.
Следует отметить, что ботанический компонент не получает однозначного терминологического обозначения в лингвистической литературе. Среди встречающихся в разных исследованиях терминов можно выделить такие, как: "ботанизм" или "ботанический компонент" [61], "флористическое название" [21; 66; 70; 72], "название растения" [26; 50], "фитоним" [52; 60; 63]. В настоящей работе для обозначения опорного компонента исследуемых фразеологических единиц вслед за Н.Д.Петровой используется термин "ботанический компонент" [61].
Отдельные аспекты структуры и семантики ФЕБК становятся объектом изучения лингвистов уже в 70-е годы. Так, в работе Л.Д.Почепцовой, посвященной исследованию флористических названий в английском языке Австралии, рассматривается использование подобных лексем в составе фразеологизмов [66]. Структурно-семантические особенности фразеологических единиц-австрализмов, в том числе, компаративных ФЕ с флористическими названиями, рассматриваются в работе Л.А.Русецкой [70]. Однако, как отдельный класс фразеологических единиц ФЕБК начинают изучаться лишь в 90-е годы прошлого века в связи со становлением антропоцентрического направления в языкознании и появлением таких лингвистических направлений как лингвострановедение, когнитивная лингвистика и лингвокультурология. В центре внимания лингвистов находятся различные аспекты взаимосвязи понятий "язык - культура - человек". При этом, язык рассматривается как основной национально-специфический компонент культуры, один из наиболее выразительных представителей национальной самобытности, а его фразеологическая подсистема - как важный источник этнокультурной информации, своеобразная энциклопедия народной психологии, философии, мировидения, традиций.
Обзор теоретической литературы показывает, что исследование фразеологического фонда в рамках антропоцентрической парадигмы в языкознании проводится как на материале отдельных языков, например, английского (Н.Д. Петрова 1996, О.В. Городецкая 2002), немецкого (О.Я.Остапович 1999, О.М. Лысенко 2000, Н.В. Любчук 2004), украинского (Л.В. Мельник 2001, О.В. Назаренко 2001) и других, так и в сопоставительном плане, в том числе, на материале русского и украинского (О.П. Левченко 1995), украинского и чешского (Н.В. Лобур 1997), английского и русского (Н.Н.Панченко 1999), русского и греческого (Н.В. Курбатова 2002) и других. При этом, объектом изучения становятся как ФЕ, вербализирующие определенную концептосферу, например, "обман" (Н.Н. Панченко 1999, В.И. Шаховский, Н.Н. Панченко 1999), "лесть" (В.В. Леонтьев 2000) и другие, так и группы фразеологизмов, объединенные наличием однотипного компонента, например, зоонима (А.А. Киприянова 1999, Д.В. Ужченко 2000), этнонима (0.0.Рогач 1999), топонимического компонента (Ю.А. Фирсова 2002) и других.
Ботаническая фразеология на данном этапе развития науки о языке становится объектом исследования в работах Н.Д.Петровой, основной целью которой является экспликация лингво-гносеологических основ динамики фразеологической номинации на материале английской фразеологии природы, в частности, фразеологических единиц с ботаническим компонентом и зоонимами [61], Д.Г.Мальцевой (на материале немецкого языка) [50], Л.И.Даниленко (на материале чешского языка) [26], выполненных в русле лингвострановедческого направления. Изучению ботанизмов (в том числе, в составе фразеологических единиц) с позиций когнитивистики посвящены работы И.Е.Подоляна (на материале английского, немецкого и украинского языков) [63], Н.И.Панасенко (на материале русского и украинского языков) [60], И.И.Рогальской (на материале украинского языка) [68], а также В.В.Калько [31] (на материале украинского языка). С точки зрения метафорической ценности ФЕБК рассматриваются в работах Т.В.Маркеловой [52] и Т.В.Леонтьевой [48] (на материале русского языка).
Функционирование ботанизмов в фольклорных текстах и поэзии является объектом исследования в работах В.В.Галайчука [21] (на материале украинского языка), а также С.А.Сидневой (на материале новогреческого языка) [76].
Отдельные аспекты структуры и семантики ФЕБК являются объектом исследования в работах Л.Д.Почепцовой, исследующей проблему флористических названий в английском языке Австралии [66], Л.И.Даниленко, рассматривающего фразеологизмы с компонентами-названиями цветов и их народной интерпретации на материале чешского языка [26], И.И.Коломиец, анализирующей функционально-стилистический аспект ботанических компонентов в современной украинской поэзии [34], а также во многих других работах.
Однако, следует отметить, что несмотря на активное исследование ФЕБК в современной лингвистике, специальные работы, посвященные их сопоставительному изучению ФЕБК в лингвокультурологическом аспекте на материале английского и русского языков отсутствуют, что и обуславливает актуальность данного исследования.
Объектом исследования в данной работе выступают разнообразные по структуре и семантике фразеологические единицы с ботаническим компонентом в современном английском и русском языках.
Предметом исследования является сопоставительное изучение структурно-грамматических и лексико-семантических особенностей английских и русских ФЕБК как единиц, отражающих национальный менталитет и национально-культурное своеобразие соответствующих этносов.
Целью данной работы является комплексный сопоставительный структурно-семантический анализ ФЕБК английского и русского языков с учетом особенностей их корреляции с культурой и картиной мира народов-носителей соответствующих языков.
Поставленная цель достигается путем решения следующих задач:
рассмотреть основные проблемы изучения фразеологических единиц с позиций лингвокультурологии;
определить место и роль ФЕБК в английской и русской языковой картине мира;
выявить наиболее продуктивные структурно-грамматические модели ФЕБК в английском и русском языках;
провести семантическую классификацию ботанических компонентов в составе английских и русских фразеологических единиц;
определить национально-культурные коннотации исследуемых единиц;
исследовать основные концепты, представленные в ботанической фразеологии сопоставляемых языков, с целью описания универсальных и культурно-специфических признаков в видении мира и отражении его фрагментов в указанных единицах;
исследовать оценочные коннотации английских и русских ФЕБК.
Для решения вышеперечисленных задач в работе используются следующие методы научного исследования: метод сплошной выборки; метод фразеологического анализа, существующий в двух разновидностях (метод фразеологической идентифткации и метод фразеологического описания); метод дистрибутивного анализа; метод компонентного анализа; метод культурно-исторического описания; элементы количественных подсчетов.
Материалом исследования послужили 500 ФЕБК английского языка и 500 ФЕБК русского языка, отобранные методом сплошной выборки из современных одно- и двуязычных фразеологических, лингвострановедческих, толковых словарей, а также сборников пословиц и поговорок (см. СПИСОК ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ, с. 95).
Апробация результатов исследования. Результаты исследования докладывались на межвузовских студенческих научных конференциях "Сопоставительное изучение романских и германских языков и литератур" (Донецк, 2007, 2008), и опубликованы в виде тезисов докладов в сборниках научных работ: Ивасива Т. Компонентный состав и семантический диапазон фразеологических единиц с ботаническим компонентом в английском и русском языках // Матеріали міжвузівської наукової студентської конференції "Зіставне вивчення германських та романських мов і літератур". - Донецьк: ДонНУ, 2007. - С. 90-91; Ивасива Т. Сопоставительный анализ символики ботанических компонентов во фразеологических единицах современного английского и русского языков // Матеріали міжвузівської наукової студентської конференції "Зіставне вивчення германських та романських мов і літератур". - Донецьк: ДонНУ, 2008. - Т.1. - С. 139-140.
