Еще раз об 'Антихристе' Ф.Ницше
Сверхчеловек и проблема веры
Мнимая однозначность предпоследней книги
Фридриха Ницше «Антихрист» закодирована уже в ее
названии, переводимом также как «Антихристианин»,
подобная неоднозначность будет прослеживаться и в
отношении Ницше к личности самого Христа, - между учением
которого и исторически-идеологическим наслоением
христианства он проводил разделительную черту -
неоднозначность Антихриста - Люцифера, намертво
вписанного в круг вопросов веры.
Каков Христос в глазах Ницше? Это некто, стоящий по ту сторону
«всякой религии, всех понятий культа, всякой истории, естествознания, мирового опыта, познания, политики, психологии,
вне всяких книг, вне искусства»[1]. Христос у Ницше - «идиот»
в понимании Достоевского - игнорирует все то, что понимается под «жизнью». Все составные элементы жизни понимаются им как символы, как материал для его
притч о жизни совсем другой,
считающейся за реальную, которую символически можно назвать «внутренней» и вне
которой и нет ничего, включая смерть. Нет греха, нет вины, нет наказания.
«Грех, все, чем определяется расстояние
между Богом и человеком, уничтожен»[2].
«Бог», «Сын Человеческий», «Царство Небесное» становятся символами состояний,
приравниваемых к блаженству, ставшему
единственной реальностью. «Царство Божие»
не есть что-либо, что можно ожидать, оно не имеет «вчера» и не имеет «послезавтра», оно не приходит
через тысячу лет - это есть опыт
сердца; оно повсюду, оно нигде...»[3] Христос оставляет в наследство человечеству практику, в том числе практику
поведения в различных неблагоприятных жизненных ситуациях, практику
несопротивления. Ницше ставит в вину Церкви то, что ею из Евангелия
«фокуснически изымается все понятие «блаженства»,
единственная его реальность, в пользу состояния после смерти![4]
Ницше, непрестанно напоминающий о том, что слабому должно помочь умереть, не может не упрекать Христа в бегстве от «реальности» в непостижимое.
Итак, обвиняется христианство, но христианство
как фарисейство, как построение жрецов-мифотворцев,
выстроивших угодный им миф. В
досконально рассматриваемой психологии жреца раскрывается изобретенная
последним ложь «нравственного миропорядка». Всякому самоценному
естественному учреждению, такому как государство,
брак и так далее, обесценивания природу, жрецом дается сообщающая ценность. Неповиновение жрецу и «закону» с
необходимостью влечет за собой обретение «греха»
со всеми вытекающими отсюда последствиями, в том числе с наказанием.
Ницше ставит в упрек европейским
расам то, что ассимилировав христианскую религию, они впитали вместе с ней противоречия и болезненность, не пересоздав ни
нового божества, ни себя за последние две тысячи лет.
Ницше проводит сравнительный анализ христианских источников с книгой законов Ману. Цели этих
трудов диаметрально противоположны,
как, разумеется, противоположны
и методы к их достижению, и само происхождение книг. Написание кодекса законов Ману по существу явилось подведением итогов
продолжительного разнообразного жизненного
опыта народа с последующей его систематизацией.
В целях избежания дальнейшего эксперимента,
разложения ценностей, традиция здесь взаимодействует с откровением. Базовый
тезис следующий: "Бог это дал, предки
это пережили"[5]
. "Порядок каст, высший господствующий
закон, есть только санкция естественного порядка, естественная законность первого ранга, над которой не имеет силы никакой
произвол, никакая «современная идея»[6].
Основанием пирамиды культуры с необходимостью
будет являться прослойка населения, носящая название «посредственности» с ее ориентацией на специальную деятельность
в разнообразных областях, вершиной - духовно одаренные
как самые сильные, серединой - воины и судьи, стражи права. Такое
деление произведено самой Природой, а не
Ману, а значит, оно обречено на жизненность. Восстания низшего против высшего, сопрягающие в себе
экономические деформации общества с вырождением
первохристианских ценностей в прохристианские права большинства,
последние тысячелетия насыщавшие кровью
землю, во многих цивилизованных
странах привели к образованию современных демократий с их прагматически
вывернутыми наизнанку христианскими ценностями.
