Ключевский и современная Россия
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Современный этап развития отечественной социологии характеризуется повышенным интересом к наиболее ценным результатам деятельности ученых конца XIX - начала XX века. Идет активное изучение разработанных ими методологии эмпирических исследований, интерпретации социальных фактов, построения социологических теорий и парадигм. Все это имеет положительное значение для становления и укрепления методологических позиций современной российской социологии. В этом контексте не следует забывать о наследии ученых, труды которых были забыты, либо искажены и значение творчества которых осознается только в последнее время. В частности, на рубеже XIX и XX веков в России возникло новое научное направление, именуемое государственной школой, представленной такими именами, как В.О. Ключевский, Б.Н. Чичерин, С.М. Соловьев, А.Д. Градовский. Именно это научное направление составляет тот реальный научный базис, без которого трудно представить дальнейшее развитие социологии. Государственная школа - центральное научное течение русской исторической мысли второй половины XIX века. Она имела ярко выраженные признаки самостоятельного научного направления: специфический предмет и метод исследования, наличие длительной традиции. Предметом её изучения являлся, главным образом, русский исторический процесс, методом - философия немецкого идеализма, а традиция представлена рядом поколений историков, философов и юристов.
В.О. Ключевский, выдающийся русский историк, одним из первых отечественных учёных поставил вопрос о социологическом методе в истории. У него нет работ непосредственно по социологии, но всё его творчество пронизано социологическим методом исследования истории. Василий Осипович Ключевский (1841-1911) вошел в нашу историю как выдающийся ученый и талантливый педагог. Автор "Курса русской истории <#"justify">1. Концепция «исторической социологии» В.О. Ключевского
Сохраняя в качестве первичной функции истории сбор материала и анализ источников, В.О. Ключевский всё более насыщал её предмет социологической проблематикой, переключая внимание исследователя на «природу и действия исторических сил, строящих человеческие общества», к «выявлению общих правил» (2. Т.1. С.17) Особенность его исторической доктрины состоит в том, что он хочет обнаружить общее, не абстрагируясь от конкретного, преходящего, а наоборот, через посредство выделения и последующего сопоставления событий, в которых наиболее ярко выступает конкретно-неповторимое, уникальное, сознательно опуская как не представляющее интереса для социолога всё то, что связано с часто встречающимся, напоминающем о другом, типичном. В центре его теории, таким образом, оказывается неповторимо единичное, черты особенные, а не общие. Именно благодаря этому обстоятельству социология насыщается историей, приближается к ней. «С одной стороны, - указывает В.О. Ключевский, - могут представлять большой методологический интерес процессы местной истории, особенно ясно вскрывающие эту механику, в которых исторические силы являются в условиях действия более не наблюдаемых. Даже если эти процессы не оказали значительного влияния на общее историческое движение», «эти сочетания - основной предмет исторической социологии». «Но, чтобы найти и понять скрытые пружины, движущие этот общий культурно-исторический процесс, надобно на время оторваться от него и сосредоточить внимание на частных местных строениях, представляющих жизнь того или другого народа». В.О.Ключевский подчеркивал органическую связь истории и социологии, последняя составляет часть исторической науки, выделение её как таковой весьма относительно. К термину «социология» историк из принципиальных соображений считал нужным прибавлять слово «историческая». Историзм, по Ключевскому, не касается законов, действующих в нём сил; остаётся неизменной сама природа общежития, её принципы и возможности (7. С.44-45). Историческая социология формировала новую конструкцию методологического аппарата исторической науки и выработала особый социологический понятийный язык истории.
Главными элементами своей «Методологии и терминологии русской истории» В.О. Ключевский называл 5 исторических сил: природу страны, физическую природу человека, личность, общество и «историческое преемство». Каждая из этих сил, по его утверждению, вносит в общество свой запас элементов, которые являются свойствами и потребностями физической или духовной природы человека, их стремлениями и целями, отношениями между собой. Умственный труд и нравственный подвиг он считал самыми мощными двигателями человеческого развития. Главным действующим лицом его истории была не абстрактная «личность» и не «индивид», а общество, те самые «массы» - народ, который мало интересовал других историков. Он уделял много внимания гражданским свободам и правам личности, формированию новых социальных отношений между человеком и обществом. Поэтому обращение к творческому наследию В.О. Ключевского может быть полезным во многих отношениях. В его работах строго различается, прежде всего «предмет исторического изучения». Подобно тому, как социологи делят свою науку на социальную статику и социальную динамику, и В.О. Ключевский полагал, что история должна изучать «строение общества», «свойства и действия, созидающих и направляющих его сил» и следить за «выработкой» человека и человеческого общежития, за его «успехами» или его «прогрессом». При этом нужно учитывать, что В.О. Ключевский развивал свою новую науку - историческую социологию не в спокойной атмосфере, а на рубеже перехода и реформирования общества конца XIX - начала XX века, что придает его теоретическим выводам особый смысл и значимость.
Теоретическое построение Ключевского опиралось на триаду: человеческая личность, людское общество и природа страны - вот те три основные исторические силы, которые строят людское общежитие. (2. Т.1. С.40) При таком проблемно-обобщающем подходе теперь уже не только слушатель лекций, но и читатель задумывался над историческими явлениями и начинал самостоятельно мыслить. Географическая среда, по мысли Ключевского, была исторической необходимостью, влиявшей на особенности местной истории, но «содержанием истории, как отдельной науки, специальной отрасли научного знания, служит исторический процесс, ход, условия и успехи человеческого общежития или жизни человека в её развитии и результатах» (2. Т.1. С. 34). В этом процессе на первый план выдвигалась историческая личность народа как основной предмет изучения его истории, и человеческая личность, составляющая общество. Эта общая теоретическая посылка в напряженное предреволюционное время и в период революции 1905 года не могла не влиять на читателя тем более потому, что В.О.Ключевский подводил его к мысли о практическом значении изучения исторического прошлого, которое своими конечными выводами подходит вплоть к практическим потребностям текущей минуты… (2. Т.1.С.60-61).
