Церковь в царствование Петра I
Реферат
«Церковь
в царствование Петра I»
Личность
Петра наложила отпечаток на все стороны жизни и деятельности русского общества
и государства, на развитие духовной культуры в стране. Изменения, вызванные
петровскими реформами во всех областях жизни, коснулись и религии во всех ее
проявлениях, в частности состояния и структуры православной церкви, ее места в
государстве и обществе, ее значения в культурной жизни. Разумеется, дело не
сводится к одному лишь влиянию личности Петра — деятельность его нашла
благоприятную почву в созревших общественных потребностях, в нуждах
господствующих классов, в политике тех слоев, которые в данный период были в
состоянии оказать наибольшее влияние на ход дел в государстве.
По
многим данным, Петр был неверующим. Во всяком случае, к духовным лицам любого
вероисповедания он не питал особого почтения. Об этом
свидетельствует организованный им фарс «сумасброднейшего, всешутейшего и
всепьянейшего собора». Трудно представить себе зрелище, более издевательское в
отношении церкви и ее иерархии. Вряд ли можно приписать эти и подобные действия
такой выдающейся личности, как Петр I,
простому озорству и стремлению к сильно действующим развлечениям. Некоторые
историки склоняются к тому, чтобы видеть в них своего рода пробные шары, при
помощи которых царь-реформатор хотел выяснить настроения народных масс в
отношении церкви и установить, может ли он рассчитывать на то, что
запроектированная им ликвидация патриаршества не вызовет отпора со стороны
масс. Показательна в этом отношении реакция Петра I
на инсценированные церковниками в его царствование знамения и чудеса.
Обновления икон, небесные видения, самопроизвольные колокольные звоны,
проливание слез ликами на иконах не испугали Петра I,
а тем более не заставили отказаться от очередного мероприятия. Когда, например,
в одной из петербургских церквей в 1720 г. «заплакала» икона богородицы, Петр I
распорядился немедленно привезти ее к нему во дворец, быстро разобрался в
немудреном механизме «чуда» и сурово наказал его организаторов, а икона была
поставлена в кунсткамере.
Известны
случаи, подтверждающие, что Петр I
понимал то значение, которое имеет религиозность народа для устойчивости
существующих порядков и всего дворянско-монархического государства.; Узнав
однажды о том, что высокопоставленный чиновник и вольнодумный для своего
времени мыслитель В. Н. Татищев иронически отзывается о некоторых книгах
Библии, царь вызвал его к себе и задал ему трепку своей знаменитой дубинкой.
Биограф и современник царя И. И. Голиков так передает нотацию, прочитанную при
этом провинившемуся: «Как же ты осмеливаешься ослаблять такую струну, которая
составляет гармонию всего тона?.. Я тебя научу, как должно почитать оное (священное
писание.— И. К.) и не разрывать цепи, все в устройстве содержащей... Не
соблазняй верующих честных душ; не заводи вольнодумства пагубного
благоустройству; не на тот конец старался я тебя выучить, чтоб ты был врагом
общества и церкви». Все же и в этой филиппике не чувствуется благоговения перед
священным писанием или веры в его истинность и богооткровенность — есть лишь
определенный политический расчет, заключающийся в том, что религия и церковь
способствуют сохранению существующего строя. Когда выяснилась приверженность
царя к иноземным влияниям, его склонность и решимость сломать весь бытовой
уклад русской жизни, церковники насторожились и стали выискивать способы
устранения Петра или по меньшей мере его укрощения при помощи систематического
давления и запугивания. Во всех антипетровских группировках, создававшихся на
протяжении его царствования, духовенство, как православное, так и
старообрядческое, занимало видное место и играло во многом организующую роль.
Подозрение
в том, что Петр является антихристом, упорно поддерживалось в народе
защитниками старых порядков. Когда в 1698 г. он вернулся из-за границы, это
событие оказалось весьма подходящим для датировки грядущего светопреставления
по наиновейшим тогда выкладкам: в 1699 г. является антихрист, а в 1702 г.
наступает конец света. Поведение же вернувшегося царя давало все основания к
таким ожиданиям: не заехав в Кремль, не поклонившись ни Иверской, ни другим
чудотворным иконам, Петр отправился сразу к немцам в Лефортово, потом занялся
насильственным бритьем бород и укорачиванием благообразных долгополых кафтанов,
как и вообще ломкой всего, что символизировало в глазах боярства и духовенства
издревле установившиеся порядки, в основе которых лежал определенный
общественный строй. Летосчисление от сотворения мира Петр I
заменил непривычным новым счетом времени от рождества Христова и приказал
считать началом Нового года не сентябрь, а январь, что не соответствует
писанию: яблок в январе не могло еще быть, так что змию нечем было соблазнять
Еву. А звание «император» по числовому значению составляющих его букв дает
почти ровно звериное число 666: мешает лишняя буква «м», но ясно было, что
антихрист добавил эту букву для того, чтобы запутать и обмануть людей, а на
самом деле надо читать «иператор».
