17429

отдельные “охранные”
роты и батальоны

164

6 255

484

44 099

50838

пограничные отряды

324

8 441

8825

учебные отряды
(в том числе школа
почтового голубеводства)

1 880

7 298

9 213

штабы****

9 135

400

18 398

27 933

обозные части

5 022

225

27 029

32 276

автомобильные части

1 693

12 584

14 372

железнодорожные,
инженерные и технические части

2 985

436

9 608

13 029

саперные части

1 083

3 723

4 809

строительные части

1 948

517

10 096

12 571

Оружейные парки

9 365

239

18 428

28 032

Части противо-
химической защиты

664

4 461

5 119

Части связи

3 506

222

23 556

27 284

жандармские части и
части “особых органов”

1 449

3 909

5 423

военные отделы
и комендатуры

669

1 229

1 905

отряды профилактики
и водоснабжения

2 766

2 882

интендантские части

823

2 231

3 070

склады

12 244

538

25 375

38 157

санитарные части

1 302

7 081

8 383

госпитали

118

5 967

344

17 888

14 199

ветеринарные лазареты

1 366

7 431

9 940

Части, находившиеся в
процессе реорганизации

914

105

9 955

10 874

* Включая 68 пехотных полков и отдельных батальонов, 2 кавалерийских, смешанных и 2 мотомеханических полка.

** Включая 6 прожекторных частей (2328 чел.).

*** На о-ве Шамшу один танковый полк; одна танковая рота и четыре полка в Маньчжурии (2857 чел).

**** В штабе Квантунской армии числилось 6397 человек; местонахождение 4150 человек было неизвестно[99].

В списке нет данных о японской авиации, за исключением упоминания о части авиационной разведки 5-го фронта и 1-й отдельной воздухоплавательной роты Маньчжурии (сведения об их личном составе отсутствуют). Нет упоминаний хотя бы об одной эскадрилье или части аэродромного обслуживания. Штабисты Квантунской армии не упомянули авиацию не потому, что хотели ввести советское командование в заблуждение, а потому, что ко времени нашего наступления японская группировка не располагала ни одним боевым самолетом, и наши асы не смогли продемонстрировать свое мастерство в воздушных боях (японские зенитчики сбили 78 советских самолетов). Но почему же в числе захваченных у японцев трофеев значится 861 самолет? Возможно, это был аэродромный металлолом?

В списке вообще не упоминаются “армии” Маньчжоу-го и Внутренней Монголии, которые были расформированы японцами накануне военной операции, а изъятое при этом оружие было использовано для вновь формируемых частей.

Многие части Квантунской армии считались “отдельными”, действовали на свой страх и риск или использовались для латания постоянно возникавших прорех. После начала боевых действий они оказались не у дел и разбрелись.

Советские солдаты и офицеры во время военных операций на Дальнем Востоке показали свои лучшие качества, воевали героически, двенадцать тысяч из них погибли. Тем не менее, надо признать, что противостоявшие им японские войска как по количеству, так и по качественным характеристикам были такими, что оказать достойное сопротивление не могли.

Советские полководцы явно лукавили, преувеличивая силу японской группировки.

9 августа 1945 г. японскому правительству окончательно стало ясно, что дальнейшее сопротивление бесполезно и бессмысленно. На следующий день, 10 августа, министр иностранных дел С.Того срочно уведомил союзников, что Япония принимает условия Потсдамской декларации о безоговорочной капитуляции. Прошло еще три дня, пока удалось сломить сопротивление “ястребов”, готовых вести войну “до последнего японца”. 14 августа был подготовлен императорский рескрипт, и на следующий день его передали по радио.

“К исходу 16 августа, планируя дальнейшее наступление, командование и штаб 1-й Краснознаменной армии могли констатировать:

1) Заранее подготовленная оборона противника прорвана на всю ее глубину, вплоть до третьего рубежа на реке Муданьцзяц.

2) 5-я японская армия разгромлена. Она лишилась значительной, если не большей, части своих тыловых складов и баз с запасами всех видов военного снабжения.

