Традиционные и современные способы размещения международных конфликтов

Традиционные и современные способы размещения международных конфликтов

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Глава 1. Исторические способы разрешения международных конфликтов

.1 Способы разрешения конфликтов в истории (анализ)

.2 Исторические способы разрешения международных конфликтов в России

Глава 2. Анализ разрешения конфликтов в мировом политическом сообществе в настоящий момент

.1 Способы «мирного» разрешения международных конфликтов на современном этапе

.2 Особенности современных международных конфликтов с участием России и перспективы их разрешения

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

БИБЛЕОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ПРИЛОЖЕНИЯ

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы работы. Международный конфликт при расширении числа или изменение сторон, участвующих в нем, может нести на себе и отпечаток новых аспектов, непосредственно возникающих уже как следствие самого конфликта. Возникнув как политическое отношение, международный конфликт обретает некоторую самостоятельность, собственную логику развития и поэтому способен уже самостоятельно различным образом влиять на другие отношения, развивающиеся в рамках данного конфликта, а также на характер лежащих в его основе противоречий и способы их разрешения. Международные конфликты независимо от любых специфических признаков, которые присущи каждому из них, объективно порождаются как особые конкретно-исторические политические отношения между странами или группами стран в пределах определенного пространственно-временного континуума. Они воспроизводят непосредственно или в опосредованной форме, в том или ином виде отражая расстановку и соотношение сил на международной арене, состояние и развитие системы международных отношений и ее структуры на различных уровнях, а также другие, более или менее связанные с этим глобальные, региональные или двусторонние противоречия современного мира, сложные, постоянно развивающиеся условия в различных частях земного шара, множество конкретных ситуаций на различных уровнях международных отношений.

Необходимость и значимость международно-правовой разработки проблемы мирного раз решения международных споров, как в целом, так и от дельных ее аспектов определяется тем, что мирное урегулирование международных споров отвечает интересам всех народов, поскольку сосуществование государств, принадлежащих к различным общественным системам, настоятельно диктует необходимость мирного разрешения споров между ними.

Степень научной разработанности проблемы.

В советской затем и российской литературе указанная проблема в целом разрабатывалась А. М. Ладыженским и И. П. Блищенко, отдельные мирные средства исследовались Г. П. Задорожным, Н. Н. Полянским, С. Б. Кры ловым, Ф.И. Кожевниковым и Г. В. Шармазанашвили, Н. К. Михайловским, Э. А. Пушминым. При принципиальной общности в подходе к рассматриваемой проблеме среди юристов-международников, однако, нет единства по вопросам о понятии и классификации мир ных средств разрешения международно-правовых споров. Накопившаяся значительная практика мирного урегулирования межгосударственных споров требует исследования и обобщения в контексте интенсивного и прогрессивного развития международного права, с учетом происходящей во всем мире разрядки напряженности, поворота к мирному сосуществованию и сотрудничеству.

Методология исследования. В настоящей работе на основе методологического аппарата науки о международных отношений и международно-право вой науки сделана попытка системного исследования проблемы мирного разрешения международных споров. При ее написании автор учитывал степень разработки рассматриваемых вопросов в литературе, практике применения конкретных мирных средств разрешения споров и в целях избежания ненужных повторов старался наибольшее внимание сосредоточить лишь на основных, принципиальных, с его точки зрения, вопросах в надежде на то, что работа над ними будет продолжена и углублена юристами-международниками. Методологической основой данной работы являются теоретические труды в области мирного разрешения международных споров таких исследователей как Э.А. Пушмин «Посредничество в международном праве» и «Согласительная процедура - средство разрешения международных споров», Лебедева М.М. «Политическое урегулирование конфликтов: подходы, решения, технологии», А.М. Ладыженский, И.П. Блищенко «Мирные средства разрешения споров между государствами» и др.

Будучи особыми политическими отношениями, международные конфликты являются феноменами, обладающими собственной структурой и процессом развития. Вместе с тем конфликты в том или ином виде взаимодействуют с системой, структурой и процессом международных отношений в целом, возникают, и развиваются по законам этой системной среды. Одни из конфликтов являются частью основной, во многом инвариантной в пределах определенных исторических периодов структуры международных отношений (баланс сил, мирное сосуществование и т.п.). Другие конфликты представляют собой часть меняющихся в более короткие исторические сроки вариантных структурных узлов (ближневосточный, балканский). Многие из конфликтов, особенно на глобальном уровне, развиваясь, переносят в структуру международных отношений присущие им сложные процессы, накладывая определенный отпечаток на характер протекающих в системе процессов, корректируют возникающие в ней противоречия. Международные конфликты могут оказывать воздействие и на саму систему международных отношений в целом, вызывая возникновение в ней структурных изменений. Это свойственно лишь таким масштабным международным конфликтам, как первая и вторая мировая война. Большинство же других конфликтов не вносят непосредственно сколько-нибудь существенных изменений в структуру, международных отношений. Обычно их воздействие ограничивается уровнем отдельных элементов системы международных отношений.

При изучении международного конфликта необходимо различать понятия конфликта и конфликтности в международных отношениях. Конфликтность может рассматриваться как общая черта, присущая той или иной международно-политической ситуации или даже целой исторической эпохе. Она в конечном счете основана на объективных противоречиях, на доминировании конфронтационных интересов в политике целого ряда государств. Такого рода конфликтность в основе своей - функция международной напряженности, зависящая от ее степени. Она может служить фоном и предпосылкой международного конфликта, но это еще не конфликт. Конфликтность глобального, регионального, субрегионального, группового или двустороннего характера объективно и субъективно, прямо или опосредованно, незримо или явно присутствует в процессе зарождения и развития любого международного конфликта, где бы и когда бы он ни возникал, какие бы социально-политические силы в нем ни участвовали, какого масштаба остроты он ни достигал. Иначе говоря, конфликтность способствует, подталкивает возникновение конфликта как такового, но сама по себе не порождает его автоматически и неизбежно. Своевременная коррекция национально-государственных интересов, даже в условиях высокого уровня международной напряженности, способствует купированию конфликта.

Вооруженный конфликт, став апогеем конфликтного развития, может оказаться и не конечной его фазой. Вооруженная борьба при известных условиях может быть прекращена, но конфликт и при данном варианте развития событий может сохраняться и развиваться далее достаточно долго в мирных формах, уже без использования военной силы. Отнюдь не исключается при этом, что через определенное время конфликт может вновь перерасти в фазу вооруженной борьбы (ближневосточный конфликт, к примеру). Вооруженная борьба как определенная фаза развития конфликта, имеющая политическую природу, вырастает из чисто политических по характеру фаз конфликта и может иметь своим следствием другие чисто политические фазы. Однако вооруженная фаза развития конфликта способна обладать собственной логикой, ведущей к расширению участников вооруженной борьбы и общей эскалации конфликта.

Международный конфликт как форма политических отношений знаменует собой определенный разрыв, скачок в их развитии. Само по себе столкновение интересов государств на международной арене в условиях устоявшейся системы МГО является следствием неравномерности в их развитии, а следовательно, и изменений соотношения сил между ними. Бурный социально-экономический рост того или иного государства не вписывается в ранее установленные ролевые функции, требует выхода за их пределы. Но сложившаяся система отношений не позволяет решить этот вопрос без ущерба для интересов других государств, стремящихся к консервации своего места и роли на международной арене. В этой ситуации и возникают конфронтационные интересы.

ГЛАВА 1. ИСТОРИЧЕСКИЕ СПОСОБЫ РАЗРЕШЕНИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ КОНФЛИКТОВ

Конфликт - постоянный спутник человека, по сути дела - лишь одна из форм борьбы за существование, один из механизмов естественного отбора в обществе. История анализа конфликта, попыток его интерпретации исчисляется тысячелетиями. Упоминание о конфликтах встречаются во многих дошедших до нас источников. Взять, к примеру, сюжет с «яблоком раздора» и «судом Париса»; библейское сказание о конфликте между Каином и Авелем - сыновьями Адама и Евы; можно также вспомнить русские былины.

Если, касаться философских представлений о конфликте: из известных сегодня материалов древнейшие исследования конфликта относятся к VII-VI вв. до н.э. Конфликт лежит в основе построения философской системы Китая, в которой провозглашается противоборство присущих материи положительных (янь) и отрицательных (инь) сторон, приводящее, в свою очередь, к конфронтации их носителей. Еще гораздо раньше - в древнейших законах хеттского царя Хаммурапи (1792-1750 гг. до н.э.) содержатся десятки способов разрешения конфликтных ситуаций.

Конфуций еще в VI в. до н.э. в своих изречениях утверждал, что злобу и заносчивость, а с ними и конфликты, порождают, в первую очередь, неравенство и непохожесть людей. Сам Конфуций, по словам его многочисленных учеников, был «добр, почтителен и уступчив». Ему были чужды излишняя категоричность, упрямство, себялюбие.

Позднее конфликтологические вопросы обсуждались древнегреческими философами. В их взглядах по этой проблеме не наблюдалось единства. Некоторые считали, что конфликт - органически присущ всем предметам и явлениям, а потому неизбежен и в силу этого - не может получить отрицательной или положительной оценки. Такого принципа придерживались Анаксимандр (ок. 610 - 547 до н.э.), Гераклит (кон. 6 - нач. 5

вв. до н.э.). Последнему принадлежат следующее изречение: «Следует знать, что война всеобща, и правда борьба, и что все, что происходит, через борьбу и по необходимости». Конфликты представлялись ему как важное свойство, непременное условие общественной жизни, ибо противоборство, в том числе и война, есть «отец всего и царь всего».

Отрицательно оценивали конфликты (в основном - войны) философы Платон (ок. 428-348 до н.э.), Геродот (ок. 490-425 до н.э.). Последний полагал, что «никто настолько не безрассуден, чтобы предпочесть войну миру». Отрицательные мысли о войне высказывал Эпикур. Конфликтам уделял внимание и Аристотель (V - IV вв. до н. э.). Он полагал: человек по природе своей существо общественное; отдельный человек представляет собой лишь часть более широкого целого - общества; заложенное в человеке начало придает ему способность к взаимопониманию и сотрудничеству с другими людьми. Не исключалась при этом и склонность к вражде, ненависти и насилию. По мнению Аристотеля, источники распрей состоят в неравенстве людей по обладанию имуществом и получению почестей, а так же в наглости, страхе, пренебрежении, происках, несходстве характеров, чрезмерном возвышении одних и унижении других.

Цицерон же (106-43 до н.э.) в трактате «О государстве» предложил разделять насилие на «справедливое» и «несправедливое» и выдвинул тезис о «справедливой и благочестивой войне». Аврелий Августин Гиппонский Блаженный (345-430) в работе «О граде божьем» высказался вполне современно: «...Те, которые нарушают мир, не ненавидят его как таковой, а хотят лишь другого мира, который отвечал бы их желаниям». Тем самым философ определил, что решающим является не сам процесс конфликта, а цель.

В условиях средневековья коллективизм означал подчинение человека феодальному государству, поглощение личности крестьянской общиной, ремесленным цехом, купеческой корпорацией, рыцарским или монашеским орденом. Только на излете средних веков сформировался в мощную силу индивидуализм. Это нашло свое выражение в западноевропейском гуманизме, постулатах христиан-протестантов, учении об естественном праве и общественном договоре, идеях раннего либерализма.

1.1Способы разрешения конфликтов в истории (анализ)

Становление конфликтологической практики происходит в 1980-е годы ХХ столетия. В этот период Горовиц и Бордман создают программу конфликтологического тренинга, направленного на обучение конструктивному поведению в конфликтном взаимодействии. Ч. Освуд разработал методику ПОИР (Постепенные и обоюдные инициативы по разрядке напряженности), предназначенную для разрешения международных конфликтов. Сегодня за рубежом теория и практика конфликта растут большими темпами. В 1986 году Австралийская ассоциация содействия ООН основала организацию по разрешению конфликтов - Программу Мира. Задача организации - разрабатывать и внедрять навыки по разрешению конфликта для их эффективного применения в личной жизни, на работе и в международных отношениях. Сегодня западная конфликтология распространяет значительное влияние и на Россию.

В Средние века Фома Аквинский (1225-1274) выдвинул тезис о необходимости «авторизованной компетенции», т.е. санкции государства для ведения войны. И все же конфликт для него это всегда грех. Очень содержательную попытку системного анализа конфликтов сделал Никколо Макиавелли (1469-1527) в трактате «Государь». Он считал конфликт универсальным признаком общества и объяснял это природной порочностью человека. Эразм Роттердамский (1469-1536) справедливо, видимо, отмечал, что «война сладка для тех, кто ее не знает» и указывал на наличие собственной логики начавшегося конфликта, который разрастается и втягивает в свою орбиту все новые жертвы.

