М.Б. Барклай де Толли – военный деятель периода Отечественной войны 1812 г.
Содержание
Введение
Глава 1. Деятельность М.Б. Барклая де Толли на посту военного министра
1. Реформирование военного министерства
2. Реорганизация русских сухопутных сил
3. Реконструкция старых и строительство новых крепостей
Глава 2. М.Б. Барклай де Толли - главнокомандующий русских войск в период Отечественной войны
1. Стратегический план Барклая де Толли - его теоретическое обоснование и воплощение в военных действиях
2. Официальный статус М.Б. Барклая де Толли в ходе военных действий: проблема единоначалия в управлении русской армии
Глава 3. Причины, послужившие основанием для фактического устранения М.Б. от управления русскими войсками
1. Формирование враждебного отношения генералитета, как к самой личности, так и к деятельности Барклая де Толли
2. Позиция Александра I и ее обоснование
Заключение
Библиография
Введение
Опала, постигшая М.Б. Барклая де Толли в 1812 году, трагически отозвалась на всей его дальнейшей судьбе - прижизненной и посмертной. Вероятно, ни один другой крупный русский полководец нового времени не был окружен таким плотным туманом пристрастных и противоречивых мнений, слухов, стереотипных суждений. Стоит ли удивляться, что, при столь пристрастном на протяжении полутора столетий восприятии Барклая русским общественным сознанием, его жизнь и военная деятельность не получили должного освещения в историографии. В XIX - начале XX вв. вышло в свет немало его жизнеописаний, публикаций и исторических сочинений, однако в целом "труды и дни" полководца не стали предметом самостоятельного изучения, растворяясь в общих работах по истории войн начала XIX в. и царствования Александра I. В результате фигура Барклая и сама по себе, и особенно в сравнении с другими прославленными военачальниками 1812 г., такими, как, М.И. Кутузов или П.И. Багратион, была как бы затененной и непрестижной. С начала 1960-х годов пренебрежение к памяти Барклая стало преодолеваться, появились посвященные ему диссертации, статьи, книги и т.д. Однако положение вещей в целом пока мало изменилось - и поныне фигура Барклая остается наименее проясненной на начальном этапе Отечественной войны, с которым сплелось его имя, и борьба различных общественных сил вокруг его отступательной стратегии.
Потому актуальность исследования заключается в рассмотрении тех сторон деятельности полководца, отношения к нему русского общества того времени, которые и в настоящее время остаются еще во многом неразгаданными.
Объектом исследования выступает деятельность Барклая де Толли, как на посту военного министра, так и в должности главнокомандующего 1-й Западной армии.
Предмет исследования - выявить причины негативной оценки деятельности Барклая де Толли его современниками в динамике Отечественной войны 1812 г.
Цель курсовой работы - определить вклад деятельности Барклая де Толли в положительный исход кампании 1812 г., тем самым доказать ошибочность представлений о Барклае как о посредственном и незадачливом генерале-иностранце, не способном к самостоятельным решениям и разумным стратегическим действиям.
Чтобы добиться поставленной цели, необходимо решить ряд задач. Во-первых, выявить основные мероприятия, проведенные Барклаем де Толли на подготовительном этапе Отечественной войны, в статусе военного министра с целью определения значения данной деятельности на развитие военных действий. Во-вторых, проанализировать стратегический план Барклая де Толли и выявить причины сложности его реализации по причине неопределенного официального статуса Барклая де Толли. В-третьих, рассмотреть причины, послужившие основанием для фактического устранения М.Б. Барклая де Толли от управления русскими войсками.
Перейдем к характеристике источников по данной теме. Большое количество документов, дающих возможность проанализировать идеи Барклая в их динамике, собрано в сборнике "Отечественная война 1812 г.", под редакцией Е.В. Тарле. Приказы, письма, докладные записки Александру I позволяют составить наиболее обстоятельную картину взглядов Барклая по вопросу ведения стратегических действий, как в подготовительных мероприятиях, так и в ходе войны.
Второй сборник документов "1812 год в воспоминаниях современников" под редакцией А.Г. Тартаковского является непосредственным дополнением к первому. Если в сборнике "Отечественная война 1812 г." действия Барклая преимущественно рассматриваются "изнутри" - непосредственно с его слов, то в сборнике "1812 год в воспоминаниях современников" четко прослеживается линия формирования субъективного отношения к личности главнокомандующего 1-й Западной армии и недовольство стратегическим "отступательным" планом, озвученное в воспоминаниях адъютантов Барклая де Толли.
Информативны по содержанию, но субъективны по сути "Записки Алексея Петровича Ермолова 1798-1826 гг.". Начальник штаба 1-й армии А.П. Ермолов, будучи подчиненным Барклаю лицом и, вместе с тем, давним другом Багратиона в своих "Записках" красноречиво поддерживает антибарклаевские настроения, что позволяет оценить степень и причины столь ожесточенного недовольства Главного штаба армии действиями Барклая де Толли в ходе кампании 1812 г.
Не менее важную значимость представляют "Письма русского офицера" Ф.Н. Глинки, писателя и военного историка, опубликованные в 1815-1816 годах. Являясь непосредственным свидетелем событий 1812 г., будучи адъютантом генерала от инфантерии Михаила Андреевича Милорадовича, он создал дневник в письмах, куда вошли его рассказы о всех важнейших событиях Отечественной войны 1812 года - Бородинском сражении, отступлении из Москвы, боях под Тарутином и Малоярославцем, о фланговом марше Кутузова. Несмотря на ожесточенную критику Барклая де Толли в армии, оставался одним из немногих, кто в своих письмах подчеркивал справедливость выбранного Барклаем стратегического плана по ведению военных действий.
Кроме того, в работе представлены воспоминания А.И. Михайловского-Данилевского - известного российского военного писателя, историка, современника событий. В первой части "Описания Отечественной войны 1812 года", опубликованной в 1839 году, главным образом рассматриваются подготовительные мероприятия русских войск к военным действиям.
Карл Клаузевиц - активный участник кампании, служивший тогда штабным офицером в корпусах 1-й армии в своем труде "Поход в Россию" отводит широкое место политическому элементу и стремится выяснить, насколько судьба армий зависит от силы и слабости полководцев, характеристика которых выдаётся у Клаузевица с особым блеском.
При написании работы использовалась следующая литература. Во - первых, труд В.Н. Балязина - книга "Фельдмаршал Михаил Богданович Барклай де Толли: Жизнь и полководческая деятельность", опубликованная в 1990 г., которая стала первым фундаментальным изданием, целиком посвященным исследованию жизни и деятельности Барклая де Толли. В данной исследовательской работе преимущественно обобщены накопленные сведения советской историографии, как о личности, так и о деятельности М.Б. Барклая де Толли.
Не менее важную роль при рассмотрении темы исследования сыграла работа В.П. Тотфалушина "М.Б. Барклай-де-Толли в Отечественной войне 1812 года". Книга представляет собой очерк жизни и деятельности М.Б. Барклая де Толли. Основное внимание в ней уделено его участию и роли в Отечественной войне 1812 года. Кроме того, большое внимание в работе Тотфалушина уделено анализу источников по Отечественной войне.
Также была использована работа А.Г. Тартаковского "Неразгаданный Барклай: Легенды и быль.1812 г.", которая представляется глубоким историческим исследованием проблемных вопросов, связанных с деятельностью Барклая де Толли и представляющих интерес на сегодняшний день. А.Н. Кочетков в работе "М.Б. Барклай-де-Толли". опубликованной в 1970 г. рассмотрел основные мероприятия, проведенные Барклаем на посту военного министра. Кроме того, в работе были задействованы научные труды Л.Г. Бессмертного, П.А. Жилина с одноименным названием "Отечественная война 1812 года", Н.А. Троицкого "1812. Великий год России", посвященные исследованию кампании 1812 года. В данных произведениях собран необходимый фактологический материал по теме исследования.
