Виды соучастников преступления

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ВИДЫ СОУЧАСТНИКОВ ПРЕСТУПЛЕНИЯ И
ИХ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Квалификационная работа

         Научный руководитель:

Допущено к защите  

“____”___________2004 г.

 Зав. кафедрой

________

Ижевск, 2004

Введение                                                                                                                                         3

1. Российское законодательство о соучастии                                                     8

1.1. Развитие российского законодательства о соучастии                                                8

1.2. Понятие и значение института соучастия                                                                    17

1.3. Признаки соучастия                                                                                                            29

1.4. Виды соучастников                                                                                                             42

2. Ответственность соучастников преступления                                             61

2.1. Основания и пределы ответственности соучастников                                             61

2.2. Специальные вопросы ответственности соучастников                                            68

2.3. Проблема обоснования причинной связи при соучастии в совершении  преступления            79

3. Вопросы совершенствования законодательства в  области соучастия в преступлении                                                                                                                            99

Заключение                                                                                                                               116

Список литературы                                                                                                              122

Введение

Современному периоду становления в России новых социально-экономических отношений в условиях разбалансированного законодательства характерны интенсивный рост преступности и активное проявление ее организованных форм. Это во многом определяет государственную уголовно-правовую политику и понуждает законодателя и правоприменительные органы активизировать деятельность по усилению уголовно-правовой борьбы, прежде всего с групповой и организованной преступностью. Поиск путей совершенствования уголовно-правовых средств, способных противодействовать групповой и организованной преступной деятельности, признается приоритетным

Данному направлению уголовно-правовой политики сегодня придается серьезное значение. К числу концептуальных идей, положенных в основу реформы уголовного законодательства, отнесено более последовательное законодательное регулирование основания и дифференциации уголовной ответственности. Так, в основополагающей норме (ст.2 УК РФ) закреплено принципиальное положение о том, что для осуществления стоящих перед уголовным законом задач устанавливается основание уголовной ответственности и ее принципы. Законодательному установлению основания уголовной ответственности и разграничению (дифференциации) уголовно-правовых последствий для соучастников преступления впервые в российском уголовном законе посвящена отдельная глава. При этом специалисты отмечают, что новеллы главы 7 УК РФ «Соучастие в преступлении» вплотную касаются групповых и организованных форм преступности, противодействию которой придается первостепенное значение[1].

Кроме того, многократно увеличив количество составов Особенной части УК, содержащих квалифицирующие признаки блока «группа лиц», законодатель существенно дифференцировал ответственность соучастников в зависимости от способа соединения их преступных действий.

Указанные и другие нововведения призваны законодательно обеспечить адекватное противодействие групповой и организованной преступности. Однако анализ данных свидетельствует о наличии существенного разнобоя на разных стадиях уголовного судопроизводства, что отрицательно сказывается на правоприменительной деятельности.

Обобщением судебной практики выявлено, что примерно по каждому третьему делу из числа уголовных дел о преступлениях, совершенных в соучастии различных форм, допускаются ошибки, способные повлечь (или уже повлекли) отмену либо изменение судебного приговора Причем большинство ошибок связано либо с неправильным определением характера и степени фактического участия соучастника в преступлении, либо формы и вида соучастия Квалификация по признаку совершения преступления организованной группой находит в судах подтверждение только в отношении 18,3% от числа лиц, действия которых органами предварительною следствия были квалифицированы по указанному квалифицирующему признаку.

Все это свидетельствует о реально существующей проблеме применения на практике принципов дифференциации и индивидуализации ответственности за преступления, совершенные в соучастии.

Актуальность избранной темы также обусловливает широко признанное суждение, что концепция дифференциации уголовной ответственности, названная «принципиальным направлением последней отечественной уголовно-правовой реформы»[2], предполагает не только расширение правоприменительных возможностей индивидуализации ответственности и наказания виновных, но и разработку законодателем оптимальных уголовно-правовых последствий за преступные деяния при построении уголовно-правовых санкций Но, как справедливо отмечалось в литературе, «на пути реализации идеи дифференциации уголовной ответственности возникли определенные трудности».

По этим причинам предметом дипломной работы, помимо общих проблем основания и дифференциации уголовной ответственности стали специальные вопросы особенностей установления основания ответственности соучастников преступления и дифференциации уголовно-правовых последствий для лиц, виновных в совместной преступной деятельности

Комплексное исследование названных уголовно-правовых институтов в рамках учения о соучастии позволяет достаточно репрезентативно показать их особенности в зависимости от различных форм и видов соучастия, а также выявить насколько всесторонне и полно эти особенности отражены в уголовном законе

Объектом исследования являются уголовно-правовые нормы, связанные с установлением основания и принципов уголовной ответственности, а также нормы, регламентирующие ответственность и наказание за соучастие в преступлении

Предметом исследования выступают диспозиции и санкции статей Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации, в которых содержатся квалифицирующие признаки совершения преступления группой лиц группой лиц по предварительному сговору, организованной группой, а также содержащих составы преступного сообщества (преступной организации)

Целями дипломной работы являются комплексное, с позиций уголовно-правовой науки, исследование основания и дифференциации уголовной ответственности соучастников преступления и достижение на этой основе возможности дальнейшего научно-теоретического развития концепции соучастия, а также разработки практических предложений, направленных на совершенствование законодательства и правоприменительной деятельности

Для достижения целей были поставлены следующие задачи

-   раскрыть понятие соучастников преступления и проследить его эволюцию в современном уголовном праве;

-   показать теоретический и правоприменительный аспекты проблем характеристики видов соучастников;

-   подвергнуть анализу законодательное определение основания уголовной ответственности,

-   раскрыть особенности установления основания уголовной ответственности соучастников преступления и их зависимость от форм и видов соучастия,

-   раскрыть особенности дифференциации ответственности соучастников преступления,

-   показать взаимозависимость классификации форм и видов соучастия и дифференциации ответственности соучастников,

-   по результатам анализа сформулировать практические рекомендации по совершенствованию уголовно-правовых норм о соучастии в преступлении

Методологическую основу исследования составили положения, выработанные в философии, социологии, социальной психологии, филологии, истории и теории права, уголовном, уголовно-процессуальном гражданском и административном праве, криминологии. При исследовании использовались следующие методы диалектический, формально логический, историко-правовой, а также ряд частно-научных методов познания сравнительно-правовой, формально-юридический, системно-структурный анализ, статический, анкетирование и другие

Теоретической базой работы послужили научные исследования ученых-криминалистов прошлого и настоящего периодов времени Г. Е. Колоколова, С.П. Познышева, Н.Д. Сергеевского, Н.С. Таганцева, И.Я. Фойницкого, Н. Борзенкова, Ф.Г. Бурчака, Б.В. Волженкина, Р.Р. Галиакбарова, П.И. Гришаева, И. Долговой, Н.Д. Дурманова, С.Г. Кетиной, М.И. Ковалева, И.Я. Козаченко, В.С. Комиссарова, А.И. Коробеева, Т.В. Коробова, Г.А. Кригера, В.Н. Кудрявцева, Н.Ф. Кузнецовой, Т.А. Лесниевски-Костаревой, И.П. Малахова, А. Пионтковского, Н.А. Стручкова, П.Ф. Тельнова, А.И. Трайнина, Б.С. Утевского, П.А. Фефелова, А.П. Чутаева, М.Д. Шаргородского и других.

Положения и выводы исследования основываются на Конституции Российской Федерации, уголовном законодательстве РФ и некоторых зарубежных стран. В работе использовалась опубликованная практика Верховных Судов СССР и РФ по вопросам, относящимся к исследуемой теме.

Эмпирическую основу исследования составили результаты обобщений уголовных дел о преступлениях, совершенных организованной группой и группой лиц по предварительному сговору. Использовались статистические данные, отражающие динамику судимости за групповые преступления по ведущим регионам РФ.

Автор видит новизну результатов выполненной работы в том, что дипломная работа представляет собой одну из попыток комплексного исследования уголовно-правовых аспектов проблем основания и дифференциации ответственности соучастников преступления, выполненного  с учетом последних достижений правовой науки в области борьбы с групповой и организованной преступностью.

1. Российское законодательство о соучастии

1.1. Развитие российского законодательства о соучастии

В действующем гражданском и арбитражном процессуальном законодательстве в ряде случаев предусматривается возможность возникновения в процессе сложной структуры множественности заинтересованных по делу лиц и их требований (ст.40, 42, 43; п.3 и 4 ст.151 ГПК РФ; ст.46, 47, 50, 51; п.2 ст.130 АПК РФ). Процессуальное соучастие (ст.40 ГПК РФ и ст.46 АПК РФ) занимает в этом ряду особое место благодаря тесной взаимосвязи общих субъективных прав или обязанностей соучастников. Указанные нормы под процессуальным соучастием понимают возможность предъявления иска в суд общей юрисдикции и (или) арбитражный суд совместно несколькими истцами либо к нескольким ответчикам.

Соучастие в процессе, возникшее путем соединения исков нескольких истцов или исков к нескольким ответчикам, т.е. соединение по субъектам процесса, принято называть субъективным соединением исков. Его следует отличать от объективного соединения, суть которого состоит в том, что одно лицо предъявляет к другому несколько исковых требований; в таком производстве соединение происходит по объекту процесса, по этому признаку оно и получает свое наименование. Вопросы объективного соединения исков относятся к учению об иске. Институт соучастия касается лишь субъективного соединения исков.

Вопросы соучастия рассматривали в своих работах М.А. Викут, М.А. Гурвич, Д.М. Чечот, М.С. Шакарян и другие ученые-процессуалисты; соучастию посвятили свои диссертационные исследования Т.Е. Абова и А.Б. Монахов.

Они отмечали, что важным, квалифицирующим институт соучастия признаком является возможность сосуществования материально-правовых требований (обязанностей) нескольких истцов (ответчиков). Этим свойством соистцы и соответчики отличаются от участвующих в деле первоначального истца и третьего лица, заявляющего самостоятельные требования на предмет спора, первоначального ответчика и второго ответчика, привлеченного к участию в деле при замене ненадлежащего ответчика, т.е. от сторон с взаимоисключающими требованиями. Все соучастники - надлежащие истцы и ответчики.

Кроме того, для соучастия характерно, что не исключающие друг друга материально-правовые требования нескольких истцов или к нескольким ответчикам рассматриваются в одном процессе.

Следовательно, под процессуальным соучастием понимается участие в одном и том же производстве нескольких истцов (соистцов) или нескольких ответчиков (соответчиков), права требования либо обязанности отвечать по иску которых не исключают друг друга.

Нормы действующего процессуального законодательства сформулированы так, что допускают соучастие либо на стороне истца, либо на стороне ответчика. Поскольку не исключается множественность как управомоченных, так и обязанных субъектов в рамках единого многосубъектного материального правоотношения (например, п.1 ст.308 ГК РФ), нет оснований считать, что невозможна смешанная множественность на сторонах истца и ответчика одновременно в одном гражданском деле. В связи с этим в указанных статьях ГПК РФ и АПК РФ было бы целесообразно обозначить два союза - или (и).

В юридической литературе процессуальное соучастие определяется по-разному. Под ним понимается:

-   соединение нескольких лиц на стороне истца или ответчика;

-   множественность лиц на истцовой или ответной стороне;

-   два или несколько лиц на стороне истца или ответчика;

-   участие в одном деле на стороне истца или ответчика нескольких лиц, имеющих спор с противоположной стороной;

-   участие в одном деле нескольких истцов или несколько ответчиков, состоящих друг с другом в одном многосубъектном спорном материальном правоотношении или в самостоятельных материальных правоотношениях.

Три первые определения объединяет одна идея: соучастием считается множественность лиц на истцовой или ответной стороне. С этим можно согласиться, правда, то же самое характерно не только для участия сторон в деле. Ведь речь идет не о материально-правовой, а о процессуальной множественности лиц. Когда на истцовой или ответной стороне участвуют третьи лица, не заявляющие самостоятельные требования на предмет спора, тоже наличествует множественность лиц, участвующих в деле, но не соистцов и соответчиков.

Четвертое понятие хотя и ограничивает этот институт множественностью сторон в процессе, а не любых участвующих в деле лиц, но все же применимо не только к соучастию, а, например, и к участию первоначального истца и третьего лица, заявляющего самостоятельные требования, которые находятся в состоянии спора о праве с противоположной стороны.

Пятое определение наиболее полно раскрывает сущность соучастия. Привлекательно в этом определении и то, что автор попытался положить в его основу позитивный признак. Но в нем, во-первых, центр тяжести с процессуальной стороны вопроса перенесен на материально-правовую, а во-вторых, не совсем точно воспроизводится существенная для процесса материально-правовая связь соучастников между собой.

Некоторые процессуалисты при определении процессуального соучастия смешивают понятие "субъективные права и обязанности" с понятием "интерес", в то время как субъективное право, опираясь на интерес, само интересом не является. Юридический интерес служит основанием к вступлению в процесс. Его сущность состоит в том, что решение суда может отразиться на правах и обязанностях лица, возбуждающего процесс или принимающего в нем участие. Именно в силу этих причин категория "интереса" не может быть положена в основу понятия процессуального соучастия, так как интересы соучастников могут оказаться по объему шире их субъективных прав и правовых обязанностей, т.е. выйдут за рамки дозволенного государством и обществом.

Признаком, позволяющим отграничивать процессуальное соучастие от института третьих лиц и от одновременного участия в процессе надлежащих и ненадлежащих сторон, является отсутствие противоречий между соучастниками, совместимость их требований и возражений. В соответствии с этим процессуальное соучастие определяется как участие в одном и том же процессе нескольких истцов или ответчиков, права требования или обязанности которых не исключают друг друга.

Если обратиться к истории, то видно, что русский дореволюционный закон не запрещал нескольким истцам, защищающим одно общее право, предъявлять ряд исков к одному ответчику; точно так же один истец мог предъявлять ряд исков к отдельным правонарушителям.

Однако разъединение одного процесса на ряд процессов затрудняло судебное разбирательство: приходилось для каждого дела особо назначать заседания, вызывать и выслушивать одних и тех же свидетелей, экспертов.

Всю эту работу суд мог исполнять сразу, если все исковые притязания были соединены в одном исковом прошении.

Субъективное соединение исков, таким образом, вело к упрощению и ускорению производства, а равно к уменьшению расходов. Наконец, оно имело ту выгоду, что суд одновременно разрешал все претензии, а это исключало возможность вынесения противоречивых решений по одному и тому же делу.

Но совместное ведение нескольких дел имело и свои неудобства. Если бы закон не ставил никаких границ субъективному соединению исков, то несколько истцов могли бы в целях сокращения расходов соединять в одном процессе самые разнородные претензии, а это осложнило бы деятельность суда, которому было бы трудно ориентироваться в обстоятельствах дела. Вот почему в теории дореволюционного процессуального права часто ставился вопрос: когда соучастие желательно и допустимо, а когда оно нежелательно и недопустимо?

В отношении условий допустимости соучастия законодательная практика выработала две системы - французскую и немецкую (Германия, Австрия). В соответствии с французской системой закон не связывал судью какими-либо ограничивающими указаниями, когда такое соучастие допустимо, и предоставлял, таким образом, вопрос о допустимости или недопустимости соучастия в конкретном производстве дискреционному усмотрению суда, рассматривающему дело по существу. Соучастие согласно этой системе являлось чисто процессуальным институтом: оно вытекало не из материально-правовых отношений сторон, а из соображений удобства процесса.

Иначе смотрела на соучастие немецкая система. В германском и австрийском кодексах сам закон устанавливал для соучастия условия, а именно общность права или единство основания требования.

Общность материального права создавало в процессе отношение товарищества в иске.

Надо заметить, этот термин широко использовался в теории и в дореволюционной России. Товарищество в тяжбе (Streitgenossenschaft, litis consortium) понималось как совместное ведение несколькими лицами одного дела, причем эти лица относительно процессуальных действий равноправны между собой и образуют одну сторону с истцом (active Streitgenossenschaft) или с ответчиком (passiv Streitgenossenschaft).

Для такого участия было необходимо, чтобы эти лица или состояли в правовом сообществе, или притязания их были между собой в такой связи, что не только предмет и фактические и юридические основания спора, но и исковые требования были общи или однородны и подлежали бы производству в одном и том же порядке.

Правда, нельзя сказать, что русские ученые-процессуалисты однозначно относились к использованию данного термина в теории и на практике. Так, К. Малышев отвергал термин "исковое товарищество", допуская выражение "тяжебный союз", и употреблял понятие "соучастие". Однако И. Энгельман считал последний термин слишком общим. Он говорил, что термины "союз" и "товарищество" вполне отражают суть тех отношений, которые существуют между соучастниками.

"За" и "против" той и другой системы высказывались многие русские ученые-процессуалисты. Но решающим соображением против системы французского права было то, что, не фиксируя условий, при которых допускалось соучастие, она ставила в затруднительное положение суд и порождала на практике недоразумения и неудобства для самих же тяжущихся, которые не имели возможности предугадать усмотрение суда в каждом конкретном случае.

Этим объясняется то, что на практике обычным путем устанавливались некоторые материальные условия соучастия, например требования взаимной связи между заявленными требованиями.

То же наблюдалось и в России. Наш Устав гражданского судопроизводства (ст.15) допускал соучастие, но умалчивал о том, при каких условиях несколько лиц могут составлять одну сторону в процессе.

При разрешении этого вопроса суд исходил из запрещения закона (ст.258 Устава) смешивать в одном исковом прошении иски, вытекающие из разных оснований.

Отсюда судебная практика сделала вывод, что несколько лиц могли в одном и том же деле быть совместно истцами и ответчиками лишь при условии, если, во-первых, право или обязанность, составлявшие предмет спора, вытекали для всех из одного и того же основания и, во-вторых, все лица на одной стороне имели одно общее право на предмет спора.

Под общностью оснований иска понималось единство правопроизводящего факта: общее наследование, заключение договора, совместное причинение одного деликта и т.п.

Если предмет спора составлял общее право нескольких лиц или их общую обязанность, точно так же, если исковые притязания или обязанности вытекают из одного основания, то имело место естественное соучастие.

Этому "естественному" соучастию противопоставлялось искусственное соучастие, которое имело место тогда, когда предметом иска были однородные притязания или обязанности, вытекающие из однородного, но не общего основания.

Когда имелся ряд однородных оснований, каждый субъект права являлся совершенно независимым от другого: тот или другой ответ суда по вопросу о праве одного субъекта нисколько не предрешал решения суда по делу другого потерпевшего. А если учесть, что одним из главных оснований допущения соучастия в процессе была опасность вынесения противоречивых решений при раздельном рассмотрении претензий, вытекающих из одного общего основания, то напрашивается вывод: этому оправданию допущения соучастия при однородности оснований не было места на практике; несогласие в решениях по таким искам, предъявленным и рассмотренным отдельно, никакого значения не имело.

Субъективное соединение исков, имевшее лишь однородные основания, ничем не было оправдано, особенно в случаях, когда ответчики по месту своего жительства неподсудны одному суду или когда иски по цене своей подсудны разным судам. Исключение составляла лишь ст.126 Общего Устава Российских железных дорог, которая закрепляла, что если у одного и того же или у разных мировых судей одновременно оказывалось в производстве несколько дел по искам к одной или нескольким железным дорогам, начатых одним и тем же лицом и вытекающих из однородных оснований, то по требованию каждой дороги-ответчицы все эти дела должны были соединяться в одно производство и рассматриваться в том суде, которому дело подсудно по общей сумме, представляемой ценами всех соединяемых исков вместе.

Надо, однако, признать, субъективное соединение исков, имевших только однородные основания, в некоторых случаях представляло те же удобства, что и соучастие при общности основания исков.

Никаких абсолютных правил здесь не устанавливалось. Так как в таких случаях руководствовались соображениями целесообразности, то вопрос о допущении или недопущении соучастия по однородным основаниям иска решался в каждом конкретном случае судом. Он мог допустить такое соучастие, если противная сторона не возбуждала об этом спора.

Резюмируя сказанное, можно сделать вывод, что дореволюционные законы и практика исходили из следующего. Если иски вытекали из одного общего основания, то соединение их безусловно должно было быть допущено, хотя бы суд и находил такое соединение неудобным или противная сторона возражала. Если же соединенные иски имели только однородные основания, такое соединение допустимо, если суд не нашел к тому препятствий и противная сторона не заявила спора.

Субъективное соединение исков, таким образом, допускалось лишь ради удобства и упрощения процесса: каждому соучастнику на той и на другой стороне не запрещалось выступать в суде отдельно и независимо от других соучастников, если он находил это для себя удобным. Поэтому соединение притязаний нескольких лиц в одном производстве не производило никакого внутреннего существенного изменения в процессуальном положении соучастников, и каждый из них оставался столь же независимым и самостоятельным по отношению к остальным, как если бы он вел процесс самостоятельно.

Каждый защищал свои права и не являлся представителем других соучастников, поэтому его действия не служили ни в пользу, ни во вред остальным истцам или ответчикам. Например, если на суде признавался какой-либо факт, то это признание имело силу доказательства только в отношении того, кем оно было сделано (ст.482 Устава гражданского судопроизводства). Однако вместе с тем единство процесса как системы судебных действий, направленных на разрешение в одном производстве исковых требований всех соучастников, не позволяло рассматривать соучастников как чужих друг к другу лиц. Процессуальные действия одного соучастника оказывают влияние на процессуальное положение других. Например, если в суд явились не все соответчики, то решение не считалось заочным (ст.721 Устава); или если некоторые соучастники подали апелляционную жалобу, то остальные могли присоединиться к ней, не подавая самостоятельных апелляций (ст.766 Устава).

Кроме того, в дореволюционной судебной практике часто встречались случаи "привхождения" новых исков. В течение процесса к существующему процессуальному отношению могло присоединиться другое, вызванное новым иском, и слиться с ним в одно отношение. Одна из разновидностей такого "привхождения" - присоединение соучастника.

Лицо, имевшее право быть соучастником с самого начала процесса, но не являвшееся таковым - либо потому, что оно не предъявило иска вместе с первоначальным истцом, либо потому, что истец не привлек его, - могло присоединиться к процессу в ходе его. Такое присоединение было возможно в виде вступления по собственной инициативе лица, имеющего нераздельное право или нераздельную обязанность с одной из сторон. Этот случай, как правило, характеризовался тем, что в нем решение по делу распространяло свою силу на вновь присоединяющегося (квалифицированное соучастие). Ввиду того что решение по данному делу должно было иметь полную силу и против лица, имеющего нераздельные права и обязанности с одной из сторон, это лицо имело полное основание вступать в процесс. Но не в силу этого интереса он вступал в процесс, а в силу права, ему принадлежащего. Его право и есть право стороны, его обязанность - обязанность стороны; судебное решение являлось не условием его права и обязанности, а прямо могло "поразить" это право или наложить обязанность. Наконец, никаких препятствий для вступления заинтересованного лица в уже начавшийся процесс не могло быть уже по тому соображению, что если лицо, имеющее только интерес в исходе процесса, могло вступить в него, то лицу, имеющему право, было предоставлено право на такое вступление.

Что касается современного процессуального права, то, несмотря на практическую значимость института процессуального соучастия и упоминание о нем в нескольких статьях процессуальных кодексов, определение этого понятия законодательством не установлено. Его дает наука гражданского процессуального права, опираясь на нормы материального права, подлежащие применению при разрешении гражданских дел, а также на судебную практику. Институт процессуального соучастия исследовался учеными-процессуалистами как в свете норм о соучастии ГПК РСФСР 1923 г. и 1964 г., так и на базе действующего материального законодательства.

Арбитражный процессуальный кодекс РФ, введенный в действие с 1 сентября 2002 г., в отличие от АПК РФ 1995 г. использует термин "процессуальное соучастие", что, безусловно, следует рассматривать как важный шаг для развития арбитражного процессуального законодательства. Тем не менее само определение процессуального соучастия по-прежнему отсутствует, и это вызывает определенные трудности на практике. Вот почему целесообразно законодательно закрепить определение соучастия или его характерные признаки. По этому пути уже пошли разработчики Гражданского процессуального кодекса РФ, вступившего в силу с 1 февраля 2003 г., включив в ст.40 следующие положения:

"1. Иск может быть предъявлен совместно несколькими истцами или к нескольким ответчикам (процессуальное соучастие).

2. Процессуальное соучастие допускается, если:

1) предметом спора являются общие права или обязанности нескольких истцов или ответчиков;

2) права и обязанности нескольких истцов или ответчиков имеют одно основание;

3) предметом спора являются однородные права и обязанности".

Нормы действующего процессуального законодательства сформулированы так, что допускают соучастие либо на стороне истца, либо на стороне ответчика. Поскольку не исключается множественность как управомоченных, так и обязанных субъектов в рамках единого многосубъектного материального правоотношения, нет оснований считать, что невозможна смешанная множественность на сторонах истца и ответчика одновременно в одном процессе. Так, п.1 ст.308 ГК РФ закрепляет возможность участия в обязательстве в качестве каждой из его сторон кредитора или должника - одновременно нескольких лиц. В связи с этим в ст.46 АПК РФ и в ст.40 ГПК РФ, посвященных процессуальному соучастию, было бы целесообразно обозначить два союза - или (и).

1.2. Понятие и значение института соучастия

УК РФ 1996 г. определяет соучастие как "умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления" (ст. 32). В данном определении законодатель отражает специфические признаки, которыми характеризуется совместная преступная деятельность, в отличие от случаев индивидуального совершения преступления. На протяжении всей истории развития отечественного уголовного права, начиная с первого крупного исследования профессора О.С.Жиряева[3], институт соучастия является одним из наиболее сложных и дискуссионных в учении о преступлении и в целом в теории уголовного права. и в целом в теории уголовного права. Еще известный российский ученый Г.Е.Колоколов отмечал, что соучастие составляет венец общего учения о преступлении и справедливо считается труднейшим разделом уголовного права[4]. Соответствующая оценка института соучастия обусловлена тем, что, как и правомерная, преступная деятельность может выполняться не только одиночными лицами, но и несколькими лицами, объединяющими свои усилия. Анализ статистических данных за последнее десятилетие свидетельствует о постоянном росте преступлений, совершаемых в соучастии. Так, если в 1991 г. в России было зарегистрировано 213 951 преступление, совершенное группой, то в 1996 г. - уже 345 464, в 1998 г. - 359 887 преступлений, в 2000 г. - 374 262, а в 2002 г. - 450 930[5]. В соучастии совершаются наиболее тяжкие и сложные преступления (насильственные, корыстно-насильственные)[6].