Томас Мор, Френсис Бэкон и другие гуманисты выступали с резким осуждением средневековой смуты, социальных беспорядков и кровопролитных междоусобиц. Они ратовали за мир и доброе согласие между людьми, признавая их решающим фактором развития общества. Фрэнсис Бэкон (1561-1626) впервые представил анализ системы причин социальных конфликтов. Мишель Монтень в своих опытах обращался к изучению внутриличностного конфликта и указывал на важность выхода накопившейся в процессе раздражения внутренней энергии, поскольку «страсти души изливаются на воображаемые предметы, когда ей не достает настоящих».

Томас Гоббс (1588-1679) в «Левиафане» обосновал концепцию «войны всех против всех» и считал, что главная причина конфликта заключается в присущем человеку чувстве конкуренции и желании как минимум равенства с остальными людьми. А это порождает соперничество, способное перерасти в открытый конфликт. Джон Локк и Томас Гоббс полагали, что человек есть отдельное самоценное существо, для которого другие люди - только среда обитания. В соотнесении с обществом приоритет принадлежит личности. Естественное состояние общественных связей - это война всех против всех, в которой люди выступают в качестве либо врагов, либо партнеров.

В Новое время Жан Жак Руссо (1712-1778) предложил известную теорию общественного договора, суть которой заключалась в предположении о том, что люди в состоянии договориться не предпринимать агрессивных действий друг против друга. Конфликт как многоуровневое социальное явление был проанализирован в работе Адама Смита (1723-1790) «Исследования о природе и причинах богатства народов». В этой работе рассматриваются социальные конфликты, причина которых, с точки зрения автора, кроется в классовой дискриминации. В своей книге «Теория нравственных чувств» он выступил последовательным сторонником некой степени эгоизма, «любви к себе», но при непременной гармонии своекорыстных интересов с общими устремлениями людей к благополучию и счастью. Смит полагал, что причина, которая движет человеком в стремлении улучшить свое положение, повысить социальный статус, состоит в том, чтобы «отличиться, обратить на себя внимание, вызвать одобрение, похвалу, сочувствие или получить сопровождающие выгоды». Он вместо моральных отношений между людьми поставил во главу угла экономические интересы.

Эммануил Кант (1724-1804) считал, что «состояние мира между людьми, живущими по соседству, не есть естественное состояние... Последнее, наоборот, есть состояние войны, т.е. если и не беспрерывные враждебные действия, то постоянная угроза. Следовательно, состояние мира должно быть установлено». Георг Гегель (1770 - 1831) усматривал причину конфликта в социальной поляризации между накоплением богатства и привязанностью к труду в рамках класса.

Размышления о конфликте Фридриха Ницше проникнуты мыслью о том, что конфликт свойственен человеку и всепроникающ, что, может быть, это одна из плодотворнейших сил сегодня. Однако в книге «Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого» философ представит нам другой идеал - своеобразный итог развития человеческого духа - сверхчеловека, перешагнувшего тяготение обычных человеческих пороков и вставшего над конфликтами.

С точки зрения теории международных отношений, международный конфликт рассматривается как особое политическое отношение двух или нескольких сторон - народов, государств или группы государств, - концентрированно воспроизводящее в форме косвенного или непосредственного столкновения экономические, социально-классовые, политические, территориальные, национальные, религиозные или иные по природе и характеру интересы. Международные конфликты, таким образом, являются разновидностью международных отношений, в которые вступают различные государства на почве противоречий интересов. Разумеется, международный конфликт - это особое, а не рутинное политическое отношение, поскольку оно означает и объективно и субъективно разрешение разнородных конкретных противоречий и порождаемых ими проблема конфликтной форме и в ходе своего развития может порождать международные кризисы и вооруженную борьбу государств.

Международный конфликт как политическое отношение воспроизводит не только объективные противоречия, но и вторичные, по своему характеру субъективные, противоречия, обусловленные спецификой их восприятия политическим руководством и процедурой принятия политических решений в данной стране. При этом субъективные противоречия способом так или иначе воздействовать на возникновение и развитие конфликта, интересы и цели сторон, которые во многих случаях представляются достаточно отчужденными от реальных противоречий. То есть международный конфликт фокусирует в себе все без исключения экономические, идеологические, социально-классовые, идеологические, собственно политические, военно-стратегические и иные отношения, которые развиваются в связи с данным конфликтом.

Сегодня в международных отношениях на передний план выходят региональные конфликты, характеризующиеся высокой интенсивностью, широким применением средств прямой вооруженной агрессии и способностью вовлекать в свою сферу соседние регионы, разрушая исторически сложившиеся там системы коллективной безопасности. Деятельность США по «силовому умиротворению» и «принуждению к демократии» в различных регионах мира не только не устраняет первопричины протекающих там политических конфликтов, но во многих случаях приводит к их эскалации и переходу на новый, более масштабный, уровень. Так, политический конфликт в Ираке, ставший новым импульсом для обострения этнических и религиозных столкновений между суннитами и шиитами, арабами и курдами, способен вовлечь в затяжной вооруженный конфликт фактически весь Ближний Восток; конфликты на Балканах, в Косово, не только привели к возникновению в самом центре Европы крупнейшего моноэтнического анклава с населением, принадлежащим к иной культурной традиции, но и стали для международных экстремистов плацдармом для развертывания дальнейшей внешней экспансии (вторжение «УЧК» в Македонию).

Нередко региональные конфликты специально инициируются в районах, имеющих стратегическое экономическое или военное значение, для того, чтобы под видом миротворчества обеспечить там военное и политическое присутствие. Прямой результат такой деятельности - опасный прецедент с признанием независимости Косово, части суверенного государства; курс на формирование в этом анклаве нового военно-политического субъекта международных отношений («НАТО-государства») создает плацдарм и поводы для новых «гуманитарных интервенций».

Однако, такая практика преимущественного применения силы для установления мира в зонах конфликтов встречает острую критику в самих США: Збигнев Бжезинский, анализируя политику США в конфликтах в Ираке и Афганистане, называет ошибкой упование Вашингтона на превосходящую военную силу как «единственно надежное средство для решения конфликтов и навязывания прочного урегулирования». Он пишет о «пределах американской военной мощи», о том, что иракская война «превратилась в бедствие», наконец, о необходимости «обновления» американской политики.

Политическое урегулирование конфликтов, т.е. нахождение взаимоприемлемого согласия между участниками конфликта политическим путем, при помощи переговоров, политических технологий и процедур, сегодня является важнейшей категорией современной конфликтологии и политической науки вообще. Как указывает М.М. Лебедева, «технологии мирного урегулирования конфликтов приобретают особое значение в современных условиях, становясь главным фактором сохранения и развития человеческой цивилизации». Поиск и разработка таких технологий строится на выявлении общих закономерностей в конфликтах, позволяющих разрешать их мирными средствами. Сравнительный анализ таких закономерностей позволяет дать прогноз возникновения и развития конфликта, определить эффективные методы его урегулирования, предотвращающие насильственные формы дальнейшего развития. Поиск общих закономерностей и технологий урегулирования современных конфликтов - это качественно новый уровень владения инструментами политического регулирования современных международных отношений. В условиях информационного общества вершиной развития такого инструментария становятся информационно-психологические технологии.

Важную роль современных технологий информационно-психологического воздействия в стабилизации и управлении конфликтами еще более подчеркивает тот факт, что разрешение этнополитических «конфликтов ценностей» не может быть найдено исключительно в материальной плоскости: во многих районах совместного проживания межэтнические противоречия формировались, накапливались и сохранялись в сознании населения веками, и настолько глубоко проникли в историческую память, что их политическая активация у людей нередко проявляется в форме неосознанных, ментально-архетипных, интуитивно-подсознательных действий, не подверженных воздействию разума и логики - категорий, которыми оперирует сознание. В этих условиях обычные методы социально-политического воздействия на конфликтную ситуацию малоэффективны: этническое подсознание их не воспринимает. Решение этой проблемы требует поиска новых инструментов, способных оказывать стабилизирующее воздействие на сознание и подсознание населения в зонах конфликтов, новых, информационно-психологических, технологий управления политическими процессами, конфликтами и кризисами.

Между тем, международная деятельность по урегулированию внешнеполитических конфликтов сегодня переживает системный кризис. Согласно статье 52 Устава ООН, в разрешении конфликтов абсолютный приоритет должен отдаваться мирным способам, а применение вооруженной силы в интересах «принуждения к миру» должно осуществляться только с согласия Совета Безопасности ООН. Однако, сегодня этот базовый принцип часто нарушается, как это имело место в Югославии и Ираке. Попытки США принизить роль и, фактически, отстранить ООН от руководства миротворческой деятельностью, существенно снижают возможности ООН по урегулированию современных конфликтов . Вместе с тем, ООН также нередко проявляет медлительность в принятии принципиальных решений, на что справедливо указывают многие постоянные члены Совета Безопасности ООН, в том числе - Соединенные Штаты. Переживаемый международным сообществом и его институтами системный кризис в обеспечении коллективной безопасности, выражающийся в неудачных попытках урегулирования и разрешения многих продолжающих существовать сегодня конфликтов (которые, в лучшем случае, в результате такого вмешательства переходят в «замороженную» фазу), требует не только поиска новых подходов и способов воздействия на конфликтные ситуации, но и формирования новых парадигм управления политическими конфликтами. Не случайно в этой связи многие исследователи указывают на необходимость обновления методологии общественно-научных исследований, создания «новой методологической парадигмы», в которой достойное место должна занять социальная психология и «управление процессами восприятия человеком жизненной реальности, управление рефлексией» . В этих условиях многократно повышается значимость информационно-психологических технологий в управлении современными конфликтами как реальной альтернативы силовым методам «принуждения к миру» и «гуманитарных интервенций».

Кроме того, сегодня, в результате стремительного развития новых политических технологий, основанных на парадигме информационного превосходства, в современных политических конфликтах возникла и оформилась новая стадия, - информационно-психологическая война (ИПВ), занимающая промежуточную ступень между стадией переговоров и вооруженным столкновением и являющаяся в конфликте «поворотной точкой» - от мирной фазы к военной. Возникновение такой фазы создает новые возможности для управления конфликтами, в том числе в целях их разрешения. Так как сегодня в системе международного права нет механизмов, ограничивающих применение технологий ИПВ, поиск новых эффективных способов, методов и технологий стабилизирующего воздействия на конфликт, находящийся в фазе ИПВ, выдвигается на передний план современной миротворческой деятельности.

Россия сегодня принимает активное участие в урегулировании большинства международных конфликтов практически по всему миру. При этом Россия строго придерживается базовых принципов ООН, определяющих приоритетность урегулирования конфликтов мирными средствами. Россия, имея обширный и разнообразный опыт миротворческой деятельности на пространстве СНГ (в Абхазии, Северной Осетии, Приднестровье и т.д.), в котором разделяющие враждующие стороны российские миротворцы напрямую выполняли функции «силового умиротворения» и «принуждения к миру», сегодня не может не учитывать тот факт, что в условиях информационной открытости и доступности целевых аудиторий для управляющего психологического воздействия мощнейшим инструментом «принуждения к миру» становятся технологии формирования общественного мнения, способного подтолкнуть конфликтующие стороны к сближению на основе мирного переговорного процесса. В этих условиях России жизненно необходима выверенная информационная политика , которая в части, касающейся миротворческой деятельности должна опираться на собственную, национальную модель мирного урегулирования и разрешения современных конфликтов. Учитывая высокий исторически сложившийся международный авторитет России в зонах, где сейчас происходят наиболее острые конфликты: на Балканах, в арабском мире, в Азиатско-тихоокеанском регионе, в Африке и Латинской Америке, технологии психологического воздействия на массовое сознание населения в зонах конфликтов и вне их - реальный эффективный инструментарий мирного воздействия на конфликтные ситуации с целью их стабилизации и разрешения, без риска быть втянутым в чужой вооруженный конфликт.

Между тем, эта политическая ниша сегодня практически полностью занята моделями и технологиями информационно-психологического управления конфликтами, предлагаемыми представителями четырех основных мировых цивилизаций: англо-саксонской (США, Великобритания), романо-германской (Западная Европа, и прежде всего - Германия и Франция), ближневосточной (исламский мир) и восточноазиатской (Китай, Япония, Вьетнам, и т.д.). Все эти модели эффективно работают в зонах конфликтов, не вступая во взаимные противоречия, а во-многом и дополняя друг друга. Их индивидуальные особенности отражают культурно-цивилизационные и национально-государственные различия в мировоззрении существующих мировых цивилизаций на разрешение конфликтных ситуаций и очевидным образом появляются во внешней политике ведущих мировых акторов: методы, применяемые США и Великобританией, относящихся к англо-саксонской цивилизации, существенно отличаются от методов и технологий воздействия на конфликтную ситуацию стран Восточной Азии, Ближнего Востока и даже Европейского Союза.

