Овсянико-Куликовский Дмитрий Николаевич
Овсянико-Куликовский
Дмитрий Николаевич
Л. Якобсон
Овсянико-Куликовский Дмитрий Николаевич (1853—1920) —
видный русский литературовед и санскритолог. Р. в семье крупного таврического
помещика. Высшее образование получил в Петербургском, а потом в Новоросс.
университетах. По окончании Новороссийского университета работал в Петербурге у
известного санскритолога, проф. И. П. Минаева, при помощи которого близко
познакомился с лингвистическими теориями В. Гумбольдта, Штейнталя, Лацаруса,
Макса Мюллера, Лазаря Гейера и др. В 1877 О.-К. «был оставлен при
Новороссийском университете и командирован за границу для приготовления к
кафедре сравнительного языкознания и санскрита. Молодому О.-К. было свойственно
увлечение социалистическими идеями — в 1877 в Женеве конспиративно, без
указания автора, была издана его брошюра «Записки южно-русского социалиста».
Вращаясь в среде лиц, боровшихся за возрождение Украины («Громада»), затем в
среде эмигрантов (Драгоманова, Лопатина, Чайковского и др.), а в
предреволюционный период — в левокадетских, а иногда и легальномарксистских
кругах, Овсянико-Куликовский никогда не был активным участником той или другой
партии.
Защитив в 1887 докторскую диссертацию «К истории культа
огня у индусов в эпоху Вед», О.-К. получил место профессора в Казанском
университете, откуда через год перевелся профессором в Харьков. Здесь и
развернулась научно-литературная деятельность О.-К. периода 1885—1905. К началу
90-х гг. О.-К. начал применять так называемый психологический метод,
разработанный на основе принципов Потебни, преимущественно к художественной
литературе и проблемам теории и психологии художественного творчества.
Ко второй половине 80-х гг. в О.-К. не осталось и
следа от той оппозиционной настроенности, которая делала его врагом метафизики
и так называемого «искусства для искусства». Подобного рода «нигилизм» стал ему
казаться не более как «догматическим», а то и просто «обывательским»
мышлением... Увлечение же народническими и социалистическими идеями и даже
столь пленявшим его культом «науки» и в частности социологии в духе строгого позитивизма представлялось ему
увлечением «шаблонными идеями», «истинами», принятыми на веру. «Очарованный»
метафизическими идеями «Бесконечного» и «Вечного», культом личности и
«внутренней свободы» в эклектическом соединении с дарвиновской теорией
эволюции, О.-К. стал наиболее выдающимся у нас представителем того течения, которое
известно как «психологизм» или «панпсихологизм» и которое было призвано служить
«научно-эмпирическим» фактором в борьбе прежде всего с остатками «нигилизма» и
«утилитаризма» революционного народничества, но в то же время и с
вульгарно-идеалистической реакционной схоластикой университетской науки. Под
влиянием механически-психологического течения в связи с особой классификацией
науки О.-К. начал рассматривать все идеологические надстройки (науку,
искусство, право и т. д.) как комплексы явлений, которые существуют только в
переживаниях отдельных людей, как субъективные проявления вечно развивающегося
так наз. «объективного духа» (отнюдь не в гегелевском смысле), наконец как
продукты чисто индивидуальной «душевной деятельности», приходя к таким
построениям в общих вопросах познания, которые вполне аналогичны концепции
философа Э. Маха и его последователей.
Наука определяется О.-К. как «познание и разработка
идеи бесконечного в его космических формах», а искусство — как дающее нам то же
самое в формах «человеческого выражения». Но в таком понимании эта вездесущая
идея вечности и бесконечности приобретает значение какой-то новой позитивной
«сущности вещей». Для ее познания оказывается необходимым и достаточным
«превращать факты — в явления» нашего субъективного сознания (наука) и в
частности факты жизни — в так наз. «законообразную» действительность
(искусство). Иначе говоря, в искусстве и науке мы познаем не внешний мир,
существующий вне нас и независимо от нашего субъективного сознания, а лишь
продукты нашей индивидуальной «душевной деятельности» (Кант, Гумбольдт,
Потебня, Мах, Бергсон).
С половины 90-х гг. О.-К. работает преимущественно в
области русской литературы. В 1896 появляются «Этюды о творчестве И. С.
Тургенева», где впервые нашла применение методология литературоведа-психолога.