Соучастие в преступлениях следует отличать от случаев совершения преступлений вследствие стечения действий нескольких лиц, хотя и направленных на один и тот же объект, но действующих отдельно друг от друга и не объединенных единым умыслом. Существо соучастия известный русский ученый Н.С.Таганцев выразил следующим образом: "...к соучастию относятся лишь те совершенно своеобразные случаи стечения преступников, в коих является солидарная ответственность всех за каждого и каждого за всех; в силу этого условия учение о соучастии и получает значение самостоятельного института"[7].

Исторически служебная функция института соучастия прежде всего выражалась в обосновании уголовной ответственности лиц, которые сами непосредственно преступления не совершали, но в различных формах оказывали содействие его выполнению. В уголовном законодательстве это достигалось путем определения видов соучастников и дифференциации их ответственности.

Установления, определявшие ответственность соучастников в связи с совершением конкретных преступлений, ранее других были сформулированы в Русской Правде. Так, в ст. 31 Краткой редакции (по Академическому списку) сказано: "А если (кто-либо) украдет коня или волов или (обокрадет) дом, да при этом крал их один, то платить ему гривну (33 гривны) и тридцать резан; если воров будет 18 (даже 10), то (платить каждому) по три гривны и по тридцать резан платить людям (княжеским)[8]. В Уголовном уложении Российской империи 22 марта 1903 г. соучастию были посвящены всего 2 статьи, в которых соучастниками признавались исполнители, подстрекатели и пособники (ст. 51), а также выделялись такие формы соучастия, как сообщество и шайка, и определялись условия ответственности их членов (ст. 52). В Особенной части Уложения предусматривалась ответственность за участие в публичном скопище (ст. 121-123), сообществе (ст. 124-127), за участие в шайке, созданной в определенных целях (ст. 279), а в качестве квалифицированных видов преступлений выделялось совершение их в составе сообщества (например, ст. 102). Ответственность за недонесение о совершении тяжкого преступления и укрывательство предусматривалась в главе 7 Уложения.

В советский период законодательное определение понятия соучастия впервые было дано в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР. Согласно ст. 21 "за деяния, совершенные сообща группою лиц (шайкой, бандой, толпой), наказываются как исполнители, так и подстрекатели и пособники". Однако УК РСФСР 1922 г., 1926 г., Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. определения общего понятия соучастия не содержали, а лишь выделяли соучастников (подстрекателей, пособников и исполнителей), в отношении которых устанавливались в качестве общих принципов применения наказания: а) степень участия лица в совершении преступления; б) степень опасности совершенного деяния и в) степень опасности лица, участвовавшего в данном преступлении. В Особенной части УК предусматривались групповые преступления как элементы квалифицированных составов и отдельно устанавливалась ответственность за такие формы попустительства, как укрывательство и недонесение.

Вместе с тем в 30-50-е гг. правоприменительная практика нередко расширяла границы соучастия. Так, например, введенная в действие 8 июня 1934 г. ЦИК СССР ст. 58-1а (измена Родине) в теоретическом плане и в практическом значении применительно к институту соучастия истолковывалась в виде "широкого" понятия соучастия, для которого не требовалось устанавливать ни наличия вины, ни причинной связи между действиями каждого соучастника и наступившим преступным результатом. Один из главных идеологов такой трактовки соучастия А.Я.Вышинский считал неприемлемым применение при ответственности за соучастие общих принципов уголовной ответственности. В своей работе он писал: "Правильный сам по себе, этот принцип неприменим в вопросе о соучастии, если соучастие понимать не в узком смысле этого слова, т.е. не как участие нескольких лиц в совершении общими усилиями одного или нескольких преступлений, а понимать его в широком смысле слова, т.е. как совокупность действий многих или нескольких лиц, не только вызвавших данный преступный результат, но и в той или иной мере и степени, прямо или косвенным образом, посредственно или непосредственно предопределивших или облегчивших наступление преступного результата"[9]. Таким образом, умышленный характер соучастия выхолащивался, отрицалась необходимость причинной связи между действиями соучастников и преступным результатом, а институт соучастия заменялся некой безграничной и неопределенной причастностью к совершению преступления.

Итог активному, хотя и не всегда последовательному развитию института соучастия был подведен принятием в 1958 г. Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик. Согласно ст. 17 Основ, воспроизведенной без изменений в ст. 17 УК РСФСР 1960 г., соучастием признавалось "умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления" Кроме того, Основы ввели новую фигуру соучастников - организатора, а также признали пособничеством лишь заранее обещанное укрывательство.

Основы уголовного законодательства Союза ССР и республик 1991 г. редакционно и по существу уточнили понятие соучастия, определив его как "умышленное совместное участие двух и более лиц в совершении умышленного преступления". В 1994 г. УК РСФСР 1960 г. был дополнен ст. 17-1, а которой шла речь о групповом совершении преступления. Понятие соучастия, сформулированное в Основах 1991 г., было воспроизведено в ст. 32 УК РФ 1996 г.

Действующий УК РФ существенно расширил регламентацию института соучастия, введя новые, ранее неизвестные, нормы, в которых дается определение видов соучастников и форм соучастия, в том числе и новой - преступного сообщества (преступной организации). Кроме того, сформулированы правила квалификации соучастия, предусмотрена норма об эксцессе исполнителя (ст. 33-36), а групповое совершение преступления предусмотрено в качестве обстоятельства, отягчающего наказание (п. "в" ч. 1 ст. 63). Недонесение о преступлении декриминализировано. Заранее не обещанное укрывательство рассматривается как конкретное преступление против правосудия. Групповое совершение преступления расценивается в качестве квалифицированного или особо квалифицированного вида конкретных преступлений (например, ст. 105, 158 УК), либо образует конститутивный признак отдельных преступлений (см., например, ст. 208, 209, 210 УК, которые предусматривают уголовную ответственность за само создание формирования, банды или сообщества или участие в них).

Аналогичное УК РФ определение понятия соучастия содержится и в ст. 34 Модельного Уголовного кодекса стран СНГ. Страны СНГ при определении понятия соучастия пошли по разному пути. Так, УК Республики Узбекистан 1994 г. (ст. 30), Республики Таджикистан 1998 г. (ст. 35), Республики Беларусь 1999 г. (ст. 16) содержат такое же определение понятия соучастия, а по УК Кыргызской Республики 1997 г. соучастием признается "совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления". Кроме того, УК Республики Узбекистан выделяет в Общей части институт укрывательства, а УК Кыргызской Республики - прикосновенность к преступлению (заранее не обещанное несообщение и заранее не обещанное укрывательство). Оригинальный подход продемонстрирован в Уголовном законе Латвийской Республики 1998 г., где понятие соучастия сформулировано более узко по сравнению с вышесказанным. В ст. 18 данного Закона (Участие в преступном деянии нескольких лиц) наряду с термином "соучастие" используется и термин "участие": "Совместное умышленное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступного деяния является участием или соучастием". При этом участием (соисполнительством) в ст. 19 признаются "сознательные преступные действия, которыми, сознавая это, двое или несколько лиц (т. е. группа) непосредственно совершили умышленное преступное деяние. Каждое из этих лиц является участником (соисполнителем) преступного деяния". Соучастием, согласно ч. 1 ст. 20 Закона, "признается умышленное действие или бездействие, которым лицо (соучастник) совместно с другим лицом (соисполнителем) участвовало в совершении умышленного преступного деяния, но само не являлось непосредственным исполнителем. Соучастниками преступного деяния являются организаторы, подстрекатели и пособники".

В современных УК зарубежных стран понятия соучастия, как правило, не дается. Так, УК ФРГ, Франции, США, Республики Польша лишь определяют соучастников преступления (п. 25-27 УК ФРГ, ст. 121-4-121-7 УК Франции, ст. 18 УК Республики Польша 1997 г.). Согласно п. 2 разд. 18 Свода законов Соединенных Штатов Америки исполнители: "а) Тот, кто совершает посягательство против Соединенных Штатов или помогает его совершению, подстрекает, дает советы, руководит, побуждает или обеспечивает его совершение, подлежит наказанию как исполнитель данного посягательства. b) Тот, кто умышленно вызывает совершение действия, которое, будь оно совершено непосредственно им или другим лицом, считалось бы посягательством против Соединенных Штатов, наказывается как его исполнитель". Кроме того, в п. 3 и 4 выделяются пособник после факта совершения посягательства и недоноситель, а при описании конкретных преступлений называется и укрыватель. В соответствии со ст. 29 УК Испании 1995 г. "соучастниками являются лица, не указанные в предыдущей статье, которые, совершая определенные действия одновременно или во время, предшествующее преступлению, тем самым участвуют в совершении преступления".

Отражением дискуссионности института соучастия является и то обстоятельство, что не существует единства взглядов по вопросу о том, является ли сформулированное в ст. 32 УК РФ законодательное определение соучастия универсальным и, следовательно, охватывающим все случаи совершения одного преступления несколькими лицами или же оно должно касаться только тех его форм, когда между соучастниками существует распределение ролей. По справедливому замечанию Ф.Г.Бурчака, этот вопрос имеет преюдициальное значение, поскольку от его решения зависят и подход ко всем проблемам соучастия и сама конструкция норм Общей части, регулирующих этот институт[10].

В специальной литературе ряд исследователей ограничивают сферу действия понятия соучастия только Общей частью УК. Так, Ю.А.Красиков считает, что статьи УК о соучастии и условиях уголовной ответственности за соучастие в преступлении не могут распространяться на статьи Особенной части УК, в которых содержатся признаки преступления, совершенного группой лиц, организованной группой и т.д. Он полагает, что в этих случаях законодательство ограничивает сферу всеобщности, универсальности норм (ст. 32-36 УК) Общей части. Если в действиях каждого соучастника имеются признаки того или иного вида преступления, описанного в статье Особенной части, то содеянное виновным надлежит квалифицировать лишь по данной статье Особенной части. Нормы Общей части (ст. 32-36) на эти случаи не распространяются[11]. Как представляется, высказанная точка зрения не имеет оснований в действующем УК РФ и не вписывается в современную доктрину уголовного права. Нормы Общей части УК потому и названы общими, что они относятся ко всем без исключения формам преступной деятельности.

Поэтому следует согласиться с мнением тех авторов, которые считают, что законодательное понятия соучастия является общим нормативным положением в отношении всех случаев совместной преступной деятельности[12]. С другой стороны, признаки соучастия являются необходимыми для любой разновидности совместной преступной деятельности виновных, для любого группового образования, предусмотренного в качестве конструктивного признака конкретного состава преступления.

Критикуемая позиция опровергается и судебной практикой. Так, согласно п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. N 1 "О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)" "предварительный сговор на убийство предполагает выраженную в любой форме договоренность двух или более лиц, состоявшуюся до начала совершения действий, непосредственно направленных на лишение жизни потерпевшего. При этом, наряду с соисполнителями преступления, другие участники преступной группы могут выступать в роли организаторов, подстрекателей или пособников убийства, и их действия надлежит квалифицировать по соответствующей части ст. 33 и п. "ж" ч. 2 ст. 105 УК РФ"[13].

Сложным является вопрос о юридической природе соучастия. В теории уголовного права сложились две устоявшиеся концепции юридической природы соучастия. Одна из них имеет в основе акцессорную природу (от лат. accessorium - "дополнительный", "несамостоятельный") характера соучастия. Сторонники другой теории рассматривают соучастие как самостоятельную форму преступной деятельности. Существо акцессорной природы соучастия выражается в том, что центральной фигурой соучастия признается исполнитель, деятельность же остальных соучастников является вспомогательной, лишенной самостоятельного значения. Оценка действий соучастников и их ответственность полностью зависят от характера действий исполнителя и его ответственности: наказуемы действия исполнителя - наказуемы и действия соучастников, если же исполнитель не привлекается к ответственности, то не может наступать ответственность и соучастников. Кроме того, наказуемость соучастников должна наступать по той статье, которая предусматривает действия исполнителя. Активным сторонником логической акцессорности в уголовном праве выступает М.И.Ковалев. В своей работе он приходит к выводу, что состав преступления выполняется непосредственным исполнителем, остальными же соучастниками "сам состав преступления не выполняется", а в действиях подстрекателей и пособников есть некий "общий состав преступления", который и определяет их ответственность[14].

С некоторыми оговорками акцессорную теорию, как лежащую в основе ответственности по российскому уголовному праву, поддерживает и А.В.Наумов. Вместе с тем он признает, что ответственность соучастников, будучи в основном зависимой от ответственности исполнителя, все же в определенной мере носит самостоятельный характер[15]. Однако большинство авторов критически оценивают данную концепцию[16].

Одним из основополагающих принципов уголовного права является индивидуальная ответственность лица за совершение преступления. Согласно ст. 8 УК лицо может быть подвергнуто мерам уголовно-правового характера только тогда, когда оно совершит деяние, содержащее все признаки состава преступления, предусмотренного Уголовным кодексом. Однако это не означает равную ответственность соучастников. Принцип равенства граждан перед законом (ст. 4 УК) следует понимать в смысле равных оснований привлечения к уголовной ответственности. Индивидуализация ответственности применяется лишь в отношении лица, совершившего преступление, и преследует цель оптимального выбора меры уголовно-правового воздействия. В частности, согласно ч. 1 ст. 34 УК "ответственность соучастников преступления определяется характером и степенью фактического участия каждого из них в совершении преступления". Поэтому основания и пределы ответственности соучастников лежат не в действиях исполнителя, а в действиях, совершенных лично каждым соучастником. Примером может служить эксцесс исполнителя, при котором остальные соучастники отвечают не за фактически содеянное исполнителем, а в пределах, ранее обговоренных ими. При смерти исполнителя, его невменяемости или недостижении им возраста уголовной ответственности либо освобождении от уголовной ответственности на основании ст. 75, 76 УК соучастники, тем не менее, привлекаются к уголовной ответственности на общих основаниях за виновное совершение ими общественно опасного деяния. Признаки, характеризующие исключительно личность исполнителя, не могут вменяться иным соучастникам. Данная позиция нашла свое отражение в законодательстве и судебной практике. Следует также отметить, что добровольный отказ исполнителя от совершения преступления отнюдь не означает исключение ответственности других соучастников (см. особенности добровольного отказа соучастников). О зависимости ответственности соучастников от ответственности исполнителя можно говорить лишь в том смысле, что исполнитель реализует преступные намерения соучастников, и если ему не удается осуществить это намерение, достичь преступного результата, то ответственность остальных соучастников, так же как и для исполнителя, наступает за приготовление или покушение на преступление.

Признание соучастия особой формой преступной деятельности влечет за собой решение и другого важного вопроса, имеющего значение для выработки направлений уголовной политики государства в области борьбы с совместной преступной деятельностью и назначения законного и справедливого наказания виновным лицам. Речь идет об определении уровня социальной опасности преступления, совершенного в соучастии. В доктрине уголовного права по этому вопросу были высказаны различные точки зрения. Так, по мнению М.Д.Шаргородского, соучастие не усиливает и не ослабляет ответственности и вообще оно "не является квалифицирующим или отягчающим обстоятельством"[17]. По мнению П.И.Гришаева и Г.А.Кригера, соучастие во всех случаях характеризуется более высокой степенью общественной опасности[18]. Большая часть высказанных в литературе мнений выражает третью компромиссную точку зрения. Так, представитель этой группы ученых Р.Р.Галиакбаров пишет: "Но утверждать, что соучастие в преступлении всегда повышает общественную опасность содеянного, нельзя. Из этого правила бывают исключения, особенно при совершении преступления исполнителем совместно с пособником и другими предусмотренными Законом соучастниками"[19].

Мы полагаем, что дискуссионность данного вопроса носит несколько надуманный характер. Социальная оценка содеянного (характер и степень общественной опасности) выражается в наибольшей степени и прежде всего в назначенном наказании. Объективно уровень опасности совершенного в соучастии преступления всегда будет выше, нежели общественная опасность деяния, выполненного индивидуально действующим лицом уже в силу того непреложного факта, что это деяние совершается не одним лицом, а совместными усилиями двух или более лиц. Поэтому в числе обстоятельств, отягчающих наказание (п. "в" ч. 1 ст. 63 УК), законодатель и указывает на совершение преступления в составе группы лиц, группы лиц по предварительному сговору, организованной группы или преступного сообщества (преступной организации). Однако в соответствии с принципами уголовного права социальная оценка (следовательно, и назначаемая мера наказания) дается не содеянному абстрактной группой лиц в целом, а действиям конкретно определенных и персонифицированных лиц. При этом на меру наказания, назначаемого конкретному виновному лицу, оказывает влияние не только факт совершения преступления в соучастии, но и значительное количество других факторов, таких, например, как степень участия лица в совершенном преступлении, личностные качества виновного, отягчающие и смягчающие обстоятельства и т.д. Поэтому в конкретном случае набор и оценка других факторов могут "перевешивать" то обстоятельство, что преступление совершено в соучастии и, следовательно, мера назначенного наказания соучастнику законно и справедливо будет назначена при прочих равных условиях ниже, чем индивидуально действующему лицу. Представляется, что с учетом данного обстоятельства Пленум Верховного Суда РФ в п. 2 постановления от 11 июня 1999 г. N 40 "О практике назначения судами уголовного наказания" и сформулировал следующее положение: "С учетом характера и степени общественной опасности преступления и данных о личности суду надлежит обсуждать вопрос о назначении предусмотренного законом более строгого наказания лицу, признанному виновным в совершении преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой, преступным сообществом (преступной организацией), тяжких и особо тяжких преступлений, при рецидиве, если эти обстоятельства не являются квалифицирующим признаком преступления и не установлено обстоятельств, которые по закону влекут смягчение наказания.

Вместе с тем с учетом конкретных обстоятельств по делу, данных о личности следует обсуждать вопрос о назначении менее строгого наказания лицу, впервые совершившему преступление небольшой или средней тяжести и не нуждающемуся в изоляции от общества. При назначении наказания несовершеннолетним подсудимым необходимо также в каждом конкретном случае выяснять и оценивать условия жизни и быта подростка, данные о негативном воздействии на его поведение старших по возрасту лиц, уровень психического развития, иные особенности личности"[20]. К сказанному следует добавить, что если факт совершения преступления отнесен законодателем к числу квалифицирующих обстоятельств, то он уже учтен законодателем в виде более суровой меры наказания. УК Республики Беларусь в п. 9 ст. 16 прямо определяет: "Соучастники несут повышенную ответственность, если преступление совершено группой лиц, непосредственно принявших участие в его совершении (соисполнительство), либо организованной группой, либо преступной организацией".

Институт соучастия является неотъемлемой, органической частью системы норм и институтов уголовного законодательства. Следовательно, его цели и задачи определяются в соответствии с целями и задачами уголовного законодательства. Вместе с тем он имеет и свое специальное назначение, которое выражается в следующем. Во-первых, его закрепление в законе позволяет обосновать ответственность лиц, которые сами непосредственно не совершали преступление, но определенным образом способствовали его выполнению. Тем самым он позволяет определить круг деяний, непосредственно не предусмотренных в нормах Особенной части УК, но представляющих общественную опасность и, следовательно, требующих уголовно-правового реагирования. Во-вторых, он позволяет определить правила квалификации действий соучастников. Наконец, в-третьих, выработанные им критерии позволяют индивидуализировать ответственность и наказание в отношении лиц, принимавших то или иное участие в совершении преступления, в соответствии с принципами законности, виновности и справедливости мер уголовного преследования.

1.3. Признаки соучастия

В теории уголовного права при характеристике признаков соучастия их принято делить на объективные и субъективные[21].

При всех нюансах их определения в специальной литературе к объективным признакам относят количественный (множество субъектов) и качественный (совместность их деятельности), к субъективным - совместность умысла в совершении умышленного преступления[22].

Объективные признаки:

а) признак множественности субъектов означает, что в совершении преступления должно участвовать два и более лица. Причем следует оговорить, что законодатель использует термин "два и более лица" именно в списке главы 4 УК, т.е. имея в виду лиц, подлежащих уголовной ответственности. Поэтому для привлечения к ответственности за соучастие в совершении преступления необходимым является не просто установление наличия двух и более лиц, но и установление вменяемости и достижения возраста уголовной ответственности для каждого из соучастников вне зависимости от того, какую он роль выполнял в соучастии.

Между тем в судебной практике длительное время доминировала иная точка зрения, высказанная Верховным Судом РСФСР при обобщении судебной практики по делам о грабеже и разбое: "Действия участника разбойного нападения или грабежа, совершенные по предварительному сговору группой лиц, подлежат квалификации соответственно по ч. 2 ст. 90, п. "а" ч. 2 ст. 91, ч. 2 ст. 145, п. "а" ч. 2 ст. 146 УК РСФСР (п. "а" ч. 2 ст. 161 и 162 УК РФ 1996 г.), независимо от того, что остальные соучастники преступления в силу ст. 10 УК РСФСР (ст. 20 УК РФ 1996 г.) или по другим предусмотренным законом основаниям не были привлечены к уголовной ответственности"[23].

Теоретическое обоснование такого подхода в судебной практике сквозь призму группового способа совершения преступления было предпринято Р.Р.Галиакбаровым[24]. После принятия УК РФ 1996 г. с небольшими оговорками эту позицию поддержал А.В.Наумов[25].

Однако большинство авторов справедливо подвергали критике указанную позицию[26].

Действительно, в судебной практике достаточно часто встречаются такого рода случаи, и действительно, общественная опасность содеянного отличается по сравнению со случаями, когда преступление совершается одним человеком. Однако более принципиальным, по нашему мнению, является другое обстоятельство. Положения Общей части, относящиеся к институту соучастия, носят универсальный характер и поэтому должны применяться во всех случаях, когда речь идет о групповом преступлении, в том числе и в Особенной части УК. Совершение преступления группой лиц - это не просто отягчающее (квалифицирующее) обстоятельство, но это еще и определенная форма соучастия, прямо выделяемая в статьях Общей части и описываемая с помощью определенных признаков. Следовательно, если при фактическом совершении преступления какой-либо признак, как в данном случае множественность субъектов, будет отсутствовать, то нельзя и говорить об институте соучастия. По нашему мнению, иного решения быть не может[27].

Например, еще в 1971 г. Г.А.Кригер писал: "Если лицо, участвовавшее в хищении, не привлекается к уголовной ответственности в связи со смертью или освобождением от уголовной ответственности, например, по основаниям, указанным в ст. 52 УК РСФСР, хищение, безусловно, может быть признано групповым. Иначе должен решаться вопрос, когда, например, один из двух участников группы оказывается невменяемым или малолетним, т.е. лицом, не достигшим требуемого уголовным законом возраста. Так как "группа" представляет собой одну из форм соучастия, а соучастие предполагает, что каждый из соучастников является лицом, способным нести уголовную ответственность, то ни невменяемые, ни малолетние не могут образовать группу в смысле квалифицирующего хищение признака"[28]. Такой же позиции придерживаются и авторы учебников, изданных в 90-х гг. Согласно ст. 20 УК устанавливается два возрастных критерия привлечения к уголовной ответственности: общий - по достижении 16 лет и исключительный в отношении ограниченного круга деяний - по достижении 14 лет. Поэтому быть соучастником в преступлениях, ответственность за которые установлена с 16 лет, могут лишь 16-летние; если же ответственность может наступать с 14 лет, то и иные соучастники могут привлекаться к ответственности по достижении этого возраста. Что же касается случаев выделения в Особенной части УК по возрастному критерию специального субъекта, например, военнослужащий - с 18 лет, то поскольку в Общей части данный возраст не выделяется, постольку соучастниками в воинских преступлениях могут быть лица, достигшие общего возраста уголовной ответственности, т.е. 16 лет.

Случаи, когда исполнитель не достиг возраста уголовной ответственности или является невменяемым, именуются посредственным причинением. Вред охраняемым отношениям причиняется здесь посредством использования лица, не подлежащего уголовной ответственности, но являющегося орудием в руках надлежащего субъекта. При этом, выполняя объективную сторону преступления посредством использования другого физического лица, не отвечающего требованиям субъекта преступления, надлежащий субъект действует умышленно[29]. УК РФ 1996 г. в отличие от предыдущих кодексов прямо выделил в ч. 2 ст. 33 таких лиц и признал их исполнителями, действия которых квалифицируются непосредственно по статьям Особенной части УК без ссылки на ст. 33 Общей части[30]. Таким образом, посредственное причинение полностью охватывается понятием единолично выполненного преступления. Поэтому, если, например, совершеннолетний умышленно использует 10-12-летнего мальчика для проникновения через форточку в квартиру в целях кражи, то его действия будут квалифицироваться по п. "в" ч. 2 ст. 158 УК как кража, сопряженная с незаконным проникновением в жилище.

б) признак совместности деятельности соучастников означает действие сообща, когда каждый соучастник своими действиями вносит свой вклад в совершение преступления. При этом соучастники могут быть как соисполнителями, когда каждый из них одновременно или в разное время полностью или частично выполняет объективную сторону преступления, так и с распределением ролей, когда объективную сторону выполняет лишь исполнитель, а остальные соучастники выступают в качестве организатора, подстрекателя или пособника. По нашему мнению, установление совместности деятельности предполагает выявление, как минимум, трех обязательных элементов:

1) взаимообусловленности деяний двух или более лиц. Конкретное участие отдельных лиц в преступлении по своему характеру может быть различным, совершаться с различной степенью интенсивности и, более того, даже может быть направлено на различные объекты. Например, П. и Ф. в соисполнительстве совершают убийство С., который является государственным деятелем. При этом П. руководствуется чувством мести на почве личных отношений, а Ф. преследует цель мести за выполнение С. государственной деятельности. Несмотря на то, что П. посягал на жизнь человека как объект уголовно-правовой охраны, а Ф. - на отношения, образующие основы конституционного строя и безопасности государства, оба они соучаствовали в одном преступлении - убийстве. При этом действия П. будут квалифицироваться по п. "ж" ч. 2 ст. 105 как совершенные группой лиц или группой лиц по предварительному сговору, а действия Ф. - по ст. 277 УК. В указанных случаях общим для соучастников является то обстоятельство, что действия каждого соучастника являются составной частью общей деятельности по совершению преступления, они взаимно дополняют друг друга в направлении совершения единого преступления. Иначе говоря, действия одного соучастника в конкретной обстановке являются необходимым условием выполнения преступления другим соучастником.