В основе англосаксонской модели лежит укоренившаяся в сознании и проникшая в подсознание достаточно исторически молодая идеология и мировоззрение протестантизма: все три основные американские идеологические концепции - «экспорт демократии», «силовое умиротворение» и «барханные революции» - по сути, являются переработкой и развитием основных норм протестантского мировоззрения. В основе восточноазиатской традиционной модели лежит в основном конфуцианское мировоззрение и идеология, а также философское учение Лао-Цзы. В основе романо-германской модели лежит, в основном, значительный опыт конфликтного сосуществования различных народов в рамках тесной Европы и историческая культурно-религиозная традиция католицизма, дополняемая элементами более позднего европейского протестантизма. В основе ближневосточной модели, сформированной в культурно-цивилизационной традиции различных направлений и течений ислама, лежит исторический опыт расширения ареала распространения и влияния исламского мира.

Культурно-цивилизационные отличия наиболее ярко проявляются в современных доктринах и концепциях психологического воздействия на конфликты именно у представителей англо-саксонской цивилизации: США и Великобритании. Сегодня психологические операции строятся ими в рамках двух основных идеологических концепций:

концепции «жесткой силы» (представленной школой неореализма К. Уолтц, Р. Гилпин, Б. Бузан , основанной на принципе приоритетности «силового умиротворения», в рамках которой считается морально оправданным превентивное применение вооруженной силы в отношении участников конфликта, если есть явные признаки того, что конфликт может стать угрозой политической стабильности в регионе и перерасти в гуманитарную катастрофу;

концепции «мягкой силы» (представленной школой неолиберализма ), опирающейся на идеологическую установку на «экспорт демократии» и сочетающую в себе миссионерскую традицию американского протестантизма с технологиями «бархатных революций», основанных на методах внешне ненасильственного изменения конституционного строя в странах-потребителях американской модели развития общества.

Обе концепции в англосаксонской модели не дублируют, а взаимодополняют друг друга, отличаясь исключительно по скорости достижения искомого политического результата:

концепция «жесткой силы» очень эффективна для оказания силового принуждения на противника с целью получения политических преимуществ в настоящей точке политического процесса, причем принцип «силового умиротворения» позволяет использовать методы насильственного принуждения и в мирное время, прикрываясь глобальной миротворческой деятельностью;

концепция «мягкой силы», как правило, рассчитана на отложенный результат: подготовка и проведение таких психологических операций как «бархатные революции» требует времени. Однако, эффект от технологий «мягкой силы» сохраняется в течение более длительного времени: проамериканские режимы в странах, где победили «бархатные революции», до сих пор у власти и проводят внешнеполитический курс, полностью ориентированный на национальные интересы США.

Концепция «силового умиротворения» предполагает, что превентивное применение вооруженной силы развитыми демократическими странами является оправданным; государства западного мира, построившие у себя «самые совершенные» на сегодняшний день модели демократического общества, способны быстрее и качественнее оценить угрозы демократии, возникающие в результате зарождения и эскалации новых конфликтов, чем традиционные коллегиальные органы и институты (такие как ООН), в которые входит достаточно большое число стран «с неразвитой демократией», чье мировоззрение мешает им своевременно оценить опасность. При этом, главным признаком международной опасности конфликта является «международное общественное мнение» (которое нередко бывает специально сформировано и ориентировано на определенные реакции), оценка конфликтной ситуации которого считается более значимой и оперативной, чем реакция традиционных международных институтов и часто опережает официальную позицию ООН, тем самым, понижая ее роль и ставя под сомнение способность этой организации оперативно реагировать на угрозы международной безопасности. Одной из технологий формирования общественного мнения в рамках концепции «силового умиротворения является технология формирования образа международного терроризма.

В отличие от «силового умиротворения», концепция «мягкой силы» - это технологии обеспечения добровольного подчинения других субъектов международного права, основанные на признании абсолютного превосходства в сфере идеологии, политики, экономики, морали. Причем, подчинение должно быть именно добровольное, что определяет приоритетность использования ненасильственных методов. К ним, в первую очередь, относятся технологии информационно-психологического воздействия на сознание, используемые в современных операциях психологической войны. Один из лучших примеров применения таких технологий на практике - «бархатные революции».

Восточноазиатские методы информационно-психологического воздействия на течение конфликта базируются на традиционных ценностных установках, прежде всего конфуцианства, остающихся, несмотря на все идеологические веяния, основой мировоззрения китайского и других обществ Восточной Азии. Традиционные ценности конфуцианской этики определяют отношения не только в рамках семьи, но и в отношениях между различными социумами . Не только в Китае, но и в Японии, Южной Корее, Сингапуре и других странах Восточной Азии конфуцианская этика оказывается доминирующей в общественном мнении, и без ее учета трудно иными методами воздействовать на сознание.

Российские ученые указывают на необычайную стойкость отдельных черт внешнеполитических доктрин Китая на протяжении более чем трехтысячелетней истории страны, продолжающейся и в наше время. «Прежде всего здесь имеется в виду традиционность общих принципов, - пишет А.А. Бокшанин, - которые легли в основу внешнеполитических связей и некоторых характерных черт китайской дипломатической практики» . Пекин, как правило, не форсирует события, ожидая лучших времен в своих спорах с оппонентами, стремится первоначально «застолбить позицию», заявить, например, о притязания на ряд островов Южно-Китайского моря, либо оставить вопрос открытым на «неопределенное время» по спорным территориям, как это имело место в начале 70-х гг. ХХ в. при нормализации отношений с Японией по поводу принадлежности островов Сэнкаку.

Общая международная обстановка и соотношение сил через несколько десятилетий наверняка изменятся и спор может решиться в пользу Китая и без конфликта. «Отложенные решения» - весьма удобная форма психологического воздействия. Проблема остается нерешенной, ей можно всегда воспользоваться как инструментом информационного давления, в том числе и на переговорах. В современном Китае происходит отказ от прошлых стереотипов, освобождение от «комплекса неполноценности», сторонники возрождения былого величия страны призывают «взять инициативу в свои руки, на равных вести дела с другими великими державами, настаивать на своей позиции в урегулировании международных кризисов»10 .

В отличие от восточноазиатской, европейская специфика такова, что на континенте со времен Вестфальского мира 1640 г. в основу институализации социумов был положен принцип этнической идентификации, наций-государств как основных участников международных отношений. Но этническая дифференциация после распада Империи Карла Великого привела к многочисленным межнациональным конфликтам, в том числе к мировым войнам. После Второй мировой войны процесс этнической и национальной дифференциации не прекращался, порождая как новые открытые конфликты, например, на Балканах, так и скрытые, латентные - в Бельгии, Испании, Греции и других странах.

Ведущие государства Евросоюза, прежде всего - Германия и Франция, а также Бельгия, Испания, Италия, которые условно можно объединить в Романо-германскую цивилизацию, в применении технологий информационно-психологического воздействия на конфликты придерживаются тактики психологического управления, но - с учетом национально-государственной специфики. Западноевропейская модель психологического воздействия на конфликты не ставит задачу путем прямого вмешательства изменить политические системы его участников, а стремится управлять сознанием политических элит, стоящих у власти в государствах-участниках конфликта, а также - сознанием различных слоев местного населения и международной общественности, побуждая их воспринимать конфликт в соответствии с предлагаемым им образом конфликта, то есть смотреть на конфликт глазами европейского сообщества.

В отличие от ЕС, исламский мир, несмотря на его обозначение как единой культурно-цивилизационной общности, на самом деле представляет собой сложную мозаичную картину. Дезинтеграция ислама на множество религиозно-правовых школ и течений свидетельствует о том, что отличия, специфика каждого направления иногда превалирует над общими принципами и догматами религии. Различия в догматике ислама затрагивают не только основы вероучения, но и сферы социальной, культурной, политической жизни и экономические отношения.

Таким образом, сегодня модели психологического разрешения современных конфликтов представлены минимум четырьмя различными культурно-цивилизационными формами, и каждый из них имеет свои, присущие только ей, отличительные особенности. Англо-саксонская модель видит процесс разрешения конфликтов в полной, принудительной трансформации политических систем конфликтующих сторон под свои политические нормы и стандарты. Восточноазиатская модель видит процесс разрешения конфликтов в интеграции (а, фактически, во встраивании) политических систем и ценностей конфликтующих сторон в собственную систему политических отношений (например, по принципу «одна страна - две системы»), постепенно растворяя в своей системе национальную идентичность политических систем более слабых участников международных отношений. Ближневосточная модель видит процесс разрешения конфликтов в переносе, проекции исторически сложившихся в исламе традиционных механизмов регулирования социально-политических отношений на зоны конфликтов, в том числе - за счет расширении ареала распространения и влияния исламского мира. Романо-германская, или западноевропейская, модель видит процесс разрешения конфликтов в изменении взглядов участников конфликта на сам конфликт.

В конце 80-х годов, с приходом к власти в ведущих странах Запада неоконсервативных сил, появляется попытка преодоления вышеназванного парадокса ядерных вооружений, стремление выйти за рамки стратегии устрашения и реабилитировать понятие военной победы в ядерный век. С другой стороны, возникают новые тенденции в американской и западноевропейской политике в области вооружений и военных технологий. Были предприняты инициированные администрацией Рейгана в США и французскими официальными политическими кругами в Европе попытки выработать новую «большую стратегию», которая позволила бы открыть новую, «постядерную» эру в мировой политике. В рамках проектов, известных как, соответственно, СОИ и «Эврика», ставится цель создания принципиально новых типов вооружений, дающих преимущество не наступательной, а оборонительной стратегии и минимизирующих возможные последствия гипотетического ядерного удара, а в перспективе призванных обеспечить их обладателям «ядерную неуязвимость». Вместе с тем оба проекта имеют и самостоятельное значение, стимулируя научные и технологические изыскания в ключевых отраслях экономики и общественного производства.

Окончание «холодной войны», развал Советского Союза и крушение биполярной структуры глобальной международной системы знаменуют поворот к новой фазе в разработке «большой стратегии». На передний план выдвигаются задачи адекватного ответа на вызовы, которые диктуются распространением в мире новых типов конфликтов, генерируемых ростом децентрализованного политического насилия, агрессивного национализма, международной организованной преступности и т.п. Более того, сложность указанных задач, приобретающих особую актуальность в условиях все большей доступности новейших видов оружия массового уничтожения как ядерного, так и «обычного» характера, снижает возможности их решения на пути стратегических исследований с традиционной для них точкой зрения «солдата», пытающегося избрать наилучшее поведение перед лицом противника, и не задающегося вопросами о причинах и конечных целях конфликтов.

Й. Галтунг, например, предложивший «структурную теорию агрессии», считает причиной международных конфликтов разбалансирование критериев, позволяющих судить о том месте, которое занимает данное государство в международной системе, когда его высокое положение в этой системе, в соответствии с одними критериями, сопровождается недостаточным или непропорционально низким положением в каком-либо другом отношении. Например, финансовая мощь такого государства, как Кувейт, диссонирует с его незначительным политическим весом; ФРГ, являвшаяся экономическим гигантом, была ограничена в своих дипломатических возможностях. С этой точки зрения, можно сказать, что демографический, ресурсный, научно-технический и производственный потенциал России находится в явном противоречии с характерной для нее сегодня экономической ситуацией и, соответственно, с тем местом, которое она занимает в системе межгосударственных отношений.

Возникновение агрессии, утверждает Галтунг, наиболее вероятно в ситуации «структурного разбалансирования». Это касается и глобальной международной системы с наблюдающимся в ее рамках «структурным угнетением», когда индустриально развитые государства, уже в силу самих особенностей функционирования присущего им типа экономики, выступают в роли угнетателей и эксплуататоров слаборазвитых стран. Однако само по себе наличие структурного разбалансирования еще не означает, что вытекающие из него конфликты обязательно достигнут своей высшей степени военного противостояния. Последнее становится наиболее вероятным при двух условиях: во-первых, когда насилие превращается в неотъемлемую и привычную черту жизни общества; во-вторых, когда исчерпаны все другие средства восстановления нарушенного баланса. К рассмотренным взглядам примыкают и взгляды американского исследователя Органски. Основываясь на теории политического равновесия, или баланса сил, он исходит в анализе причин конфликта из того, что нарушения структурного равновесия в международной системе объясняются появлением в ней государств «челленджеров». Их растущая мощь приближается к мощи наиболее сильных держав, занимающих в мировом порядке ведущие позиции, но значительно отстает от уровня их политического влияния.