Искаженная вера вступила на замену
христианской практике - такой жизни, какою жил Христос.
Ницше пишет о том, что «истинное, первоначальное христианство
возможно во все времена. Не верить, но делать, а,
прежде всего, многого не делать, иное бытие...»[7] Таким образом, в
конце XIX века символический статус христианства отстаивается
немецким философом в сочинении «Антихристианин».
Важнейший момент мистерии - смерть на кресте -
становится диагнозом непонимания учения последователями, одновременно явившись причиной для целой цепи последующих измышлений и
ложных выводов относительно «почему именно
так?» В основе нашедшихся ответов лежало одно из самых антихристианских качеств
человека - месть: царство божие
превратилось в ожидаемое кровавое судилище над врагами «церкви».
Рассмотрим воззрения на проблему христианства философов, не избежавших прямого влияния Ницше на формирование
своего мировоззрения. Карл Ясперс в ницшеанской критике морали
христианства видел «недоразумение», причина которого – в
непроведенном разделении между истинными моральными стимулами данной религии и
моралью ему современного мира. Если для Ницше человек является одновременно
червем и венцом творения, в который вплетена потенциальная
энергия возвышения над самим собой и бренностью
своего бытия, то по Ясперсу человек может возвыситься только в соответствии с единым - Богом, Абсолютом, что
исключает ницшеанскую свободу к творчеству вне трансценденции. Ясперс отбрасывает и все презрительные христианские характеристики человека – «неопределившегося
животного».
Макс Шелер[8], подобно Ясперсу, переработал
и совместил идейные базисы Ницше и Христа /христианства/.
Снимая вину в «фальсификации ценностных таблиц» с
христианства, Шелер перекладывает ее на явление ресентимента, представляющего собой интенсивное переживание с последующим воспроизведением ответной реакции на действия другого
человека, в результате которого погружаемая в центр личности эмоция удаляется из зоны выражения и действия
личности. Такая ответная реакция,
негативная по своему характеру, является долговременной психической
установкой, основанной на чувстве
собственного бессилия и служит источником изменения ценностей и
основанного на них мировоззрения. Неспособность
к овладению желанным благом, сопряженная с ненавистью к себе как носителю бессилия, трансформируется в некую любовь к вызывающим изначально отвращение объектам, представляющим низшую ценность:
априорные ранговые отношения между ценностными
модальностями смещаются.
Утверждение Ницше о христианстве как «цветке ресентимента» опровергается, ибо подлинная христианская идея любви не имеет ничего общего с последним. Мир же дается человеку через любовь, сила которой в каждом индивидуальном случае соответствует его способности к контакту с Универсумом - Богом - Единым. Обвинение в заражении ресентиментом может иметь отношение лишь к некоторым
сторонам модифицированных моделей христианства и главным образом касается гуманизма, отвернувшегося от Бога и любви во Христе.
Гуманизм как порождение буржуазии, согласно
Шелеру, впитал в себя ее главную отличительную
особенность – социогенетическую вторичность,
компенсирующую недостаток своих витальных сил и врожденный страх перед жизнью особой реактивностью
натуры, позволяющей
целерационально использовать чужие жизненные энергии, паразитируя на них. Негативный «буржуазный дух», паразитируя над позитивной
предприимчивостью,
осуществляет переворот в системе ценностей,
активизируя приобретательство и жажду наживы, упраздняя
любовь.[9]
Простое человеколюбие (констатируется широкая распространенность и
мнимого человеколюбия, основанного на ресентименте) является лишь шагом на пути к акосмистской любви к Богу и
человеку.
Немаловажную роль в рисуемой картине мира
играет вводимое понятие этоса - системы ценностей
субъекта (индивидуума, семьи, расы, нации...),
сложившейся по определенным правилам ценностных
предпочтений: господствующий этос общества творит
соответствующую систему мировоззрения, социальную мораль, на
которых и сказывается в первую очередь возможное
отравление ресентиментом.