Невыполнение своих действий со стороны какого-либо из соучастников в задуманном месте, установленном времени и обстановке делает невозможным совершение соответствующего преступления либо существенным образом затрудняет его совершение.

С объективной стороны соучастие, как правило, совершается путем активных действий. Однако вместе с тем и не исключается возможность совершения преступления соучастниками (исполнителем, пособником) и в форме бездействия, когда договоренность об этом была достигнута до момента окончания преступления. Например, сторож по соглашению с другими лицами не выполняет возложенные на него обязанности по охране имущества, чем способствует хищению чужого имущества;

2) единого для соучастников преступного результата. Суть этого обязательного элемента означает, что соучастники, совершая взаимно дополняющие действия, направляют их на достижение общего для каждого соучастника преступного результата (причинение смерти, завладение имуществом и т.п.). Случаи, когда лица участвуют в совершении одного посягательства, но при этом стремятся к достижению различных последствий, не могут расцениваться как соучастие;

3) причинной связи между деянием каждого соучастника и наступившим общим преступным результатом. О соучастии как институте уголовного права можно говорить только тогда, когда единый преступный результат явился следствием совместных деяний двух или более лиц. Причинно-следственные связи при соучастии имеют определенную специфику по сравнению с причинной связью индивидуально действующего лица. Данная специфика прежде всего определяется особенностями объективной стороны совершаемого преступления. В материальных составах действия, описанные в конкретной статье Особенной части УК, выполняются лишь исполнителем (соисполнителями), действия других соучастников связаны с преступным результатом через действия исполнителя, которому они создают все необходимые условия для совершения преступления и тем самым обусловливают наступление необходимого для всех соучастников результата. При этом в продолжаемых преступлениях причинная связь возможна по отношению к любому из запланированных актов, из которых слагается данное преступление. Точно так же соучастие возможно и в длящихся преступлениях на всех стадиях его исполнения до момента окончания (явки с повинной, пресечения преступления помимо воли виновного). В формальных составах, когда законодатель не требует наступления последствий для признания деяния оконченным, достаточно установления причинной связи между деянием соучастника и деянием, совершенным исполнителем.

Соучастие возможно на любой стадии совершения преступления (в процессе подготовки преступления, в момент его начала либо в момент совершения в качестве присоединяющейся деятельности), но обязательно до момента его окончания (фактического прекращения посягательства на соответствующий объект). Данное положение вытекает из того непреложного обстоятельства, что только до окончания преступления можно говорить о наличии обусловливающей и причинной связи между действиями соучастников и совершенным преступлением. Это обстоятельство является объективным основанием ответственности соучастников и ее пределов. Единственным исключением в данном случае являются ситуации, когда действия пособника, согласно предварительной договоренности между соучастниками, начинают выполняться после совершения преступления (сокрытие похищенного имущества, орудий преступления, лица, его совершившего, и т.п.). Юридической основой признания такого лица соучастником преступления является наличие предварительной договоренности между соучастниками относительно характера и времени деятельности заранее обещанного укрывательства как одной из форм пособничества. Что касается заранее не обещанного укрывательства, то оно находится за пределами института соучастия и в определенных случаях образует самостоятельный состав преступления (ст. 316). По одному из конкретных дел Президиум Пермского областного суда указал:

"Лицо, заранее не обещавшее скрыть, приобрести или сбыть предметы, добытые преступным путем, не может быть признано пособником преступления"[31]. За пределами института соучастия находятся и такие формы прикосновенности к соучастию, как недонесение (по УК РФ 1996 г. - ненаказуемое) и попустительство (наказуемое лишь в случаях, когда лицо обязано было действовать, например, должностное лицо при злоупотреблении служебным положением).

Субъективные признаки включают в себя:

а) единство умысла соучастников. Одним из основополагающих принципов уголовного права является закрепленный в ст. 5 УК принцип вины, согласно которому лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. Применительно к институту соучастия вина, а точнее, умысел, является тем самым объединяющим началом психического отношения исполнителя и иных соучастников к совместно содеянному. По одному из конкретных дел судебными органами было указано, что "действие или бездействие, хотя и способствовавшие объективно преступлению, но совершенные без умысла, не могут рассматриваться как соучастие"[32]. Таким образом, без осведомленности о совместном совершении преступления не может быть и речи о соучастии. Вместе с тем по вопросу о характере такой осведомленности в юридической литературе высказываются две позиции. Согласно одной из них для соучастия необходима осведомленность каждого соучастника о присоединившейся деятельности других лиц (дву- или многосторонняя субъективная связь)[33]. Другие авторы полагают, что исполнитель в ряде случаев может не знать о присоединившейся деятельности подстрекателя и пособника (односторонняя субъективная связь)[34].

Проблем с основаниями и пределами ответственности исполнителя и соисполнителя не возникает, ибо он умышленно совершает деяние, предусмотренное соответствующей статьей Особенной части УК. Другое дело - пособник и подстрекатель, ответственность которых обусловлена совершенными ими действиями, способствовавшими выполнению преступления исполнителем. Для установления их ответственности за соучастие необходимо наличие умысла на совместное совершение преступления с исполнителем. При односторонней субъективной связи у пособника и подстрекателя такой умысел имеется.

Вместе с тем даже наличие двусторонней субъективной связи не требует в качестве обязательного элемента знание всеми соучастниками друг друга. Достаточно знания о наличии исполнителя преступления и о признаках, характеризующих предполагаемое деяние как преступление. Организатор, подстрекатель и пособник могут и не знать о существовании друг друга.

Соучастие, как правило, совершается с прямым умыслом, поскольку объединение психических и физических усилий нескольких лиц для совершения преступления трудно себе представить без желания совместного совершения преступления. Однако вместе с тем не исключена возможность совершения соучастия и с косвенным умыслом, например, при исполнительстве и пособничестве. Такой умысел возможен при совершении тех преступлений, в которых допускается прямой и косвенный умысел (материальные составы, в которых цель не предусматривается в качестве обязательного элемента, например, в простом убийстве).

В формальных составах, а также в тех случаях, когда цель прямо указана в диспозиции статьи или вытекает из содержания деяния (изнасилование, хищение, бандитизм), соучастие возможно только с прямым умыслом.

В отличие от индивидуально действующего лица для соучастника содержание умысла, как правило, шире, ибо предполагает включение в интеллектуальный и волевой моменты знания совместности совершения преступления.

Интеллектуальный момент умысла соучастника отражает сознание общественно опасного характера не только совершаемого им лично, но и сознание общественно опасного характера действий, совершаемых другими соучастниками, а также предвидение возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий в результате объединенных действий, выполняемых совместно с другими соучастниками. Волевой момент умысла соучастника включает в себя либо желание наступления единого для всех преступного результата, либо сознательное допущение или безразличное отношение к единому для соучастников последствию, наступившему в результате объединения их усилий.

Мотивы и цели, с которыми действуют соучастники, в отличие от общности намерения совершить преступление, могут быть и различными, что значения для квалификации не имеет, но учитывается при индивидуализации наказания. Однако в тех случаях, когда они предусматриваются в диспозиции конкретной статьи Особенной части УК в качестве обязательных, ответственность за соучастие в преступлении может наступать только для тех лиц, которые, зная о наличии таких целей и мотивов, совместными действиями способствовали их осуществлению. Например, ответственность за корыстное убийство может наступать только для тех соучастников, которые осознают наличие корыстной цели и поддерживают ее. Для соучастника, который не осознавал этого обстоятельства, ответственность наступает за некорыстное убийство; б) соучастие только в умышленном преступлении. Судебные органы в период действия УК РСФСР 1960 г. неоднократно обращали внимание на это обстоятельство. Так, в определении Судебной коллегии Верховного Суда РСФСР по делу З. указано, что при пособничестве лицо сознает, что оно способствует исполнителю в совершении конкретного преступления, предвидит, что преступный результат является для них общим и желает или сознательно допускает его наступление[35]. В отличие от определения понятия соучастия в УК РСФСР 1960 г. УК 1996 г. подчеркнул, что совместное участие возможно только в умышленном преступлении. На первый взгляд данное уточнение представляется излишним. Однако такое редакционное уточнение положило конец длительным спорам о возможности соучастия в неосторожном преступлении (неосторожном соучастии). В свое время в монографии о соучастии

А.Н.Трайнин высказал мнение, что "соучастие имеет место во всех случаях совместного совершения несколькими лицами одного и того же неосторожного преступления"[36]. Определение соучастия в Основах 1958 г. и затем в УК РСФСР 1960 г. оставляло возможность для расширительного толкования отдельных признаков соучастия. Так, М.Д.Шаргородский считал возможным соучастие в неосторожном преступлении, допуская его "в отношении тех неосторожных преступлений, где действие совершается умышленно, а результат наступает по неосторожности". Тем самым он в определенной степени поддержал точку зрения, высказанную ранее А.Н.Трайниным[37]. Сторонники данной точки зрения считали возможным неосторожное соучастие в виде умышленного участия в неосторожном преступлении; неосторожного участия в умышленном преступлении и неосторожного соисполнительства. Вместе с тем следует отметить, что основная часть ученых и судебная практика считали невозможным умышленное соучастие в неосторожном преступлении (неосторожное соучастие в умышленном преступлении) и подвергли высказанное мнение справедливой критике[38].

Позиция о соучастии в неосторожных преступлениях не только вступает в противоречие с законодательной конструкцией данного института, но и извращает саму сущность соучастия. Неосторожная вина исключает осведомленность соучастников о действиях друг друга и, следовательно, исключает возможность внутренней согласованности между действиями отдельных лиц.

Другого варианта, чем индивидуальная самостоятельная ответственность неосторожно действующих лиц, законодатель справедливо и обоснованно не предусматривает[39].

В последние годы в силу увеличения технической оснащенности человеческой деятельности, появления новой техники и технологий, когда в сфере взаимодействия человека и техники возникают ситуации наступления значительно более тяжких общественно опасных последствий в результате недобросовестного или легкомысленного отношения к своим служебным обязанностям нескольких лиц (как это было, например, при Чернобыльской аварии), проблема ответственности за неосторожное сопричинение становится все более актуальной. Об этом же свидетельствует и все более частое обращение специалистов к этой проблеме при обсуждении теоретических вопросов института соучастия[40]. В уголовно-правовой литературе в качестве специфических черт неосторожного сопричинения выделяют следующие:

-   неосторожное сопричинение - это единое преступление;

-   в таком преступлении участвуют несколько субъектов ответственности (множественность субъектов);

-   характер поведения, обусловившего наступление результата, - взаимосвязанный и взаимообусловленный;

-   создается угроза наступления или наступает единое для всех субъектов преступное последствие, предусмотренное конкретным составом;

-   имеется причинная связь между допреступным поведением и наступившим последствием;

-   посягательство совершается с неосторожной формой вины[41].

При этом авторы единодушны в трех основных положениях. Во-первых, неосторожное сопричинение обладает более высокой степенью общественной опасности в отличие от индивидуального неосторожного преступного деяния, во-вторых, в отличие от соучастия, неосторожное сопричинение представляет собой иное явление, поскольку оно не согласуется с концепцией соучастия как совместного умышленного участия нескольких лиц в совершении умышленного преступления. В УК РФ 1996 г. законодатель не воспринял идею выделения наряду с институтом соучастия и неосторожного сопричинения общественно опасных последствий как самостоятельного института, что создает определенные сложности для дифференциации ответственности и индивидуализации наказания сопричинителей вреда. Вместе с тем, учитывая более высокую степень общественной опасности такого рода действий по сравнению с индивидуальными неосторожными действиями субъектов, УК предусмотрел в ряде статей Особенной части в качестве квалифицирующих обстоятельств причинение вреда в результате ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей либо наступление последствий в отношении двух или более лиц (ст. 109, 118, 122, 238 и т.д.). Таким образом, правоприменительные органы получили возможность более строгой оценки случаев неосторожного сопричинения. В правовых системах зарубежных государств институт неосторожного сопричинения регулируется по-разному.

Так, в ч. 2 ст. 25 п. 3 УК Китайской Народной Республики 1997 г. прямо сказано: "Двое и более лиц, совместно совершивших преступление по неосторожности, не рассматриваются как соучастники преступления. Они должны нести уголовную ответственность, подвергнуться различным наказаниям в соответствии с совершенными ими преступлениями". Напротив, законодательство Франции, Англии и США допускает соучастие в неосторожном преступлении[42].

1.4. Виды соучастников

Согласно ч. 1 ст. 33 УК РФ в качестве соучастников в российском уголовном праве наряду с исполнителем признаются организатор, подстрекатель и пособник. Четырехчленная классификация соучастников была закреплена в отечественном уголовном праве с принятием Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. Такая классификация позволяет дать конкретную юридическую оценку действиям каждого соучастника и максимально индивидуализировать их ответственность и наказание. Фигура организатора, несмотря на то, что она выделялась и в теории, и в судебной практике, тем не менее в Уголовном уложении 1903 г. и в последующих законодательных актах вплоть до Основ 1958 г. не определялась. При этом следует отметить, что сущностные характеристики исполнителя, подстрекателя и пособника, носящие принципиальный характер и сформулированные в ст. 51 Уложения 1903 г., затем были восприняты советским уголовным правом и впоследствии закреплены в УК РСФСР 1922, 1926 и 1960 гг.

Установление факта совместной преступной деятельности нескольких лиц не означает последующего вывода, что каждое из этих лиц вносит одинаковый вклад в достижение общего преступного результата. Реальный вклад того или иного соучастника зависит от того, какую роль он играет в совершении преступления, с какой интенсивностью осуществляет свои действия и ряда других обстоятельств. При этом российский УК не признает обязательного смягчения уголовной ответственности для других соучастников по формальным основаниям[43].

Согласно ч. 1 ст. 34 УК ответственность соучастников преступления определяется характером и степенью фактического участия каждого из них в совершении преступления. Характер участия лица в совершении преступления определяется той функциональной ролью, которую оно выполняет при совершении преступления. Данный объективный показатель прежде всего и положен в основу выделения вышеуказанных 4 видов соучастников. Следует отметить, что подразделение соучастников на организаторов, подстрекателей, пособников и исполнителей имеет смысл применительно лишь к тем случаям, когда виновные действуют с распределением ролей. В случаях, когда два и более лица совместно выполняют объективную сторону конкретного преступления, они признаются соисполнителями. Вместе с тем и в этом случае возможно различие в характере и степени участия в преступлении отдельных соисполнителей. Имеются в виду случаи, когда один из соисполнителей одновременно выполняет функции подстрекателя, а иногда и организатора. Именно этим обстоятельством объясняется появление в теории и судебной практике фигуры инициатора преступления ("зачинщик" - по терминологии дореволюционного права), которая обозначает лицо, совмещающее при соисполнительстве функции подстрекателя и исполнителя. Говоря иначе, данное лицо можно считать идеологом совершения преступления, который не просто предлагает идею (совершение преступления), но и сам осуществляет действия по подготовке или выполнению объективной стороны конкретного преступления. Инициирующая роль такого лица должна учитываться при назначении наказания в качестве обстоятельства, отягчающего наказание (п. "г" ч. 1 ст. 63 УК).

Степень участия лица в совершении преступления зависит от его реального вклада в совместно совершаемое преступление, от интенсивности и настойчивости, с которыми тот или иной соучастник выполняет свои действия. Интенсивность действий организатора отличается от интенсивности действий пособника, и, более того, возможна различная интенсивность действий среди лиц, выполняющих одну и ту же функциональную роль (например, среди соисполнителей или пособников). Однако данная количественная характеристика не может изменить качественной оценки действий соучастника. Как бы настойчиво и решительно ни действовал пособник, без изменения характера выполняемой роли стать организатором он не может. По степени участия лица в совершении преступления выделяют главных и второстепенных соучастников. Это подразделение имеет определенное правовое значение, поскольку степень участия соучастников в совершении преступления должна учитываться при назначении наказания (ст. 63 УК). Определяя особенности назначения наказания за преступление, совершенное в соучастии, законодатель ориентирует судебные органы на обязательный учет характера и степени фактического участия лица в совершении преступления, значение этого участия для достижения цели преступления, его влияния на характер и размер причиненного или возможного вреда (ч. 1 ст. 67).

В учебной литературе характеристику конкретных видов соучастников обычно начинают не с самой опасной фигуры, например, с организатора, а с исполнителя преступления. Такой последовательности имеется логическое объяснение: исполнитель является тем лицом, которое реализует преступное намерение соучастников, это центральная фигура, которая связывает через выполнение объективной стороны конкретного преступления действия других соучастников с наступившими преступными последствиями.

Согласно ч. 2 ст. 33 УК исполнителем признается лицо, непосредственно совершившее преступление либо непосредственно участвовавшее в его совершении совместно с другими лицами (соисполнителями), а также лицо, совершившее преступление посредством использования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств, предусмотренных Уголовным кодексом. Применяя термин "непосредственное совершение преступления", законодатель тем самым ограничивает сферу исполнительства совершением действий, которыми:

-   начинается выполнение объективной стороны и

-   осуществляется объективная сторона.

По существу, такое же определение исполнителя дается в УК Республики Таджикистан и Республики Узбекистан; УК Кыргызской Республики не указывает на соисполнительство.

Из законодательного определения исполнителя следует, что таковым признаются три категории субъектов:

-   лицо, которое единолично непосредственно совершает преступление;

-   лицо, которое совместно с другими непосредственно участвует в совершении преступления;

-   лицо, которое использует для совершения преступления других лиц, в соответствии с законом не подлежащих уголовной ответственности.

Последние две категории лиц впервые закреплены в УК РФ, хотя в теории уголовного права они также относились к исполнителям. Однако отношение к ним в специальной литературе далеко не однозначное.

Некоторые авторы высказывают сомнение в целесообразности выделения этих разновидностей соисполнительства[44].

Схожее определение понятия исполнителя дается и в п.25 УК ФРГ: исполнитель - это тот, кто совершает уголовно наказуемое деяние сам или посредством другого. Если же уголовно наказуемое деяние совершают несколько лиц сообща, то каждый из них наказывается как исполнитель (соисполнитель). А УК Испании считает: "Помимо тех, кто совершает преступление сам или посредством использования другого лица как орудия, исполнителем считаются:

-   тот, кто заставляет других совершить определенное деяние;

-   тот, кто своим действием присоединяется к совершению деяния, без чего последнее не было бы совершено" (ст. 28).

Исполнитель - это лицо, которое непосредственно совершает преступление либо участвует в его непосредственном совершении совместно с другими лицами. Следовательно, данное лицо должно обладать как общими признаками субъекта преступления (быть вменяемым и достигнуть возраста уголовной ответственности), так и специальными признаками в тех случаях, когда конкретная статья, предусматривающая ответственность за совершенное им преступление, содержит указание на специальный субъект. Так, исполнителем (соисполнителем) воинского преступления может быть только военнослужащий или гражданин, пребывающий в запасе во время прохождения им военных сборов. Лицо, которое не обладает такими признаками, даже если оно выполняет объективную сторону преступления, как, например, вольнонаемное лицо, которое совместно с военнослужащим совершает насильственные действия в отношении его начальника (ст. 334 УК), не может признаваться исполнителем преступления. Вместе с тем в такого рода случаях оно несет уголовную ответственность за преступление в качестве его организатора, подстрекателя либо пособника (ч. 4 ст. 34 УК)[45].

Данный вывод находит свое подтверждение и в судебной практике. Так, в п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 г. N 6 "О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе" прямо сказано: "Взятку или предмет коммерческого подкупа надлежит считать полученными по предварительному сговору группой лиц, если в преступлении участвовали два и более должностных лица или два и более лица, выполняющих управленческие функции в коммерческой или иной организации, которые заранее договорились о совместном совершении данного преступления с использованием своего служебного положения"[46].

Соисполнительство означает, что два или более лица непосредственно выполняют объективную сторону преступления.

Соисполнительством должны признаваться как случаи, когда это простое соучастие, так и случаи, когда у каждого соисполнителя или одного из них есть иные соучастники (подстрекатели, пособники, организаторы). Однако при этом не требуется, чтобы каждый из них полностью от начала до конца выполнял объективную сторону преступления. Для признания соисполнителем достаточно, чтобы лицо хотя бы частично выполнило действия, описанные в конкретной статье Особенной части УК. Более того, это могут быть технически различные действия, и выполняться они могут в разное время. Главное, чтобы эти действия были юридически однородными - непосредственно образовывали объективную сторону преступления. Например, А. изымает со склада материальные ценности и прячет их на охраняемой территории предприятия. Через некоторое время Б., действуя по предварительной договоренности с А., вывозит на машине эти ценности за пределы предприятия. Несмотря на то, что в данном случае существует различие в характере совершаемых действий А. и Б., а также разрыв во времени, оба они являются соисполнителями кражи, совершенной по предварительному сговору группой лиц (п. "а" ч. 2 ст. 158 УК).

Решение вопроса о том, какие конкретные действия должен выполнить соисполнитель, зависит от особенностей описания в законе объективной стороны преступления. В тех случаях, когда деяние описано в общей форме и упор сделан на последствие, соисполнительством следует считать любые насильственные действия вне зависимости от их характера[47]. Иначе обстоит дело в тех преступлениях, где упор сделан на описании деяния, например, при изнасиловании. Здесь соисполнителем является либо лицо, совершающее половой акт, либо применяющее насилие, парализующее сопротивление потерпевшей, поскольку и то, и другое действие являются обязательным элементом изнасилования и должны взаимообусловливать друг друга.

Непосредственное участие в совершении преступления может быть связано не только с выполнением каждым соучастником однородных действий, образующих объективную сторону преступления (например, нанесение ударов при причинении вреда здоровью), но и выражать в случаях, когда лицо в момент совершения преступления оказывает помощь другим соисполнителям путем совершения иных по характеру действий. Если А. взламывает дверь, Б. в это время стоит на страже, а С. проникает в квартиру и изымает имущество, то все они являются соисполнителями. Правильно отмечал в свое время Г.А.Кригер: "Некоторое различие в характере и объеме действий отдельных лиц в данном случае имеет чисто техническое, а не юридическое значение"[48]. В данном случае все три лица являются соисполнителями.

Третий вид исполнителя связан с посредственным причинением. Как уже ранее отмечалось, соучастником может быть только лицо, достигшее шестнадцати, а в случаях, исчерпывающим образом изложенных в ст. 20 УК, четырнадцати лет.

Использование организатором или подстрекателем для совершения преступления лица, не достигшего указанного возраста, следует расценивать как выполнение указанными лицами состава преступления. Несовершеннолетний в таких случаях является орудием совершения преступления в руках организатора или подстрекателя. Кроме квалификации по статье УК, предусматривающей ответственность за совместно совершаемое преступление, действия организатора и подстрекателя надлежит квалифицировать и по ст. 150 УК как за вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления[49]. Таким же образом квалифицируются действия лица, использовавшего для совершения преступления невменяемое лицо. Строго говоря, посредственный причинитель не может признаваться соучастником, ибо лицо, непосредственно причинившее вред, не является субъектом преступления, а иной соучастник (как правило, это подстрекатель), заставивший причинителя совершить общественно опасное деяние, является таковым и поэтому признается лицом, индивидуально совершившим преступление. Таким образом, регулирование посредственного причинения в рамках института соучастия является необоснованным. Оно образует самостоятельный институт.

Законодатель прямо называет два конкретных случая, в силу которых может возникнуть посредственное причинение (недостижение возраста ответственности и невменяемость субъекта), и далее указывает в общей форме - либо по другим обстоятельствам, предусмотренным УК. К числу иных обстоятельств, лежащих в основе посредственного причинения вреда, следует относить: невиновное причинение вреда (ст. 28 УК), физическое или психическое принуждение (ст. 40 УК), исполнение приказа или распоряжения (ст. 42 УК), а также случаи, когда исполнитель использует неосторожно действующее лицо. В отличие от УК РФ Модельный Уголовный кодекс стран СНГ и УК Республики Беларусь прямо указывал такой последний вид посредственного причинения.

Институт посредственного причинения позволяет обосновать уголовную ответственность тех лиц, которые стоят за спиной конкретных исполнителей общественно опасных действий и умышленно направляют их. Обязательным условием при этом является сознание посредственным причинителем того обстоятельства, что он использует ненадлежащего субъекта либо неосторожно действующее лицо. Вместе с тем следует иметь в виду, что посредственное причинение не исключает иных элементов состава преступления и поэтому не может быть посредственного причинения в тех случаях, когда по закону исполнителем может быть лишь специальный субъект, а причинитель этими признаками не обладает. Поэтому не может признаваться посредственным причинителем (исполнителем), например, лицо, которое не обладает должностными полномочиями при совершении преступлений против государственной службы. Оно может нести ответственность только в качестве организатора, подстрекателя или пособника.

Таким образом, исполнитель является обязательной фигурой при совершении преступления в соучастии. Без любого другого соучастника преступление может быть совершено; физическое же отсутствие исполнителя означает невозможность совершения преступления. По его действиям определяется степень завершенности преступления, совершаемого в соучастии. Не может быть оконченного преступления у соучастников, если исполнитель не довел преступление до конца. С субъективной стороны действия исполнителя могут характеризоваться как прямым, так и косвенным умыслом.

В соответствии с ч. 3 ст. 33 УК организатор - это лицо, организовавшее совершение преступления или руководившее его исполнением, а равно лицо, создавшее организованную группу или преступное сообщество (преступную организацию) либо руководившее ими. Такое же определение организатора дается и в УК Республики Таджикистан и Республики Узбекистан. УК Кыргызской Республики определяет организатора в более общей форме - "лицо, руководившее подготовкой или совершением преступления". Руководитель и наставник совершения преступления предусматриваются в уголовном законодательстве Франции и США. В УК ФРГ и Испании в Общей части среди соучастников организатор не выделяется, однако в Особенной части он упоминается в ряде случаев (пп. 85, 121, 127, 129, 129а УК ФРГ и ст. 545 УК Испании). Несколько отличное определение организатора дается в УК Республики Польша: подлежит ответственности тот, "кто руководит исполнением запрещенного деяния другим лицом или, используя зависимость другого лица от себя, поручает ему исполнение такого деяния" (п. 1 ст. 18).