1.2Исторические способы разрешения международных конфликтов в России

Во-первых, за рубежом теорию конфликта начала формироваться ещё в ХIХ веке. Во-вторых, зарубежная конфликтология представлена значительно более широким спектром подходов к изучаемому предмету. Только в США с конца 1960-х годов конфликтами занимаются десятки исследовательских центров и кафедр в крупнейших университетах. Готовятся специалисты уровня бакалавра и магистра по конфликтологии. Издается несколько специализированных журналов. Но, пожалуй, самое главное отличие - сама западная конфликтология имеет преимущественно прикладной характер развития.

Первые отечественные публикации, посвященные непосредственно проблеме конфликта относятся к периоду только 1915-1920-х годов. Отечественные социальные мыслители, испытывая влияние зарубежных течений, вместе с тем отразили своеобразие российского общества начала XX в.

Петр Лавров и Николай Михайловский, представители так называемого субъективного идеализма, главным движителем и, следовательно, мерилом прогресса признавали личность, ее всестороннее развитие в кооперации с другими людьми. Отсюда ими выводилась необходимость предотвращать конфликты между личностью и обществом. Авторами утверждалось, что прогрессу способствует не борьба за существование, а взаимопомощь и солидарность людей. Схожие теоретические положения лежали в основе социологических концепций идеологов народничества - Михаила Бакунина, Петра Кропоткина, Петра Ткачева.

Максим Ковалевский, опираясь на ставший популярным в России сравнительно-исторический метод, также усматривал сущность социального прогресса в упрочении солидарности между людьми. При этом он ориентировался больше не на личность, а на социальные группы и классы, стремился выявить идеи равенства и справедливости. Свое видение проблемы социального конфликта высказывали российские сторонники марксизма - представители и ортодоксального - Г.В. Плеханов, В.И. Ленин и «легального» направления - П.Б. Струве, М.И. Туган-Барановский.

Заметный вклад в область конфликтологического знания внес Питирим Сорокин, ставший одним из самых выдающихся представителей «социокультурной школы» в социологии, выразителем идей интеграции социальных и культурных систем. По его словам, «конфликт непременно связан с удовлетворением потребностей людей, его источник заключен как раз в подавлении определенных, преимущественно базовых потребностей человека».

Первые отечественные публикации, посвященные исследованию непосредственно предмета конфликта, появились в начале 1920-х годов. В них проблема конфликта впервые выделяется как самостоятельная, в названиях работ появляется сама категория «конфликт» и его производные (К.М. Тахтарев, В.М. Бехтерев, А.С. Звоницкая, Л.П. Карсавин). В 1924 году была опубликована работа П.О.

Как уже говорилось, некоторые авторы видят происхождение международных конфликтов в особенностях взаимодействия межгосударственной системы и ее внутренней среды. С этой точки зрения, наиболее благоприятным для вооруженных конфликтов или предшествующих им кризисов является международный контекст, характеризующийся размыванием или же резким изменением в соотношении сил. В том и другом случае государства теряют ясное представление о их взаимном положении в международной иерархии и пытаются покончить с возникшей двойственностью (как это произошло, например, в отношениях между США и СССР во время «Карибского кризиса» 1962 г.). Отсутствие общепринятого понимания структуры международной системы делает различия между «структурным» и «контекстуальным» подходами трудноуловимыми. Впрочем, как подчеркивают исследователи теорий международных отношений, указанные подходы тесно связаны друг с другом и содержат рад общих идей. В самом деле, их объединяет, например, явная приверженность государственно-центричной модели международной системы со всеми вытекающими отсюда последствиями, главным из которых является сведение всего многообразия международных конфликтов к межгосударственным противоречиям, кризисам и вооруженным столкновениям. Об этом говорят и различные типы классификации конфликтов. Окончание «холодной войны», крушение «социалистического лагеря» и развал СССР выводят на передний план те вопросы, которые, не являясь радикально новыми по своему существу, отражают сегодня феномены массового масштаба, свидетельствующие о переходном характере современного международного порядка и не освоенные ни одним из рассмотренных выше теоретических направлений в исследовании международных конфликтов. Глубина встающего в этой связи комплекса проблем показана американским ученым Дж. Розенау, обратившим внимание на все более заметное «раздвоение» международной арены, на которой «акторы вне суверенитета» демонстрируют сегодня влияние, конкурирующее по своим последствиям с влиянием традиционных (государственных) акторов. Его значение подчеркивают М.-К. Смуц и Б. Бади - французские специалисты в области политической социологии, отмечающие трудности в идентификации негосударственных акторов, которые придают международным конфликтам и насилию роль «рационального» средства в достижении своих целей.

ГЛАВА 2. АНАЛИЗ РАЗРЕШЕНИЯ КОНФЛИКТОВ В МИРОВОМ ПОЛИТИЧЕСКОМ СООБЩЕСТВЕ В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ

конфликт мировой международный россия

Анализ закономерностей развития современного человечества говорит о том, что мир находится на пороге глобального информационного общества, общества цивилизационных перемен, предвещающего кардинальные изменения во всех сферах личной и общественной жизни. В Доктрине информационной безопасности Российской Федерации говорится о том, что настоящий «этап развития общества характеризуется возрастающей ролью информационной сферы». Информационная сфера, как системообразующий фактор жизни общества, активно влияет на состояние политической, экономической, оборонной и других составляющих безопасности Российской Федерации.

Национальная безопасность Российской Федерации существенным образом зависит от обеспечения информационной безопасности, и в ходе технического прогресса эта зависимость, по нашему мнению, будет возрастать. Так, Доктрина информационной безопасности Российской Федерации относит к внешним источникам угроз безопасности России разработку рядом государств концепций информационных войн; разработанные Советом Безопасности России «Основы государственной политики в области обеспечения информационно-психологической безопасности» определяют государственную информационную политику в условиях информационной войны как центральный компонент системы обеспечения безопасности и, одновременно, указывают на неэффективность использования общих принципов, средств и методов существующей сегодня информационной политики в условиях острых информационно-психологических конфликтов; материалы парламентских слушаний «Угрозы и вызовы в сфере информационной безопасности» указывают не только на неэффективность действующей государственной политики в условиях психологических войн, но и предполагают, что возможной причиной такой неэффективности может являться принципиальная неприменимость общих форм и методов политического урегулирования конфликтов, в том числе - международных, в специальных, или особых, условиях, которые создает информационно-психологическая война.

Политическое урегулирование конфликтов, т.е. нахождение взаимоприемлемого согласия между участниками конфликта политическим путем, при помощи переговоров, политических технологий и процедур, сегодня является важнейшей категорией современной конфликтологии и политической науки вообще. Как указывает М.М. Лебедева, «технологии мирного урегулирования конфликтов приобретают особое значение в современных условиях, становясь главным фактором сохранения и развития человеческой цивилизации». Поиск и разработка таких технологий строится на выявлении общих закономерностей в конфликтах, позволяющие разрешать их мирными средствами. Сравнительный анализ таких закономерностей позволяет дать прогноз возникновения и развития конфликта, определить эффективные методы его урегулирования, предотвращающие насильственный формы дальнейшего развития. Поиск общих закономерностей и технологий урегулирования современных конфликтов - это качественно новый уровень владения инструментами политического регулирования современных международных отношений. В условиях информационного общества вершиной развития такого инструментария становятся информационно-психологические технологии, значение которых в урегулировании современных конфликтов со временем будет только возрастать.

Однако, к сожалению, сегодня российское обществоведение переживает методологический кризис. Видный ученый-международник, член-корр. РАН А.В. Торкунов справедливо указывает на слабое производство в России теоретических обобщений, на необходимость обновления методологии общественно-научных исследований, создания «новой методологической парадигмы». В этой новой парадигме достойное место должна занять социальная психология и «управление процессами восприятия человеком жизненной реальности, управление рефлексией». Именно поэтому при постановке проблемы исследования роли и места информационно-психологического фактора в современных конфликтах необходимо учитывать, что она находится на стыке ряда дисциплин, каждая из которых имеет свою методологию, степень и глубину разработанности.

С одной стороны, это - политологические и социологические исследования практики применения современных технологий информационно-психологического воздействия на массовое и индивидуальное сознание в международных отношениях, степени их влияния на современные политические процессы (разновидностью которых являются политические конфликты) и принципиальной возможности рассматривать эти технологии как эффективный инструмент достижения поставленных целей. При этом, принципиальным моментом является именно технологический аспект управляющего информационно-психологического воздействия, т.е. возможность разработки и апробации таких способов воздействия, которые в качестве инструментов управления конфликтами обладали бы технологической универсальностью - способностью многократного тиражирования, применимостью к различным видам современных конфликтов без привязки к их сугубо внутренним индивидуальным особенностям.

С другой стороны, важнейшим вопросом исследования является изучение принципиальной управляемости современных политических конфликтов с помощью психологического воздействия. Известно, что в арсенале психологических операций существует значительный набор способов и инструментов психологического воздействия на политические процессы, от методов политической рекламы и пропаганды до технологий информационной войны. И все они так или иначе оказывают воздействие на политику. Однако, вопрос о том, способны ли современные информационно-психологические технологии управлять политическими конфликтами самостоятельно, без обязательного привлечения других управляющих механизмов, и, если - да, то, на каких именно стадиях развития современного конфликта, по-прежнему остается открытым.

При рассмотрении современных политических конфликтов в качестве объектов информационно-психологического управления, встает законный вопрос о том, может ли это управление привести к разрешению конфликтной ситуации.

Сегодня известно множество примеров использования современных технологий психологического воздействия в операциях информационной войны с целью развязывания и эскалации международных конфликтов, в том числе - переходящих, в результате применения агрессивных информационно-психологических технологий, в стадию прямого вооруженного столкновения. Примером такого использования психологического воздействия на конфликты являются военные операции конца ХХ- начала ХХI вв. в Ираке, Афганистане, Гаити, Сомали, на Балканах. Несомненно, это - пример управляющего воздействия, причем воздействия очень эффективного, не имеющего аналогов на протяжении всего предшествующего периода истории международных отношений. Тем не менее, эти примеры не могут дать ответ, можно ли использовать аналогичные по своей природе технологии не только для эскалации, но и для политического урегулирования международных конфликтов.

Кроме того, важным является вопрос о роли исследуемого в настоящей работе механизма политического урегулирования среди других существующих механизмов управления конфликтами.

И, наконец, необходимо учитывать, что в результате формирования информационного общества и стремительного развития новых политических технологий, основанных на парадигме информационного превосходства, в современных, в том числе - международных, конфликтах возникла и оформилась новая стадия, которая получила название информационно-психологической войны.

Считается, что политический конфликт переходит в фазу информационно-психологической войны в том случае, если одна или несколько сторон, вовлеченных в конфликт, останавливаются на выборе силового решения, но при этом, в целях достижения максимального конкурентного преимущества, выбирают для достижения политических целей такие формы и методы агрессии, которые, наряду с внезапностью, обеспечили бы нападающему значительный период скрытости. Сегодня таким способом политического насилия является только арсенал средств, методов и технологий информационно-психологической войны. В этом смысле тайные операции психологической войны в современном конфликте предшествуют непосредственно военной фазе, хотя, конечно, могут различным образом сочетаться с актами прямой вооруженной агрессии, которые в информационно-психологической войне необходимы для инициирования цепных психологических реакций в массовом сознании населения и играют известную роль «спускового крючка».

На критической стадии перехода от политических методов к методам прямого вооруженного противостояния возникает встречное воздействие на политический конфликт двух видов внешнего управления, диаметрально отличающихся по преследуемым целям: технологий иноформационно-психологической войны, направленных на нулевое разрешение политического конфликта через его эскалацию и нанесение одной из сторон, вовлеченных в конфликт, неприемлемого ущерба, и технологий урегулирования, направленных на то, чтобы найти компромиссное решение с большими для себя преимуществами. Вопрос о применимости технологий политического урегулирования конфликтов, находящихся в фазе информационно-психологической войны, таким образом, сводится в первую очередь к возможности рассматривать современную информационно-психологическую войну в качестве объекта политического управления.

Существующие концепции регулирования такой сложной формы социально-политических отношений как психологическая война сегодня, в основном, сводятся к принципу противодействия, и в этом смысле информационно-психологические технологии противодействия операциям ИПВ также относятся к технологиям урегулирования современных конфликтов. Однако, у концепции противодействия есть ряд неустранимых, с нашей точки зрения, недостатков: противодействие начинается тогда, когда операции психологической войны выходят из скрытой (латентной) стадии, т.е. - выявлены и распознаны жертвой нападения, что происходит практически во всех случаях слишком поздно для того, чтобы предотвратить наносимый ущерб и воспрепятствовать перетеканию конфликта в стадию прямого вооруженного столкновения.