3) Пополнить такие потери в короткий срок противнику трудно. Ввод его свежих оперативных резервов в нашей полосе сомнителен, так как взломан не только противостоящий нам 1-й (Восточно-Маньчжурский) японский фронт, но и другие фронты Квантунской армии — Западно-Маньчжурский и Корейский, а также оборона 4-й отдельной (Северо-Маньчжурской) армии. Советские войска 1-го и 2-го Дальневосточных и Забайкальского фронтов, наступая по сходящимся направлениям, навстречу друг другу, рассекли Квантунскую армию на изолированные группировки, а правое крыло Забайкальского фронта глубоким клином вторглось и в Южную Маньчжурию. Полное окружение и окончательный разгром главных сил противника в Маньчжурии можно считать делом ближайших дней.

4) 1-я Краснознаменная армия сохранила полную боеспособность, но для продолжения наступательных действий в хорошем темпе необходима короткая пауза — хотя бы сутки”[100].

16 августа главнокомандующий войсками союзников на Дальнем Востоке генерал Д.Макартур отдал приказ о прекращении боевых действий на всех фронтах. Только Советскому Союзу такое развитие событий пришлось не по сердцу. Никто из советских стратегов не ожидал, что японцы так быстро сдадутся на милость победителей. Ведь к 15 августа советские войска, несмотря на ударные темпы продвижения, овладели только третью территории, с которой они должны были, по договоренности с американцами, выбить японцев[101]. Еще оставалось взять главные города Маньчжурии и Северной Кореи, не пал Южный Сахалин, к операции на Курильских островах вообще не приступали.
И Сталин принимает решение: приказ Макартура нам не указ, нужно продолжать наступление и силой разоружать японцев, не дожидаясь подписания акта о капитуляции. 16 августа он отправил Василевскому соответствующую директиву, которую затем дополнял новыми указаниями.

Перед маршалом была поставлена задача выиграть хотя бы несколько дней и оттянуть встречу с командованием Квантунской армии. Это Василевскому удалось: встреча с начальником штаба Квантунской армии генерал-лейтенантом Х.Хатой состоялась лишь 19 августа.
Выигрыш во времени советское командование, отказавшееся от масштабных операций, использовало для заброски мелких воздушных и морских десантов, захватывавших “бесхозные” города и базы. Ко дню подписания акта о капитуляции Японии советским войскам удалось взять под контроль почти все намеченные территории (правда, архипелаг Хабомаи был “освобожден” только 5 сентября, да вышла осечка с островом Хоккайдо, от оккупации половины которого пришлось отказаться во избежание непредсказуемых действий со стороны американцев).

Пока США готовились провести церемонию подписания акта о капитуляции, уже после того, как Япония признала себя побежденной, Сталин шаг за шагом расширял пределы своей империи.

Вступление СССР в войну против Японии имело огромное значение для исхода всей Второй мировой войны. Разгром Квантунской армии - главной сухопутной ударной группировки - ускорил поражение и безоговорочную капитуляцию Японии. В этом состоит важнейший военно-политический итог войны Советского Союза против Японии.

В послевоенный период на Западе было приложено немало усилий, чтобы умалить роль СССР в разгроме Японии.

Совершенно иные, правдивые оценки роли Советского Союза в войне против Японии давались американцами накануне и сразу же по окончании ее. Так, например, сенатор Коннэли, узнав о заявлении советского правительства 8 августа 1945 г., воскликнул: "Благодарение Богу! Война уже почти окончена". Генерал Ченнолт, командовавший тогда военно-воздушными силами США в Китае, заявил корреспонденту "Нью-Йорк таймс" 15 августа: "Вступление Советского Союза в войну против Японии стало решающим фактором, ускорившим окончание войны на Тихом океане, что произошло бы даже в том случае, если бы не были применены атомные бомбы. Быстрый удар, нанесенный Красной Армией по Японии, завершил окружение, приведшее к тому, что Япония оказалась поставленной на колени"[102].

