Русский вопрос в американо-английских отношениях в 1914-1918 гг.

Русский вопрос в американо-английских отношениях в 1914-1918 гг.

РУССКИЙ ВОПРОС В АМЕРИКАНО-АНГЛИЙСКИХ ОТНОШЕНИЯХ В 1914-1918 ГГ.

Содержание

Раздел 1. Политика Соединенных Штатов и Великобритании по отношению к России (август 1914 - август 1917 гг.)

Раздел.2. Политика Соединенных Штатов и Великобритании по отношению к России (сентябрь 1917-начало 1918 гг.)

Раздел 3. Проблема иностранной интервенции в Россию в американо-английских отношениях в 1918 г.

Список литературы

Раздел 1. Политика Соединенных Штатов и Великобритании по отношению к России (август 1914 - август 1917 гг.)

Первая мировая война принесла миру новый порядок, сопровождавшийся изменением в геополитических и стратегических приоритетах ведущих держав. Война стала фактом в результате развития международных процессов, предшествующих ей десятилетий: Россия и Великобритания продолжали политику XIX в., а Германия и Франция также следовали курсу, обусловленному итогами франко-прусской войны. Вместе с тем это была война за гегемонию в мире. В антигерманском блоке Россия занимала ведущие позиции, поэтому политика Великобритании и Соединенных Штатов по отношению к ней влияла как на отношения в Сердечном Согласии, так и на характер англо-американского взаимодействия в августе 1914 - августе 1917 гг.

Задачи этого параграфа заключаются в следующем:

1. охарактеризовать американскую и английскую политику в отношении России до момента прихода к власти большевиков, выделяя концептуальные особенности англо-российских и американо-российских отношений в 1914-1917 гг.;
2. проследить изменения в отношении США и Великобритании к России после февральской революции 1917 г.;
3. определить общее и особенное в политике Соединенных Штатов и Великобритании по отношению к России в период август 1914 - август 1917 гг.

С точки зрения дипломатического и военного сотрудничества этих стран можно выделить следующие периоды:

1. Август 1914-февраль 1917 гг. - Великобритания и Россия вовлечены в военные и дипломатические акции Сердечного Согласия и настороженно относятся к действиям США, которые поддерживают отношения с обоими воюющими блоками, симпатизируя Антанте.
2. Март-октябрь 1917 г. - после февральской революции изменяется отношение стран-союзниц к России, что было обусловлено ее военным ослаблением. В связи с этим Великобритания была вынуждена форсировать свои усилия по сближению с Америкой.6 апреля 1917 г. США вступают в войну, что позволяет отчасти компенсировать снижение военного и дипломатического веса России, пока еще продолжающей войну на стороне Антанты.

Отношение к России двух англоязычных держав в годы Первой мировой войны было неоднозначным. Исторически сложившиеся связи США и Великобритании с Россией, позиции политических лидеров обеих стран по отношению к ней были достаточно точно очерчены в 1914-1917 гг.

Британский курс по отношению к России с началом мировой войны строился под руководством министра иностранных дел в кабинете Герберта Асквита Эдварда Грея и посла "его величества короля Великобритании" в Петербурге Джорджа Бьюкенена. В Соединенных Штатах официальные отношения с Россией определялись президентом Вудро Вильсоном, государственным секретарем Уильямом Брайаном (в 1914-1915 гг.), а затем Робертом Лансингом и американским представителем в России Дэвидом Фрэнсисом. Немаловажную роль в определении курса США в отношении к России сыграл помощник президента Эдвард Хауз.

Англия имела более длительную историю взаимоотношений с Россией, чем Соединенные Штаты. Отношения двух держав в 1914-1917 гг. во многом определялись историческими факторами соперничества в ХГХ в. и одновременно характеризовались сближением Англии и России, состоявшемся после 1907 г.

Не только военные обязательства Антанты, но и личные связи между дипломатами влияли на англо-российское взаимодействие. Дж. Бьюкенен установил дружеские отношения с министром иностранных дел в России С.Д. Сазоновым и "имел сердечное чувство и подлинную симпатию к царю, и полностью оценил, как необычно трудны были обстоятельства, в которых он управлял". После крушения самодержавия английский посол стал "сердечным другом" и для Временного правительства. Это говорит о том, что английская дипломатия была заинтересована в сохранении союзнических отношений с Россией.

Но обстоятельства, определявшие подозрительность и недоверие в англороссийском взаимодействии, сохранялись и окрашивали отношение общественности обеих стран друг к другу. По мнению исследователей из Института российской истории РАН, в начале XX в. недоверие к Англии в российском обществе было традиционным. При этом Россия часто становилась союзницей Великобритании в борьбе за сохранение европейского равновесия. Но, в целом, российское общество в ХIХ-начале XX вв. было настроено антибритански. Поэтому накануне Первой мировой войны "требовалась решительная ломка стереотипов в общественно-политическом сознании правящих кругов и целых социальных групп населения" России, чтобы принять Великобританию как страну-союзницу.

В противовес этой точке зрения И.В. Алексеева говорит о том, что в конце июля 1914 г. в Петербурге и в Москве прошли торжественные манифестации у союзных посольств и миссий: "буржуазный Петербург приветствовал вступление Великобритании в первую мировую войну на стороне России и Франции". Историк это объясняет тем, что лидеры либеральной оппозиции, в первую очередь кадеты, считали, что контакты с конституционными и демократическими правительствами союзников будут "способствовать некоторой "либерализации" и "демократизации" внутриполитических русских институтов". Другая часть общества, монархически ориентированная сохраняла скептицизм по поводу перспектив русско-английского союза.

Таким образом, с началом мировой войны отношение российской общественности к Великобритании было неоднородным. Существенную роль при этом играли внутриполитические факторы, разделившие российское общество на сторонников и противников буржуазных преобразований в стране.

Английское общество также недоверчиво относилось к России из-за ее постоянной территориальной экспансии, представлявшей угрозу имперским и колониальным интересам Великобритании. Поэтому российская сторона постоянно ощущала антагонизм, сопутствовавший взаимоотношениям Санкт-Петербурга и Лондона в 1914-1917 гг.

Первый секретарь российского посольства в Японии в 1914-1917 гг. Л.В. Урусов рассматривал отношение к России стран, входящих в оба воюющих блока, как "исторический каламбур": "Наши враги [не считают] нас сколько-нибудь серьезными противниками - а наши друзья всемерно опасаются нас". Российский дипломат дал точную оценку англо-российским отношениям в этот период. Взаимоотношения Англии и России следовали в русле этого "каламбура": в случае победы последней к ней перешла бы гегемония в Европе, и Англия признала бы ее своим очередным врагом. Поэтому в интересах России было, чтобы одновременно поверженными оказались и Германия, и Англия. Дипломат сетовал на то, что англичане не обращали внимание на победы русских и отмечал, что "судьба России угрожала судьбе Англии": "англичане нас до сих пор мало понимали и совсем не чувствовали". Резюме русского дипломата было достаточно категоричным: "русско-английский антагонизм, который намечался в будущей схеме мировой политики, уже созрел настолько, что стал предметом обсуждения в серьезной прессе обеих стран". Пока Германия была не побеждена, России было "обеспечено полное содействие Англии", а в случае победы России над Германией политическая картина изменилась бы настолько, что могла быть "сдана новая карта".

Место России в Сердечном Согласии в августе 1914-начале 1917 гг. определялось тем, что основной груз военных действий был возложен на нее. В дипломатических кругах Антанты и нейтральных стран уже в конце 1914 г. бытовало мнение, что Британия мало сил вкладывала в военные действия и "воевала до последнего русского солдата". Этот вывод подтверждается и данными общей численности армий России и Англии в этот период. Армия России в начале 1915 г. составляла 6 млн.600 тыс. чел., в начале 1916 г. - 8 млн. чел., к началу 1917 г. она увеличилась до 10 млн.800 тыс. Армия Англии в начале 1915 г. составляла 1,5 млн. чел., в1916 и 1917гг. достигла только 2 млн.700 тыс.

Для советской исторической науки Англия в годы Первой мировой войны была одной из империалистических держав, которая разжигала ужасы войны, и ее политика по отношению к другим странам Антанты отличалась "эгоизмом и бесцеремонностью". В результате такой политики Англии Россия потеряла экономическую самостоятельность и находилась в "полуколониальной зависимости от иностранного капитала". С этим утверждением можно согласиться, так как Англия стремилась использовать тяжелое военное положение союзников для достижения своих целей, чтобы поставить их, Россию в первую очередь, в финансовую зависимость. В ходе войны Британская империя предоставила союзникам займов на сумму 5 млрд. 45 млн. долл. Россия, по свидетельству американского исследователя Р.Х. Уллмана, получила около 600 млн. долл., так как союзники рассчитывали на "российскую сокрушительную силу, которая в 1914 году казалась огромной".

Кроме того, английская дипломатия нередко действовала так, что это противоречило интересам русского союзника: например, в апреле 1915 г. был заключен тайный договор, по которому часть славянской территории на Балканах была передана Италии в обмен на ничего не обязывающий пункт, по которому Италия выбирала момент вступления в войну по своему желанию. Этот шаг предупреждал усиление России в этом регионе.

Февральские события в России поколебали ее "великодержавные" позиции и трансформировали англо-российские отношения. Англия была заинтересована в том, чтобы Россия продолжала удерживать восточный фронт и поэтому поддержала политические перемены в России.10/23 марта 1917 г. английский посол в Петрограде Дж. Бьюкенен адресовал российскому руководству ноту, где "в торжественных выражениях" сообщалось о признании Временного правительства. По сообщениям российского Поверенного в делах в Лондоне К. Набокова, Англия приветствовала февральскую революцию, "как освобождение от цепей вероломного и тлетворного самовластия". В связи с этим, министр иностранных дел Временного правительства в период 2/15 марта - 2/15 мая 1917 г. П.Н. Милюков написал в своих мемуарах, что "мрачные перспективы, разделявшиеся осведомленными людьми, не могли изменить самого дружественного отношения союзников к новому русскому правительству". Отдавая должное признанию Великобританией новой власти в России, министр поспешил объявить готовность Временного правительства продолжать войну, опровергая слухи о стремлении России заключить сепаратный мир с Германией.

А.Ф. Керенский по-другому оценивал реакцию дипломатических представителей стран-союзниц на события в России. Он пришел к выводу, что большинство дипломатов союзнических стран выразило свое отношение к Временному правительству "критически, а порой и враждебно", что было связано с тем, что "они не мыслили себе Россию без царя". Система двоевластия также вызывала непонимание и настороженность у иностранных представителей. Противостояние между Временным правительством и Петроградским Советом беспокоило дипломатов, так как оно расшатывало основы новой государственной и общественной структуры, ускоряя внутригосударственную дестабилизацию и уменьшая надежды союзников на восстановление восточного фронта.

Политическая и экономическая дезорганизация России, нараставшая после февральской революции, способствовала особой чувствительности российского общества к действиям Великобритании. В связи с этим, британский посол в Петрограде обращал внимание своего правительства на то, что после второй русской революции общественное мнение в России стало "чрезвычайно чутко, в особенности по отношению к Великобритании", поэтому он призывал избегать критических замечаний в адрес нового российского руководства. Такое отношение русского общества было не безосновательно. После февральской революции дипломатические представители иностранных держав стали нарушать дипломатический этикет и протокол, посещая различные собрания и общаясь с теми, кого еще недавно считали политическими "преступниками". Это было связано с тем, что, например, дипломатов Великобритании, главным образом, интересовала проблема наследования Временным правительством курса Российской империи и способность страны продолжать войну, в чем британский кабинет уже сомневался.

Необходимость совместного планирования решающей победы над германскими вооруженными силами вынудила союзников в начале 1917 г. провести ряд совещаний, посвященных планированию военной кампании 1917 г. на западном фронте. Поэтому в них участвовали только военные представители Великобритании, Франции и Италии. Россия не была приглашена на совещания союзников, что обеспокоило представителей новой власти в Петрограде. В апреле 1917 г. П.Н. Милюков высказал послам союзников свое "крайнее недоумение" по поводу того, что русское правительство не было предупреждено о них. Обеспокоенность министра была связана с тем, что на совещании обсуждались не только текущие дела, но и вопросы будущих территориальных приобретений. Милюков также высказал опасение, что без участия России пройдут и переговоры "такой же важности" в Вашингтоне между правительствами Великобритании, Франции и США, на которых будут затронуты вопросы мировой политики.

Замечания Милюкова не получили должного ответа, в связи с чем в мае 1917 г. министр иностранных дел в новом составе Временного правительства (май-октябрь 1917 г.) М.И. Терещенко был вынужден передать французскому и английскому послам в Петрограде памятную записку, в которой "указал на затруднительность" положения России вследствие действий союзников, осуществляющих решения Лондонского совещания, "в подробностях [российскому руководству] еще неизвестного", без согласования с Россией. Это обстоятельство, по заявлению Терещенко, подрывало принцип солидарности, которого придерживались [до февраля 1917 г.] страны-союзницы.

Таким образом, весной 1917 г. ряды Сердечного Согласия перестали быть согласованными и потеряли свою стройность. Разногласия были не только между странами-союзницами, но и в руководстве отдельных стран. В конце 1916 г. единого мнения по поводу будущей стратегии Антанты не было и в Великобритании.

По завершении военной кампании 1916 г. в британском кабинете серьезно встала проблема продолжения войны или заключения мира. Министры британского кабинета отмечали, что бремя войны будет скоро невыносимо. Военные не разделяли этого пессимизма и были уверены в победе в 1917 г., опираясь непосредственно на несколько предположений об истощении немецких сил в 1916 г. Именно эта обнадеживающая точка зрения и настроила Грея, при всей его нерешительности, против мирных переговоров на этой стадии войны.

Поэтому в начале 1917 г. стратеги Антанты пришли к общему убеждению, что будущая кампания 1917 г. будет решающей в победе над Германией. Этот вывод обосновывался тем, что перед грядущей кампанией Антанта находилась в более предпочтительном положении, чем страны германского блока. Армии антигерманской коалиции к январю 1917 г. включали в общей сложности 23 млн.500 тыс. чел., вооруженные силы германского блока - 10 млн. чел. На стороне Антанты в январе 1917 г. сражалось 425 дивизий, которым Центральные державы могли противопоставить только 331 дивизию.

Несмотря на то что половину вооруженных сил Сердечного Согласия составляла русская армия, военные стратеги пришли к выводу, что кризис в России вывел ее из числа членов Антанты и главной их целью должны быть "сепаратные военные политические цели", не принимающие в расчет интересы России. Поэтому на Петроградской конференции в феврале 1917 г. союзники согласились поставить России только 3,4 млн. тонн различных военных материалов, что было в 3 раза меньше того, что просили русские (10,5 млн. тонн). Таким образом, страны Антанты были заинтересованы в том, чтобы Россия продолжала войну против Германии, но уже не рассматривали ее как равноправного партнера.

Таким образом, вопрос о продолжении участия России в войне стал камнем преткновения в ее взаимоотношениях с союзниками. Дипломатический и военный вопросы тесно переплетались. Милюков и Терещенко постоянно заверяли союзников в готовности России продолжать войну. Заключение сепаратного мира они рассматривали как "позор, несовместимый с честью и достоинством России". Новое российское руководство, в то же время, не могло следовать курсу Царского правительства, и предлагало пересмотреть цели, преследуемые каждой державой в войне, так как затяжная война, политические перемены в России, вступление Соединенных Штатов в войну требовали модернизации договора 1907 г. и соглашений, достигнутых в начале войны. Возможно, такими действиями российское руководство пыталось вернуть ведущие позиции в Сердечном Согласии, потерянные в результате кампании 1916 г.

Ослабление России позволило германскому правительству сделать вывод, что дальнейшее наступление в России бессмысленно: оно может "увязнуть" на Востоке и лишит германскую армию маневренности при переброске частей между фронтами. Наиболее уязвимым для немцев был французский фронт, на котором планировалось сосредоточить все внимание. Поэтому в начале 1917 г. Верховным командованием был принят "генеральный план", по которому силы германской армии должны были быть переброшены с русского на западный фронт, чтобы осуществить решающее сражение в Западной Европе прежде, чем Соединенные Штаты "смогут оказать реальную и эффективную помощь союзникам". Этот план существенно дополнял "программу Гинденбурга", по которой военное производство Германии в 1917 г. (по сравнению с 1916 г.) увеличивалось в 2 раза, по отдельным видам вооружений (артиллерийские орудия, минометы, самолеты) - в 3-3,5 раза. Таким образом, разногласия союзников предоставили Германии возможность перегруппировки своих сил, что позволило ей взять стратегическую инициативу в свои руки.

На русском фронте немецкое командование планировало "предпринять "мирное наступление" в сочетании с пораженческой пропагандой, парализующей русский боевой дух". Поэтому можно прийти к заключению, что политика союзников, направленная на изоляцию России от принятия решений в антигерманском блоке, была дипломатическим просчетом.

Таким образом, англо-российские отношения после февраля 1917 г. развивались, с одной стороны, в соответствии со стремлением союзников сохранить боеспособность восточного фронта, чтобы противостоять "генеральному плану" Германии. С другой стороны, неоднозначное отношение Лондона к Временному правительству, уменьшение военного снабжения русской армии способствовало дестабилизации внутриполитической ситуации в России и установлению власти большевиков. Напрашивается вывод, что в 1916-1917 гг. английская сторона демонстрировала неспособность видеть реальные условия послереволюционной России.

Из-за центрального географического положения на евразийском континенте Российская империя всегда занимала важное место во внешнеполитической стратегии Великобритании. Соединенные Штаты, вступая в мировую политику, также начинают проводить особую политику по отношению к России.