ГЛАВА 1. ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ В ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ
1.1 Взаимоотношение языка и культуры как предмет лингвистического исследования
Вопрос взаимоотношения языка и культуры привлекал внимание еще древнегреческих мыслителей. Так, например, Пифагор советовал "для познания нравов какого-либо народа" прежде всего изучить его язык [17, с. 64]. В рамках языкознания как самостоятельной науки макролингвистическая проблематика, т.е. вопрос соотношения таких понятий как "язык" и "общество", "язык" и "культура", "язык" и "личность", впервые получила развитие в работах В. фон Гумбольдта [24-25] и Л.А.Потебни [65]. Немецкий исследователь Вильгельм фон Гумбольдт, называя язык "дыханием, душой" нации, отмечал, что "духовное своеобразие и строение языка народа пребывают в столь тесном слиянии друг с другом..., что трудно представить себе что-либо более тождественное", т.е. язык является своеобразным зеркалом культуры, в котором отражается не только реальный мир, окружающий человека и реальные условия его жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира [24, с. 68].
В первой половине XX века проблема взаимоотношения языка и культуры была оттеснена на второй план в связи с развитием структурализма, ограничивавшегося изучением "языка в себе и для себя". Тем не менее, следует упомянуть имена таких исследователей данного периода как Э.Сепир [73] и Б. Ли Уорф [94], в работах которых значительное место отводится лингвокультурологической тематике. По мнению Э.Сепира, язык является символическим руководством к пониманию культуры, а следовательно, языкознание имеет стратегическое значение для методологии общественных наук [73, с. 162].
С.Г.Воркачев отмечает, что в конце ХХ века в рамках изменения научной парадигмы гуманитарного знания на место системно-структурной и статической парадигме приходит парадигма антропоцентрическая, функциональная, когнитивная и динамическая, возвратившая человеку статус "меры всех вещей" и вернувшая его в центр мироздания.
Так, в конце прошлого века проблема взаимодействия языка и культуры получила освещение на качественно новом уровне в связи со становлением антропоцентрической парадигмы в языкознании и оформлением антрополингвистики в самостоятельную научную дисциплину, а также появлением таких новых научных дисциплин как этнолингвистика, лингвострановедение и лингвокультурология.
С.Г.Тер-Минасова отмечает, что язык в рамках новых дисциплин выступает сокровищницей, кладовой, копилкой культуры. Язык хранит культурные ценности - в лексике, в грамматике, в идиоматике, в пословицах, поговорках, в фольклоре, в художественной и устной речи; язык - передатчик, носитель культуры, он передает сокровища национальной культуры, хранящейся в нем, из поколения в поколение; язык - орудие, инструмент культуры. Он формирует личность человека, носителя языка, через навязанные ему языком и заложенные в языке видение мира, менталитет, отношение к людям и т.п. [89, с. 126-127].
Как указывает О.А.Радченко, язык - это мир, который расположен посередине между являющимся внешним миром и миром, действующим в нас. Будучи таким промежуточным миром, язык предоставляет в распоряжение своего носителя уникальную коллекцию результатов конкретных познавательных актов, предпринимавшихся в течение столетий задолго до рождения этого носителя и манифестирующихся в понятийно детерминированных системах языковых знаков. Совокупность таких систем представляет "картину мира" данного языка и его носителей, особый "ментальный мир" данного языкового сообщества [67, c. 96 - 100].
Одной из интереснейших концепций, объясняющих связь языка и культуры, является концепция В. фон Гумбольдта, который считает, что национальный характер культуры находит отражение в языке посредством особого видения мира. Язык и культура, будучи относительно самостоятельными феноменами, связаны через значения языковых знаков, которые обеспечивают онтологическое единство языка и культуры. Каждый конкретный язык представляет собой самобытную систему, которая накладывает свой отпечаток на сознание его носителей и формирует их систему мира [24, c. 51-52].
Основные положения концепции В. фон Гумбольдта можно свести к следующему: 1) материальная и духовная культура воплощаются в языке; 2) всякая культура национальна, ее национальный характер выражен в языке посредством особого видения мира; языку присуща специфическая для каждого народа внутренняя форма; 3) внутренняя форма языка - это выражение "народного духа", его культуры; 4) Язык есть опосредующее звено между человеком и окружающим его миром [24, с. 51- 55].
Автор полагает, что любой язык содержит в себе во всякий момент своего существования выражение всех понятий, которые только могут развиться в нации. Каждый язык в любой момент своей жизни точно соответствует взятому в тот момент мыслительному объему нации. Наконец, всякий язык в любом из своих состояний образует целое некоего мировидения, содержа в себе выражение для всех представлений, которые нация составляет себе о мире, и для всех ощущений, которые мир вызывает в ней [24, с. 56].
Развивая эту мысль, В.А.Маслова, указывает, что поскольку каждый носитель языка одновременно является и носителем культуры, то языковые знаки приобретают способность выполнять функцию знаков культуры и тем самым служат средством представления основных установок культуры. Именно поэтому язык способен отображать культурно-национальную ментальность его носителей [53, c. 26-27].
О.В.Назаренко указывает, что язык - это деятельность индивида, которая тесно связана народным самосознанием. Автор подчеркивает, что язык, несмотря на все внешнее влияние, сохраняет свою индивидуальность. Язык представляет собой сочетание собственно языкового характера, с тем, который язык перенял от нации. Таким образом, язык может быть построен только с помощью нации, которой он принадлежит [56, с. 3].
О.А.Радченко подчеркивает, что в языке нет ничего случайного, ничего произвольного, конкретный народ говорит так, как думает, и думает так, поскольку он так говорит, и то, что он так думает и говорит, в существенной степени коренится в целом его духовных и физических задатков.
Язык, не будучи, по мысли В. фон Гумбольдта, свободным продуктом конкретного человека, а принадлежащий всей нации, выступает в качестве переходного пункта от субъективности к объективности, от всегда ограниченной индивидуальности к охватывающему одновременно все в себе бытию, поскольку именно в языке смешиваются, очищаются и преобразуются способы представления всех возрастов, полов, сословий, различий в характерах и интеллекте одного и того же этноса, а затем, вследствие перехода слов из других языков, различных наций, и, наконец, в ходе все более тесных контактов, всего рода человеческого [25, с. 13].
Как указывает О.А.Радченко, язык не является просто средством общения, он - выражение духа и мировидения говорящего. Общение - незаменимое вспомогательное средство развития языка, однако далеко не единственная цель, на которую он работает и которая, напротив, обретает свою конкретную точку все же в конкретном человеке, в той степени, в какой его можно отделить от человечества [67, с. 96 - 97].
Автор подчеркивает, что не извлеченное, всеобщее понятие человеческого духа и человеческого мышления является причиной языков, а целая, полная и живая народная индивидуальность. И ее можно изучать не как таковую, а именно на ее продукте - языке. Язык обладает, помимо этого, внешним, независимым от конкретного говорящего бытием, и это распространяется на его грамматический строй. [67, с. 99-103].
Э.Сепир утверждает, что язык не существует вне культуры, вне социально унаследованной совокупности практических навыков и идей, характеризующих наш образ жизни. Содержание языка неразрывно связано с культурой. Язык в своей лексике более или менее точно отражает культуру, которую он обслуживает, история языка и история культуры развиваются параллельно [73, с. 185 - 194].
