Особенности раскрытия темы любви в лирике М.Ю. Лермонтова
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава 1. Особенности творчества М.Ю. Лермонтова
.1. Поэтическая традиция в творчестве М.Ю. Лермонтова
.2. Отражение пушкинской лирики в творчестве Лермонтова
Глава 2. Тема любви в лирике Лермонтова
.1. Любовная лирика М.Ю. Лермонтова
.2. Цикл стихотворений к Н.Ф.И.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
Любовь. Неисчерпаемость этой темы очевидна. Во все времена, судя по дошедшим до нас сказаниям и преданиям разных народов, она волновала сердца и умы людей. Любовь - это самая сложная, таинственная и парадоксальная реальность, с которой сталкивается человек. И не потому, как обычно считается, что от любви до ненависти всего один шаг, а потому, что «ни просчитать, ни вычислить» любовь нельзя! В любви невозможно быть мелочным и бездарным - здесь требуются щедрость и талантливость, зоркость сердца, широта души, добрый, тонкий ум и многое-многое другое, чем в изобилии наделила нас природа, и что неразумно мы растрачиваем и притупляем в нашей суетной жизни. Поэты и писатели, философы и мистики, художники и композиторы разных эпох обращались к этой вечной теме, пытаясь средствами своего жанра выразить очарование, гармонию, драматизм любви, постичь ее тайну. Сегодня человечество располагает колоссальным историко-литературным материалом для осмысления феномена любви.
М.Ю. Лермонтов - очень сложное явление в истории литературной жизни России. Поэт, проживший всего 26,5 лет и оставивший относительно небольшое литературное наследство, до сих пор остается неразгаданной и до конца не понятой личностью. В литературной критике творчества Лермонтова, начиная с прижизненных публикаций и кончая сегодняшним днем, можно наблюдать острую борьбу мнений, подчас полностью противоположных, искусственные выпрямления, идейные затемнения и неизбежное проявление исторической ограниченности - черты, в которых отразился ход развития русской истории и русской культуры со всеми его противоречиями.
Гоголь, со слов Жуковского, определил существо лермонтовской поэзии словом "безочарование". Люди различных эпох, различного душевного строя, умственных сил, религиозных устремлений сходились в общем "безочаровании" от Лермонтова. Гоголь в статье о русской лирике уделил Лермонтову места менее, чем Языкову. Ценитель и друг Жуковского, Пушкина, Гоголя Плетнев дал такую оценку Лермонтова: "Это был после Байрона и Пушкина фокусник, который гримасами своими умел толпе напомнить своих предшественников. Придет время, и о Лермонтове забудут". Такое мнение разделялось едва ли не большинством знавших Лермонтова людей. Иван Аксаков: "Поэзия Лермонтова - это тоска души, болеющей от своей собственной пустоты вследствие безверия и отсутствия идеалов". Достоевский выразился про своего Ставрогина: "в злобе выходил прогресс даже против Лермонтова".
В.Г. Белинский, поначалу также принадлежавший к этому лагерю, впоследствии переменил свое мнение о Лермонтове. Собственно с его работ и началось изучение творчества Лермонтова в литературоведческом плане.
Очень важны в раскрытии лермонтовского творчества статьи о нем Аполлона Григорьева, боровшегося с Лермонтовым, тяготевшего к нему и во многом глубоко его постигавшего. Также как и Шевырев он боролся с "гордыней духа", занесенной с Запада.
На рубеже XIX и XX веков были предприняты попытки найти трансцендентные основания для суждений о поэте, не перестававшем смущать и тревожить русских критиков. Движение в этом направлении ясно обозначил, например, очерк С.А. Андреевского «М.Ю. Лермонтов» (1890). Автор сразу же вынес вопрос о смысле и значении творчества Лермонтова за пределы общественной истории вообще. Причину, породившую разлад поэта с окружающим миром, критик видел в непреодолимом презрении ко всему земному бытию, а источник этого презрения находил в тяготении Лермонтова к сверхчувственной сфере, в постоянно присущем ему сознании своей реальной связи с потусторонним. Соответственно значимость лермонтовских произведений связывалась уже не с противостоянием политическому «безвременью» и не с поворотом к народной «почве», а с постижением тайны мироздания, с возможностью «космической точки зрения» на современность, с богоборческой позицией героев Лермонтова и его собственной, с мистическим пониманием любви, открывающим в ней проявление Вечной Женственности. Наконец, значение Лермонтова связывалось с «божественным величием духа», которое обнаруживалось в бесстрашном и гордом лермонтовском пессимизме, тоже «космическом и надвременном».
Все эти мотивы были развиты предсимволистской, символистской и околосимволистской критикой; на протяжении первого десятилетия XX века они превратились в устойчивую систему. Основанием системы со временем стал принцип, провозглашенный А.А. Блоком («Педант о поэте», 1906). Единственным путем, ведущим к постижению Лермонтова, Блок считал «творческое провидение», разгадывание тайны лермонтовского образа, который «темен, отдален и жуток» для каждого чуткого читателя.
Для символистов владевшее Лермонтовым настроение было не поэтической позой (пусть даже подкрепленной сильными эмоциями), а подлинно мистическим переживанием. Они настойчиво повторяли мысль о противоречии между «нездешней» лермонтовской душой с ее «пророческой тоскою» и ограниченностью лермонтовского сознания, не подготовленного к пророческой миссии. В этом контексте представление о катастрофизме лермонтовской судьбы сразу же приобретало черты космической тайны: несостоявшийся пророк оказывался жертвой своего неосуществимого, из иных сфер заданного назначения; речь шла о его обреченности на мучительную раздвоенность и конечную гибель (иногда в религиозном смысле этого слова). И, разумеется, исключалась мысль об осуществлении назначения собственно поэтического: в лермонтовской поэзии находили стихийную магическую силу, способную зачаровать, но не обнаруживали силы преобразующей, теургической.
Весь этот комплекс идей стройно воплотился, к примеру, в статьях А. Белого 1903-1911 годов, в этюде В.В. Розанова «М.Ю. Лермонтов: (К 60-летию кончины)» (1901), в статье Б.А. Садовского «Трагедия Лермонтова» (1911), в статье В.Я. Брюсова «М.Ю. Лермонтов» (1914). Отзвуки тех же идей заметны и в работе П.Н. Сакулина «Земля и небо в поэзии Лермонтова». Однако главным событием в становлении символистских интерпретаций Лермонтова была полемика Д.С. Мережковского с Вл.С. Соловьевым.
В лекции Соловьева «Судьба Лермонтова», впервые прозвучавшей в 1899 году, а позднее опубликованной в виде статьи под заглавием «Лермонтов», резкое осуждение личности и творчества поэта было обосновано развернутой философской концепцией. Исходный тезис этой концепции явился впоследствии опорой для всех суждений символистов о Лермонтове. Согласно мысли Соловьева, Лермонтов обладал божественными по своей исключительности духовными возможностями. Их обладатель мог бы стать пророком, равновеликим пророкам библейским. Тем более значимым оказывался тот факт, что пророком Лермонтов не стал.
Обнаруженное противоречие философ объяснял тем, что Лермонтов выбрал для себя ложный путь, предопределенный безнравственностью его сознания. Божественное дарование обязывало его пойти по пути «истинного сверхчеловечества», идеальным воплощением которого явился путь Христа, и преодолеть в себе ограниченность грешной, смертной человеческой природы. Вместо этого Лермонтов оправдывал и эстетизировал зло (т. е. грех), тем самым позволяя ему завладеть своей душою. Не менее важным Соловьев считал то, что грех завладевал душами других людей, пленявшихся невероятной красотой эстетизации зла в лермонтовских стихотворениях и поэмах.
Находя в душе и поэзии Лермонтова живое религиозное чувство, философ, однако, не находил в самом этом чувстве какой-то спасительной силы. Причина усматривалась в том, что религиозное чувство не приводило Лермонтова к смирению. А религиозность, чуждая смирению, полагал Соловьев, неизбежно приобретала характер тяжбы с Богом и в конечном счете лишь усугубляла лермонтовский демонизм, лермонтовский разлад с миром. Анализируя драму Лермонтова, Соловьев признавал возможными лишь два варианта ее разрешения. Или, в самом деле стать истинным сверхчеловеком, поборов в себе зло и связанную с ним ограниченность. Или отказаться от всяких притязаний на исключительность, раз и навсегда признав себя обыкновенным смертным. Третьим вариантом может быть только гибель.