США не имели столь же богатой истории взаимоотношений с Россией, как Великобритания. Несмотря на это, отношение американцев к России в начале XX в. не было однозначным. Русская дипломатическая служба в 1914 г. сообщала о распространении русофильских настроений в США, что, в первую очередь, отражалось в печати, а так же в организации курсов по изучению России (так как с началом войны возросла потребность развивать торговые отношения). По сообщениям газет германофобские настроения в Америке были сильны уже в начале войны, что уже само по себе свидетельствовало об определенных пророссийских предпочтениях американской общественности.

Но с началом войны отношение американцев к России претерпело некоторые изменения. В начале европейского конфликта Америка, согласно предписанию президента, была строго нейтральна, так как ей было "совершенно безразлично, который из союзников раздавит Германию, только бы она была раздавлена". Русский посол в США Ю.П. Бахметьев дал следующую оценку отношению американцев к странам Антанты. По его мнению, Англия потеряла в глазах американцев свой "исторический венец непобедимости на морях и умелой распорядительности вообще", так как "могущественнейший флот в мире" по всеобщему мнению должен был "смести" с морей и океанов "нахальный" германский, а в действительности английское адмиралтейство растерялось и было не готово к ответному удару. Россия же в глазах американцев стала "колоссом силы", она как пример разума, спокойствия и "скромности", - в отличие от немецкого бахвальства - смогла объединиться против "врага человечества и цивилизации" под руководством государя императора. Конечно, слова Бахметьева надо воспринимать как оценки преданного царского дипломата, но они хорошо отражают установку в американском обществе, сформировавшуюся с началом мировой войны, на формирование симпатий к России.

Одновременно с этим, на протяжении августа 1914 - начала 1917 гг. американской администрацией владел страх перед перспективой усиления влияния Российской империи в Европе, заставлявший даже побаиваться победы Антанты в целом". Американское общество также негативно относилось к русскому царизму. Это создавало напряжение в отношениях двух стран, которое усугублялось, по верному замечанию Б.Д. Козенко, тем, что Россия в своих экономических связях ориентировалась главным образом на Западную Европу, а российские и американские предприниматели постоянно сталкивались в Европе, Китае и других странах Азии. Поэтому, несмотря на то что Соединенные Штаты и Российская империя являлись близкими соседями, "вряд ли их отношения можно было назвать добрососедскими". Российский император не испытывал симпатии к американцам в связи с его недоверием к американским идеалам и республиканским институтам, а также показывал свое недовольство по отношению к стремлению Соединенных Штатов занять ведущие позиции в мировой политике.

Немаловажным фактором в американо-российских отношениях в годы мировой войны были военные кредиты Соединенных Штатов. До 1914 г. американский капитал играл незначительную роль в российской экономике. Но осенью 1914 г. и зимой 1914/1915 гг. представители обеих стран начали разрабатывать возможности кредитования России в Америке. В 1914 и 1915 гг. возможности получения американских кредитов для оплаты военных материалов в самой Америке были незначительные, так как американское военное производство не имело опыта работы и квалифицированных специалистов. Но для американо-российских торговых отношений скачок, сделанный в первый год войны, был значителен. Объем торговли России с Соединенными Штатами в 1914 г. составил 1157 % по сравнению с довоенным, в то время как аналогичный показатель торговли с Англией был равен 158 %.

С начала 1915 г. по соглашению с английским правительством Дж. Морган был наделен функциями коммерческого агента по всем закупкам и заказам английского правительства в США. На совещании союзников было решено сосредоточить все закупки в его руках, но Россия отказалась от этого соглашения, так как военный агент в Париже А.А. Игнатьев "возражал против того, чтобы "монополизировать все заказы" в руках Моргана". Но, по верному замечанию. Р.Ш. Ганелина, рекомендации Игнатьева были приняты к сведению, но не изменили того, что Морган и без соглашения с русским правительством осуществлял закупки для России на основе соглашения с Англией. Поставки по моргановским контрактам в1915-1917гг. в Россию составили 44 %, в Англию - 32 % всего экспорта США в страны-союзницы.

Российские коммерческие круги были заинтересованы в установлении прямых торговых отношений с Америкой. С начала 1915 г. начинается активизация деятельности Русско-Американской торговой палаты под председательством московского городского головы Н.И. Гучкова. Целью палаты была "организация прямого товарообмена между Россией и США и широкое "привлечение" в Россию американского капитала" при помощи организации специального Русско-Американского банка, петроградское отделение которого было создано в июле 1915 г. Это означало, что "монополистические круги Петрограда" были заинтересованы в русско-американском сближении. На этом фоне новый государственный секретарь Р. Лансинг предложил подписать торговое соглашение, на что получил благоприятный ответ министра иностранных дел С.Д. Сазонова. Таким образом, несмотря на то что американо-российские торговые отношения носили односторонний характер, то есть русского экспорта в Соединенные Штаты не было, начало мировой войны способствовало экономическому сближению Соединенных Штатов и России, а взаимное недоверие обеих стран стало смягчаться.

В связи с этим, президентская администрация и деловые круги Соединенных Штатов стали рассматривать Россию как своего партнера и как важный фактор в мировой политике. В отличие от англичан, по замечанию Бахметьева, американцы "восхищались русским духом и твердостью императора", внушая русским дипломатам, что именно Россия занимает ведущие позиции в антигерманской коалиции, а не Великобритания и Франция и, что только Россия может обеспечить "всеобщий мир и безопасность. на столетия". Возможно, российский посол преувеличивал, но из этого утверждения можно сделать вывод, что основа для американо-российского партнерства была сформирована.

Чтобы укрепить американо-российское экономическое сотрудничество и увеличить американские кредиты, российская сторона должна была произвести благоприятное впечатление на промышленные круги Америки и ее общественное мнение. Бахметьев отмечал, что симпатии американского общества необходимо было поддерживать через американскую печать. Так, первый секретарь посольства России в Вашингтоне И.Л. Лорис-Меликов отмечал, что "при настойчивой и умелой постановке просветительской кампании в Америке. нетрудно будет завоевать симпатии американского народа и установить экономическое и политическое сближение с этой страной". Это стремление было связано с тем, что российское руководство хотело найти в лице Соединенных Штатов экономического партнера и политического союзника в борьбе против британского доминирования.

Совсем другим было отношение в русском обществе к международной деятельности президента Вильсона. По воспоминаниям Л.С. Урусова русская общественность до предела была раздражена миротворческими изысками американского президента и по-прежнему не воспринимала Соединенные Штаты всерьез. Первое же предложение Вильсона о посредничестве было отклонено русским императором как преждевременное. Бахметьев язвительно отзывался о стремлении США выступить посредником в войне и о "заветной мысли [президента] войти в историю с блестящим титулом умиротворителя Европы".

декабря 1916 г. Вильсон направил воюющим странам мирную ноту, в которой выразил свое убеждение, что она будет воспринята в воюющих странах дружественно, так как интересы Соединенных Штатов как нейтрального государства "наиболее серьезно затронуты войной". В ответ Бахметьев недоумевал, почему Америка так обогатившись во время войны, "находится теперь в невыносимом положении", как это было заявлено в ноте? Отвечая на этот вопрос, Лансинг объяснил русскому послу, что "это положение касается только необходимости избавиться от двух зол - немецкой подводной войны и строгостей английской блокады".

Ситуация усугублялась тем, что еще до оглашения мирного предложения президента 12 декабря с обращением к противникам и нейтральным государствам выступила Германия, главной целью которой было вызвать союзников к переговорам на германских условиях, сохраняя все территориальные завоевания для стран ее блока. Поэтому Вильсону пришлось объяснить, что его мирная инициатива никоим образом не связана с немецкой нотой. В российских правящих и дипломатических кругах сложилось представление о мирной ноте президента как о попытке доказать, что Америка не думает о Германии, а всецело сочувствует союзникам. Но результат ее, как считали в России, получился обратным задуманному - мирная нота президента привела к "радости немцев и ликованию желтой прессы". Рассматривая отношение мировой печати и дипломатических кругов к американской ноте, Бахметьев отметил, что предполагаемого сначала сговора между Вильсоном и немцами не было; "неумелое, несвоевременное, неуместное и непонятное" вмешательство преследовало личную цель президента войти в историю величайшим из всех президентов.

Главной целью ноты было предложение пересмотреть цели всех стран в войне и условия ее завершения. В соответствии с требованием Вильсона, условия прекращения войны должны были содержать "гарантии против ее возобновления или разжигания любого подобного конфликта в будущем". Формулировки пунктов условий завершения войны, предложенных различными государствами должны были быть четкими и искренними, "чтобы была возможность сопоставить их". Но, по замечанию Бахметьева, он не предлагал обсудить условия воюющих стран, а считал, что только в результате их объявления "германский народ, находящийся теперь в заблуждении, прозреет и будет активно способствовать завершению войны, что изменит германский государственный строй и автоматически уничтожит милитаризм". Такого рода прогнозы российский дипломат назвал "довольно любительскими предположениями", которые не счел нужным даже обсуждать.

В послании президент акцентировал внимание на своей особой роли в процессе завершения войны, говоря, что для него "указание на те условия, которые приведут к предотвращению конфликтов в будущем", является "не только правом, но и обязанностью". По мнению Вильсона, каждая воюющая страна стремится к тому же, что и Соединенные Штаты, а именно "предоставить права и привилегии слабым народам и маленьким государствам против агрессивных посягательств в будущем, равно как и права и привилегии великих и могущественных государств, находящихся сейчас в войне"; "обеспечить свою безопасность в будущем вместе со всеми другими нациями и народами против повторения войн подобной этой и против агрессии или эгоистичного вмешательства любого рода". Для достижения этих целей, считал президент, необходимо, чтобы "каждое государство осторожно относилось к формированию больших конкурирующих блоков", и он предложил обсудить вопрос о создании международной организации Лиги Наций, "обеспечивающей мир и справедливость на планете". Но прежде, чем этот заключительный шаг будет сделан, президент предложил всем государствам "решить проблемы прекращения войны на условиях, обеспечивающих независимость, территориальную целостность, политическую и коммерческую свободу вовлеченных в нее наций". В конце ноты Вильсон заявил, что не предлагает ни мира, ни своего посредничества. Это вызвало недоумение у русского посла, который обратил внимание на противоречивость заявлений ноты, и не мог понять ее цели.

Мирная нота не содержала в себе прямого предложения о созыве международной конференции, так как в этом случае президент вторил бы Германии. Вильсон предпринял попытку изложить державам обоих блоков концептуальные основы своей внешнеполитической программы, обращая внимание на то, что правительство Соединенных Штатов "так остро и так непосредственно заинтересовано, наряду с правительствами стран-участниц", в скорейшем завершении войны и изменении принципов международных отношений, предотвращая войны в будущем. Со стороны Вильсона это был достаточно смелый политический маневр в условиях, когда лидеры воюющих блоков были заняты планированием военных операций, которые могли обеспечить им военную победу в 1917 г.

Таким образом, Вильсоном были высказаны идеи, наносившие удар по системе довоенного "равновесия сил", в которой существенную роль играла Россия. Поэтому российский дипломатический корпус не мог принять предложения американского президента как вариант мирного урегулирования. Кроме того, в соответствии с исторически сложившимися правилами международных отношений структуру послевоенного мира должны были формировать лидеры европейских держав - России, Великобритании и Франции, а не заокеанский президент.

К концу 1916 г. Соединенные Штаты активно обеспечивали Россию военными поставками, при помощи которых российское руководство стремилось возобновить военные действия на восточном фронте, чтобы подтвердить свое право решающего голоса в мировых делах после окончания войны. Несмотря на то что американская нота была воспринята в России скорее как недоразумение, из нее вытекала определенная дипломатическая процедура. Бахметьев отмечал, что Вильсон не только честолюбив, но и "крайне тщеславен и злопамятен"; он может, пренебрегая интересами страны, следовать "личной мстительности". Поэтому, чтобы сохранить военную и финансовую помощь дома Морганов, самым мудрым решением, считал посол, было ответить президенту "в самом дружеском духе" с благодарностями за участие, акцентируя внимание на человеколюбивых чувствах президента и надеждах на приближение мира. В ответе, считал Бахметьев, надлежит написать, что к миру стремятся все страны Сердечного Согласия, придерживаясь идей, выдвинутых США, но в данный момент представить конкретные мирные требования они не могут "по военным обстоятельствам". Русский дипломат верно просчитал ситуацию. Американская печать с "восторженным одобрением" встретила ответ союзников, хотя сама нота во всех странах Антанты была отвергнута. Похожую реакцию союзников вызвала речь президента в Сенате 8/22 января 1917 г., посвященная будущим мирным условиям. Министр иностранных дел России Н.Н. Покровский 12/25 января заявил иностранным представителям в Петрограде: "Хотя это обращение и не было сообщено державам дипломатическим путем, я, тем не менее, не усматриваю. необходимым для нас реагировать на это выступление". В случае, если союзники посчитали бы необходимым "не оставлять без возражений" речь американского президента, то ответ, по мнению российского министра, должен был "ограничиться лишь краткой формулой". Официального ответа от союзников не последовало.

Реакция российского министра на выступление президента отражает то, что позиции Российской империи в Антанте к началу 1917 г. стали слабеть в связи с военными неудачами и внутриполитическим и социально-экономическим кризисом. Стремление американского президента играть определяющую роль в послевоенном мироустройстве могло и вовсе лишить страну многих преимущественных прав в международных отношениях. Активные американо-английские дипломатические отношения в 1915-1916 гг. создавали опасность для российских позиций в Сердечном Согласии, поэтому российское руководство должно было проработать возможность установления специальных отношений с Соединенными Штатами.

В начале 1917 г. в России усугубляется кризис, который мог отрицательно сказаться на американо-российских торговых отношениях. Существует точка зрения, что в этот период руководство Соединенных Штатов воспринимало Россию исключительно как военный фактор. Поэтому военную помощь России США могли предоставить только "на условиях ее участия в войне". В связи с этим, следует отметить, что Соединенные Штаты не могли воспринимать Россию только как военный фактор, так как, с одной стороны, к началу 1917 г. российское руководство было настроено на продолжение активного участия в дипломатии Антанты. С другой стороны, российская армия быстро утрачивала боеспособность из-за деморализации и отсутствия военной и материальной помощи со стороны союзников, о чем руководство США было неплохо информировано.

Таким образом, в 1914-1916 гг. отношения между Соединенными Штатами и Россией приобрели форму торгового сотрудничества, на основе которого начинается дипломатическое сближение между двумя странами. К началу 1917 г., российское внешнеполитическое ведомство пришло к выводу, что с началом европейской войны Соединенные Штаты проявляли заинтересованность в происходящей борьбе и солидарность со странами Согласия, поэтому необходимо было обеспечить американскую поддержку интересам Российской империи при территориальных и иных комбинациях по окончании войны и обратить внимание американской администрации на то, что в вопросе о проливах и сферах влияния на Кавказе и в Персии Россия обладала преимущественными правами.

Февральская революция 1917 г. стала переломным событием в отношениях между США и Россией, она "сняла многие барьеры, главным образом политико-идеологического характера, на путях сближения России и США". В американском общественном мнении события в России были встречены с одобрением. Конгресс США также сочувственно отнесся к русской революции.

Но дипломатическая служба Соединенных Штатов не скрывала настороженности по поводу будущего России. Осторожность в данном случае во многом была вызвана позицией, которую занял царский посол в Вашингтоне. Он не признал изменений государственного строя в России и подал в отставку. Его уход сопровождался распространением сообщений о том, что деятельность царского посла в Вашингтоне характеризовалась "бездеятельностью и нерадением" и, что он занимался "устройством денежных дел бывшего царя Николая II". Лансинг, со своей стороны, находил в представителе императорской России "что-то варварское", "его цинизм и хладнокровие к кровопролитию его соотечественников. поражали. Его преданность царю и особам императорской крови была средневековой". Не удивительно, что мрачным прогнозам Бахметьева о том, что крушение российской монархии приведет к кризису российской государственности и выходу страны из войны, в США не придали значения.

Таким образом, после февраля начинается новый этап в отношениях между двумя странами. Дж. Кеннан считает, что февральская революция в американской администрации воспринималась как кадетская "революция для войны", так как ей придавалось значение только в связи со вступлением Америки в войну. Следует возразить американскому ученому: Соединенные Штаты были заинтересованы в оформлении специальных отношений с Россией. Молодое демократическое государство должно было стать союзником Америки в установлении новых принципов международных отношений. Поэтому после февральских событий в России полковник Хауз настоятельно убеждал президента в том, что необходимо признать новое русское правительство скорее, чем это сделают Англия и Франция. Свою позицию советник президента объяснял тем, что России надо помочь в построении демократического государства, а также предотвратить опасность возможного союза между Германией и Россией. Благодаря такому шагу, по мнению Хауза, президент мог бы стать центральной фигурой в этой войне, "великим либералом современности". Поэтому государственный департамент поспешил безоговорочно одобрить произошедшие изменения в государственном строе России и признать Временное правительство. В связи с этим, Фрэнсис сделал все, чтобы "Америка первой признала русский переворот".

Другое событие первой половины 1917 г. - вступление Соединенных Штатов в войну 6 апреля 1917 г. придало новый характер взаимоотношениям США и России. Б.Д. Козенко считает, что "в Петрограде облегченно вздохнули со вступлением США в войну", так как это обеспечивало рост взаимной торговли, и Россия могла получить от Америки "займов и кредитов втрое больше, чем царское правительство", С этим утверждением можно согласиться лишь отчасти. Конечно, объем торгово-экономических связей между двумя странами значительно возрос с момента вступления Соединенных Штатов на стороне Антанты, но о всеобщем "облегчении" в России в этот период говорить все же нельзя. Напротив, в июле 1917 г. Терещенко писал послу в Вашингтон, что "особой нужды во вступлении Америки в число Держав, связанных договорами мы не усматриваем". В этой же телеграмме он отметил, что все послания американского президента не нашли в России должного отклика.