СССР вступил в войну с Японией, будучи участником Потсдамской декларации, принятой 26 июля 1945 г., и, следовательно, должен был соблюдать все 13 пунктов этого документа[103]. Еще до подписания акта о капитуляции Японии советская верхушка грубо нарушила пункт 9 этой декларации, который гласил: “Японским вооруженным силам после того, как они будут разоружены, будет разрешено вернуться к своим очагам с возможностью начать мирную и трудовую жизнь”. Все страны-победители точно соблюли этот пункт и вернули домой солдат японской армии после разоружения (за исключением тех, кто совершил во время войны преступления). Однако в Кремле пункт 9 проигнорировали. 23 августа 1945 г. ГКО СССР принял постановление № 9898сс “О приеме, размещении и трудовом использовании 500 000 военнопленных японской армии”.
Более 520 тысяч бывших военнослужащих японской армии в сентябре-октябре 1945 г. были насильственно этапированы на территорию Советского Союза и размещены в лагерях Главного управления для военнопленных и интернированных (ГУПВИ) МВД СССР, расположенных в основном в Сибири и на Дальнем Востоке. Тяжелые условия содержания, каторжные условия труда и суровый климат явились причинами гибели 62 тысяч военнопленных. Оставшиеся в живых в течение четырех лет были репатриированы. Последняя партия японских “военных преступников” вернулась в Японию в декабре 1956 г.

Не признавая ни Гаагскую конвенцию 1899 г., ни Женевскую 1929 г., регулировавших правила обращения с военнопленными, Советский Союз руководствовался внутренним законодательством. Проблема японских военнопленных, которую породил Сталин, по-моему, куда более болезненна, чем проблема “северных территорий”, ибо непосредственно затрагивает каждого шестого японца. Прошедшие советский плен с благодарностью вспоминают простых людей нашей страны, но не могут простить режим, бросивший их в лагеря.

Как известно, в порядке возмещения ущерба, нанесенного действиями немецкой армии на советской территории, в Германии было демонтировано немало предприятий, оборудование которых вывезли в Советский Союз. Такую же операцию СССР провернул и в Маньчжурии, хотя японские войска в августе 1945 г. на советской территории не были и какого-либо ущерба не нанесли.

Имелся, правда, одни деликатный момент — японцы обязаны были покинуть Маньчжурию, оставив все ими построенное гоминьдановскому Китаю. Однако, взвесив все “за” и “против”, ГКО СССР 30 августа 1945 г. принял постановление № 9940сс о создании специальной комиссии под председательством заместителя председателя Совнаркома СССР Сабурова, на которую возложил обязанность организовать демонтаж в Маньчжурии японских предприятий и вывоз оборудования на территорию СССР40. Операция должна была быть завершена всего за три месяца. Поэтому ГКО наделил Сабурова неограниченными полномочиями и обязал Василевского и партийные власти Дальнего Востока оказывать комиссии всяческое содействие транспортом и людьми. Для выполнения задания в помощь Сабурову было командировано свыше тысячи специалистов из Центра и дальневосточных территорий. Вывезенное оборудование использовали для автосборочных заводов, предприятий черной и цветной металлургии, химической промышленности, электростанций, предприятий военной промышленности.

Справедливости ради надо отметить, что, выводя свои войска с территории Маньчжурии, Советский Союз передал местным коммунистам не только очищенные от японцев территории, но и трофеи, а заодно и собственное оружие, боевую технику и боеприпасы[104]. Благодаря этому китайские коммунисты смогли оснастить огромную армию и изгнать Чан Кайши (нашего союзника военных времен) на Тайвань.

По меркам тогдашних времен выгоды, полученные Советским Союзом в итоге военных действий выглядели неоспоримо внушительными — и территориальные прибавки, и расширение зоны коммунистического господства. Но за минувшие пятьдесят шесть лет критерии “выгодности” радикально изменились. Захват островов у побережья Хоккайдо стал непреодолимой преградой на пути нормализации отношений с Японией, коммунистический лагерь развалился, чуть было, не ввергнув мир в третью мировую войну, соседство с красным Китаем чревато самыми неожиданными и не обязательно приятными последствиями, а превратили свою страну во вторую по экономической мощи державу.

Принципиально важным является анализ вступления Советского Союза в войну с Японией, проведенный исследователями на основе новых материалов. Он приходит к выводу, что “Советский Союз, независимо от причин, которыми он обосновал свое вступление в войну против Японии, нарушил этим шагом Пакт о нейтралитете”[105]. С точки зрения международного права, по его мнению, это нарушение является бесспорным, ибо срок действия договора истекал в феврале 1946 г., а денонсировали его в апреле 1945 г. Б.Славинский идет и дальше. Он утверждает, что “между СССР и Японией не было таких непримиримых противоречий, которые нужно было бы разрешать с помощью оружия”.