Именно этот вариант и избрал для себя Лермонтов, по убеждению Соловьева. Смерть поэта, да и всю его судьбу, философ считал гибелью в самом серьезном - мистическом - смысле слова «гибель» (так зародился еще один мотив, который вошел позднее в число ключевых суждений символистов о Лермонтове). Сделанные Соловьевым оговорки не изменяли существа его позиции: эта была типичная для многих интерпретаторов Лермонтова позиция обвинителя.
Прошло несколько лет, и прозвучала резкая полемическая отповедь защитника. Возражения исходили от Д.С. Мережковского. В 1909 году они были опубликованы трижды, с различными вариантами одного и того же заглавия: «М.Ю. Лермонтов: Поэт сверхчеловечества».
Мережковский с готовностью признавал несмиренность и демонизм Лермонтова, но, в отличие от своего предшественника-оппонента, находил в них ценное содержание. Согласно Мережковскому, смирение, которое проповедовали Вл. Соловьев и вся верная традиционному христианству религиозная русская мысль, на самом деле было и осталось смирением рабьим. Путь к подлинному религиозному смирению, считал Мережковский, ведет через несмиренность и бунт. Мережковский выходил далее к теме «святого богоборчества», которое, по его убеждению, утрачено традиционным христианством, в то время как для подлинной религиозности оно необходимо.
Мережковский убеждал своих читателей в том, что духовная драма Лермонтова намечает путь, ведущий именно к «святому богоборчеству». Или, если воспользоваться терминологией Вл. Соловьева, выводит на путь «истинного сверхчеловечества». В конце концов все сводилось к антиномии двух правд - земной и небесной. Их абсолютное противопоставление погубило, по мысли Мережковского, христианское вероучение: религия стала безжизненной, а жизнь безрелигиозной. Мережковский видел выход в новой религии, которая должна прийти на смену христианской. В этом контексте и приобретал смысл его спор с оценкой Лермонтова в лекции-статье Соловьева. Мережковский был уверен, что духовный опыт Лермонтова указывает путь к спасительному религиозному обновлению.
Речь шла о движении мимо Христа - к религии Матери. А эта последняя трактовалась (не без влияния Иоахима Флорского) как религия Святого Духа, или Третьего Завета. Всем смыслом своих духовных стремлений, доказывал Мережковский, Лермонтов протестовал против подавления какой-либо из двух противопоставляемых христианством великих правд и всем смыслом своего творчества взывал к их немыслимому для христианства воссоединению.
Детализированное изучение Лермонтова в духе старой академической науки началось главным образом в последние десятилетия ХIХ века и было продолжено в нашем столетии. Сторонники этого воззрения видели в Лермонтове крайнего индивидуалиста, выразителя "чисто отрицательного взгляда", скептического романтика, сомневающегося во всех человеческих ценностях и опирающегося на чужие - отечественные и западноевропейские - образцы, в которых такое миропонимание представлялось художественно закрепленным. Работы о жизни и творчестве Лермонтова представителей этой науки А.Н. Пынина, П.А. Висковатова, В.Д. Спасовича, Д.И. Абрамовича, Н.А. Котляревского, И.Л. Андроникова, В.Э. Вацуро, Д.Е. Максимова, Б.Т. Удодова и др. знаменуют новый этап в исследовании поэта. Среди различных тем и разработок рассматривается и вопрос о религиозности поэта и его байронизме, демонизме. Затрагивается также проблема религиозного воспитания Лермонтова в доме его бабушки Е.А. Арсеньевой. Трудами названных выше ученных (особенно трудами Висковатого) был накоплен и частично, по мере сил, обобщен большой материал фактов и наблюдений, без которого наше знание о Лермонтове и общее представление о нем были бы значительно беднее.
За последние десять лет вышло довольно большое количество трудов, рассматривающих связь между христианской традицией и творчеством таких писателей как А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский. Не остался в стороне от этого процесса и М.Ю. Лермонтов, что ознаменовалось выходом в серии «Pro et contra» книги о М.Ю. Лермонтове.
Целью данной работы является анализ особенностей раскрытия темы любви в лирике М.Ю.Лермонтова. Для достижения этой цели в работе ставятся и решаются следующие задачи:
1.Дать периодизацию творчества Лермонтова.
2.Показать раскрытие темы любви в лирике Лермонтова, роль идеала и памяти в понимании М.Ю. Лермонтовым любви.
Глава 1. Особенности творчества М.Ю. Лермонтова
1.1 Поэтическая традиция в творчестве М.Ю. Лермонтова
Исследователи отмечали, что Лермонтов был, пожалуй, первым крупным русским поэтом, в чьем творчестве почти полностью исчезла античность, и не только как общеевропейский арсенал поэтической образности, но и как та культурная традиция, мера, на которую привычно ориентировалось европейское искусство в течение нескольких столетий.
Это наблюдение многозначительно: Лермонтов - наследник пушкинской эпохи, как бы начинающий непосредственно с того рубежа, до которого довел нашу поэзию Пушкин. Он выражает новое положение литературы, характерное для XIX в.
Пушкин постоянно соотносит все жизненные явления, попавшие в сферу его внимания, с опытом мировой культуры: картинка обыденной усадебной жизни - «фламандской школы пестрый сор»; описание статуи работы русского скульптора самой формой стиха и его отчетливой жанровой традицией возводится к античности; анекдот из поместного быта сопоставляется с хрестоматийным эпизодом античной истории («Граф Нулин»). Постоянные сравнения и культурные ассоциации, имеющие то шутливый, то серьезный характер, но всегда глубокие по смыслу, переполняют произведения Пушкина. Стилизации, переводы и подражания, оригинальные создания, берущие материалом европейскую жизнь, - все это и своеобразное культуртрегерство, и одновременно - полемический прием, необходимый для эстетизации национальной жизни, доказательство принципиальной пригодности для литературы любого жизненного материала, равноправия всего перед лицом поэзии. Пушкиным это доказано, и его преемник Лермонтов освобожден от подобной задачи.
Если до Пушкина (а во многом еще и для него) новая литература - как бы орган освоения мирового культурного наследия, вообще культуры - к этому она обращена и этим обогащает национальную жизнь, - то начиная с Лермонтова поэзия обращена непосредственно к переработке жизненных впечатлений, нет посредничества между душой и жизнью. В этом отношении Лермонтов демократичнее своих предшественников и приближается к разночинцам. На фоне большой общности с Пушкиным (ср. впечатление от лермонтовской поэзии литераторов пушкинского круга) отсутствие у Лермонтова этих, условно говоря, «переводческих», культурнических красок заметно и содержательно важно.
Почти не исследованная проблема «Лермонтов и русская поэзия XVIII в.» хотя и может быть поставлена, но едва ли здесь обнаружатся какие-то непосредственные контакты. Опосредованно - через гражданскую лирику декабристов и Пушкина - Лермонтов (его, по выражению Б.М. Эйхенбаума, «ораторская лирика») связан с одической традицией русского классицизма, через элегию - с сентиментализмом (только в самый ранний период - см. «Осень», «Цевница»).
Лермонтовская поэзия - плод XIX столетия, когда в творчестве великих русских поэтов первой трети века - Жуковского, Грибоедова, Пушкина - европейская культурная традиция, привитая петровскими реформами, срослась корнями с национальной стихией, когда новый человек, русский человек европейского сознания, обрел язык и голос в литературе.
Как для всех поэтов первой половины XIX в., входивших в литературу после Пушкина, для Лермонтова остро встала проблема соотношения своей поэтической системы с пушкинской. При неизменно положительном общем отношении к наследию Пушкина Лермонтов прошел через разные стадии творческого освоения его - от прямого подражания и ученичества в юношеских поэмах («Черкесы», «Две невольницы», «Кавказский пленник») до идейной полемики («Три пальмы», «Пророк») и сложного художественного самоопределения по отношению к пушкинскому канону. Вместе с тем авторитетные исследователи творчества Лермонтова (В.В. Виноградов, Д.Е. Максимов, А.Н. Соколов, У.Р. Фохт) с усвоением и развитием пушкинской традиции связывают возникновение новой стилевой тенденции в поздней лирике Лермонтова, характеризующейся большой простотой и ясностью, развитием разговорной интонации и включением прозаизмов в высокий поэтический строй мысли («Валерик», «Завещание», «Родина»). Однако связь этих стихотворений с пушкинской традицией следует понимать в самом общем плане - самобытность лермонтовской поэтической интонации здесь абсолютно бесспорна.
