Смута от политики до религии. совершенствование образования и образованности, книгопечатание
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ
УКРАИНЫ
КИЕВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. ДРАГОМАНОВА
РЕФЕРАТ
ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ
НА
ТЕМУ: Смута:
от политики до религии. Развитие образования и образованности. Книгопечатание,
книги и зачатки научного знания
Выполнила студентка 33 группы
Гора Виктория
Киев 2009
Смута: от политики до
религии
Объединение
Руси, появление первых царей и новых форм подчинения всколыхнули практически
все слои русского общества. Идея единства рождала горделивую мысль о Москве как
о “третьем Риме”, о наследовании Москвой традиций Византии и религиозном
православном владычестве Москвы на Востоке. В 1492 году митрополит Зосима
провозглашает Ивана III “государем и
самодержцем всея Руси, новым царем Константином, в новом граде Константина
Москве, всей Русской земли и иных многих земель государем” [262, с. 455]. Этого
взгляда крепко держались все преемники Ивана III и особенно Иван Грозный (1530—1584), принявший
царский титул.
Перед первыми
русскими царями по-прежнему стояла задача обороны Руси от врагов, грозивших с
востока (золотоордынские ханства) и с запада (Литва, а затем поляки и шведы).
Решение этой задачи потребовало мобилизации всех сил общества и в отношении
создания армии, и в финансовом смысле. Появляются “служилые люди” (дворянство),
несшие ратную службу, и “люди тяглые”, на чьих плечах лежала денежная поддержка
государства. Уже в этом разделении обязанностей заложена идея организации
общества “по чинам”, каждый из которых состоит с государством в самых
различных, но обязательных отношениях. До этого различные социальные слои имели
всевозможные “вольности”, но теперь были их лишены: крестьян пожизненно
закрепили за своими владельцами; на купцов и ремесленников наложили тягло — финансовую
повинность, на дворян — ратную. Даже бояр заставили работать над созданием
нового законодательства.
Реформируются государственная служба
и местное самоуправление (создаются приказы, ведавшие различными сторонами
повседневной жизни общества; начинается избрание губных старост и других должностных
лиц — “выборные “излюбленные” люди ведали не местные общественные интересы, а
отбывали под личной ответственностью и под ответственностью избирателей
возложенные на них казенные поручения” [там же, с. 459]). В конце XVI века появляется высший
сословно-представительный орган, соединявший интересы государства и общества, —
земские соборы.
И
административные реформы, и преобразование войска требовали увеличения налогов.
Эти новшества шли вразрез с привычными формами жизни, не только меняя их
внешние стороны, но и затрагивая святая святых — мышление, способы отношений
людей друг с другом, все, что было традиционным, а потому казалось незыблемым.
Еще при жизни Ивана Грозного реформы, а затем опричнина, не ведающая устали и
сострадания, вызвали разделение и верхних слоев, и народа по политическим
взглядам. После смерти царя все разногласия сошлись как в фокусе в смуте,
захлестнувшей российское общество.
Зачинщиками
смуты были бояре, разделившиеся в борьбе за власть на различные группировки и
пускавшие в ход все мыслимые и немыслимые приемы. С усилением московских князей
и возникновением царской власти бояре все больше теряли свое влияние и значение
в государстве и свою независимость. На протяжении предыдущего периода они не
высказывали прямо своих претензий к государю, но со времен Ивана Грозного
противостояние русской государственности и боярства стало приобретать все более
угрожающий характер. Длительные столкновения привели, наконец, к избранию
Бориса Годунова на царствование, не принесшее русскому обществу желанного
покоя.
Период смуты
вызвал к жизни еще одно явление русской политической борьбы — самозванство. Среди
самозванцев были: “...кроме Гришки Отрепьева, “второлживый” Тушинский вор,
“царевичи” Петр, Иван-Август, Клементин, Савелий, Василий, Ерофей, Гаврила,
Мартын, Лаврентий и другие, выдававшие себя за сыновей и внуков Грозного. На
знамени Болотникова было начертано имя “истинного царя Димитрия Ивановича”
[236, с. 15]. Автор цитированной работы разделяет всех самозванцев на две
категории: тех, кто принимает облик реформатора, нарушителя канонов, как,
например, Лжедимитрий I, и
тех, кто выдает себя за “истинного” царя, который чудесным образом спасся от
всяких бед и теперь выступает “за народ” и с народом. Ключевский считает, что
смута закончилась с восшествием на российский престол Алексея Михайловича
Романова (1629—1676), но и при нем, и в более позднее время не прекратились
попытки очередных самозванцев смутить народ надеждами на некую общественную
справедливость.
