Музыкально-теоретические воззрения Леонарда Эйлера: актуальное значение и перспективы
Музыкально-теоретические воззрения Леонарда Эйлера: актуальное значение и перспективы
И.Б. Горбунова, М.С. Заливадный
Оценки, даваемые музыкально-теоретическим и примыкающим к ним по проблематике работам Леонарда Эйлера (1707-1783) в литературе по истории музыкознания, весьма противоречивы [22; 25-30]. Так, некоторые из авторов склонны видеть в музыкально-теоретических построениях Эйлера пример "неудачи (или ошибки) великого ученого". Доля основательности, которую содержат в себе такого рода суждения, заключается, по-видимому, в том, что многие из положений, выдвинутых Эйлером в его трудах по теории музыки, не следует воспринимать лишь в непосредственном их смысле, как уже готовое решение музыкально-научных проблем, которыми появление этих положений в свое время было обусловлено. В "Гиперкритических" трактовках эйлеровского музыкально-теоретического наследия, однако, нередко остаются без внимания сложности, свойственные самому процессу научного исследования, в результате чего реальные закономерности развития науки о музыке оказываются представленными в явно обедненном виде. В этом отношении более реалистичную позицию занимают те авторы, которые, не отрицая черт ограниченности в музыкальной теории Эйлера, высказываются о ней в целом положительно, видя ее основную ценность в постановке ряда фундаментальных вопросов теоретического музыкознания, равно как и в присущей музыкально-теоретическим работам Эйлера (подобно другим трудам ученого) тенденции к применению последовательно научных методов при рассмотрении изучаемых явлений [12; 18; 19].
Проблемная ценность теории Эйлера отчетливо обнаруживается в предпринятом ее автором опыте систематизации отношений между звуками и созвучиями (преимущественно звуковысотных) на основе характеристики "приятности" (или "благозвучия", suavitatis) [25]. При неубедительности предлагаемого Эйлером (хотя исторически вполне объяснимого) абстрактно-математического подхода к выявлению сущности этой категории (по природе своей социально-психологической [6]) и значения ее конкретных музыкальных проявлений, опыт этот, тем не менее, примечателен содержащейся в нем более общей идеей комплексного показателя сложности (соответственно упорядоченности) логической организации музыки, данной со стороны ее восприятия субъектом.
Идея эта близка позднейшему понятию информации, существенному для эстетической оценки явлений [7]; при этом значение данного понятия (так же как и эйлеровской категории "приятности") не ограничивается чисто логической областью, оно включает и более конкретное смысловое содержание. Помимо этого - общефилософского по существу - понятия, в исследовании и практическом применении которого довольно быстро обнаружился музыкально-эстетический аспект [5; 9; 13], позднейшая теоретическая мысль о музыке (преимущественно XX в.) выдвинула ряд других, более "локальных" по значению характеристик подобного же рода; к ним относятся, например, обобщающие характеристики "плотности" [32; 33], "напряженности" [8; 11; 31], "звуковой температуры" [35] музыкальных построений и т.п. При этом часть опытов систематизации музыкально-логических отношений на основе указанных характеристик (например, "напряженности" созвучий и их систем) сыграла заметную роль в осмыслении новых логических закономерностей музыки XX в., способствуя тем самым внесению "ясности и стройности", по известному выражению С. Танеева [15, с.233], в их применении на практике.
Очевидно, однако, что структурные принципы этих обобщений при неравнозначности их содержания обнаруживают черты сходства с аналогичным опытом Эйлера, и это дает основания оценивать сам данный опыт как заключающий в себе перспективу крупного исторического масштаба и значения. Направленность этой перспективы не совпадает с некоторыми из исходных положений музыкальной теории Эйлера, ориентирующих на простоту, а не на определенное соотношение простоты и сложности, созвучий как на выражение наибольшей "приятности" и "совершенства". Однако присущая эйлеровским музыкально-теоретическим работам тенденция сверять производимые теоретические расчеты с данными непосредственного музыкального восприятия приводит и самого их автора к выводу об оптимальном благозвучии как занимающем некое срединное положение между доступными восприятию минимумом и максимумом сложности.