Поэзия Пушкина - это овладение, обживание стихом речи, говорения. Все сделалось достойно поэзии и доступно ей. Пушкинская поэзия - мощный речевой поток, стремительное завоевание и подчинение стиху все новых областей и сфер жизни. В этом отношении ранняя лирика Лермонтова, с ее каким-то «пристальным многословием», то задумчивым, то патетическим, - прямое следование Пушкину, продолжение той же тенденции своеобразной экспансии стихотворной речи. Принцип же поздней лермонтовской лирики - иной. Здесь начинается отказ от понимания поэзии как потока, захватывающего и втягивающего в себя весь окружающий мир, и утверждается поэзия как серия вспышек, как фиксация мгновенного поэтического переживания. Лермонтов отказывается от попытки развить, продолжить это переживание. В длящемся поэтическом напряжении, в большой стиховой массе он словно видит опасность впасть в искусственность. Лермонтовская рефлексия из сферы чисто идеологической распространяется и на художественную. Начинается преодоление инерции пушкинского канона, ставшего общим местом в поэтической культуре 30-х гг. XIX в. и в руках подражателей действительно таившего опасность безответственной риторики. В этом - коренное поэтическое новаторство Лермонтова.
Наряду с пушкинской традицией необходимо отметить еще две, имевшие серьезное значение для Лермонтова.
Первая - поэзия декабристов. Ее влияние, наряду с влиянием Пушкина и Байрона, ощутимо в ранних поэмах Лермонтова (см. «Последний сын вольности»). С другой стороны, Лермонтовым и некоторыми его современниками (в частности, поэтами славянофильства) были продолжены традиции декабристской гражданской лирики. Декабристы создали ораторскую поэзию, которая своеобразно преломила традиции высокой лирики классицизма, глубоко преобразованные их романтической поэтикой, но именно в их стихах продолжали и в XIX в. жить интонации торжественного ямба. В лирических стихотворениях Лермонтов часто применяет «одические» ямбы, которые встречаются и у Пушкина, но особенно характерны для декабристов («Смерть Поэта», «Дума», «Не верь себе»).
Разработанный русскими романтиками поэтический канон «высокого» стихотворения на гражданскую тему в течение всего XIX в. оставался своеобразным эталоном, формой, в которой несколько поколений русских лириков стремились выразить свое кредо. В этих стихотворениях высказаны взгляды и чувства людей разных убеждений, разных эпох. И все-таки эти стихи чем-то удивительно похожи друг на друга, устойчивы в своих общих очертаниях, подобны по интонации: «Гражданин» Рылеева, «Вольность» и «Деревня» Пушкина, «Дума» и «Поэт» Лермонтова, оба стихотворения «России» Хомякова, «Родина» и «Памяти Добролюбова» Некрасова, «Как дочь родную на закланье» Тютчева, «Скифы» Блока.
Наконец, бесспорно важным было в творчестве Лермонтова его впечатление от поэзии Жуковского.
Романтическое мировосприятие исторически острее всего выразилось в балладе и романтической поэме. Как уже говорилось, на поэмное творчество Лермонтова из русских предшественников наибольшее влияние оказали декабристы и Пушкин. Баллада же в русской литературе прочно связана с именем Жуковского. Значение и место баллады в творчестве Лермонтова не может быть понято, если ограничиться рассмотрением канонических образцов жанра (их мало, и они имеют ученический или переводной характер), но влияние баллады, ее проблематики, «колорита» и поэтики весьма ощутимо в лермонтовской лирике. Характернейший мотив баллады - мотив судьбы, столкновение человека с роком либо проявление власти над людьми каких-то высших сил - явно близок поэзии Лермонтова, как и присущая балладе сосредоточенность на судьбе личности, преломление через нее философской, нравственной и социально-исторической проблематики. Свойственные балладе конструктивные признаки - напряженный драматизм, резкое конфликтное столкновение персонажей, приводящее обычно к трагической развязке, элемент экзотичности, колорит таинственности - родственны лермонтовской художественной системе. Вместе с тем в пору зрелого творчества Лермонтова жанр баллады во многом был уже исчерпан. Лермонтов художественно преодолевает инерцию жанрового канона: усиливается аналитический момент, повышается лиризм баллады, автор как бы сам стремится стать ее героем. Отсюда - балладность лермонтовского лирического мира в целом и размывание, трансформация балладного канона. Связь с балладной традицией обнаруживает и качество стиха в поздней лермонтовской лирике.
При всей близости к своим великим предшественникам, и прежде всего к Пушкину, Лермонтов, как яркий выразитель сознания руской интеллигенции 1830-х гг., оказался, по известному выражению Белинского, поэтом «совсем другой эпохи». Начиная статью о стихотворениях Лермонтова с проникновенной и высокохудожественной характеристики пафоса лермонтовской и пушкинской поэзии, Белинский точно выразил читательское впечатление от поэзии Лермонтова как более драматичной, остро конфликтной, исполненной рефлексии и трагических контрастов между напряженным критицизмом, огромной духовной активностью и сознанием практического бессилия современного человека. Юношеский романтический максимализм Лермонтова оказался удивительно адекватен кризисной эпохе русской мысли и окрасил все его творчество. Хотя в последние годы им далеко не исчерпывается характер его лирики, но эта краска оказалась, так сказать, наиболее броской, заметной, настолько, что в сознании человека русской культуры подобный форсированный драматизм, напряженная конфликтность в поэзии воспринимается именно как лермонтовская традиция, лермонтовская линия в литературе.
Лермонтовская литературная эпоха была периодом подведения итогов в русском и европейском романтизме, одновременно в литературе складывался новый «большой стиль» - реализм. Все это, однако, не исключает возможности качественного развития и обогащения романтизма. Об этом периоде можно сказать: исчерпана актуальность утверждения романтизма как метода, но сам метод еще не исчерпал своих возможностей.
Преобладающая часть художественного наследия Лермонтова связана с внутриромантической эволюцией поэта. Сопоставление лирики Лермонтова с основными течениями романтизма 30-х гг. показывает, что не только идеологически, но и в сфере художественных задач Лермонтов выражал прогрессивные тенденции литературного развития как раз в форме, наиболее присущей времени. Если Пушкин от романтизма 20-х гг. в 30-е гг. переходит к созданию реалистической системы, то для всей русской литературы характерен несколько иной путь: через новый этап романтизма, формирующийся в 30-е гг. Высшим выражением именно этой линии литературного развития и было творчество Лермонтова.
В ранний период Лермонтов широко использует жанры философского монолога и романтической аллегории, сформировавшиеся в поэзии философского романтизма (Веневитинов, Шевырев, К. Аксаков, Хомяков). На основе романтической аллегории («Чаша жизни») в поэзии Лермонтова постепенно складывается новый тип стихотворений с символическим образом («Парус», «Утес», «Тучи»).
Философский монолог - одна из наиболее распространенных форм в ранней лирике Лермонтова. Однако его монолог отличается от этого жанра философских романтиков отчетливо выраженным личностным характером. Лермонтов стремится не изложить мысль (что свойственно поэтам философского романтизма), а передать размышление, то есть передать мысль в становлении, развитии, с явственным отпечатком породившего ее сознания. Позднее Лермонтов не применяет эту форму в чистом виде, используя, однако, опыт философского монолога в других жанрах.
1.2 Отражение пушкинской лирики в творчестве Лермонтова
Известно, что путь Лермонтова к Пушкину не был прямолинеен. Начав в 1829-1830 годах с подражания романтическим поэмам и вольнолюбивой лирике Пушкина, Лермонтов в середине 1830 года обратился к Байрону, к поэтическим опытам русских поэтов-любомудров, увлекающихся философией, в первую очередь Шеллингом.