барклай отечественная война главнокомандующий
Глава 1. Деятельность М.Б. Барклая де Толли на посту военного министра
1. Реформирование военного министерства
Мирный договор с Наполеоном, заключенный в Тильзите, представлялся лишь временным явлением, которое лишь отдаляло конфликт с наполеоновской Францией. Правящие круги России сознавали необходимость подготовки к новой войне. Предстояло осуществить большую программу реформ в армии, для чего было необходимо реорганизовать центральное военное управление и его главный орган - военное министерство. "Александр I не мог не сознавать, что в предстоящей схватке с могущественным противником от главы военного ведомства требуется широкий кругозор, стратегическое мышление, знание противника, чего не было у военного министра Аракчеева". Выбор царя пал на Барклая де Толли. В январе 1810 г. Барклай был назначен военным министром.
М.Б. Барклай де Толли был одним из передовых офицеров своего времени, понимающих необходимость преобразований в военном деле России. Так, еще в августе 1805 г. он, вместе с жалобой на небрежно составленную диспозицию, записал в своем дневнике: "Желал бы, чтобы государь не пожалел издержек на приведение генерального штаба, этой важной отрасли армии, в более цветущее состояние, и для пополнения его способными и деятельными людьми".
Вступив на пост военного министра, Барклай с первых же дней своей деятельности считал главной задачей подготовку вооруженных сил России к неминуемой, по его мнению, войне с Наполеоном. Любое крупное мероприятие, важное дело, административное распоряжение по своему ведомству Барклай рассматривал с точки зрения его возможного влияния на грядущую войну с наполеоновской Францией. "Военный историк и биограф Барклая Ф. Веймарн писал: "Сам Барклай считал стоявшую перед ним задачу троякой: во-первых, реорганизовать само министерство; во-вторых, разработать учреждение для армии и, в-третьих, увеличить и преобразовать вооруженные силы России, имея в виду отражение грозящей ей агрессии со стороны Наполеона".
Рассмотрим и проанализируем основные мероприятия, проведенные Барклаем с целью реализации поставленных задач.
Одной из кардинальных мер стала реорганизация военного министерства. Уже 5 сентября 1810 г. Александр I потребовал от своего нового министра через два месяца представить проект военных преобразований. "Барклай еще более ужесточил сроки и дал задание чиновникам своего ведомства составить проект подробного образования военно-сухопутного министерства к 26 октября". Поручение это выполнял Комитет для изыскания способов к кратчайшему делопроизводству в экспедициях, однако он с ним не справился и в марте 1811 г. был ликвидирован. Вместо него была образована Комиссия по составлению военных уставов и уложений, которая и продолжила работу. Комиссию возглавил статс-секретарь действительный статский советник Михаил Леонтьевич Магницкий - один из образованнейших людей своего времени, правая рука М.М. Сперанского.
февраля "Учреждение военного министерства" было утверждено Александром I: военная коллегия упразднялась, и в руках военного министра сосредоточивалась вся полнота исполнительной власти. В состав министерства входило семь департаментов: артиллерийский, инженерный, инспекторский, аудиторский, комиссариатский, провиантский и медицинский.
Кроме департаментов, в состав министерства входили еще военный ученый комитет, военное топографическое депо, типография и особенная канцелярия, занимавшаяся разведкой, контрразведкой и секретным делопроизводством. Все эти структурные подразделения министерства постоянно находились в поле зрения военного министра и выполняли множество его поручений.
Военный ученый комитет должен был следить за издаваемыми за рубежом сочинениями о военном искусстве и назначать лучшие из них для перевода на русский язык.
Военное топографическое депо было организовано под непосредственным начальством военного министра для сбора, составления и хранения карт, планов, чертежей, топографических и статистических описаний журналов и донесений о военных действиях, проектов и диспозиций наступательной и оборонительной войны.
"Особое внимание Барклай де Толли уделил реорганизации русской разведки, сознавая всю важность обладания точными сведениями о состоянии иностранных армий, военных приготовлениях, поэтому Барклай де Толли впервые учредил должности военных агентов при русских посольствах", а с утверждением 27 января 1812 г. "Образования высшей воинской полиции при армии" был создан орган управления русской армейской разведкой и контрразведкой, подчинявшийся непосредственно начальнику главного штаба.
Реорганизация военного министерства явилась несомненным шагом вперед, хотя, стоит отметить, что новое устройство имело ряд недостатков: не была создана квартирмейстерская часть; комиссариатский и провиантский департаменты существовали раздельно, что значительно замедляло хозяйственную деятельность в армии. Кроме того, действия ведомств затруднялись излишней централизацией.
2. Реорганизация русских сухопутных сил
Перемены в армейской жизни, произошедшие до 1810 г., затронули в основном только внешнюю сторону. В организации русских войск до 1806 г. господствовала старая феодальная система, полевое управление войсками до 1812 г. осуществлялось на основании положения "Устава воинского 1716 г." и нуждалось в коренной реформе. Между тем, опыт боевых действий 1805 г. настойчиво требовал пересмотра внутренней организации войск, уставов и наставлений, введения боевого порядка, сочетавшего действия рассыпного строя с колонным, обучения войск прицельной стрельбе. Передавая дела Барклаю, Аракчеев сообщил, что "у армии нет никаких запасов, а в арсеналах нет в достаточности исправных ружей".
Потому в начале 1812 г. Комиссией по составлению воинских уставов и положений под председательством Барклая де Толли было разработано "Учреждение для управления большой действующей армии". Приступая к работе над данным документом, его создатели понимали, что в нем должен быть обобщен не только передовой отечественный, но и мировой военный опыт. "Особенно внимательно были изучены французские законоположения. Комиссию отнюдь не смущало то обстоятельство, что они были созданы в буржуазной Франции. Она старалась поставить на службу все, что могло быть полезным и применимым в России".
"Учреждение для управления большой действующей армией" состояло из четырех частей. В первой определялись функции главнокомандующего, корпусных и дивизионных начальников и их штабов, вторая устанавливала состав и функции различных органов управления армии, третья посвящалась интендантскому управлению, а четвертая - инженерному и артиллерийскому управлениям и канцелярии главнокомандующего.
Главной задачей нового документа являлось придание всем сухопутным силам России такой структуры и такого порядка, которые оказались бы оптимальными в случае начала большой войны, требующей введения в бой огромной действующей армии.
Отныне управление действующей армией сосредоточивалось в четырех отделах: Главном штабе и главных управлениях - Инженерном, Артиллерийском и Интендантском. Соответственно были организованы корпусные и дивизионные штабы.
Часть I "О главнокомандующем, корпусных и дивизионных начальниках и их штабах" определяла круг их нрав и обязанностей, а также меру ответственности. Приказы и распоряжения главнокомандующего объявлялись обязательными как для армии, так и для гражданских чиновников и приравнивались к повелениям императора. Главнокомандующий назначал и смещал всех начальников, кроме командующих армиями, его власть распространялась и на членов императорской фамилии, если они прибыли в армию. Даже если сам император находился в армии, верховная власть переходила к нему только в том случае, когда он издавал специальный приказ об этом. Тем самым "была учтена одна из причин неудачного исхода Аустерлицкого сражения". Однако и ответственность главнокомандующего соразмерялась с его властью. Он отвечал за состояние армия в целом, за порядок в войсках. В случае бездействия, он нес ответственность вплоть до предания суду.
До вступления в силу "Учреждения для большой действующей армии" высшим тактическим соединением была дивизия, включавшая пехоту, кавалерию, артиллерию и саперов. "Барклай же ввел важное новшество: свел дивизии в пехотные и кавалерийские корпуса, а уже корпусам придавались артиллерия и саперы".
С начала 1811 г. все новые формирования стали получать одинаковое устройство, а старые полки и дивизии переформировываться по новой организации: пехотный полк отныне состоял из двух батальонов, а каждый батальон - из четырех рот. В кавалерии полки гвардейские, кирасирские и драгунские состояли из пяти эскадронов, а гусарские и уланские - из десяти. Артиллерийские бригады имели по три роты. Четкую единообразную структуру получили инженерные войска. Пионерные (саперные) батальоны состояли из четырех рот - двух понтонных, одной саперной и одной минерной. Императорским рескриптом устанавливалось, что отныне в каждом полку будут три гренадерские роты, в которые должны отбираться лучшие и храбрейшие солдаты и офицеры.