Такую точку зрения разделяет Бао Хун, который отмечает, что в современном языкознании взаимная связь языка и культуры не вызывает сомнений. Каждый язык неотделим от культуры, которая составляет его содержательный аспект. Язык не только сиюминутно отражает современную культуру, но и фиксирует ее предыдущие состояния и передает ее ценности от поколения к поколению. Кроме того, язык играет активную роль, воспроизводя логическую мыслительную картину мира, внося в нее своеобразные коррективы, накладывая на понимание свой след. В сознании появляется, наряду с определенной системой мыслей, отражающей картину мира, лингвистическая картина мира, сопутствующая первой, но не всегда полностью ей соответствующая. Эта лингвистическая картина мира варьируется от языка к языку. Поэтому механизм языкового выражения в действительности не может быть единым для всех языков [7, с. 305 - 310].
С.Г.Воркачев, представляя мнение ряда ученых, полагает, что язык, культура и этнос неразрывно связаны между собой и образуют средоточие личности - место сопряжения ее физического, духовного и социального Я.
Д.О.Добровольский упоминает о том, что в понятие национальной культуры включается максимально широкий круг языковых явлений. Подобная точка зрения восходит к идеям В. фон Гумбольдта о внутренней форме языка и воплощении в языке "духа нации". "Духовное присвоение действительности" происходит под воздействием родного языка, так как мы можем мыслить о мире только в выражениях этого языка, пользуясь его концептуальной сетью, то есть, оставаясь в своем "языковом круге". Следовательно, разные языковые сообщества, пользуясь разными инструментами концептообразования, формируют различные картины мира, являющиеся, по сути, основанием национальных культур [29, c. 41 - 44].
С.Г.Тер-Минасова к компонентам культуры, несущим национально-специфическую окраску, относит как минимум следующие: традиции, обычаи, обряды, бытовую культуру, тесно связанную с традициями, повседневное поведение (привычки представителей некоторой культуры, принятые в некотором социуме нормы общения), "национальные картины мира", отражающие специфику восприятия окружающего мира, национальные особенности мышления представителей той или иной культуры, а так же художественную культуру, отражающую культурные традиции того или иного этноса [89, c. 56 - 61].
Согласно мнению Г.В.Колшанского, в связи с тем, что в языке закрепляется общественное сознание, тексты как результаты общественной деятельности содержат понятийное богатство разума. В этом случае язык является и бесспорным свидетелем как всего длительного пути накопления знаний, так и всех успешных и безуспешных поисков истины в познании объективных закономерностей мира. Язык является как бы звуковой книгой, в которой запечатлены все пути понятийного усвоения мира человеком на всем протяжении его истории [35, c. 78-79].
Г.В.Колшанский также указывает, что в языке находит свое отражение бесконечное разнообразие условий, в которых добывались человеком знания о мире - природные особенности народа, его общественный уклад, исторические судьбы, жизненная практика и т.д. Язык не может создавать отдельного от человеческого сознания мира, ибо он сам по себе уже выражает человеческий мир как форму отражения объективного мира. Даже сквозь все категории языка проглядывают объективные закономерности, хотя своеобразие этих категорий необозримо варьируется в каждом конкретном языке. Язык при этом надо понимать не как перечень или схему категорий, а как средство общения во всех сферах жизни. Однако, некоторые лингвисты полагают, что язык и культура - это разные, не совпадающие по содержанию и функциям сущности. Так, некоторые лингвисты полагают, что если считать культуру достижением человечества, а достижения - это результат сознательной деятельности, то язык таковым не является. Между тем, многие ученые оспаривают данную точку зрения, подчеркивая неразрывность культуры и языка, при этом язык может рассматриваться и как часть культуры, и автономно, отдельно от культуры, и в сравнении с культурой, как равнозначным и равноправным феноменом. В.М.Лейчик полагает, что родство, общее происхождение и общее развитие языка и культуры обуславливаются наличием идентичных, пересекающихся функций, среди них функции, связанные с фиксацией, передачей и обменом информацией между человеческими общностями и индивидами (когнитивная, информационная, семиотическая и другие), а также функции регуляции поведения людей и оценка их поведения с точки зрения определенных предписаний, норм (аксиологическая, регулятивная, экспрессивно-эмоциональная) и функции, связанные с социальным и индивидуальным в культуре и языке (разграничение и интеграция социальных, национальных и иных общностей людей, переход от социализации к индивидуализации и обратно). Таким образом, язык и культура неотделимы друг от друга, так как именно язык отражает культурные особенности этноса как на современном, так и на предыдущих этапах ее развития.
.2 Понятийный и терминологический аппарат лингвокультурологии
Самым молодым ответвлением антрополингвистики на сегодняшний день является лингвокультурология, которая, по мнению С.Г.Тер-Минасовой, представляет собой комплексную научную дисциплину синтезирующего типа, изучающую взаимосвязь и взаимодействие культуры и языка в его функционировании и отражающую этот процесс как целостную структуру единиц в единстве их языкового и внеязыкрвого (культурного) содержания при помощи системных методов с ориентацией на современные приоритеты и культурные установления [89, с. 8].
В.Н.Телия определяет лингвокультурологию как часть этнолингвистки, которая посвящена изучению и описанию корреспонденции языка и культуры в синхронном их взаимодействии. По мнению автора, лингвокультурологическое исследования, посвященные культурно-национальному аспекту значения фразеологизмов, равно как и других языковых сущностей, должны включать в себя сведения о характерологических чертах менталитета, содержание которого проявляется в культурной коннотации. Последняя является одним из базовых понятий лингвокультурологии - научной дисциплины, исследующей воплощенные в живой национальный язык материальную культуру и менталитет, которые проявляются в языковых процессах в их действенной преемственности с языком и культурой этноса [87, с. 97-99].
Автор подчеркивает, что лингвокультурология призвана исследовать и описывать взаимодействие языка и культуры не только в ее этнических формах, но и в формах национальной и общечеловеческой культур в их современном состоянии или в определенные синхронные срезы этого взаимодействия. Под синхронными срезами понимаются определенные периоды или эпохи жизни народа в целом или каких-либо его социальных групп, оказавших заметное воздействие на формирование ментальности народа [87, с. 99-100].
Таким образом, лингвокультурология - это промежуточная между лингвистикой и культурологией дисциплина, основной целью которой является изучение действующих в современном состоянии языка процессов культурно-языкового синтеза. Так как право на существование и зрелость любой дисциплины определяются наличием и степенью сформированности ее категориального аппарата, мы считаем необходимым привести разъяснение ряда терминов, которые являются ключевыми понятиями данной области лингвистики. Основу категориального аппарата лингвокультурологии составляют понятия концептуальной картины мира, языковой картины мира, концепта и языковой личности, а также культурной коннотации.
Стержневым понятием лингвокультурологического направления является теория картин мира, которая берет начало с появления трудов Л.Вайсбергера [11]. В основе данной теории лежит диада "концептуальная картина мира -языковая картина мира", которые рассматриваются как билатеральное единство. Детальной разработкой концепции языковой картины мира занимались такие лингвисты, как Д.А.Добровольский [29 - 30], Г.В.Колшанский [35], О.А.Радченко [67], Б.А.Серебренников [75], В.Н.Телия [85 - 88] и многие другие.
Понятийная или концептуальная картина мира (ККМ) представляет собой "понятийный каркас", "идеальный слепок" объективной реальности, на базе которого носитель языка познает мир и осуществляет коммуникацию с другими носителями языка. Как справедливо отмечает Е.В.Городецкая, концептуальная картина мира тождественна концептосфере того или иного этноса, а следовательно, является этноспецифичной [23, с. 4].
Способом экспликации знаний, создающих концептуальную картину мира, выступает языковая картина мира (ЯКМ), "совокупность закономерностей, содержащихся в категориях (морфологических, словообразующих, синтаксических и лексических), отражающих характерные для данного языка способы видения элементов, из которых состоит мир..., а также существующей в нем иерархии ценностей, признаваемых носителями языка" [99, с. 30].