По дневникам В.О. Ключевского (3) видно, что он боялся революции, и в приведенном предостережении просвечивает призыв к классовому миру, и вместе с тем остается в силе тезис о необходимости исторического воспитания народа как условии его бытия. В какой же манере работал Ключевский? Был ли он в этом отношении похож на своих современников-социологов, многих из которых - Н. Михайловского, Н. Кареева, В. Хвостова, М. Ковалевского и других хорошо знал лично? И каковы результаты его работы? Уже при жизни его называли "ученый-художник", и действительно в деятельности Ключевского эти разные виды культурной работы счастливо слились. Как ученый (историк и социолог) он внимательно изучал многообразные архивные данные, юридические, бытовые и культурные документы разных эпох, сопоставляя статистические материалы.
Полученные факты интересовали его не сами по себе, как бы красочны они ни были. Он помещал их в контекст экономических, политических и социальных причин и следствий, связывал с классовой структурой, народным психологическим складом, демографическими процессами, природной средой. Только комбинация всех этих переменных выявила, на его взгляд, подлинно научное значение фактов. Именно это он считал методологической сутью собственной "исторической социологии", которая интересуется не великими личностями и их знаменитыми фразами, сказанными "для истории", а массами, учреждениями и другими "историческими силами, строящими человеческие общества" (2. Т. 1. С. 3-4). Свою концепцию «исторической социологии» он понимал как «историческое изучение строения общества, организации людских союзов, развития и отправления их отдельных органов, - словом, изучение свойств и действия сил, созидающих и направляющих людское общежитие». Основная задача исторической социологии распадается на изучение общей и местной истории. Общая история рассматривает исторические явления в контексте развития человеческого общества в целом.
Местная история исследует ограниченные в пространстве и времени исторические явления определенного народа. Уникальность, неповторимость, единичность исторических событий, описываемых историей конкретного народа, дает материал для исторической социологии.
Местная история - исходная точка исторической социологии. Главное в истории цивилизации - понять отношения между обществом и государством. Ключевский переносит исследовательский интерес с анализа «правительственных механизмов» на «социальный состав управления». Отсюда внимание русского ученого к истории классов, прежде всего господствующих, блестяще реализовавшееся в его исследованиях Боярской думы, земских соборов, сословий в России. История опирается на конкретные факты; социологический же подход требует обобщающего взгляда на исторический процесс, а в идеале - формирования законов исторического и общественного развития.
Один из любимых Ключевским видов обобщений - типологизация, возвышающаяся над сингулярностью исторических происшествий, но и не теряющая конкретику в социологических абстракциях. Однако типологизация часто получала у Ключевского художественную обработку и принимала вид афоризмов или ярких и запоминающихся характеристик, мастером которых был русский историк. Литературная отточенность, емкость, ироничность, а иногда и парадоксальность афоризмов помогали Ключевскому свести явление к «исторической схеме или формуле», в которой в концентрированном виде выделены необходимые черты и смысл анализируемого явления. Образность языка Ключевского позволяет назвать его не только «историком-социологом», но и «ученым-художником». Как позитивист, Ключевский опирается на исторический факт, как историк - любуется им, как художник - его эстетизирует.
Эстетизм Ключевского проявляется в драматизации исторического действия через противопоставление или сопоставление факта его предполагаемой идее. Однако афористическая лаконичность характеристик, даваемых Ключевским историческим эпохам и деятелям, не означает понятийную строгость исторических определений. В качестве основных исторических сил, анализом которых должна заниматься историческая социология, Ключевский признавал человеческие личности, общество и природу. Сам русский историк отдавал предпочтение изучению масс и учреждений, а не личностей. В то же время он указывал на однородность исторических процессов с природными, в частности, с биологическими. Ключевский постоянно подчеркивал многообразие, пестроту истории и многофакторность исторического процесса, понимая под последним «ход, условия и успехи человеческого общежития или жизнь человечества в ее развитии и результатах».
Согласно теории многофакторности, исторический процесс представляется Ключевскому как совокупность «исторических сочетаний и положений, когда-то и для чего-то сложившихся в той или другой стране, нигде более неповторимых и непредвидимых». К основным факторам принадлежат политические, социальные и экономические. Исторической социологии, утверждает ученый, следует рассмотреть многообразие сочетаний этих факторов. В соответствии с этими представлениями, Ключевский строит и свою схему описания исторических периодов, в которой учитываются следующие моменты: географические условия, род занятий населения, местожительство и уклад жизни населения, его групповой состав и юридическое оформление этого состава, уровень культуры, взаимодействие между группами населения и взаимодействия с другими культурами (6). Начинать исследовательскую работу, по глубокому убеждению Ключевского, методологически целесообразно с истории именно отдельного народа, ибо в ней легче проследить природу и действие сил, строящих ее. Со временем - и это будет торжеством исторической науки - из изучения того, как строилось то или иное отдельное человеческое общежитие может выработаться общая социология, т.е. "наука об общих законах строения человеческих обществ, приложимых независимо от проходящих местных условий [2. Т.1. С.17]. При этом существует в мировой истории дело совместной работы многих народов, составляющее общекультурные завоевания, их изучение - предмет всеобщей истории культуры как цивилизации. Историческая социология и всеобщая история культуры, как он определял во вступительной лекции, составляют стороны "научного здания социологии". Что же касается ценностей или, как тогда любили выражаться - "идей", то, они, по мысли Ключевского, оставаясь в рамках индивидуального сознания или узкого межиндивидуального общения, обогащают "запас человеческого общежития" не больше, чем обогащают "народное хозяйство игрушечные мельницы, сооружаемые детьми на дождевых потоках". Идеи становятся "исторической силой или фактором", когда овладевают народной массой, превращаясь не только в общие, но и обязательные нравы, обряды, обычаи, традиции, идеологии или когда они овладевают властью, реализуясь в законодательстве, деятельности учреждений и капитала. Только в такой объективизации Ключевский их признавал и изучал.