Таким образом, устанавливался строгий порядок и единообразие во всей армии. Одинаковой должна была быть и численность частей и подразделений. "По разработанным тогда же штатам, гвардейские пехотные батальоны насчитывали 764 солдата, унтер-, обер- и штаб-офицера; армейские пехотные батальоны - 738; гвардейские эскадроны - 160 и армейские эскадроны - 150 строевых чинов; артиллерийские роты имели от 250 до 300 человек в зависимости от типов орудий, входивших в их состав". Были созданы также два пионерных (саперных) полка, трехбатальонного состава каждый. Пехотная дивизия состояла из трех бригад двухполкового состава.
"Учреждение для управления Большой действующей армии" закрепляло реформу полевого управления войсками и отражало достижение
передовой военной системы. Главнокомандующий получил всю полноту власти, ограниченную только властью царя. "Тем самым в русской армии учреждалось почти такое же единоначалие, как и в армии Наполеона". "Учреждение для управления большой действующей армией" обобщало боевой опыт, накопленный русской армией, упорядочивало управление войсками "как по вертикали - от царя до младшего офицера, - так и по горизонтали - между различными ведомствами и службами", между офицерами и генералами, занимавшими равные должности. Оно должно было устранить ненужное дублирование приказов и действий, повысить оперативность и четкость руководства войсками во всех звеньях, ввести единообразие в структуре частей и подразделений, строго определить круг вопросов и обязанностей, находящихся в компетенции различных служб.
Важной проблемой для Барклая было также увеличение численности войск и планирование их дислокации. В начале 1810 г. общая численность русских сухопутных сил составляла около 200 тыс. солдат и офицеров. Войска были дислоцированы главным образом в трех районах: в Финляндии, на Кавказе и в Молдавии и Валахии, где все еще шла война с турками, начавшаяся осенью 1806 г. "Крупные контингенты войск на русско-турецком фронте поглощали наибольшее количество средств, не говоря уже о весьма ощутимых потерях личного состава". Барклай остался "недоволен <. > теми войсками, которые уже видел" и, в первую очередь, это было обусловлено тем, что "в некоторых полках весьма малое число в строю людей, так что не более 16 и 17 рядов во взводе находилось".21 мая 1812 г. Барклай указал, что "сие происходит частию от ненужных командировок или неумения в свое время людей возвращать из оных, частию же от недовольного сбережения людей".
Выход из положения можно было найти, лишь проводя регулярные рекрутские наборы. Поэтому по настоянию Барклая в 1810, 1811 и 1812 гг. было проведено три рекрутских набора. В феврале 1810 г. Барклай разослал для сведения всем воинским приемщикам приказ, в котором обязывал офицеров, занятых отбором рекрутов, более внимательно относиться к порученному им делу. 26 июля после представления Государственному совету доклада Барклая последовал указ о наказании гражданских, военных и медицинских чиновников денежным штрафом в 500 рублей за прием на военную службу низкорослых, больных, старых или же слишком молодых рекрутов.
"28 сентября 1810 г. был подписан указ о дополнительном призыве трех из каждых 500 душ мужского населения России. По набору 1811 г, было призвано еще по четыре рекрута из того же числа мужчин, и, наконец, 10 апреля 1812 г, призвали еще по два рекрута". Таким образом, за три набора было взято в армию и флот по девять человек из каждых 500 крепостных крестьян. Всего в вооруженные силы России было призвано около 350 тыс., солдат. Их обучение происходило в рекрутских депо. В марте 1811 г. их было 40, причем 36 из них были организованы в областях, расположенных вблизи западной границы.
Подготовке рекрутов, их обучению Барклай придавал большое значение. 25 января 1811 г. было утверждено написанное им Наставление о смотре рекрутских депо. Оно пронизано заботой о рекрутах и обязывало инспектирующих прежде всего узнавать, не терпят ли рекруты каких-либо притеснений, и в случае обнаружения нарушений доносить об этом лично военному министру. "Искусный начальник ласковым обращением легко может возбудить в рекрутах бодрость духа и охоту к службе, побуждая примером своим и других обходиться с рекрутами кротко и снисходительно".
В результате принятых мер, общая численность русских регулярных войск к лету 1812 г. составила 490 тыс. человек. Наиболее многочисленным видом войск была пехота. Ее численность достигала 380 тыс. солдат и офицеров, входивших в 6 полков гвардии, 14 гренадерских, 50 егерских а 100 линейных пехотных полков (всего 514 батальонов).
Одновременно с мерами по увеличению численного состава войск Барклай де Толли неуклонно совершенствовал выучку армии. В последние предгрозовые месяцы проводились учения по полкам и батальонам, инспекционные смотры и парады. "Приказом от 10 мая предписывалось проводить учения "не иначе как по утрам и учить не более 2-х часов, кроме того, "людей. пред учением задолго не выводить, и как только оные прибудут на учебное место, то в то же время и начальники там должны быть".
Увеличение численности армии сопровождалось разработкой и совершенствованием ее организации и структуры.
3. Реконструкция старых и строительство новых крепостей
Крупным мероприятием по подготовке России к войне, осуществленным Барклаем, было создание плана реконструкции старых и строительства новых инженерных сооружений на рубежах страны. Западная русская граница (без Финляндии) простиралась более чем на 1100 верст, а всюду проходила по плоской и ровной местности. Лишь несколько приграничных рек да небольшие пространства болот были естественными преградами, не столь трудными для преодоления неприятелем.
Барклай ликвидировал на северо-западе крепости Кексгольмскую, Вильманстрандскую и Шлиссельбургскую, ставшие ненужными из-за того, что русская граница отодвинулась на пятьсот верст. На юге по этой же причине были ликвидированы крепости Черноярская, Енотаевская и Азовская. "Высвободившаяся крепостная артиллерия и другие боевые и инженерные средства были переброшены на запад в целях усиления крепостей этого сектора. Однако этих мер было явно недостаточно".
Исходя из общего материального, технического и финансового состояния армии, Барклай не смог отдать львиную долю средств на строительство и модернизацию крепостей. "По его подсчетам, получалось, что приведение в должное состояние всех фортификационных сооружений на западе России потребует не менее 25 лет". Планом Барклая предусматривалось создание защитного барьера вдоль линии: нижнее течение Западной Двины - верховья Днепра. Кроме того в планах Барклая было строительство еще одной выдвинутой вперед оперативной линии - между Вильно и Пинском, однако недостаток средств не позволил сколько-нибудь серьезно продвинуть дело.
Вследствие того, что усиление западных границ инженерными сооружениями представлялось Барклаю чрезвычайно важным, новый военный министр представил царю докладную записку "О защите западных рубежей России", датируемую 2 марта 1810 года. В этом документе сообщается, что первое сопротивление должно быть оказано захватчику на линиях Двины и Днепра, поэтому "для прикрытия <. > крепостями пространных и открытых границ от Балтийского моря до Дуная потребны издержки необычайно большие и по крайней мере четверть столетия. Итак, соображая сии обстоятельства, должны избрать главную оборонительную линию, углубляясь внутрь края по Западной Двине и по Днепру, а в местах, прилегающих к сием рекам, иметь ужо все в готовности: крепости в лучшем оборонительном состоянии, укрепленные лагери, большие запасы провиантские, артиллерийские, комиссариатские и все нужное к военным действиям".