Новизна подхода к факту разрыва Пакта о нейтралитете и вступления СССР в войну против Японии на стороне США и Англии заключается в том, что были указаны на существование альтернативы такому развитию событий. Если бы договор соблюдался, то, как он считает, СССР имел бы возможность сыграть роль посредника в заключении мира между Японией и США. Исследования показали, что ряд политических деятелей Японии рассчитывал на посредничество СССР, и они готовы были пойти на большие территориальные уступки ему. В этом случае без военных действий Советский Союз достиг бы восстановления такого положения, которое существовало до русско-японской войны 1904 г. Опираясь на документальные источники, было доказано, что в Наркоминделе СССР были сторонники соблюдения Пакта о нейтралитете. В частности такой позиции придерживался замнаркома иностранных дел С.Лозовский[106].

Таким образом, СССР выполняя свои союзнические обязательства, нарушил Пакт о нейтралитете. На наш взгляд, в свете последних исследований, Советский союз, в результате проведенных военных действий достиг следующих целей: расширил сферу влияния в данном регионе, вернул принадлежавшие ему ранее (Сахалин, Квантунский полуостров) и захватил новые (Курилы) территории.

В первую очередь СССР решал свои политические проблемы и только во вторую союзнические обязанности, т.к. в данный момент Япония пыталась найти в лице Советского Союза посредников в подписании мирного договора с США и Великобританией, и с учетом этого факта можно признать, что СССР мог добиться возврата территорий без военных действий.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате проведённого нами исследования можно сделать несколько выводов, характеризующих русско-японские отношения 1938 – 1945 гг.

Без преувеличения можно сказать, в первой половине ХХ в. Русско-японские отношения носили в основном милитаристский характер –с 1938 по 1945 г. Между СССР и Японией произошло 3 крупных военных столкновения, начиная с русско-японского конфликта на озере Хасан, и заканчивая советским “блицкригом” 1945 г.

Основным камнем преткновения в русско-японских отношениях, с полным правом можно назвать территориальный вопрос, который с той или иной степени актуальности определяет дипломатические отношения между Россией и Японией.

Анализ событий русско-японской истории 1938-1945гг. подтверждает вышеприведенный вывод.

В условиях острого противоборства с СССР за преобладание в Китае, с начала 30-х гг. японцы придавали большое значение МНР, или Внешней Монголии, которая с помощью Москвы стала своеобразным плацдармом для советского проникновения в Китай. Ведь именно в соседних с Монголией китайских провинциях находился так называемый “Особый район Китая” — база китайских коммунистов.

На наш взгляд, в отечественной историографии наблюдаются противоречия относительно причин возникновения конфликта на оз. Хасан и реки Халхин-Гол. В обоих случаях та и другая стороны своими действиями пытались решить тактические задачи с далеко идущими планами. В первом случае (озеро Хасан) советские пограничники получив информацию о фортификационных работах на японской (маньчжурской) стороне овладели стратегически важными высотами в районе оз. Хасан (Заозерная и Безымянная), и тем самым спровоцировали вооруженный конфликт. Нам представляется важным тот факт, что со стороны Японии боевые действия вела только одна дивизии, без применения авиации, с советской же стороны участвовали все рода войск (танки, артиллерия, авиация). Японская сторона не стремилась к развернутым военным действиям, что обусловило результат конфликта на оз. Хасан: упомянутые выше высоты остались за СССР.

Результаты военных конфликтов в районах Хасан и Халхин-Гол имели далеко идущие последствия, и оказали значительное влияние на японскую общественность. Более того, демонстрация СССР боевой готовности Красной армии произвело впечатление не только на японцев, но и на представителей других стран.

У Японии пропало желание вступать в развернутые военные действия с СССР, с целью захвата Дальнего Востока и Сибири, напротив, в японских СМИ и в японском правительстве речь зашла о заключении мирного договора с Советами.

Следует признать тот факт, что политическая ситуация, сложившаяся на Дальнем Востоке накануне Великой Отечественной войны, всячески способствовала урегулированию советско-японских отношений мирным путем, что и было сделано в процессе подписания Пакта о нейтралитете между СССР и Японией.