Согласно В.А.Масловой, каждый язык по-своему членит мир, то есть имеет свой способ его концептуализации. Отсюда можно сделать вывод, что каждый язык имеет особую картину мира, и языковая личность обязана организовывать содержание высказывания в соответствии с этой картиной. И в этом проявляется специфически человеческое восприятие мира, зафиксированное в языке [53, c. 67 - 68].
Бао Хун разделяет данную точку зрения, утверждая, что каждый язык обладает своим собственным способом восприятия и отражения мира и по-своему создает его языковую картину. Осознание этого своеобразия становится более отчетливым в процессе сопоставления с другой системой восприятия. Различие в лингвистической картине мира, отсутствие названий определенных предметов и явлений, существующих в одной культуре и не имеющих аналогов в другой, ведет к отличию в языковом понимании [7, c. 305 - 310].
По словам Г.В.Колшанского, становление картины мира в исторической перспективе проходит путь от начальной точки познания (мифологической, наивной) до научной (например, состояние науки на рубеже ХХ-ХXI вв.), что показывает относительно адекватное представление человека о мире. Язык, по словам автора, выступает как способ закрепления всей отражательной деятельности мышления - деятельности, которая, в свою очередь, неразрывно связана с практической (физической) деятельностью человека [35, c. 78-79].
Автор подчеркивает, что существование языка как материальной формы закрепления мышления человека, а, следовательно, и той совокупности знаний, которыми располагает мышление человека на определенном этапе, создает новую проблему в интерпретации содержания выражения "картина мира". Эта проблема поворачивает вопрос о содержании этого выражения таким образом, что картина мира как совокупность знаний человека о мире подменяется картиной мира, существующей в языке, то есть "языковой картиной мира" [35, c. 79-80].
В.А.Маслова подчеркивает, что языковая картина мира формирует тип отношения человека к миру, т.е. к природе, животным, самому себе как элементу мира и т.д. Она задает нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к миру. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации ("концептуализации") мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка [53, c. 23 - 24].
Как отмечают Н.С.Новикова и Н.В.Черемсина, в структуре каждой языковой картины мира в процессе ее формирования и функционирования действуют, как и в системе любого языка и художественного текста, три пары тенденций-антиномий: а) к устойчивости/ динамике, б) к стандарту/ экспрессии, в) к экономии/ избыточности [57, с. 47].
Таким образом, будучи сложным и многомерным явлением, языковая картина мира включает не только языковую систему, ее единицы и соотношения, но и особенности их использования, обусловленные, среди прочего, такими факторами как представления о мире и система выраженных в языке универсальных и национальных ценностей.
Е.В.Урысон, соглашаясь с мнением многих ученых, пишет о том, что языковую картину мира принято противопоставлять научной. Подчеркивая "донаучный" характер языковой модели мира, ее называют также наивной. Автор указывает, что наивную картину мира принято интерпретировать как отражение обиходных (обывательских, бытовых) представлений о мире. Иными словами, считается, что язык отражает наши самые обычные, житейские представления о том или ином объекте (ситуации). Таким образом, с одной стороны, исследуемый фрагмент языковой модели мира соответствует нашим, никем не эксплицированным, обиходным представлениям о данном кусочке действительности. С другой стороны, этот же фрагмент наивной картины мира может отличаться от научного знания, которое современный образованный человек склонен рассматривать как эталон "правильных представлений". Однако последнему утверждению не противоречит тот факт, что интуитивные представления о вещах не всегда расходятся с научными. Это в большой степени связано с тем, что в модели мира современного человека граница между наивной и научной картинами стала менее отчетливой, поскольку историческая практика человечества неизбежно приводит ко все более широкому вторжению научных знаний в сферу бытовых представлений, отпечатываемых в фактах языка, или к расширению сферы этих бытовых представлений за счет научных понятий
По мнению С.Г.Воркачева "наивная картина мира" как факт обыденного сознания воспроизводится пофрагментарно в лексических единицах языка, однако сам язык непосредственно этот мир не отражает, он отражает лишь способ представления (концептуализации) этого мира национальной языковой личностью, и поэтому выражение "языковая картина мира" в достаточной мере условно: образ мира, воссоздаваемый по данным одной лишь языковой семантики, скорее карикатурен и схематичен, поскольку его фактура сплетается преимущественно из отличительных признаков, положенных в основу категоризации и номинации предметов, явлений и их свойств, и для адекватности языковой образ мира корректируется эмпирическими знаниями о действительности, общими для пользователей определенного естественного языка [17, с. 65 - 68].
Важной составляющей концептуальной картины мира являются концепты, под которыми А.Вежбицкая предлагает понимать объекты из мира идеального, имеющие название и отражающие культурно-обусловленное представление человека о реальности [13, с. 5]. По выражению Ю.С.Степанова, концепт - это как бы "сгусток культуры в сознании человека", опредмеченный в языковой форме [83, с. 40]. По мнению исследователя, концепт является многомерным смысловым образованием, включающим 1) основной, актуальный признак; 2) дополнительный или несколько дополнительных, "пассивных" признаков, являющихся уже не актуальными, "историческими"; 3) внутреннюю форму, обычно вовсе неосознаваемую [83, с. 44]. При этом, в вербализации концептов принимают участие не только отдельные слова, но и идиоматические выражения и прецедентные тексты. Концептосфера того или иного этноса включает как универсальные, так и национально-специфические концепты, причем даже первые могут "окрашиваться" в национальные цвета под влиянием менталитета этноса [23, с. 5]. Наличие в ККМ национально-специфических концептов приводит к появлению лакун, которые свидетельствуют о существовании национальных черт в мировосприятии и категоризации мира разными этносами.
С.Г.Тер-Минасова утверждает, что вопрос о соотношении культурной (понятийной, концептуальной) и языковой картин мира сложен и многопланов. Она не согласна с утверждением, что концептуальная и языковая картины мира соотносятся друг с другом как целое с частью и с тем, что хоть языковая картина и является самой существенной частью культурной картины, она беднее культурной, поскольку в создании последней участвуют, наряду с языковым, и другие виды мыслительной деятельности, а также в связи с тем, что знак всегда неточен и основывается на каком-либо одном признаке. Она полагает, что правильнее говорить не о соотношении часть - целое, язык - часть культуры, но и культура - только часть языка. Значит, языковая картина мира не полностью поглощена культурой, если под последней понимать образ мира, преломленный в сознании человека, то есть мировоззрение человека, создавшееся в результате его физического опыта и духовной деятельности. Культурная и языковая картины мира тесно взаимосвязаны, находятся в состоянии непрерывного взаимодействия и восходят к реальной картине мира, а вернее, просто к реальному миру, окружающему человека [89, c. 54 - 58].
Процесс превращения концептуальной картины мира, реализованной в форме языковых знаков, осуществляется через призму языковой личности, "закрепленного преимущественно в лексической системе базового национально-культурного прототипа носителя определенного языка, своего рода "семантического фоторобота", составляемого на основе мировоззренческих установок, ценностных приоритетов и поведенческих позиций, отраженных в словаре" [17, с. 66]. Как отмечает Ю.Н.Караулов, разработавший концепцию языковой личности, в ее структуре выделяют три уровня, а именно, вербально-семантический, лингвокогнитивный (тезаурусный) и мотивационный. При этом, если личность определенного носителя языка наиболее эксплицитно проявляется на высшем, мотивационном уровне языка, то культурная специфика всей нации проявляется именно на лингвокогнитивном уровне, отражающем систему ценностей нации, ее культурно-специфические характеристики.