Прежде всего, начались картографические и топографические работы, которые производились офицерами квартирмейстерской части. Была составлена карта западных приграничных районов России, множество планов позиций и подробные рекогносцировки местностей. Летом 1811 г. Барклай дал личное указание флигель-адъютанту - барону Людвигу Вольцогену найти между Бобруйском и Динабургом подходящее место для создания укрепления, которое прикрыло бы путь на Оршу и Смоленск. Обследовав обширнейшие пространства, было решено заложить две новые крепости у Бобруйска и Динабурга и произвести фортификационные работы в Киеве и Риге. Одной из первых стала укрепляться и модернизироваться Рижская крепость. "На инженерные работы в Риге было ассигновано 480 тыс. рублей, и для производства работ ежедневно отряжалось 380 солдат-плотников, 130 возчиков, 300 дерноукладчиков и 3000 землекопов".
сентября 1811 г. Барклай приказал срочно начать работы и по укреплению Борисова. Кроме того, развернулось строительство двух укрепленных лагерей: у Дриссы, и у Киева, куда армия могла прийти в случае отступления от Варшавы. Лагерь у Дриссы обязан своим возникновением генералу Карлу Пфулю, до своего появления в России служившему в прусском генеральном штабе. Барклай с самого начала был против стратегии Пфуля. Более того, его возмущало, что расходы на строительство лагеря на Дриссе отнимало у армии массу средств, более необходимых для строительства других полевых и иных укреплений. А так как идея Пфуля о создании лагеря на Дриссе была поддержана царем, то Барклаю не оставалось ничего иного, как приказать начать строительство и этого лагеря. Лагерь начали сооружать в апреле 1812 г. между городом Дриссой и деревней Шатрово. Лагерь имел в тылу многоводную Двину, огибавшую его с трех сторон. "По фронту лагеря тянулся лесной массив, что перечеркивало все преимущества позиции. Лес помогал неприятелю скрытно и безопасно сосредоточивать силы, а река в случае отступления становилась труднопреодолимой". Генерал А.П. Ермолов, известный военачальник, в автобиографических "Записках", сделанных им после Отечественной войны 1812 г., более всего критиковал Дрисский лагерь: "Профили укреплений вообще слабы, - отмечал Ермолов. - Три мостовые укрепления чрезмерно стеснены, профили так худо соображены, что с ближайшего возвышения видно в них движение каждого человека. Все описанные недостатки не изображают еще всех грубых погрешностей, ощутительных для каждого, разумеющего это дело".
Генерал А.П. Ермолов давал следующую оценку укреплениям и крепостям, возведенным и модернизированным перед началом наполеоновского нашествия: "В Риге мостовое укрепление распространено и прибавлены некоторые вновь; крепость приведена в оборонительное состояние. Крепость Динабургская, на реке Двине, строилась более года, сделано мостовое необширное укрепление, пороховой погреб и караульня. <…> На правом берегу Березины, против города Борисова, устроено укрепление, дабы не допустить неприятеля овладеть мостом <…> Крепость Бобруйская, на реке Березине, хотя непродолжительное время строившаяся, в такое, однако же, приведена состояние, что требовала бы осады, для произведения которой недоставало средств у неприятеля, и он ограничился обложением. При Киевской крепости, на горе, называемой Зверинецкою, вновь построена небольшая крепостца, при работах которой находился я сам с отрядом войск от резервной". В целом давая позитивную оценку деятельности военного министра по вопросу возведения крепостей, генерал выделяет некоторые изъяны фортификационной системы, возникшие по причине ограниченности временных ресурсов.
Успешная и плодотворная работа по рекогносцировке и картографированию огромных площадей на западе России, реконструкция и строительство фортификационных сооружений, организация рекрутских наборов, создание основополагающих документов "Учреждение военного министерства" и "Учреждение для управления большой действующей армией", а также ряда инструкций и наставлений по реорганизации войск - все эти мероприятия, осуществленные Барклаем, были направлены на подготовку России к возможной тяжелой и длительной войне с сильным и опытным противником.
Глава 2. М.Б. Барклай де Толли - главнокомандующий русских войск в период Отечественной войны
1. Стратегический план Барклая де Толли - его теоретическое обоснование и воплощение в военных действиях
Стоит заметить, что в цепи подготовительных мероприятий одно из звеньев было весьма слабым: русское командование не смогло выработать единого стратегического плана. Александр I и его военные советники время от времени рассматривали различные планы ведения войны с Наполеоном, но "остановиться на чем-то одном у царя не хватало решимости, как следствие единого плана-директивы даже в начале 1812 г. выработано не было". Тем не менее, дислокация войск, организация и размещение складов боеприпасов, амуниции, продовольствия и фуража, пункты сосредоточения резервов в самых общих чертах проясняли контуры предполагаемого театра предстоящих военных действий. А поскольку всей подготовкой к войне руководил Барклай, то практически все приготовления происходили в согласии с его собственным планом "отступательной войны.
Рассмотрим становление, а также основные теоретические положения стратегического плана Барклая де Толли.
Весной 1807 г. Барклай жил в Мемеле, где лечился от тяжелой раны, полученной в сражении при Прейсиш-Эйлау, где его посетил знаменитый в будущем историк римской античности Бартольд Георг Нибур, служивший финансовым советником при главе прусского правительства К. - А. Гарденберге. Пруссия была союзницей России, и в беседе с Нибуром у Барклая не было оснований скрывать свои стратегические соображения: "Если бы мне пришлось действовать против Наполеона, я вел бы отступательную борьбу, увлек бы грозную французскую армию в сердце России, даже на Москву, истощил бы и расстроил ее и, наконец, воспользовавшись суровым климатом, заставил бы Наполеона на берегах Волги найти вторую Полтаву". Примерно в то же время посетил Барклая в Мемеле Александр I. Несмотря на малое количество сохранившихся свидетельств, есть основание предполагать, что тогда "Барклай довел и до сведения императора свои мысли о характере будущей войны с Наполеоном в случае вторжения в Россию и что они произвели на Александра I сильное впечатление". Спустя два месяца после вступления на пост военного министра Барклай представил Александру I записку "О защите западных пределов России", раскрывая идеи своего так называемого "скифского плана" 1807 г. Он предвидит, что из-за "неограниченного честолюбия императора французов России придется для существования своего вести кровопролитнейшую войну, и только одни решительные меры отвратить могут великие несчастья". Громадная протяженность границы - "от Балтийского моря и до Дуная побуждает избрать <. > оборонительную линию, углубляясь внутрь края по западной Двине и Днепру", имея Москву "главным хранилищем, из которого истекают действительные к войне способы и силы". Отступая, таким образом, в центр страны и оставляя неприятелю, удаляющемуся от своих магазинов, "все места опустошенные, без хлеба, скота и средств, русская армия по истощении и раздроблении его войск сможет перейти в наступление". Одобренная царем 2 марта 1810 г., записка Барклая легла в основу всей последующей подготовки России к войне с Францией. В политически наиболее просвещенных военно-дворянских кругах идея Барклая получила поддержку. В армии идея "отступательной" войны разрабатывалась самой образованной в военно-ученом отношении частью штабного офицерства и военной разведки. Особое значение придавалось при этом бескрайним пространствам страны, суровому, непривычному для французов климату, русскому бездорожью. Своеобразным итогом всех этих проектов явился датированный 2 апреля 1812 г. трактат "Патриотические мысли, или Политические я военные рассуждения о предстоящей войне между Россией и Францией". Автором его был военный писатель и историк, ближайший сотрудник военного министра подполковник П.А. Чуйкевич. "Патриотические мысли", составленные на третий день после приезда Барклая в армию и явно санкционированные им, призваны были, очевидно, служить военно-теоретическим обоснованием позиции Барклая в отстаивании отступательной линии: "Борясь за целостность своих владений и собственную свою независимость Россия должна прибегнуть к средствам необыкновенным<…>таким как уклонение от генеральных сражений, партизанская война летучими отрядами, решительность в продолжении войны. <…> следует оставлять большое пространство земли до базиса наших продовольствий, щадить армию до важных случаев, когда настанет момент оборонительную войну переменить в наступательную. Потеря нескольких областей не должна нас устрашать, ибо целость Государства состоит в целости его армии". В данном документе ясно выражена сама суть замысла Барклая, которым он и руководствовался, отводя 1-ю армию в глубь страны, иначе просто нельзя объяснить разительное совпадение установок трактата с направленностью и мотивациями его полководческих усилий летом 1812 г. Основные положения своего стратегического плана Барклай де Толли сформулировал в инструкциях П. X. Витгенштейну 5 мая, П.И. Багратиону 1 июня, А.П. Тормасову 5 июня 1812 г. Наиболее полно он изложил свои взгляды на предстоящие действия в проекте инструкций Э.Ф. Сен-При. Эта инструкция имела наступательную и оборонительную часть, которые, однако, строились на одних и тех же принципах: "занимать сколько можно более пространства земли, дабы продовольствовать армию за счет оной отнимать у неприятеля все способы, которые он в сем крае находить может отступая перед превосходящими силами противника, вести малую войну, наносить ему удары во фланг и тыл; избегать решительных сражений; затягивать войну по возможности". Таким образом, исходя из реального соотношения сил, обе части плана предусматривали активную оборону на заранее подготовленном пространстве, наступление же мыслилось как тактическая мера, направленная на расширение этого плацдарма за счет территории неприятеля.