Таким образом, им различались:
) идеи, носившие характер личного достояния и не получившие широкого общественного звучания;
) "идеи исторические", ставшие групповым, общественным достоянием (6).
Последние, попадая в исторический процесс, часто не сохраняют свой первоначальный вид, так как при реализации, объективизации требуют целого набора средств, поддерживающих их обязательное признание - общественное мнение, требование юридического постановления или приличия, гнета полицейской силы и т. п. Подобная поддержка невольно искажает замысел их автора.
Далее, в подобных идеях, следует различать два типа: идеи, направленные на воспроизводство функционирования строя и в ответ - счастливо поддержанные им и идеи протеста против порядка, усваиваемые обществом нелегально или оппозиционно [2. Т. 1. С. 28-32].
Так происходит во всех сферах человеческого творчества. Скажем, великолепный музыкальный мотив, останься он в художественном воображении автора или даже напетый им узкому кругу друзей, остается его личным достоянием, его частным делом. Чтобы мотив стал общественным достоянием, его надо разработать, положить на инструмент или на целый оркестр, повторить в десятке вариаций, разыграть перед публикой, где "маленький восторг каждого слушателя заразит его соседей справа и слева"[2. Т. 3. С. 373], и из этого взаимного заражения составится коллективное впечатление. Далее к делу пропаганды подключаются: пресса, музыкальные училища и консерватории, институты. И последнее, понравившийся мотив будет унесен домой и помогать обороняться от пошлостей и невзгод ежедневной жизни.
Ценность, получившая такое широкое распространение, начинает жить уже самостоятельно от творца.
Идеи, добившиеся общественного признания, становятся нравами и нормами политической, законодательной и хозяйственной жизни, в лоне которых окончательно превращаются в долговременную историческую силу.
Образцом его рассуждений в этой области можно считать интерпретацию новаторской деятельности Петра Великого: "Мы склонны думать, что Петр I и родился с мыслью о реформе, считал ее своим провиденциальным призванием, своим историческим назначением. Между тем у самого Петра не заметно долго такого взгляда на себя. Его не воспитывали в мысли, что ему предстоит править государством никуда негодным, подлежащим полному преобразованию... Он просто делал то, что подсказывала ему минута, не затрудняя себя предварительными соображениями и отдаленными планами, и все, что он делал, он как будто считал своим текущим очередным делом, а не реформой: он и сам не замечал, как этими текущими делами он все изменил вокруг себя, и людей и порядки... Только разве в последнее десятилетие своей 53-летней жизни, когда деятельность его уже достаточно себя показала, у него начинает высказываться сознание, что он сделал кое-что новое и даже очень немало нового. Но такой взгляд является у него, так сказать, задним числом, как итог сделанного, а не как цель деятельности. Петр стал преобразователем как-то невзначай, как будто нехотя, поневоле. Война привела его и до конца жизни толкала к реформам" [2. Т. 4. С. 272-273].
Что же касается излюбленного идеалистами отвлеченного духа, как творца истории, оценка самого Ключевского была сухой, - это, скорее, "область не науки, а метафизики" [2. Т. 1. С. 31-32].
Какой же предстала русская история под пером Ключевского, настойчиво следовавшего собственным методологическим принципам? В ее многовековой эволюции он выделил четыре фазы:
первая - с VIII по XIII в. - охватывала днепровские районы с большой массой городского населения, вовлеченного в обширную торговлю с соседями;
вторая - с XIII до середины XV в. - была средне-волжской, удельно-княжеской и земледельческой, с XV до начала XVII в. - московской, царско-боярской, военно-земледельской, а с XVII до середины XIX в. - всероссийской, имперско-дворянской, с крепостническим строем, земледельческо-фабрично-заводским хозяйством.
Хотя территориальный акцент явно обнаруживается, Ключевский не был сторонником географического детерминизма, как иногда ошибочно указывают. Его взгляды на сей предмет были взвешенными и лишенными крайностей. Значение природной силы в истории человечества очень велико, особенно на ранних ступенях развития. Природа "держит в своих руках колыбель каждого народа" [2. Т. 1. С. 43]. Позднее влияние остается, но уравновешивается развитием культуры (цивилизации). "Природа нигде и никогда не действует на человечество одинаково, всей совокупностью своих средств и влияний", они вариабельны и сами зависят от многих обстоятельств. Влияет она и на преобладающие хозяйственные занятия, бытовые и политические устройства и на "народный темперамент" [Там же. С. 11]. Интересно в этой связи его замечание: в ранних отечественных памятниках долгое время не встречалось понятие "русский народ", а только "Русская земля", т.е. понятие с сильной "территориальной привязкой" [Там же. С. 248-250].
Тем не менее, специфическая характеристика каждой фазы основывалась им на сочетании географического района, его особенностей (лес, обилие рек и речушек, степь), главных занятий и местожительства населения, жизненных укладов последнего и групповой дифференциации, ее юридического основания, культурного обеспечения и контактов с другими обществами и культурами - западными и восточными. Перекрестную роль России (Запад-Восток) он настойчиво подчеркивал, натыкаясь на многочисленные исторические свидетельства. Россия, по Ключевскому, есть "переходная страна, посредница между двумя мирами. Культура неразрывно связала ее с Европой: но природа положила на нее особенности и влияния, которые всегда влекли ее в Азию или в нее влекли Азию" [2. Т. 1. С. 46]. "Спасая Европу от татарских ударов, Россия,- отмечал он,- очутилась в арьергарде Европы, оберегая тыл европейской цивилизации. Но сторожевая служба везде неблагодарна и скоро забывается, особенно когда она исправна: чем бдительнее охрана, тем спокойнее спится охраняемым и тем менее расположены они ценить жертвы своего покоя" [2. Т. 2. С. 508]. К затянувшемуся спору западников и славянофилов Ключевский не примкнул, считая каждую позицию "простым разделом труда в работе над одним и тем же предметом" [2. Т. 3. С. 325-326]. Он обратил внимание на роль процессов, общих для всех (или нескольких) фаз русской истории: мобильность (перемещение населения, колонизацию и создание казачества), подавление всех сословий государственной бюрократией и обратный процесс медленного раскрепощения, освобождения от нее. Таким образом, его социологический подход к истории определялся у него и исследовательской задачей, методологией, точкой зрения и предметом изучения. Именно в таком смысле он определял самого себя: "историк-социолог".