Вопрос об управлении психологической войной вообще и в международных конфликтах, в частности, в современной научной литературе практически не поднимается; возможно, исключение составляют отдельные работы, где впервые психологическая война рассматривается на различных уровнях познания: как социальное явление, как поле политических конфликтов, как одна из фаз политического конфликта и как инструмент внешней политики. Изучение теории и практики информационно-психологического воздействия на процессы разрешения современных конфликтов крайне актуально, т.к. эти методы воздействия прочно вошли в арсенал инструментов современной дипломатии. Если такая практика существует, то исследование механизмов информационно-психологического управления конфликтами должно снабдить дипломатию действенными научно-обоснованными технологиями регулирования международных конфликтов.

Отдельно встает немаловажный вопрос о пределах эффективности и границах применимости информационно-психологических технологий разрешения современных конфликтов, из уяснения которого непосредственно вытекает место этих технологий в общем процессе стабилизации системы международных отношений. Любой конфликт в своем развитии проходит через ряд последовательных стадий, каждой из которых характерен свой набор инструментов политического воздействия. Несомненно, современные информационно-психологические технологии относятся к одному из таких наборов и не могут быть одинаково эффективны на всех стадиях эволюции политического конфликта. Выявление таких стадий (одной или нескольких) становится одной из задач исследования.

Актуальность исследования роли и места информационно-психологических технологий в разрешении современных, в том числе - международных, конфликтов обусловлена следующими объективными факторами.

Во-первых, несмотря на завершение эпохи глобального противостояния, в современном мире количество политических конфликтов не только не сокращается, а продолжает нарастать, причем возникают их новые формы, мало подверженные стабилизирующему воздействию традиционных инструментов политического регулирования. Как указывает М.М. Лебедева, «современные конфликты стали одним из ведущих факторов нестабильности в мире. Будучи плохо управляемыми, они имеют тенденцию к возрастанию, подключению все большего числа участников, что создает угрозу не только тем, кто непосредственно вовлечен в конфликт, но и всем живущим на земле». Международные отношения все больше становятся полем политических конфликтов.

На передний план выходят региональные конфликты, характеризующиеся высокой интенсивностью, широким применением методов прямой вооруженной агрессии и способностью вовлекать в свою сферу соседние регионы, разрушая исторически сложившиеся там системы коллективной безопасности. Деятельность США по «силовому умиротворению» и «принуждению к демократии» в различных регионах мира не только не устраняет первопричины протекающих там политических конфликтов, но во многих случаях приводит к их эскалации и переходу на новый, более масштабный, уровень. Часто политические конфликты специально инициируются в регионах, имеющих стратегическое экономическое или военное значение, для того, чтобы под видом миротворцев обеспечить там свое военное и политическое присутствие. Так, политический конфликт в Ираке, ставший новым импульсом для обострения этнических и религиозных противоречий между иракскими суннитами (которых поддерживает Сирия) и шиитами (пользующимися поддержкой Ирана), арабами и курдами, способен вовлечь в затяжной вооруженный конфликт фактически весь Ближний Восток; политический конфликт в Косово не только привел к возникновению в самом центре Европы крупнейшего моноэтнического анклава с населением, принадлежащим к иной культурной традиции, но и стал для международных экстремистов плацдармом для развертывания дальнейшей внешней экспансии (например, вторжение УЧК в Македонию).

Во-вторых, наряду с обострением традиционных форм и методов политического соперничества, в международных отношениях все большее значение играет этнополитический фактор: в современных международных конфликтах, все чаще носящих характер столкновения цивилизаций, центральной проблемой становится сохранение ценностей и национальной идентичности, разрушение и трансформация которых сегодня - основная цель политической агрессии. Сам политический конфликт при этом во многом утрачивает черты «конфликта интересов» и становится, в первую очередь, психологическим «конфликтом ценностей», природа которого и способы политического разрешения сегодня практически не познаны.

Примером такого конфликта может служить Косово, где сегодня происходит столкновение системы ценностей православной христианской цивилизации, радикальных направлений этнического ислама и агрессивной миссионерской социально-культурной традиции американского протестантизма. Другим ярким примером является зарождающийся в самом центре Европы - Франции - этнополитический конфликт между коренным населением страны и общинами иммигрантов из мусульманских стран Северной Африки, которые принадлежат к иной культурно-цивилизационной традиции и не разделяют многих европейских ценностей, принципиально отрицают политику культурной интеграции и, по мере накопления собственных ресурсов, начинают заявлять о себе как о новой политической силе. Близкая ситуация складывается с этническими общинами и в Великобритании, вынужденной кардинально пересматривать открытость своих границ.

Угроза нарастания этнополитических конфликтов продолжает сохраняться: сегодня в мире существует более 180-ти государств и лишь не более 20-ти из них этнически однородны; в более 40% государств мира проживает пять и более национальных меньшинств. На протяжении второй половины ХХ века в мире было отмечено более 300 этнических конфликтов, которые периодически переходили в стадию насилия. По оценкам ООН, этнические конфликты унесли больше жизней, чем «традиционные» войны.

Разрешение этнополитических «конфликтов ценностей» не может быть найдено исключительно в политической плоскости: во многих районах совместного проживания межэтнические противоречия формировались, накапливались и сохранялись в сознании населения веками и настолько глубоко проникли в историческую память, что их политическая активация у людей нередко проявляется в форме неосознанных, ментально-архетипных, интуитивно - подсознательных действий, не подверженных воздействию разума и логики - категорий, которыми оперирует сознание. В этих условиях обычные методы политического воздействия на конфликтную ситуацию малоэффективны: этническое подсознание не поддается политическому регулированию. Все это требует поиска новых инструментов, способных оказывать стабилизирующее воздействие на сознание и подсознание населения в зонах конфликтов, - новых, информационно-психологических, технологий управления политическими процессами, конфликтами и кризисами.

В-третьих, международная деятельность по урегулированию политических конфликтов сегодня переживает системный кризис, требующий не только поиска новых подходов и способов воздействия на конфликтные ситуации, но и формирования новых парадигм управления политическими конфликтами. Не случайно видный ученый-международник, член-корр. РАН А.В. Торкунов указывает на необходимость обновления методологии общественно-научных исследований, создания «новой методологической парадигмы», в которой достойное место должна занять социальная психология и «управление процессами восприятия человеком жизненной реальности, управление рефлексией».

В настоящее время в мире существует три основных механизма, призванных поддерживать стабильность в международных отношениях и урегулировать возникающие политические конфликты:

международные институты и системы коллективной безопасности (ООН, ОБСЕ);

«оборонительные» военно-политические союзы, оставшиеся в наследство от «холодной войны» и перепрофилированные на «миротворческую деятельность» (НАТО, ЗЕС);

государства-волонтеры, готовые собственными силами добровольно вести миротворческую деятельность по всему миру, выступая в роли всемирного арбитра и используя для этого свой международный авторитет и мощный военно-политический потенциал (США).

Все они сегодня переживают глубокий кризис, вызванный собственной неэффективностью и ограниченной способностью влиять на политические конфликты в современных условиях.

Так, миротворческая деятельность США и НАТО в Югославии не только не привела к урегулированию конфликта, но и превратила этот регион в крупнейший очаг политической напряженности в Европе, имеющий опасные тенденции к расширению и вовлечению в конфликт иных участников; миротворческая операция США в Ираке погрузила страну в военный и политический хаос; операция в Афганистане, так и не устранив с политической сцены Талибан, обострила противоречия между исламским миром и европейскими государствами, вовлеченными, при непосредственном участии США, в затяжной афганский конфликт.

Непрекращающиеся попытки США принизить роль и, фактически, отстранить ООН от руководства миротворческой деятельностью, существенно снижают возможности ООН по урегулированию современных конфликтов.

Системно-функциональный кризис миротворческой деятельности, осуществляемой США и НАТО, наглядно демонстрирует неэффективность существующих сегодня базовых парадигм урегулирования конфликтов: «силового умиротворения», «гуманитарных интервенций», «экспорта демократии» и «борьбы с международным терроризмом», и требует разработки новых теоретических концепций, адекватных современным угрозам и вызовам в сфере регулирования международных конфликтных отношений. В научном плане это должно найти выражение и в разработке новой методологии, основанной на междисциплинарном подходе к исследованию разрешения современных конфликтов.

В-четвертых, в условиях формирования информационного общества многократно повышается значимость информационно-психологического фактора в управлении современными конфликтами. «Мировые процессы - это не только то, что происходит на самом деле» - отмечает А.В. Торкунов, - «но и то, что люди думают о том, что происходит».

Сегодня в результате стремительного развития новых политических технологий, основанных на парадигме информационного превосходства, в современных политических конфликтах возникла и оформилась новая стадия, - информационно-психологическая война, занимающая промежуточную ступень между стадией переговоров и вооруженным столкновением и являющаяся в конфликте «поворотной точкой» - от мирной фазы к военной.

Вместе с тем, возникновение в современных конфликтах новой фазы - информационно-психологической войны - создает новые возможности для управления конфликтами, в т.ч. - в целях их разрешения или урегулирования. Так как сегодня в системе международного права нет механизмов, ограничивающих применение технологий психологические войны, поиск новых эффективных способов, методов и технологий стабилизирующего воздействия на конфликт, находящийся в фазе ИПВ, выдвигается на передний план современной миротворческой деятельности.

В-пятых, в условиях формирования информационного общества необходима выверенная государственная информационная политика. Значение ее возрастает в условиях информационной борьбы, и, особенно, в условиях психологических войн. При том встает практический вопрос - о научно-аналитическом обеспечении реализации концепции информационной безопасности России, которая понимается как состояние защищенности ее национальных интересов в информационной сфере, определяющихся совокупностью сбалансированных интересов личности, общества и государства. Не случайно в Концепции внешней политики обеспечение информационной безопасности указано в качестве одного из приоритетов Российской Федерации в решении глобальных проблем: «Россия ... уделяет особое внимание такому аспекту укрепления стратегической стабильности как обеспечение информационной безопасности».

По свидетельствам ряда ученых, в настоящее время разворачивается «третья мировая информационно-психологическая война». Некоторые ученые считают, что холодную войну СССР проиграл по причине поражения в войне информационно-психологической. Признав этот факт, необходимо сформулировать государственную информационную политику, которая позволяла бы решать проблемы адекватного отражения информационно-психологической агрессии.

Также следует учитывать, что в России уже произошли фундаментальные изменения системы социально-политических отношений. Россия стала информационно открытой страной, как для других государств, так и внутри самой себя. В условиях демократизации общества открываются его информационные границы. При этом, главные цели нанесения информационно-психологических ударов - массовое сознание, социальная психика, мораль и нравственность, - становятся все более доступны для негативного внешнего информационного воздействия.

В современных условиях жизненно важно для России сформировать такую политику (а, следовательно, и модель развития), которая позволила бы стране устойчиво двигаться вперед наравне с другими странами. Это тем более важно, что политическая сфера формирующегося глобального информационного общества все более превращается в конфликтную сферу информационного противоборства. Происходит нарастание информационно-психологических конфликтов, возрастает их интенсивность и социальная опасность.

Проблема формирования выверенной политики государства в условиях информационно-психологической войны возрастает еще и из-за низкой степени готовности современного российского общества оказывать активное сопротивление любым попыткам манипулирования общественным сознанием, поскольку в массовом сознании граждан еще только формируется понимание той угрозы, которую могут нести современные информационно-психологические войны.

В шестых, признав роль информационно-психологического фактора в управлении современными политическими процессами, у России, находящейся на пересечении интересов североамериканской, восточноазиатской и западноевропейской политики, в формировании собственного политического мировоззрения на формы и способы разрешения современных конфликтов есть две возможности: либо - следовать одной из уже существующих моделей (англо-саксонской, романо-германской или восточноазиатской), либо - искать собственный путь, сочетая в национальной политике сильные стороны всех трех основных подходов и, по возможности, избегая их недостатков.

При выборе собственной модели психологического воздействия на современные политические конфликты России необходимо исходить из трех основных принципов:

получить возможность оказывать прямое психологическое воздействие не только на группы политической элиты, представляющие конфликтующие стороны за столом переговоров или поддерживающих политический контакт с одним из международных посредников, но, в первую очередь, на массовое сознание населения в зонах конфликтов, в том числе - на этнические группы и анклавы, подверженные воздействию экстремистской идеологии;

избежать вовлечения в конфликт в качестве одной из конфликтующих сторон;

избежать вступления в прямое конфликтное соприкосновение с ведущими игроками на мировой арене, вовлеченных в этот конфликт в одном из качеств: посредника, миротворца, либо - в качестве одной из сторон, стремящихся урегулировать конфликт на собственных условиях методом прямого силового давления.

Сегодня существует пять основных подходов к исследованию роли и места психологического фактора в разрешении конфликтов. Условно их можно означить как медиа-коммуникативный, информационно-конфликтологический, системно-функциональный, информационно-политический и этноконфликтологический.