При всех колебаниях Александра I, "склонявшегося то к надеждам на превентивную войну, то к частичному одобрению нелепого и кабинетного Дрисского плана К. Фуля", император вполне понимал, что в войне с Наполеоном не будет иного выхода, как углубиться вовнутрь страны. В итоге Александр I не только разделял отступательный замысел Барклая, но и утвердил его перед войной в качестве официального плана. "Правда, как и в других случаях, он и здесь тоже не проявил должной последовательности: план был одобрен не в виде письменно оформленного документа, а лишь словесно".5 июля 1812 г. накануне отъезда из армии Александр I предписывал Барклаю "выиграть время и вести войну сколь можно продолжительную".
Касаясь вопроса практической реализации стратегического плана, можно отметить, что в конце 1811 г. русские войска были распределены следующим образом: "8 дивизий - в Молдавии, 3 дивизия - в Новороссийске, 2 дивизии - на Кавказе, 3 дивизии - в Финляндии, 3 дивизии находились в резерве и состояли из рекрутов". Высочайшим повелением от 31 марта были образованы 1-я и 2-я Западные армии. В 1-й армии было 6 пехотных и 3 кавалерийских корпуса, во 2-й - 4 пехотных и один кавалерийский корпус.3-я армия - обсервационная.
В соответствии с планом Барклая шла подготовка прифронтовой полосы. Так, в начале мая Барклай предписал обратить собранный в приграничных районах казенный провиант и сборный хлеб на продовольствие и фураж для армии, оставив его в магазинах столько, чтобы фуража хватило "до нового урожая сена и овса, а провианта - до поступления второй половины податного на сей год".3 мая командующий утвердил встречные предложения генерал-интенданта Е.Ф. Канкрина о сокращении пропорции провианта и фуража для войск так, чтобы запаса хватило на один или два месяца, а также пункты вывоза излишков.
Барклай основную свою стратегическую цель усматривал в достижении решающего перевеса сил над противником путем изматывания его в ходе арьергардных боев, поддержания в боеспособном состоянии действующей армии и подготовки в центре страны резервов, в результате чего только и можно будет начать наступление. "Но когда именно наступит этот момент, - в июне - июле 1812 г. не мог сказать ни сам Барклай, ни кто-либо другой". Соединение же 1-й и 2-й армий было для него лишь подчиненной этой общей установке тактической задачей.
По прибытии в Смоленск Барклай увидел, что соединение армий еще не изменило решающим образом соотношение сил противоборствующих сторон, поэтому он по-прежнему уклонялся от больших сражений и настаивал па отступлении. Однако после военного совета 25 июля в Смоленске, где воинственно настроенные генералы требовали немедленного перехода в наступление вынужденный внять их настояниям, Барклай направил войска к северо-западу от Смоленска, но, как казалось тогда многим, действовал робко и неуверенно. В самом деле, не имея надежных разведывательных данных о противнике и опасаясь его обхода с Петербургской дороги или у Смоленска, он двинулся сперва на Рудню для прорыва центральной группировки Наполеона, но 27 июля приказал вдруг отходить на восток к Поречью, затем пытался вернуться обратно и т.д. Однако во всей этой путанице часто менявшихся распоряжений сквозило упорное желание не вступать преждевременно в кровопролитные бои с превосходящими силами неприятеля и не удаляться на значительное расстояние от Смоленска. В итоге более недели - с 26 июля по 2 августа - русские войска, теряя драгоценное время, провели в утомительных передвижениях, но когда стало известно о быстром подходе Наполеона к Смоленску, нерешительность Барклая обернулась и своей положительной стороной - лишь благодаря тому, что войска не ушли далеко от Смоленска, удалось вовремя перебросить их и воспрепятствовать французам с ходу ворваться в город. 27 июля он писал Александру I: "Главнейший наш предмет есть выигрыш нужного времени, в течение коего ополчения и все приготовления внутри империи могли бы быть приведены в должное устройство". Адъютант Барклая В.И. Левенштерн вспоминал, что еще до сдачи Смоленска Барклай, ощущая нависшую над Москвой угрозу, сообщил ему, что "конечно, даст сражение<. >, чтобы спасти столицу", но ни за что не станет подвергать "армию опасности, так как надобно спасать Россию и Европу", а не одну только Москву.
Насколько прав был Барклай, не ввязавшись после обороны Смоленска в наступательные действия, видно хотя бы из того, что прибывший в армию 10 дней спустя М.И. Кутузов последовал тем же мотивам принятой Барклаем линии и вынужден был после Бородина снова отступить - как раз потому, что тогда российские войска еще уступали наполеоновским и решающего перевеса удалось добиться только к началу октября 1812 г в ходе флангового марш-маневра, укрепления и переустройства армии в Тарутинском лагере.
2. Официальный статус М.Б. Барклая де Толли в ходе военных действий: проблема единоначалия в управлении русской армии
Оттого ли, что он командовал наиболее крупной, 1-й Западной армией, при которой находилась царская свита, оттого ли, что совмещал должность ее командующего с постом военного министра, сохранявшимся за ним до конца августа, наконец, "сыграл ли здесь свою роль довоенный авторитет Барклая", - так или иначе, но в ходе войны стойко держалось убеждение в том, что именно Барклай де Толли стоял тогда во главе всех русских войск. На основании исторических источников попытаемся разобраться в причинах отсутствия единоначального управления русской армией в начальный период Отечественной войны 1812 г., следствием чего явилась неопределенность официального статуса Барклая де Толли.
Убеждение о Барклае как едином главнокомандующем в рядах 1-й и 2-й Западных армий сложилось еще в начале военных действий 1812 г., а непосредственно упрочилось после их соединения под Смоленском, как отмечено в дневниковой записи Ф.Я. Мирковича за 22 июля 1812 г., "в одну общую армию под начальством Барклая". Поэтому и определение в августе 1812 г.М.И. Кутузова единым главнокомандующим воспринималось многими как смещение с того же поста Барклая.
Все это, однако, не соответствовало действительному военно-юридическому статусу Барклая. По военному законодательству того времени - "Учреждению для управления большой действующей армии" - единый главнокомандующий был наделен на театре боевых действий и в прилегающих губерниях самой высокой властью, "какой только могло обладать в абсолютистском государстве частное, не принадлежавшее к царствующему дому лицо". Он представлял здесь особу императора, причем в его полном подчинении состояли находившиеся в армии члены императорской фамилии. Существенно, однако, что в случае пребывания в армии царя полномочия главнокомандующего он принимал на себя.
Сам Барклай накануне французского вторжения настоятельно рекомендовал Александру I "главное начальство над всеми тремя армиями поручить для общей пользы одному полководцу"; царь, однако, не внял этому совету и ни в Петербурге, ни по прибытии в войска не распорядился об общем главнокомандующем, что должно было быть оформлено его специальным приказом по армиям и указом Правительствующему Сенату.