Смутное время
не ограничивается политическими битвами и противостояниями, оно связано и с
расколом церкви. Критика церкви, в различной форме прозвучавшая в XV—XVII веках, свидетельствовала, что и в православии было
далеко не все идеально. С. М. Соловьев в многотомной истории России обращает
внимание на застойные явления, возникшие в лоне церкви, на пороки служителей
Господа, и цитирует письмо царя Алексея Михайловича (1636): “Ведомо нам
учинилось, что в Павлове монастыре многое нестроение, пьянство и самовольство,
в монастыре держат питье пьяное и табак, близ монастыря поделали харчевни, и
бани, брагу продают; старцы в бани и харчевни и в волости к крестьянам по пирам
и по братчинам к пиву ходят беспрестанно, бражничают и бесчинствуют, и всякое
нестроение чинится...” [280, т. 5, с. 306].
Поэтому царь и его ближайший соратник
Никон провели реформу в обрядах православной церкви: в церковной службе
появляется проповедь, доселе нестройное пение (“В одно время в церквах пели и
читали в два, три и несколько голосов, так что ничего нельзя было разобрать”
[280, т. 6, с. 196]) было заменено на единогласное, выверяются с греческими
тексты церковных книг, двуперстие при крещении сменилось троеперстием.
В. И. Суриков. Боярыня Морозова
“Крушение
авторитета светской власти сопровождалось падением власти духовной” [236, с.
23]. Разочарование вызывало самые разные реакции как в церковной среде, так и в
мирской. Многие видели выход из кризиса в самоубийственном пренебрежении к
своей жизни и к жизни других людей и призывали к уничтожению (“умерщвлению”)
плоти: носить на себе железные цепи с крючьями, тяжелые камни, а затем,
соблюдая самый суровый пост, уморить себя голодом. Невероятно, но эти призывы
находили отклик у множества людей, уходивших в тайные скиты для выполнения
обряда, кажущегося им единственным способом спасения от скверны земной.
В расколе
выделились две главные противостоящие друг другу силы: жаждущие перемен
реформаторы и сторонники патриархального уклада, представлявшегося им
освященным временем. Политический деятель и историк П. Н. Милюков (1859—1943)
в “Очерках по истории русской культуры” [196, т. 2, ч. 1], рассматривая причины
раскола, отметил, что к концу XV
века религиозные правила закрепились в сознании большинства не слишком
грамотных людей как непреложные законы, касающиеся и обрядовой стороны, и
текста молебнов, и образа жизни. Переписываемые церковные книги стали к этому
времени несколько отличаться от греческих источников, как и обряды, завезенные
из Византии. Летописи отразили новое отношение к этим различиям следующим
образом: “Греки отступили от чистого православия, русские сохранили его от
отцов нерушимо. Естественно, что при разнице церковных форм и обрядов — все
предпочтение должно принадлежать национальным русским формам. Они должны считаться
истинно православными” [там же. с. 45]. Когда на Руси возникло книгопечатание и
стали издаваться церковные книги (первой из них была книга “Апостол” в 1564
году), появилась возможность сличить тексты и увидеть расхождения с греческим
оригиналом. Но ревнители старины не собирались менять вековые традиции. Так
сложились две партии: с одной стороны — патриарх Никон (1605—1681),
властный, упрямый, претендующий на особое, церковное самодержавие, с другой —
старообрядцы, не менее уверенные в своей правоте, страстные, одержимые,
такие, как протопоп Аввакум (1620 или 1621—1682), боярыня Морозова, та
самая, которую изобразил В. И. Суриков (1848—1916). Вот как писал
Аввакум, обращаясь к царю, Алексею Михайловичу: “Вздохни-ка по-старому... Ты
ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным языком; не унижай
его ни в церкви, ни в дому, ни в простой речи... Любит нас Бог не меньше
греков... Чего ж нам еще хочется лучше того? Разве языка ангельского? Да нет,
ныне не дадут — до общего воскресения” [там же, с. 53].
Страшными
оказались судьбы первых старообрядцев. Протопопа Аввакума многократно ссылали,
затем продержали в выгребной яме в городе Пустозерске 15 лет и по приказу царя
сожгли в 1682 году. Боярыню Морозову в ссылке уморили голодом. Сохранился письменный
текст, свидетельствующий о страшных муках этой женщины, умолявшей своего стража
дать ей хлебца или сухарика, или яблочка [244].
Сторонники же
новаторства, не связанные с религиозными спорами, потянулись к знанию,
просвещению и образованности.
Несмотря на
смуту и неспокойствие, множество перемен и событий далеко не радостного
свойства, происходит постепенный переход к новому времени с его устремлением к
знанию и развитию разума.