Сторонники медиа-коммуникативного подхода считают, что современные технологии информационно-психологического воздействия на массовое и индивидуальное сознание оказывают заметное влияние на внешнюю политику и международные отношения, политические процессы, конфликты и кризисы, но, при этом, сводят указанные технологии практически исключительно к современным технологиям медиа-воздействия, осуществляемого через средства массовой информации и массовой коммуникации.

Однако, эффективность существующих сегодня парадигм политического регулирования современных политических, в том числе - международных, конфликтов не соответствуют требованиям обеспечении международной безопасности и стабильности:

множественность политических конфликтов продолжает возрастать, сохраняется тенденция на обострение уже существующих и возникновение новых форм;

современные этнополитические конфликты все более приобретают вид глобального «столкновения цивилизаций»;

в очагах международной нестабильности возрастает риск возникновения локальных вооруженных конфликтов, с перспективной втягивания в прямую вооруженную конфронтацию целых регионов;

международная деятельность по урегулированию политических конфликтов переживает глубокий системный кризис, требующий не только поиска новых подходов и способов воздействия на конфликтные ситуации, но и формирования новых парадигм управления политическими конфликтами.

Все это требует выработки новых концепций и представлений о современной роли психологического фактора в разрешении конфликтов, в том числе - на базовом, парадигмальном, уровне.

В условиях формирования глобального информационного общества в современных конфликтах появилась новая фаза - информационно-психологическая война, которая занимает промежуточную ступень между политическим кризисом и фазой вооруженного столкновения, являясь при этом «поворотной точкой» от мирной фазы к военной. В этой фазе технологии информационно-психологического воздействия на политические (в том числе, международные) конфликты становятся одним из решающих факторов и высокоэффективных инструментов в деятельности по их политическому разрешению.

2.1 Способы «мирного» разрешения международных конфликтов на современном этапе

Несмотря на завершение эпохи глобального противостояния, в современном мире количество политических конфликтов продолжает нарастать, возникают их новые формы, мало подверженные стабилизирующему воздействию традиционных институтов и систем коллективной безопасности. Вместе с тем, международная деятельность по разрешению политических конфликтов сегодня переживает системный кризис, требующий не только поиска новых подходов и способов воздействия на конфликтные ситуации, но и формирования новых парадигм управления международными конфликтами. В этих условиях на передний план выдвигаются технологии информационно-психологического воздействия, которые сегодня не обладают всеобщей универсальностью и имеют свои национально-государственные и культурно-цивилизационные особенности.

В настоящее время в мире одновременно возникает, проходит все ступени эскалации и угасает достаточно большое количество самых разнообразных политических конфликтов, внутренних и внешних, различных по своим масштабам и охватывающих различные территории, этносы, социальные и политические страты, политические системы. С каждым новым конфликтом, перешедшим в институциональную стадию в результате политической деятельности по его урегулированию, накапливается опыт воздействия на современные конфликты с целью недопущения их перехода в разрушительную для общества стадию. Сегодня различные страны объединяют свои усилия по урегулированию международных конфликтов, действуют различные международные институты, обеспечивающие в разрешении конфликтов роль третьей стороны. Однако, несмотря на достаточно большой накопленный опыт, количество современных конфликтов не снижается, а даже, по некоторым данным, растет, - с той скоростью, с которой динамично развивается и одновременно усложняется система социально-политических отношений современного общества.

Существующие сегодня модели, способы и методы воздействия на конфликтные ситуации имеют достаточно четко выраженные национальные и государственные особенности. Считается, что государственные отличия в технологиях урегулирования современных конфликтов связаны с типом политической системы государства, вовлеченного в конфликт, которая диктует определенную тактику политического реагирования на конфликтную ситуацию. Национальные отличия связаны, в первую очередь, с основанном на менталитете политическом мировоззрении наций и этнических групп, составляющих население страны, с принятыми и укоренившимися в рамках этнических групп правилами социально-политического поведения, с национальными социально-культурными традициями урегулирования конфликтов, закрепленными в глубинных психологических архетипах, с историческим опытом взаимодействия (в т.ч. - конфликтного) с иными этническими общностями.

При рассмотрении различных моделей воздействия на конфликтную ситуацию наиболее просто выделить межгосударственные отличия.

Указывая на различные межгосударственные подходы к управлению и урегулированию современных конфликтов, исследователи в основном опираются на положения социальной конфликтологии, в разработку которых внесли значительный вклад Г. Зиммель, Р. Дарендорф, Л. Козер. Этот классический подход, основанный на разделении государственных систем на системы «открытого» (демократического) и «закрытого» (тоталитарного, авторитарного) типа, широко используется и в настоящее время, несмотря на то, что это деление условно и в современном мире уже нет ни четко выраженных государств «закрытого» типа, ни абсолютно демократических «открытых» политических систем.

Л. Козер указывает, что позитивная или негативная роль конфликта сопряжена как с предметом противоборства, так и с типом социальной структуры. Типы конфликтов и типы социальных структур взаимосвязаны. Социальные системы, отличающиеся тесными внутренними взаимосвязями, значительной частотой интеракций и высоким уровнем личной ответственности, имеют тенденцию к подавлению конфликтов. Однако, если в такой системе конфликт все же возникает, он протекает особенно остро и зачастую имеет разрушительные последствия. В социальных системах с частичным индивидуальным участием вероятность разрушительного действия конфликта уменьшается. Для социальных систем такого рода характерна множественность конфликтных ситуаций. Энергия индивидов оказывается распыленной в самых разных направлениях, что мешает ее концентрации на уровне одной взрывоопасной ситуации, чреватой расколом всей системы.

В зависимости от типа социально-политической структуры, согласно Л.Козеру, можно выделить два важнейших механизма обеспечения стабильности (сохранения структуры социальной системы от разрушительного влияния конфликтов):

приспособление к конфликтам и использование их в качестве сигнальной системы в обществах «открытого» типа.

В современном мире уже не встретишь в чистом виде ни полностью «закрытых», ни полностью «открытых» политических систем: даже «супероткрытые» Соединенные Штаты, активно экспортирующие демократию в различные страны мира, гибко сочетают грубую военную силу (Сомали, Югославия, Афганистан, Ирак, шантаж Ирана и т.д.) с мягким воздействием политических технологий (напр., т.н. бархатные революции). Политическим кругам США не чужд и откровенно имперский подход: как отмечает У. Кристол, главный редактор журнала The Weekly Standard, «если люди хотят считать нас империей - пожалуйста». В силу этих причин данный подход можно рассматривать лишь как первое приближение в классификации межгосударственных отличий воздействия на современные конфликты.

Для того, чтобы изменить направление эволюции конфликта, необходимо провести психологическую коррекцию сознания населения в зонах конфликтов, вычистив или заместив в нем внедренные ранее манипулятивные стереотипы, идеологические установки, «якорные» ассоциации, обеспечивающие добровольное подчинение экстремистским силам. Все это возможно только с помощью технологий информационно-психологического воздействия на массовое и индивидуальное сознание, на способность обеспечить коммуникативную цепочку и донесение до сознания каждого участника конфликта ценностной информации как через каналы медиа-вещания, так и через выстраиваемую цепочку межличностной, внутригрупповой, межстратовой сетевой коммуникации.

В основном, этот эффект достигается путем создания в сознании населения определенного образа конфликта, отличного от того, который формирует официальная идеология экстремистов, развязавших конфликт. Образ конфликта может заметно отличаться от реального положения дел, но формируемая им в сознании мотивация и порождает ту политическую активность населения, которая может выйти из под контроля экстремистов и создать условия для стабилизации ситуации.

Примером такой тактики можно рассматривать политику России на Балканах; операции, проводимые спецслужбами стран ЕС в Косово (напр., Бельгией, Францией, Норвегией); позицию Франции и Германии при вторжении США в Ирак; и др.

Отметим, что главной особенностью государственной политики рассматриваемой категории стран в отношении моделей психологического воздействия на конфликтную ситуацию является то, что информационно-психологические технологии применяются данной группой государств именно в целях урегулирования политических конфликтов, в отличие от государств первой группы, ведущих активную экспансионистскую политику.

В третьем случае государства, политическое положение которых нестабильно, в том числе - в результате возникновения конфликта на их территории или вблизи границ, в целом ведут себя следующим образом:

возникновение конфликта и связанный с этим дефицит времени и материальных средств приводит к тому, что основные усилия бывают направлены на прямое противодействие конфликту и оказание сопротивления попыткам его разрастания, об управлении конфликтом в этих условиях, как правило, речи быть не может;

из технологий информационно-психологического воздействия используются, как правило, наиболее простые и не требующие долгой предварительной подготовки методы: в основном, это политическая пропаганда, слухи, дезинформация;

выбросы информации осуществляются не на все категории населения, а только на лидеров мнений и их окружение, т.е. точечно (на массированную обработку не хватает ресурсов);

тонкие многоходовые комбинации с применением технологий психологического воздействия строятся только в отношении потенциальных союзников, их населения и руководства международных организаций, способных выполнять посреднические функции;

при прямой угрозе вооруженной агрессии возможно применение принципов информационного сдерживания, от демонстрации различных угрожающих действий до применения психологических приемов государственного шантажа (напр., КНДР, угроза применения ядерного оружия).

Что касается способности государств самостоятельно разрабатывать технологии информационно-психологического воздействия и апробировать их в реальных международных конфликтах, - можно отметить, что сегодня в условиях формирования рынка технологий психологического воздействия выстраивается следующая цепочка: ведущие страны-разработчики (такие как США, КНР) создают психологические технологии (поскольку обладают достаточным объемом средств и интеллектуальным потенциалом для их производства), апробируют их в реальных конфликтах и затем как коммерческий продукт продают третьим странам. Многократная тиражируемость современных технологий информационно-психологического воздействия обеспечивает их относительную дешевизну и гарантированный сбыт странам, стремящимся иметь возможность дать асимметричный ответ на притязания соседей. Страны, которые не в состоянии разрабатывать или приобретать такие технологии, вынуждены в психологическом воздействии на конфликтные ситуации обходиться вообще без технологического уровня организации, ограничиваясь отдельными способами и приемами информационно-психологического воздействия. Вероятно, технологический отрыв стран-разработчиков от потребителей этой продукции со временем будет только возрастать.

2.2 Особенности современных международных конфликтов с участием России и перспективы их разрешения

Несмотря на то, что в современном международном праве разработаны определенные методы и средства по предотвращению, приостановлению и разрешению вооруженных конфликтов, их количество тем не менее не уменьшается. Наблюдается тенденция к преобладанию вооруженных конфликтов немеждународного характера, в том числе и на территории стран СНГ, что является главным дестабилизирующим фактором в развитии этой организации.

По своему характеру вооруженные конфликты на территории стран СНГ подпадают под определенные категории, прочно утвердившиеся в современном международном праве: международные вооруженные конфликты и вооруженные конфликты немеждународного характера. Так, например, конфликт в Нагорном Карабахе имеет характер международного, а конфликты в Южной Осетии, Абхазии, Приднестровье и Таджикистане - немеждународного характера.

Вооруженные конфликты на территории стран - членов СНГ характеризуются рядом общих черт.

Во-первых, «замороженные» в бытность СССР, многие из них вновь возобновились после его распада.

Во-вторых, в силу того, что причинами этих конфликтов явились различные этнические, экономические и религиозные противоречия они имели чрезвычайно жестокий и кровопролитный характер.

В-третьих, апогей военных действий приходился на 1992-1993 годы, на настоящий период времени активная стадия противоборства сторон миновала и идут переговорные процессы.

В-четвертых, в зоне практически всех конфликтов были развернуты миротворческие операции СНГ, за исключением конфликта в Нагорном Карабахе, где прекращение огня произошло без использования миротворческих сил.

В-пятых, постсоветское пространство изначально характеризовалось присутствием российских (советских) войск во всех бывших советских республиках, в которых имеют место эти конфликты. Все проводимые операции по поддержанию мира на территории СНГ осуществляются с использованием военного потенциала России, которая несет основные затраты (людские, финансовые, технические и др.). Зачастую сами стороны-участники вооруженных конфликтов обращаются именно к России за помощью в их урегулировании и нередко просят Российскую Федерацию выступить гарантом их безопасности (например, в конфликте между Арменией и Азербайджаном по поводу карабахского вопроса).

Территория СНГ является приоритетным направлением внешней политики России, районом ее стратегических интересов, которые обеспечиваются посредством двухстороннего и многостороннего сотрудничества между Россией и странами СНГ, в силу чего происходящие конфликты не могут не затрагивать национальные интересы и безопасность самой России. Этот фактор предполагает необходимость участия Российской Федерации в урегулировании таких конфликтов. Россия, как член Совета Безопасности ООН, неся главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности, должна в максимальной степени участвовать в урегулировании возникших конфликтов на постсоветском пространстве. Россия, изначально de facto участвуя в урегулировании вооруженных конфликтов на территории стран СНГ, не имела de jure оснований, поскольку изначально действовала без мандата Совета Безопасности ООН. Такие документы она получала позже либо от Совета Безопасности, ОБСЕ или СНГ уже в ходе осуществления ею миротворческих операций. Такая ситуация предопределила тот факт, что практически в каждом из существующих конфликтов Россия проводит нечеткую политику, которая характеризуется пристрастием в отношении то одной, то другой стороны-участницы конфликта. Это, в свою очередь, приводит к критической оценке мировым сообществом российской миротворческой деятельности.