Поэтому с момента своего приезда в Вильно 14 апреля и до 6 июля 1812 г. главнокомандующим всех русских армий был именно Александр I. "И не только формально, но по сути дела тоже, ибо он брал на себя руководство войсками, направляя свои предписания командующим армиями, сносясь непосредственно с командирами корпусов и отдельных отрядов".
В ночь с 6 на 7 июля Александр I в сопровождении особо приближенных лиц отправился из Полоцка в Москву. К тому побуждали важные государственные соображения. Однако и при отъезде Александр I не назначил ни Барклая, ни кого-либо еще единым главнокомандующим, полагая, что спустя какое-то время вернется в войска - именно потому и оставил при штабе 1-й армии большую часть своей свиты.
Александр I был наделен немалой долей военного честолюбия, и, невзирая на плачевный опыт Аустерлица, в начальную пору войны его все еще не покидала горделивая мечта лично помериться силой на поле брани с овеянным мировой полководческой славой Наполеоном. По свидетельству сардинского посла в Петербурге Жозефа де Местра, с которым Александр I много времени проводил перед войной в доверительных беседах, он "присутствие свое в главной квартире объяснял тем, что в России нет генерала, способного стать во главе такого огромного войска <. > а государь же, по самой силе своего сана, мог служить объединителем".
По свидетельству очевидца - адъютанта Барклая В.И. Левенштерна, уезжая из Полоцка, царь предоставил ему "неограниченные полномочия<…> на нем одном лежало все бремя дальнейшей судьбы России". Это удостоверяется и письмом самого Александра I к Барклаю от 28 июля 1812 г., где он напоминал ему: "Я передал в ваши руки, генерал, спасение России". Александр I, выделявший Барклая среди военачальников 1812 г., "перед отъездом наверняка говорил ему что-то подобное, подтвердив свое мнение о его первенствующей роли в руководстве войсками. Но сделано это было в устной форме, и публично объявленного акта о том не последовало". И все дни, прошедших с того момента до приезда в войска Кутузова, Барклай, имя которого было на устах всей России, продолжал занимать должность главнокомандующего лишь одной из частных русских армий - подобно Багратиону и Тормасову.
По достижении Смоленска неблагоприятные следствия отказа Александра I от назначения единого главнокомандующего выявились со всей очевидностью. Эта непредусмотрительность, выразилась при встрече Барклая с Багратионом, ибо последний действовал по своему усмотрению, а если и совместно, то лишь в тех немногих случаях, когда Барклаю удавалось добиться общей договоренности. Таким образом, после соединения у Смоленска властью главнокомандующего обеими армиями ни номинально, ни фактически он не располагал.
Дело осложнялось и принятой в русской армии практикой предпочтения старшинства при определении ранга военачальников. Все три главнокомандующих Западными армиями находилась в одном чине генерала-от-инфантерии, но Тормасов был произведен в него за 8 лет до Барклая, а Багратион хотя и одновременно с ним, но к 1812 году все равно превосходил его по службе. Не мог, наконец, Барклай стать единым главнокомандующим и по должности Военного министра, поскольку, согласно "Учреждению", лицо, занимавшее этот пост, в боевых условиях отрешалось от оперативного руководства войсками - любой командующий армией находился вне всякого его действия.
"Уклончивость Александра I в таком животрепещущем в 1812 г. деле внесла сумятицу в сознание не только современников, но и многих из тех, кто в последующем обращался к его истории". Это отметил еще К. Клаузевиц - активный участник кампании, служивший тогда штабным офицером в корпусах 1-й армии: "Как, собственно, обстояло дело с главнокомандованием, никто в точности не знал, да и теперь, я полагаю, историку нелегко ясно и определенно высказаться по этому вопросу, если он не признает, что император остановился на полумере".
Но двойственная позиция царя ставила и самого Барклая в положение крайне двусмысленное, создав, "военно-юридические предпосылки развязывания борьбы" против него в верхах армии после отъезда из нее Александра I. С одной стороны, в глазах множества военных и гражданских лиц Барклай представал в роли предводителя всех русских армий на театре военных действий, а с другой, - не имея на то от царя официальных полномочий, был предельно скован в своих полководческих усилиях, будучи к тому же обречен проводить непопулярную в армии и обществе стратегическую линию.
Глава 3. Причины, послужившие основанием для фактического устранения М.Б. от управления русскими войсками
1. Формирование враждебного отношения генералитета, как к самой личности, так и к деятельности Барклая де Толли
При рассмотрении вопроса о причинах, послуживших отставке Барклая с поста главнокомандующего необходимо абстрагироваться от объективных факторов, в первую очередь обратив внимание на стойкое предубеждение к Барклаю, уходящее своими корнями не только в ожесточенные военные споры 1812 г. с их резко выраженной национальной окраской, но и еще к предвоенной поре - к необычным для той эпохи обстоятельствам его возвышения, как оно воспринималось тогда военно-аристократическими верхами.
С редкой для устоявшихся в России обычаев военного чинопроизводства быстротой - всего за два года (с марта 1807 по февраль 1809 г.) Барклай проделал путь от младшего генерал-майорского чина до "полного" генерала, а менее чем через год он занял должность военного министра. Стремительным своим возвышением Барклай, по словам А.П. Ермолова, "не только возбудил против себя зависть, но приобрел много неприятелей".
Жесткими мерами по наведению порядка в армейских делах Барклай восстановил против себя видных сановников из военного ведомства. Проводя свои преобразования на началах неукоснительно строгой дисциплины, но вместе с тем и уважения к солдату, удерживая в нем сознательный патриотизм и человеческое достоинство, "он болезненно задел интересы военной бюрократии, насаждавшей "прусскую систему воспитания войск". Не последнюю роль в отношении к Барклаю правительственных верхов играли некоторые черты его характера и личного поведения. В житейских и деловых обстоятельствах он был независим и холоден с окружающими, но главное - пренебрегал нормами придворной жизни. Барклай не был царедворцем, чурался искательства среди приближенных к правящей династии особ и "всем складом своей биографии и своим обликом воспринимался и старинной военной знатью, и новоявленной аристократией как лицо, выдвинувшееся случайно и незаслуженно". Такая социальная репутация впоследствии лишь усугубляла в тех же общественных слоях неприязнь к Барклаю.
Враждебность к Барклаю в главной квартире проявилась сразу же по прибытии в Вильно Александра I. Как писал ген. Левенштерн: "Всякий имел что-нибудь против Барклая сам не зная почему". Все боевые генералы громко осуждали Барклая - и во главе их Беннигсен, Багратион, Ермолов и многие другие. Такие авторитетные лица, как принц Ольденбургский, герцог Вюртембергский, великий князь Константин Павлович, командовавший гвардией, открыто враждовали с Барклаем.
Присутствие царя в армии еще как-то их сдерживало, но после его отъезда положение Барклая, как свидетельствовал Левенштерн, "сделалось еще более тягостным". Инспирировались данная ситуация в первую очередь Багратионом. Но, если до того о своем отрицательном отношении к Барклаю он доверительно сообщал лишь нескольким лицам, то ныне "его инвективы в адрес полководца стали достоянием широкого круга военачальников", так как в те дни у Смоленска впервые после открытия кампании собралась большая часть генералов обеих армий, и в их числе были и те, кто имел свои старинные счеты к Барклаю. Именно с той поры далеко не в пользу Барклая стали выявляться все издержки его официального статуса - и это в тех условиях, когда именно на него возлагалось все бремя ответственности за дальнейший ход военных действий. Касаясь раздоров летом 1812 г. в главной квартире, Н.М. Лонгинов извещал 13 сентября С.Р. Воронцова, что Барклай "привлек к себе ненависть всех русских генералов, у коих недавно был в команде". Это позволяет понять, почему обвинения Багратиона против Барклая, пали на подготовленную почву. Но всего тяжелее для Барклая было присутствие в стане его противников состоявшего с 30 июня 1812 г. начальником штаба 1-й армии А.П. Ермолова. "Его положение как подчиненного Барклаю лица и, вместе с тем, давнего друга и боевого сподвижника Багратиона было действительно не из легких". Оно усугублялось и некоторыми чертами ермоловского характера - он был в изрядной мере наделен и двуличием, и уклончивостью в отношениях с людьми, и способностью лавировать в острых ситуациях. Именно он, как никто другой, разжигал в главной квартире враждебные Барклаю настроения. Касаясь развязанной против него в 20-х числах июля кампании, Барклай писал в ноябре 1812 г. Александру I, что "начальник главного моего штаба А.П. Ермолов, человек с достоинствами, но лживый и интригант, совершенно согласовался с общим поведением". В обращениях недругов Барклая из главной квартиры в военно-правительственные сферы целью явилось представить дело таким образом, что за его устранение ратует в первую очередь сама армия.