исторический социологический концепция ключевский
2. Социологический метод изучения истории в произведениях В.О. Ключевского
В большинстве главнейших трудов Ключевского можно подыскать немало примеров того социологического интереса, с каким он относился к «политическим, социальным и экономическим фактам» русской истории.
Защита фундаментальной монографии «Боярская дума древней Руси» полностью отвечала афоризму самого В.О. Ключевского - «главные биографические факты - книги, важнейшие события - мысли». В процессе работы над «Боярской думой» В.О. Ключевский продолжал разрабатывать свою концепцию исторического процесса в России. Отраженный в ранее опубликованных исследованиях интерес к хозяйственной жизни народа, неизбежно приводил В.О. Ключевского к социальным проблемам, которые становились исследовательской необходимостью. В «Боярской думе» автор обращался к изучению истории классов, и Боярская дума исследовалась как законодательное, конституционное учреждение с обширным политическим влиянием. По существу, в исследовании освещалась история господствующего класса - боярства и дворянства. С этой книги началась социологическая школа в русской историографии, которая сменила "национально-государственную историографию", поставив на место философского идеализма Гегеля чисто "реалистическое миропонимание" Конта, Спенсера, Милля и других позитивистов. Это было время блестящего дебюта и необыкновенного расцвета общественных наук. Ключевский прочно занял свое место в этом процессе. Защита в 1882 г. "Боярской думы..." в качестве докторской диссертации собрала множество людей из научных кругов и широкой публики. Печать свидетельствовала после многочасового диспута: "Мы имеем дело не с восходящим, а уже взошедшим светилом русской науки". Имя Ключевского приобретает широкую известность, которую упрочили серии новых монографий большого научного значения и публичные речи, приуроченные к общенациональным торжествам или юбилейным дням. Так, были весьма известны его две речи о Пушкине (1880, 1887 гг.), о преподобном Сергии Радонежском (1892 г.), "о добрых людях древней Руси" (1892 г.) и речь, посвященная памяти императора Александра III (1894 г.). В «Русской мысли» был опубликован ряд крупных историко-социологических этюдов: «Подушная подать и отмена холопства в России» (1885 г.), «Происхождение крепостного права в России» (1886 г.), «Состав представительства в земских соборах в древней Руси» (1890-1892 гг.). Эти работы давали толчки к дальнейшему изучению обширного материала отечественной истории (впрочем, не только отечественной) под новым углом зрения.
Ключевский стал признанной главой господствующей в нашей историографии с конца прошлого века "школы историко-социологов" (1. С. 11). В середине 1890х гг. друзья и почитатели Ключевского усиленно просили опубликовать курс лекций по истории России, который он уже много лет читал студентам. Издание Курса русской истории имело определяющее значение в судьбе ученого. Не будь Курса, его лекторское дарование осталось бы уделом мемуарных воспоминаний, а его опубликованные исследования ставили автора лишь в один ряд с наиболее крупными историками конца XIX века, но не более того. Курс русской истории, как бы его ни оценивали в прошлом, остается памятником русской исторической мысли, содержащим в себе концепцию исторического развития России. В этом его основное значение (1. С. 12-13). В введении к нему он заявляет, что имеет в виду заняться «социологическим» изучением русской истории как «местной истории» и будет излагать «факты политические и экономические, с их разнообразными следствиями и способами проявления и - только, ничего более». И действительно, в своих лекциях он обращает большое внимание на ход колонизации и её результаты, на «политические и общественные формы», на внутренние политические отношения, на состав общества, на то положение и взаимное отношение, какое устанавливалось между социальными классами под влиянием экономических и иных условий, и т.п. (8. С. 55) В.О. Ключевский отождествлял социологию с конкретной историей, что служило философским оправданием для изучения эволюции отдельного народа и методологическим фундаментом его «Курса русской истории». Пристрастие историка к индивидуальному, особенному, оригинальному, специфическому, случайному всегда отмечалось исследователями его творчества. Тем самым он отошёл от схемы исторического процесса, предваряющей исследование. Когда он говорил о периодах русской истории, то последние у него вырастали из конкретного материала, присущего только истории данного народа.
Никаких общих этапов социального развития он не признавал, и, следовательно, не использовал (7. С. 46). В конце XIX столетия в русской исторической литературе шёл спор о том, как строить и преподавать курс национальной и всеобщей истории. Почти все участники полемики стояли на позиции необходимости «новой исторической науки», преодоления традиционной трактовки, за социологический подход к историческому материалу. Задачу преподавания истории видели не столько в ознакомлении с ходом событий, сколько в понимании процесса исторического развития. Спор шёл о том, в чём проявляется существенное со всемирно-исторической точки зрения: в том ли, что типично, общо и закономерно; сводится ли к событиям, которые оказали наибольшее влияние на судьбы человечества, или, наконец, где то или другое начало проявилось наиболее полно и отчётливо. Концепция В.О. Ключевского ближе всего примыкала к последней точке зрения. Р.Ю. Виппер особо ценил в его курсах по русской истории именно наличие всемирно-исторической точки зрения. Что же касается синхронного изложения событий, связанного с тем, что В.О. Ключевский считал одной из задач истории цивилизации, его курсы шли в плане социологической истории. Основной принцип концепции В.О. Ключевского - принцип синхронности, взаимосвязанности, взаимообусловленности в развитии народов, населяющих Европу, требование при построении курса истории руководствоваться в качестве конструирующего начала выделением тех стран и событий, в которых наиболее колоритно и полно выступают ведущие стороны в эволюции общежития, и, наконец, мысль о существовании определённого набора качеств, присущих обществу и время от времени вновь дающих о себе знать.