Проблемы, связанные с Пактом о нейтралитете между СССР и Японией, имели важное стратегическое значение для обеих сторон. Правительство Сталина, опасаясь нападения на Западе со стороны Германии, стремилось обезопасить свои дальневосточные рубежи, от члена тройственного пакта – Японии. Страна Восходящего солнца, в свою очередь развязывала себе руки в тихоокеанском регионе, но и оставляла за собой возможность нарушить подписанный пакт. Кроме того, подписание пакта позволяло Японии выиграть время, для определения своей позиции в случае нападения Германии на СССР.

Несмотря на подписание советско-японского пакта на дальневосточных рубежах сохранилась напряженность (в эти годы, японские вооруженные силы 779 раз нарушали границу СССР, 443 – нарушалась граница воздушного пространства, 178 судов было задержано и 18 потоплено), которая не позволяла советскому правительству более полно использовать военные силы в начавшейся Великой Отечественной войне. Благодаря данным русской разведки в Японии и Китае советское правительство получило точные намерения японской стороны о действиях последней в отношении дальневосточных рубежей, что позволило провести передислокацию войск на фронта ВОВ и тем самым изменить ход войны.

СССР несмотря на наличие возможности решить все советско-японские проблемы, как политические, так и территориальные мирным путем, однако под давлением союзников и стремлением удовлетворить свои, далеко идущие цели, Советский Союз решил нарушить подписанный с Японией в 1941 г. пакт о нейтралитете и тем самым развернул компанию военных действий в Маньчжурии.

Советский Союз выполняя свои союзнические обязательства, нарушил Пакт о нейтралитете. На наш взгляд, в свете последних исследований, Советский союз, в результате проведенных военных действий достиг следующих целей: расширил сферу влияния в данном регионе, вернул принадлежавшие ему ранее (Сахалин, Квантунский полуостров) и захватил новые (Курилы) территории.

На сегодняшний день Япония является одним из самых перспективных партнеров для России, как в экономическом, так и в стратегическом плане. Однако, как уже отмечалось выше в дипломатических отношениях между нашими странами до сих пор не поставлена точка, в дипломатических отношениях, возникших в ходе событий, происходивших в 1938 - 1945 гг.

Немаловажным представляется тот факт, что и в наше время, одним из основных вопросов, определяющим российско-японские отношения является территориальный вопрос. В настоящее время не только в дипломатических русско-японских кругах, но и в современном российском японоведении, очень остро стоит вопрос о Южных Курилах.

Остается надеяться, что территориальный вопрос, а также проблема мирного урегулирования отношений, не помещают России и Японии найти общий язык и заключить договор о взаимовыгодном сотрудничестве.

1. Крымская конференция руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании (4 - 11 февраля 1945г.): Сборник документов. М., 1979.

2. Молотов В. Доклад о внешней политике Правительства на внеочередной сессии ВС СССР 31 октября 1939 г.// www.militera.ru

3. Новые документы внешней политики СССР, 1941-1942 гг.,//Новая и новейшая история. 1999 №4.

4. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией 1941г. //www.militera.ru

5. Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.: В 2 т.--2-е изд.-- М.: Политиздат, 1976. Т. 1—2

6. Русский архив. Великая Отечественная война. Т. 1, кн. 2. М., 1994.

7. Сборник действующих договоров, конвенций и соглашений СССР с иностранными государствами. Вып. XI. М., 1958 .

Мемуары

8. Белобородов А.П. Прорыв на Харбин. — М.: Воениздат, 1982.

9. Григоренко П. В подполье можно встретить только крыс... М., 1997, с.199.

10. Жуков К.Г.. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., 1995, с.254.

11. Карпов В. Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира.// #"#">www.tellur.ru/ ~historia/archive/02-00/mjasnikov.htm

55. Народы Востока: Основные тенденции и противоречия: Тез. докл. к регион. конф.-- Иркутск, 1986

56. Новиков М.. Победа на Халхин-Голе. М., 1971, с.30-37.