Организатор преступления является самой опасной фигурой среди соучастников. Как правило, организатор является тем инициирующим фактором, с которого начинается подготовка преступления, его планирование. Именно он подбирает других соучастников, обеспечивает координацию и слаженность их действий в процессе реализации преступного намерения. Свои функции организатор может выполнять как в качестве самостоятельной фигуры совместно с другими соучастниками, так и выступая одновременно в качестве соисполнителя. Когда лицо выполняет только функции организатора, оно непосредственно не выполняет состава преступления, как это бывает, например, при найме другого лица на убийство за плату. Ответственность за такого рода организационные действия наступает на основании норм Общей части УК⁽⁴⁵⁹⁾. Если же лицо одновременно является и исполнителем, а также, если оно действует в составе организованной группы или преступного сообщества, предусматриваемых в качестве квалифицирующих обстоятельств совершения преступления (п. "ж" ч. 2 ст. 105, п. "а" ч. 3 ст. 158 и т.д.) или обязательного признака основного состава (ст. 208-210), его ответственность определяется нормами Особенной части. Ссылаться в этих случаях на ст. 33 УК РФ нет необходимости.

Законодатель выделяет четыре вида организационной деятельности:

-   организацию совершения преступления;

-   руководство совершением преступления;

-   создание организованной группы или преступного сообщества (преступной организации);

-   руководство организованной группой или преступным сообществом.

Первый и частично третий вид характеризуют этап подготовки к совершению преступления. При пресечении деятельности организатора на этом этапе содеянное образует приготовление к преступлению. Организационные действия здесь могут выражаться в подборе соучастников, разработке планов, выборе объекта преступления, приискании орудий и средств совершения преступления, совершении действий по сплочению соучастников и т.д. Так, Б. был признан судом организатором ограбления инкассатора. Он указал К. маршрут движения инкассатора, сообщил об отсутствии у последнего оружия и охраны, показал место, где К. должен был вырвать портфель с деньгами и куда скрыться, определил место ожидания К. и М. на мотоцикле инкассатора и обусловил встречу в лесу всех участников преступления после ограбления для раздела похищенных денег[50]. Второй и четвертый вид организационных действий выполняются непосредственно во время совершения преступления и могут включать в себя распределение обязанностей между членами группы, расстановку людей, определение последовательности совершения действий, обеспечение прикрытия, выработку форм связи между соучастниками и т.п. При недоведении преступного умысла до конца по причинам, не зависящим от воли организатора, содеянное квалифицируется как приготовление или покушение.

Наиболее опасной является фигура организатора, который создает организованные группы или преступные сообщества либо руководит ими. Такие группы являются уголовно-правовыми формами проявления организованной преступности и занимаются совершением, как правило, тяжких и особо тяжких преступлений (убийств, разбоев, вымогательств, незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ, оружия и боеприпасов и т.п.). Законодатель учитывает повышенную общественную опасность названных форм организаторской деятельности и предусматривает в Особенной части УК РФ 1996 г. ряд преступлений (ст. 208, 209, 210), в которых сам факт организации формирования, банды или сообщества уже образует оконченное преступление.

Организатор не обязательно должен выполнить всю совокупность действий, указанных в ст. 33 УК. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что при описании понятия организатора законодатель использует разъединительные союзы "или", "либо", "а также". Поэтому для ответственности лица достаточно, чтобы оно выполнило какую-либо часть названных действий. Главное, на что делается упор - это объединение лицом усилий других соучастников в направлении совместного совершения преступления.

В отличие от исполнителя организатор действует только с прямым умыслом. Объем знаний, образующих интеллектуальный момент умысла организатора, в зависимости от конкретных обстоятельств совершения преступления может быть различным. Обязательным является знание о преступном характере и совместном совершении действий. В некоторых случаях организатор может не знать лично всех иных соучастников или конкретных подробностей совершения отдельных преступлений.

Подстрекателем признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом (ч. 4 ст. 33 УК). Аналогичным образом определяется подстрекатель в УК Республики Таджикистан, а УК Республики Узбекистан и Кыргызской Республики о способах подстрекательства вообще не упоминают. Подстрекатель является интеллектуальным соучастником, который сам не принимает непосредственного участия в совершении преступления. Его задача сводится к тому, чтобы путем внушения необходимости, целесообразности или выгодности совершения преступления возбудить у исполнителя такое намерение. В тех случаях, когда подстрекатель принимает непосредственное участие в совершении преступления, он привлекается к ответственности как соисполнитель, а его предшествующая деятельность по возбуждению желания на совершение преступления учитывается судом в качестве обстоятельства, отягчающего наказание (п. "г" ч. 1 ст. 63 УК). Фигура подстрекателя известна и зарубежному уголовному праву, однако способы подстрекательства в законодательстве этих стран, как правило, не описываются.

Сущность подстрекательства проявляется в том, что он воздействует на сознание и волю исполнителя в целях склонения последнего к совершению преступления. Особенностью данного воздействия является то обстоятельство, что оно не парализует волю исполнителя, который по-прежнему остается свободным в выборе своего последующего поведения. Применяя различные способы и методы воздействия, подстрекатель стремится не к тому, чтобы ввести в заблуждение подстрекаемого, а наоборот, вызвать в нем решимость сознательно принять решение о совершении преступления. Когда лицо внушает другому лицу какую-либо ложную информацию, под влиянием которой последний совершает преступление либо склоняет к совершению преступления несовершеннолетнего или невменяемого, то его действия не образуют подстрекательства, а рассматриваются как посредственное причинение. Подстрекательство предполагает привлечение к совершению преступления других лиц в качестве соучастников, а не использование чужой невиновной деятельности.

По форме выражения подстрекательство может совершаться словами, жестами, письменными знаками, носить открытый или завуалированный характер, но обязательно должно быть конкретным. Нельзя склонить к совершению преступления вообще, а лишь к конкретному преступлению, например, к убийству, краже и т.д. Склонение как сущностную характеристику подстрекательства следует отличать от случаев вовлечения, призывов, агитации, которые иногда образуют объективную сторону отдельных преступлений, например, ст. 150, ч. 3 ст. 212, ч. 1 ст. 280 УК РФ. Отличие здесь состоит, во-первых, в том, что склонение всегда адресовано одному или нескольким, но конкретно определенным лицам. Во-вторых, оно направлено на возбуждение желания совершения индивидуально определенных общественно опасных действий (бездействия), причиняющих вред конкретному объекту, в то время, как, например, в призывах к массовым беспорядкам адресатом является неопределенно широкий круг лиц, а характер деяния не всегда четко определен.

В отличие от УК РСФСР 1960 г. действующий Уголовный кодекс содержит примерный перечень способов склонения к совершению преступления. В их числе называются уговор - систематическое убеждение лица, сопровождаемое демонстрацией якобы отсутствия у подстрекателя своего собственного интереса, подкуп - обещание подстрекаемому материальной выгоды путем передачи денег, имущества либо освобождения от имущественных обязательств, угроза - высказанное намерение применить физическое насилие, лишить имущества, разгласить какие-либо сведения, носящие реальный характер. Кроме того, подстрекатель может использовать и любой другой способ: просьбу, приказ, обман, поручение, совет и т.д. Так, В. была признана судом подстрекателем Ч. к совершению кражи денег у потерпевшего М. Увидев, откуда последний достал деньги, а затем положил их обратно, она дала понять Ч., что их нужно взять, а сама вместе с М. вышла из комнаты. В их отсутствие Ч. похитил из шкафа деньги и перчатки, а впоследствии часть денег передал В.[51]

Действия подстрекателя всегда носят умышленный характер. Его сознанием должно охватываться то, что он вовлекает подстрекаемого в совершение конкретного преступления и предвидит, что в результате его действий и действий исполнителя неизбежно или возможно наступят общественно опасные последствия. Волевой момент умысла подстрекателя характеризуется чаще всего желанием наступления в результате действий (бездействия) исполнителя общественно опасного последствия (прямой умысел), в отдельных случаях он сознательно допускает его наступление или безразлично относится к нему (косвенный умысел).

Цели, преследуемые подстрекателем, могут не совпадать с теми целями преступления, которые он внушает подстрекаемому.

Точно так же могут не совпадать и мотивы преступления. Квалификация содеянного подстрекателем в таких случаях будет зависеть прежде всего от целей и мотивов, которыми руководствовался исполнитель преступления. Если мотив или цель являются обязательными элементами состава преступления, то этому подстрекателю вменяется в ответственность и его собственная мотивация. Например, если подстрекатель, исходя из мотивов кровной мести, склонил за деньги другое лицо совершить убийство, то он отвечает по двум признакам ч. 2 ст. 105 УК - п. "з" и "л", а исполнитель - по признаку п. "э" той же статьи. В тех случаях, когда мотив и цель не являются обязательными признаками состава преступления, собственные мотивы и цели подстрекателя будут учитываться при назначении наказания.

Подстрекатель должен отвечать за оконченное преступление, если преступление будет исполнителем выполнено. Покушение исполнителя на преступление влечет за собой оценку действий подстрекателя так же, как покушения, несмотря на то, что свои действия он может полностью выполнить. В некоторых случаях действия подстрекателя по склонению кого-либо к совершению преступления в силу разных причин, но по не зависящим от него обстоятельствам, оказываются безуспешными.

Такое неудавшееся подстрекательство (покушение на подстрекательство) в уголовном праве рассматривается как создание условий для совершения преступления и поэтому квалифицируется как приготовление к преступлению (ч. 5 ст. 34 УК). От организатора подстрекатель отличается тем, что он не планирует совершение преступления и не руководит его подготовкой или совершением. В тех случаях, когда лицо не только склонило другое лицо к совершению преступления, но впоследствии выполнило и организационные действия, действия соучастника следует оценивать как организационные, поскольку по своей сути они являются более опасными, нежели подстрекательские.

Особо следует оговорить вопрос о так называемой провокации. Правовая оценка действий провокатора может быть различной. Так, например, в ст. 304 УК РФ предусматривается ответственность лица за провокацию взятки или коммерческого подкупа. Об уголовно наказуемой провокации здесь следует говорить в том смысле, что передача взятки или подкуп осуществляются без согласия принимающего лица, и такие действия преследуют цель искусственного создания доказательств совершения преступления или шантажа. Иное дело, когда в процессе оперативной деятельности правоохранительных органов агентурный работник по разработанным главарями и осуществляемым в соответствии с их решениями планам совершает какие-либо действия по подготовке преступления, в том числе и подстрекательского характера. Поскольку в данном случае цель деятельности агентурного работника не совершение преступления, а его раскрытие, то при наличии необходимых условий его действия должны признаваться как совершенные в условиях крайней необходимости.

Правовая оценка провокации нашла свое отражение в УК Республики Польша. В соответствии со ст. 24 ответственности как за подстрекательство подлежит тот, кто склоняет другое лицо к совершению запрещенного деяния с целью возбуждения против него уголовного преследования; в этом случае не применяются ст. 22 и 23 (в них идет речь либо о добровольном отказе, либо о смягчении наказания или полном освобождении от него).

Пособником признается лицо, содействовавшее совершению преступления советами, указаниями, предоставлением информации, средств или орудий совершения преступления либо устранением препятствий, а также лицо, заранее обещавшее скрыть преступника, средства или орудия совершения преступления, следы преступника либо предметы, добытые преступным путем, а равно лицо, заранее обещавшее приобрести или сбыть такие предметы (ч. 5 ст. 33 УК). Не имеет существенных отличий понятие пособника, даваемое в новом уголовном законодательстве ряда стран СНГ. По УК ФРГ (п. 27), Франции (ст. 121-7) и Республики Польша (п. 3 ст. 18) пособником признается лицо, которое помогает другому лицу в совершении преступления[52].

От исполнителя пособник отличается тем, что он непосредственно не выполняет объективной стороны преступления, а либо в процессе подготовки преступления, либо на стадии его совершения оказывает помощь исполнителю путем создания реальной возможности завершения преступления. По делу Ш. Судебная коллегия Верховного Суда РФ указала, что Ш., реализуя предварительный сговор на разбойное нападение, предоставила в распоряжение соучастников квартиру, передала Н. баллончик со слезоточивым газом, впоследствии использованный при нападении, и, уничтожив следы преступления, тем самым лишь содействовала преступлению. Действия Ш. могут быть расценены лишь как пособничество[53]. Пособничество, как правило, выполняется путем активных действий, но в отдельных случаях оно может заключаться и в бездействии, когда пособник в силу своего положения был обязан действовать (например, сторож, действуя по предварительной договоренности с другими соучастниками, не выполняет своих обязанностей по охране материальных ценностей). Вместе с тем "несообщение о готовящемся или совершенном преступлении, а также заранее не обещанное укрывательство преступления соучастием не признается ввиду отсутствия признака совместности"[54].

Пособничество возможно на любой стадии преступления, но до его фактического завершения. Действия, совершенные после окончания преступления, не находятся в причинной связи с совершенным преступлением и, соответственно, не могут образовывать соучастие. Российское уголовное право, в отличие от английского и американского, не признает "соучастие после факта", т.е. после окончания преступления[55]. Этим пособничество отличается от укрывательства преступления[56].

Единственным исключением из этого правила является оценка действий лица как пособничества, когда планируется их совершение после окончания преступления (скрыть преступника, орудия и средства совершения преступления, среды преступления либо предметы, добытые преступным путем, обещание приобрести или сбыть такие предметы), и это обстоятельство обговаривается соучастниками заранее, как правило, до начала совершения преступления.

Иногда пособничество выражается в действиях, которые образуют признаки самостоятельного состава преступления, предусмотренного Особенной частью, например, приобретение и передача исполнителю оружия для совершения убийства (ст. 222 УК). В таких случаях содеянное должно квалифицироваться по совокупности как самостоятельное преступление и соучастие в другом преступлении.

В специальной литературе пособничество традиционно делят на интеллектуальное и физическое. Интеллектуальное пособничество характеризуется психическим влиянием пособника на сознание и волю исполнителя в целях укрепления в нем решимости совершить преступление. К интеллектуальным способам пособничества относятся:

-   советы, т.е. рекомендации по эффективному и безопасному осуществлению механизма совершения преступления;

-   указания - наставления исполнителю, как действовать в конкретных случаях;

-   предоставление информации - новая форма, выражающаяся в передаче сведений, имеющих значение для исполнителя (облегчающая совершение преступления), при видимом отсутствии личной заинтересованности информатора, что характерно для советов или указаний;

-   данное заранее обещание скрыть преступника, средства или орудия совершения преступления, следы преступления либо предметы, добытые преступным путем;

-   данное заранее обещание приобрести или сбыть такие предметы.

Последние две формы пособничества отличаются от укрывательства преступлений (ст. 316 УК) и приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем (ст. 175 УК), являющихся самостоятельными преступлениями, тем, что виновное лицо заранее дает обещание на совершение соответствующих действий (укрыть, приобрести или сбыть). От интеллектуального пособничества следует отличать подстрекательство, при котором действие лица направлено на возбуждение у другого лица намерения совершить преступление, в то время как при названном виде пособничества у исполнителя такое намерение уже существует и пособник лишь его укрепляет.

Физическое пособничество характеризуется оказанием физической помощи исполнителю при подготовке или в процессе совершения преступления. При этом совершаемые лицом действия не должны охватываться объективной стороной конкретного преступления, в противном случае речь будет идти уже о соисполнительстве, когда субъектов объединяет не только намерение, но и единство места, времени и действий[57]. Если исполнитель не воспользовался помощью физического пособника, то последний не может быть признан соучастником в силу отсутствия причинной связи между его действиями и совершенным преступлением.

К физическим способам пособничества относятся: предоставление средств или орудий совершения преступления (передача исполнителю различных предметов, необходимых для совершения преступления) и устранение препятствий (изменение окружающей обстановки, связанное с устранением помех на пути исполнителя).

В отличие от определения подстрекателя, характеризуя пособника, законодатель дает исчерпывающий перечень способов, которыми виновное лицо может содействовать исполнителю. В связи с этим необоснованным является высказанное в специальной литературе мнение, что пособничеством являются также заранее обещанное недоносительство и попустительство[58].

Квалификация действий пособника зависит от результатов деятельности исполнителя. Если исполнитель, несмотря на все выполненные действия пособника, не смог довести преступление до конца, то содеянное пособником должно расцениваться как покушение на преступление.

С субъективной стороны пособничество, как и другие виды соучастия, может совершаться только с умыслом. Интеллектуальным моментом умысла пособника охватывается сознание общественно опасного характера своих действий и действий исполнителя, предвидение возможности или неизбежности наступления в результате совместных действий единого общественно опасного результата. Волевой момент умысла пособника характеризуется, как правило, желанием (прямой умысел), а в некоторых случаях и сознательным допущением указанных последствий либо безразличным к ним отношением (косвенный умысел).

2. Ответственность соучастников преступления

2.1. Основания и пределы ответственности соучастников

Соучастие в преступлении является особой формой преступной деятельности, в которой находит свое отражение объединение усилий нескольких лиц в целях достижения единого для соучастников преступного результата. Данная форма деятельности является при прочих равных условиях более опасной по сравнению с индивидуальными действиями отдельных лиц.

Такой вывод логически вытекает из того обстоятельства, что любое объединение людей является более производительным и эффективным, чем усилия одного человека. Кроме того, следует учитывать и психологический фактор - это не просто объединение действий, но и взаимная поддержка соучастников и объединенное давление на потерпевшего.

Вместе с тем соучастие не создает каких-либо особых оснований уголовной ответственности. На соучастников распространяются общие принципы ответственности по уголовному праву, согласно которым основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного УК (ст. 8 УК).

Данное положение имеет принципиальное значение как при установлении уголовной ответственности за единоличные действия, так и при установлении уголовной ответственности за совершение преступления в соучастии. В статьях Особенной части составы преступлений, как правило, описываются исходя из совершения их одним лицом. Вместе с тем по прямому указанию ч. 2 ст. 34 УК диспозиция статьи Особенной части, определяющей конкретное преступление, одновременно описывает исчерпывающим образом и действия исполнителя (соисполнителя).

Ответственность соучастников должна быть самостоятельной и строго индивидуальной. Любое из совместно действующих лиц должно отвечать только за свои деяния и лишь в пределах личной виновности. При описании института соучастия законодатель не указывает на обязательность ответственности соучастников лишь в пределах умысла. Однако это непреложное обстоятельство вытекает из основополагающего принципа уголовного права - принципа вины. Именно поэтому за эксцесс исполнителя другие соучастники преступления ответственности не подлежат. В ч. 7 ст. 16 УК Республики Беларусь прямо сказано: "За деяния, совершенные исполнителем и не охватывавшиеся умыслом соучастников, другие соучастники уголовной ответственности не несут". Более широко это положение сформулировано в Уголовном законе Латвийской Республики: "Если соучастник не сознавал какое-либо из преступных деяний, совершенных исполнителем и другими соучастниками, он за них к уголовной ответственности не привлекается (ч. 7 ст. 20)". В уголовном законодательстве отдельных зарубежных стран на это обстоятельство обращается специальное внимание.

Так, в соответствии со ст. 20 УК Республики Польша: "Каждый из соучастников в совершении запрещенного деяния подлежит ответственности в пределах своего умысла или неумышленной вины независимо от ответственности остальных соучастников".

Основания ответственности иных соучастников определяются с учетом следующих обстоятельств. Во-первых, признаки состава преступления указываются не только в Особенной части, но и в Общей (характеристика субъекта, вины, признаки неоконченной преступной деятельности и т.д.). Во-вторых, как отмечалось ранее, совместная преступная деятельность нескольких лиц регламентируется тесно взаимосвязанными и образующими единую систему нормами Общей и Особенной частей УК РФ. В Общую часть применительно к соучастию выносится характеристика "сложного субъекта" преступления и определяются правила его ответственности. Причем положения Общей части носят универсальный характер и имеют значение для правоприменителя во всех случаях, когда он сталкивается с конкретной общественно опасной совместной деятельностью, предусмотренной статьей Особенной части УК. В Особенной части описываются конкретные составы преступлений. Поэтому когда преступление совершается одним лицом для обоснования его ответственности, достаточно общих правил. Когда же преступление совершается несколькими лицами, то в действие вступают специальные нормы Общей части, и для наличия состава преступления каждого из участников нужно устанавливать не только признаки Особенной части, но также и признаки, которые согласно положениям ст. 32-36 УК характеризуют деятельность нескольких лиц, совместно совершающих определенное преступление. Каждый из соучастников, какие бы действия в совместно совершенном преступлении он ни выполнял, подлежит уголовной ответственности на том основании, что он сам, действуя виновно, посягает на охраняемые уголовным законом общественные отношения, а его личный вклад носит характер общественно опасной деятельности.

Ответственность соучастников определяется характером и степенью фактического участия каждого из них в совершении преступления (ч. 1 ст. 34 УК). Следовательно, ответственность лица зависит прежде всего от того, какую функцию оно выполняло в совершенном преступлении. Если лицо полностью или частично, единолично или с кем-либо непосредственно выполняет объективную сторону преступления, то оно признается исполнителем (соисполнителем) и его действия квалифицируются только по статье Особенной части УК (ч. 2 ст. 34 УК).

Когда же соучастник не принимает непосредственного участия в выполнении объективной стороны, но содействует исполнителю различным образом в качестве организатора, подстрекателя или пособника, его действия квалифицируются по статье, вменяемой исполнителю совместно совершенного преступления со ссылкой на ст. 33 УК. Такая ссылка необходима по той причине, что иные соучастники сами непосредственно конкретного состава преступления не выполняют, а описание объективной стороны конкретных преступлений рассчитано на индивидуальные действия субъекта. Состав преступления организатора, подстрекателя и пособника, как отмечалось выше, слагается из признаков, указанных в ст. 33 и статье, охватывающей деяние исполнителя. Если лицо одновременно выполняет функции исполнителя и подстрекателя (пособника, организатора), квалификация осуществляется по правилам ч. 2 ст. 34 УК (ч. 3 ст. 34).

Применяя вышеуказанные правила, вместе с тем следует иметь в виду два обстоятельства. Первое: законодатель подчеркивает, что наказуемость соучастника зависит как от выполняемых функций, так и от степени участия лица в совершении преступления, а также от значения этого участия для достижения цели преступления, т.е. необходимо учитывать фактический вклад лица в совместную деятельность (ч. 1 ст. 67 УК). Поэтому, несмотря на то, что по общему правилу пособник и подстрекатель наказываются более мягко, чем исполнитель, в конкретном случае реальное наказание подстрекателя может быть и более суровым, нежели исполнителя. Второе обстоятельство связано со следующим. Все соучастники отвечают за одно и то же преступление, которое, как правило, описывается в одной статье Особенной части УК или в одной части статьи. Вместе с тем возможны случаи, когда преступления будут предусмотрены в разных статьях и, более того, в разных главах и разделах УК. Такое положение может создаться, когда речь идет об общей и специальной норме, квалифицированной какими-либо обстоятельствами, которые могут быть вменены лишь одному соучастнику. Например, посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317 УК) возможно только в случае знания того обстоятельства, что потерпевший является сотрудником правоохранительного органа. Если кто-либо из соучастников, действуя совместно с другими лицами, не осознает указанного обстоятельства, то его действия в отличие от иных соучастников должны квалифицироваться не по ст. 317, а по ст. 105 УК (убийство).

Соучастники отвечают за самостоятельные действия. Вместе с тем, поскольку с совершаемым преступлением они связаны через действия (бездействие) исполнителя, вопрос об окончании преступления решается в зависимости от стадии осуществления действий исполнителя. Когда исполнителю преступления не удается довести до конца совместно задуманное по причинам, не зависящим от него (вынужденно), остальные соучастники в зависимости от стадии совершения преступления исполнителем несут ответственность за приготовление к преступлению или покушение на преступление (ч. 5 ст. 34 УК). Таким же образом решают вопрос и УК Республики Беларусь (ч. 8 ст. 16), и УК Республики Таджикистан (ч. 5 ст. 37), УК Республики Узбекистан и Кыргызской Республики соответствующего положения не содержат. По Уголовному закону Латвийской Республики, если исполнитель не приступил к совершению преступления, соучастники несут ответственность за приготовление к данному преступлению. Однако когда исполнитель не довел преступление до конца по причинам, от него не зависящим, соучастники несут ответственность за соучастие в покушении на преступление.

Выделив в качестве форм соучастия организованную группу и преступное сообщество (преступную организацию) как институты Общей и Особенной частей, УК обусловил необходимость законодательного определения пределов ответственности организаторов и участников этих объединений. В соответствии с ч. 5 ст. 35 УК лицо, создавшее организованную группу или преступное сообщество (преступную организацию) либо руководившее ими, подлежит уголовной ответственности за их организацию и руководство ими, а также за все совершенные организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией) преступления, если они охватывались его умыслом. Другие участники организованной группы или преступного сообщества (преступной организации) несут уголовную ответственность за участие в них, а также за преступления, в подготовке или совершении которых они участвовали. В целом такие же пределы ответственности участников организованных групп и преступных сообществ определяют и новейшие УК стран СНГ. Таким образом, виновным лицам должны вменяться конкретно совершенные ими действия, которые охватываются признаками организации группы или преступного сообщества (преступной организации), а также те преступления, которые совершаются во исполнение планов группы или сообщества и отражают характер их деятельности. Однако в последнем случае необходимо, чтобы совершаемые преступления охватывались умыслом организаторов и руководителей организованной группы, сообщества или его структурных подразделений, а участники принимали непосредственное участие в их подготовке вне зависимости от их последующего участия в совершении конкретных преступлений. Если характер подготавливаемых и совершаемых преступлений существенно изменяется и получает иную уголовно-правовую характеристику, содеянное не может вменяться виновным, поскольку оно не охватывалось умыслом соучастников и, следовательно, отсутствует субъективное основание уголовной ответственности за соучастие.

В Особенной части УК законодатель предусмотрел три случая, когда ответственность для организаторов и участников вооруженного формирования (ст. 208 УК), банды (ст. 209 УК) и преступного сообщества (преступной организации) (ст. 210 УК) наступает как за оконченное преступление, независимо от того, совершили ли эти объединения в последующем какие-либо преступления или нет.

Организатор преступной группы в случаях, когда она предусмотрена в качестве конститутивного или квалифицирующего признака конкретного преступления, отвечает как соисполнитель без ссылки на ст. 33 УК за все преступления, совершенные группой. Если лицо организует конкретное преступление, его действия квалифицируются по ст. 33 и той статье Особенной части, которая предусматривает организованное им преступление.