По мнению С.Г.Воркачева, под "языковой личностью" понимается человек как носитель языка, взятый со стороны его способности к речевой деятельности, по существу личность речевая. Под "языковой личностью" понимается также совокупность особенностей вербального поведения человека, использующего язык как средство общения, - личность коммуникативная. И, наконец, под "языковой личностью" может пониматься закрепленный преимущественно в лексической системе базовый национально-культурный прототип носителя определенного языка, составляемый на основе мировоззренческих установок, ценностных приоритетов и поведенческих реакций, отраженных в словаре, - личность словарная, этносемантическая [17, с. 66 - 67].
Г.В.Колшанский указывает, что активный процесс отражения действительности в сознании человека сопровождается одновременно активным процессом речепорождения, т.о. осознанный объективный мир закрепляется в качестве мыслительного мира человека, существующего на базе естественного звукового языка [35, c. 77-78].
Согласно мнению В.И.Тхорик, проблемы, связанные с языковой личностью, решались и решаются с ориентацией на необходимость учета роли человеческого фактора в языке, что, в свою очередь, связывается с выявлением отношений между языком и картиной мира. При этом различаются две картины мира - языковая и концептуальная. Автор полагает, что концептуальная картина является богаче языковой картины мира, поскольку в ее создании участвуют разные типы мышления, в т.ч. и невербальные [92, c. 113 - 114].
Как отмечает Н.В.Курбатова, особенности национальной картины мира невозможно постичь, не изучив сознание человека, зафиксированное с помощью языка. Автор справедливо считает, что самым мощным источником интерпретации национальных эталонов служит фразеологический фонд, так как типичность образов, лежащих в основе значения устойчивых единиц, наличие в них символов и эталонов миропонимания есть результат коллективного представления. Национально-культурная значимость устойчивых единиц осознается на основе бессознательного или осознанного соотнесения этого живого значения с кодами культуры, известными говорящему, что составляет содержание национально-культурной коннотации [44, с. 5-6].
К первооочередным проблемам лингвокультурологии относится изучение вербальных средств и способов хранения культурной информации, одним из которых является культурно-национальная коннотация, т.е. "все ассоциативные исторические, бытовые, эмоционально-экспрессивно-оценочные, стилевые созначения, которые формируются в семантике ФЕ как отражение национального самосознания и духовного мира определенного этноса и отражаются в коннотативных семах" [54, с. 6].
Таким образом, окружающая действительность находит отражение в так называемой понятийной или концептуальной картине мира, состоящей из ряда концептов, которая, в свою очередь, отражается в языке как языковая картина мира, представленная языковыми единицами. При этом, концептуальная, а следовательно, и языковая картины мира являются национально-специфическими, т.е. имеют свойство отражать национальную культуру и менталитет народа-носителя языка. Очевидно, что большинство вышеперечисленных категорий являются ментальными образованиями, лишенными какого-либо реального выражения. В этом свете становится понятным, почему именно единицы лексического состава языка становились и становятся объектом исследования тех, кто изучает взаимодействие языка и культуры. Как отмечает А.Вежбицкая, значения слов отражают и передают образ жизни и образ мышления, характерный для языковой общности и представляют собой бесценные ключи для понимания культуры [13, с. 267]. По мнению большинства исследователей, еще более показательными в этом отношении являются единицы фразеологического фонда языка, отражающие в своей внутренней форме видение мира, национальную культуру, обычаи и верования, фантазию и историю говорящего на нем народа.
Для создания целостного понятия о языковой картине мира необходимо глубокое изучение различных ее фрагментов, таких как отдельные лексико-семантические группы, микрополя и концептосферы, значительное место в которой принадлежит ботанизмам.
1.3 Проблемы изучения фразеологических единиц как национально- маркированных элементов языковой картины мира
Как справедливо отмечает Н.Ф.Алефиренко, особую культурологи- ческую значимость в системе любого языка занимает фраземика как экспрессивно-образное воплощение "духовной энергии народа" (В. фон Гумбольдт), его неувядающей фантазии в процессе создания национально-языковой картины мира [3, с. 67]. Фразеологические единицы являются своеобразным хранителем и зеркалом специфического для того или иного народа мировидения, его воззрений, эстетических представлений и нравственных идеалов. Именно данная особенность фразеологического фонда языка обуславливает повышенный интерес к нему представителей таких лингвистических направлений как лингвострановедение, когнитивистика и лингвокультурология, которые применительно к фразеологии ставят своей целью прежде всего изучение национально-культурной специфики фразеологизмов.
Бао Хун пишет о том, что фразеологизмы были и остаются в языке на протяжении всей его истории, о чем свидетельствуют и древние памятники, и литературные произведения нового времени, а также записи живой разговорной речи. Как и большинство строевых единиц языка, ФЕ выполняют кумулятивную функцию. В основном она сводится к отбору, накоплению и сохранению самой разнообразной информации: фауна и флора, географическое положение, исторические события и лица, образы фольклора и художественной литературы, искусство, наука - все это нашло отражение как в английской фразеологии, так и в русской. Национальная самобытность языка получает наиболее яркое и непосредственное проявление во фразеологии, так как она соотнесена прямо с внеязыковой действительностью. Выявление собственно национальных свойств семантики ФЕ одного языка может осуществиться только в сопоставлении данной ФЕ с аналогами другого языка. Выделение общих черт в ФЕ двух языков облегчает понимание культурно-языковой специфики [7, c. 305 - 310].
Ряд ученых, во главе с В.Н.Телией и Д.О.Добровольским, полагают, что в языке закрепляются и фразеологизируются именно те образные выражения, которые ассоциируются с культурно-национальными эталонами, стереотипами, мифологемами и т.п. и которые при употреблении в речи воспроизводят характерный для той или иной лингвокультурной общности менталитет, служащий для нее "духовной оснасткой", "психологическим инструментарием". За системой и структурой языка, в частности за системой значений его образно мотивированных номинативных единиц - слов и фразеологизмов - сокровенно присутствует культура. И это дает основание говорить о наличии у них, наряду с другими функциями, функции коннотативно-культурологической. Содержанием последней является отношение, существующее между образно мотивированной формой языковых единиц и воплощенной в нее культурно значимой ассоциацией, значение которой постигается осознанно или бессознательно в процессах интерпретации образного основания на "оснастке" культуры - в ее категориях, выраженных в концептах, эталонах, стереотипах и т.п. [29; 87].
Д.О.Добровольский выделяет в своих работах два принципиально различных понимания национально-культурной специфики и, соответственно, два подхода - сравнительный и интроспективный - к исследованию фразеологических единиц [29]. При сравнительном анализе решающим параметром, по мнению ученого, оказывается возводимость наблюдаемых межъязыковых различий к специфике соответствующих культур [29, с. 40]. В этом случае специфическими признаются все факты языка Li; относительно языка Lj которые представляются нетривиальными с точки зрения традиционной народной культуры из перспективы языка Lj (и соответствующей культуры). Интроспективный подход к исследованию национально-культурной специфики ФЕ предполагает обращение к интуиции носителей языка, характеризующих некоторые явления как "свои и только свои", то есть сугубо национальные, вне сопоставления с другими языками [29, с. 41]. Наиболее адекватными исследовательскими приемами в этом случае, по мнению Д.О.Добровольского, представляются опрос информантов и различные тесты, направленные на выяснение отношения носителей языка к соответствующим языковым фактам [29, с. 40].