В соответствии с задачами, стоящими перед ним, В.Г. Белинский заострил внимание на различиях Пушкина и Лермонтова, тем самым выступая против истолкования Лермонтова как подражателя Пушкина и других поэтов. Критик также стремился новый период русской литературы не связывать с именем Пушкина.
Эти тенденции были в дальнейшем абсолютизированы во многих историко-литературных работах. Различия были преувеличены: Пушкин - реалист, гармоническая натура, объективный поэт, его любовные стихи проникнуты гуманностью; Лермонтов - романтик, субъективист, поэт мысли, болезненная натура, порою чрезмерно жестокий и злой в любовной лирике.
Литературные позиции Лермонтова сблизились с пушкинскими, не потеряв своих особенностей, своего характера мировосприятия. Бо́льшая сосредоточенность на внутреннем мире личности, новый шаг в понимании человека во всей его цельности - в его связи с историей, обществом, природой и вселенной - лишь укрепляли связь Лермонтова с поэзией Пушкина, развивали многие проблемы, поставленные его предшественниками.
Вслед за Пушкиным Лермонтов - поэт полноты жизни, со всеми ее радостями и страданиями. Можно возразить, что поэзия Лермонтова печальна и драматична. Но разве не были трагичны многие произведения Пушкина 1830-х годов?
Отношение Пушкина к любви, его гуманность, выраженные, например, в стихотворении «Я вас любил: любовь еще, быть может…», обычно противопоставляют любовной лирике Лермонтова. Юношеские стихи Лермонтова, обращенные к Е.А. Сушковой и особенно к Н.Ф. Ивановой написаны в годы, когда Лермонтов увлекался поэзией Байрона, и имеют мало общего с Пушкиным. Поэтика романтизма ставила в центр образ поэта, его переживания, страдания и размышления. В зрелой любовной лирике Лермонтов следует за Пушкиным и совершает новый шаг - он стремится запечатлеть образ женщины, ее душевное состояние, внутренний мир. Вершина в этом отношении - образ Нины в поэме «Сказка для детей» Лермонтова.
Поэты - единомышленники в главном: любовь величайшая жизненная ценность. Они создали шедевры любовной лирики в русской и мировой поэзии.
Поскольку любовь так много значит, за нее можно заплатить жизнью. Этот пушкинский мотив «Каменного гостя», монолога Клеопатры в «Египетских ночах» своеобразно повторен Лермонтовым в балладе «Тамара» (грузинском варианте Клеопатры).
Близки оба поэта и в другом аспекте этой темы: смерть не властна над любовью: «Заклинание», «Для берегов отчизны дальной» Пушкина; «Любовь мертвеца», заключительная строка стихотворения «Графине Е.П. Ростопчиной»: «…и ласки вечные твои».
Лермонтовское «отрицание» любви: это не отрицание, а скорее проявление лермонтовского максимализма, мечты о настоящей (вечной) любви. Образцом высокой любовной лирики остаются монологи Демона, обращенные к Тамаре. Здесь несомненен лирический подтекст. Это подтверждает посвящение кавказской редакции поэмы Варваре Александровне Лопухиной, к ней Лермонтов испытывал серьезное чувство до конца жизни. С Лопухиной связано и его последнее стихотворение «Нет, не тебя так пылко я люблю», варьирующее сюжетный мотив Пушкина (стихотворение «Дориде»). Тема судьбы, рока постоянно присутствует в творчестве Пушкина и Лермонтова; она во многом сходно осмыслена. Признавая власть судьбы над человеком, оба поэта не были фаталистами. Сделан парадоксальный вывод: неизбежное течение обстоятельств не должно мешать активным действиям героев, их вмешательству в ход жизни, умению вести борьбу. Пожалуй, самые «лермонтовские» строки Пушкина:
Есть упоение в бою
И бездны мрачной на краю. (Т. 2, с. 39).
В стихотворении "Сонет" поэт пишет: "Я памятью живу с увядшими мечтами, виденья прежних лет толпятся предо мной, и образ твой меж них, как месяц в час ночной, между бродящими блистает облаками." Поэт пытается противопоставить унылой действительности свои идеальные воззрения. В этом отличие любовной лирики Лермонтова от любовной лирики Пушкина. У Пушкина любовь, как божественный дар, радостна и светла. Он не привносит неразрешимого трагизма в свои лирические стихи, у него любовь - всего лишь миг прекрасного, чарующего, возвышенного. Он более реалистичен и жизнерадостен в своих стихах, хотя и у него порой проступают пессимистические нотки. В стихотворениях Лермонтова любовь - чувство высокое, светлое, поэтическое, но всегда неразделенное или утраченное.
«Герой нашего времени» заканчивается «Фаталистом» - единственной новеллой, где Печорин оказывается подлинным героем: он обезоруживает убийцу, спасая от гибели других людей. Печорин записал в своем дневнике, что «вздумал испытать судьбу», и заметил: «…я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает».
Всем очевидна зависимость «Героя нашего времени» от «Евгения Онегина».
Животрепещущий вопрос о реализации своей жизни, самоосуществлении поставлен Лермонтовым еще резче, чем в «Евгении Онегине»: состояние общества определяется степенью раскрытия возможностей человека.
Лермонтов-прозаик в «Герое нашего времени» продолжил роль Пушкина - основателя русской литературы.
Если Пушкин открыл пути для современной поэзии, то Лермонтов (это убедительно показал академик В.В. Виноградов) осуществил в своем романе синтез достижений стиховой и прозаической речи. Он соединил также достижения русской публицистики, научно-философского языка. Завоевания романтической культуры слова Лермонтов использовал как художественное средство для психологического изображения личности во всей ее противоречивости.
При этом Лермонтов не забывал о прелести быстрой, динамической и точной манеры пушкинской прозы, учитывал сатиру Гоголя, в известной степени светскую повесть В.Ф. Одоевского. Ограничиваясь «крупным планом», не касаясь множества сопоставлений, творческой полемики Лермонтова с Пушкиным, завершим тему еще несколькими соображениями.
Подобно Пушкину, Лермонтов не только стремился в зрелом творчестве объяснить характер героя обстоятельствами, но и возвышал, поднимал многих героев над средой, над условиями жизни - таков центральный герой лермонтовской лирики, образы Арбенина, Печорина, Нины (в «Сказке для детей»). Многожанровость Лермонтова также идет от Пушкина. Она связана с тем, чтобы более полно охватить жизнь, вернее раскрыть сложную натуру человека. Эту же цель преследует разнообразие художественных форм, в частности обращение к символу, заключающее огромные возможности для реалистического искусства. В биографическом плане заметим, что Лермонтов в последний год жизни хотел следовать Пушкину - полностью посвятить себя профессиональной деятельности писателя, издавать свой журнал.
Еще никому неведомый поэт привносил в русскую литературу принципиально новый тип лирического героя. В отличие от лирических героев Жуковского, Батюшкова, Давыдова, поэтов-декабристов, поэтов-любомудров, отличавшихся большей или меньшей односторонностью, преобладанием характерной доминанты (элегичность, эпикурейство, „гусарство", гражданственность, философичность), лирический герой Лермонтова выступал как целостная личность. В этом Лермонтов наиболее близок Пушкину. Однако личность поэта у Пушкина в лирике, как правило, не объект изображения, а призма, сквозь которую воспринимается мир. Лирический герой Лермонтова - это именно художественно-обобщенный характер поэта, воспроизводимый лирическими средствами. Резко очерченная индивидуальность лирического героя, наделенного устойчивыми психологическими, биографическими, личностными чертами как определенного характера, облегчала ранний переход Лермонтова от лирики к поэмам, драмам и затем к роману.