Аналогичную перспективную значимость обнаруживают и другие идеи Эйлера, относящиеся к деталям логической организации музыки. Такова, в частности, выдвигаемая ученым идея звуковысотного тождества горизонтали и вертикали, предполагающая относительную независимость характеристики "приятности" созвучий от фактора времени. Значение этого положения теории Эйлера имеет два аспекта, охватывающих как область логики, так и область психологии музыкального восприятия. С одной стороны, данное положение соответствует реально наблюдаемому психологическому явлению симультанирования музыкальных построений [17, с.245]. Заметим, что в данном случае конечным результатом такого симультанирования, по Эйлеру, является не звук, но показатель "приятности", выражаемый отвлеченным числом. С другой стороны, это положение фактически составляет своеобразную параллель к процессам, которые происходили, хотя преимущественно в "периферической" форме, не находившейся в центре внимания в музыкальной практике ХУП-Х1Х вв. и уже в XX в. вышли "на передний план" музыкально-исторического процесса, приведя, в частности, к образованию полиаккордового ("полигармонического") склада многоголосия [9; 24] и к развитым формам свободного контрапункта, допускающим - соответственно "регламентам" конкретных художественных задач - любое число голосов и любые сочетания звуков в одновременности [16].
Показательно в этой связи обращение Эйлера к системе цифровых обозначений генерал-баса, в которой не проводится отчетливых различий между "аккордовыми" (самостоятельными) и "неаккордовыми" (несамостоятельными) созвучиями, и тем самым логически уже предполагается возможность перехода этих последних в самостоятельные, что, как известно, и происходило в дальнейшем [3]. Интерес представляет и сходство некоторых из рассматриваемых Эйлером созвучий с высоким показателем сложности (по исходным посылкам теории Эйлера - "убывающего благозвучия") с практиковавшимся в клавирной музыке этого же времени "аччакатурами", взятием звуков аккорда одновременно со звуками мелодической фигурации. Вместе с тем вполне ясными становятся и определенные черты "пространственной односторонности", присущие рассмотрению данной проблемы у Эйлера, и напрашивается вывод, что показатель симультанной "приятности" необходимо должен быть дополнен аналогичным показателем, характеризующим особенности перехода элементов построения друг в друга, относящиеся к области музыкального времени в отличие от пространственных аспектов функционирования музыки.
Необходимость этого показателя осознается самим Эйлером при рассмотрении процессов модулирования и формирования общей композиции произведения, т.е. на уровне взаимодействия сложных звуковысотных систем. При этом заслуживает внимания, что, характеризуя логические и психологические особенности переходов из одной тональности в другую, Эйлер использует матричную форму записи [25, с.262], впоследствии неоднократно применявшуюся в музыкально-теоретических исследованиях при анализе разных уровней логической организации музыки - от переходов между отдельными звуками [14] до взаимодействия сложных многомерных звуковых комплексов [35]; используется эта форма и при анализе синестетических музыкальнообразных представлений [1]. Примечательную особенность тональномодуляционной матрицы Эйлера составляет отчетливо выявляющийся в ней теоретико-игровой элемент (оценка модуляций как "легких" и "трудных"), что представляет интерес уже не только для истории музыкальной теории, но и для истории математики, в которой период активного формирования теории игр также приходится на XX в.
В своих теоретических положениях Эйлер исходит из нетемперированного строя, и эта казавшаяся в свое время архаичной сторона его теории обнаруживает новые перспективные возможности в условиях развития современного электронно-компьютерного музыкального инструментария. Однако им же предложена система измерения интервалов в логарифмах частот с основанием 2, иначе говоря, в долях октавы, - однотипная в своей логической основе с равномерно-темперированными строями. Тем самым Эйлером в его теории фактически учитываются оба принципа формирования звуковысотных (и ритмических) систем, игравшие видную роль в истории музыки, а именно - принцип сложения и деления элементов системы; конкретная же форма соотношения этих принципов определяет своеобразие позиции ученого по данному вопросу, также содержащей в себе черты "развернуто выраженной проблемно - сти". В этой связи следует отметить и произведенную Эйлером в поздний период музыкально-научной деятельности теоретическую разработку 24-ступенной темперации с учетом интервала "натуральной малой септимы" (соотношения частот 7: 4) [19, с.342].