В работах Ю.П.Солодуба предлагается принцип выявления национального своеобразия ФЕ, учитывающий языковые факторы в процессе формирования фразеологического значения. По мнению исследователя, основу семантики фразеологизмов составляет фразеологический образ, который чаще всего и сохраняет национальную специфику ФЕ, поскольку он во многих случаях опирается на реалии, известные только одному народу, представителям одной нации [79, с. 57].
Согласно утверждению Б.М.Ажнюк, фразеология является такой областью языковых явлений, где само содержание культуры данного коллектива в данную эпоху отображается более или менее непосредственно. Новые возможности в изучении языковых знаков как одной и форм отображения этнической самобытности народа, его истории и культуры, открываются в связи с возникновением и развитием лингвострановедческой теории слова. В ее основе лежит учение о семантическом фоне. Он определяется как семантический остаток после извлечения из плана содержания лексемы ее понятийных сем. Особенно заметно наличие семантического фона при контрастивном сопоставлении лексически эквивалентных слов в разных языках. Например, слова thistle и чертополох обозначают одно и то же растение, то есть имеют общее логико-предметное значение - "название колючего бурьяна". Различие семантических фонов этих слов обусловлено тем, что русское чертополох имеет выразительную внутреннюю форму и предусматривает возможности различных коннотаций, ассоциативных связей со словами черт, чертовщина и т.д. С другой стороны, английское название thistle является одновременно национальной эмблемой Шотландии (существовал даже рыцарский орден - Order of the Thistle), в то время как чертополох - рядовое, ничем не примечательное растение, бурьян [1, с. 68-69].
Данной точки зрения придерживается и В.Н.Телия, отмечая, что в образах, соответствующих их "буквальному" прочтению, закреплены и воспроизводятся в процессе употребления языка фрагменты обиходно-эмпирического, исторического и духовного опыта народа, связанного с его культурными традициями [87, с. 69]. Так, например, для обозначения полного сходства двух человек в английском языке используется ФЕ as two peas (дословно как две горошины), в шведском языке этому обороту соответствует фразеологизм som två bār (дословно как две ягоды), а в индонезийском идея абсолютного подобия двух людей выражается при помощи ФЕ seperli pinang dibelah (дословно как две половинки разрезанного плода пальмы) [78, с. 112].
Осознание образно-мотивированной связи значения фразеологизмов с культурными знаками, отражающими обиходный народный опыт и менталитет, и является содержанием национально-культурной коннотации. При этом, как подчеркивает Л.В.Мельник, последняя обусловлена, прежде всего, стилистически и культурно-маркированными компонентами, национальными символами, лексемами с глубоким фоновым национально-культурным контекстом [54, с. 13]. В числе подобных компонентов ФЕ применительно к украинскому языку Л.В. Мельник называет лексемы-концепты верба, дуб, терен, гарбуз и другие, которые играют роль своеобразных этнографических и культурных маркеров.
Как правило, "обычные" носители языка не владеют историко-этимологической "подоплекой" значения ФЕ. Экспликация культурно-национальной значимости ФЕ достигается на основе рефлексивного бессознательного или осознанного соотнесения этого живого значения с теми "кодами" культуры, которые известны говорящему [86 - 87].
По мнению В.Г.Гака, следует разграничивать национальную специфику фразеологических единиц и их культурную специфику [20]. Национальная специфика ФЕ наиболее ясно выделяется при сопоставлении разных языков и формируется под влиянием как объективного, так и субъективного факторов.
Объективный фактор заключается в природных и культурных реальностях, свойственных жизни данного народа и не существующих в жизни другого. В качестве примера в работе исследователя приводится французское выражение ра1е сотте ипе епdive - мертвенно-бледный (буквально бледный как эндивий - малоизвестный в России садовый цикорий, разводимый при недостатке света и поэтому бледный).
Субъективный фактор состоит в произвольной избирательности, когда слова, отражающие одни и те же реальности, представлены различно во фразеологии разных языков. Примером, по мнению В.Г.Гака, может послужить ботанический компонент артишок, который получает различную символизацию в составе ФЕ французского и итальянского языков: фр. avoir un coeur dartichaut (буквально мягкая сердцевина артишока) - быть ветренным, влюбчивым; итал. 1а politica di carciofo (буквально политика артишока) - политика, направленная на последовательное приобретение новых территорий, подобно тому, как при поедании артишока отделяют один за одним его листочки.
Что касается культурной специфики ФЕ, она, согласно мнению ученого, определяется соотнесением ее с элементом материальной или духовной культуры данного общества, его истории, верований, природно-географического кадра, в котором живет данный народ [19, с. 261]. Культурно-обусловленной является, например, немецкая ФЕ in die Haseln (или Hasselnüsse) gehen - пойти на свидание с девушкой, вступить в отношения с девушкой еще до замужества, возникшая на основе немецкого народного поверья, согласно которому дети рождаются в зарослях орешника.
Характерным примером культурно-обусловленных, но лишенных национальной специфики ФЕ, по мнению В.Г.Гака, могут также быть библеизмы: англ. to eat of the fruit of knowledge вкушать от древа познания, sift the grain from the chaff отделить плевелы от пшеницы; русск. бесплодная смоковница бесплодная женщина.
Повышенное внимание к объективному фактору, формирующему национально-культурную специфику фразеологических единиц, характерно для представителей лингвострановедческого подхода к исследованию языковых явлений, которые применительно к фразеологии ставят своей задачей прежде всего экспликацию так называемых "фоновых знаний" (background knowledge), содержащихся в семантике фразеологических единиц. Как отмечает Д.Г.Мальцева, подобные знания обусловлены экстралингвистическими факторами, т.е. особенностями экономики, географического положения, общественного устройства, искусства, наук, быта, обычаев народа [50, с. 10].
Форма импликации фоновых знаний в семантическую структуру лексико-фразеологических единиц получила название "национально-культурного компонента семантики" (НКК). По мнению О.Я.Остаповича, данный элемент значения не следует отделять от его денотативного и коннотативного компонентов, поскольку НКК, с одной стороны, часто проявляется именно в типичном для определенного языкового сообщества и национального менталитета наборе привычных представлений, ассоциаций, эмоциональной окраске или символизации предметов и явлений (т.е. коннотативном аспекте), а с другой стороны, содержит денотативный компонент (определенную информацию страноведческого характера).
По мнению основоположников лингвострановедческого направления Е.М.Верещагина и В.Г.Костомарова, национально-культурные элементы семантики могут проявляться на трех различных уровнях плана содержания фразеологических единиц [14, с. 85]:
. ФЕ могут отражать национальную культуру нерасчлененно, т.е. своими идиоматическими значениями, например, англ. a broken reed (дословно сломанная тростинка) ненадежный, не внушающий доверия человек, a man of straw (дословно соломенное чучело) несерьезный человек; русск. мешок с соломой нерасторопный, глуповатый человек; крапивное семя взяточник, проходимец.
. ФЕ могут выражать национальную культуру расчлененно, т.е. единицами своего состава. Это могут быть так называемые "уникальные компоненты" (чаще всего архаизмы), безэквивалентная лексика (культурно-этнические реалии, топонимы, экзотизмы и так далее). Например, многие из экзотизмов, входящих в состав ФЕ английского языка, обозначают растения, распространенные на территории бывших британских колоний, но не типичные для флоры самой Великобритании: fair suck of pine apple удача; shake the pagoda tree быстро разбогатеть, нажиться; a single bamboo cant form a row одна ласточка весны не делает. В русском языке примерами могут послужить ФЕБК белены объелся сумасшедший; беда на селе, коль лебеда на столе (белена и лебеда - название определенных сортов травы).