Всё это порождает представление об ограниченном числе образующих его элементов и самих комбинаций, о некой неизменной основе человеческого общества, об органическом тождестве его во все времена. Ключевский решающую роль в историческом процессе отводил коллективному началу, сознательно отодвигая индивида на второй план.
Сказанное не означает, однако, что он не любил или не был способен на выразительные характеристики исторических персонажей. Наоборот, как известно, он являлся непревзойдённым мастером этого искусства. Но деятели, которых он так выразительно описывает, предстают, прежде всего как выразители своего времени, в действительности весьма ограниченными в своих возможностях. Другой характерной особенностью мировоззрения В.О. Ключевского была идея постепенности, унаследованная им от С.М. Соловьёва и Ф. Гизо. Роль исторического гения в традиционной трактовке в сознании историка не совмещалась с принципом эволюционизма, чем и обусловлено занижение им оценки «героев», доходящее порой до подлинного развенчания последних. (7. С. 46-47). Концепция исторического процесса в России, отраженная Ключевским в Курсе, противостояла взглядам государственной школы русских историков второй половины XIX века, концентрировавших первостепенное внимание на роли государства в истории общества и проблеме его управления часто в чисто правовом аспекте. Все предшествовавшие Ключевскому русские историки, издававшие труды с систематическим изложением истории России, придерживались фактологического или проблемно-фактологического изложения. Весь огромный опыт лекционной деятельности помог Ключевскому порвать с этой традицией. Его Курс был первой и до настоящего времени единственной попыткой проблемного подхода к изложению Российской истории. Кроме того, опыт чтения курсов и по всеобщей истории привел его к отрицательному отношению к устоявшемуся взгляду об исключительно самобытном характере исторического пути России. Он ставил вопрос об общеисторическом процессе, в котором каждая местная история имеет своеобразие: «Рассматривая явления в очень большом масштабе, всеобщая история сосредоточивается главным образом на культурных завоеваниях, которых удалось достигнуть тому или другому народу. Наоборот, когда особо изучается история отдельного народа, кругозор изучающего стесняется самым предметом изучения….Мысль сосредоточивается на других сторонах жизни, углубляется в самое строение человеческого общества, в то, что производит эту причинную связь явлений, т. е. в самые свойства и действие исторических сил, строящих общежитие. Изучение местной истории даёт готовый и наиболее обильный материал для исторической социологии». В своём общем курсе Ключевский преимущественно придерживается собственно исторического понимания нашего прошлого, в значительной мере соподчиняя ему ту социологическую точку зрения, с которой он приступил к своим исследованиям по истории учреждений и социально-экономических отношений: для такого именно понимания он и пользуется социологическим методом изучения фактов русской истории. В самом деле, Ключевский изображает историческую личность русского народа в её развитии, оттесняет зависимость хода нашей истории от «встречи» разного рода условий, от местных особенностей и от «внешних обстоятельств», даже как будто подчеркивает сравнительно большее с течением времени влияние последних и не упускает из виду исторических лиц, «по неизведанным ещё причинам от времени до времени появляющихся в человечестве»; но, вместе с тем, он всё же продолжает применять «социологический метод» к изучению причин и последствий этих фактов: он не столько описывает их, сколько исследует, каким образом они возникли и, в особенности, какое влияние они оказали на жизнь русского общества, на его «строение» и его «движение» (8. С. 62). Ключевский не видел возможности в ближайшем будущем определить закономерности исторического процесса, но сама постановка проблемы об общих законах истории человечества весьма показательна для уровня его научного видения. Разумеется, В.О. Ключевский не придерживался марксистского подхода к формационному социально-экономическому пониманию исторического процесса. Свою концепцию он строил на взаимодействии исторических сил, каждое из которых в разные моменты истории в силу конкретных обстоятельств может приобрести определяющее значение. (1. С. 15) В.О. Ключевский опирался на уже многочисленные этнографические описания второй половины XIX века. Он писал о сложении говора, о народных поверьях, характере освоения новых территорий и хозяйственном быте. «В Европе нет народа менее избалованного и притязательного, приученного меньше ждать от природы и судьбы и более выносливого», - писал В.О. Ключевский (2. Т.4. С. 57), а потому, продолжал он, «ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс» (2. Т.4. С. 60). Особенности природы и хозяйственного быта, по мнению В.О. Ключевского, обусловили и психический склад великороссов; он мыслит и действует, как ходит. Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского проселка? Точно змея проползла. А попробуйте пройти прямее: только проплутаете и выйдете на ту же извилистую тропу (2. Т.4. С. 62). Будучи чуждым всякому шовинизму, Ключевский объективно оценивал взаимоотношения расселявшихся на территориях междуречья Волги и Оки русских крестьян и финнов. Он не только рассматривал процесс мирной, на бытовой основе, ассимиляции финского населения русью, но и обратное следствие этого процесса - влияния финнов на русь, считая, что и то и другое составляет «этнографический узел вопроса о происхождении великорусского племени» (2. Т.4. С. 44). Мысль о взаимовлиянии территориально и хозяйственно соседствующих этнических элементов до настоящего времени имеет огромное значение при исследовании всего русского колонизационного процесса, который сам Ключевский рассматривал основным в истории России. Социологический анализ русской истории позволял Ключевскому выходить на новые темы или нестандартно решать вопросы, о которых уже писалось в литературе. Так, он поднял относительно мало затронутый русской наукой вопрос о ценности и хозяйственном значении денег, точнее, нашего рубля, о колебаниях его покупательной способности на протяжении большого временного цикла. И хотя статья была посвящена в первую очередь методологическим технико-историческим процедурам, демонстрируя как по хлебным ценам можно проследить колебания стоимости старого рубля и через него экономическую жизнь в минувшие века, ввиду того, что в ней поднимались и связывались в единое объяснение многие эмпирические данные (таможенные сборы, хлебный оброк, цены на хлеб в разных районах, движение цен в зависимости от неурожая, войн, заграничного спроса на хлеб и т.