Большинство
авторов отмечают печальное состояние образования и развития наук в России
вплоть до XVII века. В прошлом веке одно из постановлений
церковного собора предписывало “устроить в домах лучших городских священников
училища, в которых бы проходились “грамота, книжное письмо, церковное пение и
налойное чтение” [262, с. 382]. Но это были, во-первых, не
систематические школы, во-вторых, в школы принимались дети священников, в-третьих,
такие школы могли существовать только в городе. В этом же источнике
процитированы слова, сказанные в начале XVII века: “невежество русского народа есть мать его
благочестия; он не знает ни школ, ни университетов: одни священники наставляют
юношество чтению и письму, и этим занимаются немногие” [там же]. Напомним, что
книжники понесли большой урон в период иноземного владычества, когда многие
книги, да и книжники были уничтожены. Конечно, в некоторых семьях детей обучали
грамоте, но делалось это без системы, иногда случайными домашними учителями, да
и методы обучения были довольно жестокими. Писатель и проповедник Симеон
Полоцкий (1629— 1680) и поэт и переводчик Карион Истомин (конец 40-х
гг. XVII в. — после 1717) создали учебники, буквари,
содержавшие также богословские, педагогические и просто нравоучительные
рассказы.
Издавались
различные азбуковники, носившие название “Сказание о неудобопознаваемых
речах” (аналог энциклопедических словарей). Их справочные статьи были чаще
всего связаны со священным писанием, а иногда были фантастически
невежестенными: в статье о медведе, например, говорилось, что медведица рожает
медвежат бесформенными, а затем уже вылизывает их, придавая “приличную медведю
форму”; или о львятах говорится, что они рождаются бездыханными, а затем
приходит лев-отец и оживляет их своим дыханием [230, с. 41].
Первые школы,
появившиеся в Москве, были чаще всего частными или сословными, но дело
образования уже было начато. В 1682 году в Заиконоспасском монастыре открылась
школа, на основе которой в 1685 году возникло первое высшее учебное заведение
России — Славяно-греко-латинская академия, созданная греками, братьями Лиху-дами
— Иоанникием (1633—1717) и Софронием (1652—1730). Карион Истомин,
обращаясь к царевне Софье, просил ее:
Умоли бо
самодержцев сущих.
Да государи
они на то изволят,
Обще господа
о том да помолят,
Наукам велят
быти совершенным
И учителем
людем извещенным.
[280, т. 7,
с, 420]
Такими
“извещенными” (хорошо образованными) учителями и стали Иоанникий и Софроний
Лихуды, которые открыли курсы для представителей разного звания и возраста:
священников, княжеских сыновей, стольников, людей простого звания. И науки
стали “совершенны” (полны для своего времени, серьезны и многообразны): изучались
грамматика, риторика (ораторское искусство), пиитика (правила стихосложения),
логика, физика; часть наук преподавалась на греческом языке, часть — на
латинском.
С. М. Соловьев
считал, что русское общество того времени явственно осознавало свое отставание
от западных соседей и поэтому стремилось преодолеть это отставание, “сблизиться
с теми народами, которые показали свое превосходство, позаимствовать у них то,
чем они явились сильнее; сильнее западные народы оказывались своим знанием,
искусством, и потому надобно было у них выучиться” [280, т. 7, с. 109]. Этому
учению способствовало и развитие книгопечатания, которое по личному указанию
Ивана Грозного организовали в Москве Иван Федоров (ок. 1510—1583) и Петр
Мстиславец. Сначала печатались только священные книги. Только таким образом
можно было оградить от искажения их тексты при переписывании вручную. До 1600
года в Москве вышло всего 11 книг. Позже печатное дело быстро распространилось
по России, и к концу XVII
века было издано довольно много книг, в том числе и светского содержания.
В русской литературе XVII века впервые появляется рифмованная
поэзия. Нельзя сказать, что русская культура не знала до сих пор рифмы вообще.
В некоторых прозаических произведениях отдельные слова рифмовались друг с
другом, поскольку русская литература и русская речь вообще тяготеют к
созвучиям.
В прошлом веке сложился особый стиль,
называемый “плетением словес”, которому свойственны повторы, ритм и рифма. Но
стихов в известном нам смысле этого слова не было. Теперь стараниями Симеона
Полоцкого, его ученика Сильвестра Медведева и Кариона Истомина является миру
русское стихотворство. Это были в большинстве своем поучительные вирши, где
авторы излагали свои взгляды на всевозможные предметы. Вот, например, как
должен вести себя монах с точки зрения Симеона Полоцкого:
Монаху
подобает в келии седети,
Во посте
молитися, нищету терпети,
Искушения
врагов силно побеждати
И похоти
плотския труды умерщвляти...
...Пагубно же
оному по граде ходити,
Из едина в
другий дом переходите пити.
[102, с. 367]
Просветительским
духом, желанием научить, передать знания другим проникнута вся поэзия этего
периода. Во многом она связана со стилем барокко, свойственным не только
европейской культуре. Но европейское барокко, связанное с Контрреформацией,
носило характер не столько художественного стиля, сколько мировоззрения.