. Национально-культурные элементы семантики могут отражаться в прямом значении совокупного словесного комплекса, лежащего в основе фразеологизма. По словам О.Я.Остаповича, именно в подобных ФЕ "закодированы" многочисленные народные обычаи, традиции, игры и так далее [59, с. 47]. В качестве примеров можно привести английскую ФЕБК to find a bean in the cake (буквально найти боб в пироге) повезти, особенно при выигрыше в лотерею. Тот, кому доставался кусок пирога с фасолиной, объявлялся королем праздничного ужина. Б.М.Ажнюк предлагает называть фразеологизмы такого рода "этноситуативными" [1, с. 46].
Согласно концепции национальной маркированности фразеологизмов, предложенной указанным исследователем, национальное своеобразие может также проявляться в частотности употребления того или иного компонента фразеологической единицы, шире, той или иной структурно-семантической модели [1]. Так, например, рассматривая характерный для английского языка набор лексических компонентов ФЕ, Б.М.Ажнюк отмечает высокую фразеопродуктивность компонентов, обозначающих человека [1, с. 51-52]: not quite a clean potato подозрительная особа; a queer bird чудак; poor soul бедняга. В украинском языке, по словам ученого, соответствующий разряд лексем-компонентов не такой многочисленный: одного поля ягідка; битий собака, старий хрін [1, с. 52]. В качестве примера характерной для фразеологии английского языка структурно-семантической модели Б.М.Ажнюк приводит сочетание двух однородных в грамматическом отношении компонентов, объединенных союзом апd: gall and wormwood что-то ненавистное; apples and oranges две совершенно разные вещи. К формам проявления национально-культурной специфики фразеологических единиц исследователь относит также особенности народного юмора, присутствующего в семантике фразеологизмов, а также общую идеологическую направленность фразеологического фонда [1].
Как отмечает Е.В.Назаренко, национально-культурная специфика фразеологических единиц может проявляться на уровне их компонентов, которые несут символьную смысловую нагрузку [56, с. 7]. К числу подобных лексем-символов большинство исследователей относят и ботанизмы [45; 54; 56; 61]. По мнению Н.Д.Петровой, ботанические символы в качестве носителей узуальной и окказиональной символики оказывают наиболее значительное влияние на семантику ФЕ, образно-смысловую основу которых они составляют [61, с. 48].
Символизация ботанизмов в составе ФЕ обусловлена в первую очередь символизацией обозначаемых ими природных реалий, которые выступают в качестве стойкого воплощения какого-либо свойства или явления. Следует отметить, что символика растений является, наряду с символикой животных, одной из наиболее древних. Н.Д.Петрова отмечает, что в основе ее становления лежит распад мифологического мышления, тесно связанного с обожествлением природных реалий, и появление возможности сравнения человека с предметами и явлениями окружающей действительности [61, с. 10]. В этих условиях создание природного символического кода было результатом творческого воображения человека и его стремления определиться во времени и пространстве посредством конкретных образов, взятых из окружающей природы. Таким образом, символизация природных явлений способствовала формированию концептуальной картины мира. Отражение символики растений в языке привело к появлению ботанических символов, семантическая природа которых значительно влияет на семантику ФЕ, на характер их образной основы, создавая этнокультурную значимость и усиливая их статус как знаков народного мировосприятия.
С точки зрения их семантической обобщенности ботанизмы-символы могут быть разделены на 1) константные (символы узуального плана); и 2) темпорально-локальные (символы окказионального плана).
Ботанизмы-символы первой категории представляют собой знаки, образовавшиеся на ранней стадии развития человечества и доступные для понимания разных времен и национальностей. Иначе говоря, подобные символы являются своеобразными архетипами, которые "живут" в индивидуальном и коллективном подсознательном представлении. При этом, как отмечает Н.Д.Петрова, для константных символов характерны такие качества как стойкость и частотность во многих языках (лавр - символ победы, триумфа: англ. to gain ones laurels пожинать лавры, прославиться; русск. почивать на лаврах наслаждаться результатами достигнутого; нем. Lorbeeren ernten пожинать лавры; лилия - символ чистоты, невинности: англ. as pure as a lily; русск. чиста как лилия; укр. чиста як лілея; нем. keusch wie eine Lilie; дуб - символ силы и могущества: англ. great oaks from little acorns grow большое вырастает из малого; русск. крепкий как дуб; нем. stark wie einr Eiche; укр. здоровий як дуб) [61, с. 29].
Что касается темпорально-локальных символов, их возникновение объясняется, по мнению ученого, динамическим характером символики как лингво-гносеологической категории. Со временем подобные знаки сужают или расширяют коммуникативно-образную сферу употребления, постепенно теряя мотивацию и ассоциативные связи [61, с. 29]. Широкое варьирование окказиональной символики можно проследить на примере украинского ботанизма-символа мак, который, как отмечает Е.В.Назаренко, является одним из концептуальных слов языковой картины мира украинского народа [56, с. 7]: мак - символ красоты: як маків цвіт, гарна як мак городний; мак - символ сна, смерти: сісти маком погибнуть, спить як після маківки спит очень крепко; мак - символ наказания: задати перцю з маком, втерти маку. Примечательно, что в английском языке соответствующая лексема рорру может выступать в составе фразеологических единиц только как символ кровавых войн, смерти: Рорру Dау День маков (11 ноября, годовщина окончания Первой мировой войны).
Приведенные выше примеры подтверждают мысль Н.Д.Петровой о том, что окказиональная символизация имеет свою специфику у разных народов, отличаясь как изоморфностью, так и алломорфностью [61, с. 26]. На эту особенность символики компонентов в составе ФЕ указывает и Т.З.Черданцева, отмечая, что при наличии определенного сходства символики в разных языках, смысловая нагрузка идиом и способы выражения аналогичного содержания могут различаться [97, с. 132]. Так, например, ботанизм фиалка в чешском языке выступает символом скромности, молчаливости: byt skromna jako fialka. В немецком языке соответствующее название Veilchen имеет сходную символику (bescheiden wie ein Velchen скромная как фиалка), но может также служить символом бессердечности, безучастности (ein Gemüt wie ein Veilchen haben быть бесчувственным, бессердечным). По мнению Н.Д. Петровой, подобные расхождения в символах обусловлены разным восприятием действительности, разнообразием этно- и экокультур разных народов.
Помимо символьной нагрузки, которая может отличаться этноспецифичностью, ботанический компонент в составе фразеологических единиц несет в себе информацию об особенностях растительного мира и ведения сельского хозяйства стран-носителей языка, и, таким образом, представляет собой источник страноведческих фоновых знаний.
Как справедливо отмечает Н.Д. Петрова, выбор наименования природной реалии для создания фразеологического образа обусловлен прежде всего своеобразием живой природы в определенном регионе [61, с. 31]. Так, например, тот факт, что наиболее характерными элементами австралийской флоры являются эвкалипты и акации, находит свое отражение в национальной фразеологии континента, изобилующей фразеологическими единицами с такими компонентами как gumtree (ти1gа, stringybark, ironbark) (эвкалипт и его разновидности) и wattle (акация), например: Australian as long as the gumtrees коренной, местный; tough as ironbark твердый, как железо; The Land of Wattle страна акации (топонимическое прозвище Австралии).