п.) она имела важное социологическое значение и была необычной для описательной историографии. Сказал он новое слово и в проблеме происхождения крепостного права. Традиционная точка зрения (Б. Чичерин и другие) сводила проблему к действию правительственных указов. Ключевский же в крепостном праве увидел итог долгого эволюционного процесса отношений землевладельцев и землепользователей разных рангов, практики арендных договоров и долговых обязательств. Крестьянство садилось на участок земли, получая обычно у помещика небольшую ссуду и при выходе обязано было вернуть ее и таксу за дом, двор. При неустойке стоимость долгов возвышалась и крестьянин механически прикреплялся к земле. Он конечно мог бежать, что кое-кто и делал (так возникло казачество), но это было опасно. "Крестьянское право выхода замирает само собою без всякой законодательной отмены его, прямой или косвенной с конца XVI в. - делает вывод Ключевский, - Что касается правительства, то оно спохватилось, когда институт крепостного права уже был фактически создан и не считаться с ним было уже нельзя. " До Ключевского Смутное время представляли фантасмагорией, нагромождением случайных фактов. А он различил новые социальные, классовые силы этой перестройки XII в., с их разными программами, кандидатами на престол и т.п. Перерыв династии Ивана Калиты неизбежно породил гражданский, политический и идейный разлад. Во-первых, популярная политическая философия той поры гласила - государь и государство едины, но "когда династия пресеклась, государство оказалось ничьим, люди растерялись". Некому подчиняться, "стало быть, надо бунтовать" [2. Т. 3. С 64-65]. Началась повсеместная дезинтеграция властных структур, вера в законность власти в глазах масс была подорвана. Во-вторых, различные слои и классы московского общества выдвинули своих ставленников на верховную власть. В условиях тотального брожения самые подлые, незаконные приемы борьбы считались приемлемыми, тем более что интересы этих слоев были непримиримыми. Новые же политические идеи - выборности царя народом, конституционного контроля над ним, единства государства и народа казались заморской диковинкой, плохо входили в практику, ибо посягали на привычные традиции. Для народной массы XII в. "выборный царь был такой же несообразностью как выборный отец или выборная мать" [2. Т. 3. С. 65]. Вот почему массовые сомнения в народном избрании, как достаточно правомерном источнике верховной власти, не обеспечили авторитет и продолжительность правления ни умному Б. Годунову, ни хитрому В. Шуйскому и открыли дорогу самозванству. Выход из смуты был обнаружен в создании центральной власти, соединяющей новое (идея выборности династии) и старое (наличие хоть каких-либо дальних кровно-родственных связей с линией Калиты) (6). Ключевский отрицательно относился к мнению славянофилов о том, что наша история якобы не знала борьбы власти с народом, к марксистской трактовке отношений власти и народа только в понятиях эксплуатации и борьбы, отрицания известной солидарности и поддержки. В равной степени он отвергал предположение народников о том, что в нашем прошлом не было места капиталу и связанных с ним специфических явлений народной жизни. Это ставило его в оппозицию к известным общественным течениям и их доктринам. Обычно социологи той поры весьма упрощали картину социальной дифференциации, сводя ее к двум-трем классам и борьбе или сотрудничеству между ними. Ключевский описывал множество расслоений населения, особенно городского, так что социальная структура и стратификация русского общества в его изложении носила сложный, комплексный характер.
Многолетнее изучение Ключевским социально-политического и экономического статусов членов нескольких Московских земских соборов за XVI-XVII вв., социологически убедительно доказало административно-инструментальный характер этих учреждений. Этот анализ (Ключевский его посвятил своему университетскому учителю Б. Чичерину) считается исследованием высокого образца. Ключевский поименно выявил всех избранных в земские соборы, проверил в архивах их происхождение, статус, дальнейшую судьбу и доказал, что русское народное представительство в отличие от западноевропейского не было противовесом централизму и возникло "не для ограничения власти", а для ее укрепления, ибо соборы, эти русские органы самоуправления, были переполнены должностными, административными лицами. Источником полномочий соборного представителя было не поручение, возложенное на него избирателями по личному к нему доверию, а более серьезная вещь - доверие правительства, основанное на общественном и административном положении доверенного лица, в соединении с его властью и ответственностью начальника. Иными словами, это были скорее агенты правительства, чем депутаты народа. Земское представительство возникло у нас из потребностей государства, а не усилий самого общества, явилось по призыву правительства, а не выработалось из жизни народа. Ключевский никогда не терял научного самообладания, которое не позволяло ему плоско морализировать по поводу прошлого. Строй его текстов эпически спокоен. Единственные средства "суда историка", к которым он прибегал - насмешка или сарказм. Но и они органично вплетены в текст, подчиняясь логике изложения, не претендуя на самостоятельное значение. Любовь к своему народу и отечеству, по Ключевскому, включает в себя умение говорить о нем правду. "Надобно быть большим патриотом, чтобы любить самые недостатки родной страны, но вовсе не нужно переставать быть им, чтобы заметить и понять эти недостатки" [3. С. 375]. Он видел светлые и высокие стороны русской жизни, наряду с темными и недостойными. Сливаясь с лучшими свойствами своего народа, Ключевский с беспристрастием настоящего ученого и "скорбью родного и близкого человека" (А. Кони) указывал и на недостатки: слабое развитие и рабскую приниженность личности, на случайность и подавленность общественного мнения, жестокие крайности редкого социального протеста, общую грубость нравов, вероломство и восточную хитрость политических приемов борьбы.