Глава 2. Тема любви в лирике Лермонтова
2.1 Любовная лирика М.Ю. Лермонтова
Стихотворения о любви, о дружбе, о природе, входившие, в «набор» тем, обязательных для поэта начала 30-х гг., у Лермонтова отмечены особенностями, характерными для его лиризма. Любовные признания, как правило, вплетаются в ткань размышлений поэта о скоротечной жизни, о страстях, о смерти, о трагической судьбе поэта, предчувствующего свою гибель («...голова, любимая тобою, С твоей груди на плаху перейдет» (Т. 2, с. 217). Чаще всего это мотивы измены, одиночества, встречающиеся в байронической поэзии вообще; но в основе сюжетов любовной лирики Лермонтова (так же как и Байрона) лежат реальные биографические обстоятельства (отношения поэта с Е. Сушковой, Н.Ф. Ивановой, В. Лопухиной, Е. Ростопчиной и другими современницами). Стихи Лермонтова, посвященные женщинам, своеобразно портретны: это, как правило, изящные психологизированные очерки женских натур с легко намеченными индивидуальными чертами: синие, как небо, глаза, стройный стан, кудрявая головка, проникающий в душу голос и т.д. Каждая портретная миниатюра обрамлена мыслью сообщающего нравственного значения, иногда с социальным оттенком. Так, в стихотворении «Она не гордой красотою» (1832) индивидуальный облик лирической героини (В. Лопухиной) создается в противоположность привычным представлениям о героине: она не красавица, не кокетка, не жеманница; «Однако все ее движенья, Улыбки, речи и черты Так полны жизни, вдохновенья, Так полны чудной простоты» (Т. 2, с. 56). Здесь одновременно и портрет избранницы и противостоящий ей собирательный образ светской женщины.
В стихотворении «К портрету» (1810) подвижные, переменчивые черты молодого женского лица, таящие и радость, и горе («То истиной дышит в ней все, То все в ней притворно и ложно»), не только конкретны (это портрет гр. Воронцовой-Дашковой), но и собирательны, как об этом свидетельствует вариант заголовка: «Портрет. Светская женщина».
Скользящие силуэты женских фигур в стихотворениях Лермонтова (одно из них так и называется - «Силуэт») могут рисоваться черной или белой краской («Графиня Эмилия Белее, чем лилия...», (1839)), могут быть олицетворением зла или добра, но всегда их фон - высокий нравственный идеал человечности. Вспомним этический подтекст любовной метафоры стихотворения «Нищий» (1830), гуманизм лермонтовских молитв о женщинах и детях, теплый образ «прелестницы» Тирзы в поэме «Сашка», противопоставленный бездушным женщинам «большого света».
Большое место в ранней поэзии Лермонтова занимает любовная лирика. Однако она представлена не в жанрах любовных элегий, посланий, признаний, а в стихотворениях более емкого жанрово-тематического наполнения - даже в циклах стихотворений, вроде бы целиком посвященных любви: в них обнаруживается такое богатство содержания, которое не укладывается в рамки только любовной лирики. Такова миниатюра „Нищий", адресованная Е.А. Сушковой. Двенадцать строк, три строфы. Из них лишь последняя непосредственно обращена к адресату. Две же первые представляют как бы самостоятельную жанровую картину, рисуемую в подчеркнуто сдержанных тонах. Ее скрытый лиризм обнаруживает себя в последнем четверостишии, где поэт дает волю своим чувствам, „обманутым навек" возлюбленной. Страдания нищего, лирического персонажа стихотворения, оттеняют страдания лирического героя - и наоборот. В стихотворении скрыто присутствуют не только социально-политические, но и философские, богоборческие мотивы. Преступление, в котором никто не усматривает ничего преступного, совершается „у врат обители святой", под эгидой „всеблагого" Бога, творца этого страшного мира. Так широко раздвигает Лермонтов жанровые рамки традиционного интимно-камерного по своей природе любовного послания, „прививая" ему ростки иных жанров, придавая им единство целостностью личности автора. С подобной же «диффузией» жанров встречаемся мы в „лирических романах", связанных с Н.Ф. Ивановой и В.А. Лопухиной. Так, в послании «К*» («Мы случайно сведены судьбою...») поэт, обращаясь к В. Лопухиной, восклицает: „Я рожден, чтоб целый мир был зритель // Торжества иль гибели моей!.." (Т. 2, с. 45).
Два первых четверостишия стихотворения «Нищий» сочетают в себе живописную точность с динамическим драматизмом повествования. Впечатление особенно сильно благодаря лаконичности, еще не столь частой у Лермонтова в эти годы. Перед нами вещь, внутренне завершенная и напоминающая по характеру художественного обобщения зарисовку с натуры из какого-нибудь путевого альбома: типизация не в вымысле, а в выборе изображенного момента. Третье, заключительное четверостишие неожиданно превращает стихотворение в аллегорию несчастной любви. Но тем не менее первая часть его настолько внутренне закончена и сюжетно замкнута, что даже в контексте целого продолжает тяготеть к художественной самостоятельности. В читательском восприятии аллегория как бы распадается, расслаивается. А самые яркие, «ударные» строчки этого стихотворения от заключительного четверостишия
И кто-то камень положил
В его протянутую руку -
приобретают еще один дополнительный смысл.
И, тем не менее, такое «связывание» нарисованной картины с любовной коллизией сузило стихотворение, ограничило его. Интересно здесь вспомнить, что через несколько лет Лермонтов сделает нечто прямо противоположное со стихотворением Гейне «Ein fichtenbaum steht einsam» («Сосна стоит одиноко»). В своем переводе Лермонтов бесконечно расширит смысл стихотворения о безнадежной любви, вовсе устранив любовную тему.
Здесь важно понять: речь идет вовсе не о том, что от обманутой любви страдает меньше людей, чем от бедности и болезней, и потому Лермонтов сузил стихотворение «Нищий», совершив, так сказать, тематическое превращение его. Лермонтовское стихотворение «На севере диком» именно потому и относится к числу его новаторских и глубоко оригинальных произведений, что мы не можем про него сказать: «Вместо стихотворения о любви перед нами стихотворение о...» Или: «Речь здесь, разумеется, идет не о сосне и пальме, а о...» В этом и заключается специфика лирических стихотворений с образом нового типа, в направлении которых совершается эволюция аллегорий Лермонтова. Ни «Утес», ни «На севере диком», ни «Тучи» ни одно из перечисленных и еще ряд стихотворений не допускают такой мысленной подстановки на место созданного в них образа какого-либо определенного другого образа, хотя бы и очень широкого, философски или социально значительного. Это уже не аллегории, а стихотворения с символическим образом.
В двух начальных строфах «Нищего» впервые у Лермонтова появляется такой конкретно-чувственный поэтический образ, который обладает несравненно большей глубиной содержания и большей широтой обобщения, чем это можно предположить, исходя из фабулы стихотворения. В «Нищем» была заложена возможность создать символическое стихотворение. Но инерция жанра в сочетании с чисто биографическими обстоятельствами (известно, что стихотворение написано по совершенно конкретному поводу) привела к возникновению еще одной аллегории.
К концу периода поэт производит переоценку многих ценностей, в том числе и такой, как счастье, которое становится для него почти синонимом успокоенности, отгороженности от бедствий и страданий, переполняющих жизнь („Я жить хочу! хочу печали // Любви и счастию назло...") (Т. 2, с. 40).
Обычно в поэзии Лермонтова главное внимание обращали на любовные коллизии, стремились увидеть в его лирике стихотворные циклы, связанные с определенным именем. Мимо нашего внимания часто проходило стремление поэта в зрелые годы запечатлеть привлекательный женский облик как бесценный дар природы. При этом во многих стихотворениях и поэмах этот образ имел самодовлеющее значение, автор или герой как бы отступал на второй план, оставаясь в тени.
В 1837-1841 годах в творчестве Лермонтова происходит поворот: он переносит внимание с обычного для романтической литературы описания эмоций лирического героя на изображение женщины, ее внешнего облика, движений души. Лермонтов создает в лирике, в поэмах и еще ранее в драме «Маскарад» женские портреты, исполненные психологической глубины, раскрывающие тайны характера.
«Молитва», включенная в лермонтовский сборник стихотворений 1840 года, имеет принципиальное значение.
Тема женской красоты, любви к женщине освобождается от эгоцентризма лирического героя:
лермонтов поэт лирика любовь
Не за свою молю душу пустынную,
За душу странника в свете безродного, -
Но я вручить хочу деву невинную
Теплой заступнице мира холодного.
Окружи счастием душу достойную,
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования. (Т. 2, с. 122).
Об авторском «я» мы узнаем лишь в самых общих чертах. Зато перед нами возникает образ женщины, особенности ее душевного мира, при этом уважение, сочувствие, гуманность автора становятся основной тональностью.