57. О.Бондаренко. Неизвестные Курилы. М., 1992;

58. В.Еремин. Россия — Япония. Территориальная проблема: поиск решения. М., 1992;

59. Очерки международных отношений в Южной, Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке после Второй мировой войны (1945--1955) / Ред. колл. Бондаревский Г.Л. и др.-- М.: Наука, 1978.

60. Очерки новейшей истории Японии. М., 1957.

61. Пограничные войска СССР (1929-1938). М., 1972, с.692.

62. Рагинский, С.Розенблит. Международный процесс главных японских военных преступников. М., 1950, .

63. Русский архив. Великая Отечественная война. Т.1, кн. 2. М. 1990

64. Пунжин С. “Япония: можно ли при помощи права решить проблему ,,северных территорий“”? (Советское государство и право. 1991, № 7).

65. Самсонов А. Вторая мировая война. М., 1985, с.534

66. Саркисов К. Ничего кроме правды? //Япония сегодня. 1992, №8.

67. Сиполс В.Я. Дипломатическая борьба накануне второй мировой войны.-- 2-е изд., дораб и доп.-- М.: Междунар. отношения, 1989

68. Славинский Б. Халхин-Гол в 1939 г.: как это было //www.japantoday.ru

69. Славинский Б. Ялтинская конференция и проблема “северных территорий”. М., 1996;

70. Славинский Б.. Советская оккупация Курильских островов (август — сентябрь 1945 года). М., 1993;

71. Славинский Б.Пакт о нейтралитете между СССР и Японией: дипломатическая история, 1941-1945 гг. М., 1995;

72. Сладковский М.И. Китай и Япония.-- М.: Наука, 1971

73. Советская внешняя политика (1917-1945). М., 1992

74. Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны. 1941 - 1945 гг. Т. 2. М., 1984. С.406 - 407

75. Судец.В. Историческая победа. Улан-Батор, 1979, с.42.

76. Тихвинский С. Россия — Япония. Обречены на добрососедство. М., 1996

77. Ткаченко.Б. Проблемы эффективности внешней политики России на Дальнем Востоке. Владивосток, 1996, гл.2.

78. Финал: Историко-мемуарный очерк о разгроме империалистической Японии в 1945 г//www.militera.ru

79. Хаттори Т. Япония в войне 1941 - 1945гг. Пер. с япон. М., 1973. С. 532.

80. Черевко К. 60 лет тому назад на Хасане//www.japantoday.ru

81. Яковлев. "События 1939 г. - взгляд с полувековой дистанции". "Правда". 1989, № 230.

82. Якушевский. "Противоречивый договор"// "Аргументы и факты". 1989, №32

[1] Владимиров О. Советско-китайские отношения в сороковых--восьмидесятых годах.-- М.: Международные отношения, 1984

[2] Борисов О.Б., Колосков Б.Т. Совестко-китайские отношения: 1945--1980.-- 3-е изд, доп.-- М.: Мысль

[3] Дубинский А.М. Советско-китайские отношения в период японо-китайской войны: 1937--1945.-- М.: Мысль 1981.

[4] Б.Славинский. Советская оккупация Курильских островов (август — сентябрь 1945 года). М., 1993; он же. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией: дипломатическая история, 1941-1945 гг. М., 1995; он же. Ялтинская конференция и проблема “северных территорий”. М., 1996; см. также его введение к кн.:

С.Того. Воспоминания японского дипломата. М., 1996.

[5] Б.Славинский. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией, с.11.

[6] Кошкин. А. Крах стратегии “спелой хурмы”. М., 1989,

[7] Бондаренко О. Неизвестные Курилы. М., 1992

[8]Еремин В. Россия — Япония. Территориальная проблема: поиск решения. М., 1992; .

[9] Саркисов К. Ничего кроме правды? Япония сегодня. 1992, №8;

[10] Гайдар В. Южные Курилы: проблема, ждущая решения //Проблемы Дальнего Востока. 1994, № 6.

[11]Л.Кутаков. Очерки новейшей истории Японии 1918-1963

[12] Белобородов А.П. Прорыв на Харбин. — М.: Воениздат, 1982.

[13] Жуков К.Г.. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., 1995, с.254.

[14] Карпов В. Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира.

[15] Кутаков Л.Н. От Пекина до Нью-Йорка: Записки советского ученого и дипломата.-- М.: Наука, 1983.