Подобные ботанические прозвища имеют также многие американские штаты, причем основой для их образования служит преобладание какой-либо сельскохозяйственной культуры на территории данного штата, например: The Cotton State хлопковый штат (Алабама); The Rice State рисовый штат (Южная Каролина); The Grape State виноградный штат (Калифорния). Как отмечают А.Ф.Артемова и О.А.Леонтович, неофициальные названия географических объектов чрезвычайно распространены в англоязычных странах, в частности, в США, где практически ни одно популярное издание о городах и районах государства не обходится без упоминания их общеизвестных прозвищ [6, с. 80]. В некоторых случаях на основе топонимического прозвища населенного пункта или административно-территориальной единицы возникает прозвище его жителей. Так, например, топонимическое прозвище штата Мэн, который славится своими сосновыми лесами, The Pine-Tree State (сосновый штат) послужило основой образования ботанического прозвища его жителей Pine Trees (дословно сосны). На основе топонимического прозвища Арр1е Island возникло также название жителей острова Тасмания арр1е islanders. Для русского языка наличие подобных ботанических прозвищ не характерно.
В русском языке примером может послужить ботанический компонент хмель, который является довольно распространенной сельскохозяйственной культурой на территории России и активно используется в пивоварении. В составе фразеологических единиц компонент хмель символизирует состояние опьянения: хмелинка попала в голову о легком опьянении; под хмельком быть навеселе; хмель бродит в голове о состоянии опьянения; зашибать хмелем часто выпивать. Примечательно, что хмель довольно распространен в Германии, но символика данного ботанического компонента в немецкой фразеологии отлична от русской. Так, в составе фразеологический единиц компонент хмель (Hopfen) символизирует овеществленный труд: Hopfen und Malz, Gott erhalts хмель да ячмень дай нам бог на весь день; an j-m ist Hopfen und Malz verloren напрасный труд, кто-л. неисправим; da ist Hopfen und Malz verloren это дело пропащее, тут ничего не поделаешь. В составе английских ФЕБК название этого растения не встречается, возможно, в силу того, что пивоварение не играет такой важной роли в культуре Великобритании и других англоязычных стран.
Таким образом, можно говорить о национальной маркированности ботанических компонентов в составе ФЕ, которая может проявляться как на уровне их символики, основанной на эталонах, стереотипах, являющихся своеобразным ключом к культурной памяти этноса, так и на уровне соотнесенности их семантики с особенностями флоры стран-носителей языка.
ГЛАВА 2. БОТАНИЧЕСКАЯ ФРАЗЕОЛОГИЯ СОВРЕМЕННОГО АНГЛИЙСКОГО И РУССКОГО ЯЗЫКОВ: ЭТНОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ
.1 Особенности структурно-грамматической организации фразеологических единиц с ботаническим компонентом в английском и русском языках
Как показывает анализ, будучи весьма разнообразными в структурном отношении, ФЕБК представляют собой определенные структурно-грамматические построения, сконструированные по моделям свободных словосочетаний или предложений, существующих в языке. За основу структурно-грамматического анализа исследуемых единиц мы берем классификацию, предложенную А.В. Куниным [42]. В соответствии с данной классификацией, весь корпус ФЕБК может быть разделен на номинативные, т.е. выполняющие функцию обозначения предметов, явлений, действий, состояний, качеств и т.п.; междометные, обобщенные выразители эмоций и волеизъявления, а также коммуникативные со структурой цельнопредикативного предложения.
Большинство ФЕБК в обоих языках (383 ед. (76,6 %) в английском языке и 270 ед. (54 %) в русском языке) являются номинативными, а следовательно, имеют структуру словосочетания. В зависимости от морфологического выражения стержневого компонента и типичной синтаксической функции, номинативные ФЕБК могут быть классифицированы на субстантивные: англ. a bud of promise молодая, подающая надежды дебютантка; wild oats юношеские увлечения, грехи молодости; русск. корень зла источник, главная причина чего-либо неприятного; развесистая клюква что-то совсем неправдоподобное, небылица, выдумка; глагольные: англ. to be in Shorts garden быть без денег, бедствовать; to hit the hay отправиться на боковую; русск. околачивать груши бездельничать; гадать на бобах строить беспочвенные предположения, догадки; адъективные: англ. as welcome as flowers in May долгожданный, желанный; common or garden обычный, заурядный; русск. крепкий как дуб; красный как бурак; и адвербиальные единицы: like beans во всю прыть; to the root до конца, основательно; русск. за всяко просо без всякого стеснения, без церемоний; в темном лесу в полном неведении.
В английском языке субстантивные ФЕБК преобладают в количественном отношении, составляя 177 ед. (35,4 %). В русском языке подобные ФЕБК не так многочисленны и включают лишь 86 ед. (17,2 %). Наиболее широко класс номинативных ФЕБК в русском языке представлен глагольными единицами (129 ед. - 25,8 %). Данное расхождение обусловлено спецификой изучаемых единиц.
Среди субстантивных ФЕБК английского языка выделяются фразеологизмы с подчинительной, т.е. сочетание стержневого компонента (существительного) с зависимым посредством атрибутивной подчини- тельной связи, и сочинительной структурой.
При анализе субстантивных ФЕБК английского и русского языков были выделены следующие продуктивные структурные модели:
) "существительное + существительное" (N + N) - 78 ед. (15,6 %) в английском языке, 17 ед. (3,4 %) в русском языке. Следует отметить, что препозитивное определение существительного другим существительным в форме общего падежа относится к характерным особенностям грамматического строения английского языка, поэтому в русском языке аналогичные сочетания встречаются реже. Примерами данной структурной модели служат: англ. bush cure домашнее лекарство; a banana skin причина неприятностей; seed money начальный капитал; salad days период молодости и неопытности в жизни; a grass widow соломенная вдова; the primrose path путь наслаждений; bear garden место, где ведут себя слишком вольно и шумно; peanut politician мелкий, продажный политикан; fig leaf что-либо, используемое для скрытия неприятной ситуации или проблемы; bush telegraph мгновенное распространение слухов, сообщений; русск. корень зла источник, главная причина чего-либо неприятного; дело табак чье-либо положение очень плохо; морковкино заговенье время, которое никогда не наступит; пальма первенства первенство, превосходство над другими; пень пнем о человеке совершенно безучастном к кому-либо или чему-либо;
) "прилагательное + существительное" (Adj + N) - 49 ед. (9,8 %) в английском, 59 ед. (11,8 %) в русском языке, например: англ. political plums доходы от политической деятельности; wild oats 1)беспутный юноша; 2) грехи молодости, юношеские увлечения; blue beans пули; clean potato 1) освобожденный каторжник; 2) законопослушный человек; open sesame быстрый и легкий способ достижения чего-либо, тайный пароль; broken reed ненадежный человек, непрочная вещь; old gooseberry враг рода человеческого, дьявол; blue rose что-либо недостижимое; русск. развесистая клюква что-то совсем неправдоподобное, небылица, выдумка; злачное место место, где развлекаются кутя, играя в развлекательные игры и т.п.; старый пень о старом и глупом, плохо соображающем человеке; горькая редька о невыносимом, надоедливом человеке; божий одуванчик об очень старом человеке, чаще о женщине;
) "существительное + предлог + существительное" (N + Prep + N) - 43 ед. (8,6 %) в английском языке, 10 ед. (2 %) в русском, например: англ. the flowers of speech красивые обороты речи, цветы красноречия; a bite of the cherry возможность что-то сделать; an apple for the teacher попытка втереться в доверие или подкупить кого-то вышестоящего; a hackleberry to a persimmon ничто в сравнении с чем-то, в подметки не годится; the flower of the flock краса, украшение, гордость семьи; ass (fool) in grain круглый, набитый дурак, a rose without a thorn роза без шипов, исключительная, необыкновенная удача. При этом наиболее распространенными предлогами являются of и in. Примерами русских ФЕБК данной модели служат: мешок с соломой нерасторопный, глуповатый человек