Преступления, совершаемые в соучастии, точно так же как и сами соучастники, могут характеризоваться различными объективными и субъективными признаками. В связи с этим возникает вопрос о пределах вменения соучастникам различных элементов, характеризующих деяние, совершенное исполнителем. По общему правилу объективные признаки, характеризующие деяние (способ, время совершения преступления и т.д.), имеющиеся на стороне одного, вменяются в ответственность другим соучастникам, если они охватывались их умыслом. Субъективные признаки, характеризующие свойства самого деяния (особые мотивы и цели), также вменяются другим соучастникам при условии, что они охватываются их умыслом. Однако если субъективный признак целиком связан с личностью исполнителя, то он вменяется только его носителю вне зависимости от того, знают или нет о нем другие соучастники. Данное положение можно проиллюстрировать следующим примером. Согласно п. "н" ч. 2 ст. 105 УК квалифицированный вид убийства образует совершение его неоднократно. Однако если другие соисполнители впервые совершают убийство, то их действия не могут быть квалифицированы по п. "н". Их действия в отличие от действий соисполнителя, ранее уже совершившего убийство, подлежат оценке только по пункту "ж" ч. 2 ст. 105 УК, который предусматривает такой квалифицированный вид убийства, как совершение его группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой[59]. УК Республики Польша прямо закрепляет данные правила в ст. 21: "п. 1. Личные обстоятельства, исключающие или смягчающие либо усиливающие уголовную ответственность, учитываются только в отношении лица, к которому они относятся.

2. Если личное обстоятельство, относящееся к виновному, хотя и влияющее только на усиление наказуемости, является признаком запрещенного деяния, соучастник подлежит уголовной ответственности, предусмотренной за это запрещенное деяние, в том случае, когда он об этом обстоятельстве знал, хотя оно к нему и не относилось". Аналогичным образом решают этот вопрос УК Швейцарии (ст. 26) и Уголовный закон Латвийской Республики (ст. 20).

Данное правило последовательно применяется и в институте назначения наказания. Согласно ч. 2 ст. 67 УК смягчающие или отягчающие обстоятельства, относящиеся к личности одного из соучастников, учитываются при назначении наказания только этому соучастнику. Перечень таких обстоятельств излагается в ст. 61 и 63 УК.

Индивидуализация наказания соучастников осуществляется в соответствии с положениями ст. 67 УК на основе общих начал назначения наказания. В частности, совершение преступления в составе группы лиц, группы лиц по предварительному сговору, организованной группы или преступного сообщества (преступной организации), а также особо активная роль в совершении преступления учитываются в качестве обстоятельств, отягчающих наказание (п. "в" и "г" ч. 1 ст. 63 УК). Вместе с тем следует учитывать и положения, предусмотренные в ч. 3 ст. 61 и ч. 2 ст. 63 УК, согласно которым, если смягчающее (отягчающее) обстоятельство предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК в качестве признака преступления, оно само по себе не может повторно учитываться при назначении наказания. Вместе с тем в конкретных случаях необходимо принимать во внимание степень выраженности соответствующих признаков (одно дело, когда хищение совершается группой лиц по предварительному сговору в составе двух человек, и другое - когда в ней десять человек).

2.2. Специальные вопросы ответственности соучастников

Установление оснований и пределов ответственности вместе с тем не исключает возникновения в судебной практике и других специальных вопросов ответственности соучастников, обусловленных особенностями субъекта, стадиями совершения преступления, добровольным отказом и т.п. Все эти обстоятельства имеют существенное значение для квалификации действий соучастников и нуждаются в отдельном рассмотрении.

Квалификация соучастия в преступлениях со специальным субъектом. Специальным субъектом признается лицо, которое помимо общих признаков (возраст уголовной ответственности и вменяемость) в соответствии с законом наделяется дополнительными признаками, обусловленными статусом лица (гражданин РФ, должностное лицо и т.п.), половыми особенностями (мужчина или женщина), семейно-родственными отношениями и т.д. По УК РСФСР 1960 г. соучастие общего субъекта предусматривалось лишь в воинских преступлениях. Согласно ст. 237 УК РСФСР иные лица, кроме военнослужащих и приравненных к ним, могли выступать в качестве организаторов, подстрекателей или пособников. Однако по другим категориям уголовных дел судебная практика нередко отступала от этого принципа. С принятием УК РФ 1996 г. норма о квалификации соучастия в преступлении со специальным субъектом стала универсальной. Согласно ч. 4 ст. 34 УК "Лицо, не являющееся субъектом преступления, специально указанным в соответствующей статье Особенной части настоящего Кодекса, участвовавшее в совершении преступления, предусмотренного этой статьей, несет уголовную ответственность за данное преступление в качестве организатора, подстрекателя либо пособника". Аналогичное правило закрепляется и в ч. 4 ст. 37 УК Республики Таджикистан.

Таким образом, в соучастии со специальным субъектом иные лица, не отвечающие признакам специального субъекта, не могут быть ни исполнителями, ни соисполнителями. Содеянное ими требует обязательной ссылки на ст. 33 УК (организатор, подстрекатель, пособник). Вместе с тем ситуации соучастия в преступлении со специальным субъектом следует отличать от случаев, когда исполнитель не достиг возраста уголовной ответственности или является невменяемым. Поскольку в этих случаях речь уже будет идти не о соучастии, а о посредственном причинении, постольку положения ч. 4 ст. 34 УК на них не распространяются.

Ответственность соучастников при эксцессе исполнителя. Понятие эксцесса исполнителя впервые закреплено в уголовном законодательстве России. До вступления в действие УК РФ 1996 г. понятие эксцесса разрабатывалось доктриной уголовного права. В соответствии со ст. 36 УК эксцессом исполнителя признаются случаи "совершения исполнителем преступления, не охватывающегося умыслом других соучастников". В такого рода ситуациях имеет место отклоняющееся от общего умысла, договоренности поведение (от лат. excessus - отступление, уклонение) исполнителя. Эксцесс исполнителя возможен при любой из предусмотренных УК форм соучастия. При эксцессе исполнителя он самостоятельно выходит за рамки ранее согласованного с другими соучастниками и совершает более тяжкое преступление. При совершении исполнителем менее тяжкого преступления по сравнению с тем, что было оговорено, у него имеется добровольный отказ от совершения более тяжкого преступления. Ответственность за эксцесс исполнителя несет только сам исполнитель, другие соучастники преступления отвечают лишь за деяние, которое охватывалось их умыслом (ст. 36 УК).

При эксцессе самостоятельные действия исполнителя должны иметь юридическое значение (по тексту закона - совершение иного преступления). Не будет эксцессом в смысле рассматриваемого института кража, совершенная не днем, а вечером; убийство не с помощью пистолета, а ножа, поскольку эти обстоятельства не меняют характера содеянного - убийства, согласованного с другими соучастниками. Совершая эксцесс, исполнитель либо причиняет иной вред, чем было оговорено, либо совершает деяние при таких обстоятельствах, которые существенно изменяют юридическую природу деяния (например, не просто убийство, а квалифицированное убийство). При эксцессе отсутствует причинная связь между действиями соучастников и совершенным преступлением. Кроме того, выходя за пределы заранее оговоренного, исполнитель тем самым изменяет содержание умысла и, следовательно, теряется субъективная связь между соучастниками. Отсутствие объективных и субъективных оснований упречности (совместности совершения) других соучастников делает возможным освобождение их от уголовной ответственности при эксцессе. Поэтому законодатель и формулирует в ст. 36 УК положение о том, что "за эксцесс исполнителя другие соучастники преступления уголовной ответственности не подлежат". Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ переквалифицировала действия Г.А., Г.М. и С. с п. "в" ч. 3 ст. 162 УК РФ на п. "а", "г" ч. 2 ст. 161 УК РФ на том основании, что в судебном заседании не было установлено, что подсудимые знали о наличии у Я. ножа, видели его применение, и это охватывалось их умыслом. Таким образом, за применение ножа при разбойном нападении должен отвечать лишь один Я.[60]

По степени отклонения исполнителя от состоявшегося между соучастниками соглашения эксцесс исполнителя обычно подразделяют на два вида - количественный и качественный. При количественном эксцессе исполнитель выходит за рамки согласованного либо в части формы преступного посягательства - и тогда он сопряжен с совершением однородного с задуманным преступления (вместо кражи - грабеж), либо в части квалифицирующего обстоятельства - и тогда исполнитель совершает квалифицированный вид задуманного преступления (вместо простого убийства - убийство с особой жестокостью).

Количественный эксцесс не прерывает совместно начатого преступления и поэтому согласованное деяние в целом совершается.

Качественный эксцесс выражается в совершении абсолютно другого по характеру и степени общественной опасности преступления (вместо кражи - незаконное приобретение наркотических средств) либо когда наряду с задуманным совершается и другое, не охватываемое умыслом соучастников, преступление (разбой и вместе с ним изнасилование). При качественном эксцессе исполнитель прерывает исполнение совместно задуманного и выполняет действия, которые не охватывались умыслом других соучастников.

При количественном эксцессе соучастники отвечают либо за неоконченное преступление (приготовление, покушение), либо за оконченное преступление, которое охватывалось их умыслом. При качественном эксцессе исполнитель отвечает по совокупности за приготовление совместно задуманного преступления (если преступление является тяжким или особо тяжким) и другое, фактически совершенное преступление, либо по совокупности совершенных преступлений. Другие соучастники привлекаются к ответственности либо за приготовление к совместно задуманному преступлению, либо за то преступление, которое изначально охватывалось их умыслом[61].

В некоторых случаях бывает достаточно сложно определить - нужно ли применять правила об эксцессе или вменять содеянное всем соучастникам. В п. 7 постановления Пленума Верховного Суда СССР "О судебной практике по делам о преступлениях против личной собственности" от 5 сентября 1986 г. об эксцессе при групповом совершении сказано следующее: "Если группа лиц с предварительным сговором имела намерение совершить кражу или грабеж, а один из участников применил или угрожал применить насилие, опасное для жизни и здоровья потерпевшего, то его действия следует квалифицировать как разбой, а действия других лиц - соответственно как кражу или грабеж при условии, что они непосредственно не способствовали применению насилия либо не воспользовались им для завладения имуществом потерпевшего"[62].

Квалификация неудавшегося соучастия. В действующем УК понятие "неудавшееся соучастие" не употребляется, однако в теории уголовного права оно всегда выделялось. Вместе с тем в вопросе о том, какие случаи следует считать неудавшимся соучастием, единообразия не было, и мнения ученых разделились. Одни авторы полагали, что неудавшимся соучастием и, в частности, подстрекательством следует считать случаи, когда подстрекатель не смог склонить подстрекаемого к совершению преступления. И наоборот, соучастие признается удавшимся, если предполагаемый исполнитель, дав согласие на совершение преступления, впоследствии тем не менее его не совершает[63]. Другие авторы относят к неудавшемуся соучастию и случаи добровольного отказа исполнителя[64]. В учебной литературе также высказываются разные подходы. В одних учебниках излагается позиция, согласно которой неудавшееся соучастие имеет место в случаях, когда предполагаемый исполнитель не только не приступил к подготовке преступления, но и не выразил своего согласия на совершение преступления[65]. По мнению других авторов, оно имеет место в тех случаях, когда исполнитель уже на первоначальном этапе отказался совершить преступление, либо когда имеется добровольный отказ исполнителя, либо в случаях неиспользования предлагаемого со стороны иных соучастников содействия исполнителем[66].

Наиболее широко понятие неудавшегося соучастия трактует Ю.А.Красиков, по мнению которого организационную деятельность, подстрекательство и пособничество следует называть неудавшимися в случаях, когда они остались безрезультатными (исполнитель либо не собирался совершать преступление, либо собирался, но передумал и ничего не совершил). Исполнитель в этих случаях вообще не подлежит ответственности, а действия иных соучастников надлежит рассматривать как приготовление к соучастию в преступлении (ст. 30, 33 и статья Особенной части)[67].

Соучастие признается оконченным не с момента выполнения действия соучастника (организатора, подстрекателя или пособника), а с момента окончания преступления в целом (выполнения всех действий исполнителем или наступления преступного результата). Вместе с тем совместная деятельность двух или более лиц по совершению преступления может, несмотря на все усилия соучастников, вообще не состояться в силу отказа исполнителя совершить преступление. Она может быть также прервана до того момента, когда исполнитель воплотит в жизнь намеченное соучастниками. В свою очередь недоведение преступления до конца может быть обусловлено пресечением преступной деятельности соучастников правоохранительными органами или иными лицами (иначе говоря, недоведения преступления до конца по причинам, не зависящим от воли виновного) или добровольным отказом исполнителя. Во всех вышеуказанных случаях намерения соучастников по совершению конкретного преступления оказываются нереализованными (неудавшимися). Строго говоря, здесь не может идти речь о соучастии, поскольку отсутствуют либо преступные действия исполнителя, либо объективная связь между действиями исполнителя и других соучастников.

С неудавшимся соучастием мы сталкиваемся в тех случаях, когда, несмотря на все усилия соучастников, исполнитель отказывается от совершения преступления, а также при его добровольном отказе. В последнем случае оценка содеянного как неудавшегося соучастия обусловлена тем, что иные соучастники в отличие от исполнителя не отказываются от преступления. При недоведении преступления исполнителем до конца по не зависящим от него обстоятельствам действия всех иных соучастников, точно так же, как и исполнителя, должны квалифицироваться по норме о неоконченном преступлении (ст. 30). Действующий УК предусматривает правила квалификации лишь в отношении неудавшегося подстрекательства. Согласно ч. 5 ст. 34 УК "за приготовление к преступлению несет уголовную ответственность также лицо, которому по не зависящим от него обстоятельствам не удалось склонить других лиц к совершению преступления". О неудавшихся организационных и пособнических действиях закон не упоминает. Полагаем, что это пробел закона, ибо в практике возможны случаи, когда несмотря на все выполненные действия по организации преступления или пособничеству ему исполнитель либо не принял предложенную помощь, либо, первоначально согласившись с ней, затем отказался от выполнения преступления. Однако в отличие от подстрекательства организационные и пособнические действия могут совершаться как в процессе подготовки преступления, так и в процессе его совершения. Когда речь идет, например, о приискании соучастников либо о предоставлении орудий совершения преступления, то такие действия создают необходимые условия для совершения преступления и, следовательно, так же как и при неудавшемся подстрекательстве, они должны расцениваться как приготовление к преступлению. Необходимо только отметить, что ответственность за приготовление наступает лишь в случаях, когда речь идет о тяжком или особо тяжком преступлении.

Особое правило, касающееся оценки организационных действий, содержится в ч. 6 ст. 35, согласно которой "создание организованной группы в случаях, не предусмотренных статьями Особенной части настоящего Кодекса, влечет уголовную ответственность за приготовление к тем преступлениям, для совершения которых она создана". Законодатель не оговаривает, к какому этапу развития преступной деятельности относится данное положение. По нашему мнению, в данных случаях речь может идти только о неоконченных преступлениях, поскольку нелогично оценивать оконченное преступление как неоконченное и тем самым необоснованно занижать общественную опасность содеянного. Если создание организованной группы образует самостоятельный состав, то это означает необходимость квалификации содеянного как оконченного преступления (см. ст. 208, 209 УК). По буквальному смыслу данной статьи как приготовление надлежит расценивать действия лица, создавшего организованную группу как в тех случаях, когда она предусматривается в основном составе, так и в тех случаях, когда она указана в качестве квалифицирующего признака (ст. 105, 158 УК и т.д.).

Аналогичное российскому положение содержится в ч. 6 ст. 37 УК Республики Таджикистан: "Если действия организатора, подстрекателя или пособника, по не зависящим от них обстоятельствам, окажутся неудавшимися, ответственность этих лиц наступает за приготовление к соответствующему преступлению". В зарубежном законодательстве этот вопрос решается иначе.

Согласно п. 30 УК ФРГ "(1) Кто пытается склонить другого совершить преступление или подстрекать к совершению такового, тот наказывается согласно положениям о покушении на преступление, но наказание должно быть смягчено согласно абз. 1 п. 49, абз. 3 п. 23 действует соответственно. (2) Так же наказывается тот, кто выражает готовность совершить преступление, кто принимает предложение другого или кто договаривается с другим лицом совершить преступление или подстрекать к преступлению".

Добровольный отказ соучастников от совершения преступления. УК РФ 1996 г. в отличие от предыдущих уголовно-правовых актов достаточно подробно урегулировал на законодательном уровне условия добровольного отказа и правила квалификации действий соучастников. Положения, предусматривающие эти условия и правила, излагаются при закреплении института неоконченного преступления. Добровольный отказ соучастников означает, что один или несколько соучастников прекращают выполнение тех действий, которые они обязаны выполнить в силу исполняемой роли, при осознании возможности доведения их до конца. Как и в случаях индивидуального совершения преступления добровольный отказ соучастников должен характеризоваться признаками добровольности и окончательности. Он также является условием освобождения соучастников от уголовной ответственности, если в содеянном до принятия решения об отказе не содержится признаков иного состава преступления. Вместе с тем при совершении преступления в соучастии добровольный отказ имеет определенные специфические особенности, обусловленные фактом совместного совершения преступления.

Добровольный отказ соучастников возможен при любом виде и в любой форме соучастия на любой стадии исполнения преступления; но обязательно до момента наступления преступного результата. Одновременно следует иметь в виду, что добровольный отказ исполнителя является основанием для неприменения к нему уголовной ответственности, однако это не означает, что и в отношении других соучастников не применяется уголовная ответственность. Иные соучастники не подлежат уголовной ответственности лишь при установлении на их стороне добровольного отказа.

Согласно ч. 2 ст. 31 УК "Лицо не подлежит уголовной ответственности за преступление, если оно добровольно и окончательно отказалось от доведения этого преступления до конца". Нет сомнения, что данное положение, как и положение, предусмотренное ч. 1 ст. 31 УК, относятся только к исполнителю. На остальных соучастников данные правила распространяться не могут, поскольку их действия, как правило, совершаются до исполнения преступления исполнителем. Поэтому добровольный отказ других соучастников может быть только до или в самый начальный момент деятельности исполнителя.

Наиболее строгие требования предъявляет УК к добровольному отказу организатора и подстрекателя к преступлению, менее строгие - для пособника. Согласно ч. 4 ст. 31 УК "Организатор преступления и подстрекатель к преступлению не подлежат уголовной ответственности, если они своевременным сообщением органам власти или иными предпринятыми мерами предотвратили доведение преступления исполнителем до конца". Таким образом, добровольный отказ организатора и подстрекателя может быть совершен только в активной форме, когда их действия (в силу сообщения органам власти, предупреждения потерпевшего, остановки исполнителя, в том числе и путем физического воздействия) не позволили исполнителю выполнить задуманное. Обязательность предотвращения совершения преступления как условие добровольного отказа организатора и подстрекателя предъявляются также в УК Республики Беларусь и Уголовном законе Латвийской Республики.

В случаях, когда предпринятые организатором или подстрекателем действия не привели к предотвращению совершения преступления исполнителем, такие меры могут быть признаны судом смягчающими обстоятельствами при назначении наказания (ч. 5 ст. 31 УК). По УК Республики Таджикистан применительно к сообщению органам власти не указывается на его своевременность, хотя такое требование с необходимостью вытекает из текста ч. 4 ст. 34 УК.

В отличие от организатора и подстрекателя "пособник преступления не подлежит уголовной ответственности, если он предпринял все зависящие от него меры, чтобы предотвратить совершение преступления" (ч. 4 ст. 31 УК).

В силу специфики выполняемых действий пособник может осуществить добровольный отказ как путем действия (сообщение органам власти о готовящемся преступлении, предупреждение потерпевшего, отобрание предоставленных ранее орудий или средств совершения преступления и т.п.), так и путем бездействия (несообщение информации о распорядке дня предполагаемого потерпевшего и т.п.). Законодатель делает упор на то, что пособник должен предпринять все зависящие от него меры, т.е. нейтрализовать то, чем он способствовал исполнителю.

Новейшие УК стран СНГ по-разному решают вопросы добровольного отказа пособника. УК Республики Узбекистан вообще не содержит положений, регулирующих особые условия соучастников. УК Республики Таджикистан в ч. 4 ст. 34, как и Модельный УК стран СНГ, устанавливает, что пособник не подлежит уголовной ответственности, если до окончания исполнителем преступления откажет ему в заранее обещанном содействии или устранит результаты уже оказанной помощи. Если же он не предпринял всех зависящих от него мер и исполнитель совершил преступление, то ответственность пособника наступает на общих основаниях, а его действия могут рассматриваться в качестве обстоятельства, смягчающего наказание. Примерно так же регулирует вопросы добровольного отказа и УК Республики Беларусь (ч. 4 ст. 15), Уголовный закон Латвийской Республики (ч. 9 ст. 20) упоминает лишь о добровольном отказе от оказания обещанной помощи, ничего не говоря об устранении уже оказанной помощи.

Естественно, что если в действиях добровольно отказавшихся от преступления соучастников имеются признаки иного состава преступления, например, у пособника - незаконное приобретение оружия при отказе от убийства, то они несут ответственность за это иное преступление.

Весьма важное положение в отношении участника организованной группы или преступного сообщества предусматривается в УК Республики Таджикистан. В соответствии с ч. 9 ст. 39 не подлежит наказанию участник организованной группы или преступного сообщества, добровольно явившийся в органы власти и оказавший активное содействие в раскрытии преступных замыслов до того, как будет совершено преступление, если фактически совершенное им деяние не содержит состава иного преступления. Еще более льготные условия освобождения от уголовной ответственности участника преступной организации содержатся в УК Республики Беларусь. Согласно ст. 20 этого кодекса: "Участник преступной организации (кроме организатора или руководителя), добровольно заявивший о существовании преступной организации и способствовавший ее изобличению, освобождается от уголовной ответственности за участие в преступной организации и совершенные им в составе этой организации преступления, за исключением особо тяжких или тяжких преступлений, связанных с посягательством на жизнь или здоровье человека". УК РФ не предусматривает в Общей части аналогичной нормы, но вместе с тем в Особенной части УК, например, в ст. 208 (организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем) предусматривается специальный случай освобождения от уголовной ответственности, при условии, что лицо добровольно прекращает свое участие в незаконном вооруженном формировании, сдает оружие и в его действиях нет иного состава преступления. Такие стимулирующие нормы в действующем законодательстве можно было бы использовать шире.

Добровольный отказ соучастников урегулирован и в УК некоторых зарубежных стран. Так, например, согласно ст. 19 УК Испании: "Когда в совершении одного деяния участвуют несколько лиц, от уголовной ответственности освобождаются те лица, которые отказались окончить уже начавшееся преступление и препятствовали или пытались препятствовать решительным образом его завершению, за исключением случаев, когда действия этих лиц составляют другое преступление или проступок". По УК ФРГ "(1). Не наказывается за покушение тот, кто добровольно отказывается от дальнейшего выполнения деяния или препятствует доведению такового до конца. Если деяние и без содействия отказавшегося доводится до конца, то он не наказывается при условии его добровольного и настойчивого усилия воспрепятствовать доведению этого деяния до конца.

(2) Если в деянии участвуют несколько лиц, то за покушение не наказывается тот, кто добровольно препятствует доведению этого деяния до конца. Однако его добровольного и настойчивого усилия воспрепятствовать доведению деяния до конца достаточно для его ненаказуемости, если деяние не осталось неоконченным без его содействия или продолжалось независимо от его прежнего содействия" (п. 24).

2.3. Проблема обоснования причинной связи при соучастии в совершении
преступления

Причинная связь деяния с общественно опасным последствием - обязательный признак объективной стороны материального состава преступления. Это аксиома, из которой исходит наука российского уголовного права при обосновании материального состава преступления в деянии одного лица. Когда же речь заходит об обосновании состава преступления в деянии организатора, подстрекателя или пособника, то большинство специалистов полагают, что с общим для всех соучастников общественно опасным последствием, наступившим в результате непосредственных действий исполнителя, причинно связано только деяние исполнителя, тогда как деяния остальных соучастников являются не причинами, а лишь условиями наступления этого последствия[68]. Тем самым фактически отрицается существование причинной связи между указанным последствием и деяниями организатора, подстрекателя и пособника, поскольку причинная связь - это связь следствия с причиной, а не с условием. Каким же образом можно обосновать общественную опасность деяний названных соучастников, если их деяния не состоят в причинной связи с последствием непосредственных действий исполнителя?

Необходимость разграничения причин и условий обосновывается теорией в учении о причинной связи, на которое большое влияние оказали воззрения лидера российской ветви классической школы Н.С.Таганцева на роль причинности в уголовном праве. Человеческое действие признавалось им причиной события тогда, когда оно являлось условием наступления данного события. При этом указывалось, что "человеческое действие может быть за малыми исключениями такой причиной только при наличности других условий, при содействии других привходящих сил"[69]. Называя подобное суждение о причине отвлеченным и подчеркивая его непререкаемость, Н.С.Таганцев в то же время полагал, что оно "не имеет значения по отношению к практическому понятию причинности, с которым имеет дело уголовное право, так как последнее употребляет понятие причины в условном, житейском смысле"[70].

"Условный" смысл причины сводился к постановке вопроса об условиях вменения в вину субъекту наступивших в результате его действий последствий, поскольку "для применения наказания недостаточно ни одной виновности, ни одной причинности, а необходима виновная причинность"[71]. Поэтому в своей концепции Н.С.Таганцев исследовал не "отвлеченную", а "условную", т.е. виновную причинную связь, и именно с поправкой на это важное обстоятельство следует рассматривать все его высказывания о причинной связи. Так, формулируя цель своей концепции как ответ на вопрос о том, сохраняется ли причинная связь действия человека с результатом несмотря на то, каков бы ни был характер и значение привходящих сил, или же существуют условия, при которых наличность таких сил устраняет причинную связь, Н.С.Таганцев имел в виду сохранение или устранение не причинной связи вообще, а лишь виновной причинной связи.