[16] Ледовский А. Записки дипломата // Проблемы Дальнего Востока.-- 1991.-- № 1

[17] Очерки новейшей истории Японии. М., 1957, с.211.

[18] И.Тогава. Сёва гайко годзюнэн (Пятьдесят лет дипломатии эпохи Сёва). Токио, 1973, с.181-182

[19] Х.Ёсии. Сёва гайко си (История дипломатии эпохи Сёва). Токио, 1975, с.73.

[20] И.Тогава. Указ. соч., с.182

[21] Черевко К. 60 лет тому назад на Хасане//www.japantoday.ru

[22] Советская внешняя политика (1917-1945). М., 1992

[23] .Рагинский, С.Розенблит. Международный процесс главных японских военных преступников. М., 1950, с.258.

[24] М.Рагинский, С.Розенблит. Цит. соч., с.259.

[25] М.Рагинский, С.Розенблит. Цит. соч., с.259

[26] А.Кошкин. Крах стратегии “спелой хурмы”. М., 1989, с.51.

[27] Гэндай си сирё. Ниттю сэнсо (Материалы по современной истории. Японо-китайская война). Т. 3. Токио, 1964-1966, с. 38-39.

[28] Черевко К. 60 лет тому назад на Хасане//www.japantoday.ru

[29] Черевко К. 60 лет тому назад на Хасане//www.japantoday.ru

[30] Русский архив. Великая Отечественная война. Т. 1, кн. 2. М., 1994, с. 59.

[31] Там же, с. 322.

[32] Русский архив. Великая Отечественная война. Т.1, кн. 2, с.98.

[33] Русский архив. Великая Отечественная война. Т.1, кн. 2, с.100.

[34] Пограничные войска СССР (1929-1938). М., 1972, с.692.

[35] Б. Славинский Халхин-Гол в 1939 г.: как это было//www.japantoday.ru

[36] Б. Славинский Халхин-Гол в 1939 г.: как это было//www.japantoday.ru

[37] Б. Славинский Халхин-Гол в 1939 г.: как это было//www.japantoday.ru

[38] История войны на Тихом океане. Т.2. Японо-китайская война. М., 1957, с.282

[39] Б. Славинский Халхин-Гол в 1939 г.: как это было//www.japantoday.ru

[40] Б. Славинский Халхин-Гол в 1939 г.: как это было//www.japantoday.ru

[41] М.Новиков. Победа на Халхин-Голе. М., 1971, с.30-37.

[42] Г.К.Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 1. М., 1995, с.254.

[43]См. В. Карпов. Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира.

[44] В.Судец. Историческая победа. Улан-Батор, 1979, с.42.

[45] А.Кривель. Слышишь, Халхин-Гол! М., 1989, с.50.

[46] М.Новиков. Цит. соч., с.42.

[47] М.Новиков. Победа на Халхин-Голе. М., 1971, с.49-50

[48] Б. Славинский Халхин-Гол в 1939 г.: как это было//www.japantoday.ru

[49] Е.Горбунов. 20 августа 1939. М., 1986, с.185.

[50] Б. Славинский Халхин-Гол в 1939 г.: как это было//www.japantoday.ru

[51] Б. Славинский Халхин-Гол в 1939 г.: как это было//www.japantoday.ru

[52] Б. Славинский Халхин-Гол в 1939 г.: как это было//www.japantoday.ru

[53] Советско-нацистские отношения. Документы. Париж — Нью-Йорк, 1988, с.75-76.

[54] Советско-нацистские отношения. Документы. Париж — Нью-Йорк, 1988, с.63

[55] В. Молотов. Доклад о внешней политике Правительства на внеочередной сессии ВС СССР 31 октября 1939 г.

[56] www.militera.lib.ru

[57] Б.Славинский. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией, с.301

[58] Там же, с.302.

[59]Б.Славинский. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией с. 302

[60].Там же С. 98

[61] #"#_ftnref62" name="_ftn62" title="">[62] П.Григоренко. В подполье можно встретить только крыс... М., 1997, с.199.

[63] А.Самсонов. Вторая мировая война. М., 1985, с.534

[64] Кириченко А. Нюансы “маньчужрского блицкрига”//www.japantoday.ru

[65] Там же.