По мнению Р.Ш. Ганелина, этот период характеризовался "оживлением инвестиционных планов и рекогносцировок, дискуссий о русско-американском сближении". Но "американские капиталовложения в России по-прежнему были незначительны". В обмен на военную помощь Соединенные Штаты стали предъявлять конкретные требования к российскому правительству, в первую очередь, в государственно-военной сфере. Следуя идеям прагматизма, американцы поставили жесткие условия американо-российской "дружбы": установление демократического строя по американскому образцу, "уничтожение всех форм самодержавия и деспотизма". Многочисленные оговорки были связаны также с обеспокоенностью американской администрации слухами о возможном заключении сепаратного мира между Россией и Германией и неуверенности в судьбе нового строя в России.

Революционные события в России определили пацифистские настроения и в эшелонах власти и среди населения России. Эту тенденцию быстро уловили иностранные дипломатические представители. Министр иностранных дел И. Мотоно из Токио писал 13 (26) марта 1917 г. представителю в Петрограде Я. Уцида, что "Россия вследствие революции окажется в невыгодном положении. Желание мира со стороны русского народа будет все усиливаться, и Россия будет вынуждена заключить сепаратный мир с Германией". Подобные настроения, естественно, не были секретом и для американских, и для британских наблюдателей.

Соединенные Штаты и Англия в разной степени ощутили опасность выхода России из войны. В Англии степень обеспокоенности "будущей судьбой России" была более высокой. Британское руководство очень остро восприняло перемены в России, а также сообщения о том, что немцы распространяют в Америке версию, будто революция в России является результатом интриг Дж. Бьюкенена и английского правительства. В связи с этим министр иностранных дел А. Бальфур писал в Петроград, чтобы Бьюкенен поспешил убедить американских корреспондентов в обратном. Но никаких реальных действий для предотвращения выхода России из войны британский кабинет не предпринял.

Прагматичные американцы более спокойно отнеслись к широко распространяемым в печати сообщениям о том, что Временное правительство стремится к заключению сепаратного мира с Германией, и отмечали, что этот шаг "может помешать России получить свою долю в займе, предоставляемом союзникам", и что "чувство восторженной дружбы" к России будет полностью уничтожено. Чтобы проверить слухи относительно неспособности России выйти из состояния затяжного кризиса, ее стремления заключить сепаратный мир с Германией и возможности использования союзниками российских ресурсов в борьбе против Германии, в мае 1917 г. в Россию была направлена миссия Э. Рута, которая состояла из технических специалистов, так как в первую очередь миссию интересовало техническое состояние железнодорожного сообщения в России.

Миссию сопровождали нота Фрэнсиса, адресованная Терещенко и послание Вильсона Временному правительству. Послание президента передавало содержание плана выхода из войны и призывало российскую сторону поддержать его. Он говорил о том, что необходимо отказаться от территориальных и материальных претензий и "сражаться за свободу, самоопределение и независимое развитие всех народов".

Нота Фрэнсиса разъясняла цели миссии и обращала внимание на то, что в ее задачи входило признание Временного правительства и обсуждение с его представителями планов сотрудничества в военной сфере. Это заявление убеждало, что Соединенные Штаты стремились установить специальные отношения с Россией, чтобы получить поддержку с ее стороны в процессе определения новых принципов международных отношений, либо чтобы добиться больших уступок в этой области со стороны Великобритании. Американский посол отмечал, что миссия прибывает в Россию "с целью засвидетельствовать русскому правительству и народу чувства глубокой симпатии за присоединение к демократическому началу" и будет готова обсудить "лучшие способы и пути наиболее действенного ведения войны против германской автократии". В связи с этим, можно сделать вывод, что американская сторона стремилась расположить к себе российское правительство, противопоставив свои цели сомнениям и интригам Великобритании и Франции в планировании кампании против Германии. Кроме того, Америка была единственным государством, которое объявило свои цели в войне, откликнувшись на призыв Милюкова.

Особенностью ноты было то, что она была адресована всем социальным группам России и подчеркивала, что миссия представляет все социальные слои американского общества, которые преследуют разные цели, но "единодушны в своей преданности демократии во всем мире". Таким образом, нота обращалась к представителям всех политических партий коалиционного правительства и не выражала недоумения по поводу конфронтации двух противоположных политических полюсов в российском обществе (что, например, показывала Великобритания).

В заключении ноты было отмечено, что "Соединенные Штаты ручаются за сотрудничество и помощь России в деле достижения цели увековечения демократии" и уверяли, что военная и финансовая помощь будет оказана при условии продолжения демократического курса. Этим жестом они также преследовали цели преодоления недоверия к американским целям в войне со стороны российского руководства и укрепления американо-российских отношений, используя противоречия между союзниками и бедственное положение России.

Пробыв в России 19 дней, члены миссии Рута встречались в основном с официальными лицами российского правительства, представителями иностранных держав и американского бизнеса. Биограф Рута Ф. Джессап признает большим упущением Рута то обстоятельство, что он "не общался с большевиками, не видел Ленина и не слышал его выступлений". Члены миссии "рекомендовали осуществить действенную помощь российскому правительству снабжением и кредитами" и заявили, что "такая помощь вернет русскую армию на поля сражений". Рут, Фрэнсис и Бертон лично обещали предоставить Петроградскому отделению кредит на сумму 30 тыс. долл.1.

По возвращении в Америку Рут представил отчет президенту и "особый дополнительный доклад" государственному секретарю. Президент прочел отчет с величайшим интересом и обратил внимание на замечания Рута о том, что Россия "страдает от плохого состояния железных дорог и безграмотностинарода". Однако Вильсон нашел в русском населении те качества, которые, по его мнению, были близки к ценностям демократии.

На основании доклада миссии Рута Лансинг составил специальный меморандум, отражающий его взгляды на ситуацию в России. Он "был поражен оптимизмом членов комиссии и не мог найти причин этому". Джессап считает, что "члены миссии были обмануты иллюзией способности Керенского поддерживать и контролировать ситуацию". Лансинг же напротив "выразил сомнения относительно личной силы Керенского и способности осуществить его планы ввиду сильной оппозиции, развивающейся против него". Сомнения в Керенском Лансинг объяснял еще и тем, что "он слишком часто шел на компромисс с радикальными элементами революции".

По его мнению, события в России развивались по схеме Французской буржуазной революции конца XVIII в. Французская революция была "характерным примером полного ниспровержения социальной системы и учреждения новой". Эта революция начиналась с умеренной попытки преобразовать старую систему при помощи популярного правительства и привела к восстановлению порядка и защите личных прав через этап установления якобинской диктатуры. В результате Лансинг сделал вывод, что события в России - "это обычный процесс и что российская революция пройдет подобные этапы: преобразование - террор - восстание против новой тирании и восстановление порядка деспотической военной силой". Поэтому русская якобинская диктатура еще впереди, и, учитывая эту перспективу, американское правительство должно проводить особенную политику по отношению к России. Для Великобритании миссия Рута представляла большой интерес. В британской дипломатической переписке отмечалось, что накануне отъезда в Россию были проведены обсуждения планов будущей миссии между Рутом и Бальфуром. Заместитель министра иностранных дел Великобритании Р. Сесиль информировал английское посольство в Петрограде о том, что миссия преследует цель "подбодрить русское посольство в отношении продолжения войны и предложить помощь, добрые пожелания и симпатии". Но успокоительный тон телеграммы свидетельствовал о том, что британский кабинет был серьезно обеспокоен стремлением американской администрации отдельно от других правительств провести переговоры с российским правительством, поэтому обращал внимание Бьюкенена на американскую миссию.

В результате деятельности миссии Рута в окружении Вильсона сложился план "перевоспитания целого народа". Падение демократического правительства в России привело бы к установлению диктатуры или спровоцировало бы разрушение государственного порядка в стране, что, в свою очередь, могло дестабилизировать систему международных отношений, частью которых была Россия. С пропагандистскими целями в июле 1917 г. в Россию был направлен "один из ближайших советников полковника Хауза, талантливый журналист, аналитик и дипломат" Артур Буллард. В августе 1917 г. был одобрен план отправки миссии американского Красного Креста. Цели у всех агентов были фактически одинаковые - предотвратить распад российской армии и поддержать правительство Керенского, чтобы дать ему возможность навести порядок в стране. Планы широкой агитационной и "воспитательной" кампании рухнули вместе с падением Временного правительства и штурмом Зимнего Дворца. События октября 1917 г. вынудили американское руководство определить новые варианты политики по отношению к России.

Деятельность миссии Рута сыграла важную роль в оформлении американо-английских отношений в 1917 г. В японской дипломатической переписке, например, отмечалось, что единым для США и Великобритании было стремление "не допустить прихода к власти в России крайних партий, которые могли уничтожить зарождающуюся демократию", а также заключения российским правительством сепаратного мира с Германией. Последующие события в России показали, что пропагандистская деятельность Соединенных Штатов и союзников не смогла бы достичь своего результата, так как она была "слишком консервативна для революционной массы народа".

Российское руководство, в свою очередь, весной 1917 г. отчаянно пыталось убедить союзников в своей способности продолжать военные действия и в необходимости возобновления финансовой и военной помощи. Доказательством этому служат данные об увеличении количества русских дивизий на фронте со 159 в марте 1917 г. до 234 в апреле-мае. В июне в составе российской армии было уже 288 дивизий пехоты и спешенной кавалерии.

С этой же целью российское руководство стремилось воссоздать свой дипломатический корпус в странах-союзницах. Исходя из приоритетной задачи продолжения российско-американского торгового сотрудничества, в первую очередь, необходимо было восстановить дипломатическое представительство в Вашингтоне, которое после ухода Бахметьева находилось в "плачевномт состоянии". С целью официального признания утвердившегося в России Временного правительства и для обсуждения военно-морских, финансовых и экономических вопросов Милюков решил направить в США специальную миссию. Еще одной причиной этого визита была проверка достоверности слухов о американо-англо-японском секретном соглашении против России. О его существовании свидетельствует переписка японских дипломатов, в соответствии с которой в случае захвата власти в России крайними партиями и заключения сепаратного мира, три державы должны были принять соответствующие меры. Правительства Англии и Америки должны были признать "право Японии требовать территорию Восточной Сибири".

Возглавить российское посольство в США было предложено инженеру и ученому, товарищу министра промышленности и торговли Временного правительства Б.А. Бахметеву. Оценки посла новой России руководителями США кардинально отличались от их отношения к его предшественнику. Новый представитель России, по мнению Лансинга, отличался активностью, открытостью, стремлением воздействовать на американское общественное мнение.

июня 1917 г. миссия прибыла в Вашингтон.23 июня Бахметев выступил в палате представителей Конгресса США, 26 июня - в сенате. В своих речах он заверял американцев, что российская демократия стремится идти "рука об руку" с американской "для успешного продолжения войны", "разделяет мотивы, вызвавшие вступление Соединенных Штатов в войну: стремление уничтожить тиранию, установить мир на прочном и постоянном

ЛОА.

фундаменте, сделать мир безопасным для демократии".

Интервью русского представителя отличались оптимизмом, а выступления - энтузиазмом. Как справедливо замечает Дж. Фоглесонг, он абсолютно игнорировал известия об антивоенных демонстрациях в Петрограде и о поражениях русской армии на фронте. С другой стороны, Бахметев "хорошо понимал менталитет и особенности политической культуры Америки" и установил "доверительные личные отношения с высшими чиновниками госдепартамента, которые отвечали за русское направление" (Ф. Полком и Б. Лонгом), а также с полковником Хаузом. Отправляя молодого дипломата, Милюков возлагал на него большие надежды. Его ожидания во многом оправдались: на русского посла обратили должное внимание. Несмотря на сменяющие друг друга кризисы весной-летом 1917 г., американское правительство согласилось предоставить России к ноябрю 1917 г. "в общей сложности 325 миллионов долларов в виде займов и кредитов". После октября 1917 г. эти средства сыграли решающую роль в тайной войне против большевизма.

Подводя итог политике Соединенных Штатов и Великобритании по отношению к России в 1914-1917 гг. и роли российского фактора в оформлении американо-английских отношений в этот период, можно прийти к следующим выводам. В августе 1914 - начале 1917 гг. руководящую роль в антигерманском блоке играли Великобритания и Россия. До 6 апреля 1917 г. Соединенные Штаты не являлись воюющей стороной, страны-участницы Антанты выступали не только против стремления Соединенных Штатов выступить в качестве миротворческой силы, но и против утверждения американским президентом принципов "новой дипломатии", которые противоречили прежней системе равновесия сил.

В августе 1914-начале 1917 гг. Соединенные Штаты и Великобритания проводят независимую друг от друга политику по отношению к России. Основой англо-российского сотрудничества в этот период было военное и дипломатическое участие в антигерманском блоке, которое сопровождалось недоверием и противостоянием сторон. Отношения Соединенных Штатов с Россией строились совершенно по другой схеме и были связаны со стремлением российских и американских деловых кругов к увеличению объемов военных поставок в Россию.

Низложение самодержавия в России, которое было оплотом старой дипломатии, позволило объявить антигерманский блок союзом демократических государств, которые сражались за свободу народов, угнетаемых империями Габсбургов и Гогенцоллернов, султанской Турцией и царской Болгарией. Но социально-экономические и политические изменения в России вызвали военное ослабление страны, что изменило ее место в стратегических планах Антанты. В результате Великобритания встала во главе военной дипломатии Сердечного Согласия и начала искать себе союзника в борьбе против Германии и за сохранение гегемонии на европейском континенте (в противовес Франции).

Вступая в войну, Соединенные Штаты не связали себя союзными обязательствами, хотя и стали претендовать на место ведущей военной и дипломатической страны. Вследствие перемен в России в блоке Антанты формируется новый спектр противоречий, связанных со стремлением американского президента установить новые принципы международных отношений, разрушающих довоенный порядок. Существенную роль в антигерманском блоке начинают играть американо-английские отношения, в значительной степени характеризовавшиеся конфликтом представленных этими государствами систем мирового развития - нового мирового порядка во главе с Соединенными Штатами и "равновесия сил" под руководством Великобритании. С другой стороны, обе державы были связаны общей военной и дипломатической целью победы над Германией и ее союзниками. Вступление США в войну позволило реализовать возрастающую потребность Антанты в обеспечении фронта людскими резервами и военным снабжением, что дало Вашингтону возможность вступить в ряды стран, определяющих военный и дипломатический курс антигерманского блока.

С апреля 1917 г. начинает оформляться согласованная политика Соединенных Штатов и Великобритании по отношению к России, которая отличалась тем, что оба государства проводили собственный курс в русском направлении и согласовывали свои действия только в вопросах, определяющих общий курс антигерманского блока. События в России в феврале 1917 г. настолько дестабилизировали общую военную ситуацию, что атлантические государства стали искать варианты воздействия на политический курс России. Концепция особой роли Соединенных Штатов в судьбах мира предполагала "спасение" русского народа при помощи специальных комиссий гражданских и военных специалистов. Британская же позиция была более простой и предполагала поддержку всех сил, которые могли разрушить старый имперский порядок и способствовали формированию нового пробританского курса. В период весеннего политического кризиса Фрэнсис пытался предотвратить отставку Милюкова и военного министра А.И. Гучкова, в отличие от Бьюкенена, который не только сделал ставку на замену их Терещенко и Керенским", но и устраивал заседания с участием последних, "на которых обсуждалось создание коалиционного кабинета".

Таким образом, в 1917 г. русский вопрос выявил разногласия в политике Соединенных Штатов и Великобритании, в основе которых лежали независимые друг от друга англо-российские и американо-российские отношения в августе 1914-начале 1917 гг. Расхождения в отношении обеих стран к России были связаны с тем, что администрация Вильсона строила планы относительно присоединения России к демократическому блоку под руководством Америки. Британский же кабинет склонялся к тому, что необходимо было использовать кризис в России для закрепления своих позиций на европейском континенте.

Восстановление основы довоенной системы равновесия сил, существенную роль в которой играла Россия, было необходимо для сохранения ведущих позиций Великобритании (так называемого "балансира") в европейских делах. Для США блоковая структура Европы способствовала занятию лидирующих позиций в финансово-экономических связях Европы при помощи поддержки одного из них. Поэтому, несмотря на социальные и политические перемены, роль России в мировых событиях в 1917 г. осталась по-прежнему важной и вынуждала Вашингтон и Лондон согласовывать свои усилия.

Раздел.2. Политика Соединенных Штатов и Великобритании по отношению к России (сентябрь 1917-начало 1918 гг.)

На завершающем этапе мировой войны среди стран антигерманского блока предметом обсуждения и тщательного планирования наряду с военными действиями Германии становится отношение к октябрьской революции и большевизму в России. Нестабильность в России и мирная политика правительства большевиков обусловили активное дипломатическое взаимодействие Соединенных Штатов и Великобритании в конце 1917 г.

Русский вопрос стал не только объединяющим фактором политики правительств двух атлантических государств, но и причиной разногласий между ними. Приход к власти большевиков в России стал тем событием, которое выделило концептуальные различия в отношении американского президента и британского кабинета к советской дипломатии.

Поэтому необходимо:

1. рассмотреть какую роль сыграли страны-союзницы в событиях в России, которые привели к падению Временного правительства; отношение правительств Лондона и Вашингтона к большевизму и его лидерам и к перспективам Советской власти;
2. сравнить декларацию о мире большевиков и четырнадцать пунктов президента Вильсона;
3. определить области совпадающих интересов двух держав и наличие разногласий в отношении Вашингтона и Лондона к лидерам советского правительства и их внешнеполитической программе.

Установление власти большевиков стало возможно в результате кризиса власти Временного правительства и углубляющегося социально-экономического кризиса в стране. Нестабильность внутриполитической ситуации в стране привела американских и британских представителей к мысли, что в сентябре 1917 г. единственным выходом для России является замена кабинета Керенского более сильным правителем. Генерал Л. Корнилов, который заменил на посту главнокомандующего русской армией генерала А. Брусилова, был подходящей кандидатурой на роль диктатора.