Существование виновной причинной связи между субъектом и последствием ставилось в зависимость от отношения субъекта к привходящей силе. Виновная причинная связь признается существующей, если субъект своим деянием возбудил привходящую силу или содействовал ее развитию (направил, устранил препятствия на ее пути, ускорил). Если же привходящая сила возникла самостоятельно и развивалась независимо от деяния субъекта, то такая связь отсутствует. При этом не имеет значения, изменила или нет привходящая сила направление цепи причинности, заданное деянием субъекта, ускорила или нет развитие этой цепи причинности и соответственно наступление последствия[72]. Качество отношения субъекта к привходящей силе зависит только от факта ее самостоятельности. Учитывая цель концепции, следует прийти к выводу о том, что привходящая сила характеризуется с точки зрения возможности субъекта быть виновным в наступлении последствия, которое непосредственно вызвано действием этой силы. Поскольку любая форма вины отсутствует при отсутствии у субъекта возможности предвидеть последствие своего деяния, что признается и самим Н.С.Таганцевым[73], постольку самостоятельность привходящей силы характеризует такое качество ее объективного бытия, наличие которого исключает возможность субъекта предвидеть действие этой привходящей силы. Понятие привходящей силы является, по Н.С.Таганцеву, средством обоснования виновности причинителя.

Современная уголовно-правовая доктрина унаследовала ядро концепции виновной причинности - зависимость признания причинной связи от характера привходящей силы и вытекающей из этого характера возможности лица предвидеть ее появление. Можно выделить две основные концепции причинной связи, ориентирующиеся в ее установлении на исследование привходящей силы.

Суть первой концепции, именуемой "теорией необходимого причинения", состоит в признании значимости для уголовного права только необходимых последствий деяния, тогда как случайные последствия не могут вменяться субъекту. А.А.Пионтковский, автор данной концепции, писал, что "юридическое значение для уголовной ответственности... имеет лишь та причинная связь, которая охватывается или должна охватываться предвидением субъекта"[74]. Следовательно, и он, подобно Н.С.Таганцеву, не довольствовался общефилософским пониманием причинной связи, а конструировал причинную связь "в юридическом смысле", под которой понимал связь деяния с необходимым последствием, т.е. с последствием, которое было внутренне присуще деянию в конкретных условиях его совершения. Если же последствие было случайным, иначе говоря, в конкретной обстановке совершения деяния не было ему внутренне присуще, закономерным развитием событий не вызывалось, а наступило в результате пересечения порожденной этим деянием цепи причинности другой, посторонней цепью причинности, то связь с таким последствием, по мнению А.А.Пионтковского, значения для ответственности не имеет[75]. Вот эта-то посторонняя цепь причинности есть не что иное, как привходящая сила.

Необходимость и случайность - это соотносительные философские категории, отражающие различные типы связей в объективном мире и его познании[76]. Таким образом, необходимость и случайность характеризуют объективные связи не только в онтологическом, но и в гносеологическом аспекте, а именно не только их бытие, но и возможность их познания.

Сама возможность познания есть соответствие средств познания специфике его предмета (в данном случае - объективной причинной связи). При отсутствии такого соответствия возможность познания предмета отсутствует. При неполном соответствии предмет не может быть познан в полном объеме.

Средства познания варьируются в зависимости от способностей субъекта познания. Разные люди обладают разными познавательными способностями, а потому один и тот же предмет одним человеком может быть познан, а другим нет.

Крайними значениями качественно неопределенного множества субъектов познания являются человек и человечество. У этих предельных значений принципиально различны познавательные способности, так как их теоретические знания и практические навыки не сопоставимы по объему и качеству. У человечества возможности познания того или иного предмета несоизмеримо больше, чем у отдельно взятого человека. Вполне естественно, что в отношении одного и того же предмета познания у человека может не быть познавательных способностей, поэтому существование указанного предмета будет для него случайным, а у человечества такие способности есть, поэтому для него существование данного предмета будет необходимым. Аналогичным образом у двух людей возможности познания также могут быть разными по причине различий в уровне образованности, жизненного опыта и тому подобных обстоятельств.

При определении способности субъекта познать предмет следует иметь в виду два уровня познания: теоретический и эмпирический. На теоретическом уровне существование названной способности не связано со временем, местом и другими обстоятельствами ситуации познания. На эмпирическом уровне факт ее существования прямо зависит от совместимости этой абстрактной познавательной способности с конкретной познавательной ситуацией, которая может быть столь специфична, что не позволит реализовать на практике абстрактную познавательную способность. Отсюда следует: возможность познания какого-либо предмета одним и тем же субъектом находится в прямой зависимости от специфики ситуации познания.

Таким образом, в формуле возможности познания имеются в наличии две переменные: субъект познания и ситуация познания; от их качества зависит ответ на вопрос о том, существует ли некий предмет необходимо или случайно (имеется ли возможность познать его либо нет). Первая переменная - субъект познания, как следует из названия, всегда субъективна по своей природе. Вторая переменная - ситуация познания - может быть обусловлена и объективно (явлениями природы), и субъективно (деяниями субъекта познания). Учитывая изложенное, следует констатировать субъективную относительность категорий случайности и необходимости, поскольку они характеризуют возможность познания предмета в зависимости от субъективно обусловленных факторов (субъекта и ситуации познания).

Объяснение объективно существующей причинной связи через субъективные категории необходимости и случайности препятствует ее последовательно материалистическому и непротиворечивому пониманию. Использование данных категорий неизбежно приводит к ориентации причинности не на последствие, а на его непосредственную причину - на привходящую силу, от характера которой зависит определение связи деяния с последствием как случайной или необходимой. Характер же привходящей силы определяется исключительно с точки зрения возможности субъекта предвидеть ее появление и развитие, приведшее к наступлению последствия. Теория необходимого причинения игнорирует гносеологическое значение категорий случайности и необходимости, что представляется недопустимым.

В уголовном праве в учении о вине традиционно существует правильное понимание феномена случайности. Как невозможность предвидения понимал случайность Н.С.Таганцев[77], и именно так трактуется она в современной доктрине[78]. Вследствие бесспорности это положение теперь закреплено в ч. 1 ст. 28 УК РФ, которая признает деяние совершенным невиновно, если лицо по обстоятельствам дела не могло предвидеть возможности наступления общественно опасных последствий в результате своего деяния. Именно эта ситуация случайного причинения последствия называется в уголовном праве случаем. Сходным образом и в философии под случаем понимается наступление непредвиденного события и особенно его не предусмотренное заранее совпадение с другими событиями[79].

Следовательно, разграничение необходимых и случайных связей имеет уголовно-правовое значение для установления виновности лица, но не для установления причинной связи. О виновности можно говорить только тогда, когда субъект в момент совершения деяния имел возможность предвидеть возникновение закономерности, которая, развиваясь в пространстве и времени, породила общественно опасное последствие. Если же субъект не мог предвидеть такое развитие событий, то существование закономерности, вызвавшей последствие, было для него случайностью, что, с одной стороны, не ставит под сомнение факт причинной связи между его деянием и последствием, но, с другой стороны, исключает возможность вменения наступления этого последствия ему в вину.

Другая концепция причинной связи, которую условно можно назвать "теорией прямого (непосредственного) причинения", была выдвинута В.Н.Кудрявцевым. Причинной связью он признавал прямую причинную связь, под которой понимал такое развитие событий, вызванное общественно опасным деянием и приведшее к преступному результату, которое происходило без других независимых привходящих сил, в частности, без вмешательства других человеческих поступков. Если же в развитие причинной связи "вклинивались" независимые привходящие силы, то именно они признаются причиной наступившего результата, а деяние лица рассматривается как условие их действия. За создание условий действия привходящей силы лицо может подлежать уголовной ответственности, но только тогда, когда оно имело обязанность предотвратить наступление результата, как, например, в случае передачи пособником оружия убийце[80].

Таким образом, все детерминанты последствия разграничиваются на причины и условия, причем возникают серьезные трудности с обоснованием ответственности за создание условий. Если и исходить из того, что преступник в рамках уголовно-правового отношения несет перед государством какую-либо обязанность, что само по себе довольно спорно, то это обязанность подвергнуться наказанию за содеянное, а вовсе не обязанность воздержаться от совершения преступления или добровольно отказаться от доведения до конца уже начатого преступления. Юридическим фактом, порождающим права и обязанности сторон уголовно-правового отношения, является совершение лицом преступления или как минимум начало такого совершения (приготовление к преступлению или покушение на него). Преступление первично, обязанность производна. Если нет преступления, то нет и не может быть обязанностей преступника, ибо нет самого преступника. Если же преступление начато, то преступник может добровольно отказаться от доведения его до конца и тем самым избежать наказания. Добровольный отказ - это не обязанность преступника, а его право своим бездействием или активными действиями добиться от общества полного и безоговорочного прощения за уже совершенное. Отказ от реализации права не признается правонарушением, в том числе и преступлением. Основание для наказуемости организатора, подстрекателя и пособника лежит в сфере совершенного ими, а не в отказе от добровольного отказа. Отсюда нельзя признать убедительными попытки обосновать ответственность названных соучастников нарушением ими своих (каких?) обязанностей, тем более что подобные попытки ведут к созданию принципиально иных оснований ответственности по сравнению с основанием ответственности индивидуального преступника.

Всем трем рассмотренным концепциям присущ один и тот же порок - используемый в них метод исследования (отношение лица к привходящей силе) не соответствует природе предмета исследования (причинной связи). Как известно, причинная связь между деянием и последствием объективна, ее существование не зависит от наличия у лица субъективной возможности предвидеть ее развитие. Соответственно существование причинной связи не зависит от действия привходящей силы, каким бы характером эта сила не обладала. Искусственное создание такой зависимости всегда чревато ошибками в установлении причинной связи. Конечно, можно определять объективное и через субъективное, но это будет субъективным идеализмом, который, как представляется, уместен в познании действительности посредством искусства, но неприемлем в научном познании. В научном исследовании объективную причинную связь следует объяснять при помощи только объективных категорий.

Понимание причинной связи как субъективной категории неизбежно ведет к отождествлению всей причинной связи только с виновной причинной связью (или как минимум с такой причинной связью, в отношении которой имеются основания рассматривать вопрос о виновности причинителя). Соответственно иначе формулируется и познавательная задача: проблема обоснования причинной связи причинителя с общественно опасным последствием подменяется проблемой обоснования уголовной ответственности причинителя за действие привходящей силы, непосредственно вызвавшей это последствие. Отсутствие вины причинителя и вытекающий из этого факта вывод об отсутствии оснований для уголовной ответственности истолковываются как отсутствие причинной связи[81]. В результате, с одной стороны, деяние, опосредованное действием привходящей силы, не признается одной из причин порожденного им последствия под предлогом невозможности предвидения деятелем действия этой силы, т.е. под предлогом его невиновности. С другой стороны, отказ от признания причинного статуса опосредованной причины формирует иллюзию наступления последствия только в результате привходящей силы как его прямой (непосредственной) причины. И если действует лишь одна такая привходящая сила, то подразумевается, что только она одна без какого-либо взаимодействия с другими причинами породила последствие и что для такого порождения ее одной и было достаточно. Подобное понимание привходящей силы исключает возможность обоснования причинной связи между деянием лица, не имевшего возможности предвидеть действие привходящей силы, и последствием этого деяния. Или, иными словами, невозможность лица предвидеть непосредственную причину последствия не позволяет признать его причинителем этого последствия.

Но ведь и организатор, и подстрекатель, и пособник предвидят деяние исполнителя. Что же в таком случае препятствует признанию их деяний опосредованными причинами результата, к которому привели непосредственные действия исполнителя? Дело в том, что рассмотренная нами подмена проблемы исследования предполагает установление наряду с тем, имел ли возможность соучастник (организатор, подстрекатель, исполнитель) предвидеть деяние исполнителя (привходящую силу или непосредственную причину), и того, состоит ли деяние такого соучастника в причинной связи с деянием исполнителя. С одной стороны, ничего плохого в этом нет, потому как нельзя отрицать, что "causa causae est causa causati (причина причины есть причина результата)". Но, с другой стороны, если под причиной понимать только непосредственную причину, которой одной достаточно для получения результата, то, оставаясь в рамках анализируемых концепций, следует прийти к выводу о неизбежности деяния исполнителя, фатально предопределенного деянием другого соучастника. Однако в реальной жизни оснований для подобного вывода нет, поскольку исполнитель, дав подстрекателю согласие совершить преступление, получив от пособника орудие его совершения, детально уяснив разработанный организатором план преступления, вовсе не обречен на его совершение и может добровольно отказаться от доведения его до конца. Данное обстоятельство лишь свидетельствует о наличии у исполнителя свободы воли, без которой его уголовная ответственность невозможна. Отсюда в исследовании возникает жесткая альтернатива между обоснованием свободы воли исполнителя и обоснованием причинной связи остальных соучастников с общественно опасным результатом.

Появление в рамках рассматриваемых концепций этой альтернативы есть следствие неверного понимания процесса причинения и в конечном счете неверного понимания того, что же является причинной связью. Например, В.Н.Кудрявцев причинной связью признал такое отношение между явлениями, при котором одно или несколько взаимодействующих явлений (причина) порождают другое явление (следствие)[82]. В этом определении принципиально неверным представляется допущение возможности причинения следствия только одним явлением.

Каждое следствие всегда есть результат взаимодействия неопределенного множества явлений[83]. Ни одно явление, взятое само по себе, не в состоянии породить результат. Ведь это только говорится, что, например, убийца застрелил жертву. На самом деле причиной смерти жертвы явился не один только убийца, а его взаимодействие с пистолетом. Ни пистолет без убийцы, ни убийца без пистолета не в состоянии причинить смерть. Конечно, убийца мог обойтись без пистолета и причинить смерть другим образом, например ножом, но это тоже взаимодействие убийцы и ножа.

Посредством взаимодействий любое явление развивается во времени и пространстве, превращаясь тем самым в цепь, каждое звено которой есть явление, измененное очередным взаимодействием. В этой цепи причинения любое предшествующее звено (а не только непосредственно предшествующее) является недостаточной причиной звена последующего. Соответственно недостаточными причинами предусмотренного уголовным законом общественно опасного последствия, являющегося звеном взаимодействующих цепей причинения, будут все предшествующие звенья указанных цепей причинения, а также тех цепей причинения, с которыми в прошлом взаимодействовали эти цепи причинения. Например, недостаточными причинами убийства будут отец и мать убийцы, а также конструктор пистолета, из которого убийца застрелил жертву.

Только весь комплекс взаимодействовавших друг с другом явлений представляет собой достаточную причину следствия. Любое явление, взятое само по себе, всегда есть недостаточная причина следствия. Нужно особо подчеркнуть, что недостаточная причина - это именно причина, а не условие наступления следствия. Критикуемым концепциям понятие причины известно не только в узком, но и в широком смысле. Причиной в широком смысле является любое необходимое условие наступления результата, а не только причина в узком смысле[84]. Под необходимым условием, или "conditio sine qua non (условие, без которого нет)"[85] результата, в уголовном праве понимается такое явление, мысленное исключение которого из суммы всех предшествующих условий позволяет прийти к выводу о том, что без этого явления результат не наступил бы или наступил бы, но не такой, какой наступил на самом деле[86]. Именно необходимое условие следует рассматривать в качестве недостаточной причины результата. Недостаточность необходимого условия для наступления результата не служит аргументом, обосновывающим отрицание его причинного статуса, поскольку любое явление, именуемое в рассмотренных теориях или виновной, или необходимой, или прямой причиной, на самом деле причинно недостаточно и нуждается для получения результата во взаимодействии с другими явлениями. С учетом этого как тождественные следует рассматривать понятия необходимого условия и недостаточной причины.

Достаточной для наступления последствия может быть только совокупность всех его недостаточных причин. Еще Дж.С.Милль отмечал, что "причина есть полная сумма положительных и отрицательных условий явления, взятых вместе, вся совокупность всякого рода случайностей, наличность которых неизменно влечет за собой следствие"[87]. В философской литературе используется понятие полной причины как совокупности всех факторов, при которых данное следствие наступает с необходимостью[88]. На наш взгляд, в рамках такого общетеоретического метода исследования, как системный подход, полная причина может быть интерпретирована в виде системы причинения, элементами которой являются взаимодействующие друг с другом недостаточные причины. Подобная интерпретация позволяет: обосновать причинную связь каждой недостаточной причины с другими элементами системы причинения и через нее с общесистемным последствием; разработать основы оценки значимости конкретной недостаточной причины для функционирования системы причинения и тем самым для порождения ею индивидуально определенного последствия; дать единообразное обоснование причинной связи с последствием как действия, так и бездействия.

В историко-философской традиции система рассматривается в качестве некоторого целого, которое обладает свойствами, отличными от свойств ее элементов и неравнозначными сумме свойств элементов, так как целое всегда больше суммы своих частей[89]. Другими словами, любая система в целом обладает как минимум одним специфическим свойством, которого нет ни у одного элемента системы. У системы причинения таким свойством является причинная достаточность, которой обладает лишь вся система в целом и ни одна недостаточная причина в отдельности, какой бы значимой она ни была для ее успешного функционирования. Данное свойство системы проистекает из взаимодействия внутри нее цепей причинения, состоящих из недостаточных причин последствия. Каждое новое звено цепи причинения (дочерняя недостаточная причина) всегда отличается от тех звеньев цепей причинения (родительских недостаточных причин), взаимодействием которых оно было непосредственно порождено.

К сожалению, нельзя обосновать универсальный критерий, руководствуясь которым можно было бы измерить (как это делается в естественных науках) изменение причинной недостаточности. Но на практике очевиден сам факт такого изменения в ту или иную сторону. Например, у убийцы, приобретшего орудие убийства, степень причинной недостаточности меньше (соответственно вероятность совершения им убийства больше), нежели у него же, но до приобретения этого орудия.

Развиваемый в настоящей работе взгляд на причинную связь находится в русле теории эквивалентности, которая традиционно критикуется российской наукой уголовного права, причем преимущественно социалистического периода[90]. Современное учение о причинной связи сформировалось в 40-60-е годы уходящего века и вполне адекватно отражает специфику эпохи. У ученых тех лет были перед глазами или еще слишком свежи в памяти сталинские репрессии, что препятствовало развитию теорий, так или иначе обосновывавших расширение основания уголовной ответственности. Теория эквивалентности трактует причинную связь особенно широко, а потому отстаивать ее в то время - это, в сущности, ратовать за дальнейшее продолжение либо возобновление репрессивного произвола. По большому счету, обосновать теорией эквивалентности произвольное расширение основания уголовной ответственности нельзя, поскольку для ее наступления требуются не только причинная связь деяния с последствием, но и вина причинителя. Именно виновность выступает естественным правовым барьером, ограничивающим потенциально безбрежное поле объективной ответственности лишь тем его участком, где расположены виновные причинители. Но сталинское правосудие свело процесс доказывания вины к вымогательству у обвиняемого признания его виновности, т.е. указанный естественный правовой барьер на пути террора не функционировал.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что стали развиваться теории, восстанавливающие этот барьер путем завуалированного привнесения в учение об объективной причинной связи субъективных моментов. Например, теория необходимого причинения была выдвинута А.А.Пионтковским в 1938 г., когда репрессии достигли апогея. Независимо от того, замышлял ли ученый воспрепятствовать репрессиям или нет, его теория мешала их развертыванию, потому как искусственно смещала акцент в установлении основания уголовной ответственности с виновности на причинную связь, которая, будучи категорией объективной, никоим образом не зависела от показаний обвиняемого. Расплатой за подобную подмену всей причинной связи только той, которую имелась возможность предвидеть, стал образовавшийся в теории уголовного права дефицит причинности, который до сих пор не позволяет науке правильно определить направления решения многих насущных проблем, в частности проблемы организованной преступности.

Восполнить подобный дефицит причинности можно лишь в рамках теории эквивалентности, которая позволяет причинно обосновать уголовную ответственность за деяния, являющиеся весьма отдаленными недостаточными причинами общественно опасного последствия. Именно за это очевидное на сегодняшний день достоинство она традиционно критикуется в теории. В основе критики - отождествление отдаленности деяния с его малозначительностью. Однако применительно к конкретным деяниям такое отождествление далеко не всегда бывает обоснованным. В качестве примера достаточно сослаться на деяние организатора преступного сообщества, которое, как правило, сильно удалено от наступившего в результате его действий общественно опасного последствия, поскольку это деяние опосредуется деяниями других многочисленных сообщников, но от этого сравнительная опасность содеянного организатором вовсе не уменьшается.

Пространственно-временное отношение деяния к последствию нельзя признать универсальным критерием значимости. Значимость деяния следует определять относительно не последствия, а системы, которая породила данное последствие и элементом которой такое деяние является. Значимость элементов системы причинения определяется путем сравнения их вкладов в ее успешное функционирование, в обретение ею свойства причинной достаточности. Сравнение осуществляется методом мысленного элиминирования, который хорошо известен науке российского уголовного права[91]. Надо мысленно исключить поочередно каждый элемент системы причинения, но не ограничиться этим, как при решении вопроса о "conditio sine qua non" последствия, а сравнить друг с другом получаемые варианты причинения. Чем существеннее в значимых чертах мысленный вариант причинения отличается от процесса, имевшего место в реальности, тем более значим элемент системы причинения, в этом варианте отсутствующий.

Следует специально отметить, что вопрос о значимости причинной связи вторичен по сравнению с вопросом о ее существовании. Причинная связь существует независимо от нашей оценки ее значительности. Какой бы малозначительной ни была причинная связь деяния с общесистемным последствием - она все равно остается причинной связью. Поэтому необходимо избегать подмены вопроса о существовании причинной связи вопросом о ее значимости. Правильное решение последнего вопроса очень важно для назначения виновному причинителю справедливого наказания, поскольку чем большее значение имеет деяние для успешного функционирования системы причинения, тем большую общественную опасность оно объективно представляет.

В российской науке уголовного права теория эквивалентности традиционно критикуется за тезис о равноценности всех необходимых условий последствия. Действительно, все "conditio sine qua non" последствия равноценны в том смысле, что все они причинно недостаточны. Вместе с тем они отличаются друг от друга по степени причинной недостаточности, так как различна их значимость для системы причинения последствия. Выявить эти различия можно лишь при анализе конкретной системы причинения, т.е. на эмпирическом уровне познания. Теория же может только выработать методику эмпирического исследования и обосновать недостаточность абстрактного рассмотрения проблемы причинной связи. Какой бы глубокой ни была научная абстракция, она всегда предполагает дальнейшее восхождение к конкретным фактам. Отрицание такого подхода неизбежно приводит к рассмотрению причинной связи с позиции адекватной теории.

Как отмечалось ранее, в основе эмпирического исследования причинной связи находится метод мысленного элиминирования. Теоретической же предпосылкой использования данного метода, обосновывающей его самодостаточность и пресекающей попытки дополнить его и тем самым наделить объективную причинную связь субъективным "юридическим смыслом", является презумпция эквивалентности недостаточных причин. Суть ее сводится к тому очевидному положению, что все недостаточные причины индивидуально определенного последствия признаются равноценными (обладающими одинаковой степенью причинной недостаточности) постольку, поскольку сравнением результатов их мысленного исключения из картины причинения не установлено иное. Конечно, эта презумпция очень часто опровергается, как, например, в случае назначения различного наказания соучастникам преступления при одинаковой квалификации содеянного ими и сходных данных об их личности. Но в том и состоит смысл любой презумпции: необходимость ее опровержения, будучи исходной методологической установкой, с одной стороны, побуждает к тщательному исследованию факта, предположение о котором как раз и составляет содержание презумпции, а с другой стороны, препятствует стереотипной, поверхностной, предвзятой оценке этого факта.

Указанная презумпция является исходным принципом сравнительной оценки значимости всех недостаточных причин. Исключение составляет только сопоставление родительской и дочерней причин, так как последующее звено цепи причинения всегда отличается по степени причинной недостаточности от каждого непосредственно предшествующего звена. Сравнительная оценка значимости родительской и дочерней причин не будет полной без ответа на вопрос о том, каково влияние каждой родительской причины на степень причинной недостаточности дочерней причины. Ведь если некий результат порождается взаимодействием нескольких причин, то каждая из них за него и ответственна, но не полностью (ибо не она одна повлияла на этот результат), а лишь в пределах собственного вклада в это взаимодействие, в пределах той степени причинной недостаточности, которую она приобрела или утратила в процессе взаимодействия. Оценить же вклады родительских причин в процесс взаимодействия можно только с позиции презумпции их эквивалентности, потому что без исследования конкретной системы причинения нельзя достоверно высказаться о значимости ее отдельных элементов.

В свете презумпции эквивалентности недостаточных причин отчетливо видна необоснованность представленного в теории и широко распространенного среди практических работников мнения о том, что исполнение преступления всегда более общественно опасно, чем подстрекательство и пособничество. Ведь из того факта, что деяние исполнителя расположено к общественно опасному последствию ближе, чем, например, деяние подстрекателя, еще совсем не следует, что непосредственная причина этого последствия имеет большее значение для системы причинения, нежели причина опосредованная. Как любая дочерняя причина, исполнение преступления есть результат взаимодействия подстрекательства с личностью исполнителя, в результате чего последний заражается решимостью совершить преступление. Исполнение преступления, следовательно, представляет собой некую результатирующую этого взаимодействия, характеризующую исполнителя как непосредственного, а подстрекателя как опосредованного причинителя. Поэтому нельзя факт исполнения преступления относить на счет только исполнителя или только подстрекателя. Столь же недопустимо судить о значимости ролей подстрекателя и исполнителя для системы причинения последствия исключительно по исполнению преступления, поскольку каждый из них хотя и подлежит наказанию за совместные усилия для достижения преступного результата, но лишь в пределах своего собственного вклада, причем вклад исполнителя следует оценивать как разницу в степени причинной недостаточности между его собственным деянием и деянием подстрекателя. Естественно, что сделать окончательный вывод о сравнительной "ценности" вкладов подстрекателя и исполнителя для системы причинения общественно опасного последствия нельзя без всестороннего исследования ситуации по конкретному уголовному делу.