[66] Кириченко А. Нюансы “маньчужрского блицкрига”//www.japantoday.ru

[67] Там же.

[68] См.: Крымская конференция руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании (4 - 11 февраля 1945г.): Сборник документов. М., 1979. С. 129.

[69] В.П. Зимонин Япония накануне вступления в войну с СССР. Внешняя политика и дипломатия Токио

[70] См.: Великая Отечественная война Советского Союза 1941 - 1945гг.: Краткая история. М., 1965. С. 528.

[71] См.: Мальков В.Л. Франклин Рузвельт: проблемы внутренней политики и дипломатии. М., 1988. С. 298.

[72] См. В.П. Зимонин Япония накануне вступления в войну с СССР. Внешняя политика и дипломатия Токио

[73] Там же

[74] Там же

[75] См. Вестник архива Президента Российской Федерации. 1995. N 4. С. 124 - 144

[76] См.: Крымская конференция руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании (4 - 11 февраля 1945г.): Сборник документов. М., 1979. С. 129

[77]См. В.П. Зимонин Япония накануне вступления в войну с СССР. Внешняя политика и дипломатия Токио

[78] См.: Хаттори Т. Япония в войне 1941 - 1945гг. Пер. с япон. М., 1973. С. 532.

[79] История войны на Тихом океане. Т. IV. Второй период войны М., 1958. С. 184 - 185

[80] История войны на Тихом океане. Т. IV. Второй период войны М., 1958. С. 184 - 185

[81] См. В.П. Зимонин Япония накануне вступления в войну с СССР. Внешняя политика и дипломатия Токио// #"#_ftnref82" name="_ftn82" title="">[82] Кошкин А.А. Крах стратегии спелой хурмы. С. 20 - 21

[83] История войны на Тихом океане. Т. IV. С. 252 - 258.

[84] Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны. 1941 - 1945 гг. Т. 2. М., 1984. С.406 - 407

[85] Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны. 1941 - 1945 гг. Т. 2. М., 1984. С.406

[86] Важнейшие решения: Сборник статей: Пер. с англ. М., 1964. С. 337

[87] Важнейшие решения: Сборник статей: Пер. с англ. М., 1964. С.333, 337

[88] Кириченко А. Нюансы “маньчужрского блицкрига”//www.japantoday.ru

[89] Кириченко А. Нюансы “маньчужрского блицкрига”//www.japantoday.ru

[90] Кириченко А. Нюансы “маньчужрского блицкрига”//www.japantoday.ru

[91] Там же.

[92] Белобородов А.П. Прорыв на Харбин. — М.: Воениздат, 1982.

[93] Историко-мемуарный очерк о разгроме империалистической Японии в 1945 г. М., 1969, с. 58-59.

[94] См. Е. Катасонова Загадки японской компании. Что повлияло на последних пленников ВОВ//Независимая газета 10 августа 2000.

[95] Кириченко А. Нюансы “маньчужрского блицкрига”//www.japantoday.ru

[96] Самсонов А.М. Вторая мировая война М. Наука. 1985.

[97] Кириченко А. Нюансы “маньчужрского блицкрига”//www.japantoday.ru

[98] Кириченко А. Нюансы “маньчужрского блицкрига”//www.japantoday.ru

[99] Кириченко А. Нюансы “маньчужрского блицкрига”//www.japantoday.ru

[100] Белобородов А.П. Прорыв на Харбин. — М.: Воениздат, 1982.

[101] Финал: Историко-мемуарный очерк о разгроме империалистической Японии в 1945 г., с. 176-177.

[102] Анфилов В. Причины м следствия вступления СССР в войну на Дальнем Востоке//Независимая газеты 2 сентября 2000

[103] Сборник действующих договоров, конвенций и соглашений СССР с иностранными государствами. Вып. XI. М., 1958, с. 137-138.

[104] История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 5, кн. 1. М., 1974, с. 636.

[105] Б.Славинский. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией. С. 303

[106] Б.Славинский. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией с 264

Развитие советско-японских взаимоотношений в 1939-1945 гг.

Развитие советско-японских взаимоотношений в 1939-1945 гг.

Похожие работы на - Развитие советско-японских взаимоотношений в 1939-1945 гг.