Если Д. Фрэнсис никогда открыто не высказывал своего расположения Корнилову, то британские представители не скрывали своей приверженности ему. Альфред Нокс, военный атташе Великобритании в России, был "горячим сторонником" Корнилова. Об этом свидетельствует тот факт, что Нокс, вернувшись в Лондон, 7 сентября убедил военный кабинет оказать давление на А.Ф. Керенского, чтобы обеспечить Корнилову полную власть над армией. В своем письме лорд Милнер "одобрил попытку установления диктатуры Корнилова в России и благословил его планы".

сентября 1917 г. под предлогом предупреждения возможного выступления большевиков Корнилов направил в Петроград 3-й кавалерийский корпус генерала А.М. Крымова. Действия Корнилова были поддержаны британским бронировано-автомобильным эскадроном под командованием Оливера Локер-Лампсона, который был снабжен российскими униформами. Р. Уорт, рассматривая эту ситуацию, считает, что Нокс не мог санкционировать эти действия без согласования с британскими властями. Поэтому можно прийти к заключению, что действия британского кабинета были одной из причин, влиявших на развитие событий в России в сентябре 1917 г., которые привели к октябрьской революции.

Дж. Бьюкенен также признавал, что его симпатии были на стороне Корнилова, в кого он верил как в "подлинного патриота", заинтересованного в возобновлении войны. Но посол всегда пытался противостоять идее военного переворота, так как чувствовал, что лучшая надежда России на спасение находится в близком сотрудничестве между Корниловым и Керенским. Следуя этой идее, 11 сентября он созвал послов союзников в британском посольстве, и дипломаты решили предложить посредничество "в конфликте, вспыхнувшем между Временным правительством и верховным главнокомандующим с единственной целью предотвратить гражданскую войну и служить интересам России и союзников".

Подобное же решение было принято и в Лондоне: на следующий день военный кабинет направил Бьюкенена сообщить Керенскому, что "британское правительство рассматривает с большой тревогой вероятность гражданской войны и убеждает его прийти к соглашению с генералом Корниловым не только в интересах России непосредственно, но в интересах союзников". Таким образом, Великобритания пыталась оказывать дипломатическое влияние на события в России.

Но предложение о посредничестве британских дипломатов осталось невостребованным.9 сентября Керенский отстранил Корнилова от обязанностей главнокомандующего и обратился за поддержкой к Советам: рабочие, железнодорожники и матросы встали на защиту столицы и остановили продвижение частей генерала Крымова.14 сентября Корнилов был арестован.

Рассматривая поражение Корнилова, британский премьер-министр отметил, что неудача военного переворота была "серьезным ударом для союзников" и снова выразил невысокое мнение о Керенском, назвав его политику "нерешительной и неэффективной". Точка зрения Ллойд Джорджа позволила Уильяму Уайзману сказать Хаузу, что "британское правительство начало рассматривать Россию как безнадежную проблему".

Разочарование Лондона в России все усиливалось и в начале октября 1917 г. Ллойд Джордж отмечал, что "он просто потерял всякий интерес к России как действенному фактору в деле союзников". Военное командование, со своей стороны, в планировании операции в Месопотамии укрепило персидский фланг индийскими подразделениями вместо русской армии, тем самым также выразив недоверие по отношению к военным возможностям своего восточного союзника.

В результате британские военные и политические деятели, поддерживая Корнилова, видели в нем единственную возможность вернуть Россию в войну и были разочарованы его провалом и тем, что попытка военного переворота привела к усилению Советов, особенно большевистской фракции, а не Временного правительства.

Большевизм стал важным фактором российской политической жизни в последние годы войны, хотя не воспринимался лидерами Лондона и Вашингтона как политическая сила революционной России, которая может определять самостоятельный курс государства.

Американский историк Ф.С. Кэлхоун отмечает, что многие обозреватели событий в России в октябре 1917 г. ошибочно воспринимали большевиков только как "немецких агентов, преданных кайзеру". По мнению исследователя, их ошибкой было то, что они главным образом заботились о сохранении российского фронта и не поняли, что "большевизм планировался как политическая философия". В то же время, Кэлхоун создал образ безупречных с моральной и политической точки зрения Соединенных Штатов, которые относились к населению России сочувственно. Англия и Франция, по мнению Кэлхоуна, выступили главными инициаторами интервенции, подтолкнувшими президента, который дорожил своими моральными принципами, к активизации интервенционистских действий в России. Е.А. Мишина вслед за американским коллегой также идеализирует роль Вильсона в определении отношения США к правительству большевиков и пишет, что "интервенцию нельзя рассматривать как инициативу президента", и что это был "вынужденный шаг".

О приходе к власти большевиков Фрэнсис незамедлительно сообщил в Вашингтон, где отметил, что "похоже, большевики контролируют здесь все". Сообщения Фрэнсиса были получены в Вашингтоне только 10 ноября. Поэтому первой попыткой официального Вашингтона прокомментировать русскую ситуацию было выступление Вильсона на ежегодном съезде Американской федерации 12 ноября. Несмотря на то что президент отметил, что США "готовы сотрудничать со всеми другими классами и группами", но он был обеспокоен тем, что революционная пропаганда и мирные предложения из России могли разделить американцев на сторонников и противников продолжения войны. Поэтому он призывал к сохранению боевого духа и подверг критике "радикалов" России, назвав их "глупыми мечтателями из России".

Таким образом, Соединенные Штаты восприняли октябрьскую революцию настороженно, так как дестабилизация России достигла высшей точки, и вероятность восстановления восточного фронта все уменьшалась. Продолжение участия российской армии в войне для американской администрации имело такое же важное значение, как и для других стран антигерманского блока, так как вложения американских капиталов в России должны были быть оправданы победой Сердечного Согласия. В результате революционные изменения в России вынудили американскую администрацию в ноябре 1917 г. занять выжидательную позицию.

Как секретарь Р. Лансинг, так и президент и его помощник Э. Хауз ожидали, что внутренние проблемы России "будут разрешены без военного вмешательства". Вильсон и Хауз ратовали за создание представительного правительства в духе "великой демократии". Президент оценивал события в России через призму своей идеалистической концепции мирового развития, поэтому его выводы были далеки от реальности: он смутно представлял себе как русский народ сможет управлять таким государством в условиях острого экономического кризиса, голода и всеобщей безграмотности.

Некоторые аналитики видели в Вильсоне сторонника большевиков и считали, что президент будет проводить политику, направленную на признание большевистского правительства. Но, в итоге, он стал поддерживать идею американской помощи антибольшевистским силам в России. Антипатия президента к большевизму возникла, по мнению Д. Фоглесонга, "не только от намерения защитить капиталистическую систему, но также и от недовольства тем, что большевики бросили вызов американским ценностям теми способами, которые никогда не использовали мексиканские революционеры". Кроме того, Фоглесонг утверждает, что большевистская идеология противоречила пуританской традиции американского общества. Поэтому в 1917 г. ревнители пуританской традиции стали воспринимать большевизм "как вызов традиционным американским учреждениям и ценностям массовой иммиграциит радикальных идеологий, религиозного скептицизма, и изменение моральных стандартов".

Президент считал, что большевизм "поставил под угрозу мировой порядок и был намного шире, чем мексиканский экономический национализм". Россия, особенно Сибирь, могла быть "важной сферой для американского экспорта и инвестиций, которая была подвергнута опасности политических потрясений и радикальных социальных экспериментов". Таким образом, Вильсон пришел к выводу о том, что "большевизм является ядом беспорядка, ядом восстания, ядом хаоса".

Позиция же Лансинга была более реалистичной. В своих мемуарах Лансинг отметил, что "большевистская революция в ноябре 1917 г. не застигла госдепартамент врасплох", так как комиссии американских представителей, в первую очередь под руководством Э. Рута, представили полную характеристику ситуации в России. В результате этих сообщений Лансинг сформулировал свою точку зрения по поводу будущего России. Но, как он замечает, госдепартамент не создал плана помощи России из-за "обнадеживающих сообщений миссии Рута и убеждений, выраженных американскими специальными уполномоченными о том, что правительство Керенского было достаточно устойчиво, чтобы контролировать ситуацию и восстановить боеспособность российской армии". Другим вариантом развития событий в России для Лансинга было появление военного диктатора, опирающегося на отдельные дисциплинированные отряды.

По мнению дипломата, "исторически российская ситуация была беспрецедентна,. так как управлялась силами идеализма и невежества, поддержанных оружием". В итоге, он пришел к выводу, что большевистское движение не жизнеспособно и "Россия никогда не будет находиться под властью большевиков". Если они еще какое-то время продержатся у власти, то "государство распадется на отдельные части, которые будут требовать независимости", и большевики не смогут восстановить порядок в государстве, где "общая дезорганизация торговли, промышленности и транспорта сопровождается всеобщим недовольством и беспорядком". В доказательство своей позиции, 24 ноября 1917 г. Лансинг заверил представителя демократической России Б.А. Бахметева, что правительство США будет продолжать признавать его в качестве официального представителя России.

Среди британских политиков революция была воспринята неоднозначно. Реакцией Бьюкенена на революцию было сожаление, что "Керенский в очередной раз подвел союзников" и "потратил время на ненужные переговоры и распоряжения". В Лондоне большевистская революция сначала была воспринята "как очередной черный случай после разгрома армии союзников в Италии". Затем в британском кабинете большевизм стал восприниматься как "российская болезнь; толстоизм, искаженный и приведший к чрезвычайным мерам". Главной причиной событий в России британские аналитики считали немецкие деньги, которые были получены большевистскими лидерами.

Оценивая будущее большевистского режима, в Лондоне сделали вывод, что "большевизм не сможет обеспечить стабильности в обществе и государстве, так как в его основе лежала анархия". В министерстве иностранных дел Великобритании пришли к выводу, что "можно считать само собой разумеющимся, что большевистское правительство находится уже на его последних опорах", так как оно никогда не имело серьезной поддержки в российском обществе за исключением нескольких больших городов, где оно "контролировалось фанатическими, но не всегда честными интеллектуалами".

Точка зрения британского посла в России отличалась от позиции британского кабинета. Бьюкенен также отмечал, что "большевики составляли компактное меньшинство", но он характеризовал их как "решительных людей, которые знали, чего хотели и как этого достигнуть". Среди всех политических сил в России на стороне большевиков, по мнению дипломата, было "превосходство ума и организационный талант". Этот вывод был связан с тем, что долгое время в России не было такой политической силы, которая могла бы восстановить порядок и прекратить социальную дезорганизацию.

В результате 27 ноября британский посол отправил в министерство иностранных дел телеграмму, в которой отметил, что "положение союзников в России стало безнадежным, и необходимо пересмотреть свою позицию". Несмотря на то что Бьюкенен в этот сложный период стремился удержать Россию в войне, он все-таки пришел к выводу, что "невозможно принудить истощенную нацию сражаться вопреки ее собственной воле". Дипломат считал, что требовать того, чтобы "Россия исполнила свои обязательства, вытекающие из соглашения 1914 г., означало сыграть на руку Германии".

Британские политики, скорее всего, восприняли послание Бьюкенена как знак того, что государственность в России была уничтожена.23 декабря 1917 г. представители Великобритании и Франции заключили тайную конвенцию о разделе сфер влияния в России и организации вооруженного вторжения. Соединенные Штаты не присоединились к ней, но согласились участвовать в снабжении интервенции. По этому соглашению в сферу влияния Великобритании входили Северный Кавказ, Дон, Закавказье, Средняя Азия. Сибирь и Дальний Восток были отнесены к сфере интересов Соединенных Штатов и Японии.

Отношение к лидерам революции Ленину и Троцкому в Вашингтоне и Лондоне не было точно определенным. Неприятие радикальных методов и провозглашенной мирной программы было единственным объединяющим фактором в оценках лидеров обеих стран. Это было связано с тем, что никто из руководства США и Великобритании с Лениным и Троцким не был знаком, поэтому их оценки были расплывчаты и близки к их точке зрения по отношению к идеологии большевизма. Например, Лансинг считал, что большевистские лидеры "действовали полностью в интересах Германии" и одновременно "могли быть честны в целях и крайне нечестны в методах".

Только Бьюкенен мог дать точную оценку лидерам большевиков, так как он был очевидцем событий в России. В ноябре 1917 г. он отмечал, что Ленин и Троцкий были "необыкновенными людьми", несмотря на то что он испытывал "отвращение к их террористическим методам" и "оплакивал разрушение и нищету, в которую они ввергли страну". Но затем под влиянием событий во внутренней жизни России его мнение изменилось. В начале 1918 г. дипломат уже обращал внимание кабинета на то, что "Ленин и Троцкий представляют собой разрушительную, а не созидательную силу". Поэтому спасением для России могла быть только поддержка контрреволюционных усилий Керенского, Корнилова и Каледина со стороны союзников.

Таким образом, революция в России и позиция, которую заняли страны-союзницы, показали, что старый международный порядок был серьезно подорван. Это обстоятельство стало основой для провозглашения двух концепций мирового развития - мирной программы большевиков и четырнадцати пунктов американского президента.

Внешнеполитическая концепция правительства большевиков была отражена в Декрете о мире, который В.И. Ленин произнес на II Всероссийском съезде Советов 26 октября (8 ноября) 1917 г. Этот документ имел большой резонанс среди воюющих стран. Положения ленинского Декрета о мире опровергали принципы международных отношений ХЕХ в. и прогнозировали развертывание мировой революции. Принципы открытой дипломатии, самоопределения наций, мира без аннексий и контрибуций, скорейшего завершения войны в ленинской программе были созвучны менее радикальным пунктам, составленным американским президентом. Четырнадцать пунктов были провозглашены два месяца спустя после Декрета о мире. Проблемы, которые были поставлены в обоих документах, обсуждались в военных и дипломатических кругах стран Европы в течение всей войны.

Внешнеполитическая программа Вильсона была провозглашена на фоне мирных переговоров между Россией и Германией в Брест-Литовске, ставших для стран антигерманского блока болезненным ударом, который они восприняли как измену союзническому долгу, и поэтому проигнорировали призывы советского руководства начать переговорный процесс со странами Четверного союза. Поэтому свою речь перед Конгрессом 26 декабря 1917 г. (8 января 1918 г.) президент начал с рассмотрения волновавших всех российско-германских переговоров.

Он приветствовал отказ советской дипломатии от тайных переговоров и отметил, что на переговорах русские представители действовали "очень справедливо и очень мудро, в истинном духе современной демократии", когда

заявили, что заседания конференции должны проходить "при открытых дверях" 15 (28) декабря 1917 г. по предложению большевиков переговоры были прекращены на десять дней. Перерыв в переговорах был объявлен для того, чтобы другие государства присоединились к ним. Прекращение переговоров Вильсон объяснил тем, что "русские представители были искренними и честными, поэтому не могли подчиниться требованиям, основанным на захвате и господстве" '. Кроме того, он надеялся, что большевики окончательно отвергнут предложения Берлина и переговоры не будут возобновлены, поэтому и заявил о своем сочувствии большевикам в переговорном процессе и косвенно предложил им свою помощь.

Отказ союзников принять участие в переговорах Вильсон прямолинейно объяснил тем, что они не ожидали того, что советская сторона выскажет свои предложения относительно окончания войны и условий будущего миропорядка. Кроме того, военный разгром Германии стоял на первом месте в стратегических планах союзников, поэтому начало обсуждения конкретных условий будущего мира Вильсон и Ллойд Джордж назначили не ранее, чем на весну 1918 г.4

Но это, по словам Вильсона, не означало, что американский народ оставил надежду получить и использовать "шанс помочь народам России достичь желаемой свободы и упорядоченного мира". Этому важному обстоятельству президент посвятил шестой пункт его мирной программы, где отметил, что необходимо освободить русские территории и решить ее проблемы, предоставляя гарантии получения "полной и беспрепятственной возможности принять независимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики".

Таким образом, мирная программа Вильсона могла стать основой сотрудничества Соединенных Штатов с большевиками, что было предметом опасений британского кабинета. Поэтому Лондон должен был проводить достаточно гибкий курс по отношению к большевистской России: дипломатические отношения с Советской Россией сохранялись в ожидании возможной смены власти в Петрограде.

Программа Вильсона во многом противоречила позиции Великобритании и Франции и вынудила британского министра иностранных дел А. Бальфура выступить с речью, отражающей его отношение к русской ситуации.16 января 1918 г. в Палате общин Бальфур заявил, что "Правительство Его Величества не признает петроградскую администрацию" де-юре и де-факто и М. Литвинова как посла. Это заявление обнаружило несогласие Великобритании с американскими предложениями в русском направлении и обозначило расхождения между двумя атлантическими государствами в преследуемых целях: британский кабинет исключал возможность участия большевистской России в определении принципов нового мирового порядка и был заинтересован в ослаблении своего недавнего союзника.

Следствием этого заявления стал отзыв британского посла Бьюкенена из России. Но экс-посол был не согласен с категорическим выводом министра, и уже "в первых беседах с членами правительства высказался против полного разрыва с большевиками на том основании, что это предоставило бы германцам полную свободу действий в России".

Уллман считает, что лондонский ответ на большевизм в России был далек от последовательного: принимаемые решения "имели мало общего с враждебностью к революционному режиму", находились под влиянием последнего года войны. Решения принимались на основе информации из России, которая была "часто недостаточной и иногда ошибочной; иногда они были приняты по явной догадке одного, или в противовес советам наиболее способных британских представителей в России".

Таким образом, враждебная позиция британского кабинета была обусловлена отказом России продолжать войну на основании призыва Ленина прекратить военные действия и начать переговоры "о справедливом демократическом мире" без аннексий и контрибуций.