Среди исторически воспитанных свойств национального характера Ключевский выявил несколько противоречий: склонность томиться размеренной и самодовольной жизнью, словно это вовсе не жизнь, и противоположное желание - "дразнить счастье, играть в удачу", именно отсюда наше знаменитое "авось", "либо грудь в крестах, либо голова в кустах": удивительная способность русского человека к напряженному, но кратковременному труду и отвращение к труду размеренному и постоянному: легкость преодоления опасностей, препятствий и неумение с тактом и достоинством выдержать успех, склонность скоропалительно "подводить итоги насчет искусства составлять сметы". Ключевский не смотрел на национальный характер (или, по его словам, "народный темперамент"), как на нечто раз и навсегда данное. Он признавал его историческую изменчивость, зависимость как от естественных, так и от социокультурных детерминант, но видел и долго действующие константы, в частности влияние природы. "В борьбе с неожиданными метелями и оттепелями, с непредвиденными августовскими морозами и январской слякотью и вырастающих на них житейских случайностях" русский человек "стал больше осмотрителен, чем предусмотрителен, выучил больше замечать следствие, чем ставить цели"... Это умение и есть то, что мы называем задним умом, которым так крепок русский человек [2. Т. 1. С. 390-391].
"Наши песни, пейзажи, живопись... - спрашивал Ключевский, - какие чувства они оставляют? Веселые или печальные? Ни то, ни другое: грусть!"
По Ключевскому, это национально русское, народное настроение. И на Западе это чувство знают, но оно там спорадическое явление личной жизни (сплин, хандра), на Востоке к этому чувству "примешивается вялая, безнадежная опущенность мысли", и из этой смеси образуется грубый психологический состав, называемый фатализмом. "Народу, которому пришлось стоять между безнадежным Востоком и самоуверенным Западом, досталось на долю вырабатывать настроение, проникнутое надеждой но без самоуверенности, а только с верой" (16. С. 135-136). Eго смиренный рефрен: "...да будет воля Твоя". (6)
Как демократ и эволюционист Ключевский верил в то, что Россия рано или поздно перейдет в период "правового государства" и либеральных свобод, ибо многовековое дворянское правление, по его убеждению, находится уже в глубочайшем кризисе, а самовластие как политический принцип не обеспечивался признанием со стороны "гражданской совести". Ключевский открыто выступал против воинствующего национализма и антисемитизма, всё более склоняясь к либеральной оппозиции самодержавию. Однако на вопрос: "как скоро наступит желанное время, он давал, по многочисленным свидетельствам, уклончивый, даже пессимистический ответ. Но это был ответ, по воспоминаниям П. Милюкова, «очень умного и проницательного человека, а... не брюзжание старика».
Ключевский не доверял политическому номинализму, близоруким политическим программам, партийным расчетам. Его лично завораживала медленная, но верная работа "стихийной необходимости" (6). Историко-социологическая концепция Ключевского имела в дальнейшем как сторонников, так и критиков, резоны и предпочтения тех и других были временами вполне законными. Иногда жаловались на отсутствие у Ключевского и "цельного общественного мировоззрения" (П. Милюков), а иногда - на отсутствие связного изложения этого мировоззрения в едином общем томе и трудности его восстановления по обширному эмпирическому материалу, где это мировоззрение обнаруживается в отдельных умозаключениях (С. Голубцов). То писали о его своеобразном одиночестве среди всех главных течений русской общественной мысли (А. Пресняков), то - об основании им нового направления в ней (А. Лаппо-Данилевский), то оценивали как идеалиста (В. Хвостов, А. Пресняков), то как исследователя, преувеличивающего роль материального географического фактора (И. Лиоринцевич) и т.п. Вероятно, в этих оценочных несогласованиях частично лежат особенности многогранной и творчески мощной фигуры самого Ключевского, а частично - личные пристрастия его интерпретаторов. И все же следует согласиться с мнением благодарных современников: духовное наследие Ключевского есть "замечательный памятник нашего национального самосознания (6).
3. Ключевский <#"justify">К наследию великого ученого полезно и поучительно обратиться и в наше время. Но не с точки зрения его заслуг в исторической науке - они давно и высоко оценены и признаны в стране и за рубежом. Уделим внимание важным выводам ученого, касающимся развития современной России, его предвидениям. Это тем более интересно, что Ключевский, как и мы, жил в период смены веков. Актуальна ли для нас, граждан России начала XXI века, характеристика страны и ее проблем, которую великий историк дал на рубеже XIX-XX вв.? В лекциях и научных произведениях Ключевский не всегда имел возможность открыто высказать мысли, волновавшие его. Поэтому большое значение имеют дневники, которые он вел много лет.
Замечателен по своей краткости и точности рецепт Ключевского нормального и эффективного развития российского общества: "Изучение нашего прошлого небесполезно - с отрицательной стороны. Оно оставило нам мало пригодных идеалов, но много поучительных уроков, мало умственных приобретений и нравственных заветов, но такой обильный запас ошибок и пороков, что нам достаточно не думать и не поступать, как наши предки, чтобы стать умнее и порядочнее, чем мы теперь". Сторонник проблемного подхода в изложении русской истории Ключевский с помощью анализа прошлого и настоящего имел возможность довольно точно заглянуть в будущее. В 1905 году, в годовщину основания университета, Ключевский произнес пророческие слова: "Николай II <#"justify">Заключение
История социального развития дореволюционной России - это тот пласт культуры, который во многом предопределяет тенденции и закономерности современного развития нашей страны. Но исследования дореволюционного этапа отечественной социологической мысли развивались односторонне. Особое внимание уделялось изучению марксистско-ленинским теоретико-методологическим установкам, теориям таких же таких ученых, как В.О. Ключевский, Н.К. Михайловский, М.М. Ковалевский, Б.Н. Чичерин, П.Л. Лавров и других отечественных историков и социологов, не придавалось должного значения в науке. Более того, по мнению известного исследователя творчества В.О. Ключевского - академика М.В. Нечкиной (4), его трагедия состояла в том, что он не по-марксистски истолковывал сущность «классов», «капитала», «классовой борьбы», ввиду чего значимость его методологической концепции как немарксистской отрицалась. Отсюда творчество В.О. Ключевского оставалось недостаточно исследованным.