Шелер не признает за ненавистью изначальной укорененности в человеческой природе, подобной укорененности любви, что
означало бы разрыв с христианской традицией.[10]
Ненависть является следствием нарушения данной Богом иерархии ценностей. Подобное отклонение имеет своей причиной прельщение чем-либо и варьируется от относительного до абсолютного (в случае сотворения
себе кумира), оно может быть
обусловлено разнообразными факторами,
включая наследственные и социальные.
Надежды на будущее связываются с отмиранием
старого буржуазного этоса и рождением нового, причем отнюдь не при помощи пролетариата, но как результат
расово-этнических смешений, в связи с
чем народо-населенческие проблемы становятся предметом пристального шелеровского
внимания. Социальный идеал Шелера предстает
в образе свободного от ресентимента воплощения христианской любви.
Затрагиваемые «Антихристианином» темы тесно взаимосвязаны между собой и могут быть рассматриваемы на фоне их классической систематизации, проделанной Мартином Хайдеггером,[11] согласно которой
принципиальными моментами являются:
•
нигилизм;
•
воля к власти;
•
идея вечного возврата;
•
идея сверхчеловека.
Рождение нигилизма понимается как начало
новой эры в истории человечества. Нигилизм, отталкивающийся от события смерти Бога, далее наполняет себя созидающим смыслом. Появляется
определение всего сущего как воли к власти - ее самоуполномочения на
превосхождение себя самой, что тесно связано
с доктриной вечного возвращения. Целью
единственно сущего является «сверхчеловек»
- «... тот высший однозначный образ человечества, который в качестве
безусловной воли к власти в каждом человеке
на разной ступени восходит к власти, наделяя тем самым человека принадлежностью к сущему в целом, то есть воле к
власти, и удостоверяя его как истинно сущего, близкого к действительности и к «жизни»[12].
Проводимая Ницше разделительная черта между личностью Иисуса Христа и
феноменом христианства позволяет сделать вывод о неприятиии философом
идеологического наслоения исторического тела христианства ввиду оказанного им
негативного влияния на разнообразные аспекты жизни человека в обширной зоне
влияния этой религии, тогда как к самому Христу у Ницше прослеживается
неоднозначное отношение (от жесткой критики до фактического преклонения перед
мудростью простоты), свидетельствущее о предельной прозрачности в расстановке
акцентов по данной проблеме.
Ницше заинтересован в функционировании
нового учреждения, которое, уже вне религиозной санкции на жизнь, осуществляло
бы проникновение многочисленных аспектов жизнедеятельности человека, посильно
регламентируя ее, а не паразитируя, и не саморазлагаясь в качестве
религиозно-государственного института.
Попытки синтеза
наследия Ницше с реставрацией первоначальных христианских ценностей,
совершаемые Шелером, Ясперсом, свидетельствуют о поиске
промежуточных путей в будущее, приспособлении к сложившемуся мировосприятию
современного человека. Однако, христианские ценности не поддаются скрещиванию с
методологическими изысканиями в религиозной сфере от философии, давая в итоге
очередные неприменимые на практике утопические умопостроения
[1] Ф. Ницше. Соч. в двух томах. М., Мысль, 1990.
Т.2, с.658.
[2] Там
же, с.658.
[3] Там
же, с.660.
[4] Там же, с.665
[5] Там
же, с.684.
[6] Там
же, с.685.
[7] Там
же, с.663.
[8]
Шелер М. Избранные произведения. М., Гнозис,
1994.
[9]
Чер-унг Пак. Ресентимент, оценка, знание и социальное действие в учении Макса Шелера. www.nir.ru
[10]
Малинкин А.Н. Учение Макса Шелера о ресентименте и его значение для социологии. www.nir.ru
[11]
Хайдеггер М. Европейский
нигилизм. //Время и бытие. М., Республика, 1993.
[12] Там же, с.77.