Но русский фактор остался одним из определяющих в военной дипломатии и после октябрьской революции. Поэтому начало переговоров большевиков с австро-германским блоком побудило Лондон установить неофициальные дипломатические отношения с Советским правительством и последовать советам Бьюкенена, используя последнюю возможность вернуть Россию в войну против Германии. Брюс Локхарт, эксперт по русским вопросам в департаменте морской торговли в Лондоне, хорошо знакомый с Россией и политической элитой страны по работе в британском консульстве в Москве в 1915-1917 гг., предложил "установить отношения с "временным" коммунистическим правительством". Ллойд Джордж в свою очередь просил его возглавить эту миссию.

У. Фоулер обратил внимание на то, что британский дипломат предпринял свою миссию с пониманием, что для Британии существуют "две главные цели в войне - это разгром германского милитаризма и подавление большевизма в России". Из воспоминаний Локхарта мы видим, что он активно общался с иностранными представителями в России (французским послом генералом Нуленсом, генералом Ромеем, возглавлявшим итальянскую военную миссию, американским военным представителем майором Риггом). Лорд Милнер и супруги Веббы часто составляли Локхарту кампанию за обедом. После этих бесед Локхарт анализировал в своих записях не только феномен большевизма и степень его опасности, но также и особенности американо-английских отношений и многие другие вопросы.

На основании этих записей можно сделать вывод, что весной 1918 г. цели Великобритании заключались не только в военном разгроме Германии и уничтожении большевизма. Британский эксперт рассматривал более широкую программу. Британское руководство посредством миссии Локхарта искало возможности возвращения России в войну и одновременного ее ослабления. В то же время, уже тогда Великобританию волновало излишнее стремление Америки утвердить свое влияние в международных отношениях. Все эти вопросы Локхарт должен был проработать в России.

Неоднозначность политики Англии в отношении большевиков проявилась в полной мере в ситуации с признанием полномочий представителя новой власти в Лондоне. Согласно нормам международного права, после падения Временного правительства дипломатические полномочия К. Набокова должны были перейти к представителю новой власти Литвинову. Лондон предоставил ему только неофициальный статус.

После Брест-Литовского перемирия в марте 1918 г. американское правительство также заняло принципиальную позицию по отношению к советскому правительству. Американский посол в России отказался переехать в Москву вслед за Советским правительством и остановился в Вологде, где участвовал в разработке планов свержения Советов, рекомендуя своему правительству начать вооруженную интервенцию. Позже в конце июля 1918 г. американский дипломатический корпус из Вологды переехал в Архангельск, который стал центром интервенции. В начале июня 1918 г. американское правительство продолжало этот курс, отвергнув назначение Литвинова, находившегося тогда в Лондоне, полномочным представителем РСФСР в США.

Таким образом, определяя области совпадающих интересов двух держав и наличие разногласий в отношении Вашингтона и Лондона к лидерам правительства большевиков и их внешнеполитической программе, можно прийти к следующим выводам.

Для Вильсона Россия обладала выгодными геополитическими позициями, поэтому даже в условиях политического и экономического кризиса она должна была участвовать в мировой политике и уравновешивать мощь Великобритании. Поэтому изоляция и полное истощение России были недопустимы. Но Вильсон не хотел делать категорических замечаний в адрес советского руководства, но и противостоять курсу Великобритании он не мог.

А. Майер отмечает, что в начале правления большевиков "Вильсон следовал своей безграничной вере в российских людей и был уверен, что вскоре они победят свою военную усталость, чтобы снова активно включиться в большой крестовый поход". Причиной такой оптимистичной позиции, по мнению Майера, было то, что "мирная политика Ленина в это время затемнила его экономическую и политическую программу". Майер считает, что президент не воспринимал всерьез советскую власть, и полагал, что большевики "только временно контролировали Петроградский совет, который в любом случае скоро будет вытеснен избранным народом Учредительным собранием". Такая позиция президента была связана с неприятием им любой формы диктаторской власти и верой в торжество демократии.

С другой стороны, Вильсон и Хауз были серьезно обеспокоены "угрозой создания военно-политического русско-германского блока", но ни один из них не был пока еще готов даже к обсуждению военного вмешательства, предложенного членами британского военного кабинета Милнером и Сесилем. К середине декабря 1917 г. большинство официальных лиц американского правительства стали придерживаться рекомендаций "Инкваири" в том, что лучшей политикой по отношению к России должно быть дипломатическое воздействие, а не силовое. Составитель архива полковника Хауза Ч. Сеймур заметил, что "приход к власти большевиков был, в конце концов, предназначен для того, чтобы принести Германии затруднения, так как зараза социального мятежа вскоре затронет германские войска восточного фронта". Укрепление власти большевиков и их антивоенная политика в 1918 г. предопределили постановку вопроса о выборе варианта американского воздействия на ситуацию в России (но пока ни о каком вторжении речи не было). В итоге, американские политики и военные сходились в убеждении, что необходимо сосредоточить главные усилия союзников на западном фронте, а для этого они предлагали концентрировать силы именно на этом театре.

Социалистические идеи правительства большевиков были настолько неприемлемы для союзников, что нельзя было ожидать, что "они будут работать вместе даже в таком важном вопросе как продолжение войны". Поэтому британское правительство было настроено против большевизма и революции в России в той же степени, как и против Германии. За вторжение в Россию выступали в основном военные (в первую очередь генерал Альфред Нокс), связывая свои планы с активизацией действий японской армии. Точка зрения военных нашла поддержку у министра иностранных дел А. Бальфура, хотя он и не был на сто процентов уверен в негативном влиянии внутренней обстановки в России на международные отношения. С возобновлением в январе 1918 г. русско-германских переговоров даже Бьюкенен стал склоняться к "полному разрыву отношений с большевистским правительством. и к политике вооруженной интервенции", так как положение в стране, по его мнению, стало "изменяться к худшему".

Напрашивается вывод, что англичане более чем американцы связывали свою русскую политику с необходимостью военной интервенции. К началу 1918 г. военная необходимость требовала, по их мнению, решительных действий, которые предполагалось предпринять в следующей последовательности: оккупации Транссибирской железной дороги Японией; союзной оккупации Владивостока и Мурманска; совместного масштабного вторжения японских, американских и союзных войск (в определенной комбинации) с целью восстановления Восточного фронта против Германии. Лансинг к весне 1918 г. стал склоняться к позиции Бальфура и британских военных руководителей. Но президент и военные руководители настаивали на другой стратегической линии , отличной от британской, поэтому личные симпатии государственного секретаря не могли определить политику его страны.

Несмотря на то что отношение Вашингтона и Лондона к октябрьской революции и внешнеполитическому курсу правительства Ленина не совпадало, для британского кабинета была важна позиция американской администрации. Поэтому оба правительства должны были согласовать свои действия, стремясь найти точки соприкосновения в позициях лидеров обеих стран и в концепциях внешнеполитических действий, что и нашло свое выражение в планировании и подготовке англо-американской интервенции в Россию.

Приход большевиков к власти предопределил выход России из войны и побудил руководство США и Великобритании задуматься о целесообразности разработки плана совместных действий по отношению к ней. Сложность проблемы заключалась в том, что иностранное вмешательство в российские дела в 1918 г. было направлено одновременно против немецкого наступления на восток и также способствовало разгоранию гражданской войны в стране, обеспечивая военно-технической, материальной, продовольственной помощью различные небольшевистские группы. Иностранная интервенция в Россию в 1918 г. заняла важное место в трансформации внешнеполитического курса Соединенных Штатов и Великобритании.

Поэтому необходимо:

) выделить подходы к решению русского вопроса, которые сформировались в конце 1917 - начале 1918 гг.;

) определить разногласия и совпадения в политике американской администрации и британского кабинета по отношению к большевистской России до Брест-Литовского перемирия по ключевым вопросам - совместному вторжению союзников и Соединенных Штатов в начале 1918 г., использованию японских отрядов для восстановления восточного фронта;

) рассмотреть особенности согласования действий Вашингтона и Лондона в русском вопросе после заключения Брест-Литовского перемирия.

Американо-английские отношения в первой половине 1918 г. сопровождались усилением недоверия американцев к британским целям в войне и раздражением Лондона по поводу нерешительности президента Вильсона и нежелания Вашингтона присоединяться к военным и дипломатическим акциям Антанты. Но, несмотря на это, ситуация на восточном фронте и события в России потребовали от руководителей обеих держав обсуждения совместных действий.

Участие мировых держав в решении русского вопроса в этот период зависело от действий официальных руководителей двух англо-говорящих государств: с одной стороны, президента США В. Вильсона, который, по мнению У. Черчилля, "играл роль в судьбе наций несравнимо более существенную и персональную, чем какой-либо другой деятель", государственного секретаря Р. Лансинга, военного представителя при Верховном военном совете Антанты Т.Г. Блисса и, с другой стороны, премьер-министра Великобритании Д. Ллойд Джорджа, министра иностранных дел лорда А. Бальфура. Дипломатическое представительство Великобритании в Вашингтоне возглавлял лорд Р. Ридинг, в Москве - неофициальный представитель Б. Локхарт. Интересы США в Великобритании были представлены У. Пейджем, в России - бизнесменом и политиком Д. Фрэнсисом. Немаловажную роль в дипломатической истории американо-английских отношений в 1918 г. играли неофициальные участники событий: советник и друг Вильсона полковник Э. Хауз и неофициальный представитель британского правительства в Вашингтоне (точнее сказать, руководитель британской секретной службы в США) У. Уайзмэн.

Государственные перемены в России разделили лагерь союзников, выявив различные подходы. После октябрьской революции и провозглашения большевиками курса на заключение немедленного мира с Центральными державами Ж. Клемансо объявил эти действия "изменой Франции", которая стала "непримиримым врагом Советов". В результате она стала продвигать идею о том, что в отношении большевистского правительства необходимо было использовать контрреволюционные силы самой России при военном и финансовом руководстве союзников. Этот вариант обеспечивал видимость легитимности интервенционистских действий с международной точки зрения. Вторжение было бы возможным только после просьбы русских правительств, и оценивалось бы как помощь союзнику, а не как самопроизвольная интервенция.

Второй подход был сформирован в Форин Офис Великобритании и основывался на идее использования военных подразделений союзников и Японии для восстановления восточного фронта против Германии и одновременно для свержения правительства большевиков. В этом вопросе позиция Лондона была двойственной. Бальфур, с одной стороны, надеялся на то, "что большевистское правительство вскоре. окажет сопротивление германскому проникновению". С другой - Великобритания выдвигала идею военного вторжения в Россию. Такая позиция была связана с тем, что 14 (27) января 1918 г. советским правительством был денонсирован российско-британский договор о сотрудничестве 1907 г. Кроме того, британский министр был уверен, что большевики не смогут быстро организовать сопротивлениенемцам, поскольку "они и их предшественники разрушили все инструменты, которые могли способствовать отпору".

Таким образом, в лагере союзников утверждается идея решения российской проблемы при помощи военного вмешательства совместными усилиями. Позиция Франции по отношению к большевистскому правительству была более жесткой, так как она искала материальной выгоды от кризиса в России. Великобритания же опасалась полного истощения России и в тоже время не могла упустить материальных преимуществ от российской кампании.

Интервенция в Россию проходила по нескольким направлениям. Вторжение в Закавказье осуществлялось Великобританией в соответствии с условиями англо-французского соглашения. Признание особых интересов Великобритании в этом регионе основывалось на том, что английские капиталовложения преобладали в нефтяной промышленности этого региона. Наиболее дискуссионной была организация северного (гг. Мурманск и Архангельск) и дальневосточного (г. Владивосток, Сибирь) направлений интервенции, которые осуществлялись уже совместными действиями союзников и Соединенных Штатов. Первый шаг был сделан в конце 1917-начале 1918 гг., когда во Владивосток прибыли японские крейсеры "Ивами" и "Асахи" и английский крейсер "Суффолк".

В 1918 г. союзники стали придерживаться второго подхода, в планировании которого ведущую роль играла Великобритания. Соединенные Штаты остались вне союзного соглашения, так как президент был убежден, что другие государства не должны участвовать во внутриполитических делах России, и хотел найти общий язык с правительством большевиков в противовес позиции Лондона. С этой целью 11 (24) ноября 1917 г. во Владивосток прибыл американский крейсер "Бруклин". Одновременно с этим, от участия в акциях, устраняющих опасность со стороны германского блока в стратегических пунктах России, американское правительство не могло отойти, так как в этом случае оно могло потерять свой голос при принятии решений в Антанте.

С другой стороны, без финансовой помощи США союзники не смогли бы успешно завершить военную кампанию с Германией. Поэтому в период после октябрьской революции в России и до перемирия 11 ноября 1918 г. американо-английские отношения оказались в центре дипломатических дискуссий в блоке Сердечного согласия, где одним из ведущих вопросов было военное вторжение в Россию.

Решение союзников об активных действиях по отношению к Советской России во многом было определено нежеланием большевиков продолжать войну, о чем они объявили в Декрете о мире. Поэтому союзники перешли к решительным действиям уже в конце 1917 г., когда объединенная нота № 5 Высшего военного совета Антанты призвала "в некоторой степени к союзному вмешательству в Россию". Союзники решили поддержать "любую группу в Восточной Европе, которая обещала бы продолжать войну". Но рекомендации ноты не были поддержаны Т. Блиссом. Его позиция недвусмысленно отражала убеждения Вильсона в том, что "силовое вмешательство не может быть соответствующим ответом на крах России", действеннее будет укрепить западный фронт людскими и материальными резервами и приготовиться к продолжению борьбы там. Президент считал, что предложение восстановить восточный фронт не было практичным, так как оно было направлено на использование населения России, а не на помощь ему. Это могло создать впечатление, что союзники хотят захватить территорию России, тем самым, вынудив народы, проживающие в ней, поддержать Центральные державы. Таким образом, проблема совместного вторжения союзников и США в Россию стала главной в дипломатических дискуссиях в начале 1918 г. Правительства Лондона и Парижа были убеждены, что совместное вторжение на север России является вопросом времени. Для американского президента принятие решения по этому вопросу было исключительно сложным делом.

Это было связано с тем, что, во-первых, в американской администрации не было единого мнения по поводу ситуации в России. Первоначально Вильсон и Хауз были абсолютно против прямого вторжения, хотя они и были готовы осуществить некоторые более сдержанные меры, например - ограничить материальную помощь новому большевистскому правительству. Настрой Лансинга по отношению к власти большевиков в конце 1917 г. был более решительным: он призывал ликвидировать большевистское правительство при помощи российских антибольшевистских сил.В.Л. Мальков обоснованно считает, что позиция Лансинга была более прямолинейной и жестокой, чем у президента. Кроме того, многие специалисты по России, причастные к определению позиции американской администрации (к примеру, Дэвид Фрэнсис, бывший американский посол в России, генерал Уильям Джадсон, бывший военный атташе), "продвигали идею интервенции". Такому "огромному давлению президенту было трудно противостоять".

Во-вторых, 8 января 1918 г. президент провозгласил свою программу международных отношений, где в шестом пункте, обязательном для исполнения, России гарантировалось "самое полное и свободное содействие со стороны других наций в деле получения всеобъемлющей и беспрепятственной возможности принять независимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики". Программа президента была нереалистичной и противоречила намеченным военным целям союзников - это могло привести к усилению разногласий между Вашингтоном и Лондоном.

Поэтому Вильсон должен был сформулировать такие задачи, которые не отвергали бы военных целей союзников и не противоречили бы его собственной программе. Определяя свою позицию, он связал две проблемы, которые и легли в основу точки зрения американского руководства по данному вопросу в начале 1918 г. Во-первых, американская военная экспедиция не могла быть послана в Сибирь без уменьшения военного присутствия во Франции, во-вторых, Вильсон не хотел соглашаться на исключительно японскую интервенцию, так как она могла способствовать повороту России в сторону Германии.

Нерешительность американского дипломатического корпуса была связана еще и с тем, что предполагаемая интервенция в Россию была подобна интервенции США в Мексику: задачи в обоих случаях были одинаковыми и преследовали цели учреждения представительных правительств. Но возникал вопрос о том, насколько результативной могла быть аналогичная тактика в далекой и почти неизвестной России, если даже интервенция в соседнюю Мексику имела неудачный результат?

Американские исследователи У.П. Фоулер, Ф.С. Кэлхоун, доказывая нежелание президента и его администрации санкционировать вторжение вооруженных отрядов в Россию, также сравнивают ситуацию в России с американской экспансионистской политикой в Мексике, Доминиканской республике, Гаити. Кэлхоун отмечает, что ни один президент Соединенных Штатов в XX в. не использовал военную силу так часто, как Вильсон. В то же время, по справедливому замечанию Фоулера, он был против вторжения в Россию. Это было связано с тем, что Мексика, Доминиканская республика, Гаити - это страны, которые были политически не развиты и нестабильны, "занимали стратегическое местоположение около Соединенных Штатов и находились в непосредственной близости от Панамского канала". Россия же имела совсем иные характеристики. Кэлхоун в свою очередь утверждает, что мнение Лансинга совпадало с мнением президента, что не совсем так.

Американские представители, находящиеся в России, имели более отчетливое мнение о реальной обстановке в стране. В конце мая 1918 г. американский вице-консул в Архангельске Феликс Коул, рассматривая необходимость военного вторжения, отметил, что такая операция потребует значительных людских, материальных и денежных ресурсов, обеспечивающих продвижение вперед экспедиционных сил и снабжение населения севера России. В итоге, Коул пришел к выводу, что "интервенция не станет действенной помощью русскому населению", поскольку большевики обладают реальной властью и всегда будут активно противостоять любому иностранному присутствию, что приведет к тому, что планируемое вторжение обязательно "будет проглочено".