Наличие общего противника даже смягчило на время
противоречия между православной церковью и старообрядчеством. Идеологи
последнего увидели, что церковь, которую они считали предавшейся антихристу, в
действительности противостоит ему. Патриархи Иоаким и его преемник Адриан
пытались тормозить введение новшеств. Адриан специально проклинал брадобрейцев
в своем «Окружном послании» и предупреждал их о том печальном и постыдном
положении, в каковом они окажутся на страшном суде перед лицом украшенных
бородами апостолов и прочих праведников. Брадобрейство и кургузость немецких
кафтанов вырастали в серьезную политическую проблему— здесь сталкивалась старая
боярско-феодальная Русь с устремившейся вперед дворянской абсолютистской
Россией.
Петр понимал, что главной идеологической, а во
многих отношениях и организационной силой, противостоящей ему, является
духовенство. Репрессии, рассчитанные на то, чтобы нагнать страх на деятелей
церкви, он применял активно и решительно. Но помимо того, перед ним стояли две
задачи: ликвидация экономического могущества церкви и ее полное подчинение
государству по организационно-административной линии. Обе эти задачи царь решил
смело и радикально.
Когда Петр наложил свою властную руку на
церковно-монастырское имущество, он, разумеется, заботился вовсе не об
избавлении крестьян от крепостничества: ему важно было, чтобы плодами этой
эксплуатации пользовался он и возглавляемое им государство. В 1701 г.
специальным царским указом был восстановлен ликвидированный в 1677 г.
Монастырский приказ по управлению всеми церковными и монастырскими имуществами.
Он должен был по точной и подробной описи принять от церковных властей все их
поместья, промыслы, села, здания и наличные капиталы, с тем чтобы в дальнейшем
всеми этими богатствами управлять, не допуская какого-либо вмешательства
духовенства.
Царь
стоял на страже неуклонного выполнения православными их религиозных
обязанностей. Так, указом, изданным в 1718 г., устанавливались строгие
наказания за небытие на исповеди, за непосещение церкви в праздничные и воскресные
дни, причем оговаривалось, что речь идет именно о хождении в церковь «к
вечерни, к завтрени, а паче же ко святой литургии». Вероятно, не последним
побудительным стимулом в такой заботе государства об отправлении его подданными
их религиозных обязанностей было то, что каждое такое нарушение каралось
денежным штрафом — в основном в пользу казны, а также «на церковное строение».
Нарушение православными норм набожности было, может быть, немаловажным
источником доходов для петровской казны.
Разногласия по поводу аллилуйи и крестного знамения
царь тоже сумел перевести в денежное исчисление. Вместо того чтобы преследовать
старообрядцев и запрещать отправление их еретического культа, Петр обложил их
двойным подушным окладом.
Лишив церковь ее материального могущества, Петр счел
необходимым прибрать ее к рукам и во всех других отношениях. Из своих
заграничных поездок и из общения с немцами он извлек протестантскую идею
государственного управления церковью и, после того как в 1700 г. умер патриарх
Адриан, начал постепенно и неуклонно проводить ее в жизнь.
С 1709 г. Петр стал привлекать в качестве своего
помощника по церковным делам Феофана Прокоповича, бывшего вначале ректором
Киево-Могилянской академии. В 1716 г. он вызвал его в столицу и назначил
епископом псковским, с тем чтобы иметь постоянно под рукой для выполнения
очередных поручений литературно-апологетического и проповеднического характера,
для составления важных государственных документов по церковным делам. Именно
Феофану было поручено написание Духовного регламента — указа, провозгласившего
упразднение патриаршества и новый порядок в управлении церковью. В 1721 г.
Духовный регламент был опубликован и разослан по всей стране для руководства и
исполнения.
Основным в Духовном регламенте было провозглашение того,
что вместо единоличного управления церковью через патриарха учреждается
коллективное — при помощи Духовного коллегиума. Совершенно откровенно в
документе была изложена аргументация в пользу упразднения патриаршества,
исходившая из того, что патриарх может представлять собой своего рода
конкуренцию царю.