В отличие от предпринятого Эйлером опыта рассмотрения звуковысотной организации музыки, его воззрения на закономерности музыкально-ритмической системы, а также на проблему соотношения звука и света не были предметом активного обсуждения в музыкознании. Теоретические замечания по проблемам ритма, высказанные Эйлером в ранних, неопубликованных работах, остались неизвестными широкому читателю. Что же касается трудов ученого, в которых рассматриваются аналогии между звуком и светом (отчасти и запахом) [22; 26; 27], то в литературе отмечается проявляющийся в них исторически характерный сугубо физический подход к данной проблеме ("ухо, глаз, даже нос как некие весьма совершенные научные приборы в физическом кабинете" [12, с.24]). Это оставило данные работы в стороне от развертывавшейся в те же годы дискуссии, инспирированной старшим современником Эйлера - Л. - Б. Кастелем о природе музыкальных синестезий в связи с опытами синтеза музыки и света, хотя сам Эйлер проявлял к этим опытам известный интерес [22, с.71-72].
Между тем выведенная из отмечаемой Эйлером принадлежности рассматриваемых явлений к единому ряду периодических процессов идея подобия в строении звуковысотной и ритмической систем в дальнейшем заметно, хотя преимущественно через ряд посредствующих источников, способствовала изучению и теоретическому обобщению явлений музыкального ритма, приведя в конечном счете к существенному расширению границ этой области выразительных средств музыки. В XX в. в этом отношении весьма показательны, например, теоретические концепции Г. Кауэлла [24], К. Штокгаузена [34], Л. Белявского [23]. В последней из указанных теорий предпринята попытка создания универсальной и охватывающей тем самым также другие проводимые Эйлером аналогии со звуковыми явлениями шкалы периодических процессов, выходящей далеко за пределы музыкальной области. Несмотря на очевидные черты упрощенности, свойственные данной шкале, как и представленному в книге Л. Белявского [23] аналогичному опыту систематизации пространственных масштабных единиц, она тем не менее примечательна как пример выхода, своего рода "прорыва", музыкознания в сферу других наук, создающий определенные предпосылки и для выхода музыкальной практики в другие области художественной и в целом человеческой деятельности. Исходные посылки к такому прорыву, однако, также содержатся в музыкально-теоретических работах Эйлера, высказывавшего предположение о том, что "во всех остальных сферах, где требуются порядок и красота" (в качестве примера ученым приводится область архитектуры), предложенный им применительно к музыке подход к оценке восприятия порядка "будет очень полезен - если, конечно, то, что упорядочено, можно свести к количеству и выразить числом" [25, с.43].
Отмеченные особенности музыкальной теории Эйлера позволяют говорить о ее высокой эвристической значимости, вполне подтвердившейся последующим развитием как теории музыки, так и самой музыкальной практики. В общей картине развития теоретической мысли о музыке в XVIII в. оригинальные идеи Эйлера занимают видное место, существенное для создания объективного представления о фундаментальных достижениях этого этапа истории теоретического музыкознания. В силу этого представляется, что более активное обращение к музыкально-теоретической концепции Эйлера, чему благоприятствует и появление русского перевода основного труда ученого по данной проблематике - книги "Опыт новой теории музыки" [21], может и в современных условиях оказаться весьма полезным и способным привести к новым плодотворным теоретическим и практическим результатам.
музыкознание эйлер музыка звук
Список литературы
1.Галеев Б.М. Проблема синестезии в искусстве // Искусство светящихся звуков. Сборник работ СКБ "Прометей". - Казань: КАИ, 1973. - С.67-88.
2.Галеев Б.М. Светомузыка: становление и сущность нового искусства. - Казань: Таткнигоиздат, 1976. - 272 с.
.Гаспаров Б.М. О некоторых принципах структурного анализа музыки // Проблемы музыкального мышления. - М.: Музыка, 1974. - С.129-152.
.Герцман Е.В. Леонард Эйлер и история одной музыкально-математической идеи // Развитие идей Леонарда Эйлера и современная наука. М.: Наука, 1988. - С.321-332.