Таким образом, в определении политики по отношению к России проявилась неоднозначность дипломатии Вашингтона и непохожесть американского внешнеполитического мышления на европейское. Государственный секретарь зимой-весной 1918 г. регулярно отмечал, что правительство США не желает вмешиваться во внутренние дела России, хотя и было обеспокоено выходом России из войны и проводимой большевиками внутренней политикой. Роспуск Учредительного собрания, аннулирование внешних и внутренних долгов российского государства, национализация части промышленности, торгового флота и внешней торговли, социализация земли - это меры противоречили концепции политического и экономического развития Соединенных Штатов, опирающейся на идеи представительного правительства, конкуренции и частной собственности. С другой стороны, существовала опасность усиления Германии и пролонгирования войны до 1919 г., что было нежелательно даже для американской финансовой системы. В ситуации неопределенности приоритет политического реализма в американской дипломатической традиции на первое место ставил экономический аспект русской проблемы, который владел умами администрации Белого Дома, хотя и не совпадал полностью с идеями Четырнадцати пунктов президента.

Возможно, такими прагматическими соображениями руководствовался и Лансинг при обсуждении проблемы вторжения в российские внутренние дела, настаивая на военной акции. Но Вильсон, определяя свою политику в отношении России, не желал производить впечатление, будто его действия преследуют экономические и политические цели. Президент говорил: "Я верю в их (русского народа) освобождение,. даже если они барахтались некоторое время в анархии". В целом, власть большевиков, по его мнению, была невозможна, а русский вопрос должен быть вновь поднят только на мирной конференции. С этим заключением не соглашался Уайзмэн, полагая, "что возможно уже [будет] слишком поздно", и что союзники могут найти в России "силы и условия, в которых трудно или даже невозможно будет разобраться".

По планам союзников немаловажным фактором вторжения на Дальний Восток России могли быть японские отряды. Поэтому еще одним аспектом американо-английских отношений зимой-весной 1918 г. было обсуждение японской интервенции в Россию или альтернативного объединенного вторжения союзников, Соединенных Штатов и Японии, где последняя должна была доминировать. Япония изначально считала, что протекторат над Сибирью должен быть передан ей, о чем постоянно напоминала дипломатическим представителям стран-союзниц и США. Поэтому в союзническом совете существовало опасение, что Япония могла самостоятельно начать наступление на Россию, что причинило бы больше вреда, чем пользы.

В связи с этим, в феврале 1918 г. Лансинг заявил британскому послу, что необходимо избежать предоставления мандата Японии на вторжение в Россию, о чем так же информировал японскую сторону. Главным аргументом было отсутствие гарантий того, что Япония не перейдет заведомо определенные моральные и географические границы и не лишит русский народ права на самоопределение и на выбор демократического пути развития.

Кроме того, Вильсон и Хауз считали вторжение японских войск в Сибирь невозможным и равнозначным оккупации Западной России Германией, что могло привести к ухудшению или даже потере моральной позиции США. Для Вильсона также было важно отношение демократического мира к санкционированию японской интервенции, так как он опасался, что эти действия будут восприняты как антисоюзные или даже как прогерманские, хотя британское руководство о таких аспектах даже и не задумывалось).

Чтобы избежать несанкционированной японской интервенции, Уильям Уайзмэн, связующее звено в американо-английских дипломатических отношениях, выступал за совместное военное вторжение в Россию Великобритании, США и Японии. Он стремился убедить генерала Блисса в том, что военная операция в Россию осуществима и желательна. Блисс согласился встретиться с постоянными военными представителями Высшего военного совета Антанты. В результате этой встречи,19 февраля 1918 г. была принята объединенная нота № 16. В ней "военные представители подтвердили вмешательство Японии, действующей от имени союзников" и рекомендовали "занять Сибирскую железную дорогу от Владивостока до Харбина вместе с обоими терминалами, что создавало военные преимущества, которые [должны были] перевесить вероятные политические неудобства".

Анализируя эту ноту, Кэлхоун отмечает, что союзники не детализировали преимущества действий Японии, а только сказали о гарантиях, которые она должна дать, чтобы не использовать ситуацию для своей выгоды. Таким образом, нота не обязывала ни к чему и не содержала дальнейшего плана действий.

Не смотря на то, что генерал Блисс подписал ноту, Соединенные Штаты были не согласны с вариантом японской интервенции и по-прежнему выступали против вмешательства во внутренние дела России. Это отразилось в сообщении Блисса в Вашингтон, что "военное преимущество [антигерманского блока] от ее реализации, возможно, будет незначительным". Президент воздержался от ее одобрения, так как нота, по его мнению, "не была тем ответом, которого искала его администрация". Его также оскорбило то, что решение по политическим вопросам стал принимать "совет солдат". Но согласие Блисса подписать эту ноту показало, что вместе с американским консулом военные круги США стали склоняться к решению русского вопроса, присоединившись к военным акциям Великобритании на севере России.

Объявление Л. Троцким 28 января (10 февраля) 1918 г. прекращения состояния войны между Россией и Центральными державами, что нарушало союзнические обязательства России, окончание перемирия на восточном фронте и начало наступления немецких войск 18 февраля 1918 г. вынудило Великобританию перейти от дипломатических акций к ограниченным действиям в России. После заключения Брест-Литовского соглашения 6 марта в Мурманск вошел английский крейсер "Глори" с десантом морской пехоты (170 чел., 2 орудия), 14 марта был высажен десант с английского крейсера "Кокрейн". Английские действия были санкционированы главой исполкома Мурманского совета A. M. Юрьевым, чтобы отразить наступление немцев и их союзников - финнов. Этот шаг предопределил военное вторжение союзников на север России. Несмотря на то что 24 марта к союзникам присоединился американский крейсер с отрядом пехоты, позиция Соединенных Штатов в решении русского вопроса оставалась неясной.

Не определив четкого курса в русском направлении к весне 1918 г., американское руководство стало опираться на принцип "ничего не предпринимать" ("do nothing"), сформулированный Лансингом, который означал неприятие и отражавший его веру в то, что "нет правительства, опирающегося на частную собственность и национальные особенности, которое могло бы себе позволить отношения с опасными большевистскими идеалистами". Этот принцип соответствовал позиции Вильсона и Хауза, но по другим причинам. Они боялись контактов с большевиками меньше, чем военного вмешательства в Россию, которое могло усилить реакционные силы и окончательно остановить процесс демократизации, начатый февральской революцией. Кроме того, вмешательство в дела России нарушило бы принцип самоопределения наций и стоило бы правительству Соединенных Штатов морального уважения в стране и за ее пределами в связи с официальным заявлением Вильсона. В противовес позиции президента, Лансинг считал, что отстранение от решения данного вопроса не является выходом и говорил о необходимости "проводить какую-либо политику, утвержденную до времени активных действий".

Вариантом временной американской политики в обеспечении помощи российскому населению могла стать отправка американской комиссии во Владивосток и Мурманск. Это предложение было высказано Уайзмэном в меморандуме Хаузу от 11 марта 1918 г., где он обрисовал, как Соединенные Штаты могли одновременно, создавая угрозу Германии на восточном фронте, предотвратить подавление "новорожденной российской демократии". Главной задачей комиссии Уайзмэн определял пропагандистскую деятельность, так как, по его мнению, "массы русского народа, возможно, не понимают, что происходит и не знают, что им надо, поэтому пропагандистская и информационная деятельность комиссий будет иметь огромную важность". В этом ей должны были оказывать помощь японские вооруженные отряды.

Таким образом, в начале 1918 г. принятие решения о начале совместного вторжения в Россию откладывалось, так как союзники пока не могли сделать этот шаг без американского согласия. Давление союзников на Вильсона усилилось с началом переговоров России с Германией. Не получая полной поддержки от США, Англия и Франция подталкивали Японию на выполнение союзнических обязательств в России. С этой точки зрения переговоры в Бресте развязывали им руки, поскольку Россия с заключением перемирия утрачивала статус союзника.

Несмотря на расхождения в позициях Вашингтона и Лондона, заключение большевиками Брест-Литовского соглашения с Германией изменило политику обоих государств в русском вопросе, обнаружив точки соприкосновения. Администрация президента была склонна согласиться на вторжение в Россию, но считала, что интервенция, если она произойдет не по просьбе России, окажется бесполезной и гибельной. Необходимо было найти компромиссное решение, которое и было предложено британским правительством. Англичане ясно представляли положительные и отрицательные последствия интервенции, где последние перевешивали, и надеялись на то, что большевики через Локхарта, в конце концов, попросят о вмешательстве. Британский посол в Вашингтоне Ридинг объяснял Вильсону и Лансингу, что необходимо побудить народного комиссара иностранных дел в большевистском правительстве Троцкого обратиться к правительствам США и Англии с просьбой о военной помощи при условии, что Япония подпишет декларацию, по которой после войны занятая территория будет возвращена России без каких-либо условий.

По официальным данным большевики не обращались за помощью к союзникам и Соединенным Штатам. Но генерал-майор американской армии У. Грейвс в воспоминаниях о сибирской кампании Соединенных Штатов отмечает, что Троцкий 5 марта 1918 г. передал полковнику Робинсу, возглавлявшему Красный Крест в России, ноту, в которой спрашивал о том, "может ли советское правительство рассчитывать на помощь Соединенных Штатов, Великобритании и Франции в борьбе против Германии", какой вид помощи может получить Россия в целом и, особенно, от Соединенных Штатов в случае отказа Съезда Советов ратифицировать Брест-Литовский договор или наступления Германии? Эта попытка Троцкого, по замечанию Грейвса, осталась без ответа. Похожие сведения были представлены полковником Хаузом в мемуарах: "Троцкий, по крайней мере, в течение некоторого времени показывал признаки понимания того обстоятельства, что сотрудничество с союзниками дает единственную надежду на освобождение России от немцев и предпринял действия против антисоюзных газет и просил о сотрудничестве в Мурманске и по другим вопросам". Таким образом, эти сообщения говорят о том, что союзники все-таки получали прошение России, но оно осталось нереализованным.Ч. Сеймур отмечал, что в середине марта 1918 г. Бальфур и Ллойд Джордж выступили за отсрочку начала японской интервенции, что было связано с тем, что Локхарт из России сообщал, что Троцкий "хочет "делового" соглашения с союзниками". Но других сообщений от него не было, и британский кабинет вновь стал настаивать на японской интервенции.

марта 1918 г. Бальфур выразил свое отношение к русской проблеме в парламенте. Министр начал свою речь с определения общего негативного отношения англичан к революциям, которые раскачивают основы государства и несут бедствия и преступления. Поэтому, по его мнению, если союзные державы не вмешаются в российские дела, то Германия "беспрепятственно продолжит эти разрушения, которые негативно отразятся на развитии русской революции". В конце своей речи министр также наделил Россию эпитетами "сильная, свободная, уверенная". После этих реверансов Бальфур перешел к основному пункту - как Великобритания сможет использовать кризис в России, хотя потом умело уклонился от однозначного ответа, ограничившись заявлением, что страны-союзницы должны сделать все возможное, чтобы помочь в данный момент России. Итогом обращения было предложение кандидатуры Японии в качестве спасительной силы, которая, по мнению Бальфура, являлась образцом порядочности, бескорыстности и обязательности и не должна была нанести ущерб России. В итоге, министр предложил Японии направить отряды в Сибирь не дальше Уральских гор и обещал компенсировать затраты.

Противоположную точку зрения высказал Брюс Локхарт, который считал, что "миссия" Японии бросит Россию в объятья Германии. Проанализировав донесения Локхарта, лорд Бальфур и Ллойд Джордж все же согласились с отсрочкой японской интервенции, рассчитывая на достижение соглашения с США.

В марте 1918 г. в момент напряженной дипломатической борьбы по русскому вопросу в рядах Антанты Соединенные Штаты по-прежнему пытались проводить самостоятельный курс. В президентском послании IV Всероссийскому Съезду Советов, который должен был ратифицировать Брест-Литовское соглашение, отправленном 11 марта 1918 г., говорилось, что "правительство Соединенных Штатов, к сожалению, не в состоянии сейчас оказать непосредственную и эффективную помощь русским людям., и берет на себя смелость посредством Съезда заверить население России, что США воспользуются любым случаем, чтобы выразить готовность обеспечить безопасность России, включая ее суверенитет и независимость в ее внутренних пределах, а так же полное восстановление ее великой роли в жизни Европы и современного мира". Фактически это воззвание являлось шагом в направлении официального признания большевистского правительства.

В послании не делалось никаких конкретных предложений о материальной помощи России, поэтому демарш Соединенных Штатов не имел успеха. В своем ответе на послание президента большевики отказались от помощи Америки в достаточно категоричной форме. Кроме того, если это акция была направлена на американское общественное мнение, то, по замечанию Дж. Кеннана, она не имела бы успеха в любом случае, так как в марте 1918 г. оно испытывало еще незначительный интерес к ситуации в России.

Реакция британского руководства на этот жест Соединенных Штатов в отношении правительства большевиков была неоднозначной. Ридинг считал, что большевики недостаточно сопротивляются немцам, чтобы заслужить признание. Бальфур повторил, что признание большевистского правительства невозможно, так как оно не контролировало всю территорию России, и призывал помогать небольшевистским группам.

Послание американского президента к Съезду Советов во многом повлияло на продолжение активных действий англичан в России: 5 апреля английские и японские отряды высадились во Владивостоке, откуда стали продвигаться в Приамурье и Забайкалье. Одновременно начал свое наступление в Забайкалье генерал Г.М. Семенов, в мае активизировал свою деятельность в Приморье и Приамурье атаман Уссурийского казачьего войска И.М. Калмыков, получивший от союзников вооружение и боеприпасы.

Но деятельность Великобритании в России не ограничилась только военными акциями. Лидеры британского кабинета в определенные моменты также рассматривали вопрос об установлении с большевиками каких-либо отношений, начав с неофициального представительства в России Локхарта и предоставлением такого же статуса в Лондоне М. Литвинову. Планируя свои действия по отношении к России, британская дипломатическая служба прислушивалась к оценкам свого неофициального представителя. Например, в начале 1918 г. Локхарт призвал свое правительство признать большевиков как законную власть в России. Бальфур и Ллойд-Джордж согласились с дипломатом в том, что большевики являются серьезной политической силой в России и могут стать военным противником Германии и Австрии. Кроме того, для британской дипломатии сотрудничество с Россией имело свои преимущества, так как она могла стать противовесом усилению Франции на континенте и Америки в мировой политике.

Таким образом, в начале весны 1918 г. с одной стороны, шаги американской и британской дипломатии к разрешению российской проблемы показали, что позиции обеих стран по-прежнему были различными, что мешало определению программы совместных действий. Локхарт отметил, что "британская и американская политика, кажется, расположены на разных концах земного шара". Фоулер оценил данное несовпадение позиций как радикальное и препятствовавшее "оформлению объединенной политики".

С другой стороны, отказ большевиков от помощи Соединенных Штатов, ратификация Брест-Литовского мира Съездом Советов, контрнаступление Германии на западном фронте в конце марта 1918 г. вынудили президента начать обсуждение с британским правительством конкретных шагов и общего направления активных действий. На это решение президента немалое влияние оказала и враждебная по отношению к России позиция Лансинга и изменение позиции по русскому вопросу полковника Хауза.

Лансинг был убежден, что большевики "оппозиционно настроены в отношении каждого правительства на земле; открыто предлагают разжигать революции во всех странах против существующих правительств; в одинаковой степени враждебны и к демократии, и к автократии". Поэтому в результате их признания, союзники "поощрили бы их и их последователей в других странах", что было бы серьезной ошибкой. Под властью большевиков распад страны был неизбежен, поэтому "нельзя определить то, как признание большевиков могло бы предотвратило этот процесс". Кроме того, американский политик утверждал, что признание большевиков "не будет тем стимулом, который вынудит Россию продолжить войну".

По мнению государственного секретаря, большевики "нисколько не считались с международными обязательствами". Их стремление к "социалистической революции, к уничтожению национальных границ, расовых различий и современных политических, религиозных и социальных учреждений" может привести к "уничтожению цивилизации насилием толпы". Продолжая сравнивать последствия русской революции с событиями французской буржуазной революции, Лансинг пришел к выводу, что "русский произвол превзошел в зверствах и разрушениях жизни ужасы французской революции". Поэтому в мае 1918 г. Лансинг был уже готов обсуждать британские предложения о совместных действиях в России, в первую очередь о санкционировании американо-английского вторжения со стороны большевиков.

Хауз также решил поддержать английскую сторону в намерениях добиться согласия советского правительства или другой значительной силы России на иностранное вторжение с целью предотвращения продвижения немцев на восток. Сеймур отмечал, что 12 июня 1918 г. "Хауз был убежден, что невозможно дольше относиться только отрицательно к союзным требованиям интервенции, и обдумывал методы, с помощью которых союзные силы смогут быть введены в Россию".21 июня Хауз в письме президенту отметил, что "в отношении России нужно что-нибудь делать немедленно, в противном случае она станет добычей Германии". Таким образом, шаг к оформлению совместной американо-английской политики был сделан.

Считается, что поворот в американской политике по отношению к России был связан с тем, что в мае 1918 г. Вильсон получил личные бумаги генерального директора иностранной секции комитета по общественной информации Эдгара Сиссона, в которых говорилось, что главе советского правительства Ленину и наркому иностранных дел Троцкому за выход из войны платило немецкое правительство. Кроме того, после ухода 3 марта 1918 г. Троцкого с поста наркома делать на него ставку было уже бессмысленно. Таким образом, этот аспект проблемы неожиданно был исчерпан.

"Подрывная деятельность Ленина и большевиков в пользу Германии" - это один из вопросов, который является наиболее актуальным и спорным в истории рассматриваемого периода. На самом деле документы Сиссона оказались подделкой. Этот вывод сделал авторитетный историк и дипломат Джордж Кеннан. Отечественный историк В.Л. Мальков, подробно изучив документы в библиотеке Принстонского университета, пришел к следующим выводам: Эдгар Сиссон не был яркой фигурой и был известен только в связи с этими "доказательствами" причастности германских денег к российской революции. Он не владел русским языком, в России для него было все чужим и не знакомым. Поэтому точных выводов о происходящем он сделать не мог.