Россия, продолжая свою миротворческую деятельность в странах СНГ, тем не менее, не смогла создать достаточную правовую базу, в которой были бы закреплены все основные аспекты ее миротворческой деятельности. Действующий Федеральный закон «О порядке предоставления Российской Федерацией военного и гражданского персонала для участия в деятельности по поддержанию и восстановлению мира и международной безопасности» от 23 июня 1995 г., в общем не отвечает международным стандартам, применяемым при осуществлении миротворческих операций.

В целом усилия России в миротворческом процессе не достаточно эффективны, так как практически все конфликты в СНГ окончательно не разрешены (в большинстве споров сторонами конфликтов не подписаны итоговые, мирные соглашения). В сложившейся ситуации возникает необходимость того, чтобы Россия и страны СНГ попытались в полном объеме использовать накопленный за последние 50 лет положительный опыт ООН. Причем, данный опыт подтверждает, что эффективному урегулированию конфликтов обычно способствуют следующие обстоятельства:

участие посредников на ранних этапах развития конфликта;

постоянная политическая поддержка миротворчества Советом Безопасности и заинтересованными государствами - членами ООН;

эффективное сотрудничество ООН с различными международными и региональными организациями;

непосредственное желание конфликтующих сторон прекратить войну и их окончательное стремление к ее политическому урегулированию.

Отсутствие стабильности, как во многих странах СНГ, так и в отношениях между ними, дает нам основания предположить, что конфликты на территории стран Содружества будут продолжаться и в будущем. Чтобы свести к минимуму саму возможность возникновения вооруженных конфликтов, необходимо заключать более действенные соглашения, в первую очередь в области обеспечения коллективной безопасности стран -членов СНГ. Россия должна активизировать свое участие по всем направлениям, связанным с урегулированием конфликтов (превентивные меры, переговорный процесс, посредническая деятельность, миротворчество, постконфликтная реабилитация и др.). В связи с этим предлагается, в частности, выработать единый правовой документ, охватывающий все основные аспекты проведения Российской Федерацией операций по поддержанию мира в зонах вооруженных конфликтов на территории стран СНГ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассмотренные выше признаки могут быть использованы для первичной идентификации конфликта. Но при этом всегда необходимо учитывать высокую подвижность грани между такими явлениями, как собственно военный конфликт и война. Сущность этих явлений одна и та же, но она имеет различную степень концентрации в каждом из них. Отсюда и известная трудность в различении войны и военного конфликта. Среди признаков, которые могут быть использованы для идентификации военного конфликта, был назван и такой признак, как относительная управляемость развитием конфликтных отношений между участниками спора. Этот признак представляется наиболее важным. В совокупности с уже рассмотренными, он позволяет уточнить результаты первичной идентификации военного конфликта и обеспечивает возможность получить весьма прочные основания для обнаружения различий между войной и военным конфликтом. Управляемость конфликтным процессом предполагает существование коммуникативных каналов между сторонами спора, позволяющих им осуществлять обмен информацией. Иначе говоря, в конфликте всегда имеется механизм "обратной связи". Этот механизм обеспечивает возможность реализации двусторонних мер реальными или потенциальными участниками конфликта в целях его урегулирования и предотвращения. Если же между участниками конфликтного процесса прекращается обмен информацией, то конфликт перестает быть управляемым. В этом случае "включаются" другие механизмы, генерирующие силы эскалации. Эскалационные процессы могут привести военный конфликт к перерастанию в войну.

Конфликт не предполагает конфронтации абсолютно по всем вопросам. В этом его весьма важная отличительная черта. Противостоящие в конфликте стороны в силу этого могут осознать себя не только соперниками, но и зависимыми друг от друга партнерами. Это ощущение позволяет участникам конфликта осознавать всю важность и полезность конструктивных двусторонних мер, направленных на блокирование механизмов эскалации конфликтных отношений. Война же, если она началась, представляет собой процесс, вышедший из-под контроля. Единственным средством, позволяющим контролировать этот процесс, является максимально эффективное (в соотношении с противником) использование своей военной силы с целью уничтожения противника или навязывания ему определенных условий и требований. Но и это средство весьма ненадежно, ибо противостоящие в войне стороны стремятся действовать по максимуму . Это стремление в свою очередь инициирует действие сил эскалации, которые постепенно сокращают (а часто и вовсе исключают) какое-либо ограничение в применении военных сил и средств. Таким образом, относительная управляемость конфликтными отношениями участников военного столкновения, как представляется, может выступать устойчивым признаком в идентификации военного конфликта.

В целом необходимо отметить, что проблема исследования конфликта является весьма сложной. Теоретические и методологические ориентиры, рассмотренные выше, не претендуют на истину в последней инстанции. Однако они могут быть полезными для продолжения исследований конфликта как социально-общественного феномена.

БИБЛЕОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1.Авксентьев В.А. Этническая конфликтология. М., 1996;

2.Амелин В.В. Вызовы мобилтованной этничносги: конфликты в истории советской и постсоветской государственности. М., 1997;

.Аниупов А.Я., Шипшюв А.И. Конфликтология: Учебник для студентов вузов. М., 1999; Громова О.Н. Конфликтология: Курс лекций. М., 2000;

.Арешев. А. Спб, центр изучения современного Ближнего Востока, 4.10.2007 г.

.Арцибасов И.Н. Вооруженный конфликт: право, политика, дипломатия. - М.: Международные отношения, 1989г. - 245с.

.Бирюков П.Н. Международное право: 2-е издание переработанное и дополненное. - М.: Юристъ, 1999г. - 416с.

.Гармонин К. Российский подход к европейской безопасности на современном этапе. Научно-практический семинар «Россия и НАТО: новое начало?» январь 2001 г., 52 с.;

.Григорьев А. Г. Международное право в период вооруженных конфликтов. - М.: Воениздат, 1992г., 198 с.;

9.Гушер А.И. Внутренние вооруженные конфликты и международный терроризм. Взаимосвязь и методы борьбы, 32 с.;

10.Дмитриев А.В. Конфликтология. М., 2000, 306 с.;

.Дмитриев А.В. Этнический конфликт: теория и практика. М., 1998, 198 с.;

.Дубровин Ю.И. Конфликтология и безопасность. Новосибирск, 1998, 166 с.;

.Жеребин B.C. Правовая конфликтология. Владимир, 1999, 249 с.;

.Зеленирв А.Б. Конфликты в управлении и управление конфликтами. М., 2001, 348 с.;

.Исакович С.В. Международно-правовые проблемы прав человека в вооруженном конфликте. Киев. Серия: МО и МП. - 1976г. - №3. 456 с.;

.Каламанов В.А. Методология урегулирования межнациональных конфликтов на территории РФ. М., 1999, 218 с.;

.Киреев М.П. Экстремальные ситуации, конфликты, согласие. М., 1998, 144 с.;

.Козер Л.А. Функции социального конфликта. Социальный конфликт: современные исследования .Под ред. Н.Л. Поляковой. М., 1991., 220 с.;

.Колосов Ю.М. Массовая информация и международное право. - М., 1974г., 650с.;

.Кудрявцев В.Н. Юридическая конфликтология. М., 1995, 402 с.;

.Клименко З.В. Кризис и распад Югославской Федерации. М., 1999, 89 с.;

.Лазарев М.И. Теоретические вопросы современного международного морского права. - М.: 1983г. 254 с.;

.Лебедева М.М. Политическое урегулирование конфликтов: подходы, решения, технологии. - М.:Аспект Пресс., 1999. - 271 с.

.Лисичкин В.А., Шелепин Л.А. Третья мировая информационно-психологическая война. - М., 1999,52 с. ;

.Манойло А.В. Культурно-цивилизационные модели и технологии психологического разрешения международных конфликтов. 2008. - №4. 926 с.;

.Манойло А.В. Мирное разрешение конфликтов: национальные концепции, модели, технологии. 2008. - №8. 84 с.;

.Мелюхин И.С. Информационное общество: истоки, проблемы, тенденции развития. М. 1999, 79 с.;

.И.Н. Панарин, Информационная война, PR и мировая политика. М.: 2006, Горячая линия-Телеком, 352 с.

.Полторак А.И. Савинский Л.И. Вооруженные конфликты и международное право. М., 1976 г., 296 с.;

.Попов В.Д. Информациология и информационная политика. М.: Изд-во РАГС, 2001, 118 с.;

.Почепцев Г.Г. Психологические войны. - Изд-ва: Рефл-бук, Ваклер, 2000, 658 с.;

.Прокофьев В.Ф. Тайное оружие информационной войны. - Синтег, 1999, 212 с.;

.Расторгуев С.П. Информационная война. - М.: Изд-во Радио и связь, 1999., 190 с.;

.Уркварт Б. К новой Организации Объединенных Наций. Мировая экономика и международные отношения. 1996. № 1., 50 с.;

.Фролов С.Ф. Социология: Сотрудничество и конфликты. М.: Юристъ, 1997, 126 с.

37.Fisher R., Ury W. Getting to yes. Negotiating Agreements without giving in. Penguin Books: NY, London, 1991, 38 p.;

38.Fisher R., Schneider A.K., Borgwardt E., Ganson B. Coping with International Conflict. A Systematic Approach to Influence in International Negotiation. Prentice Hall, Inc.: NJ, 1997, 79 p.;

39.Molari. J. Professori : ELAMME INFORMAATIOSOTAA. // VANÄJÄN KAUPPATIE, 23.10.2008.:#"justify">.;

40.Schellenberg J. Conflict Resolution. Theory, Research, and Practice. State University of New York Press: N.Y. - 1996, 126 p.;

41.Vayrynen R. Towards a Theory of Ethnic Conflicts and Their Resolution. Joan B. Kroc Institute for International Peace Studies. 1994, 89 p.;

42.Whittaker David J. Conflict and Reconciliation in the contemporary world. Routledge: London, NY, 1999, 99 p.;

43.Выступление И.Н. Панарина на конференции «Информационные войны в современном мире», г. Москва, 02.10.2008 г.- [Электронный ресурс]. - Режим доступа: <#"justify">ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Статистические и общие сведения о международных конфликтах.

С начала 1990 и по конец 1999 гг. в мире произошло 118 вооруженных конфликтов, которые затронули 80 стран и два крупных региона и унесли жизни примерно шести миллионов человек. Из 118 вооруженных конфликтов десять можно четко определить как межгосударственные. Пять вооруженных конфликтов относятся к войнам за независимость, хотя и во многих других случаях участники считают свои конфликты именно таковыми. Сто войн были «в значительной мере», «главным образом» или «исключительно» внутренними конфликтами. (Эти данные приведены Отделением исследований мира и конфликтов Университета Упсалы, которые ежегодно публикуются в «Journal of Peace Research». См.: Чечня: от конфликта к стабильности: Проблемы реконструкции / Ин-т этнол. и ан-тропол. им. Миклухо-Маклая РАН и др. - М., 2001. - С. 22-23.)

По оценке Министерства обороны РФ, к концу ХХ века на планете насчитывалось 160 зон этнополитической напряженности, в 80 из них присуща вся атрибутика неурегулированных конфликтов. На состоявшейся в апреле 2000 г. совместной российско-натовской конференции представителей военных ведомств и ученых в сфере международного права отмечалось, что с рубежа 90-х начинается новый виток в истории внутренних вооруженных конфликтов, они становятся доминирующими в международной практике. В ряде случаев потребуется участие международного сообщества для их локализации, в том числе миротворческих сил. (См.: Независимая газета. 2000. 18 апреля.)

Для того чтобы не допускать превращения конфликтов в вооруженные, а если это все же произошло, уметь завершать их как можно скорее и создавать максимальные гарантии их невозобновления после достижения урегулирования, необходимо глубоко осознавать причины и природу внутренних вооруженных конфликтов.

В данной статье сделана попытка кратко очертить наши знания о сущности и причинах внутренних вооруженных конфликтов. Теоретическая база этого знания ограничена, но чрезвычайно важна. Ограничена она в том смысле, что не предлагает какого-либо обобщенного объяснения понятия внутреннего конфликта, но при чрезвычайной сложности и неоднозначности самого явления это вряд ли вызовет удивление. С другой стороны, теория важна, потому что может подсказать, где нам искать признаки эскалации насилия, а также пути предотвращения этой эскалации. Однако, в данной статье главное не теория, а методология изучения и анализа внутреннего вооруженного конфликта.