Теория эквивалентности позволяет восполнить существующий в доктрине соучастия дефицит причинности, порожденный неспособностью последней обосновать причинную связь деяний организатора, подстрекателя и пособника с общим для всех соучастников преступным последствием. Без такого обоснования нельзя доказать наличие состава преступления в деяниях этих соучастников, потому что отсутствие причинной связи их деяний с последствием есть бесспорное свидетельство отсутствия объективной стороны состава преступления. Этот дефицит причинности традиционно восполнялся гипертрофированным развитием субъективных признаков соучастия. Тот же Н.С.Таганцев, будучи не в состоянии в рамках своей теории виновной причинности обосновать объективную сторону подстрекательства и пособничества, вынужден был компенсировать дефицит причинности своей концепцией общей виновности соучастников[92], тем самым строя их ответственность на принципиально иных основаниях, нежели ответственность индивидуально действующего лица. И здесь нельзя не согласиться с И.Я.Фойницким, лидером российской ветви социологической школы в уголовном праве, который более века назад отмечал в доктрине соучастия явное преобладание момента соглашения и умысла над моментом причинности[93].

К сожалению, и в наши дни данное положение не утратило своей актуальности, подтверждением чему служат ст. 35, 209, 210 УК РФ, регламентирующие формы соучастия. Все формы соучастия позволяют игнорировать индивидуальный состав преступления организатора, подстрекателя или пособника и тем самым создают возможность привлечения их к ответственности при отсутствии причинной связанности их деяний с последствием, которое наступило в результате непосредственных действий исполнителя. Эта та самая "связь вообще", на которую А.Я.Вышинский в 1938 г. требовал заменить причинную связь в соучастии для обоснования политических репрессий[94].

Цена такого законодательного решения этой проблемы непомерно высока. Во-первых, причинная связь деяния с последствием есть надежный критерий его общественной опасности. Игнорировать его - значит допускать возможность привлечения к уголовной ответственности за общественно неопасные деяния. Во-вторых, мерилом оценки общественной опасности личности соучастника должно быть его собственное деяние, а не деяние исполнителя, по которому придется судить других соучастников, если не признавать в их деяниях собственного состава преступления. Соответственно каждый соучастник должен нести только то наказание, которое заслужил он, а не которого заслуживает исполнитель. Иное решение этого вопроса - безнравственно, а ведь право не имеет права быть аморальным.

Таким образом, состав преступления в деяниях организатора, подстрекателя и пособника невозможно обосновать без признания каждого соучастника недостаточной причиной последствия, вызванного непосредственным деянием исполнителя, а выработать в теории подходы к назначению соучастникам справедливого наказания нельзя без презумпции эквивалентности недостаточных причин.

3. Вопросы совершенствования законодательства в
области соучастия в преступлении

На основе проведенного выше анализа имеющихся теоретических и правовых положений можно сделать вывод, что среди ученых - юристов нет единства взглядов относительно понятия основания уголовной ответственности. Законодательное определение данного понятия длительное время оставалось недостаточно четким и формулировалось так, будто существует не одно, а несколько оснований уголовной ответственности. Закон не конкретизировал его применительно к составу преступления, что являлось отступлением от принципа совокупности и неразрывной связи объективных и субъективных признаков состава преступления как субстанции основания уголовной ответственности.

Новый уголовный закон воспринял концепцию, согласно которой основание уголовной ответственности связывается с наличием в деянии всех признаков состава преступления (ст.8 УК РФ). Однако это не положило конец дискуссиям об основании уголовной ответственности. Даже авторы, положительно оценивающие законодательное определение основания уголовной ответственности, обосновывают свои позиции по-разному: от признания состава преступления в качестве единственного основания уголовной ответственности до полного отрицания правомерности использования данного термина в уголовном праве.

Анализ различных точек зрения и соответствующих норм отечественного и зарубежного уголовного законодательства позволяет нам сделать выводы, что состав преступления, благодаря универсальному свойству его элементов, разработанных уголовно-правовой наукой, является важнейшим критерием определения основания уголовной ответственности; что в качестве последнего он не может выступать в силу различных по характеру и объему уголовно-правовых функций сравниваемых понятий; и что при определении понятия основания уголовной ответственности необходимо учитывать не только фактическое совершение общественно опасного деяния, но и уголовно-правовой запрет указанного деяния.

По нашему мнению, причины разночтений среди практиков и наличия множества противоположных научных точек зрения в несовершенстве законодательного определения исследуемого понятия. Повод для столь разнообразных точек зрения на проблему основания уголовной ответственности дает недостаточно четкая редакция статьи 8 УК РФ. Так, указание в законе на то, что основанием уголовной ответственности является только «совершение деяния», придает понятию двойственный смысл. Если основанием ответственности является совершение деяния, то на каком основании должна наступить именно уголовная ответственность при совершении такого деяния в реальной действительности? Считать основанием ответственности за нарушение установленного законом запрета только сам факт нарушения этого запрета, значит, допустить подмену понятия «основание уголовной ответственности» понятием «совершение деяния», то есть понятием «преступление».

На наш взгляд, закон должен содержать указание не только на совершение деяния (фактический аспект, составляющая основания), но и на уголовно-правовой запрет этого деяния (юридический аспект, составляющая). Предлагается норму «основание уголовной ответственности» изложить в следующей редакции: «Основанием уголовной ответственности является виновное совершение запрещенного уголовным законом под угрозой наказания общественно опасного деяния, содержащего состав преступления, предусмотренного настоящим Кодексом».

Кроме того в ст.2 УК РФ законодателем указан порядок и очередность основополагающих норм, а именно: «настоящий Кодекс устанавливает основание и принципы уголовной ответственности...». Судя по важности функций основания уголовной ответственности, не только формально, но и по существу данная норма должна возглавлять перечень основополагающих установлений сразу же после нормы, определяющей их логическую последовательность. Таким образом, норма: «Основание уголовной ответственности» должна быть установлена статьей 3 УК РФ. (Соответственно изменяются порядковые номера статей У К, в которых формулируются принципы уголовной ответственности».

В развитие концепции основания уголовной ответственности требуется уточнение понятия собственно уголовной ответственности, в предлагаемом нами определении которой отражены три аспекта:

-   установление и дифференциация ответственности — законодательный аспект;

-   условия возникновения ответственности и ее индивидуализация -правоприменительный аспект;

-   пределы реализации ответственности уголовно-исполнительный аспект.

Исходя из этого, можно определить, что уголовная ответственность - это основанное на уголовном законе в соответствии с уголовно-процессуальным и уголовно-исполнительным законодательством осуждение лица, виновного в совершении преступления, назначение и применение необходимых для его исправления и предупреждения новых преступлений наказания и иных мер уголовно-правового характера, а также фактическое претерпевание виновным последствий судимости.

Дальнейшее направление исследования продиктовано наличием дилеммы: «основание» или «основания» уголовной ответственности устанавливает законодатель. В современной уголовно-правовой науке имеются точки зрения, отстаивающие тезис о множестве оснований. Мы не разделяем данной позиции и, отстаивая принцип единства основания, считаем, что закрепив понятие основания уголовной ответственности в единой основополагающей норме, законодатель тем самым определил его общеобязательный универсальный характер. Предписания данной нормы распространяются на все запрещенные уголовным законом деяния, будь то оконченное преступление или покушение на него, совершенное единолично или в соучастии и т.д. Важным условием, подчеркивающим единство основания уголовной ответственности, применительно к соучастию является однообразное установление пределов ответственности соучастников.

В дипломной работе были проанализированы особенности и специфика установления основания уголовной ответственности соучастников, исследованы нормы нового и ранее действовавших отечественных уголовных законов, приводятся постановления Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (РФ), благодаря разъяснениям которых восполнялись пробелы законодательства в регулировании уголовных правоотношений при соучастии, в частности, по вопросам особенностей основания ответственности соучастников преступления.

Некоторые нормы, касающиеся определения основания уголовной ответственности соучастников, подлежат усовершенствованию. Так, специальной нормой (ч.1 ст.34 УК) установлено, что ответственность соучастников преступления определяется характером и степенью фактического участия каждого из них в совершении преступления. Однако те же «характер и степень фактического участия липа в совершении преступления» согласно ч.1 ст.67 УК призваны регламентировать назначение наказания за преступления, совершенные в соучастии.

На наш взгляд, согласно законодательной логике было бы более последовательным в норме, регламентирующей назначение наказания соучастникам (ч.1 ст.67 УК), указать о необходимости учитывать значение роли и степени активности каждого соучастника в достижении совместного преступного результата.

При анализе особенностей установления основания ответственности соучастников мы исходили из того, что:

-   характером фактического участия в преступлении определяется уголовно-правовой статус соучастника (существенный для дифференциации его ответственности);

-   степенью фактического участия в преступлении определяется активность соучастника того или иного вида, величина его «вклада» в общее преступление.

Совокупность юридически значимых признаков преступного поведения соучастника является критерием основания уголовной ответственности, который у так называемых «сложных субъектов» (организатора, подстрекателя, пособника) объективируется причинной и виновной связью с преступным результатом, наступившим от действия исполнителя. Отдаленность во времени и пространстве действий «сложных субъектов» от события преступления позволяет многим авторам полагать, что действия организаторов, подстрекателей и пособников являются не причинами, а лишь условиями наступления преступного результата. Сторонники теории акцессорной природы соучастия считают, что предположение о причинной взаимообусловленности действий соучастников приводит к выводу о несамостоятельности их решений, об отсутствии в них волевого момента.

Предпочтительнее, на наш взгляд, точка зрения Р.Р.Галиакбарова, согласно которой особенность причинной связи при соучастии обусловлена требованием, чтобы каждый из соучастников своими действиями внес вклад в совершение преступления, чтобы их опасные поступки оказали воздействие на сознание исполнителя и явились составной частью общей причины совершения преступления. Данная позиция находится в русле теории эквивалентности (Н.Н.Сергеевский, Г.Е.Колоколов, А.Н.Трайнин, А.А.Пионтковский), которая трактует причинную связь особенно широко, тем самым исключая возможность объективного вменения, а следовательно, препятствует произвольному расширению основания уголовной ответственности при соучастии.

Такое понимание содержания причинной связи при соучастии позволяет определенным образом нивелировать отсутствие объективной стороны (условно-стандартного) состава преступления «сложных субъектов». На законодательном уровне этот «недостающий» элемент состава преступления организатора, подстрекателя и пособника восполняется ссылкой на специальную норму Общей части Уголовного кодекса (ч.З ст.34 УК), что не нарушает принципа единства основания уголовной ответственности.

Подчеркнем, что подлинному соучастию присущи специфические субъективные признаки, которые являются дополнительными к указанным в ст. 19 УК РФ и характеризуются только умыслом. Современная научная концепция и уголовный закон исключают возможность соучастия в преступлении, совершенном по неосторожности.

Вместе с тем, по нашему мнению, для некоторых уголовно-правовых ситуаций обращение к проблеме формы вины в соучастии представляется актуальным. Иногда ответственность за умышленное преступление значительно усиливается, если оно по неосторожности причинило более тяжкие последствия, которые не охватывались умыслом виновного (ч.4 ст. 111, ч.З ст. 123, ч.З ст. 126 УК РФ). В таком умышленном преступлении самостоятельно сочетаются умысел и неосторожность по отношению к наступившим последствиям.

Исходя из основных положений концепции соучастия и особенностей основания уголовной ответственности соучастников, можно сделать вывод о том, что соисполнители преступления, совершенного с двумя формами вины, несут ответственность как за умышленные действия по исполнению преступления, так и за совместно причиненные ими по неосторожности тяжкие последствия, в то время как организатор, подстрекатель и пособник могут отвечать лишь за ту часть деяния, которая охватывалась умыслом каждого из них.

В результате анализа особенностей основания уголовной ответственности соучастников на стадиях приготовления к преступлению и покушения на преступление, выявляется противоречивость части 5 ст.34 УК РФ, где указано: «в случае недоведения исполнителем преступления до конца по независящим от него обстоятельствам остальные соучастники несут уголовную ответственность за приготовление к преступлению или покушение на преступление». Согласно общим правилам установления основания уголовной ответственности соучастников преступления, определенных ст.34 УК РФ, в указанной уголовно-правовой ситуации деянием организатора, подстрекателя и пособника будет соучастие в покушении (приготовлении) на преступление, а не покушение (приготовление) на него.

Для определения основания и пределов уголовной ответственности за совместную преступную деятельность важное значение имеют форма и вид соучастия в преступлении. Совершение одного и того же деяния в зависимости от ролевого статуса соучастника, определяемого формой и видом соучастия, может повлечь различные по объему уголовно-правовые последствия либо обусловить освобождение от уголовной ответственности.

Несмотря на столь значительную роль названных уголовно-правовых категорий, в российском уголовном законодательстве вопрос о формах и видах соучастия в преступлении фактически никогда не решался. Это является определенной причиной того, что в теории уголовного права данный вопрос продолжает оставаться одним из самых сложных и неоднозначно решаемых.

По нашему мнению, законодатель выделяет разновидности соучастия, учитывая специфический характер их общественной опасности, только в целях дифференциации ответственности соучастников преступления, без учета важности законодательного закрепления классификации форм и видов соучастия также для установления основания уголовной ответственности за совместную преступную деятельность.

Анализируя с позиций классификации соучастия уголовные законы некоторых зарубежных стран (Англии, США, Германии, Франции, Испании, Японии), можно отметить, что вопросы определения форм и видов соучастия решаются неодинаково. Отметим также, что в УК Республик Казахстан, Таджикистан, Узбекистан, Кыргызской Республики, в Модельном УК стран СНГ употребляется термин «формы соучастия» и в качестве последних выделяются: группа лиц, группа лиц по предварительному сговору, организованная группа, преступное сообщество.

На наш взгляд, необходимо критически относиться к такому решению проблемы, потому что за пределами законодательного определения остается такая важная форма (или разновидность) совместной преступной деятельности, как сложное соучастие (с распределением ролей). Именно в определении основания уголовной ответственности и ее дифференциации в отношении соучастников каждого вида состоит основное предназначение сложного соучастия. Кроме того при указанном подходе к определению форм и видов соучастия не прослеживается единство основания классификации и критериев, с помощью которых можно выделить ту или иную форму по присущим только ей признакам.

Мы разделяем данную точку зрения и считаем, что разграничить формы соучастия можно по единому критерию, каким может выступать разный уровень опасности того или иного юридически значимого способа взаимосвязи и взаимодействия соучастников до начала и во время совершения деяния, исполненного в соучастии.

На основании этого можно сделать вывод, что единым общим основанием классификации форм соучастия является специфический характер общественной опасности способа соединения совместных усилий соучастников преступления. Специфичность характера общественной опасности деяния при соучастии в том, что ее элементами являются не только типизированные признаки опасности преступления, но также и способы его совершения.

Признавая общественно опасным не только само деяние, запрещенное (типизированное) законом, но и способ взаимодействия соучастников при совершении этого деяния, законодатель вправе и должен «взвешенно соизмерять» степень общественной опасности того или иного способа «слияния» совместных усилий участвующих в совершении деяния лиц. Поэтому в отличие от классификации форм соучастия основанием классификации видов соучастия выступает типовая степень общественной опасности, регламентированная законодателем в виде квалифицирующих признаков, обеспечивающих дифференциацию уголовной ответственности соучастников и юридическую квалификацию их действий.

Установление государством уголовной ответственности за совершение преступлений предполагает ее обязательную реализацию как выражение принципа неотвратимости ответственности за содеянное, являющегося принципом уголовной политики любого государства. Наряду с названным принципом, по логике вещей, должен действовать столь же неукоснительный принцип справедливости, когда меры государственного принуждения должны соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного (ст.6 УК РФ).

Однако реальная жизнь подтверждает, что законодательное определение соотношения (эквивалентности) между деянием человека и воздаянием за него далеко не всегда отвечает требованиям, предъявляемым к уголовной политике, в значительной мере отражающей уровень социальной справедливости в обществе.

Для того, чтобы указанные требования к соотношению «между деянием и воздаянием» четко и неукоснительно выполнялись, законодатель должен установить принципиально действующий правовой регулятор, чутко дозирующий объем неблагоприятных уголовно-правовых последствий для лиц, совершивших преступления. Осуществление функции подобного регулятора, дозирующего объем уголовно-правовых последствий, возможно только посредством градации, максимальной и четкой дифференциации уголовной ответственности.

Анализ диалектической взаимосвязи таких принципиальных положений уголовной политики, как законность и неотвратимость ответственности за преступное деяние, с одной стороны, и справедливость наказания, применяемого к лицу - с другой, позволяет говорить о дифференциации уголовной ответственности как об основополагающем понятии в системе уголовного права.

В предвестниках государственно-правовой реформы в России данному принципу уголовно-правовой политики придавалось важное значение. Так. в Концепции уголовного законодательства РФ. опубликованной в 1992 г., дифференциация уголовной ответственности была названа принципиальным направлением последней отечественной уголовно-правовой реформы.

Благодаря своевременным разработкам П.В.Коробова, С.Г.Келиной, А.И.Коробеева, И.Я.Козаченко, Г.Л.Кригер, Л.Л.Кругликова и других ученых-юристов сформулированные ими принципиальные положения в рамках учения о дифференциации уголовной ответственности положительно отразились на содержании нового уголовного закона. Вместе с тем многие важные вопросы дифференциации уголовной ответственности в теории и на практике решаются неоднозначно. Некоторые из них нуждаются в законодательном закреплении.

Спорными, по нашему мнению, продолжают оставаться вопросы отграничения дифференциации уголовной ответственности от таких сходных понятий, как криминализация (установление уголовной ответственности), индивидуализация уголовной ответственности и ее реализация. Хотя криминализация и является прерогативой законодателя, однако, в отличие от дифференциации ответственности она не обладает функцией разделения (расчленения) уголовно-правовых последствий.

В отношении понятия основания дифференциации уголовной ответственности существуют различные точки зрения. Проанализировав основные из них, мы предполагаем, что предпочтительней позиция Т.А.Лесниевски-Костаревой, согласно которой в качестве названного основания будет выступать типовая (неиндивидуальная) степень общественной опасности деяния и личности виновного. Данное определение следует дополнить: «...выраженная в пределах санкций уголовно-правовых норм, устанавливающих дифференцированную уголовную ответственность».

К средствам дифференциации уголовной ответственности наряду с квалифицирующими (привилегирующими) признаками следует отнести закрепленные в Общей части уголовного закона обстоятельства, императивно изменяющие объем уголовно-правовых последствий (ст.ст.66, 68 УК), а также условия возможного либо обязательного освобождения виновного от уголовной ответственности (ст.ст.75-78, 90 и примечания к статьям 126, 198, 204-206 и т.п.).

К видам дифференциации уголовной ответственности помимо «дифференциации посредством градации типового наказания» следует отнести и такой, как «дифференциация посредством процессуального неприменения к виновному, предусмотренных законом мер уголовно-правового характера».

Преступление, совершаемое при участии нескольких лиц, в отличие от совершения его в одиночку, как правило, достигает преступного результата с большей вероятностью. Совершение же преступления группой лиц, тем более, если такая группа отличается устойчивостью и организованностью, всегда считалось наиболее опасным, влекущим повышенную уголовную ответственность.

Необходимость дифференцировать ответственность в зависимости от формы объединения преступников была вызвана степенью «концентрации» организованной преступности. Если до начала 90-х годов организованных преступных проявлений насчитывалось всего лишь единицы, то в 2003 г. на учете в МВД РФ состояло свыше 350 преступных сообществ. О серьезной угрозе национальным интересам со стороны организованной преступности говорит то, что уже к тому времени, после распада СССР, только в результате организованных финансовых преступлений из стран СНГ, главным образом из России, было незаконно вывезено на Запад по примерным оценкам около 27 млрд. долл. США.

Это вызвало адекватную реакцию законодателя на состояние динамики организованной преступности. Новым отечественным уголовным законом взят курс на решительное усиление репрессивных мер в отношении участников организованных преступлений и радикальную дифференциацию уголовной ответственности за совместную преступную деятельность в целом.

Остроту проблеме придает динамика групповой и организованной преступности. Согласно последним исследованиям, в общей массе осужденных в 2002-2003 гг. - 30,4% действовали в составе групп. Для сравнения: в 1989 г. этот показатель равнялся 19,7%. Наблюдается опасная тенденция качественного роста этого показателя: среди преступлений небольшой тяжести групповые составили 6,8%, средней тяжести - 10,4%, тяжких и особо тяжких - 51%. Похищение человека (ст. 126 УК) -совершено в группе в 85 случаях из 100, разбои (ст. 162 УК) - 77,8%, вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления (ст. 150 У К) - 75,2%, вымогательство (ст. 163 УК) - 71,2%. Только указанных шесть видов составляют 73,8% от общего числа групповых преступлений, совершенных за два последних года.

Приведенные данные в достаточной мере определяют контуры групповой преступности и могут служить ориентирами на точки приложения усилий законодательной и правоприменительной практики, уголовно-правовых и криминологических исследований.

Отсутствие законодательного определения форм соучастия, среди которых, по нашему мнению, наиболее актуальной является организованная преступная деятельность, позволяет оставаться актуальными проблемам групповой, организованной и профессиональной преступности. К тому же на данный момент в государстве отсутствует надлежащий операционный учет организованной преступности.

Необходимо обратить внимание на проблему законодательного определения понятия организованной преступной деятельности, как наиболее опасной формы соучастия, и на необходимость кардинального упорядочения отечественной уголовной статистики.

Говоря об организованной преступности, важно иметь в виду, что данная криминологическая категория самым тесным образом связана с уголовно-правовым понятием «организованная преступная деятельность». Это понятие должно быть сформулировано и отражено в законе, поскольку от его четкого законодательного определения зависит возможность применения алгоритмов уголовно-правовой оценки квалифицированных и особо квалифицированных составов преступлений, совершаемых обычным групповым способом либо организованными преступными группами или преступными сообществами.

Если законодатель четко разграничит формы и виды совместной преступной деятельности и закрепит единые выверенные критерии определения группового преступления и организованной преступной деятельности, то тем самым он создаст предпосылки оптимальной дифференциации и безошибочной индивидуализации уголовной ответственности различных видов соучастников преступления.

Подчеркивая актуальность исследуемых вопросов, отметим, что в условиях недостаточно четкого законодательного разграничения разновидностей преступных групп («группа лиц по предварительному сговору», «организованная группа», «устойчивая вооруженная группа», «преступное сообщество») обеспечить оптимальную индивидуализацию уголовной ответственности соучастников преступления, как свидетельствует практика, пока весьма затруднительно. Так, на вопрос, достаточно ли УК разграничивает составы вооруженного разбоя, совершенного организованной группой (п. «а» ч.З ст. 162 У К), и участия в устойчивой вооруженной группе (банде) - ч.2 ст.209 УК, каждый десятый респондент (из 250 опрошенных судей федеральных судов и следователей) ответил, что разграничение провести невозможно, и более, чем каждый второй  (56%) сообщил, что разграничить указанные составы затруднительно ввиду нечеткого их законодательного определения. При таком уровне «сомнений» правоприменителей проблема классификации, которая четко разграничивала бы формы и виды соучастия, представляется весьма актуальной.

Исходя из указанной «трехзвенной» классификации, представляется возможным определить, что соучастие в преступлении по внешнему выражению степени опасности способов взаимодействия соучастников может быть:

-   сложным соучастием (с распределением ролей):

-   соисполнительством в составе группы без предварительного сговора, по предварительному сговору, организованной группы,

-   в форме организованной преступной деятельности в виде преступного сообщества (преступной организации).

Подчеркнем, что данная классификация в достаточной мере сориентирована на уже закрепленную законом классификацию видов соучастия (ст.ст.ЗЗ, 35 УК), ответственность которых законодательно также определена (ст.34, чл.4, 5ст.31УК).

Уголовно-правовая функция классификации форм соучастия является системообразующей для институтов:

-   установления основания уголовной ответственности соучастников преступления;

-   дифференциации уголовной ответственности при соучастии.

В рамках института соучастия данная классификация обеспечивает возможность определять внешнюю сторону соучастия, раскрывающую способ взаимодействия виновных и показывающую, каким образом (при одном исполнителе с распределением ролей в сложном соучастии, при групповом соиполнителъстве или при наличии признаков организованной преступной деятельности) деяния двух или более лиц соединяются в единое преступление.

Однако, связывая институт соучастия с институтами основания и дифференциации уголовной ответственности соучастников преступления, классификация форм соучастия сама непосредственно ответственность соучастников не дифференцирует. Невозможно дифференцировать (разграничить, расчленить) ответственность, например, пособника, подстрекателя, организатора преступления, оперируя лишь понятием формы соучастия, скажем, «сложное соучастие (с распределением ролей)». Это возможно лишь с помощью видов соучастия, таких как «пособничество», «организаторские или подстрекательские действия», разумеется, при наличии исполнительских функций.

Таким образом, с помощью не форм, а видов соучастия, законодатель дифференцирует уголовную ответственность путем существенного увеличения объема уголовно-правовых последствий (относительно типовой санкции основного состава) для лиц, чьи действия подпадают под признаки того или иного вида соучастия.

Обосновывая свою позицию, обратимся к примерам подобного разграничения форм и видов (как сущности и содержания), издавна используемого в уголовном праве. Так, рассматривая вину, как сложное уголовно-правовое понятие, законодатель определил ее формы: умысел и неосторожность (ст.24 УК). Для того, чтобы выразить их сущностное содержание, уголовный закон, соблюдая диалектику связи формы и содержания, делит умысел, как форму вины, на виды - прямой и косвенный (ст.25 УК), а неосторожность - на легкомыслие и небрежность (ст.26 УК). Если продолжить сравнение, то как и в соучастии, институт вины в уголовном праве имеет «свою» сложную форму - совершение преступления с двумя формами вины (ст.27 УК).

Предлагается новая редакция ст. 32 УК РФ.

«Статья 32. Понятие, формы и виды соучастия в преступлении

1. Соучастием в преступлении признается умышленное совместное непосредственное либо иное, указанное в настоящем Кодексе, участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления.

2. Соучастие в преступлении может быть сложным (с распределением ролей) либо соисполнительством в составе группы без предварительного сговора, по предварительному сговору или организованной группы, а также в форме организованной преступной деятельности в виде преступного сообщества (преступной организации)».