После февраля 1917 г. в Комитете по общественной информации начинает работу Эдвард Буллард, "один из ближайших советников полковника Хауза, талантливый журналист, аналитик и дипломат", отлично знающий русский язык и политическую элиту страны. Буллард выполнял "секретное поручение Хауза - передавать по каналам дипломатической связи аналитический обзор событий, происходивших в России". В ноябре 1917 г. посольству США в Петрограде приходилось выдерживать лавину компрометирующих правительство большевиков материалов. Буллард призывал свое руководство отойти от "упрощенного изображения деятельности большевиков как простого производного от германских интриг" и вопросу о германском золоте самостоятельного значения не придавал. Перед получением документов Сиссона в Вашингтоне ознакомились с меморандумом Булларда "О германском золоте", где автор объективно анализировал эту проблему. Он пришел к выводу, что, если даже Ленин получал германские деньги (в России финансовую помощь стран Антанты и Центральных держав "получали все борющиеся за власть политические партии, поэтому большевики не были исключением), то он не чувствовал себя связанным с Германией: "у немцев был свой расчет, у Ленина - свой". Меморандум завершался выводом о том, что эту информацию можно было использовать только лишь в борьбе против пацифистского движения. Вашингтон буквально воспринял завершающие слова меморандума и дал этим документам ход, организовав их экспертизу на подлинность. После этого оригиналы документов исчезли вплоть до 1952 г., когда их обнаружили в одном из забытых сейфов Белого Дома.

Бумаги Сиссона частично обусловили присоединение Вильсона к большинству в американской администрации, выступавшему за интервенцию. Президент пришел к выводу, что необходимо согласиться на определенный вид вмешательства в российские дела, хотя по-прежнему отвергал любую возможность сопровождения гражданской союзной миссии японскими вооруженными отрядами. Помощь России Вильсон назвал курсом благожелательных целей, и он уже был готов к вторжению без санкции русских, если это будет способствовать их собственной пользе. Но президента смущал вопрос о законности и практической пользе фактически всех предложений военного кабинета, рассматривавших вопрос о восстановлении Восточного фронта. Отправление большой американо-британской армии из Владивостока через Транс-Сибирскую железную дорогу могло бы "объединить русских в защите своей страны", а, доверив интервенцию полностью японцам, - настроить русских против союзников, то есть отдать в руки Германии инициативу. Поэтому, по мнению Вильсона, страны антигерманского блока должны были наблюдать за ситуацией "осторожно и деликатно и быть готовыми действовать, когда нужное время настанет".

Другим фактором интервенции в Россию в 1918 г. стали отряды чехословаков. По мнению члена военного кабинета лорда Роберта Сесиля, "чехи относились к новому и категорически решительному фактору в вопросе об интервенции".50-тысячный чехословацкий корпус оказался в Сибири по соглашению от 28 января 1918 г. между Советской Россией и Антантой о репатриации находившихся в русском плену чехов и словаков. Союзники хотели использовать чехословацкий корпус в борьбе против Германии, так как они были настроены против Австро-Венгрии. Советское правительство не выступало против репатриации чехословаков, но настаивало на их эвакуации по восточному маршруту через Владивосток, а затем морем в Европу. К моменту заключения Брест-Литовского договора отряды чехословаков растянулись по всей Сибири и начали вооружаться, захватывая города. В ответ большевики поставили чехам ряд условий для их дальнейшего продвижения: чехи должны были разоружиться и не вмешиваться во внутренние российские дела. Союзниками это было воспринято как препятствие передвижению чехов со стороны Советской власти.

Грейвс в своих воспоминаниях об американском вторжении в Сибирь рассматривает проблему, возникшую вокруг чехословацких отрядов. Он ссылается на мнение американского полковника Дж. X. Эмерсона, который прибыл в Россию инспектировать железные дороги по просьбе американского посла Фрэнсиса, находящегося в Вологде. Следуя по КВЖД из Харбина, он столкнулся с чехами на юге Сибири в захваченном ими городе Мариинске и был вынужден стать посредником в локальном конфликте между отрядом чехов и большевиками. Представитель советской власти в разговоре с Эмерсоном отметил, что захватнические действия чехов направлялись французами и возможно, "Франция займет Сибирь совместно с чехами в 24 часа". Это свидетельствует о том, что в мае 1918 г. большевики не могли контролировать ситуацию в Сибири и препятствовать объединению разрозненных чешских отрядов.

Американский консул в Сибири Харрис по приказу правительства выступал посредником между чехами и большевиками в г. Иркутске, но в соответствии с инструкциями президента он не должен был присоединяться к внутриполитическим силам в России. Поэтому после того, как чехи примкнули к контрреволюционному движению, "он отказался от всех встреч". В результате Грейвс приходит в выводу, что Соединенные Штаты не должны были участвовать в действиях союзников в России, так как "чехам никогда не угрожали агрессивные действия Советов", а, напротив, они "захватывали города, склады, вооружение".25 мая 1918 г. чехи присоединились к белой армии и стали использоваться Великобританией и Францией в борьбе против большевизма. Таким образом, чешский фактор сыграл значительную роль в дестабилизации ситуации в России.

В результате президент оказался в сложном положении: с одной стороны, в соответствии с его инструкциями американские представители не должны были вмешиваться во внутриполитическую борьбу в России. С другой стороны, военная ситуация требовала присоединения к действиям Англии и Франции. Поэтому ситуация вокруг чехов лишь добавила Вильсону сомнений в процессе принятия решения о военном вторжении в Россию.

В мае 1918 г. консультантом внешнеполитического ведомства США политологом А. Кулиджем был представлен анализ российской ситуации. Записка Кулиджа была составлена с опорой на официальную документацию государственного департамента Соединенных Штатов. Автор, в первую очередь, отмечает, что мировая война стала одной из причин русской революции. Бедствия, принесенные войной и переплетение политических, национальных и социальных проблем в России значительно облегчили "разрушительную работу Германии" и сделали реализацию задачи союзников и Соединенных Штатов по удержанию России в войне "чрезвычайно трудной". Ту политику, которую проводили большевики, разделяло лишь меньшинство американцев, так как она опиралась на "принципы интернационального движения, в основе которых лежит теория, отказывающая Соединенным Штатам в праве называться землей свободы". С другой стороны, для Соединенных Штатов могли увеличиться трудности в случае, если Россия будет представлена отдельными государствами, так как будет "нелегко определить правильную политику".

Вторым вопросом в определении курса Соединенных Штатов по отношению к России было признание "в какой бы то ни было форме" большевистского правительства. Сторонники признания утверждали, что большевики являются единственной партией в России, которая способна добиться поставленных целей, и может быть "оплотом против реакции, с одной стороны, и анархии - с другой". По их мнению, авторитет большевиков со временем будет все возрастать. Противники признания аргументами своей позиции выдвигали следующие: большевики разрушали страну, их политика опиралась на террор и разбой. Политику большевиков ненавидело большинство населения, а так же они "представляют идеи и практику, которые не приемлемы для американцев, и что они открыто отвергают то, что мы считаем священным". И последним аргументом было то, что лидеры большевиков были "подкуплены немцами и. массы стали слепым орудием германской политики".

Другим проблемным вопросом был выбор формы "помощи" России.

Кулидж предлагал пять вариантов. Первый вариант исключительно японской интервенции в Восточную Сибирь был уже отклонен Соединенными Штатами, так как она могла вызвать у русского населения "самые большие опасения" и быть представлена "в качестве акции по расчленению их территории руками той страны, которую они боятся больше, чем Германии". Второй предполагал интервенцию силами всех союзников, включая Японию. Он мог вызвать "меньшую тревогу русского населения", но так же и повернуть Россию в сторону Германии. Кулидж отмечает, что этот вариант также был не приемлем, так как "сама по себе интервенция оказалась бы очень громоздкой операцией, которая не дала бы длительное время ожидаемого эффекта". В-третьих, интервенция силами одних Соединенных Штатов, по мнению Кулиджа, могла быть встречена дружески. Но эта операция вызывала некоторые деликатные вопросы, в первую очередь, в связи с отношением к ней Японии.

Два последних варианта предполагали экономическое давление на русское население. Первый отражал мнение о том, что в Россию необходимо "немедленно послать большую партию различных товаров, в которых русское население нуждается". Но удастся ли доставить эти грузы в достаточном количестве, не попадут ли они в руки к немцам было не известно. В пятых, можно было по примеру Англии и Франции "увеличить закупки русских товаров", чтобы они не достались немцам.

Таким образом, Кулидж, анализируя возможные варианты разрешения русской проблемы, был уверен в том, что уже в мае 1918 г. полная или частичная интервенция Соединенных Штатов в Россию была неизбежна. Вопрос стоял лишь в выборе формы воздействия на нее. Собственное мнение политолога более всего соответствовало позиции сторонников военного вторжения в Россию, о чем свидетельствует критическая оценка проводимой Соединенными Штатами политики "невмешательства". Все вышеизложенные доводы могли подтолкнуть Вильсона принять решение о вторжении в Россию.

Общественное мнение Соединенных Штатов играло определенную роль в принятии решений на высшем уровне. Летом 1918 г. пресса, официальные лица государственного департамента, американские, агенты на Дальнем Востоке призывали администрацию перейти к активным действиям. Хауз также под влиянием общественного мнения превратился в сторонника интервенции. Привлечение общественного мнения к решению русской проблемы, в качестве важного фактора политической жизни страны, позволило Хаузу в письме Вильсону сделать вывод о том, что участие Соединенных Штатов во вторжении в Россию стало "вопросом скорее дней, чем месяцев".

Но для Вильсона предпочтительнее был план отправки миссии американских, британских и французских граждан с целью организовать систему бартера, чтобы "не позволить коммерческим интересам эксплуатировать русских". Этот вариант решения российского вопроса получил поддержку в государственном департаменте в июне 1918 г.13 июня сотрудник государственного департамента Гордон Очинклосс в письме президенту отметил, что стремительность, с которой разворачиваются события в России, требует от администрации немедленных действий. Очинклосс предлагал создать комиссию по выяснению реальной ситуации в Сибири под руководством Герберта Гувера, которая должна была "рассмотреть предложения о военной интервенции". Письмо Очинклосса получило одобрение Лансинга, Хауза и Уайзмэна и, по мнению автора письма, это предложение было более походящим для Соединенных Штатов.

Предложенная комиссия Гувера не могла встретить одобрения в Лондоне, так как, отправляя комиссию, Соединенные Штаты отказывались от участия в военной кампании в России. Но Гувер как руководитель миссии, который "не был сентименталистом" и был пробритански ориентирован, возможно, мог убедить Вильсона в необходимости военной интервенции. Хауз, Ридинг и Уайзмэн предполагали, что "Комиссия помощи русским" должна была сопровождаться американскими вооруженными силами, так как она была бы "бессмысленна без сопровождения военной силы, которая является аккомпанементом для нее". Они были уверены, что президент рассматривал вариант военной экспедиции в Россию и обдумывал план активных действий. Так или иначе, он находился на перепутье и, по замечанию военного секретаря государственного департамента Ньютона Д. Бэйкера, принял решение об участии в военных экспедициях только под влиянием дипломатических факторов.

Несмотря на то что американская администрация долгое время выступала против военного вторжения в Советскую Россию, организатором интервенции советская историография выделяла именно "англо-американский империализм", что не соответствует фактам. Решение о вторжении в Россию было принято Великобританией и Соединенными Штатами самостоятельно друг от друга.

Если первые шаги к интервенции были сделаны британским кабинетом уже в марте-апреле 1918 г., то американская дипломатия до лета 1918 г. лавировала между британскими военными целями и мирным курсом советского правительства. Летом 1918 г. американское отношение к России стало негативно окрашиваться в связи с политикой большевиков, направленной на установление диктатуры пролетариата и принудительное распространение советской власти на всю территорию бывшей Российской империи, сопровождавшейся нарушением прав человека и частнособственнических отношений. Кроме того, победы красногвардейцев на севере в первой половине апреля 1918 г., наступление Красной Гвардии в Забайкалье и на Уссурийском фронте, принятие 29 мая 1918 г. декрета о всеобщей мобилизации в Красную армию усиливали позиции большевиков и обеспечивали распространение советской власти на большую часть России.

Личное мнение президента Вильсона также повлияло на принятие решений о присоединении Соединенных Штатов к интервенции в Россию. Он был отрицательно настроен к диктаторским режимам, которые, по его мнению, должны быть уничтожены. В конце мая Лансинг отмечал, что "Соединенные Штаты готовы направить свои отряды, если генерал Фош даст согласие".3 июня данное сообщение было передано послу Ридингу.

Таким образом, стоявшие в начале 1918 г. перед Соединенными Штатами и Великобританией три альтернативных решения: ничего не предпринимать, ждать приглашения большевиков, создать русское правительство в эмиграции, летом 1918 г. были уже отброшены, так как не соответствовали реальной цели планируемой интервенции - уничтожить большевизм и ликвидировать Советы. Оставался четвертый - вторгнуться в Россию против желания большевиков. В июне начинается практическое планирование американо-британской интервенции на север России.

Чтобы предотвратить односторонние действия японцев в России, Вильсон предложил отправить в Россию 7 тысяч японских солдат одновременно с 7 тысячами американских, которые должны были объединиться с 50 тысячами чехов. После принятия решения о начале переговоров с японцами Лансинг сообщил об этом послам союзников. Ридинг выразил недовольство тем, что Соединенные Штаты действуют без консультации с союзниками, и сделал вывод, что он должен сообщить об одностороннем понимании плана интервенции своему правительству. Вильсон предупредил его о том, что такое сообщение должно "создать затруднения" и обещал, что возможность объединения должна возникнуть в тот момент, когда будет получен ответ от Японии. Частично утешенный Ридинг предостерег Лондон от выражения протеста и передал мнение Лансинга о том, что "эта экспедиция может в итоге означать создание русского фронта".

Ллойд Джордж не воспринял американский демарш, так как этот план, по его мнению, был "нелепым и неполным с точки зрения достижения целей союзников". Министр военного кабинета лорд Милнер был расположен более благожелательно к американским предложениям. До сообщения об американском плане он сообщил Уайзмэну, что если Вильсон не согласится на крупномасштабное вторжение, то, вероятнее всего, следующим шагом будет воссоединение британских отрядов с чехами и начало оказания союзниками помощи в восстановлении и утверждении порядка в Сибири.

Таким образом, раздражение Лондона по поводу самостоятельных дипломатических действий американской администрации говорит о том, что в этот период американо-английские отношения вступили в стадию кризиса. Уайзмэн, общаясь по этому вопросу с официальными лицами Лондона, старался замаскировать противоречия между позицией Вильсона и Ллойд Джорджа. Позиция Вильсона раскрывалась в телеграмме, написанной в основном Уайзмэном и отправленной 12 июля премьер-министру под именем Ридинга: "Президент и американский народ во много раз больше симпатизировали русской революции, чем европейцы, и, тем не менее, боялись, что интервенты стремятся создать определенную форму русского правительства. Президент все еще противодействует интервенции, но согласен с переходом к каким-либо действиям, и он сейчас готов взять на себя руководство более масштабными действиями".

Рассматривая ситуацию в России, весной 1918 г. американская администрация по-прежнему делала вывод, что "военное вмешательство добавит беспорядка и усугубит ситуацию" и может помешать реализации главной цели - победе над Германией. Этот вывод соответствовал личной позиции президента Вильсона о том, что нельзя вмешиваться во внутренние дела другого государства, нарушая принцип самоопределения наций. Но летом 1918 г. отношение президента к России изменилось, вне зависимости от того, поверил он бумагам Сиссона или воспринял их как необходимый козырь для американской дипломатии в данный момент. Предполагаемый в 1917-начале 1918 гг. проект американо-российского союза в будущих международных отношениях, который еще до последнего момента разрабатывался в кабинетах Белого Дома, был уничтожен. Это было связано с внутренней политикой большевистского правительства: началом раскулачивания, всеобщей национализацией крупных промышленных предприятий и предприятий железнодорожного транспорта, убийством царской семьи, принятием конституции революционного типа.

Эти обстоятельства и давление со стороны союзников вынудили Вильсона обратить внимание на то, что "военные действия в России допустимы", так как они могли содействовать чешским отрядам объединиться и обеспечить "безопасность военных складов, которые могут впоследствии быть необходимы российским силам". Поэтому Соединенные Штаты были "готовы предоставить незначительные силы", чтобы помочь "русскому народу в организации их собственной обороны". Таким образом, соглашаясь на вторжение в Россию, американская администрация показала, что ее действия будут ограничены поставленными задачами. Записка государственного департамента от 17 июля стала последним мирным дипломатическим документом по русской проблеме.

Летом 1918 г. наступило время активных действий. Пока американское и японское правительства решали вопрос о руководстве вторжением в Сибирь, Великобритания продолжила активные действия в России. Британская экономическая миссия под руководством сэра Уильяма Юіарка была отозвана военным кабинетом из Сибири и заменена 10 июля военной миссией под руководством генерала Альфреда Нокса, который еще в начале 1918 г. составил план формирования просоюзнической армии из антибольшевистски настроенных офицеров царской армии.

июня на Парижской конференции было принято решение о расширении интервенции на севере России и поручении британскому командованию возглавить северный экспедиционный корпус союзных войск. К началу июля в Мурманске было сосредоточено около 8 тыс. чел. иностранных войск, количество которых к августу значительно выросло. Антибольшевистские силы приступили к формированию "славянско-британского батальона" и "мурманской добровольческой армии".6 июля по соглашению с Юрьевым Мурманский совет разорвал все отношения с Советской властью, что обеспечивало дальнейшую оккупацию Севера России. Дальнейшая интервенция на севере России проходила по трем направлениям: северодвинскому (вдоль р. Сев. Двина к Котласу и Вятке) - на соединение с белогвардейскими войсками; железнодорожному (вдоль железной дороги Архангельск-Вологда); петрозаводскому (вдоль железной дороги Мурманск-Петроград). Но наступление иностранных и белогвардейских войск было остановлено отрядами Красной армии, которые к осени были объединены в 6-ю армию, вошедшую в Северный фронт.