Проведенная
Петром I
в
1721—1724 гг. реформа окончательно установила порядок государственного
управления церковью. В эти годы вслед за Духовным регламентом царь обнародовал
еще ряд распоряжений и указов по этому вопросу, главным из которых было
Прибавление к Духовному регламенту, изданное в 1722 г. Первоначальные
установления Регламента подверглись некоторым изменениям, общее направление
которых шло в сторону все большего подчинения церкви государственному аппарату.
Во главе церкви был поставлен «святейший
правительствующий синод» из нескольких высших церковных иерархов, находившихся
в подчинении светского чиновника, который именовался обер-прокурором. Пока был
жив Стефан Яворский, он стоял рядом с обер-прокурором, нося звание президента
синода. Но после его смерти в 1722 г. президенты не назначались и обер-прокурор
остался единоличным начальником «синодальной команды», как именовался нередко
святейший синод даже в официальных документах. В указе о назначении первого
обер-прокурора говорилось: «В синод выбрать из офицеров доброго человека, кто
бы имел смелость и мог управление синодского дела знать, и быть ему
обер-прокурором...». И действительно, такое назначение получил
полковник И. В. Болтин, видимо проявивший до этого достаточную смелость на
ратном поприще, каковое качество было признано необходимым в главе церкви.
Любопытно, что и в дальнейшем должность обер-прокурора неоднократно занимали
военные — почему-то именно такой путь прохождения службы главой церкви
представлялся царской администрации наиболее целесообразным.
Указ
1724 г. выразил особое внимание царя к монашеству. Нельзя, однако, сказать,
чтобы это внимание было благосклонным. Петр I,
который, по некоторым данным, сам был автором этого документа, именует
монашество «гангреной» и возлагает ответственность за развитие этой болезни на
«единовластников церковных»? В указе провозглашался тезис о бесполезности и
ненужности монашеского сословия, ибо «что же прибыль обществу от сего?»; если
все дело в том, что монахи молятся, «то и вси молятся». А в общем оправдывается
«токмо старая пословица: ни богу ни людям; понеже большая часть бегут от
податей и от лености, дабы даром хлеб есть». Из таких оценок, казалось, должен
был следовать вывод о необходимости ликвидации всех монастырей, но на такой шаг
даже Петр I
не
пошел, а лишь предписал превратить некоторые монастыри в богадельни для
престарелых и отставных солдат.
Неприязнь Петра I
к монастырям и монашеству в значительной степени основывалась на том, что он не
без основания считал их серьезной силой в лагере не только религиозной, но и
политической реакции. Бродившие по стране монахи разносили идеи и настроения
сопротивления всему новому, они являлись связными между разными группами
заговорщиков, чаще всего именно из монастырей происходили «подметные письма»,
обличавшие Петра I в его
несомненной принадлежности к антихристовой рати или в том, что он и есть
антихрист. Еще в 1701 г. именем царя было отдано распоряжение «монахам никаких
по кельям писем под жестоким наказанием на теле не писать, чернил и бумаги не
держать и того над монахи прилежно надзирать, понеже ничто тако монашеского
безмолвия не нарушает, как суетные их и тщетные письма». Петр I
заботился о том, чтобы монахи имели возможность спасать свои души в условиях,
соответствующих их благочестивым запросам и стремлениям. А главное заключалось
в необходимости подавления того сопротивления всему новому, которое
систематически оказывало православное духовенство, и прежде всего монашество,
как наиболее компактный его отряд, больше других слоев духовенства способный к
активной борьбе.
Царь подчинил себе церковь не только в делах, ее
касавшихся. Он заставил духовенство служить себе в разных областях общественной
и государственной жизни.
Выше
говорилось о том, как заботился петровский режим об исправном несении
гражданами религиозно-культовых обязанностей, в частности о регулярном «бытии»
на исповеди, ибо исповедь была поставлена Петром I
на службу сыску. В 1708 г. от имени местоблюстителя патриаршего престола
Стефана Яворского по всем епархиям был распространен царский указ о том, чтобы
исповедники добивались у исповедуемых сведений, «нет ли у кого из них бунту,
злаго намерения и совету с кем х какому бунту и на государство какова
умышления...». Такие сведения надлежало передавать начальству. В Прибавлении к
Духовному регламенту данная директива была повторена и развернута. При этом
было специально оговорено, что священник не должен излагать в своем доносе всю
вину «преступника», тот-де сам все расскажет, когда будет взят под стражу.