Формирование мировоззрения В.О. Ключевского происходило в переломную эпоху отечественной истории, в условиях пореформенной России конца XIX - начала XX века, когда обострилась идеологическая борьба между материалистическим пониманием истории и идеалистическим объяснением общественного развития. Однако Ключевский выступил как оригинальный мыслитель, который пошел своим путем и стал разрабатывать методологические принципы, отличающиеся от общепринятых.
В.О. Ключевскому удалось усвоить прогрессивные традиции отечественной науки. Не противопоставляя историю и социологию, он создал новую оригинальную концепцию, на основе которой было рождено новое направление в науке - историческая социология.
В.О. Ключевский первым из историков подверг изменению теоретико-философские основы государственной школы русской историографии, представители которой рассматривали философскую систему Гегеля как высшее достижение. Вся его научная и общественная деятельность характеризуется переходом к неокантианской критике Гегелевской философии, к позитивизму.
Философско-исторические представления Ключевского сложились в оригинальную, хотя, возможно, и не до конца понятийно оформленную, концепцию русского исторического процесса. Подход Ключевского был осознанно направлен, во-первых, против славянофильской концепции истории, видевшей в древнерусской истории единство народа с государством, во-вторых, против марксистской доктрины, рассматривавшей историю как борьбу классов и, в-третьих, против народнического подхода, считавшего, что русская история указывает на отсутствие капиталистических отношений.
Центральное место в созданной модели В.О. Ключевского принадлежит познанию происхождения, хода и условий, форм и природы человеческого общежития. В результате им был выдвинут тезис о том, что изучение природы общежития должно со временем привести к возникновению науки об устройстве общежития, - социологии.
Ключевскому принадлежит приоритет в разработке проблем российской истории с позиций социологии. Ему удалось создать новую методологическую концепцию изучения исторического процесса. В поисках таковой он вышел из рамок историко-юридического течения, обратившись к исследованию социальных проблем, классов и групп, их связи с политическими учреждениями страны, с историей и динамикой социальной структуры общества.
На основе своей концепции Ключевский В.О. сформировал «Московскую школу», - создавшую новую научную концепцию в русской историографии, которую и за рубежом называют «научной парадигмой московской школы». Представителями ее были такие ученые, как П.Н. Милюков, М.К. Любавский, Н.А. Рожков, М.М. Богословский, А.А. Кизеветтер, Ю.В. Готье.
На основе социологического подхода к анализу развития общества Ключевскому удалось сформулировать отличительные черты его «школы», которая расширила тематику исторического исследования и преобразила облик русской историографии. Творческое наследие Ключевского является значительным вкладом в теорию, историю и методологию социологии, получило дальнейшее развитие в идеях и трудах его учеников и заслуживает дальнейшего всестороннего исследования.
С древнейших времен историков занимала проблема социальной функции исторического знания, его действенности. Вновь и вновь перед историками возникал вопрос - «Какое влияние на общество может оказать опыт истории?». Отвечая на этот непростой вопрос, В.О. Ключевский писал: «…история учит даже тех, кто у нее не учится; она их проучивает за невежество и пренебрежение».
И в заключение хочется снова привести слова современника В.О. Ключевского, академика Императорской Российской Академии наук А.С. Лаппо-Данилевского: «Всё шире и глубже охватывая русскую историческую действительность в её цельности, Ключевский много сделал для научной её конструкции и для последующей её разработки: он высказал немало блестящих гипотез и построений, которые всего более будили нашу историческую мысль и двигают её вперёд даже в тех случаях, когда она подвергает критике его собственные предположения.
Вместе с тем Ключевский умел «говорить» не только отвлечёнными формулами, но и живыми образами; они подсказывают читателю многое, что он не мог бы воспринять из строго размеренной речи кабинетного учёного: они дают чувство прошлой жизни и заставляют переживать историческую действительность, а переживание её облегчает деятельное, иногда даже новое понимание того, что было. Ключевский не довольствовался, однако, такими результатами: сам глубоко переживая и прошлое судьбы нашей родины, и социальные реформы шестидесятых годов, и тяжёлую политическую борьбу последних лет, он думал, что история отечества должна иметь также прикладную цель для детей его; своими трудами он хотел содействовать тому, чтобы каждый из нас был «хоть немного историком» и мог «стать сознательно и добросовестно действующим гражданином». И едва ли можно сомневаться в том, что Ключевский в значительной мере достиг своей цели: читая его историю русской народности, каждый из нас чувствует, что он живёт не только в её прошлом, но и для её будущего…»
Список использованной литературы:
1.Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. / Сост., вступ.ст. и примечания В.А.Александрова. - М.: Правда, 1991.
2.Ключевский В.О. Сочинения в 9-ти томах. - М., 1987.
.Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. - М., 1968.
.Нечкина М.В. Василий Осипович Ключевский. - М.,1974.
5.Игнатов А. «Ключевский <#"justify">6.Голосенко И.. История русской социологии XIX-XX вв.: пособие - М.: Онега, 1995.- (Глава 4. Историческая социология: В.О. Ключевский - с. 115 -135)
7.Погодин С. Н. Социологический метод В.О. Ключевского//Журнал социологии и социальной антропологии. - 2004. - Т. 7, №1.- С. 40-49 .