Стихотворения «Она поет - и звуки тают…», «Слышу ли голос твой звонкий и ласковый…», «Как небеса, твой взор блистает…» посвящены П.А. Бартеневой, «Графиня Эмилия» - Э.К. Мусиной-Пушкиной, «К портрету» - А.К. Воронцовой-Дашковой - в каждом из них передан выразительный, неповторимый образ женщины, отличающийся особой привлекательностью.
Самый выдающийся в ряду таких поэтических портретов - стихотворение «М.А. Щербатовой» («На светские цепи…»). Поэт не сказал ни одного слова о себе и своих чувствах, но передал, кажется, все грани внешней и духовной прелести Щербатовой.
Заключительное четверостишие говорит об особенности ее характера:
От дерзкого взора
В ней страсти не вспыхнут пожаром,
Полюбит не скоро,
Зато не разлюбит уж даром. (Т. 3, с. 132).
Это - наивысший комплимент, который можно сказать женщине.
Один из близких друзей Лермонтова, его родственник А.П. Шан-Гирей вспоминал, «что она была молодая вдова, а от него слышал, что такая, что ни в сказке сказать, ни пером написать».
В кавказских редакциях поэмы «Демон» появляется грузинская княжна Тамара, и снова это чудо женской красоты:
Клянусь полночною звездой,
Лучом заката и востока,
Властитель Персии златой
И не единый царь земной
Не целовал такого ока;
Гарема брызжущий фонтан
Ни разу жаркою порою
Своей жемчужною росою
Не омывал подобный стан!
Еще ничья рука земная,
По милому челу блуждая,
Таких волос не расплела;
С тех пор как мир лишился рая,
Клянусь, красавица такая
Под солнцем юга не цвела… (Т. 3, с. 177).
Лермонтову в его философско-символической поэме был необходим образ, как бы равновеликий Демону. Опустошенности, могущественной разрушительной силе противостоит воплощение полноты земной жизни и гармонии. Поэтический реквием мертвой Тамаре во второй части поэмы - одно из достижений русского искусства; он превращается в гимн жизни и женской красоте как высшим ценностям природы.
Новым художественным достижением Лермонтова стал образ Нины в неоконченной поэме «Сказка для детей» (1840).
Образ героини, один из самых выразительных в русской литературе, замечателен тончайшим психологизмом, изяществом, оригинальностью.
При характеристике красоты молодой женщины (отрывок поэмы заканчивается днем, когда героине исполняется семнадцать лет) Лермонтов пользуется всеми превосходными степенями:
Влюбился я. И точно хороша
Была не в шутку маленькая Нина.
Нет, никогда свинец карандаша
Рафа́эля иль кисти Перуджина
Не начертали, пламенем дыша,
Подобный профиль… Все ее движенья
Особого казались выраженья
Исполнены. Но с самых детских дней
Тая равно надежду, радость, горе;
И было темно в них, как в синем море. (Т. 2, с. 78).
«Сказкой для детей» восхищались многие современники поэта, позднее Достоевский и Лев Толстой. При создании образа Наташи Ростовой, особенно при описании ее первого бала, Толстой, несомненно, вспоминал эту поэму Лермонтова.
В поэме «Мцыри» (1839), где даны картины южной природы («Кругом меня цвел божий сад…»), возникает один из ее ликов - образ молодой грузинки:
Держа кувшин над головой,
Грузинка узкою тропой
Сходила к берегу…
… летние жары
Покрыли тенью золотой
Лицо и грудь ее; и зной
Дышал из уст ее и щек,
И мрак очей был так глубок,
Так полон тайнами любви,
Что думы пылкие мои
Смутились…
Она была уж далеко;
И шла хоть тише, но легко,
Стройна под ношею своей,
Как тополь, царь ее полей! (Т. 3, с. 54).
Этот короткий отрывок весьма знаменателен; каждый эпизод «Мцыри» близок к символу. Образ женщины венчает редкий по красоте пейзаж.
Баронесса Штраль в «Маскараде» (1835) - красавица, «которой свет дивится с завистью». Здесь Лермонтов с полной отчетливостью словами героини сказал о судьбе женщины в светском обществе.
Подумаешь: зачем живем мы? Для того ли,
Чтоб вечно угождать на чуждый нрав
И рабствовать всегда! (Т. 3, с. 29).
О выдающейся женщине с «неизъяснимой прелестью выраженья в лице» идет речь в начатой Лермонтовым повести «Я хочу рассказать вам». История женщины, о которой он пишет, напоминает судьбу баронессы Штраль: «Она уже сошла со сцены большого света, ей тридцать лет, и она схоронила себя в деревне; но когда ей было только двадцать, весь Петербург шумно занимался ею в продолжение целой зимы». Очевидно, этот замысел, относящийся к 1836 году, возник не без влияния «Физиологии брака» и «Тридцатилетней женщины» Бальзака (последний роман Лермонтов упоминает в «Герое нашего времени»). Восхищение красотой и повествование о трудной участи женщины часто соединяются у Лермонтова в одном произведении. Трагически сложилась жизнь Алены Дмитриевны в «Песне о купце Калашникове», Тамары в «Демоне» - «свободы резвую дитя» в замужестве ждет «судьба печальная рабыни». И, наконец, мертвая казачка в «Дарах Терека» - жертва ревности.
Одновременно с «Демоном» Лермонтов пишет поэму «Тамбовская казначейша». Авдотья Николаевна - героиня поэмы, «тамбовская красотка» (так ее называет автор) - только на первый взгляд может показаться комическим персонажем. Это своего рода провинциальный вариант красавицы, обреченной на жизнь в пошлой провинциальной среде. В сцене, пародирующей последнее свидание Евгения Онегина и Татьяны, в ответ на притязания штаб-ротмистра Гарина героиня «толкнула прочь его: «Довольно, молчите - слышать не хочу! Оставите ль? я закричу!..»
В финале поэмы торжество Гарина, выигравшего Дуню в карты, не снижает по-своему трагического облика казначейши:
Она на мужа посмотрела
И бросила ему в лицо
Свое венчальное кольцо. (Т. 2, с. 122).
Лермонтов создает пленительные женские образы, применяя разные оттенки красок, но главная прелесть в их сочетании: молодая казачка «с темно-бледными плечами, светло-русою косой», «Графиня Эмилия - белее, чем лилия».
Воспевая красоту и достоинство женщины, Лермонтов освободил тему любви от романтических штампов, женские образы, созданные им, по праву вошли в сокровищницу мировой культуры.
Как и А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов в своей интимной лирике подчёркивает самоценность дружеских и любовных отношений, их необходимость для полноценной жизни. Лермонтов около 30 стихотворений посвятил Н.Ф. Ивановой. В них лирический герой способен оценить обаяние, очарование, способен выразить чувство восхищения. Например, в стихотворении «Она была прекрасна, как мечта…» (1832) создаётся абстрактный образ любимой женщины, показан истинно влюбленный человек. В стихотворении «Она не гордой красотою…» (1832) главное - это обаяние. Проявляется близость с Пушкиным: «И сердце любит и страдает», а «почти стыдясь» - это уже расхождение с Пушкиным, у которого лирический герой никогда не стыдится своих чувств, и чем они глубже, тем полнее выражаются. А у Лермонтова вечная стыдливость чувств лирического героя, он боится мнения света. В стихотворении «Расстались мы, но твой портрет…» (1837) основная мысль о том, что ничто не проходит бесследно, герой способен помнить, отдавать дань прошлому. В отличие от Пушкина для лермонтовского лирического героя в большей мере характерны скепсис в отношении к чувствам, максимализм в отношении к женщине, стремление все свои чувства подвергать анализу. Он не может отдаться настоящему и вкусить миг счастья. В стихотворении «Я не унижусь пред тобою…» (1832) несколько суровое обращение к женщине объясняется тем, что она улыбнулась другому. У Пушкина на первом месте стоит счастье женщины, а у Лермонтова - он сам и всё, что происходит, он соизмеряет с собой. Вряд ли он способен принести себя в жертву любимой женщине.
В одном из ранних стихотворений - «Нищий» (1830) - на первом плане стоит состояние лирического героя. Он сравнивает себя с нищим, чтобы выразить своё состояние. Стихотворение написано в период паломничества М.Ю. Лермонтова в монастырь со своими друзьями. Настоящие жизненные отношения являются только поводом к творчеству. Лирический герой прямо обвиняет женщину, которую любит. Все перечисленные стихотворения входят в цикл стихов, посвященных Н.Ф. Ивановой.