.Зарипов Р.Х. Кибернетика и музыка. - М.: Наука, 1971. - 233 с. Зарипов Р.Х. Творчество в алгоритмических рамках // Сюита для персонального компьютера с оркестром. - М.: Знание, 1989. - С.3-25.
.Курт Э. Романтическая гармония и ее кризис в "Тристане" Вагнера (1920). - М.: Музыка, 1975. - 545 с.
.Мийо Д. Политональность и атональность (1923) // Кокорева Л.Н. Дариус Мийо. Жизнь и творчество. - М.: Музыка, 1984. - С.283-296.
.Моль А. Теория информации и эстетическое восприятие. - М.: Мир, 1966. - 351 с.
.Оголевец А.С. Введение в современное музыкальное мышление. - М.; Л.: Музгиз, 1946. - 482 с.
.Оссовский А.В. Музыкально-эстетические воззрения, наука о музыке и музыкальная критика в России в XVIII в. // Оссовский А.В. Избр. ст., вос - пом. - Л.: Сов. композитор, 1961. - С. 19-106.
.Пирс Дж. Символы, сигналы, шумы. - М.: Мир, 1967. - 334 с.
.Ройтерштейн М.И. Граф и матрица как инструменты ладового анализа // Музыкальное искусство и наука. Вып.2. - М.: Музыка, 1971. - С.175-189.
.Танеев С.И. Материалы и документы. Т.1. - М.: АН СССР, 1952. - 535 с.
.Теория современной композиции. - М.: Музыка, 2005. - 624 с.
.Теплов Б.М. Психология музыкальных способностей. - М. - Л.: АПН РСФСР, 1947. - 334 с.
.Церлюк-Аскадская С.С. Музыкально-теоретическое наследие Леонарда Эйлера в свете эволюции учения о звуковысотной организации: автореф. дис. канд. искусствов. - Киев, 1987. - 18 с.
.Церлюк-Аскадская С.С. Музыкально-теоретические рукописи Леонарда Эйлера и становление его концепции теории музыки // Развитие идей Леонарда Эйлера и современная наука. - М., 1988. - С.333-344.
.Шевалье Л. История учений о гармонии. - М.: Музгиз, 1931. - 223 с.
.Эйлер Л. Опыт новой теории музыки, ясно изложенной в соответствии с непреложными принципами гармонии. - СПб.: Нестор-История, 2007. - 273 с.
.Эйлер Л. Письма к немецкой принцессе о разных физических и философских материях (1766). - СПб.: Наука, 2002. - 720 с.
22.Bielawski L. Strefowa teoria czasu i jej znaczenie dla antropologii muzycznej. Krakow: PWM, 1976. - 228 s.
.Cowell H. New Musical Resources. New York: Alfred A. Knopf, 1930. - 145 p.
.Euler L. Tentamen novae theoriae musicae ex certissimis harmoniae prin - cipiis delucide expositae. Petropoli, 1739 (русский перевод - см. [21]). - 263 p.
25.Euler L. Nova theoria lucis ac colorum // Leonhardi Euleri opuscula. Varii argumenti. Berolini, 1746. - P.169-244.
26.Euler L. Conjectura physica circa propagationem soni ac luminis. Berolini, 1750. - 167 p.
28.Euler L. Du véritable caractère de la musique moderne // Ibid. P.174-199.
29.Euler L. De harmoniae veris principiis per speculum musicum representatis // Novi commentarii Academiae Scientiarum Petropolitanae, 18 (1773). Petropoli, 1774. - P.330 - 353.
30.Hindemith P. Unterweisung im Tonsatz. T.1. Mainz: B. Schotts Söhne, 1940. - 260 s.
31.Krenek E. Extents and Limits of Serial Techniques // The Musical Quarterly. - 1960. - № 2. - P.210-232.
.Schillinger J. The Schillinger System of Musical Composition. V.1 - 2. New York: Carl Fischer, 1946. - 1640 p.
33.Stockhausen K. wie die Zeit vergeht // Stockhausen K. Texte. Bd.1. Köln: DuMont Schauberg, 1962. - S.99-139.
34.Xenakis I. Musiques formelles. La Revue musicale. - Paris. - 1963. - № 253/254. - 232 p.