После этой книги вскоре выходит ряд таких же монографий и статей о других
классиках русской литературы: «Гоголь», «Пушкин», «Лев Толстой как художник» (1899),
«Лермонтов» (1914), «Грибоедов», «Этюды о творчестве Чехова» и т. д. Анализируя
психологию немногих из созданных данным писателем образов-характеров, в которых
О.-К. усматривает постановку наиболее значительных «общечеловеческих» проблем и
так наз. «вечных вопросов», он стремится раскрыть особенность натуры,
характера, склада ума и даже темперамента поэта-художника. Если в некоторых
случаях он и касается идеологических вопросов, то исключительно в целях
уяснения миросозерцания и общей литературной направленности самого писателя, притом опять-таки исключительно для лучшей
обрисовки склада его ума и самой натуры. Из огромного и многообразного художественного
наследия Тургенева, Гоголя, Пушкина, Толстого и т. д. О.-К. произвольно
выделяет лишь те моменты, которые могут быть использованы как конкретный литературный
материал для построения психологии и теории художественного творчества. Напр.
самые понятия о стиле и жанрах этих писателей у О.-К. начисто отсутствуют. В
психологически-углубленных анализах «общественно-психологических типов»
поместно-дворянской и разночинной интеллигенции (Чацкий, Базаров, Каратаев и
др.) нетрудно вскрыть субъективизм научных построений Овсянико-Куликовского.
Все эти очерки представляют собой общественно-психологические характеристики
действующих персонажей, анализ художественного процесса творчества на
конкретном материале и главным образом попытки реконструировать «творческую
личность» поэта.
Его анализ произведений художественной литературы
представляет собой, с одной стороны, раскрытие того строя чувств и мыслей, для
апперцепции которого может служить данный образ, а с другой — восполнение той
творческой работы, которую производил сам автор и посильным соучастником которой
выступает и критик своими «пояснительными примечаниями» к живописи художника и
психологическим комментарием. Так напр., анализируя «Дворянское гнездо», О.-К.
стремится раскрыть те сокровенные пружины души Лизы, «игру ее тайных и
таинственных движений», в которых он ищет объяснения этого образа, попутно
вскрывая те художественные приемы (напр. взаимоотношения Лемма, Лаврецкого и
Лизы), при помощи которых Тургенев достигает своей цели. Ключ к пониманию
образа Лизы О.-К. ищет не в условиях социальной действительности 40—50-х гг.,
изображенной Тургеневым с позиций дворянского либерализма, а в личных
особенностях натуры Лизы, в каком-то особом ее религиозном призвании, которое
уподобляется призванию в искусстве, науке и т. д. Анализируя образ Базарова,
О.-К. не в состоянии объяснить его как классовое явление, как попытку Тургенева
изобразить классово чуждый ему образ революционера-разночинца. Наоборот,
«наперекор этой бренности явлений» О.-К. рассматривает Базарова как обобщающий
образ, в котором «ищет воплотиться... нечто общее, человеческое, важное для
познания и понимания той или другой стороны духа». В образе Базарова, как
оказывается, обнаруживается характерная черта всей этой эпохи, лучшим выразителем
которой является Тургенев, — крайнее развитие личности «в направлении
эгоистическом и отсутствие гармонии между личностью и обществом», — эпохи,
когда на почве индивидуализма «возвеличение личности, ее апофеоз шли рядом с ее
крушением, ее ничтожеством». С надклассовой, общечеловеческой точки зрения
ведется анализ и в других монографиях — о Гоголе, Пушкине, Лермонтове, Гейне.
Ближе к социологизму Овсянико-Куликовский в своей монографии о Толстом и
некоторых статьях последнего периода его
деятельности. Наряду с классификацией образов Толстого по национальному
признаку применяется уже и классовый принцип и социально-психологический анализ
субъективных и объективных элементов в его творчестве, основные особенности
которого О.-К. выводит из его барской психологии. Однако и здесь социологизм
О.-К. остается абстрактным, изучающим не класс, а среду (в этом отношении
бесспорное влияние оказало на него учение Тэна).
Основной порок научно-литературных работ О.-К. как
литературоведа, психолога и литературного критика лежит в
субъективно-идеалистических основах его методологии.
Главное значение обширного научного наследия О.-К.