Совершение преступлений в составе группы (двух или более соисполнителей) в определенных случаях отнесено к способу совершения преступления, используемого законодателем в качестве квалифицирующих признаков. По способам совершения групповых преступлений такие квалифицирующие признаки, как группа лиц, группа лиц по предварительному сговору и организованная группа совпадают с видами соучастия соответствующими форме соучастия «соисполнительство в составе группы»

Однако, хотя виды соучастия и совпадают с квалифицирующими признаками блока «группа лиц», они не всегда, по сравнению с последними, выступают в качестве средства дифференциации ответственности Например, при контрабанде, совершенной группой лиц или группой лиц по предварительному сговору, не дифференцируется ответственность соисполнителей в составе группы (ст 188 УК) Это может учитываться лишь как обстоятельство, отягчающее наказание (п «в» ч 1 ст 63 УК)

В приведенном примере законодатель юридически значимым посчитал лишь такой вид соучастия при контрабанде, как совершение ее в составе организованной группы За такой способ соединения усилий соучастников законодатель дифференцировал их ответственность путем значительного (в 3,5 раза по сравнению с санкцией основного состава) увеличения объема уголовно-правовых последствий (ч 4 ст 188 У К)

Указанные квалифицирующие признаки блока «группа лиц» законодатель применяет в диспозициях статей Особенной части УК весьма разнообразно Системное исследование всех без исключения норм, содержащих указанные квалифицирующие признаки, позволило выявить основные приемы их разграничения в уголовном законе

Всего в Особенной части УК можно выделить четыре устойчивых группы статей, содержащих квалифицирующие признаки блока «группа лиц» Такие группы можно назвать квалификационными группами: первая (13 статей) - с равнозначными квалифицирующими признаками «группа лиц», «группа лиц по предварительному сговору», «организованная группа», вторая (21 статья) - с равнозначными квалифицирующими признаками «группа лиц по предварительному сговору», «организованная группа», третья (22 статьи) - с самостоятельными квалифицирующими признаками (закреплены в разных частях одной статьи) «группа лиц по предварительному сговору», «организованная группа», четвертая (17 статей) - с одним квалифицирующим признаком «организованная группа»

По результатам анализа сделан вывод, подтвержденный правоприменительной практикой, что действующий Уголовный кодекс имеет резервы для совершенствования в том числе путем более последовательной дифференциации ответственности лиц, виновных в совершении групповых и организованных преступлений

Так, при сравнительном анализе данных, наглядно проявляются диспропорции установленных законодателем санкций Есть примеры (ст.ст.141, 184, 309 УК), где санкция основного состава и состава, квалифицированного признаком блока «группа лиц», меньше в 15-16 раз!

Предлагается дополнить статью 67 УК «Назначение наказания за преступления, совершенные в соучастии» частями третьей и четвертой следующего содержания:

«3. За умышленное преступление, совершенное группой лиц либо группой лиц по предварительному сговору, если статья (часть статьи) Особенной части Кодекса не содержит указания на данное обстоятельство, как на квалифицирующий признак, наказание не может быть ниже половины максимального размера избираемого судом вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление.

4. За преступление, совершенное организованной группой, если статья (часть статьи) Особенной части Кодекса не содержит указания на данное обстоятельство, как на квалифицирующий признак, наказание не может быть ниже двух третей максимального срока наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление».

Заключение

Итак, как показало проведенное исследование, к числу концептуальных идей, положенных в основу реформы уголовного законодательства, отнесено более последовательное законодательное регулирование основания и дифференциации уголовной ответственности.

На протяжении всей истории развития отечественного уголовного права институт соучастия является одним из наиболее сложных и дискуссионных в учении о преступлении и в целом в теории уголовного права. и в целом в теории уголовного права. Соответствующая оценка института соучастия обусловлена тем, что, как и правомерная, преступная деятельность может выполняться не только одиночными лицами, но и несколькими лицами, объединяющими свои усилия.

Исторически служебная функция института соучастия прежде всего выражалась в обосновании уголовной ответственности лиц, которые сами непосредственно преступления не совершали, но в различных формах оказывали содействие его выполнению. В уголовном законодательстве это достигалось путем определения видов соучастников и дифференциации их ответственности.

Действующий УК РФ существенно расширил регламентацию института соучастия, введя новые, ранее неизвестные, нормы, в которых дается определение видов соучастников и форм соучастия, в том числе и новой - преступного сообщества (преступной организации). Кроме того, сформулированы правила квалификации соучастия, предусмотрена норма об эксцессе исполнителя (ст. 33-36), а групповое совершение преступления предусмотрено в качестве обстоятельства, отягчающего наказание (п. "в" ч. 1 ст. 63).

Отражением дискуссионности института соучастия является то обстоятельство, что не существует единства взглядов по вопросу о том, является ли сформулированное в ст. 32 УК РФ законодательное определение соучастия универсальным и, следовательно, охватывающим все случаи совершения одного преступления несколькими лицами или же оно должно касаться только тех его форм, когда между соучастниками существует распределение ролей.  Сложным является вопрос о юридической природе соучастия. В теории уголовного права сложились две устоявшиеся концепции юридической природы соучастия. Одна из них имеет в основе акцессорную природу (от лат. accessorium - "дополнительный", "несамостоятельный") характера соучастия. Сторонники другой теории рассматривают соучастие как самостоятельную форму преступной деятельности.

Институт соучастия является неотъемлемой, органической частью системы норм и институтов уголовного законодательства. Следовательно, его цели и задачи определяются в соответствии с целями и задачами уголовного законодательства.

Согласно ч. 1 ст. 33 УК РФ в качестве соучастников в российском уголовном праве наряду с исполнителем признаются организатор, подстрекатель и пособник. Четырехчленная классификация соучастников была закреплена в отечественном уголовном праве с принятием Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. Такая классификация позволяет дать конкретную юридическую оценку действиям каждого соучастника и максимально индивидуализировать их ответственность и наказание.

Установление факта совместной преступной деятельности нескольких лиц не означает последующего вывода, что каждое из этих лиц вносит одинаковый вклад в достижение общего преступного результата. Реальный вклад того или иного соучастника зависит от того, какую роль он играет в совершении преступления, с какой интенсивностью осуществляет свои действия и ряда других обстоятельств.

Согласно ч. 1 ст. 34 УК ответственность соучастников преступления определяется характером и степенью фактического участия каждого из них в совершении преступления. Характер участия лица в совершении преступления определяется той функциональной ролью, которую оно выполняет при совершении преступления.

Данное положение имеет принципиальное значение как при установлении уголовной ответственности за единоличные действия, так и при установлении уголовной ответственности за совершение преступления в соучастии. В статьях Особенной части составы преступлений, как правило, описываются исходя из совершения их одним лицом. Вместе с тем по прямому указанию ч. 2 ст. 34 УК диспозиция статьи Особенной части, определяющей конкретное преступление, одновременно описывает исчерпывающим образом и действия исполнителя (соисполнителя).

Ответственность соучастников должна быть самостоятельной и строго индивидуальной. Любое из совместно действующих лиц должно отвечать только за свои деяния и лишь в пределах личной виновности.

Установление оснований и пределов ответственности вместе с тем не исключает возникновения в судебной практике и других специальных вопросов ответственности соучастников, обусловленных особенностями субъекта, стадиями совершения преступления, добровольным отказом и т.п. Все эти обстоятельства имеют существенное значение для квалификации действий соучастников и нуждаются в отдельном рассмотрении.

На основе проведенного в работе анализа имеющихся теоретических и правовых положений можно сделать вывод, что среди ученых - юристов нет единства взглядов относительно понятия основания уголовной ответственности. Законодательное определение данного понятия длительное время оставалось недостаточно четким и формулировалось так, будто существует не одно, а несколько оснований уголовной ответственности. Закон не конкретизировал его применительно к составу преступления, что являлось отступлением от принципа совокупности и неразрывной связи объективных и субъективных признаков состава преступления как субстанции основания уголовной ответственности.

Новый уголовный закон воспринял концепцию, согласно которой основание уголовной ответственности связывается с наличием в деянии всех признаков состава преступления (ст.8 УК РФ). Однако это не положило конец дискуссиям об основании уголовной ответственности. Даже авторы, положительно оценивающие законодательное определение основания уголовной ответственности, обосновывают свои позиции по-разному: от признания состава преступления в качестве единственного основания уголовной ответственности до полного отрицания правомерности использования данного термина в уголовном праве.

Анализ различных точек зрения и соответствующих норм отечественного и зарубежного уголовного законодательства позволяет нам сделать выводы, что состав преступления, благодаря универсальному свойству его элементов, разработанных уголовно-правовой наукой, является важнейшим критерием определения основания уголовной ответственности; что в качестве последнего он не может выступать в силу различных по характеру и объему уголовно-правовых функций сравниваемых понятий; и что при определении понятия основания уголовной ответственности необходимо учитывать не только фактическое совершение общественно опасного деяния, но и уголовно-правовой запрет указанного деяния.

По нашему мнению, причины разночтений среди практиков и наличия множества противоположных научных точек зрения в несовершенстве законодательного определения исследуемого понятия. Повод для столь разнообразных точек зрения на проблему основания уголовной ответственности дает недостаточно четкая редакция статьи 8 УК РФ. Так, указание в законе на то, что основанием уголовной ответственности является только «совершение деяния», придает понятию двойственный смысл. Если основанием ответственности является совершение деяния, то на каком основании должна наступить именно уголовная ответственность при совершении такого деяния в реальной действительности? Считать основанием ответственности за нарушение установленного законом запрета только сам факт нарушения этого запрета, значит, допустить подмену понятия «основание уголовной ответственности» понятием «совершение деяния», то есть понятием «преступление».

На наш взгляд, закон должен содержать указание не только на совершение деяния (фактический аспект, составляющая основания), но и на уголовно-правовой запрет этого деяния (юридический аспект, составляющая).

Кроме того в ст.2 УК РФ законодателем указан порядок и очередность основополагающих норм, а именно: «настоящий Кодекс устанавливает основание и принципы уголовной ответственности...». Судя по важности функций основания уголовной ответственности, не только формально, но и по существу данная норма должна возглавлять перечень основополагающих установлений сразу же после нормы, определяющей их логическую последовательность. Таким образом, норма: «Основание уголовной ответственности» должна быть установлена статьей 3 УК РФ. (Соответственно изменяются порядковые номера статей У К, в которых формулируются принципы уголовной ответственности».

В развитие концепции основания уголовной ответственности требуется уточнение понятия собственно уголовной ответственности, в предлагаемом нами определении которой отражены три аспекта:

-   установление и дифференциация ответственности — законодательный аспект;

-   условия возникновения ответственности и ее индивидуализация -правоприменительный аспект;

-   пределы реализации ответственности уголовно-исполнительный аспект.

В дипломной работе были проанализированы особенности и специфика установления основания уголовной ответственности соучастников, исследованы нормы нового и ранее действовавших отечественных уголовных законов, приводятся постановления Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (РФ), благодаря разъяснениям которых восполнялись пробелы законодательства в регулировании уголовных правоотношений при соучастии, в частности, по вопросам особенностей основания ответственности соучастников преступления.

Некоторые нормы, касающиеся определения основания уголовной ответственности соучастников, подлежат усовершенствованию. Так, специальной нормой (ч.1 ст.34 УК) установлено, что ответственность соучастников преступления определяется характером и степенью фактического участия каждого из них в совершении преступления. Однако те же «характер и степень фактического участия липа в совершении преступления» согласно ч.1 ст.67 УК призваны регламентировать назначение наказания за преступления, совершенные в соучастии. На наш взгляд, согласно законодательной логике было бы более последовательным в норме, регламентирующей назначение наказания соучастникам (ч.1 ст.67 УК), указать о необходимости учитывать значение роли и степени активности каждого соучастника в достижении совместного преступного результата.

Подчеркнем, что подлинному соучастию присущи специфические субъективные признаки, которые являются дополнительными к указанным в ст. 19 УК РФ и характеризуются только умыслом. Современная научная концепция и уголовный закон исключают возможность соучастия в преступлении, совершенном по неосторожности.

Вместе с тем, по нашему мнению, для некоторых уголовно-правовых ситуаций обращение к проблеме формы вины в соучастии представляется актуальным. Иногда ответственность за умышленное преступление значительно усиливается, если оно по неосторожности причинило более тяжкие последствия, которые не охватывались умыслом виновного (ч.4 ст. 111, ч.З ст. 123, ч.З ст. 126 УК РФ). В таком умышленном преступлении самостоятельно сочетаются умысел и неосторожность по отношению к наступившим последствиям.

Исходя из основных положений концепции соучастия и особенностей основания уголовной ответственности соучастников, можно сделать вывод о том, что соисполнители преступления, совершенного с двумя формами вины, несут ответственность как за умышленные действия по исполнению преступления, так и за совместно причиненные ими по неосторожности тяжкие последствия, в то время как организатор, подстрекатель и пособник могут отвечать лишь за ту часть деяния, которая охватывалась умыслом каждого из них.

По результатам анализа сделан вывод, подтвержденный правоприменительной практикой, что действующий Уголовный кодекс имеет резервы для совершенствования в том числе путем более последовательной дифференциации ответственности лиц, виновных в совершении групповых и организованных преступлений

Список литературы

1. Конституция Российской Федерации (принята на всенародном голосовании 12 декабря 1993 г.).

2. Уголовный кодекс РФ от 13 июня 1996 г. N 63-ФЗ (действующая редакция)

3. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. N 29 "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое"

4. Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 3 апреля 2002 г. "Лицо, непосредственно не участвовавшее в совершении преступления вместе с другими лицами, не признано исполнителем преступления"

5. Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 27 февраля 2002 г. "Подстрекательство к заранее не обещанному укрывательству убийства, совершенного лицом, признанным невменяемым и освобожденным от уголовной ответственности, обоснованно квалифицировано по п. 4 ст. 33, ст. 316 УК РФ"

6. Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2001 г. "Согласно ст.36 УК РФ при эксцессе исполнителя другие участники преступления за его действия уголовной ответственности не подлежат. При назначении наказания неправильно применена ст.70 УК РФ"

7. Постановление Президиума Верховного Cуда РФ от 18 июня 2001 г. "Действия лица не образуют квалифицирующий признак убийства (совершение группой лиц по предварительному сговору), если это лицо не было соисполнителем убийства, а являлось пособником"

8. Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за IV квартал 1999 года (По уголовным делам) "Вопросы общей части УК РФ и квалификации преступлений" (утв. постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 5 апреля 2000 г.).

9. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. N 1 "О судебной практике по делам об убийстве (ст.105 УК РФ)"

10.   Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 21 октября 1998 г. "Суд необоснованно признал рецидив преступлений особо опасным"

11.   Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 26 марта 1997 г. "Действия лица, непосредственно не участвовавшего в убийстве и не являвшегося соисполнителем, не могут быть квалифицированы по п. "н" ст. 102 УК РСФСР"

12.   Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 25 августа 1993 г. "Действия пособника или другого соучастника должны квалифицироваться по статье, предусматривающей ответственность за совершенное преступление, и по ст.17 УК"

13.   Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за третий квартал 2003 года (по уголовным делам) (утв. постановлениями Президиума Верховного Суда РФ от 3 и 24 декабря 2003 г.)

14.   Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за первый квартал 2003 г. (по уголовным делам) (утв. постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 9 июля 2003 г.)

15.   Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за четвертый квартал 2002 года (по уголовным делам) (утв. постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 12 марта 2003 г.)

16.   Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за третий квартал 2002 года (по уголовным делам) (утв. постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 4 декабря 2002 г.)

17.   Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за I квартал 2002 г. (по уголовным делам) (утв. постановлением Президиума Верховного Суда РФ 10 июля 2002 г.)

18.   Обзор кассационной практики СК по уголовным делам Верховного Суда РФ за 2001 год. квалификация действий соучастников

19.   Обзор надзорной практики СК по уголовным делам Верховного Суда РФ за 2001 г.

20.   Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за третий квартал 2001 г. (по уголовным делам) (утв. постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 26 декабря 2001 г.)

21.   Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за четвертый квартал 2001 г. (по уголовным делам)

22.   Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за II квартал 2001 г. (по уголовным делам) (утв. постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 26 сентября 2001 г.)

23.   Бурчак Ф.Г. Соучастие, социальные, криминологические и правовые проблемы. Киев, 1986.

24.   Вышинский А.Я. Вопросы теории государства и права. М.: Госюриздат, 1949. С. 117.

25.   Галиакбаров Р.Р. Борьба с групповыми преступлениями. Вопросы квалификации. Краснодар, 2003.

26.   Галиакбаров Р.Р. Квалификация групповых преступлений. М., 1980.

27.   Галиакбаров Р.Р. Квалификация многосубъектных преступлений без признаков соучастия. Хабаровск, 1987.

28.   Галиакбаров Р.Р. Уголовное право России. Учебник для вузов. Т. 1. Общая часть. М.: НОРМА, 2003.

29.   Галиакбаров Р.Р. Юридическая природа группы лиц в уголовном праве//Советская юстиция. 1970. N 20. С. 21-22.

30.   Галимов И.Г., Сундуров М.Ф. Организованная преступность: тенденции, проблемы, решения. Казань, 1998.

31.   Гаухман Л.Д., Максимов С.В. Уголовная ответственность за организацию преступного сообщества М.: ЮрИнформ, 2002.

32.   Герцензон А.А. Уголовное право. Общая часть. М., 1948.

33.   Гришаев П.И., Кригер Г.А. Соучастие по уголовному праву. М., 1959.

34.   Иванов Н.Г. Понятие и формы соучастия в советском уголовном праве. Саратов, 1991.

35.   Иванов Н.Г. Понятие и формы соучастия в советском уголовном праве. Саратов, 1991.

36.   Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Ч.1. Понятие соучастия. Свердловск, 1960.

37.   Ковалев М.И. Уголовное право. Общая часть. М.: НОРМА-Инфра-М, 2003.

38.   Козлов А.П. Новое уголовное законодательство по УК РФ 1996 г. Понятие преступления. Соучастие. Назначение наказания. Красноярск, 1997.

39.   Колоколов Г.Е. Уголовное право. Лекции. М., 1896.

40.   Крылова Н.Е., Серебренникова А.В. Уголовное право современных зарубежных стран. М., 2003.

41.   Кудрявцев В.Н. Объективная сторона преступления. М.,1960.

42.   Лунеев В.В. Организованная преступность в России: осознание, истоки, тенденции//Государство и право. 1996. N 4. С. 97.

43.   Наумов А.В. Уголовное право. Общая часть. Курс лекций. М., 2002.

44.   Преступность и правонарушения. 1996. Статистический сборник. - М., 1997.

45.   Преступность и правонарушения. 1998. Статистический сборник. - М., 1999.

46.   Рарог А.И., Нерсесянц В.А. Неосторожное сопричинение и его уголовно-правовое значение // Законодательство. 1999. N 12. С. 71-77.

47.   Российское уголовное право. Курс лекций. Т. 1. Владивосток, 2003.

48.   Российское уголовное право. Общая часть/Под ред. В.Н.Кудрявцева и А.В.Наумова. М., 2003.

49.   Состояние преступности в России за январь-декабрь 2002 года. М., 2003.

50.   Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Т. 1. М., 2003.

51.   Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции: Общая часть. М., 2002.

52.   Тельнов П.Ф. Ответственность за соучастие в преступлении. М., 1974.

53.   Трайнин А. Н. Учение о соучастии. М., 1941.

54.   Уголовное право России. Учебник для вузов. Т. 1. Общая часть. М., 2004.

55.   Уголовное право России. Часть Общая. М., 2002.

56.   Уголовное право Российской Федерации. Общая часть. М.: Юристъ, 2003.

57.   Уголовное право: Общая часть / Под ред. Н.Ф.Кузнецовой, Ю.М.Ткачевского, Г.Н.Борзенкова. М., 2002.

58.   Уголовное право: Общая часть / Под. ред. И.Я.Козаченко и В.А.Незнамовой. М., 2003.

59.   Учебник уголовного права: Общая часть / Под ред. В.Н.Кудрявцева и А.В.Наумова. М., 2004.

60.   Хачатуров Р.Л. Источники права. Выпуск третий. Тольятти, 2003.

61.   Шаргородский М.Д. Вопросы Общей части уголовного права. Л., 1955.

62.   Шаргородский М.Д. Некоторые вопросы общего учения о соучастии//Правоведение. 1960. N 1. С. 85.

63.   Курс уголовного права. Том 1. Общая часть. Учение о преступлении (под ред. доктора юридических наук, профессора Н.Ф.Кузнецовой, кандидата юридических наук, доцента И.М.Тяжковой) - М.: ИКД "Зерцало-М", 2002

64.   Комментарий к постановлениям Пленумов Верховных Судов РФ (РСФСР) по уголовным делам (Рыжаков А.П.) - СПС "Гарант", 2001 г.

65.   Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (под ред. Лебедева В.М.) -М.: Юрайт-М, 2001 г.

66.   Постатейный Комментарий к Уголовному кодексу РФ 1996 г. (под ред. Наумова А.В.) - М., "Гардарика", Фонд "Правовая культура" 1996 г.

67.   Проблема обоснования причинной связи при соучастии в совершении преступления (Успенский А.В., "Вестник Московского университета", Серия 11, Право, 1998, N 5)

68.   "Категоризация и рецидив преступлений и обратная сила уголовного закона" (Якубов А.Е., "Вестник Московского университета", Серия 11, Право, 1997, N 6)

69.   Освобождение гражданина от уголовной ответственности и наказания (А.З. Ваксян, "Гражданин и право", N 3, сентябрь 2000 г.)

70.   Теоретические разработки соучастия в преступлении в России в 40-60-е гг. ХХ века (Е.В. Епифанова, "Журнал российского права", N 12, декабрь 2003 г.)

71.   Субъект преступления: преодоление пробелов уголовного закона (В.Ф. Щепельков, "Журнал российского права", N 2, февраль 2002 г.)

72.   Виды причинной связи между деянием и наступившими вредными последствиями (А.В. Федотов, "Журнал российского права", N 12, декабрь 2001 г.)

73.   К вопросу о совершенствовании законодательства о борьбе с рецидивом преступлений (А.И. Алексеев, М.П. Журавлев, "Журнал российского права", N 6, июнь 2001 г.)

74.   Обстоятельства, исключающие преступность деяния, в уголовном законодательстве государств СНГ (В.И. Михайлов, "Законодательство", N 7, июль 2003 г.)

75.   Организованная преступность в сфере экономики (В.Д. Ларичев, "Законодательство и экономика", N 9, сентябрь 2002 г.)

76.   Организованные группы и преступные сообщества: вопросы квалификации (А. Арутюнов, "Законодательство и экономика", N 9, сентябрь 2002 г.)

77.   Согласие лица как обстоятельство, исключающее преступность деяния (В.И. Михайлов, "Законодательство", N 2, 3, февраль, март 2002 г.)

78.   "Неосторожное сопричинение и его уголовно-правовое значение" (Рарог А.И., Нерсесян В.А., "Законодательство", 1999, N 12)

79.   "Пробелы в новом Уголовном кодексе России" (Ткаченко В.И., "Законодательство", 1997, N 3)

80.   Преступное сообщество (преступная организация): понятие, признаки и проблемы квалификации (А. Мондохонов, "Российская юстиция", N 11, ноябрь 2003 г.)

81.   При неоднократности преступлений двойное наказание недопустимо (А. Тулаев, "Российская юстиция", N 9, сентябрь 2003 г.)

82.   Неудавшееся соучастие в преступлении (В. Питецкий, "Российская юстиция", N 4, апрель 2003 г.)

83.   Пределы ответственности за соучастие в преступлении нуждаются в пересмотре (Р. Галиакбаров, "Российская юстиция", N 3, март 2003 г.)

84.   Сговор - не основание для уголовной ответственности (А. Мондохонов, "Российская юстиция", N 12, декабрь 2002 г.)

85.   Сложные вопросы субъективной стороны преступления (П. Яни, "Российская юстиция", N 12, декабрь 2002 г.)

86.   Особенности квалификации многосубъектных преступлений (Р. Галиакбаров, "Российская юстиция", N 10, октябрь 2002 г.)

87.   Соучастие по уголовному законодательству России и Украины (Д. Алешин, "Российская юстиция", N 9, сентябрь 2002 г.)

88.   Рецидив преступлений. Проблемные вопросы квалификации и назначения наказания (И. Самылина, "Российская юстиция", N 6, июнь 2002 г.)

89.   Квалификация убийства, совершенного неоднократно (А. Попов, "Российская юстиция", N 5, май 2002 г.)

90.   Уточнить понятие посредственного исполнителя (А. Арутюнов, "Российская юстиция", N 3, март 2002 г.)

91.   Понимание Верховным Судом РФ "группы лиц" соответствует принципу справедливости (А. Рарог, Г. Есаков, "Российская юстиция", N 1, январь 2002 г.)

92.   Легализовать ответственность за групповой способ совершения преступления (Д. Савельев, "Российская юстиция", N 12, декабрь 2001 г.)

93.   Эксцесс исполнителя при совершении преступления группой по предварительному сговору (М. Перескоков, "Российская юстиция", N 10, октябрь 2001 г.)

94.   Ошибки при квалификации содеянного группой по предварительному сговору (А. Арутюнов, "Российская юстиция", N 9, сентябрь 2001 г.)

95.   Соучастие со специальным субъектом (Н. Иванов, "Российская юстиция", N 3, март 2001 г.)

96.   Субъект преступления как условие уголовной ответственности (А. Ялин, "Российская юстиция", N 2, февраль 2001 г.)

97.   Квалификация случаев вовлечения несовершеннолетних в преступную группу (Ю. Пудовочкин, Г. Чечель, "Российская юстиция", N 12, декабрь 2000 г.)

98.   Добровольный отказ соучастников преступления (В. Питецкий, "Российская юстиция", N 10, октябрь 2000 г.)

99.   Как квалифицировать убийства и изнасилования, совершенные групповым способом (Р. Галиакбаров, "Российская юстиция", N 10, октябрь 2000 г.)

100. Соучастие в исполнении незаконного приказа (И. Соломоненко, "Российская юстиция", N 5, май 2000 г.)

101. Квалификация преступлений пo признаку их совершения организованной группой (Р.Галиакбаров, "Российская юстиция", N 4, апрель 2000 г.)

102. "Использование служебного положения при участии в преступном сообществе" (Куприянов А., "Российская юстиция", 2000, N 2)

103. "Неоднократность преступлений и ее уголовно-правовое значение" (Давыдов А., Малков В., "Российская юстиция", 2000, N 1)

104. Уголовная ответственность сопричинителей вреда по неосторожности (Нерсесян В., "Российская юстиция", 1999, N 10)

105. "Дифференциация процессуальной формы по групповым и многоэпизодным делам" (Кузнецов П., "Российская юстиция", 1999, N 5)