В своих сложных отношениях с церковью Петр I
не мог опираться на старые кадры ее руководящих деятелей. Все эти ревнители
древнего благочестия представлялись ему пережитком варварской Московской Руси,
лишь мешавшим ему в решении тех задач, которые он считал исторически
назревшими. Царь обратил внимание на просвещенных церковников и богословов
украинской школы, получивших образование в Киево-Могилянской академии, а
частично в католических коллегиях Польши и даже в Риме. Одним из таких
церковников новой формации был Стефан Яворский, но наиболее типичным их
представителем явился знаменитый автор Духовного регламента Феофан Прокопович.
Между этими двумя деятелями существовало различие и в основной богословской
ориентации: если Стефан выражал склонность к католическим методам
богословствования, то в деятельности Феофана больше сказывалось влияние
протестантизма.
В целом стиль и тематика нового богословствования
резко отличались от того, чем жила русская церковь на предыдущем этапе ее
развития.
Организовавшаяся вокруг Стефана Яворского
богословская группировка интриговала против Феофана и обвиняла его в сочувствии
протестантизму и в стремлении совратить в эту еретическую религию русский
народ. Разбирая его богословские сочинения, они пришли к выводу, что он заражен
кальвинистской ересью и проповедует протестантизм. Нельзя сказать, чтобы эти
обвинения были полностью необоснованными.
Во
взглядах, проповедовавшихся Феофаном Прокоповичем, соединялись православие и
протестантизм, апология религии и благосклонное отношение к западноевропейской философско-рационалистической
литературе того времени. Единственное, в чем Феофан был абсолютно
последователен,— это отношение к царской власти, к принципу самодержавия и,
конечно, к Петру I. Здесь он
выступал как воинствующий апологет, обличающий и громящий именем бога и религии
малейшие отступления от полной покорности самодержавию.
Феофан выражает эти взгляды не только в позитивной
форме, но и в резких обличениях и проклятиях по адресу всех противников
существующего режима и абсолютного петровского самовластия. /В своих проповедях
с церковной кафедры он обрушивался на всех подозреваемых в крамоле: «...убо
властем противитися, есть противитися богу самому...». Резкое осуждение
навлекали на себя сторонники той точки зрения, по которой духовенство обладает
какими-то особыми правами в отношении верховной светской власти.
Такое
богословие полностью устраивало Петра I,
и он делал все для того, чтобы претворить его идеи в норму деятельности всего
духовенства. Для членов Духовной коллегии при вступлении их в должность была
установлена присяга: «Кленуся паки всемогущим богом, что хощу, и должен есмь
моему природному, и истинному царю, и государю, всепресветлейшему и
державнейшему, Петру Первому — царю, и всероссийскому самодержцу, и протчая, и
протчая, и протчая. И по нем его царского величества, высоким законным
наследником, которые по изволению и самодержавной его царского величества
власти, определены, и в пред определяемы, и к восприятию престола, удостоены
будут. И ея величеству государыне царице Екатерине Алексиевне, верным, добрым,
и послушным, рабом, и подданным быть, и все, к высокому, его царского
величества самодержавству, силе, и власти, принадлежащие права, и прерогативы
[или преимущества], узаконенные, и впред узаконяемые, по крайнему разумению,
силе, и возможности, предостерегать и оборонят, и в том живота своего, в
потребном случае, не щадит... Буди мне сердцевидец бог обещания моего
свидетель, яко неложное есть аще же есть ложное, и не по совести моей, буди мне
тот же правосудный отмститель. В заключении же сей моей клятвы, целую слова и
крест спасителя моего: аминь». Если бы не последние, завершающие присягу
ритуальные формулы, то, пожалуй, трудно было бы найти во всей присяге какое-либо религиозное содержание. Если же
вспомнить, что эту присягу принимали не полицейские чины, не таможенные чиновники
и не солдаты, а руководители православной церкви, то станет ясно, что она
являлась одним из элементов той системы, при помощи которой православная
церковь служила дворянско-абсолютистскому государству, используя и религиозные
верования народа для его полного подчинения властям этого государства.
В чин православия по приказанию Петра было введено
анафематствование Степана Разина. Этим должны были запугиваться все, кто мог
попытаться последовать примеру вождя народного восстания, в свое время
нагнавшего страх на господствующие слои Московского царства. И еще более общее
значение имела «анафема трижды» по следующему адресу: «Помышляющим, яко
православные государи возводятся на престолы не по особливому о них божию
благоволению, и при помазании дарования святого духа к прохождению великого
сего звания в них не изливаются: и тако дерзающим против их на бунт и измену,
анафема».
Так «на вся» была повержена православная церковь
«под нози» самодержавных царей в царствование Петра I.