Роковым образом на взаимоотношения Барклая с высшим командованием, равно как и вообще на его судьбу в 1812 г., повлиял цикл событий, развернувшихся после военного совета 25 июля в Смоленске. Отказ Барклая перейти в наступление окончательно восстановил против него верхи армии, развернувшие скрытую борьбу за его устранение от руководства войсками. С оставлением Смоленска пропаганда против Барклая, умело направляемая "сверху", приняла совершенно открытый характер, и уже никто - ни сам Багратион, ни кто-либо другой - не считал нужным скрывать "углублявшегося час от часу антагонизма между ними". Если раньше о нем знали преимущественно высшие командные лица, то теперь слухи об этом проникали в войсковую массу. Адъютант Барклая Граббе вспоминал: "Отошли к Вязьме. Разногласие между главнокомандующими не было уже тайною для армии. Все почти склонились на сторону князя Багратиона. Дух уныния и осуждения всего, что делалось, из глухого делался громким". Характерным признаком кризиса доверия к Барклаю следует считать перемену отношения к нему офицеров штаба 1-й армии, проделавших бок о бок со своим главнокомандующим весь путь отступления от границы до Смоленска. П.X. Граббе свидетельствовал, что в тот момент "ближайшие сотрудники усомнились в его способностях".
Как ни обидны были эти нападки, подвергавшие сомнению способность Барклая предводительствовать русской армией, самым тяжелым были все же не они, а расползавшиеся слухи об измене. Первые адресованные непосредственно Барклаю подозрения в измене фиксируются в источниках концом июля. В армии эти подозрения сперва прозвучали из уст его недругов в главной квартире. 9 августа перед большой группой офицеров называл Барклая изменником и великий князь Константин Павлович.
В те дни беспрерывного отступления мало кто верил в Барклая, разве что самые дальновидные, но таких было немного. Один из них - Ф.Н. Глинка, писатель и военный историк, в "Письмах русского офицера" приводит такую запись о Барклае, датированную 16 августа 1812 г.: "Пылают ли окрестности, достаются ли села, города и округи в руки неприятеля<…> его ничто не возмущает, ничто не сильно поколебать твердости духа его. Нет! думаю я, человек, не имеющий обдуманного плана и верной цели, не может иметь такого присутствия, такой твердости духа! Так, главнокомандующий армиями, генерал Барклай-де-Толли, проведший с такой осторожностью войска наши от Немана и доселе, что не дал отрезать у себя ни малейшего отряда, не потеряв почти на одного орудия и ни одного обоза, этот благоразумный вождь, конечно, увенчает предначатия свои желанным успехом".
Надо было проявить твердость, чтобы парализовать тот "дух происков" в армии, на который жаловался Барклай в своем "Изображении военных действий 1-й армии в 1812 г.". Он не остановился перед удалением из армии цесаревича Константина, признав присутствие его в армии бесполезным. Но Барклай буквально был окружен недоброжелателями. Он знал о ропоте солдат, знал, что победа примирила бы его с армией. Но, как должен признать Ермолов, "обстоятельства неблагоприятны были главнокомандующему и не только не допускали побед, ниже малых успехов".
Но почему же Барклай, окруженный такой нелюбовью, сам не сложил с себя полномочия главнокомандующего?"И не честолюбие, очевидно, играло здесь роль - Барклай слишком страдал от окружавшей его неприязни, чтобы не принести в жертву свое честолюбие, как полководца". Здесь, может быть, в высшей степени проявилась его твердость - русские военачальники на первых порах слишком все пылали стремлением одерживать победы, слишком самоуверенно смотрели вперед, мало оценивая всю совокупность неблагоприятных обстоятельств и опасность положения.
2. Позиция Александра I и ее обоснование
Александр I, объясняя осенью 1812 г. причины назначения единым главнокомандующим М.И. Кутузова, тем самым фактически отстраняя от управления Барклая де Толли, 5 сентября сообщал П.В. Чичагову, что из-за оставления Барклаем Смоленска, открывшего французам путь к движению на Москву и приведшего к "полной утрате доверия к нему со стороны армии и всего народа", должен был отправить в войска главнокомандующим Кутузова. 18 сентября царь заверял великую княгиню Екатерину Павловну, что окончательно подтолкнуло его на это письмо Ростопчина от 5 августа, где говорилось, что в Москве все за Кутузова как главнокомандующего и не желают видеть на этом посту Барклая.
Однако стоит заметить, что логика эта была ложной - "царь то ли по забывчивости, то ли намеренно терял последовательность событий", а в результате предпосылки устранения Барклая казались представленными далеко не такими, какими они были в действительности.
Попробуем проследить последовательность событий. В самом деле, назначение единого главнокомандующего состоялось еще 5 августа и было оформлено постановлением специально учрежденного в тот же день Александром I Чрезвычайного комитета в составе высших сановников империи, ни один из которых не обладал сколько-нибудь значимым военно-стратегическим опытом, - это лишь подчеркивало, что комитет был призван для выражения в коллегиальной форме решения императора. Не желая публично выказывать личное отношение к военачальникам - претендентам на этот ключевой пост, особенно к Кутузову, Александр I предпочел "закамуфлировать свою позицию мнением внешне авторитетного государственного органа". Не случайно главную роль в комитете играли такие близкие в тот период к царю люди, как А.А. Аракчеев и А.Д. Балашев, дополнявшие и до и после того его самые сложные и секретные поручения. Поздно вечером 5 августа после почти четырехчасовых обсуждений комитет предложил на должность единого главнокомандующего Кутузова, о чем сразу же был уведомлен Александр I. И хотя он утвердил постановление комитета только 8 августа, это вовсе не было признаком каких-либо его сомнений на сей счет. Между тем, "всеобщий ропот" против Барклая выявился позднее - после оставления Смоленска, причем негодование на него вплоть до обвинений в измене привяло широкий размах в армии не ранее конца первой декады августа. Следовательно, громкий голос общественного мнения никакого влияния на устранение Барклая оказать не мог. Естественно, что не отразилась на этом и сама сдача французам Смоленска 6 августа. Накануне, когда Александр I уже принял свое решение, какие-либо сведения о постигшей Смоленск участи дойти до него не могли. "Донесение Барклая об оставлении города, датированное 9-м августа, было получено в Петербурге не раньше 11 августа, но еще 10 августа Александр I отправился на свидание с наследным шведским принцем в Финляндию, в г. Або, где только 16 августа ему и было вручено это донесение". По той же причине не могло повлиять на решение царя и донесение Багратиона о сдаче Смоленска от 7 августа - оно было не только получено Александром I, но и отправлено из армии уже после того, как это решение состоялось. Наконец, не соответствует реальной хронологии событий и заверение Александра I сестре в том, что последним толчком, подвигнувшим его на назначение главнокомандующего, стало письмо Ростопчина от 5 августа о желании московского общества видеть на этом посту Кутузова. Во-первых, "письмо датировано не 5-м, а 6-м августа". Во-вторых, до Петербурга оно могло дойти не раньше, чем на третий день, когда о назначении Кутузова было уже официально объявлено генералитету. Оно, бесспорно, явилось одним из тех аргументов, которые исчерпали колебания Александра I.