Первые американские отряды (около 9 тыс. чел.) высадились во Владивостоке 16 августа, где они обнаружили 25-й Миддлсекский полк армии Соединенного королевства, которые прибыли туда 3 августа.12 августа британский представитель в разговоре с Лансингом отметил, что из-за "критического" положения чешской армии британское правительство намерено послать еще вооруженные силы.

В связи с этими событиями в августе 1918 г. президент Вильсон начал "ощущать то, что союзники пытаются бросить его в политику, которую он отказывается принимать" Он инструктировал Лансинга обратиться к союзникам и отметить, что он не признает ту комбинацию военного командования, которую они пытаются создать в Сибири. Но этот жест президента уже не был воспринят.

Таким образом, достигнуть дипломатического согласия в русском направлении между Соединенными Штатами и Великобританией не удалось. Обе державы осуществляли самостоятельные действия по отношению к Советской России. Зимой-весной 1918 г. Соединенные Штаты пытались достигнуть дипломатического соглашения с большевистским правительством и не предпринимали никаких активных действий. Великобритания сочетала военное давление с попытками дипломатического воздействия на большевистское правительство. Военное вторжение в Россию Соединенными Штатами и странами-союзницами летом 1918 г. было предпринято с целью ликвидации власти большевиков и установления контроля над определенной российской территорией.

В сентябре Вильсон начал ощущать, что "контроль за русской ситуацией ускользает из его рук". Лансинг заверил, что русская политика Америки полностью была выражена в меморандуме союзным правительствам, где он показал отношение к военной операции в Мурманске как к неудаче и назвал союзные надежды на восстановление фронта вдоль Волги "несбыточными". Поэтому США должны отказаться от оказания помощи русским людям на неопределенный срок. Бальфур в ответ на меморандум заявил, что британские военные не согласны с этим выводом, и их отряды будут "благородно поддерживать своих друзей из Европейской России".

В итоге, осенью 1918 г. весь Дальний Восток был занят иностранными и белогвардейскими войсками. В октябре 1918 г. британские войска достигли Иркутска и соединились с мятежным чехословацким корпусом, активно участвовавшим осенью 1918 г. в боях с Красной Армией. Но в этот период внимание государственных деятелей стран Антанты переключилось на проблему окончания войны в связи с грядущей капитуляцией Германии, поэтому Соединенные Штаты уже не стали комментировать этот шаг англичан.

Компьенское перемирие от 11 ноября 1918 г. определило, что все германские войска, находящиеся на территориях, "входивших до войны в состав России, должны равным образом вернуться в пределы Германии. как только союзники признают, что для этого настал момент, приняв во внимание внутреннее положение этих территорий". Таким образом, 12 статья свидетельствует о том, что союзники уже не рассматривали Россию как самостоятельное государство, способное представлять свои интересы на международной арене, и планировали принять решение относительно ее территории.

После подписания Компьенского перемирия военное вмешательство стран Антанты в Россию расширилось и приобрело новые формы. Отряды Соединенных Штатов и Великобритании действовали как автономно, так и совместно с контрреволюционными силами, оказывая им материальную помощь. При белогвардейских генералах и атаманах состояли иностранные военные советники и инструкторы, которые координировали действия белогвардейских и интервенционистских войск. При штабе "верховного правителя России" Колчака, который захватил Сибирь, также находились военные иностранные миссии. В формировании и снабжении колчаковской армии активную роль играл английский генерал А.В. Нокс.

Таким образом, окончание мировой войны позволило сконцентрировать основные силы союзников и США на решении русского вопроса вплоть до вывода в январе-апреле 1920 г. союзных и американских войск с Дальнего Востока.

Подводя итог, можно прийти к следующим выводам. В 1918 г. американо-английские отношения сопровождались расхождениями и согласованием действий в вопросах решения русской проблемы.

В 1918 г. американо-английская дипломатия стала активно разрабатывать русское направление. Объединяющим фактором в американо-английских отношениях в 1918 г. было то, что оба государства не исключали дипломатическую возможность решения русской проблемы. Правильные шаги в этом вопросе могли обеспечить руководящие позиции по завершении войны. С британской стороны миссия Локхарта стала дополнением планированию вооруженной интервенции. В свою очередь американская администрация первоначально пыталась найти компромиссное решение, исключающее вооруженную интервенцию. Вторжение в Россию противоречило принципам, которые были установлены отцами-основателями и закреплены в доктрине Монро. Поэтому вплоть до мирной конференции англичане, рассматривая вопрос активных действий, делали вывод, что "Вильсон все еще основательно поддерживает политику "ничего не предпринимать" ("do nothing")".

Препятствием на пути согласования интересов обеих стран в русском вопросе было то, что Лондон планировал начало военной кампании в Россию уже в январе 1918 г. и рассчитывал вынудить большевистское руководство восстановить восточный фронт. Одновременно с этим, восстановление мощи России не входило в планы британского кабинета, который, пользуясь условиями мировой войны и русской революции, стремился ослабить прежнего соперника на международной арене. Поэтому английская интервенция в Россию была неизбежна.

Для США вторжение в Россию стало вынужденным шагом. Государственный департамент оценивал проблему вторжения с точки зрения интересов государства, поэтому в мае 1918 г. он стал склоняться к вторжению в

Россию. Это решение было связано с тем, что Соединенные Штаты могли потерять завоеванные в 1914-1917 гг. экономические и политические позиции в антигерманском блоке. Присоединение к этой кампании было необходимым условием для участия Вашингтона в создании новой модели мирового порядка. Таким образом, оба государства были заинтересованы в согласовании действий в 1918 г., преследуя собственные цели. Неудача совместной интервенции в Россию привела к тому, что в результате Первой мировой войны Вильсон не смог реализовать свои внешнеполитические идеи и новый мировой порядок не получил поддержки со стороны объединенной американо-английской дипломатии. В этих условиях создание прочного американо-английского союза в противовес зарождающимся диктаторским режимам было невозможно.

Список литературы

1. "Круглый стол": Первая мировая война и ее воздействие на историю XX века [Текст] // Новая и Новейшая история. - 1994. - № 4-5.

1. Айрапенян М.Э. Первая мировая империалистическая война. 1914-1918 [Текст] / М.Э. Айрапенян, П.Ф. Кабанов. - М: Изд-во "Просвещение", 1964.
2. Алексеева И.В. Агония Сердечного Согласия: Царизм, буржуазия и их союзники по Антанте. 1914-1917 [Текст] / И.В. Алексеева. - Л.: Лениздат, 1990.
3. Беговатов А.И. Цели британского империализма и маневры британской дипломатии в первой мировой войне [Текст] / А.И. Беговатов. Автореферат дис. канд. ист. наук. - Л., 1981.
4. Бжезинский 3. Великая шахматная доска: господство Америки [Текст] / 3. Бжезинский. - М.: Международные отношения, 1999.
5. Болховитинов Н.Н. Доктрина Монро. (Происхождение и характер) [Текст] / Н.Н. Болховитинов. - М.: Изд-во ИМО, 1959.
6. Васюков В.С. Предыстория интервенции. Февр. - 1917 - март 1918 [Текст] / В.С. Васюков. - М.: Политиздат, 1968.
7. Виноградов В.Н. Еще раз о новых подходах к истории первой мировой войны [Текст] / В.Н. Виноградов // Новая и Новейшая история. - 1995. - № 5.

9. Виноградов Ю., К.Б. Буржуазная историография первой мировой войны. Происхождение войны и международные отношения. 1914-1917 [Текст] / К.Б. Виноградов. - М.: Соцэкгиз, 1962.

.И. Виноградов, К. Б.Д. Ллойд Джордж [Текст] / К.Б. Виноградов. - М: "Мысль", 1970.

. США: политическая мысль и история [Текст]. - М.: Изд-во "Наука", 1976.

. Виноградов К.Б. Очерки английской историографии нового и новейшего времени [Текст] / К.Б. Виноградов. - Л.: Изд-во Ленингр. унив-та, 1975.

.О. Виноградо, К.Б. Рецензия на кн. Первая мировая война: дискуссионные проблемы истории [Текст] / К.Б. Виноградов. - М.: Наука, 1994 // Новая и Новейшая история. - 1995. - № 2.

. Внешняя политика США в первой половине XX века [Текст]: межвуз. сб. научных трудов / под ред.В.К. Фураева. - СПб.: Образование, 1996.

. Внешняя политика США в последней трети XIX века [Текст]: межвузов, сб. научных трудов / под ред.В.К. Фураева. - Л.: ЛГПИ, 1991.

. Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства [Текст] / П.В. Волобуев. - М.: Изд-во Академии наук СССР, 1962.

.П. Ганелин, Р.Ш. Россия и США. 1914-1917 [Текст] / Р. ШГанелин. - Л.: Наука, 1969.

. Ганелин Р.Ш. Советско-американские отношения в конце 1917-начале 1918 г. [Текст] / Р.Ш. Ганелин. - Л.: Наука, 1975.

. Гвишиани Л.А. Советская Россия и США (1917-1920) [Текст] / Л.А. Гвишиани. - М.: Изд-во "Международные отношения", 1970.

. Гершов 3.М. Вудро Вильсон [Текст] / 3.М. Гершов. - М.: Мысль, 1983.21. Гершов 3.М. "Нейтралитет" США в годы первой мировой войны [Текст] / 3.М. Гершов. - М: Соцэкгиз, 1962.

. Гражданская война и военная интервенция в СССР [Текст]. Энциклопедия. Гл. ред.С. С. Хромов. - М.: Советская Энциклопедия, 1983.

. Дементьев, И.П. Идейная борьба в США по вопросам экспансии (на рубеже ХГХ-ХХ вв.) [Текст] / И.П. Дементьев. - М.: Изд-во Моск. унив., 1973.

. Европейская политика США в конце Х1Х-начале XX вв [Текст]: межвуз. сб. научных трудов. - Л.: ЛГПИ им.А.И. Герцена, 1989.

. Елизаров, И.Ю. Идеологический фактор во внешней политике В. Вильсона (1913-1918) [Текст] / И.Ю. Елизаров. - Автореферат дис. канд. ист. наук. - Л., 1990.

1. Ерофеев, Н.А. Очерки по истории Англии.1815-1917 [Текст] / Н.А. Ерофеев. - М.: Изд-во ИМО, 1959.
2. Ерофеев, Н.А. Попытки англо-американского соглашения в феврале 1916 г. [Текст] / Н.А. Ерофеев // Изв. АН СССР. - Сер. 1948. - Т.1.

28. Жданов, Ю.В. Дипломатия Эдуарда Грея и основные направления внешней политики Великобритании в 1905-1916 гг. [Текст] / Ю.В. Жданов. - Автореферат дис. канд. ист. наук. - Л., 1986.

. Зубок, Л.И. Очерки истории США (1877-1918) [Текст] / Л.И. Зубок. - М.: Госуд. изд-во полит, лит-ры, 1956.

. Иванченко, А.В. Общественно-политические структуры США и проблемы европейского миропорядка [Текст] / А.В. Иванченко. - Дис. канд. ист. наук. - Екатеринбург, 1998.

31. Иванян, Э.А. Белый дом: президенты и политика [Текст] / Э.А. Иванян. - М.: Изд-во полит, лит-ры, 1979.

. Иноземцев, Н.Н. Внешняя политика США в эпоху империализма [Текст] / Н.Н. Иноземцев. - М.: Госполитиздат, 1960.

. Историография новой и новейшей истории [Текст] / под ред. И.С. Галкина, И.П. Дементьева и др. - М.: Изд-во Моск. уни-та, 1968.

. Историческая наука в XX в. Историография истории нового и новейшего времени стран Европы и Америки [Текст] / под ред. И.П. Дементьева, А.И. Патрушева. - М.: Простор, 2002.

. История внешней политики и дипломатии США.1867-1918 [Текст]. - М.: Наука, 1997.

. История дипломатии [Текст] / под ред.В.П. Потемкина. - М.; Л.: Госуд. изд-во полит, лит-ры, 1945. - Т.2. Дипломатия в Новое время (1872-1919).

. История дипломатии [Текст]. - 2-е изд. - Т.1-5. - М: Изд-во полит, лит-ры, 1965. - Т.

. Дипломатия на первом этапе общего кризиса капиталистической системы.38. История первой мировой войны. 1914-1918 [Текст]: в 2-х т. / под ред. И.И. Ростунова. - М.: Наука, 1975. - Т.1. - 446 с; Т.2.

. История США [Текст]: в 4-х т. / под ред. Г.Н. Севостьянова. - М.: Наука, 1983-1987. - Т.2.1877-1918. - М.: Наука, 1985.

. Козенко, Б.Д. История США [Текст] / Б.Д. Козенко, Г.Н. Севостьянов. - Самара: Изд-во Самарского обл. ИПКПРО, 1994.

. Козенко, Б.Д. Отечественная историография первой мировой войны [Текст] / Б.Д. Козенко // Новая и Новейшая история. - 2001. - № 3.

. Кузьмин, Г.В. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Военно-политический очерк [Текст] / Г.В. Кузьмин. - М.: Воениздат, 1958.

. Кунина, А.Е. Миф о миролюбии США [Текст] / А.Е. Кунина, Б. И. Марушкин. - М: Изд-во социально-политической литературы, 1960.

. Лан, В.И. США от первой до второй мировой войны [Текст] / В.И. Лан. - М.: "Наука", 1976. - 493 с.45. Лафибер, У. Американская историография внешней политики США [Текст] /У. Лафибер // Новая и новейшая история. - 1993. - № 1.

. Ленин, В.И. Полное собрание сочинений [Текст] / В.И. Ленин. - 5-е изд. - М.: Государственное изд-во политической литературы, 1974. - Т.35.

. Ленин, В.И. Соч. [Текст] / В.И. Ленин. - 4-е изд. - М: Государственное изд-во политической литературы, 1955. - Т.28.

. Малахаев, В.И. Американская буржуазная историография о причинах вступления США в первую мировую войну и политике американской делегации на парижской мирной конференции 1919 г [Текст] / В. И. Малахаев. - Дис. канд. ист. наук. - Томск, 1982.

. Мальков, В.Л. Вудро Вильсон и Новая Россия (февраль 1917-март 1918 г) [Текст] / В.Л. Мальков // Новая и Новейшая история. - 1999. - № 6. - ; 2000 - №1. -

. Мишина, Е.А. Вудро Вильсон: идеалист, империалист, агрессор? [Текст] / Е. А. Мишина // США: экономика, политика, идеология. - 1990. - № 5.

. Найда, С.Ф., Советская историография гражданской войны и иностранной военной интервенции в СССР [Текст] / С.Ф. Найда, В.П. Наумов. - М.: Изд- во Моск. ун-та, 1966.

. Паррингтон, Л. Основные течения американской мысли [Текст] / Л. Паррингтон. - Т.3. - М.: Изд-во иностранной литературы, 1963.

. Первая мировая война. Сб. статей [Текст]. - М.: Изд-во "Наука", 1968

. Первая мировая война: дискуссионные проблемы истории [Текст]. - М.:

"Наука", 1994.

. Первая мировая война: история и психология [Текст]: материалы рос. научн. конференции 29-30.11.1999. г. С-Петербург. - СПб.: Нестор, 1999.

. Первая мировая война: политика, идеология, историография [Текст]. - Куйбышев: ЮТ, 1990.

. Первая мировая война: Пролог XX века [Текст] / отв. ред.В.Л. Мальков. - М.: "Наука", 1999.

. Писарев, Ю.А. Новые подходы к изучению первой мировой войны [Текст] / Ю.А. Писарев // Новая и Новейшая история. - 1993. - № 3.

. Покровский, М.Н. Империалистическая война [Текст]: сб. статей. 1915-1927/М.Н. Покровский. - М.: Изд-во коммун, акад. тип. "Эмес", 1928. - 296 с.60. Проблемы источниковедения внешней политики США [Текст] / отв. ред. А.А. Фурсенко. - М.; Л.: ЛОИИ, 1987.

. Решающие победы советского народа над интервентами и белогвардейцами в 1919 г [Текст]: сб. статей / под ред. С.Ф. Найда, Д.А. Коваленко. - М.: Госполитиздат, 1960.

. Романов, В.В. Вудро Вильсон и внешнеполитическая мысль США. 1913-1921 [Текст] / В.В. Романов. - Автореферат дис. канд. ист. наук. - СПб., 1994.

. Россия и Запад. Формирование внешнеполитических стереотипов в сознании российского общества первой половины XX века [Текст] / отв. ред. А.В. Голубев. - М: РАН, 1998.

. Согрин, В.В. Идеология в американской истории [Текст] / В.В. Согрин. - М.: Наука, 1995. - 238 с.68. Согрин, В.В. Мифы и реальности американской истории [Текст] / В.В. Согрин. - М.: Мысль, 1986.

1. Согрин, В.В. Современная историография Великобритании [Текст] / В.В. Согрин, Г.И. Зверева, Л.П. Репина. - М.: Наука, 1991.
2. Соловьев, О.Ф. Великий Октябрь и его противники. О роли союза Антанты с внутренней контрреволюцией в развязывании интервенции и гражданской войны (Окт. - 1917 - июль 1918) [Текст] / О.Ф. Соловьев. - М.: Мысль, 1968.

71. Спатарель, И.К. Против черного барона [Текст] / И.К. Спатарель. - М.: Воениздат, 1967.

. Степанов, А. Россия в первой мировой войне [Текст] / А. Степанов // Свободная мысль - 1994. - № 9.