обнаруживается не в области истории литературы, подлинные задачи которой были
ему глубоко чужды, не в области литературной критики, т. к. научно изучать
напр. произведения последних десятилетий и особенно современные он считал и
методологически и фактически невозможным, наконец даже не в области
исследования специальных вопросов теории поэзии и прозы, для которой он так
много поработал, но которая фактически превращалась у него в психологию поэзии
и прозы. Подлинное и действительно крупное значение О.-К., критические очерки которого
получили всеобщее распространение, заключается в том, что, базируясь на учении
Потебни, он ввел проблемы теории литературы, в которой еще полностью царили
схоластически-идеалистические теории (до О.-К. не только идеи Веселовского, но
и Потебни оставались за семью замками), в широкий научный и школьный обиход.
О.-К. много сделал и в плане постановки проблем психологии творчества (см.
«Вопросы теории и психологии творчества»). Работы О.-К. ввели в оборот целый
ряд новых литературных теорий и рабочих гипотез. Такова проблема «понимания»
как творческого акта, теория «наблюдательного» и «экспериментального»
искусства, проблема реализма в искусстве, теория лирики как творчества ритмов в
отличие от драмы и эпоса как образной поэзии и т. д. Разумеется следует при
этом помнить, что, поставив эти проблемы, О.-К. оказался не в состоянии их
верно решить, и работы его могут быть марксизмом использованы только частично и
с сугубой осторожностью.
Существенные методические дефекты в работах О.-К.
непосредственно вытекают из того положения, что анализ процесса творчества
Овсянико-Куликовский из объекта самостоятельной отрасли знания превращает в
особый метод истории и теории литературы и литературной критики. Такое смешение
объектов, задач и методов смежных дисциплин делает работы О.-К.
недиференцированными, эклектичными и пред лицом нашей современности
неполноценными, несмотря на то, что они заключают в себе много интересных и
любопытных высказываний по основным вопросам, связанным как с творчеством наших
классиков, так и с теорией поэзии и прозы. Психология художественного
творчества как особая дисциплина сможет успешно разрешить чрезвычайно сложные и трудные задачи, стоящие
перед нами, только при том непременном условии, если она всецело будет
базироваться на марксистско-ленинской методологии и классовом анализе
художественных явлений (см. «Творчество»).
Список
литературы
I. Сочинения, 9 тт., СПБ, 1907—1911
То же, издание 2-е, И. Овсянико-Куликовский, СПБ,
1912—1914 (отд. томы выдержали по 5 изд.)
Собр. сочин., Гиз, М., 1923—1924 (Т. I — Н. В. Гоголь
т. II — И. С. Тургенев
т. III — Л. Н. Толстой
т. IV — А. С. Пушкин
том V — Герцен, Белинский, Добролюбов, Михайловский,
Короленко, Чехов, Горький, Андреев
т. VI — Статьи по теории поэзии, по психологии
творчества, о религии индусов в эпоху Вед и др.
тт. VII—IX — История русской интеллигенции (три части)
Воспоминания, изд. «Время», П., 1923.
II. Горнфельд А., Экспериментальное искусство,
«Русское богатство», 1904, I
Райнов Т., «Психология творчества» Д. Н.
Овсянико-Куликовского, «Вопросы теории и психологии творчества», т. V, Харьков,
1914
Плотников И., Психологическая школа в языкознании и
методика русского языка, Курск, 1919 (см. гл. X — О.-К., его труды по
языкознанию и теории поэзии
гл. XI — О.-К. как критик
гл. XII — Методологические статьи О.-К.
гл. XIII — Значение трудов О.-К. для методики русского
языка)
Кутателадзе Н., Схемы и критические статьи акад.
Овсянико-Куликовского (разбор трудов по истории русской литературы),
«Филологические записки», 1917, I
Горнфельд А., Д. Н. Овсянико-Куликовский и современная
литературная критика (Речь), «Начала», 1922, № 2 (и в книге его: Боевые отклики
на мирные темы, Ленинград, 1924)
Казанович Е., Д. Н. Овсянико-Куликовский на
Бестужевских курсах (Воспоминания и впечатления курсистки) (Речь), там же,
1922, № 2.
III. Словарь членов Общества любителей российской
словесности при Московском университете, М., 1911
Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, М. —
Л., 1924.
Для подготовки данной работы были использованы
материалы с сайта http://feb-web.ru