В двух стихотворениях 1840 г. «Благодарность» и «Отчего» лирическому герою грустно от любви, в отличие от Пушкина, у которого герой от любви испытывает радость. Анализ будущего не даёт лирическому герою оценить данный момент. В начале стихотворения «Благодарность» Лермонтов благодарит женщину, «за всё, за всё тебя благодарю я». Речь идёт не только об интимных отношениях с женщиной, контекст этого стихотворения можно понимать как обращение к Богу, как богохульство. «Благодарю» - в обратном смысле означает «упрекаю». Для лирического героя Лермонтова мир безгармоничен.
Лермонтов в своём творчестве часто использует оксюмороны и антитезы. Оксюмороны - это слова, поставленные в словосочетании в противоположные значения. Он проявляется в таких стихотворениях как «За клевету друзей», «Отрава поцелуя». Антитеза - это использование противоположных значений («Рай и Ад», «лёд и пламень»). Классический пример антитезы у Лермонтова - это стихотворение «Любовь мертвеца» (1841). В нём лирический герой настаивает на том, чтобы его любимая хранила ему верность даже после его смерти. «Ты не должна любить другого, не должна».
Лирического героя Лермонтова характеризует чувство эгоизма. Он явно не хочет счастья своей возлюбленной без него. Удел лирического героя у Лермонтова - это страдание, которое ему нравиться. Он предъявляет большие требования к возлюбленным, и несоответствия его требованиям причиняет ему страдания. В стихотворении «Они любили друг друга так долго, и нежно…» оба героя находятся в другом мире. У них проявляется неумение раскрыть свои чувства в жизни на земле. В ином мире они не узнали друг друга. Они не смогли открыть свои чувства, любя друг друга. Это печальное, страшное стихотворение. Они предполагали встретиться в другом мире, но не узнали друг друга.
В трактовке любовной темы у Лермонтова можно отметить созвучие с Пушкиным: понимание огромной роли дружественных и интимных чувств в жизни человека. Но можно отметить и существенные различия: излишний максимализм, в силу соизмерения всего с идеалом; неумение радоваться, прощать, жертвовать собой, а отсюда глубокое чувство неудовлетворенности. Восприятие этой лирики Лермонтова помогает понять читателю, как не надо любить, что мешает любить, и тем самым как воспитывать культуру чувств. Лирический герой Лермонтова не способен на самопожертвование.
2.2 Цикл стихотворений к Н.Ф.И.
Среди юношеской лирики Лермонтова уже давно обращал на себя внимание ряд стихотворений 1830-1832 годов, объединенных темой любви и измены. Четыре стихотворения этого цикла озаглавлены инициалами какой-то Н.Ф.И.
Первое из этих стихотворений, обозначенное буквами «Н.Ф. И...вой», относится к 1830 году. «Любил с начала жизни я угрюмое уединенье», - признается Лермонтов вдохновительнице этого задушевного обращения и делится с ней сомнениями, которые прежде бережно таил от других:
Счастливцы, мнил я, не поймут
Того, что сам не разберу я,
И черных дум не унесут
Ни радость дружеских минут,
Ни страстный пламень поцелуя.
Мои неясные мечты
Я выразить хотел стихами,
Чтобы, прочтя сии листы,
Меня бы примирила ты
С людьми и с буйными страстями... (Т. 1, с. 78)
Видно, что отношение Лермонтова к той, которая побудила его написать это стихотворение, было искренним и серьезным.
В стихотворении 1831 года «Романс к И.» молодой поэт снова обращается к этой же девушке, как к верному своему другу, который сумеет, по его мысли, защитить и оправдать его в глазах «бесчувственной» светской толпы:
Когда я унесу в чужбину
Под небо южной стороны
Мою жестокую кручину,
Мои обманчивые сны,
И люди с злобой ядовитой
Осудят жизнь мою порой,
Ты будешь ли моей защитой
Пород бесчувственной толпой? (Т. 1, с. 187)
Но уже из текста стихотворения, написанного летом 1831 года и адресованного Лермонтовым «К Н.И.», видно, что в их отношениях наступил трагический перелом. Новое посвящение начинается с горестного упрека:
Я не достоин, может быть,
Твоей любви: но мне судить;
Но ты обманом наградила
Мои надежды и мечты,
И я всегда скажу, что ты
Несправедливо поступила.
Уязвленный изменой любимой девушки, Лермонтов вспоминает в этом стихотворении о прежнем:
В те дни, когда, любим тобой,
Прощальный поцелуй однажды
Я сорвал с ножных уст твоих;
Но в зной, среди степей сухих,
Не утоляет капля жажды.
Дай бог, чтоб ты нашла опять,
Что не боялась потерять;
Но... женщина забыть не может
Того, кто так любил, как я;
И в час блаженнейший тебя
Воспоминание встревожит!
Тебя раскаянье кольнет,
Когда с насмешкой проклянет
Ничтожный мир мое названье!
И побоишься защитить,
Чтобы в преступном состраданье
Вновь обвиняемой не быть! (Т. 1, с. 209 - 210)
О прощальном поцелуе снова говорится в стихотворении с утаенным обращением «К»:
Я помню, сорвал я обманом раз
Цветок, хранивший яд страданья,-
С невинных уст твоих в прощальный час
Непринужденное лобзанье (Т. 1, с. 190).
Речь здесь идет все о том же роковом разрыве с Н. Ф. И.
Всевышний произнес свой приговор,
Его ничто не переменит;
Меж нами руку мести он простер
И беспристрастно все оценит.
Во зло употребила ты права,
Приобретенные над мною,
И, мне польстив любовию сперва,
Ты изменила - бог с тобою! (Т. 1, с. 190).
Тема измены и неизбежной разлуки составляет содержание еще одного стихотворения, относящегося к 1831 году, в заглавии которого снова стоит посвящение «К***»:
Не ты, но судьба виновата была,
Что скоро ты мне изменила,
Она тебе прелести женшин дала,
Но женское сердце вложила. (Т. 1, с. 299)
При внимательном чтении лирики 1831 года видно, что Лермонтов продолжал жестоко страдать от любви и ревности.
Я не хочу, чтоб сновиденье
Являло мне ее черты, -
пишет он в стихотворении «Ночь».
Я в силах перенесть мученье
Глубоких дум, сердечных ран,
Все,- только не ее обман. (Т. 1, с. 300)
Глубокое и чистое чувство, отравленное горечью несбывшихся надежд, проходит сквозь длинный ряд стихотворений 1831 года.
Печалью вдохновенный, я пою
О ней одной,-
признается поэт в стихотворении «Я видел тень блаженства» (Т. 1, с. 225). Действительно, прочитанные в новой связи, стихотворения эти раскрывают целую историю любви. В продолжение 1831 - 1832 годов Лермонтов постоянно обращается к этому драматическому эпизоду и посвящает ему «Виденье», «К***» («О, не скрывай, ты плакала о нем»), «Стансы» («Не могу на родине томиться»), «Гость. Быль. (Посвящается...)», «К***» («Я не унижусь пред тобою»), «Измученный тоскою и недугом», «Когда последнее мгновенье», «Сонет» («Я памятью живу с увядшими мечтами») и целый ряд других. Получается стихотворный дневник, в котором Лермонтов отмечает основные события этого горестного романа.
Обращаясь в стихотворении, помеченном датой «Сентября 28», все к той же Н.Ф.И., Лермонтов вопрошает ее о своем счастливом сопернике:
Встречал ли он с молчаньем и слезами
Привет холодный твой,
И лучшими ль он жертвовал годами
Мгновениям с тобой? (Т. 1, с. 214)
Около двух лет мучило Лермонтова неразделенное чувство к Н.Ф.И. И только в одном из последних стихотворений, к ней обращенных, он с упреком напомнил ей о своих «лучших годах», которыми ради нее жертвовал.
Стихотворениями, написанными весною 1832 года, заканчивается история юношеской любви, вдохновившей Лермонтова на создание этого «лирического дневника», посвященного неведомой нам Н.Ф.И.