Но дело было не только в этом. Вместе с письмом Шувалова П.М. Волконский привез царю донесение самого Барклая от 30 июля, где он сообщал, что в предвидении неудачи: наступления на Рудню возможности обхода со стороны неприятеля отвел войска к Поречью, многозначительно сославшись притом на одобренный царем замысел "продолжить сколь можно кампанию, не подвергая опасности обе армии". К донесению была приложена копия письма Барклая к Багратиону от 29 июля, откуда уже совершенно отчетливо следовало, что маневры под Рудней связаны с тогда еще созревшим намерением Барклая уступить французам Смоленск и ради сохранения армии отойти далее к Москве. Все это уже в корне противоречило сложившимся к концу июля взглядам Александра на необходимость именно у Смоленска положить предел отступлению
Что же явилось, действительно, последним толчком, склонившим Александра I на такую меру? Ответ на это мы находим в совпадении ее даты с приездом в Петербург П.М. Волконского - именно 5 августа фиксируется получение здесь посланного с ним из армии пакета донесений и писем высших военачальников, сущностью большинства из которых явилась враждебная Барклаю позиция части генерального штаба русских войск.
Итак, в начале войны ради сохранения армии Александр I поддержал "скифский план. Однако к концу июля ситуация круто изменилась. Со вступлением наполеоновских войск, стремительно приближавшихся к Смоленску, в коренные русские земли, нависла угроза национальным интересам страны, чреватая внутренним брожением, и это вселило в царя глубокую тревогу. Теперь он пересматривает свои прежние взгляды и отказывается от поддержки курса Барклая на отступление. В новых условиях предел отступления он видел в соединении 1-й и 2-й армий в Смоленске, после чего непременно следовало перейти к активным наступательным операциям.
Заключение
Таким образом, в ходе выполнения поставленных задач, были рассмотрены основные проблемные вопросы, на основании которых можно сформулировать следующие выводы.
Во-первых, проанализировав основные мероприятия, проведенные Барклаем де Толли на подготовительном этапе Отечественной войны, в статусе военного министра, такие как реконструкция и строительство фортификационных сооружений, организация рекрутских наборов, создание основополагающих документов "Учреждение военного министерства" и "Учреждение для управления большой действующей армией", можно сделать вывод о стратегической направленности деятельности Барклая на подготовку России к возможной тяжелой и длительной войне с сильным и опытным противником.
Во-вторых, рассмотрев теоретическое обоснование Барклаем де Толли выработанного стратегического плана по ведению военных действий, а также процесс его непосредственного осуществления, можно прийти к выводу, что план отступления был единственно верным в сложившейся ситуации. Это подтверждает и продолжение М.И. Кутузовым линии ведения отступательной войны. Однако, стоит заметить, что в реализации стратегического плана М.Б. Барклай де Толли по причине неопределенности официального статуса.
В-третьих, осуществляя поиск истинных причин, послуживших основанием для фактического устранения М.Б. Барклая де Толли от управления русскими войсками, было определено два основных элемента, сыгравших в этом определяющую роль. Основополагающим моментом явилась позиция Александра I, отказавшегося от поддержки курса Барклая на отступление, так как видел предел отступления в соединении 1-й и 2-й армий в Смоленске. Не менее важным мотивом явилось и враждебное отношение генералитета, как к самой личности, так и к деятельности Барклая де Толли.
Библиография
Источники
1. Александр I. Письмо императора Александра к Барклаю-де-Толли, от 28 июля 1812 г. / Отечественная война 1812: Сборник // сост. Е.В. Тарле. - С.7.
. Барклай-де-Толли, М.Б. Докладная записка М.Б. Барклая-де-Толли императору Александру I от 26 мая 1812 г. / Отечественная война 1812: Сборник // сост. Е.В. Тарле. - С.12.
. Барклай де Толли, М.Б. Докладная записка М.Б. Барклая де Толли императору Александру I от 27 июля 1812 г. / Отечественная война 1812: Сборник // сост.е.В. Тарле. - М.: Изд-во академии наук СССР. - 1941. - С. 19.
. Барклай де Толли, М.Б. Записка М.Б. Барклая де Толли к Е.Ф. Канкрину от 29 апреля 1812 г. / Отечественная война 1812: Сборник/ /сост.е.В. Тарле. - С.11.
. Барклай де Толли, М.Б. Записка "О защите западных рубежей России" от 2 марта 1810 года/ Отечественная война 1812: Сборник // сост.е.В. Тарле. - С.4.
6. Барклай де Толли М.Б. Из "Изображения военных действий 1-й армии в 1812 г. "/ Отечественная война 1812: Сборник // сост.е.В. Тарле. - С.72.
. Барклай де Толли, М.Б. Инструкции М.Б. Барклая де Толли к Э.Ф. Сен-При от 11 июня 1812 г. / 1812 год в воспоминаниях современников // под ред.А.Г. Тартаковского - М.: Наука, 1995. - С.36.
. Барклай де Толли, М.Б. Наставление о смотре рекрутских депо от 25 января 1811 г. / Отечественная война 1812: Сборник // сост.е.В. Тарле. - С.7.
9. Барклай де Толли, М.Б. Письмо М.Б. Барклая де Толли к Н.П. Румянцеву от 18 августа 1810 г. / Отечественная война 1812: Сборник // сост.е.В. Тарле. - М.: Изд-во академии наук СССР. - 1941. - С.2.
10. Барклай де Толли, М.Б. Письмо М.Б. Барклая-де-Толли к императору Александру, от 25 октября 1812 г. / Отечественная война 1812: Сборник // сост.е.В. Тарле. - С. 20.
. Барклай де Толли, М.Б. Приказ 1-й Западной армии от 16 апреля 1812 г. / Отечественная война 1812: Сборник // сост.е.В. Тарле-С.3.
. Барклай де Толли, М.Б. Приказ 1-й Западной армии от 21 мая 1812 г. / Отечественная война 1812: Сборник // сост.е.В. Тарле-С.5.
. Глинка, Ф.Н. Письма русского офицера. - М.: Воениздат. - 1987. - 383 с.
. Граббе, П.Х. Из памятных записок графа П. X. Граббе/ 1812 год в воспоминаниях современников // под ред. А.Г. Тартаковского - С.62.
. Ермолов, А.П. Записки Алексея Петровича Ермолова 1798-1826 - М.: Высш. Шк., 1991. - 462 с.
. Левенштерн, В.И. Из записок генерала Левенштерна/ 1812 год в воспоминаниях современников // под ред.А.Г. Тартаковского - С.38-39.
. Лонгинов, Н.М. Письмо Н.М. Лонгинова графу С.Р. Воронцову от 13 сентября 1812 г. // 1812 год в воспоминаниях современников / под ред.А.Г. Тартаковского - С.42.
. Клаузевиц, К. Поход в Россию. - М.: Захаров. - 2004. - 256 с.
Литература
1. Балязин, В.Н. Фельдмаршал Михаил Богданович Барклай-де-Толли. Жизнь и полководческая деятельность - Киев: Воениздат, 1990. - 301 с.
. Бескровный Л.Г. Отечественная война 1812 года / Л.Г. Бескровный - М.: Соцэкгиз, 1962. - 611 с.
. Жилин, П.А. Отечественная война 1812 года / П.А. Жилин. - М.: Наука, 1988. - 494 с.
. Кочетков, А.Н. М.Б. Барклай-де-Толли / А.Н. Кочетков - М.: Моск. рабочий. 1970. - 80 с
. Тартаковский, А.Г. Неразгаданный Барклай: Легенды и быль.1812 г. / А.Г. Тартаковский - М.: Археогр. центр, 1996. - 367 с.
. Тотфалушин, В.П. М.Б. Барклай-де-Толли в Отечественной войне 1812 года. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1991.
. Троицкий, Н.А. 1812. Великий год России - М.: Мысль, 1988. - 348 с.