Русское же барокко существовало только в искусстве и было вызвано идеями
просветительства. В русской культуре этот стиль представлен стихами поэтов,
которые вносили в поэзию логику, превращая их в своего рода энциклопедии.
Карион Истомин так писал об Америке:
Америка часть
четверга
Ново земля в
знань отперта.
Вольнохищна
Америка
людьми, в
нравах, в царствах дика.
Тысящьми лет
бысть незнанна, морем зело отлиянна.
Веры разны в
балвохвальстве[1]
наги люди там
в недбальстве[2]
Царства имут
без разума,
Никто же бо
что успеет,
где глупость,
сквернь и грех деет.
[Там же, с.
377]
Богатство
тематики, масса описаний людей, зверей, птиц, деревьев, камней, украшений,
изысканный стиль стихов, разнообразные знания — все это составляло традицию
барокко в литературе, театре, который в России начал складываться лишь в XVII веке.
До 1672 года лишь скоморохи
разыгрывали на площадях сценки из жизни, театральные действа, в которых
сохранялись древнейшие традиции народных игрищ в честь урожая, прихода весны
или свадебных обрядов. Уже в “Повести временных лет” рассказывается о
скоморохах, а в киевском Софийском соборе есть фрески, их изображающие.
Скоморохи бродили из поселения в поселение и давали свои представления на
улицах и площадях, потешая народ прибаутками. Вот типичная присказка такого
потешника: “Зовут меня зовуткой, величают уткой. Живу промеж Лебедями и старой
Казани. Всего у нас восемь дворов бобыльих, в них полтора человека с четвертью,
четверо в бегах, да двое в бедах” [206, кн. 1, с. 14]. В скоморошьем же театре
сложились и главные персонажи кукольного театра. Но официальное отношение к ним
оставалось весьма негативным. Была даже издана грамота царя Алексея Михайловича
в 1648 году о том, чтобы “скоморохов и ворожей в домы к себе не призывать”, “на
свадьбах песен бесовских не петь”, “личин на себя не надевать” [там же, с. 18].
За ослушание грозило телесное наказание, равно как и за игру в шахматы, игру на
музыкальных инструментах (домрах, гуслях, гудках). Но менее чем через 30 лет
царь переменил свое решение, и пастор Грегори из Немецкой слободы поставил при
дворе царя пьесу “Эсфирь”, или “Артаксерксово действо” на тему библейской
истории. Позднее было поставлено еще несколько переводных пьес — уже не только
нравоучительных, но и комедийных. Так впервые появился настоящий театр со
сценой, декорациями, бутафорией, зрительным залом и даже с фойе. Правда, после
смерти Алексея Михайловича постановки прекратились и возобновились лишь при
Петре I.
Обзор
культуры XVII века будет неполон, если не
упоминать об удивительных достижениях русских умельцев, первопроходцев,
географов и медиков. Их деяния обеспечивали становление и одновременно
представляли собой удивительный прорыв русской культуры, обусловивший блестящие
достижения будущего. В этот период, начавшийся развалом и смутой, наполненный
бесконечными войнами не всегда победоносного характера, были предприняты
знаменитые путешествия. Семен Дежнев (1605—1673) достиг восточной
оконечности Азии — Большого Каменного Носа, который впоследствии назвали мысом
Дежнева; Ерофей Хабаров (1610—1667), путешествуя по Амурскому краю,
составил “Чертеж по реке Амуру” (его имя носят город Хабаровск и
железнодорожная станция “Ерофей Павлович”); сибирский казак Владимир Атласов
(1661/64—1711) исследовал Камчатку и Курильские острова. В короткий
промежуток времени землепроходцы пешком и на конях, на кочах (парусно-гребных
суднах) и ладьях обошли и описали земли от Иртыша до Берингова пролива, от моря
Лаптевых до Амура. Остатки поселений на Новой Земле и Шпицбергене говорят о
том, что и туда добирались в эти времена отважные путешественники.
XVI—XVII века в истории России — период перемен, давший ей
множество удивительных достижений, начальный толчок к образованию, сплочению
русского государства и возникновению национального самосознания, но в то же
время принесший закабаление крестьян, раскол в церкви, расслоение общества. Эта
эпоха ждала реформ, подготавливая их всеми обстоятельствами своего
существования, и следующий период русской истории и русской культуры вырос из
того, что составило содержание допетровской России.
Использованная литература
1. Мир культуры (Основы культурологии). Учебное
пособие. 2-е Б95 издание, исправленное и дополненное.— М.: Издательство
Фёдора Конюхова; Новосибирск: ООО “Издательство ЮКЭА”, 2002. — 712 с.
[1]
В язычестве.— Прим. авт.
[2]
Заброшены.— Прим. авт.