История отношений с ней оказывается, таким образом, одной из центральных тем лирики 1831-1832 годов.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Любовь занимает большое место в поэзии Лермонтова. Позднее Тургенев скажет: «По тому, как может любить человек, мы можем судить о его внутренней зрелости». Лермонтов как личность сформировался очень рано. В пятнадцать лет у него были глубокие, философские стихи о любви, о родине, о тайне человеческого бытия. Он пишет: "Мне жизнь все как-то коротка, и все боюсь, что не успею свершить чего-то". Идеалы Лермонтова беспредельны: он жаждет не простого улучшения жизни, а "полного блаженства", изменения несовершенной человеческой природы, абсолютного разрешения всех противоречий бытия. Существовать вечно - на меньшее поэт не согласен.
Любовь в творчестве Лермонтова носит трагический отпечаток из-за его единственной, настоящей, неразделенной любви к другу юности - Вареньке Лопухиной. Он видит невозможность любви и окружает себя мученическим ореолом, ставя себя вне мира и жизни. Лермонтов грустит о потерянном счастье:
Душа моя должна прожить в земной неволе
Не долго.
Может быть, я не увижу боле
Твой взор,
Твой милый взор, столь нежный для других. (Т. 2, с. 133).
Лермонтов подчеркивает свою отчужденность от всего мирского: «Чего б то ни было земного, но я не сделаюсь рабом». В понятии Лермонтова любовь должна быть вечной, поэта не удовлетворяют "обычные", скоротечные страсти, и если он иногда увлекается и отходит в сторону, то его строки - это не плод больной фантазии, а всего лишь минута слабости:
У ног других не забывал я взор твоих очей.
Любя других, я лишь страдал
Любовъю прежних дней. (Т. 2, с. 134).
Человеческая, земная любовь кажется помехой для поэта на его пути к высшим идеалам. В стихотворении "Я не унижусь пред тобою" он говорит, что вдохновение для него дороже ненужных страстей, которые способны кинуть человеческую душу в бездну. Любовь в лирике Лермонтова носит роковой характер. Он пишет: "Меня спасало вдохновенье от мелочных сует, но от своей души спасенья и в самом счастье нет." Бабушка Лермонтова говорила: "Странный Мишель, пока одни подыскивают себе невест и устраивают свои материальные дела, он все витает в облаках, грезит о неземной любви".
В стихотворении "Валерик" любовная часть, ставшая впоследствии романсом, передает горькое чувство утраты связи с возлюбленной.
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок;
Традиционным в творчестве Лермонтова, связанным с его личным опытом, стал мотив неверной возлюбленной, недостойной великого чувства или не выдержавшей испытания временем. Разлад между мечтой и действительностью проникает в это прекрасное чувство, любовь Лермонтову приносит не радость, а грусть и страдание: Мне грустно, потому что я тебя люблю.
Поэт раздумывает над вопросом жизни и смерти. Он грустит о скоротечности жизни и хочет успеть сделать как можно больше за тот небольшой срок, который отведен ему на земле. Ему "жизнь ненавистна, но и смерть страшна". Лирические стихи Лермонтова отражают глубину его восприятия окружающей жизни, в них сосредоточены душевные переживания поэта, богатство его внутреннего мира. Он повсюду ищет гармонию, его мысли о вечной свободе, о любви неразрывно связаны с думами о несовершенстве мира к отдельной человеческой личности.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1.Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений: В 5-ти томах / Под ред. Б.М. Эйхенбаума. - М.-Л.: Academia, 1935 - 1938.
2.Андроников И.Л. Лермонтов. Новые разыскания. - Л.: Советский писатель, 1948. - 166 с.
.Асмус В. Круг идей Лермонтова // Литературное наследство. - 1941. - Т. 43 - 44. - С. 83 - 128.
.Афанасьев В.В. М.Ю. Лермонтов. - М.: Молодая гвардия, 1991. - 558 с. - (ЖЗЛ).
.Белинский В.Г. Статьи о Лермонтове. - Саратов: Приволж. изд-во, 1981. - 159 с.
.Белова Л. Космические дали поэта: к 180-летию М.Ю. Лермонтова (о жизни поэта) // Российские вести. - 1994. - 15 окт. - С. 3.
.Буревич А.М. "Земное" и "небесное" в лирике Лермонтова // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. - 1981. - Т. 40. - № 4. - С. 23 - 29.
.Вацуро В.Э. Ранняя лирика Лермонтова и поэтическая традиция 20-х гг. // Русская литература. - 1964. - № 3. - С. 46 - 56.
.Венок М.Ю. Лермонтову: Cб. ст. - М.-Пг., 1914.
.Виноградов Г. Произведения Лермонтова в народно-поэтическом обиходе // Лит.наследство. - 1941. - Т. 43 - 44. - С. 353 - 388.
.Висковатов П.А. М.Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество. - М.: Книга, 1989. - 454 с.
.Вырыпаев П.А. Лермонтов. Новые материалы к биографии. - Воронеж, 1972. - 160 с.
.Герштейн Э.Г. Судьба Лермонтова. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Худ. литература, 1986. - 350 с.
.Гинзбург Л.Я. Творческий путь Лермонтова. - Л.: Гослитиздат, 1940. - 224 с.
.Дурылин С.Н. Россия и Лермонтов (к изучению религиозных истоков русской поэзии) // Христианская мысль. - 1916. - № 2. - С. 137 - 150.
.Ефимов И. Жемчужина страданья: Лермонтов глазами русских философов // Звезда. - 1991. - № 7. - С. 189 - 196.
.Золотцев Ст. Сын русской вечности: (о поэзии М.Ю. Лермонтова) // Литература в школе. - 1991. - № 5. - С. 7 - 18.
.Котельников В.А. О христианских мотивах у русских поэтов // Литература в школе. - 1994. - № 3. - С. 3 - 10.
.Котельников В.А. Православная аскетика и русская литература. - СПб.: Изд. "Призма - 15", 1994. - 208 с.
.Лермонтов М.Ю. Исследования и материалы. - Л.: Наука. Лен. отделение, 1979. - 431 с.
.Ломинадзе С.В. Поэтический мир Лермонтова. - М.: Современник, 1985. - 288 с.
.М.Ю. Лермонтов: pro et contra / Сост. В.М. Маркович, Г.Е. Потапова. - СПб.: РХГИ, 2002. - 1080 с.
.Макогоненко Г.П. Лермонтов и Пушкин. - Л: Сов. писатель, 1987. - 398 с.
.Максимов Д.Е. Об изучении мировоззрения и творческой системы Лермонтова // Русская литература. - 1964. - № 3. - С. 1 - 12.
.Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова. - М.-Л.: Наука, 1964. - 266 с.
.Мурьянов М. Поэты предпочли быть непонятными: [Текстологический анализ имени-символа в лирической поэзии М.Ю. Лермонтова и Дж. Байрона] // Вопросы литературы. - 1991. - № 7. - С. 104 - 113.
.Наровчатов С.С. Лирика Лермонтова. Заметки поэта. - М.: Худ. лит-ра, 1970. - 103 с.
.Никитин М. Идеи о боге и судьбе в поэзии Лермонтова. - Н. Новгород: В.Н. Райский и И.И. Карнеев, 1915. - 48 с.
.Певец бунтующего свободомыслия: [М.Ю. Лермонтов] // Наука и религия. - 1983. - № 10. - С. 46 - 48.
.Семченко А.Д., Фролов П.А. Мгновение и вечность: К истокам творчества М.Ю. Лермонтова. - Саратов; Пенза: Приволж. кн. изд-во, 1982. - 183 с.
.Степанов М. Религия М.Ю. Лермонтова // Филологические записки. - 1915. - Вып. 2. - С. 153 - 186.
.Таборисская Е.М., Штейнгольд А.М. Тема сна и смерти в лирике Лермонтова и Тютчева. К проблеме творческой индивидуальности // Жанр и творческая индивидуальность: Межвуз. сб. научн. трудов. - Вологда, 1990. - С. 75 - 87.
.Удодов Б.Т. М.Ю. Лермонтов. Художественная индивидуальность и творческие процессы. - Воронеж, 1973. - 702 с.
.Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. - М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР [Лен. отд-ние], 1961. - 372 с.