Внутренний вооруженный конфликт в системе социальных конфликтов. Нормальное развитие социального конфликта предполагает, что каждая из сторон способна учитывать интересы противостоящей стороны. Такой подход создает возможность сравнительно мирного развертывания конфликта с помощью переговорного процесса, и внесения корректив в предшествующую систему отношений в направлении и масштабах, приемлемых для каждой из сторон.

Однако нередко бывает так, что сторона, инициирующая конфликт, исходит из негативной оценки предшествующего положения дел и декларирует лишь свои собственные интересы, не принимая во внимание интересы противоположной стороны. Противостоящая сторона вынуждена в этом случае предпринимать особые меры для защиты своих интересов, которые воспринимаются и интерпретируются инициатором конфликта как стремление защитить status quo. В результате этого обе стороны могут претерпеть определенный ущерб, который относится на счет противостоящей стороны в конфликте.

Такая ситуация чревата применением насилия: уже на начальной стадии конфликта каждая из сторон начинает демонстрировать силу или угрозу ее применения. В этом случае конфликт углубляется, так как силовое воздействие обязательно встречает противодействие, связанное с мобилизацией ресурсов сопротивления силе. Насилие создает вторичные и третичные факторы углубления конфликтной ситуации, которые подчас вытесняют из сознания сторон исходную причину конфликта.

Чем большее стремление к применению силы наблюдается в конфликте, тем вероятнее переход одной из сторон к практическому применению силы, вначале в демонстративных целях или ограниченных масштабах вплоть до использования средств вооруженной борьбы.

Таким образом, основные этапы или стадии конфликта могут быть резюмированы следующим образом.

oИсходное положение дел; интересы сторон, участвующих в конфликте; степень их взаимопонимания.

oИнициирующая сторона - причины и характер ее действий.

oОтветные меры; степень готовности к переговорному процессу; возможность нормального развития и разрешения конфликта - изменения исходного положения дел.

oОтсутствие взаимопонимания, т.е. понимания интересов противоположной стороны.

oМобилизация ресурсов в отстаивании своих интересов.

oИспользование силы или угрозы силой (демонстрации силы) в ходе отстаивания своих интересов.

Другой подход структурирует собственно процесс развертывания социального, и в частности, политического конфликта на основе выявления возможных форм его протекания. Придерживаясь этого подхода, профессор Краснов Б.И. выделяет шесть стадий конфликта (Общая и прикладная политология / Под ред. Жукова В.И., Краснова Б.И. М., 1997. - С. 375 - 376.). С его точки зрения, для первой стадии политического конфликта характерно сформировавшееся отношение сторон по поводу конкретного противоречия или группы противоречий.

Второй фазой конфликта является определение стратегии противоборствующими сторонами и форм их борьбы для разрешения имеющихся противоречий, с учетом потенциала и возможностей применения различных, в том числе и насильственных средств, внутренней и международной ситуации.

Третья стадия связана с вовлечением в борьбу других участников через блоки, союзы, договоры.

Четвертая стадия - нарастание борьбы, вплоть до кризиса, охватывающего поэтапно всех участников с обеих сторон и перерастающего в общенациональный. Пятая стадия конфликта - переход одной из сторон к практическому применению силы, вначале в демонстративных целях или ограниченных масштабах.

Шестая стадия - это вооруженный конфликт, начинающийся с ограниченного конфликта (ограничения в целях, охватываемых территориях, масштабе и уровне военных действий, применяемых военных средствах) и способный, при известных обстоятельствах, развиться до более высоких уровней вооруженной борьбы (войны как продолжения политики) всех участников.

Нетрудно заметить, что автор этого подхода рассматривает вооруженный конфликт как одну из форм протекания политического конфликта. Ограниченность этого подхода проявляется в абстрагировании от двух важнейших аспектов: от предконфликтных условий и от послеконфликтной стадии развития политических отношений. На наш взгляд, методологически более ценным для анализа природы внутренних вооруженных конфликтов является подход, учитывающий оба отмеченных аспекта.

Соотношение понятий «военный конфликт», «вооруженный конфликт» и «война». Социальные конфликты могут проходить с применением или без применения насилия. Считается, что вооруженный конфликт существует тогда, когда применяется военная сила. За последние годы появилось много понятий, связанных с применением военной силы. В частности, в современной научной литературе, документах и материалах ООН для квалификации событий в той или иной стране (регионе) используются понятия: война (гражданская, национально-освободительная, локальная, региональная), конфликт (вооруженный, военный, межнациональный, этнополитический, конфессиональный) и т.п. Использование этих понятий в качестве синонимов создает предпосылки для искажения смысла и затрудняет адекватность восприятия характера обозначаемых ими социальных явлений. Каждое из понятий характеризует совершенно определенное состояние политических или военно-политических отношений, имеющее свои специфические признаки. Поэтому все вовлеченные в конфликт или в его урегулирование стороны, должны не только оперировать однопорядковыми категориями, но и видеть в них одинаковое содержание, то есть, «говорить на одном языке». В данном случае совет Декарта - уточняйте значение слов, и вы избавите мир от половины заблуждений - принесет только пользу.

Основная путаница происходит в таких понятиях, как военный конфликт, вооруженный конфликт, война.

Как известно, война - это социально-политическое явление, особое состояние общества, связанное с резкой сменой отношений между государствами, народами, социальными группами и с организованным применением средств вооруженного насилия для достижения политических целей. С точки зрения же тактики войну определяют как «конфронтацию между двумя и более автономными группами государств, которая вызывает санкционированные организованные, растянутые по времени военные действия, в которые вовлечена вся группа или, в большинстве случаев, ее часть в целях улучшения своего материального, социального, политического или психологического состояния, или в целом реализуя шансы на выживание» (Першиц А.И., Семенов Ю.И., Шнилерман В.А. Война и мир в ранней истории человечества: В 2т. / Институт этнологии и антропологии РАН. - М., 1994. - Т. 1. - С. 56.).

Большинство политологов и военных специалистов считает, что грань между войной и вооруженным конфликтом условна. С этим можно согласиться. Но имеется ряд существенных критериев, позволяющих определить различия между ними, а также место и роль каждого из этих социальных явлений в общественной жизни.

Во-первых, война обусловливается наличием коренных противоречий - экономических, политических и ведется с решительными целями. Разрешение противоречий с помощью военной силы вызвано осознанием и потребностью реализации жизненно важных интересов общества, государства. Поэтому в войне всегда присутствует организационное начало. В вооруженном конфликте, как правило, на первый план выдвигаются национально-этнические, клановые, религиозные и другие, производные от основных, интересы и вызванные ими противоречия. Вооруженные конфликты могут принимать форму стихийных или преднамеренно организованных восстаний, мятежей, военных акций и инцидентов, в зависимости от того, кому принадлежат «конфликтные» интересы, кто является их носителем.

Во-вторых, война ведет к качественному изменению состояния всей страны и вооруженных сил. Многие государственные институты начинают выполнять специфические функции. Усиливаются централизация власти, концентрация всех сил страны, перестраиваются экономика и весь быт общества для достижения победы. Производится полная или частичная мобилизация вооруженных сил и экономики. Вооруженный конфликт, в отличие от войны, в основном определяет состояние вооруженных сил или их части. Боевые действия, как правило, ведутся частью боевого состава войск мирного времени.

В-третьих, в войне применяются соответствующими институтами государства все формы борьбы - политическая, дипломатическая, информационная, экономическая, вооруженная и др., а в вооруженных конфликтах стороны могут ограничиться вооруженными столкновениями, порою стихийными, хотя не исключается организованное применение ими других форм противоборства, в первую очередь - информационного.

В-четвертых, с юридической точки зрения войне присущи такие признаки как формальный акт ее объявления (этого требует Гаагская конвенция 1907 г.); разрыв дипломатических отношений между воюющими государствами и аннулирование договоров, которыми регулировались мирные отношения этих государств; введение военного положения (чрезвычайного положения) на территории воюющих государств (или ее части) и ряд других.

Таким образом, вооруженный конфликт не содержит основных признаков, присущих войне, как особому состоянию общества, а также необходимых правовых критериев, определяющих его как войну. Поэтому понятие «вооруженный конфликт» не тождественно понятию «война» и наоборот. Из этого следует известный принцип: любая война есть вооруженный конфликт, но не любой вооруженный конфликт является войной.

Понятие «военный конфликт», определяющим признаком которого является только применение военной силы для достижения политических целей, служит в качестве интегрирующего для двух других - вооруженный конфликт и война. Военный конфликт - любое столкновение, противоборство, форма разрешения противоречий между государствами, народами, социальными группами с применением военной силы. В зависимости от целей сторон и масштабных показателей, таких как пространственный размах, привлекаемые силы и средства, напряженность вооруженной борьбы, военные конфликты могут быть разделены на ограниченные (вооруженные конфликты, локальные и региональные войны) и неограниченные (мировая война). Применительно к военным конфликтам иногда, чаще всего в иностранной литературе, употребляются такие термины, как конфликты малого масштаба (низкой интенсивности), среднего масштаба (средней интенсивности), крупного масштаба (высокой интенсивности).

По мнению некоторых исследователей, военный конфликт - это форма межгосударственного конфликта, характеризующегося таким столкновением интересов противоборствующих сторон, которые для достижения своих целей используют с различной степенью ограничения военные средства. (См.: Анциулов А.Я., Шипилов АИ. Конфликтология: Учебник для вузов. - М.: ЮНИТИ, 1999. - С. 534.) Вооруженный конфликт - конфликт между средними и большими социальными группами, в котором стороны используют вооружение (вооруженные формирования), исключая вооруженные силы . Вооруженные конфликты - это открытые столкновения с применением оружия между двумя или более руководимыми из центра сторонами, беспрерывно продолжающиеся в течение какого-то времени в споре за контроль над территорией и ее управлением.

Другие авторы называют военным конфликтом противоречия между субъектами военно-стратегических отношений, подчеркивая степень обострения этих противоречий и форму их разрешения (с использованием в ограниченных масштабах вооруженных сил) (См.: Манохин А.В., Ткачев B.C. Военные конфликты: теория, история, практика: Учебное пособие.- М., 1994. - С. 11-12.). Военные эксперты под вооруженным конфликтом понимают любой конфликт с применением оружия. В отличие от него при военном конфликте обязательно присутствие политических мотивов при использовании оружия. Иначе говоря, суть военного конфликта - продолжение политики с использованием военного насилия.

Среди военных специалистов существует понятие ограниченного военного конфликта, конфликта, связанного с изменением статуса той или иной территории, затрагивающего интересы государства и с применением средств вооруженной борьбы. В таком конфликте численность противоборствующих сторон составляет от 7 до 30 тыс. чел., до 150 танков, до 300 бронированных машин, 10-15 легких самолетов, до 20 вертолетов. (См.: Национальная безопасность России: реальность и перспективы. - М., 1996. - С. 111.)

Классификация вооруженных конфликтов немеждународного характера, к которым относятся:

·гражданская война в классическом смысле международного права как немеждународный вооруженный конфликт высокой интенсивности, в котором за вновь созданным правительством третьи государства могут признать статус воюющей страны;

·немеждународный вооруженный конфликт по смыслу ст. 3, общей для Женевских конвенций 1949 г.;

·немеждународный вооруженный конфликт по смыслу Дополнительного протокола II к Женевским конвенциям 1949 г. (См.: Шиндлер Д. Международный комитет Красного Креста и права человека. - M.: МККК, 1994. - С. 6.).

Что касается различия между настоящими вооруженными конфликтами, с одной стороны, и обычными актами бандитизма или неорганизованных кратковременных мятежей, с другой, то Международный уголовный трибунал по Руанде сослался в одном из своих решений на следующие критерии:

·сторона в конфликте, восставшая против Правительства de jure, обладает организованными вооруженными силами, органом власти, несущим ответственность за их действия, действующим на определенной территории и имеющим возможности соблюдать и обеспечивать соблюдение Конвенции;

·законное правительство вынуждено прибегнуть к использованию регулярных вооруженных сил против повстанцев, организованных в военные структуры, контролирующие часть территории государства;

·законное правительство признало повстанцев в качестве воюющей стороны, или

·оно провозгласило, что обладает правами воюющей стороны, или

·оно признало повстанцев в качестве воюющей стороны исключительно для целей настоящей Конвенции, или

·конфликт был поставлен на повестку дня СБ или ГА ООН как представляющий угрозу международному миру, нарушение мира или акт агрессии» (Настоящее исследование представлено Международным Комитетом Красного Креста в качестве справочного документа для оказания помощи Подготовительной комиссии в ее работе по установлению элементов преступлений для Международного уголовного суда. См.: Международный Комитет Красного Креста. Рабочие документы. - М., 1999. - С. 19. )...